ЗАПИСКИ М. П. ПОГОДИНА О ПОЛИТИК РОССІИ
1853—1854.
ЗАПИСКИ М. П. ПОГОДИНА О ПОЛИТИК РОССІИ
1853—1854.
I.
1853 года, декабря 7.
Боже, Царя храни!
II.
1854 г., въ апрл.
III.
М. П. Погодинъ.
‘Русская Старина’, NoNo 5—6, 1874
Записки о политике России, Погодин Михаил Петрович, Год: 1894
Время на прочтение: 29 минут(ы)
Письма и записки нашего маститаго историка и публициста о политик и войны Россіи 1853—1854 гг. обошли, въ свое время, всю грамотную Русь во множеств списковъ и жадно перечитывались и переписывались. О напечатаніи ихъ, несмотря на преданность и любовь къ отечеству, которыми они проникнуты, не могло быть тогда и рчи: общественное мнніе тогда еще це имло правъ гражданства на Руси, оно не дерзало касаться въ печати политическихъ вопросовъ. Русскіе мужественно проливали за Отечество кровь, но еще не были призваны къ борьб съ врагами другимъ орудіемъ, не мене сильнымъ, нежели порохъ, — печатнымъ словомъ.
Нын помянутыя письма и записки М. П. Погодина составляютъ достояніе исторіи и мы весьма признательны старйшему нашему писателю и ученому за настоящій вкладъ въ ‘Русскую Старину’. Едва-ли нужно упоминать, что одна или дв изъ предлагаемыхъ трехъ записокъ, помимо воли автора, были напечатаны лтъ двнадцать тому назадъ за границей: напечатаны не безъ погршностей, столь обычныхъ русскимъ заграничнымъ изданіямъ, гораздо важне замтить, что вторая записка вызвала возраженіе, приписываемое покойному государственному канцлеру гр. Нессельроде: оно напечатано въ ‘Русской Старин’ изд. 1873 г. (т. VIII, стр. 800—805), тмъ необходиме напечатать записки М. П. Погодина, т. е., возобновить въ памяти то, что подало поводъ къ критик и возраженіямъ покойнаго канцлера. Ред.
Вы хотите, чтобъ я написалъ вамъ отчетъ о своемъ путешествій, особенно къ Славянамъ и современнымъ вопросамъ. Но съ какою цлію буду я писать къ вамъ этотъ отчетъ? Если не произвело никакого дйствія и пропало безъ всти мое донесеніе 1842 года, которое такъ великолпно и удивительно, даже для меня самого, паче чаянія, оправдалось и оправдывается послдовавшими событіями, съ ныншними включительно, то какую пользу можетъ принести краткая записка? Но такъ и быть. Исполню ваше желаніе, какъ могу, второпяхъ. Признаюсь, у меня самого давно ужъ порывается рука, давно ужъ волнуется желчь при чтеніи иностранныхъ газетъ. Западная логика выведетъ хоть кого изъ терпнія: переведемъ на простой русскій языкъ ея послднія выходки.
Помиритесь съ Турками, говоритъ она Россіи, вотъ примирительная нота, нами сообща сочиненная, примите ее, но съ тмъ условіемъ, чтобы вы не толковали ея статей въ свою пользу, a во вредъ, противъ себя, a не для себя, подъ строгой отвтственностіго.
Или воюйте съ Турками, проливайте свою кровь, истощайте свои силы, побждайте, но съ тмъ условіемъ, чтобъ посл побды вы отказалисъ отъ всхъ своихъ выгодъ, не только настоящихъ, но и прошедшихъ, полученныхъ вашими предками, a предоставили ршеніе намъ, и мы устроимъ вс ваши дла, какъ можно полезне для себя, a не для васъ.
Каково положеніе предоставляется Россіи — и въ мир, и въ войн, и даже посл побды! Мудрено и выбирать! Не лучше-ли желать ужъ намъ пораженія. Есть-ли смыслъ не только политическій, но общій человческій, въ этихъ предложеніяхъ? Нтъ, господа, по-Русски понимаемъ мы дло такъ, что если вы предлагаете намъ миръ, то мы имемъ полное право толковать его въ свою пользу: никто себ не лиходй, a если воевать, такъ по крайней мр не даромъ, и работать на себя, a не на васъ, для какого-то мнимаго равновсія.
A каково разсуждаютъ они объ этомъ равновсіи?
Франція отнимаетъ у Турціи Алжиръ, Англія присоединяетъ къ своей Ост-Индской монархіи всякой годъ почти во новому царству. Это не прибавляетъ имъ тяжести и не нарушаетъ равновсія, a Россія заняла Молдавію и Валахію, на время, по слову Русскаго Государя (а кто же сметъ ему не поврить), и вс государства расшатались. Франція среди мира занимаетъ Римъ и остается тамъ нсколько лтъ: это ничего, a Россія, если даже думаетъ только о Константинопол, въ ихъ собственномъ воображеніи, то все зданіе европейской политики колеблется. Англія объявляетъ войну Китайцамъ, которые, будто бы, ее оскорбили: никто не иметъ права вступаться въ ея дла, но Россія должна спрашивать позволенія у Европы, если поссорится съ сосдомъ. Англія разоряетъ Грецію, поддерживая фальшивый искъ одного бглаго жида, и губитъ ея флотъ,— это дйствіе законное, a Россія требуетъ, въ силу трактатовъ, безопасности милліонамъ христіанъ,— это слишкомъ усиливаетъ ея вліяніе на Восток, въ ущербъ всеобщаго равновсія. Австрійская имперія погибаетъ,— вс западныя державы молчатъ и не опасаются, что равновсіе безъ нея нарушится, пусть она погибнетъ, напротивъ еще лордъ Пальмерстонъ старается увеличить ея трудныя обстоятельства, а мысль, что Турція лишится какой-нибудь своей области, или султанъ ослабетъ въ верховныхъ правахъ своихъ, заставляетъ Европу трепетать даже за себя.
Грустно, грустно смотрть на Европу. Что сдлалось съ нею? Какъ могло случиться, что отступничество, ренегатство, самое постыдное изъ человческихъ дйствій, даже въ частной жизни, сдлалось повсюду какъ-будто а Tordre du jour, безъ малйшаго зазрнія совсти. По какому закону совершенствованія могло случиться, что христіанскіе народы, не красня, становятся подъ ненавистнымъ нкогда знаменемъ луны и празднуютъ ея побды, даже выдуманныя? Откуда такая симпатія къ Магомету!
А впрочемъ вс стараются о мир и желаютъ добра христіанамъ. Поневол вспомнишь объ Іуд и объ его лобзаніяхъ.
И что сдлала имъ Россія?
Не говоря о 1812 год, год спасенія, отъ котораго вся настоящая Европа ведетъ свое происхожденіе, въ 1848 году кто останавливалъ волны революціоннаго потока, грозившаго поглотить все, по собственному ея сознанію, и образованіе, и нравственность, и свободу, и науку, и искусство. Кто, въ 1850 году, не допустилъ Австрію и Пруссію до междоусобной войны, которая могла привесть на край гибели ту и другую, а вмст съ ними и всю Европу? Предъ началомъ ныншней войны, сколько сдлано было уступокъ, сколько дано отсрочекъ, сколько принято ограниченій, сколько предложено ультиматовъ и ультиматиссимовъ. Не служили-ль вс сіи согласія, увнчанныя полнымъ принятіемъ Внской ноты, не служили-ль осязательнымъ доказательствомъ желанія нашего сохранить миръ?
А самыя требованія наши? Он были такъ умренны, такъ стары, такъ просты, что только упорное сопротивленіе принять ихъ сообщило имъ значеніе. И если-бъ он были исполнены съ перваго раза, безъ дальнйшаго разсужденія (какъ и была готова Турція, безъ происковъ Англіи, судя по общимъ слухамъ), то кажется, ни одинъ листокъ не пошевелился бы на дерев въ Европ, разв несчастные Турецкіе Христіане вздохнули бы отъ глубины сердца объ отсрочк спасенія, но отъ этихъ потаенныхъ вздоховъ положительная Европа, разумется, не покачнулась бы на сторону и ни одинъ ея вагонъ не выскочилъ бы изъ своихъ рельсовъ.
Кто же виноватъ въ нарушеніи мира и въ вызов опасностей?
Но мы заняли Княжества?
Временное, условное занятіе Княжествъ, принадлежащихъ намъ почти наравн съ Турціей, при торжественномъ общаніи императора Николая, которому, повторяю, никто не смлъ не врить посл тридцатилтнихъ доказательствъ въ справедливости и великодушіи, не значило ровно ничего, кром намренія имть залогъ, намренія, вынужденнаго предъидущими обстоятельствами. Занятіе должно было показать только, что мы предъявили наши требованія, не шутя, и что миссія князя Меньшикова имла право на вниманіе со стороны Typціи, не мене миссіи графа Лейнингена.
Все это такъ ясно, искренно, естественно, осязательно, что, казалось, не иметъ нужды ни въ какихъ дальнйшихъ поясненіяхъ и доказательствахъ, но слпая ненависть и злоба ничего не понимаетъ и понимать не хочетъ. Она видяще не видитъ и слышаще не разуметъ.
Какая же причина этой ненависти?
Здсь я долженъ войти въ нкоторыя подробности.
Есть дв Европы. Европа газетъ и журналовъ и Европа настоящая. Въ нкоторыхъ отношеніяхъ он даже не похожи одна на другую. Въ настоящей Европ большинство думаетъ о своихъ длахъ, о процентахъ и объ акціяхъ, о нуждахъ и удовольствіяхъ, и не заботится ни о войн, ни о мир, ни о Россіи, ни о Турціи, разв въ отношеніи къ своимъ непосредственнымъ выгодамъ. Остальное народонаселеніе, съ журналами и газетами, можно раздлить на три категорій.
Одни ненавидятъ Россію, потому что не имютъ о ней ни малйшаго понятія, руководствуясь сочиненіемъ какого-нибудь Кюстина и двухъ, трехъ нашихъ выходцевъ, которые знаютъ свое отечество еще хуже его. Церковь наша, во имя которой мы обнажили теперь мечь, называется ересью, вс учрежденія считаются дикими, личность — беззащитною, литература — безгласною, и вся исторія — вчерашнею. На мст закона они видятъ везд произволъ. Наше молчаніе, глубокое, могильное, утверждаетъ ихъ въ нелпыхъ мнніяхъ. Они не могутъ понять, чтобъ можно было такія капитальныя обвиненія оставлять безъ возраженія и потому считаютъ ихъ положительными и истинными. Чему можетъ она сочувствовать? Вотъ вредъ, происшедшій отъ нашего пренебреженія общимъ мнніемъ. Мы имли бы многихъ на своей сторон, если бы старались не только бить, но и казаться правыми.
Другіе ненавидятъ Россію, считая ее главнымъ препятствіемъ общему прогрессу, бывъ уврены, что безъ Россіи конституціонныя попытки въ Германіи и повсюду удались бы гораздо полне, они думаютъ, что и впредь на этомъ пути прежде всего встртится имъ Россія. Слдовательно, всякое увеличеніе Русской силы, которая считается темною, опасно и вредно для свободы, для развитія, для просвщенія, и потому непремнно, во чтобы ни стало, должно быть останавливаемо и уничтожаемо. Это взглядъ такъ называемой лвой стороны, которую слдуетъ вразумлять, что намъ до нея дла нтъ, хоть на головахъ ходи, лишь только насъ не тронь, пока сама не проситъ нашего участія.
Къ третьей категоріи принадлежатъ различные выходцы, изгнанники, политическіе бобыли и пролетаріи, которымъ терять нечего, радикалы, которые имютъ цлію только въ мутной вод рыбу ловить. Они желаютъ войны, какой бы то ни было, надясь вызвать ею новыя происшествія, новыя столкновенія, полезныя для осуществленія ихъ замысловъ, частныхъ и общихъ. Между ними Поляки и Венгерцы удовлетворяютъ войною вмст и чувству личной мести. Съ этой категоріей всякое объясненіе безполезно: она пойметъ только грозу и силу.
Наконецъ дйствуетъ противъ насъ инстинктъ зла, которое, естественно, ненавидитъ добро, и какъ-будто слышитъ себ грозу съ Востока. Эта злоба безъотчетная иметъ для насъ даже нчто утшительное, заставляя предполагать въ себ большой капиталъ добра, для насъ самихъ можетъ быть сокровенный.
Вотъ вамъ мнніе о народахъ и массахъ. Литература играетъ нын въ Европ жалкую роль: или невжество, или пристрастіе внушаетъ ея рчи, преимущественно въ продажныхъ газетахъ и журналахъ, служащихъ отголосками партій, или потакающихъ толп изъ корыстныхъ видовъ.
Правительства почти вс противъ насъ: одни — изъ зависти, другія — изъ страха, изъ личныхъ побужденій. Даже Австрія, недавно спасенная нами отъ конечной гибели, объявляетъ себя только что неутральною и во многихъ случаяхъ, особенно судя по послднимъ извстіямъ, дйствуетъ за-одно съ морскими державами.
Здсь я долженъ объяснить одно недоразумніе, которое можете встртиться при чтеніи моихъ прежнихъ донесеній: я говорилъ, что Австрія мене Турціи иметъ внутренней силы и залоговъ своей долговчности, а Австрія избавилась такъ блистательно отъ всхъ своихъ опасностей 1848 года и играетъ теперь такую Важную роль въ систем европейскихъ государствъ. Нтъ-ли здсь противорчія моимъ положеніямъ? Нтъ, противорчія никакого нтъ, потому что Австрія погибла бы безвозвратно, распавшись на составныя свои части, если бы не спасла ея Россія.
Россія спасла Австрію въ 1850 году, и спасаетъ ее всякую минуту теперь: отнимите у Венгерцевъ, Итальянцевъ, Славянъ мысль, что въ нужномъ случа Россія вступится опять за Австрію, — и вы увидите, долго-ли простоитъ она!
По симъ причинамъ можно, кажется, говорить съ нею нсколько тверже и не считать ея неутралитета особеннымъ благодяніемъ, и если великій императоръ Россіи, на двадцать девятомъ году своего царствованія осчастливитъ своимъ посщеніемъ Ольмюцъ, то тамошній внчанный юноша не долженъ бы, кажется, предъявлять ему выгоды своей искусственной монархіи, существующей, la lettre, только по доброй вол его великодушнаго союзника, а предать ему себя и ее въ полное распоряженіе.
Можетъ быть, я несправедливъ къ нему, пишучи это подъ вліяніемъ иностранныхъ газетъ, которыя приписываютъ ему какую-то самостоятельность, оскорбительную для Русскаго, преданнаго своему государю. Можетъ быть, онъ исполненъ сыновнихъ чувствованій къ своему благодтелю, какъ и долженъ, но кром его въ Австріи есть еще правительство, есть дипломатія, есть бюрократія, враждебныя искони Россіи, знаменитыя своимъ предательствомъ (какъ при Екатерин, такъ и при Павл, и при Александр), которымъ и должно открывать иногда глаза, чтобъ не забывалися.
Я остаюсь при своемъ мнніи, и ныншнее путешествіе утвердило меня въ немъ окончательно: союзъ Австріи съ Россіей еще противоестественне союза Франціи съ Англіей. Что это за союзъ, укажу на маловажный примръ, если одной книги, одного нумера газеты или журнала нельзя переслать изъ Россіи въ Австрію безъ величайшаго затрудненія, какъ будто-бъ они были пропитаны ядомъ. Утвердиться Россіи на Дуна Австрія всегда будетъ мшать больше, нежели даже Франція и Англія, потому что, приблизясь къ Сербіи, а слдовательно и въ ея воеводин, Сирміи — военной границ, вообще къ Славянамъ, мы повсимъ надъ нею мечъ Дамоклесовъ. Такъ изъ чего же будемъ мы хлопотать? А пожертвовать для нея Славянами, значитъ обрубать себ руки, увчить свое тло.
Впрочемъ это все только предположенія. Если вслдствіе предшествовавшихъ обстоятельствъ, Австрія есть наша союзница, то такъ тому и быть. Только, conditio sine qua non, она должна быть союзницею врною, искреннею и безусловною, въ огонь и воду, не изъ новыхъ выгодъ и разсчетовъ, а съ готовностію принесть всякую жертву въ случа нужды. при малйшемъ сомнніи, подозрніи или улик (коихъ, вроятно, ждать не будемъ долго), медаль должна перевернуться, ибо Австрію выгодне имть намъ врагомъ, нежели другомъ, — выгодне во всхъ отношеніяхъ, даже безъ промна ея на Францію, которая можетъ перейти на нашу сторону, а съ Франціей и говорить нечего. Франція за Италію отдастъ намъ въ распоряженіе не только Австрію и Турцію, но пожертвуетъ, безъ сомннія, и entente cordiale съ Англіею.
Скажутъ: правительство во Франціи непрочно и неизвстно, останется-ли Бонапартъ, или возвратятся Бурбоны. По моему мннію, во Франціи — Франція, съ Бонапартомъ или Бурбономъ, смотря во тому, кто пораньше всталъ, да палку въ руки взялъ. Мы можемъ внутренно, нравственно благопріятствовать боле одному, нежели другому, но во вншнемъ образ дйствій подражать Англіи, которая ублажаетъ и Бонопарта, и Бурбона, и конституціонную монархію, и радикальную республику. Да къ тому же, y Французовъ вншняя политика не зависитъ никогда отъ образа правленія и въ послднее время республика, въ эпоху своихъ оргій, дйствовала въ отношеніи къ единству Германіи и Италіи совершенно въ дух старыхъ преданій, какъ-будто при Лудовик XIV.
Но оставимъ возможности и обратимся къ настоящему времени: кто же наши союзники въ Европ?
Союзники наши въ Европ и единственные, и надежные, и могущественные — Славяне, родные намъ по крови, по языку, по сердцу, по исторіи, по вр, a ихъ десять милліоновъ въ Турціи и двадцать милліоновъ — въ Австріи. Это количество, значительное само по себ, еще значительне по своему качеству, въ сравненіи съ изнженными сынами Западной Европы. Черногорцы вдь станутъ въ ряды поголовно. Сербы также, Босняки отъ нихъ не отстанутъ. Одни Турецкіе Славяне могутъ выставить двсти или боле тысячъ войска — и какого войска! Не говорю о военной границ, Кроатахъ, Далматинцахъ, Славонцахъ и проч. Вотъ естественные наши союзники! Покажите имъ прекрасную, святую цль освобожденія отъ несноснаго, иноплеменнаго ига, подъ которымъ они стонутъ четыреста лтъ, умйте управить ихъ силами, живыми, могучими, восторженными, и вы увидите, какія чудеса ими сотворятся. Да сколько прибудетъ силъ y русскаго Самсона. Или духъ его не въ счетъ ужъ пошелъ?
Прізжай-ка Государь въ Москву, на весну, отслужи молебенъ Иверской Божіей Матери, сходи помолиться ко гробу чудотворца Сергія, да кликни кличь: Православные! за гробъ Христовъ, за святыя мста, на помощь къ нашимъ братьямъ, истомленнымъ въ мукахъ и страданіяхъ,— вся земля встанетъ, откуда что возьмется, и посмотримъ, будетъ-ли намъ страшенъ тогда старый Западъ, съ его логикой, дипломатіей и измною.
Въ отношеніи къ Туркамъ мы находимся въ самомъ благопріятномъ положеніи, въ которое поставили они насъ сами, вмст съ своими знаменитыми и премудрыми союзниками, по какому-то таинственному движенію исторіи, которая видимо хочетъ чего-то другаго, чмъ люди. Мы можемъ сказать: вы отказываетесь общать намъ искреннее, дйствительное покровительство вашимъ христіанамъ, котораго мы единственно требовали, увряя васъ нсколько разъ торжественно, предъ лицемъ всей Европы, что мы не хотимъ ничего больше и не ищемъ никакихъ завоеваній, вы объявили намъ войну и провозгласили уничтоженіе всхъ прежнихъ трактатовъ, для новаго опредленія нашихъ отношеній, такъ мы требуемъ теперь освобожденія Славянъ, и пусть война, избранное вами самими средство, по собственному вашему желанію, ршитъ новый нашъ споръ.
Скажу даже вотъ что: если мы теперь не сдлаемъ этого, не освободимъ Славянъ, такъ или иначе, подъ нашимъ покровительствомъ, то сдлаютъ это наши враги — Англичане и Французы, которые только того и ждутъ, чтобъ мы обробли (о чемъ распространяются теперь слухи) и согласились заключить миръ, то-есть, уступить, то-есть, отказаться отъ всякаго вліянія на Восток, отъ миссіи, намъ предназначенной со времени основанія нашего государства. Они сдлаютъ то, чему теперь мшаютъ, потому что иначе вопроса ршить нельзя, а теперешняя ихъ роль ренегатовъ слишкомъ позорна, и они столько умны, что побоятся оставить ее за собою въ исторіи. Въ Сербіи, Болгаріи и Босніи, везд между Славянами, они дйствуютъ и завели свои западныя партіи, кой предсказалъ я впрочемъ за десять лтъ предъ симъ. Они развратятъ и освободятъ Славянъ. Каково же будетъ намъ тогда?
Да! Если мы не воспользуемся теперь благопріятными обстоятельствами, если пожертвуемъ славянскими интересами, если обманемъ ихъ разцвтшую надежду или предоставимъ ихъ судьбу ршеніямъ другихъ державъ, тогда мы будемъ имть противъ себя не одну Польшу, а десять (чего только враги и желаютъ, о чемъ и заботятся), — и Петровы, Екатеринины высокія предположенія и предначинанія — простите на вкъ. Имя противъ себя Славянъ, и это будутъ уже самые лютые враги Россіи, укрпляйте Кіевъ и чините, Годуновскую стну въ Смоленск. Россія снизойдетъ на степень державъ второго класса, ко времени Андрусовскаго мира, поруганная и осрамленная не только въ глазахъ современниковъ, но и потомства, не умвъ исполнить своего историческаго предназначенія. Самая великая и торжественная минута наступила для нея, какой не бывало можетъ быть съ Полтавскаго и Бородинскаго дня! Если не впередъ, то назадъ — таковъ непреложный законъ исторіи. Неужели назадъ? Неужели это случится въ царствованіе императора Николая, за его неутомимую и безпримрную, посл Петровой, службу отечеству, въ продолженіи тридцати почти лтъ, отъ ранняго утра до поздняго вечера, безъ отпусковъ, болзней и промежутковъ. Нтъ, этого не будетъ, и Богъ его и насъ съ нимъ такъ не накажетъ. Съ нимъ не пойдемъ мы назадъ. Нтъ! Благородное, великодушное, русское сердце его чуетъ, и мы все это видимъ, какія дв страницы, не въ примръ другимъ, предоставлены ему въ отечественной исторіи! Неужели промняетъ онъ ихъ на ту, гд было бы сказано: Петръ основалъ владычество Россіи на Восток, Екатерина утвердила, Александръ распространилъ, а Николай предалъ его латинамъ. Нтъ! Этого не можетъ быть, и этого не будетъ во вки вковъ. Аминь.
!!!!!!!!!!!!!!
Есть политика, которая дйствуетъ во тьм и состоитъ изъ тайнъ, есть дипломатія, которая иметъ цлій, по отзыву, кажется, Талейрана, закрывать мысли словами, а не открывать ихъ, но есть и здравый смыслъ, который судитъ о длахъ міра сего, не мудрствуя лукаво, и старается приводить вс соображенія къ простой формул: дважды два — четыре.
Намъ Богъ далъ особый видъ здраваго смысла, который выразительно называется у насъ ‘толкомъ’, и не иметъ синонима ни на одномъ европейскомъ язык. Вотъ къ этому чистому русскому толку я и обращаюсь, предлагая свои мысли о нашей политик впродолженіе ныншняго столтія.
Найдется въ нихъ дльное, пусть употребится по усмотрнію, окажется что не дльное, пусть отбросится въ сторону, а я, какъ русскій человкъ, какъ врноподданный, какъ старый служитель исторіи, хочу исполнить свой долгъ.
Ныншнее столтіе {ХVIII столтіе могло бы доставить намъ много поучительнаго, но мы оставимъ пока эти дла давно минувшихъ дней.} открылось, а прошедшее кончилось, помощію императора Павла Австрійцамъ, противъ властолюбивыхъ притязаній Французской республики, и освобожденіемъ почти всей Италіи. Дальнйшіе успхи Cуворова и намреніе поразить революцію въ Париж остановлены предательскими мрами Внскаго кабинета, какъ теперь документально извстно.
Императоръ Александръ, по восшествіи своемъ на престолъ, два раза посылалъ свои войска спасать Австрію (1805) и Пруссію (1806) противъ Наполеона.
Наконецъ, отразивъ, въ 1812 году, его нападеніе, вмст съ сими союзниками на Россію, онъ продолжалъ войну дале, и избавилъ Европу отъ ига Наполеонова, походами 1813 и 1814 годовъ. На Внскомъ конгресс были возстановлены вс разрушенные престолы и возвращены государямъ вс владнія, коихъ они были лишены прежде. Австрія и Пруссія, совершенно разстроенныя и низложенныя Наполеономъ, обязаны были преимущественно императору Александру за возвращеніе имъ прежняго значенія въ систем европейскихъ государствъ.
Съ ними заключилъ онъ тройственный священный союзъ — жить братски, помогать другъ другу всми силами и защищать установленный порядокъ.
И съ 1814 года Россія стала какъ-будто на стражу этого порядка, содержа цлый милліонъ войска, для самой почти ненужнаго, она готова была останавливать вс покушенія ниспровергнуть или поколебать его, гд бы и какъ бы они ни обнаруживались. Сорокъ лтъ милліонъ русскаго войска готовъ былъ летть всюду, въ Италію и на Рейнъ, въ Германію и на Дунай. Императоры Русскіе, сами, священной своей особою, скакали на перекладныхъ, какъ фельдъегери, въ Троппау и Лайбахъ, Верону и Вну, а o Берлин и говорить нечего, чтобъ какъ можно скоре и дйствительне доставить свою помощь и успокоить любезныхъ союзниковъ. Никакихъ трудовъ и стараній они не щадили, а употребленныхъ милліоновъ русскихъ денегъ и счесть трудно.
Усилія наши увнчивались, казалось, полнымъ успхомъ, въ принятомъ смысл, особенно въ отношеніи къ Австріи, Пруссіи и Германіи и, несмотря на страшное потрясеніе 1848 года, ихъ престолы устояли, а черезъ нсколько времени утвердились даже крпче. Опасеніе, что Россія сзади готова напереть своею массою, останавливало самыхъ отчаянныхъ республиканцевъ отъ крайнихъ мръ и давало время другой сторон переводить духъ, отдыхать, оправляться.
Но, кром нравственной пользы, она приносила помощь дйствительную. Въ 1849 году Австрія приведена была на край погибели, и вслдствіе Венгерскаго возстанія. Двсти тысячъ Русскаго войска принудили Венгерцевъ сдаться, и Австрія была спасена. Въ 1831 году Пруссія и Австрія, вслдствіе происковъ партій, готовы были начать междоусобную войну, которая неминуемо бы привела обихъ на тотъ же край погибели, вмст съ Германіей, и двсти тысячъ Русскаго войска, готовыя стать, по знаменитому слову императора Николая, противъ перваго обнажившаго мечъ, остановили пагубное кровопролитіе.
Дйствуя такъ въ отношеніи европейскихъ государствъ, Россія сама старалась наблюдать и показывать какъ можно боле безкорыстія и въ 1840 г. спасла она Константинополь отъ покушеній Египетскаго наши, въ 1848 году, когда вся Европа была поставлена вверхъ дномъ, Россія не ступила ни одного шага для распространенія своихъ владній, доказывая тмъ, очевидно, великодушіе своей политики, въ коей наше правительство поставляло какъ-будто всю свою честь и.всю свою пользу.
Этого мало: она готова была ко всякимъ уступкамъ и въ 1846 году предоставила Австріи во владніе одинъ изъ важнйшихъ европейскихъ пунктовъ — Краковъ.
Она простирала свою снисходительность до того, что старалась всми силами избгать даже малйшаго повода къ недоразумніямъ или подозрніямъ, и приносила въ жертву вс свои, самые дорогіе, кровные интересы, отказываясь отъ священнйшихъ чувствованій. Все для европейскаго порядка, который былъ, кажется, высшею, единственною. ея цлію. Тридцать милліоновъ народа Славянскаго, ей соплеменнаго, связаннаго съ ней тснйшими узами крови, языка и религіи, было оставляемо почти безъ малйшей помощи, безъ малйшаго участія въ ихъ горестной судьб, на жертву всмъ истязаніямъ, изъ коихъ Турецкія были самыя легкія, — единственно потому, чтобъ эта помощь и это участіе не произвели какого-нибудь смущенія, непріятнаго чувства въ союзныхъ державахъ, преимущественно въ Австріи. Даже ученые русскіе путешественники не получали почти никакого пособія со стороны Русскаго правительства, и должны были прибгать къ чужимъ миссіямъ за содйствіемъ къ ихъ трудамъ на пользу науки. Вотъ до какой почти унизительной степени доводима была дипломатическая деликатность, особенно въ отношеніи къ Австріи и Пруссіи.
Казалось, эти два государства, обязанныя, такъ сказать, своимъ существованіемъ Россіи, осыпанныя несмтными благодяніями, избавленныя, по нскольку разъ, отъ конечной гибели, получавшія безпрерывныя доказательства родственной дружбы и пріязни, должны были быть привязаны къ Россіи самыми тсными узами, готовы для нея на такія пожертвованія, коими могли-бъ хотя нсколько выразить свою благодарность, должны-бъ почитать за особенное счастіе всякій случаи оказать ей малйшую услугу.
И что же? Повритъ-ли исторія совершающимся предъ нашими глазами событіямъ?
Возникнулъ у Россіи споръ съ Турціей по поводу несчастнаго состоянія христіанъ на Восток, которое, не улучшаясь нисколько, несмотря на общанія самыя торжественныя, возбудило, наконецъ, справедливое состраданіе въ сердц Русскаго Государя, и онъ потребовалъ подтвержденія ихъ старыхъ правъ, купленныхъ русскою кровью еще въ прошедшемъ столтіи. Требованія эти были самыя умренныя и легкія въ сравненіи съ безпрерывными требованіями, по мстамъ, европейскихъ консуловъ и ничтожныя въ сравненіи съ тми, кой предъявляютъ теперь Франція и Австрія.
Но въ прошломъ году он показались морскимъ державамъ стсняющими власть султана (стсняющими — власть султана — исторія! что ты скажешь на это опасеніе первыхъ христіанскихъ державъ XIX столтія?) и он ободрили Турокъ отказаться отъ ихъ исполненія, послали имъ флотъ на помощь. Русскій Государь повеллъ занять Княжества, зависящія впрочемъ отъ Россіи, въ подкрпленіе своего требованія, объявивъ торжественно, что онъ не хочетъ завоеваній и очиститъ занятыя области, лишь только исполнятся первыя его условія.
Австріи и Пруссіи стоило присоединить одно твердое слово о согласіи съ Россіей къ этому занятію, и вс требованія Россіи, безъ сомннія, были бы исполнены, морскія державы притихли бы и обдумались, миръ не нарушился и Европа осталась бы спокойною.
Собственная польза ихъ, особенно Австріи, того требовала, какъ мы докажемъ посл, чтобъ они сказали это слово.
И этого слова, ни Австрія, ни Пруссія, въ ту минуту, когда происшествіе подвергалось, такъ сказать, своему кризису и зависло почти отъ ихъ содйствія, сказать не хотли за Россію, ободряя своей видимой нершительностію, а можетъ быть и еще чмъ-нибудь боле, къ противодйствію!
Никакими словоизвитіями, никакими софизмами, никакими нотами никогда не могутъ он оправдаться въ этомъ простомъ, ясномъ и непреоборимомъ обвиненіи, которое легло на ихъ голову во вки вковъ, — въ дополненіе къ прочимъ, коихъ полна русская исторія.
Съ самаго начала переговоровъ Австрія твердила безпрерывно о цлости и неприкосновенности Оттоманской имперіи, которая сдлалась столько драгоцнною для европейскихъ государствъ и европейскаго прогресса, и поставила непремннымъ условіемъ своего неутралитета, чтобъ мы не шли впередъ, какъ-будто бъ русское войско можно легко пріучить къ такой тактик, — условіе, въ сущности равное объявленію войны.
Этого мало. Послдующими своими дйствіями, судя по отзывамъ самыхъ оффиціальныхъ, слдовательно свдущихъ лицъ, каковы императоръ Французовъ въ своемъ посланіи къ палатамъ и англійскій министръ иностранныхъ длъ въ своей парламентской рчи, австрійскій посланникъ въ Париж, который на публичныхъ балахъ объяснялъ свою политику, и принцъ прусскій, который искалъ своей популярности выраженіемъ непріязни къ Россіи, — судя, говорю, по симъ отзывамъ, даже посл безусловнаго принятія русскимъ императоромъ внской ноты, Австрія и Пруссія явно показывали, что склоняются гораздо боле къ врагамъ Россіи, чмъ къ ней, и тмъ опредлили наступательный образъ ихъ дйствій.
То-есть, Австрія съ Пруссіей, выбирая между двумя сторонами, Россіи — съ одной, и Англіи съ Франціей — съ другой, выбрала сторону Англіи съ Франціей, которая не только не думала объ ея спасеніи въ 1849 году, но, напротивъ, старалась всми силами разжигать везд, гд могла, пламя бунта, приняла потомъ подъ свое покровительство ея враговъ и изгнанниковъ, оказала имъ возможныя пособія, какъ у себя, такъ и въ Турціи, и даже устроила имъ вс нужныя лабораторіи для продолженія ихъ замысловъ, — Австрія приняла эту сторону и оставила сторону Россіи, своей благодтельницы и избавительницы.
Это еще не все. Становясь на сторону Англіи съ Франціей противъ Россіи, она становилась, вмст съ своимъ титуломъ апостоличества, на сторон Магомета противъ Христа, и должна была готовиться на помощь Корану противъ Евангелія. Вотъ даже что не испугало ея, вотъ даже на что ршилась она, лишь бы только не принести какой-нибудь, хоть отдаленной, хоть неизвстной, хоть отвлеченной пользы Россіи, несмотря на торжественныя общанія своего благодтеля.
Отдаленная, отвлеченная польза Россіи, — и союзъ съ отьявленными своими злодями, помощь заклятымъ врагамъ имперіи (Reischsfeind), побда магометанства — вотъ какія дв стороны предоставлялись ей на выборъ, и она не усомнилась выбрать послднюю.
За Австріей послдовала Пруссія, за Пруссіей — Германія.
Съ врагами, съ злодями, съ Магометомъ, лишь бы не съ нами!
Какъ объяснить эту сверхъ-естественную злобу? какъ объяснить такое непостижимое ослпленіе?
Русскій Богъ затмилъ ихъ очи!
Господи! со слезами на колняхъ благодаримъ Тебя! Никакого благодянія не могъ ты оказать намъ больше. Какія потери ни ожидали бы насъ впереди, какія пораженія, тяжелыя для нашего народнаго самолюбія, ни готовила бы для насъ предстоящая война, но Ты оказалъ уже намъ милость свою выше всякой мры. Ты избавилъ насъ отъ нашихъ друзей, а съ врагами раздлаться пособитъ намъ и старый нашъ помощникъ — Николай чудотворецъ.
Еслибъ Австрія и Пруссія поступили чуть-чуть поблагородне, почеловчне, даже поумне, великодушный Русскій государь остался бы опять на ихъ служб, и опять наши войска должны бы были быть всегда на-готов, чтобъ летть на Рейнъ и Дунай, въ Германію и Италію, въ помощь любезныхъ союзниковъ, которые теперь показали намъ своекорыстную натуру во всемъ безобразіи.
Шварценбергъ, незадолго предъ смертію, говорилъ, что Австрія удивитъ міръ своею неблагодарностію, и точно она удивила — только не знакомыхъ съ ея натурою, а мы не ожидали ничего лучше!
Каково было великодушному, благородному, рыцарскому сердцу русскаго государя перенести этотъ ударъ въ самое чувствительное мсто?
Вотъ горькій плодъ пятидесятилтней русской политики со всми ея жертвами, благодяніями, услугами, любезностями въ отношеніи къ Австріи, Пруссіи и Германіи. Вотъ чмъ ихъ государи отблагодарили своего отца и покровителя при первомъ открывшемся для нихъ случа оказать ему какую-нибудь маловажную услугу.
Прочіе европейскіе государи объявляютъ себя также противъ Россіи, боле или мене. Ни одинъ голосъ не раздается въ ея пользу. Даже Неаполитанскій король, угощенный нами такъ радушно и блистательно, когда мы у него были въ гостяхъ, даже Неаполитанскій король предлагаетъ свои услуги морскимъ державамъ, Датскій — волей или неволей служитъ имъ, Шведскій — скрываетъ, можетъ быть, боле опасные замыслы. Наконецъ, о верхъ посрамленія! Испанская королева Изабелла хочетъ непремнно имть представителя въ Турецкомъ лагер, и генералъ Примъ съ своимъ штабомъ отправляется на сцену военныхъ дйствій!
И такъ, русская политика въ отношеніи къ европейскимъ государямъ, которые вс становятся противъ нея, оказалась очевидно несостоятельною, и слдовательно съ этой стороны не принесла намъ ничего, кром вреда.
Но не оказала-ль она послдствій, боле благопріятныхъ со стороны народовъ?
Народы возненавидли Россію, и теперь Русскому почти невозможно путешествовать, не подвергаясь самымъ чувствительнымъ оскорбленіямъ, кои не знаютъ никакихъ границъ.
Народы видятъ въ Россіи, съ ея могуществомъ, главнйшее препятствіе къ ихъ развитію и преуспянію, злобствуютъ за ея вмшательство въ ихъ дла, замчая только непріятную его для себя сторону и съ радостію ухватились теперь за первый открывшійся случай сколько-нибудь поколебать ее. Вотъ почему со всхъ сторонъ Европы: изъ Испаніи и Италіи, Англіи и Франціи, Германіи и Венгріи, стекаются офицеры и солдаты не столько помогать Турціи, сколько вредить Россіи: Европейцы управляютъ движеніями войскъ Турецкихъ, строятъ крпости, служатъ на корабляхъ, начальствуютъ пароходами, учреждаютъ фабрики для огнестрльныхъ орудій. Журналы и газеты истекаютъ желчью, книги устремляютъ на насъ тяжелую свою артиллерію, и вотъ составился легіонъ общаго мннія противъ Россіи въ дополненіе къ враждебнымъ флотамъ и арміямъ.
Я не стану теперь разбирать, сколько здсь есть справедливаго и несправедливаго, и точно-ли виновата Россія въ приписываемыхъ ей видахъ и возводимыхъ на нее преступленіяхъ. Довольно, что она сдлалась ненавистною для народнаго большинства въ Европ, — и вотъ второй, не горькій, а горчайшій плодъ русской политики въ послднее пятидесятилтіе.
Намъ остается теперь сказать нсколько словъ о самомъ ея начал (principe), объ этомъ такъ называемомъ законномъ порядк, во имя котораго она дйствовала такъ долго съ такимъ напряженіемъ, съ такимъ самопожертвованіемъ и съ такою несчастною наградою, какъ мы сейчасъ видли, со стороны правительствъ и со стороны народовъ.
Поддержали-ль мы, согласно съ нашею цлію, законный порядокъ въ Европ?
Нтъ. И въ этомъ отношеніи мы имли успхъ только временный и мстный, который почти везд кончился оптическимъ обманомъ. Пересмотримъ вс европейскія государства и мы увидимъ, что они длали, кому что угодно, несмотря на наши угрозы, неодобренія и прочія мры.
Португальцы не захотли признать дона-Мигуеля и прогнали его, а на престолъ свой возвели малолтнюю дочь дона-Педро.
Испанія точно также поступила, посл продолжительной кровопролитной войны съ донъ-Карлосомъ, и на престолъ свой возвела малолтнюю дочь Фердинандову.
Вздумалось Франціи, и она изгнала Карла X, а объявила королемъ Людовика-Филиппа, потомъ прогнала и его. Вздумалось ей объявить себя республикою, и никто не посмлъ съ нею спорить. Вздумалось ей сдлать новую перемну, и вмсто республики учредить у себя имперію, — ту имперію, которую союзные монархи именно уничтожили, — и вотъ Наполеону III (въ самомъ имени новое для нихъ оскорбленіе) они должны были предоставить титло ‘друга и брата.’
Бельгія ршилась (по проискамъ Англіи) отдлиться отъ Голландіи, и она отдлилась, составивъ особое королевство, а союзныя державы имли честь только подписать протоколъ въ Лондон.
Возстали Греки, и вотъ основалось новое королевство, которому Европа -имла только премудрость назначить нмецкаго короля, какъ будто-бъ въ самомъ дл уже безъ Нмцевъ не было нигд спасенія.
Даже Швейцарія длала и длаетъ, что хочетъ.
Вотъ сколько политическихъ событій, совершенно противоположныхъ духу Внскаго конгресса и совершенно не согласныхъ съ цлями Русской политики.
Гд собственно имли мы успхъ, гд получили мы награду за свои старанія, гд видли мы исполненіе своего начала?
Только въ Австріи, Пруссіи и Германіи. Россія, съ милліономъ войска, въ продолженіи сорока лтъ, стояла у нихъ на границ, какъ будочникъ, и содйствовала точно къ сохраненію порядка у нихъ, себ на голову, какъ теперь оказалось. Впрочемъ, и этотъ успхъ нельзя принимать совершенно безусловно: онъ подвергался большимъ ограниченіямъ, а именно, въ Германіи произошли везд значительныя преобразованія, въ Австріи совершилась революція, императоръ Фердинандъ долженъ былъ уступить свою корону и даже не по законамъ старшинства, не брату, не старшему племяннику, а младшему племяннику, Францу Іосифу, — революція, подобная Іюльской, когда Французы вмсто престарлаго Карла X, ими изгнаннаго съ внукомъ, избрали герцога Орлеанскаго. Австрійскіе аристократы исполнили свою революцію — только гораздо тише, не площаднымъ, а семейнымъ образомъ, предоставивъ отставленному императору Пражскій дворецъ со всми почестями.
Въ Пруссіи народъ вытребовалъ себ конституцію и прикоснулся даже къ особ короля, но удержался отъ дальнйшихъ неистовствъ, опасаясь Россіи.
И такъ, вотъ результаты нашей политики! Правительства насъ предали, народы возненавидли, а порядокъ, нами поддерживаемый, нарушался, нарушается и будетъ нарушаться. Слдовательно, политика наша была не только для насъ вредна, но и вообще безуспшна. Но будемъ справедливы. Мы разсмотрли, подъ вліяніемъ настоящихъ прискорбныхъ и тяжелыхъ для русскаго сердца впечатлній, только дурныя ея слдствія, преимущественно для насъ. Но не можетъ же быть, въ великой экономіи исторіи, чтобъ сильнйшее государство въ мір, подъ управленіемъ славныхъ государей, въ продолженіе цлаго столтія тратило лучшія свои силы совершенно по пустому! Врно такъ должно было! И дйствительно, кто поручится, чтобъ безъ вспоминанія о Россіи и ея образ мыслей общественный порядокъ во Франціи, въ эпоху ея республиканскаго неистовства, совершенно не погибъ вмст со всми плодами новой цивилизаціи, наукъ и искусствъ, и собственность не предалась грабежу, кто поручится, чтобъ не былъ тогда воскликнутъ всеобщій шарапъ!
И еслибъ это случилось во Франціи, то вслдъ за нею, исполненная страстей, Италія представила-бъ наврное такія явленія, какимъ удивились бы и средніе вка. А въ Германіи разв большинство мене обнищало и ожесточилось, дальше находилось отъ неистовства. Вспомнимъ франкфуртскія и внскія явленія. Послдствія необозримы. Страхъ объемлетъ сердце. Кто поручится, что замахнувшаяся рука везд не ослаблялась безсознательно мыслію о сверномъ колосс, готовомъ остановить ея порывъ и покарать преступниковъ.
Не станемъ же раскаяваться въ нашихъ трудахъ, нашихъ жертвахъ, нашихъ усиліяхъ. Признаемся въ настоящемъ нетерпніи или даже осудимъ его за то, что оно осмливается находить недостатки въ прошедшемъ или обвинять оное.
Русскія намренія растолкованы въ дурную сторону Европой — не ей въ честь, то Богу въ честь, утшимся нашей пословицей. Это служба, сослуженная Россіею Европ безкорыстно, и даже безъ занесенія въ формулярный списокъ, исполненіе судебъ историческихъ, за которую и воздастъ намъ должное безпристрастная исторія.
Будемъ справедливы и ко всмъ дйствовавшимъ лицамъ. Намреніемъ освящается дйствіе. Они были убждени въ святости своей цли, и мы должны почтить благородство ихъ убжденій, точно такъ и они должны, въ свою очередь, согласиться съ нами, что ихъ миссія кончена и начинается другая.
Во всякомъ случа, мы остались и не безъ настоящей пользы и награды. Мы сдлали драгоцнные опыты, и для такого молодаго государства, какъ Россія, у котораго впереди столько будущности, за подобные опыты жалть не должно ничего, лишь пошли бы они въ прокъ: мы узнали своихъ друзей. Русакъ задомъ уменъ, говоритъ пословица, и всякъ своей бдой ума себ прикупитъ, говоритъ басня. Наврно, мы будемъ теперь умне, и крывши столько времени чужія крыши, подумаемъ наконецъ и о своей.
Здсь я кончу мое письмо и въ заключеніе, для ясности, повторю вкратц главныя мои положенія и выводы: Россія пятьдесятъ лтъ служила Европ. Политика ея возбудила противъ нея слпую ненависть народовъ и доставила ей черную неблагодарность государей, вольную или невольную. это въ итог для нея все равно, касательно законнаго порядка, онъ сохранился, и то только отчасти, въ смежныхъ государствахъ къ новому для нея вреду, — слдовательно, политика ея была неврная и должна перемниться, хотя для Европы она была, можетъ быть, спасительна, если не популярна, и доставила императорамъ Александру и Николаю лестное право на историческое титло европейскихъ благодтелей.
Мы обозрли прошедшее и видли, въ какихъ отношеніяхъ находилась Россія къ европейскимъ государствамъ, въ продолженіе текущаго столтія, обратимся къ настоящему и посмотримъ, въ какомъ отношеніи къ намъ он теперь находятся.
Турція, Франція и Англія объявили войну Россіи. Австрія и Пруссія видимо держатъ ихъ сторону, а невидимо можетъ быть и боле, и присоединятся къ нимъ при первомъ нашемъ положительномъ успх, слдовательно, ихъ можно уже считать противъ насъ. Прочія государства, боле или мене, волей или неволей, имъ содйствуютъ, а Швеція, вроятно, даже и съ удовольствіемъ. Общее мнніе европейское противъ насъ! Вотъ наши враги.
Разсмотримъ ихъ средства, выгоды и невыгоды, намренія и дла.
Начнемъ съ Англіи, какъ главной виновницы войны.
Лордъ Редклифъ, принудивъ Турокъ отказаться отъ исполненія требованій князя Меншикова, положилъ, такъ сказать, основаніе войны, подалъ поводъ, завязалъ узелъ.
Было-ли съ самаго начала намреніе Англіи начать войну, или только она хотла принудить Россію къ нкоторымъ уступкамъ, вслдствіе неврныхъ свдній или предположеній о нашей робости, нершительности и неготовности, — нельзя сказать наврное.
Наврное можно сказать только то, что Россія желала войны всхъ мене, какіе бы виды она ни имла въ будущемъ. Россія вела даже какъ-будто тильзитскіе переговоры во все продолженіе 1853 г., и мы съ часу на часъ ожидали тильзитскаго мира англійскаго изданія. Тильзитскимъ миромъ назвалъ бы я слдующій: очистить княжества, удовольствоваться, вмсто фирмана и сенеда, другою вокабулою турецкаго лексикона, и получить округленіе границъ въ Азіи pour sauver les apparences, подобно какъ по тильзитскому миру французскаго изданія, мы получили Блостокскую область.
Такой миръ, какъ бы онъ ни былъ, въ прошедшемъ году, тяжелъ для нашего самолюбія и унизителенъ, но все-таки могъ утшить насъ воспоминаніемъ, что за тильзитскимъ миромъ 1807 г. вскор слдовалъ 1812 г. Мы могли быть уврены, что Европа, лишь только Россія сняла бы съ нея свою покровительственнную десницу, подверглась бы въ продолженіе первыхъ десяти лтъ величайшимъ смутамъ, начиная съ Австріи, которая получила-бъ первая наказаніе за свое вроломство, потомъ въ Италіи, Германіи, Франціи, — и мы успли бы длать на Восток, что намъ угодно. Но теперь невозможенъ уже и тильзитскій миръ, съ которымъ видно соединяется сплошь 1812 г.: въ продолженіе переговоровъ завязался узелъ, и старанія развязать его только что затягивали его крпче и крпче, о чемъ будемъ мы говорить посл. Это особая сторона событія.
Какъ бы то ни было, теперь Англія и Франція хотятъ войны непремнно, во что бы то ни стало.
Если-бъ он не хотли ея, то не говорили-бъ безъ всякой нужды съ такимъ ожесточеніемъ о Россіи и Государ, не старались бы, очевидно, задирать его, какъ-будто опасаясь, чтобъ онъ не уступилъ и не лишилъ ихъ предлога, вызывая непремнно его сопротивленіе, ставя его въ такое положеніе предъ Россіей и Европой, что онъ не можетъ никакимъ образомъ податься назадъ. (Упрекая насъ въ желаніи войны, он, по пословиц, сваливаютъ съ больной головы да на здоровую).
Для чего же он хотятъ войны?
Для того, чтобъ поддержать Турцію, какъ говорятъ он, — это есть нелпость. Ихъ посланники, ихъ путешественники, ихъ ученые, представляли имъ, въ продолженіе даже послднихъ двадцати лтъ, множество доказательствъ, что Турція умираетъ и что оживить ее нтъ никакихъ человческихъ средствъ. Слдовательно, желаніе поддержать Турцію есть предлогъ, но отнюдь не цль.
Они хотятъ войны для того, чтобъ унизить Россію и ослабить ея вліяніе на Восток. Положимъ, это желаніе они имютъ, но все-таки, боле или мене отдаленное и неизвстное, польза не прямая, не положительная. Вроятно-ли, чтобъ для такой неопредленной цли он ршились на такія усилія, жертвы и опасности? Какое сравненіе выигрыша съ проигрышемъ и даже съ одними расходами?
Они хотятъ поддержатъ равновсіе. Но почему же они оставляли погибать Австрію — имперію въ 35 милліоновъ, а не 10? Мнимое равновсіе должно бы, кажется, нарушиться отъ ея уничтоженія гораздо ближе, чмъ отъ уничтоженія Турціи, и они не только не старались предотвратить оное, но длали все нужное для ускоренія катастрофы. Впрочемъ, о нелпомъ равновсіи говорить доле нечего: въ вышеприведенномъ письм представлено нсколько примровъ, какъ Англичане и Французы понимаютъ равновсіе.
Слдовательно, должны быть у нихъ въ виду какія-нибудь важныя и положительныя причины. Наши посланники, парижскій и лондонскій, вроятно, знаютъ ихъ боле или мене и донесли о нихъ въ свое время нашему правительству, равно какъ и о составленіи этого союза — Франціи и Англіи, ибо не въ однхъ же передачахъ нотъ состояли ихъ обязанности.
Мы можемъ судить объ этихъ причинахъ только гадательно.
Предложимъ же наши гаданія.
Не хотятъ-ли Франція и Англія занять Константинополь вспомогательными войсками, овладть Дарданеллами, затять ссору съ турецкимъ правительствомъ, объявить о невозможности его поддерживать, провозгласить уничтоженіе Порты, объявить славянскія и прочія государства свободными, съ какими имъ угодно конституціями, сдлать Константинополь вольнымъ городомъ, подлить между собою Азіатскую часть, Египетъ, острова и прочія владнія, открыть Черное море для всхъ народовъ и предложить, пожалуй, какую-нибудь частицу намъ и Австріи съ Пруссіей? Такимъ образомъ, они скинули бы съ себя и ту поносную роль въ исторіи, которую они до сихъ поръ принимали.
Говорятъ: Англія и Франція не могутъ не поссориться при длеж. Будто не могутъ? Да неужели он, заключая между собою союзъ, ршаясь на такія пожертвованія, употребляя такія силы (Французы можетъ быть послднія), не опредлили всхъ возможныхъ обстоятельствъ въ предстоящихъ длахъ, не предусмотрли всхъ случайностей и оставили что-нибудь, даже второстепенное, въ неизвстности. По какому праву припишемъ мы имъ такую недальновидность и ограниченностъ? Безъ сомннія, у нихъ ршено все предварительно, и безъ такого ршенія он не могли сдлать ни одного шага. Поссориться могутъ матросы или офицеры, но не два государства, при такомъ великомъ дл.
Если бы такой планъ былъ у союзниковъ, чего оборони Боже, то къ намъ можно-бъ было приложить пословицу: въ глазахъ деревня сгорла.
При такомъ ход дла, Австрія увидла бы свою ошибку, поняла бы, что она попалась изъ огня да въ полымя, но сдлать ничего не могла-бъ, и ей оставалось бы только заботиться о сохраненіи своихъ Славянъ, которые, разумется, вскор послдовали бы за турецкими.
Турецкіе Славяне влекутся издавна сердцемъ къ Россіи. Они сочли бы себя на первое время одолженными Россіи, какъ начавшей борьбу, но своя рубашка къ тлу ближе, и они рады будутъ получить свободу отъ кого бы то ни было, они будутъ готовы защищать новый порядокъ вещей даже и противъ Россіи.
Да и за что и съ кмъ тогда воевать Россіи?
Это, кажется, единственный, выгодный для нихъ, благовидный — для исторіи, полезный — для Европы, разумется, съ европейской, а не съ русской точки зрнія, планъ, котораго нкоторыя черты предполагалъ я еще въ донесеніи 1842 года. Въ послднее время, недли дв, эта мысль давила меня, какъ домовой, и не давала мн спать, впрочемъ, и теперь я не совсмъ еще отъ нея освободился, хотя изъ всхъ дйствій Англіи и Францій, изъ всхъ рчей, произносимыхъ въ собраніяхъ, нтъ ни малйшаго повода къ предположенію подобнаго исхода: не заготовляются ни какія выраженія, тамъ и сямъ, кои можно было бы впослдствіи напомнить и коимъ можно-бъ было придать новый смыслъ, не избгаются случаи къ подтвержденію первой объявленной цли, принимаются такія торжественныя обязательства, по отношеніямъ съ Австріей и Пруссіей, съ такою силою и убжденіемъ отклоняются мысли о завоеваніяхъ и распространеніи владніи, и вообще все дло ведется такъ, что Турція непремнно должна существовать въ намреніяхъ союзныхъ державъ, и всякая перемна въ ихъ политик представилась бы посл, несмотря ни на какіе блистательные результаты, такимъ вопіющимъ обманомъ, что мудрено допустить наше предположеніе. Главное, вс увренія морскихъ державъ почти вдь и не нужны, безъ нихъ обойтись он могли бы, слдовательно он не быа бы дланы, если-бъ дйствительно была у нихъ вышеписанная цль.
Второе предположеніе:
Англія хочетъ войны для того, чтобъ въ мутной вод рыбу ловить, по наслдственному постоянному правилу ея политики, призванной за нею всми европейскими народами, съ историками и учеными во глав. Можетъ быть, по ея разсчетамъ, въ коихъ едва-ли кто съ нею въ состояніи состязаться, оказывается необходимость въ перетасовк собственныхъ капиталовъ, въ произведеніи новыхъ потребностей у прочихъ державъ, въ устроеніи новыхъ отношеній на Восток, въ ослабленіи или напряженіи даже самой Франціи, въ уничтоженіи морской силы Россіи, и тому подобное. Повторяю, это ея разсчеты, на кой она мастерица и кой никто обнять вполн не можетъ. Она, можетъ быть, сочла вс возможные барыши и вс возможные убытки и ршила, что теперь выгодне воевать, нежели оставаться въ поко, и обманула, такъ или иначе, любезнаго Наполеона, завлекши его собой въ роковую войну. {Написавъ это, я услышалъ о брошюр нашего знаменитаго публициста, г. Тенгоборскаго, который цыфрами доказываетъ такое предположеніе. (1854 г.).}
Но, вдь, и онъ не промахъ. Если не вышеназванные виды имлъ онъ, начиная войну, то все же имлъ онъ какіе-нибудь другіе, не мене важные: ибо онъ ршился въ эту войну ставить на карту не только корону, но можетъ быть и жизнь свою. Какіе же виды можетъ имть онъ? Разумется, не англійскіе на мутную воду, потому что его обстоятельства совершенно другія.
Не обманываетъ-ли онъ Англіи, племянникъ своего дяди, одолженный всмъ своимъ бытіемъ его тни, а тотъ проклинаетъ Англію, вроятно, и на томъ свт. Не хочетъ-ли онъ довести ее до крайности, не хочетъ ли онъ привести дла въ такое положеніе, чтобъ сдлаться главнымъ лицомъ и имть въ своихъ рукахъ ключи положенія, чтобъ предложить тогда, разумется, на выгодныхъ для себя условіяхъ, соразмрныхъ съ своею услугою, союзъ Россіи, оставленной всми союзниками, раздраженной и находящейся все-таки, несмотря на ея великія силы и средства, въ трудныхъ обстоятельствахъ? То есть, Наполеонъ III набиваетъ себ теперь дну въ глазахъ Россіи. Вотъ была бы штука, вотъ просвтлла бы тнь Наполеона, вотъ захлопали бы въ ладоши Французы, вотъ разинули бы ротъ Нмцы, вотъ протянули бы длинныя свои фигуры Англичане! На первую минуту много было-бы радости въ Европ, но на вторую минуту мысль, что Россія съ Франціей въ союз, заставила бы поникнуть вс мудрыя головы.
Нтъ, это мечта, которая, впрочемъ, на нсколько времени, имла за собою много, не только привлекательнаго, но даже и вроятнаго. Дйствія Наполеона, слова, рчи, въ послднее время, становясь крпче и крпче, ясне и ясне, положительне и положительне, не оставляютъ мысли о подобной развязк. Какіе бы виды онъ ни имлъ, но онъ идетъ съ Англіей, а какіе это виды, угадать можно еще мене, чмъ виды Англіи.
А если дйствительно он не хотятъ больше ничего, кром того, что объявляютъ, — и какихъ-нибудь второстепенныхъ пріобртеній и преимуществъ?
Тогда должно сказать только, что Богъ ихъ ослпляетъ и ведетъ на казнь, боле или мене жестокую. Турцію он не возстановятъ, п потому что она сгнила, имть ее у себя на содержаніи он не могутъ, потому что самимъ содержаться въ обрзъ, Христіанъ уравнять въ правахъ он не могутъ, потому что судьей все-таки остается Турокъ, который слушать-то будетъ Христіанъ, но ршать по-турецки, Россіи унизить и ослабить он не могутъ, ибо даже потеря флотовъ, потеря нсколькихъ гаваней, нсколькихъ корпусовъ, можетъ только на время ее остановить, но не боле, а дружба Христіанъ, то есть, Славянъ, которые останутся на ея сторон, разумется, при умніи обходиться съ ними, посл даже неудачной ея борьбы, всегда дастъ ей средства ршить дло иначе. А он висятъ на волоск! Не говорю о бур, которая разсяла непобдимую армаду Филиппа II, но Суворовская побда теперь надъ тремя турецкими корпусами, стоящими порознь, до прибытія вспомогательныхъ войскъ французскаго и англійскаго, общее возстаніе Славянъ, можетъ поставить ихъ въ такое положеніе, что давай Богъ ноги. Неужели этого не было у нихъ въ предположеніи всхъ возможностей и случайностей?
А сверхъ того, какова еще перспектива въ исторіи? Слдовательно, кром сверхъестественнаго ослпленія, нельзя будетъ объяснить иначе роковаго ихъ союза и похода.
Къ числу ихъ явныхъ ошибокъ или недоразумній, все-таки мы должны причислить, что славянскаго движенія и его возможности они не понимаютъ, не могутъ взвсить и, слдовательно, при своихъ политическихъ вычисленіяхъ, подвергаются большимъ ошибкамъ, остающимся въ нашу пользу, если мы, въ свою очередь, будемъ умть употребить ихъ.
Что они не понимаютъ Славянъ, такъ это мы видимъ и на томъ, что они даже Грековъ не проникли, Грековъ, которые находятся отчасти подъ ихъ властію, и вообще подъ надзоромъ и наблюденіемъ: они не предполагали возстанія. Австрія, вмст съ Турціей, находятся на краю бездны, а все-таки не понимаютъ Славянъ, да и мы, едва-ли можемъ похвалиться предъ ними ясновидніемъ. Слдовательно, на всякаго мудреца бываетъ и простота.
Перейдемъ теперь къ любезной Австріи, любимиц Суворова, Кутузова и Паскевича.
Разумется, сначала она не желала войны, потому что войною не могла ничего пріобрсть и много потерять, или, по крайней мр, подвергаться опасности. Когда переговоры приняли ршительный характеръ и отношенія Англіи и Франціи натянулись, она не хотла подкрпить требованія Россіи, и въ этомъ сдлала она, кром безпримрной неблагодарности, ужасную ошибку, которая можетъ стоить ей очень дорого, а намъ принесть пользу со временемъ, или даже скоро. Подкрпивъ Россію въ извстную минуту, она уничтожила бы возможность войны, ибо Россія, не вполн изготовленная, очевидно, колебалась, и готова была къ умренности, драгоцнный для Австріи in statu quo, остался бы, можетъ быть, надолго. Положимъ, она боялась и боится Франціи, которая можетъ причинить ей много хлопотъ въ Италіи. Но кому можно врить больше: Лудовику-Наполеону или Императору Николаю, не говоря уже о прежнихъ обязательствахъ — нравственныхъ и положительныхъ? Если Лудовикъ-Наполеонъ сладитъ съ Россіей, то оставитъ-ли онъ ей Италію? А держась за Россію, — она смло могла надяться на нашу помощь и задержать много наши дйствія въ Турціи. Въ дружб она причинила бы намъ гораздо боле вреда, какъ и причиняла всегда, нежели во вражд. Она послушалась тайной своей ненависти, и Богъ не накажетъ: дни ея сочтены. Я говорилъ въ одномъ своемъ письм, что Австрію выгодне имть намъ врагомъ, чмъ другомъ. Сколько вреда она уже причинила намъ, даже въ продолженіе этой войны: какъ сначала она не хотла вымолвить одного слова въ пользу Россіи, такъ посл начала показывать безпрерывно свое расположеніе къ союзнымъ державамъ, выставляя своимъ благодяніемъ для насъ нейтралитетъ, а между тмъ, все-таки, заставляя насъ, подъ личиною дружбы, бояться за свой тылъ.
Она старалась всми силами связывать руки Россіи, заявивъ цлость и неприкосновенность Турецкой имперіи (что мы за нею уже и безъ нужды повторяли), требовала, чтобы мы не переходили за Дунай, и грозила, въ противномъ случа, занять Сербію. Что же предоставляла она длать намъ? Прогуливаться въ княжествахъ и платить волошскимъ торгашамъ и внскимъ подрядчикамъ чистыми деньгами за наше продовольствіе. Она позволяла намъ воевать съ тмъ только, чтобъ мы отказались впередъ отъ всхъ выгодъ войны, а несли одн невыгоды. Какая добрая!
Положеніе Австріи понятно: она боится, и очень основательно для себя, чтобъ мы, возбудивъ, или, по крайней мр, подавъ поводъ къ возстановленію Славянъ Турецкихъ, не оказали вліянія и на Австрійскихъ, которые захотятъ того же, могутъ отдлиться отъ нея и поколебать ея существованіе. Второстепенныя опасенія — принадлежность Дуная Россіи. По сему она ненавидитъ насъ и подаетъ помощьАнгліи и Франціи, но она забываетъ, что одна мысль о разрыв ея съ Россіей ободритъ вс принадлежащія ей враждебныя населенія, начиная съ Сербовъ, и она нодписала свой смертный приговоръ по тому же ослпленію.
Она погибнетъ вмст съ Турціей, или вслдъ за нею, погибнетъ вслдствіе естественнаго распаденія частей, которыя не могутъ держаться боле въ связи при столь развившихся народностяхъ.
Bella gerant alii, tu felix, Austria, nube — такъ опредлилъ Авскрійскую имперію и судьбу знаменитый венгерскій король, Матвй Корвинъ…..
Австрія должна погибнуть, несмотря на вс усилія своихъ Меттерниховъ или іезуитовъ, которые не понимаютъ вполн своей болзни и въ новое время надются напрасно на старыя лекарства. Но до погибели своей, она можетъ еще сдлать много зла, которое уже и начала, хотя, до сихъ поръ, отрицательно. Слдовательно, мы должны принять въ соображеніе ея послднія силы или усилія.
Пруссія иметъ мене причинъ опасаться насъ и, слдовательно, ненавидть, желать намъ зла. Но она должна бояться Франціи за рейнскую свою половину. Объявляя себя противъ насъ, она отклоняетъ западную опасность, — я говорю о правительств, — и вмст удовлетворяетъ общему мннію, которое противъ насъ. а общее мнніе противъ насъ вслдствіе подозрнія о нашихъ деспотическихъ намреніяхъ, вслдствіе вмшательства въ ихъ домашнія дла. Дополненіемъ, предлогомъ или оправданіемъ войны противъ насъ, служитъ ей связь сть Германіей и обязанность покровительствовать ея интересамъ, которые подвергаются, будто, великой опасности, вслдствіе водворенія русскихъ на Дуна. Опасности намъ со стороны Пруссіи больше, чмъ со стороны Австріи, потому что ея населеніе цльне, а враждебная часть, Поляки, враждебна и намъ. слдовательно, не можетъ принести намъ пользы, какъ враждебное населеніе Австріи. Пруссія можетъ сдлать намъ много вреда, особенно въ соединеніи съ прочими.
Швеція, по крайней мр, молодежь и лвая сторона, при такомъ общемъ возстаніи главныхъ державъ европейскихъ на Россію, надется возвратить Финляндію и отмстить сколько-нибудь за униженіе, въ чемъ, разумется, есть кому ее подкрплять и ободрять есть чмъ обольщать, не станетъ дло и за угрозами.
Второстепенныя государства, волей и неволей, влекутся за главными.
И вотъ европейская печать, оффиціальная и неоффиціальная, провозглажаетъ торжественно, что для политическаго равновсія, для успховъ цивилизаціи, для общаго благосостоянія, цлость и неприкосновенность Турціи необходима, а Россія должна быть обезсилена и обобрана, вслдствіе чего европейскія племена и спшатъ, со всми изобртеніями наукъ и искусствъ, самыми новыми и губительными, на помощь Лун противъ Креста и Корану противъ Евангелія!
Заключу это письмо словомъ писанія: Аще и совтъ совщаваютъ, разоритъ и Господь, аще и возмогутъ, и паки побждени будутъ, яко съ нами Богъ!