(*) Переводъ изъ Rflexions sur la Philosophie en gnral, сочиненія Г. Рапина, Автора, извстнаго своею ученостію и трудами.—
Имя Философіи, въ ныншнія времена скромное и неславное, нкогда было такъ знаменито, что его предпочитали титламъ самымъ блистательнымъ и громкимъ. Сія любовь къ мудрости, сіе ученіе добродтели составляли тогда одну изъ общественныхъ должностей и даровали проходящимъ оную такую же власть надъ умами современниковъ,— какую имлъ надъ сердцами примр ихъ жизни. Правила ихъ почитались изреченіями самихъ оракуловъ. Великіе на земл притекали въ смиренную ихъ хижину совтоваться о длахъ государственныхъ. Города и области взирали на нихъ съ удивленіемъ и чувствомъ уваженія. Философы, но ихъ мннію, были такія существа, которымъ бесмертные боги открыли свою мудрость. Цари внимали урокамъ ихъ!—
Нтъ сомннія, что Философія даровала Пиагору — знаменитому мудрецу Италіи — ту чистоту нравовъ, ту удивительную строгость жизни, которыя чрезъ столько вковъ привлекали къ нему послдователей. Она, по свидтельству Лаэрція, заставила Эмпедокла отказаться отъ трона и предпочесть частную, спокойную жизнь ослпляющему блеску величія! ею Демокритъ {Democritus dicitpr oculis se prlvasse quam ut minime animus a cogitationibus abduceretur. Cic. de Fin. 15.} возвышался до чудесныхъ таинств природы, и отрекся отъ удовольствіи тлесныхъ, дабы насладиться свтлыми, невинными удовольствіями духа! она научила древняго Платона, умереть съ чудеснымъ спокойствіемъ праведника, незнакомаго съ преступленіями!— И такъ, какъ вс дйствія постоянства и величія языческаго производимы были духомъ Философіи, то видно, что она нкоторымъ образомъ была началомъ чистйшей добродтели великихъ мужей древности.
Сія божественная дщерь неба перешла въ Рим изъ Греціи. Первыя три столтія сей республики протекли въ завоеваніяхъ Италіи. Въ начал республики, когда ненасытный дух Римлянъ стремился отъ одного завоеванія къ другому, Филсофія почиталась дломъ праздности, всегда ненавистной въ такомъ обществ, гд всякой трудится для пользы государственной, наконецъ мало по малу возрастающее сообщеніе Римлянъ съ Греціею возбудило въ нихъ любовь къ наукамъ, въ сіе время они сдлались учениками и даже слпыми подражателями тхъ, коихъ были владыками гордыми и полновластными. Въ самой Греціи Философію воскресило гоненіе одного Птоломея, которой имлъ неблагоразумную жестокость выслать изъ Александріи всхъ Философовъ, призванныхъ туда его предшественниками, Многіе возвратились въ Аины, какъ то: Панетій, учитель Лелія и Сципіона, Полибій Карнеадъ, Клитомахъ, Апполоній Молло, учитель Юлія Кесаря и Цицерона. Слава ученія ихъ привлекла въ Аины знаменитйшее Римское юношество. Благородное соревнованіе возбудилось, и гордые властители вселенной съ жаромъ прилпились къ ученію мудрости!—
Изъ Римлянъ Лукрецій первый писалъ о Философіи, Квинтиліанъ упоминаетъ о нкоторомъ Римскомъ Философ Варон, Теренцій Варро, котораго Саллюстій почитаетъ ученйшимъ своего времени, былъ знаменитый Философъ, Геній Виргилія изумилъ своихъ современниковъ безсмертными Георгинами и доказалъ, что
Felix, qui potuit rerum cognoscere causas!—
Но никто изъ Римлянъ не усплъ столько въ любомудріи, какъ Цицеронъ, отецъ Римскаго краснорчія. Въ книгахъ Академическихъ онъ изъяснялъ ученіе Платона и другихъ Философовъ. Къ Бруту написалъ онъ книгу о нравственности Стоиковъ и Эликурейцовъ. Блаженный Августин упоминаетъ об одномъ его сочиненіи, извстномъ подъ именемъ Гортензія, которое не дошло до нашего времени {Perveneram in librtim quendam Ciceronis, qui vocatur Hortensius, exhortationem continet ed Philosophiam. Coat. 1, 5, c. 4.—}. Книги его о должностяхъ (De officiis) одн заключаютъ въ себ все, что ни говорила благоразумная древность объ обязанностяхъ человка гражданина! Когда возникающая въ республик тираннія и возмущенія, день отъ дня увеличивавшіяся, заставили Цицерона удалиться отъ дл Государственныхъ въ мирное сельское жилище, то онъ, по свидтельству Плутарха, боле находилъ утшенія въ Философіи, нежели въ краснорчіи, доставившемъ ему имя Отца отечества. Брутъ также подражая Цицерону, написалъ нсколько сочиненій въ Философіи {Brutus noster sic Philosophiam Latinis litteris persequitur, nihil ut ilsdem rebus Graesia desiderat. Cic. Quaes. Acad, liber I.}.
Римляне, всегда оказывавшіе постоянство въ своихъ предпріятіяхъ, совершенно прилпились къ Греческой Философіи, и что всего удивительне, не думая совсмъ о начальник. Можетъ быть геній ихъ стремился къ краснорчію. Какъ бы то ни было, духъ партій не раздлялъ умы ихъ различными мнніями, а твердость характера не дозволяла имъ сей слабости, которая всегда есть дитя споровъ и пристрастія. Цицеронъ, знавшій наизусть мннія всхъ Философовъ, не принялъ ни одного. Кому также не извстно, что любимецъ Музъ Горацій былъ такой Философъ, которой слдуетъ всмъ сектамъ и ни одной въ строгомъ смысл не слдуетъ.—
Сей вкусъ къ Философіи не упадалъ еще при Август. Философія научила сего Императора мирно царствовать среди ужасныхъ и насильственныхъ переворотовъ Имперій. Въ его время возникла въ Рим новая секта, коей основателемъ былъ потомокъ Александрійскій. Сей Философъ выбралъ самое лучшее изъ всхъ системъ и составилъ свою.—
Возникшее гоненіе на умы и мннія въ царствованіе Тиверія и его пріемниковъ вмст съ длами правленія перемнили и вид Философіи. Вельможи называли себя стоиками единственно изъ угожденія своенравію сего Императора. Въ сіи времена не училище и трудъ, но опасность впасть въ немилость при двор ‘творила философовъ: такимъ образомъ, уклоняясь отъ бдствія, длались мудрецами. Калигула, Домитіанъ и Нерон совсмъ изгнали изъ Рима Философію. Послдній на мсто ихъ призвалъ изъ Аравіи Маговъ {Quid stultius, quam ut Nero tanta impensa ex Arabia deductis Magis et cet. Card. i. 16. rer. var.}. Сенека, жившій во время Нероново, 6ылъ боле придворной, нежели Философ. Нещастная его кончина всмъ извстна. Въ сію злополучную эпоху мудрецы отличались не чистотою нравовъ и здравымъ ученіемъ, какъ то было прежде, но платьемъ и какимъ-то особеннымъ выраженіемъ лица {Non virtute et studiis, ut haberentur Philosophi, laborarii, sed vultum et dissentientem ab aliis habituni praehenderant. Fab, liber I. Proem.}. Наконецъ при всеобщемъ упадк нравственности, которая одна есть основаніе истинной мудрости, длинная борода давала право на имя Философа {Sapientiam capillis et habitu jactant. Lact. de ira Dei с. 22.}. Сіе доказываетъ странное приключеніе съ Геродомъ Аттикомъ, которой однажды встртясь съ человкомъ, одтымъ въ длинной плащ и имющимъ большую бороду, спросилъ его: кто он? Я Философъ, отвчалъ съ гордостію незнакомецъ. Такъ! возразилъ Геродъ, я вижу плащь и бороду философа, но его самаго не вижу {Rarbam et pallium video. Philosophen non video.— Tomi 1, 9, c. 2.}.
Философія, изгнанная изъ Рима при первыхъ Императорахъ, начала опять процвтать во времена Адріана и его пріемниковъ. Траянъ, имя умъ здравой и просвщенной, долженствовалъ возстановишь науки. Естественная Исторія Плиніева, появившаяся при Веспасіан, и разговоры Діона Хризостома о Нравственности и Физик воскресили тотъ духъ, которой вліялъ въ Императора Адріяна Плутархъ, одинъ изъ величайшихъ и остроумнйшихъ Философовъ древности Творенія сего великаго мужа, принятыя съ единодушнымъ восторгомъ и плескомъ, пробудили въ сіи времена любовь къ Философіи. Адріянъ еще боле поддержалъ блескъ оной, призвавъ въ Александрію ученыхъ со всего, свта. Въ семъ-то храм наукъ Философія укрпилась, процвла трудами Эпиктета, сочиненіями ученика его Аріена, твореніями знаменитаго Врача Галена, произведеніями Діогена Лаертія города Аттика, Максима, Тира, одного изъ наставниковъ Марка Аврелія, Павзанія, Авлугера, Птоломея, славнаго Астронома, и другихъ многихъ ученыхъ мужей, которые одушевляясь примромъ своихъ Императоровъ, старались одинъ предъ другимъ оживить любовь къ Философіи.