О новых книгах, Некрасова Екатерина Степановна, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 19 минут(ы)

О НОВЫХЪ КНИГАХЪ:

‘Санитарное изслдованіе фабричныхъ заведеній Московскаго узда’. Ф. Ф. Эрисмана.— ‘Образованіе растительнаго слоя дятельностью дождевыхъ червей и наблюденія надъ образомъ жизни послднихъ’. Чарльза Дарвина. Переводъ съ англійскаго М. А. Оскудніе. Благородные’.— Сергя Атавы (Н. Терпигорева).

Санитарное изслдованіе фабричныхъ заведеній Московскаго узда, Ф. Ф. Эрисмана. Часть II. Съ діаграммами и 6 планами фабричныхъ заведеній. Изданіе московскаго губернскаго земства. Москва, 1882 г.

Это уже третья большая работа д-ра Эрисмана по санитарныхъ изданіямъ фабрикъ и заводовъ Московской губерніи.

Намъ не разъ приходилось говорить о достоинствахъ этихъ изслдованій, о той тщательности и добросовстности, съ какой они производятся названнымъ ученымъ, а потому удержимся отъ повтореній того же разсмотрнія второй части изслдованій фабричныхъ заведеній Московскаго узда.

Для читателя будетъ несравненно интересне познакомиться въ сжатомъ вид съ любопытнымъ содержаніемъ названной книги.

Данный трудъ представляетъ подробное описаніе семи большихъ бумагопрядильныхъ фабрикъ Московскаго узда. Въ конц книги приложена сводная таблица цифръ, полученныхъ при измреніи роста, окружности головы рабочихъ обоего пола на описанныхъ фабрикахъ.

Въ подробное описаніе каждой фабрики, кром топографіи, общихъ свдній, свдній о строеніи, о мастерскихъ и т. д., но обычаю входятъ и условія найма рабочихъ, и описаніе ихъ жилищъ, продовольствія, одежды, говорится о числ рабочихъ часовъ въ сутки, объ устройств школы, харчевой лавочки и т. д. Заканчивается описаніе каждой фабрики санитарнымъ состояніемъ рабочихъ и выводомъ автора о причин дурной санитарной стороны на только-что описанной фабрик.

Мы, разумется, не будемъ сообщать всхъ этихъ отдльныхъ, частныхъ, правда, весьма интересныхъ — подробностей о каждой фабрик, а постараемся собрать въ одно вс типическія черты описанныхъ фабричныхъ заведеній.

На бумагопрядидьняхъ Московскаго узда работа производится съ помощью паровыхъ машинъ. Работа идетъ круглый годъ и днемъ и ночью превращается только въ праздникъ раннимъ утромъ (часовъ въ 6), и начинается снова въ понедльникъ утромъ (часа въ 4). Рабочіе смняются парезъ каждые 6 часовъ, т. е. 6 часовъ отдыхаютъ и 6 часовъ работаютъ.

Такое число рабочихъ часовъ въ сутки приходится не только на взрослаго рабочаго, но и на дтей, которыя на описанныхъ фабрикахъ не разъ, встрчались 8—9 лтъ, и на женщину — даже беременную, и на старика, и на старуху… Кстати надо замтить, что между рабочими встрчаются (правда, не особенно часто) старики семидесяти пяти лтъ и старухи семидесятилтья, работавшіе на фабрикахъ по пятидесяти лтъ. Но даже и ихъ длинная трудовая жизнь не дала имъ права на большій отдыхъ и на меньшее число рабочихъ часовъ. Еще до сихъ поръ законъ ничмъ не гарантировалъ эту почтенную старость и не выдлилъ этихъ тружениковъ изъ общей массы фабричнаго люда. Для нихъ не существуетъ ни пенсій, ни наградъ, ни богадленъ… Законъ также не даетъ никакихъ льготъ и для беременныхъ женщинъ. Положеніе послднихъ на фабрикахъ очень интересуетъ изслдователя. Онъ не пропускаетъ ни одной бумагопрядильни, чтобы не освдомиться о положеніи беременныхъ женщинъ. И каждый разъ узнаетъ одно и то же, т. е. что для нихъ на фабрикахъ не только не существуетъ никакихъ льготъ, а даже не имется никакихъ приспособленій, гд бы родильница могла спокойно родить и разсчитывать на уходъ за собой. Изслдователю приходилось наталкиваться даже на такія неожиданности: въ больницу, ‘существующую при фабрик’, не принимаютъ, и потому бдная женщина должна тащиться домой передъ родами или родить въ общей каморк, или же искать себ помщенія и ухода на сторон, за которые должна платить изъ своего заработка.

Женщина на описываемыхъ фабрикахъ зарабатываетъ отъ 6 до 20 р. въ мсяцъ. Больше половины этихъ денегъ уходитъ у нея на харчи, весьма понятно посл этого, что она работаетъ и остается при дл до послдней возможности, до послдней минуты. Господину Эрисману относительно этого вопроса приходится повторять одно и то же при описаніи каждой фабрики. Вотъ что онъ говоритъ, описывая бумагопрядильную и самоткацкую фабрику товарищества Лапинской мануфактуры, а надо замтить, что эта фабрика не составляетъ исключенія въ данномъ случа.

‘Акушерская помощь на фабрик,— говоритъ онъ,— вовсе не организована: беременныя работаютъ до послдняго часа, такъ что иногда еле-еле доползаютъ до своихъ каморокъ, въ которыхъ и рожаютъ. Никакими льготами роженицы я родильницы не пользуются, а съ момента оставленія работы получаютъ разсчетъ, посл родовъ он по возможности скоро опять поступаютъ на фабрику’ (стр. 221).

Такъ какъ нашъ законъ до сихъ поръ не обязываетъ фабриканта пть при фабрик акушерку, которая даромъ оказывала бы родильницамъ надлежащую помощь, то каждой родильниц приходится прибгать къ услугамъ повитухи и, разумется, платитъ ей за эту услугу нердко 50 коп. и даже 1 рубль.

Такой проблъ нашего законодательства требуетъ непремнно дополненія. Не гарантировать родильницу на фабрик значитъ мало придавать цны приросту населенія. Крайне прискорбно, что этотъ вопросъ до сихъ поръ почти совсмъ не обращалъ на себя вниманія ни политико-экономовъ, ни правительства. Г. Эрисманъ и г. Погожевъ упорно настаиваютъ, чтобъ общество и правительство обратили вниманіе на этотъ вопіющій недостатокъ. Онъ замчается даже на такихъ фабрикахъ, которыя во многихъ другихъ отношеніяхъ устроены недурно.

Описывая бумагопрядильную фабрику товарищества Реутовской мануфактуры, г. Эрисманъ даетъ намъ картину весьма благоустроенной во многихъ отношеніяхъ фабрики, при которой есть и прекрасная безплатная баня для рабочихъ, и харчевая лавка, которая,— по словамъ изслдователя,— ‘не служитъ здсь такимъ орудіемъ эксплуатаціи рабочихъ, какимъ она весьма не рдко является на фабрикахъ’, я прекрасная больница съ 60-ю кроватями, съ безплатнымъ для рабочихъ содержаніемъ,— однимъ, словомъ, такой фабрики, про которую г. Эрисманъ могъ смазать, что медицинская помощь на описываемой фабрик организована весьма удовлетворительна. Но, касаясь разсматриваемаго нами вопроса, авторъ и здсь долженъ былъ сказать: ‘Въ заключеніе не могу не замтить, что остается пожалть лишь объ одномъ — объ отсутствія при больниц родильнаго отдленіи съ акушеркой, обязанности послдней исполняетъ на фабрик до сихъ поръ простая повитуха’ (стр. 29).

Даже и такая благоустроенная фабрика, какъ Реутовская мануфактура, и та не отнеслась съ должнымъ вниманіемъ къ положенію родильницъ! Починъ этому дду надо ждать не отъ фабрикантовъ, а отъ законодательства. Оно должно придти на помощь къ этимъ несчастнымъ труженицамъ, которыя работаютъ на фабрик, не отставая отъ мужика, спятъ и дятъ также не досыта, какъ и онъ, но ко всему этому во время одного изъ тягчайшихъ, исключительно женскихъ, страданій, родовъ, но имютъ права на теплый, сухой, безплатный уголъ, необходимый уходъ и помощь.

Черезъ дв недли, а иногда и черезъ недлю посл родовъ баба опять является на работу. До теперь у нея за плечами осталась новая обуза, новая забота — ея ребенокъ. За нимъ надо ходить, его надо кормить собственной грудью. Если нтъ родной бабушки, которая бы походила за ребенкомъ, матери приходится нанимать для этого какую-нибудь старушку. Большинство же не въ силахъ длать найма и потому какъ грудныя, тамъ и малолтнія дти остаются безъ призора, на произволъ судьбы.Что гарантируетъ этихъ безпризорныхъ отъ ушибовъ, вывиховъ, горбовъ и т. под. калченья? А вдь это — будущая сила государство, его работники. О нихъ-то именно и нтъ заботъ, при самомъ ихъ появленія на свтъ для нихъ нтъ того, что гарантируетъ природа для новорожденныхъ щенятъ, котятъ: нтъ материнской заботы, нтъ молока матери. За право отлучки съ работы для кормленія во время дневной смны, мать должна заплатить каждый разъ 1 копйку въ пользу той товарки, которая смотритъ за ея машиной (стр. 126). А въ ночную смну она совсмъ не можетъ для этого отлучиться даже на полчаса.

Колыбелекъ не имется ни при одной изъ описанныхъ фабрикъ Московскаго узда. А между тмъ колыбельки составляютъ не меньшую необходимость на нашихъ фабрикахъ, какъ и помщенія для родильницъ. ли одинъ фабрикантъ до сихъ поръ еще не пришелъ къ сознанію необходимости хотя бы въ будущемъ устройства того и другаго учрежденія. На многихъ фабрикахъ еще до сихъ поръ нтъ ни надлежащихъ больницъ, ли школъ, но собственники такихъ фабрикъ при осмотр ихъ санитарными изслдователями какъ бы конфузятся, что у нихъ отсутствуютъ эти учрежденія, но никому изъ нихъ и въ помышленіе не приходило совститься отсутствіемъ колыбелекъ и родовспомогательныхъ отдленій. Такъ не проникло еще въ общество (а отсюда къ фабрикантамъ) сознаніе необходимой важности того и другаго учрежденія при фабрикахъ.

Г. Эрисманъ не пропускаетъ ни одной фабрики, чтобы не освдомиться, есть ли при ней колыбельная и родильный покой, которые ему кажутся почти такъ же необходимы при каждой фабрик, гд работаютъ женщины, какъ и помщенія для рабочихъ, устройство ретирадъ и т. д. Такъ смотритъ на дло спеціалистъ-санитаръ. Онъ старается внушить этотъ взглядъ о необходимости всмъ, всему обществу, фабрикантамъ. Но важне всего для успха дла, конечно, чтобъ этимъ взглядомъ прошлось правительство и сдлало бы для фабрикантовъ названныя учрежденія обязательными…

Главный контингентъ рабочихъ на описываемыхъ фабрикахъ — жители разныхъ уздовъ Московской губерніи, пришлые же рабочіе тянутся главнымъ образомъ изъ Смоленской или Калужской.

Рабочіе обычно нанимаются съ Пасхи до Покрова и съ Покрова до Пасхи’. При найм контора вручаетъ имъ разсчетныя книжки, въ которыхъ, кром ссылокъ на законы, напечатаны еще условія найма, гарантирующія фабриканта и возлагающія рядъ обязанностей на рабочаго. Въ большинств случаевъ въ этихъ правилахъ обозначается, какому штрафу подвергается рабочій за такую-то и такую провинность. Такъ обычно рабочему запрещается просить разсчета ране срока, въ противномъ случа у него длаютъ вычетъ изъ жалованья за 6—9 рабочихъ дней. каждый прогульный день вычитаютъ три дня. Нкоторыя изъ интересныхъ правилъ мы выпишемъ сполна.

‘Нарушители тишины и спокойствія,— говорится въ правилахъ,— штрафуются отъ 50 коп. до 1 руб., а за неисправную работу — отъ 50 коп. до 5 руб.

‘Рабочіе, явившіеся въ заведеніе въ пьяномъ вид, предаются суду.

‘Если въ заведеніи окажется пропажа, то стоимость ея, при неоткрытіи виновныхъ, взыскивается со всхъ рабочихъ по разсчету, а потому вс обязаны смотрть другъ за другомъ, чтобы чего-нибудь не пропало. Уличенный въ краж немедленно предается уголовному суду, тотъ же изъ рабочихъ, кто откроетъ кражу, получаетъ 2 руб. изъ жалованья виновнаго’ (стр. 214 и 215).

‘Если директоръ фабрики въ чемъ-нибудь недоволенъ рабочимъ, то и метъ право во всякое время разсчесть рабочаго и уволить съ фабрики, удовлетворяя его заработными деньгами по условію’ (стр. 119).

Мы ограничимся приведенными выписками,— дальнйшія были бы варіаціями тхъ же обязанностей, которыя возлагаются на рабочихъ во всхъ фабрикахъ, не упоминая при этомъ ни единымъ словомъ объ обязанностяхъ фабрикантовъ относительно тхъ же рабочихъ. Читая эти книжки, нельзя не видть, что тутъ вс старанія употреблены на то, чтобъ окончательно закабалить рабочаго фабриканту, который въ прав требовать отъ него многое множество обязанностей, не обязываясь при этомъ относительно рабочаго ровно ничмъ. Штрафовъ налагается на нихъ фабричною администраціей безъ конца.

Чтобы показать, насколько много собирается съ рабочихъ штрафныхъ, мы остановимся съ этою цлью на Реутовской мануфактур, гд не существуетъ особыхъ правилъ, сильно притсняющихъ рабочаго, гд ‘за простую порчу товара штрафуютъ рдко’. Но даже и на такой фабрик штрафныхъ денегъ со всхъ рабочихъ въ годъ набирается до 1.000 рублей,— правда, что эта фабрика самая большая изъ всхъ описанныхъ: на ней работаетъ 2.320 чел., которымъ въ годъ выдается жалованья да 200.000 руб. {А въ 1878 г. выдано было 220.000 р., въ 1879 г.— 231.000 р. Въ послдніе 4 года заработокъ увеличился на 14%.}.

Что же посл этого должно собираться на тхъ фабрикахъ, гд администрація фабричная направляетъ на это свои усердныя старанія?

Обыкновенно однимъ изъ средствъ эксплуатаціи рабочаго служитъ харчевая лавка. Но на нкоторыхъ фабрикахъ заборъ изъ харчевой лавки не становится фабрикантомъ въ необходимое условіе найма, нердко фабрикантъ даетъ рабочему полный просторъ забирать провизію, гд онъ хочетъ самъ. Но положеніе дла отъ этой мнимой свободы нисколько не выигрываетъ. Гд же можетъ рабочій забирать провизію безъ денегъ? Въ какой лавк поврятъ ему въ долгъ, если фабрикантъ не поручится за него?— Разумется, нигд. А фабрикантъ въ ручательств отказываетъ. Ну, вотъ я приходится рабочему волей-неволей забирать въ лавк фабриканта. Чтобы дать понять, сколько денегъ уходитъ у рабочаго въ эту лавочку, достаточно сказать, что на Реутовской мануфактур ‘одними рабочими забирается въ годъ припасовъ приблизительно на 100.000 р.’. Это на Реутовской мануфактур, ‘гд продаютъ по сравнительно умреннымъ цпамъ’ (стр. 27), и все-таки харчевая лавочка поглощаетъ ровно половину всего заработка! Сколько же уходятъ въ нее въ томъ случа, когда фабрикантъ отдаетъ лавочку въ аренду и гд арендная плата доходить до 9.000 р.? Такъ по крайней мр стоятъ дло на бумагопрядильн Ба латинской мануфактуры. Въ такой лавочк рабочихъ прямо обманываютъ. ‘Въ нашемъ присутствія,— говорятъ г. Эрисманъ,— рабочіе жаловались директору фабрики на то, что, при отпуск лавкой цлыхъ хлбовъ, послдніе не взвшиваются, а всъ ихъ считается разъ навсегда опредленнымъ, отправившись вслдъ затмъ совмстно съ директоромъ въ лавку, мы слышала отъ лавочника не опроверженіе этого факта, какъ можно было бы ожидать, а, наоборотъ, подтвержденіе его, тмъ не мене однако содержатель лавки считалъ упрекъ, длаемый ему по этому поводу со стороны директора, несправедливымъ, такъ какъ, по его словамъ, для рабочихъ такой способъ отпуска гораздо выгодне (?!), нежели еслибы лавка каждый разъ стала взвшивать хлбъ’.

На всхъ описанныхъ фабрикахъ,— изъ которыхъ на самой меньшей, фабрик Гамсона при сел Борисов, работаетъ отъ 170 до 220 человкъ,— для помщенія рабочихъ существуютъ спальни, раздленныя на каморки. Въ каждой каморк живетъ по нскольку человкъ. Продовольствуются рабочіе на своихъ харчахъ семьями или въ одиночку и только на 2—3 фабрикахъ встрчается мужская продовольственная артель. Баня для рабочихъ существуетъ почти при всхъ фабрикахъ, только не вс фабриканты позволяютъ ею пользоваться безплатно. Есть такія фабрики, гд ежемсячно вычитается изъ жалованья рабочаго по 40 копекъ за баню, слдовательно за каждый разъ берется по 10 копекъ (баню рабочіе обычно посщаютъ 4 раза въ мсяцъ). Такъ на фабрик Измайловской мануфактуры ‘вс взрослые рабочіе и работницы платятъ за баню по 40 коп. въ мсяцъ…’, а на фабрик товарищества Лапинской мануфактуры ‘контора взимаетъ съ каждаго рабочаго по 1 коп. съ заработаннаго рубля’ (стр. 222). Во что въ такомъ случа обходится рабочему баня?

При каждой фабрик существуетъ харчевая лавка, а при нкоторыхъ — и больница съ докторомъ, живущимъ на фабрик. Такова Реутовская мануфактура, гд на больницу отпускается ежегодно 12.000 руб. и гд за содержаніе и пользованіе въ больниц съ рабочаго не берется ни копйки. За то есть и такія фабрики, гд больница находится на рукахъ фельдшера, иногда нигд не учившагося, и такія, гд совсмъ нтъ больницы. Такова фабрика Гамсона. При Реутовской же мануфактур есть, кром указанныхъ учрежденій, училище, гд обучаются дти, работающія на фабрик, есть и библіотека. Изъ нея книги отпускаются дтямъ на домъ. ‘Впрочемъ,— говоритъ докторъ Эрисманъ,— выборъ книгъ этой библіотеки весьма ограниченъ, что фабричной администраціей объясняется стснительнымъ каталогомъ министерства народнаго просвщенія’ (стр. 20).

Хотя данная фабрика представляетъ среди всеобщей фабричной эксплуатаціи самое отрадное явленіе, но, несмотря на это, ‘физическое развитіе рабочихъ этой фабрики весьма неудовлетворительно и значительно хуже, нежели у мастеровыхъ и чернорабочихъ’ (стр. 35). Въ продолженіе послднихъ 4 лтъ въ больниц среднимъ числомъ пользовалось 16%, а умирало 9,05% на 1.000 человкъ. Изъ болзней чаще всего встрчалась рожа, затмъ тифъ, перемежающаяся лихорадка, натуральная оспа, дале — легочныя болзни, болзни кишечнаго канала и, наконецъ, травматическія поврежденія и т. д.

Эта постепенность въ частот повтореній извстныхъ формъ болзней замчается почти на всхъ бумагопрядильныхъ фабрикахъ, а также и то обстоятельство, что малолтніе въ четыре раза чаще подвергаются травматическимъ поврежденіямъ, чмъ взрослые.

Несмотря на сравнительно хорошія условія жизни рабочихъ на Реутовской мануфактур, авторъ находитъ причину ихъ плохого физическаго состояніи въ условіяхъ, пагубно дйствующихъ на здоровье рабочихъ,— въ условіяхъ, ‘которыя вообще свойственны нашемъ бумагопрядильнымъ фабрикамъ: ночная работа, шестичасовыя смны, привлеченіе малолтнихъ къ работ съ весьма ранняго возраста, пыльная атмосфера мастерскихъ’ (стр. 71). Чтобъ улучшить физическое состояніе рабочихъ на подобной фабрик, для этого еще много надо сдлать. Вотъ вагъ формулируетъ авторъ это необходимое: ‘Сократите ночную работу, увеличьте продолжительность гулевой смны, улучшите вентиляцію мастерскихъ, не допускайте работы дтей въ слишкомъ раннемъ возраст — и жизнь рабочихъ на описываемой фабрик съ санитарной точки зрнія будетъ сносна настолько, насколько вообще можетъ быть сносна жизнь фабричнаго рабочаго въ данное время’ (стр. 71).

Любопытно, что нкоторые изъ фабрикантовъ только въ такомъ случа находятъ въ будущемъ возможность сократить число рабочихъ часовъ въ сутки, вмсто 24, до 20 часовъ, если въ это же время будутъ уничтожены вс праздники. ‘Подобное сокращеніе рабочаго дня О. М. Луинъ, (одинъ изъ пайщиковъ Балашинской мануфактуры) считаетъ даже желательнымъ, тамъ какъ въ такомъ случа уменьшилась бы починка машинъ, ибо именно ночью, при сильномъ утомленіи рабочихъ, часто ломаются машины’ (стр. 83).

Работу и жизнь на описанныхъ фабрикахъ самъ рабочій находитъ настолько тяжелой, что при первой возможности уходить отсюда искать заработковъ на сторон. Ничмъ инымъ, по нашему мннію, нельзя объяснить то ‘постепенное уменьшеніе процента рабочихъ изъ мстныхъ жителей, но мр увеличенія возраста’, которое особенно замчается на фабрик Лапинской мануфактуры.

Вотъ въ общихъ чертахъ положеніе жизни рабочихъ на бумагопрядильныхъ и самоткацкихъ фабрикахъ Московскаго узда. Мы собрали самыя выпуклыя черты, оставляя въ сторон многое весьма интересное, но имющее исключительный, единичный характеръ: такъ, напримръ, обычай на Измайловской мануфактур переводить фабричные, часы еженедльно на часъ впередъ, отчего для хозяина, по словамъ автора, получается въ годъ прибыли въ 840 руб., или, напримръ, обычай на фибрин Гамсона не платить рабочимъ за все время, пока фабрика не работаетъ по случаю порчи машины, а машина, надо замтить, здсь весьма часто портится, и т. п.

Въ заключеніе не можемъ не высказать сожалнія, что авторъ мало обратилъ вниманія, ни изслдованныя фабрики съ точки зрнія ихъ приспособленій къ пожарнымъ случаямъ.

Образованіе растительнаго слоя дятельностью дождевыхъ червей и наблюденія надъ образомъ жизни послднихъ. Чарльза Дарвина. Переводъ съ англійскаго М. А. Мензбира. Съ добавленіями по пятому изданію оригинала. Съ 15 политипажами въ текст. Москва, 1882 года.

Имя Дарвина настолько любимо и популярно въ Англіи, что его послдняя работа: ‘Объ образованіи растительнаго слоя’ — разошлась, по словамъ переводчика, въ нсколько мсяцевъ въ количеств пяти тысячъ экземпляровъ.

Отличительная особенность всхъ работъ этого ученаго — это, какъ извстно, громадныя обобщенія, философскіе выводы, факты же служатъ въ его трудахъ только подпорками къ великому зданію и сами по себ не имютъ для него цны.

Данная книга представляетъ выводъ громадной важности участіе червей въ образованіи чернозема. Они, эти ‘гадкіе’ дождевые черви, являются первыми главными пахарями, разрыхляющими и размельчающими растительный слой земли. Весь этотъ слой со времени существованія міра не разъ прошелъ черезъ кишечный каналъ дождевыхъ червей. ‘Плугъ,— говоритъ Дарвинъ въ заключеніи своей книги,— принадлежитъ къ числу древнйшихъ и имющихъ наибольшее значеніе изобртеній человка, но еще задолго до его изобртенія почва правильно обрабатывалась червями и всегда будетъ обрабатываться ими’ (стр. 179).

Прежде чмъ осниться такою мыслью, необходимо было именно познакомиться съ строеніемъ и жизнью дождевого червя. И вотъ авторъ въ этомъ порядк и подготовляетъ читателя къ пониманію этого важнаго вывода. Умнье посвятить и профана въ такую великую идею и сдлать ее доступной, понятной и интересной — это исключительная особенность Дарвина. Онъ въ названной работ съ первыхъ же страницъ заинтересовываетъ жизнью этихъ кольчатыхъ, показываетъ ихъ норки, заставляетъ читателя присутствовать при ихъ работахъ, когда они своимъ переднимъ концомъ пробуравливаютъ рыхлую землю, словно буравомъ, если же земля не достаточно рыхла, то вбираютъ ее въ себя и выкидываютъ черезъ заднее отверстіе и такимъ образомъ прорываютъ себ норку. Послднюю они устилаютъ хвоями и разными листьями, которые и жъ служатъ также и пищею. Въ то время, когда они таскаютъ къ себ этотъ запасъ, они выказываютъ много сообразительности, а не руководится только инстинктомъ. Потому авторъ признаетъ въ нихъ присутствіе разума. По, обладая, по мннію автора, разумомъ, дождевые черви, однако, лишены слуха, а также почти и способности воспріятія свта. За то они обладаютъ громадной — сравнительно съ размромъ своего тла — силой: могутъ перетаскивать большія тяжести. Пропуская землю черезъ свой кишечный каналъ, они только часть ея удерживаютъ и ассимилируютъ, остальная же въ перетертомъ и измельченномъ вид выбрасывается жми, какъ экскременты, на поверхность земли и образуетъ небольшія возвышенія. Эти возвышенія, размытыя дождемъ, стекаютъ въ наклонную сторону, а не тронутыя сохнутъ и распадаются на мелкіе кусочки, которые въ свою очередь разсыпаются и въ вид пыли переносятся въ ‘подвтреную’ сторону, зарывая камни, а нердко и цлыя зданія. Этимъ путемъ, благодаря червямъ, сохранились зарытыми въ земл многія постройки древняго Рима и многія зданія изъ средневковыхъ временъ въ Англіи.

Въ сейчасъ приведенномъ наброск мы только намтили т интересные. вопросы, которые составляютъ предметъ послдней работы покойнаго Дарвина. Для ближайшаго знакомства съ ними, рекомендуемъ самую книгу, о перевод которой достаточно сказать, что онъ сдланъ естественникомъ-спеціалистомъ. Послдняго можно попросить на случай втораго изданія исправить только вкравшіеся немногіе корректурные недосмотры, какъ, напримръ: ‘къ земл горшковъ, въ которой содержались черви….’ (стр. 32), ‘въ ихъ рту… (стр. 42).

Оскудніе. Благородные. Сергя Атавы (С. Н. ). Томъ первый — Отцы, томъ второй — Матери. Изданіе второе книгопродавца-типографа М. О. Вольфа. 1882 г.

Теперь трудно найти губернію, въ которой нельзя бы было встртить разореннаго помщичьяго гнзда. Стоитъ отъхать верстъ 15—20 отъ города — и непремнно нападешь на нкогда бывшую помщичью усадьбу со всми жалкими остатками бывшей роскоши, ботъ какими-то судьбами уцллъ нкогда прекрасный паркъ, съ ‘старинными’ липами, съ аллеями шириной въ проздъ тремъ-четыремъ каретамъ въ рядъ, съ вдали виднющимся прудомъ или рчкой, взвивающейся у подножія холма, ни вершин котораго обыкновенно расположенъ барскій домъ съ террасами, громадными окнами, бель-ведеромъ и небольшимъ цвти макомъ, куда ведетъ съ террасы широкая лстница, нкогда украшенная вазами и статуями… Все это можно встртить и теперь, и сейчасъ, но только нтъ у этого гнзда прежняго торжественнаго, праздничнаго вида, какимъ отличалась во времена до 19-го февраля 1861 года каждая усадьба. Все здсь постарло, запылилось, скривилось на бокъ. И эти остатки прежней роскоши стоятъ, какъ бы конфузясь, безъ призора, въ ожиданіи, когда явится ‘дловой’ человкъ и приспособитъ ихъ къ чему-нибудь настоящему. Кое-гд усадьба успла нсколько ‘приспособиться’, принять ‘дловой характеръ’, сохранивъ за собой только остатки недавняго прошлаго.

Послднія картины очень часто встрчаются въ Самарской и Саратовской губерніяхъ. Тамъ многія усадьбы безъ всякихъ особыхъ фундаментальныхъ приспособленій обращены въ кумысо-лчебныя заведенія. Такъ старинный барскій домъ обращенъ въ курзалъ. Но что значить обращенъ? Если барская зала оказалась мала для столовой, новый владлецъ усадьбы преспокойно проламываетъ стну, отдлявшую залу отъ гостиной, и такимъ образомъ получается длинная столовая, въ которой могутъ спокойно умститься за столомъ человкъ 60, даже 100. Заботъ объ изящномъ, о красот — у новаго владльца нтъ, онъ считаетъ да’ же лишнимъ оклеить разношерстную столовую новыми обоями. ‘Не все ли ему, больному кумыснику, равно, какъ и чмъ оклеена столовая?’ разсуждаетъ онъ. А кумыснику дйствительно все равно,— у него и дома не лучше… Ну, такъ я происходитъ обоюдное довольство.— Изъ столовой идетъ дверь въ кабинетъ барина. Здсь все осталось на прежнемъ мст: и старинный турецкій диванъ, и нкогда любимое хозяиномъ волтеровское кресло, и громадные шкафы, уставленные книгами… Все стоитъ на прежнемъ мст, только безъ прежней солидности, а какъ бы для того, чтобы потшать честную компанію кумысниковъ, прізжающую въ усадьбу съ серьезною цлью — лчиться. Что-то насмшливое виднется въ улыбк больного, когда онъ раскрываетъ одну книгу за другой въ основательныхъ, а иногда я изящныхъ переплетахъ съ золотыми обрзами. Вотъ и Встникъ Европы 1808 года, и Живописецъ Новикова, и комедія ‘О время’ Екатерины ІІ-ой, а вотъ и старинный календарь съ собственноручными на полахъ помтками прежняго хозяина,— помтками, въ род слдующей: ‘На диванъ куплено 42 аршина матеріи…’ и т. д.

Но какой интересъ во всемъ этомъ для кумысника? Зачмъ все это стоитъ въ курзал?— При кумысолчебномъ заведеніи должна быть библіотека,— ну, вотъ это и есть самая библіотека…

Эта комната больше другихъ сохранила на себ слды прошлаго: вонъ съ вершины высокихъ шкафовъ, чуть не достающихъ до потолки барскихъ хоромъ, выглядываютъ вс запыленные, почернвшіе отъ времени бюсты Вольтера, Дидро и другихъ просвтителей XVIII в… Отъ другихъ комнатъ барскаго дома не осталось ухо прежнихъ слдовъ: тмъ труднй оказалось приспособить къ новому, ‘полезному’, потому вс ‘угольныя’, двичьи, спальни и т. д.,— вс превращены въ одинъ сплошной большой сарай, который раздленъ тоненькой, какъ картонъ, перегородкой, на узенькій, темненькій корридоръ и нсколько небольшихъ каморокъ, изъ которыхъ въ каждую ведетъ особая дверь изъ корридора. Эта часть дома приняла видъ самой плохой гостиницы захолустнаго узднаго города… Людскія службы, флигеля, бани и т. д.— все такимъ же способомъ превращено въ помщенія для кумысниковъ,— превращено, разумется, при самой минимальной затрат, даже разбитыя стекла въ окнахъ не замнены новыми, въ выбитыя мста вмазаны черешки, вырванные обои заклеены простой или газетной бумагой, и т. д. А паркъ… Боже, что сдлали съ паркомъ! Дорожекъ въ немъ нтъ и слда, весь паркъ по крайней мр на полъаршина усыпанъ старыми засохшими листьями, изъ груды которыхъ мстами выглядываютъ съ отбитыми крыльями и ногами амуръ, купидонъ или какой-другой старый, всми забитый, оставленный богъ…

Но куда же двались прежніе владльцы этихъ нкогда роскошныхъ палаццо, что сталось съ ними? Какъ и почему они ршились разстаться съ своими старыми привычными гнздами?— Отвты на эти вопросы въ вид отдльныхъ картинъ и составляютъ содержаніе ‘Оскуднія’ г. Атавы.

Событіе 19-го февраля 1861 года застигло помщиковъ въ-расплохъ, несмотря на то, что освобожденіе крестьянъ въ сущности подготовлялось весьма давно: помщики не врили въ возможность его осуществленія, и потому, когда манифестъ былъ объявленъ, они оказались бекъ: всякой подготовки къ новой жизни, къ жизни труда. А деньги между тмъ были по-прежнему нужны. Оставалось одно: закладывать и проживать и тянуть такъ до тхъ поръ, пока будутъ давать подъ залогъ, а такъ…. продавать родовое. И вотъ запутавшійся съ ногъ до головы, у какого-нибудь ‘Лоха — не клади плохо’, которые въ ‘Оскудніи’ именуются Подъугольниковыми (представители современнаго кулачества) и Сладкопвцевыми — изъ семинаристовъ, помщикъ спускалъ имъ уже за безцнокъ и свои родовыя, изъ которыхъ Подъугольниковы понадлали вышеописаннымъ способомъ кумысолчебныя заведенія.

Такъ поступали папеньки и маменьки съ хорошими, ‘благородными’ привычками: жуировать, веселиться безъ удержу, и бражничать, тамъ поступали ‘широкія натуры’, безнадежно махнувшія на новую форму жизни, въ которой имъ, ‘широкимъ натурамъ’, привыкшимъ хорошо жить, и обладавшимъ до сихъ поръ одной производительною силой — ‘приказывать’, все было непонятно.

Были между ними и другіе боле подвижные и отважные. Эти искали приспособленій. Если отъ нихъ отошли мужики,— думали эти послдніе,— то осталась земля, которую можно было обрабатывать съ помощью машинъ. И вотъ нкоторые ршили завести. ‘раціональное хозяйство’ и принялись закупать машины. День привоза машинъ вмст съ ихъ изобртателями-нмцами превращался въ праздникъ, а день пробы машинъ — въ торжество, на которое съзжались чуть не вс помщики губерніи, а также допускались и ‘депутаты’ изъ крестьянъ. Сцены этихъ пробъ весьма комичны. Мы приведемъ одну изъ нихъ, на которой присутствовалъ и самъ чего превосходительство’, и батюшка, и пр. и пр. Вс собрались на лугу.

‘Къ намъ приблизилось пять нмцевъ, въ животамъ которыхъ были привязаны на помочахъ какія-то плетушки съ ручками съ боку, какъ у шарманки.

— При помощи этой сялки одинъ сятель можетъ въ день посять до пяти десятинъ. Цна такая-то. Начинать!— скомандовалъ Григорій Ивановичъ.

Нмцы одляли направо кругомъ, завертли ручки, и два жиденькихъ фонтанчика ржаныхъ смянъ посыпались направо и налво черезъ голову каждаго изъ нихъ.

Нмцы шагали стройно нога въ ногу, и Григорій Ивановичъ и его превосходительство сіяли радостью.

— Хорошо?— обратился я опять къ мужикамъ.

— А Господь ее знаетъ, какъ она сетъ-то. Разв на лугу, въ трав, можно замтить, какъ зерно надаетъ?… На будущій годъ коли уродится, увидимъ.

— Василій Михайловичъ, послушайте-ка, что говорятъ!… Вдь, дло, а никому изъ васъ и въ голову не пришло.

— Что такое?

Мужикъ повторилъ свои слова и ему.

— Врю, врно!— выкликнувъ онъ.— Природнаго ума у нихъ нельзя отнять!— какъ-то даже, съ грубостью добавилъ онъ.— Григорій Ивановичъ!

И ему передается замчаніе депутата. А нмцы все идутъ дальше и разсыпаютъ рожь по трав.

— Остановите же ихъ!— кричитъ Василій Михайловичъ.— Это обстоятельство, милйшій Григорій Ивановичъ, надо было предусмотрть. Вдь, мы компрометируемъ себя передъ ними.— И онъ злобно повелъ глазами въ сторону депутатовъ’ (стр. 79—80).

И такъ дале въ томъ же неизмнно-комическомъ дух. Разумется, что при такомъ полномъ непониманіи дла и при непривычк длать что-нибудь дльное, ‘раціональное хозяйство’, для веденія котораго покупались машины, было не боле какъ шутка. А между тмъ на покупку машинъ ухлопывались громадныя суммы — и богатый помщикъ приходилъ въ полное ‘оскудніе’: имніе его переходило тмъ же порядкомъ залоговъ и перезалоговъ къ Подъугольниковымъ и Сладкопвцевымъ.

Другіе, у которыхъ сильно была развита фантазія, съ освобожденія крестьянъ начинали грандіозныя, фантастическія предпріятія и на нихъ ухлопывали иногда значительный, оставшійся отъ прошлаго, капиталъ.

Такъ одинъ помщикъ вздумалъ, вмсто веденія ‘раціональнаго хозяйства’, словить и скупать зайцевъ, чтобы разводить ихъ — на племя и продавать ихъ шерсть. Мало ли худа шерсть ихъ можетъ идти? Всюду пойдетъ. Въ продаж, вдь, ни у кого, хром меня, этой шерсти не будетъ,— что захочу, то и возьму за нее. Поняли?…’ (стр. 93).

Этотъ наивный фантазеръ врилъ въ несомннную возможность не только жить на счетъ зайцевъ, какъ онъ нкогда жилъ на счетъ мужиковъ, но и въ несомннную возможность разбогатть отъ нихъ. Онъ разсчитывалъ такъ: каждый годъ каждая зайчиха должна принести штукъ но шести дтенышей. ‘Если въ этомъ году, при Божьей помощи, у меня будетъ 500 зайчихъ, на будущій годъ ихъ будетъ ужь три тысячи. Если и’ этого числа только половина окажется самокъ, а остальные самцы, то ихъ будетъ значить 1.500, на третій годъ у меня такимъ образомъ будетъ значитъ 10.000 зайцевъ!…’ Вотъ какими фантазіями питались и въ чемъ находили исходъ помщики, застигнутые событіями 19-го февраля! Мы не будемъ больше слдятъ за тми формами разоренія и оскуднія, которыя довели ихъ до продажи родоваго гнзда въ руки Подъугольниковыхъ.

Естественно посл выше приведенныхъ фактовъ, что во всхъ новыхъ формахъ жизни, которыя выдвигались, пакъ непосредственное продолженіе событій 19-го февраля, они оказывались до жалости смшны, безпомощны и производили впечатлніе ‘безнадежности’, ‘отчаянія’.

Именно такое впечатлніе производитъ на читателя первое земское собраніе, на которомъ въ первый разъ помщики должны были думать и говорить о дл, объ общественныхъ интересахъ.

Оказалось, что они настолько не привыкли ни къ чему дловому, серіозному, что между ними не нашлось ни одного, который бы могъ взять на себя во время засданія должность секретаря, который бы могъ составятъ протоколъ. Пришлось волей-неволей снова обращаться въ ненавистному Сладкопвцеву, для котораго эта работа не представила никакого затрудненія: перо у него такъ быстро и легко побжало по бумаг, оставляя за собой строки красиваго почерка.

Когда оказалось необходимо каждому изъ присутствовавшихъ резюмировать свою рчь, чтобы занести ее въ протоколъ, то любопытно, какъ отнеслись къ этому вопросу наши добродушные помщики.

— Пишите, что хотите!— сказали они.

— Пишите,— все подпишемъ!

— Только не векселя,— кто-то съострилъ.

— Господа, господа!— усовщевалъ предводитель,— что-жь это такое? ^разв можно такъ? Почтеннйшій Ардаліонъ Васильевичъ (такъ звали Сладкопвцева) былъ такъ любезенъ, такъ добръ…

Но уже его никто не слушалъ, и вс толпой повалила къ дверямъ. Слышался смхъ, хохотъ. Кто-то въ передней началъ насвистывать ‘Хуторокъ’, и черезъ нсколько минутъ въ вал остался предводитель, Сладкопвцевъ, человкъ пять волостныхъ старшинъ, выбранныхъ мужика’ въ гласные по указанію мировыхъ посредниковъ, да двое или трое дворянъ, приглашенныхъ къ предводителю на обдъ и теперь дожидающихся его, чтобы хать вмст’ (стр. 135).

Не понять было этимъ людямъ значеніе новыхъ формъ жизни, не заняться ими, не заинтересоваться самоуправленіемъ. Съ такой дтской шуткой отнеслись они къ земскимъ дламъ и къ земскимъ учрежденіямъ вообще. Не годился сюда старый крпостникъ.

Сынки этихъ старыхъ крпостниковъ, на воспитаніе которыхъ посаживались остатки нердко весьма значительнаго состоянія, чувствуя себя очутившимися посл 19-го февраля ‘на втру’, вздумали приспособляться къ новой жизни, оставаясь по-прежнему при желаніяхъ и требованіяхъ отцовъ, т. е. жить и сорить деньгами. Для удовлетворенія такихъ, требованій новая жизнь открывала только одинъ путь — мошенничество, а форму его каждый выбиралъ уже по своимъ вкусамъ и наклонностямъ. Одинъ принимался за ростовщичество, другой устраивалъ у себя игорный домъ съ рулеткой, третій втирался къ желзнодорожникамъ. ‘Идти по другому пути’ не было возможности, какъ въ силу отсутствія хоть какой-нибудь дльной подготовки, такъ и потому, что ‘дворянскій гоноръ’ запрещалъ браться за черную работу.

Стая старыхъ паразитовъ сходила въ могилу, оставляя за собой такимъ образомъ уже не добродушіе, какимъ отличалось само, а вороновъ, которые были не прочь высасывать у другихъ соки, подобно Сладкопвцевымъ и Подъугольниковымъ. Отъ послднихъ они отличались отсутствіемъ терпнья, выдержки, а потому избирали для своихъ цлей путь тонкаго мошенничества, позволявшій имъ поддерживать въ полномъ состав декорумъ прежней жизни.

Вотъ что составляетъ содержаніе перваго тома ‘Оскуднія’. Передъ читателемъ словно въ панорам проходитъ картина старой и новой деревни, гд на мст стараго крпостника-помщика явился новый хозяинъ Подъугольниковъ или Сладкопвцевъ. Контрастъ старой деревни съ жизнью въ усадьб былъ поразительный: безустанный трудъ и темненькая, сренькая жизнь съ одной стороны и жизнь ‘бгущая вчнымъ праздникомъ’, съ отсутствіемъ всякаго признака труда — съ другой. Рельефная картина человческаго паразитизма. Теперь этого уже нтъ, но контрастъ деревня и усадьбы если и измнялъ форму, то нисколько не уменьшился. Хозяинъ усадьбы и теперь продолжаетъ высасывать соки изъ обитателя деревня, только уже безъ прежняго добродушія и безъ прежняго far niente. Но, разумется, такое положеніе есть положеніе переходное всколыхнутой старой жизни, не успвшей еще принять должнаго вида и формы, боле уравновшенныхъ отношеній, которыя впослдствіи не будутъ производить такого ужасающаго положенія діаметральности.

Г. Атава не предъявляетъ никакой претензіи на художественность, но даетъ довольно врныя и рельефныя фотографіи того недавняго прошлаго, которое уже отходитъ въ исторію. И съ этой стороны первый шагъ ‘Оскуднія’ представляетъ ‘будетъ представлять любопытную лтопись той жизни, о которой съ полною справедливостью можно сказать: ‘Свжо преданіе, а врится съ трудовъ’. Еслибы не частыя повтореніи нкоторыхъ положеній, которыя нердко утомляютъ читателя, книга ‘Оскудніе’ представляла бы большій интересъ.

Второй тонъ этого сочиненія не иметъ въ историческомъ отношеніи такого же значенія. Его ‘матери’ или лучше выведенные имъ женскіе типы изъ помщичьей среды: напр. ‘Неутомимая’, ‘Овца’ — не имютъ ничего общаго съ главною причиной ‘Оскуднія ‘— паденіемъ крпостничества. Какъ та, такъ и другая женщина, выведенныя подъ названіемъ ‘Неутомимая’ и ‘Овца’ — об обладали весьма порядочнымъ состояніемъ, и если ‘Неутомимая’ въ конц концовъ осталась безъ средствъ, то съ ней могло случиться то же самое и при крпостномъ прав: вдь, и при немъ бывало, что закладывали и спускали все, когда не доставало на кутежъ. Такія женщины, какъ ‘Неутомимая’, есть всегда, это — просто плодъ жизненной пустоты, богатая сила, не нашедшая разумнаго выхода и примненія. Вся разгульная, разнузданная жизнь, которую она вела, могла быть и вн помщичьей среды. Этотъ типъ съ событіемъ 19-го февраля, къ которому пріурочивается вся жизнь изображенная въ обоихъ томахъ, не иметъ ничего общаго, какъ равно и другой типъ — ‘Овца’ — мене всхъ удавшійся г. Атав. Въ этомъ разсказ, какъ намъ кажется, авторъ сильно спуталъ хронологію событій {Во второмъ том у него хронологія и мелкихъ фактовъ весьма хромаетъ. Такъ въ разсказ ‘Кукушка’ авторъ безпрестанно мшаетъ свои года и года Леши, то говоритъ, что ему было 12, когда Леш было 10, то на стр. 138 говоритъ, что онъ былъ старше Леши на 1 годъ и т. д.}. Такъ посщеніе женщинами университетскихъ лекцій онъ пріурочиваетъ въ зим 1861 года и указываетъ на этотъ фактъ, какъ на предшествовавшій освобожденію крестьянъ (стр. 392). А насколько мы знаемъ, посщеніе университетскихъ лекцій было уже посл 19-го февраля.

Но если со стороны исторической разсказъ 2-го тома и не имютъ того значенія {За исключеніемъ разсказа ‘Кукушка’, гд весьма интересно описаніе пансіона и педагоговъ того времени.}, какъ разсказы помщенные въ первомъ том, за то читаются они несравненно быстрй и имютъ много преимуществъ въ литературномъ отношеніи. Здсь почти нтъ повтореній, разсказы не представляютъ такой отрывочности, въ нихъ больше цльности. Кром того, тутъ задваются новые типы: княжна, посщающая публичную библіотеку, студентъ, устраивающій шабаши,— правда, все это захватывается походомъ, съ чисто вншней, фотографической стороны.

Впрочемъ, мы предупреждаемъ читателя, что авторъ силенъ только умньемъ фотографировать отдльныя сцены,— боле глубокій анализъ лицъ ему плохо удается. Такъ, туманными и неудачными вышли у него отецъ, мать и дочь, открывшіе модную мастерскую (въ разсказ ‘Тихія пристани’), когда онъ вздумалъ было заглянуть въ нихъ поглубже. Еще нсколько боле въ этомъ случа удался ему абрисъ князя, разорившагося по милости жены и поступившаго въ помощники станціоннаго смотрителя на какой-то станціи желзной дороги (въ разсказ ‘Шалая’).

Манера писать у автора довольно игрива, и еслибъ онъ бросилъ привычку стараться быть игривымъ и не старался бы поражать читателя словами: ‘слопать’, ‘сцапать’, а говорилъ бы ихъ просто къ мсту, безъ подчеркиванія,— думается намъ, было бы лучше.

Е. Н.

‘Русская Мысль’, No 10, 1882

Читайте также: