Н. А. ЛЕЙКИНЪ
НЕУНЫВАЮЩІЕ РОССІЯНЕ
РАЗСКАЗЫ И КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2
1879
Новый годъ.
Новый годъ.
Новый год, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Десять часовъ утра, а ужь въ квартир у купца Пармена Захарыча Переносьева все прибрано, выметено. Въ углахъ у образовъ не горятъ, а просто пылаютъ лампадки. Въ зал накрытъ столъ съ двадцатью сортами закусокъ и двнадцатью сортами выпивокъ. На столъ выложено все имющееся серебро, какое только можно было выложить, не компрометируя себя. Самъ хозяинъ въ вышитомъ мундир и при шпаг мрно ходитъ по навощенному до-нельзя паркетному полу и любуется своей осанкой, изрдка поглядывая на себя въ зеркала. То подойдетъ къ акваріуму съ золотыми рыбками и ящерицами, то къ самоигральнымъ фортепіанамъ, то попугая подразнитъ, сидящаго въ бронзовой клтк. ‘Ура! Ваше степенство!’ — картавитъ попугай, а хозяину любо, и все его заплывшее жиромъ лицо сіяетъ, какъ мдный тазъ, тщательно вычищенный суконкой съ кирпичемъ. ‘Всмъ я благодтель! Полтыщи народу кормлю!’ — мелькаетъ у него въ голов, и онъ важно поправляетъ висящій на ше орденъ.
Близъ закуски сидитъ разряженная жена Переносьева, еще не старая, но уже совсмъ дряблая отъ сидячей жизни женщина, и дочь Переносьева, курносенькая, но пикантная двушка, пятьдесятъ тысячъ приданаго которой ршено приложить не мене, какъ къ двухъ-сотъ-тысячному капиталу. Он вздыхаютъ и ждутъ гостей съ визитами.
Звонокъ.
— Анна Митрофановна! Приготовься! Можетъ быть это кто-нибудь изъ нашихъ пріютскихъ!— говоритъ Переносьевъ.
Легкое смятеніе. Дочка складываетъ губы сердечкомъ.
— Швейцаръ съ нашей лстницы!— докладываетъ лавочный мальчикъ.
— Зови его сюда! Да пусть прежде ноги оботретъ. Не ловко-же мн къ нему въ мундир выходить въ прихожую!— произноситъ хозяинъ.
Въ залу входитъ швейцаръ.
— Съ новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ-съ имю честь поздравить, ваше высокоблагородіе! Первый разъ васъ приходится видть въ мундир… Солидно, очень солидно! Дай вамъ Господи! Это, Парменъ Захарычъ, какъ-же, ежели на военный чинъ перевести?— По военному, я буду маіоромъ. Выпей вонъ, да только закуску не вороши, потому я жду къ себ генерала.
Швейцаръ пьетъ. Переносьевъ лзетъ въ бумажникъ и подаетъ ему трехъ-рублевую бумажку.
— Всхъ, Пименъ Захарычъ, я по нашей лстниц обошелъ, и, врите-ли, какіе есть сквалыжники! Вотъ хоть-бы генеральша Бахмутова — полтинникъ дала… Ей Богу! Вотъ вами такъ ужъ у насъ вс довольны. Врите-ли, извощики у подъзда не нахвалятся вами! Что это, говорятъ, у васъ за купецъ за пречудесный!
— Анна Митрофановна! Дай ему отъ себя рубль!
— Много вамъ благодарны, ваше высокородіе! Дай вамъ Богъ до самаго высшаго чина дожить, въ военную службу перейдти и полкомъ командовать!
— Ну, ужъ это зачмъ-же? Мы вонъ и для сына рекрутскую квитанцію купили!— вставляетъ слово жена.
— Анна Митрофановна, не вмшивайся.
— Счастливо оставаться, ваше степенство! Пойду къ нмцу-доктору, авось тотъ два двугривенныхъ отвалитъ!
Швейцаръ ушелъ.
— Сторожа изъ пріюта!— докладываетъ мальчикъ.
Хозяинъ вынимаетъ синюю бумажку и приказываетъ угостить водкой.
— Счетчики изъ банка!
Тоже самое.
Попугай кричитъ ‘хозяину нашему слава!’ Звонокъ.
— Анна Митрофановна! Поправься! Можетъ быть, это кто нибудь изъ пріютскихъ чиновниковъ!
Легкое смятеніе. Дочка складываетъ губы сердечкомъ.
— Маша,— обращается хозяинъ къ дочери,— коли кто обратится къ теб по французски, ты по-французски и отвчай.
— Мн стыдно, папенька!
— Дура!
Входитъ гость въ сюртук и съ медалью на ше.
— Господи! Первый разъ вижу тебя въ мундир. Генералъ, совсмъ генералъ!— раздаются восклицанія. Повернись-ка, повернись-ка, спиной то!
— Да, братъ, полторы тысячи ежегодно обязался вносить!— мрно произноситъ хозяинъ.— Колоколъ у себя на родин повсилъ. На часовн куполъ позолотилъ и вс штукатурныя работы на свой счетъ принялъ. Балъ сиротамъ устроилъ… Елку на праздникахъ длалъ. Образъ у Закхея въ кованную ризу вправилъ.
Мальчикъ подаетъ письмо.
— Какая-то женщина васъ поздравляетъ съ новымъ годомъ.
Переносьевъ распечатываетъ и начинаетъ читать въ слухъ:
‘Ваше боголюбивое единоутробіе, господинъ именитый купецъ Пименъ Захарычъ, защитникъ сирыхъ и убогихъ, одленныхъ на общественномъ пир жестокосердаго человчества! Служа тридцать пять лтъ, врою и правдою престолу и отечеству, будучи обремененъ удрученною старостью и болзнью, женою съ девятью малыми младенцами и ожидая ниспосланія десятаго, находящагося еще въ утроб, и по вол неотразимаго рока, не имя силъ къ добыванію пропитанія ослабвшей отъ злостнаго паралича десницей, шлю тещу мою къ вамъ, въ полковницкомъ чин состоящую, и молю ваше единоутробіе…’
— На вотъ ей, вынеси трешпичекъ!— подаетъ Переносьевъ мальчику зелененькую бумажку — И что это, Ананій Кузмичъ, денегъ выходитъ, такъ просто страсти!— восклицаетъ онъ, обращаясь къ гостю.— Ну зато почетъ! Выпей водки-то, только закуску не очень вороши, потому я къ себ генерала жду! Настоящаго генерала. Къ сегодняшнему дню только пожаловали.
Въ зало входитъ ‘ундеръ’ въ отставномъ военномъ сюртук съ нашивками, и ведетъ за руку мальчика лтъ десяти.
— Съ новымъ годомъ, ваше высокородіе! Дай вамъ Богъ счастія, богатства, чтобъ куры не клювали и всего, всего хорошаго! Дождаться внуковъ, правнуковъ и еще дале,— говоритъ ‘ундеръ’.— Ну, Петрунька, сади! Не бойся, читай, читай!— гладитъ онъ по голов мальчика.
На глазахъ мальчика показываются слезы, нижняя губа дрожитъ, онъ подаетъ купцу Переносьеву листъ бумаги, свернутый въ трубочку, и начинаетъ читать стихи:
Съ новымъ, годомъ поздравляю,
Счастья радости желаю
Папа крестный дорогой.
Дай вамъ, Боже, многи лта,
И чтобъ вашъ счастливый вкъ,
Какъ прекрасная планета,
Лучезарно-бы истекъ.
— Довольно, довольно!— перебиваетъ его хозяинъ.— Это крестникъ мой,— обращается онъ къ гостю съ медалью.— Вотъ у него вс дти умирали, и онъ у насъ въ сторожахъ по церкви состоялъ. Ну, и упросилъ онъ меня сынишку окрестить. Что-жъ ты думаешь? Вдь задался и живъ. Вотъ у меня какая рука-то счастливая!
— Ужъ вамъ это, ваше высокородіе, свыше, отъ Бога за ваши благодянія,— бормочетъ ‘ундеръ’.
— Да, я многимъ благодтель! Коли такъ, на синенькую! Пальтецо, либо спинжакъ себ новый купишь. Постой, экзаменъ сдлаю.
Переносьевъ вынимаетъ изъ бумажника огромную пачку денегъ.
— Много-ли здсь денегъ? Говори!
— Не знаю-съ…— робко шепчетъ мальчикъ.
— А это въ какую цну сренькая бумажка? Не знаешь? А эта радужная вотъ?. А какая изъ нихъ цнне? Ахъ ты, самаго-то настоящаго и не знаешь, а еще въ школ учишься!
Звонокъ.
— Ну, съ Богомъ! Идите на кухню! Тамъ васъ угостятъ. А я къ себ генерала жду! Анна Митрофановна! Маша!
Переносьевъ бросаетъ на жену и на дочь значительный взглядъ. ‘Ундеръ’ съ сыномъ уходятъ, а на ихъ мсто является молодой гость во фрак и въ бломъ галстух. Голова его завита бараномъ, а отъ самаго несетъ пачулей.
— Съ новымъ годомъ! Съ новымъ счастьемъ!
Онъ подсаживается къ дамамъ. Т съ разу оживляются.
— Гд новый годъ встрчать изволили?
— Дома, у насъ никого не было. Сходили сначала ко всенощной, а потомъ и за ужинъ… Хотли въ театръ, да ложи не достали,— отвчаетъ дочка Переносьева.— Ряженые къ намъ прізжали, да папенька выгналъ. Хотла было гадать, въ зеркало съ нашей горничной смотрть, да папенька свчки задулъ. Впрочемъ, мостокъ себ подъ кровать мостила. И видла суженаго.
— Офицеръ?
— Много будете знать — скоро состаритесь.
— А именъ за воротами у прохожихъ не спрашивали?
— Не позволяю я именъ-то спрашивать.— вставляетъ слово мать.— Прошлый годъ у насъ двицы гостили и побжали имена спрашивать, да и натолкнулись на какого-то пьянаго, а онъ имъ такое имя сказалъ, что срамъ!
— Ахъ, маменька, что вы!
— Впрочемъ я гадала, брюнетъ или блондинъ… Брала снгъ и искала въ немъ волосъ.
— Ну, что же?
— Да длинный какой-то попался и жесткій такой.
— Ну, значитъ женихъ будетъ попъ, либо дьяконъ.
— Нтъ, кухарка наша говоритъ, что это лошадиный волосъ изъ хвоста.
— А мы такъ вчера ряжеными здили. Я былъ одтъ Мазепой…
— Что же это за костюмъ?
— Отличный. На голов треухъ, а самъ какъ-бы въ халат… Сабля, шпоры…
Опять звонокъ.
— Анна Митрофановна, можетъ-быть это генералъ!— восклицаетъ Переносьевъ.
Въ комнату входитъ гость въ отрепанномъ фрак и мятомъ бломъ галстух. Лицо его одуто, глаза косятъ. Начинаются поздравленія. Переносьевъ подаетъ ему два пальца.
— Ну, живая душа на костыляхъ, стрекоза въ серьгахъ! Выгребай сплетни-то,— говоритъ онъ ему,— сколько сегодня народу обгалъ?
— Одинадцать визитовъ сдлалъ,— отвчаетъ слегка пришепетывая гость.— У балабаевскаго архіерея былъ… Звонковы свой домъ продали, Кузьма Данилычъ своего кучера прогналъ. Представьте, онъ на лстниц жену его цловалъ.
Глаза дамъ заискрились и он ближе подвинулись къ гостю — Федоръ Кузьмичъ съ синякомъ ходитъ. Во весь глазъ синякъ… На тройк къ Дороту здили, такъ вывалился изъ саней.
— Павелъ Андреемъ, какъ-же это кучеръ-то? Разскажите — пристаютъ къ гостю дамы.
— Посл, посл… Третьяго дня у Додонова сороковой день справляли, такъ гости разодрались. Сейчасъ сваху Лукерью встртилъ, такъ разсказывала, что у Машенька Брындина замужъ выходитъ. Женихъ — мусорщикъ и съ двумя каменными домами. Приданое изъ батисту длаютъ, и женихъ непремнно требуетъ золотую кровать.
— А ужъ и побьютъ-же тебя, Павелъ, за твои сплетни!— восклицаетъ Переносьевъ.
— Да и били-съ! Ахъ, самую-то главную новость и забылъ! Представьте, Теленкина-то сынъ, что въ уланскіе юнкера поступилъ, ужъ больше не служитъ. Отецъ взялъ его изъ полка обратно и купилъ ему рекрутскую квитанцію за четыре тысячи… ‘Пусть, говоритъ, лучше на глазахъ въ лавк стоитъ, а то за глазами-то онъ такъ отъ рукъ отобьется, что еще, пожалуй, кутить начнетъ да долговъ надлаетъ’. Теперь унтеръ-офицеръ въ отставк…
— Ахъ какая жалость, а ему такъ шелъ уланскій мундиръ!— вставляетъ слово дочка Пареносьева.
— Выгодный женишекъ! Никакая купеческая дочка не побрезгуетъ, что онъ отставной солдатъ!— восклицаетъ Переносьевъ.
— Да вдь можете вы думать, не халъ онъ изъ полка-то! Ему военная служба смерть какъ понравилась. Такъ за нимъ въ Польшу въ полкъ прикащика посылали и силою взяли. Ну, конечно, папенька — зврь. Пріятно-ли? Онъ радъ былъ, что на свободу-то отъ семейства вырвался. А тутъ вдругъ шабашъ! Будетъ теб служить! Воюй въ лавк аршиномъ!
Звонокъ.
— Анна Митрофановна! Можетъ быть это самъ генералъ! Ну, Павелъ, выпей водки, да убирайся вонъ, а то еще что-нибудь сболтнешь!
— Курьеръ отъ его превосходительства!— докладываетъ мальчикъ и подаетъ конвертикъ.
Лицо Переносьева омрачается. Онъ разрываетъ конвертъ, вынимаетъ оттуда карточку и читаетъ:
— ‘Дйствительный статскій совтникъ Аристархъ Аристарховичъ Громоносовъ.’ Нтъ, не осчастливилъ-таки своимъ посщеніемъ, а вдь какъ общалъ!
— Это кто-же, Пименъ Захарычъ?— подскакиваетъ къ нему гость — сплетникъ.
— Пошелъ прочь, выжига! Анна Митрофановна! Вели закладывать лошадь! Я самъ къ генералу поду, даже, мало того, къ тремъ генераламъ поду!
Черезъ полчаса Купецъ Переносьевъ, въ треуголк и шуб, выходитъ изъ своей квартиры на лстницу. Его провожаетъ жена и говоритъ ему въ слдъ:
— Пименъ Захарычъ, ты ужъ на счетъ вина-то сегодня поостерегись, а то въ мундир, при шпаг и вдругъ…
— Дура!