Простой и очевидный вопрос о том, нужно ли прийти на помощь учителю народной школы, получающему около 180 руб. в год, т.е. около 15 руб. в месяц, вызвал в Гос. Думе сложные и многообразные прения. Ораторы упустили из виду, что речи их будут читаться всеми этими народными учителями, десятками тысяч их, и что они вызовут в них далеко не отрадные мысли не только о себе, но и вообще о Г. Думе и ее радении о главном труженике около народа, сельском учителе. Да, жизнь и труд этого учителя далеко не то, что жизнь и труд счастливых депутатов Думы, из которых есть некоторые, хоть и немногие, не более образованные, чем эти сельские учителя. Одни ораторствуют, а то так и сидят молча, в качестве ‘вольнослушателей’, в дворце, другие живут и учат в курной избе. Одни — в Петербурге, другие — в занесенной снегом деревне, откуда иногда трудно и выбраться за болотами и непроезжими дорогами. Да и куда тут выбраться учителю, не имеющему ни лошади, ни саней, печальному одиночке и сироте на целую жизнь. Самый мелкий акцизный агент и самый низший полицейский чин все же обеспечены и оплачены лучше, чем он, со своим все-таки идеальным трудом и идеальным призванием. Но ораторы, из которых каждый получает в сутки почти столько, сколько он в месяц, прошли черство и глухо мимо нужды народного учителя, по разным принципиальным соображениям, которые можно назвать болтовнёю на принципиальные темы.
Говорилось об ‘одной народной школе’, забывая о неизмеримом пространстве России и о страшной разнице, так сказать, культурных горизонтов или культурных слоев в ней. Разница эта так велика, что всякая ‘единая’ школа оказалась бы ненужною в одном месте, невозможною в других местах, вредною в третьих местах и применимою и удобною только в некоторых местах. Какая ‘единая школа’ может быть для первобытного бурята около оз. Байкала и для ‘сознательного’ латыша, для крестьянина Московской губернии и для казака Кубанской области, для олонецкого старообрядца и для полтавского малоросса? Ничего общего нет в ученике, нет в психике и в быте его родителей: как же может быть общею и единою школа? И что можно высказать в защиту ее, кроме арифметически-отвлеченного тезиса, что ‘единое — это простое и, следовательно, лучшее‘. Никакого ‘следовательно’ тут нет. Жизнь — не арифметика, а органическое явление, а все органические явления сложны.
Церковно-приходские школы и школы грамоты, может быть, и созданные лет двадцать назад К.П. Победоносцевым не без задних политических намерений, давно, еще при жизни самого Победоносцева, освободились от этой тенденции, освободились силою состава учителей своих, нимало не разделявших тенденций своего основателя. Это обычное русское явление, что основывается с одними намерениями, а осуществляется совершенно в другом духе. Церковно-приходская школа есть просто народная школа, сельская школа, — с церковного окраскою в гораздо меньшей степени, чем как это есть в церковных приходских школах Англии и Германии, не говоря уже о католических странах.
Наше белое духовенство, наше сельское духовенство, как и дух наших семинарий, — весьма мало клерикальны. Это так общеизвестно, что нечего стараться доказывать. И семинарии, и сельское духовенство чрезвычайно народны, — и монашескому слою, как он ни старается об этом, никак не удается сообщить семинариям и белому духовенству дух замкнутого и эгоистического класса, дух специфически-церковный, дух клерикальный. Около этого всегда шла и теперь особенно жестоко ведется борьба черным духовенством, но она безнадежна. Мужик, земледелец, деревня, поле, рожь всегда останутся более родными, более ‘своими’ явлениями и фактами для ‘сельского попа’, нежели веяния Афона, традиции Византии, нежели ‘Кормчая книга’, ‘Устав духовных консисторий’ и пышная архиерейская служба. Так он помолится и усердно помолится, полюбуется. Но это только эстетика. Дело и с ним сердце ‘сельского попа’ все же лежит и будет лежать к деревне, к ржаному полю, к хатам мужиков, с которыми он прожил век.
Эти-то нимало не конфессиональные, нимало не клерикальные школы рассеяны теперь во всей великой Руси, и в них обучается не один миллион деревенских мальчиков и девочек. Обучается великими тружениками учителями и учительницами. Им непременно нужно прийти на помощь, так как их положение тяжелое, грустное, положение полуголодное, полухолодное и униженное. Это — праведный труд, которому стыдно и жестоко не прийти на помощь. И мы всеми силами души протестуем против тех ораторов Г. Думы, которые, имея совершенно поверхностное представление о школьном вопросе на Руси, отвергли черство помощь церковно-приходским школам по мотивам шаблонным и трафаретным, где кроме пустозвонства ничего не было.
Впервые опубликовано: Новое время. 1908. 5 ноября. No 11729.