Д. В. Философов
Д. В. Философов
О любви к отечеству и народной гордости
О любви к отечеству и народной гордости
О любви к отечеству и народной гордости, Философов Дмитрий Владимирович, Год: 1909
Время на прочтение: 4 минут(ы)
‘Не пора ли бросить малодушные, преувеличенные и опасные толки о нашей слабости?.. Разуверимся ли мы в русской доблести?.. Горе тем, кто не понимает, что в этой борьбе мы обнаружим колоссальную силу сопротивления!’
Кажется, что это — отрывки из старых статей ‘патриотических’ газет, которые перед войной с Японией проповедовали чудодейственную силу тех знаменитых русских шапок, которыми можно закидать не только ‘япошек’, но и весь мир.
Но так только кажется. В действительности же это отрывки из самой современной статьи кн. Е.Н. Трубецкого. Она только что напечатана в ‘Слове’ (No 744) по поводу признания г-ном Извольским аннексии Боснии и Герцеговины.
Статья эта не единичная. В ту же силу громыхает С.Н. Булгаков, П.Б. Струве. Возрождается новый вид патриотизма, национально-либеральный. По внешности эти патриотические статьи направлены против правительства. Это — патриотизм ‘оппозиционный’. Но внутренний смысл подобных статей несколько иной. Дело в том, что правительство наше нельзя упрекнуть в отсутствии бряцающего оружием ‘патриотизма’. Оно, вот уже двести лет, верно стоит на его страже, и если теперь правительству пришлось признать аннексию, то, конечно, не потому, что наши армия и флот еще не оправились от японских поражений, а главным образом потому, что русское общество, интеллигенция, рабочие и даже крестьяне стали почему-то непатриотичны. Прежняя инертность их, когда с одинаковым успехом можно было вести войну против освобождения Венгрии и за освобождение Болгарии, — прошла безвозвратно. Вместо одного патриотизма зародилось два: один официальный, другой неофициальный. И они не совпадают. Вот либеральные патриоты и думают, что такое неестественное положение вещей может быть прекращено, если русское общество (читай ‘интеллигенция’) выйдет, наконец, из своего противогосударственного состояния, забудет свои старые обиды и присоединится к патриотизму официальному. ‘А для партийной борьбы, — замечает кн. Е.Н. Трубецкой, — настанет время когда-нибудь после’.
Как ни переворачивай патриотические статьи нового типа — другого вывода из них сделать нельзя. Правда, они обернуты медом непримиримой оппозиции, но оппозиционность эта как-то не трогает. Слишком ясно чувствуется, что стрелы направлены не на верх, не в ‘объединенный’ или разъединенный кабинет, а вниз, в бездомную, потерявшую национальный лик, интеллигенцию, которая не понимает, что есть минуты истории, когда она обязана забыть партийные счеты и оказать деятельную помощь г-ну Извольскому. ‘Priigelknabe’ найден. Прежде во всем винили правительство. Но это, как выражается г. Булгаков, ‘линия наименьшего сопротивления’. Теперь обнаружился другой виновник наших бед — интеллигенция. Ее секут в два кнута: старый, довольно испытанный, кнут гоголевского городничего и новый, ‘национально-либеральный’. Загляните в книгу о ‘русской интеллигенции’ — ‘Вехи’. Г-да Бердяев, Булгаков, Гершензон, Изгоев, Кистяковский, Струве и Франк предприняли целую карательную экспедицию. Свист карающей лозы слышится на каждой странице.
Да, на русской интеллигенции лежит много грехов, она сама это отлично сознает. Не даром по всей линии идет переработка старых теорий на основании нового опыта. Но все грехи забываются, когда видишь, с какой жестокостью, с каким злорадством ее собственные дети позорят ее, бьют лежачего. В такие моменты партийные раздоры действительно забываются, и вся интеллигенция не может не протестовать как один человек.
Началось с еврейского вопроса. Несколько интеллигентов заявили свои права на звание ‘русский’. Ну, что же! Дурного тут ничего нет. Как можно отрекаться от своей национальности? Однако мудрые и опытные люди качали головою: ‘Коготок увяз, всей птичке пропасть’. И действительно. Оказалось, что отстаивание русского быта — только коготок, рядом с русским лицом появились страшные чудища. Сначала появился национализм. Не народность, а именно национализм. Затем мы увязли в официальном патриотизме, из-за спины которого уже проглядывает официальная церковность. Ведь нельзя же забывать, что для Булгакова и Бердяева патриотизм тесно связан с церковностью. Но если так, то ‘птичке’ для окончательной погибели остается сделать всего один шаг. До двух членов знаменитой Уваровской триады уже договорились. И страх берет, не договорятся ли завтра до третьего. Мы только что пережили Гоголевские дни. Мы знаем, что от ‘Мертвых душ’ Гоголь перешел к ‘Переписке с друзьями’. Патриотические статьи наших национал-либералов кажутся первой страницей этой ‘переписки’.
Мне сейчас же возразят, что это спор не по ‘существу’, что это ‘чтение в сердцах’, вечное заподазривание в реакционности, что это обычная газетная полемика.
Какая тут полемика! Я ни на минуту никого не заподазриваю. Просто, что называется, ‘за человека страшно’. А главное, досадно. Худо ли, хорошо ли, но интеллигенты начали было серьезно говорить о таких вопросах, на которые прежде было наложено ‘табу’. Поднялась религиозная проблема. Пробудился интерес к эстетике, метафизике. Явилась какая-то идейная культурность, т.е. вернее, культурное отношение к чуждым идеям, и верилось, что мы выйдем из отвлеченных трафаретов, из мелких партийных дрязг, перейдем к разговорам по существу. Теперь этим идейным спорам положен насильственный конец. Из лесу показался волк и оскалил зубы. Приходится разбегаться, прятаться опять в кусты и тихо пришипиться. Волк для всех одинаково страшен.
И странно. Нового идейного закрепощения добились как раз те люди, которые всегда упрекали интеллигенцию в идейном рабстве. Неужели они не чувствуют, что в присутствии господ ‘Патриотизма’ и ‘Национализма’ — никакой откровенный разговор не возможен? Слишком много оскорблений действием вынесло национальное лицо русской интеллигенции, чтобы так легко простить национальным рожам и идти с ними на мировую, как этого требуют либеральные патриоты. Да имеют ли даже интеллигенты право идти на такую мировую?
Иван Карамазов рассказывает Алеше, как генерал затравил на глазах матери ее сына: псы разодрали ребенка в клочки. Возможно ли здесь искупление? Возможно ли примирение? ‘Не хочу я, наконец, — говорит великий бунтарь Иван Карамазов, — чтобы мать обнималась с мучителем, растерзавшим ее сына псами!’
Этот страшный вопль Ивана еще звенит в ушах. Верим, что будет примирение, в конце концов оно должно наступить. Иначе может умереть Россия. Но оно будет не там и произойдет не так, как думают новые националисты. Каносса — не примирение. А они зовут нас в Каноссу, т.е. требуют от интеллигенции нечто психологически невозможное. Требуют, чтобы мать забыла своих растерзанных детей.
Впервые опубликовано: ‘Наша газета’. 1909. 26 марта (8 апреля). No 71. С. 1.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_o_lubvi_k_orechestvu.html