О ссор Фридриха съ Вольтеромъ.
(Изд франц. журн.)
‘Встникъ Европы’, No 19, 1805
О ссоре Фридриха с Вольтером, Вольтер, Год: 1805
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Фридрихъ и Вольтеръ — когда послдній жилъ въ Берлин — почти всегда были вмст, кром утренняго времени, которое Король обыкновенно посвящалъ дламъ государственнымъ. Каждой день они вмст обдали и ужинали, къ столу Королевскому приглашаемы были извстныя особы боле для слушанія бесды нашихъ философовъ, нежели для того, чтобъ принимать въ ней участіе. Фридрихъ, безъ сомннія, зналъ, чмъ обязанъ былъ приличностямъ своего сана, однакожъ не могъ отказывать себ въ забавахъ ума, и приглашалъ къ своему столу нкоторыхъ Генераловъ, придворныхъ чиновниковъ, Литтераторовъ, ученыхъ и Членовъ Академіи, съ которыми по большей части любилъ бесдовать, но когда Вольтеръ жилъ въ Берлин, Король обыкновенно только съ нимъ разговаривалъ. Чудесные умы сіи одинъ въ другомъ возбуждали взаимное соревнованіе. Каждую минуту были произносимы ими достопамятныя изреченія, или пріятныя шутки, умъ и остроуміе спорили о первенств. Свидтели бесды не знали, чему боле удивляться, изяществу ли словъ или неизчерпаемому ихъ обилію.
Не рдко Вольтеръ по утрамъ занятъ былъ совсмъ другимъ дломъ, братья и сестры Королевскіе разучивали, его Трагедіи, Эдипъ, Маріанна, Заира, Аделаида Дюгескленъ, Альзира, Меропа, Семирамида, Орестъ, Смерть Цезаря, Брутъ, Магометъ и Избавленный Римъ, были играны въ присутствіи Короля и особъ приближенныхъ. Пробныя репетиціи сихъ трагедій длались съ необыкновенною живостію. Самъ Вольтеръ училъ декламаціи и занимался со всею ревностію, представлялъ вс роли, кричалъ, a часто и бранился на царственную труппу, и никто не думалъ за то на него сердиться. Смялись надъ его вспыльчивостію и пользовались наставленіями. Принцъ Генрихъ боле всхъ усплъ отличиться, сдлался первымъ Актеромъ въ Королевской фамиліи, и до самой смерти своей былъ страстнымъ охотникомъ до театра.
Столь пріятная жизнь иногда была омрачаема неудовольствіями, между Фридрихомъ и Вольтеромъ и между Вольтероиъ и другими Литтераторами раждались несогласія. Вражда его съ Мопертюи имла непріятнйшія слдствія. Самъ Король часто забавлялся колкими шутками Вольтера на счетъ Президента своей Академіи, не желая доводииь ихъ до явнаго, соблазнительнаго разрыва, онъ много разъ старался мирить ихъ — но безполезно. Наконецъ, Король — узнавши, что Вольтеръ сочинилъ самую жестокую сатиру на Мопертюи, подъ титуломъ: Докторъ Акакія, и готовился уже печатать ее — написалъ къ Автору весьма благосклонную записочку, и просилъ его придти къ себ. Онъ дружескимъ образомъ далъ выразумть Вольтеру желаніе свое, чтобы новое сочиненіе не было извстнымъ свту. Фридрихъ общался сіе малое пожертвованіе считать одолженіемъ и залогомъ искренней дружбы, уврялъ Вольтера, что самъ радъ сдлать для него все, чего ни потребуетъ. Вольтеръ не могъ противиться, разговоръ кончился шутками. Авторъ общался принести свою рукопись.
Вольтеръ въ самомъ дл тотчасъ возвратился. ‘Ваше Величество! — вскричалъ онъ со смхомъ, и подавая рукопись: — вотъ невинная жертва, которая должна пострадать за людей! предаю въ вашу волю, повелите разтерзать ее.’ — ‘О любезной другъ! — отвчалъ Король: — какъ жалка моя участь! терзать тхъ, которые заслуживаютъ внецъ и славу! Хорошо! покоримся судьб, но не посрамимъ себя, будемъ справедливы, сколько зависитъ отъ насъ быть такими, заколетъ жертву, но отмстимъ за нее. Читай: пусть моя память сдлается хранилищемъ драгоцнности. Читай: пусть удивленіе мое переживетъ пламя, которое изтребитъ бумагу. О Вулканъ! никогда въ честь теб не была приносима жертва столь тучная!’ Вольтеръ прочелъ повсть отъ начала до конца. Рукоплесканія Монарха каждую минуту прерывали чтеніе, Король признавался, что вс черты забавны и справедливы, хохотъ раздавался по комнат. По прочтеніи каждой тетради, когда надлежало класть ее на огонь, слышны были восклицанія: ‘не робйте, друзья! этому быть должно! о Вулканъ! богъ ненасытный и жестокій! вотъ жертва твоя!’ Между тмъ, какъ тетрадь горла, присутствующіе составляли священный хоръ по древнему обыкновенію, и плясали вокругъ жаровни. Такимъ образомъ Доктора Акакію сожгли до послдней страницы, можетъ быть, Король и Вольтеръ никогда не дозволяли себ столько шутить, какъ при семъ случа.
Фридрихъ боялся, чтобы побда, имъ одержанная, не была хитрымъ притворствомъ, Вольтеръ догадывался, что шутки и забавы были не что иное, какъ средства достать y него рукопись. Такимъ образомъ Король и Вольтеръ примчали другъ за другомъ. Мопертюи возгордился. Вальтеръ, увидвъ на своей сторон проигрышъ, захотлъ мстить. У него оставался еще одинъ списокъ Доктора Акакіи, о чемъ и самъ Король догадывался. Вольтеръ отдаетъ, его печатать. Фридрихъ, примчавшій вс движенія Вольтеровы, узнаетъ о томъ, дожидается, пока будетъ отпечатана вся книга, и потомъ приказываетъ взятъ ее въ вдомство правительства. Вольтеръ, предвидя, что могло случиться, бралъ къ себ по четыре экземпляра отъ каждаго листа, по мр того, какъ они выходили изъ печати, и отсылалъ въ Голландію, Фридрихъ, разсердясь за несдержаніе слова и за насмшку надъ собою, приказалъ сжечь палачамъ все изданіе, въ Воскресенье, въ четвертомъ часу посл полудни, на Жандармской площади, самой лучшей въ Берлин. Вольтеръ смотрлъ на сей торжественный обрядъ авто-да-фе, изъ комнаты своего пріятеля, Г-на Франшвиля, которой жилъ не далеко отъ сей площади, и къ которому онъ иногда навдывался, чтобы забыть на часъ шумъ придворный. Стоя подл окна, онъ закричалъ изо всей силы: ‘Смотрите! духъ Мопертюи идетъ вверхъ дымомъ! Ахъ, какой же дымъ густой, черной! сколько пропадаетъ дровъ! четыре бглеца на почтовыхъ ускакали въ Голландію!’
Увряютъ, что вс насмшники приняли сторону Вольтера въ семъ важномъ дл. Фридрихъ никогда не осуждалъ книгъ на безчестное сожженіе, и сожаллъ о своемъ поступк, положившемъ основаніе вчной вражды между имъ и Вольтеромъ. Отъ холодности дошло до насмшекъ, до грубости, даже до оскорбленій. Когда ссора сдлалась самою жаркою, Фридрихъ послалъ черезъ своего пажа къ Вольтеру, жившему въ нижнемъ этаж Дворца подъ Королевскими комнатами, записку, наполненную укоризнами, и оканчивающуюся сими словами: ‘сердце ваше во сто разъ ужасне, нежели сколько умъ превосходенъ.’ Не льзя представить себ, какое бшенство произвела въ Вольтер сія записка. Онъ называлъ Фридриха самыми жестокими бранными словами, выдумывалъ несноснйшія укоризны, кричалъ, ходилъ по комнат большими шагами, и показывалъ вс признаки человка, находящагося въ сильномъ движеніи.
Бдной пажъ, которой дожидался отвта, блднлъ, дрожалъ и повторялъ безпрестанно: ‘милостивый государь! милостивый государь!’ наконецъ, вн себя отъ смятенія, подходитъ къ Вольтеру и робкимъ голосомъ говоритъ: ‘Милостивый государь!? вспомните, что онъ Король, что вы живете при его Двор, что я слушающій бранныя ваши слова на счетъ Его Величества, нахожусь въ его служб!’ Это весьма сильно тронуло Вольтера. Онъ съ поспшностію беретъ пажа за руку и кричитъ: ‘Хорошо, сударь! будьте моимъ и его судьею, подумайте и скажите, въ чемъ я передъ нимъ виноватъ! Такъ, я сдлалъ одинъ проступокъ, котораго ничмъ не льзя загладишь, я научилъ его писать стихи лучше, нежели какъ самъ умю. Вотъ мой отвтъ.’ Пажъ приходитъ къ Королю, которой терзался безпокойствомъ, ожидая его возвращенія и въ нетерпніи ходилъ по кабинету. ‘Отдалъ ли ты записку?’ спросилъ онъ, увидвъ пажа. — Отдалъ, Ваше Величество. — ‘Самому Вольтеру?’ — Самому, Ваше Величество. — ‘Онъ читалъ ее при теб?’ — При мн, Ваше Величество. — ‘Что онъ длалъ, что говорилъ по прочтеніи записки?’ — Пажъ онмлъ. — ‘Спрашиваю тебя, что сказалъ Вольтеръ, прочитавши записку.’ — Молчаніе. — ‘Не слышишь? Приказываю теб объявить въ сію минуту, что онъ говорилъ, что длалъ.’ — То же молчаніе. — ‘Слушай! берегись! я хочу непремнно знать, что сказалъ Вольтеръ! говори, я хочу.’— Напослдокъ пажъ, принуждаемый страхомъ, останавливаясь на каждомъ слов, дрожа еще сильне, нежели передъ Вольтеромъ, не смя взглянуть вверхъ, началъ разсказывать о томъ, что видлъ и что слышалъ. Король ходилъ большими шагами, остановился, смотрлъ пристально на пажа, лице его пламенло, взоры казались ужасными. Можно было ожидать страшнаго изверженія, когда пажъ доносилъ о послднихъ словахъ Вольтеровыхъ, — вышло совсмъ противное. Монархъ внезапно успокоился, улыбался, пожималъ плечами, и кончилъ сіе великое дло двумя словами, сказавъ: онъ дуракъ!
Судя хладнокровно по правиламъ благоразумія, не льзя оправдывать ни Фридриха, ни Вольтера, но и самыя слабости ихъ занимательны, потому что он не походятъ на слабости, которымъ подвержены прочіе Монархи и Поэты. Примръ дружбы ихъ, ссоры, примиренія, явнаго разрыва, нжной привязанности, которую они оба, почти противъ воли, хранили во всю жизнь свою другъ ко другу — есть примръ единственный въ исторіи Монархій и Литтературы Фридрихъ и Вольтеръ будутъ предметомъ вниманія для отдаленнйшаго потомства, каждое извстіе о сихъ необыкновенныхъ людяхъ должно возбуждать любопытство въ читателяхъ.