О новомъ сочиненіи Графа Сегюра.
Galerie morale et politique, par M. le Comte de Segur, de l’Acadmie franaise. (Нравственная и политическая галлерея, соч. Графа Сегюра, Члена Французской Академіи.)
(Изъ Minerve Franaise. К.)
——
О новом сочинении Графа Сегюра, Сегюр Луи-Филипп, Год: 1818
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Bотъ наконецъ вышла книга, въ которой нравственность является въ одежд очаровательной приятности, изящнаго слога, рдкой точности въ словахъ и мысляхъ, учености со вкусомъ и богатаго воображенія. Сочинитель, подробно разсматривая хорошія и худыя качества сердца человческаго, прикрасами тонкаго, прелестнаго остроумія закрываетъ суровость справедливыхъ своихъ замчаній. Онъ говоритъ языкомъ человка, всегда жившаго въ отборнйшемъ обществ, среди людей высокаго класса, а между тмъ употребляетъ слова и цлыя мысли самыхъ строгихъ писателей и философовъ древности, и сія смсь не только не тяготитъ читателя противуположностями, но иметъ еще выгоды привлекательнйшаго разнообразія?
Чтобы уврить читателей въ достоинств книги, всего лучше предложить имъ небольшія изъ нее выписки. Вотъ нкоторыя, взятыя на удачу и безъ выбора.
Вопросы. ‘Для чего честь бываетъ не одно и то же въ разныя времена, въ разныхъ странахъ, въ разныхъ образахъ правленія? Не лучше ли назвать ее чувствомъ, нежели правиломъ? Въ одной извстной стран тотъ нарушаетъ честь свою, кто въ двадцать четыре часа незаплатитъ денегъ, проигранныхъ какому нибудь плуту, между тмъ какъ, неоскорбляя чести ни на волосъ, можетъ неплатить долговъ своихъ честнымъ заимодавцамъ.
‘Дозволитъ ли духъ партіи согласиться объ истинной чести?
‘Другъ свободы держится того мннія, что честь велитъ ему жертвовать всмъ, имуществомъ, спокойствіемъ и жизнію, для независимости своего отечества для обороны его отъ вліянія и отъ оружія чуждаго. Противникъ его думаетъ, что честь дозволяетъ ему сражаться, даже и совокупно съ чуждымъ народомъ за священное дло, которое онъ защищаетъ, и которое почитаетъ неразлучанмъ отъ своего отечества.’
Глава о мод изобилуетъ историческими воспоминаніями. Предложимъ изъ нее одно замчаніе, служащее, можетъ бытъ, не въ похвалу Французамъ, но которое по крайней мр употребить имемъ право вмсто оборонительнаго оружія противу порицателей нашихъ нравовъ.
‘Всегдашнее непостоянство нашихъ обычаевъ причиною, что слишкомъ уже часто называютъ насъ втренными, но чужестранцы, порицающіе насъ за втренность забываютъ, что и они подлежатъ тому же извиненію: мы часто перемняли средства нравиться, а они всегда намъ подражали, мы изобртали моды, конечно пустыя и вздорныя, а они рабски и неловко ихъ перенимали. Неприлично медвдю насмхаться надъ тмъ, кто заставляетъ его плясать подъ свою дудку {И дльно! Что сказать противъ етаго?}.’
О дружб. Однажды, въ Пале Роял, Шевалье С., выигравшій тысячу пятьсотъ луидоровъ, держалъ ихъ въ своей шляп. Нкто подходитъ к нему и говоритъ: Любезной другъ! сдлайте милость, одолжите меня сотнею луидоровъ.— Охотно, любезный другъ, отвчаетъ Шевалье, если вы скажете мн мое имя. — Просившій денегъ молчитъ. Вотъ видите, любезной другъ, прибавилъ Шевалье, что вы были бы въ страшномъ затрудненіи, искавши способовъ отдать мн сто луидоровъ, еслибъ теперь отъ меня ихъ получили.’
О призракахъ. ‘И такъ доказано, что мы раждаемся, живемъ и умираемъ подъ господствомъ призраковъ, и что нтъ возможности избавиться намъ отъ ихъ власти. Достоврность сія не должна впрочемъ, лишатъ насъ бодрости, ибо, еслибъ возможно было намъ совершенно освободиться отъ призраковъ, то можетъ быть надлежало бы разстаться и съ самой жизнію: міръ сдлался бы для насъ мраченъ, любовь утратила бы вс свои прелести и красота, свой поясъ, а слава свой лавры, поеты разбили бы свою лиру, молодость оставила бы свое оружіе и свой химеры, печальная старость лишилась бы утшенія, прошедшее, настоящее и будущее, смшавшись вмст, не имли бы ни надежды, ни воспоминаній, и пустота ничтожества была бы неужасне здшняго міра, лишеннаго своихъ очарованій. Воображенію предназначено украшать его, будемъ же чтить могущество его, и не станемъ разрушать сладостной его магіи.’
Если и мы необольщаемся призракомъ, то намъ кажется, что сей отрывокъ долженъ понравиться всмъ людямъ хорошаго вкуса, и даже самымъ строгимъ нравоучителямъ, ибо хотя призраки принадлежатъ къ обманамъ, но мы находимъ ихъ и въ самой Натур. ‘Если башня четыреугольная издали кажется намъ крутою, если солнце и луна глазамъ нашимъ представляются такими, что он весьма удобно помстились бы въ нашей комнат, если сводъ небесный кажется намъ сопредльнымъ съ Землею при конц горизонта, то всмотрвшись пристально, вы увидите, что Натура также участвуетъ въ Призракахъ страстей вашихъ и чувствованій, какъ то любви, дружбы, и проч. и проч.’
О любви, о времени, о привычк, о старости — пройдемъ мимо, надлежало бы все выписывать. Въ глав о Заблужденіяхъ видна та снисходительная философія, которая особливымъ образомъ обнаруживаетъ духъ и характеръ сочинителя. ‘Оставимъ при себ т заблужденія, которыя лаская, насъ обманываютъ, которыя не вредя намъ нравятся, и которыя заставляютъ насъ мечтать о счастіи, невозмущая счастія ближнихъ нашихъ. Станемъ врить постоянству всхъ друзей нашихъ, утшатъся неизмняемымъ усердіемъ нашей подруги, одолжая, станемъ питатъ себя надеждою признательности, не будемъ сомнваться въ справедливости общественнаго мннія, стараясь снискать его благоволеніе, будемъ надяться, что Природа сохранитъ наше здоровье, или что врачь возстановитъ его, не будемъ отказываться отъ умренныхъ удовольствій, особенно же съ полною довренностію предадимся наукамъ, художествамъ, словесности. Знаю, что Музы сулятъ вамъ славу, а даютъ часто одну надежду, но вспомнимъ слова Делилля: Esrer c’est jouir — надежда есть наслажденіе. Вотъ заблужденія сладостныя, съ которыми никакъ недолжно разставаться, безъ нихъ бытіе тяготило бы человка, съ ними жизнь длится, какъ приятное мечтаніе.’
О несчастіи. ‘Три сутъ главныя причины всхъ несчастій человческихъ: забвеніе настоящаго, безпокойство о будущемъ и зависть, длающая насъ равнодушными къ тому что имемъ, когда видимъ, что другіе люди имютъ больше.’ Сочинитель мало жалуется на несчастія, онъ предлагаетъ противъ нихъ средства, которыя вс заключаются въ слдующемъ правил: не смотри вверхъ, смотри внизъ.’
О сеук. ‘Не станемъ слишкомъ порицать скуку. Желаніе душевныхъ движеній, потребность удовольствій, боязнь ослабленія духомъ и тломъ, производятъ все, чему удивляются въ мір, что оживляетъ его и украшаетъ, работа, бесда, чтеніе, танцы, стихотворство, музыка, все что составляетъ прелесть общежитія, все то получило бытіе свое отъ спасительной боязни скуки. Человкъ побуждается въ дятельности двумя главными нуждами: потребностію пищи для тла, и забавы для разума, все что ни длается въ жизни единственно иметъ цлію удовлетвореніе того и другаго. Двумя очень простыми средствами можно лишить землю очаровательной ея прелести: дайте человческому роду возможность питатъся травою, и отнимите у него потребность забавляться, работа остановится, искусства исчезнутъ, и мало будетъ разницы между обществомъ людей и стадомъ барановъ. Нахожу весьма страннымъ, что весь свтъ жалуется на скуку, и при всемъ томъ весь свтъ желаетъ себ участи людей наиболе подверженныхъ сему роду несчастія — участи людей богатыхъ, могущественныхъ, незанятыхъ длами.’
О страх. ‘Въ Австерлйцкую кампанію одинъ изъ нашихъ врачей, сбившись съ прямой дороги, забрелъ въ нкоторой городъ, которой почиталъ онъ принадлежавшимъ нашему войску, но которой въ самомъ дл былъ занятъ четырьмя стами Австрійцевъ. Врачъ увидлъ опасность неизбжную, но ему пришло на мысль сказать, что въ слдъ за нимъ идетъ Французская армія и что онъ пришелъ для учрежденія: лазарета. Испугались Австрійцы, бросились бжать изо всей силы, и врачь, одинъ человкъ, овладлъ городомъ. Всмъ извстно, что отважность, чаще нежели страхъ, избгаетъ опасностей, и что между бгущими боле раненыхъ, нежели между храбрыми, за то уже храбрость сдлалась столь общею, сто одна только безразсудная отвага можетъ отличиться и быть замченною. Но мужество нравственное мужество, есть рдкое явленіе, оно — первое изъ добродтелей, ибо даетъ возможность исполнять вс прочія.’
Предлы статьи сей лишаютъ насъ удовольствія выписывать боле. Окончимъ ее однимъ отрывкомъ, которой можетъ служить зеркаломъ философіи и нравственной политики нашего автора. ‘Кто несоображается съ духомъ своего времени, тотъ подвергаетъ себя всмъ его несчастіямъ. Я желаю свободы безъ своевольства, религіи безъ фанатизма, вры безъ суеврія, философіи безъ атеизма, политическаго равенства безъ неистовыхъ сатурналій, монархій безъ деспотизма, повиновенія безъ рабства, тишины безъ слабости и спокойствія безъ мертвенной нечувствительности.’
О новом сочинении графа Сегюра: [Galerie morale et politique]: (Из Minerve Francaise) / [Пер.] К. [М.Т.Каченовского] // Вестн. Европы. — 1818. — Ч.98, N 6. — С.108-115.