О ценз.
О ценз.
‘День’, 23-го декабря 1861 г.
О цензе, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1861
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Вроятно, многіе изъ нашихъ читателей будутъ не мало удивлены, если мы скажемъ, что вопросъ о ценз принадлежитъ теперь къ числу самыхъ важныхъ современныхъ вопросовъ… Они важны особенно потому, что разршеніе ихъ подлежитъ, въ настоящую минуту, обсужденію непосредственно заинтересованныхъ сторонъ, и можетъ, весьма легко и скоро, осуществиться даже и на практик:— хорошо или дурно, это ужъ дло другое. Въ то время, какъ наша литература (по крайней мр въ лиц значительной части своихъ представителей), отршившись отъ чернорабочаго труда, требуемаго суровыми задачами современной дйствительности, облегчившись отъ груза исторіи,— убгаетъ далеко впередъ, или въ сторону отъ дороги, на просторъ отвлеченности, гд, безъ помхъ и препятствій, созидаетъ разные воздушные замки,— исторія продолжаетъ творить свое дло, созидая изъ историческаго матеріала разныя, не отвлеченныя, но практически-жизненныя, нердко уродливая явленія.
Литература становитъ и ршаетъ несуществующіе вопросы, переживаетъ сотый или двухсотый фазисъ своего ускореннаго, отвченнаго развитія, и забываетъ про существующія въ Россіи дйствительныя органическія силы, которыя однако находятся постоянно въ дйствіи и постоянно совершаютъ свои могучія, хотя бы и неправильныя отправленія,— отзывающіяся благими или худыми послдствіями въ жизни многомилліоннаго народа!.. Такъ, сколько намъ помнится, литература, увлеченная интересами Западнаго міра, проглядла въ свое время появленіе у насъ новаго сословія почетныхъ гражданъ возникшаго на новыхъ для нашей исторіи началахъ, и проглядла именно потому, что самое вниманіе ея было обращено въ другую сторону. Такое направленіе литературы легко объясняется разными историческими причинами, но, какъ бы то ни было,— въ то время, когда мы заняты мечтами несбыточными или осуществимыми черезъ тысячи лтъ,— у васъ подъ глазами незамтно выростаютъ крупныя явленія, и готовы возникнуть важныя государственныя мры…
Подъ именемъ ценза разумется въ наше время на Запад — размръ поземельнаго владнія, или имущества вообще, или какихъ бы то ни было доходовъ, дающій человку право, участвовать въ общественныхъ длахъ своей страны посредствомъ избранія представителей или въ качеств представителя — или же право: принадлежать къ извстному сословію. Мы сказали: на Запад, но мы должны прибавить, что это Западное начало существуетъ и у насъ, и именно въ дворянскомъ сословія: извстно, что право голоса на дворянскихъ выборахъ дается, за основаніи закона, опредленнымъ числомъ душъ, принадлежащихъ помщику на крпостномъ прав. Теперь крпостнаго права уже не существуетъ, и — вотъ почему мы утверждаемъ, что вопросъ о ценз весьма важенъ въ настоящую минуту… Оставляя покуда въ сторон всякое разсужденіе о Русскомъ дворянств, перейдемъ къ оцнк идеи ценза вообще.
Мы съ своей стороны не видимъ вообще никакого нравственнаго основанія для идеи ценза: трудно понять, почему человкъ, владющій сотнею десятинъ земли, признается боле способнымъ, боле разумнымъ, боле надленнымъ тми условіями, какія необходимы для полезнаго участія въ общественномъ дл,— чмъ человкъ, обладающій девяносто девятью и девятью десятыхъ — десятинами? Почему меньшинство ‘имущихъ’ иметъ право ршать участь громаднаго большинства ‘неимущихъ?’ почему это громадное большинство, составляющее то органическое ядро, которое хранитъ въ себ всемірно-историческую идею извстнаго народа,— должно быть лишено голоса въ вопросахъ, непосредственно до него касающихся? почему листья должны себя считать привилегированне корней, безъ которыхъ, по выраженію извстной басни Крылова, ‘не стало бы ни дерева, ни листьевъ’?!
Защитники ценза утверждаютъ, что люди ‘имущіе’ боле заинтересованы въ сохраненіи твердаго порядка вещей, въ усовершенствованіи законодательства и вообще въ правильномъ развитіи гражданственности. Другими словами: эгоизмъ, матеріальный интересъ служитъ порукою въ томъ, что ничего противнаго видамъ этого эгоизма не будетъ предпринято! Не говоря о томъ, что такого рода начало безнравственно, что дло идетъ не о безразлично-твердомъ, а о лучшемъ порядк, что неимущіе приносятся здсь въ жертву эгоизму имущихъ, что на этомъ основаніи (напр. въ Пруссіи) едвали когда-нибудь уничтожилось бы крпостное право,— мы скажемъ только, что это начало (т. е. начало ценза), возникшее на Запад, было бы непримнимо къ Россіи. У насъ не такъ, какъ въ Англіи, гд земля составляетъ собственность только какихъ-нибудь сорока тысячъ человкъ, не такъ, какъ и во Франціи, гд землею располагаетъ милліоновъ восемь собственниковъ на 30 милліоновъ народонаселенія (за точность цифръ мы не стоимъ,— нсколько боле, нсколько мене, это все равно), у насъ, нтъ неимущихъ, за исключеніемъ самаго ничтожнаго числа, у насъ вс собственники или землевладльцы: у насъ не мыслимъ крестьянинъ безъ земли. У насъ крестьянская община, какъ юридическое лицо, такой же землевладлецъ, какъ и любой помщикъ, и часто боле крупный, чмъ иной дворянинъ…
Итакъ въ этомъ отношеніи подобный цензъ, по нашему мннію, былъ бы лишенъ всякаго разумнаго основанія.
Разсмотримъ другое возраженіе. Необходимо, мыслитъ нкоторые на Запад и у насъ, создать сильное замкнутое сословіе или увеличить силу существующаго — учрежденіемъ поземельнаго ценза, дающаго право вступить въ сословіе и исключающаго изъ него всхъ, владющихъ землею въ меньшемъ размр. Положимъ же, что вамъ предоставлено это созиданіе. Какой цензъ назначите вы? Если вы назначите высокій, то вы составите меньшинство, сильное матеріальнымъ богатствомъ только относительно, и совершенно безсильное предъ большинствомъ, которое и въ матеріальномъ отношеніи представляетъ массу поземельнаго богатства несравненно громаднйшую (напр. у насъ въ Россіи), да и въ нравственномъ и политическомъ смысл несравненно могущественне меньшинства! Напротивъ того, это большинство, поставленное къ меньшинству въ отношеніе непріязненное,— какъ низшее и мене привилегированное къ высшему и боле привилегированному,— будетъ, своимъ центромъ тягости, служить опорою всякому враждебному для меньшинства дйствію… О несправедливости же нравственной такого высокаго ценза мы уже говорили выше, но повторяемъ опять, что земля, находящаяся идя имющая въ скоромъ времени перейти, у насъ, во владніе крестьянства, представляетъ цифру десятинъ, безконечно превышающую количество десятинъ, состоящихъ во владніи помщиковъ.
Точка зрнія Западной науки постоянно сбиваетъ насъ съ толку. Мы прочтемъ Токвиля или хоть Риля, полагающаго необходимымъ существованіе поземельной аристократіи, какъ силы замедляющей, тормозящей и уравновшивающей (еще beharrende Kraft), и забываемъ, что тамъ дйствительно — только крупное землевладніе образуетъ эту силу, и что мелкая, вчно дробимая собственность съ одной стороны, или съ другой — совершенная безземельность народа, не представляютъ никакой тяжести или груза, который бы давалъ общественному судну упоръ противъ натиска волнъ и прихоти отвсюду вющихъ втровъ, противъ разрушительнаго дйствія противоположныхъ политическихъ стихій. У насъ совершенно наоборотъ: роль Западной аристократіи, вслдствіе историческихъ условій, исполняетъ народъ, самый крупный землевладлецъ и наиболе заинтересованный въ дл порядка. Продолжаемъ наше обсужденіе.
Если же вы дли вступленіи въ высшее сословіе назначите цензъ низкій, то отъ итого могутъ выйти слдующій вредный послдствіи: вопервыхъ, вы поставите приманку, которая будетъ вытягивать изъ народа лучшіе его соки, и эти соки въ вашей сред будутъ лишены своей органической производительности. Напр. если бы вы объявили, что. пріобртающій, положимъ, 100 десятинъ земли въ частную собственность пріобртаетъ права и преимущества высшаго сословіи и пріобщается къ его блеску, то вы искусственнымъ образомъ, какъ садовникъ изъ земли, будете вызывать на свтъ Божій жалкія произрастаніи, которыя не придадутъ вамъ ни силы, ни блеску. Вы разстроите сплошную крпость общиннаго быта, вы создадите выходцевъ, parvenus, людей — ни пава, ни ворона, людей, развращенныхъ сознаніемъ своего случайнаго, чисто вншняго, мнимаго превосходства надъ низшими, мене богатыми братьями. Привилегіи, данныя купечеству 3-й гильдіи, заставляютъ мщанъ, во избжаніе рекрутства и другихъ повинностей, употреблять всевозможныя усилія, чтобы быть въ состояніи записаться въ гильдію: такіе купцы не составляютъ силы купечества и не возвышаютъ значенія торговли. Да и вообще, къ чему строить заборъ, если приходится растворить ворота настежь (потому что низкій, легко достигаемый цеизъ — т же растворенныя настежь ворота)? Если, вслдствіе историческихъ причинъ, ворота затворить нельзя, то не для чего и забора ставить Такого рода цензъ могъ бы создать нчто въ род Польской шляхты,— вредной общественной стихіи, не имющей ни той силы, какую даетъ аристократическое начало, ни силы, сознаваемой въ себ массою простаго народа, съ которой раздляетъ шляхту ложный принципъ превосходства, основаннаго на происхожденіи, или на другихъ отличительныхъ признакахъ въ этомъ род,
Мы уже сказали однажды, что видимъ въ нашемъ будущемъ общественномъ устройств дв существенныя бытовыя стихіи: личнаго землевладнія и общиннаго землевладнія и быта. Само собою разумется, что опредлить — что именно разумть подъ личнымъ землевладніемъ было бы необходимо, но это въ сущности не должно имть никакого важнаго значенія, если об стихіи будутъ полноправны и равноправны, и не будетъ привилегій, или соблазна, искусственно созданнаго, для перехода одной въ другую. Въ этомъ отношеніи должна быть предоставлена полнйшая свобода самой жизни: но это не свобода, если, напримръ, для общины, для ея развитія, затворивъ крпко вс двери, вы оставите отворенною только одну — выходъ изъ общины въ сословіе личныхъ землевладльцевъ…
Въ заключеніе скажемъ нсколько словъ о нкоторыхъ нашихъ Прожектерахъ-либералахъ.
Большая часть изъ нихъ и невжи и деспоты. Невжи они потому, что не знаютъ и знать не хотятъ органической силы того историческаго матеріала, изъ котораго они думаютъ строить свое либеральное зданіе. Предъ ними сосна и береза, которымъ они велятъ быть мраморомъ, а такъ какъ это невозможно, то они и красятъ дерево подъ мраморъ! предъ ними гранитъ,— они воображаютъ его палиссандромъ и красятъ подъ дерево! Потомковъ служилаго и помщичьяго сословія хотли бы они заставить бытъ аристократіей въ западномъ смысл, или ввести у насъ начало ценза поземельной собственности, тогда какъ самый крупный землевладлецъ есть народъ, въ совокупности крестьянскихъ общинъ, и такъ дале.
Они деспоты потому, что истинный либерализмъ долженъ состоять въ признаніи нравъ самой жизни, слдовательно въ смиренномъ отношеніи къ требованіямъ ея, въ искреннемъ стремленіи понять ея часто темный, неразгаданный языкъ, въ уваженіи наконецъ къ историческимъ началамъ Русскаго народа,— а всего этого и не замчается у нашихъ псевдолибераловъ. Они деспоты потому, что считаютъ весьма извинительнымъ для своихъ либеральныхъ насажденій безпощадно терзать землю деспотическимъ заступомъ и лопатой. Они деспоты и потому, что, вмсто возбужденія самодятельности въ самой жизни, они обращаются… къ мрамъ вншнимъ… Первымъ дйствіемъ просвщеннаго либерализма должно быть не ограниченіе правъ народа возведеніемъ какихъ-либо новыхъ сословныхъ перегородокъ, а самоограничеиie,— и этотъ высокій подвигъ предлежитъ теперь Русскому дворянству!..