НОВОЗЕЛАНДСКІЕ КИТОЛОВЫ (*)
НОВОЗЕЛАНДСКІЕ КИТОЛОВЫ (*)
(*) Изъ Adventure in New-Zeland by Jorningham Wakefield.
А. Бутаковъ.
‘Отечественныя Записки’, No 2, 1846
Новозеландские китоловы, Уэйкфилд Джернингэм, Год: 1843
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Китоловы, поселившіеся на берегахъ Новой-Зеландіи, состояли первоначально изъ матросовъ, не сдлавшихъ никакого преступленія, но искушенныхъ перспективою удобствъ береговой жизни къ оставленію своихъ судовъ, а также изъ бглыхъ преступниковъ, которымъ удалось выбраться изъ ссыльныхъ колоній Новой-Голландіи и Вандименовой-Земли. Немногіе, родившіеся въ этихъ колоніяхъ, вроятно, обязаны своимъ происхожденіемъ членамъ того или другаго изъ вышеприведенныхъ разрядовъ. Эти ‘ходячіе’, какъ ихъ вообще называютъ, отличаются необыкновенною красотою и тлесною силой. Нравственнымъ превосходствомъ надъ своими новозеландскими собратіями они, вроятно, обязаны раннему знакомству съ суровою жизнью колоніальнаго пастуха или дровоска, и постояннымъ сношеніямъ съ дикими туземцами Австраліи.
Такая разнородность первоначальныхъ составныхъ частей этого страннаго братства произвела самыя рзкія противорчія въ характерахъ китолововъ. Прямодушіе и мужественная отвага моряка смшиваются въ нихъ съ лукавствомъ и заносчивостью ссыльнаго. Не смотря на сильную наклонность къ пьянству и происходящимъ отъ него порокамъ, китоловъ гостепріименъ какъ-нельзя-больше, и суровое жилище его можетъ служить образцомъ порядка и опрятности. Неограниченная щедрость и великодушіе ихъ, вроятно, поощряли бы жадныхъ туземцевъ въ воровству и буйству, еслибъ китоловы не пріобрли себ всеобщаго уваженія несомннною смлостью и открытымъ презрніемъ и ненавистью ко всмъ, обнаруживавшимъ эти дурныя качества. Недостатокъ книжнаго образованія замняется у китолововъ практическимъ знаніемъ свта, слдствіемъ этого бываетъ необычайная способность ихъ отличать плутовство отъ истинной сметливости и лицемріе отъ искренности, въ людяхъ, съ которыми имъ приходится быть въ сношеніяхъ. Такимъ образомъ, съ самаго начала правильной колонизаціи Новой-Зеландіи, никто лучше китолова не умлъ отличить съ перваго взгляда шарлатана-доктора или ханжу-миссіонера отъ знающаго врача или истинно-достойнаго проповдника Слова Божія: онъ первый подмтитъ и выставить на всеобщее посмшище недостатки и пороки первыхъ, и воздастъ искреннее, должное уваженіе знаніямъ и добродтелямъ вторыхъ.
Я, разумется, говорю объ общихъ чертахъ этого разряда людей, но есть и между ними нсколько ужасныхъ исключеній. Впрочемъ, надобно сказать къ чести китолововъ вообще, что человкъ замчательно-дурнаго характера, будь онъ землякъ ихъ или туземецъ, всегда встрчаетъ между зимы заслуженное презрніе.
Довольно-трудно опредлять время перваго поселенія на Новой-Зеландія этихъ суровыхъ разсадителей европейскаго просвщенія и европейскихъ воровокъ. Еще къ 1793 году, китоловныя суда разныхъ націй посщала берега острововъ. Сношенія ихъ съ туземцами ознаменовывались вопіющими жестокостями и несправедливостями со стороны блыхъ, вроломствомъ и лживостью со стороны туземцевъ, и отвратительною, кровожадною мстительностью съ обихъ сторонъ. Много повинныхъ жертвъ, какъ блыхъ, такъ и туземцевъ, погибло въ-слдствіе свирпыхъ возмездій за прошлыя убійства и насилія. Около 1807 года, англійскій матросъ Джорджъ Брюсъ сопутствовалъ одному изъ туземныхъ владльцевъ, Те-Пеги, на сверъ острововъ, женился на его дочери и сдлался самъ, чрезъ посредство Те-Пеги, татуированнымъ предводителемъ. Онъ былъ, вроятно, первымъ Европейцемъ, поселявшимся въ Новой-Зеландіи, и пользовался надъ своими новыми родственниками вліяніемъ, весь наблагодтельнымъ для Англичанъ, которыхъ суда не переставали посщать берега его новаго отечества, и которые постоянно имли сношенія съ дикими. Но черезъ нсколько лтъ одинъ безсовстный шкиперъ англійскаго китоловнаго судна заманилъ къ себ Брюса съ женою, увезъ ихъ, высадилъ мужа въ Малакк, а жену продалъ другому купеческому капитану въ Пуло-Пенангъ.
Посл этого случая и до 1814 года, не было слышно, чтобъ Европейцы жили постоянно въ Новой-Зеландіи. Между блыми постителями и туземцами возобновились прежнія сцены варварства и разврата. Насилія и смертоубійства достигли наконецъ до такой степени, что обратили на себя общее вниманіе, и губернаторъ Новаго Южнаго-Валлиса издалъ въ 1814 году прокламацію, въ которой выставлены многія ужасныя подробности — это было сдлано по поводу экспедиціи г. Марсдена, имвшаго благодтельную цль основать миссіонерскую колонію на берегу залива острововъ, въ сверовосточной части свернаго острова Новой-Зеландіи.
Изъ документовъ его видно, что нсколько матросовъ и бглыхъ преступниковъ ршились поселиться между туземцами, и вскор подтвердилось фактовъ, что двое изъ послднихъ, возбудившихъ противъ себя ненависть, и презрніе туземцевъ своимъ буйствомъ и развратомъ, пришли сами къ г. Марсдену въ самомъ жалкомъ положеніи, прося его доставить имъ возможность возвратиться въ прежнюю ссылку въ Новую-Голландію.
Со времени основанія этого поселенія въ Новой-Зеландіи, европейскіе бродяги всякаго рода распространились по сверной ея части. Двое ссыльныхъ, убжавшихъ изъ Сиднея и скрывавшихся на миссіонерскомъ брик г. Марсдена, добравшись до берега, исчезли во внутрь острова. Страннымъ можетъ показаться и то обстоятельство, что въ числ послдователей первыхъ миссіонеровъ, гг. Марсдена и Кендаля, было также двое ссыльныхъ, которыхъ они взяли на поруки. Неизвстно, имли ли миссіонеры причину раскаяться въ своемъ поручительств.
Еще трудне опредлить время первыхъ переселеній ‘тюленьщиковъ’ на южные берега Новой-Зеландіи. Извстно, что еще въ конц прошлаго столтія партіи ихъ привозились на южные берега и оставлялись тамъ съ провизіей и оружіемъ для промысла тюленьихъ шкуръ, которыя потомъ забирались приходившими нарочно для этого колоніальными судами. Малое населеніе той части острова было причиною, что прошло нсколько времени до столкновеній тюленьщиковъ съ туземцами: во одинъ изъ прежнихъ тюленьщиковъ, котораго г. Уэкфильдъ встрчалъ въ Новой-Зеландіи въ 184-2 и 1843 годахъ, разсказывалъ ему множество своихъ скитальческихъ приключеній, когда жизнь его часто висла на волоск, и когда необходимы были вс физическія и нравственныя превосходства блыхъ, подкрпленныя самымъ тснымъ единодушіемъ, для обороны противъ вроломства и неутомимыхъ нападеній кровожадныхъ туземцевъ.
Но основаніе китоловныхъ поселеній на этихъ берегахъ было положено около 1827 года, когда нсколько тюленьщиковъ, занимавшихся многіе годы своимъ опаснымъ промысломъ вокругъ всего южнаго острова Новой-Зеландіи, ршились попытать счастіи надъ китами и устроить на этотъ предметъ заведенія въ нсколькихъ мстахъ южной части Кукова-Пролива.
Въ это время, кровопролитныя войны между туземцами свирпствовали въ высшей степени своей ярости. Завоеватель Рауперага не усплъ еще вытснить племя Нгагитау на всегдашняго мстопребыванія, и покровительствуемые имъ пакега (т. е. блые) должны были раздлить вс опасности и потери пададающаго племени, съ которымъ они побратались. Не разъ жилища ихъ были выжжены и маленькая собственность разграблена до-чиста отчаянными набги мы партій изгнаннаго племени.
Число блыхъ, однако, увеличивалось, они упорно возобновляли свои китоловныя заведенія, и, пріобртая себ посредственъ сношеній съ Сиднеемъ оружіе, порохъ и разные товары, сдлались въ свою очередь покровителями туземцевъ. Нкоторыя изъ вытсненныхъ войнами племенъ образовали въ сосдств китолововъ людныя селенія, враждебные Нгагитау не осмливались нападать на своихъ побдителей, хорошо-снабженныхъ огнестрльнымъ оружіемъ и снарядами, и подкрпленныхъ исправно-снаряженными китоловными шлюпками. Острыя копья и остроги китолововъ служили также оружіемъ къ случа нужды, и легкія китобойки (whale-boats, китоловныя шлюпки) были опасными противниками неуклюжихъ военныхъ челноковъ туземцевъ.
Надобно, однако, сказать, что въ начал китоловныхъ селеній сношенія ихъ съ Сиднеемъ были довольно-рдки и непостоянны, такъ-что они чисто оставались безъ средствъ продолжитъ съ выгодою свои промыслы. Китовый жиръ часто пропадалъ даромъ въ большихъ количествахъ, за недостаткомъ бочекъ, и труды промышленниковъ вознаграждались только незначительными выручками за китовый усъ. Но въ 1839 году, когда г. Уэкфильдъ прибылъ въ Куковъ-Проливъ, сношенія китолововъ съ Сиднеемъ были уже ре-г ударны, и опи трудились безъ всякой иомхм со стороны прежнихъ туземныхъ враговъ своихъ. Китоловный городокъ Таруайтъ, на берегу одной бухты въ южной части Кукова-Пролива, и многочисленныя селенія на островк Капити, были уже въ замчательно-цвтущемъ состояніи.
Въ самомъ начал этихъ селеній, китоловы соединялись маленькими партіями и выбирали изъ среды своей искуснйшихъ и опытнйшихъ для управленія китобойками во время промысла: но вроятно, власть этихъ начальниковъ не распространялась дале. По мр умноженія селеній, они содержались и были снабжаемы всмь нужнымъ купцами изъ Сиднея, и тогда члены ‘партіи’ нанимались регулярно на извстныхъ условіяхъ, а ‘головы’ каждой пріобртали родъ деспотической власти, которую они умли поддерживать какъ на шлюпкахъ, такъ и на берегу благоразуміемъ и твердою волей. Результатомъ этого была суровая дисциплина, почти не уступавшая дисциплин военныхъ судовъ, и тмъ боле удивительная, что китоловы вообще не имли привычки признавать надъ собой чью бы то ни было власть.
Замчательно, что между ними существуетъ родъ свода законовъ, передаваемыхъ преданіемъ и почти повсемстно уважаемыхъ, касательно противорчащихъ притязаніи на пойманнаго кита. Каждая китоловная станція иметъ свои узаконенія н обычаи, но вс они вообще очень-схожи между собою. Признано, на-примръ, что тотъ, кто разъ ‘закрпился’ за кита, иметъ не обладаніе имъ несомннное право, еслибъ даже онъ и нашелся вынужденнымъ обрзать линь, но лишь бы острога его была въ кит, а каждый ‘острожникъ’ знаетъ свое оружіе по какой-нибудь особенной мтк. ‘Закрпиться’ за кита значить всадить въ него острогу, къ которой привязано 200 саженъ тонкой крпкой веревки или линя, почувствовавъ боль, китъ начинаетъ метаться и вдругъ опускается въ глубину, а веревка, которой немедленно выпускается сажень около 150 или 180, увлекаетъ китобойку съ невроятною быстротою въ-слдъ за разъяреннымъ отъ боли чудовищемъ. Китобойка, ‘закрпившаяся’ за китенка, иметъ право и на обладаніе его матерью, потому-что самка кита никогда не покидаетъ своего дтища. Если китобойка просятъ помощи шлюпки, принадлежащей соперничествующей ‘партіи’, то она раздляетъ добычу съ тмъ, отъ кого получила содйствіе. Эти и многія другія постановленія никогла не записываются, но такъ хорошо извстны всмъ и каждому, что споры бываютъ очень-рдки: въ такихъ случаяхъ, дло ршается авторитетомъ старшихъ ‘головъ’ селенія. ‘Единственный случай’ разсказываетъ г. Уакфильдъ: ‘что спорившіе обратились къ посредничеству закона, былъ въ 18ч3 году: дло состояло въ томъ, что убитаго и поставленнаго на ночь на якорь кита унесло въ море, и другая шлюпка, захвативъ его, возвратила всаженную въ него острогу ея хозяну. Китъ былъ унесенъ теченіемъ миль за десять отъ того мста, гд его убили, но всеобщее презрительное негодованіе было единодушно выражено противъ человчка, унизившаго себя до обращенія къ законникамъ, наперекоръ уставамъ своего залива’.
Время промысла, на которое нанимаются китоловы, начинается въ мая и продолжается до начала октября, заключая въ себ такимъ-образомъ зимніе мсяцы южнаго полушарія. Въ-продолженіе этого періода, самки съ своими китятами держался около береговъ Новой-Зеландіи. По-временамъ, ихъ набирается столько, что даже китоловныя суда, обыкновенно занимающіяся своимъ промысломъ въ открытомъ мор, располагаются на нсколько мсяцевъ въ заливахь Новой Зеландіи и уходятъ съ такою добычей, какой бы имъ наврно не удалось наловить въ мор — не говоря уже о томъ, что прибрежные промыслы не сопряжены съ такими трудами, лишеніями и опасностями, какъ морскіе, въ-продолженіе которыхъ имъ часто случается не видать берега по три, по четыре и даже пяти мсяцевъ, и плавать въ мстахъ бурныхъ, холодныхъ и сырыхъ.
Новозеландскіе китоловы раздляются на три разряда: головы, передовые и обыкновенные гребцы. Голова, что свидтельствуетъ и названіе его, начальствуетъ китобойкой, мсто его на рул, исключая момента, когда кита убиваютъ — это уже его дло. Передовой гребетъ первымъ весломъ съ носа шлюпки, онъ ‘закрпляется’ за кита острогою и правитъ шлюпкой подъ руководствомъ головы въ то время, когда тотъ убиваетъ кита. Простымъ гребцамъ остается только грести, когда и какъ имъ прикажетъ ‘голова’ или ‘передовой’, только одинъ изъ нихъ, кадочникъ, сидящій подл кадокъ съ линемъ, иметъ особенную обязанность смотрть, чтобъ линь былъ чисто уложенъ и чтобъ не могъ запутаться, когда ‘закрпившись’ его вдругъ понадобится выпускать. Вмсто жалованья, имъ выдастся извстная доля барышей ловли, которую каждый получаетъ по своему званію: ‘голова’ больше всхъ, потомъ передовой, потомъ остальные гребцы. Начальникъ китоловной ‘партіи’ командуетъ одною изъ шлюпокъ и называется ‘первымъ головою’: онъ ‘голова партіи’, такъ-какъ начальникъ каждой китобойки ‘голова’ своей шлюпки.
Языкъ китолововъ не что иное, какъ родъ argot, или тарабарщины, почти-непонятой непосвященному. Главныя лица ихъ пользуются, подобно героямъ ‘Иліады’, отличительными прозвищами. Такъ, еа-примръ, одинъ ‘первый голова’ партіи назывался всми не иначе, какъ ‘Старикомъ’, другой былъ ‘Длинный Бобъ’, третій ‘Мясникъ Поттъ’, если мы присовокупимъ еще имена ‘Билля Буфетчика’, ‘Цыгана Смита’, ‘Жирнаго Джексона’, ‘Чорнаго Джима’ и ‘Билля Купора’, то почти исчислимъ всю китоловную аристократію Новой-Зеландіи. Вс предметы мновой торговли съ туземцами имютъ также свои особенныя клички, для того, чтобъ можно было разсуждать между собою въ присутствіи туземцевъ, не посвящая ихъ въ таинства своихъ разсчетовъ. Такъ, на-примръ, свиньи и картофель называются воркунами и коротышками, ружья, порохъ, простыни, трубки и табакъ на ихъ нарчіи — пальники, пыль, подстилки, пароходы и трава. Туземный предводитель — nob (сокращенные noble, вельможа), женщина — тлка, двушка — трещотка, дитя — визгунъ. Каждый изъ туземныхъ вождей пользовался, кром общаго прозванія, еще частнымъ, какъ, напримръ, тутъ были: ‘Сатана’, ‘Старая Змя’, ‘Забіяка’, ‘Кулачникъ’, ‘Сдобородый’, ‘Убійца’, ‘Дикій Чортъ’, ‘Долговязый’ и тому подобное.
Китоловныя партіи, нанимаемыя въ Сидне, получали задатки тамъ и истрачивали ихъ на мст. Посл этого какой-нибудь бригъ или шкуна перевозитъ всю ‘сволочь’ — такъ иногда партіи величаютъ сами-себя — на станцію въ Новую-Зеланлію, съ шлюпками, китоловнымъ снарядомъ, провизіей, крпкими напитками, товарами для вымниванія у туземцевъ дровъ и свжей провизіи, платьемъ, табакомъ и всякимъ скарбомъ, все это отдается на сохраненіе ‘перваго головы’ и отпускается нанимателемъ партіи также въ вид задатка на-счетъ будущихъ барышей, по самымъ безбожнымъ цнамъ. Прибывъ на мсто, партія дополняется тми изъ своихъ прежнихъ членовъ, которые по какимъ-нибудь причинамъ, или для собственнаго наслажденія, провели свое лто тамъ.
Шлюпки, выкрашенныя и снабженныя на-ново, заслуживаютъ нсколько подробнйшаго описанія. Китобойки суть длинныя шлюпки легкой постройки, острыя съ носа и кормы, значительно сдловатыя (то-есть ихъ оконечности выходятъ изъ воды выше середины), длиною отъ двадцати до тридцати футовъ и распашныя, слдственно, довольно-узкія. Кормовая часть футовъ на пять или на шесть впередъ, забрана глухою настилкой наравн съ привальнымъ брусомъ: изъ нея выходить вертикальный ‘болванъ’, цилиндрическій брусъ дюймовъ около шести въ діаметр, на который накидывается оборотъ или два линя отъ остроги, для того, чтобъ призадержать его высучиваніе, когда за кита ‘закрпились’ и онъ мчитъ за собою своихъ преслдователей. На этомъ же болван ‘голова’-китобойки нарзываетъ замтки, въ воспоминаніе каждаго кита, убитаго его шлюпкой. Прежнія китобойки строились обыкновенно пяти-весельными, но теперь, особенно для береговыхъ партій, ихъ длаютъ шести, семи и даже восьми-весельныя. Нечетное число веселъ признано удобнйшимъ, потому-что гребля остается равная съ обихъ сторонъ въ самый критическій моментъ, когда острожникъ, сидящій за передовымъ весломъ, готовится поразить кита. Вмсто руля служитъ длинное и здоровое весло, опирающееся на брусокъ, придланный сверху ахтер-штевня, и придерживаемое къ нему ремнемъ: весло обращается въ этой петл свободно и обшивается въ томъ мст кожею изъ предосторожности противъ тренія. Подл самой рукоятки проходитъ насквозь весла желзный болтъ, въ плоскости лопасти, за него ‘голова’ шлюпки держится правою рукою и правитъ этимъ рулевымъ весломъ которое на большихъ китобойкахъ бываетъ 27 футовъ длины, стоя, съ удивительною ловкостью и граціей. На большомъ волненіи, неопытный рулевой былъ бы имъ непремнно выброшенъ за бортъ, но для настоящаго китолова самое огромное волненіе-вещь весьма обыкновенная. Для остальныхъ веселъ, также обиваемыхъ кожею, втыкаются деревянныя уключины, вытачиваемыя изъ крпкаго дерева и обвертываемыя матиками. Прямо противъ уключинъ, ниже балокъ, крпко придлываются къ борту другой стороны брусочки съ впадинами, куда вставляются рукоятки веселъ. когда ихъ надобно ‘сушитъ’, т.е. держать лопасть выше воды, не вынимая весла изъ уключины, для того, чтобъ быть въ готовности на всякій случаи, когда китобойка ‘закрпилась’, или когда ей приходится идти подъ парусомъ. Когда китобойка сушитъ весла, выжидая чего-нибудь, то говорится, что она ‘въ дрейф’. Мачта и большой рейковый, почти треугольный, парусъ, кладутся во время гребли, чтобъ не мшать ей, подъ заднюю банку, такъ-что другой конецъ ея высовывается по правую сторону рулеваго, которому легко достать ее въ случа нужды или убрать. Вмст съ мачтою и парусомъ укладывается также легкій флагштокъ съ какимъ-нибудь фантастическимъ флажкомъ. Мачта вставляется во вторую банку съ носа, а фалъ паруса крпится за среднюю. Китобойки отлично ходятъ подъ парусомъ и могутъ носить большую парусность. Въ носовой части, на разстояніе трехъ или четырехъ футъ, сдлана такая же настилка, какъ въ кормовой, и назади ея вырзаны въ поперечной доск дв выемки, обыкновенно обиваемые кожей, въ которыя острожникь опирается колнами, чтобъ на волненіи стоять твердо на ногахъ, когда онъ готовится пустить свое оружіе въ кита. Острога,— желзное оружіе, котораго копье иметъ видъ нсколько-похожій на лиліи прежняго французскаго герба, съ зазубринами, чтобъ ей не легко было выдернуться, она придлывается къ ясеневому пяти-футовому древку, и остріе ея оберегается отъ ржавчины деревяннымъ футляромъ. Во время ловли, острога кладется на такъ-называемую клюку или вилообразную уключину передоваго весла. Къ острог привязывается линь, котораго двсти сажень укладывается въ двухъ кадкахъ, нарочно для того сдланныхъ. Запасныя остроги и копья съ овальными стальными остріями, спрятанными у каждаго въ деревянный футляръ, хранятся подъ банками, кошка, или маленькій четырехрогій якорекъ съ острыми лапами, кладется въ носу, анкерокъ воды, бутылка гроту, непромокаемыя куртки гребцовъ и ящикъ сухарей погружаются въ корму, если предвидится долгая и далекая погоня за китомъ. Иногда къ вооруженію китобойки присовокупляется ‘лопата’,— острое желзное оружіе, въ вид маленькаго заступа, на длинномъ древки. Лопата употребляется самыми отчаянными китоловами для пораженія кита въ хвостъ, чтобъ сдлать страшные размахи его мене опасными, когда чудовище начнетъ метаться съ острогою въ своемъ тл.
Китобойки раскрашиваются, по фантазіи ‘головъ’, разными красками, и носъ каждой всегда особенно отъ остальнаго корпуса шлюпки. На носу изображается обыкновенно звзда, серпъ луны, глазъ, шаръ, или какое-нибудь другое фантастическое украшеніе: имя китобойки часто красуется огромными буквами на ея кормовой наружной обшивк.
Командныя слова ‘головы’ кратки и ясны: одна сторона шлюпки, по числу веселъ, называется ‘двойная’, а другая тройная. Командуя гребцамъ, онъ только говоритъ: ‘греби два’, ‘табань {Табанить значитъ буровить веслами, чтобъ остановить ходъ шлюпки, или грести назадъ. Если одна сторона будетъ гресть, а другая затабанитъ, то шлюпка круто заворотятся.} три’, ‘греби вс’, ‘табань назадъ’, ‘суши весла’, и т. п. Китобойки необыкновенно поворотливы на волненіи, безопасны въ жестокіе втры, выгребаютъ и пристаютъ къ берегу въ самые сильные буруны. Въ попутную бурную погоду стоятъ только взять рифы у паруса и привязать нижній конецъ рейка къ привальному брусу, чтобъ пролетть очень-спокойно какое угодно разстояніе, если имъ примется выдерживать штормъ въ мор, то они связываютъ родъ плота изъ веселъ, мачты и паруса, спускаютъ его съ навтренной стороны за бортъ, ‘сушатъ’ рулевое весло и оттерпливаются до благопріятной перемны погоды. Втеръ, ударя въ лопасть весла, не дозволяетъ шлюпк уклоняться подъ втеръ. Нсколько лтъ тому назадъ, одно китоловное судно разбилось на Друммондовомъ-Риф, подъ экваторомъ, дв китобойки со спасшимися людьми достигли благополучно острова Гуагама, прибгая въ крпкіе втры къ этому способу, и проплыли такимъ-образомъ около двухъ-тысячъ морскихъ миль (около 3500 верстъ).
Пришелъ на станцію, голова партіи озабочивается, чтобъ большіе желзные чаны, служащіе для вытапливанія жира, были осмотрны, вычищены и если нужно, исправлены, спуска для шлюпокъ также осматриваются и починиваются, подъемныя стрлы, подмостки съ талями и прочимъ снарядомъ, шпили и досчатая настилка, на которой жиръ вырзывается изъ кита — все это также приводится въ порядокъ и готовность, шлюпочные сараи, домы для помщенія партіи, кухня и купорная устроиваются на зиму, провизія и вс припасы убираются въ сухое и безопасное мсто. Потомъ выбираютъ, купора, поваровъ, плотника, маляра и ‘язычника’. Послдній получаетъ свой титулъ въ-слдствіе предоставленнаго ему исключительнаго права пользоваться всмъ жиромъ, вытапливаемымъ изъ языка и внутренностей кита, въ вознагражденіе за обязанность ‘взрзывать’ его. Къ большой китоловной партіи присоединяется еще прикащикъ, который ведетъ счетъ вещамъ, забираемымъ въ магазин партіи каждымъ изъ ея членовъ. Это длается съ тмъ, чтобъ каждый могъ въ начал промысла задолжать сколько ему угодно, и получать по самымъ безбожнымъ цнамъ сколько ему заблагоразсудится платья, табаку, крпкахъ напитковъ, и прочаго, чтобъ потомъ ему прошлось получить какъ-можно-меньше платы чистыми деньгами. Станція запасается отъ туземцевъ картофелемъ, дровами, свиньями и разнаго рода живностью.
Передъ началомъ ловли, голов партіи предстоитъ еще весьма-важная обязанность: запастись для своихъ людей туземными женами на время промысла. Люди, проведшіе здсь лто, уже непременно имютъ постоянныхъ спутницъ: они проживаютъ свободные отъ промысловъ мсяцы у родственниковъ своихъ супругъ въ совершенной праздности, иди занимаются воздлываніемъ какою-нибудь маленькаго клочка земли, или покупаютъ у своихъ туземныхъ родственниковъ и сосдей свиней и картофель, и перепродаютъ то и другое съ хорошими барышами заходящимъ къ Новой-Зеландіи судамъ. Но люди, ежегодно возвращающіеся въ Сидней съ жиромъ, или приходящіе на промыселъ въ первый разъ, отправляются съ ‘бывалыми’ своими товарищами по сосднимъ селеніямъ, съ тмъ, чтобъ добыть себ сожительницъ на время ловли. Опытные ‘головы’ или ‘передовые’ партіи заключаютъ торжественные договоры съ родственниками избранныхъ красавицъ, и условія эти почти всегда исполняются ненарушимо. Въ случа, если жена окажется нерадивою или станетъ слишкомъ-медленно учиться своимъ хозяйственнымъ обязанностямъ, какъ-то: поваренному искусству, починиванью платья и мытью блья, то отецъ или дядя виновной уводитъ ее домой и доставляетъ взамнъ другую, боле способную къ выполненію этихъ статей уговора. Китоловъ, съ своей стороны, по истеченіи срока, уплачиваетъ условленные товары и, сверхъ того, долженъ принимать съ нкоторой степенью снисходительности попрошайческія посщенія своихъ новыхъ родственниковъ во время промысла. Запасъ женами считается головами партій въ числ важнйшихъ, и безъ-сомннія много содйствуетъ опрятности, добропорядочности и спокойствію ихъ подчиненныхъ. Обязанность вагине (wahine) или жены состоитъ въ слдующемъ: она встаетъ за часъ передъ разсвтомъ, приготовляетъ завтракъ и припасаетъ все, что ея супругу и повелителю нужно взять съ собою въ шлюпку, которая должна уйдти до зари, моетъ и починиваетъ его платье, содержитъ домъ въ чистот и порядк, и наконецъ, приготовляетъ ужинъ къ возвращенію мужа. Она же обязана въ отсутствіе хозяина дома оказывать гостепріимство случайнымъ постителямъ, сверхъ-того, она часто добровольно подвергается грубостямъ и побоямъ, стараясь унимать своего мужа или пріятелей его во время пьяныхъ оргій и неизбжныхъ при томъ бшеныхъ дракъ — то и другое слдуетъ почти-неразлучно посл каждой удачной ловли. Вагине новозеландскихъ китолововъ отличаются вообще сильною привязанностью къ своимъ временнымъ супругамъ: он скоро примыкаютъ къ порядку и опрятности, облегчаютъ сношенія между китоловами и своими земляками, и часто пріобртаютъ благодтельное вліяніе на буйныя страсти блыхъ. Жены во всемъ, кром брачнаго обряда, он часто длаются законными женами китолововъ — если въ сосдств случится какъ-нибудь нечаянно англійскій пасторъ. Он составляютъ отрадную часть картины китоловныхъ станцій или селеній и содйствуютъ нкоторымъ образомъ просвщенію своихъ земляковъ, оказывая уваженіе къ добрымъ качествамъ полуобразованныхъ блыхъ, тогда-какъ ихъ собственныя усилія смягчаютъ многія дурныя черты ихъ буйныхъ и суровыхъ характеровъ…
Положимъ теперь, что предварительныя оргіи, служащія неизбжнымъ предисловіемъ промыслу каждаго года, почти кончены. Прикащикъ партіи перестаетъ отпускать изъ магазина въ долгъ, пока что-нибудь не пріобртется. ‘Головы’ собственноручными сильными средствами ‘успокоиваютъ’ нсколькихъ неугомонныхъ воркуновъ, которымъ не нравятся прекращеніе наслажденій для предстоящихъ тяжкихъ трудовъ, шлюпки ежедневно вызжаютъ практиковаться на гребл и подъ парусами. Наконецъ, утромъ въ одно изъ первыхъ чиселъ мая, съ сигнальнаго холма, находящагося на оконечности мыса, которымъ ограничивается заливъ нашей китоловной станицы, и на которомъ часовые постоянно смотрятъ впередъ въ море, увидли кита.
Три или четыре китобойки живо сталкиваются въ воду и гребутъ взапуски въ море, шлюпки соперничествующей партіи показываются изъ-за какого-нибудь сосдняго изгиба берега и несутся въ ту же сторону: по-временамъ, только фонтанъ, пускаемый китомъ, или случайный всплескъ его огромнаго хвоста, кажущіеся падали едва-замтными блыми дымками, означаютъ его мсто и указываютъ ‘головамъ’ куда надобно править. Чмъ ближе шлюпки къ киту, тмъ больше соображенія и стратегіи имъ нужно въ маневрированіи, чтобъ первымъ ‘пристать’. Когда вс он гребутъ къ одной сторон, то легчайшія на ходу уходятъ впередъ, а отставшія образуютъ собою родъ линіи, но вдругъ китъ, пройда еще мили три по прежнему направленію, круто заворачиваетъ и появляется подл задней шлюпки. Тогда всмъ приходится перемнить тактику, и тутъ, если киту вздумается длать много поворотовъ, старомодныя пятивесельныя китобойки имютъ значительное преимущество передъ семи и восьмивесельными, которымъ большая длина мшаетъ быстро заворачиваться, хотя по прямому пути он и оставляютъ за собою своихъ короткихъ и вертлявыхъ соперницъ. Нкоторыя изъ шлюпокъ упорно слдятъ за тми изъ китобоекъ соперничествующей партіи, на которыхъ ‘головы’ извстны своею долговременною опытностью: такимъ образомъ часто случается, что дв шлюпки вдругъ перемняютъ направленіе и гребутъ въ сторону отъ прочихъ, стараясь перегнать другъ друга, потому-что ‘старый песъ’ одной изъ нихъ заключилъ, по какому-нибудь обстоятельству втра, теченія или погоды, и можетъ-быть по какому-нибудь признаку, замченному при послднемъ фонтан, которымъ фыркнулъ китъ, что онъ намренъ перемнить путь, а наблюдавшій за нимъ соперникъ, зная сметливость ‘стараго чорта’, кричитъ своимъ: ‘Джорджъ держитъ лве… навались!’ я тотчасъ же направляется вслдъ за Джорджемъ.
Погоня оживляется, послдній маневръ ведетъ шлюпки прямо на пересчку пути кита,— кризисъ повидимому близокъ. Голова возбуждаетъ своихъ гребцовъ поощрительными восклицаніями: ‘Вотъ онъ шлпнулъ! — а вотъ и китнокъ! навались, греби сильне!.. Вотъ онъ снова фыркнулъ… ура! Старый Джорджъ близхонько… мы его сейчасъ обгонимъ! Сильнй, сильнй греби!..’ Въ это время, онъ правитъ кормовымъ весломъ правою рукою, а лвою подмогаетъ грести загребному веслу. Весла гнутся въ дугу, пна брызжитъ изъ-подъ носа шлюпокъ, и об китобойки замтно настигаютъ кита. ‘Вотъ онъ опчть шлпнулъ!..’ продолжаетъ голова, видя, что огромное животное до половины высунулось изъ воды и потомъ, нырнувъ снова, ударяло по вод плашмя своимъ широкимъ хвостомъ — сильнй греби! — мы сейчасъ подл него — навались, навались!.. Бьюсь объ бутылку рома, вотъ опять китнокъ — бьюсь объ закладъ, что онъ дастъ восемь тоннъ жира! — Навались, друзья! — Полведра рому, если восемь тоннъ! — еще разъ-пять гребнутъ — в мы подл него. Ура! Билль, вставая!.. Передовой ‘сушитъ’ свое весло, опирается колнями въ выемки носовой настилки и балансируетъ надъ головою острогу, готовясь метнуть ее въ кита. Разумется, что линь къ ней привязанъ и вс предосторожности приняты, чтобъ не могло сдлаться ни малйшей путаницы.
Въ это время новичокъ, гребутъ однимъ изъ веселъ, начинаетъ трусить, гребетъ вяло и по-временамъ робко озирается чередъ плечо: голова посылаетъ ему цлый залпъ ругательствъ съ угрозою ‘переломать вс кости въ его шкур’, если онъ теперь вздумаетъ глазть по сторонамъ. Бднякъ, начиная бояться гнва головы больше, нежели самого кита, скрпляетъ сердце и наваливается сколько есть силъ.
Но вотъ об шлюпки приведены въ минутное недоумніе: китъ скрылся — однако онъ вскор выныриваетъ подл шлюпки ‘стараго Джорджа’. .Молодой острожникъ его, недавно возведенный въ это званіе, промахивается острогою по киту и получаетъ въ награду лейку, пущенную ему въ голову сильною рукою взбшенаго старина, который при этомъ случа не жалетъ самыхъ свирпыхъ ‘французскихъ фразъ’. Соперникъ Джорджа пользуется его неудачею и маневрируетъ такъ, чтобъ очутиться на томъ мст, гд по всей вроятности китъ снова вынырнетъ. — ‘Греби два, табань три!’ кричитъ онъ, круто заворачивая къ животному, и потомъ, видя, какъ оно поднимается изъ воды саженяхъ въ двухъ отъ китобойки, онъ командуетъ передовому, стоящему съ поднятою острогой, ‘смотри впередъ! все ли чисто? пускай!’ и пущенная сильною рукою острога летитъ прямо и врно въ черную массу. Это называется ‘закрпиться’, какъ я уже пояснялъ выше. ‘Суши весла!’ командуетъ голова, линь съ визгомъ высучивается изъ кадокъ, оборотъ его накинутъ на ‘болвана’, чтобъ нсколько призадержать ту быстроту, и китобойка летитъ, буквально разрзывая каждую волну, такъ-что хребты пны возвышаются съ обихъ сторонъ высоко надъ ея бортами. Гребцы сидятъ неподвижно за своими поднятыми веслами, только передовой держитъ въ готовности топорикъ. чтобъ перерубить линь, лишь только онъ ‘застъ’, т. е. запутается, да еще загребной поливаетъ по временамъ болванъ, который жестоко дымится отъ тренія линя. Теперь обнаруживается все искусство ‘головы’, который правитъ китобойкою при этомъ страшномъ ход и долженъ слдитъ за каждымъ движеніемъ испуганнаго кита, потому-что отъ малйшей прозвки его и шлюпка можетъ опрокинуться. Когда линь ослабнетъ, онъ велитъ ‘выбирать’, если рыба вдругъ метнется впередъ, онъ кричитъ ‘трави!’ т. е. выпускай линь, по-временамъ онъ задаетъ острастку новичку, который едва понимаетъ, что съ нимъ длается, и не знаетъ чего ему ожидать,— до того, что запугиваетъ его до нкотораго рода самоотверженія. Остальнымъ гребцамъ ‘бжать за китомъ’ кажется какъ-будто развлеченіемъ и отдыхомъ посл долгой, усиленной гребли: они смотрятъ такъ хладнокровно, что по-видимому хотли бы закурить трубки, еслибъ его не было ршительно противъ всхъ правилъ.
Линь быстро высучивается за китомъ — двсти сажень едва хватило, когда киту вдругъ вздумалось ‘промрять глубину’, то-есть быстро опуститься въ глубь, но вотъ является другая китобойка той же партіи, по сигналу, сдланному ей флажкомъ, и лишь-только китъ вынырнулъ, чтобъ перевести духъ, въ него всаживается другая острога. Китъ изнемогаетъ отъ повторенныхъ усилій, быстрота его хода уменьшается, и онъ чаще показывлется на поверхности воды: голова наконецъ предвидитъ моментъ послдняго удара.
‘На корму!’ кричитъ онъ острожнику и проворно мняется съ нимъ мстами. Ходъ шлюпки уменьшается по мр утомленія кита. ‘На воду, греби сильнй!’ командуетъ голова звонко и рзко, гребцы его, по-крайней-мр старшіе изъ нихъ, знаютъ уже по его голосу и потому, какъ онъ держитъ надъ головою свое острое, свтлое копье, что онъ сейчасъ нанесетъ киту ршительный ударъ.
Китъ, по-видимому, уснулъ на поверхности воды, но и онъ медленно приготовлается къ истребленію своихъ враговъ.
Голова слдитъ за каждымъ его движеніемъ. ‘Греби ровно! навались! греби два, табань три! навались! такъ держать! приставай!’ и вдругъ, видя, что китъ медленно приподнимаетъ одно изъ своихъ плавательныхъ перьевъ, омъ всаживаетъ въ него на футъ овальное остріе своего копья, и ‘самую жизнь’ кита. Скорое повиновеніе приказанію — ‘табань, вс назадъ!’ спасаетъ шлюпку отъ уничтоженія, потому-что въ это время китъ размахнулъ своимъ хвостомъ я ударилъ имъ по вод съ ужаснымъ громомъ. Потомъ омъ намываетъ ‘шлепать’ хвостомъ и нырять во вс стороны, голова продолжаетъ командовать острожнику н гребцамъ, приготовляетъ другое копье н старается держать шлюпку вн водоворотовъ, образуемыхъ порывистыми движеніями кита, дв шлюпки той же партіи успли уже подойдти на помощь и держатся вн всплесковъ, выжидая момента пустить копья. Одна изъ нихъ подошла поближе м всадила въ кита копье, но не успла отойдти и разлетается въ дребезги отъ страшнаго удара хвостомъ, который въ то же время перешибъ двумъ человкамъ ноги, но третья шлюпка подхватываетъ плавающихъ людей съ разбитой шлюпки, а нашъ ‘голова’ снова входитъ въ середину водоворотовъ, вонзаетъ еще копье въ ‘жизнь’ и выбирается изъ пны, которая уже начинаетъ алть отъ крови. Чудовище выпрыгиваетъ до половины изъ воды и ударяетъ по ней плавательными перьями и хвостомъ съ громомъ, не-уступающимъ пушечнымъ выстрламъ, оно вздрагиваетъ, мечется, ныряетъ и бьется бшене, чмъ когда-нибудь и обрызгиваетъ водою и кровью шлюпки, на которыхъ ловцы удерживаютъ свою запальчивость и хладнокровны во всхъ своихъ движеніяхъ. Теперь, какъ говорится, китъ ‘бснуется и харкаетъ кровью’, — гибель его неминуема. Китобойка , превосходно управляемая опытнымъ головою, остаетса цла и невредима, а начальникъ ея нарзываетъ съ самодовольною усмшкой новую замтку на болван, изъявляетъ свое благоволеніе гребцамъ и общаетъ имъ, что вечеромъ новичокъ угоститъ ихъ пол-ведромъ рома, въ честь посвященія своего въ настоящіе китоловы.
Если теченіе попутное, то вс шлюпки побдоносной партіи собираются а буксируютъ убитаго кита къ берегу, если противное, то его на ночь ставятъ на якорь, и шлюпки возвращаются къ сумеркамъ домой. Пьяная оргія празднуетъ успхъ ловли далеко за полночь головы китобоекъ сбираются къ ужину въ хижин, служащей главною квартирою станціи, и разсказываютъ длинныя повсти о своихъ старыхъ китоловныхъ подвигахъ, о быстрот своихъ новыхъ шлюпокъ. О ловкости и сил своихъ гребцовъ, и разсуждаютъ о вроятностяхъ будущихъ успховъ ловли. Докторъ,— вообще какой нибудь бглый подлекарь китоловнаго судна, котораго общими силами кормятъ, поятъ и одваютъ вс сосднія станціи,— няньчится съ переломанными членами пострадавшихъ во время ловли, и мало-по-малу маленькій городокъ успокоивается, и ночная тишина прерывается только изрдка лаемъ бульдога изъ которой-нибудь хижины, или криками ночной птицы (ити порати, по-новозеландски), перелетающей чрезъ заливъ. Такимъ-образомъ проходитъ время ловли, съ той разницей, что вытапливаніе китоваго жира происходитъ днемъ и ночью безпрерывно: извстное число людей, подъ начальствомъ головъ китобоевъ, стоятъ ‘на вахт’ у чановъ и регулярно смняютъ другъ друга.
Вытапливаніе жира считается китоловами процессомъ, недопускающимъ никакого отлагательства. Чаны ихъ — огромные желзные котлы съ печами или ‘топками’ внизу, жиръ опускается туда кусками, величиною около двухъ кубическихъ футовъ, и изъ нихъ вытапливается масло, а остатокъ бросается въ печи вмст съ дровами для усиленія огня. Посл этого, масло переливается въ другіе чаны или холодильни, а изъ нихъ уже разливается въ бочки, въ которыхъ нагружается на суда. Люди, занятые вытапливаніемъ жира, рдко моются, брются, или причесываются, кожа и платье ихъ пропитаны жиромъ и грязью. ‘Почти вс они’ говоритъ г. Уэкфильдъ, посщавшій китоловный городокъ Телава-ити, на южной половин Новой-Зеландіи: ‘почти вс они сильны и жилисты. Видя, какъ они мшали кипящее въ чанахъ масло и поправляли огонь въ раскаленныхъ топкахъ, я невольно вспомнилъ о страшномъ лсномъ горнил шиллеровой баллады Der Gang zum Eisenhammer, нарисованномъ въ безподобныхъ очеркахъ Реча. Спросивъ одного изъ нихъ, работаютъ ли они по воскресеньямъ, я получилъ презрительный отвтъ: ‘О, воскресенья никогда не заглядываютъ въ этотъ заливъ!’ Вся земля вокругъ топильни и весь ближайшій берегъ были пресыщены китовымъ жиромъ, и вонь отъ валявшихся повсюду кусковъ мяса, костей и остатковъ остова была нестерпимая.’
Если путешественнику случится постить китоловное селеніе, то онъ везд найдетъ радушный пріемъ. Все, что ни есть въ запас лучшаго изъ състныхъ и питейныхъ припасовъ, предлагается ему женами китолововъ, которымъ мужья, узжая на ловлю, строго наказываютъ не щадить для гостя ничего, а на ночь ему предлагается лучшая койка въ цломъ дом.
Жилища китолововъ обыкновенно выстраиваются для нихъ туземцами: деревянныя рамы оплетаются камышемъ, тростникомъ и прутьями, все это вымазывается снаружи и внутри глиною и накрывается соломенною крышей. Большая печь занимаетъ одинъ конецъ дома: она вчно окружена толпами туземцевъ съ горшечками и чугунными котелками, любимыми собаками и позвонками китоваго спиннаго хребта, служащими вмсто стульевъ: въ дымовой труб непремнно коптится нсколько добрыхъ окороковъ и рыбъ. Койки въ два этажа съ опрятными занавсками расположены вдоль стнъ, на подобіе постелей пассажирскихъ каютъ пароходовъ англійскаго канала, на середин стоитъ большой сосновый столъ съ такими же скамьями по бокамъ, на стропилахъ и полкахъ положены запасныя бухты линя, весла, мачты и паруса, остроги, лопатки и копья и жестяная лампадка, тщательно-вычищенная. Дв четверо-угольныя дыры въ стн служатъ окнами, которыя на ночь закрываются ставнями. Боченокъ съ солониною, ящикъ съ мукою и ушатъ воды стоятъ по одну сторону дверей, а по другую опрятный прилавокъ, на которомъ разставлены ярко-вычищенныя оловянныя блюда, нсколько стакановъ и фаянсовой посуды. На порог сидитъ старая дворовая собака неизвстной породы, облзлая и покрытая рубцами, доставшимися ей въ безчисленныхъ сраженіяхъ, она спокойно отдлывается отъ любезностей свиньи и нсколькихъ попрошаекъ-туземцевъ, которымъ равномрно хочется войдти въ домъ и воспользоваться всмь, что въ немъ плохо лежитъ. Двое или трое маори, (такъ называютъ себя туземцы Новои-Зеландіи) спятъ на солнышк, завернувшись въ простыни и прислонясь къ стн, и нсколько ‘полукровныхъ’ ребятишекъ возятся сь козлами или бгаютъ за курами и голубями по замасленному прибрежью передъ домомъ. Величайшая опрятность, господствующая внутри жилища китолова и въ одежд женщинъ и дтей, напоминаетъ прибрежинхъ Голландцевъ. — на этотъ счетъ и китоловы особенно-взъискательны.
Если вь виду покажется судно, то шлюпки выдутъ кь нему далеко на встрчу и введутъ его на безопасное якорное мсто: это происходить отчасти отъ желанія узнать новости, а отчасти и отъ вошедшей въ пословицу готовности моряковъ помогать своимъ собратіямъ. Когда ‘Тори’ (судно, на которомъ г. Уэкфильдъ пришелъ въ Новую-Зеландію) стояло на якор у островка Капити, въ октябр 1839 года, увидли шедшій съ юга брикъ, тщетно пытавшійся вылавировать къ якорной стоянк противъ крпкаго сверо-западнаго втра, шкиперъ его. незнавшій мстности и имвшій мало людей, часто входилъ въ полосу сильнаго неблагопріятнаго теченія и не только не подавался къ сверу, но даже безпрестанно терялъ мсто. Толеми Ивенсъ, извстный подъ названіемъ ‘Старика’ и начальствовавшій главною китоловною станціей, выхалъ на своей китобойк къ брику во время самаго жестокаго порыва. Судномъ управляли дурно: вмсто поворота оверштагъ, оно поворотило черезъ фордевиндъ и разминовалось съ китобойкой, которая такимъ-образомъ очутилась мили за три отъ своей станціи и должна была выгребать домой противъ крпкаго втра и теченія. Часа два самая усиленная гребля не подавала ея ни на шагъ впередъ, наконецъ, теченіе сдлалось слабе, и она возвратилась благополучно, а брикъ между-тмъ унессло миль на десять въ море, и втеръ ревлъ хуже прежняго. Когда усталые гребцы вытаскивали шлюпку за берегъ, одинъ изъ нихъ пробормоталъ, что онъ ‘не обязывался выгребать ко всмъ сиднейскимъ брикамъ’.
‘ Старикъ’ обернулся и, отсыпавъ ему цлый коробъ ругательныхъ словъ, сказалъ: ‘Ты ворчишь, а? Такъ мы выдемъ снова — спускайте шлюпку! Стоило величайшаго труда, чтобъ отговорить упрямаго старина отъ этой опасной экспедиціи, которая, наврно, была бы его послднею. Станція его на Токомапун, или Островк-Ивэнса, была всегда образцомъ порядка и дисциплины. Китобойка его походила на щегольскую гичку какого-нибудь военнаго судна или яхты. Она была вся тльнаго цвта съ красною носовою частью, за которой было нарисовано гербовое перо принца валлійскаго, названіе ‘Лихой Джекъ’ красовалось на корм. Гребцы были всегда одты однообразно, въ синихъ или красныхъ рубашкахъ съ блыми прошвами и въ чистыхъ блыхъ шальварахъ, съ зюйд-вестками {Зюйд-вестки (South-westers) шляпы изъ крашеной или смоленой парусины, которыхъ заднія поля шире переднихъ и боковыхъ и ложатся на спину, для того, чтобъ вода не стекала съ головы за шею. Он названы по юго-западнымъ втрамъ (south-westers), самымъ бурнымъ и дождливымъ.} на головахъ. Кормовая настилка накрывалась тонкою, красивою циновкой, уключины бережно обернуты матиками, остроги, копья, мачта съ парусомъ и даже флагштокъ — въ зеленыхъ крашеныхъ парусинныхъ чехлахъ. Когда она приставала съ разлета въ борту стоящаго за якор судна, весла убирались разомъ, и загребной принималъ кормовое отъ головы, вылзавшаго за судно, посл этого шлюпка отталкивалась, сдавалась съ концомъ за корму и гребцы не трогались съ своихъ мстъ,— совершенно какъ на военныхъ капитанскихъ гичкахъ. Тотъ же порядокъ и такая же дисциплина соблюдались въ тхъ выдающихся мстахъ, куда приставали шлюпки для высматриванія и выжиданія китовъ. Если берегъ былъ приглубый, то шлюпка закрплялась фалинемъ, если подл него была отмель, то шлюпку вытаскивали за суша, выше возвышенія прилива, подставляли подпорки и дневальный не отходилъ отъ нея. На ночь для каждой шлюпки зажигалось во для огня: одинъ для головы и острожника, а другой для остальныхъ гребцовъ.
Китоловамъ часто приходится тяжко трудиться, въ дурные годы, когда китовъ появляется мало, они гребутъ ночи на пролетъ и вызжаютъ миль на пятнадцать (около двадцати-шести верстъ) отъ своихъ станцій: все и разстояніе гребутъ безъ отдыха, и голова позволяетъ своимъ людямъ сушить весла и закурить трубки не прежде, какъ прійдя мы мсто предполагаемой ловли.
По-видимому, китоловы ставятъ стихіи ршительно ни во что. Г. Уэкфильдъ видлъ, какъ одна китобойка вышла изъ Веллингтона {Въ 1839 году, полковникъ Уэкфильдъ (дядя автора путешествія), главный агентъ Ново-Зеландской Компаніи, отправился въ Новую-Зеландію на судн Тори, чтобъ купить у туземныхъ владтелей большіе участки земли для основанія регулярной англійской колоніи и для выбора мста, удобнаго для торговаго порта. Онъ избралъ для послдняго заливъ Порт-Никольсонъ, находившійся на сверномъ берету Кукова-Пролива, раздляющаго большіе острова Новой-Зеландіи. Въ слдующемъ году переселенцы, привезенные изъ Англіи на нсколькихъ нарочно для этого снаряженныхъ судахъ, основали городъ Веллингтонъ, который въ два года выросъ на берегу залива и сдлался главнымъ торговымъ пунктомъ Новой-Зеландіи. Въ 1840 году, англійское правительство объявило владычество королевы Викторіи на всхъ берегахъ острововъ Новой-Зеландіи и учредило тамъ регулярное колоніальное правленіи. Къ-сожалнію, посланный туда губернаторъ, по наущенію миссіонеровъ, которыхъ главное селеніе было въ Корорарека, при залив острововъ, на сверо-восточномъ берегу Новой-Зеландіи, избралъ мсто для столицы колоній. Недалеко оттуда и основалъ городъ Ауклэндъ, въ мст далеко не столь выгодномъ, чмъ Веллингтонъ, такъ-что туда поселилось нсколько эмигрантовъ не ране, какъ въ 1843 году. Миссіонеры противодйствовали колонистамъ Ново-Зеландской Компаніи, потому-что лишились при регулярной колонизаціи значительной части своего прежняго вліянія и выгодъ, которыми они пользовались почти отъ исключительныхъ сношеній своихъ съ туземцами. Но смотря, однако, на многія злонамренныя стсненія со стороны губернатора, Веллингтонъ, куда безпрестанно приходили китоловныя и купеческія суда изъ Англіи и Австраліи, продолжалъ процвтать стараніями старыхъ и вновь прибывшихъ колонистовъ, умвшихъ пользоваться естественными богатствами страны и мстными удобствами, такъ-что въ 1813 и 1814 годахъ тамъ было уже нсколько каменныхъ домовъ, церковь, давка, клубъ, конскія скачки, земледльческія выставки, тамъ издавалось нсколько газетъ и въ-продолженіи двухъ лтъ перебывало боле 200 купеческихъ судовъ, не считая каботажныхъ, служащихъ для прибржнаго плаванія по портамъ Новой-Зеландіи.} на свою станцію, на разстояніи миль сорока, въ такой втръ, что многія каботажныя суда не ршились высунуться: и все это потому только, что первый голова, ‘Черный Моррей’, разсчелъ, что люди его достаточно пропьянствовали на полученные ими задатки, и что ихъ пьяныхъ легче уговорить отправиться на станцію. Онъ добрался туда благополучно, совершивъ единственно посредствомъ своего искусства и присутствія духа, самый трудный и опасный переходъ, на который немногіе бы ршились и съ совершенно-трезвыми гребцами.
Въ-продолженіе промысла 1843 года, китъ, преслдуемый нсколькими шлюпками соперничествующихъ партій, убжалъ отъ нихъ въ бурунъ, бьющій отъ берега на четверть мили разстоянія около Отаки, въ крпкіе втры и посл нихъ.Видя этотъ маневръ кита, большая часть китобоекъ не ршилась за нимъ слдовать, а стала сушитъ весла вн буруна, втръ былъ такой, что ни одинъ изъ головъ не взялся бы пристать къ берегу не опрокинувшись. Но Биль Буфетчикъ, бывшій тогда на короткой, поворотливой, пятивесельной китобойк, смло послдовалъ за китомъ, ‘закрпился’, ‘бжалъ’ за нимъ и убилъ его — и все это не выходя изъ страшнйшаго буруна.
Такая же замчательная ршительность обнаруживается у китолововъ въ случа какихъ-нибудь раздоровъ ихъ съ туземцами. Въ начал 18З года, вожди Рауперага и Рангигаета, намреваясь ограбить ‘Длиннаго Джорджа’, голову маленькой китоловной станціи, состоящей изъ двухъ шлюпокъ, на остров Капити, затяли съ нимъ ссору. Однажды утромъ напали они на него въ-расплохъ, со всми свитами, и, забравъ все, что у него было, не исключая шлюпокъ, перевезли свою добычу на островокъ, бывшій резиденціею Раупераги. Длинный Джорджъ вступилъ въ сношенія съ двумя главными сосдними китоловными станціями. Голова одной изъ нихъ отказался, боясь, что магистратъ Веллингтона вступится противъ такого самоуправства-. но головы другой, зная, по-видимому, неосновательность подобныхъ опасеній {Колонисты Веллингтона всегда жаловались на нерадивость и медлительность своего магистрата.}, ршили дло по-своему. Насажавъ на нсколько китобоекъ людей, вооруженныхъ копьями, острогами, ‘лопатками’ и старыми ржавыми ружьями, они отправились вмст съ ними прямо на островъ Раупераги.
Видя ихъ приближеніе, лукавый вождь вышелъ на берегъ и началъ ‘куражиться’, какъ выражаются китоловы. и спросилъ, чего имъ надобно.
— А вотъ сейчасъ увидишь! отвчали т, и, выскочивъ изъ шлюпокъ, окружили его и Рангигаету съ своимъ опаснымъ оружіемъ, требуя немедленнаго возвращенія всего взятаго.
Желаніе ихъ было немедленно выполнено: испуганные вожди приказали своимъ подданнымъ спустить на воду увезенныя шлюпки и погрузить въ нихъ вс награбленныя вещи. Потомъ китоловы ухали отъ уничиженныхъ грабителей, общавъ выгнать ихъ всхъ съ Капити, если они въ другой разъ осмлятся провиниться такимъ же образомъ.
На нкоторыхъ китоловныхъ станціяхъ простые гребцы вс изъ туземной молоджи — т, которые брали ихъ на ловлю, остались ими довольны. Можно предположить, что въ-слдствіе этого обычая и супружескихъ узъ китолововъ съ туземками, они произвели значительную перемну въ быт Новозеландцевъ еще до прибытія Тори. Г. Уэкфильдъ встрчалъ многихъ, постоянно одвавшихся по-европейски и говорившихъ довольно-хорошо по-англійски: нкоторые препорядочно выучились плотничать, челноки большею частію были снабжены холстинными парусами и управлялись кормовымъ весломъ, наподобіе китобоекъ. Одна туземная деревня близь Те-ава-ити высылала дв китобойки, на которыхъ вс люди были маори, хотя имъ никогда не удавалось убить кита, но они часто ‘закрплялись’ и получали по 20 фунтовъ стерлинговъ за каждаго отъ шлюпки, которая пользовалась ихъ трудами. Вождь Гико всегда здитъ на китобойк, и многіе утверждаютъ, что онъ самъ закрплялся за кита. Говорятъ, что жители южнаго острова сдлали еще большіе успхи въ подражаніи искусству и трудолюбію блыхъ китолововъ и тюленьщиковъ. Племя Нгагитау, прежде столь враждебное, иметъ, какъ полагаютъ, около тридцати большихъ тюленебоекъ. Г. Уэкфильдъ видлъ нкоторыя изъ нихъ въ Капити: он имютъ прекрасныя морскія качества, управляются кормовымъ весломъ и на каждой по два рейковыхъ паруса.
Но за то и дурныя качества характера китолововъ привились въ усиленной степени ко многимъ изъ туземцевъ нкоторые сдлались горькими пьяницами, многіе наглыми хвастунами, забіяками и безчувственными негодяями. Въ прежніе годы, когда китоловы были не такъ многочисленны, чтобъ могли обороняться противъ нападеній туземцевъ, они должны были прибгать къ ихъ вождямъ и снискивать ихъ дружбу и покровитедьство лестью и подарками: то же случается и теперь, лтомъ, когда китоловы разбросаны по разнымъ островамъ и туземнымъ селеніямъ. Слдствіемъ этого бываютъ алчность, заносчивость, придирчивость и грабительство вождей, хотя китоловы и смются надъ ними, когда они вмст и когда сила на ихъ сторон, за то одинокимъ поселеніямъ или вновь-прибывшимъ блымъ, еще непривыкшимъ къ этимъ вещамъ, приходится вдвойн оттерпливаться. Извстные владтели Новой-Зеландіи никогда неупускаютъ случая притснить Европейцевъ, которымъ приведется очутиться беззащитиыми въ ихъ рукахъ. Были даже и такіе примры, но ихъ можно считать рдкими исключеніями, что враждебные поступки туземцевъ противъ колонистовъ происходили по наущеніямъ и даже съ содйствіемъ нкоторыхъ изъ китоловомъ. Нтъ сомннія, однако, что общая масса китолововъ наврно заклеймила бы подобныхъ злодевъ заслуженнымъ безчестіемъ, еслибъ она вполн убдилась въ дйствительности ихъ преступленій.
Такимъ-образомъ, мы видимъ, что китоловы, задолго еще до регулярной колонизаціи, подвергались всмъ опасностямъ первыхъ сношеній блыхъ съ дикими, они первые ознакомились съ берегами острововъ Новой-Зеландіи и вообще съ прибрежными странами, пріучили туземцевъ къ новымъ потребностямъ и привили къ нимъ много новыхъ пороковъ, наконецъ, внушили имъ значительное уваженіе къ физическимъ качествамъ пакега, или блыхъ. Кром миссіонерской экспедиціи г. Марсдена въ 1814 г., этимъ суровымъ труженикамъ принадлежитъ исключительная честь проложенія пути къ боле-возвышенному просвщенію — переселенцы и остальные миссіонеры слдовали по ихъ стопамъ. Нисколько не унижая благосостоянія дикихъ, образованъ ихъ въ нравственномъ отношеніи и давъ имъ новую, чистую религію. Европейцы, однако, не могутъ оспоривать несомннный фактъ, что первыми и, конечно, безсознательными разсадителями европейскаго просвщенія въ Новой-Зеландіи были суровые китоловы, тюленьщики, пильщики и добыватели льна, эти скитальцы испытали величайшія опасности и удержались между варварами-туземцами единственно своимъ мужествомъ, упорствомъ и физическою силою.
Въ сношеніяхъ своихъ съ европейскими колоніями Новой-Зеландіи, китоловъ обнаруживаетъ большое сходство съ матросомъ, возвратившимся изъ долгаго, труднаго плаванія. Получивъ по окончаніи промысла слдующую имъ по разсчету уплату, они отправляются ‘гулять’ въ Веллингтонъ или Нельсонъ {Другой городъ, основанный Ново-Зеландской Компаніей на южномъ берегу Кукова-Пролива.}. Разумется, что снабженіе китолововъ всмъ нужнымъ и покупка продукта ихъ ловли перешли изъ рукъ сиднейскихъ купцовъ къ веллингтонскимъ, которые платятъ имъ лучше и отсылаютъ китовый жиръ прямо въ Англію, а потому мсяца на два или недль на шесть въ году, Веллингтонъ длается ршительно Портсмутомъ въ миньятюр. Буйное веселье не прерывается, въ каждомъ кабачк или погребк раздаются дикіе звуки скрипки и волынки, маленькій импровизированный театръ набивается биткомъ регулярно разъ въ недлю, и слабая полиція Веллингтона часто страдаетъ отъ разныхъ практическихъ шутокъ замысловатыхъ китолововъ. Программа увеселеній дополняется гонками на шлюпкахъ, при чемъ часто прозакладываются довольно значительныя деньги,— или по-временамъ нечаянными драками, поводъ къ которымъ подаетъ глубокое презрніе, выражаемое китоловами къ ‘увальнямъ-эмигрантамъ’, или Jimmy-grants, какъ они ихъ называютъ. Если китоловный промыселъ увеличится и будетъ процвтать, то мирнымъ жителямъ Веллингтона скоро прійдется выбраться и поселиться въ окрестностяхъ. Промотавъ деньги свои на удовольствія, изобртенныя самыми дикими фантазіями, неугомонные гуляки притихаюгъ и отправляются искать себ работы на лто.
Нкоторые присоединяются къ пильщикамъ, классу людей, составленному почти изъ одинаковыхъ съ ними матеріаловъ и характеромъ схожихъ съ китоловами, потому-что пильщики ведутъ также дикую и трудную жизнь въ лсахъ по сосдству колоній, также любятъ выпить и имютъ множество общихъ съ китоловами знакомыхъ мстъ и людей. Надобно сказать, что привычки пильщика не вкореняють въ него той же отчаянной смлости, или той же любви къ порядку и опрятности, какими отличаются китоловы, а потому пильщикъ стоятъ ршительно степенью ниже китолова.
Другіе покупаютъ у окрестныхъ туземцевъ свиней и картофель, и привозятъ на рынки въ колоніяхъ, но т, которые исключительно занимаются этимъ торгомъ, опять-таки въ нравственномъ отношеніи ниже китолововъ. Чтобъ выгодне купить свой товаръ, имъ надобно подличать передъ маори и льстить имъ, для того, чтобъ не длать почти-нензбжныхъ въ такихъ случаяхъ подарковъ, такая дипломатія очень-трудна и унижаетъ ихъ характеръ, но лучшими и самыми добропорядочными изъ китолововъ можно считать тхъ, которые ‘накутившись’, отправляются на мсто въ деревню, гд живутъ родственники ихъ вагине и обработываютъ тамъ какой-нибудь клочокъ земли, который туземцы имъ охотно уступаютъ. Эти люди постоянно колеблются между тихими удовольствіями семейной жизни и спокойствіемъ земледльца, и сильными ощущеніями китовой ловли, не зная чему отдать преимущество. Многіе изъ нихъ, самодовольно указывая путешественнику на свои участки, покрытые превосходною пшеницей, или на свои фруктовыя деревья, увряютъ, что имъ уже опротивлъ китовый промыселъ, и что на будущій годъ ‘пусть кто хочетъ бьется за этою дьявольщиной’, а между-тмъ приходитъ первое мая, и тотъ же мирный земледлецъ стоитъ за рулевымъ весломъ своей китобойки, глаза его жадно смотрятъ впередъ, и онъ съ прежнимъ одушевленіемъ вскрикиваетъ: ‘Вотъ онъ!— вотъ фыркнулъ!— греби, греби сильнй!..’
Вс первоначальные пильщики, добыватели льна, ‘свинщики’, тюленьщики и китоловы, принимали дятельное участіе въ туземныхъ междоусобныхъ войнахъ, въ которыхъ они отличались самою запальчивою храбростью и часто не уступали въ жестокости туземцамъ. Выкидыши этихъ разнородныхъ промышлениковъ попадаются повсемстно въ Новой-Зеландіи, эти праздношатающіеся бродяги — горькіе пьяницы и преданы всмъ возможнымъ порокамъ, они наврное сдлались бы разбойниками, еслибъ здсь нашлось достаточно искушенія для занятія этимъ ремесломъ. Они скитаются безъ цли, не находятъ себ мстъ ни у китолововъ, ни у кого бы то ни было, потому-что бродяжество сдлало ихъ неспособными къ работ, и вообще они извстны подъ названіемъ ‘утаптывателей взморья’, они часто посщаютъ колоніальныя тюрьмы которыя въ новыхъ городахъ въ самомъ жалкомъ вид, но сидятъ въ нихъ не доле того, сколько имъ заблагоразсудится пользоваться пищею и помщеніемъ на казенный счетъ.
Въ 1844 году считалось тридцать дв китоловныя станція, зависвшія отъ Веллингтона, при которыхъ на сверномъ остров было 25 китобоекъ, а на южномъ 43, на этихъ 68 шлюпкахъ и находившихся при станціяхъ мелкихъ каботажныхъ судахъ, было около 650 человкъ. Въ промыселъ 1843 года они добыли 1215 тоннъ китоваго масла (около 73,000 пуд.) и 49 тоннъ китоваго уса (около 2550 п.), все это вмст стояло въ Лондон 50,000 фунт. стерл. или около 320,000 рублей серебромъ.
Успхъ ловли, разумется, не всегда одинаковъ, но по всему надобно полагать , что китоловный промыселъ клонится къ упадку. Нтъ сомннія, что число китовъ значительно уменьшается отъ истребленія самокъ и даже китятъ, которые не переживаютъ того, что за нихъ ‘закрпляются’ съ цлью ловить ихъ матерей, ибо т, какъ выше было сказано, никогда не покидаютъ дтей своихъ.
Ходъ китовъ начинается обыкновенно въ конц апрля или въ начал мая. Они по-видимому идутъ съ юга и появляются сперва около восточнаго входа въ Куковъ-Проливъ, потомъ идутъ самымъ проливомъ, предпочитая сверную его часть, отъ береговъ которой тянутся большею частію отмели, и наконецъ, обогнувъ довольно близко островки Мана и Капити, выходятъ изъ Кукова-Пролива въ такъ-называемый Материнскій-Заливъ, простирающійся миль на полтораста къ сверу отъ Капити въ Мысу Эгмонту. Въ Материнсковъ-Залив,— названномъ такъ потому, что тамъ самки разршаются отъ бремени, предпочитая его по причин мелководья,— ихъ никто еще не тревожилъ.
Г. Уэкфидьдъ присоединяется въ числу тхъ, которые думаютъ, что прибрежный китоловный промыселъ долженъ быть ршительно запрещенъ, для того, чтобъ киты могли безпрепятственно посщать избираемые ими для дторожденія заливы.
Страшно подумать, говоритъ онъ дале: ‘какихъ послдствій должно бы было ожидать, еслибъ китоловы оставались въ-продолженіе многихъ лтъ безъ всякаго надзора со стороны правительства: нтъ сомннія, что эти суровые колонисты довершили бы свои подвиги окончательнымъ истребленіемъ туземцевъ, сколько враждебными столкновеніями съ ними, столько же и постоянно-прививаемыми къ нимъ злокачественными болзнями и пороками.
Дурное вліяніе ихъ сдлалось бы ощутительнымъ для всего мореходнаго свта. Въ стран, имющей вс естественныя удобства и матеріалы для строенія и снаряженія судовъ, гд жизненныя потребности въ такомъ изобиліи, легко могла бы составиться могущественная нація морскихъ разбойниковъ, которымъ закрытыя бухты и превосходныя проходныя гавани разныхъ островковъ и самые извилистые проходы между ними, доставили бы весьма надежны притоны, тогда бы имъ ничего не значило сдлаться грозою всей морской торговли Австраліи и острововъ Южнаго-Моря. Когда въ Новую-Зеландію достигли слухи о вроятности войны между Англіею и Соединенными-Штатами, по случаю нкоторыхъ несогласій на-счетъ границы Штатовъ съ Канадою, китоловы стали помышлять весьма-серьзно о призахъ, которые бы они набрали, вызжая въ море на своихъ китобойкахъ и нападая на вс американскія суда, которыя приблизились бы къ Кукову-Пролни у.
Не смотря, однако, на многія черныя стороны своего характера, китоловы заслуживаютъ уваженіе за прямодушіе и гостепріимство, за необычайную отважность, отчаянную предпріимчивость, непоколебимую твердость въ опасностяхъ и стойкость, съ которыми они борются со всми затрудненіями, встрчающимися на ихъ бурномъ поприщ.
1843.