О связи вероисповедного вопроса с народным в Северозападном крае, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864

Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненя И. С. Аксакова. Томъ третй.
Польскй вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскй Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографя М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскй переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

Изъ газетъ ‘Москва’ и ‘Москвичъ’ 1867 года.

О связи вроисповднаго вопроса съ народнымъ въ Сверозападномъ кра.

Москва, 17-го января 1867 г.

Новая редакця, въ распоряжене которой поступилъ недавно ‘Виленскй Встникъ’, настаиваетъ съ особенною силою и ршительностю, что вроисповдный вопросъ съ народнымъ вопросомъ въ Сверозападномъ кра не иметъ связи. Чтобы обрусить край, вовсе нтъ надобности, по мнню газеты, затрогивать вопросы объ особенномъ значени, которое имютъ тамъ еврейство и католичество, обрусне, и притомъ обрусне полнйшее, можетъ быть достигнуто и безъ этого. Касаться этихъ вопросовъ было бы, по мнню газеты, даже не безвредно для дла и не безопасно, ‘это значило бы, говоритъ она, приводить въ отчаяне всхъ Поляковъ и Евреевъ, искренно желающихъ обрусня,— значило бы производить только раздражене’.
Еслибы подобное заявлене высказано было петербургскою ‘Встью’, намекъ былъ бы понятенъ. Въ запугиваньи общественнымъ раздраженемъ мы прочитали бы совтъ правительству взяться снова за примирительную политику, которой съ успхомъ столь плачевнымъ слдовали мы передъ появленемъ и въ самомъ начал мятежа. Въ указаняхъ на искрення желаня Поляковъ и Евреевъ стать Русскими видли бы мы наставлене, что полнымъ обруснемъ достаточно признать одну вншнюю покорность и наружныя изъявленя преданности. И наконецъ, что самое главное, вполн объяснялось бы намъ все это понятнымъ, со стороны извстной парти, желанемъ побудить правительство, если не къ прямой, то къ косвенной отмн указа 10 декабря 1865 г. еремады объ отчаяни и раздражени, повидимому столь сочувственныя плану обрусня, были бы только искусною подготовкой къ особеннымъ остроумнымъ толкованямъ мысли, выраженной въ этомъ указ. Въ самомъ дл, указъ 10 декабря поставляетъ непремннымъ условемъ, чтобы имня въ Западномъ кра, назначенныя къ’ обязательной продаж, переходили не иначе какъ въ руки лицъ православнаго или протестантскаго исповданя, но никакъ не католическаго и не еврейскаго, и это услове поставлено, очевидно, какъ средство къ дйствительному и успшнйшему обрусню края. Но когда бы признано было, что обрусне вовсе не нуждается ни въ какихъ соображеняхъ о вроисповдани,— далеко ли отсюда перейти къ мысли, что для безпрепятственнаго пробртеня имнй въ компрометтированныхъ губерняхъ достаточно Поляку или даже Еврею запастись только аттестатомъ о своей благонадежности? Выдача подобныхъ аттестатовъ не составитъ для мстной администраци затрудненя, особенно если она будетъ принимать во внимане ‘искрення желаня’ покупщиковъ быть Русскими.
То что было бы вполн понятно и умстно въ ‘Всти’, газет частной и притомъ неизвстно къ какой народности принадлежащей, не вполн понятно и едвали умстно въ оффицальномъ мстномъ Орган, который долженъ служить боле или мене точнымъ отраженемъ правительственныхъ взглядовъ вообще и взглядовъ мстной администраци въ частности. Какъ согласили бы мы тогда эти воззрня (еслибы они были дйствительно таковы, каковыми кажутся и не могутъ не казаться) съ непремнною правительственною волею, выраженною въ указ 10 декабря? Какъ согласили бы мы ихъ потомъ съ подтвердительными общанями, которыя торжественно высказаны были новымъ генералъ-губернаторомъ Сверозападнаго края, что ‘вс указы, вс правительственныя распоряженя будутъ непремнно исполнены’? И наконецъ, въ какомъ смысл должны были бы мы разумть тогда увреня самой редакци ‘Виленскаго Встника’ о томъ, что ‘судьбы края ршены и предопредлены безповоротно’.
Каждому истинному Русскому должно быть ясно до послдней очевидности, и виленской газет не мене чмъ кому другому, что для обрусня Западнаго края недостаточно однихъ добрыхъ желанй, кмъ бы ни были они высказываемы, и какъ бы даже ни были они искренни, что для удостовреня притомъ въ искренности этихъ желанй не достаточно однихъ словесныхъ завренй, какъ бы ни были они льстивы и благовидны. Недостаточно для этого и одной вншней покорности, недостаточно даже и того, чтобы лице не было боле или мене явнымъ образомъ компрометтировано мятежомъ и не оказывало ему сочувствя въ томъ или другомъ вид, недостаточно, наконецъ, еслибы даже оказываемо было этимъ лицомъ, во время мятежа, содйстве власти. Довре было нарушаемо и оскорбляемо слишкомъ неоднократно и слишкомъ вроломно: право на возвращене довря можетъ быть заслужено не словесными заявленями и вовсе притомъ не жалобами на мстныя распоряженя, направленныя противъ непрязненныхъ элементовъ. Довре тогда только могло бы быть возвращено, и тому только, кто оказалъ бы прямое и добровольное содйстве къ радикальному истребленю мятежно-польской заразы,— содйстве не на словахъ, а на дл, и на дл такомъ, которое ставило бы дятеля въ положене безповоротное, отнимая у него всякую физическую и нравственную возможность вернуться къ мятежнымъ затямъ.
Таковы ли т желаня, успокоеню которыхъ виленская газета считаетъ долгомъ содйствовать? И кто таковы т лица, которыя одушевлены столь похвальными желанями? Редакця ихъ не называетъ, да по нашему мнню она затруднилась бы и дать желаемыя указаня. Выходки е Всти’, крики иностранныхъ газетъ, двусмысленное молчане мстнаго католическаго дворянства и духовенства и не мене двусмысленные ихъ адресы не даютъ, кажется, большихъ поводовъ сомнваться въ томъ, каково истинное расположене этихъ двухъ классовъ. Да можемъ ли и ожидать иного? Настроене цлаго общественнаго класса, подготовленное вками, вновь взращенное ошибочнымъ благодушемъ одного царствованя и не мене благодушною доврчивостью двухъ другихъ, не можетъ измниться въ одинъ-два года, въ особенности когда оно съ разныхъ сторонъ находитъ себ еще духовную поддержку и ободрене. Предположить столь внезапное внутреннее перерождене, и притомъ при данныхъ обстоятельствахъ, значило бы предположить психологическую невозможность. А если такъ, то желаня, высказываемыя извстною партей, должны бы служить намъ лучшимъ указанемъ, что для огражденя нашихъ интересовъ мы должны держаться совершенно противнаго тому, чего она отъ насъ требуетъ,— и именно того самаго, чмъ она не довольна и чмъ опасаемся мы оскорбить ея раздражительность.
Раздражене Поляковъ и Евреевъ! Оффицальный мстный органъ задается опасенемъ — какъ бы не оскорбить щекотливую раздражительность классовъ намъ отчасти враждебныхъ, отчасти сомнительныхъ, во всеуслышане провозглашаетъ это опасене и общаетъ на будущее время всевозможную осторожность въ этомъ отношени. И между тмъ ни слова, ни мысли о томъ, какъ можетъ подйствовать это на населене русское и православное, на то самое, которое на своихъ плечахъ вынесло всю тяжесть четырехвковаго польскаго гнета, и которое одно своею неустанною борьбой сохранило для насъ въ этомъ кра Россю!
Въ самомъ дл, что долженъ подумать о такомъ заявлени оффицальной газеты Блорусскй православный народъ и православное духовенство? Какъ они должны къ нему отнестись, что изъ него заключить и чего посл него ожидать? Къ какимъ выводамъ въ частности должны придти и т новообращенные въ православе, которые въ числ нсколькихъ тысячъ выведены изъ латинства въ послдне годы? Не должны ли будутъ они заключить, что правительство, а съ тмъ вмст и общество (представляемое въ томъ кра правительствомъ же) прямо осуждаютъ ихъ поступокъ? Не дается ли этимъ даже косвенное понуждене къ обратному ихъ совращеню въ латинство, чмъ конечно и не замедлятъ воспользоваться ксендзы, и къ чему заявленя оффицальной газеты даютъ достаточный поводъ? И наконецъ, какой злой насмшк подвергается этимъ высоко-честный поступокъ князя Друцкаго-Любецкаго и самое его объяснене, столь откровенное, столь прочувствованное и столь врно опредляющее связь, въ какой стоитъ полонизмъ съ католичествомъ! Мало того, что замчательное обращене князя Друцкаго-Любецкаго и объяснене, которымъ оно сопровождалось, встрчено было у насъ почти совершеннымъ равнодушемъ, тогда какъ по настоящему должны были бы не два, а цлыя дв тысячи адресовъ полетть къ нему съ выраженями сочувствя,— не доставало одного, чтобъ оффицальная русская печать отнеслась къ нему еще съ косвеннымъ укоромъ и обличенемъ! Остается ожидать послдняго, чтобы оффицальная газета вступила съ нимъ въ прямое препирательство. Оно было бы такъ естественно: тогда какъ князь Друцкой-Любецкй утверждаетъ, и вполн справедливо, что строгая преданность католицизму не совмстна не только съ русскою нацональностью, но даже почти съ искреннимъ русскимъ подданствомъ, ‘Виленскй Встникъ’ предполагаетъ наоборотъ — что католицизмъ вмст съ еврействомъ нисколько не препятствуютъ не только искреннему подданству, но примиряются даже съ русскою нацональностью.
Отнимая одинъ изъ признаковъ, которымъ характеризуется русская народность въ Западномъ кра, ‘Виленскй Встникъ’ не указываетъ никакого другаго въ замнъ, онъ ограничивается словомъ обрусне, оставляя собственной догадливости читателей наполнить какимъ угодно опредленнымъ смысломъ это слово, само по себ ничего не говорящее. Къ чести газеты мы хотимъ предположить, что обрусне не есть у нея одна пустая фраза, что съ этого понятя снимаетъ она вроисповдный признакъ не изъ одного угодничества передъ извстною партей, а потому что поняте кажется ей довольно полнымъ и безъ этого. Полагаемъ именно, газета увлеклась тмъ мннемъ довольно распространеннымъ, что для понятя о народности достаточно если при немъ останется одно представлене о народномъ язык. Обрусне — это есть всеобщее усвоене русскаго языка, введене его во всеобщее употреблене: вотъ какъ понимается этотъ терминъ виленскою газетой, или онъ ею никакъ не понимается.
Дйствительно, распространене языка есть одинъ изъ признаковъ распространеня народности. Во многихъ случаяхъ это есть даже одинъ и единственный признакъ, и именно у народовъ дикихъ, не вкусившихъ просвщеня, стоящихъ на нижайшей степени развитя. Для такихъ народовъ въ язык вся народность, сосредоточенно и непосредственно заключены въ немъ вс немногосложныя духовныя начала, которыми живетъ такой народъ: здсь и поэзя, и исторя, и бытовое воззрне, и религя, и законодательство. Усвоене такимъ народомъ, или точне — племенемъ какого-нибудь чужаго языка равнозначительно забвеню собственной народности и подчиненю чужой. Но не то у народовъ просвщенныхъ. Чмъ боле развито сознане народа, чмъ многообразне и богаче его начала, тмъ боле и боле языкъ теряетъ свое первобытное значене непосредственнаго народнаго выраженя, тмъ боле и боле пробртаетъ онъ чисто-служебное значене и обращается во вншнее оруде мысли. Связь между нимъ и духовными началами, которыми живетъ народъ, разрывается, одно не указываетъ необходимо на другое и не заключается въ другомъ. Языкъ можетъ стать даже въ совершенно независимое отношене къ народности и къ ней постороннее. Сверо-Американцы, безъ сомння, не суть только Англичане въ другомъ государств: они суть народъ, и народъ весьма богатый духовно, такъ же какъ и вещественно, и однако у нихъ нтъ своего народнаго языка.
Приложимъ эти понятя и къ нашему вопросу. Согласимся на минуту, что распространене русскаго языка въ Западномъ кра есть средство совершенно достаточное къ тому, чтобы духовно преобразить все что есть тамъ чуждаго намъ или враждебнаго, и сплотить съ нами вмст въ одно не только политическое, но и духовное цлое. На кого воздйствуетъ тамъ преобразующая сила языка и какимъ процессомъ?
Вопервыхъ, огромная масса Блорусскаго народа говоритъ и безъ того русскимъ языкомъ. Слдовательно, средство это здсь ни къ чему, и если можно сдлать изъ него употреблене, то разв въ смысл постепеннаго сглаживаня мелкихъ особенностей въ говор. Остаются дйствительно разноязычные намъ: клочки Литвы и Жмуди, плотная масса Евреевъ, и наконецъ разбросанныя тамъ и здсь польская шляхта и духовенство. Слдовательно распространенемъ русскаго языка мы будемъ дйствовать на нихъ. Но какимъ образомъ?
Введемъ ли мы всюду свой языкъ въ оффицальное употреблене: это уже и есть. Потребуемъ, чтобы на улицахъ, и во всхъ вообще публичныхъ мстахъ, слышалось и виднлось употреблене только нашего языка? Отчасти есть уже и это. Но это не помшаетъ существованю чужаго языка въ домашнемъ употреблени. Употребимъ ли мы наконецъ языкъ свой въ оруде общественнаго воспитаня: это средство врне другихъ, но само по себ не въ силахъ опять изгнать чужой языкъ изъ употребленя домашняго. И наконецъ, еслибы даже изгнало, сколь великъ былъ бы нашъ выигрышъ? Въ язык вся народность Жмуди, Евреевъ, Поляковъ? Въ немъ вс ихъ мятежныя побужденя? Ничего не значитъ здсь ни исторя, ни преданя ею созданныя, ни особыя начала, вытекающя изъ этихъ преданй, и такъ или иначе просящяся въ жизнь, требующя своего осуществленя, сознательнаго или безсознательнаго?
Но разв понятя и побужденя, переданныя народу исторею и имъ духовно усвоенныя, не могутъ существовать при употреблени одного языка точно такъ же какъ при употреблени другаго, и выражаться на русскомъ язык столь же совершенно, какъ и на польскомъ, литовскомъ или старомъ еврейскомъ? Языкъ самъ по себ разв можетъ дать въ этомъ случа какой-нибудь отпоръ? Разв не есть онъ оруде одинаково послушное для одной точно такъ же, какъ и для другой политической доктрины, для однихъ точно также, какъ и для другихъ нацональныхъ стремленй, для любви въ отношени къ намъ точно такъ же, какъ и для ненависти иль презрня?
Да будетъ же ясно виленской газет, что самъ по себ русскй языкъ не вполн достаточенъ къ тому, чтобы мы могли сроднить съ собою нацональности польскую, еврейскую, литовскую и даже ту часть блорусской, которая дятельно причастилась польскаго духа. Не противъ одного языка мы должны бороться, и не посредствомъ одного языка. Намъ приходится бороться противъ духовныхъ началъ, большею частю равнодушныхъ къ языку, и противъ цлой системы всевозможныхъ духовныхъ отправленй, создавшейся на этихъ началахъ. Этимъ началамъ мы должны противопоставить свои собственныя и успть внушить къ нимъ уважене, заставить признать ихъ превосходство, мы должны, по крайней мр, укрпить и развить свои начала тамъ, гд утвердились они не довольно крпко или сознаны не довольно ясно. Начала народности и самое ихъ сознане у народовъ образованныхъ выражаются не в самом язык, но иногда при его посредств. Это литература, много ли однако Гомеровъ или Тацитовъ въ нашей литератур, чтобы могли мы надяться на ея покоряющее вляне? Много ли въ ней самостоятельности и дльности, чтобы, привлечь къ ней внимане? И наконецъ, достаточно ли она сама народна? И такъ, чмъ же мы можемъ взятъ? Цлая область отвтовъ за этимъ вопросомъ, и цлая область новыхъ вопросовъ возникаетъ и теоретическихъ и практическихъ. Эти отвты и вопросы, впереди, но во всякомъ случа не утверждайте же такъ ршительно, что съ вопросомъ народнымъ Западномъ кра вопросъ вроисповеданй стоитъ она вн связи, и что можно въ одно и то же время ршать первый и не признавать второй.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека