Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860-1886)
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’. Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
О лже-консерватизм паразитнаго Русскаго міра.
Москва, 26-го апрля 1868 г.
Несвободное отношеніе нашей Русской мысли къ авторитету западноевропейской цивилизаціи сказывается нердко и на отношеніи нашемъ къ Россіи, мшаетъ свободному пониманію ея нуждъ и потребностей, порождаетъ у насъ самихъ, дома, недоразумнія за недоразумніями. Прикидывая къ Русской народной жизни чужой всъ и чужую мру, мы то и дло промриваемъ да провшиваемъ. Чужая дйствительность кладетъ свои движущіяся тни поверхъ нашей Русской дйствительности, живыя явленія чуждаго міра населяютъ нашъ русскій міръ своими призрачными отраженіями. Впрочемъ, выраженіе ‘Русскій міръ’ не совсмъ врно, или, по крайней мр требуетъ разъясненія. Мы разумемъ здсь тотъ особый міръ, также по вншнему своему составу Русскій, который сложился и живетъ въ общемъ мір Русской земли. Повторимъ сравненіе, уже однажды употребленное нами въ ‘Дн’: на Русскомъ народномъ организм есть какъ бы наростъ, питающійся его соками, живущій своею собственною, хотя также органическою, но отдльною отъ общаго организма и ускоренною жизнью. Между этими двумя организмами — паразитнымъ и настоящимъ, народнымъ, — не смотря на вншнюю связь, не только нтъ почти ничего общаго въ нравственномъ смысл, но нтъ почти и способности взаимнаго постиженія, а подчасъ разверзается цлая бездна даже несознаваемыхъ противорчій. Конечно, бываютъ такія историческія минуты, когда возвышенная и усиленная жизненная дятельность основнаго организма охватываетъ собою вс его развтвленія и наросты, и объединяетъ въ общей съ собою жизни даже и паразитную жизнь, — но такія минуты рдки: прошли он, и наросты лжи на Русской лнивой правд заживаютъ снова всею спшною жизнью лжи. Къ этому-то паразитному міру принадлежитъ значительная часть насъ, такъ-называемыхъ образованныхъ Русскихъ, и преимущественно изъ высшихъ общественныхъ сферъ. Въ немъ-то и ратуемъ мы съ населяющею его толпою тней и призраковъ, и тратимъ силы въ борьб, — то изнываемъ страхомъ, то бодримся надеждами, смиряемся предъ опасностями или празднуемъ побды… Небывалыя побды, небывалыя опасности, безсмысленныя надежды, — вздорные, безпричинные страхи, — ненужная, напрасная трата силъ! И тмъ не мене эта фантасмагорическая жизнь, повидимому столь призрачная, плотенетъ въ соприкосновеніи съ живою Русскою дйствительностью и отдается въ общей жизни нашего народа не какими-либо призрачными, фантастическими послдствіями, а грубою правдою боли и мучительныхъ судорогъ. И безсознательно, беззавтно гнемъ и мнемъ мы нердко, напоромъ паразитной силы, самые лучшіе творческіе дары народнаго духа — для того только, чтобы наложить на него печать чужаго образа и подобія, — чтобы спасти народъ отъ не угрожающихъ ему или даже не существующихъ золъ! Нердко, въ самообольщеніи нашихъ консервативныхъ, въ сущности же разрушительныхъ инстинктовъ, втискиваемъ мы насильственно живое явленіе народнаго строя въ узкую формулу отвлеченнаго начала, взятаго изъ чужаго, не сроднаго намъ быта, или, наоборотъ, запросы чужаго быта возводитъ въ званіе Русскихъ національныхъ потребностей и принциповъ! Такими печальными недоразумніями, такими пагубными qui pro quo полнится Русская земля.
Нужны ли доказательства? Стоитъ только развернуть газету ‘Всть’, этотъ излюбленный органъ нашего паразитнаго міра, — и доказательствъ не оберешься. Не хлопочетъ ли у насъ паразитный міръ уничтожить, напримръ, общинное землевладніе, подводя его подъ иностранное понятіе коммунизма? Не превращается ли, въ разумніи паразитнаго міра, Русскій народъ въ какой-то честолюбивый злостный демосъ, жаждущій политической власти? Не вызываютъ ли негодованіе нашей паразитной среды — тотъ фактъ и то начало, что каждый русскій крестьянинъ иметъ часть въ Русской земл, и не хотла ли бы она, эта среда, подъ видомъ охраненія Россіи отъ соціализма, навязать Россіи вс муки Европейской соціальной задачи и обезземелить крестьянъ? Нуженъ ли примръ краснорчиве этого? Можно ли идти дале этихъ геркулесовыхъ столбовъ неразумнія? И однакожъ эта дикая теорія — только звено изъ общей цпи доктринъ и теорій, господствующихъ въ нашей паразитной сред, — даже въ сферахъ, не лишенныхъ вліяній и власти. Насильственное и искусственное сосредоточеніе поземельной собственности въ рукахъ привилегированныхъ верхнихъ классовъ, недостатокъ простора, невозможность дать народнымъ массамъ равную, извстную долю крайняго обезпеченія въ земл — все это породило въ Европ классъ пролетаріевъ, классъ безземельныхъ батраковъ и рабочихъ, угнетаемыхъ деспотизмомъ капитала, дающаго имъ необходимую для пропитанія работу, все это создало грозные вопросы пауперизма, пролетаріатства и другіе не мене опасные для Европы, — создало то положеніе народныхъ массъ, которое тяготетъ надъ общественнымъ строемъ Европы и угрожаетъ ему разрушеніемъ. По милости Божіей, благодаря нашему многоземелію и другимъ условіямъ, мы отъ такой опасности избавлены, и въ будущемъ намъ подлежитъ избгать именно тхъ причинъ, которыя привели Западъ въ такимъ бдственнымъ послдствіямъ. Казалось бы такъ, — но у паразитнаго міра логика иная. Усматривая, что въ Европ народныя массы служатъ вчно-горючимъ матеріаломъ для всякихъ революцій, наши паразитные мыслители вздумали и къ нашему народу отнестись какъ въ таковому же революціонному элементу, и давай настаивать на необходимости принять противъ него энергическія, спасительныя мры!.. Но какія же? Именно т самыя, которыя и негорючіе матеріалы способны обратить въ горючіе и сотворить элементы революціонные тамъ, гд они, по самой природ вещей, немыслимы и невозможны. Въ безсмысліи своего европеизма, они ищутъ привить Россіи тотъ самый недугъ, которымъ страждетъ Европа, и отнять у Россіи то, что служитъ предохранительнымъ средствомъ и врачеваніемъ противъ этого недуга, — чего тщетно ищетъ и не можетъ обрсти у себя Европейскій міръ. Они проповдуютъ, однимъ словомъ, неотложную необходимость сосредоточить и въ Россіи поземельную собственность во владніи меньшинства, возвести это меньшинство въ особое сословіе съ политическими привилегіями, съ властью надъ большинствомъ или народными массами, выкроить изъ нашего древняго служилаго сословія, переформированнаго въ ‘благородное Россійское дворянство’ Екатерининскою грамотою — нчто въ род Англійской аристократіи… Намъ случилось даже, недавно, читать въ записк одного офиціальнаго лица, что ‘преданность престолу и существующему въ Россіи принципу верховной власти — въ Русскомъ народ находится на степени непосредственнаго чувства, слдовательно не представляется надежною и подвержена шатости, — поэтому слдовало бы-де подчинить народъ политическому руководству высшихъ сословій!! Не говоря уже о заключающейся въ этихъ словахъ клевет на народъ, — да и клевет на способность высшихъ сословій въ такому политическому руководству, — не напоминаютъ ли эти совты басню Крылова: ‘Листы и корни’?.. Наши петербургскіе Европейцы изъ стана газеты ‘Всть’, — т, которые ее издаютъ, и т, которыхъ она хвалитъ, въ своихъ поискахъ консервативнаго начала — не примчаютъ только… слона въ Русскомъ мір: именно нашего многомилліоннаго сельскаго сословія, осдлаго, владющаго землей и представляющаго самую твердую охрану отъ того шатанья, которому именно грозятъ подвергнуть Россію безсмысленные консервативныя похоти паразитнаго Русскаго міра. Да и какъ примтить, если этого сословія нтъ въ Западной Европ?! Если же они и примчаютъ, то, безсильные понять его, тмъ пуще его ненавидятъ, какъ ненавидитъ инстинктивно чужеядная сила органическій кряжъ, кость и все твердое, неспособное претвориться въ паразитную сущность. Поэтому понятно, что ничто такъ не раздражаетъ нашихъ петербургскихъ консерваторовъ, какъ всякое консервативное притязаніе Русскаго народа — быть самимъ собою, всякій порывъ Русской народности въ самостоятельному развитію.
Этихъ примровъ, кажется, достаточно, чтобы судить, какая бы опасность предстояла Россіи, — какой лжи, злостной и гибельной, ‘не наколобродили бы’, по выраженію Ломоносова, въ Русской народной жизни наши петербургскіе консерваторы, еслибы, вмст съ паразитными инстинктами, обладали въ равной степени и довольною силой для ихъ воплощенія. Чего бы тутъ не было! И сосредоточеніе поземельной собственности во владніи привилегированнаго меньшинства, и обезземеленіе крестьянъ, и обдленіе сельскаго сословія гражданскими правами, и надленіе крупныхъ землевладльцевъ политическими правами, патримоніальною юрисдикціей и всякими преимуществами, и созданіе аристократіи, — слдовательно и демократіи, на Русской почв, не знающей ни того, ни другаго, въ смысл политическаго принципа, и безнародная, отвлеченная государственная національность, и отрицаніе правъ Русской народности на самобытность, на особое призваніе въ исторіи человчества, и цлая теорія о неблагонадежности Русской сердцевины, рядомъ съ какими то центробжными стремленіями нашихъ окраинъ, и необходимость ассимиляціи, не инородцевъ Русскому народу, а Русскаго народа боле цивилизованнымъ инородцамъ — во имя началъ безличнаго, безразличнаго, безнароднаго европеизма, — началъ легальности и порядка, — выгодныхъ, впрочемъ, для интересовъ не народныхъ массъ, не Русской органической жизни, а только и единственно для соумышленниковъ партіи, которымъ органомъ служить ‘Всть’, да еще для Поляковъ и для Нмцевъ! Само собой разумется, что съ подобнымъ подобострастнымъ отношеніемъ представителей паразитнаго Русскаго міра въ европеизму, съ подобнымъ взглядомъ на права Русской народности, всякое сочувствіе въ міру Славянскому должно возбудить по меньшей мр только глумленіе… Таковъ политическій и соціальный катихизисъ паразитной среды, наросшей на Русскомъ организм.
Но, къ сожалнію, эти паразитные инстинкты находятъ себ выраженіе не въ одной какой-нибудь газет ‘Всть’, а начинаютъ оказывать свое присутствіе и въ сферахъ административныхъ. Нельзя не смутиться, когда видишь, какъ иныя отвлеченныя теоріи, взятыя цликомъ изъ Западной Европы, и не общечеловческаго, а чисто мстнаго національнаго содержанія, вводятся въ Русскую практику всмъ реализмомъ Русской власти, — какъ иная, не Русская доктрина распоряжается всми Русскими способами насилія и принужденія. Мы уже достаточно объяснили, напримръ, какъ лживы у насъ, въ Россіи, призраки соціализма, коммунизма, демократизма — этихъ мнимыхъ опасностей, изобртенныхъ петербургскими консерваторами. А между тмъ не ради ли ихъ, этихъ мнимыхъ опасностей, уже не разъ обнажался административный мечъ и, разская воздушный призракъ, разилъ и ранилъ живое тло Русскаго народа?… Разв не видли мы этого въ Сверозападномъ кра, въ эпоху, предшествовавшую послднему мятежу, когда ради ‘консервативныхъ началъ’ и сохраненія ‘престижа’ помщичьей власти, Русское правительство, собственными руками, подавляло, въ лиц сельскаго сословія, Русскую народность и предавало ее въ безграничную волю народности Польской — въ лиц помщиковъ-землевладльцевъ? И не побуждаютъ ли администраторовъ нашихъ и теперь, на подобные же подвиги въ тонъ же кра, нкоторыя петербургскія газеты своимъ непрестаннымъ карканьемъ на мировыхъ посредниковъ и другихъ участниковъ крестьянскаго дла?
Если справедливо, что выкупные акты въ Сверозападныхъ губерніяхъ, нсколько разъ повренные и приведенные въ исполненіе, подвергаются теперь новой перемрк, и отрзанная, именемъ правительства, въ собственность крестьянъ земля будетъ отбираема отъ нихъ вновь и отдаваема помщикамъ, — то спрашивается, ‘консервативно’ или разрушительно поступитъ въ такомъ случа администрація края? По понятіямъ паразитнаго міра — ‘консервативно’, и на практик такая мра окажется дйствительно консервативною, — но только для Польскаго національнаго элемента, и, напротивъ того, положительно разрушительною 4для Русскаго народонаселенія края. Замчательно, что настаивающіе на такой мр петербургскіе адепты отвлеченной легальности — и консерватизма не отваживаются и, конечно, не отважатся предложитъ ее для коренныхъ Русскихъ губерній и даже для Югозападнаго края, — хотя, нтъ сомннія, и здсь во многихъ мстностяхъ буквальное примненіе закона 19 февраля относительно разверстки и опредленія размровъ надла было невыгодно для помщиковъ и даже въ сущности не совсмъ справедливо. Они не отважатся, повторяемъ, совтовать правительству отнимать, въ срединной Россіи и даже въ Югозападныхъ губерніяхъ, у крестьянъ землю, закрпленную за ними однажды, потому что имютъ здсь дло съ народомъ — готовымъ упорно отстаивать свои права, да и большинство Русскихъ помщиковъ этого не захочетъ, предпочитая сохраненіе мира въ Русской стран — возстановленію формальной справедливости. Почему же то, что оказывается неудобнымъ, опаснымъ и даже невозможнымъ внутри Россіи, признается удобнымъ, возможнымъ и неопаснымъ въ Сверозападномъ кра? Не потому ли, что здсь дло идетъ о пользахъ именно Польскихъ помщиковъ, для которыхъ вовсе не безвыгодно, чтобы Русскія власти раздражали своими дйствіями Русское мстное, смирное и забитое населеніе и подорвали въ немъ вру въ Русское правительство, — причемъ помщики могли бы разыграть роль великодушныхъ Поляковъ, уступающихъ Русскимъ мужикамъ то, что отниметъ у нихъ Русская администрація?.. Мы вполн готовы допуститъ и даже вримъ, что наши ‘консерваторы’ не имютъ прямаго намренія причинить какой-либо существенный вредъ Россіи и еще мене совершить измну, — но они длаются здсь жалкимъ орудіемъ Польской интриги, умющей такъ искусно играть на слабыхъ струнахъ нашего высшаго петербургскаго общества и эксплоатировать въ свою пользу ученіе паразитнаго міра о безнародности Россійскаго государства, объ узкости національныхъ стремленій, о легальности, о порядк и проч., и проч., и проч. Гд тутъ охранительное начало и гд разрушительное?
Если правда, что извстный всей Россіи своей борьбой съ Поляками за права Русской народности въ Галиціи и перезванный Русскимъ правительствомъ въ Россію, Русскій ученый Галичанинъ Я. . Головацкій вынужденъ удалиться изъ Сверозападнаго края, гд Русское правительство еще полгода тому назадъ находило его присутствіе возможнымъ, гд указана била ему дятельность, вполн полезная и вовсе не политическаго свойства, — то спрашивается, какой ‘консервативный’ смыслъ иметъ такая мра? Кому собственно можетъ быть ненавистенъ о. Головацкій? Конечно, только Польскому національному элементу въ кра. Кого порадуетъ такое оскорбительное удаленіе Головацкаго изъ края? Конечно, только Поляковъ въ Галиціи и Россіи. Koro, напротивъ. огорчитъ оно, смутитъ и встревожитъ? Кого? всего только три милліона Русскихъ, населяющихъ сосднюю намъ Галицію. да и всхъ Русскихъ, понимающихъ важность нашихъ отношеній къ Галиціи и вообще къ Славянамъ. Но стоитъ ли обращать на нихъ вниманіе! стоитъ ли давать какое значеніе всему этому ‘узкому патріотизму’, ‘этой дикости, этому варварству’, этому ‘soi-disant чувству Русской народности’, этой ‘славянщин’ и всему тому, что городятъ московскіе публицисты, славянофилы, вся эта ‘вольная дружина’ и ‘мрачное сонмище’! Все это, равно какъ и Русская народность и славянщина, представляется такимъ вздоромъ, такою мелочью изъ прекраснаго петербургскаго далека.— Наконецъ это все свое и свои. Ну, а съ своими что за счеты, — церемониться нечего. Однакожъ спрашиваемъ: кто въ этомъ случа побдитель и кто побжденный? Не Польская ли національность является здсь побдителемъ, хотя, конечно, не въ грубой форм явнаго Польскаго торжества?..
Побда Поляковъ здсь въ томъ, что Русская мстная администрація, предложившая такую мру, оказывается лишенною живаго чувства Русской народности и даже способна на явное ему оскорбленіе. Вотъ въ чемъ побда. Для Польской партій задача, конечно, не въ ополяченіи Русскихъ властей: это немыслимо и недостижимо, а въ томъ именно, чтобы Русская власть явилась безнародною и космополитическою, — чтобы паразитныя силы вытянули наконецъ изъ Русскаго организма вс его живые народные соки.