Новая Ирландия, Салливан Александер Мартин, Год: 1881 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 339 минут(ы)

НОВАЯ ИРЛАНДІЯ.
А. М. Салливана *).

(Переводъ съ англійскаго.)

*) Предисловіе автора. Въ теченіе мене чмъ подстолтія въ общественной и политической жизни Ирландіи произошли перемны, составившія настоящую революцію. Въ слдующихъ страницахъ я хотлъ не столько обрисовать во всхъ фазахъ эти перемны или изложить формальную исторію этого періода, сколь дать читателю рядъ очерковъ или разсказовъ, преимущественно изъ личнаго наблюденія, которые могли бы помочь ему при оцнк полученныхъ результатовъ, конечно, имлъ въ виду, что томъ этотъ будетъ изданъ и, надюсь, читаемъ въ Англіи, тмъ не мене я ршилъ писать его не для англичанъ и не по-англійски, а по-своему и съ своей точки зрнія. Я не претендую быть обезличеннымъ. Я принималъ, какъ будетъ видно изъ послдующаго, дятельное участіе въ нкоторыхъ изъ самыхъ бурныхъ сценъ ирландской общественной жизни, по крайней мр за четверть столтія, и хочу удержать за собой мсто человка опредленныхъ взглядовъ и твердыхъ убжденій. Тмъ не мене, я увренъ, меня не станутъ обвинять въ непониманіи той отвтственности, которая возлагается на человка, взявшагося сдлать попытку, какъ бы она скромна ни была, излагать исторію своего времени, а не политическіе и полемическіе дебаты.

Быть-можетъ съ моей стороны будетъ слишкомъ смлымъ и самонадяннымъ выразить надежду, что эти главы могутъ помочь установиться между новой Англіей и новой Ирландіей лучшимъ отношеніямъ и боле теплымъ чувствамъ, чего, несомннно, должны желать вс истинные патріоты какъ той, такъ и другой стороны. Но, какъ бы то ни было, не мене серьезныя соображенія и не мене высокія надежды заставили меня предпринять этотъ трудъ.

I.
Взглядъ назадъ.

Время отъ пятидесятыхъ до восьмидесятыхъ годовъ этого столтія составляетъ во всеобщей исторіи періодъ полный событіями. Повсюду оно принесло великія перемны для націй и народовъ. И даже тамъ, гд не было слышно звука оружія, другія силы производили перевороты, другія причины вызывали разрушеніе стараго и водвореніе новаго. Древнія границы нарушались, старинные обычаи, привычки и традиціи исчезали и, въ большинств случаевъ, вся физіономія общества измнилась въ ту или другую сторону. Въ Ирландіи этотъ періодъ былъ также свидтелемъ глубокихъ превращеній. Съ увренностью можно сказать, что старой Ирландіи — Ирландіи сорокъ лтъ тому назадъ — уже больше не существуетъ.

Во время своей недавней поздки въ мста, гд протекла моя юность, я чувствовалъ живй, чмъ когда-нибудь, перемны послднихъ тридцати лтъ. Я снова катался по голубымъ водамъ залива, которыми былъ, такъ сказать, выняньченъ, я взбирался на холмы, бродилъ по мрачнымъ ущельямъ Галингариффе и Биры, по тропинкамъ и проходамъ, знакомымъ еще съ дтства и памятныхъ до сихъ поръ. Вншняя природа, во всей своей двственной красот и дикомъ величіи, осталась та же, но было ясно, что новый порядокъ вещей уже народился,— новыя лица окружали меня, новыя манеры, привычки и общественные обычаи. Кельтскія привтствія слышались уже рдко: мсто ‘спаси васъ Богъ’ — по-ирландски заняло ‘прекрасный день, сэръ’ — по-англійски. Мои ноги стояли на родной почв, но я, чувствовалъ себя на чужбин. Тхъ смлыхъ рыбаковъ и наивныхъ горцевъ, среди которыхъ протекло мое отрочество, нужно было искать не здсь, а въ Бостон, Мильвоки и С.-Франциско. Однакожъ, отложивши въ сторону естественное тоскливое чувство, я сознавалъ, что перемна не была несчастіемъ. Правда, много было потеряно, на много и пріобртено.

Не было ли все то, что я видлъ, все, что я потерялъ, лишь отраженіемъ, миніатюрнымъ образомъ, того, что совершилось на всемъ остров? Несомннно, этотъ округъ и его населеніе долга играли типичную роль, такъ сказать, въ превратностяхъ нашей національной жизни. Крайній юго-западъ Ирландіи, атлантическій уголъ западнаго Борка и Берри долго представлялъ особенный интересъ для изучающаго общественную и политическую исторію Ирландіи. Фроудъ считаетъ его ареной характеристическихъ событій 17 и 18 столтій. Въ послдней отчаянной борьб гальскихъ князей за свое господство на остров эта мстность играла на юг ту же самую роль, какую Донегалъ — на свер. Три человка, подъ предводительствомъ которыхъ была совершена заключительная кампанія 1595—1599 годовъ, были: Гугъ О’Нейль — князь тиронскій, Гугъ О’Доннель — князь тирконнельскій и Доналъ О’Сулливанъ — глава Биры. Союзницей ирландскихъ вождей на этотъ разъ была Испанія, и близость оконечностей Барбери и Биры къ Иберейскому полуострову, удобства, представляемыя ихъ глубокими заливами и природными гаванями для выгруженія войскъ, оружія, субсидій и посылокъ — придавали этому округу то значеніе, которое онъ удерживалъ за собой вплоть до 1796 г., когда сдлался ареной попытки или, лучше сказать, замысла французскаго вторженія подъ предводительствомъ Гоша. Объявленная конфискованной, въ конц упомянутой кампаніи, въ 1607 г. и дйствительно конфискованная въ 1641 и 1691 годахъ, Бира окончательно была потеряна для О’Сулливановъ. Послдній благородный членъ этого семейства {Его сестра была женой полковника Макъ-Магона, прямаго предка маршала Патрика Макъ-Магона, герцога наджентскаго, президента Французской республики. Прим. авт.}, лишеннаго своего наслдства, вступилъ во французскую службу вмст съ ирландской арміей подъ начальствомъ Сарсфильда, при капитуляціи Лимерика. Народъ хмурился на своихъ новыхъ ландлордовъ, которые въ теченіе очень долгаго времени буквально даже не бывали въ своихъ владніяхъ.

Отъ 1700 до 1770 года, какъ это очень живописно рисуетъ Фроудъ, Бантри и прилегающіе къ нему заливы служили дорогами, по которымъ, несмотря на силу и бдительность правительства, отправлялись рекруты для ‘ирландской бригады’ (такъ-называемые ‘дикіе гуси’ въ грузовыхъ билетахъ) и грузы шерсти (вывозъ которой былъ запрещенъ въ это время) во Францію, Испанію и другія южныя страны. Населеніе занималось этимъ выгоднымъ и рискованнымъ ремесломъ — контрабанднымъ вывозомъ шерсти и ввозомъ шелка, водки и табаку — почти вплоть до начала прошлаго столтія. Съ тхъ поръ оно посвятило себя исключительно и энергично соединенію рыболовства съ мелкимъ земледліемъ. На его характер и обычаяхъ, привычкахъ и традиціяхъ, добродтеляхъ и порокахъ боле или мене отразилась та предшествовавшая исторія, которую я только-что пытался обрисовать вкратц.

Наиболе рзкія перемны въ предлахъ ныншняго поколнія во всей Ирландіи произошли именно въ сред этого земледльческаго класса. Ирландское крестьянство сорокъ лтъ тому назадъ, его домъ, его привычки, обыкновенія, платье, его остроуміе и юморъ, его нжныя чувства, его страсти и застарлые предразсудки — все это съ большими или меньшими преувеличеніями было описано уже сто разъ (въ Англіи). Каррикатура сдлала съ своимъ оригиналомъ все, что могла сдлать, однакожь и справедливость все-таки касалась этой темы. Одну изъ наиболе пріятныхъ перемнъ нашего времени составляетъ тотъ фактъ, что неуклюжій, ‘балаганный ирландецъ’ уже больше не провозглашается съ восторгомъ врнымъ дйствительности. Ирландецъ крайне чувствителенъ къ сатир или насмшк, и пародированіе его національнаго характера въ жалкихъ романахъ и грубыхъ фарсахъ для увеселенія господствующей расы (ирландскаго крестьянина обыкновенно изображали смсью идіота и шута) вызывало въ немъ раздраженіе, питавшее ненависть между двумя народами гораздо больше, чмъ самая свирпая брань тхъ ‘агитаторовъ’, которымъ принято приписывать исключительную фабрикацію ирландскихъ возстаній.

Банимъ, Гриффинъ, г-жа Голлъ и Баристонъ оставили картины ирландской жизни и ирландскаго характера, которыя въ цломъ, по врности и эффектности, трудно превзойти. Только одного класса не фотографировалъ никто изъ нихъ, это — рыбачьихъ общинъ, населявшихъ тридцать лтъ тому назадъ берега Банаута и Мюнстера. Теперь он совершенно исчезли. Ирландская рыболовная коммиссія изъ году въ годъ оплакивала ихъ исчезаніе, военный и коммерческій флоты потеряли въ нихъ крпкихъ и безстрашныхъ моряковъ, съ дтства привыкшихъ бороться съ волнами и втромъ и всегда готовыхъ къ услугамъ вдоль всхъ западныхъ и южныхъ береговъ острова. Собственно такъ-называемымъ ‘рыболовствомъ въ глубокомъ мор’ общинники почти не занимались,— лодки и снасти западнаго берега совершенно не годились для этой цли. Правда, Бинселъ и Канъ-Клиръ славились своими ‘крючечниками’, занимавшимися ловлей китовъ и морскихъ налимовъ, но шестивесельныя селедочныя лодки были во всеобщемъ употребленіи. Когда лунный свтъ становился слишкомъ ярокъ для рыболовства, они воздлывали картофель на небольшихъ фермахъ или участкахъ земли на скалахъ, такъ что отъ этого картофеля и запаса рыбы для домашняго употребленія зависло все ихъ жалкое существованіе. Между Канъ-Клиръ и островомъ Дорсей на ихъ долю иногда выпадало немного, лоцманства, хоть эти ‘лоцмана’ имли и очень смутныя понятія о компас и квадрант. Одинъ изъ нихь разсказывалъ мн, какъ онъ разъ чуть было не утерялъ хорошаго ‘дла’ (пяти фунтовъ стоило) потому, что не могъ сказать компаса капитану вестъ-индскаго судна, шедшаго домой. ‘Какъ, ты не знаешь компаса?— вскричалъ капитанъ.— И ты лоцманъ?’ — ‘О, нтъ, сэръ, я хотлъ сказать — не знаю его по-англійски. Вы видите, сэръ, мы вс въ своей деревн, что на берегу, говоримъ по-ирландски, а я и мои ребята знаемъ немного по-англійски потому, что ходимъ съ судами’.— ‘Ладно,— сказалъ капитанъ посл нкотораго молчанія,— скажи по-ирландски’. Онъ не безъ основанія думалъ, что на всхъ языкахъ можно узнать, слдуютъ ли слова другъ за другомъ въ такомъ порядк, какъ — сверъ, сверо-востокъ, сверо-сверо-востокъ, сверо-востоко-сверъ и т. д., но старый Джакъ Доунингъ былъ такъ же находчивъ, какъ капитанъ проницателенъ. Въ кабал у мистрисъ Кроуней онъ очень и очень часто слыхалъ, какъ матросы говорятъ компасъ, и хотя самъ не пытался повторить его, но зналъ, какъ это звучитъ для уха.

— О, будьте уврены, сэръ, я скажу вамъ его по-ирландски.— И онъ началъ декламировать на своемъ доморощенномъ гальскомъ:— Мой ддушка, моя бабушка, моего ддушки бабушка, моей бабушки ддушка, мой пра-пра-праддушка…

— Будетъ, будетъ!— вскричалъ капитанъ, видимо убжденный.— Я вижу, пріятель, что напрасно усомнился въ теб… Веди судно!

Не много найдется зрлищъ, которыя были бы такъ живописны, какъ церемонія формальнаго открытія рыболовнаго сезона въ залив. Выбравши особенно благопріятный, тихій и ясный день, рыбачьи лодки собирались въ назначенное мсто со всхъ окрестныхъ рчекъ и затоновъ на много миль вокругъ. Затмъ торжественною процессіей, со священникомъ впереди, он выплывали въ море на разстояніи рыболовнаго района и тамъ останавливались. Тогда священникъ облачался, на корм устанавливался импровизованный алтарь, весь флотъ размщался вокругъ и ни одна голова не оставалась покрытой и не наклоненной, пока совершалась обдня. Я видлъ эту ‘обдню въ океан’, когда не было ни малйшаго втерка, и звонъ колокольчика да шепотъ священника составляли единственные звуки, долетавшіе до моего уха, голубые холмы Бантри виднлись позади насъ, а впереди — ровно ничего до самаго американскаго берега.

Гд все это теперь?… Обдня въ океан — дло прошлаго, о ней не слышно, ея не видно больше,— одинъ изъ старинныхъ обычаевъ, очевидно, исчезъ навсегда. А рыбаки — эти красивые и рослые молодцы, съ засмоленными руками и слдами бурь на лиц?… Если не рабочій домъ и не могила унесли ихъ, то наврно они работаютъ гд-нибудь въ докахъ на Темз или Мерси, на Гудсон или Миссисипи. А лодки?… Я видлъ едва ли не вс ихъ, когда былъ въ послдній разъ въ бухт, которая во времена моего дтства была способна вмстить чуть не цлый флотъ. При низкой вод, то тамъ, то тутъ изъ песку торчали ребра ихъ скелетовъ или ихъ жалкіе обломки безпомощно бились подъ упавшимъ въ воду во время прилива деревомъ.

Возл западнаго берега Ирландіи есть нсколько острововъ, которыхъ населеніе, предшествовавшее теперешнему поколнію, никогда не имло нужды покидать своихъ домовъ-тюремъ. Материкъ — Ирландія — былъ для нихъ огромнымъ континентомъ, гд, говорятъ, можно видть удивительныя чудеса. Островъ Торри (huis Torragh — островъ башни), около Донегала, и до сихъ поръ еще въ значительной степени сохранилъ за собой эту уединенность,— онъ до сихъ поръ еще управляется ‘королемъ’ рыбаковъ, выбраннымъ общиной трехъ или четырехъ сотъ душъ. Очень недавно, сколько мн извстно, на немъ были построены полицейская казарма и пограничная таможня, но, несмотря на это, авторитетъ ‘короля’ и до сихъ поръ остался верховнымъ. И не странно ли, теперешній самодержецъ Торри — протестантъ и единственный проповдникъ своей вры на остров (конечно, вн казармы и таможни)?

Торри принадлежалъ къ какому-то баронству на сосднемъ материк, но не дальше какъ два-три года тому назадъ никому и не снилось настаивать на этомъ законномъ факт и требовать съ торрійцевъ уплаты баронскаго налога на поправку дорогъ въ стран по ту сторону ‘пролива’. ‘Мы свои собственныя дороги строили сами, никакими другими не пользовались и ни за какія другія налоговъ платить не будемъ’, такъ отозвался ‘король’. Сборщикъ уже началъ-было снаряжать флотилію для нападенія на островитянъ съ не мене опредленнымъ намреніемъ, чмъ Вильгельмъ Нормандскій собиралъ свои струги на рейд С.-Валери, но, къ счастію, власти придумали компромиссъ, котбрый и отвратилъ враждебное столкновеніе съ такой своеобразною общиной, такъ сильно располагающею въ себ ихъ симпатіи.

Тяжкое преступленіе было и, я увренъ, остается до сихъ поръ неизвстнымъ въ сред этихъ островитянъ. Первыя незаконныя роды на Торри, насколько хватаетъ памяти старожилъ, случились всего лтъ двадцать тому назадъ и причинили не малые переполохъ и страхъ всей общин. Одна торрійская двушка работала на ферм материка и возвратилась домой, чтобы наложить на характеръ своего роднаго острова первое нравственное пятно такого рода, какое еще никогда не было ему знакомо. Вся община собралась подъ предсдательствомъ ‘короля’ и въ одинъ голосъ объявила несчастной подсудимой ссылку въ Ирландію. Когда же она и ребенокъ достаточно окрпли, ихъ перевезли черезъ проливъ. Сосди надавали ей подарковъ на всякій случай въ будущемъ и она уже не возвратилась на Торри.

Теперешній еписокъ Керри, преподобный д-ръ Моріарти, разсказывалъ мн, какъ онъ здилъ по своему округу близъ острова Бласкета въ 1856 г. Этимъ случаемъ воспользовался одинъ молодой островитянинъ, который хотлъ жениться, но не могъ по нкоторымъ обстоятельствамъ этого сдлать безъ разршенія его преподобія. Съ этою цлью онъ переправился на материкъ, гд никогда прежде не бывалъ, и удивлялся всему, что ни попадалось ему на глаза. Епископъ хотлъ удостовриться въ знакомств его хотя съ основными истинами христіанскаго ученія.

— Послушай, мой милый, какъ ты думаешь, сколько боговъ на свт?— спросилъ онъ ирландца.

— Ну, великій и святой духовникъ,— отвчалъ тотъ,— у насъ въ Бласкетморэ только одинъ, а здсь, въ этомъ большомъ свт, очень можетъ быть, что и больше.

Отецъ Казей долженъ былъ посвятить нсколько дней наставленію его въ истинахъ христіанскаго катехизиса, а затмъ разршилъ ему и супружескій союзъ.

Этотъ классъ островитянъ атлантическаго берега отъ Канъ-Клиръ до Мелинъ-хедъ жестоко пострадалъ и былъ почти уничтоженъ во время голода 1847 года. Это — храбрая и крпкая раса, во многомъ отличающаяся отъ крестьянъ ирландскаго материка. Уединенность спасла ихъ отъ столкновеній, которыя дезорганизовали аграрную систему въ другихъ частяхъ королевства. Ихъ тяжелая доля и скромная жизнь представляли мало соблазна для зависти и жадности. Океанъ — ихъ главная ‘ферма’ и на ней никакіе ландлорды не могутъ повысить своих рентъ. Война классовъ, расъ и исповданій, по временамъ свирпствовавшая по всей Ирландіи, никогда не касалась этихъ общкнъ. Каждый человкъ для нихъ — сосдъ, каждый чужестранецъ — другъ. Даже теперь, изнуренные тяжелымъ испытаніемъ послднихъ тридцати лтъ, они представляютъ интересъ для изученія, какъ единственные, быть-можетъ, чистые остатки кельтскихъ крестьянъ Ирландіи стараго времени.

Вглядываясь въ эти сцены, вызывая въ себ эти воспоминанія, я не чувствую себя достаточно стоикомъ для того, чтобы хладнокровно смотрть на картину, представляющуюся моему взгляду теперь. Однакожь необходимо помнить, что въ этихъ обращеніяхъ къ прошлому часто не отдавалось должной справедливости настоящему, рдко придавалась настоящая цна прогрессу, который среди сраженій и борьбы, часто казавшихся безплодными, страданій и жертвъ, повидимому не вознаграждавшихся, былъ тмъ не мене во всемъ свт основанъ на рост цивилизаціи.

II.
Школьный учитель.

Пятьдесятъ лтъ тому назадъ школьный учитель въ Ирландіи не былъ вн границъ. Въ прошломъ столтіи ему гораздо лучше было совсмъ не существовать, если онъ не хотлъ быть обвиненнымъ въ уголовномъ преступленіи по 8 th. Anne, cap. III, sec. 16. Въ большинств земледльческихъ приходовъ Ирландіи, меньше полустолтія тому назадъ, человкъ, умвшій прочитать газету или написать письмо, былъ выдающимся лицомъ, полезнымъ и важнымъ дятелемъ. Онъ становился философомъ своего околодка. Онъ писалъ письма для всего прихода и читалъ отвты тмъ сосдямъ, которые получали ихъ. Въ воскресенье, посл обдни, если только мстный священникъ былъ достаточно богатъ, чтобы получать газету, тотъ же самый общественный грамотей читалъ новости всего свта изъ послдняго недльнаго или двухнедльнаго широкаго листа отца Тома. Въ хорошую погоду, сидя на дерновой оград, а въ бурную — на наковальн ближайшей кузницы, онъ повствовалъ любопытной и благоговйной толп о послдней рчи О’Коннеля или Шейля, Пиля или Станлея. Въ иныхъ мстахъ случалось, что роль приходскаго писателя писемъ и общественнаго чтеца считалась ремесломъ, какъ это и до сихъ поръ существуетъ въ Италіи, и оплачивалась извстнымъ жалованьемъ. Нкоторые изъ этихъ практиковъ вырабатывали опредленныя формы для писемъ разныхъ сортовъ, откуда быть-можетъ и возникла идея печатнаго ‘Полнаго Письмовника’.

Въ такихъ упражненіяхъ особенно цнились длинныя, странно и незнакомо звучащія слова. Предполагалось, что четырехсложное слово вдвое сильне двухъ или односложнаго. Приходскій писака въ Бирхевен, хваставшійся тмъ, что онъ ‘сломалъ’, т. е. добился отставки, трехъ мрщиковъ и перевелъ на другія мста двухъ субъ-инспекторовъ, былъ однажды приглашенъ составить жалобу на полицейскаго. Окончивши послднюю, онъ прочелъ ея конецъ своимъ смущеннымъ кліентамъ: ‘онъ преимущественно (supereminently) непріятенъ для народа’.— ‘Слышите это?— сказалъ онъ, кладя перо и съ гордостью посмотрвъ вокругъ,— преимущественно!… Одного этого слова достаточно, чтобы снять съ него мундиръ’.

Что такіе ученые писатели писемъ существуютъ кое-гд въ Ирландіи и до сихъ поръ, я не одинъ разъ имлъ случай убдиться во время моей публицистической дятельности въ Дублин. Изъ цлой груды такихъ курьезовъ я приведу только два сообщенія, присланныя для напечатанія въ одномъ изъ моихъ журналовъ. Первое трактуетъ о закрытіи кабаковъ по воскресеньямъ:

‘Сэръ, для разума всякаго силлогистическаго политико-эконома абсолютно непроницаемъ тотъ несомннный фактъ, что заботливость британскихъ представителей о золотоносномъ прогресс акциза лишаетъ ихъ чувства филантропіи, всякаго пониманія общественныхъ несчастій, нравственнаго паденія и домашней нужды обольщенныхъ постителей общественныхъ домовъ и кабаковъ, въ воскресенье. Но, переходя отъ общаго принципа къ фактамъ въ частное, я думаю, что половина ирландскихъ кабатчиковъ обращаютъ очень мало тщательнаго вниманія на повелнія совсти, извлекая выгоды изъ раззоренія потребителей. Что кабатчикова шкатулка есть вмстилище огромнаго количества богатствъ страны, ясно выражается въ томъ факт, что ихъ жены суть живая панорамна bon ton, — по всей видимости, он существуютъ для постояннаго предупрежденія всхъ многоразличныхъ измненій въ модахъ. Достоврно извстно, что нкоторые спиртовые торговцы коварно употребляютъ магнетическую систему корыстнаго присвоенія, чрезъ посредство обольстительныхъ двицъ, за прилавкомъ которыхъ продажная улыбка невыразимаго сладкорчія неизмнно разсчитана на возбужденіе расточительныхъ наклонностей молодыхъ ремесленниковъ’.

Уважающій васъ Сатурнъ.

Изъ другаго письма того же корреспондента по поводу пресловутаго вопроса о ‘Коннемарскомъ прозелитизм’ я беру слдующую выдержку:

Контъ, 12 апр. 1874 г.

‘Сэръ, я искренно врю, что не буду сочтенъ за олицетворенное выраженіе состояній, посредствующихъ между великимъ и смшнымъ, если скажу, что ирландецъ католикъ, котораго ревность къ уничтоженію различныхъ толкованій сектантскихъ спорныхъ вопросовъ можетъ довести его до грубаго отвращенія во всякимъ религіознымъ диспутамъ, не можетъ имть ровно ничего противъ помщенія между самыми очевидными язвами Ирландіи отвратительнаго вліянія въ отдаленныхъ округахъ умноженія числа наемныхъ чтецовъ Библіи, которыхъ суетная идея лпцемрія оправдывается ортодоксіей, какъ нисколько не противорчащая предписаніямъ корыстнаго вдохновенія ихъ неутомимой проповди великаго ученія, что царствіе небесное доступно всякому умершему паписту только при посредств чтенія различныхъ писаній и системы непомрныхъ дозъ уха. Встртивши случайно одного изъ такихъ подлунныхъ джентльменовъ и не будучи въ состояніи превзойти трудностей аналитическаго выкапыванія писаній, я почувствовалъ себя подъ тяжестью суровой и повелительной необходимости прибгнуть въ небрежной увертк, что повергло его библейскія цитаты въ фактическое состояніе химерическаго смшенія’.

Увы, эти ученыя упражненія никогда не появлялись передъ глазами публики, однако мой товарищъ, браковавшій ихъ для печати, бережно передавъ ихъ мн для помщенія въ портфель литературныхъ сокровищъ.

Не невжество, а нелитературность господствовали сорокъ лтъ тому назадъ въ Ирландіи. Ирландскій крестьянинъ отъ природы смышленъ и владлъ совершенно достаточнымъ количествомъ познаній о вещахъ, необходимыхъ для его занятій, а сверхъ всего этого онъ вжливъ и обходителенъ въ обыкновенномъ деревенскомъ смысл слова. Неучъ — грубіянъ, неотесанный или глупый — служилъ мишенью насмшекъ всего прихода {Одно изъ новыхъ явленій въ сред ирландскаго крестьянства составляетъ ирландецъ, побывавшій въ Америк, возвратясь домой, онъ обыкновенно не обращаетъ вниманія и презираетъ мелкія предписанія вжливости, которыя считаетъ холопствомъ. Въ стран свободы и республиканскаго равенства онъ выучился стыдиться того, какъ въ былыя времена дома снималъ шляпу передъ всякимъ, кто выше его по общественному положенію. Это былъ рабскій обычай, думаетъ онъ, и бросаетъ его, усвоивая пріемы, которые считаетъ признакомъ независимости и равенства, но которые на самомъ дл очень часто бываютъ просто грубостью. Нтъ сомннія, что въ Ирландіи можно было видть униженное и раболпное холопство, подавленныхъ и пресмыкающихся рабовъ, съ непокрытыми головами въ дождь и снгъ стоящихъ возл дороги, въ то время, какъ какой-нибудь сквайръ болтаетъ передъ ними своимъ языкомъ. Но между этимъ и неподдльною вжливостью ирландскаго крестьянина лучшаго типа была большая и ясная разница.}.

Въ то время, какъ въ другихъ странахъ, особенно въ Англіи и Шотландіи, народное образованіе развивалось и расширялось въ общественную систему, въ Ирландіи законодательство издавало статутъ за статутомъ, воспрещавшіе и каравшіе какое бы то ни было образованіе — университетское, среднее или элементарное — для девяти десятыхъ населенія. Это было великимъ несчастіемъ, горькіе плоды котораго долго еще будутъ ощущаться, несмотря даже на дружныя усилія искоренить ихъ.

Иначе говоря, все большинство населенія были католики, и penal laws {Подъ этимъ именемъ извстенъ цлый длинный рядъ узаконеній противъ католической церкви, духовенства, католическаго образованія и католиковъ вообще, издававшихся и обновлявшихся въ разное время, начиная съ реформаціи и кончая Вильгельмомъ Ораннскимъ. По нимъ католическое богослуженіе воспрещалось, церкви были заперты и духовенство изгнано или сослано на острова я въ другіе отдаленные углы, возвращеніе откуда грозило имъ вислицей. Католику воспрещалось на свое или чужое имя владть землей, до 16 лтняго возраста всякій католическій юноша долженъ былъ три раза быть спрошенъ, не хочетъ ли перейти въ протестантство, и въ случа согласія немедленно получалъ ¹/₂ имущества своего отца.} противъ католическихъ школъ фактически запрещали образованіе для массы народа,— законы, по которымъ католику быть учителемъ, помощникомъ учителя или наставникомъ считалось преступленіемъ, а всякому ребенку, воспитанному такимъ учителемъ, грозила гражданская смерть. Было бы безполезно перечислять на этихъ страницахъ вс узаконенія, сопровождавшія въ теченіе почти всего прошлаго столтія страшное гоненіе. Статутъ за статутомъ, наказаніе за наказаніемъ сыпались на голову народа.

‘Присвши подъ заборомъ или лежавъ горной трав,

Учитель съ ученикомъ преступно встрчались — учиться’.

Тотъ, кто безсознательно или по незнакомству съ фактами ршается обвинять или упрекать ирландскій народъ въ невжеств,— самъ не знаетъ, о чемъ онъ говорить. Какихъ бы упрековъ и замчаній ни заслужилъ онъ въ чемъ другомъ, но въ дл образованія онъ не преступникъ, а жертва.

Начиная съ 1783 года англійское законодательство начало отмнять самыя суровыя изъ этихъ узаконеній противъ католическаго обученія въ Ирландіи и къ 1830 году они почти вс были уничтожены. А въ слдующемъ году покойный лордъ Дерби, тогда еще м-ръ Станлей, главный секретарь Ирландіи, проектировалъ и основалъ теперешнюю систему государственныхъ школъ. Въ Дублин былъ учрежденъ правительственный совтъ для руководства и администраціи элементарнаго образованія во всей Ирландіи. Само правительство не основывало и не учреждало новыхъ школъ,— оно только приглашало мстныхъ попечителей и учредителей ихъ присоединяться къ совту и получать, въ такомъ случа, ежегодныя правительственныя субсидіи, сообразуясь въ расходованіи ихъ съ правилами новой системы. Школамъ, находящимся подъ вдніемъ совта, члены его доставляли школьныя принадлежности по уменьшенной цн и пособія на жалованье учителямъ. Съ другой стороны, правительственные инспекторы посщали такія школы и подавали о нихъ рапорты въ совтъ, въ случа нарушенія основныхъ правилъ выдача пособій прекращалась.

Правда, недостатка снабдить Ирландію общественными шкодами не было и до 1831 года, но это были семинаріи, посщать которыя ирландскіе католики ни за что не хотли и убдить ихъ длать это не было никакой возможности. Къ 1608 г. существовали королевскія даровыя шкоды, въ 1733 г.— школы Эразма Смита, въ 1811 г.— лондонское и бернійское школьное общество и многія другія кром этихъ. Вс они имли цлью — боле или мене энергичное ‘отвлеченіе ирландскаго юношества отъ папства’, ирландское же юношество только еще энергичнй отказывалось быть отвлеченнымъ и отшатывалось отъ семинарій en masse, въ тяжеломъ выбор между потерей школьнаго образованія съ одной стороны и пожертвованіемъ религіозными убжденіями — съ другой, ирландцы-родители предпочитали для своихъ дтей первое, и не потому, чтобъ они не цнили образованія,— напротивъ, они страстно покланялись ему, тосковали по немъ, какъ слпые, которые могутъ долго смотрть на чудеса неба и земли, много слыхать о нихъ, но никогда — видть ихъ. Они смло шли на наказаніе по 7 Will. III, cap. IV, sec. 1, который грозитъ гражданскою смертью каждому папистскому ребенку, воспитанному въ заграничной католической школ. Контрабандные школяры въ начал прошлаго столтія часто составляли обратные грузы уходящихъ судовъ, которыя привозили по ночамъ шелкъ и водку въ ирландскія рчки и заливы. Ирландцы высоко цнили образованіе, но религію они любили больше.

По поводу этой школьной системы, основанной Станлеемъ въ 1831 году, въ теченіе нсколькихъ лтъ шла ожесточенная полемика. Къ одномъ отношеніи во всхъ случаяхъ и боле чмъ въ одномъ отношеніи въ очень многихъ случаяхъ она имла замчательный успхъ, несмотря на обстоятельства сильно вредившія ей и ограничивавшія ея дйствіе. Иначе говоря, хотя эта система въ сущности только болзненно напоминала о той, которой ирландцы посл столькихъ страданій и жертвъ имли нкоторое основаніе ожидать, именно — о систем общественнаго образованія настолько же согласной съ ихъ религіозными убжденіями, какъ англійская и шотландская,— тмъ не мене они подчинились ей, и въ первый разъ въ англо-ирландскихъ лтописяхъ ирландскія дти тысячами потекли въ правительственныя школы.

Лордъ Станлей въ исторіи считается авторомъ школьнаго плана, на самомъ же дл ее придумалъ и предложилъ лордъ Клонкюри, а главный секретарь Ирландіи лишь съ теченіемъ времени и довольно туго бралъ ее подъ свое покровительство. Но, разъ онъ взялся за вопросъ, дйствовалъ уже твердо и не только приступилъ къ полному ршенію его, насколько позволяли обстоятельства, но смло пошелъ дальше того, что, вроятно, предложили бы другіе на его мст. Несомннно, онъ думалъ, что длаетъ все практически-возможное и что во всякомъ случа его планъ будетъ встрченъ не иначе, какъ благодяніе сравнительно съ предшествовавшимъ положеніемъ вещей въ Ирландіи. Съ одной стороны, вс прежніе опыты имли боле или мене прямою цлью — отвращеніе ирландцевъ отъ католицизма, съ другой стороны, ирландцы требовали системы католическихъ школъ точно такъ же, какъ Англія и Шотландія имли протестантскія. Его же проектъ стремился какъ прекратить прозелитизмъ, такъ и исключить изъ школы опредленность исповданія: ‘совмстное учебное преподаваніе и отдльное — религіозное’. Въ назначенное время, или спеціальные часы, Св. Писаніе, катехизисъ или другія религіозныя наставленія могутъ быть преподаваемы учителемъ или другимъ лицомъ, уполномоченнымъ родителями, но въ остальное время дня, въ теченіе собственно школьныхъ часовъ, не должно преподаваться ничего подобнаго религіознымъ истинамъ. Въ первые годы существованія системы (едва ли согласно съ точною буквой правилъ) была сдлана попытка въ сторону того, что можетъ быть названо преподаваніемъ ‘общаго христіанства’. ‘Общій урокъ’ изъ Св. Писанія былъ включенъ въ программу по распоряженію совта, которое и висло въ каждой школ и должно было читаться и учителемъ, и учениками каждый день. Въ первыхъ руководствахъ помщались отрывки изъ библейской исторіи, а преподобный д-ръ Уатлей, протестантскій архіепископъ въ Дублин (одинъ изъ членовъ совта), составилъ книгу религіозныхъ наставленій, названную — ‘Уроки объ истинахъ христіанства’, которую совтъ сдлалъ учебникомъ въ школахъ. Но скоро щекотливый опытъ рушился, общее религіозное преподаваніе оставлено и система все боле и боле съуживалась до ея основной нерелигіозной формы. Свтскія школы были крайне противны сектантскимъ католическимъ принципамъ. Однакожъ новая система была такимъ великимъ пріобртеніемъ въ сравненіи съ порядкомъ существовавшимъ прежде, что католическіе прелаты, за немногими исключеніями {Преподобный д-ръ Мак-Тале, архіепископъ туамскій, съ самаго начала ршительно отказался одобрить или принять новую систему.}, ршили, что противиться ей было бы неразумно и, кром того, могло бы показаться противодйствіемъ съ ихъ стороны образованію. Нтъ сомннія, что планъ принадлежалъ не имъ,— государство дйствовало въ этомъ случа согласно своимъ собственнымъ взглядамъ, сообразуясь съ государственными цлями, и на государственныя средства. Прелаты приняли систему съ оговоркой, что постараются сдлать изъ нея всевозможное и въ надежд при случа развить ее въ нчто ближе подходящее въ ихъ убжденіямъ.

Опытъ лорда Дерби представляетъ хорошій примръ невыгоды компромиссовъ. Протестантское общество, включавшее почти всхъ землевладльцевъ, чувствовало себя оскорбленнымъ. По мннію землевладльцевъ, такое образованіе милліоновъ католиковъ, которое не помогло вывести ихъ изъ духовнаго рабства и суеврія, могло имть только дурной исходъ, если не было прямо грховнымъ. Они не намрены оказывать какой бы то ни было поддержки мстнымъ подпискамъ въ пользу такого отступничества отъ библейскихъ принциповъ. Съ другой стороны, католики, какъ мы уже видли, имли свое неудовольствіе: ‘Правительство толкуетъ намъ,— говорили они,— что эти школы именно то, что мы должны имть, но вдь это его выборъ, а не нашъ,— пусть же оно и платитъ за него’. Между этими двумя претензіями ирландскія національныя школы были оставлены существовать почти исключительно на средства государства, мстныя усилія, мстная но мощь имли едва замтные размры. Несчастные учителя жестоко страдали при этомъ порядк вещей. На 25 или 30 фунтовъ стерлинг. въ годъ молодая женщина съ образованіемъ, примрнаго поведеніи и приличнаго положенія должна была одваться, поддерживать себя и изо дня въ день преподавать въ школ, куда въ провинціальныхъ округахъ ей приходилось ходить за 3—4 мили подъ лтнимъ зноемъ и зимнимъ дождемъ. За послднія 10 лтъ жалованья были значительно увеличены, и теперь средній окладъ учителя ирландскихъ національныхъ школъ равняется 50 фун. въ годъ.

Основаніе этой организаціи школъ и доведеніе ея до настоящихъ размровъ и сравнительнаго успха — было гигантскимъ, предпріятіемъ. Т, кто принимаетъ участіе въ работахъ англійскихъ школьныхъ совтовъ, знаютъ, какъ трудно вводить новую систему даже въ богатыхъ городахъ, гд такія или иныя школы уже существуютъ, тогда какъ въ трехъ четвертяхъ Ирландіи все приходилось длать ab initio и кром того при страшныхъ неудобствахъ и препятствіяхъ. Гд было взять школьные дома? Гд найти учителей? А прежде всего — откуда добыть средства? Правительственныя пособія, въ лучшемъ случа довольно скудныя, должны были даваться въ помощь школамъ уже основаннымъ. Какимъ же образомъ основать школы?

Теперь всякій путешествующій по Ирландіи, къ счастію, видитъ много чистыхъ и опрятныхъ небольшихъ школьныхъ домиковъ съ черепичатыми крышами и досчатыми полами. Не таковы были первыя жалкія временныя помщенія національныхъ школъ: убогія хижины, крытыя соломой, съ земляными полами, холодныя и мрачныя зимой и убійственно дйствующія на здоровье учениковъ и учителей. А между тмъ устроить даже одну такую школу въ округ было большимъ подвигомъ. Я самъ видлъ, какъ дти отъ шести до шестнадцатилтняго возраста бредутъ (конечно, босоногія) по болотамъ и оврагамъ, утесамъ и тропинкамъ за 4—5, а иногда и 7 миль изъ дома въ школу.

Члены школьнаго совта, располагавшіе парламентскими пособіями, могли бы оказать въ дл устройства школьныхъ домовъ гораздо большую помощь, чмъ они это длали, теперешнія же улучшенія почти вс обязаны своимъ существованіемъ тяжелымъ и неутомимымъ стараніямъ духовенства, которое въ большинств случаевъ и состоитъ попечителями и руководителями школъ, подвдомственныхъ совту. Однакожъ теперь съ каждымъ годомъ увеличивается число случаевъ, гд землевладльцы, отчасти или вполн на свой счетъ, строятъ приличные школьные дома на своихъ владніяхъ. Едва ли не самымъ капитальнымъ улучшеніемъ ирландскія школы обязаны щедрости одного человка — мистера В. Фостера. Во время одной изъ своихъ пшихъ прогулокъ по Ирландіи, какія онъ имлъ обыкновеніе длать ради благотворительныхъ цлей въ теченіе четверти столтія, онъ былъ пораженъ тмъ самымъ фактомъ, на который я указывалъ выше — убогимъ видомъ и нездоровостью сыраго землянаго пола въ школахъ для босоногихъ дтей. Не говоря никому ни слова, онъ замчалъ размры школъ по всей стран и по окончаніи путешествія снабжалъ ихъ на свой счетъ досчатыми полами {М-ръ В. Фостеръ — одинъ изъ самыхъ замчательныхъ людей Ирландіи.}.

Въ теченіе первыхъ 12 лтъ своего существованія національныя школы хотя и претендовали не принадлежать къ опредленному исповданію, но въ дйствительности принадлежали. Только въ немногихъ школахъ ученики были ‘смшанные’. Въ Ульстер, въ школахъ, основанныхъ протестантскими попечителями, никогда не бывало католическихъ дтей, въ другихъ же провинціяхъ, въ католическихъ школахъ, основанныхъ большею частію католическими священниками, никогда не появлялось ни одного протестантскаго ученика. Нелпость скоро сдлалась слишкомъ очевидною, что, изъ уваженія къ совсти воображаемаго ребенка другаго исповданія, котораго приходъ никогда не видлъ въ дйствительности,— цлая школа должна быть изъ году въ годъ ведена такимъ образомъ, какъ будто онъ на самомъ дл присутствуетъ въ школ. Нсколько времени, спустя и учителя, и попечители перестали обращать вниманіе на теорію и долгое время, несмотря на букву правилъ совта, въ школахъ какъ съ католическимъ, такъ и съ протестантскимъ комплектомъ учениковъ господствовало то или другое опредленное исповданіе. Въ Ульстер Библія читалась свободно во вс часы, на юг католическій катехизисъ примшивался къ занятіямъ цлаго дня. И едва ли не врно то, что на дл и сами члены совта закрыли глаза на все это и благоразумно давали систем сначала во что бы то ни стало приняться — пустить корни и прорости: важно, чтобы школы были основаны, а примирить практику съ правиломъ они имли возможность и впослдствіи. Спустя нсколько лтъ посл того, какъ этотъ процессъ примиренія былъ пущенъ въ ходъ, мн однажды случилось быть свидтелемъ прекурьезной иллюстраціи его примненія.

Его часто можно встртитъ на проселочной дорог отдаленнаго угла страны въ простой ирландской, самодльной срмяг, съ ранцемъ за спиной и здоровымъ терномъ въ рукахъ, когда онъ, по обыкновенію, молча обдумываетъ или изобртаетъ какой-нибудь новый благотворительный планъ.

Въ King’s Inn Street въ Дублин, среди очень бднаго и чисто-католическаго населенія одно изъ ревностно проповдующихъ протестантскихъ обществъ основало школу, подлежащую вднію совта и получающую отъ него пособія. Хотя въ ней и соблюдались правила совта насчетъ часовъ религіознаго преподаванія, однакожь протестанты умли сдлать такъ, что во время этихъ классовъ чтенія Св. Писанія всегда присутствовали оборванные маленькіе паписты,— въ это время раздавали завтракъ и полдникъ. И точно, когда я былъ въ школ, въ подвал кипли котлы съ супомъ.

Католическое духовенство скоро узнало объ этихъ продлкахъ, совершаемыхъ подъ эгидой системы совта, и ходатайствовало о превращеніи ихъ, но совтъ ничего не могъ сдлать, потому что его правила не были нарушаемы. Впрочемъ преподобнымъ ходатаямъ было сказано, что и они могутъ открыть въ этомъ же округ свою школу, подвдомственную совту. Такъ и было сдлано: въ той же улиц, напротивъ протестантской, явилась другая школа — католическая, такъ что на разстояніи нсколькихъ саженей другъ отъ друга были дв національныя школы, принимающія участіе въ поединк исповданій. Я слышалъ обо всемъ этомъ и ршилъ убдиться своими собственными глазами. Когда я пришелъ въ школу No 2 — католическую, гд преподавали монахини, былъ законный часъ для религіознаго урока. Я былъ не мало удивленъ, увидавши въ конц комнаты прекрасную небольшую часовню, обвитую цвтами и освщенную восковыми свчами, въ то время какъ дти на хорахъ пли католическій гимн.

— Какимъ образомъ совтъ позволяетъ вамъ имть эту часовню?— спросилъ я дежурную сестру.— Вдь воспрещается имть всякія религіозныя картины, символы или знаки, и даже молчаливое склоненіе головы на грудь во время умственной молитвы объявлено противозаконнымъ, а вы здсь нарушаете все это?

— О, нисколько!— отвчала монахиня.— Подождите немного, когда часы пробьютъ законный часъ для продолженія учебныхъ занятій, и вы увидите.

И точно, при звон часовъ совершилось превращеніе, которое еще боле удивило меня. Складныя двери часовни, которыхъ я сначала не замтилъ, заперлись, верхъ перекинулся черезъ нее, впередъ выдвинулись ступеньки и, вдругъ, появилась ‘учительская каедра’.

Я едва нашелся, что сказать,— настолько смутное чувство овладло мною въ первый моментъ, но очень короткое размышленіе привело меня къ выводу, что такое рзкое разграниченіе ‘свтскаго’ и религіознаго едва ли можетъ оказывать хорошее нравственное вліяніе на дтей.

Я перескъ улицу, вошелъ въ протестантскую школу и вступилъ въ разговоръ съ учителемъ. Онъ горько жаловался на учрежденіе школы по другую сторону улицы и съ чувствомъ говорилъ объ убыли, происшедшей въ комплект его ежедневныхъ слушателей.

— Всего хуже, сэръ, вотъ что: мы открыли, какъ маленькіе плуты приходятъ къ намъ по утрамъ завтракать, а потомъ идутъ на ту сторону улицы къ монахинямъ.

— Вы ихъ, конечно, вычеркнули изъ списка?

— Мы не имемъ на это права, но пробовали замчать отдльныхъ мальчиковъ, которые поступали такимъ образомъ, и не давали имъ завтрака. Однако теперь мы нашли способъ, который вполн уничтожитъ это.

— Что-жь это такое?

— А мы не будемъ длать завтрака прежде, чмъ не окончится у насъ классъ Св. Писанія, т. е. не раньше трехъ часовъ.

Въ теченіе многихъ лтъ какъ протестантское духовенство, такъ и свтскіе протестанты держались совершенно въ сторон отъ національныхъ школъ. Они не хотли поддерживать народное образованіе, которое не было религіознымъ и не основывалось на Св. Писаніи. Они ни въ какомъ случа не хотли имть школы безъ открытой Библіи, т. е. гд бы Библія то закрывалась, то открывалась на извстные часы. Еслибъ ихъ нерасположеніе вытекало изъ сожалнія, что такимъ образомъ теряется очень удобный случай обращать католиковъ въ протестантство, тогда, конечно, не могло бы быть и вопроса, но у большинства духовныхъ и свтскихъ протестантовъ оно являлось прямо изъ нравственнаго принципа и имло въ виду прежде всего и главнымъ образомъ юношество своего собственнаго общества. Долгое время напрасно велись переговоры и длались уступки, чтобы только обезпечить длу ихъ симпатіи. Однимъ изъ главныхъ препятствій было правило, запрещающее учителю позволять ученикамъ другаго исповданія оставаться въ школ во время его религіозныхъ уроковъ, хотя бы даже они доставили на это разршеніе своихъ родителей. Протестантскій пасторъ, готовый въ другихъ отношеніяхъ работать вмст съ совтомъ, оставался непоколебимымъ въ этомъ пункт. ‘Мое посвященіе и мое чувство долга,— говоритъ онъ,— запрещаютъ мн взять кого бы то ни было за плечи и вывести, чтобъ одъ не могъ слышать моей проповди Евангелія. Я вполн готовъ дать общаніе не принуждать ученика оставаться въ моей школ, находящейся въ вдніи совта, и позволить ему отсутствовать во время религіознаго наставленія, если онъ того хочетъ, до, разъ онъ пришелъ, я, конечно, не буду гнать его вонъ’.

Съ другой стороны, школьный совтъ отзывался, что интересы вры заставляютъ его охранять дтей отъ риска или повода присутствовать при религіозной проповди другаго исповданія въ той самой школ, куда готовы идти массы ирландскаго народа. Такія пререканія продолжались отъ 1844 до 1847 года. Корреспонденція со стороны протестантскаго духовенства искусно велась покойнымъ архидіакономъ митскимъ, Станфордомъ, и въ сентябр 1847 г. между нимъ и совтомъ былъ установленъ слдующій компромиссъ:

Съ этихъ поръ ни одинъ учитель не обязывается заботиться объ удаленіи дтей другаго исповданія во время его религіозныхъ уроковъ, но разъ онъ присутствуетъ, учитель обязанъ послать родителямъ объ этомъ печатное объявленіе. На это новое правило (извстное въ народ подъ именемъ ‘правила Станфорда’) согласилась большая часть протестантскаго епископальнаго духовенства и почти все пресвитеріанское, но именно по этому же поводу и на томъ же основаніи возникло неудовольствіе католиковъ на нарушеніе вры и требованіе пособій по числу душъ различныхъ исповданій, чего католики издавна такъ усердно добивались.

Такова вкратц исторія, таковы начало и прогрессъ національной системы образованія въ Ирландіи.

Первые слабые признаки ея вліянія за порогомъ школы появились не раньше какъ черезъ 10 или 12 лтъ со времени ея дйствительнаго основанія. Но т, кто вращались среди народа или близко наблюдали фазы его жизни, уже въ 1845 году начали замчать значеніе и вліяніе школьнаго учителя вн школы.

Съ 1845 г. и до настоящаго дня національныя школы ежегодно выпускали тысячи, десятки тысячъ юношей. Средняя цифра постоянно посщавшихъ школы, особенно въ земледльческихъ округахъ, и до сихъ поръ еще очень низка вслдствіе того, что дтямъ позволяютъ посщать школы, вмсто того, чтобы работать въ пол или дома, только въ теченіе очень короткихъ періодовъ, и притомъ очень непостоянно. Но какимъ бы малымъ ни казалось пріобртеніе, съ точки зрнія образованія, въ политическомъ и соціальномъ смысл произошло не что иное какъ революція. Теперь трудно найти ферму или рабочую семью, гд бы не было мальчика или двочки лтъ 15, молодого парня и женщины лтъ 25, которые не могли бы читать старикамъ газеты или вести ихъ корреспонденцію. Нашъ интересный пріятель — приходскій писатель писемъ — почти совершенно исчезъ. Его занятія не стало. Насчетъ общественныхъ новостей крестьяне уже больше не полагаются на воскресныя сплетни посл службы. Относительно своихъ политическихъ взглядовъ они уже боле не зависятъ абсолютно отъ совта и руководительства отца Тома. Быть-можетъ ирландскій крестьянинъ никогда не найдетъ себ совтника боле преданнаго и искренняго, и политическое направленіе, которому онъ теперь будетъ слдовать, можетъ быть смлй иди выгоднй, разумнй или ошибочнй, но — худо ли, хорошо ли — оно его собственное. Онъ дйствительно будетъ теперь боле доврять только тмъ, кого считаетъ достойнымъ своего доврія, онъ будетъ твердо слдовать за нимъ, но не такъ, какъ встарину.

Не всякій сразу пойметъ, какъ много и какія важныя перемны явились слдствіемъ этихъ измненныхъ обстоятельствъ. И, повторяю, не что другое произвело эту революцію, какъ скромная и миніатюрная, крытая соломой, національная школа, или, выражаясь точне, національная школа вмст съ дешевой народною литературой произвели ее въ Ирландіи. Политическое руководительство въ такомъ вид, въ какомъ оно существовало во времена нашихъ отцовъ, исчезло навсегда и, кажется, невозможно уже теперь. А вмст съ этимъ руководительствомъ одного могущественнаго генія или одного довреннаго класса исчезли и многіе пріемы и обычаи политической жизни и дйствія стараго времени. И достойно удивленія, какъ мало людей, которые замчаютъ эти перемны, такъ очевидно, хотя и тихо совершавшіяся на ихъ глазахъ въ теченіе послднихъ тридцати лтъ. Каждый день мы слушаемъ людей, память которыхъ охотно останавливается на період реформы, эмансипаціи или отмны, и которые говорятъ намъ, что и какъ должно быть сдлано теперь, потому что оно длалось и именно такъ, а не иначе, длалось тогда.

Такимъ же точно образомъ они могли говоритъ о Брайон Бору. Къ лучшему или къ худшему, но съ тхъ поръ народилась новая Ирландія.

III.
О`Коннель.— Отмна.

Выдающимся руководителемъ ирландской жизни тридцать пять лтъ тому назадъ былъ Даніэль О’Коннель. Оглядываясь на тотъ періодъ, мы видимъ его грандіозную фигуру отраженной на ирландскомъ неб, подобно одному изъ титановъ, возвышавшихся цлою головой надъ человческою расой.

Въ Ирландіи его со страстью именуютъ ‘освободителемъ’, въ Англіи онъ извстенъ за ‘ирландскаго агитатора’, а въ Рим его память хранится съ благодарностью, какъ одного изъ ‘бойцовъ церкви’. Съ тхъ пор, какъ онъ покоится въ мавзоле Глазневина, предразсудки и страсти не переставали бороться надъ его могилой и не позволяли отнестись къ нему объективно, какъ къ исторической личности.

Нтъ ни одного человка во всей ирландской исторіи, который достигъ бы такой популярности, какою пользовался о’Коннель въ 1844 году, когда онъ, можно сказать, былъ въ зенит своего вліянія. Подобно многимъ другимъ выдающимся личностямъ въ исторіи, онъ достигъ извстности — опираясь единственно на свою собственную твердую волю и силу громаднаго своего генія. Онъ не наслдовалъ лордскаго титула и не получилъ обширной поземельной собственности, но принадлежалъ къ древнему и уважаемому кельтскому семейству въ западномъ Керри и ожидалъ наслдства отъ дяди — ‘Старой Охотничьей Шапки’, который оставилъ бы ему значительныя средства, еслибы будущій трибунъ не женился по любви и не огорчилъ стараго и богатаго сквайра. Онъ пустился въ адвокатуру. Достоинъ замчанія фактъ, что об выдающіяся личности послднихъ 100 лтъ, бывшія дйствительно народными вождями Ирландіи, были адвокаты, пріобртшіе себ народное довріе прежде всего своими юридическими способностями, именно Даніэль О’Коннель и Исаакъ Бэттъ. Адвокатура во всхъ странахъ, гд она существуетъ, должна доставлять въ большомъ числ ‘руководителей общественнаго мннія’: изъ ея среды, подъ какими бы ненормальными вліяніями ни находилось общество, скоре чмъ изъ какой-нибудь другой должны выходить люди наиболе способные отстаивать и двигать впередъ общественное дло. Въ Ирландіи же были исключительныя и важныя причины, выдвигавшія адвоката впередъ, какъ политическаго вождя. Человкъ, который могъ, какъ выражался О’Коннель, ‘провести черезъ всякій актъ парламента карету съ четверикомъ’, который могъ разбить генералъ-прокурора и осмять корону, который былъ готовъ вести дло слабаго противъ сильнаго и находить справедливость для бднаго,— такой человкъ неизбжно долженъ былъ пользоваться популярностію въ особенности среди такого народа, какъ ирландскій. Его искусство, его ученость, его краснорчіе и остроуміе были испробованы, выставлены и доказаны передъ глазами народа. Кром того, въ Ирландіи не проходило ни одного поколнія безъ возбуждающаго зрлища государственныхъ процессовъ или политическихъ преслдованій. Осужденные переходили со скамьи подсудимыхъ на эшафотъ, изъ тюремной камеры — на арестантскій корабль, завщая безсмертныя имена и воспоминанія деревенской баллад или разсказамъ у очага, а адвокатъ, защищавшій ихъ, особенно если въ немъ предполагается симпатія къ кліентамъ, длался героемъ.

Когда приходится говорить о популярности О’Коннеля, необходимы оговорки и ограниченія. Она проявлялась почти исключительно къ одной части націи, хотя, нтъ сомннія, что въ той именно, которая представляла собою подавляющее большинство. О’Коннель не только не былъ популяренъ между ирландскими протестантами, но составлялъ предметъ ихъ ужаса. Можно назвать много ирландскихъ національныхъ вождей до него, въ его время и посл него, которыхъ послдователи были разсяны среди различныхъ подраздленій, исповданій и классовъ ирландскаго общества,— таковы: Генри Граттанъ, Джонъ Мартинъ, Исаакъ Баттъ. Но О’Коннеля его современные протестанты считали чмъ-то въ род комбинаціи изъ Гай-Фокса, претендента и римскаго папы. Когда въ 1844 году надъ нимъ происходилъ или врне начался судъ, одинъ старый джентльменъ по имени Фоліаттъ, типичный представитель упорнаго стараго тори-джентльмена того времени въ Ирландіи, лежалъ на смертномъ одр въ одномъ изъ южныхъ графствъ.

— Возложили ли вы, м-ръ Фоліаттъ, вс ваши надежды на прощеніе Спасителя нашего?— сказалъ ректоръ, стоя у его постели.

— Да, я сдлалъ все,— прошепталъ умирающій человкъ.

— Направили ли вы вс раши помыслы къ Іерусалиму небесному,— м-ръ Фоліаттъ?

— И никуда больше,— былъ отвтъ.

— А прежде всего, а увренъ, вы простили каждаго человка и чувствуете себя въ мир со всми людьми?

— Со всмъ человчествомъ,— отвчалъ геніальный лисій охотникъ.

Настала торжественная пауза.

— М-ръ Галлидей,— прошепталъ онъ,— а что, дублинская почта пришла?

— Да, сэръ, около часа назадъ.

Умирающій тотчасъ же приподнялся и съ рзкою горячностью спросилъ:

— А что о процесс?… О’Коннель осужденъ?

— Признанъ виновнымъ, сэръ.

— Благодареніе Богу!— была послдняя благочестивая молитва достойнаго стараго сквайра.

Вс эти чувства — любовь и довріе, страхъ и ненависть — О’Коннель стяжалъ себ на поприщ бойца за эмансипацію католиковъ въ періодъ отъ 1810 года, когда онъ, можно сказать, только-что вступилъ въ общественную жизнь, и до 1829 года, когда онъ окончательно и вполн побдилъ враждебную силу правительства Пиля — Веллингтона. Отъ 1830 до 1840 года онъ былъ занятъ едва ли мене важною борьбой по вопросу о ‘десятинахъ и муниципальной реформ’, такъ сказать — заключеніемъ католической эмансипаціи.

Что касается до ‘отмны акта о сліяніи парламентовъ’, то ей была посвящена первая рчь О’Коннеля, этотъ вопросъ, а не католическая эмансипація, привлекалъ къ себ его первыя симпатіи. Для очень многихъ, вроятно, покажется страннымъ, что въ то время самыми усердными агитаторами въ пользу отмны сліянія въ Ирландіи была партія крайнихъ протестантовъ и тори. Тмъ не мене это — историческій фактъ. Резолюціи оранжистскихъ ложъ противъ сліянія заняли бы нсколько печатныхъ страницъ.

Протестантскіе банкиры и купцы Дублина конкурировали съ протестантскимъ дворянствомъ и аристократіей провинцій въ порицаніи сліянія. Но вс ихъ старанія никогда ни на одинъ мигъ не могли измнить вида всего дла. Такъ какъ тогда нисколько не скрывалось, что правительственное большинство формируется цной большихъ денегъ, то народъ смотрлъ на все это почти такъ же, какъ нью-йоркскіе граждане смотрли на ‘заявленіе’ твидовскаго гранжюри, котораго 13 членовъ состояли у него на жалованьи, т.-е. какъ на нахальное и успшное мошенничество, прикрытое личиной законности. Католики въ это время, можно сказать, едва принимали участіе въ политическихъ длахъ, и хотя ихъ епископы {Питтъ общалъ имъ, что католическая эмансипація будетъ проведена однимъ изъ первыхъ актовъ парламента, но, конечно, общаніе никогда не было исполнено.} были боле чмъ подозрваемы въ уніонистскихъ стремленіяхъ, чувства огромнаго, большинства народа восторженно были на сторон его протестантскихъ соотечественниковъ. Движеніе въ пользу отмны ‘union’ фактически началось въ 1810 г., когда дублинское гранжюри заявило шерифамъ — сэру Эдуарду Станлей и сэру Джемсу Риддалю — требованіе, чтобъ они созвали публичный митингъ изъ свободныхъ людей и собственниковъ Дублина, съ цлью составленія петиціи въ парламентъ объ отмн этого ненавистнаго и вреднаго акта. На этомъ митинг, состоявшемся 18 сентября 1810 г., ультра-протестантскіе и торійскіе купцы и дворянство Дублина начали движеніе, которое, тридцать лтъ спустя, О’Коннель сдлалъ своимъ собственнымъ.

Отсюда рождаются вопросы: какимъ образомъ движеніе потеряло свой чисто-протестантскій характеръ? Почему молодой О’Коннель и его единоврцы посвятили себя достиженію эмансипаціи прежде, чмъ отмны?

Впослдствіи О’Коннель часто высказывалъ сожалніе, что не сталъ въ 1810 г. вмст со своими послдователями на сторону протестантскихъ требованій отмны и добивался эмансипаціи ирландскаго народа больше, чмъ ирландскаго законодательства. ‘Возстановите, если хотите, penal laws, но отмните сліяніе!’ Таковы были его желанія и требованія послдующихъ лтъ. Но дло въ томъ, что въ 1810 г. ирландскіе католики со всхъ сторонъ получали общанія помощи въ пользу эмансипаціи отъ сильной парламентской партіи, тогда какъ въ дл отмны ни одна партія не стала бы помогать ни католикамъ, ни протестантамъ. Такимъ образомъ здравый смыслъ сильно соблазнялся тою борьбой, которая была доступнй и имла больше шансовъ на практическій успхъ. Англійская либеральная партія убждала католическихъ вожаковъ добиваться освобожденія, которое на половину уже проведено и въ которомъ она будетъ помогать имъ. ‘Сначала добейтесь равенства, какъ граждане,— говорили убждающіе совтники,— и тогда уже, если захотите, воспользуйтесь вашими правами свободныхъ людей для того, чтобы добиваться отмны вмст съ вашими соотечественниками-протестантами’. О’Коннель поддался и сталъ на эту точку зрнія. Онъ не предвидлъ, что, въ пылу отчаянной борьбы за религіозное равенство, протестантское движеніе за отмну должно будетъ исчезнуть. Когда эмансипація была добыта,— когда тяжесть десятины была смягчена и протестантскій ректоръ не выходилъ уже больше съ вооруженными людьми отбирать у католическихъ крестьянъ каждый десятый снопъ ихъ жатвы,— когда муниципальныя корпораціи графства, какъ и самый парламентъ, сдлались доступны католикамъ, а ихъ гражданскія права были обезпечены,— О’Коннель почувствовалъ, что пришло время для вопроса боле крупнаго, чмъ вс эти,— для того вопроса, которымъ онъ наивно и ошибочно мечталъ объединить католиковъ и протестантовъ Ирландіи. Онъ искалъ вокругъ себя противниковъ отмны, но ихъ уже не было.

Тогда-то и сдлалось неизбжнымъ то ршеніе, которое О’Коннель и принялъ — взять въ свои собственныя руки знамя, которое выронили протестантскіе вожди. Хотя изученіе всхъ обстоятельствъ показываетъ намъ, что вождь, добывшій католическую эмансипацію, не могъ имть успха въ дл отмны, тмъ не мене тогда ни самому О’Коннелю, ни ирландскимъ католикамъ не представлялось другаго, боле удобнаго, пути. Еслибъ они взяли себ за девизъ — ‘отдыхъ и благодарность’, еслибъ они, добившись религіозныхъ правъ, остановились на нихъ, протестанты могли бы вчно упрекать ихъ въ нарушеніи торжественнаго общанія 1810 года, когда они обязались посвятить первыя свои усилія, какъ свободныхъ людей, вопросу чуждому сектантства,— вопросу о національномъ законодательств. ‘Эти католики,— сказали бы они’ — думаютъ только о своей церкви, освободивши ее, они вполн довольны и оставляютъ свою страну вывертываться своими собственными силами’.

Когда О’Коннель началъ свою агитацію въ пользу отмны, онъ потратилъ много труда, чтобы смягчить ирландскихъ протестантовъ, но напрасно. Онъ слишкомъ хорошо понималъ, что въ новой борьб исповданія должны слиться, что движеніе должно быть національнымъ, а не сектантскимъ, иначе оно погибнетъ. Однакожъ становилось яснымъ, что обстоятельства, давшія ему неотразимое вліяніе на массы, въ этомъ дл роковымъ образомъ обрекали его на безсиліе. Слишкомъ близко было время, слишкомъ отчаянна и остра была борьба, въ которой онъ и его презрнные ‘папскіе болотники’ (‘Papiah bogtrotters’) побдили надменную протестантскую аристократію острова. Когда они видли, что человкъ, только-что поколебавшій и уничтожившій твердыню исключительнаго протестантскаго господства, выступаетъ впередъ съ требованіемъ возстановленія ирландскаго парламента,— съ требованіемъ, которое ими самими прежде было поставлено,— они приходили въ бшенство отъ тревоги: ‘А, теперь онъ хочетъ папскаго парламента,— кричали они,— чтобъ осудить всхъ насъ на вислицу и костеръ!’ — и въ первый разъ въ своей исторіи становились уніонистами изъ страха передъ Даніэлемъ О’Коннелемъ и папой. (О’Коннель скоро понялъ, какая огромная перемна произошла за послднія 30 лтъ въ положеніи партій и въ постановк общественныхъ вопросовъ. Въ 1805, 1810 и даже 1820 гг. было сравнительно еще очень просто и легко возвратиться къ знакомымъ, хотя и давно уничтоженнымъ, учрежденіямъ королей, лордовъ и общинъ въ Ирландіи. ‘Отмна’ тогда означала просто отмну одного акта парламента, изданнаго нсколько лтъ тому назадъ,— мру, которая установила бы тотъ же порядокъ вещей, какой существовалъ вчера. Ни въ какомъ новомъ механизм не было надобности. Стоило бы только вице-королю еще разъ, какъ бывало прежде, прохаться въ парад изъ дублинскаго замка въ зданіе парламента въ Гринъ-Коледж и прочитать королевскій спичъ пэрамъ и общинамъ Ирландіи — и все пошло бы по-прежнему: нсколько лтъ беззаконнаго междуцарствія были бы забыты во всеобщей радости, явились бы т же самые выборы, то же представительство, т же формы и т же внутреннія и международныя отношенія.

Не то было теперь, по прошествіи 40 лтъ. Событія, случившіяся за этотъ періодъ, сдлали возвращеніе къ простому и не тронутому старому порядку — невозможностью. Т самыя реформы, надъ выполненіемъ которыхъ О’Коннель работалъ въ теченіе 40 лтъ, стояли на пути этого возвращенія. Католическая эмансипація дала католикамъ право засдать въ парламент, тогда какъ въ ирландскомъ законодательств могли имть мсто только протестанты. Билль о реформ 1832 года революціонизировалъ старыя системы выборовъ и представительства и объ избраніяхъ въ ирландскій парламентъ, на старыхъ основаніяхъ теперь не могло быть и рчи. Было ясно, что необходимы новыя соглашенія, что отмна акта о сліяніи, возвращающая вещи къ старымъ формамъ существованія, была бы абсурдомъ, если не весьма непрактическою невозможностью.

Вотъ почему требованіе О’Коннеля означало гораздо больше, чмъ одну отмну,— оно имло цлью не только уничтоженіе акта о сліяніи, но и замну или добавленіе древнихъ формъ, правъ, запрещеній и возраженій — тми важными перемнами, которыя верховное законодательство декретировало и ввело за этотъ періодъ времени.

Это дало правительству прекрасный новый поводъ аргументировать свой отказъ. ‘Въ исключительно протестантскомъ ирландскомъ парламент,— говорило оно,— Англія, какъ страна протестантская, имла извстную гарантію за цлость связи, но ирландскій парламентъ, съ преобладаніемъ католиковъ при новомъ порядк и со старыми правами, такой гарантіи не представлялъ бы’. Правительственная партія во всякомъ случа отказала бы въ просьб даже о простой отмн, а противъ такой ‘отмны, съ прибавкой еще чего-то’ — она готова была сражаться съ гораздо большею ршимостью.

О’Коннель чувствовалъ всю трудность положенія и напрасно старался отвратить ее, объявляя, что онъ былъ бы доволенъ даже уничтоженіемъ католической эмансипаціи, если она стоитъ на дорог отмны, но это не могло имть серьезнаго значенія. Едва ли кто поврилъ бы, что католики согласятся подчиниться такому плану. Лучшее, что ему оставалось — это продолжать свою агитацію, безсмысленно давя такимъ образомъ на то, что онъ называлъ ‘золотымъ звномъ короны’, и утверждая, что два парламента (ирландскій и британскій) скоро пришли бы къ миролюбивому соглашенію по всмъ пунктамъ, касающимся общихъ интересовъ. Быть-можетъ они пришли бы, а быть-можетъ и нтъ. Какъ бы то ни было, имперіалисты ни мало не были расположены отдавать себя на волю случая — что можетъ и что не можетъ сдлать ирландскій католическій парламентъ съ такими широкими или неопредленными правами, какими обладалъ протестантскій парламентъ 1782 года.

Несомннно, что еслибъ О’Коннель принялъ образъ дйствій, усвоенный въ 1870 г. ‘home rule’, и заране точно обозначилъ бы извстныя международныя соглашенія, компромиссы, сдлки и гарантіи, онъ значительно смягчилъ бы опасенія и обезоружилъ враждебность, которыми съ такимъ упорствомъ было встрчено его движеніе. Одно время онъ самъ намкалъ на свое намреніе поступить такимъ образомъ, но народное чувство въ пользу стараго имени и старой формы національнаго требованія казалось слишкомъ сильнымъ. Онъ боялся, чтобы народъ не принялъ этого за уступку хотя бы одной йоты изъ его требованія ‘отмны’, т. е. отмны при католической эмансипаціи, избирательной и муниципальной реформахъ, но съ этого самаго часа онъ долженъ былъ чувствовать, что борется на ложномъ пути и обреченъ на неуспхъ.

Любовь и благодарность ирландскаго народа къ ‘освободителю’, которыя онъ вполн заслужилъ отъ нихъ, не позволяютъ слишкомъ свободно критиковать его планы и политику, его поведеніе и характеръ. Въ немъ были черты и элементы, которые не вызвали бы удивленія въ наши дни, но которые тмъ не мене возвышали его достоинство для того дла, которому онъ служилъ. Онъ былъ человкомъ своего вка и времени, человкомъ спеціальной дятельности и назначенія, которыя онъ былъ призванъ выполнить. Во многихъ отношеніяхъ онъ былъ бы совершенно не на мст въ общественной жизни 1877 года, но за то ни одинъ человкъ 1877 года не былъ бы способенъ выполнить геркулесовскія испытанія его карьеры. Нужны были истинное величіе души и непобдимое мужество для того, чтобы преодолть вс т трудности, которыя онъ съ радостью встрчалъ и съ тріумфомъ побждалъ. Судьба ирландскихъ католиковъ была по-истин безнадежна, когда онъ, пренебрегши всми блестящими видами своей профессіи и жертвуя своимъ честолюбіемъ, посвятилъ всю свою жизнь такому страшному предпріятію ихъ искупленія. Въ начал своей общественной дятельности и даже долго посл этого онъ былъ предметомъ нерасположенія и ненависти для многихъ католическихъ прелатовъ и большей части католическихъ дворянъ Ирландіи. Они называли его не иначе какъ ‘демагогомъ’. Здсь ‘высшій классъ’ католиковъ снова доказалъ правительству своего времени и народу Англіи, что ‘крайняя’ идея свирпыхъ агитаторовъ объ эмансипаціи была для нихъ, какъ умренныхъ людей и законныхъ гражданъ, положительно враждебна. Столтнее господство penal codex’а сдлало съ этими людьми свое дло. Они дрожали изъ-за всякаго малйшаго волненія, боясь, чтобъ оно не лишило ихъ той сравнительной терпимости, которою они теперь пользовались.

‘Ваше сіятельство, надюсь, не будете винить меня за глупость тхъ людей, которые обращаются ко мн со словами: my lord,— писалъ одинъ католическій архіепископъ временъ О’Коннеля къ дюку Веллингтону.— Позволеніе жить казалось уже многимъ для того, кто въ юности былъ свидтелемъ такихъ явленій, какъ ‘обличители’ или ‘охотники на поповъ’ {‘Обличителями’ называли людей, которые бродили по стран, ища данныхъ для наполненія ‘билля обличенія’, какъ ихъ называли, противъ папистовъ, тайно владющихъ собственностью, или противъ протестантовъ, тайно держащихъ землю по доврію сосднихъ папистовъ. Разсказываютъ, что имнія Брайоновъ изъ Дженкинстырна, выдававшагося и богатаго католическаго семейства, были спасены отъ конфискаціи въ теченіе всего 18 ст. благодаря рыцарской честности и врности протестантскихъ маркизовъ Ормандовъ. Они держали на свое имя изъ поколнія въ поколніе, въ теченіе 100 лтъ, вс правовые акты, а ренту тайно передавали Брайонамъ до тхъ поръ, пока, наконецъ, послдніе не получили законнаго права открыто владть и пользоваться своими обширными имніями. Такимъ-то образомъ, благодаря благородству отдльныхъ протестантскихъ личностей, почти вс древнія католическія имнія до одного акра были сохранены для папистскихъ владтелей въ вкъ ужасныхъ эдиктовъ.

‘Охотники на поповъ’ составляли классъ людей, извлекавшій свои средства къ жизни изъ наградъ за охоту на запрещенныхъ католическихъ священниковъ. Западныя и сверныя графства Ирландіи 30 лтъ тому назадъ были полны традиціями объ этихъ охотникахъ на поповъ. Въ моемъ родномъ округ всякому туристу показываютъ гору ‘Попова скачка’ (Priest’s Leap Mountain, ‘Leam-а-thogart’ по-ирландски). Согласно мстной традиціи, которой едва ли кто врилъ съ большимъ благоговніемъ, чмъ я, здсь совершилось великое чудо. Святой отецъ, долго удачно избгавшій рукъ тхъ, кто искалъ его крови, халъ однажды верхомъ по глухой тропинк, которую также показываютъ до сихъ поръ, какъ вдругъ ему навстрчу детъ ‘Shanna Soggart’. ‘Ага, ваше преподобіе, наконецъ-то я накрылъ васъ!* — засмялся преслдователь. Тогда священникъ вынулъ свой требникъ, прочелъ три слова по-латыни и пришпорилъ лошадь, она прыгнула прямо въ воздухъ и опустилась на землю только за 6 миль, у Датскаго лса. Отъ этого-то скачка и получились на каменной скал отпечатки лошадиныхъ колнъ и пяти пальцевъ поповой руки. Часто и много разъ я видлъ эти вещественныя доказательства разсказа и былъ однажды весьма огорченъ, открывши, что эти слды образовались отъ паденія на камень капель дождя со стараго дуба. Прим. автора.}.

О’Коннель, котораго краснорчіе было тяжело и шероховато, а иногда грубо и рдко классично, отвчалъ католической аристократіи порицаніемъ и презрніемъ за ихъ холопство и трусость. Однако епископовъ онъ старательно обходилъ. На своей же сторон онъ имлъ немногихъ католическихъ дворянъ, почти всхъ католическихъ купцовъ и средній классъ, многихъ свтскихъ или приходскихъ священниковъ и религіозные ордена до единаго человка. Что же касается до низшихъ классовъ, то едва ли будетъ преувеличеніемъ сказать, что каждый мужчина, каждая женщина и дитя были готовы умереть за него.

Нкоторые изъ его наиболе выдающихся собратовъ по кампаніи въ пользу эмансипаціи (какъ, наприм., Ричардъ Лалоръ Шейль) отказались слдовать за нимъ въ движеніи объ ‘отмн’. Многіе же другіе остались врны ему, какъ изъ личной преданности, такъ и изъ-за политическихъ убжденій. Но во всякомъ случа были и такіе, которые протестовали противъ стремленія О’Коннеля смягчить нравы ‘стараго времени’, когда не проходило ни одного банкета, ни одного общественнаго собранія безъ того, чтобы кто-нибудь не получилъ приглашенія ‘встртиться’ съ кмъ-нибудь ‘на пятнадцати шагахъ’.

Посл роковой дуэли О’Коннеля съ Д’Эстерромъ, окончившейся смертью послдняго, онъ далъ и сдержалъ торжественную клятву никогда боле не посылать и не принимать вызововъ,— обстоятельство, имвшее сильное вліяніе на изгнаніе политическихъ дуэлей изъ Ирландіи. Этотъ мирный способъ агитаціи очень не нравился такимъ людямъ, какъ О’Гармонъ Магонъ, имвшій на своемъ вку не меньше 13 дуэлей. О’Коннель однажды произносилъ въ Repeal Association рчь въ отвтъ на политическія нападки, цлью которой было снова подтвердить свое ршеніе — не принимать боле вызововъ въ теченіе всей своей жизни, къ этому онъ прибавилъ нсколько крайне благочестивыхъ замчаній насчетъ грховности этого обычая.

— Г. предсдатель,—сказалъ тогда О’Гармонъ Магонъ, когда О’Коннель слъ,— быть-можетъ будетъ полезно замтить, что я не давалъ такой клятвы: не дай Богъ {Около трехъ лтъ тому назадъ мы вс въ Ирландіи были не мало испуганы появленіемъ этого типическаго ветерана временъ эмансипаціи и отмны. Въ теченіе цлой четверти столтія его никто не видалъ и не слыхалъ, какъ вдругъ его высокая, солдатская фигура, широкоплечая и прямая, какъ поднятое копье, съ блыми какъ снгъ волосами, роскошно падающими по его плечамъ,— явилась среди насъ, какъ видніе, на конференцію лиги самоуправленія (‘home rule’) въ 1873 г. въ этомъ случа онъ былъ однимъ изъ дюжины гостей, обдавшихъ съ руководящими представителями лиги въ парламент. Два католическихъ священника были также въ числ гостей. Нашъ разговоръ вертлся за тхъ страшныхъ временахъ, когда человкъ могъ быть каждый день вызванъ встртить смерть изъ-за какого-нибудь воображаемаго повода въ политическое рчи,— и особенно на числ случаевъ, по которымъ нашъ пріятель полковникъ ‘являлся на судъ Божій’. Надо отдать справедливость,— онъ сурово молчалъ, какъ бы нисколько не интересуясь этими воспоминаніями объ его дуэльныхъ подвигахъ. Одинъ изъ священниковъ думалъ, что наши строгіе отзывы о дуэляхъ могутъ оскорбить полковника, и хотлъ смягчить дло.

— Однако,— сказалъ онъ,— я хорошо понимаю, что въ то же время, когда все общество одобряло этотъ предосудительный обычай, всякій долженъ былъ чувствовать себя вынужденнымъ, какъ это я было,— ему не оставалось выбора, разъ онъ вызванъ. Отказъ равнялся безчестію, общественному остракизму. Въ дйствительности вина, приписываемая тому, кто все вызывалъ, а получивъ вызовъ и выходилъ драться по принужденію, была, такъ сказать…

Полковникъ не могъ дольше выдерживать.

— Господа,— сказалъ онъ, вставая,— въ защиту своей чести, какъ джентльмена, я считаю долгомъ заявить, что хотя я, такъ сказать, по несчастію, и былъ участникомъ многихъ враждебныхъ встрчъ, но ни разу не получалъ вызова,— я самъ всегда вызывалъ.

Взрывъ хохота привтствовалъ сердитое возраженіе полковника, къ неудовольствію преподобнаго отца, хотвшаго, какъ онъ думалъ, оправдать его.}.

Въ связи съ карьерой О’Конееля на политической арен въ первый разъ появляется историческая фигура, элементъ силы, который больше чмъ какой-нибудь другой возбудилъ англійское воображеніе,— это ‘ирландскій священникъ въ политик’. Въ томъ вид, какъ мы встрчаемъ его лтъ 30 тому назадъ, онъ боле уже не существуетъ. Ни одна изъ перемнъ, принесенныхъ временемъ, не выражаетъ рзче разницу между старой и новою Ирландіей, какъ прежнее и настоящее положеніе, значеніе и характеръ священника въ ирландской политик. Онъ не оставилъ арены и не встртилъ враждебныхъ вліяній или охлажденія доврія къ себ, но, въ политическомъ смысл слова, теперь онъ стоитъ въ новыхъ, вполн и совершенно новыхъ, отношеніяхъ къ народу. Т, кои смотрли на эту историческую фигуру издали, совершенно не поняли ея. Для англичанъ деспотическая власть ирландскаго духовенства въ политик и тотъ способъ, какимъ народъ повиновался ему или слдовалъ за нимъ, не могли казаться чмъ-нибудь инымъ, какъ печальнымъ зрлищемъ клерикальной тиранніи съ одной стороны и рабскаго подчиненія — съ другой. Но эта власть и это повиновеніе возникли изъ особенныхъ обстоятельствъ времени, вмст съ которыми они должны были и исчезнуть.

Когда О’Коннель — молодой и смлый дуэлистъ, краснорчивый и безстрашный адвокатъ — взялся за дло католическихъ рабовъ, трусость и себялюбіе заставили и безъ того немногочисленный высшій массъ его единоврцевъ оставить народъ, такъ сказать — предать его. Отвлеченная правда его дла и жестокая тяжесть его оковъ пріобрли ему симпатіи лучшихъ и благородныхъ людей даже въ сред исключительно протестантскаго законодательства, о немъ много говорили, за него заступались, какъ говорили и заступались Вильберфорсъ и Горасъ Грилли за негровъ. Были ли дйствительно ирландцы люди и братья, это составляло не малую часть вопроса. Что должно быть и что можетъ быть сдлано для нихъ — было постояннымъ предметомъ дебатовъ. Человкъ и братъ, возстающій въ своихъ цпяхъ и гордо выступающій на политическую арену въ защиту своихъ собственныхъ правъ, пугалъ всякаго, какъ ужасное привидніе. Еслибъ ирландцы были не католики, а баптисты, пресвитеріане, методисты или епископальные протестанты, и еслибъ они оказались въ томъ же положеніи, въ какомъ были теперь,— случилось бы то же самое. Обыкновенно даже въ странахъ съ широкимъ распространеніемъ образованія и политическихъ правъ политическими вождями народа становятся люди средняго и высшаго классовъ,— его національныя и религіозныя симпатіи боле или мене тождественны съ ихъ собственными. При такомъ положеніи вещей появленіе духовенства въ качеств чрезвычайныхъ и выдающихся вождей, очень естественно, вызвало бы всеобщее удивленіе. Но не то было съ католическими массами въ Ирландіи 40 лтъ назадъ. Единства политическихъ и религіозныхъ чувствъ, которое могло бы связывать ихъ съ дворянствомъ въ одну общину съ общимъ интересомъ, не существовало. Он были безграмотны, безправны и лишены своихъ естественныхъ руководителей. Однако во всякомъ приход былъ одинъ человкъ (и во многихъ дйствительно только одинъ) ихъ собственнаго образа мыслей, образованный и способный, независимый отъ правительства, преданный ихъ интересамъ и — мало этого — заслуживающій ихъ доврія съ тысячи сторонъ. Онъ былъ для нихъ не только духовное лице и пастырь, но и мстный законодатель и посредникъ, примиритель, судья и совтникъ, единственный адвокатъ и защитникъ, который всегда былъ готовъ (они это хорошо знали) посвятить всю свою энергію ихъ благу. Если же, по счастію, въ какомъ-нибудь одномъ приход изъ десяти и оказывался одинъ или два джентльмена, то, при первомъ же появленіи новой идеи объ участіи народа въ политическихъ длахъ, эти немногіе благородные собственники съеживались и дрожали отъ тревоги, боясь гнва правительства. Сельскій священникъ былъ единственнымъ человкомъ, котораго простой, темный, но ршительный крестьянинъ могъ облечь своимъ неограниченнымъ довріемъ. Скоро явился и опытъ, говорившій ему, что, довряясь и повинуясь этому политическому адвокату, онъ выигрываетъ права и освобождается отъ ограниченій извилистыми и трудными путями общественной борьбы. Сами священники, сначала неохотно (и большею частію въ разрзъ съ желаніями своихъ малодушныхъ епископовъ) принимавшіе на себя новыя функціи и отвтственность, длались смле и доврчиве подъ вліяніемъ ободреній и побужденій О’Коннеля. Мало-по-малу они сдлались его агентами, при помощи которыхъ онъ организовалъ и двигалъ цлое королевство. Они думали за народъ, дйствовали и говорили за него: по ихъ указаніямъ все и длалось, и вотировалось, ихъ враговъ народъ ненавидлъ, а друзей ихъ благословлялъ.

Громадна была власть, оказавшаяся такимъ образомъ въ рукахъ ирландскаго духовенства. И, конечно, результатъ вовсе не былъ абсолютнымъ добромъ. Неизбжныя злоупотребленія появились. Въ нкоторыхъ немногихъ случаяхъ, дйствительно, обладаніе властью повело къ надменности и деспотизму, въ другихъ же оно тсно слилось съ духовнымъ вліяніемъ и породило, съ точки зрнія мыслящихъ людей, не меньшее зло. Но все-таки свободная отъ партійности критика должна признать, что въ политическихъ длахъ никогда не бывало того громаднаго вліянія, которое въ цломъ было бы такъ самоотверженно и такъ искренно употреблялось бы въ интересахъ тхъ, ради кого оно было пріобртено. Это была прерогатива, которая могла возникнуть только при анормальныхъ условіяхъ общества,— власть, которая не могла существовать одновременно съ широко-распространеннымъ образованіемъ и самостоятельнымъ политическимъ образомъ дйствій со стороны народа. Необходимость вызвала ее, съ необходимостью же она и исчезла.

При такихъ-то обстоятельствахъ и съ такими-то союзниками О’Коннель, предметъ обожанія народа и ненависти аристократіи, началъ свою агитацію. Онъ настолько участвовалъ въ движеніи и руководилъ имъ, что оно неизбжно должно было прекратиться вмст съ его жизнью,— такую важную часть въ немъ составляла его личность. Его политика состояла въ томъ, чтобы поддерживать въ Ирландіи состояніе вещей, которое было бы не то миромъ, не то войной, которое дразнило бы главнокомандующаго и утомляло перваго министра. Странно оказать, что, доводя народъ до послдней степени возбужденія, господствующимъ стремленіемъ его души оставалось — удерживать его вн петель закона, отвращать открытое столкновеніе, такъ, чтобъ онъ самъ магъ сражаться съ закономъ въ предлахъ самого закона. Благодаря такой тактик, онъ добился эмансипаціи, а путемъ повторенія ея онъ надялся получить отмну. Но энергія народа подвергалась слишкомъ большому напряженію, и то неимоврное натянутое состояніе, котораго требовала эта политика, не могло долго продолжаться. Это была политика высокаго давленія, возбужденіе, которое трудно сдерживать. Ирландцы еще не успли убдиться, насколько выгодне замнить свой энтузіазмъ мене эффектною, но за то несравненно боле сильною, терпливою и постоянною настойчивостью.

О’Коннель снова и снова общалъ своимъ послдователямъ успхъ, неограниченный и неминуемый успхъ, при единственномъ условіи повиновенія его распоряженіямъ, а въ минуту слабости и опрометчивости даже провозгласилъ, что ‘отмна’ будетъ получена ‘въ теченіе 6 мсяцевъ’. Къ этотъ моментъ все было кончено и съ О’Коннелемъ, и съ отмной. Правительству стоило только продержаться на своемъ одинъ или два года — и великій трибунъ лишился бы доврія, чары его вліянія рушились бы. Но оно сдлало больше,— оно смло перешло въ нападеніе, доходившее до такихъ пріемовъ, которые едва ли бы были терпимы общественнымъ мнніемъ нашего времени. Въ начал движенія тогдашній лордъ-лейтенантъ объявилъ, что ни одинъ сторонникъ отмны не можетъ занимать правительственныхъ должностей. Это былъ ловкій ударъ, но не смертельный,— онъ не имлъ особенно важныхъ послдствій. Однакожь нсколько поздне политика отставокъ изъ коммиссіи мира всхъ уздныхъ судей (comity magistrate), которые были какимъ бы то ни было образомъ связаны съ движеніемъ отмны, была пущена въ ходъ. Чтобъ отвратить этотъ ударъ, О’Коннель устроилъ по всей стран народные третейскіе суды, такъ что правительственные низшіе суды остались безъ употребленія. Правительство объявило свое ршеніе подавить движеніе за отмну, но О’Коннель отвчалъ презрніемъ. Онъ назначилъ гигантскій митингъ для подачи петиціи королев на поляхъ Клонтаржа, замчательныхъ великою побдой Ард-Ри-Брайона I надъ датчанами въ 1014 г. Правительство ночью наканун назначеннаго дня издало проклаімацію, запрещавшую собраніе, а къ самому часу его наводнило городъ кавалеріей, пхотой и артиллеріей. Только благодаря невроятной энергіи вождя и его друзей, въ теченіе ночи и утра были предупреждены и остановлены десятки тысячъ народа, шедшаго на мсто собранія, и еслибъ этого не было сдлано, столкновеніе сдлалось бы неизбжнымъ. О’Коннель рзко обвинялъ исполнительную власть въ замысл Петерлоо и общался начать процессъ противъ Пиля, Веллингтона и Грея. Они отвтили ему еще боле тяжелымъ ударомъ: онъ и нкоторые изъ его главныхъ помощниковъ были арестованы по обвиненію въ составленіи тайнаго общества (conspiracy) для возмущенія: его сынъ Джонъ О’Коннель и Чарльзъ Гаванъ-Диффи — въ редакціи газеты Nation, д-ръ Грей — въ ред. газ. Freeman, Томъ Стилъ, T. М. Рай, Р. Барроттъ — въ ред. газ. Pilot, а также преподобные Г. Тиррелль и Г. Тирней. Тысяча восемьсотъ сорокъ четвертый годъ, ‘годъ отмны’, какъ предлагалъ называть его О’Коннель за 6 мсяцевъ для этого, засталъ великаго трибуна арестантомъ въ ричмондской тюрьм.

При выбор жюри для суда надъ ними оказалось, что нсколько листовъ или лоскутковъ длиннаго списка присяжныхъ потеряны, какъ выразился коронный адвокатъ, или украдены, какъ объявили противники. Генералъ-прокуроръ доказывалъ, что жюри все-таки достаточно сильно для того, чтобы вести процессъ, судьи согласились и судъ состоялся. Обвиненные были найдены виновными и приговорены къ различнымъ штрафамъ и срокамъ тюремнаго заключенія. Однако, въ палату лордовъ былъ внесенъ кассаціонный протестъ именно по поводу потерянныхъ или украденныхъ лоскутковъ списка присяжныхъ. То, что ирландскіе судьи торжественно признали маловажнымъ и несущественнымъ, законовды Вестминстера объявили весьма важнымъ и необходимою принадлежностью суда присяжныхъ. ‘Если допускать подобныя вещи,— сказалъ лордъ Донманъ,— судъ присяжныхъ обратится въ посмшище, комедію и ловушку’. Приговоръ былъ отмненъ и О’Коннель съ своими товарищами по заключенію были вынесены изъ тюрьмы съ торжественною процессіей, затмившей собою вс когда бы то ни было до тхъ поръ виднныя въ Ирландіи общественныя демонстраціи.

Такова вкратц исторія этого богатаго событіями времени. Позади и рядомъ со всмъ этимъ существовали причины и вліянія, способныя сами по себ вызвать важныя политическія перемны. Съ 1846 года въ Ирландіи занялась заря переходнаго времени. Школы и газеты уже начадя давать себя чувствовать. О’Коннель замчалъ, что вокругъ него нарождается новое поколніе, клокочетъ подъ благодтельнымъ деспотизмомъ его предводительства и протестуетъ противъ его канона ‘безпрекословнаго повиновенія’, разъ оно иметъ свое собственное мнніе. Онъ теперь уже былъ старикомъ, а не прежнимъ блестящимъ и великодушнымъ керрійцемъ дней эмансипаціи. Онъ дрожалъ за возможныя безразсудства тхъ пылкихъ ораторовъ и мятежно-патріотическихъ поэтовъ, которые быстро вливали свой смлый духъ въ окружающія массы. Во время своей юности онъ цнилъ Телля и Гоффа и до поры до времени горлъ удивленіемъ передъ 300 въ ермопилахъ. Но теперь, уязвленный въ самое больное мсто неудачей своихъ общаній и политики и подавленный мрачными предчувствіями невозможности боле отвращать столкновеніе между народомъ и правительствомъ,— онъ уже не могъ выносить всего этого. Онъ называлъ молодыхъ ораторовъ и поэтовъ ‘партіей войны’, но ошибался,— ни одинъ изъ нихъ тогда не мечталъ о войн или обращеніи къ физической сил. Заботясь объ огражденіи законнаго существованія ‘Repeal Association’, онъ однажды предложилъ резолюціи, въ которыхъ если и не высказывалось, то подразумевалось ршительное осужденіе всякой попытки — въ какое бы то ни было время или вк, климат или стран — устранять политическое зло путемъ вооруженнаго возстанія. Эти резолюціи были направлены противъ тхъ людей, которые тогда уже были извстны подъ именемъ ‘молодой Ирландіи’ и составляли интеллектуальный цвтъ движенія объ отмн,— люди, которыхъ геній возвысилъ и облагородилъ, а труды ихъ укрпили ирландскую политику. Они заявили свою готовность подписать такія резолюціи по отношенію къ своимъ собственнымъ цлямъ и стремленіямъ, но отказались, какъ они выражались, клеймить людей другаго времени и другой борьбы. О’Коннель съ этимъ не былъ согласенъ, и изгнаніе или отлученіе, съ цлью оказать успокоительное дйствіе на ирландскую политику, раскололо ‘Repeal Association’ на-двое.

Съ поверхностной точки зрнія большей части англійскихъ политиковъ, все это было лишь ‘ирландскою ссорой’, политическимъ споромъ. Еслибы подобныя же обстоятельства явились въ бельгійской, итальянской или французской исторіи, политическіе философы изучали бы ихъ. Громадныя выгоды, несомннно иногда представляемыя сосредоточеніемъ политической власти и авторитета въ рукахъ одного человка, были куплены цной тяжелыхъ опасностей и наказаній. Когда возрастъ ослабилъ умъ диктатора, противорчіе для него становится все боле и боле невыносимымъ, а лесть — боле и боле пріятна его слуху. Подхалимство называется врностью, а честная независимость подозрвается, какъ противозаконное стремленіе. Старый великій трибунъ, опустившись физически и умственно, сдлался предметомъ игры въ нашептываніе ревности и подозрній. Привыкши пользоваться неограниченнымъ авторитетомъ, получать безпрекословное повиновеніе и подъ вліяніемъ вдохновеній, управлявшихъ имъ въ то время, онъ видлъ въ ученикахъ новой умственной школы лишь стакнувшихся и завистливыхъ претендентовъ на его тронъ.

Но помимо всего этого теперь настало время бдствія, подъ давленіемъ котораго все должно было остановиться. Голодъ 1846 и 47 гг. прошелъ по земл, какъ разрушительная буря. Въ такой моментъ политическая агитація или организація были бы такъ же неумстны, какъ среди экипажа гибнувшаго судна или обитателей горящаго дома. Дикая борьба за жизнь, за одно существованіе, перевшивала всякое другое стремленіе. Казалось, общество разлагается на свои примитивные элементы. Объятый ужасомъ, смотрлъ О’Коннель на развалины дла, на разложеніе народа, которому онъ отдалъ всю свою жизнь. Въ душевной агоніи онъ кинулся на послднее средство, чтобы спасти его. Онъ уже не громилъ презрніемъ,— онъ рыдалъ и молился: ‘о Боже, твой народъ погибаетъ!’ Борьба была слишкомъ невыносима. Великое сердце и громадный мозгъ подались. Печально и безнадежно опускался старикъ въ могилу. Онъ жилъ слишкомъ, слишкомъ долго и видлъ разрушеніе всего, что такъ любилъ. Въ Римъ, въ Римъ, стремился онъ теперь, онъ хотлъ видть передъ смертью преемника Св. Петра и постить алтарь апостоловъ. Но ему не суждено было сдлать этого: на пути онъ остановился въ ‘Гену великолпной’, какъ онъ выразился, чтобы немного отдохнуть. Близкіе люди видли, что уже не далекъ и его великій отдыхъ. 15-го мая 1847 г. все было кончено: ирландскаго ‘освободителя’ не стало.

Печальный конецъ для великой карьеры!… Стеченіе фатальностей!.. Теперь всякій можетъ понимать, что далеко прежде, чмъ первая тнь голода появилась на сцен, катастрофа была неизбжна. Великая организація, такъ широко охватившая національныя надежды и стремленія, была дйствительно при конц своего существованія. Посл отлученія молодой Ирландіи правительству не было нужды заниматься своимъ нкогда страшнымъ врагомъ. Власть О’Коннеля была уничтожена навсегда. Но ничто не могло лишить его чела лавровъ прошлаго. Онъ сыгралъ свою роль, онъ благородно выполнилъ возложенную на него задачу. ‘Я долженъ былъ пасть подъ Ватерлоо’, сказалъ съ грустью Наполеонъ на остров Св. Елены. О’Коннель долженъ былъ умереть въ ‘двадцать девятомъ’ или можетъ-быть въ великій день Тара — въ тысяча восемьсотъ сорокъ третьемъ году.

IV.
Конфедерація риббонменовъ.

Въ теченіе полустолтія (отъ 1820 до 1870 г.) тайная конфедерація, основанная на клятв и извстная подъ именемъ ‘Ribbon Society’, была источникомъ постояннаго горя и непрерывнаго ужаса для земледльческихъ классовъ Ирландіи. Лордъ въ своемъ замк и крестьянинъ въ своей хижин одинаково чувствовали существованіе этой ненавистной власти.

Мн кажется, можно доказать, что въ Ирландіи боле чмъ въ теченіе цлыхъ 100 лтъ, или даже съ начала прошлаго столтія, не переставали существовать такія или иныя тайныя аграрныя конфедераціи и вс он возникали изъ одного источника — бдствій и раздоровъ, порождаемыхъ дурной поземельною системой. Однакожь не многія изъ нихъ достигли размровъ риббонской конспираціи и ни одна не существовала такъ долго, какъ эта.

И тмъ боле странно, даже невроятно, что хотя существованіе ея и составляло такой чке общеизвстный фактъ, какъ царствованіе королевы Викторіи или жизнь Даніеля О’Коннеля,— хотя данныя объ ея преступленіяхъ потрясали судей и присяжныхъ, а отчеты о процессахъ по нимъ занимали собою парламентскіе комитеты и наполняли увсистыя синія книги,— тмъ не мене до сихъ поръ существуетъ большое разногласіе мнній и выводовъ относительно ея настоящихъ цлей, происхожденіи, устройства, характера и назначенія.

Всего боле распространено мнніе, что единственной и главною цлью ея существованія было преобразованіе поземельныхъ отношеній, а не политическій вопросъ или сверженіе существующаго правительства. Но такое заключеніе можетъ быть плодомъ только поверхностнаго знанія или неточнаго изслдованія предмета. Чмъ бы ни былъ позднйшій риббонизмъ, несомннно, что въ раннюю пору своего существованія онъ держался именно ‘политическихъ’ цлей въ указанномъ смысл слова. Можетъ-быть врне будетъ сказать, что въ нкоторыхъ частяхъ Ирландіи и въ нкоторые періоды существованія онъ представлялъ организацію этого характера, ибо я давно уже убдился, что риббонизмъ одного времени совсмъ не то, что риббонизмъ — другого и что толкованіе его цлей и характера собственными его членами въ одномъ графств или околодк не таковы, какъ въ другомъ. Въ Ульстер онъ объявлялъ себя лигой защиты мщенія противъ оранжистовъ, въ Мюнстер онъ сначала былъ направленъ противъ сборщиковъ десятины, въ Банаут былъ организованъ противъ высокихъ рентъ и изгнаній, въ Лейнстер онъ цредписывалъ своими приказами и вынуждалъ своимъ мщеніемъ наемъ или увольненіе рабочихъ, мастеровъ и даже домашней прислуги. Это послднее видоизмненіе вообще предшествовало вымиранію организаціи въ данной мстности и было, очевидно, самою низкой и недостойною формой, въ которую она съ теченіемъ времени выродилась или опустилась. Однако несомннно, что риббонизмъ везд имлъ нкоторый общія формы и черты, и многія изъ нихъ достойны замчанія. Во-первыхъ, хотя въ нкоторые періоды и въ нкоторыхъ мстностяхъ онъ и принималъ видъ политической организаціи, но въ отчетахъ о риббонскихъ процессахъ невозможно найти ни указаній, ни слдовъ участія въ немъ людей съ положеніемъ въ обществ или образованіемъ выше самаго низкаго уровня, и едва ли мн нужно прибавлять, что ни въ какое время ирландской исторіи эта организація не была въ точномъ смысл слова политическимъ тайнымъ обществомъ. Риббонское Общество, кажется, составлялось исключительно изъ фермеровъ, крестьянъ и чернорабочихъ, а въ городахъ — изъ мелкихъ лавочниковъ, въ домахъ которыхъ и собирались ‘дожи’. Ихъ документы, переписка, правила, пароли и адресы показываютъ въ большинств случаевъ грубую безграмотность, тмъ не мене устройство и управленіе организаціей обнаруживали большое искусство, энергію, бдительность и не малыя средства. Слдующій общій фактъ состоитъ въ томъ, что хотя сначала при первомъ появленіи Общества католическое духовенство и вело съ нимъ ршительную войну,— съ каедры порицало его и даже шло такъ далеко, что отказывало его членамъ въ причастіи,— Общество было исключительно католическое. Протестантъ не могъ сдлаться членомъ его ни подъ какимъ видомъ, мало того, не принимались даже лица состоявшія въ близкомъ родств съ протестантами. Эта черта едва ли не единственная, имвшая всеобщее распространеніе и оставшаяся неизмнною въ сотн формъ ирландскаго риббонизма. Такой фактъ, между прочимъ, повелъ къ крайне ошибочному мннію, которое приписываетъ организаціи цли фанатическаго сектантства и поощряетъ стряпанье довольно неловко сочиненныхъ ‘ряббонскихъ клятвъ’. Одна изъ нихъ цитировалась Монкомъ въ палат общинъ 18 марта 1871 года и гласитъ слдующее:

‘Клянусь содйствовать въ случа нужды всми моими силами и умомъ избіенію протестантовъ, взведенію еретиковъ, сожиганію британскихъ церквей и истребленію какъ протестантскихъ, такъ и всякихъ другихъ королей и князей и охраненію римской церкви и ея организаціи… Я клянусь также врить, что не существуетъ разршенія ни папы римскаго, ни какой другой власти въ этой церкви или какой другой для отреченія отъ власти папы’.

Подложность этого документа тотчасъ же была замчена и указана въ Ирландіи. Авторъ его не только не былъ католикомъ (какимъ необходимо долженъ быть всякій риббонменъ), но онъ даже не былъ знакомъ съ тмъ, какимъ образомъ католики относятся къ задтому здсь предмету. Они никогда не товорятъ и не пишутъ о своей католической церкви, какъ объ ‘этой церкви’, ‘папа римскій’ — въ Ирландіи также фраза чисто-протестантская, а не католическая, ирландскіе крестьяне едва ли знаютъ, что такое ‘британскія церкви’. Даже главный секретарь Ирландіи (лордъ Гартингтовъ) призналъ, что хотя копія этого документа и была найдена, въ одномъ дом близъ Муллингара, но его подлинность не была засвидтельствована въ Дублинскомъ замк.

Подлинныхъ риббонскихъ клятвъ, достоврно употреблявшимся въ ложахъ, удивительное множество и разногласія ихъ вполн подтверждаютъ мое мнніе, что сбивчивость свдній о начал, характер и цляхъ организаціи мшала раскрытію ея, или что существовало нсколько риббонскихъ системъ, совершенно противоположныхъ другъ другу. Въ періодъ отъ 1820 до 1870 г. было обнаружено или ‘сообщено’ подъ присягой боле двадцати противорчащихъ риббонскихъ клятвъ. Нкоторыя изъ нихъ, напримръ, заключаютъ обязательства на самую преданную врность королев, другія — присягу въ врности ‘Даніэль О’Коннелю, настоящему королю Ирландіи, или его старшему сыну — Морису О’Коннелю, нашему главнокомандующему’. Противорчіе этихъ двухъ клятвъ или родовъ клятвъ, добытыхъ не только въ свидтельскихъ комнатахъ, но и въ самыхъ собраніяхъ ложъ въ числ другихъ рукописныхъ документовъ, объясняется различно. Одно изъ очень вроятныхъ мнній заключается въ томъ, что мстныя должностныя лица Общества во многихъ случаяхъ прибавляли въ данной форм свои собственныя слова. Общими чертами всхъ клятвъ, кажется, было: храненіе тайнъ Общества, безпрекословное повиновеніе его должностнымъ лицамъ, готовность собираться и исполнять приказы ‘въ теченіе двухъ часовъ’, обязательство помогать сочлену въ случа его побоевъ или обиды. А въ нкоторыхъ экземплярахъ заключался даже параграфъ — ‘не напиваться до пьяна, чтобы не открывать тайнъ Общества’.

Не особенно давно мн показывали печатный рапортъ (кажется, теперь очень рдкій) суда въ Дублин въ 1840 г. надъ Ричардомъ Джонсомъ, первымъ высшимъ должностнымъ лицомъ и, по всей вроятности, первымъ членомъ Риббонскаго Общества, котораго правительство подучило возможность осудить только посл двадцатилтнихъ безплодныхъ усилій подкопаться подъ организацію. Въ этомъ документ часто длаются ссылки на книгу, найденную у подсуднаго, въ которой находится нчто въ род стенографическихъ копій со всей его переписки съ разными ложами и ихъ должностными лицами, а также знаки, пароли, законы и правила Общества. Правительство не представило на судъ всего содержанія этой книги, но для собственныхъ надобностей съ нея была снята полная копія,— вроятно, это былъ самый обстоятельный и достоврный документъ, какимъ правительство когда бы то ни было располагало относительно характера, цлей и дятельности Риббонскаго Общества. Правительственные документы не всегда строго охраняются,— тождественный рукописный переводъ тайной книги Джонса находится теперь въ моихъ рукахъ {Я увренъ, что нсколько лтъ тому назадъ, посл смерти извстнаго чиновника Дублинскаго замка, черезъ большія книжныя давки Дублина прошли гораздо боле важные документы. Прим. авт.}.

Джонсъ былъ прикащикомъ у одного торговца на Смитфидьдскомъ рынк въ Дублин и состоялъ главнымъ секретаремъ риббонской организаціи въ Ирландіи. Въ дйствительности онъ, кажется, былъ душой Общества. Чтеніе его корреспонденціи несомннно показываетъ, что риббонизмъ того времени имлъ политическія цли и нкоторыя претензіи. Самъ Джонсъ, рисующійся въ нихъ, очевидно, человкомъ не дюжинныхъ способностей и силы характера, несмотря на свое очень дурное образованіе, отнюдь не обнаруживаетъ чего-нибудь подобнаго вульгарному и продажному плутовству, въ которомъ обыкновенно обвиняютъ риббонскихъ организаторовъ. Съ начала до конца онъ энергически старается подавить въ Обществ раздоры, совтуетъ союзъ и поощряетъ изгнаніе изъ него дурныхъ или сомнительныхъ личностей. Во всемъ дл я не нашелъ ни слда себялюбивой корысти или выгоды, а скорй совсмъ напротивъ. Что касается до цлей всей конфедераціи, то хотя по этому пункту тамъ и существуетъ удивительная неопредленность, сбивчивость, тмъ не мене письма Джонса полны намеками вполн политическаго характера: ‘сдлать Ирландію свободной’, ‘освободить нашу страну’, ‘соединить всхъ католиковъ’ — встрчаются безпрестанно, какъ великія цли Общества. 24 апрля 1838 года Джонсъ пишетъ въ одному должностному лицу Общества въ Англіи: ‘Извстите насъ немедленно, каково направленіе друзей, принадлежащихъ къ гиберніанамъ въ Ливерпул. Если они дйствуютъ на пользу своей родины, то пусть соединятся съ людьми желающими видть ее свободной. Соединяйтесь и освободите вашу родину! — должно быть девизомъ всякаго честнаго ирландца’. Мало того, какъ это ни странно, я нашелъ въ одномъ изъ писемъ Джонса, не читанныхъ на суд, замчаніе, которое звучитъ особенно курьезно въ теперешнее время: ‘Часъ затрудненій для Англіи близокъ,— русскій медвдь подходитъ къ ней въ Индіи’. 21 мая 1838 года Андрей Дардисъ и Ричардъ Джонсъ, великій мастеръ и великій секретарь, пишутъ начальнику провинціальной ложи: ‘Мы рады слышать, что народъ вашего графства, прежде враждебный интересамъ родины, собирается съ вами 27-го числа, чтобъ объединиться въ чувствахъ’. Наконецъ, становится вполн яснымъ, что въ нкоторомъ туманно-общемъ смысл риббонмены этого періода были склонны смотрть, на организанію какъ на политическое учрежденіе противное правительству, а не какъ на простую аграрную лигу, какою она сдлалась поздне.

Имя ‘Риббонскаго Общества’ она получила не раньше какъ около 1826 года Прежде она была извстна подъ именами ‘Liberty Men’, ‘Religions liberty Sistem’, ‘United Sons of Irish Freedom’, ‘Sons of Shamrock’ и другими. Съ раннихъ временъ существовало нсколько риббонскихъ организацій, враждовавшихъ другъ съ другомъ, и великая заслуга Джонса, кажется, въ томъ и состояла, что онъ прекратилъ эту борьбу и вызвалъ сліяніе.

Правительство по-истин становилось въ тупикъ передъ противурчивыми отчетами объ Обществ, которые отъ времени до времени ему посылали магистраты и полиція. Больше же всего оно вводилось въ заблужденіе выдумками нанятыхъ агентовъ или доносчиковъ въ рядахъ самой организаціи. Эти послдніе были довольно многочисленны и ихъ ‘сообщенія’, по крайней мр по количеству, стоили своей платы, но само правительство сознавалось, что едва ли хоть въ одномъ изъ этихъ случаевъ и по поводу хоть одной частности оно можетъ полагаться на ихъ росказни. Доносчики, кажется, знали очень мало о томъ, что дйствительно существовало, но за то очень многое выдумывали сами. М-ръ Барнсъ, штатный магистратъ и вполн довренное лицо правительства, пишетъ главному секретарю относительно одного изъ этихъ доносчиковъ, о разсказахъ котораго лордъ-лейтенантъ спрашивалъ его мннія,— слдующее: ‘Этотъ человкъ былъ мн извстенъ съ прошлаго октября мсяца. Изъ знакомства съ нимъ я не колеблюсь аттестовать его за одного изъ совершенныхъ и отъявленныхъ плутовъ во всей Ирландіи. Прежде онъ былъ полицейскимъ и уволенъ за дурное поведеніе. Онъ — протестантъ и перешелъ въ католицизмъ, какъ уврялъ меня, съ цлью сдлаться риббонменомъ и выдавать ихъ тайны. Служилъ у меня 4 или 5 мсяцевъ тайнымъ агентомъ для доставленія свдній, получилъ за это время около 15 фунтовъ и кончилъ наши отношенія тмъ, что объявилъ себя — и готовъ былъ подтвердить это подъ присягой — однимъ изъ участниковъ шайки, убившей Моррисона (повреннаго лорда Лортона), предлагая при этомъ себя въ свидтели и прося ‘награды и прощенія’ за доносъ. Зная наврно, что все это — ложь, я ршился не имть съ нимъ больше никакихъ длъ и прекратилъ всякія сношенія’.

Другіе магистраты не были такъ проницательны, какъ Барнсъ, и этотъ ‘совершенный и отъявленный плутъ’ везд находилъ себ мста, какъ тайный агентъ для слженія за риббонизмомъ. Есть очень мало поводовъ думать, что на этомъ пути онъ употреблялъ пріемъ, въ несчастію очень нердкій, въ преслдованіи тайныхъ обществъ Ирландіи, именно самъ вербовалъ членовъ и организовалъ или совершалъ преступленія, а потомъ доносилъ властямъ и подъ присягой обвинялъ обманутыхъ простаковъ и соучастниковъ {М-ръ Фоссетъ, главный магистратъ Слиго, пишетъ секретно лорду-лейтенанту въ отвтъ на его запросъ объ одномъ изъ такихъ доносчиковъ: ‘Это очень сомнительная личность, на непровренныя показанія которой никакъ не слдуетъ полагаться. Мн кажется, его цль — извлекать изъ своихъ доносовъ деньги’. М-ръ Браунригъ, провинціальный полицейскій инспекторъ, пишетъ о другомъ: ‘Онъ — человкъ очень дурныхъ качествъ’,— о третьемъ: ‘Я имю свднія отъ лица, которому можно довриться, что это очень дурной человкъ’. О четвертомъ штатный магистратъ, м-ръ О’Брайенъ, говорятъ: ‘Показанія упомянутаго Джонса ничего не стоятъ. М-ръ Браунригъ и я пришли къ заключенію, что онъ не говоритъ ни одного слова правды и что его цль — получать деньги’. Такихъ фактовъ можно привести множество.}.

М-ръ Голлъ Ровенъ, штатный магистратъ, сдлавшій, кажется, разоблаченія риббонизма своею спеціальностью, доставилъ самыя точныя свднія по этому предмету. Во многихъ случаяхъ онъ, очевидно, слишкомъ легковренъ и даже правительство считаетъ его свднія часто преувеличенными, однакоже, несомннно, въ нихъ много и истины. Согласно ему, существовало ‘Общество тайныхъ риббонменовъ’ (Society of Confidential Ribbonmen). Онъ подробно разсказываетъ со словъ одного изъ своихъ агентовъ, несомннно принадлежащаго къ вышеуказанному разряду людей, что оно было основано въ 1798 году лордомъ Эдуардомъ Фицгеральдомъ, что его ‘настоящія цли заключались въ низверженіи королевы и замщеніи ея католическимъ королемъ Ирландіи, Даніэлемъ О’Коннелемъ, представителемъ г. Дублина въ парламент,— въ уничтоженіи протестантской религіи въ Ирландіи и въ возвращеніи прежнимъ владльцамъ имній, отнятыхъ насиліемъ Кромвелла, списки которыхъ хранятся у католическаго духовенства’. Общество было распространено по всей Ирландіи и управлялось собраніемъ, носившимъ имя ‘великой риббонской ложи Ирландіи’ (Grand Ribbon Lodge of Ireland), оно состояло изъ представителей отъ различныхъ провинціальныхъ организацій. Каждый приходъ доставлялъ четыре раза въ годъ отчеты о числ членовъ. Въ каждомъ изъ нихъ былъ ‘приходскій комитетъ’ (Parochial Committee) изъ 12 членовъ, включая ‘приходскаго начальника’ (Parochial Master). Делегаты отъ всхъ такихъ приходскихъ комитетовъ составляли въ каждомъ баронств — ‘баронскую ложу’ (Baronial Lodge). Вс приказы Общества требовали отъ членовъ повиновенія подъ страхомъ смерти. Члены Общества въ каждомъ графств узнавали другъ друга по знакамъ и паролямъ, которые издавались на каждый мсяцъ главною ложей и мнялись всякій разъ, какъ только являлось основаніе думать, что существующіе или текущіе знаки (‘товары’, какъ они назывались) могли быть открыты полиціей. Были особенныя фразы для привтствія и ‘слова для ссоры’, т.-е. слова, которыя два ссорившіеся между собой человка должны были употреблять для того, чтобъ убдиться, не ‘братья’ ли они, и въ послднемъ случа немедленно остановиться. Вотъ нкоторые изъ этихъ знаковъ и паролей:

Для октября.

Замчаніе. Зима приближается.

Отвтъ. Уже время ожидать этого.

Замчаніе. Нашъ врагъ найденъ.

Отвтъ. Наши стражи бдительны.

Ночью.

Зам. Свжая ночь.

Отв. Время ожидать этого.

Для ссоры.

Зам. Вы ошибаетесь.

Отв. Сожалю объ этомъ.

Знаки.

Правая рука къ правому колну, а большой палецъ лвой руки въ карман штановъ.

Нужно замтить, что первое замчаніе всегда состоитъ изъ безобиднаго и общаго мста, которое не можетъ вызвать подозрнія, если даже и будетъ обращено къ чужому человку. ‘Зима приближается’ — замчаніе, не выходящее изъ ряда вонъ въ октябр мсяц. Если за нимъ слдуетъ немедленный отвтъ: ‘Время ожидать этого’, то первый иметъ основаніе думать, что онъ говоритъ съ ‘братомъ’ — риббонменомъ. Чтобъ окончательно убдиться въ этомъ, онъ длаетъ второе замчаніе, понятное только для члена Общества: ‘Нашъ врагъ найденъ’,— и отвтъ: ‘Наши стражи бдительны’ — окончательно устанавливаетъ братство между обими сторонами. Такимъ же образомъ объясняются и ссорныя слова. Вотъ другія формы:

Зам. Дни становятся длинны.

Отв. Жизнь человческая укорачивается.

Зам. Не получили ли вы какихъ новостей?

Отв. Имъ хорошо въ Канад.

Ссорныя слова.

Зам. Не слдуетъ быть охотникомъ до ссоръ.

Отв. Отнюдь нтъ.

Даже тогда, 40 лтъ тому назадъ, Россія такъ часто фигурировала въ англійской политик, что ея имя нашло себ мсто въ этихъ пароляхъ.

Зам. Какого вы мннія о теперешнемъ времени?

Отв. Я думаю, что рынки поднимаются.

Зам. Иностранная война служитъ причиной этого.

Отв. Это русскіе хотятъ тиранизировать, но сыны Ирина, гд бы они ни были, всегда должны стоять на почв законности.

Ночныя слова.

Зам. Сколько лтъ лун?

Отв. Право, я не знаю.

Знакъ.

Правая рука третъ лобъ. Въ отвтъ лвая рука опускается въ карманъ.

Начальное замчаніе, какъ я уже сказалъ, всегда невинна и искусно касается до текущихъ событій. Такимъ образомъ затрудненія министерства Мельборну тоже попали сюда:

Зам. Что вы думаете о правительств?

Отв. Оно сильно расколото.

Зам. Еслибы только сыны Патрика {Фигуральное имя Ирландіи.} могли все преодолть.

Отв. Добыть права Грану Эйль {Въ это время происходило канадское возстаніе М. Папино.}.

Съ давнихъ поръ среди риббонменовъ былъ въ употребленіи обычай давать свои знаки и пароли, на подержаніе, въ случа опасности или другой помощи, друзьямъ, часто людямъ совершенно далекимъ отъ риббонизма. Покойный Джонъ Грей разсказывалъ мн, какъ онъ вотировался въ 1852 г. въ представители графства Монаганъ. Пріхавши въ городъ, онъ узналъ, что противники купили себ въ одномъ околодк поддержку риббонменовъ, какъ избирательной толпы, которые и должны не пропустить его черезъ городъ къ площади избирательнаго собранія. Онъ вполн понималъ опасность появиться среди этихъ людей, но въ послднюю минуту его отчаянія на помощь явился неожиданный другъ. Это была таинственная личность, которая сказала, что ‘для Ирландіи было бы позоромъ, еслибы патріотическій издатель Freemans Journal’а былъ побитъ палками среди улицы или принужденъ прятаться въ своемъ отел’. Поэтому онъ доврилъ Джону Грею текущіе риббонменскіе знаки, первый изъ которыхъ былъ — просто провести пальцемъ правой руки по рту. Грей колебался одну минуту, не была ли это ловушка, чтобы заманить его въ среду враговъ, однако быстро отбросилъ эту мысль и смло ршился идти. Товарищи въ отел, не зная въ чемъ дло, напрасно старались удержать его. Когда онъ вышелъ на улицу, то среди толпы, тснившейся около дверей, раздались свирпые крики и сотни палокъ поднялись въ воздух.

Онъ спокойно поднесъ руку ко рту и сдлалъ знакъ. ‘Только на одинъ мигъ,— сказалъ онъ, передавая мн разсказъ,— ужасная неизвстность мелькнула въ моемъ ум, но я сдлалъ надъ собой усиліе и не показалъ ни слда смущенія. Моментально все смолкло, вс палки опустились, толпа разступилась и я свободно прошелъ среди нея до самой площади, гд въ зданіи суда происходило собраніе избирателей’.

Я самъ знаю случаи, гд подержка или противодйствіе риббонменовъ на выборахъ покупались на фунты, шиллинги и пенсы. Ричардъ Свифтъ, выбранный въ 1852 году представителемъ въ парламентъ отъ Слиго, одинъ изъ наиболе искреннихъ и достойныхъ англичанъ, когда бы то ни было исполнявшихъ общественную службу для Ирландіи,— былъ забаллотированъ въ 1857 г. наврно только потому, что отказался дать ложамъ требуемую ими, въ качеств дани, сумму денегъ.

Однаножь, я долженъ прибавить, мн извстны другіе случаи, гд риббонмены держались мене продажной политики,— они презрительно отказывались драться за плату.

Но, увы, если кто-нибудь вздумаетъ взглянуть на дйствительные результаты риббонской системы въ Ирландіи, обозрть ея кровавую работу 50-ти лтъ, тому представится ужасный видъ! Не разъ говорилось и, вроятно, не безъ основанія, что установился ложный обычай приписывать риббонской организаціи всякую гнусность, совершенную въ стран, всякое кровавое дло, повидимому, возникшее изъ аграрной лиги или конспираціи. Разсказы о ночныхъ трибуналахъ и смертныхъ приговорахъ на собраніяхъ ложъ встрчались горячимъ отрицаніемъ и требованіемъ доказательствъ. Очень можетъ быть, что отчеты о собраніяхъ ложъ и не представляютъ такихъ доказательствъ, однакожь существуетъ множество указаній на то, какъ ложи издавали распоряженія объ угрожающихъ объявленіяхъ и предостереженіяхъ й предписывали посщеніе домовъ съ террористическими цлями. Но напрасны старанія доказать, что Риббонское Общество не сдлалось въ конц концовъ, каковы бы ни были цли и намренія его первыхъ членовъ, гнусною организаціей для преступленія и убійства. Одно изъ неизбжныхъ золъ подобныхъ тайныхъ обществъ, основанныхъ на клятв и управляемыхъ посредствомъ безпрекословнаго повиновенія младшихъ старшимъ, заключается въ томъ, что они очень легко и быстро могутъ опускаться до самаго низкаго уровня деморализаціи и становятся союзами для удовлетворенія лишь личной мести. Люди, посвящающіе себя систематическимъ убійствамъ ради какихъ бы то ни было цлей, до того быстро извращаются, что отнятіе жизни въ ихъ глазахъ перестаетъ быть гнуснымъ дломъ. Было время, когда риббонменскія преступленія вызывали во всякомъ случа сильное возбужденіе, но затмъ явилось время, когда они начали своимъ излишествомъ вызывать отвращеніе общественной совсти. Месть Общества была жестока и ужасна. Около сорока лтъ тому назадъ католическое крестьянство графства Лонгфорда было объято паническимъ ужасомъ, увидя ясные признаки систематическаго вытсненія себя изъ страны съ цлью очистить мста для протестантскаго ‘насажденія’. Лорда Лортона въ значительной степени слдуетъ считать отвтственнымъ за эту тревогу и ея послдствія. Онъ началъ поголовныя изгнанія своихъ католическихъ арендаторовъ при самыхъ затруднительныхъ для нихъ обстоятельствахъ, нсколько фермъ были послдовательно очищены и переданы въ руки пришельцевъ протестантовъ. Народная паника, безъ сомннія, сильно преувеличила то, что было сдлано, и то, что имлось въ виду сдлать, но его дйствительныхъ поступковъ было достаточно для того, чтобы вызвать возникшее отсюда дикое возбужденіе. Оно вылилось въ одну изъ поразительныхъ главъ дикой мести въ ирландской лтописи. Стараясь защитить самого себя и объяснить свой образъ дйствій, лордъ Лортонъ разсказывалъ впослдствіи такимъ образомъ о судьб протестантскихъ фермеровъ — Брока, Діамонда, Мурхеда, Коля, Каткарта, Роллинса, другаго Діамонда, другаго Мурхеда и Моррисона, водворенныхъ имъ на фермахъ изгнанныхъ католиковъ:

Что сталось съ Брокомъ?— ‘Онъ былъ убитъ вскор посл занятія фермы, около своего дома, въ 6 часовъ вечера’.

Что сталось съ Діамондомъ?— ‘На него напали и сильно изувчили. Теперь онъ въ безпомощномъ состояніи’.

Что сталось съ Александромъ Мурхедомъ?— ‘Онъ потерялъ весь свой скотъ въ январ’.

Что сталось съ Колемъ?— ‘Его ранили и избили самымъ жестокимъ образомъ, когда онъ халъ покупать скотъ. На выздоровленіе нтъ надежды’.

Что сталось съ Каткартомъ?— ‘Въ него стрляли четыре раза и наконецъ убили около собственнаго дома’.

Что сталось съ Роллинсомъ?— ‘Роллинсъ и другой Діамондъ жили вмст. Ихъ скотъ былъ найденъ перебитымъ, ободраннымъ и зарытымъ въ болот’.

Что сталось съ Тугомъ Мурхедомъ?— ‘Его убили вечеромъ, когда онъ сидлъ вмст съ своимъ небольшимъ семействомъ возл огня’.

Что сталось съ Вильямомъ Моррисономъ?— ‘Онъ былъ убитъ. Шайка вооруженныхъ людей напала на него и убила въ одномъ дом въ Друмлиш’.

Этотъ ужасный перечень всякому даетъ понятіе о дяніяхъ тайныхъ аграрныхъ обществъ. Меня это, конечно, особенно возмущаетъ еще и потому, что тутъ примшивается религіозный элементъ. Однако картина иметъ и другую сторону, на которую стоитъ посмотрть. Вина однихъ не уменьшаетъ отвтственности другихъ,— нужно имть въ виду об стороны. Я привелъ разсказъ о мести убійцъ въ собственныхъ словахъ благороднаго лорда Лортона. Но я долженъ теперь подвести итогъ е го собственнымъ поступкамъ со словъ крестьянъ Баллинамука и это будетъ перечень варварскихъ жестокостей. Отношенія между нимъ и народомъ въ это тяжелое время, кажется, приняли видъ смертельной и непримиримой войны. Его собственноручный документъ, писанный за годъ до очищенія Баллинамука (описаннаго ниже) и служащій ‘оправданіемъ’ этого безчеловчнаго и потрясающаго дла, даетъ нкоторое понятіе о нрав лорда Лортона:

‘Если въ какомъ-нибудь мст его владній будутъ совершены убійства или другія варварскія преступленія насилія и ближайшіе ассизы не постановятъ обвинительныхъ приговоровъ, то арендаторы будутъ изгнаны со всхъ его земель по истеченіи срока контрактовъ’.

Иначе говоря, поголовныя изгнанія, равносильныя гибели и смерти раззореннаго народа, должны были непремнно послдовать, если только корона въ ближайшихъ ассизахъ не преслдовала и не обвиняла за убійства и другія преступленія. Эдикты Вильгельма Руфуса были несравненно умреннй этого. Лордъ Лортонъ былъ такъ же добръ, какъ его угроза. Впослдствіи онъ публично и искренно высказывалъ свое сожалніе объ этой мести, которая вырвалась у него въ минуту раздраженія. Но было уже слишкомъ поздно,— онъ сдлалъ то, что не могло поправить никакое раскаяніе. Онъ отдалъ приказъ выгнать все населеніе Баллинамука, а городъ сравнять съ землей. И приказъ былъ исполненъ. Эта сцена никогда не забудется въ Лонгфорд.

Одинъ протестантскій ландлордъ и магистратъ въ графств Слиго, который самъ много лтъ тому назадъ былъ ‘posted’, т. е. объявленъ въ прокламаціи приговореннымъ въ смертной казни риббонскими властями, уврялъ меня, что страшная свирпость закона, чрезмрныя наказанія и мстительный духъ, съ которымъ они налагались, не мало способствовали погруженію сельскаго населенія въ беззаконное и дикое состояніе.— ‘Я зналъ человка,— сказалъ онъ,— который былъ казненъ за то, что сломалъ накладку у двери и освободилъ своего собственнаго, но арестованнаго и запертаго, мула’. Это называлось примрною твердостью… Затмъ онъ прибавилъ, что ему извстенъ не одинъ случай, гд преступленіямъ риббонменовъ, какъ бы они гнусны ни были, предшествовали самые безсердечные вызовы. По-истин замчателенъ случай, благодаря которому, по словамъ моего пріятеля, найденъ былъ трупъ одного убитаго въ его околодк человка. Человкъ этотъ, по имени Мадденъ, злое, дерзкое, неумолимое существо, соединялъ въ себ почти вс качества, способныя сдлать его ненавистнымъ для народа. Онъ былъ сборщикомъ десятины и отличался грубостью и безчувственностью въ своихъ нашествіяхъ. Кром того, онъ былъ сборщикомъ рентъ и повреннымъ. Онъ зналъ, что окружающее населеніе ненавидитъ его, и презрительно отвчалъ ненавистью съ своей стороны. Наконецъ, въ ночномъ совт было ршено, что Мадденъ долженъ умереть. Группы по два и по три человка уже нсколько разъ подстерегали его за изгородью, но онъ случайно не проходилъ по тмъ дорогамъ. Наконецъ было выбрано по крайней мр 36 человкъ, вс раздлены на четыре партіи, по девяти въ каждой, и поставлены на всхъ путяхъ, какими онъ могъ возвратиться домой изъ базарнаго города. Одна изъ этихъ бандъ встртила, наконецъ, несчастнаго человка и убила его въ нсколькихъ десяткахъ ярдахъ отъ собственныхъ дверей. Они зарыли тло, когда оно было еще тепло (мало того,— ужасно разсказывать,— когда жизнь еще трепетала въ немъ), на углу ближайшаго свже-вспаханнаго поля, не оставивши никакихъ видимыхъ слдовъ кроваваго дла, которые могли бы разсказать о немъ. Мадденъ пропалъ. Поднялась суматоха. Полиція обшарила всю окрестность, обыскала каждый домъ, осмотрла каждый кустъ и заборъ — и все напрасно. Даже нити преступленія не было найдено. Казалось, это дло погрузилось въ непроницаемую тайну. Однажды дочь убитаго переходила съ одного поля на другое и взошла на старый каменный валъ, камень подался подъ нею и она тяжело упала впередъ. Чтобы предохранить себя отъ ушиба, она уперлась рукой въ землю. Лишь только рука ея погрузилась въ мягкую почву, она коснулась и схватила руку трупа своего отца. Несчастный, повидимому, боролся въ своей могил, когда убійцы оставили ее. Онъ выставилъ одну изъ рукъ вверхъ на разстояніи нсколькихъ дюймовъ отъ поверхности!…

Въ періодъ отъ 1835 до 1855 года риббонская организація имла наибольшую силу. За послднія 15 или 20 лтъ она постепенно исчезаетъ изъ большей части Ирландіи, хотя, странно сказать, по временамъ и до сихъ поръ еще проявляется въ одной или двухъ мстностяхъ въ наиболе низкой и порочной своей форм. Съ эмиграціей рабочаго класса она была занесена и въ другія страны, какъ Америку и Англію. Одно время самыя страшныя ложи были въ Ланкашир, куда, говорятъ, была перенесена для безопасности и главная квартира. Она, очевидно, посвятила себя нуждамъ и требованіямъ того класса, изъ котораго пополнялись ея ряды. Какъ дбма, въ Ирландіи, она провозглашала требованія фермеровъ и фермерскихъ чернорабочихъ противъ несправедливостей ландлордовъ и ихъ повренныхъ,— такъ въ Англіи она доказывала своимъ членамъ выгоды наступательной и оборонительной лиги въ форм терроризма. Когда появленіе ирландскихъ чернорабочихъ на англійскомъ рынк труда вызвало противъ нихъ рзвую враждебность окружающихъ низшихъ классовъ, они, по необходимости, вынуждены были организоваться въ тайный союзъ для огражденія своего существованія въ Англіи. Но все это теперь исчезло и немногіе запоздалые слды деморализованнаго риббонизма, какіе можно теперь найти, состоятъ въ большинств случаевъ лишь въ томъ, что жалкія лиги для самыхъ низкихъ и дурныхъ цлей, ради которыхъ ирландецъ убиваетъ ирландца, а также для охраны своего существованія и полученія мстъ, въ извстныхъ округахъ управляются тайнымъ трибуналомъ. Риббонизмъ былъ убитъ и его существованіе сдлалось невозможнымъ по мр того, какъ среди массы выростало боле здоровое общественное мнніе. Здсь снова школы и газеты оказались могущественными орудіями нравственнаго и политическаго перерожденія и риббонизмъ осужденъ на исчезновеніе передъ прогрессомъ ума и патріотизма.

V.
Отецъ Матью.

Говорятъ, ‘два солнца не могутъ сіять на одномъ неб’. Однакожь въ одномъ и томъ же період ирландской исторіи рядомъ съ Даніэленъ О’Коннелемъ, въ зенит славы, стоялъ его замчательный соотечественникъ и современникъ — Теобальдъ Матью, ‘апостолъ трезвости’.

Эти два человка пріобрли себ извстность и славу совершенно различныхъ характеровъ. Одинъ былъ политическимъ вождемъ, другой — моралистомъ-реформаторомъ. Одинъ опирался на преданность государственной партіи, а другой — на всеобщее уваженіе. Едва ли можно найти страну въ цивилизованномъ мір, гд бы не чтилась память отца Матью. Гд бы ни работали хорошіе люди во имя возвышенія человчества, разсказъ объ ихъ дятельности всегда будетъ вызывать на смлыя попытки, слушая его, всякому невольно хочется, чтобы плоды этой дятельности не погибали вмст съ дятелями, а переживали ихъ.

Теобальдъ Матью родился 10 октября 1790 г. въ Томастоунъ-гауз, близъ Бешеля въ Типперари, въ то время мст пребыванія Джорджа Матью, графа ландаффскаго. Матьюсы родомъ изъ Уэльса и, повидимому, поселились въ Типперари во время гражданской войны 1641 г. Въ 1650 году одинъ изъ членовъ этого семейства, капитанъ Джорджъ Матью, женившійся передъ этимъ на лэди Вагиръ, отъ имени короля владлъ замкомъ Вагиръ, но посл храброй защиты принужденъ былъ сдать его Кромвеллю. Протекторъ въ собственноручномъ письм подтвердилъ храбрость этой защиты.

Въ раннемъ возраст Теобальдъ былъ посланъ въ Мейнутъ приготовляться въ католическіе священники, но за нарушеніе дисциплины,— кажется, за угощеніе пріятелей-студентовъ въ своей комнат въ незаконные часы,— онъ подвергся удаленію изъ заведенія. Однакожь онъ окончилъ свое духовное образованіе въ капуцинскомъ коледж въ Килькени и былъ посвященъ въ 1814 г. Посл нсколькихъ лтъ священнической дятельности въ город Св. Канайса онъ былъ переведенъ начальствомъ въ коркскій мужской монастырь, гд и отдался своимъ обязанностямъ съ необыкновенною ревностью.

Въ порыв увлеченія успхомъ, какой имлъ крестовый походъ отца Матью противъ опьяняющихъ напитковъ, народъ началъ смотрть на него какъ на родоначальника и изобртателя всего движенія трезвости, однакожь это неврно,— онъ самъ былъ лишь прозелитомъ, приставшимъ къ длу, которое безъ его поддержки могло бы погибнуть въ Ирландіи. Во всякомъ случа въ 1836 г. въ Корк образовалась небольшая группа людей, увлеченныхъ доктриной совершеннаго воздержанія отъ спиртныхъ напитковъ. Они были главнымъ образомъ протестанты, а нкоторые изъ наиболе дятельныхъ между ними принадлежали къ религіозному исповданію, членовъ котораго, насколько хватаетъ моей памяти, можно найти въ числ иниціаторовъ почти всякой общественной и нравственной реформы и всякой гуманитарной или благотворительной попытки въ Ирландіи, т. е. къ ‘Обществу друзей’ {Иначе квакеровъ.}.

Когда вокругъ этихъ людей, еще не объявленныхъ сумасшедшими, начало распространяться мнніе, что человческая жизнь возможна безъ спиртныхъ напитковъ, коркскіе шутники до упаду хохотали надъ ихъ глупостью. На ихъ послдователей смотрли почти такъ же, какъ въ ныншній благословенный 1877 годъ смотрятъ на Шекерскую общину. Отъ нихъ требовалось не мало храбрости, чтобы быть ‘особеннымъ народомъ’ того времени. Нсколько поздне они смло выступили съ рядомъ публичныхъ чтеній, наврно зная, что ихъ ожидаютъ всеобщія насмшки, это обыкновенно длалось въ убогихъ школьныхъ помщеніяхъ или молитвенныхъ домахъ въ глухихъ переулкахъ. Сюда приходили любопытные послушать, что это такое, и посмотрть своими собственными, глазами на ‘фанатиковъ и глупцовъ’, которые думаютъ, что можно жить на свт безъ портера Биниша или Брауфорда и виски Уайза. Большинство, конечно, ‘шло посмяться’ и только немногіе, дйствительно, ‘оставались молиться’. Едва ли во всемъ королевств найдется другой городъ, который былъ бы такъ же преданъ сарказму, какъ Коркъ. Каждой извстной личности кмъ-нибудь изъ мстныхъ остряковъ давалось какое-либо прозвище. Всякій фактъ разсматривался съ его комической стороны. Въ столиц Мамона быть осмяннымъ значитъ быть уничтоженнымъ, и, конечно, это дло расхолаживанія людей было покрыто насмшками.

Неусыпно работая среди грязи и нищеты бднйшаго квартала Корка, молодой капуцинъ закладывалъ основаніе того обаятельнаго личнаго вліянія, которое впослдствіи составляло такую важную часть его силы. Въ то же время онъ не соглашался оставить ординарныхъ обязанностей своего священническаго званія, хотя он сами по себ были тяжелы и утомительны. Его дятельность далеко выходила за предлы духовной сферы. Онъ устраивалъ школы — воскресныя и ежедневныя, для дтей и взрослыхъ, нанималъ въ одномъ мст чердакъ, въ другомъ — третій этажъ и организовалъ техническіе классы, двочки обучались вязанью и шитью, а мальчики такимъ ремесламъ, къ какимъ оказывались наиболе склонны. Затмъ не было ни одного госпиталя, пріемной лчебницы, благотворительнаго общества или квартирнаго фонда въ Корк, гд бы онъ не былъ душой дла, двигающею всякое доброе начинаніе и постоянно побуждающею на новыя и новыя попытки въ томъ же направленіи. Вскор имя молодаго монаха сдлалось обыденнымъ словомъ, его неусыпная дятельность, его благородное самопожертвованіе, его горячее стремленіе поднять нравственныя и соціальныя условія несчастныхъ массъ повсюду были темой для разговора. Такая дятельность неизбжно поставила его въ прямыя отношенія съ лучшими людьми и филантропами всхъ исповданій и классовъ, а прелесть его обращенія, блестящая, геніальная и мягкая натура, его неподдльная простота и прямота скоро сдлали его любимцемъ какъ протестантовъ, такъ и собственныхъ единоврцевъ.

Между первыми было нсколько проповдниковъ абсолютнаго воздержанія и особенно фанатическій вождь движенія, человкъ, котораго имя и до сихъ поръ поминается добромъ корскими купцами и гражданами,— Вильямъ Мартинъ. Этотъ смлый квакеръ со своими друзьями долго проповдывалъ новое евангеліе — воздержаніе отъ алкоголя, но, несмотря на все уваженіе и теплоту, съ какими относилось къ нимъ окружающее католическое населеніе, они ясно чувствовали, что дать этому длу дйствительный ходъ среди народа можетъ только вліятельный и популярный католикъ. Однажды утромъ, когда честный ‘Биллъ Мартинъ’ и отецъ Матью встртились во время своего обычнаго посщенія одного госпиталя, между ними зашелъ разговоръ на очень обыкновенную тему о несчастіяхъ народа отъ пьянства. Вдругъ Мартинъ въ порыв страстной горечи и упрека остановился и воскликнулъ, обернувшись къ своему товарищу: ‘О, Теобальдъ Матью, Теобальдъ Матью! чего бы ты не могъ сдлать, еслибы только захотлъ взяться за борьбу съ этимъ врагомъ, раззоряющимъ дома твоего народа!’

Молодой капуцинъ, казалось, былъ пораженъ какою-то таинственною силой. Онъ ничего не отвтилъ на возгласъ товарища квакера, ходилъ задумчивый до самаго конца свиданія и ушелъ домой, размышляя надъ его словами, которыя, казалось, не переставали звучать въ его ушахъ: ‘О, Теобальдъ Матью! чего бы ты не могъ сдлать, еслибы взялся за это дло’.

Если въ Корк былъ человкъ, который перепробовалъ всякіе другіе пути освобожденія и поднятія народа, такъ это былъ онъ. И чего онъ не длалъ, чего не пробовалъ, чтобы пьянство не становилось на каждомъ шагу поперекъ его дороги и не разрушало всхъ его усилій!…

Но, съ другой стороны, не былъ ли планъ Вильяма Мартина безумствомъ и неосуществимой идеей? Не былъ ли онъ уже осужденъ на гибель юмористическимъ смхомъ города? Способенъ ли онъ былъ дйствительно сдлать то, во что врилъ его другъ?

Нсколько дней отецъ Матью былъ серьезно занятъ обсужденіемъ вопроса. Наконецъ, однажды утромъ, вставши съ колнъ въ своей небольшой молельн, онъ громко воскликнулъ: ‘Пусть же будетъ такъ во имя Божіе’ {Этотъ случай разсказанъ въ прекрасной книг покойнаго м-ра Магора, члена парламента: ‘Отецъ Матью. Біографія’ — нсколько иначе, но я предпочелъ привести его такъ, какъ самъ слышалъ въ дтств.}!

Спустя часъ, онъ былъ уже въ контор Вильяма Мартина. ‘Другъ Вильямъ!— сказалъ онъ,— я пришелъ сообщить вамъ кое-что новое. Сегодня вечеромъ я хочу присоединиться къ вашему Обществу трезвости’.

Прямодушный квакеръ кинулся къ нему, обвилъ руками его шею и расцловалъ, какъ ребенка, повторяя: ‘Слава Богу, слава Богу!’

Такимъ образомъ отецъ Матью присталъ къ тому длу, съ которымъ такъ памятно связано его имя, и вотъ началась та удивительная нравственная революція, которая скоро заставила встрепенуться все королевство.

Новость, что популярный молодой капуцинъ соединился съ ‘трезвыми людьми’, быстро распространилась по Корку. Это одно сразу заставило народъ серьезно задуматься,— отецъ Матью всегда отличался особенною практичностью своихъ плановъ, попытокъ соціальныхъ улучшеній и нравственныхъ реформъ. Толпы приходили слушать, что онъ скажетъ по этому поводу. Черезъ нсколько недль списокъ послдователей составлялъ уже объемистый томъ и управленіе движеніемъ постепенно переходило въ его собственныя руки. Вскор онъ ршилъ, по соглашенію со своими первыми друзьями движенія, основать организацію или скоре общество для записыванія зароковъ подъ его личнымъ предсдательствомъ, что и было исполнено 10 апрля 1838 г.

Слава его усилій и успховъ наполняла городъ. Каждая улица, переулокъ и аллея, каждая большая мастерская имли свой разсказъ о чудесномъ переход людей отъ нищеты и нужды къ комфорту и счастью, благодаря какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случа ‘присоединенію къ отцу Матью’. Каждая мстность имла свою иллюстрацію, каждый зналъ какой-нибудь домъ несчастнаго пьяницы, который, какъ бы по мановенію волшебника, былъ превращенъ въ мсто скромнаго довольства и улыбающагося достатка. Рабочіе классы, казалось, совершенно подались на несомннныя доказательства, что безъ помощи Джона Барлейкорна люди не только могутъ жить, двигаться и поддерживать свое существованіе, но что здоровье, счастье и довольство становятся доступны всякому, кто избгаетъ его. Толпы народа, нашедшія эти блага подъ знаменемъ трезвости, были объяты благодарнымъ энтузіазмомъ. Далеко вокругъ распространяли они исторію своего избавленія. Они спшили со словами надежды и радости къ каждому страждущему. Всякій обращенный становился въ своемъ кругу горячимъ апостоломъ и прежде истеченія года со дня поднятія знамени отцомъ Матью онъ увидлъ себя во глав движенія, очевидно, имвшаго впереди великую будущность.

Нтъ сомннія, что реформація трезвости времени отца Матью въ Ирландіи была въ значительной мр плодомъ энтузіазма, который не могъ долго держаться. Его новизна дйствовала обаятельно, иначе говоря, люди видли вокругъ себя богатые плоды широкой реформы, которая проповдывалась и принималась въ ихъ сред въ первый разъ. Реакція или факты отступничества еще не убдили ихъ въ томъ, что они видли только одну блестящую сторону картины,— ужасный урокъ еще не былъ пережитъ,— что ‘взять на себя обтъ’ еще вовсе не значитъ ршить вопросъ навсегда. Зарокъ еще сохранялъ свою начальную силу и обаяніе. Разлагающій и деморализующій видъ тысячъ, снова и снова возвращающихся къ старому, не разрушилъ еще вры народа въ силу движенія.

Какъ бы то ни было, періодъ между 1839 и 1845 годами былъ занятъ безпрепятственнымъ и непрерывнымъ торжествомъ о. Матью. Слава о чудесахъ, совершаемыхъ въ Корк, конечно, распространилась по сосднимъ графствамъ, мстное духовенство осаждало отца Матью приглашеніями постить ихъ приходы, чтобъ и тамъ народъ могъ принять участіе въ плодахъ его дятельности.

Можетъ-быть спросятъ, почему же это духовенство само не проповдывало обтовъ совершеннаго воздержанія? Почему такъ необходимы были присутствіе и личная проповдь отца Матью? Если благочестивое и краснорчивое убжденіе могло заставить людей присоединяться къ движенію, хорошіе результаты котораго были такъ поразительно доказаны, разв не было сотенъ священниковъ и свтскихъ — искреннихъ и краснорчивыхъ людей, готовыхъ распространять крестовый походъ противъ пьянства? Отвтъ на эти вопросы заключается въ томъ, что успхъ отца Матью былъ основанъ на его личномъ вліяніи, на обаяніи и магическомъ дйствіи его личнаго увщанія. Мало того, значеніе его имени и порывъ, съ которымъ его встрчали въ каждой мстности, давали новые шансы его миссіонерству и значительно усиливали его вліяніе. Онъ не былъ тмъ, что можно назвать великимъ ораторомъ, и не краснорчіе длало его способнымъ покорить своей вол массы, толпившіяся вокругъ него. Мн было немного больше 12 лтъ, когда я въ первый разъ услышалъ отца Матью, но я до сихъ поръ помню полученныя тогда впечатлнія. Я думаю, они были сходны съ тми душевными движеніями, которыя испытывало большинство людей, имвшихъ счастіе когда-нибудь слышать ‘апостола трезвости’. Меня трогали не столько его слова, сколько то невыразимое вліяніе и обаяніе, которыя онъ, повидимому, производилъ на всхъ своихъ слушателей. Его голосъ былъ замчательно нженъ, музыкаленъ и необыкновенно гибокъ. Черты его лица — пріятны и красивы, а когда онъ улыбался, отъ него распространялось какъ бы солнечное сіяніе. Вокругъ него была какая-то атмосфера невыразимаго достоинства и нжности, а искренность и сила чувства, съ которыми онъ говорилъ, были неотразимы. Когда этотъ человкъ проповдывалъ среди такого воспріимчиваго народа, какъ ирландскіе кельты, такое справедливое и святое дло, какъ это,— и проповдывалъ его отъ души, полной любви къ народу, сочувствуя его печалямъ и стремясь къ его счастію,— ничего нтъ удивительнаго, что цлая нація поднялась по его слову, какъ когда-то все христіанство — по слову Петра Термита.

То, что проповдывалъ отецъ Матью, было дйствительно крестовымъ походомъ. Разъ онъ побывалъ въ какомъ-нибудь мстечк или городк,— на десятки миль вокругъ народъ обращался en masse. Въ Лимерик стеченіе народа было такъ велико, что отрядъ драгунъ, проходившій по набережной, былъ сбитъ въ толпу и буквально столкнутъ въ рку волнующеюся массой. Желзныя дороги тогда едва были извстны въ Ирландіи, и отецъ Матью путешествовалъ въ почтовой карет, изъ этого обстоятельства возникало не мало бдъ. Если обитатели мстечка или деревни, лежащихъ на пути, случайно узнавали, что въ числ пассажировъ былъ желанный отецъ Матью, карету подстерегали, ‘почту ея величества останавливали’ и отказывались отпустить, пока онъ не возьметъ съ нихъ обта.

Это было время напряженнаго и дятельнаго состоянія политическихъ чувствъ въ Ирландіи — время О’Коннелевской агитаціи за ‘отмну’ и всхъ сопровождавшихъ ее тревожныхъ обстоятельствъ. И не странно ли, оранжевые и зеленые одинако привтствовали отца Матью,— виги, тори и сторонники ‘отмны’ одинаково расточали ему похвалы. И нигд во всей Ирландіи ему не оказывали такого теплаго и восторженнаго пріема, какимъ встрчали папистскаго монаха протестанты Ульстера. Друзья убждали его отказаться отъ поздки въ эту провинцію,— ‘оранжмены,— говорили ему,— не могутъ спокойно смотрть на праздничный пріемъ въ ихъ сред католическаго священника’. Однако случилось совсмъ другое: страшные оранжмены выходили громадными процессіями и длали ему оваціи. Когда отецъ Матью увидалъ флаги, вывшенные въ Бутехилл на церкви и кирк, онъ врно оцнилъ духъ событія и привтствовалъ ихъ тремя аплодисментами (tree cheers). Католическій священникъ, провозглашающій дружеское привтствіе оранжеваго знамени, и католическое собраніе, горячо отвчающее на него, было чмъ-то непостижимымъ. Этого никогда прежде не бывало въ Ирландіи и я сомнваюсь, чтобы когда случилось съ тхъ поръ.

Въ 1843 г. онъ постилъ Англію, высадился въ Ливерпул и черезъ Манчестеръ, Гуддерфильдъ, Лидсъ и Йоркъ направился въ Лондонъ. Въ каждомъ изъ этихъ мстъ онъ оставался по два или по три дня, принимая обты десятковъ тысячъ народа.

Въ Лондон ему было суждено встртить первую и единственную попытку нанести ему оскорбленіе и насиліе. Кабатчики великой столицы были возмущены дерзостью плана — внести движеніе трезвости въ ея двери — и ршили выжить отца Матью, но они были слишкомъ благоразумны, чтобы высказывать настоящіе мотивы своего противодйствія, и подняли крикъ объ ‘опасности для интересовъ торговли’. Нсколько недль кабацкимъ шалопаямъ и пьянымъ крикунамъ повствовалось изъ-за прилавковъ о ‘папистскомъ ирландц-поп’, который пришелъ нарушать свободу. Результатомъ было то, что боле чмъ въ одномъ мст Сити при появленіи отца Матью свирпая толпа оскорбляла платформу, заставляя его прекращать проповдь и даже удаляться подъ охраной полиціи. Въ Бермондсей кабацкая толпа освистала и забросала его грязью, а нкоторыми изъ нея даже была сдлана попытка обрзать веревки платформы. Въ этой же части города и, думаю, по той же побудительной причин, толпа маршировала, въ особенномъ или лучше сказать позорномъ наряд, чтобы помшать его митингу. Вся когорта кабацкихъ шалопаевъ съ ногъ до головы была одта въ хмлевыя листья, съ кружкой пива въ одной рук и доской отъ пивной бочки — въ другой. Въ такомъ вид они вломились въ собраніе, гд, какъ и можно было ожидать, произошла свирпая схватка, прекращенная только благодаря скорому приходу сильнаго отряда полиціи.

Несмотря на все это противодйствіе, отецъ Матью продолжалъ свое дло въ Лондон. Передъ отъздомъ онъ могъ утшаться тмъ, что широкое и глубое основаніе новой реформаціи во всякомъ случа было заложено и здсь, хотя бы только между его соотечественниками и единоврцами великаго города. Во время его пребыванія въ Англіи на него было обращено самое лестное вниманіе лучшихъ и выдающихся людей страны. Протестантскій епископъ Норвича пригласилъ его постить этотъ городъ и остановиться во дворц. Подобный же пріемъ оказалъ ему лордъ Стенгопъ въ Чевенинг, а у лорда Лансдауна ‘ирландскій папистъ-монахъ’ получилъ теплое привтствіе отъ герцога Веллингтона, лорда Браугама и многихъ другихъ сановныхъ людей. Онъ не находилъ ничего пріятнаго въ этомъ ‘показываньи себя’, но принималъ такія демонстраціи, какъ сильную нравственную поддержку и одобреніе своей дятельности. М-ръ Магиръ разсказываетъ исторію, которой я не слыхалъ прежде и которая характеризуетъ простоту отца Матью. Онъ былъ приглашенъ на обдъ къ одному изъ лондонскихъ аристократовъ, гд въ одномъ изъ слугъ узналъ человка извстнаго ему прежде за члена Общества трезвости въ Корк. Отецъ Матью подошелъ къ нему, горячо пожалъ его руку и съ участіемъ разспрашивалъ объ его длахъ, а главнымъ образомъ, держится ли онъ своего ‘обта’. Почетный гость вечера, возстановляющій такимъ образомъ знакомства съ однимъ изъ слугъ, конечно, крайне удивилъ общество. Но отецъ Матью видлъ въ бдномъ Джемс или Том ‘человка и брата’ въ рядахъ великаго дла.

Можно сказать, что въ 1845 году движеніе трезвости достигло въ Ирландіи своей наивысшей точки. Что же оно въ это время представляло изъ себя и каковы были его видимые результаты? Не будетъ преувеличеніемъ сказать, что оно произвело удивительное превращеніе. Конечно, оно не могло принести Ирландіи процвтанія и богатства, которыя составляютъ слдствіе увеличенія производства и появленія новыхъ источниковъ его. Но условія большей части населенія были въ лучшемъ случа крайне ненадежны, какъ вскор и стало извстно міру. И, несмотря на все это, можно сказать, что никогда еще народъ въ такой короткій періодъ времени не длалъ такихъ быстрыхъ шаговъ отъ нужды въ сравнительному комфорту, отъ расточительности къ бережливости, отъ преступленія опьяненной страсти къ порядочнымъ привычкамъ серьезности и трудолюбія. Я говорю о томъ, что самъ видлъ. Движеніе трезвости, повторяю, не устранило глубокихъ политическихъ причинъ ирландской бдности и преступленія, но оно принесло самому убогому нкоторое облегченіе его участи, изъ многихъ тысячъ домовъ оно выгнало печали, которыхъ политика (въ точномъ смысл слова) не можетъ ни создать, ни уничтожить, оно видимо распространило среди народа чувство самоуваженія и вру въ свои силы. Мы вс видли его вліяніе не только на личныя привычки народа, но и на его платье, манеры, чистоту и опрятность въ домахъ. Доказательства въ пользу такого мннія являлись со всхъ сторонъ. Магистратура и полиція говорили объ уменьшеніи преступленій, а духовенство — о боле усердномъ посщеніи церквей и о большемъ числ искренно и ревностно молящихся. Купцы радовались, что издержки населенія на предметы пищи и одежды изъ домашняго и личнаго комфорта сильно возросли. Существуютъ въ достаточномъ количеств даже оффиціальныя подтвержденія этого факта. Еще въ 1840 г. лордъ-лейтенантъ Ирландіи въ оффиціальномъ письм говоритъ: ‘Его сіятельство выражаетъ свое искреннее удовольствіе по поводу блага, принесеннаго Ирландіи движеніемъ трезвости, въ улучшенныхъ обычаяхъ народа и въ уменьшеніи преступленій’. Подобныя заявленія можно извлечь изъ оффиціальныхъ бумагъ исполнительной власти и позднйшихъ годовъ съ 1845 г. Полицейская статистика этого періода тоже поразительна. Что же касается до уголовной статистики, то для пониженія ея колебаній въ Ирландіи приходится взвшивать и вычислять такъ много обстоятельствъ, что я придаю ея показаніямъ очень малую цну. Однакожь, по меньшей мр поучительно узнать, что годовая цифра тюремныхъ заключеній за семь лтъ, отъ 1839 г. до 1845 г., при быстромъ увеличеніи народонаселенія показываетъ постоянное уменьшеніе съ 12.000 на 7.000, смертные приговоры уменьшились съ 60 до 40 ежегодно, а число осужденій по уголовнымъ дламъ упало съ 900 въ 1839 г. до 500 въ 1845 году.

Только одному промыслу въ стран движеніе не принесло пользы, это — виноторговл, которая временно была почти упразднена. Въ этомъ отношеніи стоитъ отмтить два замчательныхъ факта: во-первыхъ, что члены собственнаго семейства отца Матью были крупные водочные торговцы и первые раззорились, благодаря успхамъ его дятельности, во-вторыхъ, что съ начала и до конца противъ отца Матью не было выражено ни жалобъ, ни порицаній, ни противодйствія никмъ изъ тхъ его соотечественниковъ, которыхъ состоянія онъ такимъ образомъ разрушилъ. Мало того, между самыми горячими похвалами, которыми люди рукоплескали его успхамъ, могутъ быть найдены заявленія ирландскихъ фабрикантовъ и продавцовъ спиртныхъ напитковъ {Справедливость требуетъ замтить, что подобный благородный и самоотверженный духъ и до сихъ поръ существуетъ въ сред этого класса во многихъ частяхъ Ирландіи. Никто не прославлялъ съ большимъ энтузіазмомъ хорошіе плоды ‘добровольнаго’ запиранія кабаковъ по воскресеньямъ, принятаго въ Вексфорд, какъ сами патентованные торговцы этой мстности.}.

Но время мрака и печали приближалось какъ для отца Матью, такъ и для всей Ирландіи. Гнетущая забота уже грызла когда-то свтлое и радостное сердце. Безпокойства и затрудненія, подъ которыми рано или поздно онъ долженъ былъ погибнуть, тайно подтачивали умъ и энергію о. Матью. Одинъ, безъ всякой помощи, онъ семь лтъ руководилъ движеніемъ, основалъ, распространилъ и поддерживалъ организацію, которою въ наши дни безъ громадныхъ денежныхъ средствъ не могъ бы управлять никакой исполнительный комитетъ, а онъ не имлъ никакихъ регулярныхъ доходовъ для этой цли. Повидимому, онъ мало думалъ о финансовой сторон дла, горячо заботился только о развитіи его, бралъ на себя обязательства и доставалъ деньги на свою собственную отвтственность въ такомъ количеств, сколько было нужно.

Каждому изъ сотенъ тысячъ, на кого онъ наложилъ обтъ, давалась входная карта и медаль,— народу обтъ дйствительно казался не достаточно осязательнымъ безъ этого вещественнаго знака. Предполагалось, что каждый членъ заплатитъ 1 шиллингъ за эти символы вступленія, но на дл оплачена была только половина ихъ. Напротивъ, безпомощное положеніе жертвъ невоздержности, которыя преклонялись передъ отцомъ Матью, было слишкомъ часто такъ жестко, что его щедрая рука поднималась не съ однимъ благословеніемъ, но и съ пожертвованіемъ. Въ 1845 году онъ былъ долженъ по движенію трезвости фабрикантамъ медалей и другимъ до 5.000 фунт. Онъ долго стоналъ подъ тяжестью неизвстнаго міру бремени, не желая, мн кажется, разоблачать источникъ, изъ котораго онъ имлъ въ виду покрыть этотъ долгъ. Леди Елизавета Матью, его ранній и самый постоянный другъ, сообщила ему свое намреніе завщать существенную часть своего состоянія, какъ вещественный знакъ ея удивленія къ его трудамъ и уваженія къ нему самому. Какъ многимъ другимъ благороднымъ намреніямъ подобнаго рода, и этому не суждено было исполниться,— смерть слишкомъ скоро постила доброхотную благодтельницу и отецъ Матью оказался преслдуемъ муками, обыкновенно отравляющими существованіе несостоятельныхъ должниковъ.

Нтъ никакого сомннія, что страна въ этомъ дл сама пришла бы къ нему на помощь частью изъ сознанія прямой обязанности, частью же изъ благодарности, но одновременно съ обнаруженіемъ этихъ затрудненій явились обстоятельства, парализовавшія умъ общества. Голодъ, это невообразимое бдствіе, котораго никто не можетъ вспомнить безъ содроганія, разразился надъ безпомощною землей. Въ дикой борьб за существованіе, отчаяннымъ усиліямъ спасти народъ подчинялись всякія другія общественныя обязанности, и отъ 1846 до 1850 г. труды отца Матью представляли одну сплошную битву съ ужаснымъ бичомъ, опустошавшимъ страну. Храбро, безропотно и безостановочно работалъ онъ среди крушенія всякой своей надежды, среди гибели всего, что онъ любилъ и цнилъ. Въ ма 1847 года онъ былъ избранъ духовенствомъ Борка для вакантной тогда митры этой епархіи, но выборъ не былъ утвержденъ въ Рим и новая обманутая надежда легла на его изнемогающую душу. Въ томъ же году правительство, увдомленное объ его затруднительныхъ обстоятельствахъ, ассигновало ему 300 фун. ежегодной пенсіи, которые онъ и назначилъ на уплату за свою жизнь въ страховую компанію для удовлетворенія кредиторовъ. Пережитыя имъ умственныя и физическія испытанія оказались непосильными даже для его, когда-то очень сильнаго, организма. Весной 1848 года у него сдлался припадокъ паралича. Хотя онъ и поправился въ нсколько недль и на слдующій годъ постилъ Америку, гд оставался до конца 1851 года, но никогда уже не былъ прежнимъ человкомъ. Въ феврал 1852 года у него явился второй припадокъ паралича, и, начиная съ тхъ поръ, вс друзья ясно увидли, что пора его дятельной жизни миновала. Въ октябр 1854 г. онъ отправился на Мадеру и въ теченіе года испытывалъ цлебныя свойства ея бризовъ. На слдующій годъ онъ вернулся домой и нашелъ, кажется, въ нжныхъ заботахъ и любящемъ вниманіи своихъ протестантскихъ друзей въ Ливерпул — мистера и мистрисъ Ратбонъ — больше утшенія и поддержки, чмъ среди виноградниковъ и апельсиновыхъ садовъ южной страны. Въ 1856 году онъ пріхалъ или скоре былъ привезенъ въ Квинстоунъ. Въ это время онъ уже и самъ чувствовалъ, что конецъ не далеко, и мечталъ умереть среди знакомыхъ ему лицъ и картинъ родины. 8 декабря 1856 года печать скорби въ переполненныхъ улицахъ Корка говорила, что не стало кого-то горячо любимаго, или, точне, обожаемаго народамъ. Не только Ирландія, но все христіанство оплакивало истиннаго героя въ ‘апостол трезвости’.

Я сказалъ, что удивительный успхъ этого движенія отъ 1838 до 1845 года былъ въ значительной степени продуктомъ энтузіазма, за которымъ должна была слдовать реакція. Даже еслибы не случилось ничего необыкновеннаго, я увренъ, явилось бы нкоторое обратное теченіе, однакожъ все это не могло бы серьезно повредить реформаціи, произведенной отцомъ Матью.

Нсколькихъ словъ достаточно, чтобы показать, насколько разрушительно подйствовало на великій трудъ, подобно многимъ другимъ благороднымъ нравственнымъ и матеріальнымъ предпріятіямъ, такое событіе, какъ голодъ. Случилось нчто подобное тому, какъ еслибы волна нахлынула на островъ и похоронила, изгладила и смыла съ него все, что было возможно.

Обстоятельства, при которыхъ пьянство снова возникло среди ирландскаго народа, составляютъ печальный упрекъ нашимъ законодателямъ и администраторамъ. Въ Ирландіи были десятки, а можетъ-быть и сотни такихъ околодковъ, гд кабаки надолго исчезли совершенно, будь въ то время установлена закономъ какая-нибудь гарантія участковъ ‘free soil’, три четверти трудовъ отца Матью существовали бы и до настоящаго часа. Въ дйствительности же на моей собственной памяти и глазахъ случилось слдующее: когда были учреждены правительственныя общественныя работы по всему королевству, подл всякой платежной конторы или депо было основано по състной лавк и кабаку, мало того, часто самый чиновникъ и дорожный штабъ жили въ послднемъ и имли тамъ свою главную квартиру. Несчастный народъ слишкомъ хорошо зналъ, что можетъ сдлать съ нимъ огненная вода: она даетъ ему забвеніе или возбужденіе, въ которомъ окружающіе его ужасъ и отчаяніе забудутся, хотя на короткое время. Во многихъ разсказахъ о погибающихъ корабляхъ мы съ удивленіемъ читаемъ, что въ послднюю ужасную минуту экипажъ принимается за бочки спирта и напивается допьяна. Въ Ирландіи умирающимъ отъ голода народомъ, повидимому, овладла подобная же страсть, какъ только приманка была поставлена рередъ его глазами. Съ легкой руки правительственнаго благотворительнаго штаба и особенно ‘патентованнаго’, кабаки снова появились и въ значительной степени вознаградили все то, что было потеряно ими во время движенія. Однакожъ не вполн. Въ Ирландіи и теперь еще существуютъ тысячи людей, которые ‘взяли обтъ у отца Матью’ и держатъ его до сихъ поръ. Есть города и мстечки, гд флагъ трезвости никогда не опускался и гд его приверженцы теперь такъ же многочисленны, какъ и прежде. Какъ бы то ни было, а движенію отца Матью мы обязаны тмъ, что теперь общественное мнніе расположено въ пользу попытокъ воздержанія, что парламентъ вотируетъ въ пользу противуспиртнаго законодательства, которое Ирландія такъ много разъ и такъ настойчиво предлагала. Чистосердечный и великодушный капуцинъ не напрасно жилъ и работалъ.

VI.
‘Черный сорокъ седьмой годъ’.

Едва ли существуетъ другой вопросъ, по поводу котораго между англичанами и ирландцами существовало бы больше разногласій и горькихъ взаимныхъ обвиненій, чмъ ирландскій голодъ. Враждебность и антагонизмъ, возникавшіе изъ всякихъ другихъ историческихъ событій, были по крайней мр понятны. Разореніе и опустошеніе, слдовавшія за роялистско-кромвеллевской войной 1641—1650 г., конфискаціи и казни, сопровождавшія борьбу со Стюартами 1690 г., инсуррекція 1798 г. и уничтоженіе ирландской конституціи 1800 г. вызывали раздраженіе съ обихъ сторонъ, но объ ихъ фактической реальности не могло быть разногласія. Не то въ данномъ случа. Англичане, помня только симпатіи и сочувствія, которыя они тогда испытывали, и крупную помощь, которую они добровольно оказывали стран въ эту тяжелую минуту,— крайне шокировались и возмущались, слушая, какъ ирландцы приравниваютъ голодъ убійству. Съ другой стороны въ Ирландіи горькія воспоминанія ужасовъ, которые въ значительной степени могли бы быть отвращены боле быстрыми и цлесообразными дйствіями англійскаго правительства, повидимому, изглаживали вс другія стороны дла и благородное великодушіе англійскаго народа какъ будто забывалось въ порыв упрека тогдашнему англійскому правительству. Даже теперь, я не знаю, настало ли время, чтобы по всей справедливости обсуждать этотъ вопросъ и чтобы можно было сдлать попытку — спокойно и справедливо оцнить по достоинству и вину, и заслугу. Теперь, спустя тридцать лтъ, я колеблюсь сдлать это.

Въ 1841 г. населеніе Ирландіи составляло 8.175.124 души. Къ 1845 году оно вроятно достигло 9 милліоновъ. Возрастаніе его почти безпрерывно продолжалось цлое столтіе и было особенно быстро между 1820 и 1840 годами. Для всякаго, смотрящаго на вещи глубже поверхности, было очевидно, что условія страны очень ненадежны. Девять милліоновъ населенія жило въ лучшемъ случа безпечнымъ упованіемъ на сегодняшній день (from hand to mouth), вполн завися отъ случайностей одного урожая, при полномъ отсутствіи фабричныхъ промысловъ и безъ всякихъ запасовъ или источниковъ на черный день. Что все это означало, какъ не крайне критическое и тревожное положеніе вещей? Однакожъ, повидимому, никто не сознавалъ опасности. Въ теченіе 4 или 5 лтъ урожай картофеля былъ настолько изобиленъ, что пока нужда и голодъ не являлись, чувствовалось довольство и благоденствіе’. Къ тому же движеніе трезвости явилось на помощь хорошему времени, чтобы сдлать его еще лучшимъ. Все блистало. И никому не приходило въ голову поближе всмотрться, настолько хрупокъ и непроченъ былъ фундаментъ этой всеобщей надежды и доврія.

А между тмъ признаки приближающейся бури уже существовали. Голодовки отъ неурожаевъ то тамъ, то тутъ по всей Ирландіи положительно періодически слдовали другъ за другомъ и давали понять, что не должно ни заблуждаться, ни быть безпечнымъ, что единственный хлбъ, отъ котораго зависитъ все существованіе народа, подвергается какой-то таинственной порч. Въ 1844 году картофель былъ убитъ въ Америк, но въ Ирландіи урожай его остался здоровымъ и изобильнымъ, какъ всегда. Урожай 1845 года общалъ быть однимъ изъ самыхъ богатыхъ замного лтъ. Вдругъ въ одинъ мсяцъ, можно сказать въ одну недлю, мертвящее дыханіе симума, казалось, смело своимъ палящимъ дыханіемъ съ земли все, что было на его пути. Я самъ видалъ картофельныя поля, превращенныя за одну ночь изъ улыбающейся и роскошной равнины въ увядшую и почернлую пустыню. Пронесся крикъ тревоги. Но упругая натура кельтскаго крестьянина еще не подалась. Урожай былъ такъ богатъ, что изъ одной уцлвшей части его разсчитывали получить не меньше средняго результата. Однако съ наступленіемъ зимы обнаружился печальный фактъ, что корнеплоды сгнили въ ямахъ и амбарахъ. Тмъ не мене фермеры, подобно несчастнымъ игрокамъ, думающимъ воротить потери двойными ставками, длали лишь новыя смлыя усилія, чтобъ обработать въ 1846 году еще большую площадь земли. Уже чувствуя уколы острой нужды, если не настоящаго голода, они работали какъ бы для счастливаго будущаго, они выпрашивали средства и занимали на какихъ бы то ни было условіяхъ для того, чтобы еще разъ засять свои поля. Лавки закладчиковъ были завалены недорогими нарядами, незадолго передъ тмъ блиставшими въ деревенскихъ танцахъ и крестинныхъ пирушкахъ, банки и заимодавцы осаждались просителями кредита. да была ограничена, спины обнажены. Какъ-нибудь, только бы протянуть до будущаго урожая ‘сорокъ шестаго’.

О, Боже! ужасно подумать, что вс эти усилія вели къ еще боле врному раззоренію… Смертный приговоръ былъ произнесенъ урожаемъ сорокъ шестаго. Онъ погибъ не мстами, а всюду, совершенно и безнадежно. Какъ и въ предыдущій годъ, все имло блестящій видъ вплоть до іюля мсяца. И вдругъ, въ одну ночь, вся поверхность покрылась ржавчиной и на этотъ разъ уже ни одинъ клочокъ не избжалъ своей участи. Крикъ отчаянія и агоніи пронесся надъ всей страной. Послдняя отчаянная ставка на жизнь была проиграна, и все пропало.

Осужденный народъ слишкомъ хорошо понималъ, что ему предстояло: страданія прошлаго года истощили его, а теперь?— ему оставалось умирать.

Мой родной округъ игралъ видную роль въ мрачной лтописи этого страшнаго времени.. Я видлъ ужасную фантасмогорію — и дай Богъ, чтобъ это была только фантасмогорія,— проходившую передъ моими глазами. Мрачная, тупая апатія, какой-то столбнякъ напалъ на народъ, составляя рзкій контрастъ съ лихорадочной энергіей прошлаго года. Не рдко можно было видть, какъ арендаторъ со всею семьей сидитъ на земляномъ валу и весь день въ уныломъ молчаніи смотритъ на свою почернлую полосу — ихъ послднюю надежду. Ничто не могло пробудить ихъ изъ этого состоянія. Вы говорите, но они не отвчаютъ, вы шутите,— они лишь качаютъ головами. Я никогда не видалъ такого быстраго и ужаснаго превращенія.

Когда осенью 1845 года появилась первая мстная ржавчина, раздались благоразумные голоса, предупреждавшіе правительство, что ужасная катастрофа уже наступаетъ, еще тогда начались эти фатальныя проволочки и несообразности, которыя способны свести съ ума всякаго, кто надъ ними задумается. Было бы несправедливо отрицать, что правительство приняло мры, которыя съ точки зрнія обыкновенныхъ случайностей были и быстры, и достаточны, но съ точки зрнія уже случившагося или готоваго случиться громаднаго зла он оказались и запоздалыми, и непригодными. Когда же, наконецъ, администрація начала торопиться,— ошибки опрометчивости и излишняго размышленія были уже непоправимы.

Въ дйствительности же ирландскій голодъ былъ однимъ изъ тхъ громадныхъ бдствій, съ которыми невозможно бороться при помощи правилъ и формулъ обыкновенной конституціонной процедуры и которыя побждаются только путемъ сосредоточенія всей власти и всхъ средствъ въ рукахъ нкотораго компетентнаго ‘деспотизма’ на мст самаго несчастія. Легко было предвидть, что выйдетъ изъ попытки справиться съ такимъ зломъ ‘по всмъ инстанціямъ’, управляя имъ изъ Доунингъ-стрита въ Лондон, согласно ортодоксальной рутин. Снова и снова правительство получало предостереженія,— и не отъ легкомысленныхъ говоруновъ или народныхъ коноводовъ, а отъ людей высокаго положенія и самой прочной репутаціи въ Ирландіи,— что даже при самыхъ лучшихъ намреніяхъ съ его стороны всякая попытка бороться съ голодомъ при помощи обыкновенной, правительственной, махинаціи должна сопровождаться ошибками и неудачами. Много усилій, смлыхъ и добросовстныхъ усилій, было сдлано правительствомъ и парламентомъ въ слдующіе 18 мсяцевъ. Я говорю спеціально о мрахъ, принятыхъ въ сессію 1847 года. Но, къ несчастію, вс он, повидимому, являлись слишкомъ поздно. Проволочка всегда мшала успть во время. Въ октябр 1845 года ирландскій комитетъ вспомоществованія Ментіонъ-гауза умолялъ правительство созвать парламентъ и вотировать освобожденіе ирландскихъ портовъ. Правительство отказало. Снова и снова выставлялись на видъ исполнительной власти страшная крайность положенія и существующія бдствія. Не что иное какъ упрямые отказы лорда Джона Росселя — вникать въ эти предостереженія и просьбы — и пресловутая проврка ихъ оставили въ ирландскомъ ум т горькія воспоминанія, которыя при случа выливаются въ рзкія обвиненія Англіи.

Однакожъ и правительство имло много вскихъ аргументовъ за тотъ образъ дйствій, котораго оно держалось. Прежде всего оно боялось преувеличенія и ожидало оффиціальныхъ изысканій и рапортовъ {Правда также, что происходившая тогда въ Англіи борьба изъ-за хлбныхъ законовъ была особенно неблагопріятна для Ирландіи, протекціонисты и ихъ пресса считали своей обязанностью настойчиво отрицать существованіе голода, такъ какъ это обстоятельство могло бы служить предлогомъ для свободной торговли. Такимъ образомъ дюкъ Ричмондскій 9 декабря 1845 г., говоря въ ‘Обществ покровительства сельскаго хозяйства’, сказалъ: ‘Что касается до криковъ о голод, то, я увренъ, это совершенная иллюзія и ни одинъ человкъ съ виднвмъ положеніемъ не можетъ врить ей, если онъ знакомъ съ фактами, насколько они извстны Обществу’.

31 декабря м-ръ Ньюдегетъ въ Варвик провелъ резолюцію, возстающую противъ ‘ложныхъ и ошибочныхъ рапортовъ о дурномъ урожа’ и утверждающую, что ‘не существуетъ никакого основанія говорить о недостатк пищи’.

Англія изобиловала подобными заявленіями до самаго поздняго періода голода и, безъ сомннія, это значительно замедляло быстрыя дйствія правительства. Прим. авт.}. Даже когда явились оффиціальныя данныя, лондонскій кабинетъ заблуждался, подобно ирландскимъ крестьянамъ, ожидавшимъ отъ урожая 1846 года, что онъ перемнитъ уныніе на радость. Когда же наступило ужасное время 1846—1847 г., самые дорогіе моменты тратились на препирательства между ирландскими ландлордами и исполнительною властью: съ одной стороны летли обвиненія въ неспособности, а съ другой — въ нерадніи къ своимъ обязанностямъ. Дале правительство, несомннно, не довряло ирландскому совту абсолютной власти и неограниченныхъ средствъ, боясь растратъ, расточительности и злоупотребленій. И всякому должно быть понятно, что ходатайства и требованія съ ирландской стороны канала такому коммерческому народу, какъ англійскій, должны были казаться нарушеніемъ доктринъ политической экономіи и потому — крайне тревожными. И все-таки въ конц концовъ (въ несчастію, слишкомъ поздно) было найдено, что эти доктрины неприложимы въ данномъ случа. Въ 1847 г. ихъ пришлось по невол отбросить въ сторону. Будь это сдлано годомъ раньше, милліонъ жизней былъ бы спасенъ.

Но трудности положенія росли. ‘Не деморализуйте народъ нищенскими подачками, дайте ему заработокъ!’ — говорилъ одинъ совтникъ. ‘Берегитесь колебать рынокъ труда!’ — отвчали другіе. ‘Не стоитъ вотировать милліоны для уплаты за общественныя работы, если вы позволяете цнамъ на пищу подниматься на 400%. Стройте правительственные склады пищи для продажи по умреннымъ цнамъ!’ — кричали третьи предусмотрительные люди. ‘Это вполн противно ученію Адама Смита’,— отвчалъ лордъ Джонъ Россель.

Сначала надялись остановить голодъ устройствомъ общественныхъ супныхъ столовыхъ мстными благотворительными комитетами съ субсидіями отъ правительства. Я сомнваюсь, чтобы свтъ когда-нибудь видалъ такую ужасную деморализацію, такое чудовищное разложеніе, какія постигли когда-то великодушный и честный народъ. По всей стран были устроены огромные желзные котлы, въ которыхъ клокоталъ такъ-называемый супъ, поздне его мсто заняла кукурузная ваша. Вокругъ такихъ котловъ, по сторонамъ дороги, цлый день стонали и кричали, дрались и боролись толпы худыхъ, трупообразныхъ существъ, какія когда бы то ни было сотворены были во образ Божіемъ. Кормленіе собакъ на псарн имло несравненно боле благообразный и порядочный видъ. Мн однажды пришло въ голову,— да я не одинъ разъ высказывалъ это и въ частномъ разговор, и публично,— что никогда, никогда не оправиться нашему народу отъ постыднаго униженія этой грубой зати — супныхъ котловъ. Мн часто приводилось стоять и наблюдать эту сцену, пока слезы не наполняли моихъ глазъ, а скорбь и мука не потрясали меня до глубины души. Сердце разрывалось на части, умъ цпенлъ, глядя на все это,— и никакой помощи…

Ирландская система рабочихъ домовъ для бдныхъ скоро рушилась подъ тяжестью возложенныхъ на нее чрезмрныхъ усилій. До 1846 г. ирландскіе бдняки ненавидли и избгали рабочіе дома. На поддержку въ несчастіи ирландскій народъ всегда смотрлъ какъ на родъ религіозной обязанности и братской помощи. Бдность въ его глазахъ была несчастіемъ, а не преступленіемъ. И когда поэтому помощь предлагалась подъ условіемъ тюремнаго заключенія, разрывающаго семейныя узы, разрушающаго домъ, какой бы онъ убогій ни былъ, и такимъ образомъ уничтожающая всякую надежду на поправленіе обстоятельствъ въ будущемъ,— отъ нея отказывались съ презрніемъ. Не одинъ разъ я видалъ, какъ бдная вдова схватывала передъ совтомъ рабочаго дома своихъ дтей, крпко прижимала ихъ къ груди и громко восклицала: ‘Нтъ, нтъ, ваша честь, если они должны быть отдлены отъ меня, я не пойду сюда,— лучше мы вмст будемъ собирать милостыню по міру’. Но скоро, терзаемое мукой голодной смерти, кидалось и это высокое чувство и голодающій народъ хлынулъ въ рабочіе дома, которые быстро наполнились умирающими и трупами. Страданія, испытанныя прежде встрчи лицомъ въ лицу съ этимъ ненавистнымъ испытаніемъ, были такъ велики, что народъ шелъ въ Бастилію только за тмъ, чтобъ умирать. Сцены раздленія мужа и жены, родителей и дтей у дверей пріемной комнаты могли бы размягчить каменное сердце. Они слишкомъ хорошо чувствовали, что эта разлука вчная и что эти объятія любви будутъ да нихъ послдними на земл. Сторожа насильно отрывали ихъ другъ отъ друга — мужа отъ жены и мать отъ дтей, какъ они выражались, ‘для дисциплины’. Но, нося голодную лихорадку въ каждой фибр и окруженные воздухомъ, пропитаннымъ болзнью и смертью, они знали свою участь и повиновались ей, какъ жертвы у подножія гильотины.

Очень скоро рабочіе дома были переполнены и не могли боле принимать. Какъ только смерть освобождала вакантныя мста, наплывъ желающихъ занять ихъ превосходилъ вс средства. Даже хуже, многіе приходы оказывались банкротами. Въ нкоторыхъ налогъ въ пользу бдныхъ достигалъ 22 шиллинговъ на фунтъ (20 шил.), а въ другихъ почти все сельское населеніе поголовно нуждалось въ пособіи. Къ сожалнію, я долженъ упомянуть о нкоторыхъ случаяхъ, гд землевладльцевъ, засдавшихъ въ приходскихъ совтахъ, повидимому, охватилъ ужасвый выводъ, что вс налоги безполезны и ведутъ вишь въ разоренію ‘собственности’, такъ что слдуетъ ‘предоставить вещи ихъ естественному теченію’. Къ счастію, въ 1846 году парламентъ издалъ актъ, дававшій право членамъ дублинскаго совта по дламъ бдныхъ вмшиваться въ дла приходскихъ совтовъ въ тхъ случаяхъ, гд съ ихъ стороны выказывается медленность или прямой отказъ выдавать средства на содержаніе рабочихъ домовъ. Вс такіе совты устранялись и на мсто ихъ назначались законнымъ путемъ наемные вице-совтники. Этимъ послднимъ, какъ и тмъ старымъ, которые не отказывались исполнять свои обязанности, члены дублинскаго совта были уполномочены выдавать заимообразно, подъ обезпеченіе земель въ приход, необходимыя для содержанія рабочихъ домовъ средства. Не будь этого сдлано, рабочіе дома закрылись бы во многихъ мстахъ страны.

Поведеніе ирландскихъ ландлордовъ во время голода описывалось уже много разъ и, сколько мн извстно, всегда осуждалось. Я считаю такой упрекъ слишкомъ огульнымъ и утверждаю, что въ нкоторыхъ случаяхъ онъ былъ жестоко несправедливъ. Совершенно врно, что для многихъ изъ нихъ никакое обвиненіе не будетъ слишкомъ тяжкимъ. Большое число ихъ жило въ постоянномъ отсутствіи, другіе, трусливые и себялюбивые бглецы отъ храбраго и преданнаго народа, заране бжали отъ своихъ обязанностей въ стран. А изъ оставшихся многіе показали себя совершенно бездушными, и невозможно оспаривать тхъ случаевъ грубаго безсердечія, которые встрчались то тутъ, то тамъ. Но, кладя все, что слдуетъ, на сторону должника, нельзя не видть, что другая чашка всовъ все-таки перевшиваетъ. Большинство живущихъ въ Ирландіи ландлордовъ длали въ это ужасное время все, что могли {Никогда еще не было воздано должной дани памяти тхъ ирландскихъ ландлордовъ,— а между ними были люди всхъ партій и исповданій,— которые пали въ это ужасное время мучениками долга, которые не избгали ни дымящагося чумой рабочаго дома, не пропитаннаго лихорадкой суда. Ихъ имена составили бы приличный свертокъ чести. Народъ Бантри до сихъ поръ оплакиваетъ память Ричарда Уайта Инчиклофскаго, двоюроднаго брата лорда Бантри, погибшаго такимъ образомъ. М-ръ Мартинъ, чл. парлам. ‘дюкъ Мартинъ’, принцъ Коннемарскій, заразился тифомъ и погибъ, исполняя обязанности магистрата. Одинъ изъ самыхъ трогательныхъ разсказовъ, какіе мн приходилось слыхать, я получилъ отъ очевидца того, какъ м-ръ Ноланъ изъ Баллиндерри (отецъ капитана Дж. П. Нолана, чл. пар.) погибъ, борясь съ тифомъ въ Тюатскомъ рабочемъ дом среди горя народа, который оплакиваетъ его и до сегодня. Прим. авт.}. Если они сдлали слишкомъ мало сравнительно съ тмъ, что сдлалъ бы классъ ландлордовъ въ подобномъ случа въ Англіи, то это потому, что малы были ихъ средства. Голодъ засталъ большую часть живущаго въ Ирландіи дворянства на краю разоренія. Они наслдовали имнія, тяжело обремененныя долгами прошлаго поколнія. Они держали огромныя земли и барскіе дома на условіяхъ и соглашеніяхъ, которыя оставляли очень мало простора ихъ личной щедрости. Для такихъ землевладльцевъ потеря годовой ренты равнялась просрочк моргеджа и безнадежному раззоренію. И все-таки десятками можно считать случаи, въ которыхъ люди не желали предотвратить свою участь давленіемъ на фермеровъ, они предпочитали ‘идти ко дну вмст съ кораблемъ’.

Осенью 1846 г. были учреждены общественныя работы, правительство получило полномочіе отъ парламента давать для этихъ предпріятій ссуды баронствамъ. Можно бы найти множество способовъ употребленія этихъ средствъ для продуктивнаго найма, но избраны были дренажи и дороги. Понятно, что скоро добыть требуемый контингентъ инженеровъ для съемки и нивелировки многихъ тысячъ миль дорогъ по всей стран было невозможно, а между тмъ обстоятельства требовали быстраго выполненія всего плана работъ. Въ результат получилась во всхъ отношеніяхъ печальная неудача. Несчастный народъ въ это время былъ уже слишкомъ истощенъ и слабъ для того, чтобы работать, а усилія, требуемыя работой, подъ суровымъ небомъ зимы только ускоряли наступленіе смерти. Съ разсвтомъ люди брели къ перекличк, потомъ тщетно пытались возить тачку или поднимать тяжести и, наконецъ, падали въ обморокъ на взрытую землю или ложились подл дороги, чтобы больше уже не вставать. Что же касается до ‘дорогъ’, на которыя была потрачена такая громада денегъ и пожертвовано столько жизней, то едва ли хоть одна изъ нихъ доведена до конца. Цлыя мили поросшихъ травой земляныхъ работъ по всей стран и теперь еще указываютъ на ихъ направленіе и напоминаютъ потомству объ одной изъ гигантскихъ ошибокъ времени голода.

Опустошеніе, производимое смертью, замтно выразилось прежде всего въ томъ, что похороны начали терять свою торжественность, а затмъ и совсмъ исчезли. Среди ирландскаго народа похороны всегда были важнымъ событіемъ и участіе въ процессіи всхъ сосдей и друзей считалось ихъ священной обязанностью. ‘Бдныя’ похороны, т.-е. мало провожатыхъ, считались неуваженіемъ къ покойному и ставились въ упрекъ живымъ. Самый убогій крестьянинъ хоронился приходскимъ cortge. Но въ 1846 г. всякій могъ наблюдать сокращеніе толпы провожатыхъ по мр того, какъ число похоронъ возрастало, пока наконецъ дло не дошло до того, что стали останавливать середи дороги прохожихъ и просить хоть немного проводить покойника. Но скоро уже нельзя стало достать ни гроба, ни савана. Каждый день на улицахъ и на дорогахъ находили по нскольку бдняковъ какъ бы спящихъ, на самомъ же дл холодныхъ и окоченвшихъ. Въ нашемъ округ было обыкновеннымъ явленіемъ, что по утру, когда отворяли переднюю дверь, возл нея находили трупъ какой-нибудь жертвы, отдыхавшей ночью подъ ея защитой. Мы устроили подписку и нанимали двухъ человкъ съ лошадью и телгой здить каждый день по округу и собирать мертвыхъ. Одного по одному свозили ихъ къ огромной ям Ардобрачейскаго аббатства и бросали черезъ подвижное дно гроба въ общую могилу. Въ отдаленныхъ земледльческихъ округахъ не бывало даже и такой грубой могилы. Въ пол или придорожной канав лежали трупы, какъ упали, пока чья-нибудь добродтельная рука не прикрывала ихъ окружающею землей.

Особенно большую смертность и ужасную панику наводила лихорадка, являвшаяся всюду вслдъ за голодомъ. Этотъ страшный разрушитель, разъ онъ явился, не щадилъ ни класса, ни богатства, ни бдности. Пока былъ одинъ голодъ, можно было навщать страдавшихъ безъ опасности для жизни, не то теперь,— подходить къ больнымъ на разстояніе дйствія заразы значило идти на врную смерть. Цлыя семейства умирали безъ помощи и постителей. Сосди устраивали имъ могилу изъ разрушенныхъ стнъ хижины, въ которой они умирали {Я самъ въ іюн мсяц 1847 г. помогалъ въ такой работ при раздирающихъ сердце обстоятельствахъ. Прим. авт.}.

Никакое перо не способно описать, никакой, языкъ — пересказать безчисленныхъ фактовъ героизма и самопожертвованія, какія это страшное несчастіе вызвало со стороны преимущественно двухъ классовъ общества: католическаго духовенства и даровыхъ врачей Ирландіи. Я назвалъ католическое, а не протестантское, духовенство — не потому, чтобы послднее не дало доказательствъ своей поразительной преданности {Протестантскимъ викаріемъ нашего прихода въ 1847 г. былъ преподобныя Александръ Бенъ Галловеллъ, впослдствіи ректоръ Клонакисети, а теперь, кажется, живущій гд-то въ Ланкашир. Среди его собственной паствы было сравнительно немного страждущихъ отъ голода, но онъ каждый день рисковалъ своею жизнью въ оттаянныхъ усиліяхъ спасать погибавшихъ вокругъ себя. Одинъ бдный горбунъ, но имени Ричардъ О’Брайенъ, лежалъ умирающимъ отъ чумы въ пустой хижин въ мстечк ‘Постомъ Гопъ’. М-ръ Галловеллъ, проходя мимо, услыхалъ стоны въ хижин и вошелъ туда. Потрясающій видъ представился его глазамъ: въ темномъ углу на пук гнилой соломы лежалъ бдный ‘Дикъ’ почти нагой,— вмсто платья вокругъ его тла болталось нсколько тряпокъ. М-ръ Галловеллъ кинулся въ двери и, увидавъ прохожаго, закричалъ: ‘Эй, молодой другъ, бги скорй съ этимъ шиллингомъ, принеси мн вина’. Потомъ опять вошелъ въ хижину, снялъ свое собственное блье и своими руками надлъ на зачумленнаго горбуна фланелевую куртку, штаны и рубаху, только-что снятую съ себя. Я знаю, что все это было именно такъ, потому что я былъ тмъ ‘молодымъ другомъ’, который пошелъ и принесъ вина.}, а потому, что на первое, очевидно, падала вся тяжесть испытанія. Для нихъ не было отступленія: католическій священникъ обязанъ повиноваться призыву дать умирающему послднее религіозное напутствіе въ чумной палат или тифозномъ барак, еслибы даже за этимъ наврно послдовала его собственная смерть. Смертность среди этихъ двухъ классовъ — духовенства и докторовъ — была огромная. Имена христіанскихъ героевъ, мучениковъ за человчество, не красуются ни въ какомъ придворномъ списк,— пусть же они блистаютъ на вчныхъ страницахъ ярче звздъ!

Однако даже эта темная туча ирландскаго голода имла свою свтлую сторону. Если тяжело вспоминать несчастныя ошибки нершительности и паники, то всякій можетъ съ благодарностью отдохнуть на фактахъ самаритянской благотворительности, трогательномъ великодушіи и живйшей симпатіи. Благородно поступалъ англійскій народъ, но не мене щедрою показала себя и великая Американская республика, гд тогда уже нашли себ пріютъ многія тысячи ирландцемъ. Изъ каждаго значительнаго города Англіи стекались пожертвованія, достигавшія въ цломъ сотенъ тысячъ фунтовъ. Изъ Америки приходили поистин трогательныя проявленія національной симпатіи. Нкоторые граждане Штатовъ пожертвовали два груза хлба, а американское правительство ршило дать для перевозки ихъ въ Ирландію суда. Согласно этому, два военныхъ фрегата — Масеdonian и Samestown — были разоружены, ихъ верхнія падубы сняты, поставлены грузовыя перегородки, они наполнены до плантировъ лучшей американскою мукой и бисквитами м отправлены исполнять свою благодтельную миссію. Какъ разъ передъ этимъ случилось, что британскія морскія власти положительно отказались дать корабль для той же цли, такъ какъ это было противно всмъ правиламъ морскаго министерства (что дйствительно правда) и тмъ вызвали не мало горькихъ чувствъ. Такой фактъ составлялъ совершенный контрастъ съ отправкой частными обществами нсколькихъ депутацій и спеціальныхъ агентовъ жертвователей, обязанныхъ лично постить наиболе пострадавшіе округи Ирландіи и своими собственными руками раздать привезенныя пособія.

На первомъ план въ этомъ благомъ дл стоитъ ‘Общество друзей’ и его англійскіе члены со своимъ центральнымъ комитетомъ въ Дублин. Между самыми дйствительными и безстрашными изъ его представителей былъ молодой йоркширскій квакеръ, котораго имя, я не сомнваюсь, до сихъ поръ тепло вспоминается конемарскими крестьянами. Ршившись спасать народъ, онъ здилъ изъ деревни въ деревню, ходилъ пшкомъ черезъ болота и топи, переплывалъ въ лодк черезъ озера и лазилъ по горамъ, всюду борясь со смертью, валившей людей другъ на друга. Его корреспонденція съ мста дятельности сама по себ составляетъ картинный памятникъ ирландскаго голода. Этому молодому ‘йоркширскому квакеру’ 1847 года, спустя четверть столтія, суждено было сдлаться министромъ короны: это — достопочтенный В. Э. Форстеръ, членъ парламента {Теперешній государственный секретарь Ирландіи.}.

Со времени голода и до самаго появленія превосходнаго труда преподобнаго м-ра О’Рорке, ‘Исторіи ирландскаго голода’, по-истин единственной полною лтописью событій того времени былъ рапортъ ‘ирландскаго комитета Общества друзей’. Замчательно, что даже теперь путешественникъ, посщающій западъ и югъ Ирландіи и желающій услышать отъ самого народа воспоминанія о времени голода, найдетъ въ его словахъ благодарность, смшанную съ обвиненіями почти относительно каждаго благотворительнаго агентства того періода, только безкорыстная, добрая, быстрая и великодушная дятельность ‘комитета друзей’ не потребуетъ его защиты. Рядомъ съ дорогою памятью католическихъ священниковъ, страдавшихъ и умиравшихъ вмст съ народомъ въ то страшное время, ирландскіе католики даютъ мсто въ своей молитв: ‘Благослови ихъ Богъ’ и добрымъ квакерамъ — Аврааму Билю, погибшему отъ голодной лихорадки, Джонатану Пиму, Ричарду Аллену, Ричарду Веббу и Вильяму-Эдуарду Форстеру.

Ирландскій голодъ 1847 года имлъ такія послдствія, которыя сдлали его однимъ изъ самыхъ важныхъ событій ирландской исторіи за послднія боле чмъ 200 лтъ. Для того, кто зналъ страну прежде, кто изучалъ ее посл и видлъ, какъ многое разрушено и измнено въ ней, невозможно не придти къ заключенію, что Ирландіи стараго времени уже боле не видать.

Я охотно готовъ врить, что потери будутъ возстановлены, а пріобртенія удержаны. Но боюсь, многія хорошія вещи исчезли навсегда. ‘Здсь 20 миль разстоянія, сэръ,— сказалъ мн докторъ,— а до голода на всемъ этомъ пространств не было ни одного замка‘.

Подъ давленіемъ голода, изморенныя существа бродили вокругъ сараевъ и амбаровъ, воруя зерно, картофель, капусту, рпу,— словомъ, все, что можно было сть. Поздне приходилось караулить съ ружьемъ въ рукахъ засянныя поля, чтобы смена не были выкопаны и съдены сырьемъ. Такое положеніе вещей нанесло роковой ударъ многимъ прекраснйшимъ чертамъ ирландской сельской жизни: оно разрушило наивную доврчивость, не запиравшую дверей, оно навсегда уничтожило обычай, бывшій общепринятой обязанностью по всему острову — это гостепріимство, дававшее ночлегъ и радостный привтъ всякому бдному страннику, который его попроситъ. Страхъ ‘лихорадки’ заперъ вс двери даже тамъ, гд не было причины опасаться воровства, и разъ убитый обычай уже больше не оживалъ. Тысяча добрыхъ привычекъ и сосдскихъ обыкновеній были унесены этимъ временемъ. Тамъ, гд цлые три года среди тревогъ и бдствій раздавалось Sauve qui peut, человческая природа съузилась въ своихъ симпатіяхъ и ‘всякій самъ за себя’ надолго сдлалось лозунгомъ жизни и поведенія. Испытанія ‘сорокъ седьмаго’ видимо сильно повліяли на великодушные и чистосердечные нравы сельскаго населенія. Древнія забавы и веселья исчезли повсюду и во многихъ частяхъ Ирландіи никогда боле не возвращались. Уличныя игры, состязанія и деревенскіе танцы уже боле не видны.

Однакожъ нужно сознаться, что вмст съ серьезностью, оставленной въ ирландскомъ народ періодомъ голода, въ его характер появились и многія другія замтныя перемны къ лучшему. Осторожность, предусмотрительность и экономія изучаются и цнятся теперь, какъ никогда прежде. Замтно больше положительности, методичности и пунктуальности въ дловыхъ отношеніяхъ. Вс серьезнй сознаютъ свою отвтственность. Кажется, въ первый разъ начали задумываться о будущности и имть въ виду его превратности. Большая настойчивость въ достиженіи цлей, большія постоянство и ршительность характера отличаютъ ирландскаго крестьянина новой эры. Богу было угодно, чтобы среди такихъ неизмримыхъ страданій на измученную націю пала частица благословенія.

VII.
‘Молодая Ирландія’.

Флетчеру изъ Сальтоуна приписываютъ слова: ‘Пусть, кто хочетъ, пишутъ законы, а я буду сочинять баллады’. Безъ сомннія, въ т дни народныя чувства двигались и развивались балладами. Еслибы Флетчеръ жилъ теперь, онъ наврно сказалъ бы: ‘Пусть кто хочетъ будетъ премьеромъ, а я буду работать печатнымъ станкомъ’.

Кто бы ни занимался внимательнымъ изученіемъ перемнъ въ политической жизни Ирландіи, въ ея образ мыслей и дйствіяхъ за послднія сорокъ лтъ, всякій долженъ отвести важное мсто въ ряду факторовъ этихъ перемнъ школ политическихъ писателей и дятелей, извстной подъ именемъ ‘Молодой Ирландіи’. Ея имя и судьба, какъ партіи, къ несчастію тсно связываются съ однимъ неудачнымъ шагомъ ея политической карьеры — попыткой къ возстанію 1848 года, такъ что объ ея дйствительномъ положеніи, цляхъ и политик существуетъ совершенно ложное представленіе и о трудахъ ея составлено несправедливое понятіе.

Такъ-называемая ‘Молодая Ирландія’ была отдленіемъ или отпрыскомъ партіи ‘отмны’ О’Коннеля, въ противоположность ей эта послдняя называлась ‘Старой Ирландіей’. ‘Молодая’ и ‘Старая’ — об он одинаково стояли за отмну, т. е. ихъ главная политическая цль, господствующая доктрина исповданія, заключалась въ возвращеніи Ирландіи національнаго законодательства, отнятаго у нея Питтомъ въ 1800 году. Но многія очень важныя обстоятельства отмтили ‘младо-ирландцевъ’, какъ вполн новую школу въ ирландской политик: они первые, какъ партія, взялись за трудъ очистить политическую атмосферу, стараясь направить усилія ирландцевъ въ парламент на нчто лучшее и боле благородное, чмъ продажная погоня за мстами или подлое холопство въ своей партіи. Они первые начали проповдывать доктрину обращенія къ уму народа, а не его предразсудкамъ. Они смло провозгласили, что личная отвтственность и вра въ себя должны занять мсто крайней зависимости отъ своихъ свтскихъ или клерикальныхъ вождей. Они первые ухватились за печатный станокъ и школу, какъ великія орудія народнаго освобожденія. Девизъ на знамени партіи вкратц выражалъ символъ ихъ вры, указывалъ на средства и цль ихъ политики: ‘образуйте себя, и вы будете свободными!’

Сорокъ лтъ тому назадъ типическій ирландскій представителель въ парламент былъ непремнно порядочнымъ хвастуномъ, лошадникомъ, дуэлистомъ, пьяницей и мотомъ,— патріотомъ, какъ его удачно рисуетъ Чарльзъ Леверъ. Тогда время еще не пришло принимать во вниманіе личную честность и чистоту частной жизни и поведенія при надленіи человка общественнымъ довріемъ и уваженіемъ. Въ т дни ‘популярный членъ’ выбирался благодаря сочетанію въ немъ патріотическаго энтузіазма и религіознаго вліянія съ прибавленіемъ необходимой дозы подкупа и запугиванія. Что касается до этихъ послднихъ, то, конечно, ‘другая сторона всегда начинала первая’, а затмъ уже слдовала раздача пятифунтовыхъ билетовъ и виски ad libitum съ одной стороны и ломанье скулъ палками съ другой, что и довершало побду. Кром того въ т времена до послднихъ мелочей былъ развитъ обычный ‘патронажъ’ въ образ члена парламента. Почтамтъ и казначейство, армія и флотъ были въ значительной степени добычей партіи. Министръ разбрасывалъ свой патронажъ приверженцамъ въ фойе, а эти длили его между своими агентами на выборахъ. Политическая независимость, какъ мы ее понимаемъ теперь, тогда была неизвстна. Школа еще не выставила свои юные баталіоны, газета была дорогою роскошью, читальня и техническій институтъ пока еще не родились, лекція была неизвстна. Однакожъ, можно сказать, вещи во всхъ отношеніяхъ были ‘на поворот’, когда одно событіе 1842 г. ввело ихъ въ новую вру.

Ассоціація отмны О’Коннеля была составлена большею частію изъ его ‘старой гвардіи’, оставшейся отъ кампаніи католической эмансипаціи, изъ людей старой школы. Но движеніе въ самомъ начал привлекло къ себ самыхъ талантливыхъ и блестящихъ молодыхъ людей, только-что сходившихъ тогда со школьной и университетской скамьи и готовыхъ окунуться въ треволненія и дятельность горячаго времени общественной арены. Сходство вкусовъ, школьное товарищество и общность чувствъ сразу связали этихъ молодыхъ націоналистовъ въ одну выдающуюся группу или отдленіе въ ассоціаціи. Ихъ умы были свжи отъ изученія классическихъ образцовъ гражданской добродтели, любви къ родин, общественнаго героизма. Ихъ воодушевляло сильное стремленіе сообщить національному движенію новый характеръ, боле чистый тонъ и боле смлое направленіе.

Трое изъ нихъ: Чарльзъ Гаванъ Дуффи, Томасъ Осборнъ Девисъ и Джонъ Блакъ Диллонъ — однажды лтнимъ вечеромъ 1842 г. бродили по парку Фёникса, въ Дублин. Рчь шла о будущемъ ‘отмны’ и людяхъ, стоявшихъ во глав ея,— о тогдашней газетной пресс и отношеніи О’Коннеля къ той части ея, которая поддерживала ассоціацію. Они сожалли, что не длалось попытокъ въ интеллектуальному развитію и политическому воспитанію народнаго ума, и остановились на томъ факт, что черезъ нсколько лтъ общественныя школы должны начать выпускать десятки тысячъ молодыхъ людей, умющихъ читать и писать. Они обсуждали вопросъ: ‘что длать?’ — и остановились на такомъ ршеніи, что прежде всего необходимо основать еженедльную газету, какъ органъ и выраженіе новой политической школы. Дуффи тогда былъ уже журналистомъ. Несмотря на свою молодость, онъ занималъ почетное мсто въ общественномъ довріи, какъ издатель Belfast Vindicator. Онъ былъ человкомъ, на котораго остальные смотрли какъ на руководителя въ этомъ смломъ предпріятіи. Такимъ образомъ, сидя подъ деревомъ въ парк, три друга ршили начать газету Natio, которой первый нумеръ и появился 15 октября 1842 года.

Основанный такимъ образомъ, журналъ предназначался играть важную роль въ послдующей политической исторіи Ирландіи. Это была не столько газета, какъ въ широкомъ смысл общественный воспитатель — совтникъ и путеводитель. Его редакція была въ вид бюро національныхъ длъ — политическихъ, литературныхъ и художественныхъ. Его издательская комната была сборнымъ пунктомъ ‘юныхъ энтузіастовъ’, какъ называли ихъ политики старой школы,— ораторовъ, поэтовъ, писателей, артистовъ. Пламенная проза и потрясающій стихъ, литературный опытъ и историческая баллада — все приносилось на служеніе ирландской національности на страницахъ Nation. Эффектъ получился выше всякаго ожиданія. Казалось, страна пробудилась къ новой жизни — ‘въ Иринъ вошла душа’.

Ободренные успхомъ перваго шага, они взялись за другой родъ труда и ршили снабдить Ирландію дешовой популярною литературой, въ одно и то же время и увеселительной, и образовательной. Результатомъ явилась Ирландская Библіотека Дуффи, ежемсячное изданіе по шиллингу томъ. Еслибъ они больше ничего не сдлали, то и это было бы цннымъ памятникомъ ихъ служенія нравственному и интеллектуальному, а также и политическому воспитанію народа.

‘Молодая Ирландія’ была по преимуществу партіей религіозной терпимости. Руководящей идеей, въ которой можетъ быть выражена ихъ внутренняя политика, было — уничтоженіе антагонизма между католиками и протестантами Ирландіи. Въ этомъ они стояли далеко впереди своего времени. Какъ бы то ни было, опытъ былъ смло испробованъ. Во многихъ псняхъ и статьяхъ они проповдывали союзъ сословій и исповданій.

What matter that at different shrines

We pray unto one God?

What matter that at different times

Our fathers won this sod?

In fortune and in name we’re bound

By stronger links than steel,

And neither can be safe or sound

But in the other’s weal.

Что нужды, что на различныхъ алтаряхъ мы молимся одному Богу? Что нужды, что наши отцы въ различное время покорили этотъ дернъ? Мы связаны судьбой и именемъ крпче, чмъ стальнымъ звномъ, и ни одинъ изъ насъ не можетъ быть безопасенъ и силенъ иначе, какъ благомъ другаго.

And oh! it were а gallant deed

To show before mankind

How every race and every creed

Might be by love combined—

Might be combined, yet not forget

The fountains whence they rose,

As filled by many а rivulet

The stately Shannon flows.

О, какимъ было бы доблестнымъ дломъ показать всему человчеству, какъ вс расы и вс вры могутъ связываться любовью, не забывая при этомъ источниковъ, изъ которыхъ возникли,— подобно тому, какъ Шаннонъ постоянно течетъ, беря свои воды изъ многихъ ручьевъ!

Такъ писалъ Девисъ въ Nation. Еще смле онъ обращался къ братьямъ-протестантамъ Ульстера, оранжистамъ свера:

Rusty the swords our fathers unsheathed,

William and James are turned to clay,

Long did we till the wrath they bequeathed,

Red was the crop and bitter the pay.

Freedom fled us,

Knaves misled us,

Under the feet of the foemen we lay,

But in their spite

The Irish unite,

For orange and green will carry the day.

Заржавли сабли, обнаженныя нашими отцами. Вильямъ и Джемсъ превратились въ прахъ. Довольно мы занимались враждой, унаслдованной отъ нихъ,— красна была жатва и горька игра. Свобода покинула насъ, плуты управляли нами, и вотъ мы лежимъ подъ ногами враговъ, но, на зло имъ, соединенные ирландцы будутъ добиваться побды для оранжеваго и зеленаго.

И все напрасно. Далекъ, какъ тысячелтіе, казался день, когда оранжевые и зеленые перестанутъ выставлять другъ противъ друга организованныя арміи въ смертельной ненависти и свирпой вражд.

Въ то же время младо-ирландцы со страстью, удивлявшей наблюдателей, отдавались трудному длу преобразованія извстныхъ идей и обычаевъ политической жизни. Они презирали нищенство изъ-за мстъ, они отрицали, будто ‘хорошее помщеніе католиковъ’ должно считаться изліяніемъ благополучій на Ирландію, или порицали обыкновеніе ‘популярныхъ членовъ’ сомнительныхъ достоинствъ строить въ католическихъ церквахъ передъ самыми выборами алтари съ разноцвтными окнами. Смлй же всего они нападали, какъ на деморализацію, на торговлю мстами таможенныхъ, почтовыхъ и казначейскихъ чиновниковъ и настаивали на ея прекращеніи. То, что они пытались сдлать въ ирландской политик, было немногимъ меньше революціи. Самого О’Коннеля они глубоко уважали, принимали его политику, оставались врны его авторитету и благодарны за его заслуги, но вели открытую войну съ тмъ классомъ людей, который въ значительной степени предавалъ его, и съ тмъ низкимъ уровнемъ общественной нравственности, который тогда, казалось, господствовалъ. Перерожденная Ирландія не могла воспріять ихъ мечтаній при такихъ обстоятельствахъ, какъ эти. Они указывали на нужду въ лучшихъ людяхъ и боле смломъ образ дйствій, они внушали народу, что дорогая ему національная свобода будетъ улетать отъ него, пока онъ не суметъ выработать въ себ извстныхъ добродтелей, обезпечивающихъ это благо.

For Freedom comes from God’s right hand,

And needs а godly train,

`Tis righteous men can make our land

А Nation once again.

Their graves are severed far and wide

By mountain, stream, and sea.

Свобода исходитъ изъ правой руки Бога, а потому требуетъ благочестивыхъ спутниковъ. Только привычные люди правды могутъ сдлать нашу страну снова націей.

Такъ плъ бардъ партіи. Такъ же говорили вс ея ораторы.

Такова была ‘Молодая Ирландія’ въ начал своего поприща. Изъ людей, основавшихъ и организовавшихъ ее тридцать лтъ тому назадъ, лишь немногіе живы теперь. Почти вс умерли и ихъ могилы разбросаны повсюду — по горамъ, потокамъ и морямъ..

Дуффи (теперь сэръ Чарльзъ Каванъ Дуффи изъ Мельборна) былъ первымъ министромъ Викторіи и представляетъ въ настоящей общественной жизни нашихъ антиподовъ быть-можетъ самаго способнаго и дйствительно-государственнаго человка. Дарси Мак-Ги, погибшій въ 1868 году отъ гнусной пули убійцы въ Оттав, также пріобрлъ себ, въ качеств министра короны, въ свободныхъ и самоуправляющихся канадскихъ владніяхъ славу замчательно-способнаго человка. Мигеръ, сладкозвучный ораторъ ‘Молодой Ирландіи’, посл многихъ превратностей судьбы былъ губернаторомъ монтанской территоріи Соединенныхъ Штатовъ, гд и утонулъ случайно въ быстринахъ Миссури. Девисъ умеръ рано, даже прежде, чмъ Ирландія успла наполниться удивленіемъ въ его генію и любовью въ его добродтелямъ. Диллонъ умеръ въ 1866 году членомъ парламента отъ Типперари. Мартинъ и Ронейнъ, недавно умершіе, также до конца работали въ ярм парламентскихъ представителей. До конца непримиримый, Митчель умеръ членомъ парламента отъ Типперари. О’Брайенъ, вождь партіи, покоится въ фамильномъ склеп въ Ротронан, но соотечественники поставили ему памятникъ на одномъ изъ выдающихся мстъ столицы. Ричардъ О’Горманъ пользуется въ Нью-Йорк честно добытою славой и счастьемъ усыновившей его страны. Кевинъ Узодъ О’Догерти состоитъ теперь выдающимся членомъ законодательнаго собранія Квинсленда. Михаилъ Догони, человкъ рдкихъ дарованій, писатель и ораторъ, печально умеръ въ Нью-Йорк. Ричардъ Далтонъ Вильямсъ, благородный бардъ многихъ прекрасныхъ псенъ, покоится въ своей далекой могил въ Луизіан. Денни Лейнъ, поэтъ и политикъ, до сихъ поръ благополучно работаетъ на пользу Ирландіи въ своемъ дом на Ли. Кром этихъ можно назвать цлую компанію людей не столько политическаго, сколько литературнаго типа. Джонъ О’Гаганъ — теперь провинціальный судья въ Ирландіи, Самуилъ Фергюсонъ — теперешній хранитель свертковъ, Денисъ Флорансъ Мак-Карти, Д. Мак-Невинъ, преподобный Чарльзъ Миганъ, Джонъ Эдуардъ Пиготтъ, Михаилъ Дж. Барри, Джемсъ Кларансъ Манганъ и д-ръ правъ Джонъ Келисъ Инграмъ, теперешній членъ Троицкой коллегіи, котораго превосходная поэма: ‘Кто боится говорить о 98 год?’ — лучшее изъ всхъ вольныхъ стихотвореній ‘Молодой Ирландіи’.

Но этотъ списокъ будетъ положительно не полонъ, если въ него не включить три женскихъ имени, придававшихъ національной поэзіи эры ‘Молодой Ирландіи’ самыя рзкія и характеристическія черты. Это — ‘Эва’, ‘Мери’ и ‘Сперанца’.

Эва Мери Келли, дочь одного галуэйскаго джентльмена, была еще почти двочкой, когда стихотворенія, подписанныя ея именемъ, начали привлекать всеобщее вниманіе.

Кевинъ О’Догерти (упомянутый выше) былъ въ это время молодымъ студентомъ медицины въ Дублин. Отъ восхищеній поэзіей ‘Эвы’ онъ скоро перешелъ къ любви и восхищенію ею самой. Однако возстаніе 1848 года помшало его сватовству. Было несомннно, что онъ писалъ вольную прозу въ то время, какъ ‘Эва’ нападала на установленныя власти стиками. Кевинъ былъ арестованъ и отданъ подъ судъ. Присяжные два раза расходились въ вердикт и за день до третьяго суда ему предложили прощеніе, т. е. лишь номинальный приговоръ, если онъ признаетъ себя виновнымъ. Онъ послалъ за ‘Эвой’ и сказалъ ей о предложеніи. ‘Можетъ казаться, что я не чувствую всей опасности потерять васъ быть-можетъ навсегда,— сказалъ онъ,— но мн не нравится это признаніе себя виновнымъ… Скажите, что мн длать’.— ‘Длать?— отвчала поэтесса.— Конечно, быть мужемъ и готовымъ на все. Я буду ждать, какъ бы длиненъ ни былъ приговоръ. На слдующій день счастіе покинуло Кевина: присяжные признали его виновнымъ, а судья приговорилъ къ десяти годамъ ссылки. ‘Эв’ было позволено еще разъ видться съ нимъ въ тюрьм и сказать послднее ‘прости’. Она шепнула ему на ухо: ‘Будь вренъ,— я буду ждать’. И она ждала. Годы протекли и молодой изгнанникъ получилъ наконецъ возможность снова вступить на ирландскую почву. Черезъ два дня посл его высадки въ Квинстоун ‘Эва’ была его невстой.

Мене счастливъ романъ ‘Мери’. Она была родомъ изъ Мюнстера, по имени миссъ Элленъ Доунингъ. Подобно ‘Эв’, она привязалась къ одному изъ юныхъ писателей ‘Молодой Ирландіи’. Въ 1848 году онъ бжалъ и, увы, въ чужой стран выучился забывать обты родины. ‘Мери’ не выдержала удара. Она оставила лиру и нкоторое время чахла въ совершенномъ уединеніи. Весенніе цвты застали ее уже на могил.

‘Сперанца’ — тогда была миссъ Илжи, а теперь леди Вайлдъ — самая яркая изъ блестящей тріады. Она дочь преподобнаго м-ра Илжи, ректора протестантскаго прихода въ графств Вексфорд и сестра почетнаго судьи Илжи въ Нью-Орлеан,— молодая, красивая, высоко-образованная и одаренная рдкими талантами и умомъ. Ея личная привлекательность, ея развитый умъ, оригинальность и сила характера сдлали ее центромъ дублинскаго общества тридцать лтъ тому назадъ. Въ 1845 году она вышла замужъ за сэра Вильяма Роберта Вайлда, съ недавнею смертью котораго Ирландія потеряла одного изъ самыхъ извстныхъ археологовъ. Лэди Вайлдъ продолжала работать для національной литературы почти до самаго послдняго времени, часто ударяя по струнамъ въ старинномъ дух и всегда воспвая надежду, мужество и истину. Одно изъ послднихъ твореній, которое я получилъ изъ ея рукъ для помщенія въ Nation, представляетъ хорошую иллюстрацію духа, вдохновлявшаго вс поэмы ‘Сперанцы’. Какъ разъ въ то время смерть особенно дятельно уносила самыхъ врныхъ національныхъ бойцовъ Ирландіи и многія обстоятельства побудили меня однажды выразить ей свою горечь, глядя на ирландскую политику. Спустя одну или дв почты я получилъ отъ лэди Вайлдъ слдующее обращеніе къ соотечественникамъ:

Has the line of the patriots ended,

The race of the heroes failed,

That the bow of the mighty, unbended,

Falls slack from the hands of the quailed?

Or do graves lie too thick in the grass

For the chariot of Progress to pass?

Разв окончился рядъ патріотовъ,

Разв рядъ героевъ изсякъ,

Что не натянутый лукъ силы

Падаетъ изъ рукъ унылаго бойца?

Или могилы лежатъ въ трав такъ часто,

Что мшаютъ катиться колесниц прогресса?

Did the men of the past ever falter?

The stainless in name and fame,

They fllung life’s best gifts on the altar

To kindle the sacrifice flame,

Till it rose like а pillar of light,

Leading up from Egyptian vight.

Разв люди прошлаго когда-нибудь смущались? Съ безупречнымъ именемъ и славой они несли лучшіе дары жизни на алтарь для поддержанія жертвеннаго пламени, пока оно не поднималось, какъ столбъ свта, выводящій изъ тьмы египетской ночи.

Oh! hearts all aflame with the daring

Of youth leaping forth into life!

Have ye courage to lift up, unfearing,

Te banner fallen low in the strife,

From hands faint through life’s deepest loss,

And bleeding from nails of the cross?

О, сердца юношей, пылающихъ смлостью выйти въ жизнь! Неужели у васъ не станетъ мужества поднять безъ страха знамя, упавшее въ борьб изъ рукъ изнемогшихъ отъ глубокихъ потерь жизни и истекающихъ кровью отъ гвоздей креста?

Can ye work on as they worked-unaided,

When all but honour seemed lost

And give to your country, as they did,

All, without counting the cost?

For the children have risen since then

Up to the height of men.

Неужели у васъ не станетъ силы работать, какъ они, безъ поддержки, когда все потеряно, кром чести? И неужели вы не отдадите родин всего, какъ они, не считая, чего это стоитъ? Съ тхъ поръ уже дти стали взрослыми людьми.

Now swear by those pale martyr-faces

All worn by the furrows of tears,

By the lost youth no morrow replaces,

By all their long wasted years,

By the fires trod out on each hearth,

When the Exiles were driven forth,—

Клянитесь же блдными лицами мучениковъ, покрытыми морщинами отъ слезъ, ихъ безвозвратно потерянною юностью, всми длинными годами ихъ растраченной жизни, огнями ихъ очаговъ, потушенными ссылкой,—

By the young lives so vainly given,

By the raven hair blanched to grey,

By the strong spirits crushed and riven,

By the noble aims faded away,

By their brows, as the brows of а king,

Crowned by the circlet of suffering!

безвременно угасшими молодыми жизнями, сдинами черныхъ волосъ, разбитыми душами, увядшими благородными порывами и челомъ всякаго изъ нихъ, какъ челомъ короля, увнчаннаго короной страданія!

То strive as they strove, yet retrieving

The Cause from all shadow of blame,

In the Congress of Peoples achieving

А place for our nation and name.

Not by war between brothers in blood,

But by glory made perfect through good!

Клянитесь бороться, какъ они, оберегая дло отъ всякой тни обвиненія и добывая мсто для нашей націи среди народовъ не войной съ родными братьями, а славой, добытой добромъ!

We are blind, not discerning the promise,

‘Tis the sword of the Spirit that kills,

Give us Light, and the fetters fall from us,

For the strong soul is free when it wills,

Not our wrongs but our sins make the cloud

That darkens the land like а shroud.

Мы слпы и не разумемъ обта. Насъ убиваетъ не что другое какъ мечъ Духа. Свта намъ — и оковы спадутъ, ибо сильная душа свободна, когда она того хочетъ. Не бды, а грхи наши создаютъ то облако, которое омрачаетъ землю, какъ саванъ.

With this sword like an archangel’s gleaming,

Go war against Evil and Sin,

‘Gainst the falsehood and meanness and seeming

That stifle the true life within.

Tour bonds are the bonds of the soul,

Strike them off, and you spring to the goal!

Съ этимъ мечомъ, сіяющимъ какъ архангелъ впереди всхъ, идите на войну со зломъ и грхомъ, противъ лжи, низости и обольщеній, которш убиваютъ истинную жизнь духа.

Ваши оковы — оковы души. Разбейте ихъ — и вы достигнете цим.

О men who have passed through the furnace,

Assayed like the gold, and as pure!

By your strength can the weakest gain firmness,

The strongest may learn to endure,

When once they have chosen their part,

Though the sword may drive home to each heart.

О, люди, прошедшіе сквозь горнило, испытанные какъ золото и какъ оно чистые! Ваша твердость укрпляетъ слабаго, а сильнаго учитъ переносить вс трудности пути, который онъ разъ избралъ, хотя бы мечъ и проявилъ его въ самое сердце.

О martyrs! The scorners may trample

On broken hearts strewed in their path!

But the young race, all flushed by example,

Will awake to the duties it hath,

And rekindle your own torch of Truth

With the passionate splendours of youth!

О, мученики! Пусть презрнные ругатели глумятся и топчутъ подъ ногами ваши разбитыя сердца на вашемъ скорбномъ пути, но молодое поколніе, чуткое къ примру, проснется къ своимъ обязанностямъ и снова зажжетъ вашъ свтильникъ истины огнемъ страстной юности.

Леди Вайлдъ начала писать въ Nation не какъ поэтесса. Сначала въ этомъ журнал появилось нсколько замчательно-талантливыхъ писемъ подъ именемъ ‘Джона Эллиса’, и издатель, Дуффи, выразилъ въ отдл ‘сообщеній корреспондентамъ’ желаніе повидаться лично съ ‘м-ромъ Эллисомъ’. Со слдующею почтой онъ получилъ увдомленіе, что можетъ это сдлать, придя въ назначенный вечеръ въ домъ доктора В. Р. Вайлда. Дуффи пришелъ и былъ принятъ докторомъ, который посл короткаго разговора оставилъ комнату и вскор возвратился, ведя за руку ‘м-ра Джона Эллиса’ въ лиц своей жены, прежней миссъ Джени Френсисъ Илжи. И дйствительно, лэди Вайлдъ была способна возвышать душу потрясающею прозой такъ же хорошо, какъ и горячею псней. Въ 1848 г. она была m-me Roland ирландской жиронды. Когда борьба пришла къ развязк и Гаванъ Дуффи судился за государственную измну, между статьями, читанными противъ него, была одна изъ запрещеннаго нумера Nation, озаглавленная: ‘Jacta alea est’. Это было не что иное, какъ революціонное воззваніе. Прекрасное, какъ литературное, произведеніе, оно пылало пламеннымъ возбужденіемъ. Это была поэма въ проз, дикая военная псня, гд Ирландія призывалась провозгласить предъ лицомъ земли и неба ultima ratio подавленныхъ народовъ. Генералъ-прокуроръ прочелъ статью среди гробоваго молчанія. Когда чтеніе кончилось, по зал суда пронесся шепотъ душевнаго движенія, а съ галлереи послышался женскій голосъ: ‘Я отвтственна, если это преступленіе!’ Это былъ голосъ царственной ‘Сперанцы’. Статья вышла изъ-подъ ея пера.

Признаннымъ вождемъ и во всякомъ случа политическимъ главой ‘Молодой Ирландіи’ былъ Вильямъ Смитъ О’Брайенъ. Онъ былъ протестантскимъ дворяниномъ съ высокими нравственными качествами и вліятельнымъ положеніемъ въ графств Клеръ, его братъ, лордъ Инчиквинъ (тогда еще сэръ Луціусъ О’Брайенъ), былъ ближайшимъ мужскимъ родственникомъ маркиза Томонда. Родъ О’Брайеновъ несомннно принадлежитъ къ числу древнихъ и знаменитыхъ и беретъ свое начало по прямой линіи отъ короля Брайена I, монарха Ирландіи, котораго побда надъ датчанами въ XI столтіи была событіемъ всеевропейской важности и интереса. Въ царствованіе Елизаветы и Джемса I большая часть ирландскихъ вождей, мало-по-малу признававшихъ надъ собой англійскую власть, начала принимать англійскіе титулы и отдавать своихъ дтей (во всякомъ случа своихъ наслдниковъ) воспитываться подъ опекой правительства (wards). Молодые заложники, какими они на самомъ дл были, почти всегда обращались въ протестантство, вотъ почему теперь только очень немногіе изъ древнихъ милезскихъ вождей исповдуютъ католическую вру.

Уже въ начал XVII стол. на чело главы Томонда была надта англійская герцогская корона. Во время гражданской войны 1641 г. Морроу О’Брайенъ, герцогъ томондскій, перешелъ на сторону Кромвелля и сдлался ужасомъ мюнстерскихъ роялистовъ. Его канонадой былъ разрушенъ кешельскій соборъ — величественный даже теперь въ своихъ развалинахъ.

Вильямъ Смитъ О’Брайенъ родился въ 1803 году и воспитывался въ Гарроу, а потомъ въ кембриджской Троицкой коллегія. Онъ рано вступилъ въ парламентъ и занялъ въ немъ одно изъ такъ-называемыхъ фамильныхъ мстъ въ качеств твердаго консерватора. Несмотря на свой ршительный торизмъ и оппозицію О’Коннелю въ его агитаціи за эмансипацію католиковъ, Томонды О’Брайены оставались чистыми ирландцами и пользовались большою популярностью въ Клер и Лимерик. Отъ 1826 года до 1843 г. Смитъ О’Брайенъ подвизался въ парламент на поприщ ирландскаго ‘провинціальнаго джентльмена’ консерватора или врне — на поприщ либеральныхъ и народныхъ склонностей, дятельно посвящая себя тому, что можетъ быть названо практическимъ законодательствомъ, касающимся до существенныхъ интересовъ Ирландіи. Къ 1843 г. онъ изумилъ всю страну, публично объявивши о своемъ присоединеніи къ движенію за ‘отмну’ и утверждая, что къ такому ршенію его привело четырнадцатилтнее терпливое изученіе лондонскаго парламента. Этимъ поступкомъ онъ навсегда лишилъ себя своихъ прежнихъ союзниковъ и друзей не только въ общественной жизни, но испыталъ отчужденіе и въ собственномъ семейств, что причинило ему большое огорченіе. Однакожь это былъ человкъ неуклоннаго стремленія и абсолютно свободный отъ робости или колебанія въ томъ, что онъ считалъ своимъ долгомъ. Это была душа полная чести и истины. Я сомнваюсь, знала ли Ирландія когда-нибудь боле высокій типъ общественной добродтели и личной чистоты, чмъ Вильямъ Смитъ О’Брайенъ. Однакожь для роли великаго политическаго вождя ему недоставало многихъ существенныхъ качествъ. И главой ирландской партіи онъ сдлался не столько благодаря своимъ политическимъ способностямъ, сколько, главнымъ образомъ, своимъ добродтелямъ и выдающемуся общественному положенію. Онъ держалъ себя гордо, почти надменно, съ достоинствомъ и сдержанно. Консерватизмъ никогда не покидалъ его вполн. Раннія связи оставили неизгладимый отпечатокъ на его характер, мнніяхъ и принципахъ. Онъ былъ ужасомъ революціонныхъ доктринъ. Не найдется въ стран человка, которому меньше нравилось бы фигурировать въ качеств вождя возстанія въ дальнйшей исторіи.

Его присоединеніе въ движенію ‘отмны’ было важнымъ событіемъ того времени. Его привтствовали — какъ втораго человка въ Ирландіи, считая первымъ О’Коннеля. Я сомнваюсь, чтобы старая партія католической эмансипаціи, шедшая непосредственно за О’Коннелемъ, когда-нибудь была согласна съ О’Брайеномъ, но онъ скоро сдлался главой литературной и образовательной фракціи въ рядахъ ‘отмны’, независимая мысль и смлая рчь которой ежедневно тревожили освободителя. Когда же, наконецъ, въ ассоціаціи насталъ кризисъ и произошло описанное въ предыдущихъ главахъ отлученіе, О’Брайенъ, хотя и сожаля о случившемся, удалился вмст съ ‘Молодой Ирландіей’ и съ тхъ поръ занялъ свое мсто признаннаго и отвтственнаго вождя партіи.

Я встртилъ Вильяма Смита О’Брайена въ первый разъ въ іюл 1848 г., за три недли до обвиненія его въ измн. Онъ тогда длалъ объздъ юго-западныхъ и южныхъ графствъ, очевидно, желая удостовриться въ дйствительномъ состояніи общественныхъ чувствъ и, я не сомнваюсь, матеріальныхъ средствъ національной партіи. Онъ долженъ былъ прибыть въ Гленгариффе, на его пути черезъ Бантри, къ торжественному смотру конфедератскихъ клубовъ въ Корк. Населеніе нашихъ береговъ и горъ ршило сдлать ему королевскій пріемъ — въ характеристическомъ стил водной общины. Не только рыбачій флотъ Бантри, но и вс рыбачьи лодки съ ручьевъ и затоновъ на многія мили вокругъ собрались сопровождать его въ Бантри черезъ залифъ Гленгариффе. Небольшая яхта моего отца подучила завидную честь везти почетнаго гостя. Мы перескли открытый заливъ на полныхъ парусахъ и достигли восточной оконечности о-ва Бидди, который защищаетъ гавань Бантри отъ океаническихъ волненій и бурь. Въ то время, когда мы огибали островъ, нашимъ глазамъ представилась картина, которой я вроятно никогда не забуду. Здсь насъ ожидала флотилія въ нсколько сотъ лодокъ. Каждый рыбакъ сломилъ на берегу зеленую втку и прикрпилъ къ борту своей лодки, такъ что каждая изъ нихъ имла видъ плавучей бесдки. Когда ‘Independence’, быстро огибая мысъ, показалась въ виду, съ флотиліи раздались оглушительныя привтствія, грянула музыка и гребцы сразу ударили по весламъ. Мы собрали фокъ-штагъ, чтобъ убавить ходу, и вся процессія перескла широкую часть гавани, подобно Бирнаму Вуду, идущему на Донсайнанъ.

Когда я встртилъ О’Брайена во второй разъ въ 1857 г., мрачная глава прибавилась въ національной лтописи ирландской исторіи. Съ тхъ поръ до самой его смерти мы были связаны какъ политическою, такъ и личною дружбой, но въ періодъ ‘Молодой Ирландіи’ мои отношенія съ нимъ или воспоминанія о немъ ограничиваются только-что описанною сценой {Съ какимъ удовольствіемъ онъ вспоминалъ ее даже среди тягостей приговора за государственную измну, доказывается тмъ, что онъ прислалъ мн изъ ричмондской тюрьмы музыку любимой псни съ надписью: ‘Подарено Александру М. Сулливану Вильямомъ С. О’Брайеномъ въ память его путешествія отъ Гленгариффе до Бантри на яхт ‘Independence’ въ іюл 1848 года, когда эта псня была пропта одной молодой лэди.— Ричмондская тюрьма 1849 г.’}.

Однимъ изъ выдающихся пунктовъ разногласія между двумя частями партіи ‘отмны’ въ ассоціаціи О’Коннеля была жалоба младо-ирландцевъ на то, что національное движеніе велось съ слишкомъ сильной религіозною нетерпимостью и что, повидимому, признавалось необходимымъ каждому патріоту ирландцу быть непремнно католикомъ. О’Коннель окружилъ программу ассоціаціи кольцомъ отрицаній всякихъ мръ, проектовъ и принциповъ, непріятныхъ чувствамъ католиковъ. Католики младо-ирландцы говорили, что это было бы совершенно справедливо и пригодно въ католическомъ обществ, но находили это совершенно неумстнымъ и несправедливымъ въ общественной организаціи, точно ограничивающей свою задачу политическою цлью и одинаково приглашающею въ свои ряды какъ католиковъ, такъ и протестантовъ. По этому поводу возникло очень рзкое препирательство. Изъ него-то и вытекли т обвиненія въ ‘вольнодумственныхъ’ доктринахъ, которыя многіе долго старались связать съ младо-ирландской партіей.

Съ обихъ сторонъ высказывались рзкія вещи. Старо-ирландцы проклинали молодежь, какъ неврныхъ, младо-ирландцы поносили стариковъ, какъ ханжей. Спорный пунктъ отнюдь не заключалъ въ себ ничего пошлаго,— напротивъ, былъ вопросомъ крайне важнымъ и живымъ для будущаго Ирландіи: дйствительно ли практически неосуществимо соединеніе усилій католиковъ и протестантовъ въ чисто-политическихъ длахъ? Хотя нкоторые изъ молодой партіи и облекали свои аргументы въ такія выраженія, которыя заключали въ себ слишкомъ много свободомыслія, тмъ не мене теперь всми признается и высказывается, что они въ этомъ случа защищали положеніе, котораго потеря или сдача были бы положительно гибельны. Самое большее, что они могли сдлать въ то время — это сражаться до послдней возможности. Защищаемый ими принципъ былъ провозглашенъ и принятъ, какъ неизбжный и не допускающій сомнній, не раньше, какъ черезъ нсколько лтъ. Еслибъ они тогда не сражались изъ-за него, протестантовъ и католиковъ Ирландіи теперь раздляла бы на два враждебные лагеря цлая пропасть. Тмъ не мене вся ихъ дятельность была сплошною борьбой безъ луча надежды на немедленную побду. Разрывъ съ О’Коннелемъ навлекъ на нихъ продолжительную непопулярность.

Нападки на парламентскія злоупотребленія повели къ тому, что ихъ провозгласили утопическими пуристами. Борьба за религіозную терпимость вызвала обвиненія ихъ въ индифферентизм. Наконецъ, ихъ образовательная пропаганда осмивалась, какъ дтское пусканье мыльныхъ пузырей. Казалось, они терпли пораженія на всякомъ пункт своей программы. Иначе говоря, они, какъ партія, были обречены на неуспхъ, до тхъ поръ, пока съ великимъ трудомъ взращенное смя не принесло листьевъ и цвтовъ и не стало ясно, что они работали не даромъ. На нашу долю выпало пожинать плоды ихъ трудовъ. Они были предвстниками лучшаго времени.

VIII.
‘Сорокъ восьмой’.

Тысяча восемьсотъ сорокъ восьмой годъ былъ названъ лордомъ Норманби ‘годомъ революцій’. И дйствительно, въ исторіи трудно найти другое подобное зрлище такого всеобщаго и почти одновременнаго взрыва во всхъ столицахъ Европы. Идеальные ‘принципы’ 1789 г. находили себ поклонниковъ и послдователей во многихъ странахъ, но до всеобщаго разрушенія монархій по примру французовъ было слишкомъ далеко,— весь христіанскій міръ стоялъ пораженный страшнымъ зрлищемъ Парижа, гд люди: ‘Какъ фуріи, нжно лаская, крестили въ крови молодую надежду свободы на дымящемся алтар смерти’.

Несомннно однако-жь, что идеи и доктрины распространялись съ Бастильской площади и сдлались съ тхъ поръ для однихъ лозунгомъ человческой свободы, а для другихъ — синонимами анархіи и преступленій.

Февральская революція 1848 г. во Франціи отнюдь не была такимъ отреченіемъ отъ монархіи (‘bolt from the blue’), какъ думаютъ многіе. Взрывы бури раздавались повсюду, везд было пасмурно, а на берегахъ Адріатики слышались раскаты грома. Въ ноябр 1847 г. Австрія начала занимать итальянскія княжества,— овладла Пармой, Моденой и Реджіо. Въ начал января 1848 г. въ Легорн вспыхнуло возстаніе. 12-го Палермо возмутилось противъ короля Фердинанда и получило конституцію. 13-го императоръ австрійскій объявилъ, что ‘уступокъ больше не будетъ’, а спустя два дня Радецкій издалъ приказъ по войскамъ готовиться къ немедленной борьб. 29-го провозглашена конституція 1812 года въ Неапол, а 30-го герцогъ моденскій бжалъ изъ своей столицы. 8-го февраля король сардинскій послдовалъ примру неаполитанскаго и даровалъ конституцію. То же самое сдлалъ великій герцогъ тосканскій 11-го февраля. 22-го въ Ломбардіи объявлено военное положеніе и въ тотъ же самый день неаполитанскія войска бомбардировали Мессину.

Вс эти событія, какъ увидимъ дальше, непосредственно предшествовали кануну того самаго дня, когда Луи-Филиппъ былъ смщенъ съ французскаго престола, и тмъ не мене среди всхъ этихъ зловщихъ предзнаменованій ‘король гражданинъ’ вмст съ своими, потерявшими головы, министрами слпо шли къ своей гибели. 26-го декабря 1847 г. состоялся въ Руан первый изъ цлаго ряда ‘банкетовъ реформы’, присутствовало до 1.800 человкъ. При этой, какъ и при многихъ другихъ подобныхъ демонстраціяхъ, тостъ за короля былъ выпущенъ. 12-го февраля Гизо объявилъ во французской палат, что ни реформъ, ни уступокъ не будетъ. 21-го назначенъ банкетъ реформы въ Париж. 22-го въ палат было вотировано порицаніе Гизо, но съ тріумфомъ отвергнуто. По этому случаю Гизо — этотъ проницательный и дальновидный министръ, какъ его обыкновенно называли — хохоталъ во все горло надъ безсмысленной и безсильною выходкой, а черезъ 48 часовъ онъ бжалъ вмст съ своимъ царственнымъ повелителемъ, и іюльской монархіи боле не существовало.

Едва успла долетть до насъ изъ Парижа поразительная новость, какъ на всемъ европейскомъ горизонт — на свер, юг, восток и запад — пламя революцій уже подымалось къ небу. Трескъ падающихъ троновъ, громъ пушекъ, крики народной побды наполняли воздухъ. Казалось, свирпая зараза распространилась по всему континенту. Священный Союзъ лежалъ въ грязи, и тысячи голосовъ отъ Милана до Берлина провозглашали, что насталъ часъ освобожденія порабощенныхъ народовъ.

Ирландія не могла избжать настроенія дня. Онъ засталъ ее въ такихъ обстоятельствахъ, которыя, казалось, не оставляли ей другаго выбора, какъ подчиниться его вліянію.

За восемнадцать мсяцевъ до этого произошло раздленіе ‘Старой’ и ‘Молодой’ Ирландіи. Теперь было дв организаціи ‘отмны’: одна — первоначальная ассоціація, основанная О’Коннелемъ и слабо руководимая теперь его сыномъ, и другая — ‘Ирландская конфедерація’, основанная отлученными ‘младо-ирландцами’ или ‘конфедератами’, какъ они съ этого времени начали называть себя.

Распаденіе очевидно было вызвано или произведено, если читатель помнитъ, попыткой О’Коннеля вынудить отъ всхъ партизановъ ‘отмны’ открытое порицаніе физической силы. Хотя младо-ирландцы въ этомъ случа и отказывались подписать заявленіе, которое, по ихъ мннію, неизбжно поражало нкоторыхъ самыхъ лучшихъ и храбрыхъ людей, тмъ не мене относительно исключительной пригодности только нравственныхъ и политическихъ вліяній для достиженія ирландскихъ стремленій они положительно были согласны съ О’Коннелемъ. Безъ сомннія, они врили въ нравственное вліяніе физическихъ силъ и высказывали эту доктрину съ такимъ жаромъ, который не переставалъ тревожить старую партію. Однако-жь едва отлученные — такъ сказать ‘лвая’ ассоціаціи ‘отмны’ — начали независимую агитацію въ качеств ирландской конфедераціи, какъ тотчасъ же обнаружилось, что въ ней самой существуетъ и ‘крайняя лвая’ и ‘лвый центръ’. Среди отчаянныхъ сценъ 1846 и 1847 годовъ начала давать себя знать и настоящая партія физической силы, и главнымъ образомъ въ форм отчаянныхъ заявленій, что народу было бы лучше умирать съ оружіемъ въ рукахъ, чмъ гибнуть подъ тяжестью голоднаго режима. Сначала этимъ страстнымъ возгласамъ никто не придавалъ серьезнаго значенія. Но къ концу 1847 г. столкновеніе сдлалось неизбжнымъ. Одинъ изъ редакторовъ Nation, Джонъ Митчель, объявилъ, что пришло время призвать ирландскій народъ къ вооруженной борьб. Такой путь дйствій былъ совершенно противенъ и принципамъ, и политик журнала, въ которомъ онъ работалъ, и вызвалъ рзвое порицаніе со стороны Гавана Дуффи и Дерси Мак-Джи, соредакторовъ Митчеля. Онъ вышелъ изъ Nation, и споръ перенесся въ совтъ конфедераціи. Въ виду послдующихъ событій можетъ показаться страннымъ тотъ, тмъ не мене врный, фактъ, что самыми горячими и способными противниками Митчелевскихъ насильственныхъ проектовъ были Смитъ О’Брайенъ, Джонъ Б. Диллонъ, Гаванъ Дуффи, Т. Ф. Митеръ, Ричардъ О’Горманъ, Михаилъ Догени, Дерси Мак-Джи,— словомъ т самые люди, которые, спустя нсколько мсяцевъ, были или арестантами правительственныхъ тюремъ, или искали спасенія въ бгств въ горы.

Джонъ Митчель, который первый посл Роберта Эммета, погибшаго на эшафот въ 1803 году, началъ проповдывать возстаніе и полное отдленіе Ирландіи отъ британской короны,— былъ сыномъ преподобнаго Джона Митчеля, юнитаріанскаго священника въ Донгивен, въ графств Дерри. Онъ родился въ 1815 году и воспитывался въ дублинской Троицкой коллегіи. Подобно многимъ другимъ студентамъ этого заведенія, онъ съ раннихъ лтъ началъ сотрудничать въ газет, а въ 1845 году, посл смерти Томаса Девиса, сдлался однимъ изъ издателей журнала вмст съ Чарльзомъ Гаваномъ Дуффи и Томасомъ Дарси Мак-Джи. Суровый ульстерманскій юнитаріанецъ скоро началъ обнаруживать ршительную склонность къ такъ называвшизіся тогда ‘французскимъ принципамъ’,— онъ былъ республиканецъ и революціонеръ. Во всякомъ случа въ періодъ голода онъ совершенно отдлился отъ преслдуемой его товарищами политики и началъ ршительно предлагать конфедераціи объявить войну за независимость. Никому другому, какъ ему, обязана своимъ обновленіемъ ‘сепаратистская’ или революціонная партія въ ирландской политик. Отъ 1803 до 1845 года она ничмъ не проявляла своего существованія и никмъ не признавалась. Безъ сомннія, въ стран было недовольство, выражавшееся въ постоянномъ протест или пассивномъ сопротивленіи существующему порядку вещей, но никому и во сн не снилось другой политической задачи, кром отмны сліянія, какъ законной цли, достижимой законными средствами. Эра бунтовъ и возстаній, казалось, миновала навсегда. И вдругъ Джонъ Митчель ршительно выступилъ противъ врности и законности. Онъ доказывалъ, что конституціонализмъ деморализировалъ страну. Ирландія можетъ быть спасена только ‘кровью и желзомъ’.

Противъ этихъ насильственныхъ доктринъ возставали Смитъ О’Брайенъ и почти вс вожди конфедераціи. О’Брайенъ объявилъ, что одинъ изъ двухъ — онъ или Митчель — долженъ выйти изъ организаціи. Вопросъ публично обсуждался на полныхъ собраніяхъ членовъ въ теченіе двухъ дней и 5-го февраля 1848 года огромное большинство вотировало противъ воинствующей партіи, такъ что она должна была выйти изъ конфедераціи. Спустя 7 дней Джонъ Митчель, какъ бы ршившійся посл такого порицанія его доктринъ на отчаянныя мры, основалъ еженедльную газету United Irishman съ цлью открыто проповдывать возстаніе.

На него смотрли какъ на сумашедшаго. И младо-ирландцы, и старо-ирландцы одинаково отвчали на его выходки или смхомъ, или угрозами. Но приближались событія, которыхъ не предвидли ни Митчель, ни его оппоненты, и которымъ суждено было вполн предоставить въ его руки отчаянную игру.

Только-что появился третій нумеръ его журнала, какъ разразилась всть о французской революціи и изумила весь міръ. Она воспламенила Ирландію. Возбужденіе росло съ каждымъ днемъ. Каждая почта приносила извстія о народныхъ возстаніяхъ, неизмнно увнчанныхъ побдой. Каждый бюллетень, откуда бы онъ ни приходилъ — изъ Парижа, Берлина или Вны, разсказывалъ одно и то же: баррикады на улицахъ, сверженіе правительствъ, торжество народа. Еслибы не этотъ поразительный поворотъ событій, то можно было бы сомнваться, просуществуетъ ли United Irishman три мсяца. Теперь же всякая крайность встрчалась съ восторгомъ. Ирландія была увлечена въ водоворотъ революціи. Народные вожди, мсяцъ тому назадъ порицавшіе Митчеля за его призывы къ войн, теперь заразились господствовавшею страстью.

Конфедератскіе ‘клубы’ теперь возникали во всей стран, а вооруженіе и обученіе производились совершенно открыто. Журналъ Митчеля горячо работалъ недля за недлей, стараясь ускорить столкновеніе. На его страницахъ издатель помщалъ письма, адресованныя лорду Кларендону, вице-королю Ирландіи, называя его ‘Генералъ-Вшатель Ея Величества и Генералъ-Мясникъ Ирландіи’. Онъ печаталъ наставленія относительно уличной войны, описывалъ ‘берлинскую систему’, ‘миланскую систему’, ‘внскую систему’, восхвалялъ расплавленный свинецъ, глиняную посуду, битыя бутылки и даже холодную срную кислоту, какъ очень пригодныя вещи для бросанія гражданами и гражданками изъ оконъ на дйствующія внизу войска. Конечно, Митчелъ зналъ, что всего этого не потерпятъ. Онъ былъ увренъ, что его непремнно схватятъ, но надялся успть прежде своего ареста и запрещенія газеты сдлать революцію неизбжной.

Хотя въ этой конфедераціи въ это время дйствительно были охвачены идеей вооруженной борьбы, тмъ не мене разница въ принципахъ между ними и партіей Митчеля была такъ же велика, какъ и всегда. Повидимому, они шли вмст одною дорогой, но въ дйствительности это не было такъ. О’Брайенъ и его друзья долгое время леляли надежду, что между правительствомъ и Ирландіей непремнно произойдутъ соглашенія и уступки и столкновеніе будетъ отвращено. Митчель, напротивъ, ничего такъ не боялся, какъ какого бы то ни было компромисса. Они желали дйствовать благоразумно, подражая образцу Вашингтона или колоній, онъ же стоялъ на слдованіи примру Луи Блана и бульваровъ Парижа. Идеаломъ борьбы, если уже борьба необходима для нихъ, былъ хорошо подготовленный и осторожно объявленный призывъ къ оружію {Частное письмо, писанное Гаваномъ Дуффи къ О’Брайену изъ Нью-Йоркской тюрьмы за недлю до взрыва и найденное при арест О’Брайена въ карман его пальто, очень курьезно выражаетъ эти взгляды: ‘Я радъ, что вы намрены предпринять рядъ митинговъ въ Мюнстер. Для васъ не можетъ быть остановки на полпути: или вы будете признаннымъ главою движенія и революція будетъ руководиться порядкомъ и человчностью, или же надъ народомъ восторжествуютъ анархисты и наша революція будетъ кровавымъ хаосомъ. Вы теперь занимаете мсто Лафайета, какъ его рисуетъ Ламартинъ, и, мн кажется, впадаете въ лафайетовсвую ошибку, не пользуясь всмъ вліяніемъ и средствами своего положенія. Я убжденъ, что вы не хотите руководить другими и вліять на нихъ, но я вмст съ Ламартиномъ думаю, что чувства, составляющія высокія гражданскія добродтели въ мирное время, становятся порокомъ въ революціяхъ’. Прим. авт.}, потому они и хотли ждать до осени, какъ окончится уборка хлба. ‘Революціонерами розовой воды’ презрительно назвалъ ихъ Митчель. ‘Дураки, идіоты!— воскликнулъ одинъ изъ его лейтенантовъ.— Они будутъ ждать, пока ружья свалятся имъ съ неба, а ангелы явятся взвести курки’.

За всми этими аргументами въ пользу выжиданій и приготовленій конечно существовали такъ сказать ‘консервативныя идеи’ и принципы, которыхъ держались нкоторые конфедераты. О’Брайенъ возставалъ противъ ‘красныхъ’, какъ онъ называлъ наиболе нетерпливыхъ и отчаянныхъ людей. Съ другой стороны они клеймили его ‘аристократомъ’ въ душ, котораго слабость погубитъ все дло. Говоря со мной объ этомъ спустя много лтъ, онъ не могъ безъ горечи вспомнить тхъ упрековъ, которыми осыпали его за всмъ извстную его ‘пунктуальность’ и крайнюю боязнь антисоціальныхъ излишествъ. ‘Я былъ готовъ отдать свою жизнь въ настоящей борьб за права націй,— сказалъ онъ,— но отнюдь не хотлъ быть главой’.

Но помимо младо-ирландцевъ, расколотыхъ такимъ образомъ на два лагеря: одинъ — руководимый О’Брайеномъ, а другой — Митчелемъ,— существовала третья партія, которую необходимо принимать въ разсчетъ: это о’коннелиты ‘отмны’. Они были одинаково враждебны революціонерамъ какъ ‘розовой воды’, такъ и ‘срной кислоты’. По случаю банкета, даннаго городомъ Лимерикомъ О’Брайену, Мигеру и Митчелю въ март 1848 г., толпа о’коннелитовъ окружила домъ и напала на общество,— произошла возмутительная и кровопролитная сцена. Немедленнымъ послдствіемъ этой удивительной выходки было нападеніе на память О’Коннеля въ митчелевской газет, она поносила мертваго трибуна за его ‘разлагающія и развращающія доктрины’.

Одинъ классъ ирландскаго общества,— классъ, издавна привыкшій двигаться вмст съ народомъ или руководить его движеніями,— во все это время держался Цротивъ проповдуемаго возстанія. Это — католическое духовенство. Какъ одно цлое, оно съ самаго начала смотрло подозрительно на ‘Молодую Ирландію’. Оно думало, что это движеніе сильно сродни работ континентальныхъ революціонеровъ и какъ бы ни было ему ненавистно англійское господство, оно въ тысячу разъ охотнй предпочло бы его той свобод, которую проповдывали карбонары. Въ это время, въ 1848 г., власть католическихъ священниковъ была еще непоколебима и сильне чмъ когда-нибудь. Сцены голода, въ которыхъ ихъ любовь къ народу выразилась въ невиданномъ досел героизм и самоотверженности, дали имъ такое вліяніе, которому никто не могъ противустоять или не доврять. Ихъ враждебность движенію была для него боле гибельна, чмъ вся сила Великобританіи.

Лордъ Кларендонъ, хотя и прекрасно знавшій сравнительную малочисленность младо-ирландцевъ, очевидно думалъ, что, разъ взрывъ начнется, онъ можетъ развиться въ нчто опасное. Онъ ршилъ нанести движенію быстрый и тяжелый ударъ. 21 марта О’Брайенъ, Митеръ и Митчель были арестованы: первые двое — за возмутительныя рчи, а послдній — за такія же писанія. Преслдованіе О’Брайена и Митера по этому обвиненію окончилось неудачей,— присяжные не могли согласиться въ вердикт. Что же касается до Митчеля, то, прежде чмъ усплъ состояться надъ нимъ обыкновенный судъ за возбужденіе къ мятежу, правительство провело черезъ парламентъ новый законъ, извстный подъ именемъ акта объ измн (Treason Felony Act) и сильно облегчавшій преслдованіе по такимъ обвиненіямъ. 22 мая Митчель былъ призванъ къ суду въ гринъ-стритъ въ Дублин, а 26-го былъ признанъ виновнымъ.

Митчелевская партія ршительно и открыто высказывала, что его осужденіе или даже малйшая попытка увезти его изъ Дублина, какъ осужденнаго — должны послужить сигналомъ къ возстанію. И вотъ теперь наставала именно такая минута. Не было никакого сомннія, что если оніі смогутъ привести свое ршеніе въ исполненіе, то произойдетъ отчаянное и кровавое столкновеніе. Митчель обладалъ замчательною способностью внушать людямъ личную привязанность и преданность, въ Дублин были тысячи такихъ, которые не задумались бы пожертвовать своими жизнями для его освобожденія. Правительство знало это и готовилось къ отпору. Конфедераты же, убжденные, что призывъ къ оружію раньше осени успшнымъ быть не можетъ, направили всю свою энергію на разубжденіе митчелитовъ не приводить въ исполненіе задуманнаго ими. Цлый день наканун этого ршенія прошелъ въ частныхъ свиданіяхъ, переговорахъ, спорахъ и воззваніяхъ. Работа эта продолжалась до глубокой ночи и только за часъ или за два до наступленія 27 мая 1848 г. Дублинъ былъ спасенъ отъ ужасовъ кровопролитной борьбы.

Друзья Митчеля никогда не скрывали своего неудовольствія на о’брайеновскую партію за оказанное ею такимъ образомъ противодйствіе и увряли, что удобный случай для успшнаго начала національной борьбы былъ преступно упущенъ. Тмъ не мене согласіе дублинскихъ клубовъ отказаться отъ попытки освобожденія Митчеля или начала возстанія по этому случаю было у нихъ исторгнуто, хотя и подъ условіемъ, что во вторую недлю августа мсяца знамя возстанія будетъ непремнно развернуто.

Между тмъ слухъ, что нкоторыми вожаками длаются попытки устранить столкновеніе и что Смитъ О’Брайенъ и его друзья противъ него, распространился по Дублину поздно вечеромъ 26 мая, и тяжелая неизвстность и опасенія волновали городъ на слдующее утро. Правительство же, зная обо всемъ этомъ черезъ своихъ шпіоновъ, принимало на всякій случай мры предосторожности. Митчель былъ приговоренъ къ ссылк за океанъ на 14 лтъ. Зала суда была биткомъ набита его личными и политическими друзьями и прежними студентами Троицкой коллегіи. Онъ выслушалъ приговоръ спокойно. Затмъ среди толпы настало гробовое молчаніе, такъ какъ видно было, что онъ хочетъ говорить. Онъ обратился къ суду вызывающимъ тономъ: ‘Лорды,— сказалъ онъ,— я зналъ, что рискую своей жизнью. Путь, намченный мною, только-что начался. Римлянинъ, видвшій, какъ его рука превращалась въ пепелъ передъ тираномъ, общалъ, что вслдъ за нимъ найдутся еще триста героевъ, готовыхъ послдовать его примру. Неужели я не могу общаться за одного, за двухъ, трехъ, за сто?!’ Произнося эти заключительныя слова, онъ взглянулъ сначала на Джона Мартина, потомъ на Девина Реилли и на Томаса Френсиса Мигера и затмъ на всю толпу своихъ товарищей, которыхъ онъ видлъ на хорахъ. Оглушительные крики раздались по всему зданію: ‘Общайся за меня Митчель! Общайся за меня!’ и къ нему бросились съ объятіями, зная, что видятъ его въ послдній разъ. Стража въ дикомъ ужас приняла это за начало возстанія. Оружіе было обнажено, снаружи рога трубили тревогу, спшили войска. Нсколько полицейскихъ кинулись сами на Митчеля, вырвали его изъ объятій возбужденныхъ друзей и поспшно увели изъ суда черезъ дверь, ведущую въ тюрьму.

Въ этотъ моментъ, можно сказать, было подавлено ирландское возстаніе 1848 года. Въ ту же ночь, на утро, военный корветъ ‘Ширватеръ’ подошелъ къ самому краю сверной набережной Дублина. Онъ стоялъ съ зажженными огнями и разведенными парами, ожидая груза, приготовлявшагося для него въ суд гринъ-стрита. Едва Митчеля вывели изъ залы суда, какъ заковали въ крпкія цпи, проходившія отъ кистей рукъ къ ногамъ. Въ такомъ вид его торопливо посадили въ полицейскую карету, стоявшую около воротъ и окруженную драгунами съ саблями на-голо. По данному знаку кавалькада тронулась и, искусно лавируя по городу съ цлью миновать враждебныя улицы и избжать встрчи съ собравшимися толпами или построенными баррикадами, достигла гавани и ‘Ширватера’. Митчель былъ посаженъ на пароходъ, и едва онъ вошелъ на палубу, какъ колесо завертлось, пароходъ быстро вышелъ въ море и черезъ нсколько часовъ холмы Ирландіи уже исчезли изъ глазъ изгнанника.

Извстіе объ его осужденіи и приговор и потрясающее сообщеніе, что онъ уже увезенъ, разразились надъ провинціальными клубами подобно удару грома. Поднялись крики негодованія и на конфедератскихъ вождей посыпались самыя свирпыя нападки за ихъ, какъ говорили, ‘трусость’. Довріе къ ихъ ршимости исчезло. Къ несчастію, съ этого дня для нихъ не могло быть отступленія… Теперь они сами бросились въ провинціи, здили по стран отъ востока до запада, собирали митинги, ревизовали организацію клубовъ, наводили справки о вооруженія и побуждали народъ быть готовымъ въ возстанію.

Конечно, правительство было не мене дятельно и внимательно. Страна наводнялась войсками, строились временные бараки, гарнизоны усиливались, военные пароходы входили въ устья ркъ, устраивались летучіе отряды и принимались всевозможныя военныя мры для противодйствія возстанію.

Конфедератскіе вожди разсчитывали на два мсяца приготовленій, т. е. надялись быть готовыми въ половин августа. Они знали, что раньше этого срока ихъ нельзя было ни арестовать, ни преслдовать никакими законными средствами. Имъ ни разу не пришло въ голову (а люди, берущіеся за такую ужасную задачу, должны бы были имть въ виду такой простой оборотъ дла), чтобы правительство могло отложить въ сторону медленную и длинную процедуру обыкновеннаго суда и быстро схватить ихъ въ свои мстительныя когти. Пока О’Брайенъ, Диллонъ и Мигеръ, О’Горманъ и Мак-Джи занимались приготовленіемъ возстанія въ провинціяхъ, въ послднюю недлю іюля мсяца до Дублина дошла всть, что наканун вечеромъ правительство провело черезъ парламентъ билль объ отмн въ Ирландіи ‘Habeas Corpus Act’а’. Въ ту же ночь были изданы распоряженія объ арест конфедератскихъ вожаковъ и назначались большія награды за содйствіе правительству.

Это извстіе застало О’Брайена въ Баллинкил, въ графств Вексфордъ. Онъ тотчасъ же отправился черезъ Килькенни въ Типперари съ цлью собрать въ этомъ графств значительныя силы и двинуться на городъ Килькенни, такъ какъ онъ былъ назначенъ мстомъ, откуда временное правительство должно было издать призывъ ирландскаго народа къ оружію. Прежде чмъ что-нибудь подобное могло быть сдлано, онъ увидлъ себя окруженнымъ летучими отрядами войска и полиціи. Между нкоторыми изъ нихъ и толпой крестьянъ, собравшихся сопровождать его въ мстечк Баллингари, произошло столкновеніе, результатъ котораго показалъ ему крайнюю безнадежность попытки вызвать возстаніе, которое въ нкоторыхъ мстахъ фактически уже было подавлено. По мр того, какъ тысячи народа стекались на мсто призыва,— а они могли бы собраться въ числ гораздо большемъ, чмъ было нужно для побды надъ правительственными силами,— на сцену являлись католическіе священники. Они кидались въ средину толпы, умоляя ее отказаться отъ такого предпріятія и указывая на неготовость страны и на очевидный фактъ, что правительство обладаетъ всми средствами для потопленія въ крови всякаго возстанія. ‘Гд ваше оружіе’?— говорили они.— Оружія не было. ‘Гд вашъ коммиссаріатъ?’ — Масса народа не имла буквально никакой пищи. ‘Гд ваша кавалерія и артиллерія? Гд ваши вожди, ваши генералы и офицеры? Каковъ планъ вашей кампаніи?… Гг. О’Брайенъ и Диллонъ — прекрасные люди, но они совсмъ не обладаютъ военными способностями. Неужели же вы пойдете на врное истребленіе?’ Эти увщанія, изливаемыя съ неописаннымъ жаромъ, производили потрясающее впечатлніе. Толпы разбрелись и О’Брайенъ, смущенный и изумленный, съ болью въ сердц, оказался во глав не 50.000 храбрыхъ типперарцевъ, вооруженныхъ и обмундированныхъ для національной борьбы, а нсколькихъ сотъ полуголыхъ и совершенно не вооруженныхъ крестьянъ. Едва они успли тронуться, какъ встртили отрядъ полиціи. Произошла стычка. Полиція отступила въ крпкій фермерскій домъ, гд могла выдержать осаду въ десять разъ большихъ военныхъ силъ безъ артиллеріи. Попытка крестьянъ взять его штурмомъ была неудачна, такъ какъ О’Брайенъ положительно запретилъ употребить послднее средство, способное очистить домъ,— трое его подчиненныхъ принесли соломы и сна, чтобы поджечь строеніе. Домъ принадлежалъ вдов, у которой въ немъ остались пятеро дтей. Она бросилась къ вождю возстанія, упала на колни и умоляла его не пятнать свое имя и дло такимъ варварскимъ поступкомъ, какъ убійство ея дтей. О’Брайенъ немедленно отдалъ приказъ убрать запалы, несмотря на то, что полиція въ это время изъ дома осыпала его послдователей смертельными залпами, и эти послдніе, недовольные такой чувствительностью вождя, по ихъ мннію совсмъ неумстной въ такую минуту, отказались отъ осады зданія и разошлись по домамъ.

Такимъ образомъ прежде наступленія вечера того же дня О’Брайенъ, сопровождаемый двумя или тремя врными послдователями, уже спасался бгствомъ въ ущельяхъ Кильнаманагскихъ горъ. Не лучшій успхъ имли попытки его подчиненныхъ и въ другихъ мстахъ. Въ ма они предупредили возстаніе, а теперь страна не хотла возставать по ихъ призыву.

Вскор посл ссылки Митчеля въ Дублин былъ арестованъ Дуффи, а 28-го іюля полиція вломилась въ контору редакціи Nation, захватила только-что отпечатанный нумеръ газеты, разсыпала шрифты и увезла въ замокъ вс найденные документы. По всей стран длались аресты и захваты оружія. Каждый день Hue and Cry содержалъ новыя объявленія объ арестахъ и новые списки бжавшихъ съ ихъ примтами. Теперь не могло быть и рчи о сопротивленіи. Пораженіе никогда не было такимъ полнымъ. Гибельная военная горячка, появившаяся въ самый день возстанія, такъ же быстро и исчезла, какъ явилась. Вдругъ для всхъ стало ясно все безуміе только-что сдланной попытки, и однакожь еще мсяцъ тому назадъ очень немногіе предвидли это.

Въ теченіе остальныхъ мсяцевъ года Ирландія была занята подавляющею дятельностью спеціальныхъ коммиссій, политическ. процессовъ и смертельныхъ приговоровъ. Изъ вождей или выдающихся дятелей этого неудачнаго возстанія О’Брайенъ, Митеръ, Мак-Манусъ, Мартинъ и О’Догерти были осуждены, а Диллонъ, О’Горманъ и Догени успли бжать въ Америку. О’Брайенъ, Мигеръ и Мак-Манусъ съ однимъ изъ своихъ преданныхъ товарищей въ опасности — Патрикомъ О’Доногью — приговорены за государственную измну къ смерти, но, въ силу спеціально вотированнаго парламентомъ акта, варварская казнь чрезъ повшеніе, распороніе брюха и четвертованіе, которымъ они подлежали по букв закона, была замнена ссылкой за океанъ на всю жизнь. Дуффи пытались судить три раза, но, несмотря на отчаянныя усилія короны обвинить его, преслдованіе каждый разъ терпло пораженіе, разбиваемое замчательно талантливою защитой Исаака Бётта. Наконецъ обвиненіе должно было отказаться отъ преслдованія. Изъ числа мене важныхъ участниковъ многіе были осуждены, сотни же другихъ покинули родину съ тмъ, чтобы никогда въ нее не возвращаться.

‘Сорокъ восьмой’ дорого стоитъ Ирландіи — и не только въ вид потери многихъ ея лучшихъ и благороднйшихъ сыновъ, увлеченныхъ въ такое отчаянное предпріятіе, какъ революція, а также въ форм страшной реакціи, упадка духа и дезорганизаціи, послдовавшихъ за нимъ. Въ теченіе многихъ длинныхъ и страшныхъ лтъ страна страдала за безуміе того времени.

IX.
Заключительныя сцены.

Одинъ выстрлъ изъ импровизованной крпости въ Баллингари едва не измнилъ всего теченія ирландской исторіи послднихъ лтъ. Во время смертельнаго огня, которымъ полиція осыпала инсургентовъ, одна пуля попала въ молодаго инженернаго студента изъ Килькенни (состоявшаго помощникомъ или лейтенантомъ при О’Брайен), ранила ему ногу и вообще обезсилила. Несмотря на свою рану, онъ отказывался оставить свой постъ до тхъ поръ, пока не выяснилось совершенное пораженіе и пока народъ не началъ расходиться. Тогда онъ удалился съ мста схватки и поспшно скрылся въ городъ, гд оставался, укрываясь въ крестьянскихъ хижинахъ, до тхъ поръ, пока не поправился на столько, чтобы продолжать свое бгство. Его имя было Джемсъ Стефенсъ. Пуля пощадила жизнь будущаго вождя и главу феніанскаго заговора.

Его судьба, какъ бглеца, связана съ судьбою Михаила Догени, и изо всхъ разсказовъ о бгствахъ, относящихся къ этому несчастному времени,— о тяжелыхъ страданіяхъ, острыхъ лишеніяхъ, страшныхъ случайностяхъ и большею частію гибельныхъ опасностяхъ,— ихъ повствованіе, несомннно, самое удивительное. Въ теченіе двухъ мсяцевъ за ними охотились по горамъ и оврагамъ южныхъ и юго-западныхъ приморскихъ графствъ, имъ приходилось прятаться по кустарникамъ и берегамъ болотъ или укрываться въ крестьянскія хижины для того, чтобъ отдать свой короткій и тревожный сонъ подъ охрану убогаго владльца. Много разъ близость погони заставляла ихъ возвращаться назадъ въ т самые округи, пройти которые имъ стоило столько страданій, часто, для того, чтобы попасть въ мсто, до котораго по прямой дорог часъ ходьбы, имъ приходилось длать обходы въ нсколько миль. Ихъ главною задачей было попасть въ какой-нибудь портъ, гд можно бы было достать лодку и добраться до проходящаго корабля. Догени слдующимъ образомъ разсказываетъ, какъ они переходили Кнокмельдоунскія горы и заходили въ извстный траппистскій монастырь на южномъ склон ихъ: ‘Было воскресенье, холодъ и сырость предыдущаго вечера смнились тихой и солнечною погодой и мы сдлали быстрый переходъ вдоль отроговъ Комерачъ. Всего трудне для насъ было перескать глубокіе овраги. Крутые спуски и подъемы были обыкновенно покрыты лсомъ, верескомъ и терновникомъ. Глубоко внизу журчалъ быстрый и пнящійся горный потокъ, который мы обыкновенно переходили не раздваясь и всегда чувствовали себя посл этого сильно подкрпленными. Но нашъ путь вверхъ сквозь деревья и колючіе кустарники былъ крайне утомителенъ. Около трехъ часовъ вечера мы достигли живописной мстности Моунтъ-Меллерейскаго аббатства: мы сдлали 30 миль горами, ничего не вши. Всмъ извстное гостепріимство братьевъ было большимъ искушеніемъ для людей въ нашемъ положеніи, усталыхъ и голодныхъ, но мы знали, что легко могли компрометировать братьевъ, и ршили не давать о себ знать. Мы вошли въ красивую церковь аббатства и поднялись на хоры, пока шла вечерня. Мы оказались тамъ одни, такъ что имли возможность перемнить свои чулки и обтереть кровь съ своихъ ногъ. Мы пробыли тамъ около часа и немного освжились’.

Достигши окраины города Корка, они повернули на западъ, въ дикую и горную мстность Бантри, Гленгариффе и Кенмара. Литературныя привычки и поэтическія вдохновенія Догени не только не были подавлены, но, наоборотъ, особенно послднія, скорй обновились къ усиленной дятельности страданіями и опасностями жизни вн закона. Во время этого бгства онъ написалъ нсколько своихъ самыхъ лучшихъ балладъ, записывая ихъ на оборот стараго письма или на краю газеты. Въ одномъ изъ такихъ стихотвореній, обращенномъ къ Ирландіи и написанномъ въ одной хижин въ горахъ Гленгариффе, онъ оплакиваетъ судьбу товарищей и свою собственную:

Весь свтъ говорилъ о теб,

Вс надялись на тебя,

Что ты однимъ смлымъ порывомъ къ свту

Разрушишь рабство многихъ лтъ.

Моментъ насталъ. Увы! вс т,

Кто погибли за тебя,

Были прокляты и поруганы какъ твои враги,

А cuisla gal ma chree.

Я живу жизнью вн закона

И испыталъ всякое зло —

И тревожный отдыхъ, и безконечный страхъ,

Подерживаемый напряженной волей,

И еслибъ даже исполнилась ея послдняя мрачная случайность,

Пусть будетъ такъ,

Даже въ смерти я буду любить тебя больше всего.—

А cuisla gal ma chree.

Въ одну изъ самыхъ мрачныхъ и безнадежныхъ минутъ, когда до него дошло извстіе о горькихъ лишеніяхъ, выносимыхъ его женой, онъ написалъ ‘Жизнь вн закона’, начинающуюся слдующими стихами:

Въ печальномъ молчаніи сидитъ она, опустивши голову на руки,

И молится въ сердц Верховному Вершителю судебъ,

Чтобъ Онъ защитилъ и направилъ въ боле счастливую страну

Радость ея души и мужа ея любви,

Она замчаетъ по своему лихорадочному пульсу,

Какъ тихо движется время,

Она прислушивается къ стонамъ втра,—

Они кажутся ей звуками похороннаго пнія.

Въ Кенмар Догени и Стефенсъ встртили дружескія сердца и руки, которыя и помогли имъ спастись. Кажется, я въ первый разъ назову теперь имя того семейства, которому были обязаны этимъ несчастные бглецы: это — родственники и друзья Мак-Карти Доунинга, теперешняго члена парламента отъ графства Коркъ. Я даже увренъ, что достопочтенный джентльменъ самъ принималъ непосредственное участіе въ устройств побга. Стефенсъ бжалъ во Францію подъ видомъ слуги, сопровождающаго даму съ семействомъ. Догени же попалъ на пароходъ ‘Сабрина’, сопровождая изъ Корка въ Бристоль нсколько головъ скота. Изъ этого же города онъ уже легко дохалъ до Лондона, а оттуда и до Парижа, гд не только его недавній компаньонъ Стефенсъ, но и другіе, бжавшіе конфедератскіе вожди, устроили ему восторженную встрчу.

Догени скоро отправился въ Америку и основался въ Нью-Йорк, но судьба не улыбалась ему. Онъ умеръ въ 1862 году. Его два маленькихъ сына, трехъ и пяти лтъ, раздляли съ матерью ея лишенія во время бгства отца въ 1848 году 1867 т. засталъ ихъ уже взрослыми людьми и арестантами Нонтжейской тюрьмы въ Дублин, за участіе въ феніанскомъ заговор.

Замчательный фактъ, что ни одинъ изъ инсургентовъ-бглецовъ того времени, скрывавшихся или бродившихъ по стран, не былъ выданъ преслдователямъ. За всякую голову была назначена цна — соблазнительная награда за арестованіе или доносъ, а точныя примты обвиняемаго, напечатанныя въ Hue and Cry, распространялись повсюду, для облегченія арестовъ. Они смло требовали убжища и отдыха отъ самаго бднаго изъ бдныхъ. Притомъ голодъ еще продолжался въ стран, но не было случая, чтобы крестьянинъ задумался надъ тмъ, кто такой проситъ у него пристанища. Несчастные владльцы лачугъ, въ которыхъ многіе бглецы жили по нскольку дней, сами ровно ничего не имли. Я самъ знаю одинъ такой примръ. Дерминъ Линчъ въ Дромгаррифф, подъ чьей кровлей Догени и Стефенсъ согрвались и питались два дня, самъ получалъ пособіе натурой. Дерминъ прекрасно зналъ, что стоило ему только подать знакъ полицейскому сержанту, и 300 фунтовъ — ‘несказанное богатство’ въ его представленіи — были бы у него въ рукахъ. Но его крайнее безпокойство заключалось въ томъ, что ихъ могутъ взять подъ его кровлей. Я часто говаривалъ потомъ объ этомъ съ нимъ и съ его женой. Ему было очень непріятно, что они пришли къ нему, и онъ былъ очень радъ, когда они ушли отъ него, но пока они оставались въ его дом, онъ скорй бы умеръ, чмъ ‘продалъ’ ихъ.

Разсказывали, что отецъ Томаса Френсиса Мигера — богатый ватерфордскій купецъ, горько оплакивавшій бунтовскую политику Тома — нанялъ четыре бригантины, чтобы крейсировать около южныхъ и западныхъ береговъ и облегчить бгство сына. Но онъ никогда не уходилъ далеко отъ мста взрыва въ Типперарн. Онъ, конечно, могъ бы найти себ прекрасную дорогу изъ страны, еслибы длалъ къ тому серьезныя усилія, но, видя, какое полное пораженіе потерпла попытка, въ которой онъ участвовалъ, онъ думалъ, что быстрая и ршительная покорность такому результату со стороны вождей и ихъ подчиненныхъ отвратила бы общественную тревогу и личныя страданія. Онъ думалъ также, что таковой образъ дйствій со стороны вождей, подобныхъ ему, и всхъ вообще могъ бы обезпечить лучшую судьбу тмъ, кто былъ схваченъ. Согласно этому онъ велъ изъ своего убжища въ горахъ переписку и переговоры съ правительствомъ черезъ одно вліятельное духовное лицо округа, общаясь сдаться и посовтовать своимъ друзьямъ сдлать то же самое, если будутъ гарантированы извстныя условія для О’Брайена. Эти усилія не привели ни къ чему. Ночью 12 августа полицейскій патруль встртилъ на дорог между Кошелемъ и Голикроссомъ трехъ прохожихъ. Об партіи обмнялись обычными привтствіями и каждая пошла своею дорогой. Вдругъ полицейскому офицеру показалось, что въ голос и манерахъ говорившаго съ нимъ путешественника было что-то необыкновенное. Онъ повернулъ назадъ и догналъ пшеходовъ. Онъ хотлъ переговорить съ однимъ изъ нихъ частнымъ образомъ, но лицо, къ которому онъ обратился такимъ образомъ, не было согласно на это. ‘Все, что бы вы ни имли сказать мн, должны слышать и мои товарищи,— воскликнулъ онъ.— Я долженъ спросить васъ именемъ королевы, кто вы такіе,— сказалъ сержантъ, прибавляя какъ бы въ свое оправданіе,— вы знаете, господа, теперь такое безпокойное время и мы обязаны обращать вниманіе на всякую мелочь’.— ‘Все это совершенно врно, мой другъ,— отвчалъ говорившій.— Я — Томасъ Френсисъ Мигеръ’.— ‘Я — Морисъ Ричардъ Лейнъ’,— сказалъ одинъ изъ его товарищей.— ‘А я,— прибавилъ другой,— Патрикъ О’Доногью’.

Диллонъ попалъ посл тяжелыхъ страданій на эмигрантскій корабль, шедшій изъ Галуэй въ Нью-Йоркъ. Онъ былъ переодтъ католическимъ священникомъ. Одинъ пріятель изъ духовнаго званія снабдилъ его полнымъ костюмомъ, а также подарилъ и требникъ, который онъ читалъ дорогой (или показывалъ видъ, что читалъ) гораздо чаще, чмъ это обыкновенно длаютъ священники. На томъ же самомъ корабл находился,— о чемъ онъ и не подозрвалъ,— его личный другъ, въ свою очередь незнавшій объ его присутствіи, Патрикъ Ж. Смитъ, теперешній членъ парламента отъ Вестмита. Пробывъ уже нсколько дней въ мор, Диллонъ былъ однажды сильно встревоженъ пристальнымъ и подозрительнымъ взглядомъ одного пассажира третьяго класса, человка одтаго ското-погонщикомъ.— ‘Это сыщикъ,— подумалъ про себя священникъ.— Онъ узналъ меня и я пропалъ’. На слдующій день его подозрнія усилились открытіемъ, что соотечественникъ постоянно бросаетъ на него уже фамильярные взгляды, посылаетъ ему тайные поклоны и подмигиванія. Наконецъ, подойдя близко къ нему подъ какимъ-то предлогомъ, ското-погонщикъ торопливо и хрипло пробормоталъ себ въ бороду: ‘Не бойся, я— Смитъ‘. Диллонъ невольно попятился назадъ изъ крайнемъ изумленіи вскрикнулъ: ‘Смитъ!’ — ‘Тише!— отвчалъ тотъ,— насъ могутъ замтить’, и они разошлись, при чемъ Диллонъ величественно благословилъ земляка.

Но ‘его преподобію’ суждено было испытать новое безпокойство. Между эмигрантами корабля оказалась молодая влюбленная чета, которая, не довряя неизвстностямъ новой страны, вдругъ была оснена идеей обвнчаться тутъ же, на пароход: ‘кстати,— говорили они,— здсь есть и священникъ’. Они адресовались къ Диллону съ просьбой совершить обрядъ. Онъ самымъ благочестивымъ образомъ увщевалъ ихъ подождать высадки на берегъ. Нтъ, говорили они,— теперь было бы самое время.— Онъ выдумалъ дюжину отговорокъ, но все было напрасно, пока наконецъ ему не пришло въ голову возраженіе, что онъ не иметъ на это ‘разршенія’ отъ своего епископа, необходимаго въ такомъ исключительномъ случа.

Случай разоблачилъ его тайну. Однажды сдлалось волненіе и корабль сильно качало во вс стороны. Его преподобіе сидлъ за обдомъ по правую руку отъ капитана и лъ баранину, какъ вдругъ пароходъ сильно накренился и посуда, приборъ, подливка — все полетло къ нему въ колни. Онъ вскочилъ съ своего мста съ громкимъ проклятіемъ, приправляя его совсмъ не священническою прибавкой, совершенно забывшись, и опомнился только тогда, когда увидлъ, что все общество престранно смотритъ на него, въ особенности капитанъ, который заливался такимъ смхомъ, какъ будто только-что сдлалъ какое-то открытіе. ‘Эхъ, послушайте, милостивый государь,— сказалъ онъ Диллону,— я и прежде имлъ нкоторое подозрніе. Я догадываюсь, кто вы такой. Но не бойтесь,— здсь вы вполн безопасны и отъ страха, и отъ бды’. Съ того дня и Диллонъ, и Смитъ уже не скрывали своего дйствительнаго званія и сдлались предметомъ самаго заботливаго вниманія честнаго англійскаго моряка.

Ричардъ О’Горманъ — ‘молодой Ричардъ’ — бжалъ на корабл, шедшемъ изъ Лимерика въ Константинополь. Его отецъ, Ричардъ О’Горманъ (старшій) былъ богатымъ дублинскимъ купцомъ, принимавшимъ руководящее участіе въ движеніяхъ католической эмансипаціи и отмны. Ирландская столица никмъ такъ не гордилась за личныя достоинства, какъ имъ, не было никого, кто стоялъ бы выше его въ коммерческой и политической честности. Старикъ отдлился отъ О’Коннеля вмст съ младо-ирландцами и былъ членомъ ирландской конфедераціи. Однако онъ не былъ сбитъ съ ногъ революціонной ‘приливною волной’ въ феврал мсяц и, сколько я знаю, рзко протестовалъ противъ образа дйствій своихъ товарищей, сильно сожаля, что и его единственный сынъ среди нихъ. Въ Константинопол молодой О’Горманъ вмст со своимъ другомъ Джономъ О’Доннелемъ скрывались, пока не добыли паспортовъ въ Алжиръ. Джонъ О’Магони, фермеръ изъ Кильбегени, котораго государственная измна заключалась въ томъ, что онъ пытался поднять возстаніе во время суда надъ О’Брайеномъ, переправился на судн изъ Бонмагона въ Уэльсъ, а оттуда черезъ Лондонъ въ Парижъ. Мак-Манусъ былъ много общающимъ агентомъ въ Ливерпул, когда, внезапно оставивъ контору, бросился въ Ирландію и присоединился къ Смиту О’Брайену, при которомъ фигурировалъ на Баллингарскомъ пол въ качеств помощника главнокомандующаго. Онъ успшно ушелъ отъ всхъ усилій преслдованія и попалъ на бортъ эмигрантскаго корабля N. В. Chase, шедшаго изъ Ливерпуля въ Америку. Съ радостью онъ видлъ себя уже въ мор’, но, на его несчастіе, какая-то пустяшная причина побудила капитана зайти въ Квинстоунъ. Одинъ купеческій прикащикъ изъ Ливерпуля за недлю до этого обокралъ своихъ хозяевъ и, какъ предполагалось, находился на этомъ корабл. Въ Квинстоун на бортъ взошла полиція, ища скрывавшагося прикащика. Пассажиры были выстроены. Клерка не нашли, но одинъ ливерпульскій полицейскій тотчасъ же усмотрлъ гораздо боле цнный призъ въ Теренс Беллью Шак-Манус.

Что касается до политическихъ процессовъ, то вс они имли віного между собою сходнаго и, повидимому, возбуждали огромный интересъ въ зрителяхъ и читател. Мрачные и выразительные, какъ отчеты о процессахъ надъ послдними Тюдорами, обвинявшимися въ предполагаемой или дйствительной ‘измн’. Они производили магическое очарованіе и людей того времени, а намъ даютъ гораздо боле врную картину тогдашняго состоянія общественныхъ длъ, чмъ многія другія попытки изобразить ихъ. Положительно можно сказать, что въ теченіе четырехъ недль отъ 23 сентября до 21 октября вниманіе Ирландіи было приковано къ типперарскому суду въ Клонмел, гд судились инсургентскіе вожди Вильямъ Смитъ О`Брайнъ, Томасъ Френсисъ Митеръ я Теренсъ Беллью Мак-Манусъ. О’Брайена защищали м-ръ Уайтсайдъ (королевскій совтникъ, впослдствіи предсдатель суда королевской скамьи), м-ръ Френсисъ Фитцгеральдъ кор. сов. и сэръ Колеманъ О’Лоуленъ (O’Loghlen) королевскій совтникъ, Мигера и Мак-Мануса защищали Уайтсайдъ и Исаакъ Беттъ. Почти не было сомнніи, что ихъ приговорятъ къ смерти. Никакое искусство защиты не могло бороться съ очевидными фактами дла. Но во время суда случилось обстоятельство, вызвавшее небывалую сенсацію. Сдлалось извстнымъ, что защита намрена вызвать въ судъ генералъмайора сэра Чарльза Непира и перваго министра лорда Джона Росселя. Для чего же это?— Не для чего инаго, какъ для того, чтобъ извстнымъ образомъ освтить поступки подсудимыхъ, хотя бы такое освщеніе и было впослдствіи найдено противнымъ правиламъ свидтельствованія на суд. Генералъ Непиръ былъ призванъ предъявить находящееся у него письмо, доказывающее, что люди, стоящіе теперь во глав правленія, включая и лорда Джона Росселя, въ 1831—32 гг. были причастны къ тайнымъ дяніямъ, совершенно подобнымъ тому, за которое теперь судились конфедераты, а именно призыву къ оружію и народному возстанію съ цлію принудить правительство удовлетворить народныя требованія. Конечно, тогда всмъ было извстно, что въ этотъ періодъ англійской реформы вожди серьезно думая о ‘поход Бирмингема на Лондонъ’, но чтобъ они организовали частности революціоннаго движенія, выбирали военныхъ предводителей, которые могли бы командовать инсургентами, въ это едва ли кто врилъ. Однакожь оно было такъ. Дйствительно, образъ дйствій ирландскихъ конфедератовъ ‘отмны’ въ 1848 г. во многихъ отношеніяхъ былъ совершенно тождествененъ съ дйствіями англійскихъ дятелей реформы 1831 и 1832 гг.

Лтомъ 1831 года лорды отбросили билль реформы, и реформаторское министерство обратилось къ стран въ вид общихъ выборовъ. И не только съ этимъ энергически обращались они къ народу, но было ршено, что если вс другія средства окажутся безуспшными, то вооруженное возстаніе должно расчистить дорогу, загороженную палатой перовъ. Политическіе клубы или союзы были организованы по всей стран, а ‘національный политическій союзъ Лондона’ былъ центромъ для всхъ нихъ. Всякій англичанинъ не моложе 25 и не старше 45 лтъ призывался записываться въ члены и учиться, ‘какъ слдуетъ давать отпоръ насилію’.

Великою цлью движенія, какъ выражался тогда Times, была организація ‘національнаго вооруженія для реформы закона’. Публик, свту, было извстно только это, но за кулисами текущихъ событій происходило еще кое-что, чему доказательствомъ можетъ служить ‘секретное и конфиденціальное’ письмо частнаго секретаря лорда Мельборна, м-ра Томаса Юнга, къ генералу Е. И. Непиру, писанное изъ министерства внутреннихъ длъ (‘Н. О.’, т.-е. Home office) нижеозначеннаго числа.

‘Н. О. іюня 25-го 1832 г.

‘Мой дорогой Непиръ!

‘Сэръ Г. Бонбёри сказалъ мн о вашемъ ршеніи не длаться, по крайней мр въ настоящую минуту, ‘парламентскимъ человкомъ’. Предложеніе было слишкомъ заманчиво и тмъ больше вы заслужили своимъ отказомъ. Я воздерживался отъ писанія вамъ, пока вопросъ былъ не ршенъ, потому что не хотлъ навязывать своего мннія, но я чувствовалъ, что разумъ говорилъ противъ принятія вашей кандидатуры,— ваше здоровье, кошелекъ и комфортъ должны бы были пострадать отъ вашего присутствія въ палат общинъ. Исторія должна быть отложена въ сторону. Кром того, вы не могли бы дольше быть спокойнымъ и молчаливымъ членомъ, но употребили бы свои силы на то, чтобы заставить движеніе идти быстре, чмъ оно, вроятно, пойдетъ, или чмъ быть-можетъ желательно, чтобъ оно шло, принимая во вниманіе вс обстоятельства.

‘Оглянемся на минуту назадъ.

‘Наканун вступленія герцога В. со стороны народа была выказана такая энергія и готовность дйствовать, какихъ я не ожидалъ. Я говорю не о Кокнеяхъ {Кокней — прозвище уроженцевъ Лондона, обладающихъ своимъ особеннымъ нарчіемъ и кое-какими другими особенностями. Прим. перев.}, а о сверянахъ Глазго, Ньюкэстля, Бирмингема. Извстно ли вамъ, что, въ случа драки, вы были бы приглашены взять на себя команду надъ Бирмингэмомъ? Парксъ получилъ отъ меня для васъ, въ виду этого, мой автографъ, но не имлъ случая послать его. Если онъ написалъ, то у васъ должна быть моя сожженная телеграмма съ дружескимъ совтомъ и убдительною просьбой оставаться покойнымъ и не трогаться изъ Фрешфорда. Не слдуетъ рано вступать въ революцію,— первые падаютъ жертвами. Какъ вы думаете, что бы случилось? Реформаторы говорили со мной свысока и были уврены въ успх. Захватъ банковъ и баррикадированіе населенныхъ провинціальныхъ городовъ привело бы къ кризису,— въ недлю они, реформаторы, думали окончить дло. Они разсчитывали такимъ образомъ агитировать здсь, чтобъ изъ Лондона нельзя было послать ни одного солдата, а въ другихъ мстахъ арміи слишкомъ слабы для того, чтобы подавить мятежниковъ. Въ Шотландіи, я думаю, былъ бы нанесенъ самый ршительный ударъ. Народное движеніе подавить трудно, однако тори говорятъ, что герцогъ {Герцогъ Веллингтонъ.} съумлъ бы. Конечно, дисциплина, при которой живутъ солдаты, могла оказаться элементомъ боле сильнымъ, чмъ общественный энтузіазмъ, какъ бы послдній ни былъ всеобщъ и распространенъ. Задача состояла бы въ томъ, чтобы возвратить общество въ прежнее покойное состояніе. Благодаря Бога, мы обошлись безъ испытанія, но скажите мн пожалуйста, съ точки зрнія просто размышленія, что вы думаете о результат? Не правъ ли я въ моемъ предположеніи, что вы отказались бы отъ приглашенія Бирмингема и держали бы вашъ мечъ въ ножнахъ?

Преданный вамъ Т. Ю. (T. Y.)’

‘Благодарю за вашъ первый планъ. Джонсъ возвратился лучше’.

Таковъ же былъ и планъ О’Брайена, Мигера и Диллона — возбужденіемъ, угрозами и тревогой столицы удерживать въ ней главную часть войскъ, между тмъ какъ ‘баррикадированіе населенныхъ провинціальныхъ городовъ’ привело бы къ кризису въ провинціяхъ. Они тоже думали, что ‘народное движеніе подавить трудно’ и что ‘общественный энтузіазмъ можетъ все преодолть’. Однако никто изъ нихъ не можетъ теперь воскликнуть: ‘Благодаря Бога, мы обошлись безъ испытанія’. Они не обошлись безъ испытанія и въ результат получилось пораженіе.

Что касается до Непира, то конфедераты реформы ошибались въ немъ. Сэръ Чарльзъ былъ большой радикалъ, но еще больше былъ солдатъ. Онъ имлъ очень строгія понятія о дисциплин и врности и былъ совершенно возмущенъ полученіемъ отъ Т. У. такого страннаго посланія, въ которомъ его, очевидно, спрашивали, не обнажитъ ли онъ своего меча въ качеств вождя инсургентовъ. Онъ отвтилъ въ тон сильнаго негодованія. Онъ назвалъ предложеніе оскорбленіемъ его чести, какъ солдата, и его преданности, какъ подданнаго. Что же касается до ‘конфиденціальнаго’ посланія, то онъ отказался отъ всякой обязанности поддерживать довріе между нимъ и ‘конспираторами’. Тмъ не мене,— сказалъ онъ,— я не сдлаю изъ письма никакого публичнаго употребленія, исключая того случая, если кто-нибудь изъ людей, причастныхъ къ этому длу 1831 г., будетъ пытаться преслдовать другихъ за подобныя же цли,— въ такомъ случа онъ оставляетъ за собой право обнародовать это письмо въ наказаніе его авторамъ и въ предупрежденіе всмъ, кто можетъ быть къ нему причастенъ.

Именно такъ и случилось, и сэръ Чарльзъ тотчасъ же передалъ письмо Т. У. публик.

Въ Клонмел не было дозволено предъявить его. Двое виноватыхъ не длаютъ третьяго правымъ. Въ глазахъ закона къ оправданію Смита О’Брайена не могло служить то, что лордъ Мельборнъ, или м-ръ Аттвудъ, или лордъ Джонъ Россель, или м-ръ Юнгъ имли намреніе, если это оказалось бы необходимымъ, сдлать въ 1831 году то же самое, что онъ тайно замышлялъ въ 1848 г. Такимъ образомъ О’Брайенъ, Митеръ, Мак-Манусъ и О’Доногью, найденные виновными въ государственной измн, были приговорены къ повшенію, обезглавленію, распаронію живота и четвертованію.

Однакожъ разоблаченія письма ‘Т. У.’ имли одинъ добрый результатъ,— они сдлали невозможнымъ исполненіе смертныхъ приговоровъ. Несмотря на то, что въ Испаніи ‘успшный мятежникъ понедльника’, онъ же и ‘первый министръ вторника’, приказываетъ сплошь и рядомъ ‘неуспшнаго заговорщика среды’ казнить въ четвергъ,— было очевидно, что друзья ‘Т. У.’ побоятся общественнаго мннія и не будутъ совтовать королев подписывать смертный приговоръ О’Брайена. Существовало законное препятствіе для того, чтобъ обойти этотъ ужасный исходъ, но ex post facto законодательство слишкомъ обыкновенно и удобно въ ирландскихъ длахъ. Черезъ парламентъ прошелъ спеціальный актъ, которымъ эти смертные приговоры замнялись вчною ссылкой за океанъ на всю жизнь, и 29 іюля 1849 г., черезъ годъ посл неудачнаго возстанія, военный бригъ ‘Swiftsure’ вышелъ изъ гавани Кингстоуна, везя О’Брайена, Мигера, Мак-Мануса и О’Доногью на поселеніе въ Австралію.

X.
Кровавое пятно.

Въ одиннадцать часовъ утра, въ среду, 1-го марта 1848 г. три убійцы были выведены на казнь передъ Клонмельскою тюрьмой. Вокругъ эшафота собралась густая толпа народа, городскаго и сельскаго, мущинъ и женщинъ, вс глаза были устремлены на три вислицы и три веревочныя петли, колеблемыя утреннимъ втромъ. Во всей толп не было ни одного голоса, который сталъ бы отрицать, что эти люди заслужили своего осужденія. Преступленіе было ужасно, доказательства очевидны: приговоръ справедливъ. И однакожь, даже прежде, чмъ процессія съ осужденными показалась вдали, можно было слышать возгласы сожалнія, что они еще ‘такъ молоды’ и погибаютъ такимъ образомъ. Около самаго эшафота блестли штыки двухъ ротъ 47-го полка, а на одномъ изъ фланговъ — обнаженныя сабли 4-го легкихъ драгунъ. Было ясно, что власти предпочли не довряться сильному отряду полиціи, которая занимала противоположную сторону и наблюдала, чтобы чего-нибудь не случилось.

Ропотъ въ толп обратилъ вниманіе на фигуру, появившуюся на эшафот. Это былъ палачъ. Онъ невозмутимо осмотрлъ веревки и испыталъ каждую петлю, хорошо ли она ходитъ. Онъ пробовалъ ронять лстницы и запирать задвижки, чтобъ убдиться, чисты ли и свободны ли он. На все это народъ смотрлъ молча, пока продлывались эти представленія, но когда увидлъ, что онъ вынулъ изъ кармана кусокъ мыла или сала и началъ натирать веревки, раздался крикъ негодованія и онъ скрылся въ дверь тюрьмы среди бури проклятій.

Скоро въ тюрьм раздался похоронный звонъ колокола и толпа упала на колни. Въ дверяхъ, ведущихъ въ эшафоту, показалась высокая фигура отца Джона Поуера (теперешняго католическаго епископа въ Уатерфорд), въ стихар и риз, его голосъ, читавшій отходную, достигалъ самыхъ отдаленныхъ частей безмолвной толпы. А затмъ появились и арестанты — три молодыхъ человка, двое изъ нихъ — братья и запятнаны такимъ ужаснымъ преступленіемъ, всякому понятно было сожалніе стоявшихъ въ толп женщинъ. Осужденные были настоящіе молодые крестьянскіе красавцы, старшему едва ли миновало двадцать три. Братья, Генри и Филиппъ, Коди были осуждены на казнь за убійство Лауренса Мэддена 9 мсяцевъ тому назадъ, а Джонъ Лонерганъ — ‘сынъ двы’, какъ его называли свидтели на суд — за то, что застрлилъ м-ра Вилльяма Ре (мироваго судью) въ Ровуэлл. Палачъ надлъ веревку сначала на шею Лонергана, который просилъ весь народъ молиться за него. Генри Коди, стоявшій около узкой двери, видлъ операцію, которая скоро должна была быть продлана и надъ нимъ самимъ. Какъ бы въ отвтъ на возгласъ Лонергана, онъ громко воскликнулъ: ‘Господи Іисусе, прости насъ! Господи, прости насъ! Господи прости насъ!’ Тогда палачъ подошелъ къ младшему Коди, надлъ ему налицо шапку и началъ накидывать петлю на шею. Длая это, нужно думать, онъ произнесъ какое-нибудь замчаніе, достигшее ушей Генри. При звук этого голоса онъ вздрогнулъ, какъ пронзенный стрлой. Онъ остановился молиться и замтно задрожалъ съ ногъ до головы. Оказалось, какъ потомъ разсказывали, хотя я считаю это неосновательнымъ, что человкъ, исполнявшій роль палача, былъ тотъ самый свидтель короны, который, какъ выражается народъ, ‘поклялся жизнями’ несчастныхъ братьевъ {‘Свидтелями короны’ въ англійскихъ судахъ называются т доносчики, которые были очевидцами или соучастниками въ преступленіи и разоблачаютъ всхъ сообщниковъ за полное прощеніе для себя.}. Во всякомъ случа несомннно, что преступникъ нашелъ въ немъ сходство, и послышалось ли старшему Генри, или онъ, какъ утверждаютъ, дйствительно призналъ голосъ ‘доносчика’, это неизвстно,— словомъ онъ былъ убжденъ, что это тотъ самый человкъ. Онъ ринулся на палача, повалилъ его одинъ, другой разъ своими связанными и скрученными руками, потомъ схватилъ его, потащилъ впередъ и пытался изо всей силы перекинуть черезъ перила эшафота. Это было страшное и ужасное зрлище! Убійца и палачъ боролись въ смертельной схватк, послдній громко кричалъ о помилованіи и помощи. Нтъ никакого сомннія, что Коди, даже со связанными и перетянутыми руками, усплъ бы добиться своего, еслибы на него не кинулись тюремщики. Младшій братъ слышалъ борьбу и зналъ, что случилось что-то необыкновенное, но, имя на лиц шапку, не могъ видть сцены. Отецъ Поуэръ, боясь послдствій того, еслибъ онъ узналъ, что это такое, ршился оставаться при немъ, усердно изливая въ его уши молитвы и увщанія. Наконецъ, Филиппъ услышалъ голосъ боровшагося Генри и, несмотря на вс усилія попа, стащилъ покрышку съ своего лица и вдругъ увидлъ страшную схватку брата съ палачомъ. Онъ рванулся на помощь Генри, но отецъ Поуэръ обвилъ вокругъ него свои руки. ‘О, мое дитя, мое дитя, ради самого Іисуса, твоего Бога, предавшаго самого себя палачамъ, не длай, не длай этого! О, подумай о сын Божіемъ,— думай, что ты скоро встртишь своего Творца и Судью!’ — и добрый священникъ дйствительно побдилъ, громко рыдая. Несчастный юноша опустилъ свою голову на плечо отца Поуэра и тоже плакалъ, какъ ребенокъ: ‘О, Генри, Генри! Братъ мой! братъ мой! О, Боже, Боже!’

Очевидцы этой сцены даже теперь не могутъ говорить о ней безъ содроганія. О положеніи людей, готовыхъ предстать предъ лице Божіе съ душой охваченной смертельною страстью ненависти и мести — было страшно подумать, и отецъ Поуэръ потребовалъ отъ шерифа, чтобы казнь была отложена на нкоторое время. Этотъ господинъ, глубоко потрясенный и побжденный, самъ готовъ былъ бы согласиться, но законъ повелваетъ, чтобъ его предписаніе было выполнено, и братья, отведенные на минуту на заднюю часть эшафота, были опять выведены впередъ. Народъ, весь объятый глубокимъ душевнымъ волненіемъ,— женщины плакали и рыдали, другія громко молились, а нкоторыя попадали въ обморокъ,— думалъ, что казнь будетъ отмнена. Когда же увидли, что осужденные опять появились, изъ толпы поднялся вопль горя и гнва, но по знаку отца Поуэра толпа стихла и стала на колни. Осужденные были поставлены на лстницы, задвижки отперты и правосудіе удовлетворено при такихъ обстоятельствахъ, какихъ, я надюсь, не бывало въ нашей стран.

Это было событіемъ лишь одного дня изъ многихъ подобныхъ за весну 1848 года. Ассизы того года были строги, и Типперари, къ несчастію, доставило мрачный списокъ. Крестьяне этого графства, физически одинъ изъ самыхъ красивыхъ народовъ въ свт, обладаютъ рзкими чертами характера, представляющими странную смсь пороковъ и добродтелей: они горячи и страстны, храбры и великодушны, неутолимы въ своемъ мщеніи, щедры, гостепріимны, готовы платить добромъ за добро, ненавистью за ненависть и насиліемъ за насиліе. Не подъ вліяніемъ страсти, ‘которая страшне бури, шумящей на ихъ холмахъ’, они представляютъ одно изъ самыхъ мирныхъ, спокойныхъ и нравственныхъ населеній въ имперіи. Въ типперарскихъ ассизахъ рдко встрчаются дла умреннаго характера. Списокъ ихъ или совсмъ пустъ относительно серьезныхъ обвиненій, или же полонъ черными преступленіями, говорящими, какъ мало цнится человческая жизнь тамъ, гд месть низводитъ людей до состоянія дикарей. Многія изъ преступленій самаго серьезнаго характера въ этой стран берутъ свое начало въ томъ подстрекательств, въ которомъ конкурируютъ между собой и формальный законъ, и дйствующее правосудіе, факты, глубоко потрясающіе всякаго — подлое себялюбіе или преступное попустительство очевидцамъ преступленія, или симпатія и укрывательство убійцы — составляютъ вредные и проклятые плоды системы, которая заставила народъ смотрть на ‘законъ’ не какъ на своего защитника, а какъ на врага.

Тому около 20 лтъ назадъ я ршился отправиться въ Типперари по случаю казни одного убійцы, волновавшей всю Ирландію, вшанья братьевъ Кормакъ за убійство м-ра Эллиса изъ Темпльмора. Моею цлью было прислушаться къ ходячимъ толкамъ объ этомъ преступленіи и узнать, считаютъ ли они преступника невиннымъ или виновнымъ. Я былъ тогда гостемъ человка, котораго дружба служила лучшимъ паспортомъ для того, чтобы заслужить довріе крестьянъ. Я употребилъ порядочно времени на разъзды и ходьбу съ нимъ по стран и не только узналъ дйствительную исторію того случая, ради котораго пріхалъ, но собралъ массу свдній о междоусобіяхъ въ Типперари вообще, и притомъ изъ источниковъ рдко кому доступныхъ. Для меня было очевидно, что здсь господствовало въ теченіе цлаго полустолтія не что иное какъ война класса съ классомъ, то злобно тля, то свирпо вспыхивая пламенемъ. Послдніе безпорядки начались съ ночныхъ нашествій за оружіемъ. Гораздо раньше, чмъ типперарскія волненія приняли видъ личнаго насилія или прямого покушенія на жизнь, они, повидимому, имли своей исключительною цлью — пріобртеніе тхъ ружей, пистолетовъ, или мушкетоновъ, какіе можно было добыть, нападая на дворянскіе дома. Каждую ночь по стран бродили группы людей, просившихъ оружія и отнимавшихъ его въ случа отказа. Не трудно предвидть, что это скоро и неизбжно должно было повести къ потер жизней на той и другой сторон, а разъ кровь пролита., наступаетъ ужасное положеніе вещей. Дерзость и смлость крестьянъ въ нкоторыхъ изъ этихъ нападеній были по-истин удивительны. Они открыто построили баррикаду на почтовой дорог въ Богерлагенскомъ приход, около Клонодти, съ цлью ограбить не почтовые мшки или ихъ содержимое, а оружіе почтовой стражи. Имъ было извстно, что съ каретой здитъ конвой драгунъ, но это не только не отклонило ихъ намренія, а напротивъ придало ему энергіи, потому что драгуны имли съ собой сабли и карабины. Два крестьянина, одинъ по имени Лэги и другой Райенъ, условились наканун напасть на драгунъ, пока двое другихъ будутъ осаждать карету. При первомъ залп одинъ изъ драгунъ былъ убитъ, а другой бжалъ. Почталіоны оказали боле ршительное сопротивленіе. Въ теченіе пяти минутъ поддерживался смертельный огонь между ними и нападавшими, однакожь послдніе одолли и вс ружья и пистолеты, какіе были въ карет, и принадлежности на 11 человкъ были отобраны. Странно сказать, ни одинъ изъ нападавшихъ не былъ серьезно раненъ, тогда какъ кром убитаго драгуна нкоторые изъ почтальоновъ и двое пассажировъ боле или мене серьезно пострадали. Слушая разсказы объ этомъ отъ очевидцевъ и даже,— я почти увренъ,— отъ участниковъ, я былъ удивленъ и приведенъ въ недоумніе присутствіемъ, среди эпизодовъ самаго беззаконнаго и кроваваго насилія, нкоторыхъ чертъ великодушія. Молодой работникъ, который ночью ходилъ въ обходъ грабить другіе дома, самымъ ршительнымъ образомъ защищалъ усадьбу своего господина отъ своихъ же товарищей, на томъ же основаніи, что не слдуетъ приближаться къ дверямъ, порученнымъ его защит. Домъ протестантскаго джентльмена м-ра Фоусетта, фермера близъ Кешеля, былъ аттакованъ въ самое Рождество. Самъ джентльменъ былъ въ Дублин, а домъ оставался на рукахъ его сына, 20 лтъ, и молодаго работника по имени Гормана. Служанка увидла банду людей, приближавшихся по лужайк, и, подозрвая ихъ намренія, подняла тревогу. Горманъ тотчасъ же узналъ ихъ. Онъ провелъ съ ними много ночей за такою же работой, но теперь онъ былъ отвтственъ за ‘хозяйскую’ собственность и долженъ защищать ее. Вмст съ молодымъ Фоусеттомъ онъ забаррикадировалъ входную дверь и окна. Нкоторые изъ нападавшихъ вошли въ домъ сзади, но внутренняя дверь въ корридор загораживала имъ дорогу къ тому мсту, гд лежали желаемыя ружья. Они пытались ломать ее, но Горманъ останавливалъ ихъ и угрожалъ стрлять. Они, повидимому, не поврили этому и настаивали на своемъ, тогда онъ, видя, что дверь подается, прицлился сквозь маленькое слуховое окошко и смертельно ранилъ предводителя банды, молодаго парня по имени Боклей. Банда бжала, унося съ собой изнемогавшаго вождя, но скоро они нашли невозможнымъ скрыться съ раненымъ и истекающимъ кровью человкомъ на рукахъ. Что было длать?— Они спрятали его въ кустахъ около ручья, заказавши ему не стонать и общавшись ночью придти за нимъ. Онъ долго страдалъ отъ ужасной агоніи и наконецъ не выдержалъ, началъ громко просить воды. Нсколько женщинъ шли отъ обдни и, услышавъ его стоны, нашли его и принесли ему воды въ шляп. Когда это было сдлано, онъ умолялъ ихъ ‘уйти и ничего не говорить’. Он знали, въ чемъ дло, и молча пошли своей дорогой. Когда настала ночь, его товарищи вернулись съ дверью, на которой хотли снести его домой, но, переходя въ бродъ Сюиръ у Калликамуса, они увидли, что несутъ трупъ,— онъ умеръ. Ршивши, что положить его подл дверей собственнаго дома значило бы нанести ударъ матери, они спрятали трупъ въ чащ и оставили сторожа караулить его день и ночь, пока они не смогутъ устроить ему похоронъ. Въ это время, конечно, всть о нападеніи на домъ Фоусетта дошла до властей и полицейскій судья, м-ръ Вилькоксъ, вмст съ судьей капитаномъ Лонгомъ изъ Лонгфорда и сильнымъ отрядомъ полиціи — начали обыскивать домъ за домомъ, надясь найти раненаго человка и такимъ образомъ добраться до его сообщниковъ. Горманъ, стрлявшій въ Боклея и хорошо его знавшій, объявилъ, что вс нападавшіе были совершенно чужіе люди. Товарищи Боклея сдлали сборъ со своихъ въ баронств и собрали 50 фунтовъ для его матери, которой и открыли судьбу сына.

Когда судьи спросили у нея, гд ея сынъ, она отвтила, что онъ ушелъ искать работы въ Кагиръ. Боклею устроили торжественныя ночныя похороны, но кто-то донесъ, капитанъ Лонгъ узналъ о похоронахъ и на слдующую ночь во глав отряда полиціи отправился выкапывать и свидтельствовать тло. Однако кто-то сообщилъ намренія полиціи, потому что за часъ до ея прихода на кладбище гробъ былъ выкопанъ товарищами Боклея и унесенъ въ горы. Положительно извстно, что эта охота за трупомъ продолжалась два мсяца, четыре или пять разъ его хоронили и поспшно выкапывали. Наконецъ поиски были оставлены и въ одну изъ ночей Боклей былъ похороненъ подл могилы его отца въ Баллишеган, гд онъ лежитъ и до сихъ поръ. Мрачная развязка этой странной исторіи состояла въ томъ, что капитанъ Лонгъ, за свои дятельныя старанія открыть сообщниковъ Боклея, спустя нсколько мсяцевъ былъ застрленъ въ своемъ собственномъ дом.

‘Cut’ Квинлэнъ — имя, которое долго будетъ памятно въ Типперари. Два брата Квинлэнъ, Михаилъ и ‘Cut’ — послдній soubriquet — жили въ Анакартійскомъ приход, не далеко отъ желзнодорожной станціи Лимерикскаго соединенія. Они держали небольшую ферму м-ра Блака. Квинлэны были выгнаны съ фермы и заподозрили, что Блакъ сдлалъ это по наущенію нкіихъ Генессеевъ, подозрніе превратилось въ убжденіе, когда отнятая у нихъ земля была отдана Генессеямъ. Страшное намреніе овладло въ эту минуту ‘Cut’омъ’: это было не что иное какъ ршеніе во что бы то ни стало убить всхъ Генессеевъ. Одинъ изъ нихъ, сборщикъ податей, Деви, былъ застрленъ спустя около трехъ мсяцевъ посл изгнанія Квинлэновъ. Томъ Генессей былъ остановленъ и убитъ на большой дорог отъ Анакарти въ Граффонъ. Не было найдено никакихъ доказательствъ причастности ‘Cut’а’ ни въ одному изъ этихъ преступленій, хотя никто не сомнвался въ этомъ. Деви Генессей, видя, что семейству грозитъ разрушеніе, эмигрировалъ въ Америку. Однако и здсь онъ не избжалъ своей участи,— его убилъ младшій Квинлэнъ. Что случилось съ четвертымъ Генессеемъ, я никогда не слыхалъ. Самъ ‘Cut’ Квинлэнъ теперь выступилъ на отчаянное поприще какъ бы всеобщаго мстителя противъ повренныхъ, агентовъ, ландлордовъ и всякихъ другихъ ‘тирановъ’ страны. У одной очень бдной крестьяне вдовы были отобраны хозяйственныя и фермерскія принадлежности за налогъ въ пользу бдныхъ. Три надсмотрщика, которые были виною этой конфискаціи, остались ночевать въ пріемной комнат ея дома, какъ вдругъ около полуночи окно отворяется и въ комнату вскакиваетъ свирпый ‘Cut’. Повренные знали, что имъ пощады ожидать нельзя, и пытались было броситься къ двери. Одного онъ застрлилъ, другой въ ужас пробовалъ вылзть къ трубу, но мститель вытащилъ его оттуда за ноги и размозжилъ ему голову выстрломъ, третій въ это время выскочилъ въ окошко и убжалъ, но Квинлэнъ послдовалъ за нимъ, догналъ и убилъ. Не осталось никого, кто могъ бы разсказать кровавую исторію судь или присяжнымъ, и убійца спокойно оставался безнаказаннымъ.

Наконецъ ‘Cut’ началъ замчать, что народное чувство ршительно возмущается его поступками и обстоятельства становятся для него неблагопріятными. Онъ исчезъ и въ теченіе нкотораго времени никто не зналъ, куда онъ скрылся. Однако скоро письма принесли въ Анакарти извстіе, что ‘Cut’ поступилъ на королевскую службу и находится теперь въ Индіи.

Прошло много лтъ. Собраонъ, Аливаль и Чилліанваллагъ волновали англійскія сердца, и увнчанныя славой войска Великобританіи возвращались домой за полученіемъ благодарности отъ націи. Въ ихъ рядахъ вернулся и ‘Cut’ Квинлэнъ. Онъ участвовалъ въ Сутледжской кампаніи, онъ отличился замчательной храбростью, смлостью и, какъ это ни странно звучитъ, своимъ прекраснымъ поведеніемъ, какъ одинъ изъ лучшихъ людей въ полку. Онъ вышелъ въ отставку изъ арміи и возвратился назадъ въ Типперари, гд скоро опять сдлался извстнымъ вожакомъ всякаго насилія. Однажды отецъ Моллели, приходскій священникъ Анакарти, халъ домой отъ больнаго и догналъ ‘Cut’а’.

— Квинлэнъ,— сказалъ онъ,— я слышалъ, что ты хорошо велъ себя въ Индіи. Во имя Божіе, ради тебя самого и всякаго другаго, я желалъ бы, чтобъ ты оставался тамъ.

— Какъ же, ваше преподобіе, куда же и идти человку, какъ не на родину?

— Эхъ, Квинлэнъ, всякому человку мсто тамъ, гд онъ не будетъ возмущать Бога и человка преступленіемъ.

— Преступленіемъ!… Ваше преподобіе, преступленіемъ разв я…

— Молчи пожалуйста! Оставь этотъ вздоръ со мной. Ты, Квинлэнъ, прекрасно знаешь, какую жизнь ты велъ. Ты избжалъ кары закона за недостаткомъ уликъ, но не думай укрыться отъ Бога. Его правосудіе нельзя обойти. Несчастный человкъ, ты былъ въ огн битвы въ Индіи. Когда пули сыпались дождемъ вокругъ тебя, Богъ сохранилъ тебя можетъ-быть для того, чтобы дать теб возможность раскаяться. Я надялся, что ты возвратишься домой измненнымъ человкомъ. Я — твой пастырь. Богъ потребуетъ отъ меня отчета о твоей душ, спроситъ меня, что я длалъ для того, чтобы возвратить тебя на путь добродтели. О, несчастный человкъ! Я умоляю тебя именемъ милосердаго Бога, котораго долготерпніе ты испытываешь,— покайся въ своемъ преступномъ пути. Приди въ судилище покаянія и постарайся загладить все, что ты надлалъ, сердечною печалью и честною жизнью.

Во время всего этого воззванія ‘Cut’ смотрлъ во вс стороны, нельзя ли куда-нибудь убжать, но онъ зналъ отца Моллели хорошо, да кром того онъ зналъ, что жеребецъ отца Моллели можетъ брать изгороди и канавы не хуже борзой собаки. Онъ не могъ уйти и долженъ былъ слушать.

— Ну, Квинлэнъ, общаешься ли ты придти на исповдь во имя Божіе?

— Ну, ваше преподобіе, я вамъ скажу, только вы и можете такъ строго говорить со мной,— я знаю, вы хотите добра.

— Но придешь ли ты?… Отвчай мн.

— Приду ли я въ самомъ дл?… Хорошо, видите ли, сэръ,— конечно, это правда, я долженъ исполнить свою обязанность.

— Но общаешься ли ты?

Длинная пауза.

— Приду, ваше преподобіе!

— Но когда?… Въ слдующую субботу?

— Ну, отецъ Моллели, вы наступаете на меня ужь слишкомъ строго. Есть причины, почему я не могу идти.

— Причины, почему ты не можешь примириться съ всемогущимъ Богомъ, раскаявшись въ прошлыхъ преступленіяхъ и ршившись исправиться въ будущемъ?

— Видите, ваше преподобіе, дло въ томъ, что тамъ вонъ воръ шотландецъ, котораго я…

— Что, что?… Ужь не хочешь ли ты въ лицо мн сказать, что замышляешь новое преступленіе?

— О, нтъ, ваше преподобіе, я хочу только сказать, что теперь я не способенъ простить этихъ проклятыхъ шотландцевъ, которые приходятъ сюда отнимать десятками фермы у честныхъ, людей, они всю страну обращаютъ въ выгонъ для овецъ, а народъ долженъ умирать съ голода. Нтъ, отецъ Моллели, я не могу идти на исповдь, потому что не могу сказать, что застрлить шотландца есть ‘грхъ, достойный сожалнія’.

Неустрашимый священникъ опять возвратился къ аттак и такъ сильно наступалъ на ‘Cut’а’, что тотъ, наконецъ, искренно общалъ придти на исповдь и примириться съ Богомъ въ субботу.

Въ этотъ день отецъ Моллели, сидя въ своей исповдальн, видлъ, какъ ‘Cut’ вошелъ въ церковь и сталъ на колни на полъ въ уединенномъ мст. Священникъ ждалъ и ждалъ, пока не прошло цлыхъ два часа. Онъ могъ видть винлэна усердно молящагося, бьющаго себя въ грудь и дйствительно смочившаго полъ своими слезами, но онъ не показывалъ и знака приближенія въ исповдальн. Наконецъ отецъ Моллели долженъ былъ уйти, оставивъ Бвинлэна все еще стоявшаго на колняхъ. Спустя дв недли они снова встртились и священникъ началъ было упрекать ‘Cut’а’, но онъ воскликнулъ: ‘не говорите мн ничего сегодня, ваше преподобіе. Я приду въ понедльникъ’. Понедльникъ насталъ — и та же самая сцена опять повторилась съ тмъ же результатомъ: Квинлэнъ молился цлые часы, но избгалъ исповди.

Прошло около двухъ мсяцевъ, прежде чмъ его преподобіе могъ поймать ‘Cut’а’, который очевидно избгалъ его. Наконецъ они случайно встртились. ‘Cut’,— сказалъ священникъ,— я не упрашиваю тебя больше. Иди теперь своей дорогой преступленія. Я сдлалъ все, что могъ, и теперь предоставляю тебя вол Божіей. Ты трусъ и лжецъ’.

Квинлэнъ вскочилъ въ порыв страсти, съ огнемъ въ глазахъ. Однакожь, сдлавши надъ собой усиліе, онъ сказалъ: ‘Нтъ, нтъ, отецъ Моллели, нтъ!… Вы никогда не были такъ неправы въ своей жизни, какъ теперь. Я — не трусъ и не лжецъ, но я знаю, что на исповди я обязанъ буду отказаться отъ стрлянья злыхъ ландлордовъ, а этого я никогда не сдлаю. Прощайте’.

Отецъ Моллели больше не видалъ ‘Cut’а’. Но какъ бы долго лиса ни бгала, она попадется-таки въ ловушку. Квинлэнъ былъ пойманъ почти съ окровавленными руками во время убійственнаго нападенія и судился за это клонмельскими ассизами. Онъ написалъ въ Чатамъ, гд квартировалъ теперь его прежній полкъ, и разсказалъ своему капитану жалобную исторію о своей невинности, умоляя его памятью прошлыхъ своихъ заслугъ пріхать въ Клонмель и ‘говорить за него’ на суд. По словамъ тхъ, отъ кого я это слышалъ и кто, я увренъ, былъ на этомъ суд, ‘Cut’ обращалъ очень мало вниманія на процедуру суда и только отъ времени до времени обводилъ присутствовавшихъ внимательнымъ взглядомъ. Когда разбирательство уже кончалось, прежній капитанъ Квинлэна торопливо вошелъ и слъ въ отдленіе грандъ-жюри.

‘Мой лордъ!— сказалъ подсудимый.— У меня теперь есть свидтель, выслушайте его разсказъ и скажите, похожъ ли я на человка, котораго эти люди приравниваютъ убійц?’

Офицеръ былъ приведенъ къ присяг и сказалъ о ‘Cut» то, что я уже упомянулъ: о его примрномъ поведеніи, его постоянств, его неустрашимой храбрости. ‘Онъ былъ почти все время моимъ слугой,— продолжалъ онъ,— и я не видалъ боле врнаго солдата. Его врности и героизму я обязанъ своей жизнью. Въ день Собраона, когда пули и осколки сыпались какъ градъ, я упалъ въ груду нашихъ храбрыхъ молодцовъ, пронизанный непріятельскимъ огнемъ. Когда ни одинъ человкъ съ обыкновеннымъ мужествомъ не ршился бы стать лицомъ къ этой бури смерти, этотъ врный герой бросился впередъ, не заботясь о своей жизни, нашелъ меня, гд я лежалъ, и унесъ съ поля на своихъ рукахъ. Благодарю Бога за то, что я здсь и, надюсь, могу спасти его жизнь. Онъ не способенъ на то преступленіе, въ которомъ его обвиняютъ’.

Горе непостоянству человческой натуры, по крайней мр типперарской натуры. Присяжные знали ‘Cut’а’ лучше и дольше капитана. Показанія свидтелей вполн убдили ихъ въ его виновности, а кром того они сами хорошо знали его ужасную карьеру. Они признали его виновнымъ въ увчь и онъ былъ сосланъ на всю жизнь за океанъ.

Не странна ли въ самомъ дл эта амальгама? До дня изгнанія съ фермы этотъ человкъ жилъ обыкновенной безмятежной жизнью крестьянина. Съ этого момента онъ, кажется, напоминаетъ героя романа Сю, который ищетъ крови. Онъ идетъ почти на врную смерть, чтобы спасти своего англійскаго господина. И онъ отвергаетъ вс мольбы своего духовника и друга, убждавшаго его покинуть путь безпощаднаго мщенія и возмутительнаго преступленія.

Должно сказать, что тридцать, сорокъ лтъ тому назадъ администрація правосудія въ этихъ случаяхъ очень часто была груба и опрометчива. Вредная идея о ‘поражающемъ ужас’ и обыкновеніе полагаться слишкомъ много на показанія ‘доносчиковъ’ — часто нарушителей клятвы и плутовъ, а иногда и настоящихъ преступниковъ — приводили нердко къ самымъ дурнымъ результатамъ. Въ Типперари стоитъ провести одну ночь среди группы собесдниковъ передъ очагомъ фермерскаго дома, что мн часто приходилось длать, чтобы наслушаться разсказовъ про людей повшенныхъ за такія дла, въ которыхъ они были совершенно невиновны, признаніе личностей свидтелями бывало грубо-ошибочцо, крестьяне же скажутъ вамъ, что оно умышленно-фальшиво.

Аграрныя преступленія еще не вполн исчезли. Зло, такъ глубоко укоренившееся, не можетъ быть скоро или легко уничтожено. То и дло даже теперь насъ тревожатъ и пугаютъ факты, напоминающіе о тхъ мрачныхъ дняхъ, которые мы считали навсегда миновавшими. Тысячи признаковъ указываютъ на то, что хотя въ Ирландіи, какъ и въ Англіи и въ другихъ странахъ, преступленія въ извстной степени всегда будутъ существовать, пока существуютъ человческія страсти, однакожъ аграрныя насилія въ такомъ образ, какъ мы привыкли ихъ видть — ужасныя движенія врод гражданской войны — скоро будутъ принадлежать невозвратно прошедшему ирландской исторіи. Какимъ образомъ система, порождавшая ихъ, получила смертельный ударъ, будетъ показано въ своемъ мст. Но горестный фактъ тмъ не мене остается врнымъ, что 30 лтъ тому назадъ Ирландія переживала самые ужасные эпизоды этой мрачной борьбы.

Людей, смотрящихъ на аграрныя преступленія въ Ирландіи издали, поражаютъ больше всего дв вещи. Первая — это отрицательная или положительная симпатія со стороны сельскаго населенія, какою оно окружаетъ преступниковъ, или, во всякомъ случа, отсутствіе желанія содйствовать закону въ преслдованіи ихъ. Вторая — это фактъ, котораго я коснулся, описывая типперарскія событія, а именно, что мстность, гд совершаются такія насилія, въ другое время и въ другихъ отношеніяхъ отличается миромъ, порядкомъ и уваженіемъ къ закону. Въ теченіе многолтнихъ наблюденій я пришелъ въ заключенію, что аграрныя преступленія (я говорю не объ отдльныхъ случаяхъ, а о тхъ буряхъ, которыя отъ времени до времени разражались въ данномъ округ) имли свою правильную исторію, извстныя черты или особенности, извстныя порождающія ихъ причины, которыя могутъ быть найдены во всхъ нихъ.

Недавно волновавшійся округъ на нкоторое время успокоился. Ландлорды и арендаторы-крестьяне заключили между собою настоящее перемиріе, вооруженное или не вооруженное, отрицательно-враждебное или положительно-дружественное. Черезъ нсколько времени какой-нибудь агентъ, мене осторожный, чмъ вс его товарищи, затваетъ ‘усовершенствованіе’, повышеніе ренты, нкоторыя ‘новыя правила въ имніи’, рядъ изгнаній на основаніи своего права. При всеобщемъ спокойствіи это можетъ быть сдлано безъ большаго шума и сопротивленія, и ему удается. Его примру слдуютъ другіе и идутъ дальше. Другіе агенты или ландлорды настаиваютъ на выполненіи своего формально-законнаго права до крайнихъ границъ, не обращая вниманія на его противорчіе съ существующимъ обычнымъ правомъ. Кто-нибудь изъ нихъ, боле опрометчивый, чмъ вс остальные, становится вожакомъ. Онъ утверждаетъ, что онъ знаетъ, какъ нужно дйствовать съ этимъ народомъ. ‘Твердость,— говоритъ онъ,— сдлаетъ все’, и онъ хвастливо носитъ револьверъ въ карман своего пальто. Мрачная и злобная тишина, извстная всякому привычному къ ирландской жизни за предвстника бури, кажется ему чуть не побдой. Въ него стрляли, но онъ спасся. Теперь онъ уже ‘долженъ показать примръ’. Онъ не испугается убійцъ. Теперь очередь за крестьянами. И вотъ въ одинъ прекрасный день по стран разносится всть, что этотъ джентльменъ убитъ самымъ жестокимъ образомъ. Дрожь ужаса пробгаетъ по одной части населенія. Взрывъ радости или сердитаго оправданія {Близкій родственникъ одного моего друга иметъ въ одномъ изъ большихъ городовъ графства Мэйо мелочную лавку. Однажды въ базарный день лавка была особенно полна сельскимъ народомъ. Вдругъ среди него произошло какое-то странное волненіе. Вся толпа, одинъ по одному, сняла шляпы и низкимъ голосомъ торжественно проговорила, ‘Слава Богу!’ — ‘Что случилось? О чемъ вы молитесь?’ спросила хозяйка лавки одного изъ нихъ?— ‘О, слава Богу, сударыня! Разв вы не слыхали новость?— отвчалъ онъ.— Величайшій тиранъ графства Мэйо убитъ сегодня утромъ!’} издаетъ другая. Одна часть прессы начинаетъ заниматься поношеніемъ убійцъ и ихъ сторонниковъ, а другая — порицаніемъ поведенія жертвы, изъ котораго и произошла вся трагедія. Всякій пострадавшій крестьянинъ и въ этой мстности и во всей стран видитъ въ убійц мстителя. Ударъ, нанесенный имъ, отвратитъ гибель сотенъ. Полиція всюду встрчаетъ отказъ въ помощи схватить преступника, и онъ спасается, укрываемый народомъ.

Здсь-то вотъ и начинается все зло, вся прискорбная нравственная порча и соціальное разложеніе. Именно здсь возникаетъ весь тотъ вредъ, который порождается противоположеніемъ закона справедливости. Ободренный спасеніемъ этого убійцы, или побуждаемый всеобщею симпатіей къ его преступному длу, какой-нибудь несчастный, даже совсмъ не имя такой глубокой причины, какъ первый, и, не будь этого примра убійства, неспособный на такой поступокъ,— ршается загубить другую жизнь. Являются новые и новые послдователи, побуждаемые боле и боле ничтожными причинами, и нравственная атмосфера все больше и больше пропитывается совершающимися фактами до тхъ поръ, пока наконецъ всякій подлый негодяй, имющій личные мотивы вражды, не увеличитъ собою списка изверговъ. А преступленія растутъ, возбуждая отвращеніе и ужасъ даже въ томъ, кто сдлалъ первый выстрлъ съ роковымъ успхомъ. Наконецъ и работа палача оказывается въ согласіи съ народною совстью. Ландлорды и агенты боролись за свои интересы неуклонно, но отъ души желали бы, чтобы буря никогда не подымалась. Фермеры согласны, что первый фактъ былъ ужаснымъ вызовомъ, но признаютъ, что онъ всюду повелъ къ дурнымъ дламъ. Об стороны имли ихъ уже довольно. Стрлянье и вшанье вымираетъ и въ слдующіе за этимъ періодомъ годы въ округ царствуетъ міръ и тишина.

Я снова и снова видлъ, какъ все это проходило передъ моими глазами. Конечно, быть-можетъ во всякомъ данномъ случа программа не во всхъ частностяхъ была такова. Случилось, наприм., что проклятая исторія началась съ такого убійства, которому человческій умъ не находитъ смягченія, но то, что можетъ быть названо серьезнымъ выраженіемъ аграрнаго насилія, всегда имло ходъ очень похожій на только-что описанный мной. Какъ правило, первая трагедія всегда была вызвана чмъ-нибудь ужаснымъ. Какъ правило, послднія преступленія всегда были самыми развратными злодяніями и преступленіями.

Я не знаю другого вопроса ирландской жизни, о которомъ добросовстное, откровенное и независимое слово въ литератур и рчахъ было бы такъ рдко, какъ объ аграрныхъ преступленіяхъ. Во многихъ случаяхъ насилія были такъ ужасны, что никто не отваживался сказать ни одного слова о причинахъ, ихъ вызвавшихъ, не рискуя подвергнуться обвиненію въ смягченіи ихъ или сочувствіи имъ. Съ другой стороны, вызовы часто были до того чудовищны, что всякій, кто ршался гнушаться заслуженнымъ преступленіемъ, былъ бы обвиненъ въ грубомъ индифферентизм къ жадности, корыстолюбію и безсердечію, съ которымъ они длались. Такимъ образомъ тридцать лтъ,— нтъ, двадцать или даже меньше,— тому назадъ существованіе здороваго общественнаго мннія было невозможно. Мы вс стояли — и всякій изъ насъ — въ рядахъ того или другаго враждебнаго лагеря: одинъ — ландлордовъ, оправдывая безжалостныя изгнанія, другой — крестьянъ, сочувствуя кровавому убійству. И тмъ не мене на обихъ сторонахъ было не мало хорошихъ людей, истинныхъ патріотовъ, которые въ глубин души оплакивали ужасное положеніе вещей, вызывавшее такія конвульсіи и терроръ общества, и толковали о томъ дн, когда страницы ирландской исторіи не будутъ замараны кровавыми пятнами.

XI.
‘Loch aber ¹) no more!’

¹) Lochaber (Лохаберъ) — округъ въ Шотландіи.

Одинъ мой пріятель, уроженецъ Highlands {Highland — мстность въ Шотландіи.}, населеніе котораго было вытснено великимъ ‘сутерлэндскимъ очищеніемъ’, описывая мн нкоторыя сцены изъ этого ужаснаго выселенія, часто съ чувствомъ останавливался на картин, какъ народъ шелъ весь въ изгнаніе по долинамъ, а трубачи, какъ послднее прощаніе съ родиной, играли ‘Lochaber no more!’

Lochaber по more! Lochaber по more ¹)!

We’ll maybe return to Lochaber no more ²)!

¹) Извстная псня шотландскихъ Highland’еровъ, отличающаяся необыкновенно грустнымъ и музыкальныхъ мотивомъ. Прим. перевод.

²) Нтъ больше Лохабера! Нтъ больше Лохабера!

Быть-можетъ мы не возвратимся больше въ Лохаберъ!

Я сочувствовалъ его разсказу, я раздлялъ вс его чувства. Я видлъ моихъ соотечественниковъ, какъ они тянулись такими же печальными процессіями къ эмигрантскому кораблю. И не въ одномъ какомъ-нибудь округ, а по всему острову можно было видть такія сцены въ Ирландіи въ періодъ отъ 1847 до 1857 года. Въ это десятилтіе около милліона человкъ было ‘очищено’ съ острова изгнаніями съ фермъ и эмиграціей.

Горькое воспоминаніе живетъ въ Ирландіи о такъ-называемыхъ ‘очищеніяхъ голода’. Въ нихъ было много безсердечнаго и достойнаго слезъ, но много и неизбжнаго. Три года страшной нужды уничтожили вс средства земледльческаго населенія. Въ 1848 году въ цлыхъ округахъ фермеры-арендаторы (т немногіе слабые и истощенные, которые пережили голодъ и чуму) не имли средствъ обработывать почву. Разореніе класса арендаторовъ во многихъ случаяхъ влекло за собой банкротства ландлордовъ. Крестьяне, неспособные обработывать землю, конечно, не могли платить и ренты. Многіе изъ нихъ были такъ далеки отъ этого, что даже нуждались въ пособіи ландлордовъ, чтобы существовать.

Помимо всякаго вопроса о готовности ирландскихъ ландлордовъ оказывать такую помощь, несомннно, что, взятые цлымъ классомъ, они положительно не были въ состояніи этого длать. Нкоторые изъ нихъ истратили въ теченіе 1848, 1849 и 1850 годовъ на займы для поддержанія фермеровъ почти весь доходъ съ своихъ имній.

Очень многіе изъ ирландскихъ ландлордовъ дйствовали иначе, но за такой образъ дйствій приходится винить не ихъ однихъ. Англійская пресса усвоила въ этомъ дл идею, что ирландскій голодъ, если только имъ воспользоваться какъ слдуетъ, принесетъ великую пользу. Провидніе,— объявляла она,— послало этоъ драгоцнный поводъ для того, чтобы ршить несносный вопросъ объ ирландской нищет и недовольств. Ничего нельзя сдлать съ жалкимъ населеніемъ, которое до сихъ поръ побиралось на ирландской земл. Оно слишкомъ бдно для того, чтобы затратить капиталъ на развитіе богатствъ почвы. Оно слишкомъ невжественно, чтобы хозяйничать научно. А кром всего этого, оно слишкомъ многочисленно. Зачмъ входить въ разорительныя издержки для спасенія и подержанія класса такихъ нерадивыхъ и надодливыхъ земледльцевъ? Лучше воспользоваться тмъ, въ чемъ выразилось предначертаніе Провиднія. Ирландія нуждается въ колонизаціи ея домовитыми шотландскими и учеными англійскими фермерами — людьми со средствами, людьми съ современными идеями.

Такимъ образомъ взывали и побуждали тысячи голосовъ на англійскомъ берегу, и корыстолюбивымъ ирландскимъ ландлордамъ такое наставленіе казалось божественнымъ откровеніемъ. Англійскіе арендаторы платили боле высокія ренты, чмъ ирландскіе, и, платили ихъ аккуратно. Англійскіе ‘колонисты’ такъ бы хозяйничали на земл, что увеличили бы ея стоимость вчетверо. Англійскіе фермеры имютъ настоящее понятіе о держаніи земли и оставляли бы ее по первому требованію. Не будетъ больше возни съ полунищимъ и недовольнымъ народомъ, который всегда опаздываетъ со своими рентами, всегда нуждается въ пониженіи ихъ и никогда не хочетъ повышенія. Не будетъ больше непріятностей отъ проповдниковъ права на аренду и отъ бунтовскихъ газетъ, не будетъ страха риббонитскихъ приказовъ и рокитскихъ предупрежденій. Блаженное время! Эльдорадо было въ виду!

Людямъ въ такихъ обстоятельствахъ, въ какихъ находились въ 1848 году ирландскіе ландлорды, такія мечты казались непреложно доказанными. Они составляли въ то время тэму и содержаніе изслдованій, рчей и лекцій въ Англіи. Нкоторые писатели были такъ добры, сожалли, что перерожденіе страны должна совершиться такой тяжелою цной. Другіе, къ несчастію, не считали нужнымъ скрывать своей радости и возбужденія… Теперь-то настала удобная минута положить конецъ ирландскимъ затрудненіямъ! Голодъ, по вол Провиднія, очистилъ путь для великой и громадной работы, если только Англія способна ее выполнить. Теперь настало время наполнить Ирландію британскимъ населеніемъ.

Очень естественно, что всякій можетъ усомниться, взвшивали ли эти люди, говорившіе и писавшіе такимъ языкомъ, какое впечатлніе на народъ Ирландіи и какія послдствія будутъ имть дхъ слова. Я съ чисто-исторической точки зрнія утверждаю, что это было причиной и видимымъ началомъ того положенія вещей, которое такъ непріятно обращаетъ на себя вниманіе англичанъ,— той отчаянной горечи и смертельной ненависти къ Англіи, которую тысячи эмигрантовъ унесли съ собой изъ Ирландіи въ Америку. Многимъ англичанамъ этотъ враждебный духъ кажется почти необъяснимымъ. ‘Если ирландцы эмигрировали,— говорятъ они,— это длалось для ихъ собственнаго блага и выводы. Съ какой же стати они ненавидятъ за это Англію? Англичане тоже эмигрируютъ тысячами каждый день’. Нтъ надобности останавливаться на тхъ печальныхъ обстоятельствахъ, которыми отличается исходъ ирландцевъ отъ предпріимчивой эмиграціи нмцевъ, шведовъ или англичанъ. Ирландецъ, разсказывая исторію этихъ изгнаній, голода и паники эмиграціи, послдовавшей за ними, невольно становится лицомъ къ лицу съ происхожденіемъ ирландско-американскаго феніанизма.

Очень можетъ быть, что еслибы даже ирландскіе ландлорды и не имли передъ собой соблазнительной идеи о ‘колонизаціи’, извстная часть ихъ избрала бы въ большей или меньшей степени тотъ же путь, которому они въ дйствительности слдовало. Что имъ было длать? Нищіе ландлорды нищихъ арендаторовъ, они, очевидно, по необходимости принуждены бы были принести въ жертву послднихъ, какъ утопающій сталкиваетъ съ доски другаго, когда видитъ, что она не можетъ удержать двоихъ. Какъ бы то ни было, вмст съ ирландскимъ голодомъ явились такія ‘очищенія’, какихъ не видала исторія арендаторства (land-tenure). Въ теченіе голодныхъ годовъ, ренты, конечно, не платились, и не платились потому, что никто не былъ въ состояніи платить ихъ, большею же частію крестьяне-арендаторы, и формально земли отнимались въ пользу ландлордовъ за ‘неплатежъ рентъ’. Поздне же, даже въ тхъ случаяхъ, гд не было неуплаченныхъ рентъ, изгнанія все-таки производились для того, чтобы ‘очистить’ (‘clear’) землю и замнить фермы пастбищами для овецъ и скота. Четвертные суды представляли теперь странное зрлище. Число длъ въ этихъ трибуналахъ разрасталось до невроятныхъ размровъ и состояло преимущественно изъ двухъ родовъ — взысканій съ фермеровъ за пищу, хлбныя смена, денежныя обязательства и — процессовъ объ изгнаніяхъ. Я видалъ буквально груды связокъ послднихъ на стол клерка суда и цлые часы слушалъ однообразныя ‘объявленія и заключенія’ (‘calling’ and ‘marking’). Защищаться не было и попытокъ,— защита была невозможна.

А затмъ на сцену явилась истинно-печальная процедура изгнаній.

Для англійскаго фермера, какъ общее правило, арендованіе фермы, я увренъ, едва ли боле затруднительно и разорительно, чмъ обыкновенное ‘переселеніе Михайлова дня’ для городскаго жителя изъ одного дома въ другой. Онъ нанимаетъ пользованіе фермой со всми принадлежностями, приспособленіями и удобствами, устроенною въ полномъ порядк ландлордомъ, совершенно точно такъ же, какъ бы онъ нанималъ рыбачью лодку на недлю или на день, или арендовалъ мсто для охоты съ опрятнымъ домикомъ или горною резиденціей на сезонъ. Совсмъ другая исторія съ ирландскимъ фермеромъ. Его ферма была и для него, и для его предковъ въ теченіе многихъ поколній устроеннымъ и дорогимъ домомъ. Каждый кустъ, каждое дерево, каждая лужайка, каждый холмъ такъ или иначе связаны съ нимъ и составляютъ часть его собственнаго существованія. Все, что тутъ есть надъ поверхностью земли, наприм. домъ, контора, службы, изгородь, дорога, ворота, калитка — все это создано руками арендатора. Подъ этой убогой соломенною крышей онъ родился и выросъ. Сюда онъ привезъ свою молодую невсту, и здсь онъ женился на ней. Здсь родились его малыя дти. Эта ферма — все его владніе, его міръ, его все, онъ самъ — существенная масть ея, какъ ива, какъ дубъ, выросшіе на этой земл. Переселеніе для него значитъ вырываніе съ корнемъ, а пересадка — смерть. Привязанность ирландскаго крестьянина къ своей ферм есть нчто такое, чего невозможно понять тому, кто не провелъ своей жизни среди этого класса и не видалъ изо дня въ день глубину, силу и напряженность этихъ чувствъ.

Поэтому легко себ представить, что ирландское изгнаніе есть нчто способное тронуть самое черствое сердце. Я знаю шерифовъ и подшерифовъ, которые жаловались мн, что какъ ни непріятны и ни грустны обязанности, исполняемыя ими на эшафот, он далеко не такъ болзненно отзывались на ихъ чувствахъ, какъ то, чему приходилось быть свидтелями, участвуя въ процедур изгнаній, то-есть въ разрушеніи домовъ, какъ это было во время ‘очищеній голода’… Раздраженіе сторонъ не допускаетъ ни проволочки, ни отсрочки. Въ дождь и снгъ, градъ и грозу приговоренные должны убираться вонъ. Не встающій съ кровати ддъ, не выходящій изъ колыбели ребенокъ, больной, старый и умирающій — одинаково должны быть выкинуты, хотя у нихъ и нтъ другой крыши или дома въ мір,— бурное небо должно быть ихъ единственнымъ покрываломъ въ первую же ночь. Эта невоображаемая картинка — лишь короткое и простое изображеніе дйствительности, которую можно было видть по всей Ирландіи въ теченіе десяти лтъ, слдовавшихъ за голодомъ. Я повторю слова одного очевидца, описывающаго одну изъ такихъ сценъ: ‘Семьсотъ человческихъ существъ,— говоритъ преподобный д-ръ Нёлти, католическій епископъ Мита,— были выгнаны изъ домовъ въ одинъ этотъ день. Кром одного человка, никто изъ нихъ не былъ долженъ ни одного шиллинга ренты во всемъ имніи. Помощники шерифовъ, нанятые для тушенія огня и разрушенія домовъ этихъ честныхъ и работящихъ людей, исполняли свое гнусное занятіе до самаго вечера. Наконецъ, случилось обстоятельство, которое нарушило однообразіе мрачныхъ и безобразныхъ развалинъ, которыя они распространяли вокругъ себя. Объятые ужасомъ, они вдругъ остановились и попятились назадъ отъ двухъ домовъ, которые уже собирались ломать вмст съ остальными. Они только сейчасъ увидали, что въ этихъ домахъ свирпствовалъ тифъ и уже принесъ смерть нкоторымъ изъ обитателей. Поэтому они обратились къ агенту съ просьбой оставить эти дома стоять нсколько дольше, но онъ былъ неумолимъ и настаивалъ, чтобы дома были сломаны. Онъ приказалъ повсить надъ постелью, въ которой лежали тифозные больные,— къ счастію, они были въ это время въ бреду,— большую простыню, и затмъ осторожно и тихо снять съ домовъ крыши. Четыремъ изъ этихъ жертвъ горячки на другой день я давалъ послднее напутствіе церкви и не было тогда, благодаря этой простын, крыши боле близкой ко мн, чмъ широкій покровъ небесъ. Сцены изгнанія этого дня я не забуду во всю мою жизнь. Рыданіе женщинъ, крики, ужасъ и изумленіе дтей, безмолвная агонія мущинъ — вызывали слезы скорби у всхъ, кто видлъ ихъ. Я видлъ, какъ офицеры и нижніе чины значительнаго отряда полиціи, обязанные присутствовать при этомъ, плакали, какъ дти. Сильный дождь, составляющій обычное явленіе около осенняго равноденствія, полилъ какъ изъ ведра въ первую же ночь, давая бездомнымъ страдальцамъ тотчасъ же чувствовать весь ужасъ ихъ положенія. Я посщалъ ихъ на слдующее утро и здилъ изъ мста въ мсто, раздавая утшеніе и помощь, какія могъ. Землевладльцы вокругъ нихъ и на многія мили во вс стороны запрещали своимъ арендаторамъ давать изгнаннымъ пристанище, хотя бы на одну ночь. Многіе изъ этихъ бдняковъ не были въ состояніи эмигрировать. Проборовшись напрасно нкоторое время съ нищетой и болзнью, они постепенно проходили черезъ рабочій домъ въ могилу и мене чмъ черезъ три года около четвертой части ихъ уже покоилось въ земл’.

Разрушеніе домовъ дошло до такихъ размровъ {22 марта 1848 г. членъ парламента Пулеттъ Скропъ обратилъ вниманіе палаты общинъ на крайне незаконный способъ, какимъ приводится въ исполненіе это массовое разрушеніе крестьянскихъ домовъ въ Ирландіи. Изгнанія, какъ утверждалъ онъ, длались ‘большею частью по ночамъ’.— Примч. авт.}, что въ этой практик выработалось извстнаго рода искусство, на рабочемъ рынк въ это время появились особыя артели людей, привычныхъ владть съ этою цлью киркой и ломомъ. Нсколько позже весь персоналъ шерифовъ, подшерифовъ, агентовъ, повренныхъ и отряда полицейскихъ — сталъ называться ‘домовою бригадой’ — имя, связанное съ дурными ддами, при одномъ вспоминаніи которыхъ сердце ирландскаго крестьянина содрогается.

Скоро ручной трудъ ломанія домовъ оказался слишкомъ медленнымъ, и вотъ были призваны на помощь научное усовершенствованіе и техническая изобртательность. М-ру Скёдли, католическому лорду Типперари, принадлежитъ честь изобртенія машины для боле дешеваго и быстраго снесенія крышъ и разрушенія крестьянскихъ домовъ. Я самъ никогда не видалъ ее, но друзья, наблюдавшіе изобртеніе въ дйствіи, описывали мн его. Оно состояло изъ массивныхъ желзныхъ рычаговъ, крючьевъ и цпей, къ которымъ припрягались лошади. Рычаги и крючья проворно зацплялись за извстныя мста стропилъ и при одномъ удар бича и усиліи лошадей крыша сносилась прочь. Подобнымъ же искуственнымъ вытаскиваніемъ угловыхъ камней разрушались стны. Было найдено, что такая машина позволяетъ одному шерифу выгнать въ одинъ день въ десять разъ большее число крестьянскихъ семействъ, чмъ выгоняли 50 человкъ прежней ручной ‘ломовой бригады’. М-ръ Скёлли не взялъ за свое изобртеніе никакого вознагражденія. Онъ даже не регистрировалъ и не патентовалъ его, а любезно предоставилъ во всеобщее употребленіе, на благо своихъ товарищей-ландлордовъ. Мн говорили, что меньше чмъ двнадцать лтъ тому назадъ оно было въ полномъ ходу въ южныхъ графствахъ.

Но даже разрушенный и разоренный ‘домъ’,— да, то былъ домъ,— казалось, имлъ какое-то обаяніе для выгнаннаго народа. Онъ долго бродилъ вокругъ своего пепелища, пока его не прогоняли силой или окончательный голодъ не вынуждалъ идти скитаться по ‘широкому, широкому свту’. Они строили возл дороги жалкія палатки или лачуги изъ древесныхъ сучьевъ, кусковъ досокъ, вытащенныхъ изъ обломковъ разрушеннаго дома, кладя ихъ на живую изгородь или заборъ и покрывая кусками старыхъ простынь, древесными листьями или дерномъ. Подъ такимъ убогимъ кровомъ пресмыкались дти и женщины, а мужчины спали подъ открытымъ небомъ. Одинъ пріятель разсказывалъ мн, что, прозжая въ 1849 г. по графству Клэръ, онъ встртилъ возл дороги нсколько такихъ палатокъ изгнанныхъ крестьянъ. По его словамъ, во всхъ нихъ должно было находиться до ста мужчинъ, женщинъ и дтей, и, по всей видимости, они жили въ этихъ хижинахъ уже довольно долго.

Въ графств Мэйо число такихъ придорожныхъ поселеній было такъ же велико, какъ и въ Блэр, но тамъ въ нкоторыхъ случаяхъ сосдніе собственники давали изгнанникамъ пристанище и такимъ образомъ спасали ихъ отъ рабочаго дома. Слдуетъ замтить, что такіе жестокіе и безсердечные факты, какъ приведенные д-ромъ Нёлти (запрещеніе окрестныхъ ландлордовъ своимъ арендаторамъ давать убжище изгнаннымъ), если не въ этомъ частномъ случа, то въ другихъ, дйствительно, имли свое мсто,— наприм. тамъ, гд участки были настолько малы, что не допускали дробленія,— и ни одинъ ландлордъ не хотлъ, чтобы разоренное и нищее населеніе другихъ округовъ усиливало тяжесть налога для бдныхъ въ его собственномъ округ.

Случаи, гд подобное убжище допускалось, были очень немногочисленны и огромныя массы,— это дйствительно были массы,— постепенно раздлялись на два класса. Вс, кто были въ состояніи эмигрировать,— т.-е. вс, кто имлъ или могъ занять, собрать необходимыя средства,— переселялись въ Австралію, Америку или Великобританію. Т же, кто не могъ располагать даже нсколькими фунтами для перезда въ Англію, или въ ближайшій городъ, гд нкоторое время влачили жалкое существованіе поденщиковъ, впадали въ нищенство, а затмъ скоро исчезали въ рабочемъ дом, чтобы никогда уже боле не поднимать головы и не имть своего собственнаго дома. Отъздъ эмигрантовъ имлъ раздирающій видъ. Англійскіе путешественники по ирландскимъ желзнымъ дорогамъ иногда бывали изумлены, подъзжая къ какой-нибудь сельской станціи, громкими рыданіями изъ густой толпы на платформ. Пока носильщики съ отчаянною поспшностью сваливаютъ въ багажный вагонъ многочисленные крашеные ящики, происходила раздирающая сцена разставанія. Это — проводы эмигрантовъ. Съ горькими слезами они снова и снова цлуются со всми сосдями, друзьями, мужчинами, женщинами и дтьми, которые пришли взглянуть на нихъ въ послдній разъ. Но горькая тоска наполняетъ тхъ членовъ семействъ, которые принуждены узжать и оставлять родныхъ съ тмъ, чтобы прислать за ними или за ней изъ первыхъ заработковъ въ изгнаніи. Узжающій мужъ поручаетъ свою жену и дтей родственникамъ или друзьямъ, пока онъ не будетъ въ состоянія оплатить ихъ перезда. Или это сынъ или дочь, узжающіе отъ стариковъ отца и матери, общая имъ, что они не долго будутъ оставаться въ одиночеств. Оглушительный плачъ раздается, когда звонокъ даетъ знать объ отъзд. Я видлъ, какъ сдые старики такъ крпко обнимали и прижимали къ себ своихъ дтей, что только усилія троихъ или четверыхъ друзей могли оторвать ихъ. Носильщикамъ приходилось употреблять физическую силу передъ отходомъ позда, чтобъ отогнать толпу отъ оконъ и дверей. И когда, наконецъ, поздъ трогался среди сцены горькой тоски, сотни людей бжали по полямъ, вдоль линіи, чтобъ уловить еще одинъ взглядъ друзей, которыхъ больше не увидятъ {Однажды, въ іюн 1847 г., я гулялъ около Кагирморе, въ 6 мил. въ западу отъ Кастльтоуна Биргевена, по полю, достигающему утесовъ атлантическаго берега. Вдругъ я увидлъ молодаго крестьянина, бгущаго по дорог вдоль берега, онъ рыдалъ и махалъ шапкой по направленію въ кораблю, который шелъ на всхъ парусахъ въ разстояніи мили отъ берега. Сначала я никакъ не могъ понять, что это значило, но изъ распросовъ узналъ, что это былъ эмигрантскій корабль, только-что вышедшій изъ Кастльтоуна: тамъ была его сестра. Втеръ былъ легкій и корабль шелъ тихо, такъ-что бдный парень могъ бжать вдоль берега цлыя мили и махать шляпой въ надежд, что его сестра можетъ-быть смотритъ въ сторону дома. Прим. автора.}.

Кром ландлордовъ, которые, несмотря ни на какія жертвы, поддерживали и удерживали своихъ арендаторовъ и тхъ, которые по собственному желанію или по необходимости оставляли ихъ на произволъ судьбы или выбрасывали въ свтъ, была третья категорія, державшаяся средняго пути. Эти не помогали крестьянамъ выдерживать бурю и оставаться жить на старомъ мст, но давали имъ возможность уходить прочь, давали имъ нужныя деньги для прозда до американскаго или англійскаго берега. Характеръ и достоинство этихъ дяній были очень смшанные. Въ нкоторыхъ случаяхъ это было благороднымъ дломъ, а въ другихъ — безсовстною торговлей, пользующеюся минутой крестьянской безпомощности. Которое чувство преобладало? Благословлялъ ли ландлордъ свою судьбу за то, что такой дешевою цной освободился отъ разоренныхъ арендаторовъ, а также и налога въ пользу бдныхъ въ своемъ имніи и получилъ очищенныя фермы въ свое полное владніе,— или онъ, какъ человкъ честный и искренній, чувствовалъ, что длаетъ добро и себ, и крестьянамъ, что они никогда не могли бы выбиться изъ долга и будутъ счастливы въ Америк или Австраліи?… Этого вопроса я никогда не могъ ршить удовлетворительно самъ для себя.

Но, при всемъ желаніи смотрть на эти пособія съ самой свтлой точки зрнія и предполагать за ними самые лучшіе мотивы, я видлъ, что едва ли одинъ изъ этихъ ландлордовъ далъ возможность разореннымъ бглецамъ сдлать что-нибудь большее, чмъ добраться до чужого берега. Повидимому, ни одинъ изъ нихъ не задумывался ни на минуту надъ тмъ, какъ понравится англійскому народу, что десятки тысячъ невжественныхъ, неумудренныхъ, неумлыхъ и неграмотныхъ ирландскихъ крестьянъ будутъ выброшены безъ гроша въ карман на набережной Ливерпуля или въ докахъ Лондона. Ни одинъ изъ нихъ, повидимому, нисколько не заботился о томъ, что можетъ произойти отъ того, если сотни, тысячи устремившихся черезъ Атлантиду не найдутъ себ работы въ первый же день посл высадки въ Бостон или Нью-Йорк. Сотни этихъ эмигрантовъ хали черезъ океанъ съ лохмотьями на спинахъ и безъ одного шиллинга въ карман, чтобы купить себ пропитанія хоть на одинъ день по выход на берегъ. Я самъ знаю нсколькихъ, которые занимали семь шиллинговъ и шесть пенсовъ, чтобы заплатить за проздъ на палуб черезъ каналъ въ Англію, надясь получить какое-нибудь занятіе въ тотъ же день, даже часъ, какъ они высадятся въ Бристол, Лондон или Ливерпул, или, въ противномъ случа, быть въ необходимости провести первую ночь на англійской почв безъ постели и пищи.

Часто, стоя и наблюдая отъздъ этихъ группъ, я старался ршить вопросъ, что бы такое они могли длать въ стран, куда хали, къ чему они годились. Многіе изъ нихъ никогда не видали города съ десятью тысячами жителей, и въ большой столиц, даже въ своей собственной стран, они были бы безпомощны и запуганы, какъ стадо овецъ на многолюдной большой дорог. Что ихъ ожидало среди Лондона или Нью-Йорка? Какое впечатлніе произведутъ они на иностранный городской народъ? Какого рода искусство, какую отрасль промышленности несли они съ собой, чтобы получить заработокъ и обезпечить себ радушный пріемъ? Немногіе изъ нихъ могли читать, нкоторые, привыкшіе говорить на родномъ кельтскомъ язык, мало знали по-англійски. Ихъ деревенскія манеры будутъ вызывать насмшку, а недостатокъ образованія — презрніе со стороны тхъ, кто не знаетъ или не хочетъ знать, что въ несчастной стран, которую они оставили, школьный учитель былъ запрещенъ закономъ цлыя двсти лтъ. Печальны были ихъ шансы. Почти все противъ нихъ. Ихъ прошлая жизнь, не приготовлявшая ихъ ни къ чему подобному, почти во всемъ сдлала ихъ непригодными для перемны.

Все это я говорилъ объ эмигрантахъ крестьянахъ и коттіерахъ. Но въ огромной толп, несомннно, такихъ, которые, по счастью для нихъ, что доказали послдствія, обладали образованіемъ, ремесломъ, а иногда и нкоторыми средствами для начала жизни въ другой стран, члены уважаемыхъ и когда-то бывшихъ богатыми семействъ, но разорившихся во время голода. Мало того, въ стиредж (3-мъ класс) отправлялось много хорошихъ и молодыхъ двушекъ, хавшихъ испробовать долю служанокъ въ чужой стран, которыя дома когда-то имли сами слугъ, готовыхъ исполнять вс ихъ желанія, а также много молодыхъ людей, готовыхъ поступить на мсто грума, котораго ремесло, такъ сказать, они изучали въ качеств джентльменскихъ сыновей лишь въ отъзжемъ пол. Въ городахъ Великобританіи и Америки теперь существуютъ тысячи ирландцевъ, частью составившихъ себ положеніе и состояніе, частью же и до сихъ поръ бьющихся въ жалкой обстановк, которые высадились на новый берегъ безъ друзей и безъ надеждъ, оставивъ за собой развалины счастливыхъ и изобильныхъ домовъ.

Но что касается до огромной массы неразвитыхъ крестьянъ, жертвъ этой гуртовой высылки, то ихъ судьба была, да и не могла не быть, очень плачевна. Прізжая въ такомъ огромномъ числ, окруженные всмъ чужимъ, новымъ и часто враждебнымъ, они неизбжно держались вмст, образуя обособленныя колоніи или ‘кварталы’ въ городахъ, гд селились. Дома, въ ихъ родныхъ долинахъ, бдность была свободна отъ тхъ ужасовъ, которые связывались съ нею здсь, а именно разлагающихъ городскихъ пороковъ. Дти этихъ несчастныхъ эмигрантовъ росли при ужасной обстановк. Въ полицейскихъ отчетахъ скоро начали фигурировать ряды кельтскихъ именъ. ‘Подлый ирландецъ’ сдлалось презрительною кличкой.

Эта картина — печальная и во многихъ случаяхъ врная четверть столтія тому назадъ — теперь, къ счастію, уже становится рдкостью. Появляется боле свтлое и лучшее положеніе вещей. Но лично отъ себя я долженъ сказать, что я никогда не забуду тхъ подавляющихъ впечатлній, которыя я вынесъ, изслдуя больше двадцати лтъ тому назадъ положеніе рабочихъ ирландцевъ въ Стаффордшир, Ланкашир, Бостон и Нью-Йорк. Я зналъ, что эти мои бдные соотечественники сдланы изъ гораздо лучшаго и боле благороднаго матеріала, чмъ о нихъ думали окружавшіе ихъ чужестранцы, что они были жертвами обстоятельствъ. Я видлъ и оплакивалъ ихъ пороки и неудачи,— видлъ, что ихъ природныя ирландскія добродтели, ихъ простая, добрая и благородная натура почти совершенно выродились при жестокой пересадк.

Ирландскій исходъ имлъ ужаснаго спутника, занимающаго въ воспоминаніяхъ ирландца о томъ времени почти такое же мсто, какъ и самъ голодъ. Народъ, бжавшій изъ пропитанныхъ лихорадкой лачугъ и рабочихъ домовъ, несъ чуму вмст съ собой на корабли. Каждый изъ нихъ превращался въ плавучую усыпальницу. День за днемъ американская публика, содрогаясь, слушала ужасные разсказы о корабляхъ, приходящихъ изъ зачумленныхъ тифомъ и холерой гаваней. Дорога, по которой они пересвали океанъ, была усяна трупами, выброшенными за бортъ во время пути. 11 февраля 1848 г. м-ръ Лабушеръ въ слдующихъ словахъ говорилъ въ палат общинъ о смертности за одинъ годъ на корабляхъ, направлявшихся только въ Канаду и Нью-Брунсвикъ:

‘Изъ 106.000 эмигрантовъ, кои перехали черезъ океанъ въ теченіе послднихъ двнадцати мсяцевъ въ Канаду и Нью-Брунсвикъ, 6.100 погибли во время пути, 4.100 — по прізд, 5.200 — въ госпиталяхъ и 1.900 — въ городахъ, гд они нашли себ пристанище. Общая смертность составляла не меньше 17% всего числа эмигрировавшихъ въ эти мста, число же смертей было 17.300’.

Во всхъ большихъ портахъ Америки и Канады тотчасъ же были построены громадные карантинные госпитали. Каждый день прибывавшіе зачумленные корабли выгружали въ нихъ свой оставшійся въ живыхъ грузъ, для котораго смерть тотчасъ же очищала мста. Цлыя семейства исчезали между водой и землей, какъ говорятъ матросы. Часто вс взрослые умирали и оставались одни дти. Не всегда возможно было узнавать имена больныхъ и не рдко такимъ образомъ терялась всякая возможность узнавать людей. Общественныя власти и благотворительныя учрежденія, основавшія эти лазареты, къ концу своей дятельности имли на своихъ рукахъ сотни осиротлыхъ дтей, которыхъ имена и происхожденіе прослдить не было возможности. Около восьми лтъ тому назадъ ко мн въ Дублинъ приходилъ одинъ изъ такихъ потерявшихъ свое имя, теперь человкъ съ хорошимъ состояніемъ и положеніемъ. Онъ пріхалъ изъ-за океана со спеціальною цлью, которую преслдовалъ уже много лтъ, добыть какіе-нибудь признаки своего семейства, погибшаго въ одномъ изъ огромныхъ береговыхъ госпиталей 1849 года. Съ благоговніемъ онъ хранилъ нсколько кусковъ краснаго крашенаго эмигрантскаго ящика, который, какъ онъ былъ увренъ, принадлежалъ его отцу. Ревностно здилъ онъ изъ мста въ мсто по графствамъ Влэръ, Керри и Галуей, надясь выкопать изъ могилъ ужаснаго прошлаго тайну, едва ли не навсегда для него потерянную.

‘Отъ Гроссъ Эйланда, великой усыпальницы принесеннаго въ жертву человчества,— гласитъ оффиціальный отчетъ Монтреальскаго эмигрантскаго Общества за 1847 г.,— до Портъ-Сарнія, а также вдоль береговъ нашей величественной рки, на берегахъ озеръ Онтаріо и Эри, куда бы ни достигала эмиграція,— повсюду могутъ быть найдены мста вчнаго успокоенія сыновъ и дочерей Ирина, одна непрерывная цпь могилъ, гд покоятся отцы, матери, сестры и братья, смшанные въ одной груд, безъ слезы, оросившей землю, безъ камня, указывающаго мсто. Больше двадцати тысячъ душъ сошли въ могилу такимъ образомъ’.

Я не знаю, есть ли въ исторіи нашего времени что-нибудь подобное этому ирландскому исходу. Говорятъ, нмцы эмигрировали въ огромномъ числ и, подобно ирландцамъ, повидимому образуютъ обособленныя общины, гд селятся. Но многія обстоятельства отличаютъ дло ирландцевъ отъ всякаго другаго, какое можно бы было привести. Другія эмиграціи были боле или мене постепеннымъ и постояннымъ переселеніемъ народа, дущаго по своей доброй вол, здсь же было насильственное изгнаніе или паническое бгство приведеннаго въ ужасъ народа и сопровождалось страшными сценами страданія и смерти. Мало того, ирландцы чувствуютъ, что ихъ страна не имла возможности ‘соблюсти правила’ (если я могу такъ выразиться) при томъ положеніи вещей, которое выбросило въ свтъ одну часть населенія, всего мене приготовленную встртить его и всего мене способную дать иностранцамъ понятіе о честныхъ и высокихъ идеяхъ Ирландіи и ирландцевъ. Среди англичанъ и англичанокъ даже и теперь еще не мало такихъ, которые представляютъ себ, что вс ирландцы живутъ въ лачугахъ (caubeens) съ трубами на боку и носятъ серпъ подъ фланелевой курткой. Еслибъ иностранцы видли соотвтствующій классъ англійской націи, когда она имла классъ крестьянъ,— какое грубое представленіе они могли бы составить себ о типическомъ англичанин.

Однакожь первое ужасное испытаніе пережито и ирландская эмиграція начинаетъ давать хорошіе и полезные плоды. Обдленные при начал своего поприща, лишенные отечества, кельты ршительно поднимаются и выступаютъ въ передніе ряды во многихъ странахъ. Они усвоиваютъ искусства и пользуются своей природной быстрою смтливостью. Къ несчастію, въ нкоторыхъ мстахъ ихъ принижаютъ и давятъ внизъ пороки, порожденные невжествомъ и нищетой, но въ большей части случаевъ они завоевали себ уваженіе и обезпечили хорошее отношеніе своихъ товарищей рабочихъ, сосдей и хозяевъ. Грустныя обстоятельства, при которыхъ огромное большинство ихъ перескло океанъ, положили на ирландскихъ эмигрантовъ одну выдающуюся черту: они — обособленный народъ. Какъ сыны Израиля, ‘они сидятъ на ркахъ вавилонскихъ и плачутъ, вспоминая Сіонъ’. Въ радости или гор, нужд или богатств, у нихъ въ сердцахъ всегда есть уголъ для Ирландіи, въ тайн хранимая память о прощаніи на желзной дорог, или послднемъ взгляд, брошенномъ на родную долину, разрушенную хижину, уединенное боярышниковое дерево. Часто въ своихъ снахъ они опять ломаютъ руки такъ, какъ ломали ихъ въ тотъ день, когда отправлялись въ вчную ссылку.

XII.
Актъ объ имніяхъ, обремененныхъ долгами.

‘А, Кингстонъ, черноусый, добродушный Кингстонъ, я радъ васъ видть въ этой гостепріимной стран!’ — съ такимъ характеристичнымъ привтствіемъ обратился Георгъ IV къ открытому, веселому и горячему графу Кингстону, вступая на ирландскій берегъ въ Гоут 12 августа 1821 года и увидавъ его среди собравшейся для встрчи толпы.

Король тогда и не подозрвалъ, что ‘черноусый и добродушный’ аристократъ, стоявшій передъ нимъ,— прекрасный типъ ирландскаго провинціальнаго дворянина, храбрый, великодушный, гостепріимный, добрый къ своимъ крестьянамъ, любимый своими подчиненными,— былъ обреченъ судьбой быть послднимъ представителемъ своего имени и рода. Однакожъ это было такъ. Его наслднику суждено было увидть лишь развалины благороднаго дома и обломки того княжескаго богатства, которое когда-то составляло гордость южной Ирландіи.

Путешественникъ, дущій изъ Корка въ Дублинъ, подъзжая въ станціи ‘Лимерикское Соединеніе’, видитъ на правой сторон цпь высоеихъ горъ, рзко выдляющихся среди плодородной равнины. Даже смотря съ желзной дороги, всякій можетъ замтить, что он пронизаны глубокими и узкими проходами и живописными долинами. Это — Галти, одна изъ благороднйшихъ горныхъ группъ въ Ирландіи, а можетъ-быть и въ Европ.

Округъ иметъ исторію полную событій. Его глубокія стремнины, непроходимые холмы, извилистые дефилеи сдлали его убжищемъ для природныхъ ирландцевъ, гонимыхъ съ равнинъ. ‘Естественная крпость свободы’, называетъ его одинъ изъ нашихъ историковъ. Десмондъ-Геральдины — ipsis Hibernicis Hiberniores — были его лордами въ теченіе всего пятнадцатаго и шестнадцатаго столтій. Осыпавшіяся стны ихъ многочисленныхъ замковъ до сихъ поръ составляютъ выдающіяся черты мстности на многія мили вокругъ. Уже въ семнадцатомъ столтіи обширныя владнія этой втви Фитцгеральдовъ перешли къ Фентонамъ изъ Митчельстоуна, одинъ изъ которыхъ женился на дочери ‘благо рыцаря’, Фитцгеральда изъ Клонджиббона. Черезъ нсколько времени на единственной наслдниц Фентановъ женился Джонъ Бингъ, котораго ддъ, сэръ Джонъ Бингъ, получилъ отъ Карла II обширныя владнія въ графств Роскоммонъ. Онъ былъ предшественникомъ ‘черноусаго, добродушнаго’ лорда Кингстона и капитана Бингъ-Гармана, члена парламента отъ Слиго (1877 г.), къ которому и перешли эти имнія въ Роскоммон.

На югъ и западъ отъ Галти подымаются горы Бискмельдона. Долина, раздляющая ихъ, одна изъ самыхъ прекрасныхъ въ Мюнстер. При ея вершин стоитъ Митчельстоунскій замокъ. О величественности этого горнаго дворца Кингстоновъ и окружающихъ его естественныхъ красотахъ я слыхалъ еще въ дтств. Но когда я постилъ это мсто въ 1860 г., уже свершились обстоятельства, которыя я сейчасъ разскажу, и княжескій домъ не зналъ боле Кингстоновъ. За десять лтъ до этого въ Daily News было помщено описаніе одной сцены, полное чувства и правды, часть котораго я и приведу здсь вмсто своего собственнаго разсказа. ‘Еще издали, какъ только путешественникъ входитъ въ прекрасную долину того же имени, онъ уже различаетъ башни и укрпленія Митчельстоуна, возвышающагося надъ окрестными лсами и говорящаго о великолпіи, совершенно необыкновенномъ для этой страны. Съ либерализмомъ, совсмъ неизвстнымъ въ Великобританіи, ворота замка во всякое время открыты для публики. Говорятъ, ничто не доставляетъ лорду Кингстону такого удовольствія, какъ видть людей наслаждающимися въ его владніяхъ. Въ Англіи проздъ экипажа черезъ паркъ считается большинствомъ собственниковъ непрошеннымъ и надодливымъ вторженіемъ, въ Митчельстоун же лордъ Кингстонъ едва ли самъ не выходитъ на встрчу всякому възжающему экипажу привтствовать его обладателей и пригласить ихъ осмотрть его замокъ и владнія.

‘Въ согласіи съ чувствами благороднаго владтеля, аллея отъ воротъ къ подъзду замка не длинна и пріятна. Короткое и прохладное авеню даетъ постителю время приготовиться. Лужайка и поляна для игръ пройдены и замокъ стоитъ передъ вами во всемъ своемъ княжескомъ величіи. Онъ состоитъ изъ группы обширныхъ и изящно-пропорціональныхъ строеній съ зубчатыми башнями изъ чисто-благо камня, привезеннаго съ холмовъ собственныхъ владній. Ничего не можетъ быть проще внутренняго расположенія этого замка. Нсколько изящныхъ ступенекъ ведутъ отъ входа въ галлерею 150-ти футовъ въ длину. На другомъ конц этой галлереи другой рядъ мраморныхъ ступенекъ ведетъ въ верхній этажъ. Галлерея освщается рядомъ круглыхъ и другихъ оконъ, выходящихъ на сверъ. На южной же сторон расположены очаги изъ итальянскаго мрамора, съ печами въ рыцарскомъ вкус и съ такими же гербами и приличными замку рисунками. Между очагами — двери, ведущія въ рядъ комнатъ, которыя служатъ пріемными салонами. Въ верхнемъ этаж два ряда спаленъ, шестьдесятъ главныхъ и двадцать меньшихъ. Случалось, что сто человкъ безъ всякихъ затрудненій находили себ особыя помщенія въ этомъ дом. На югъ отъ главнаго зданія расположены, скрытыя за кустарникомъ, наружныя службы. Конюшни Дугласа, прославленныя Вальтеръ-Скоттомъ, не могли похвастаться лучшимъ устройствомъ. Здсь постоянно держались двадцать четыре лошади, всегда готовыя для войны или охоты. Митчельстоунъ давно славился своими садами: самъ благородный лордъ особенно интересовался ими. И дйствительно, достойно вниманія посмотрть на длинный рядъ открытыхъ виноградниковъ. Какъ только глазъ можетъ видть, висятъ фестоны винограда, и нкоторые очень рдкихъ сортовъ. Черный гамбургскій виноградъ доведенъ здсь до высшаго совершенства, есть одна лоза, которая какъ по своей величин, такъ и по размрамъ плодовъ, говорятъ, соперничаетъ съ знаменитымъ произведеніемъ Гамптонскаго двора. Есть тамъ также особое помщеніе для принятія пикниковыхъ партій, которымъ съ давнихъ поръ дозволялся свободный осмотръ всхъ владній, садовъ и замка. Многія ошибки и вины этого семейства искуплены такимъ благосклонінымъ отношеніемъ къ публик. Когда англичане слышатъ о владніяхъ аристократовъ, въ которыя такъ трудно проникнуть, они могутъ вспоминать Митчельстоунъ, гд всякій поститель, безъ различія званія, принимался, привтствовался и даже получалъ приглашеніе посщать замокъ въ будущемъ’.

Несмотря на все это, въ одинъ прекрасный день надъ Митчельстоунскимъ замкомъ и его великодушнымъ лордомъ разразился тяжелый ударъ. Я предоставлю тому же почтенному англичанину разсказать эту исторію, хотя онъ и ошибается въ одной или двухъ частностяхъ:

‘Настоящій владтель имнія отличался своимъ гостепріимствомъ. При другихъ обстоятельствахъ это было бы благородною чертой характера. Лордъ Кингстонъ длалъ то, надъ чмъ призадумался бы всякій самый богатый англійскій аристократъ. Онъ приглашалъ въ Митчельстоунъ всхъ, безъ различія ранга и чина, кто могъ извлечь изъ этого посщенія пользу или удовольствіе: ‘Если вы ученый,— говорилъ благородный лордъ,— вы должны видть мста, извстныя въ исторіи, если вы любитель природы, вы должны имть комнату съ дюжиной видовъ, если вы охотникъ, лошадь и собака приглашаютъ васъ слдовать за ними, здсь вы найдете холмы, изобилующіе дичью, и рки, полныя рыбы. Приносите свое ружье, уду, карандашъ или записную книжку — и вы будете одинаково радушно приняты и удовлетворены. Приходите и постите меня въ Митчельстоун’.

И вотъ среди одного изъ такихъ гостепріимныхъ собраній и былъ нанесенъ послдній ударъ потомку Клонджиббона. Это былъ жестокій ударъ, и нанесшій его будетъ покрытъ вполн заслуженною ненавистью. Это случилось въ субботу, вечеромъ, сто гостей приготовлялись къ обденному столу въ Митчельстоун посл забавъ и удовольствій дня. Вдругъ къ дверямъ подъхалъ неожиданный поститель. Это былъ стряпчій околодка, которому лордъ Кингстонъ доврялъ веденіе нкоторыхъ своихъ длъ. Въ уплату долга за издержки по этимъ дламъ была выдана закладная, которая и подана во взысканію. Теперь оставалось только привести ее въ исполненіе, но никто не ожидалъ, что уплата будетъ потребована тотчасъ же. Когда стряпчій пріхалъ, онъ былъ встрченъ лордомъ Кингстономъ съ обычнымъ гостепріимствомъ. Онъ принялъ приглашеніе переночевать, раздлялъ гостепріимство замка и пилъ вино за здоровье и счастье его владльца.

‘На слдующее утро, когда лордъ Кингстонъ и его общество собиралось идти въ прилегающую церковь,. стряпчій извинился нездоровьемъ и не пошелъ. Во время же отсутствія гостей онъ удивлялся величію замка и ходилъ по комнатамъ. Онъ осматривалъ мебель, книги, доски на буфетахъ, висячіе канделябры и т. под. Немного погодя, въ тотъ же день онъ ухалъ. Лордъ Кингстонъ мало заботился о томъ, что предвщалъ этотъ визитъ.

‘Спустя одинъ или два дня, къ нему, въ Митчельстоунъ, явился хорошо извстный ему джентльменъ, который попросилъ у него частнаго свиданія. Это былъ шерифъ графства. По его словамъ, онъ пришелъ по самой непріятной обязанности. По требованію стряпчаго было постановлено произвести взысканіе, и онъ получилъ приказаніе немедленно привести его въ исполненіе, причемъ мебель и другія вещи, находящіяся въ замк, должны идти въ уплату и ему поручено конфисковать ихъ. Шерифъ уврялъ лорда Кингстона, что опись будетъ произведена такимъ образомъ, чтобы причинить ему какъ можно меньше непріятности. ‘На полицейскаго,— сказалъ онъ,— нужно смотрть какъ на его слугу, и, онъ увренъ, дло устроится такимъ образомъ, что они смогутъ удалиться очень скоро’.

‘Шерифъ ушелъ позвать полицейскаго, котораго онъ, изъ деликатности къ лорду Кингстону, оставилъ за границей владній. Во время его отсутствія лордъ Кингстонъ торопливо созвалъ своихъ друзей и держалъ съ ними совтъ. Нкоторые изъ наимене благоразумныхъ посовтовали ему запереть двери замка. Благородному лорду дали дурной совтъ. Двери были заперты засовомъ и графъ вмст съ тою частью своихъ гостей, которая осталась, ршился выдержать осаду.

‘Шерифъ поступалъ въ дух джентльмена и даже друга. Теперь для него настало время дйствовать въ роли исполнителя закона. Онъ окружилъ замокъ и прилегающія владнія и приказалъ полицейскимъ овладть замкомъ какимъ бы то ни было образомъ. Около двухъ недль продолжалась осада. За это время внутри зданія нсколько разъ держался военный совтъ. Наконецъ, боле умренные одержали верхъ: они совтовали лорду Кингстону сдаться безусловно. ‘Поддержки ожидать неоткуда,— говорили они,— и настоящее положеніе длъ только увеличиваетъ раздраженіе на той и другой сторон. Согласно этому было ршено впустить полицію. Поздно вечеромъ того же дня лордъ Кингстонъ въ послдній разъ выхалъ изъ дома своихъ предковъ, и люди шерифа были призваны вступить во владніе замкомъ и имуществомъ’.

Этотъ разсказъ, сдланный съ такою симпатіей, былъ горькою истиной, но мои свднія указываютъ время для этого событія нсколько другое, чмъ обозначено здсь, Я имю основаніе думать, что описанная конфискація произошла въ 1845 или 1847 г., по требованію м-ра Дж. В. Шерлока, фермойскаго прокурора. Окончательная конфискація произошла въ 1849 году въ пользу фамильной группы, о которой мы услышимъ много въ слдующей глав, семейства Садлеръ-Скуллай. Вышеупомянутая закладная, по которой имніе Кингстона продано въ 1850 году, была сдлана съ Томасомъ Джозефомъ Эйромъ, Вилльямомъ Стоуртономъ, Джемсомъ Скуллей и Джемсомъ Садлеромъ. М-ръ Эйръ, назначилъ своего родственника, м-ра Джона Садлера, поздне члена парламента отъ Карлоу, получателемъ имнія. М-ръ Садлеръ организовалъ компанію для покупки земель. Поздне акціи этой компаніи перешли главнымъ образомъ въ руки двухъ директоровъ ея, однимъ изъ которыхъ былъ м-ръ Натаніэль Боклей, ланкаширскій фабрикантъ. М-ръ Боклей скупилъ бумаги, или другимъ образомъ устроилъ дло съ своимъ товарищемъ, и сдлался лордомъ имнія, назначивъ туда въ качеств своего агента м-ра Паттента С. Бриджа, который во время паденія садлерскагсу банка въ 1856 г. былъ управляющимъ его отдленія въ Тёрлс. Печальные факты послднихъ лтъ на время придали тому же Митчельстоунскому имнію мрачную извстность и сообщили именамъ м-ра Боклея и м-ра Паттента С. Бриджа прискорбную извстность {Въ теченіе послднихъ двухъ лтъ было сдлано дв попытки убить м-ра Бриджа. Въ послдній разъ между сопровождавшей его полиціей и убійцами произошла настоящая перестрлка. М-ръ Бриджъ спасся, но ето кучеръ былъ убитъ на мст. Примч. автора.}.

Въ конц 1847 или въ начал 1848 гг. въ Ирландіи прошелъ слухъ, что правительство занято проектомъ устраненія обремененнаго долгами класса ландлордовъ въ Ирландіи. Необходимость такой мры, ея полезность и возможность никто не могъ отрицать и никто такъ охотно не признавалъ, какъ сами ирландскіе собственники.

Цлая гора закладныхъ или сть передачъ отняли у нихъ всякую возможность испытывать или вводить т многочисленныя реформы и улучшенія, которыя могъ бы сдлать въ своихъ отношеніяхъ съ крестьянами дйствительно свободный и независимый собственникъ. Многіе ирландскіе ландлорды, номинально имющіе тысячи и десятки тысячъ фунтовъ ежегоднаго дохода, въ дйствительности получали въ свое распоряженіе едва нсколько сотъ. Очень многимъ изъ нихъ неврность и фальшивость положенія сдлались невыносимыми. Лордъ изъ древняго дома или владтель замка, обросшаго плющомъ, и земель, раскинувшихся на много милъ вокругъ, часто завидовалъ скромному торговцу, получающему врные 500 фунт. въ годъ и необязанному содержать штатъ и дворъ и поддерживать свое фальшивое положеніе въ обществ.

Для людей въ такихъ обстоятельствахъ снисходительность къ крестьянамъ была большею частію невозможна, а побужденія къ жадности, непомрнымъ рентамъ и вымогательству были сильны и настоятельны. Обязанностію государства было найти лкарство противъ такого серьезнаго и сложнаго зла. Съ этой точки зрнія ирландскій актъ объ имніяхъ, обремененныхъ долгами, былъ однимъ изъ величайшихъ благодяній, какія законодательство когда бы то ни было приносило Ирландіи. Въ дйствительныхъ же результатахъ его добро и зло, вредъ и польза, удовлетвореніе и сожалніе были перемшаны другъ съ другомъ. Во многихъ очень важныхъ частностяхъ ожиданія и предначертанія его иниціаторовъ встртили разочарованіе и противорчіе. Но, принимая во вниманіе все сдланное, приходится все-таки сказать, что получена большая и неизмримая польза, хотя и довольно дорогою цной.

Сама по себ прекрасная мра, она была предложена и подарена Ирландіи въ такое время и при такихъ обстоятельствахъ, которыя придали ей видъ положительно вредной. Приговоръ объ уничтоженіи или упраздненіи никогда не можетъ разсчитывать на благопріятный пріемъ ни отъ какого заинтересованнаго человка, ни отъ какого класса. ‘Жизнь сладка’, но когда люди чувствуютъ, что изъ ихъ спеціальнаго несчастія извлекается спеціальная выгода съ цлью воспользоваться ихъ разореніемъ, какъ бы ни было велико происходящее отсюда общественное благо, если ихъ ‘бьютъ лежачими’, то они смотрятъ на дло съ особенною горечью. Такимъ же образомъ относились и многіе ирландскіе лорды въ проекту акта о заложенныхъ имніяхъ. ‘Онъ явился,— говорили они,— въ то время, когда мы наиболе нуждаемся въ снисхожденіи, сочувствіи и помощи. Онъ захватилъ насъ въ минуту безпомощности и истощенія’. И дйствительно, какъ бы ни были велики ихъ шансы возстановить свое положеніе въ другое время,— теперь они не имли никакихъ. Земельная собственность на рынк не имла никакой цны. Во многихъ имніяхъ за время голода ренты совсмъ не платились. На другихъ налогъ въ пользу бдныхъ достигъ 20 шиллинговъ на фунтъ годовой оцнки. Ставить ирландскимъ ландлордамъ въ такое время ультиматумъ: ‘плати или узжай’ — было чистымъ разореніемъ. Являться къ нимъ въ конц голода и требовать штрафы за унаслдованные долги и затрудненія во многихъ случаяхъ значило приносить невиннаго въ жертву за грхи ихъ предковъ,— приносить въ жертву при особенно трудныхъ и несправедливыхъ обстоятельствахъ. Короче говоря, актъ объ имніяхъ, обремененныхъ долгами, долженъ былъ пройти многими годами раньше, во времена спокойствія и сравнительнаго изобилія. Проведенный же теперь онъ не могъ показаться не чмъ инымъ, какъ жестокостью или враждебностью, и могъ достигнуть своихъ несомннно полезныхъ цлей только цной крупныхъ жертвъ и страданій.

Каковы же были эти цли? Въ билл, внесенномъ въ парламентъ, он были выражены однимъ способомъ, имли одно значеніе, въ руководящихъ же органахъ англійскаго общественнаго мннія он выражались совсмъ инымъ образомъ. Съ перваго взгляда правительственная мра была такова, что всякій могъ достаточно ясно читать намреніе дать право спеціальному учрежденію издавать приказы о продаж имній, обремененныхъ долгами, по ходатайству о томъ одного изъ достаточно заинтересованныхъ лицъ — владльца или кредитора, причемъ вс прежніе статуты, договоры, сдлки и контракты не имли бы силы, чтобы вс дйствительные долги могли быть уплачены, насколько собственность можетъ покрыть ихъ, чтобы собственники, освобожденные отъ тяжелыхъ стсненій семейныхъ договоровъ и разорительнаго ярма фамильныхъ долговъ, могли обратить свои усилія на помощь ирландской поземельной систем, чтобы длинные, неясные и тяжеловсные документы на владнія землей были замнены краткой, простой и неизмнной формой. Эти проекты были такъ полезны, трибуналъ съ такою властью такъ необходимъ для всякой страны, что трудно понять, почему (какъ нкоторые ирландскіе перы и члены парламента спрашивали въ свое время) билль не былъ распространенъ на Англію и Шотландію, а только на одну Ирландію. Намъ отвчали, что мы должны читать между строками правительственной мры планъ гораздо боле ршительный новой колонизаціи. Не только ирландскіе арендаторы должны были быть замнены англійскими и шотландскими ‘колонистами’, но сами ирландскіе ландлорды должны были уступить мсто англійскимъ собственникамъ. Наконецъ ‘англійскій капиталъ’ долженъ былъ притекать въ Ирландію и идти на покупку этихъ имній. Мечты Елизаветы, Джемса и Чарльза должны были осуществиться въ царствованіе Викторіи. Островъ долженъ былъ населиться новою расой, долженъ былъ англизироваться ‘отъ центра до моря’. И выполнено это должно быть съ одной стороны изгнаніями и эмиграціей, а съ другой — дйствіемъ акта объ имніяхъ, обремененныхъ долгами. ‘Еще нсколько лтъ,— говорилъ лондонскій Times,— и кельтскій ирландецъ будетъ такою же рдкостью въ Боннеморе, какъ краснокожій индецъ на берегахъ Мангеттена’.

Еслибы теленокъ, котораго ведутъ на бойню, могъ понимать и утшаться замчаніями на счетъ того прекраснаго филея, которое съ него получится, то его положеніе было бы очень похоже на то, которое теперь занимали ирландскіе ландлорды и крестьяне, точно съ такимъ же чувствомъ они должны были покорно выслушивать искусныя рчи и ученыя передовыя статьи, объявлявшія, что они предназначены на убой во имя общественнаго блага. Но они не обладали философіей, нужной для такой возвышенной точки зрнія, и награждали авторовъ крпкими словами.

Въ начал февраля 1848 года ирландскій билль объ имніяхъ, обремененныхъ долгами, былъ внесенъ въ палату лордовъ. 24 февраля онъ читался во второй разъ. Въ теченіе марта и апрля онъ лежалъ perdu,— все вниманіе и правительства, и страны было приковано къ боле тревожнымъ и спшнымъ событіямъ минуты. Однакожь 8-го мая лорды вдругъ закончили обсужденіе билля, желая наверстать потерянное время, и провели его черезъ вс дальнйшіе стадіи въ два или три дня. Спустя недлю онъ былъ внесенъ въ общины, а 18-го мая читался во второй разъ съ боле короткими дебатами, чмъ теперь вызвалъ бы билль объ освщеніи проходовъ газомъ. Ни одинъ ирландскій членъ, кажется, не открылъ рта по поводу мры, которая была предназначена и разсчитана произвести самыя важныя перемны въ Ирландіи. 4-го іюля сэръ Люціусъ О’Брайенъ, впослдствіи лордъ Инчиквинъ, а тогда членъ отъ Клэра, вызвалъ довольно продолжительные дебаты своею поправкой, предлагающею распространить билль на Англію,— предложеніе, возбудившее сильный протестъ и легко отклоненное правительствомъ. 13-го іюля билль прошелъ чрезъ комитеты, 24 іюля 1848 года онъ выдержалъ третье чтеніе, а еще черезъ нсколько дней сдлался закономъ.

21 октября 1849 года была приведена въ исполненіе первая ‘петиція о продаж’ по новому акту и скоро насталъ тотъ порядокъ вещей, который предвидла большая часть народа: наплывъ кредиторовъ въ судъ и неизбжная жертва собственностью. Какъ во время коммерческой паники, люди, которымъ сначала и въ голову не приходила мысль о продаж и которые до сихъ поръ сдерживали съ каждымъ часомъ усиливающееся пониженіе, теперь неистово торопились и тмъ самымъ ускоряли паденіе цнъ. Въ этой бур многія благородныя состоянія потерпли крушеніе, упали многіе древніе и почетные дома. Имнія, способныя дважды покрыть лежащіе на нихъ долги, еслибы земля имла свою обычную стоимость, теперь не могли быть проданы даже за столько, чтобы покрыть закладныя, и владльцы были обречены на разореніе.

Я уже разсказалъ или цитировалъ исторію Кингстоновскаго имнія. Исторія первыхъ операцій новаго учрежденія полна такихъ эпизодовъ. Второе по той симпатіи, которую оно вызвало посл Кингстоновскаго, было дло лорда Горта. Среди именъ, хранимыхъ въ памяти ирландскаго народа о людяхъ, стоявшихъ подл ‘вчно-славнаго Граттана’, въ послдніе дни ирландскаго парламента, почетное мсто занимаетъ имя полковника и достопочтеннаго Чарльза Верикера, члена парламента. Торопливо призванный на поле войны тревогой о французскомъ вторженіи у Биллала, онъ командовалъ первыми войсками, собранными для того, чтобы помшать движенію франко-ирландскихъ силъ на востокъ, онъ первый при Болуни, близъ Слиго, остановилъ позорное бгство британскихъ войскъ изъ-подъ Вастльбара. За это онъ былъ сдланъ виконтомъ Тортомъ, получившимъ свой титулъ отъ чистенькаго маленькаго городка, прилегающаго къ фамильному имнію въ Лау-Бутеръ-Кастль {Достопочтенный полковникъ Верикеръ изъ Болуни получилъ перство, пожалованное его дяд Джону Прендергасту изъ Горта, которому онъ наслдовалъ, и получилъ его фамильную собственность со спеціальными остаткомъ для себя самого. Вмст съ этимъ онъ получилъ отъ дяди и его титулъ виконта. Упомянутое бгство было названо ‘Кастльбарскіе бга’, которые подъ этимъ именемъ и до сихъ поръ извстны въ околодк. Прим. авт.}. Французы были окончательно поражены лордомъ Лейномъ при Баллинамук, а полковникъ Верикеръ съ поля битвы попалъ въ сенатъ. Его имя до конца стояло въ списк тхъ, которые вотировали противъ сліянія. Въ 1850 году его сынъ, Джонъ П. Верикеръ, владлъ замкомъ и землями, когда надъ нимъ разразился тяжелый и незаслуженный громовый ударъ, разрушившій и боле гордые дома.

Лау-Кутеръ-Кастль — одно изъ мстъ, на которыя здятъ смотрть (‘show places’) въ западныхъ графствахъ — расположено на берегу озера того же имени и въ двухъ миляхъ отъ городка Тортъ въ графств Галуей. Замокъ — совсмъ новый, былъ построенъ вторымъ висконтомъ за 80.000 фунтовъ по плану Наша, возстановителя и архитектора новой части Виндзорскаго замка. Про него говорятъ, что онъ построенъ въ ‘строго-готическомъ’ стил. Массивныя стны сдланы изъ прекрасно-выкованнаго известняка. Озеро занимаетъ около восьми квадратныхъ миль и усыпано лсистыми островами. Одинъ изъ нихъ многіе годы былъ домомъ для множества цаплей и баклановъ, что составляетъ одинъ изъ немногихъ извстныхъ примровъ, чтобъ эти птицы жили на прсномъ озер. Рка Гортъ вытекаетъ изъ озера и въ поэтической долин, извстной подъ именемъ ‘Пуншевой Чаши’ (‘Punchbowl’), на разстояніи около мили отъ озера, падаетъ въ глубокую скалистую пропасть и совершенно исчезаетъ подъ землей вплоть до Канногоуна. Здсь она выходитъ изъ скалистой пещеры, отсюда протекаетъ черезъ Гортъ, гд приводитъ въ движеніе нсколько мельницъ, и продолжаетъ свой путь — то исчезая, то снова появляясь — по пескамъ Бинваррскаго залива до своего впаденія въ него въ шести миляхъ отъ Горта.

На неустроенномъ Гортскомъ имніи было долгу всего около 60.000 фунт. стерл. Въ 1842 году его оцнили для своихъ семейныхъ цлей въ 150.000 фунт. стерл., но всегда считали, что въ дйствительности оно стоитъ гораздо больше. 1847 годъ засталъ лорда Горта въ числ живущихъ въ Ирландіи землевладльцевъ и за исполненіемъ своихъ обязанностей’, онъ отказался бжать, оставивши своихъ крестьянъ. ‘Его лордство,— говоритъ одна изъ ирландскихъ газетъ,— всегда было противъ системы очищенія, которую онъ называлъ безжалостной и несправедливой и пытался практически доказать, что живущій дома ландлордъ, пользуясь отъ времени до времени удобными случаями, можетъ соединять фермы въ своемъ имніи и вводить современныя усовершенствованія, не разоривши ни одного счастливаго дома и не вызывая враждебныхъ чувствъ въ крестьянахъ’. Насталъ голодъ, ренты не могли быть уплачены, и лордъ Горть не обратился въ бездушнымъ средствамъ вымогательства ихъ. Проценты на закладную превратились въ недоимку, кредиторъ воспользовался параграфомъ закладной, смнилъ своего мстнаго поземельнаго агента и назначилъ на его мсто лондонскаго прокурора, который, я увренъ, никогда не видалъ мста и никогда не бывалъ въ немъ, даже становясь распорядителемъ его. Петиція о продаж была подана въ канцелярію, откуда дла были переданы въ новое учрежденіе, созданное актомъ объ имніяхъ, обремененныхъ долгами. Всякій можетъ представить себ чувства лорда Горта и его семейства,— они слишкомъ хорошо знали, что значитъ принудительная продажа имнія въ такое время. Ихъ самыя мрачныя ожиданія исполнились. Они видли, какъ ихъ прекрасный домъ-замокъ, озеро и земли — были сметены прочь, проданы по низкимъ цнамъ. Имніе, которое должно бы было оставить имъ хорошій доходъ за покрытіемъ всхъ обязательствъ, не было способно оплатить закладную. Они прекрасно знали (что дйствительно впослдствіи и случилось), что черезъ нсколько лтъ эти праотцовскіе акры, навсегда такимъ образомъ отнятые у нихъ, будутъ опять продаваться почти за ройную теперешнюю цну. Сколько мн извстно, тринадцати-лтній доходъ былъ высшая цна при этой продаж. Многіе участки были проданы за пять лтъ дохода, тогда какъ нкоторые изъ нихъ были впослдствіи перепроданы за 25 и 27 лтъ. Лау-Кутеръ-Кастль, стоившій отъ 50.000 до 60.000 фунт. стерл., ушелъ за 17.000 фунтовъ стерл. Счастливая покупщица мистрисъ Беллъ, настоятельница религіознаго ордера ‘милости’ въ Дублин, которая имла намреніе обратить его въ испытательное отдленіе для ордена, перепродала его скоро за 24.000 ф. с. Участокъ I, годовой доходъ 560 ф. с., выручилъ только 3.000 ф. с. Участокъ 2, годовая оцнка 155 ф. с., выручилъ 600 ф. с. Артиллерійское управленіе купило за 1.450 ф. с. ренту лорда Горта съ кавалерійскихъ казармъ въ город, которая давала въ годъ 283 ф. с. Полицейскія казармы и другія мста, оцненныя въ 123 ф. с., выручили 700 ф. с. Городскія земли, оцненныя въ 579 ф. с. въ годъ, были куплены кредиторомъ за 2.800, или меньше чмъ за пятилтнюю оцнку. Не удивительно, что симпатія къ семейству Верикера была широка и всеобща. Въ день вызда этого семейства изъ Лау-Кутера народъ окружилъ его всевозможными выраженіями уваженія и сочувствія и провожалъ вдаль дороги послднимъ прости.

Я не ршился бы касаться до такого болзненнаго предмета, какимъ было это дло для семейства Горта, еслибы, по счастію, обстоятельства не вознаградили его съ тхъ поръ за эти незаслуженные удары и не возстановили или скоре удержали для него status, который казался на нкоторое время разрушеннымъ. Въ Восточномъ Коуесъ-Кастл (прилегающемъ въ Осборну), гд теперь живетъ семейство Горта, они могутъ найти многое, что напоминаетъ имъ и говоритъ о другомъ, столь же прекрасномъ, прежнемъ ихъ дом на Лау-Кутер, хотя, я не сомнваюсь, они охотно предпочли бы видть изъ своихъ оконъ вмсто блестящихъ водъ Солента поросшіе острова ирландскаго озера. По странному совпаденію, Восточный Коуесъ-Кастль и Лау-Кутеръ-Кастль оба были построены по проектамъ одной и той же руки. Первый изъ нихъ былъ воздвигнутъ самимъ Нашемъ для себя самого. Въ начал ныншняго столтія, регентъ и лордъ Гортъ постили этотъ замокъ, и послдній обратился къ хозяину со словами: ‘какъ бы я хотлъ перенести этотъ замокъ на берегъ Лау-Кутера!’ — ‘Дайте мн 50.000 ф. с. и я вамъ это сдлаю’, отвтилъ Нашъ. Висконтъ принялъ предложеніе, и Нашъ построилъ ирландскій замокъ, который случайно обошелся въ 20.000 фун. стер. И какая странная нужна была превратность судьбы для того, чтобъ это семейство потеряло свой домъ въ одномъ и замнило его другимъ замкомъ!

Такія катастрофы, связанныя съ первыми операціями акта, конечно, создали противъ него предубжденіе въ ирландскомъ общественномъ мнніи и заслонили отъ взгляда заслуги и выгоды введенной имъ системы. Задолго до голоднаго періода были такія удобныя обстоятельства для введенія этой мры, что тогда было какъ разъ время для этого. Введенная же насильно при такихъ ненормальныхъ обстоятельствахъ, она въ теченіе первыхъ пяти лтъ своего дйствія приносила minimum выгоды при maximum’ страданій и жертвъ. Въ періодъ отъ 1855 года до 1875-го дятельность новаго учрежденія {По дополнительному акту 1858 г. власть коммиссіи была расширена до включенія въ ея вдніе имуществъ, не обремененныхъ долгами.}, его работа была оцнена гораздо справедливе и никто въ Ирландіи не будетъ отрицать преимуществъ системы, которая такъ сильно облегчаетъ и упрощаетъ переходъ земли. Я прилагаю перечень длъ, начиная съ выполненія первой петиціи 25 октября 1849 г. и кончая 31 августа 1857 года, что было послднимъ днемъ седьмой ‘сессіи’ коммиссіи:

1. Число представленныхъ петицій о продаж, включая петиціи о раздленіи и обмн 4.164

(Изъ этого числа около 800 петицій дополнительныя и отказанныя.)

2. Число безусловныхъ приказовъ о продаж 3.341

3. Число случаевъ, когда петиціи представлены были

^собственниками 1.245

(Изъ первыхъ 100 петицій собственниками были поданы шесть, а изъ послднихъ 100, ихъ именами подписаны были 53.)

4. Число случаевъ, гд собственники были банкротами или несостоятельными 357

(Во многихъ другихъ случаяхъ собственники имній длались банкротами или несостоятельными посл подачи петиціи, и поэтому дла велись на имя ихъ довренныхъ.)

5. Число передаточныхъ записей, выданныхъ коммиссіей 7.283

6. Число имній или частей имній, проданныхъ на мстномъ аукціон, впослдствіи утвержденномъ коммиссіей 338

(Вс остальныя изъ означенныхъ 7.283 передачъ были проданы съ публичнаго аукціона, въ суд, при членахъ коммиссіи.)

7. Число участковъ, проданныхъ:

Съ публичнаго аукціона 7.270

Съ мстнаго ‘ 1.436

По частнымъ контрактамъ 1.621

10.327

(Когда одно лицо покупало нсколько участковъ, они обыкновенно вс включались въ одну передачу.)

8. Число свертковъ, содержащихъ больше 250.000 документовъ и подлинниковъ правъ на владніе, хранящихся въ архив 2.395

9. Число случаевъ, которые уже были внесены въ канцелярію прежде поступленія въ судъ обремененныхъ имній 1.267

10. Число покупателей ирландцевъ 7.180

11. Число покупателей изъ англичанъ, шотландцевъ и другихъ иностранцевъ 309

12. Количество денегъ, уплаченныхъ за покупку англичанами, шотландцами и др. иностранцами 2.836.225 ф. с.

13. Общія суммы, вырученныя до 31 августа 1857 г.:

На публичномъ аукціон въ суд 13.941.207 ф. с.

На мстномъ аукціон 2.824.381 ‘

По частнымъ контрактамъ 3.710.367 ‘

20.475.956 ф. с.

Самое большое имніе, проданное за этотъ періодъ, да и вообще самое большое, когда бы то ни было проданное судомъ — было имніе графа Портарлингтона, за которое выручено 700.000 ф. с. Очень близко къ нему по пространству было имніе лорда Моунткашеля — 61.711 акровъ, съ годовою рентой въ 18.500 ф. с., проданное за 240.000 ф. с. Лордъ Моунткашель, считавшій себя! несправедливо и жестоко обиженнымъ, былъ сильно раздраженъ противъ члена коммиссіи Харгрива, передъ которымъ происходила продажа. Представитель коммиссіи былъ, какъ многіе въ Дублин помнятъ, господинъ очень маленькаго роста, а его камера помщалась на третьемъ этаж дома No 14 въ Генріэтта-Стрит, занимаемаго тогда поземельнымъ учрежденіемъ. Во время аукціона лордъ Моунткашель воскликнулъ во всеуслышаніе, что конфискація его имній была очень дурнымъ дломъ, но ‘продажу его карликомъ на чердак’ онъ уже никакъ не можетъ вынести.

Съ 1860 г. ходъ длъ въ этомъ учрежденіи сильно измнился въ своемъ характер. Непріязненныя петиціи отъ кредиторовъ сдлались очень немногочисленны, а ходатайства самихъ собственниковъ, желающихъ упрощать форму права владнія и распутывать фамильные договоры и соглашенія, длались все боле и боле частыми. Трибуналъ, на который когда-то смотрли съ мрачнымъ отвращеніемъ, теперь сдлался предметомъ чего-то врод національной благосклонности.

Предсказанія и пророчества насчетъ ‘англійскаго капитала’ вс оказались иллюзіями. Да будетъ замчено изъ выше приведенныхъ статистическихъ данныхъ, что до 31 августа 1857 г. изъ 7.489 покупателей 7.180 были ирландцы и только 309 — ‘англичане, шотландцы и другіе иностранцы’. Изъ 20.475.956 фунт. стерл. вырученныхъ учрежденіемъ, боле чмъ ⁵/₆ общей цифры, или 17.639.731 фунт. стерл. составляли ирландскій капиталъ, внесенный ирландскими покупателями, и хотя я не могу привести точныхъ цифръ относительно послдующаго времени, я увренъ, что пропорція между ирландскими и неирландскими покупателями осталась та же до сихъ поръ. Англійскій капиталъ предпочиталъ турецкія процентныя бумаги и венгерскіе займы.

Крестьяне во многихъ случаяхъ жалуются, что они мало пріобрли и много потеряли отъ перемны старыхъ хозяевъ на новыхъ. Послдніе — большею частію коммерческіе люди, которые нажили деньги торговлей и помщаютъ ихъ за врный процентъ. Они вносятъ въ управленіе своими доходами то, что простой народъ презрительно называетъ ‘принципомъ счетной и приходо-расходной книги’, что по мннію народа гораздо хуже эластической системы ихъ старыхъ владтелей. Не закрывая глазъ на трудности, которыя сопровождаютъ эту большую точность, я думаю, что и новая система принесла нкоторую,— въ Ирландіи выработались методъ, точность и аккуратность въ полугодовыхъ сдлкахъ между ландлордомъ и крестьяниномъ-арендаторомъ. Для человческой независимости очень невыгодно, что арендаторъ всегда ‘опаздываетъ со своей рентой’, что, иными словами значитъ, всегда зависитъ отъ милости и состраданія своего лорда. Значительная часть подчиненія и порабощенія въ крестьянской жизни старой Ирландіи возникала изъ этого обычнаго опаздыванія, и всякій долженъ честно порадоваться, если такой порядокъ измняется къ лучшему.

XIII.
Арендная лига.

Трудно было ожидать, чтобы ‘голодныя очищенія’ {Изгнанія арендаторовъ съ земли ландлордовъ гуртомъ во время голода. Примч. перев.} достигшія такихъ громадныхъ размровъ, не вызвали протеста со стороны общественнаго мннія. Около 1850 года сцены изгнанія наполняли страну тяжелымъ и тревожнымъ настроеніемъ. Теорія, за нкоторое время усыпившая было народъ и вызвавшая нкотораго рода примиреніе,— теорія, что очищенія и эмиграція принесутъ благо и тмъ, кто узжаетъ, и тмъ, кто останется,— уступила мсто противоположному взгляду, который разростался съ каждымъ днемъ. Уже весною 1849 года публичныя собранія начали обнаруживать всеобщее неудовольствіе, а чрезъ нсколько мсяцевъ весь островъ былъ нравственно возмущенъ. На сторону сопротивленія изгнаніямъ сталъ не одинъ какой-нибудь географическій округъ, или провинція, какъ бывало не разъ впослдствіи,— упорные пресвитеріане Доуна, Антрима и Дерри приходили къ тому же ршенію, какъ и порывистые католики — кельты Корка, Мэйо и Типперари. Въ первый разъ за пятьдесятъ лтъ Ульстеръ братски пожалъ руку Мюнстеру. Разореніе, уже прошедшее по южнымъ провинціямъ, начиналось и на свер.

Изучая ирландскій поземельный вопросъ, всякій встрчается съ такъ называемымъ ‘ульстерскимъ обычаемъ’ или ‘ульстерскимъ правомъ’. Этому обычаю Ульстеръ главнымъ образомъ обязанъ исключительнымъ благосостояніемъ и довольствомъ своего земледльческаго населенія. А отсутствію такого обычая — отрицанію какого бы то ни было подобнаго права — вся остальная Ирландія, можетъ-быть въ большинств случаевъ, обязана своимъ рзкимъ контрастомъ съ Ульстеромъ во всхъ указанныхъ отношеніяхъ. Еще въ прошломъ столтіи этотъ ‘ульстерскій обычай’ былъ до извстной степени урзанъ, а потому и иметъ теперь различный видъ не только въ различныхъ частяхъ одной и той же провинціи, но даже одного и того же имнія у одного и того же собственника. Онъ возникъ гораздо больше изъ духа, чмъ изъ буквы тхъ хартій и грамотъ, по которымъ Ульстеръ ‘насаждался’ въ царствованіе Іакова I. Впослдствіи его смыслъ заключался въ томъ, что арендаторъ иметъ право занимать ферму, платя надлежащую ренту, право на невозвышеніе ея, вслдствіе увеличенія цнности земли отъ улучшеній, произведенныхъ фермеромъ. Это право, реализованное въ тхъ прибавкахъ къ цнности земли, которыя фермеръ на ней сдлалъ, мало-помалу въ общей сложности выростало въ довольно значительную собственность. ‘Арендное право’ во многихъ имніяхъ превышало цну простой покупки земли безъ улучшеній. Предположимъ имніе, оцненное полстолтія тому назадъ, безъ улучшеній арендатора, въ 10.000 фунтовъ въ годъ или 250.000 фунт. всего. Благодаря труду и капиталу арендаторовъ, теперь оно пріобрло стоимость въ 20.000 фунт. въ годъ или 500.000 фунт. всего, Изъ нихъ собственникъ владлъ своими 250.000 фунт., а другіе 250.000 фунт. принадлежали арендаторамъ, они признавались полной и законною ихъ собственностью, какъ покупная цна — собственностью ландлорда. Это арендное право покупалось и продавалось ежегодно, т. е. уходящій арендаторъ продавалъ входящему свою часть на ферм. На ферм въ 50 акровъ ульстерской аренды продавецъ часто получалъ 20-ти и 30-ти-лтнюю разницу между рентой и годовымъ доходомъ, т. е. сумму около 3.000 фунт. Если ландлордъ хотлъ выгнать арендатора, онъ могъ это сдлать не иначе, какъ заплативши ему предварительно за его арендное право въ ферм. Онъ могъ, конечно, выгнать арендатора за неплатежъ ренты или по другимъ причинамъ, но во всякомъ случа долженъ былъ уплатить изгоняемому весь остатокъ его аренднаго права за вычетомъ ренты, судебныхъ издержекъ, законныхъ убытковъ и т. и. Или — результатъ почти тотъ же — ландлордъ могъ сказать арендатору: ‘Ты не платишь своей ренты, ты истощаешь ферму и долженъ оставить ее. Продай, за сколько можешь, свое арендное право, заплати мн твой долгъ и уходи’.

При такой систем, неизвстной или скоре не признаваемой закономъ вн Ульстера, эта провинція цвла подобно саду и сдлалась мстомъ благосостоянія, изобилія, довольства и процвтанія, даже прежде, чмъ энергія народа, обращенная на мануфактуру и промышленность, открыла ему новые пути въ богатству.

Какимъ же образомъ случилось, что такая благодтельная по своимъ результатамъ система утвердилась только въ одной провинціи? Почему усилія арендаторовъ получить такое право въ другихъ мстахъ встрчали такой настойчивый и упорный отказъ?— Отвтъ на эти вопросы не доставляетъ удовольствія ни тому, кто говоритъ, ни тому, кто слушаетъ, во-первыхъ, потому, что Ульстеръ былъ ‘колоніей для насажденія’ и, во-вторыхъ, потому, что въ Ульстер насаждающіе ландлорды получали свои земли подъ выраженнымъ или подразумваенымъ условіемъ ‘насаждать’ ихъ, прикрпляя населеніе къ земл, тогда какъ во всхъ остальныхъ частяхъ острова практиковалась политика — высаживать, искоренять, считать туземное папистское населеніе. Даже въ тхъ провинціяхъ, гд съ теченіемъ времени искорененіе сдлалось слишкомъ ненавистнымъ и опаснымъ, съ этихъ поръ остались существенные слды такой политики, составляющіе совершенный контрастъ съ ‘ульстерскимъ обычаемъ’, а именно правило, что фермеръ не иметъ права на продолжительное держаніе земли, а арендуетъ ее изъ года въ годъ по милости ландлорда, и по закону не иметъ права ни на одинъ шиллингъ вознагражденія даже за свои собственныя затраты. Если онъ осушилъ или улучшилъ землю, такъ что болото, стоившее прежде два шилл. за акръ, теперь цнится во столько же фунтовъ, ландлордъ по закону имлъ право назвать эти улучшенія своими и заставить арендатора платить два фунта за акръ такой земли.

Послдствіемъ подобной системы, составлявшей такой рзкій контрастъ съ ‘ульстерскимъ правомъ’, было совершенно противоположное состояніе хозяйства и общества сравнительно съ тмъ, какое замчается въ сверной провинціи, а именно: небрежность — вмсто благосостоянія, грязь — вмсто комфорта и чистоты, и лачуги — вмсто домовъ {Не можетъ быть сомннія, что убогость крестьянскихъ домовъ въ Ирландіи, крайнее равнодушіе населенія къ комфорту, чистот и опрятности — почтя вполн вытекаютъ изъ того, что всякое улучшеніе ведетъ къ возвышенію ренты. Во времена своей юности я также пылалъ ревностью къ ‘цвтникамъ передъ котеджами’ и къ уничтоженію сорныхъ кучъ, но вс мои убжденія ни къ чему не вели. Мн отвчали: ‘Нтъ, сэръ, если мы сдлаемъ свое мсто такимъ чистымъ, агентъ скажетъ, что мы можемъ платить большую ренту’. Прим. авт.}, необезпеченность, недовріе, натянутость, враждебность между ландлордомъ и арендаторомъ, ненависть къ правительству и смертельная вражда къ закону, который провелъ эту линію различія, эту границу притсненія и несправедливости между протестантскимъ сверомъ и католическимъ югомъ. Если гд-нибудь, по счастью, неизбжное зло системы кажется незамтнымъ, то это наврно зависитъ отъ чего-нибудь противодйствующаго систем, а не отъ нея самой. Если какой-нибудь ландлордъ не присвоиваетъ себ въ вид повышенія ренты плодовъ арендаторскаго труда, то, наврно, этотъ исключительный ландлордъ и его семейство честне самого закона.

Въ обществахъ иначе составленныхъ, въ стран, гд собственникъ и рабочій принадлежали къ одной рас и вр, гордились одною національностью и въ цломъ двигались однми политическими задачами,— эта система, быть-можетъ, и породила бы гораздо меньшее зло, хотя обдненіе одного класса для несправедливаго обогащенія другаго всегда ведетъ въ соціальной розни. Но въ кельто-католическихъ провинціяхъ Ирландіи, гд земля, какъ общее правило, была роздана людямъ одной націи и исповданія, а обработывалась людьми другой расы и вры, гд ландлорды и крестьяне представляли побдителей и побжденныхъ,— чего можно было ожидать отъ такого кодекса?

Мало сказать, что фермеры Мюнстера, Ванаута и Лейнстера видли, какъ въ протестантскомъ углу острова справедливость сдлалась закономъ,— на дл это самое право продолжительнаго заниманія земли за извстную ренту или ‘дань лорду’ была ихъ собственнымъ древне-кельтійскимъ обычаемъ, къ которому они и тяготютъ самымъ настойчивымъ образомъ до сихъ поръ. Подчиненіе Ирландіи англійской корон — конфискація въ теченіе шести столтій — обозначало въ ихъ умахъ перемну господъ, которымъ слдовало платить ренту, но никогда — не перемну, уничтожавшую ихъ право держать землю, платя за нее ренту. Съ точки зрнія закона, конечно, новая система вступила въ силу, когда исчезъ кодексъ Брегона въ 1607 году, но земледльческое населеніе не признавало въ принцип перемны въ держаніи земли даже спустя цлыхъ два столтія. Договоръ между Англіей и Ирландіей, заключенный посл сдачи Лимерика въ 1691 году, содержалъ многія тяжелыя условія, хотя и гарантировалъ за послднею страной нкоторыя цнныя права, которыя, хотя договоръ и былъ нарушенъ съ другой стороны, никогда не вызывали вооруженныхъ враждебныхъ дйствій въ теченіе боле ста лтъ. Еслибы масса населенія поняла тогда же, что это не была только перемна ландлордовъ, а потеря права жить на земл, они скоре затопили бы островъ кровью, чмъ подчинились договору.

И когда ужасная дйствительность мало-по-малу начала выясняться для нихъ, они стали сопротивляться одиночнымъ, неорганизованнымъ и противузаконнымъ путемъ, свирпой и ужасною войной, извстной въ нашихъ скорбныхъ лтописяхъ подъ именемъ ‘аграрныхъ насилій’. ‘Раппари’ и ‘Тори’ въ прошломъ столтіи, ‘Блыя ноги’, ‘Терріальты’, ‘Рокайты’, ‘Дефендеры’ и ‘Риббонмены’ — вс эти аграрныя организаціи и тайныя общества были лишь фазами того, что мтко было названо ‘низшею формой гражданской войны’.

Но быть-можетъ спросятъ, какимъ же образомъ ульстерскіе арендаторы, облагодтельствованные такою прочной арендой и такой обезпеченною собственностью, страдали отъ золъ, вызвавшихъ въ другихъ мстахъ ‘очищенія’ въ 1849 и 1850 гг.?— Отвтъ и разъясненіе выдвигаютъ на сцену одну черту или, врне, результатъ ульстерской системы, который въ самой этой провинціи могли предвидть только очень немногія личности.

Ульстерскій обычай благодтеленъ для арендатора почти исключительно до тхъ поръ, пока все идетъ хорошо, но какъ только наступилъ рядъ неурожайныхъ годовъ и цнность фермы начала падать, потери ложились исключительно на его долю. Прежде, чмъ ландлордъ поплатится хоть однимъ шиллингомъ своего дохода, должно быть поглощено арендное право, равное цнности неулучшенной земли. Рента всегда первая обезпечивалась аренднымъ правомъ, и до тхъ поръ, пока она могла выручить на аукціон хоть однимъ пенни больше ренты, ландлордъ не могъ пострадать отъ ‘дурнаго времени’.

Конечно, между ульстерскими ландлордами было нсколько такихъ, которые въ 1848, 49 и 50 годахъ гнушались настаивать на своемъ несомннно законномъ прав и сами добровольно приходили на помощь своимъ арендаторамъ, но въ существ дла вся сумма потерь голода была покрыта тою частью цнности фермы, которая въ форм аренднаго права стояла между ландлордами и бдствіемъ. Мало того, многіе сверные ландлорды пользовались случаемъ и на тяжелыхъ условіяхъ скупали у нуждающихся фермеровъ ихъ право или урзывали, сокращали и стсняли древній: обычай, которымъ такъ гордилось населеніе Ульстера. Вотъ почему въ 1850 г. газеты Derry Standard и Banner of Ulster говорили такимъ же бунтовскимъ и насильственнымъ языкомъ, какъ и Nation, Cork Examiner или Freeman’s Journal.

Изъ ряда публичныхъ митинговъ по этому поводу возникли такъ-называемыя общества ‘огражденія аренды’. Первое изъ нихъ по времени было основано въ Валлан, въ графств Килькенни, гд два молодыхъ католическихъ священника — препод. Томасъ О’Ши и препод. Матвей Биффе — своимъ страстнымъ краснорчіемъ и искреннимъ энтузіазмомъ подняли все населеніе. Но сверъ, обитатели Ульстера, предводительствуемые почтеннымъ ветераномъ дла фермеровъ, Вильямомъ Шерманомъ Броуфордомъ, чл. парл., скоро стали впереди движенія. Ульстерскіе пресвитеріане проповдывали объ арендномъ прав не только въ своей пресс, но и съ каедры, они внесли его въ чисто духовныя собранія или свои синоды, къ великому ужасу нкоторыхъ старшинъ. Когда препод. Роджерсъ изъ Бомбера предложилъ въ одномъ изъ такихъ пресвитеріанскихъ синодовъ въ Ульстер (въ ма 1850 г.) резолюцію, что въ парламентъ должна быть подана петиція въ пользу аренднаго права, то д-ръ Букъ назвалъ это ужаснымъ дломъ,— не потому, чтобъ онъ былъ мене горячимъ защитникомъ аренднаго права, чмъ его младшіе товарищи, но главнымъ образомъ потому, что онъ слышалъ, какъ нкоторые изъ преподобныхъ братьевъ изъ ихъ среды проповдуютъ ‘коммунизмъ’. М-ръ Поттеръ изъ Айленднаги спросилъ его, не хочетъ ли онъ сказать этимъ, что поземельный вопросъ самъ по себ самымъ тснымъ образомъ связанъ съ нравственными и религіозными условіями народа. Д-ръ Букъ отвтилъ, что нкоторые изъ братьевъ ‘нападали на дворянъ и аристократію страны и такимъ образомъ нарушили слово Божіе, гласящее: ‘не говори дурно о правител народа твоего’,— а подъ правителемъ онъ понимаетъ не только королеву, но и всхъ участвующихъ въ управленіи страной’. Это было уже слишкомъ даже для синода.

Преподобный м-ръ Роджерсъ.— ‘Что касается до коммунистическихъ и соціалистическихъ ученій, приписываемыхъ защитникамъ аренднаго права, то я долженъ сказать, что за послднія 200 лтъ такой соціализмъ былъ на другой сторон (слышите?). Вс затраты фермеровъ-арендаторовъ систематически шли въ карманы ландлордовъ. Малое меньшинство поглощало собственность девяти десятыхъ провинцій’.

Д-ръ Букъ.— ‘Вотъ это онъ самый и есть. Теперь соціализмъ проповдуется въ синод!’

М-ръ Роджерсъ.— ‘Я указываю на фактъ. Повидимому, нкоторые члены забыли, что бдный человкъ иметъ собственность, которая должна быть такъ же обезпечена, какъ и богатаго’.

Несмотря на все это, огромнымъ большинствомъ было ршено, что ‘синодъ ходатайствуетъ передъ парламентомъ, чтобы, какую бы онъ мру ни принялъ для улаженія отношеній между ландлордами и арендаторами въ Ирландіи, она должна, во всей его цлости, обезпечивать ульстерскому арендатору-фермеру гонимый обычай его провинціи, извстный подъ именемъ ‘аренднаго права’.

Затмъ петиція была принята и ульстерское пресвитеріанское духовенство первое смло выступило съ ходатайствомъ распространить на всю Ирландію права и гарантіи, аналогичныя ульстерскому обычаю. Д-ръ Кукъ съ горечью объявилъ, что общественный грхъ пресвитеріанскихъ проповдниковъ довелъ ихъ до того, что они дйствуютъ за-одно съ католиками.

Тогда м-ръ Роджерсъ сказалъ: ‘Меня сильно осуждаютъ за мое поведеніе потому, что я дйствовалъ за-одно съ папистскимъ духовенствомъ. Быть-можетъ я ошибался, поступая такимъ образомъ, но я долженъ сказать, что, поступая такъ, я слдовалъ примру д-ра Кука’.

Д-ръ Кукъ.— ‘Я прошу васъ доказать, что я былъ гд-нибудь хоть съ однимъ изъ нихъ. Гд и когда это было?’

М-ръ Роджерсъ.— ‘Это было въ Квинсъ-Колледж. Я былъ такъ на собраніи, въ которомъ участвовали д-ръ Букъ и католическій епископъ д-ръ Денвиръ’.

Хотя почтенный старецъ и опровергъ это ужасное обвиненіе, но ему не удалось поколебать ршеніе синода — высказать свое одобреніе мирной агитаціи.

Обстоятельство, такъ глубоко возмущавшее д-ра Кука, что пресвитеріанское духовенство дйствовало по одной и той же политической программ съ католиками, скоро пріобрло себ широкое распространеніе. Необходимость въ центральномъ учрежденіи, которое взяло бы на себя иниціативу новаго движенія, чувствовалась все глубже и глубже. Преимущества соединенія всхъ многочисленныхъ арендныхъ обществъ и другихъ подобныхъ мстныхъ организацій, стоявшихъ до сихъ поръ отдльно другъ отъ друга, въ одну большую ассоціацію были очевидны.

27 апрля 1850 г. въ ирландскихъ газетахъ появилось объявленіе слдующаго содержанія:

‘Въ Дублин готовится конференція, въ которой арендныя общества четырехъ провинцій будутъ имть случай сравнить своя взгляды и принять совмстныя ршенія. Группы, согласившіяся созвать ее, принадлежатъ ко всмъ секціямъ народной партіи и имютъ общее имъ всмъ желаніе привести этотъ вопросъ къ удовлетворительному ршенію. Ихъ спеціальныя объявленія скоро будутъ разосланы всмъ существующимъ аренднымъ обществамъ, популярны’ журналистамъ и наиболе дятельнымъ и вліятельнымъ друзьямъ аренднаго права въ тхъ мстностяхъ, гд они еще не организованы’.

Объявленіе было подписано тремя извстными личностями, руководителями партій трехъ различныхъ исповданій: англійскимъ протестантомъ д-ромъ Греемъ (впослдствіи сэръ Джонъ), собственникомъ и издателемъ Freeman’s, ульстерскихъ протестантомъ Самуиломъ Мак-Курди Гриромъ, присяжнымъ повреннымъ (поздне членъ парламента отъ графства Дерри), и католикомъ Фридрихомъ Люкасомъ, собственникомъ и издателемъ газеты Tablet. Предложеніе было горячо поддержано по всему королевству. Въ теченіе первыхъ лтнихъ мсяцевъ во всякой провинціи, во всякомъ графств единственнымъ предметомъ усилій, заботъ и интереса была предстоящая арендная конференція.

6 августа 1850 года по-истин замчательное собраніе наполняло до тсноты домъ городскаго общества въ Вильямъ-стритЬ, въ Дублин, который для этой цли спеціально предназначенъ гражданскимъ совтомъ Сити. Острый шотландскій акцентъ Ульстера смшивался съ широкимъ дорійскимъ Мюнстера. Пресвитеріанское духовенство привтствовало ‘папскихъ священниковъ съ братскимъ расположеніемъ’. Джемсъ Гадкинъ, издатель Derry Standard (человкъ, котораго рдкія литературныя способности были вполн посвящены безпристрастному служенію ирландскимъ интересамъ), сидлъ бокъ-о-бокъ съ Джономъ Френсисомъ Магайромъ изъ ультрамонтанскаго Cork Examiner‘а. Тамъ были магистраты, ландлорды и толпы делегатовъ отъ арендаторовъ каждой провинціи. По общему согласію, одинъ ульстерскій пресвитеріанскій журналистъ, д-ръ правъ Джемсъ Мак-Кнайтъ {Только недавно д-ръ Мак Кнайтъ закончилъ свою длинную жизнь труда и служенія Ульстеру вмст со своими соотечественниками и единоврцами. Какъ по учености, такъ и по способности, а равно и по высокому личному характеру онъ стоялъ въ переднихъ рядахъ ирландскихъ публицистовъ. Прим. авт.}, издатель Banner of Ulster, былъ выбранъ предсдателемъ. Конференція засдала 4 дня. Принятыя резолюціи гласили, что ‘справедливая установка ренты между ландлордомъ и арендаторомъ въ Ирландіи необходима’, что ‘арендаторъ не долженъ терпть безпокойства, пока онъ платитъ ренту’, и что ‘арендаторъ долженъ имть право продавать собственную долю со всми ея принадлежностями за наивысшую рыночную цну’. При самомъ начал занятій конференція встртила нкоторыя затрудненія. Въ теченіе голодныхъ годовъ по всей стран наросли недоимки ренты, которыя даже тамъ, гд ихъ не требовали немедленно и не грозили изгнаніемъ, оставались ‘по книг’ за арендаторами, вися надъ ними какъ Дамокловъ мечъ. Всми чувствовалось, что истинно-разумное національное правительство объявило бы ‘недоимки’, накопившіяся такимъ образомъ, благодаря страшной кар Провиднія, въ теченіе трехъ или четырехъ лтъ,— общественнымъ долгомъ, покрытымъ или замщеннымъ государствомъ. Конференція ясно понимала, что напрасно было бы пытаться ршить ирландскій поземельный вопросъ, если всякій арендаторъ во всякое время ногетъ подлежать преслдованію за эти ‘недоимки голоднаго времени’. Поэтому была принята резолюція, что ‘при всякой оцнк, которая будетъ длаться до 31 декабря, оцнщики должны по требованію ландлорда или арендатора приводить въ извстность недоимочную ренту, числящуюся за послднимъ,— должны подвести итоги какъ рент, накопившейся въ теченіе голодныхъ годовъ и подлежащей уплат по тогдашнимъ оцнкамъ, такъ и всему, что уже уплачено ландлорду за тотъ же періодъ,— должны показать неуплаченный остатокъ, числящійся теперь въ недоимк, и сдлать разсрочку его уплаты въ такіе періоды, какіе они найдутъ удобными и въ какіе эти платежи должны покрываться одинаково съ рентами’.

На третій день была основана ‘ирландская арендная лига’. На четвертый день былъ выбранъ совтъ, состоявшій изъ 120 лицъ отъ четырехъ провинцій, и конференція разошлась, оставивъ на страницахъ ирландской политической исторіи послдняго поколнія одно изъ самыхъ замчательныхъ событій.

Многіе руководящіе люди въ Англіи быстро поняли важность того, что было сдлано. Конференція только-что закрыла свои засданія, когда Джонъ Брайтъ обратилъ на нее вниманіе палаты общинъ.

‘Благородный лордъ, стоящій во глав правительства, упомянулъ о нкоторыхъ билляхъ и между прочимъ о билл ландлордовъ и арендаторовъ, Этотъ вопросъ составляетъ предметъ первой важности не только съ точки зрнія интересовъ ирландскаго народа, но и въ виду того, что только-что случилось (слушайте, слушайте!). Въ Дублин засдала конференція изъ искреннихъ людей отъ всхъ частей Ирландіи (слушайте!). Теперь,— продолжалъ достопочтенный членъ,— не соглашаясь со всмъ, что было говорено и сдлано этою конференціей, мы не можемъ закрывать нашихъ глазъ на фактъ ея важности и на то, что она послужитъ средствомъ возбужденія наиболе грозной агитаціи, какой мы были свидтелями за послднія много лтъ (слушайте!). Вмсто того, чтобы, какъ прежде, ограничиваться католиками и ихъ духовенствомъ, она захватываетъ, невидимому, и протестантское и диссидентское духовенство, пристающее въ католикамъ, начинается настоящее объединеніе всхъ сектъ и я думаю, что теперь для палаты самое удобное время разсмотрть его въ законодательномъ порядк (слушайте!)’.

Это было въ август 1850 года. Джонъ Брайтъ опередилъ свое время. Двадцать лтъ спустя, когда чувства были уже обострены, надежды обмануты, дома разорены, семейства разсяны и страсти дошли до бшенства,— министръ короны выступилъ передъ палатой общинъ для исполненія совта, даннаго членомъ отъ Манчестера.

Въ теченіе лта и осени 1850 года страна бросилась въ новое движеніе со всею своей энергіей, энтузіазмомъ и единодушіемъ. Но парламентская политика требуетъ для своего веденія парламентской партіи, а арендная лига далеко не была такою. Выбранные въ мрачные годы голода и возстанія, паники и отчаянія, когда народъ такъ же мало заботился о томъ, кто карабкался на выборахъ, какъ о вчерашнемъ втр,— ирландскіе члены 1850 года представляли едва ли что-нибудь большее, чмъ свои личные взгляды, свои собственные интересы. Пугливая реакція и политическое самоуниженіе, послдовавшія за горячкой 1848 года, сильно отражались на ихъ поверхности. Только благодаря случайности лига могла разсчитывать на поддержку полдюжины честныхъ и искреннихъ людей между ними. Единственнымъ утшеніемъ организаціи была надежда создать дятельною агитаціей общественное мнніе, которое воспользуется первымъ поводомъ и пошлетъ въ парламентъ людей способныхъ и всецло преданныхъ дду фермеровъ-арендаторовъ. Тогдашніе ирландскіе либеральные члены парламента смотрли на лигу недружелюбно. Проще говоря, она ставила передъ ними дилемму. Они вровали въ свою преданность правительственнымъ либераламъ вестминстерскихъ сферъ,— сил, которая располагала патронажемъ и платой, доходами, чинами и почестями. Служить лорду Джону Росселю, повиноваться ‘кнутамъ’ (whips) партіи до тхъ поръ, пока губернаторство на Ливарскихъ островахъ или посланничество въ Тумбукту не послужатъ наградой за патріотизмъ,— было великою цлью и задачей ирландскихъ либеральныхъ членовъ того времени. Но эти безпокойные защитники аренднаго права шли путями совершенно несообразными съ этимъ. Правительству не нравились требованія аграрнаго права, которыя встрчали въ лорд Джон Россел почти противодйствіе. Что же было длать ирландскому либералу? Разойтись ли съ министерствомъ и потерять вс шансы на мсто, или отбросить лозунги арендной лиги и потерять шансы на новые выборы?… Ршеніе большинства людей этого типа было — ‘лавировать’, поддерживать связи съ литерами, пока нужно, но ни подъ какимъ видомъ не порывать союза съ правительствомъ.

Среди лиги были люди, которые видли все это, которые точно знали цну и мру преданности такихъ общественныхъ представителей, которые справедливо думали, что дйствительная опасность и слабость народнаго движенія настанутъ тогда, когда эти люди начнутъ показывать видъ, что пристаютъ къ нему. Изъ крайней искренности лигеровъ (они были убждены, что борются на жизнь и смерть за ирландскую расу) возникла политика или доктрина, извстная въ послдніе годы подъ именемъ ‘независимой оппозиціи’. Она объявила, что ея вопросъ настолько неотложно-важный, что вс другіе должны на время уступить ему дорогу, и что всякому министерству, которое откажется или поколеблется ршить эту жизненную проблему Ирландіи, ирландскими членами должна быть оказана безусловная оппозиція. Это ученіе появилось въ 1851 году. Его проповдывали, что называется, ‘крайніе’ арендоправцы и старымъ политикамъ оно очень не нравилось. Идея дйствія ирландскихъ католиковъ-либераловъ вмст съ торійскою оппозиціей, при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, казалась для нихъ слишкомъ смлымъ новаторствомъ. Д-ръ Кукъ нисколько не больше былъ встревоженъ картиной совмстной дятельности пресвитеріанскихъ проповдниковъ съ католиками, чмъ они. Тмъ не мене общественное мнніе такъ сильно одобряло это предложеніе, что оно сдлалось частью національной вры.

Какъ въ маленькомъ горномъ болот или ручь мы часто находимъ истоки огромной рки, раздляющей націю отъ націи, такъ и здсь мы имемъ появленіе въ англо-ирландской политик направленія, которое даже и до сихъ поръ отдляетъ ирландское народное представительство въ парламент отъ прочаго состава его. Съ тхъ поръ политика и практика этой группы состояли въ томъ, чтобы причислять себя къ ‘общей либеральной партіи’ и составлять часть ея въ палат общинъ. На тори смотрли какъ на ‘естественныхъ враговъ’ католическихъ ирландцевъ — на виговъ — какъ на ихъ временныхъ покровителей, хотя эти патроны по временамъ выражали положительно оскорбительное отношеніе къ своимъ союзникамъ. Но теперь supremo lex est, и что бы виги или тори ни длали похожаго на спасеніе народа отъ разоренія, все вызывало поддержку и помощь со стороны ирландскихъ представителей.

Пока такимъ образомъ пресвитеріане свера и католики юга пожимали другъ другу руки и шли рядомъ, надъ Ирландіей разразилась буря, въ которую они были вовлечены помимо воли. 4-го ноября 1850 года лордъ Джонъ Россель, либеральный премьеръ, издалъ свои знаменитыя ‘Дургамскія письма’. Организація католической церкви въ Англіи была только-что возстановлена въ ея приходской и эпархіальной форм. Прелаты вмсто того, чтобы быть in parlibus infidelium, были епископами округовъ, дйствительно находившихся подъ ихъ опекой,— Вестминстерскаго, Ноттингамскаго, Ливерпульскаго, Соутваркскаго или какого-нибудь другаго. ‘Всякій можетъ волновать Англію папой’, говорили прежде въ шутку, а теперь стали доказывать, что это — дйствительный фактъ. Распространилась идея, что такимъ иди другимъ путемъ это нововведеніе непремнно умалитъ авторитетъ королевы и уничтожитъ національную свободу. ‘Мдныя деньги и деревянные башмаки’ опять возвратятся назадъ. Папа будетъ водворенъ въ Виндзор и наступятъ худшіе дни ‘кровавой Мэри’. Безъ сомннія, это было дломъ чувствительности, преувеличенной чувствительности протестантской націи ко всему, что иметъ какое бы то ни было сходство съ возстановленіемъ духовнаго господства, которое она разъ съ себя сбросила. Въ порыв минутной паники, англичане совершенно просмотрли фактъ,— который впослдствіи такъ поразилъ ихъ,— что въ Ирландіи господствуетъ та же приходская и эпархіальная система и никогда не отмнялась. Высокопреподобный д-ръ Муррей, дублинскій католическій архіепископъ, титуловался такимъ образомъ въ оффиціальныхъ правительственныхъ сношеніяхъ и принимался подъ этимъ именемъ при двор, и однакожъ никому не приходило въ голову, что королева Викторія отъ этого въ опасности. Когда націи и народы движутся паникой или тревогой, размышленіямъ настаетъ конецъ. Въ Англіи уже тогда были люди (нкоторые изъ ея руководящихъ государственныхъ людей), которые понимали всю нелпость и опасность крика: ‘не нужно папы’,— люди, которые предвидли, что черезъ нсколько лтъ ихъ страна, стыдясь своего глупаго страха и недостойной страсти, начнетъ отрекаться отъ того, что теперь длала съ такимъ увлеченіемъ. Но были и другіе, которые ‘шли за теченіемъ’, которые видли, какъ отъ дворца до хижины распространилось убжденіе, что все это — ‘папское посягательство’, которое должно во всякомъ случа быть отброшено и наказано. Премьеръ, глава либеральной партіи, въ письм къ епископу Дургамскому, подалъ сигналъ для войны, и моментально по всей стран разразилась буря религіознаго неистовства и борьба, какой не знали со времени мятежей лорда Джорджа Гордона. Протестанты отдлились отъ католиковъ, бросая другъ на друга свирпые и грозные взгляды, старинные друзья расходились, сосдъ вооружался противъ сосда, каждая сторона приписывала другой самыя ужасныя черты. ‘Къ твоимъ шатрамъ, о Израиль!’ — сдлалось всеобщимъ кличемъ.

Теперь-то настало фатальное испытаніе для арендной лиги — жестокій ударъ новому союзу ирландскихъ протестантовъ и католиковъ въ стремленіи къ общему благу.

Парламентъ открылся 4 февраля 1851 года. Спустя два дня лордъ Джонъ Россель внесъ билль о титулахъ духовенства, объявляющій присвоеніе католическими епископами мстныхъ титуловъ незаконнымъ и наказуемымъ строгою карой закона. 14-го февраля правительство не могло собрать противъ враждебнаго предводителя Дизраэли боле внушительнаго большинства, какъ четырнадцать голосовъ, и ‘министерскій кризисъ’ совершился. Посл пяти безуспшныхъ попытокъ образовать новое министерство виги опять были призваны въ власти въ начал марта. Въ первую же сессію билль о титулахъ духовенства сдлался закономъ. Въ теченіе всего того года онъ составлялъ единственный предметъ, занимавшій вниманіе публики. Когда парламентъ приступилъ къ опредленію наказанія за новое преступленіе въ Англіи, онъ встртился съ неудобнымъ фактомъ, что такіе ‘титулы’ всегда существовали и всегда признавались на западной сторон пролива Св. Георгія. Что было длать? Актъ о сліяніи соединилъ ирландскую и англійскую протестантскія церкви въ одно нераздльное и неразрывное цлое — ‘соединенную церковь Англіи и Ирландіи’. Если было ‘посягательствомъ’ на эту церковь имть католическаго епископа въ Ливерпул, то же самое значило имть его и въ Корк. Однако что же такое сдлалъ этотъ послдній, что онъ теперь долженъ быть наказанъ за употребленіе своего законнаго и обычнаго обозначенія? Что сдлали католики Ирландіи, чтобы на нихъ налагать ‘карательные законы’ (penal laws)? Дилемма была не особенно пріятна англійскимъ законодателямъ, но они были совсмъ не въ такомъ настроеніи, чтобъ останавливаться передъ пустяками,— и они распространили актъ на Ирландію.

Католическіе вожди аренднаго движенія съ грустью видли, что возникаетъ явленіе, которое наврно одержитъ верхъ надъ поземельнымъ вопросомъ и отколетъ сверъ отъ юга, тмъ не мене въ теченіе всего этого времени они продолжали смло поддерживать программу, на которую согласились протестанты и католики. 20 февраля 1852 г. вигское министерство потерпло пораженіе на своемъ билл о милиціи, получивъ меньшинство въ 11 голосовъ. Лордъ Дерби сталъ во глав новаго торійскаго министерства и объявилъ, что лтомъ парламентъ будетъ рао пущенъ.

Взрывъ экзальтаціи поднялся въ Ирландіи. Для лиги представлялся удобный случай — общіе выборы, которыхъ она такъ долго просила и ожидала. Вс арендоправцы кинулись въ избирательную борьбу съ небывалой энергіей. Съ 1829 года не пускались въ дло такія отчаянныя усилія. Казалось, вс надежды ирландскаго народа сосредоточились на основаніи честной и независимой ирландской партіи въ парламент, работа ‘ломовой команды’ могла быть остановлена и участки фермеровъ могди быть спасены отъ конфискаціи и разоренія. Тогда не было тайной подачи голосовъ, и несчастный арендаторъ, который осмливался вотировать за враждебнаго ландлорду кандидата, рисковалъ извстными послдствіями. Такимъ образомъ сама гражданская война едва ли могла навлечь на народъ боле тяжелыя наказанія, чмъ общіе выборы 1852 года.

Когда избирательныя камеры были закрыты, 50 арендолравцевъ,— или людей, выдававшихъ себя за послдователей принциповъ лиги и за это выбранныхъ,— сидли въ парламент отъ ирландскихъ округовъ. При первомъ порыв радости и торжества по поводу такого результата никому не пришло въ голову пощупать такъ-называемые выигрыши и подумать, многіе ли изъ этихъ людей были искренни, не кричали ли многіе вмст съ народомъ только затмъ, чтобы продать его довріе. Тмъ не мене былъ сдланъ большой шагъ впередъ въ преобразованіи представительства ирландскаго народа. Между вступившими въ это время въ первый разъ въ парламентъ были двое, которыхъ генію и способностямъ, преданности и врности лига была обязана многимъ: это — Чарльзъ Гаванъ Дуффи и Фридрихъ Люкасъ. Вмст съ ними также появились Джонъ Френсисъ Магайръ, Патрикъ Мак-Магонъ, Тристанъ Кеннеди, Ричардъ Свифтъ, Джонъ Бренди и другіе, которыхъ имена съ тхъ поръ сдлались боле или мене обычны въ ирландской политик. Консервативный либералъ, представлявшій прежде Гарвичъ, былъ выбранъ теперь въ мстечк Югамъ, о чемъ Nation 17 іюля 1852 г. говоритъ:

‘Въ Югам Ісаакъ Бёттъ, ирландецъ, одержалъ побду надъ Фортескью, сыномъ англійскаго пэра. Мы радуемся, что м-ръ Бёттъ сидлъ на ирландскомъ мст. Хотя онъ и консерваторъ, но его сердце горячо-ирландсвое, и, какъ человкъ талантливый, онъ сдлалъ честь своей стран’.

Ликованіе распространилось по всему острову. Ирландія, отвернувшаяся отъ теорій физической силы и возстанія, готова была теперь попробовать, что могутъ дать конституціонныя усилія. Въ август 1852 года движеніе за арендное право было на самомъ зенит. Какъ оно погибло и какъ его задавили, можетъ быть всего лучше передано въ романтической и трагической исторіи Джона Садлейра.

XIV.
‘Папскіе трубачи’. *)

*) ‘Папскими трубачами’ прозвала англійская пресса ирландскихъ либераловъ, выступившихъ въ 1851—52 г. на защиту правъ католическаго духовенства. Прим. перев.

Гибель народнаго движенія 1850—52 гг., довершившая упадокъ народнаго доврія къ конституціонной политик, повела къ крайне прискорбнымъ послдствіямъ. Съ воспоминаніями того времени неразрывно связаны имена Джона Садлейра и Вильяма Кёфа.

Джонъ Садлейръ родился въ Типперари около 60 лтъ тому назадъ. Между немногими католическими семействами съ выдающимся положеніемъ въ этомъ графств Скёллисы и Садлейры занимали видное мсто, особенно первые, но въ послднемъ поколніи оба они соединились въ одно при помощи брака. Еще въ молодыхъ годахъ Джонъ сдлался ученикомъ адвоката, а съ теченіемъ времени выступилъ и на практическое поприще по этой отрасли завоненовднія. Онъ скоро обнаружилъ такія способности, которыя далеко превосходятъ то, что требовала его профессія, а также честолюбіе, что рано или поздно должно было привести его къ высокому положенію. Онъ ршилъ отправиться въ гигантскую столицу, гд его талантамъ представлялось широкое поле дятельности. Въ Лондон онъ получилъ спеціальное занятіе ‘парламентскаго агента’, что при его ирландскихъ связяхъ и не дюженномъ искусств быстро выдвинуло его впередъ. Онъ скоро поднялся выше и вступилъ въ финансовые кружки, его проницательный умъ уже тогда намтилъ дорогу къ такимъ результатамъ, о которыхъ, казалось, въ его положеніи могъ мечтать только сумашедшій. Члены его семейства — Садлейры, Скёллисы и Китинги — были денежными людьми и хорошо извстны за такихъ по всей своей родин. Джонъ видлъ, что онъ многое могъ сдлать съ деньгами въ большомъ свт Лондона, и хорошо зналъ, что ирландская банковская система еще далеко не доведена до дверей самого народа, такъ чтобы цдить жалкія сбереженія фермерскаго класса. Поэтому онъ ршился основать мстный банкъ, что и было сдлано подъ именемъ ‘Типперарскаго акціонернаго банка’. Онъ имлъ огромный успхъ. Гд бы ни основывалась его втвь, она везд подрывала почтенное учрежденіе ‘стараго чулка’ въ дл пріема сбереженій и залога приданаго. Отъ Шаннона до Шюра на ‘банкъ Садлейра’ смотрли съ такимъ же довріемъ, какъ приверженцы ‘старой лэди Ниткоплаточной улицы’ {Threadneedle street въ Лондон проходитъ между биржей и Bank of England. Примч. перев.} повинуются своей повелительниц. Однакожъ, насколько я могъ узнать, онъ совершалъ только половину всхъ банковыхъ операцій. Онъ получалъ все, а давалъ въ займы мало. Дло въ томъ, что Джонъ имлъ въ Лондон для денегъ совсмъ другое назначеніе помимо даванія въ займы Падди Райнъ для покупки скота, или Тому Двайеру для осушки его земли. Онъ поднималъ свою руку далеко выше всхъ самыхъ смлыхъ и высокихъ спекулянтовъ-финансистовъ. Пришло время для новаго шага въ его честолюбивой схем. Общественная жизнь должна была играть свою роль въ его планахъ. Императорскій парламентъ долженъ былъ доставить ему арену для отличія. Онъ не только ршилъ вступить въ него, но, сдлавшись въ немъ силой, окружить себя фалангой родственниковъ, какъ зерномъ партіи, которой онъ былъ вождемъ. Среди горя голодныхъ годовъ онъ нашелъ поводъ выполнить эту часть своей схемы. На общихъ выборахъ 1847 года онъ былъ избранъ отъ города Карлоу, его двоюродный братъ Робертъ Китингъ — отъ графства Ватерфорда, а другой кузенъ Франкъ Скёлли — отъ Типперэри. Въ 1850 году онъ занималъ завидное положеніе. Слава объ его богатств, сил его вліянія, а главное — объ его замчательномъ успх была у всхъ на язык. За что бы онъ ни взялся, все удавалось, и къ чему бы онъ ни прикасался, все превращалось въ золото. Вс говорили: ‘Это одинъ изъ вашихъ замчательно практичныхъ политиковъ,— не какой-нибудь агитаторъ, а человкъ дальновидный и осторожный, одно имя котораго гарантируетъ прочность плана и разумность предложенія’. Онъ былъ ршительнымъ либераломъ и горячимъ католикомъ и очень скоро сдлался замтенъ между ирландскими членами.

Бокъ-о-бокъ съ нимъ въ томъ же году, въ качеств представителя отъ города Атлона, вступила въ парламентъ личность, въ своемъ род не мене его замчательная, это — м-ръ Вильямъ Кёфъ. Хотя какое-то таинственное сродство и тянуло этихъ двухъ людей другъ къ другу и связало ихъ одною карьерой, тмъ не мене въ очень многихъ отношеніяхъ они составляли совершенныя противоположности. м-ръ Кёфъ былъ тоже адвокатомъ, но, въ отличіе отъ Садлейра, не имлъ на этомъ поприщ успха, хотя и не отъ недостатка блестящихъ способностей. Одинъ былъ образцомъ финансовой пунктуальности и дловой точности, другой же не былъ имъ. М-ръ Садлейръ былъ неразговорчивъ, положителенъ, твердъ, сдержанъ и большею частью лакониченъ, Кёфъ же — жизнь и душа всякой компаніи, куда бы онъ ни попадалъ, всегда живой и веселый, блествшій остроуміемъ и юморомъ. Какъ ораторъ, онъ обладалъ замчательной убдительностью. Его голосъ — богатъ, силенъ и способенъ на всякіе изгибы. Его манеры совершенно искренни. Его общественныя способности и интеллектуальныя дарованія длали его всеобщимъ любимцемъ. Однакожь были люди, которымъ его политическая искренность, несмотря на энтузіастическій патріотизмъ и плнительное краснорчіе, съ самаго начала казалась сомнительной. Все его положеніе и обстоятельства въ ихъ глазахъ слишкомъ очевидно указывали на то, что призомъ въ общественной жизни для него долженъ быть какой-нибудь подарокъ изъ рукъ правительства, какъ приличная награда за его послушаніе.

Взрывъ бури противъ папскаго посягательства въ Англіи былъ встрченъ группой Садлейра и арендною лигой съ совершенно различными чувствами. Послдняя только-что построила программу соединеннаго дйствія протестантскихъ и католическихъ ирландцевъ, а этотъ фатальный факторъ явился, чтобъ ихъ раздлить. Сайдлеръ съ радостью видлъ, что на почв этой новой агитаціи, которая общаетъ убить арендную лигу, они смогутъ вполн получить всю страну въ свои руки. Англія обезумла отъ криковъ: ‘не нужно папы’, а Ирландія горла тревогой и страстью. Протестанты и католики день это дня становились боле и боле безнадежными антагонистами. Католики въ самой лиг мужественно пытались стать выше этого теченія. Предложеніе основать католическую ассоціацію ‘защиты’ открыто порицалось въ Nation Дуффи. ‘Въ пламени религіознаго ханжества,— говорилъ онъ,— погибли бы надежды Ирландіи. Плуты и лицемры будутъ кричать и безумствовать въ качеств ярыхъ католиковъ и доводить массу до неистовства относительно ‘нашей святой церкви’, имя въ виду убить народное движеніе, которое, какъ они понимали, должно смести всхъ политикановъ-спекулянтовъ. Церковь отъ этого ровно ничего не выиграетъ,— пророчилъ онъ,— а землю мы потеряемъ’. Но онъ взывалъ напрасно. Въ отвтъ на вызовы карательнаго законодательства, билля о титулахъ Джона Росселя, ирландскіе католики по существу человческой природы не могли оставаться покойными и не принимать мръ оборонительной войны. Джонъ Садлейръ и его партія вступили въ передній рядъ католическаго движенія защиты. Билль о ‘титулахъ духовенства’ былъ встрченъ самою ршительной оппозиціей. ‘Папскіе трубачи’, какъ называла англійская пресса ирландскихъ либераловъ, такъ горячо сражавшіеся съ биллемъ, или ‘ирландская бригада’, какъ называли они сами себя не безъ гордости и хвастовства у себя дома, за свое поведеніе служили темой для похвалъ у католическихъ очаговъ. На преданныхъ и героическихъ людей и храбрыхъ защитниковъ религіи призывалось благословеніе свыше, больше же всего благодарностей изливалось на самаго смлаго и безстрашнаго, самаго способнаго и краснорчиваго — м-ра Вильяма Кёфа.

Ненавистный билль прошелъ. ‘Бригада’ возвратилась домой получить благодарность отъ націи. По-истин безцнною арміей казалась она для большинства Ирландіи. Немногіе, безъ сомннія, были люди высокаго принципа и неподкупной честности, а другіе — лишь политическіе наемщики, грязные и себялюбивые люди, между тмъ какъ группа Садлейра — искусная, краснорчивая, вліятельная — занимала теперь дйствительно господствующее положеніе и играла смлую и честолюбивую игру.

23 августа 1851 года въ Ротунд, въ Дублин, держался соединенный митингъ католиковъ Великобританіи и Ирландіи съ цлью протестовать противъ билля о титулахъ и принять мры самозащиты. Предсдательствовалъ высокопрепод. д-ръ Кюлленъ, тогдашній архіепископъ армагскій. Тамъ присутствовало огромное количество католическихъ епископовъ и другихъ духовныхъ лицъ, а также католическое дворянство и члены парламента. М-ръ Джонъ Садлейръ, чл. парламента, былъ однимъ изъ почетныхъ секретарей собранія, его двоюродный братъ Винцентъ Скёлли — однимъ изъ ораторовъ, а м-ръ В. Кёфъ, чл. парламента — другимъ. Послдній позабавилъ публику своимъ краснорчивымъ порицаніемъ карательнаго акта, который только-что получилъ одобреніе королевы. Онъ презираетъ и вызываетъ этотъ законъ. Онъ вынулъ изъ кармана копію новаго статута и, держа его надъ головой, сказалъ: ‘Теперь я, какъ одинъ изъ адвокатовъ ея величества, держа въ рук актъ парламента, прямо называю лорда архіепископа армагскаго его собственнымъ титуломъ’. Дальше онъ общалъ, что онъ и его друзья во что бы то ни стало дабьются отмны ненавистнаго акта, если народъ Ирландіи пошлетъ въ парламентъ на помощь имъ еще нсколькихъ товарищей. ‘Мы не будемъ имть никакого дла ни съ какимъ министромъ,— сказалъ онъ,— кто бы онъ ни былъ, до тхъ поръ, пока онъ не отмнитъ этого акта парламента и всякаго другаго, который ставитъ римскаго католика ниже, чмъ его протестантскаго подданнаго’.

Несмотря на очевидное расположеніе, которое они получали отъ католическихъ прелатовъ, духовенства и народа, несмотря на рзкость ихъ протестовъ, гг. Садлейръ и Кёфъ были предметами подозрнія и недоврія со стороны нсколькихъ проницательныхъ наблюдателей этихъ событій въ Ирландіи. Указываюсь, что лордъ Абердинъ, сэръ Джонсъ Гратамъ, м-ръ Сидней Гербертъ, м-ръ Кардвелль и другіе руководящіе пилиты {Послдователи Пиля.} возставали противъ пугливаго крива: ‘не нужно папы’ въ Англіи и сражались съ биллемъ о титулахъ духовенства въ парламент. Среди этихъ государственныхъ людей нкоторые, довольно основательно, видли возможный будущій кабинетъ, и уже тогда поговаривали о томъ, что Садлейровская партія дйствуетъ въ виду такой комбинаціи. Низкою клеветой, оскорбительнымъ подозрніемъ, убійственнымъ ударомъ называлъ эту мысль Кёфъ. Три руководящіе журналиста Ирландіи: м-ръ Дуффи изъ, д-ръ Грей изъ Fretman и м-ръ Люкасъ изъ Tablet — довольно открыто высказывали свое убжденіе въ этомъ, и между ними и Садлейровскою партіей возникла смертельная вражда. Но послдняя была теперь героемъ дня. 28 октября 1851 года избиратели Кёфа устроили въ честь Сайдлера банкетъ, который принялъ характеръ скоре національной демонстраціи. Въ Атлон не оказалось достаточно большой залы, чтобы вмстить собраніе, которое и держалось въ огромномъ павильон, нарочно выстроенномъ, сколько мн извстно, на церковной земл. Гость вечера, посл изліянія похвалъ бывшему тамъ архіепископу Мак-Гале, обратился въ упомянутымъ инсинуаціямъ. Искреннимъ и трогающимъ сердце языкомъ онъ отвчалъ: ‘Виги или тори, пилиты или протекціонисты — это для меня все равно. Я буду бороться за мою религію и страну, презирая и попирая всякую клевету. Самымъ торжественнымъ образомъ я объявляю передъ этимъ величественнымъ собраніемъ, что я не обращаю вниманія на партіи. Я знаю, что избранная мною дорога не ведетъ въ повышеніямъ. Я не принадлежу къ вигамъ, но я не принадлежу и къ тори. Здсь, въ присутствіи моихъ избирателей и моей страны, я торжественно объявляю,— и надюсь, я не на столько низкій человкъ, чтобы длать признаніе, которое завтра же намренъ нарушить, какимъ предполагаютъ меня инсинуаторы,— что если пилитская администрація завтра же получитъ власть, это не будетъ имть никакого значенія для меня. Я не буду поддерживать ни одной партіи, которая не признйетъ первымъ условіемъ своего политическаго существованія отмну акта о титулахъ духовенства’. Такимъ же торжественнымъ образомъ онъ поклялся честнымъ своимъ словомъ, что будетъ противодйствовать или не будетъ поддерживать такую партію, которая не намрена ршить поземельнаго вопроса и отмнить господствующую церковь. Въ заключеніе онъ обратился къ ирландскимъ ландлордамъ, которыхъ обозвалъ ‘безсердечною аристократіей, самой бездушой, самой расточительной и всего мене достойной извиненія ландкратіей на земномъ шар’.

Т, кто присутствовали при этомъ, говорятъ, что, слушая оратора, смотря на его лицо, пылавшее негодованіемъ во время протестовъ, никто не могъ быть столь безчувственнымъ, чтобы сомнваться въ немъ. Тмъ не мене въ Nation и въ Tablet въ немъ и во всхъ остальныхъ послдователяхъ Садлейра сомнвались, мало того — ихъ открыто обвиняли. Люкасъ и Дуффи уже тогда получили нкоторыя частныя доказательства, что ‘бригада’ разсчитываетъ быть на рынк при первомъ удобномъ случа. Въ 1852 году въ графств Коркъ открылась вакансія и другой кузенъ м-ра Садлейра, м-ръ В. Скёлли, выступилъ кандидатомъ. Самые честные, дальновидные люди изъ арендной лиги въ этой мстности отнеслись къ нему не особенно дружелюбно, но м-ръ Кёфъ пріхалъ спеціально агитировать въ его пользу и вся сила Садлейровской партіи была пущена въ ходъ. 8 марта 1852 г. въ Корк держался публичный митингъ для оцнки заслугъ либеральныхъ кандидатовъ, и м-ръ Мак-Карти Доунингъ, котораго общественное вліяніе, по крайней мр въ Вестъ-Ридинг, признавалось верховнымъ, видя, что пріхалъ Кёфъ, смло началъ ‘дергать кошку’ (‘belled the cat’) такимъ образомъ:

‘Я скажу митингу прямо и честно, что не врю, чтобъ ирландская бригада искренно служила вопросу аренднаго права. Я утверждаю это и знаю, что здсь присутствуютъ двое изъ нихъ. Я былъ на двухъ большихъ митингахъ въ музыкальномъ зал въ Дублин, по случаю празднованія арендной лиги, когда къ бригад посылалась депутація съ приглашеніемъ на митингъ, и я протестовалъ. Я никогда не видалъ, чтобы мясникъ загонялъ скотину на зарзъ въ бойню съ такимъ трудомъ, какого стоило привести ирландскую бригаду на митингъ’.

Тогда всталъ м-ръ Кёфъ, и можетъ-быть никогда еще его удивительные таланты не были ему такъ нужны, какъ въ этотъ критическій моментъ. Будущая судьба и богатства его вождя и партіи зависли отъ того, какой оборотъ примутъ дла на этомъ митинг,— противъ нихъ былъ брошенъ открытый вызовъ и публичное обвиненіе. Когда онъ всталъ, раздалось нсколько враждебныхъ криковъ, но, погодя немного, водворилось молчаніе. Съ багровымъ лицомъ и тяжело дыша, онъ разразился слдующими словами:

‘Великій Боже!— воскликнулъ онъ.— Разв вы нашли въ этомъ собраніи ирландцевъ, что т, кто всего боле готовы принять на себя всякую отвтственность, суть самые искренніе въ преслдованіи вашихъ цлей? Или вы видли, что т, кто, какъ я самъ, пошли въ парламентъ безъ всякихъ обязательствъ, безъ поддержки народнаго голоса, но за которыми въ минуту народнаго зова, когда наступаетъ минута испытанія, дло никогда не останавливается? Я объявилъ въ присутствіи епископовъ Ирландіи и своихъ товарищей по парламенту, что пусть министромъ будетъ кто угодно — лордъ Дерби, сэръ Джемсъ Грагамъ или лордъ Джонъ Россель — для насъ это все равно. Итакъ, съ Божіей помощью, кто бы ни былъ министромъ, какая бы партія ни была во власти, я не буду поддерживать ни того министра, ни той партіи — иначе, какъ если онъ обяжется, вступая во власть, провести мры, требуемыя всмъ ирландскимъ народомъ. Я отказался отъ своей собственной профессіи, чтобы собирать и формировать ирландскую парламентскую партію. Это было дломъ моей чести. Можетъ-быть по мннію другихъ — и низкимъ дломъ, но по-моему — благороднымъ. Я повторилъ предложеніе м-ра Шермана Кроуфорда въ палат общинъ. Я по поводу его боролся съ министерствомъ, насколько хватило моихъ ограниченныхъ способностей, въ такой моментъ, когда разъединенія совсмъ еще не ожидалось. Пусть же поможетъ мн Богъ въ этомъ и во всякомъ другомъ вопрос, къ которому я присоединяюсь! Я буду,— и могу сказать, что всякій изъ моихъ друзей такъ же ршителенъ,— неотступнымъ, неуклоннымъ и неизмннымъ слугою его’.

Собраніе, слушавшее его, какъ околдованное, вскочило на ноги и отвтило потрясающими аплодисментами, несмотря на предыдущія сомннія въ человк, котораго клятва теперь скрпила его общественные принципы.

Увы, спустя не больше какъ девять мсяцевъ, онъ цликомъ отдался министру минуты и взялъ мсто при администраціи, которая не отмнила ни акта о титулахъ, ни господствующей церкви, ни ршила поземельнаго вопроса…

Джонъ Садлейръ хорошо оцнилъ силу, которою располагали противъ него Дуффи, Грей и Люкасъ въ столичной пресс. Повидимому, оппозиція Nation, Freeman и Tablet стояла между нимъ и полнымъ господствомъ въ ирландской народной политик. Католическіе епископы почти вс до одного и большая часть священниковъ вполн врили въ него и м-ра Кёфа и смотрли на подозрительные намеки или открытыя обвиненія Nation и Tablet какъ на злобную вражду крайней и насильственной партіи. Тмъ не мене для него было крайне опасно выступать впередъ съ этими тремя неослабленными крпостями на фланг. Онъ ршилъ заставить ихъ совершенно замолчать, уничтожить ихъ. Въ это время онъ сдлался почти милліонеромъ. Пятьдесятъ тысячъ фунтовъ, смло брошенныя на основаніе оппозиціонной газеты, быстро предоставили бы, Tablet и Freeman въ его распоряженіе. Вскор по Дублину пронеслась новость, что Садлейромъ затвается планъ новой гигантской газеты, ‘не обращая вниманія на расходы’. Вождь ирландской бригады, защитникъ церкви, человкъ успха, ршилъ теперь испробовать почву въ новомъ направленіи и основать дйствительную, настоящую, ортодоксально-католическую прессу. Взято удобное мсто, сильная машина и вс принадлежности куплены, изъ Лондона привезенъ редакторъ, м-ръ Вильямъ Бернардъ Мак-Кебъ, про котораго разсказывали, что это чуть ли не второй папа. Новая еженедльная газета Weekly Telegraph должна была сначала очистить дорогу отъ Nation и, прежде чмъ новая ежедневная убьетъ Freeman’а. А можетъ-быть м-ръ Грей устрашится нищенства, до котораго доведены будутъ Дуффи и Люкасъ, и добровольно подчинится великой сил саддейризма. Если же нтъ, онъ тоже будетъ выброшенъ.

Никогда не существовало боле столь дерзко разсчитаннаго плана, чтобы добыть въ руки одного смлаго и честолюбиваго человка все общественное мнніе и политическое вліяніе страны.

Telegraph былъ пущенъ за полцны всхъ прежнихъ католическихъ еженедльныхъ газетъ — по три пенса, и такъ какъ на его изданіе и распространеніе деньги бросались безъ разсчета, то онъ быстро разошелся по стран. Онъ подлаживался подъ отчаянное ханжество. Его ‘католичество’ носило тотъ именно воинственный и сумасбродный характеръ, который въ такое время широкой религіозной вражды былъ разсчитанъ на вкусъ и возбужденіе массъ. Онъ наполнилъ весь островъ. Онъ проникалъ въ такія хижины и дома, гд Nation и Tablet никогда не бывали. Редакторъ, человкъ очень способный, задался цлью заставить своихъ читателей врить, что папа и Джонъ Садлейръ были дв великія власти католической церкви: одинъ — ея непогршимый глава, а другой — непобдимый защитникъ. Но эти испорченные католики, Дуффи и Люкасъ, мшаютъ благороднымъ усиліямъ м-ра Садлейра и его товарищей служить церкви, что же касается до Грея изъ Freeman‘а, то онъ — еретикъ и отъ него ничего не могло изойти кром зла. Однако газета, органъ банкира-политика, немного пересолила. Она многихъ заставила призадуматься, а въ другихъ вызвала тревогу. Что же касается до Nation и Tablet, то они переносили удары аттаки съ бодрымъ духомъ, но ни одинъ изъ издателей не имлъ за спиной банка, и оба журнала были почти искалчены въ неравной борьб.

Весной 1852 г., 2-го апрля, высокопреподобный д-ръ Кулленъ, бывшій на короткое время передъ тмъ архіепископомъ армагскимъ, былъ единогласно выбранъ духовенствомъ и назначенъ архіепископомъ Дублина. Назначеніе было утверждено въ Рим, и этотъ человкъ, игравшій важную роль въ ирландской политик, вступилъ въ новую сферу обязанностей. Большую часть своей священнической жизни онъ провелъ въ Италіи и въ теченіе многихъ лтъ былъ ректоромъ ирландской школы въ Рим. Онъ давно уже пріобрлъ довріе и расположеніе кардинала Бернадо, префекта пропаганды, и даже теплое участіе со стороны самого Ріо Nono. Его зрлый возрастъ большею частію прошелъ, а его принципы сформировались въ атмосфер совершенно непохожей на ирландскую. Въ Италіи народная политика и національныя стремленія были синонимами съ принципами и картинами глубоко ему ненавистными. Вс симпатіи его ума были на сторон власти и противъ сопротивленія установленному правительству. Онъ повсюду видлъ зло, приносимое революціонизмомъ, и ему казалось, что для него существовала только одна надежная дорога, а именно — остерегаться всхъ, кто склоненъ къ шуму, насилію, возмущенію, и держаться тхъ, кто ставитъ интересъ католической религіи впереди и выше всякаго другого. Такія важныя обязанности, какъ его, едва ли попадали когда-нибудь въ руки боле искренняго, боле свободнаго отъ честолюбія или даже мысли о себ, боле цльно погруженнаго въ одну великую цль — прогрессъ интересовъ церкви. Онъ былъ строгій поклонникъ дисциплины и скоро сдлалось ясно, что его выбрали въ Рим для великой и широкой цли — дисциплинарнаго преобразованія въ ирландскихъ католическихъ длахъ. Отрекающійся самъ отъ себя, онъ требовалъ того же и отъ всхъ другихъ служителей алтаря, повинующійся, полный уваженія къ власти, онъ считалъ повиновеніе первой обязанностью священника. Онъ походилъ на одного изъ первыхъ отцовъ, перенесенныхъ изъ пятаго столтія въ девятнадцатое. Его холодная вншность, безстрастныя, манеры, его строгія идеи о власти и дисциплин — совсмъ не подходили къ ирландскому характеру, обычаямъ и нравамъ. Онъ былъ больше римлянинъ, чмъ ирландецъ, и его планъ привести ирландскую церковь въ большее согласіе съ римскимъ образцомъ по необходимости оскорбилъ многія старыя чувства и приготовилъ ему не мало столкновеній въ сред ирландскаго духовенства. ‘Мрачный фанатикъ’, ‘узколобый попъ’ — скоро провозгласили о немъ ультра-протестантскіе журналы, и даже его собственная братія, видя суровую строгость его манеръ и благочестія, смотрла на него скорй съ уваженіемъ, чмъ съ сочувствіемъ. Однако во всемъ этомъ выражалась только одна сторона его характера, и было бы несправедливо не указать на его внутреннюю сторону, которая отличалась добротой и часто великодушіемъ. Онъ могъ по временамъ смягчаться, и рдко кто обладалъ такою способностью оцнить настоящій умъ и юморъ, какъ онъ. {По Дублину ходило, въ т дни преобразованій, много разсказовъ, и часто сомнительной достоврности, объ его приключеніяхъ. Одно время онъ жилъ съ приходскимъ духовенствомъ въ церковномъ дом, примыкающемъ къ собору въ Мельборгу-стрит. Онъ скоро установилъ правило, что всякій, отлучающійся не для посщенія больныхъ, долженъ быть дома въ десять часовъ вечера. Этотъ десяти-часовой порядокъ мало-по-малу началъ стснять духовенство, привыкшее проводить вечера въ знакомыхъ семействахъ въ город. Архіепископу однажды показалось, что онъ слышалъ далеко за 10 часовъ осторожные шаги на лстниц, и однажды вечеромъ, въ немалому смущенію преподобнаго отца, котораго очередь была запереть въ этотъ день двери, онъ объявилъ, что исполнитъ сегодня эту обязанность самъ. ‘Подите, отецъ Джонъ, лягте въ постель,— сказалъ онъ тономъ сочувствія,— вы выглядите усталымъ. Я подожду, не придетъ ли кто-нибудь’. Напрасно отецъ Джонъ уврялъ, что онъ не усталъ, и дйствительно онъ былъ совсмъ свжъ, такъ сказать, и подождать немного было бы ему даже полезно. Архіепископъ настоялъ на своемъ, а отецъ Джонъ пошелъ въ свою комнату, бормоча про себя о катастроф, ожидавшей двухъ его друзей, которые, онъ увренъ, не придутъ раньше одиннадцати. Этотъ часъ даже прошелъ, когда они тихонько постучались въ большую дверь, она осторожно отворилась изнутри. Просунувши голову, одинъ изъ нихъ спросилъ шепотомъ.— ‘А что, Павелъ въ постели?’ — ‘Нтъ,— сказалъ архіепископъ такимъ же шепотомъ,— онъ здсь’. Смясь внутренно надъ ихъ конфузомъ, онъ впустилъ ихъ, заперъ дверь и, пожелавши имъ доброй ночи, посовтовалъ имъ идти въ постель. На утро, къ ихъ удивленію, архіепископъ держался, какъ будто ничего не случилось, и когда наконецъ исторія разнеслась вокругъ, никто не забавлялся ею больше его. Прим. авт.} Тмъ не мене его всегда окружала какая-то атмосфера сдержанности и монашества, и всякій могъ замтить, что онъ смотритъ на весь міръ съ точки зрнія церковника.

Д-ръ Кюлленъ почти неизбжно тяготлъ къ партіи Садлейра, какъ спеціальнаго поборника церкви, и держался вдали отъ тхъ, кто бралъ себ въ руководители такую опасную газету, какъ Nation. Онъ зналъ, наприм., что означала ‘Молодая Италія’, а ‘Молодую Ирландію’ онъ считалъ подражаніемъ итальянской партіи. И онъ имлъ нкоторое основаніе такъ думать. Сотрудники Nation одно время очень сочувственно писали о Маццини и его товарищахъ Карбонаріяхъ,— положеніе, отъ котораго, однако, скоро публично и энергично отрекся Дуффи и его преемники. Такимъ образомъ для духовныхъ друзей Садлейра не трудно было уврить новаго архіепископа, что люди, предпочитавшіе арендную лигу ассоціаціи католической защиты и проповдывавшіе союзъ протестантовъ и католиковъ въ общественныхъ длахъ, были партіей еретическою, между тмъ какъ господа Садлейръ и Кёфъ были друзьями порядка и защитниками религіи. При тхъ обстоятельствахъ, которыя готовы были тогда совершиться, такое положеніе католическаго архіепископа Дублина имло ршительное значеніе.

Парламентъ былъ распущенъ 1-го іюля и вс усилія послднихъ шести мсяцевъ сосредоточились на выборахъ. Въ борьб участвовали четыре партіи: тори, которые, какъ всегда, сражались ‘твердо’, виги, арендно-лигеры и католическіе защитники. Въ нкоторыхъ мстахъ послднія дв вступили въ открытую борьбу, и вообще было видно, что виги и католическіе защитники народа и люди бригады составляли одну и ту же партію. Тмъ не мене, когда списки были закончены, оказалось, что фактически лигеры представляли островъ. Ни одинъ вигъ католической защиты не могъ обезпечить себ выбора, не объявивши себя за арендное право, тогда какъ кандидаты лиги почти везд одержали верхъ. Единственное пораженіе они потерпли въ Монаган, гд не былъ выбранъ д-ръ Грей. Фридрихъ Люкасъ былъ выбранъ въ Мит, Гаванъ Дуффи — въ Нью-Росс, Джонъ Френсисъ Магайръ — въ Денгарван, но, что важне всего, Джорджъ Генри Муръ, членъ распущеннаго парламента, уже отмченный какъ вожакъ людей изъ народа, былъ снова выбранъ въ Мейо. Съ другой стороны, м-ръ Садлейръ и его три кузена — Франкъ и Винцентъ Скёлли и Робертъ Китингъ — были выбраны снова, равно какъ и м-ръ Кёфъ, а братъ Садлейра Джемсъ явился отъ Типперари, и вс находили необходимымъ поднять кром папскаго знамени и арендно-правское. Во время этой-то кампаніи и случилось, что м-ръ Кёфъ, обращаясь къ толп въ Вестмит въ пользу капитана Мегана, сказалъ рчь, содержавшую одно заявленіе, которое наврно не забыли бывшіе тамъ риббонмены. ‘Ребята,— сказалъ онъ,— теперь дни длинны, а ночи коротки, зимой же дни будутъ коротки, а ночи длинны,— пусть же всякій запомнитъ, кто вотировалъ за сэра Ричарда Левинга {М-ръ Кёфъ впослдствіи утверждалъ, что не помнитъ чего-нибудь подобнаго, указывался его спеціальный другъ, который ‘не слыхалъ этого’, но лордъ Элингтонъ цитировалъ показанія или заявленія нсколькихъ личностей, которыя были тамъ и слышали эти слова. Прим. авт.}.

Но хотя передъ публикой большею частью фигурировалъ м-ръ Кёфъ, тмъ не мене невидимымъ фонъ-Мольтке всего плана былъ Джонъ Садлейръ. Наконецъ, онъ уже предвидлъ побду. Результатъ общихъ выборовъ далъ небольшое большинство и либеральной партіи. Тори не могли удержать власть. Росселевскіе виги безъ ирландскихъ голосовъ были совершенно безсильны. Возможно было только коалиціонное министерство, включавшее консервативныхъ пилитовъ и либераловъ — противниковъ билля о титулахъ духовенства. Въ воображеніи банкира-политика уже рисовалась герцогская корона, какъ награда за ирландскую бригаду…

Радости народа по поводу выбора такого огромнаго числа арендно-правцевъ въ Ирландіи не было конца. Въ особенности это было торжество Гавана Дуффи надъ его противниками революціонной школы. Преданный и независимый отрядъ представителей,— говорилъ онъ,— будетъ значить для Ирландіи при ея существующихъ условіяхъ гораздо больше, чмъ цлыя вооруженныя арміи. Казалось, какъ будто ирландскій народъ наконецъ согласился на планъ бороться за свои политическіе права оружіемъ голосованія и силами общественнаго мннія.

Въ среду 8-го сентября 1852 года въ Дублин держалась общая конференція ирландскихъ членовъ парламента, сторонниковъ аренднаго права, созванная лигой. Всякій либералъ отъ ирландскаго округа, за однимъ или двумя исключеніями, долженъ былъ присутствовать на ней, всхъ было до сорока человкъ. Какъ основаніе ихъ будущей политики и дйствій въ парламент, была принята слдующая резолюція съ однимъ голосомъ противъ:

‘Ршено, что, по мннію конференціи, для веденія этого дла существенно важно, чтобы вс члены парламента, которые были выбраны за принципы аренднаго права, держались совершенно независимо и оппозиціонно ко всякому правительству, которое не признаетъ частью своей политики и вопросомъ министерства дать арендаторамъ Ирландіи законъ, включающій принципы билля м-ра Шермана Кроуфорда’.

4-го ноября 1852 года открылся новый парламентъ. 17-го же декабря правительство лорда Дерби было побито большинствомъ 19 голосовъ. 20-го министры подали въ отставку и лордъ Абердинъ былъ призванъ составить кабинетъ.

Ликованія раздавались въ Ирландіи. Дрожь самаго дикаго возбужденія потрясла островъ отъ центра до моря. То радость и торжество, то мучительное сомнніе, то агонія недоумнія господствовали повсюду. Что сдлаетъ ирландская партія? Насталъ кризисъ, когда ихъ клятвы или покроются торжествомъ, или будутъ посрамлены. Ни либеральная, ни смшанная администрація не была возможна безъ нихъ, и ни одинъ министръ не отрицалъ, что ихъ требованія справедливы. Что сдлаютъ ирландскіе члены? Судьба новаго министерства и Ирландіи была въ ихъ рукахъ.

Какъ страшнымъ событіямъ, говорятъ, предшествуютъ таинственныя предчувствія, такъ и въ эту послднюю недлю стараго года мрачное настроеніе сжимало вс сердца. Новости изъ Лондона поглощались съ жадностью каждый часъ. Наконецъ ударъ нанесенъ. Получены извстія объ измн и пораженіи. Бригада была продана лорду Абердину: Джонъ Садлейръ сдлался лордомъ казначейства, Вильямъ Кёфъ — генеральнымъ прокуроромъ Ирландіи, Эдмондъ О’Флагерти — членомъ коммиссіи подоходнаго налога, и такъ дале.

Англійскій народъ, по счастію, привыкшій въ теченіе столтій исполнять функціи политической жизни, едва ли можетъ понять всеобщій параличъ, который послдовалъ за этимъ ударомъ въ Ирландіи.

Владлецъ многихъ кораблей можетъ хладнокровно вынести крушеніе одного изъ нихъ. Но здсь судно, нагруженное самыми дорогими и послдними надеждами народа, стоявшаго уже на краю разоренія и отчаянія, было потоплено на его глазахъ людьми, которые только-что призывали въ свидтели своей врности всемогущаго Бога. Ирландское крестьянство разыгрывало свою послднюю ставку и потеряло ее. Столбнякъ отчаянія, подобный тому, какой переживался во времена голода, охватилъ народъ. Объявленія объ очистк земли падали какъ ‘хлопья снга’ повсюду, гд безпомощные фермеры отказывались подавать голоса за ландлорда и вотировали за члена бригады. За то банкиръ-политикъ выигралъ. Привычный успхъ не покидалъ его. Онъ еще не былъ пэромъ, но былъ уже лордомъ казначейства. Онъ и его товарищъ ‘генералъ-прокуроръ’ могли холодно улыбаться со своей министерской скамьи, глядя на упрекающія физіономій Дуффи, Мура и Люкаса. Звонъ новаго года раздавался во славу торжества смлаго честолюбія Джона Садлейра. Но не было ли въ немъ слышно печальнаго минорнаго тона, какъ въ жалобномъ похоронномъ звон, который предсказывалъ бы развязку, теперь уже очень близкую?

XV.
Самоубійца банкиръ.

Рядомъ съ политическими движеніями и событіями, приведшими м-ра Садлейра къ власти, умъ этого крайне честолюбиваго человка былъ занятъ финансовыми планами. Онъ давно сообразилъ, какъ можно составить богатство изъ раззоренія ирландскихъ землевладльцевъ. Онъ основалъ ‘поземельную компанію’ для покупки имній, продававшихся тогда, имя въ виду потомъ перепродавать ихъ, какъ онъ былъ увренъ, съ большимъ барышомъ. Связь его съ Типперарскимъ банкомъ привела его въ сношенія съ магнатами Ломбардъ-Стритъ и вскор онъ сдлался предсдателемъ Лондонскаго и Провинціальнаго акціонернаго банка. Его цли росли все выше и выше, его планы и спекуляціи были все смле и шире. Онъ участвовалъ въ итальянскихъ, американскихъ и испанскихъ желзныхъ дорогахъ. Онъ велъ дло съ желзомъ, и одно время про него говорили, что ему принадлежали вс грузы сахара между Англіей и Индіей.

Среди громкихъ обвиненій, которыми встртили бгство бригады въ лагерь лорда Абердина, явилось смлое увреніе Weekly Telegraph‘а, что все идетъ какъ слдуетъ. Мало того, высказывалось благородное негодованіе на несправедливость осужденія этихъ господъ, не выслушавши ихъ объясненій. Они не торопились давать ихъ, про существо же дла говорили такъ: ‘Лордъ Абердинъ еще не отмнилъ акта о титулахъ и не собирается длать этого, но онъ другъ католиковъ. Онъ боролся противъ законодательнаго кодекса, но былъ въ почтительныхъ и внимательныхъ отношеніяхъ съ нашими епископами. Онъ не провелъ билля объ арендномъ прав и не собирается проводить его, но онъ благопріятно расположенъ къ длу и, вроятно, будетъ работать надъ вопросомъ. Стать въ оппозицію такому человку мы принуждены рука объ руку съ нашими смертельными врагами тори. Его вступленіе во власть составляетъ истинное пораженіе лорда Джона Росселя, проведшаго законъ о титулахъ, и лорда Дерби, помогавшаго этому’.

Арендная лига была разорвана на-двое измной Садлейра. И не только лига, вся страна вообще была расколота на рзко враждебныя партіи: одну — желавшую заставить само небо отражать проклятія на клятвопреступниковъ, другую — столь же бурно защищавшую ихъ.

Въ этотъ моментъ ирландской политической исторіи политическое вліяніе и авторитетъ католическихъ епископовъ получили ударъ, который оказываетъ вліяніе на ирландскія дла до самаго теперешняго времени.

М-ръ Садлейръ и м-ръ Кёфъ должны были, конечно, предложить себя въ Карлоу и Атлон на слдующіе выборы. Лигеры бросились энергично работать, чтобы побить ихъ. Въ обоихъ мстахъ оказалось, что католическіе прелаты и духовенство поддерживали вождей бригады. Эта новость породила изумленіе. Депутація, состоявшая изъ Фридриха Люкаса, члена парламента, Дж. Г. Мура, чл. пар., препод. Т. О’Ши и препод. д-ра Кирней со стороны арендной лиги, отправилась въ Карлоу противодйствовать м-ру Садлейру. Мстное духовенство объявило ихъ самозванцами, и они должны были оставить городъ. Еще хуже было дло въ Атлон, гд всякій радовался счастью м-ра Кёфа. Пораженные и встревоженные вроятными послдствіями такого оправданія нарушителей данныхъ обязательствъ, вожди лиги обратились къ католическимъ епископамъ и духовенству Ирландіи съ приглашеніемъ тотчасъ же высказаться, согласно ли, по ихъ мннію, съ общественною нравственностью, чтобъ обязательства, такъ торжественно и открыто данныя народу, нарушались при первомъ удобномъ случа съ одобренія католическаго духовенства. Отъ высокопрепод. д-ра Мак-Гале, архіепископа тюамскаго, тотчасъ же появился горячій отвтъ. Естественно было ожидать, что его заявленіе, какъ человка стоящаго во глав ирландскихъ епископовъ по ихъ политическому всу и вліянію, какъ ‘льва паствы іудейской’, но выраженію О’Коннеля, будетъ принято за ршающее. Не было другаго католическаго прелата въ Ирландіи, который занималъ бы такое крупное мсто въ ирландскихъ длахъ за послднюю четверть столтія, какъ онъ, не было никого равнаго ему по популярности. Милліоны католиковъ Ирландіи смотрли на О’Коннеля какъ на духовнаго своего вождя, который ‘никогда не ошибается’, и борца за нихъ, который ничего не испугается. Онъ адресовалъ публичное письмо къ м-ру Дж. Г. Муру, члену парламентамъ которомъ онъ говорилъ такъ:

О строгой религіозной врности обязательству такимъ договорамъ не можетъ быть двухъ мнній,— обязательству самому священному и ненарушимому по самому числу участвовавшихъ въ немъ и по важности и святости затронутыхъ имъ интересовъ. Разршите обязательную силу такихъ договоровъ, и вы ослабите самыя крпкія связи, соединяющія общество въ одно цлое.

Епископы Мита и Киллала высказались въ такомъ же смысл. Но въ пунктахъ особенной важности, какъ города, гд пораженіе вождей бригады могло бы произвести рзкій эффектъ, къ счастью для нихъ, мстные епископы приняли другое ршеніе. Это столкновеніе между духовными авторитетами по поводу важнаго вопроса нравственности въ высшей степени скандализировало народъ. Вс ждали заявленія отъ новаго архіепископа дублинскаго, папскаго легата, но его не появлялось. Скоро его молчанію начали давать темное объясненіе. Его дядя, препод. Джемсъ Мегеръ, былъ однимъ изъ самыхъ ревностныхъ сторонниковъ м-ра Садлейра въ Карлоу, и скоро начали выдавать за извстное, что вліяніе д-ра Куллена въ Ирландіи и Рим, въ положительномъ или отрицательномъ смысл, будетъ непремнно на сторон лорда Абердина. Таково было отчасти его собственное мнніе о положеніи вещей. Но кром того въ это время ходилъ слухъ о курьезныхъ частныхъ переговорахъ между Лондономъ, Вной и Римомъ относительно правъ новаго премьера на ‘католическій голосъ’ въ палат общинъ, врно или нтъ, эти исторіи связывались съ положеніемъ, которое занималъ д-ръ Кулленъ въ послдующихъ событіяхъ. Одно время казалось даже, что въ результат всего этого въ ирландской католической церкви явится расколъ. Между духовенствомъ и народомъ, размстившимися подъ знаменами д-ра Мак-Гале и д-ра Куллена, загоріась открытая война. Послдній хранилъ глубокое молчаніе, хотя онъ вполн могъ открыто защищать дло Садлейра и Кёфа, потому что Nation и Tablet выставляли его какъ настоящаго и опаснаго покровителя этихъ господъ. Въ теченіе всего этого столтія не было боле ожесточенной, боле прискорбной междоусобной борьбы въ ирландской политик, чмъ эта, возникшая изъ такого клерикальнаго и епископскаго осужденія и оправданія отступничества Кёфа-Садлейра отъ арендной лиги.

Противникомъ м-ра Садлейра въ Карлоу выступилъ тори м-ръ Александеръ. Freeman, Nation и Tablet убждали народъ вотировать за Александера, какой бы онъ тори ни былъ, лишь бы не за новаго лорда казначейства. Weekly Telegraph и Evening Post въ ужас кричали противъ этого отвратительнаго союза тори-оранжистовъ съ католиками-ренегатами для оппозиціи protg епископа, любимца священниковъ, борца за папу и лучшаго друга лорда Абердина. Посл ожесточеннаго боя Садлейръ былъ побитъ враждебнымъ большинствомъ шести голосовъ. Однакоже въ Атлон м-ръ Кёфъ не только одержалъ побду, но католическій епископъ д-ръ Браунъ тщеславно отожествилъ себя съ достойнымъ похвалы возвышеніемъ такого добраго сына церкви. Для лорда казначейства скоро была найдена ваканція въ Слиго, гд онъ и одержалъ побду благодаря безстыдному подкупу и терроризму. Такъ выражался парламенскій комитетъ, производившій по этому длу слдствіе, но такъ какъ оказалось, что самъ м-ръ Садлейръ лично ничего не зналъ объ этихъ преступленіяхъ, то мсто осталось за нимъ.

Столтія жестокаго карательнаго кодекса въ Ирландіи держали католиковъ въ сторон отъ какого бы то ни было участія въ общественной администраціи. Актъ объ эмансипаціи объявилъ ихъ свободными отъ запрещенія закона поступать на службу, благодаря только ихъ религіи, но объявить человка имющимъ право на мсто — одно дло, а дйствительно назначить его — другое. Отъ 1829 до 1849 года актъ объ эмансипаціи былъ немногимъ больше абстрактнаго провозглашенія, ибо не произвелъ никакой существенной и осязательной для народа перемны въ старомъ порядк. На ‘католическія назначенія’ смотрли какъ на лучшую пробу либеральности правительства. На занятіе католиками важныхъ общественныхъ должностей, особенно же членовъ суда, смотрли какъ на практическое приложеніе акта объ эмансипаціи, и министръ, который взялся бы приводить его въ исполненіе, былъ бы поставленъ почти такъ же высоко, какъ то министерство, которое провело его въ теоріи. Въ Дублин, Вн и Рим лордъ Абердинъ чрезъ своихъ ловкихъ и хитрыхъ католическихъ посредниковъ выдавалъ себя именно за такого, и несомннно онъ былъ такимъ. Спрашивается, какихъ еще нужно доказательствъ въ его чувствахъ и намреніяхъ посл того факта, что онъ поднялъ до такого высокаго положенія въ своей администраціи самыхъ испытанныхъ и извстныхъ ирландскихъ противниковъ билля о титулахъ,— людей, которыхъ ультра-католицизмъ сдлалъ ненавистными для предразсудковъ англійскихъ протестантовъ?

Этотъ взглядъ на вещи, безъ сомннія, былъ принятъ безъ сопротивленія многими ирландскими епископами. Они убждали себя, что даже въ арендномъ вопрос намренія лорда Абердина шли дальше всего практически возможнаго. Мало того, новая политическая идея, или правило о независимости и оппозиціи всмъ администраціямъ, была слишкомъ широка и слишкомъ преждевременна для того, чтобъ ею замнить традиціонный союзъ ирландской народной партіи съ англійскими либералами, ирландскіе члены дйствительно ‘ршили’ ее на конференціи, но тамъ было не больше трети всего ихъ числа. Поворотъ былъ слишкомъ крутъ. При первомъ его приложеніи новый порядокъ былъ нарушенъ. Народный умъ не былъ пріученъ стоять выше положенія, требующаго всегдашней оппозиціи тори, ‘которые никогда еще ничего не давали католикамъ!’

Вожди лиги, особенно же журналисты Дуффи, Грей и Люкасъ, опровергали идею, что поземельный вопросъ, включающій въ себ интересы какъ протестантовъ, такъ и католиковъ, долженъ быть принесенъ въ жертву ‘католикамъ у власти’. Они поддерживали общественную ненависть и вчное отреченіе отъ всякаго, будь то архіепископъ, епископъ, священникъ или простой смертный, кто прямо или косвенно оправдывалъ или поддерживалъ измну бригады. Садлейристы-прелаты, какъ ихъ называли въ насмшку, отвчали сильными и рзкими ударами. Слишкомъ ревностно убждавшіе священники переводились въ отдаленные приходы и даже приглашались ‘воздерживаться отъ политической борьбы’. Случилось такъ, что руководящіе провинціальные священники (главнымъ образомъ изъ Митской епархіи), которые обыкновенно присутствовали на митингахъ въ Дублин, гд поносились ‘измнники бригады’ и ихъ духовные и другіе сторонники, получали запрещенія, по распоряженію изъ Рима, принимать дальнйшее участіе въ такихъ демонстраціяхъ.

Все это относилось насчетъ доктора Куллена. Было извстно, что его голосъ всемогущъ въ отдленіи пропаганды. Приходское духовенство подняло тревогу. Архіепископа заподозрили въ серьезномъ намреніи уничтожить значительную независимость, которой оно до сихъ поръ пользовалось. Говорили, что онъ отослалъ на утвержденіе въ Римъ ‘провинціальные статуты’, по которымъ убжденія приходскихъ священниковъ предоставлялись оцнк самого прихода. При избраніи католическихъ прелатовъ существовалъ обычай, что приходское духовенство всякой епархіи выбирало тайною баллотировкой трехъ лицъ — dignus, dignior и dignissimus, по порядку въ избирательномъ списк, ихъ имена посылались въ Римъ и одинъ изъ нихъ почти всегда получалъ назначеніе. Про доктора Куллена говорили, что онъ задался цлью уничтожить этотъ древній обычай и предложилъ папскому престолу признать его безусловное право независимо назначать приходскихъ священниковъ {Эта перемна съ тхъ поръ дйствительно во многихъ отношеніяхъ была приложена. Прим. авт.}. По всему острову распространилось глубокое недовольство. Наконецъ, было ршено жаловаться на его дйствія въ Римъ.

Это было очень серьезный и для ирландскихъ католиковъ почти безпримрный образъ дйствій. Жаловаться въ Римъ на папскаго легата, и жаловаться на то, что онъ налагаетъ свою тяжелую руку на политическія дйствія духовенства!… Трудно было предполагать, что власти Ватикана примутъ такое обвиненіе. Сложность ирландской политики, запутанный мотокъ спора между лигой и бригадой едва ли могли быть размотаны и поняты такимъ трибуналомъ. Тмъ не мене, вря, что тамъ еще никогда не отказывали въ справедливости самому слабому и скромному даже противъ высокаго и сильнаго, угнетенное духовенство арендноправскаго движенія составило формальный меморіалъ или жалобу для представленія пап.

Но кто-жь ее подпишетъ? Кто представитъ? Кто былъ способенъ добиваться этой цли, отправиться въ вчный городъ и будетъ добиваться своего по всмъ безчисленнымъ и утомительнымъ ступенямъ, пройдетъ черезъ вс предварительныя изслдованія? Не мало времени было потрачено на вс эти затрудненія и препятствія, наконецъ меморіалъ подписанъ и м-ръ Люкасъ, членъ парламента и издатель Tablet’а, выбранъ похать въ Римъ въ качеств представителя жалующихся передъ апостольскимъ престоломъ. Онъ похалъ на удачу. Его приняли благосклонно. Тяжелое обвиненіе, привезенное имъ, велно было подвергнуть внимательному обсужденію. Но все дло было печальною ошибкой. Прошли мсяцы. Во время этихъ утомительныхъ ожиданій въ Рим, отчаянныя новости изъ Ирландіи тяжело отразились на настроеніи и здоровь прямодушнаго Люкаса. Онъ долженъ былъ возвратиться въ Англію. Когда мы услышали, что онъ лежитъ больной въ Стейн, т, кто зналъ его близко и владлъ, съ какой энергіей онъ боролся во время этихъ раздоровъ, почувствовали, что сильное и благородное сердце надломилось въ непосильной борьб. Извстія изъ Ирландіи были такія, что ирландская парламентская партія была разрушена, что лига смертельно поражена, а страна доведена до крайняго разочарованія и отчаянія. Великое движеніе, вокругъ котораго были сосредоточены надежды націи, невозвратно погублено. Организація лиги, не желая сдаться, правда, длала отчаянныя усилія въ теченіе еще нсколькихъ лтъ, и небольшая группа ирландскихъ членовъ — ‘врующая оказалась среди неврующихъ’ — Гаванъ Дуффи, Дж. Г. Муръ, П. Мак-Магонъ, Дж. А. Блэкъ, Дж. Ф. Мегайръ, Тристамъ Кеннеди, Джонъ Бранди и другіе — храбро сражалась. Но все это больше ради поддержанія чести, чмъ изъ-за вры въ побду. М-ръ Садлейръ былъ героемъ дня.

Какъ только Гаванъ Дуффи убдился, что меморіалъ въ Рим ни къ чему не привелъ, онъ ршился проститься съ Ирландіей. Никто не возлагалъ такъ много надеждъ на успхъ этого движенія, никто не пострадалъ такъ отъ пораженія. Во всякомъ случа онъ свою совсть очистилъ,— онъ сдлалъ свое дло. Онъ отдалъ служенію Ирландіи лучшіе годы своей жизни. Теперь ему оставалось призвать боле молодыхъ людей, которые могли занять его мсто. Для себя же онъ нашелъ новый домъ и началъ жизнь сызнова въ тридцать пять лтъ въ далекомъ углу Австраліи.

Въ 1854 году въ парламент прошелъ актъ, которымъ австралійскія колоніи надлялись самоуправленіемъ. М-ръ Дуффи принималъ горячее и дятельное участіе во всхъ дебатахъ по поводу этой мры. Онъ прибавилъ къ нему нкоторыя изъ его самыхъ разумныхъ условій и предохранилъ отъ ошибокъ, которыя могли повредить его успху. Не многіе поврили бы тогда, что вскор ему суждено было взять на себя проведеніе этого плана на практик, въ качеств перваго министра короны въ свободной и самоуправляющейся Викторіи.

На минуту могло бы показаться, что онъ слишкомъ поторопился своимъ добровольнымъ изгнаніемъ изъ родины. Въ конц 1853 г. появилось зловщее предзнаменованіе, появился первый признакъ трещины въ зданіи Садлейровскаго политическаго и финансоваго благополучія.

При своей неудачной попытк быть снова выбраннымъ въ город Карлоу, онъ беззастнчиво и незаконно пользовался средствами банка и механизмомъ чековъ, акцій, долговъ, взысканій и конфискацій, чтобы повліять на результатъ выборовъ. Онъ всегда заботился о томъ, чтобъ имть въ своемъ распоряженіи при помощи такихъ средствъ достаточное число избирателей. Утромъ, въ день выборовъ, одинъ несчастный человкъ по имени Доулингъ, заподозрнный въ намреніи вотировать за м-ра Александера, былъ противозаконно арестованъ по какому-то приговору, предъявленному Садлейромъ противъ него. Доулингъ началъ въ ноябр 1853 года процессъ за незаконное заключеніе его въ тюрьму въ Дублин, въ суд казначейства. Въ дл заключались разоблаченія противъ лорда казначейства (министра финансовъ). Онъ пришелъ въ свидтельскую камеру и, какъ говорилось, ‘отрицалъ все и обезоружилъ всхъ’. Его показаніе было такъ смло и нагло, что присяжнымъ не оставалось выбора: или обвинить Доулинга, или объявить м-ра Садлейра клятвопреступникомъ. Они не поврили Садлейру и вынесли вердиктъ въ пользу Доулинга. Сенсація была произведена этимъ фактомъ въ Дублин сильная, и едва ли меньшее возбужденіе вызвалъ онъ въ нкоторыхъ политическихъ и финансовыхъ сферахъ Лондона. Черезъ нсколько недль сдлалось извстнымъ, что посл такого вердикта министерскій портфель не можетъ оставаться за Садлейромъ. Въ январ 1854 г. онъ вышелъ въ отставку.

Въ март распространился зловщій слухъ, что м-ръ Садлейръ не только далекъ отъ милліонерства, но близокъ въ финансовому кризису. Однако-жь надъ этимъ смялись и повидимому опровергали новыми доказательствами его огромнаго богатства. Въ іюн народъ началъ насмшливо спрашивать, куда двался м-ръ Эдмондъ О’Флагерти? О’Флагерти былъ членомъ бригады, былъ коммиссіонеромъ подоходнаго налога, особенно интимный другъ, повренный и политическій агентъ господъ Садлейра и Бёфа, одинъ изъ тхъ ‘хорошихъ католиковъ’, которымъ дали высокія мста ради благодянія Ирландіи. Гд-жь онъ былъ въ самомъ дл? Власти въ Скотлендъ-Ярд {Центральное отдленіе сыскной полиціи въ Лондон.} начали тоже безпокоиться объ этомъ, когда однажды утромъ сдлалось извстнымъ, что коммиссіонеръ подоходнаго налога исчезъ неизвстно въ какія страны, оставивши въ обращеніи векселя,— нкоторые изъ нихъ съ фальшивыми подписями,— на сумму около 15.000 фунтовъ.

Онъ былъ спеціальнымъ protg герцога Ньюкастельскаго, съ которымъ былъ знакомъ домами. Но никто не сомнвался, что онъ-то и былъ настоящимъ посредникомъ между его пріятелями и правительствомъ Абердина. И теперь онъ бжалъ отъ правосудія!

Парламентъ открылся 23 января 1855 года. М-ръ Ребюкъ тотчасъ же заявилъ, что онъ предложитъ назначить комитетъ для изслдованія положенія арміи передъ Севастополемъ и дйствій соотвтствующихъ правительственныхъ учрежденій. Услышавъ это заявленіе, лордъ Джонъ Россель вышелъ изъ министерства. Спустя шесть дней, 29 января, смшанное министерство потернло пораженіе на предложеніи Ребюка, за которое оказалось огромное большинство — 157 голосовъ. 1-го февраля лордъ Абердинъ вышелъ въ отставку. Между 2-мъ и 5-мъ лордъ Джонъ Россель и лордъ Дерби поочередно пытались составить кабинетъ, но безуспшно. 6-го лордъ Пальмерстонъ сдлался премьеромъ. М-ръ Кёфъ былъ генер.-прокуроромъ Ирландіи, а м-ръ Брюстеръ — генералъ-адвокатомъ. Конечно, предполагалось, что они выйдутъ въ отставку вслдъ за министерствомъ. М-ръ Брюстеръ такъ и поступилъ, ожидая, что его товарищъ сдлаетъ то же, но онъ скоро увидалъ, что его выходъ лишь открылъ ваканцію для м-ра Кёфа, который молча занялъ его мсто. Въ то время разсказывали, что Кёфъ просто ‘продалъ’ м-ра Брюстера въ этомъ дл, умышленно ввелъ его въ заблужденіе и одурачилъ, но я никогда не врилъ этому, потому что послдній джентльменъ во всякомъ случа строго держался обычая и вышелъ въ отставку за своимъ вождемъ.

Къ август 1855 г. Гаванъ Дуффи объявилъ прощальнымъ адресомъ въ Nation, что онъ готовъ оставить свое мсто въ парламент и навсегда покинуть Ирландію. Новость потрясла страну, какъ сигналъ отчаянія. Сначала, сколько я знаю, идея Дуффи состояла въ томъ, чтобы вмст съ нимъ отправилась вся редакція Nation съ тв, чтобы возобновить этотъ журналъ при боле счастливыхъ условіяхъ въ южномъ полушаріи. Но этотъ проектъ былъ отвергнутъ. Онъ встртилъ нсколько сердецъ, которыя готовы были надяться и бороться дома, какъ ни было мрачно тогдашнее положеніе длъ, вруя, что рано или поздно Ирландія воскреснетъ для жизни и поднимется еще разъ. М-ръ Кашель Гой, давнишній товарищъ и другъ Дуффи, врно служившій ему и обладавшій блестящими дарованіями и неустрашимымъ мужествомъ, которыя не разъ испытывались въ годы трудностей и борьбы,— заступилъ его мсто главнаго редактора и взялъ на себя обязанности втораго редактора, а м-ръ М. Клери, честный и прямодушный молодой ирландецъ, взялъ на себя веденіе коммерческой стороны дла {М-ръ Гой и м-ръ Клери вышли въ 1857 г. и дальше, вплоть до 1876 г., я оставался единственнымъ собственникомъ и отвтственнымъ редакторомъ газеты. Прим. авт.}. Въ прощальномъ адрес Дуффи съ чувствомъ описывалъ событія послднихъ шести лтъ и настоящія обстоятельства Ирландіи. Перемна можетъ совершиться,— говорилъ онъ,— и дай Богъ, чтобъ это случилось, но до тхъ поръ, пока существующія условія измнятся, ‘Ирландію ожидаетъ участь трупа на диссекціонномъ стол’. Мрачныя новости приходили одна за другой: 22 октября умеръ Фридрихъ Люкасъ въ Стейн, а 6-го ноября Гаванъ Дуффи отплылъ въ Австралію. Казалось, это было потуханіемъ національной политики въ Ирландіи.

Въ теченіе всего 1854 года и всхъ томительныхъ дней 1855 года, Садлейръ страдалъ невыразимыми муками, невидимо для его самыхъ близкихъ и дорогихъ друзей. Нкоторыя изъ его колоссальныхъ спекуляцій приняли неудачный оборотъ и онъ потерялъ въ Типперарсномъ банк весь свой капиталъ до послдняго шиллинга. Другая удача,— думалъ онъ,— выкупитъ все, на дл же получилось еще боле полное раззореніе. Онъ долженъ идти дальше,— ему нтъ возврата назадъ. Но гд же добыть денегъ для дальнйшихъ попытокъ? Холодный, какъ всегда, онъ бродилъ по фойе палаты общинъ. Политическіе товарищи острили вмст съ нимъ надъ ‘политическими похоронами’ Гавана Дуффи. Они отъ души поздравляли его съ окончательнымъ пораженіемъ и разсяніемъ противниковъ. ‘Ирландія теперь вполн ваша, Джонъ,— сказалъ одинъ изъ нихъ.— Вы побдили по всей линіи. Вы должны теперь быть счастливы, какъ король’. Онъ улыбался своей холодно-грустной улыбкой и отвчалъ: ‘О, да, будьте уврены въ этомъ’. Дома, въ Ирландіи, его собственный журналъ и вс либерально-правительственные органы никогда не уставали расточать ему похвалы и провозглашать его тріумфъ надъ мертвымъ Люкасомъ и изгнаннымъ Дуффи. Поздно ночью, возвратившись изъ палаты общинъ, Джонъ Садлейръ сидлъ въ кабинет своего городскаго дома (11, Glo’ster Terrace, Hyde Park). Утренній разсвтъ часто заставалъ его еще за уединенной работой. Что-жь это была за работа?

Въ тишин и тайн этихъ ночныхъ часовъ Джонъ Садлейръ, человкъ успха, милліонеръ, бывшій лордъ казначейства и будущій перъ королевства, занимался поддлкой документовъ, переводовъ, на сотни тысячъ фунтовъ.

Однако стекшіяся несчастія истощили даже и такіе источники обмана. На второй недл февраля 1856 года одинъ изъ его многочисленныхъ финансовыхъ отчаянныхъ изворотовъ лопнулъ и векселя Типперарскаго банка были обезчещены у Глина. Извстіе это на большинство людей подйствовало какъ оглушительный ударъ, на другой же день появилось заявленіе, что все это не больше какъ ошибка, векселя были снова представлены и тотчасъ же приняты, и непріятность больше не повторится. Однакожь тревога дошла до Ирландіи и въ нкоторыхъ отдленіяхъ случилось нчто похожее на панику. Еслибы только можно было отвратить панику и добыть двадцать или тридцать тысячъ, все могло бы быть спасено. По крайней мр, такъ писалъ Джемсъ Садлейръ, членъ парламента, завдывавшій длами въ Ирландіи, телеграфируя Джону утромъ въ субботу 16 февраля {16 февраля 1856 года. Телеграмма отъ Джемса Садлейра, 30 Merrion Square South, Dublin, къ Джону Садлейру, члену парламента. Клубъ реформы. Все въ порядк во всхъ отдленіяхъ, не уплачено только нсколько мелочей. Если къ утру понедльника здсь отъ 20.000 до 30.000, все благополучно. Прим. авт.}. Двадцать или тридцать тысячъ… когда-то это была бездлица въ его глазахъ, а теперь?… Онъ не ложился въ постель въ предыдущую ночь. Эта телеграмма застала его совсмъ усталаго и возбужденнаго. Джемсъ плохо зналъ положеніе, относясь такъ легко къ двадцати или тридцати тысячамъ ради успокоенія своего несчастнаго брата. Раззоренный человкъ, онъ напрасно старался придумать какой-нибудь еще неисчерпанный источникъ, гд бы можно было достать денегъ. Онъ зашелъ такъ далеко, такъ гибельно далеко, что не было мста, гд бы откровенное обращеніе не возбудило подозрнія, которое неизбжно должно было повести къ разоблаченію. Онъ похалъ въ Сити. М-ръ Вилькинсонъ изъ Nicholas Lane, разсказывая поздне эту печальную исторію, сказалъ: ‘Онъ пришелъ ко мн въ субботу утромъ и спросилъ, не могу ли я дать ему нкоторую сумму денегъ, чтобы помочь Типперарскому банку. Онъ показывалъ мн нсколько телеграммъ, которыя получилъ изъ Ирландіи по поводу ихъ нужды въ деньгахъ. Онъ предлагалъ нсколько плановъ, какимъ бы образомъ я могъ помочь ему добыть денегъ, но, вникнувши въ нихъ, я сказалъ ему, что не могу помочь,— планы были таковы, что я не могъ посовтовать принять ихъ. Тогда онъ пришелъ въ сильно-возбужденное состояніе, положивъ руку ни голову, и сказалъ: ‘Боже мой! Если Типперарскій банкъ лопнетъ, вина падетъ на меня одного, и я буду причиной раззоренія сотенъ и тысячъ!’ Онъ ходилъ по контор очень возбужденный и побуждалъ меня попытаться помочь ему, потому что, сказалъ онъ, я не могу жить и видть горе и раззореніе, навлеченныя на другихъ разрушеніемъ банка. Свиданіе кончилось тмъ, что я не могъ помочь ему въ его планахъ достать денегъ’.

Въ этомъ случа вышло именно то, чего онъ боялся давно. М-ръ Вилькинсонъ прежде давалъ ему большія суммы, на которыя, для врности, м-ръ Садлейръ, по требованію, выдалъ обезлеченіе — одинъ изъ тхъ многочисленныхъ документовъ, какіе онъ фабриковалъ въ теченіе прошлаго года. М-ръ Вилькинсонъ въ ту же ночь, въ субботу, отправилъ въ Дублинъ своего компаньона, м-ра Стивенса, разузнать, въ чемъ дло. Въ понедльникъ этотъ господинъ нашелъ, что все дло было — поддлка. Но въ это время всему свту сдлалась извстной гораздо боле ужасная исторія.

Есть основаніе думать, что Джонъ Садлейръ зналъ объ отъзд м-ра Стивенса въ Дублинъ. Его интимный другъ, м-ръ Норрисъ, адвокатъ изъ Бедфордъ-Роу, былъ у него въ половин одиннадцатаго и остался съ полчаса. Между ними обсуждался фактъ, что Типперарскій банкъ въ понедльникъ долженъ прекратить платежи.

Джонъ Садлейръ сидлъ одинъ въ своемъ кабинет, и только очень затвердлое сердце могло бы смотрть на него въ эти часы агоніи безъ состраданія. Все было кончено, онъ долженъ умереть. Онъ былъ еще въ полномъ цвт лтъ и мужественной силы. ‘Значительно выше средняго роста,— говоритъ одинъ, изъ его знакомыхъ,— его фигура была моложава и лицо дйствительно замчательное. Дловые планы, гордое честолюбіе, смлыя спекуляціи — все теперь кончено. Самый бдный типперарскій коттьеръ, живущій на какомъ-нибудь бугр, можетъ прямо смотрть въ лицо завтра и тяготть къ жизни- а для него, человка, которому завидовали тысячи, утреннее солнце напрасно будетъ свтить. Онъ схватилъ перо и посвятилъ полчаса на писаніе писемъ. О, это ужасное писаніе отчаявающейся души тмъ, которыхъ она любитъ и должна потерять навсегда! Потомъ онъ взялъ съ полки маленькій серебряный флаконъ и положилъ его въ боковой карманъ, а также и небольшой пузырекъ, купленный имъ утромъ этого дня. Проходя черезъ переднюю и беря свою шляпу съ вшалки, онъ сказалъ швейцару, чтобъ его не ждали. Онъ вышелъ и твердою рукой заперъ за собой дверь. Часы пробили двнадцать, это было утро воскресенья. Наставалъ Божій день. А тамъ, далеко, на берегу Шюра, еще живутъ старый отецъ и мать, съ которыми онъ, будучи ребенкомъ, часто ходилъ къ утренней служб, между тмъ какъ до его ушей доносилась музыка воскресныхъ колоколовъ. А теперь?… О, фатальная сила богатства! О, проклятое, насмшливое исчадіе ада! Вотъ до чего оно, наконецъ, довело его… Онъ не смлъ думать ни о Бог, ни о друзьяхъ, ни о дом.

На слдующее утро, на небольшой насыпи высотъ Гемстеда, прохожіе замтили лежащаго и какъ бы спящаго джентльмена. Серебряный флаконъ выпалъ изъ его рукъ и лежалъ подл него, на земл. Отъ него сильно пахло синильною кислотой. Скоро собралась толпа и пришла полиція, они подняли уже совершенно холодное и окоченлое тло. Это былъ трупъ банкира Джона Садлейра.

Въ понедльникъ новость разнеслась по королевству. Въ Лондон поднялась тревога, въ Ирландіи разразилась паника. Типперарскій банкъ заперъ свои двери. Сельскій народъ стекался въ города. Онъ окружалъ и осаждалъ отдленія банка, бдныя жертвы воображали, что ихъ деньги должны быть внутри, и приносили ломы, кирки и заступы ломать стны и ‘выкапывать ихъ’. Сцены дикаго отчаянія, какихъ свидтелями были улицы Тёрлса и Типперари въ этотъ день, расплавили бы алмазное сердце. Старики бродили какъ сумасшедшіе, растерянные, истеричные, вдовы становились на колни среди улицы и громко спрашивали Бога, неужели это врно, что они сдланы нищими навсегда. Даже попечительства о бдныхъ, державшія свои деньги въ банк, потеряли все и не имли ни шиллинга, чтобы купить нищимъ обдъ на тотъ день, когда двери банка были заперты.

Письма, которыя несчастный самоубійца написалъ въ ту субботу, ночью выяснили многое изъ той ужасной исторіи, которая такъ долго скрывалась отъ міра. Одно изъ нихъ, адресованное къ его кузену Роберту Китингу, гласило слдующее:

11, Глостеръ Террасъ, 16 февраля 1856 г.

Дорогой Робертъ, до какого позора дошелъ я шагъ за шагомъ, громоздя преступленіе на преступленіе! И теперь я — авторъ безчисленнаго множества дьявольскихъ длъ и причина раззоренія, нищеты и позора тысячъ, даже десятковъ тысячъ. О, какъ я страдаю за тхъ, на кого должны упасть вс эти развалины! Я могъ бы вынести вс наказанія, но я никогда не былъ бы въ состояніи быть свидтелемъ страданій тхъ, на кого я навлекъ столько несчастій. Должно-бить будетъ лучше, если я не буду жить. Никто не былъ соучастникомъ въ моихъ преступленіяхъ,— они возникли изъ одного моего собственнаго мозга. Ни Стивенсъ, ни Норрисъ не виноваты и не знали о моихъ поддлкахъ и фабрикаціи документовъ, которыя я началъ, надясь поправить дло. Никто не зналъ, что я надувалъ и обманывалъ. Несчастенъ былъ для всхъ тотъ день, когда я пріхалъ въ Лондонъ. Я не могу много помочь въ распутаньи счетовъ и длъ. Серьезные вопросы составляютъ мои доли въ ‘Большомъ Соединеніи’ и другихъ предпріятіяхъ. Кредиторы потеряютъ очень иного, если эти дла не будутъ ршены настоящимъ образомъ. Большое Соединеніе, Восточная Кентская и Швейцарская желзныя дороги, Римская линія, угольная компанія могутъ быть совершенно потеряны — относительно моихъ интересовъ въ нихъ. Я уполномочиваю васъ взять вс мои письма, бумаги и собственность и т. д. въ этомъ дом и у Вилькинсона, изъ 18, Кеннонъ-Стритъ. Возвратите моему брату его письма во мн и вс другія бумаги. Еслибы мольбы такого человка, какъ я, могли принести пользу, я просилъ бы за тхъ, кого я оставляю позади себя, кто будетъ выносить такую агонію, благодаря моимъ преступнымъ дламъ. О, еслибъ я никогда не покидалъ Ирландіи! О, еслибъ я отказался отъ первой попытки втянуть меня въ спекуляцію! Еслибъ я имлъ мене ничего не стоющихъ талантовъ и больше твердости, я могъ бы остаться такимъ же честнымъ и правдивымъ, какимъ когда-то былъ,— я остался бы жить для того, чтобы видть въ старости моего отца и мать. Я плачу, и плачу теперь, но что пользы отъ того?

Дж. Садлейръ.

Банки, желзныя дороги, страховыя компаніи, земельныя компаніи — вс предпріятія, съ которыми онъ былъ въ какихъ-нибудь отношеніяхъ, были приведены въ трепетъ, и въ теченіе мсяца новыя и новыя разоблаченія обмана, подлки и кражи каждый день и часъ выплывали наружу. За одинъ апрль мсяцъ сумма такихъ открытій доросла до 1.250.000 фунтовъ.

Въ то время, какъ эта ужасная исторія разносилась по тремъ королевствамъ и похожденія Садлейровской партіи припоминались и разсказывались какъ какая-нибудь исторія о тайн средневковыхъ бандитовъ, насъ какъ громомъ поразила еще одна новость. М-ръ Бёфъ былъ возвышенъ до судейской скамьи и одтъ въ горностаевую мантію въ качеств младшаго судьи-королевскаго судаі Прошло больше двадцати лтъ, и т же чувства волновали ирландскую грудь: ирландцы скорй могли бы простить пораженіе въ открытомъ пол, скорй забыли бы раны карательнаго кодекса. Въ т дни, которые теперь наступали, адепты революціонной конспираціи не могли найти боле неотразимаго аргумента въ своей пропаганд среди народа, чмъ указанія на эти событія и исторію ‘Садлейровской бригады’.

ГЛАВА XVI.
Увозъ миссъ Арбутнотъ.

Въ воскресенье 2 іюля 1854 года я стоялъ вмст съ нсколькими друзьями около заросшихъ плющомъ воротъ аббатства Святаго Креста въ графств Типперари. Мы разсматривали странно изваянный камень XVI столтія въ стн около свернаго конца моста, перекинутаго здсь черезъ Шюръ, когда наше вниманіе было привлечено крикомъ или возгласомъ на другой сторон рки и топотомъ лошадинаго галопа. Осмотрвшись вокругъ себя, мы едва успли сойти съ дороги въ сторону, какъ мимо насъ промчался полицейскій на взмыленной лошади и забрызганный грязью до верхушки своей каски. Что это такое? Конечно, ужь не ‘возстаніе’?

— Наврно убили гд-нибудь ландлорда!— воскликнулъ одинъ изъ компаніи.

И дйствительно въ Типперари, среди самаго буйнаго округа, гд мы находились, не было ничего естественнй, какъ такое предположеніе. Немного погодя, мы возвратились въ аббатство и, проведя съ часъ времени среди развалинъ церкви короля Допальда и разрушенныхъ гробницъ князей и лордовъ, совсмъ забыли о всадник и вышли вонъ. Только возвратясь въ Тёрлсъ, посл трехъ миль бодрой ходьбы, мы услышали разъясненіе того, что случилось на мосту.

— Слышали вы новость, сэръ, слышали вы новость? Карденъ изъ Барнена… Вс на ногахъ и преслдуютъ его. Вся полиція разъхалась, верховые бьютъ тревогу, и…

— Да что-жь онъ сдлалъ?

— Сдлалъ, сэръ?… Разв вы не слыхали? Миссъ Арбутнотъ — молодая англійская лэди, сестра мистрисъ Гоуфъ. Онъ сходилъ съ ума отъ любви къ ней и, говорятъ, наврно пробовалъ увезти ее. Между его вооруяенными людьми и защищавшимъ ее народомъ произошла кровавая драка, онъ былъ побитъ и ординарецъ принесъ нашему субъинспектору извстіе, что, говорятъ, съ часъ тому назадъ онъ взятъ на дорог подъ Фарней.

Врить ли намъ было своимъ ушамъ? Кража невсты!… Ужь не воротились ли къ намъ худшіе дни среднихъ вковъ? Кража невсты, и кмъ?— мистеромъ Карденомъ изъ Барнена, однимъ изъ вельможъ страны, крупнымъ ландлордомъ, верховнымъ судьей, магистратомъ и помощникомъ вице-короля!… До наступленія ночи весь городъ былъ взволнованъ исторіей, пересказываемой на сотни ладовъ. Врно было только то, что въ нсколькихъ миляхъ отъ того мста, гд мы стояли, случилось происшествіе, которому суждено было потрясти королевство изъ конца въ конецъ. ‘За послдніе годы,— говорилъ Times спустя два дня,— ни одно событіе политической жизни не вызывало большаго возбужденія, чмъ отважная попытка лорда Барнена овладть незаконнымъ путемъ своею невстой, обладающей всмъ необходимымъ въ личномъ и денежномъ отношеніи для того, чтобы, какъ это бываетъ часто, имть неотразимое вліяніе на философію кельтскаго темперамента’.

Къ разстояніи около трехъ миль отъ Клонмеля, великолпно расположенной столицы южнаго Типперари, стоитъ Ратронанъ-гаузъ. Дорога въ Кэшель ведетъ прямо на сверъ, но у Ратронанъ-гауза круто поворачиваетъ налво и на западъ. Здсь она около мили идетъ но южной границ владній Ратронана, а затмъ опять новорачиваетъ на сверо-западъ. На эту-то дорогу и выходитъ въздная аллея, ведущая къ Ратронанъ-гаузу, котораго ворота находятся въ разстояніи полумили отъ упомянутой уже небольшой церкви. Въ 1S54 г. Ратронанъ былъ резиденціей капитана Джона Гоуфа, старшаго сына фельдмаршала лорда Гоуфа, собраонскаго героя. Капитанъ Гоуфъ былъ женатъ на одной англичанк, дочери м-ра Джоржа Арбутнота изъ Зльдерслея въ Сурре, которой дв сестры, старшая Лара и младшая Элеонора, жили вмст съ нею. Слава объ этихъ чистокровныхъ саксонкахъ наполняла собою страну. Он были молоды, красивы и образованы. Если къ этому еще прибавить, что он наслдовали значительное богатство, то сдлается понятной ихъ обворожительность, привлекательность. Такъ по крайней мр думали вс молодые кавалеры ‘высшаго десятка’ въ Типперари. Элеонора дйствительно вскружила головы многимъ изъ нихъ, хотя ея собственное сердце было неуязвимо, она была одинаково вжлива и холодна со всми. Между этими ухаживателями былъ ‘лордъ Барненъ’, мистеръ Джонъ Карденъ {Онъ былъ двоюроднымъ братомъ сэра Джона Кардена изъ Пріори въ Темилемор и носилъ прозвище ‘Кулика Кардена’,— такъ часто въ него стрляли за многочисленныя изгнанія, которыя онъ практиковалъ одно время. Прим. автора.}. Онъ встртился съ ней въ Мерльфильд, прекрасной резиденціи м-ра Бегвелла, бывшаго долгое время членомъ парламента отъ Клонмела, и скоро сквайръ изъ свернаго Ридинга влюбился безнадежне всхъ остальныхъ. Онъ преслдовалъ ее повсюду. Гд бы она ни появлялась — на стрльб ли, на цвточной ли выставк, въ концерт, на вечер или провинціальномъ бал, тамъ же былъ и онъ, какъ околдованный, не обращая вниманія ни на что кром нея. Между нимъ и капитаномъ Гоуфомъ существовали дружескія отношенія двухъ провинціальныхъ дворянъ, встрчавшихся постоянно на охот и въ зал грандъ-жюри, но семейства не принимали участія въ этомъ знакомств. Наконецъ м-ръ Карденъ формально просилъ руки англійской лэди. Ему отказали, и отказали при такихъ обстоятельствахъ, которыя не только уязвили его, но и заставили врить, что виною отказа были не чувства самой молодой лэди, а противодйствіе ея семейства. Разъ имъ овладла эта мысль, ничто не могло разубдить его. Самые ничтожные пустяки казались ему подтвержденіями, ея воображаемый взглядъ на него на улиц, ударъ бичомъ во время зды на пони въ фаэтон — все это казалось ему знаками того, что она любитъ его, но находится подъ постороннимъ давленіемъ. Въ дйствительности же она не обращала на лорда Барнена никакого вниманія. Очень можетъ быть, что на нкоторое время ей нравилось его вниманіе, но во всякомъ случа она сдлала все, что можетъ сдлать молодая двушка, не будучи грубо рзкой, для того чтобъ остановить всякія попытки къ дальнйшему сближенію, какъ только дло начало принимать серьезный оборотъ.

Дамы Ратронанъ-гауза имли обыкновеніе здить по средамъ въ церковь въ Фетард, город, отстоящемъ отъ нихъ набили 7 миль къ сверу. Въ одну изъ средъ, 28 іюня 1854 года, по той или другой причин, миссъ Элеонора и мистрисъ Гоуфъ остались дома, а старшая миссъ Арбутнотъ, Лора, и молодая подруга ихъ, миссъ Линденъ, отправились въ церковь съ слугою по имени Гоаръ. Когда послдній ставилъ свою лошадь въ конюшню во время службы, нкій Рейнсберри, довренный человкъ м-ра Джона Кардена, весьма таинственно распраишвалъ его о молодыхъ дамахъ. Онъ во всякомъ случа узналъ отъ Гоара фактъ, что миссъ Элеоноры въ числ ихъ не было. Возвращаясь домой, дамы встртили на дорог, около мста, называемаго Паркетъ-гиллъ, м-ра Кардена верхомъ на лошади, а тотчасъ за нимъ слдовала карета. Кром того, Гоаръ видлъ, что какъ только ратронанскій фаэтонъ миновалъ карету, къ ней подъхала телга съ Рейнсберри и четырьмя другими людьми, которые и присоединились въ сидвшимъ въ карет. Однако въ то время это обстоятельство не вызвало никакихъ подозрній.

На слдующій день въ Клонмел была лтняя выставка цвтовъ, любимое мсто свиданій провинціальнаго дворянства или скоре провинціальныхъ дамъ. М-ръ Карденъ съ утра былъ тамъ. Онъ бродилъ вдоль столовъ, но цвтъ іюньскихъ розъ не прельщалъ его. Его глаза искали лишь цвтка Ратронана. Посл обда она появилась. Онъ подошелъ къ ней и спросилъ, какъ здоровье ея сестры. Она новлонилась, отвтила, что ея сестра здорова, и прошла дальше. Вс усилія вовлечь ее въ разговоръ ни къ чему не повели.

Въ слдующее воскресенье, 2-го іюля 1854 года, мистрисъ Гоуфъ, миссъ Лора Арбутнотъ, миссъ Элеонора Арбутнотъ и миссъ Линденъ были въ церкви. Капитанъ Гоуфъ все это время былъ въ Дублин. Компанія отправилась въ церковь Ратронана въ ирландскомъ открытомъ экипаж. Когда дамы вошли въ церковный дворъ, они увидли м-ра Кардена Барнена стоявшимъ, какъ бы въ ожиданіи службы, за памятникомъ. Принимая во вниманіе встрчу въ среду, потомъ встрчу на цвточной выставк и въ особенности тотъ фактъ, что Ратронанская церковь вовсе не была обыкновеннымъ мстомъ посщенія для него, они должны были чувствовать, что его присутствіе есть лишь новая демонстрація того самаго ‘преслдованія’, которое въ это время, къ ихъ неудовольствію, сдлалось для нихъ уже замтнымъ. Въ дйствительности онъ обратилъ на себя вниманіе почти всхъ присутствовавшихъ, почти всякій понималъ, что онъ пришелъ сюда ‘посмотрть на миссъ Элеонору’. Вовремя службы онъ не выразилъ ни слда нервности, возбужденія или безпокойства. Онъ вышелъ около конца регулярной службы, по такъ какъ это былъ день причастія, то ратронанскія лэди оставались въ церкви нсколько дольше.

Утро было такое прекрасное, что, какъ я сказалъ, даны выхали изъ дому въ открытомъ экипаж, но едва он успли войти въ церковь, какъ надвинулись густыя тучи. Кучеръ, Джемсъ Двайеръ, быстрый на соображеніе, поворотилъ назадъ въ Ратронанъ (разстояніе около ³/₄ мили) и перемнилъ открытый шарабанъ на ‘крытый экипажъ’. Такъ называется экипажъ со входомъ сзади, пассажиры сидятъ внутри другъ противъ друга по обимъ сторонамъ. Двайеръ и не подозрвалъ, какъ много поможетъ эта перемна избжать западни.

Между тмъ у вншнихъ воротъ Ратронана стояла карета, запряженная роскошною парой чистокровныхъ лошадей. Шесть праздныхъ незнакомцевъ бродили вокругъ, а на дорог подл входа въ церковный дворъ грумъ держалъ двухъ верховыхъ лошадей. Когда м-ръ Карденъ вышелъ изъ церкви, онъ слъ на одну изъ нихъ и похалъ въ томъ направленіи, гд стояла карета. Онъ торопливо сказалъ нсколько словъ, посл чего кучеръ натянулъ возжи, а 6 человкъ тотчасъ же сли въ карету. М-ръ Карденъ сошелъ со своей лошади и внимательно осмотрлъ упряжь на обоихъ величественныхъ животныхъ, запряженныхъ въ карету. Каждый ремень и пряжка, каждая петля и постромка были быстро и внимательно осмотрны и испробованы. Изслдованіе кончилось и онъ опять слъ на лошадь и похалъ назадъ въ церкви. Онъ встртилъ крытый экипажъ капитана Гоуфа, возвращавшійся съ дамами. Онъ тотчасъ же круто повернулъ лошадь и похалъ слдомъ за нимъ, такъ что голова лошади была всего на разстояніи нсколькихъ футовъ отъ экипажа. Двайеръ, кучеръ, подъзжая къ воротамъ, видлъ странную карету и сидвшихъ въ ней людей, и зналъ, что сзади халъ м-ръ Джонъ Карденъ изъ Барнена, неотступный преслдователь ‘молодой мистриссъ’. Мысль, что что-то неладно, быстро промелькнула въ его голов. Онъ не имлъ времени ршить этотъ вопросъ и придти въ ясному выводу, но, подъхавши къ воротамъ, онъ инстинктивно тряхнувъ возжами, крикнулъ на свою лошадь. Прежде, чмъ бичъ усплъ коснуться до нея, шесть человкъ бросились впередъ, схватили ее подъ узцы и остановили экипажъ. Затмъ онъ узналъ въ ихъ вожак Рейнсберри и догадался, въ чемъ дло. Онъ соскочилъ съ козелъ, воскликнувши: ‘Рейнсберри, ты подлецъ, оставь мою лошадь, ты дорого заплатишь за это!’ Ударъ кистенемъ по голов положилъ Двайера на землю. Рейнсберри вскричалъ: ‘Ржь, ржь! Ножи, ножи!’ Одинъ изъ банды вынулъ изъ-подъ своего кафтана большой свже наточенный садовый ножъ и однимъ ударомъ перескъ возжи ратронанской лошади, еще и еще — и постромки повисли. Это было дломъ нсколькихъ секундъ, но годами ужаса казались он кричавшимъ жертвамъ въ экипаж. Какъ только послдній былъ остановленъ, Карденъ соскочилъ съ лошади, подбжалъ къ экипажу и бросился къ Элеонор Арбутнотъ. Но все благопріятствовало ей въ этотъ день. Она сидла самою дальнею отъ входа и онъ могъ добраться до нея только черезъ миссъ Линденъ, сидвшую на той же скамь, первою отъ дверцы. Будь он теперь въ томъ открытомъ шарабан, на которомъ утромъ пріхали въ церковь, нападающему достаточно было бы дернуть любую изъ нихъ, чтобъ она была у его ногъ. Но размщенныя такъ, какъ теперь, он были сильно защищены отъ нападенія, и прежде, чмъ достичь Элеоноры, нужно было вытащить и устранить трехъ остальныхъ. Вс четверо сопротивлялись самымъ ршительнымъ образомъ, вполн сознавая, въ чемъ дло. Кардену на минуту удалось схватить Элеонору. Съ отчаянной энергіей онъ пытался вытащить и вырвать ее изъ экипажа. Лора держала ее сзади, а миссъ Линденъ, собравши вс свои силы, размахнулась и дала хорошую оплеуху по открытому лицу помощника вице-короля. Кровь хлынула изъ его носа и потекла по лицу, рубашк и платью. Онъ выпустилъ Элеонору и кинулся на свою оскорбительницу. Напрасно она кричала и боролась,— онъ свирпо стащилъ ее съ мста и бросилъ на край дороги. Мистрисъ Гоуфъ, которой здоровье въ это время было въ такомъ состояніи, что подобная сцена могла окончиться почти врною смертью, сдлала лучшее, что она могла — выскочила изъ экипажа и бросилась по але къ дому, взывая о помощи. Молодой крестьянинъ, по имени Мак-Гартъ, первый прибжалъ на мсто происшествія. Онъ увидлъ на нкоторомъ разстояніи пастуха Гоуфа и закричалъ ему, чтобы тотъ шелъ скорй на помощь, такъ какъ тутъ готовится убійство. Затмъ съ истинно-типперарскимъ жаромъ бросился въ битву. Еслибъ это была борьба между мущинами, Мак-Гартъ, конечно, поколебался бы, на чью сторону стать ему, особенно же еслибы могло оказаться, что онъ за ‘законъ и порядокъ’ — полицію, мировыхъ судей, ландлордовъ или сплетеніе всхъ ихъ вмст — ‘правительство’. Но здсь онъ видлъ, что нападаютъ на женщинъ, и онъ не могъ сдлать ошибки, обрушившись на ихъ обидчика {Кажется, онъ живъ до сихъ поръ и теперь въ очень хорошемъ положеніи. Миссъ Арбутноть подарила ему прекрасные золотые часы, съ приличною надписью, а лордъ Гоуфъ выхлопоталъ для него мсто въ акциз. Прим. авт.}. Отбросивши миссъ Линденъ въ сторону, Карденъ возвратился къ экипажу и возобновилъ свои усилія стащить Элеонору Арбутноть съ ея мста.

— Элеонора, Элеонора!— воскликнулъ онъ,— это вы, которую мн нужно. Я знаю, что буду повшенъ за это. Моя жизнь будетъ цной…

Лора еще оставалась съ нею, и ему приходилось освободиться отъ старшей сестры такъ же, какъ и отъ миссъ Линденъ. Посл долгой борьбы это ему удалось, и теперь въ экипаж осталась одна, овладть которой составляло цль всхъ его усилій. Безпомощная двушка видла, какъ вс ея друзья и защитники одинъ по одному отнимались у нея, и теперь приходила ея собственная очередь. Храбро, благородно и неустрашимо ршилась она драться до послдней возможности. Она заложила руки за ременныя петли, что возл оконъ, и держалась за нихъ, защищая свою жизнь. Она отчаянно боролась съ сильнымъ дикаремъ, который дико тащилъ и рвалъ ее изъ всей своей силы. Нсколько разъ удавалось ему вытащить ее, но лишь до столкновенія, въ самый критическій моментъ, съ ея защитниками, во все это время на дорог шла смертельная борьба. Мак-Гартъ съ совершенно израненою головой, кучеръ Двайеръ и пастухъ Смитвикъ, также вс окровавленные, снова и снова, несмотря на превосходное число враговъ, нападали на Кардена и оттаскивали его отъ жертвы. Но, по свидтельству всхъ, кто видлъ эту сцену, никто не боролся съ такою отвагой, какъ миссъ Линденъ. Нсколько разъ Карденъ бросалъ ее на дорогу, но она всегда вскакивала на ноги, хватала его за горло, рвала руками его волосы и била въ лицо, пока изъ него снова не текла кровь.

Задыхаясь отъ усталости и почти изнемогая, онъ получилъ отъ Мак-Гарта сильный ударъ камнемъ въ голову. Карденъ кричалъ своимъ помощникамъ: ‘Трусы, трусы, впередъ! Отчего вы не стрляете? Отчего вы не стрляете?’ Но, къ счастію, они не стрляли, хотя огнестрльное оружіе было заготовлено въ карет. Единственный изъ нихъ, готовый идти на крайности, былъ Рейнсберри. Другимъ же, какъ они жаловались впослдствіи, сказали, что миссъ Элеонора Арбутнотъ была согласна на увозъ ея. Когда же они увидли, какой оборотъ принимаетъ дло, они желали быть въ сторон отъ него. Съ наждою минутой они яснй и яснй видли, что ихъ головы быстро бгутъ въ петли, съ каждымъ моментомъ шансы на бгство уменьшались. Помощь приближалась,— крики ея уже были слышны вдали. Ужасная мысль, что онъ побжденъ и долженъ бжать, овладла и самимъ Карденомъ. Не вдругъ, однакожь, могъ онъ опомниться. Помощники почти насильно посадили его въ карету и, какъ стрла изъ согнутаго лука, полетли дв лучшія лошади чистой крови во всемъ Мюнстер.

Блонмель первый получилъ тревожное извстіе — и президентъ мировыхъ судей, м-ръ Гулдъ, субъинспекторъ полиціи, м-ръ Фосберри, и сильный отрядъ констеблей мчались въ погоню. Они врно сообразили, что бглецы должны были направиться въ Темпленоре, и кинулись на сверъ. Въ то же время дворецкій Ротронанской фермы взялъ лошадь и поскакалъ въ Кэшель, гд, по полученіи принесенной имъ новости, м-ръ Мак-Куллохъ, субъинспекторъ полиціи, со всми своими конными констаблями, тоже скоро слъ на лошадь и пустился въ погоню. На разстояніи трехъ или четырехъ миль отъ Святаго Креста и четырехъ или пяти миль отъ воротъ Барнена находится Фарнейскій мостъ, около Фарнейскаго замка, живописной резиденціи м-ра Армстронга. Здсь посл 10 миль полнаго галопа они увидли карету на отчаянномъ ходу. Лошади м-ра Мак-Куллоха были свжи, тогда какъ на карденовскихъ скачка 20 миль отъ Ротронана по сверной дорог отозвалась очень дурно. Полиція скоро догнала экипажъ и потребовала отъ сидвшихъ въ немъ остановиться и сдаться. Отвтомъ былъ крикъ презрнія. Моментально выскочивши изъ стремянъ, м-ръ Мак-Куллохъ бросился къ лошадямъ, усплъ схватить ихъ и, повернувши немного въ сторону, загналъ карету въ канаву. Двое сдоковъ соскочили съ ‘запятокъ’ и пытались защищаться, но скоро были побждены. Дло въ томъ, что неподалеку были казармы фарнейской полиціи и при первомъ же шум на помощь явились люди,. обезоружили и арестовали, всю партію. М-ръ Карденъ оказался тяжело раненнымъ въ голову и шею: На немъ были найдены — заряженный шестиствольный револьверъ, заряженный двухствольный пистолетъ, поясъ, содержавшій 315 фунтовъ золотомъ и англійскими бумагами, записная книжка и женская кружевная вуаль. У арестованныхъ были найдены запачканный кровью большой ножъ и сумка съ револьверными принадлежностями. Въ карет были — свертокъ веревки, кафтаны, ковры, шали, цлый складъ платья и мшокъ черной кожи. При открытіи въ послднемъ оказались — дв бутылки хлороформа, одна бутылка микстуры, губка, бутылка пахучихъ солей, бутылка валерьяновой тинктуры, маленькій стаканчикъ, нсколько дамскихъ перчатокъ, пара женскихъ туфель, вязанная куртка, парикъ, нсколько бандажей и корпія, кром разныхъ мелкихъ вещей. На одной бутылк съ хлороформомъ была подпись: ‘полную чайную ложку на чашку воды’. Изъ слдующей записи, найденной въ памятной книжк, кажется, что м-ръ Карденъ хотлъ прохать мимо своихъ владній, не останавливаясь, и отправилъ это письменное извстіе туда къ какому-то довренному агенту: ‘Заприте главные ворота, отбивайте и гоните всхъ преслдователей, но не подвергайте опасности человческую жизнь. Старайтесь заставить преслдователей подозрвать, что я заперся въ башн. Загребите граблями щебень на дорог, чтобы скрыть слды. Дайте намекъ Джонсону, чтобъ онъ былъ другомъ и обманулъ преслдователей. Не посылайте моихъ писемъ, а пишите сами въ Ст. Джемсъ и защитите людей, бывшихъ со мной’.

Однакожь теперь все-было кончено. Его отчаянная игра была сыграна и потеряна. Его увезли арестантомъ въ кэшельскую тюрьму {Одна изъ каретныхъ лошадей, стоившая 150 гиней, пала, едва они успли прохать милю по направленію къ городу. Прим. авт.}.

Происшествіе это казалось до того невроятнымъ въ нашей стран, въ средин девятнадцатаго столтія, что когда въ дублинскихъ газетахъ появилось о немъ извстіе, многіе читатели сочли весь разсказъ за сенсаціонную утку. И только когда потомъ каждый день и часъ начали приходить подтвержденія, они приняли удивительный разсказъ за фактъ {Странное вліяніе примра въ преступленіяхъ такого спеціальнаго характера скоро обнаружилось и въ этомъ случа. Въ теченіе недли или двухъ, случаи увоэа повторялись по всей стран. Черезъ нсколько дней посл ратронанскаго покушенія одинъ типперарскій полицейскій увезъ отъ друзей одну почтенную двушку, а въ Борк Джонъ Вельшъ, типографщикъ, былъ отданъ подъ судъ за увозъ Мэри Спиллейнъ, двушки моложе 18 лтъ, которая, достигши совершеннолтія, должна была наслдовать хорошее состояніе.}. Появившіяся потомъ частности усилили возбужденіе. Оказалось, что вс мры, которыя м-ръ Карденъ принялъ для увоза Элеоноры Арбутнотъ, занимали его вниманіе въ теченіе долгаго времени и стоили значительныхъ издержекъ. Какъ утверждали, онъ ршилъ привезти ее на берегъ Галуэйскаго залива (разстояніе около 50 миль), гд былъ приготовленъ пароходъ, готовый взять ее и увезти въ море, на всемъ пути отъ Темпленоре до Галуэй были заготовлены смны лошадей. Пароходъ съ разведенными парами стоялъ у берега, говорили, что онъ собирается отплыть прямо въ Лондонъ. Эти приготовленія стоили ему около 7.000 фунт. ст.

Въ четвергъ, 27 іюля 1854 года, въ Клонмел были открыты достопочтеннымъ судьей Болломъ ассизы южнаго Ридинга въ Типперари. Старожилы не помнили такого наплыва провинціальныхъ семействъ, какой былъ въ этотъ день въ город. Старшій шерифъ, Джорджъ О’Баллаганъ, уже въ теченіе нсколькихъ дней былъ въ состояніи, граничащемъ съ сумасшествіемъ. Леди — молодыя, старыя и среднія — немилосердно охотились за нимъ повсюду, неотступно требуя билетовъ на входъ. Онъ жалобно объяснялъ, что расширить зданіе суда для этого случая было бы непрактично, а перенести засданіе на зеленый лугъ или на гипнодромъ судья едва ли согласится. Все напрасно. Всякая просительница увряла, что она займетъ совсмъ немного мста, ‘почти что никакого’, и ‘еслибъ онъ захотлъ’, то наврно могъ бы дать ей уголокъ, чтобы взглянуть на бднаго м-ра Кардена, сердце котораго ‘любило хотя и не разумно, но сильно’, и т. д., и съ его стороны, какъ старшаго шерифа, или Сэма Гоинга, его подчиненнаго, говорить, что вс мста розданы — было дломъ явной злобы и мести человку въ день его смерти. Онъ убгалъ въ городъ и ‘не былъ дома для постителей’, но, несмотря на это, они врывались и въ его кабинетъ. Тогда онъ слегъ въ постель и сказался больнымъ — соединеніемъ кори съ коклюшемъ и признаками скарлатины, какъ говорила газета, но прелестныя существа проникали даже къ его постели, и пока онъ хриплъ изъ-подъ евоего ватнаго одяла, что кром скамьи подсудимыхъ не осталось незанятымъ ни одного дюйма мста, они сообщали ему въ отвтъ свои соображенія, которыя, какъ они увряли, ему никогда не слдовало бы забывать.

Не слдуетъ упускать изъ виду, что и мужской полъ былъ не мене настойчивъ въ своихъ преслдованіяхъ. Только они хотли видть уже не м-ра Кардена. ‘Лишь одного взгляда на эту прелестную героиню двушку’,— просили и добивались они наперерывъ съ дикимъ энтузіазмомъ. ‘Но вы можете видть ее въ другое время’,— убждалъ бдный Гоингъ. За такое восклицаніе онъ поплатился исключеніемъ изъ ‘общества’ въ Южномъ Ридинг на нсколько сезоновъ.

Jamque dies infanda aderat. Старый судья Боллъ прибылъ въ судъ, величественно окруженный алебардами, пиками и трубачами и сопровождаемый по-истин несчастнымъ шерифомъ въ полной форм. Достопочтенный Корнуэльсъ Ноудъ, старшина присяжныхъ, выслушалъ вступительную рчь его лордства и удалился съ своими товарищами на нсколько минутъ. Затмъ они возвратились въ судъ съ приговоромъ противъ ихъ собственнаго пріятеля и товарища магистрата, Джона Кардена, за насильственный увозъ миссъ Элеоноры Арбутнотъ изъ Ротронана. Было извстно, что еслибы м-ра Кардена стали обвинять въ ‘увоз’, то возникло бы очень значительное юридическое разногласіе, такъ какъ онъ не усплъ вытащить молодую лэди изъ экипажа и увезти. Чтобъ избжать этого неудобства, корона выставила меньшее обвиненіе — въ покушеніи увезти, осложненное оскорбленіемъ.

Присяжнымъ былъ поставленъ вопросъ о покушеніи увезти, и подсудимый признанъ виновнымъ. Въ слдующій понедльникъ онъ судился въ третій разъ за нанесеніе умышленной обиды Смитвику, ротронанскому пастуху. Вс считали это излишествомъ со стороны обвиненія, и симпатія къ обвиняемому открыто высказывалась со всхъ сторонъ. Когда на этотъ разу жюри вынесло вердиктъ ‘не виновенъ’, въ суд раздались громкіе аплодисменты, ‘дамы махали платками’. Еще боле достойно удивленія, что толпа, собравшаяся подл зданія суда, состоявшая изъ того класса людей, съ которыми м-ръ Карденъ, какъ ландлордъ, былъ не въ особенно дружелюбныхъ отношеніяхъ, выразила по поводу оправдательнаго вердикта точно такія же чувства. Прежде чмъ приговоръ былъ произнесенъ, онъ получилъ отъ судьи позволеніе сдлать нсколько замчаній, и обратился къ суду съ очень талантливою рчью, обнаружившею въ немъ большой тактъ, чуткость и пониманіе во всемъ, что онъ говорилъ. Онъ искренно опровергалъ,— и я вполн увренъ, что онъ былъ правъ,— недостойные мотивы его поступка, которые ему приписывали, какъ личную вражду, злобу или обогащеніе. Онъ торжественно объявилъ, что совершенно не зналъ о критическомъ состояніи здоровья мистриссъ Гоуфъ. ‘Еслибъ я зналъ это,— прибавилъ онъ,— я, конечно, не позволилъ бы себ столь преступной попытки’. Наконецъ, онъ съ негодованіемъ отрицалъ предположеніе, будто бы вещества, найденныя въ его карет, были предназначены для приведенія кого-нибудь въ безчувственное состояніе.

Эту рчь слушали со сдержаннымъ дыханіемъ,— безъ всякаго сомннія, на его сторон было много сочувствія, несмотря на то, что недлю тому назадъ противъ него были вс. Однако-жь судья справедливо держался твердаго взгляда на факты и приговорилъ м-ра Кардена къ двумъ годамъ заключенія, съ каторжною работой въ мстной тюрьм. На слдующій день Tipperary Free Press объявила, что несчастный ‘лордъ Барненъ’, одтый въ арестантское платье, уже началъ отбывать ужасное наказаніе, навлеченное на него страстью, которую не въ силахъ погасить даже эта пытка.

Прошли три года. Вс, повидимому, забыли ротронанскій эпизодъ, какъ вдругъ въ газетахъ появился тревожный заголовокъ: ‘Опять м-ръ Карденъ! Дальнйшія покушенія на миссъ Арбутнотъ’.

Въ этихъ сенсаціонныхъ объявленіяхъ онъ былъ въ нкоторой степени оклеветанъ, тмъ не мене исторія была довольно странна сама по себ. Тюремное заключеніе, униженіе, физическое и нравственное страданіе, общественное презрніе, неумолимая вражда друзей — все это оказалось неспособнымъ ослабить его очарованіе миссъ Арбутнотъ. Онъ невидимо слдовалъ за нею. Онъ разузнавалъ обо всхъ ея движеніяхъ и казался счастливымъ, когда, несмотря на вс трудности, могъ быть на томъ мст, которое она собой озаряла. Съ другой стороны, молодая леди страдала отъ повсюду преслдовавшаго ее страха. Она знала, что ея мучитель былъ близко. Онъ старался попасть ей на глаза, и однажды, вскор посл своего освобожденія, даже говорилъ съ ней, пріхавши слдомъ за ней въ Эльдерслей въ Сурре. Его возбужденныя манеры на этотъ разъ испугали ее. Въ октябр 1858 года она жила съ своею сестрой, теперь леди Гоуфъ, въ Ст. Элен, около Бдакрока, въ Дублинскомъ графств, какъ вдругъ женщина, жившая въ сторожк у наружныхъ воротъ, однажды утромъ разсказала тревожную исторію. Въ теченіе уже двухъ или трехъ дней, хорошо одтая дама справлялась у нея о миссъ Элеонор, въ какое время она выходитъ гулять и гуляетъ ли она одна по имнію. Наконецъ,— такъ утверждала привратница,— таинственная незнакомка открыла, что она приходила отъ м-ра Кардена и что ей будетъ дана большая сумма денегъ, если она поможетъ ему видться съ молодой лэди въ дом или вн его. И это еще не все, дошедшее до миссъ Арбутнотъ. Ей разсказывали, что ея мучитель объявилъ о своемъ намреніи увезти ее изъ замка Лафкутеръ (недавно купленнаго ими), когда семейство Гоуфа туда передетъ, такъ какъ тамъ это очень легко было сдлать. Повидимому, дло принимало серьезный оборотъ, такъ что во время слдующаго визита посланной м-ра Кардена къ воротамъ имніи она была схвачена и передана въ руки полиціи. Противъ м-ра Кардена были сдланы показанія подъ присягой, онъ былъ тотчасъ же арестованъ и обязанъ дать существенное ручательство, что онъ не будетъ безпокоить или досаждать миссъ Элеонор Арбутнотъ. Еще разъ мы испытали старое возбужденіе. Полицейскій судъ въ Кингстоун былъ на этотъ разъ мстомъ продолжительнаго процесса. Скоро выяснилось, что со стороны привратницы много было преувеличено изъ страха. Относительно же приходившей женщины оказалось, что она искусно вела двойную игру. Прежде она была наемною служанкой въ семейств Арбутнотъ и теперь поняла всю выгоду сдлаться экономкой у м-ра Кардена. Она знала его слабость и льстила ей. Она разсказывала, что иметъ свиданія съ миссъ Арбутнотъ, и приносила ему лестныя всти. Словомъ, судья видлъ, что на этотъ разъ м-ръ Карденъ не былъ виноватъ. Тмъ не мене онъ нашелъ боле благоразумнымъ обязать подсудимаго подъ страхомъ большаго штрафа быть спокойнымъ въ теченіе года — требованіе, которое онъ покорно выполнилъ. Прошелъ этотъ годъ и многіе другіе, а онъ все-таки продолжалъ оставаться на своемъ одинокомъ жизненномъ пути при томъ убжденіи, что Элеонора Арбутнотъ любила человка, котораго публично оттолкнула отъ себя. Можетъ-быть фактъ, что она не выходила замужъ за другаго, утверждалъ его въ этихъ галлюцинаціяхъ. Говорятъ, онъ не одинъ разъ тайно здилъ въ Лофкутеръ, чтобы незамтно уловить ея взглядъ на дорог или въ парк, и затмъ точно такъ же возвращался домой.

Типперари, и въ особенности сверный Ридингъ полны самыхъ удивительныхъ разсказовъ объ этой личности. Во время увоза ему было около пятидесяти четырехъ лтъ. Это былъ плотно сложенный, мускулистый человкъ, около пяти съ половиной футовъ ростомъ, заносчивый и даже, можно сказать, высокомрный съ чужими, и неподатливый на дружбу. Тмъ не мене подчиненные относились къ нему очень тепло и, несмотря на его упрямую настойчивость въ отношеніяхъ къ своимъ фермерамъ, многіе изъ нихъ — т, кто имли случай сталкиваться съ его лучшими качествами — отзывались и отзываются о немъ съ высокою похвалой. Онъ воспитывался въ Англіи и, по достиженіи совершеннолтія, нашелъ, что его собственность была ‘подъ судомъ’, какъ говоритъ народъ, т.-е. подъ запрещеніемъ совстнаго суда въ теченіе нсколькихъ лтъ, вслдствіе тяжбы. Фермеры, подъ предлогомъ такого положенія длъ, думали было не платить ему ренты. Онъ пріхалъ въ Барненъ, созвалъ ихъ всхъ въ опредленный день для переговоровъ и объявилъ свой ультиматумъ — ренту или землю, плати или уходи. Они пользовались репутаціей отчаяннаго народа и, очевидно, думали опереться на нее, желая его испугать. Ренты они платить не будутъ, но землю держать будутъ, мы имемъ причины,— говорили они,— оправдывать такое ршеніе и настаивать на подержаніи послдняго. Но они не знали этого человка. Тогда онъ ничего больше не сказалъ, но тотчасъ же распорядился привести замокъ Барненъ на военное положеніе крпости. Кузнецы и плотники были поставлены длать двери и ставни непроницаемыя для пуль, и когда это было сдлано, въ немъ заготовили большое количество провизіи. Мстный разсказъ гласитъ, что онъ убралъ внутреннія лстницы и устроилъ замокъ такимъ образомъ, что еслибы первый этажъ былъ взятъ, то онъ могъ бы отступить во второй и, убравши лстницу, отрзать всякое сообщеніе. А теперь онъ началъ дло въ судебныхъ инстанціяхъ. Противъ фермеровъ были получены исполнительные листы и начаты изгнанія. Между нимъ и ими завязалась открытая война. Мн разсказывали, что всякому сдавшемуся ‘врагу’ онъ не только возвращалъ землю, но облегчалъ условія аренды. Т же, кто отказывался подчиниться, безжалостно изгонялись. Конечно, въ него снова и снова стрляли, но, по чудесному счастью, онъ всегда спасался. Его мужество и смлость вызывали удивленіе какъ друзей, такъ и враговъ. Однажды, когда онъ халъ одинъ по дорог въ Нинагъ, изъ-за живой изгороди прилегающаго поля по немъ раздались два выстрла. Онъ поворотилъ свою лошадь и, хотя это былъ отчаянный прыжокъ, сразу расчистилъ изгородь, поскакалъ за своими врагами, одного положилъ на мст безъ чувствъ ударомъ по голов рукояткой бича, а другаго догналъ и, соскочивши съ лошади, посл отчаянной борьбы, взялъ въ плнъ. Затмъ онъ снялъ стремянные ремни, связалъ ими своихъ арестантовъ и привезъ ихъ въ Нинагскую тюрьму. Ихъ судили за преступленіе и приговорили, на основаніи его показаній, къ повшенію. Кажется, во время этой же ‘войны’, толпа возставшихъ арендаторовъ пошла на замокъ, но нашла его такъ хорошо забаррикадированнымъ, что не могла взять. Однако-жь фермеры приготовились отмстить ему другимъ способомъ. Они привели съ собой нсколько лошадей и плуговъ и начали пахать прекрасную лужайку передъ главною входной дверью. Карденъ имлъ на верхушк замка подвижную пушку, онъ зарядилъ ее картечью въ виду всхъ пахарей и объявилъ имъ, что они имютъ 10 минутъ времени для того, чтобъ уйти. Они отпрягли лошадей въ пять минутъ и ускакали прочь.

Въ послдніе годы жизни его эксцентричность приняла странный оборотъ. Онъ обратилъ свой замокъ въ огромный отель и выстроилъ громадныя и дорого стоившія турецкія бани. Я не увренъ, что онъ когда-нибудь открывалъ свое учрежденіе для публики обыкновеннымъ способомъ, но мн разсказывали, что постители и путешественники, прозжавшіе мимо, принимались здсь очень гостепріимно. Около шести лтъ тому назадъ съ нимъ сдлался апоплексическій ударъ и съ тхъ поръ онъ уже не поправлялся. Смерть еще разъ обратила на него общественное вниманіе. При всхъ его неудачахъ общество отнеслось къ нему съ сочувствіемъ и сожалніемъ, какъ о человк, странно соединявшемъ въ себ достоинства и недостатки. Я не знаю, кто наслдовалъ ему по имнію и посщается ли замокъ и его прекрасныя земли и теперь, какъ прежде, но разсказъ объ его жизни и приключеніяхъ, а особенно ротронанскій увозъ — въ теченіе многихъ поколній будетъ собирать группы слушателей у очаговъ Типперари.

XVII.
Заговоръ Фённноа.

Если отсутствіе политической жизни и дятельности можно назвать покоемъ, а столбнякъ — отдыхомъ, то Ирландія въ періодъ отъ 1852 до 1858 г. наслаждалась ими вполн, она испытывала ту пріостановку агитаціи, которую многіе политическіе авторитеты провозгласили единственно необходимою вещью для ея процвтанія и счастья. Съ подавленіемъ движенія за арендное право въ 1852 г. наступило состояніе, которое должно было радовать сердца многихъ. Еще ни разу со времени эмансипаціоннаго движенія 1829 г. Ирландія не оставалась безъ такого или иного общественнаго движенія, служившаго выраженіемъ народныхъ стремленій. Одно время такая политическая дятельность, многимъ казавшаяся достойною сожалнія, выливалась въ форму эмансипаціи католиковъ, въ другое — въ форму реформы корпорацій, въ третье — въ форму вопроса о десятин, въ теченіе долгаго времени — въ форму ‘отмны’, въ теченіе очень короткаго — въ форму поземельно-аренднаго права. Но теперь храмъ Януса былъ совершенно запертъ. Политическая жизнь прекратилась. Послдняя попытка массы ирландскаго народа добиться улучшенія въ предлахъ конституціи была обманута и раздавлена. Путемъ искуснаго ‘патронажа’ правительство купило вождей и разбило вс надежды и планы членовъ лиги. Никакое прямое политическое пораженіе не могло бы навести такого ршительнаго удара народной организація. Это не было простою неудачей и бгствомъ народа съ пода нормандской битвы, но такимъ пораженіямъ, которое не допускало обновленія. Вра друг въ друга, _Nдовріе къ вождямъ, упованіе на конституціонныя попытки — все, все было сметено прочь. Поверхностному наблюдателю могло показаться, что Ирландія въ 1856 году была ‘умиротворена’ гораздо дйствительнй и полнй, чмъ когда бы то ни было со времени Строугбоу. Отмна била похоронена. Недовольство исчезло. О національности не упоминалось. Не раздавалось ни одной жалобы. Не осталось ни одного, даже, деревенскаго, аренднаго клуба. Народъ больше не интересовался политикой. Кто входилъ и кто выходилъ изъ парламента, это до него не касалось. Не слышно было больше голоса ‘агитатора’. Все молчало. Миромъ и покоемъ называли это одни,— мрачнымъ индифферентизмомъ и горькимъ отчаяніемъ считали другіе.

Я не думаю, чтобы въ самые мрачные дни восемнадцатаго столтія въ Ирландіи господствовалъ большій упадокъ общественнаго духа, боле низкій урономъ политической нравственности, чмъ въ это время. Холодъ разочарованія и потрясеніе предыдущими событіями гнали лучшіе элементы живаго общества въ уединеніе. Свирпое ожесточеніе и безпощадная ненависть, которыми сопровождались разногласія и недоразумнія во время этихъ событій, напоминали скоре дикую гверильясскую войну, чмъ правильное политическое сраженіе. При такихъ обстоятельствахъ общественная жизнь была почти вполн принесена въ жертву личнымъ стремленіямъ и похожденіямъ. Вра, честность, основательность, искренность въ политическихъ длахъ — цинически третировались и осмивались. ‘Каждый самъ для себя, а замокъ {Замкомъ въ Дублин называется зданіе, гд помщаются вс правительственныя учрежденія. Прим. переводчика.} для всхъ’ — было девизомъ дни.. Политическая арена превратилась въ рынокъ, на который выносилось все съ цлью, получить хорошую цну, самый ловкій спекуляторъ заслуживалъ наибольшей похвалы. Такова была политическая Ирландія въ 1856 году.

Расколъ, происшедшій въ рядахъ Молодой Ирландіи или конфедеративной партіи въ 1848 году, о которомъ рчь шла въ прошлой глав, въ сущности никогда уже не исчезалъ. Принципы, развиваемые на той и другой сторон, были глубоко различны и рзко разграничены. Большая часть національной партіи, хотя и была увлечена во время горячки 1848 г. въ открытое возстаніе, держалась взглядовъ О’Брайена, Митера, Диллона, Дуффи, О’Гармона и Догеми, выраженныхъ ими во время дебатовъ на конфедераціи 4 февраля того же года. Они никогда не основывали своей политики ни революціи. На нее смотрли какъ на случайность, которой нельзя избжать въ силу гнетущихъ обстоятельствъ, но отнюдь не считали ее вещью практической и нужной. А между тмъ меньшинство относилось къ революціи не только какъ къ возможной случайности, но какъ къ вещи, о которой только и стоить заботиться, которую стоитъ приготовлять. За неудачу послдняго возстанія они винили политику ‘розовой воды’ Дуффи и О’Брайена. Уязвленная гордость и горечь сожалнія, съ которыми они относилясь къ результатамъ неудачной попытки, усиливали ихъ недовольство. Они никоимъ образомъ не хотли признавать того, что случилось, за примръ ихъ политики, принциповъ и плановъ. Орудіе дурно дйствовало — вотъ и все. Когда они увидли, что Гавань Дуффи, по выход изъ тюрьмы, снова возвращается къ конституціонной и парламентской политик, въ ожившій Nation, ихъ гнвъ и презрніе не знали границъ. Они осыпали его упреками и бранью. Тмъ не мене онъ велъ за собой страну, а О’Брайенъ, Ингеръ, О’Догерти и другіе политическіе заключенные одобряли и оправдывали его поведеніе. Хотя немногіе сепаратисты на время и были принуждены замолчать, но они продолжали смотрть на политику Nation съ нескрываемою враждой.

Эти два элемента національной партіи и ихъ борьбу можно прослдить во всей ирландской политической жизни, начиная съ 1848 года, и всегда нужно имть въ виду. Половина ошибокъ англійскихъ политиковъ относительно внутреннихъ длъ Ирландіи вытекаетъ изъ незнанія этого факта. Врная оцнка его результатовъ составляетъ ключъ во многимъ, повидимому совершенно непонятнымъ, явленіямъ. Конституціонные націоналисты, считающіе своимъ основателемъ Генри Граттана, и революціонные націоналисты, ведущіе свое начало отъ Вольфа Тона, дйствовали и до сихъ поръ дйствуютъ на ирландской политической арен то въ согласіи, то враждуя.

При тонъ увлеченіи, съ когортъ тредъ воспринималъ агитацію за арендное право въ 1850 году, сепаратистскія и революціонные принципы, имвшіе минутный успхъ нсколько лтъ тому назадъ, казалось, совершенно исчезли въ Ирландіи, за то въ Америк и другихъ мстахъ изгнанники 1848 года, за двумя или тремя важными исключеніями, неуклонно продолжали держаться насильственныхъ пріемовъ того времени. Двое изъ этихъ бглецовъ, Джонъ О’Мегони и Джемсъ Стефенсъ, посл своего побга изъ Ирландіи въ 1848 году на время остановились въ Париж. Они вошли тамъ въ общество людей, которые играли въ ‘годъ революцій’ въ различныхъ странахъ Европы, начиная отъ Вны до Рима, почти ту же самую роль, какъ и въ Ирландіи. Проживши во французской столиц нсколько лтъ, О’Мегони отправился въ Америку, Стефенсъ же спокойно возвратился въ Ирландію и поступилъ частнымъ учителемъ въ одинъ богатый домъ близъ Килларней. Прежде чмъ разстаться, они пришли къ заключенію, что если ихъ принципамъ представится когда-нибудь снова случай осуществиться въ Ирландіи, то это должно быть сдлано путемъ искусной тактики, изученной ими въ Париж. Но они сильно опасались, что реакціонное движеніе, какъ они его называли, народной партіи подъ руководствомъ Дуффи отодвинуло этотъ случай на весьма долгое время.

Они сами не подозрвали, какъ онъ былъ близокъ Пораженіе и подавленіе арендной лиги до крайности надломило вру народа въ подобныя политическія попытки, а слдовательно очистило поле и устранило препятствія, мшавшія планамъ мечтательныхъ конспираторовъ. Такимъ образомъ ‘тишина’ въ ирландской политик съ 1852 до 1858 годовъ, доставлявшая такъ много удовольствія Поверхностнымъ наблюдателямъ, была въ дйствительности однимъ изъ самыхъ опасныхъ симптомовъ въ теченіе цлаго полустолтія. Однако-жь разочарованіе было такъ велико, враждебность чувствъ такъ глубока, что хотя народъ и отказался отъ конституціонныхъ попытокъ, ко ни откуда еще не слдовало, что онъ готовъ испробовать другія. Въ теченіе долгаго времени не представлялось случая устроить какой-нибудь революціонный опытъ.

Лтомъ 1857 года Смитъ О’Брайенъ, освобожденный передъ тмъ изъ Гобартъ-Тауна подъ условіемъ не прізжать въ Ирландію, получилъ безусловную амнистію и позволеніе возвратиться. Его прежнія права состоянія были вполн возстановлены во всхъ отношеніяхъ, исключая правъ брата пера, такъ какъ его братъ по случаю смерти маркиза Тононда сдлался лордомъ Ничиквиномъ. Народное удовольствіе но случаю его возвращенія и предложеніе ему отправиться въ парламентъ представителемъ одного изъ округовъ составляли почти единственные признаки народнаго интереса къ политик того времени. Однако-жъ онъ отдавался занять какое бы то на было выдающееся положеніе въ текущей общественной жизни, хотя, отнюдь не отказывался отъ интереса въ ирландскихъ ддахъ. Лто 1858 года онъ посвятилъ на спокойный объздъ страны, очевидно желая видть, какія перемны принесли ей только-что истекшія и водныя событіями десять лтъ. Въ нкоторыхъ мстахъ его встрчали выраженіями уваженія и симпатіи, хотя онъ набгалъ и, казалось, даже осуждалъ какія бы то ни было ‘публичныя демонстраціи’. Въ Клонмел, город, гд надъ нимъ былъ произнесенъ приговоръ, какъ надъ измнникомъ, ему поднесли адресъ, на что онъ отвтилъ съ тмъ спокойнымъ достоинствомъ и непоколебимостью своего принципа, которые всегда были его характеристическими чертами. Онъ съ грустью упомянулъ о событіяхъ 1848 года, но съ гордостью замтилъ, что убжденія и принципы, за которые онъ тогда готовъ былъ сложить свою голову — право Ирландіи на свою національную конституціонную форму правленія — осталась въ немъ по-прежнему тверды и навсегда непоколебимы. Это открытое провозглашеніе вызвало у Times замчательную статью,— замчательную съ точки зрнія событій близкаго будущаго. Англійскій журналъ объявлялъ, что ‘ревъ, этого беззубаго льва никого не безпокоитъ. Ирландское недовольство умерло, похоронено и никогда больше не будетъ уже возмущать Англію. Спокойствіе, довольство, врность ирландскаго народа показали, что дни агитаторовъ и возмущеній прошли и никогда боле не возвратятся’.

Пока Times, такимъ образомъ, старался насмшливо уколоть О’Брайена, правительство въ Дублинскомъ замк приготовлялось накрыть новую конспирацію и не дальше какъ въ томъ же мсяц намъ еще разъ пришлось жить среди прокламацій, полицейскихъ обысковъ, арестовъ и политическихъ процессовъ.

Взрывъ индійскаго мятежа сильно оживилъ революціонную партію среди ирландцевъ какъ на родин, такъ и въ Америк. Онъ казался началомъ длинной и гибельной для Англіи, борьбы, а можетъ-бытъ и ея паденія. По этому случаю, какъ, и во время Крымской войны, изъ Ирландіи были выведены вс войска. Вотъ,— говорили революціонеры,— два момента, удобные для возстанія и потерянные вслдствіе неготовности. Съ этихъ поръ было ршено положить начало давно задуманному проекту тайнаго общества.

Около этого времени въ город Скиберин нсколько молодымъ людей — прикащиковъ и другихъ — основали политическій клубъ или читальню, подъ именемъ ‘Фениксово національное и литературное Общество’. Оно могло бы остаться неизвстнымъ за предлами своего око я одна, какъ и многія другія подобныя учрежденія, еслибы въ ма 1858 года его не постилъ Джемсъ Стефенсъ. Онъ былъ пораженъ независимымъ и даже вызывающимъ духомъ нкоторыхъ замчаній на митингахъ этого общества, отчеты о которыхъ появились въ газетахъ, и ршилъ, что между этими людьми онъ сможетъ найти матеріалъ для своей работы. Въ этомъ отношеніи особенно выдавался своей беззаботною смлостью и ршительнымъ характеромъ одинъ изъ нихъ, уже очень популярный, хотя и молодой еще, человкъ, котораго ‘власти’ Скиберина называли ‘зачинщикомъ’, это — нкій Іеремія Донованъ. Онъ не только занимался изученіемъ гэльскаго языка, но также выражалъ не малую любовь къ историко-генеалогическимъ изслдованіямъ, что вызывало истинную тревогу среди мстнаго дворянства. Онъ очень скоро присоединилъ въ своему имени ‘О’, а такъ какъ его родственники принадлежали къ Росо, то принялъ знаменитую гальскую приставку ‘Rossa’ {Такихъ образомъ когда-то различались одно отъ другаго подраздленія ирландскихъ семейств или клановъ: напр., ‘О’Кенноръ Керри’ и ‘О’Сулливанъ Биръ’ и т. п.} и началъ съ тхъ поръ подписывать свое имя — хорошо извстное теперь въ Ирландіи, Англіи и Шотландіи — ‘Іеремія О’Доновань Росса’.

Однажды вечеромъ въ ма 1858 года къ О’Донвану или ‘Росс’, какъ быть-можетъ удобнй его называть, хоти сначала довольно долгое время онъ не былъ извстенъ подъ этимъ именемъ,— пришелъ его товарищъ, имвшій сообщить, ему нчто важное по секрету. Въ городъ пріхалъ таинственный ‘иностранецъ’ съ поразительнымъ порученіемъ. ‘Американскіе ирландцы,— сказалъ онъ,— ршили помогать товарищамъ на родин завоевать независимость Ирландіи, помощь должна состоять изъ оружія и людей’. Росса разсказываетъ остальное: ‘Еслибы мы имли извстное число людей, поклявшихся драться, мы получили бы здсь, въ Ирландіи, соотвтствующее количество оружія, а кром того отъ пяти до десяти тысячъ вооруженныхъ людей прежде начала дла. Оружіе было бы въ стран раньше, чмъ въ немъ могла оказаться надобность, оно не было бы роздано по рукамъ, но хранилось бы въ секретныхъ мстахъ до назначеннаго времени, когда каждый центръ могъ бы придти со своими людьми на мсто и взять его. Какъ только явились бы люди, готовые драться, мы получили бы и военныхъ наставниковъ, которые выучили бы насъ быть солдатами’.

Ничто не могло быть больше по сердцу Росс, чмъ это предпріятіе. Онъ ухватился за это, какъ самъ говоритъ про себя, и ‘на слдующій день уже присоединилъ къ обществу нсколькихъ другихъ и посовтовалъ имъ идти и длать то же’. Не прошло и мсяца, какъ изъ ста молодыхъ людей, записанныхъ въ ‘Литературномъ Обществ’, девяносто были включены въ тайную организацію.

Таково начало феніанизма. Таинственный незнакомецъ быль Джемсъ Стефенсъ.

Онъ хорошо зналъ, что національная партія, насколько она представлялась Смитомъ О’Брайеномъ и Гаваномъ Дуффи въ газет Nation, будетъ противъ этой попытки и что на дл этотъ проектъ наврно оживитъ вражду между двумя партіями.

Прежде никакое народное или національное движеніе, ни явное, ни тайное, не могло бы существовать при оппозиціи Nation, но теперь явились причины не обращать вниманія на это затрудненіе. Пораженіе парламентской политики Дуффи, благодаря предательству Сейдлера Бёфа, ослабило вліяніе, а кром того только незадолго передъ этимъ я, пишущій эти строки, еще малосвдующій, молодой и лишенный громаднаго опыта и вліянія Дуффи, замстилъ его въ газет. Между тмъ въ юго-западномъ углу острова, образованномъ частями графствъ Боркъ и Керри, шла быстрая вербовка, причемъ тайна вовсе не соблюдалась. Въ теченіе лта до меня дошло извстіе, что многіе совершенно свободно смшиваютъ имена Смита О’Брайена, Джона Митчеля, мое и другихъ съ таинственными слухами о сил движенія и объ одобреніи его нами. Я не уяснилъ себ, стоило ли отвергать втц разсказы или нтъ, молчать же — значило брать на себя серьезную нравственную отвтственность. Я не могъ сказать, какъ смотрлъ на это дло Митчелъ,— онъ былъ въ Америк,— во было основаніе думать, что онъ относился къ нему благопріятно {Впослдствіи я узналъ, что я въ этомъ ошибался. Прим. автора.}. Взгляды же другихъ двухъ, и особенно Смита О’Брайена, и наврно зналъ, не имли ничего общаго ни съ чмъ подобнымъ. Между тмъ явилось новое побуждающее обстоятельство. Католическій епископъ Керри, высокопреподобный д-ръ Моріарти, былъ у меня и сказалъ, что онъ часъ тому назадъ слышалъ отъ правительственнаго чиновника о тайномъ ‘Обществ Феникса’ въ его анархіи. ‘Не слдуетъ легко относиться къ этому длу,— сказалъ онъ:— правительство готовится взглянуть на него серьезно и обладаетъ для итого всми данными. Дружеское предупрежденіе въ Nation можетъ отвратить опасность я обратить этихъ молодыхъ людей на путь разума. Во всякомъ случа вы спасете многихъ отъ грозящей катастрофы’. Другія газеты уже открыто упоминали объ этомъ дл, однако-жь мн не хотлось выступать въ роли ‘доносителя’. Я совтовался съ Джономъ Диллономъ, Кевиномъ О’Догерти и другими друзьями, находившимися по близости, я написалъ Смиту Обрайену, излагая положеніе дла и спрашивая совта, что мн длать, спрашивалъ его, не получится ли отъ всякаго публичнаго вмшательства больше вреда, чмъ пользы. Католическое духовенство, пораженное во всемъ округ тайной организаціей, ршило сейчасъ же, и самымъ энергичнымъ образомъ, вмшаться. Одновременно со всхъ алтарей въ католическихъ церквахъ было провозглашено объ этомъ дл, народъ убждали не вмшиваться въ это дло и избгать заговора. О’Брайенъ въ отвтъ на мой вопросъ прислалъ письмо, которое хотлъ видть тотчасъ же въ печати, онъ былъ того мннія, что мы обязаны всми силами противодйствовать такимъ попыткамъ отождествить ирландское національное дло съ тайной организаціей. Я больше не колебался. Я не только опубликовалъ письмо О’Брайена, согласно его желанію, но въ сильныхъ выраженіяхъ отъ себя обратился къ ирландскимъ патріотамъ, убждая ихъ отказаться отъ явныхъ опасностей и деморализующихъ результатовъ тайныхъ обществъ. Я не мене всхъ народныхъ вождей ненавидлъ правительственные планы уничтожить нашу національную независимость, ноя не напрасно изучалъ исторію тайныхъ организацій, основанныхъ на клятв. Я зналъ все, что могло быть сказано въ ихъ пользу въ смысл средствъ революціонировать страну, во, но моему мннію, даже въ самыхъ твердыхъ и лучшимъ рукахъ они имли прямую тенденцію деморализировать общество и часто бывали въ цлимъ боле гибельны для общества, чмъ открытая тиранія. Вступая по этому случаю въ войну съ тайными вождями движенія, я зналъ, что рискую очень многимъ, но, какъ оказалось потомъ, я далеко не зналъ всего. Ни одинъ, шагъ во всей моей жизни не приносилъ мн столько страданій и жертвъ въ терніе многихъ слдующихъ лтъ, кожъ этотъ. Если такой журналъ, какъ Nation, я не имлъ другого выбора, какъ молчать’ Всякое двусмысленное положеніе, было бы и подло и трусливо Теперь же не только общество, но и собственная совсть налагала на меня обязанность говорить и дйствовать, и я сдлалъ это. Результатъ показалъ, что вліянію Nation придавали гораздо меньшее значеніе, чмъ оно было на самомъ дл, или быть-можетъ мн слдуетъ прибавить: вліяніе Nation въ связи съ воззваніями католическаго духовенства. Вербовка остановилась и движеніе, на нкоторое время, казалось, исчезло. Вліяніе ршительныхъ и дружескихъ совтовъ народу было такъ велико, что я дйствительно былъ убжденъ, что мы ничего больше не услышимъ объ Обществ Феникса, однако-жь случилось не такъ. Правительство, которое давно уже имло въ своихъ рукахъ вс нити дла, не хотло отказаться отъ сенсаціонной процедуры подавленія, этого заговора. 3-го декабря 1858 года появилась вице-королевская прокламація, объявляющая о существованіи такой общественной опасности. Нсколько дней спустя сдлало одновременное нападеніе на фениксовцевъ въ Скиберин, Бантри, Кеймар и Киларней. Королевство снова было встревожено, зрлищемъ терроризирующихъ арестовъ и политическихъ преслдованій. На это вообще смотрли какъ на ‘толканіе отворенныхъ воротъ’, и жестокость, допущенная въ обращеніи съ нкоторыми арестантами — ‘молодыми людьми хорошаго доведенія и въ нкоторыхъ случаяхъ уважаемыми въ своихъ околодкахъ, вызвала живое сочувствіе къ нимъ въ обществ. Какъ бы то ни было, правительство, повидимому, ршило отнестись къ длу, очень серьезно. Въ графств Берри и Баркъ, гд нсколько десятковъ заключенныхъ ожидали надъ собою суда, были назначены спеціальныя коммиссіи. Въ март 1859 г. весь штатъ коронной прокуратуры, подъ предводительствомъ генералъ-прокурора и члена парламента м-ра Уайтсайда, началъ свои засданія въ Трале. Первымъ былъ вызванъ учитель національной школы до имени Даніель О’Сулливанъ {Случайно свидтель, на основаніи показаній котораго онъ былъ осужденъ, носилъ то же самое имя. Прим. автора.}, Очень длинная процедура этого суда ознаменовалась замчательно талантливою рчью защитника подсудимаго, Томаса О’Гагана, спустя десять или одиннадцать лтъ лорда-канцлера Ирландіи и ныншняго барона О’Гагана {Однимъ изъ актовъ своей законодательной карьеры лордъ О’Гаганъ, поистин можно сказать, вписалъ свое имя въ страницы современной исторіи. Ни одинъ человкъ его поколнія не сдлалъ больше его для того, чтобъ окружить законъ народнымъ довріемъ и уваженіемъ, при помощи реформы суда присяжныхъ. Ирландскій народъ реформой этой былъ убжденъ съ перваго же шага, что судъ присяжныхъ предназначенъ не для того, чтобы сдлать правительственное преслдованіе игрой въ поддльныя кости. Когда актъ О’Гагана впервые былъ введенъ, случилось нсколько безпорядковъ и нарушеній, что партизаны старой системы не замедлили назвать ‘пораженіемъ’. Но поздне онъ сдлался предметомъ всеобщихъ похвалъ, какъ истинно-великій и государственный законодательный трудъ.}. Факты, добытые короной, обнаружили, что въ упомянутыхъ графствахъ многіе молодые люди дали клятву на врность тайному обществу, описанному Россой, и что небольшіе отряды ихъ имли обыкновеніе учиться военнымъ пріемамъ, большею частью по ночамъ, но иногда и днемъ. Дальше этого округа дло не распространилось и, насколько было извстно, нигд больше въ Ирландіи организаціи не существовало. Вождемъ была таинственная личность, обыкновенно называемая ‘the Seavac’, что по-кельтски значитъ — соколъ и произносится ‘Шейкъ’ но вмст съ тмъ было очень хорошо извстно, что это не иной кто, какъ Стефенсъ. Присяжные не пришли къ соглашенію и дальнйшій судъ былъ отсроченъ. На слдующихъ ассизахъ въ Берри подсудимый О’Сулливанъ, видя, что правительство составило списокъ присяжныхъ исключительно изъ протестантовъ, приказывая всякому католику, подходившему къ книг, ‘отходить въ сторону’,— отказался отъ какой бы то ни было защиты. Онъ сказалъ, что это — не судъ присяжныхъ, какъ его предписываетъ законъ, а потому онъ не хочетъ признавать его своею защитой. Вслдствіе этого процессъ былъ тихъ и кратокъ. Подсудимый сразу былъ признанъ виновнымъ и приговоренъ къ десяти годамъ каторжной работы {Въ періодъ между 1848 и 1868 гг. ‘ссылка за море’ была отмнена и замнена каторжными работами. Прим. автора.}.

Когда, спустя нсколько мсяцевъ, обвиняемые ожидали суда въ Борк, защитникъ и друзья убждали ихъ признать себя виновными. Во-первыхъ, деньги, собранныя для покрытія издержекъ по ихъ защит, были большею частію поглощены продолжительнымъ Чудомъ надъ О’Сулливаномъ въ Трала, а во-вторыхъ, имъ доказывали, что корона наврно приметъ во вниманіе ихъ сознаніе и освободитъ съ обязательствомъ ‘явиться во первому требованію’, и кром того, вроятно, смягчитъ наказаніе и ихъ товарища О’Сулливана. Благодаря этому послднему доводу или общанію, очень неохотно выполненному впослдствіи правительствомъ, было устроено соглашеніе и показанія даны были безъ присяги. Росса вмст съ товарищами признали себя виновными и были освобождены. Возбужденіе, вызванное преслдованіемъ, прошло и о дальнйшей вербовк въ члены Феникса не было ничего больше слышно. Попытка въ томъ вид, какъ она выяснилась, очевидно была оставлена. Мы вс поздравляли другъ друга съ тмъ, что занавсъ упалъ безъ худшихъ послдствій, безъ боле серьезнаго вреда и многолтнихъ наказаній. И какъ же глупы были вс наши самыя умныя соображенія, заставившія насъ принимать это за конецъ! Мы видли только начало, первый актъ поражающей драмы ирландскаго феніанизма.

XVIII.
Папская Ирландія.

Изъ всхъ католическихъ народовъ или странъ въ свт, исключая одного Тироля, Ирландія быть-можетъ самая папская, самая ‘ультрамонтанская’. По титуламъ, дарованнымъ римскими первосвященниками, нкоторыя изъ этихъ странъ занимаютъ высокія мста. Король Франціи назывался ‘старшимъ сыномъ церкви’, король Испаніи — ‘его высоко-католическимъ величествомъ’, а повелители Англіи до сихъ поръ удерживаютъ папскій титулъ, объявляющій ихъ защитниками римскихъ доктринъ противъ протестантизма. Но теперь эти титулы очень дурно выражаютъ дйствительность. Въ большей части такъ-называемыхъ ‘католическихъ странъ’ католицизмъ продолжаетъ быть государственною религіей и составляетъ лишь форму, въ которую выливается вра, исповдуемая большинствомъ населенія.

Въ Ирландіи, напримръ, населеніе отличается религіозными убжденіями, тмъ, что можно назвать дятельнымъ католицизмомъ, что входитъ въ ежедневную жизнь, мысль и дйствія народа. Церкви наполняются мужчинами, также какъ и женщинами, и во всякомъ таинств или церемоніи они принимаютъ дятельное и искреннее участіе. Уваженіе къ священническому сану такъ глубоко и сильно, что постороннему наблюдателю другаго исповданія все это кажется ‘предразсудочнымъ’, а преданность пап, врность римскому престолу въ Ирландіи наврно гораздо полне, вкъ въ какой бы то ни было населенной части земнаго шара, не исключая и ‘Леонинскаго Града’.

Въ 1859 году ирландскій народъ находился въ странной дилемм между симпатіей къ Франціи съ одной стороны и опасеніемъ за папу съ другой’ Во время пріема въ Новый годъ въ Тюльери императоръ Наполеонъ выразилъ барону Гюбнеру свое сожалніе по поводу неудовлетворительности отношеній между Франціей и Австріей и тмъ встревожилъ всю Европу. Война — война между Франціей, Италіей и Австріей — очевидно была наготов. Англія предложила свое обычное посредничество, которое конечно было принято всми сторонами, но однако-жь ни одна изъ нихъ не замедлила своихъ приготовленій и не думала объ ихъ прекращеніи. Три мсяца были посвящены дипломатическимъ комедіямъ, пока не настало время года, удобное для кампаніи, каждая сторона пыталась завлечь другую въ положеніе ‘подающей поводъ’. Наконецъ 9 апрля 50.000 солдатъ вышли изъ Вны въ Ломбардію я 60.000 послдовали за ними на другой день. 21 апрля въ Туринъ былъ посланъ австрійскій ультиматумъ, призывающій къ разоруженію угрожающихъ силъ Пьемонта, собравшихся тамъ съ нкотораго времени. На это Викторъ-Эммануилъ отвтилъ 25 апрля обращеніемъ къ арміи, въ которомъ объявилъ начало военныхъ дйствій противъ Австріи. Между тмъ графъ Кавуръ телеграфировалъ императору французовъ: ‘Помощь, помощь! Австрійцы идутъ на насъ!’. Меньше чмъ въ 24 часа французская армія была передвинута изъ Парижа въ Италію. Въ тотъ же самый день австрійцы въ одномъ мст, а сардинцы въ другомъ перешли Тичино. Посл короткой кампаніи австрійцы были загнаны въ извстный четырехсторонникъ. 20 мая взято Монтебелло, 31 мая — Палестро, 4 іюня — Маджента и 24 іюня — Сольферино. Вдругъ, среди побдъ, Наполеонъ остановился и предложилъ миръ. Виллафранкскимъ договоромъ 11 іюля, утвержденнымъ поздне въ Цюрих, окончилась Итальянская война 1859 года.

Странная борьба симпатій господствовала въ Ирландія отъ мая до іюля. Католическіе прелаты и священники провозглашали поведеніе императора Наполеона крайне вроломнымъ. Увренія его величества въ безопасности паны и своей готовности защищать его уподоблялись объятіямъ Іуды, они предсказывали, что какъ только Францъ-Іосифъ будетъ раздавленъ, настанетъ очередь Пія девятаго быть аттаковавнымъ и побжденнымъ. Тмъ не мене народныя симпатіи Ирландіи слдовали за французскимъ знаменемъ, въ особенности когда узнали, что франко-ирландецъ генералъ Патрикъ Макъ-Магонъ назначенъ командиромъ одной дивизіи. Извстіе о битв при Маджент, гд Макъ-Магонъ одержалъ побду, спасъ французскаго императора и получилъ за это дло званіе маршала Франціи и титулъ герцога Маджентскаго, вызвало безграничную радость въ Ирландіи. Костры запылали на холмахъ Клера, родины это предковъ. Его имя сдлалось народнымъ девизомъ по всему острову. Въ Nation мы напечатали подлинныя данныя съ его родословной, изъ мстныхъ и французскихъ архивовъ, начиная отъ сдачи Лимерика до побды при Маджент. Предложеніе поднести франко-ирландскому маршалу шлагу было встрчею съ энтузіазмомъ. На это необходимо было 500 фунтовъ, но по подписк было собрано около 700 ф. и дйствительно были сдланы великолпная шпата и ножны по рисункамъ, нарочно составленнымъ ирландскимъ художникомъ Е. Фитцпатрикомъ. Маршалъ, извщенный объ этой готовящейся ему чести, сообщилъ, съ позволенія императора, что онъ сочтетъ для себя за истминое счастіе получить этотъ знакъ вниманія отъ его прежнихъ, какъ онъ называлъ ирландскій народъ. ‘Je dois commencer par tous dire que je suis excessivement reconnaissant de ce tmoignage d’intrt de la part d’anciens compatriotes avec lesquels je n’ai eu depuis longtems que des rapports indirects’. Императоръ съ готовности выразилъ свое согласіе, и 2-го сентября 1860 года мой братъ Т. Д. Сулливанъ и д-ръ Сигерсонъ отправились, въ качеств депутаціи отъ ирландскаго комитета, во Францію для формальнаго поднесенія подарка. Маршалъ въ это время командовалъ войсками въ Шалон и, по случаю прибытіи ирландской депутаціи съ такимъ порученіемъ, лагерь былъ en fte. Поднесеніе состоялось въ главной квартир. Однимъ изъ членовъ депутаціи былъ прочитанъ на ирландскомъ и французскомъ языкахъ адресъ, подписанный за городъ Дублинъ предсдателемъ комитета и членомъ парламента Т. О’Доногю и почетными секретарями П. Ж. Смитомъ и Т. Д. Сулливаномъ. Маршалъ былъ очевидно тронутъ и отвчалъ сильно взволнованнымъ голосомъ по-французски слдующее: ‘Господа, я глубоко тронутъ чувствами, которыя вы только-что выразили мн, и я прошу васъ передать ирландскому народу, который вы представляете, мою искреннюю благодарность за тотъ знакъ одобренія и симпатіи, который вы передали мн отъ его имни. Этотъ знакъ доказываетъ мн своимъ добровольнымъ характеромъ, что Зеленый островъ Ирина сохранялъ т рыцарскія идеи и ту живучесть, которыми юнъ всегда отличался. Посл себя я, оставлю эту великолпную шпагу моему старшему сыну, Патрику. Для него, какъ и для меня, она будетъ служить новымъ залогомъ той прямой связи, которая должна соединять его съ благородною родиной его предковъ’.

Затмъ въ честь депутаціи вмст съ нкоторыми друзьями, сопровождавшими ее изъ Парижа, былъ данъ роскошный банкетъ, на который маршалъ пригласилъ нсколькихъ французскихъ офицеровъ и аристократовъ ирландской крови, коменданта Диллона, генерала Фарелля, генерала Суттона де-Плонардъ, которыхъ самыя имена обнаруживаютъ ихъ ирландское происхожденіе, несмотря на то, что они никогда не видали Ирландіи. Герой Мадженты выказалъ полное знакомство съ ирландской исторіей, поэзіей и литературой. ‘C’tait un pays tout—fait potique’,— сказалъ онъ, обращаясь къ одному французскому генералу. Это была страна поэзіи и сохранила этотъ характеръ еще и до сихъ поръ, ея древніе законы часто писались въ стихахъ, а ея барды занимали первыя почетныя мста посл королей’.

Есть серьезныя основанія думать, что Наполеонъ остановился въ Виллафранк потому, что увидалъ себя опутаннымъ стями своего учителя и въ дипломатіи, и въ политик — графа Кавура. Императоръ мечталъ и о соглашеніи въ Италіи, и думалъ положить границы смлымъ замысламъ туринскаго организатора, между тмъ какъ этотъ послдній проводилъ, дурачилъ и побивалъ его отъ начала и до конца. Даже въ то время, когда Наполеонъ теоретизировалъ по поводу своего проекта итальянской конфедераціи съ дамой во глав, Кавуръ ршилъ не допустить ея осуществленія, тайно разсылалъ своихъ агентовъ и интриговалъ по всему полуострову. 20 октября Викторъ-Эммануилъ открыто отказался отъ виллафранкскаго плана, опираясь на свое обязательство передъ народомъ. Въ томъ же мсяц былъ объявленъ раздлъ территоріи. Савойя и Пицца отошли въ вознагражденіе къ французскому императору, а Ломбардія, Романья, Парма и Модему была присоединены къ Сардинскому королевству. Но остановится ли присоединеніе на томъ? Чувство тяжести и опасенія распространись по Ирландіи. Первое января 1860 г. застало островъ въ сильномъ волненіи. Что папа будетъ открыто аттакованъ и еще больше обобранъ на тонъ или другомъ основаніи, было всеобщихъ убжденіемъ и въ каждой провинціи и графств держались чудовищные митинги для выраженія ему сочувствія и поддержки. Пожертвованія въ его пользу притекали со всякаго прихода и анархіи въ королевств. Въ цломъ они составили огромную сумму. И эти сикспенсы и шиллинги бдныхъ, лучше выражавшіе глубину и силу ихъ чувствъ, чмъ крупные взносы богатыхъ и аристократическихъ классовъ, придавали серьезную важность необыкновенному приливу религіознаго чувства.

На этой почв разыгралось такое ожесточенное столкновеніе англійскаго и ирландскаго общественнаго мннія, какого мн не приходилось встрчать ни прежде, ни посл. Въ Англіи итальянское движеніе вызвало самое горячее сочувствіе. Его принимали за прогрессъ свободы и пораженіе реакціи. Въ Ирландіи же оно считалось жадностью безчестнаго сосдняго государства, подкапывающагося и подрывающагося подъ папскую власть, а теперь замышляющаго открытый захватъ. Англичанамъ было противно, что ирландцы изъ-за своей фанатической преданности пап не хотятъ допустить освобожденія римлянъ. Ирландцы приходили въ ярость отъ того, что Англія даетъ субсидіи на разбойничьи набги противъ мирнаго первосвященника и главы католичества, тогда какъ за нсколько лтъ до этого Великобританія тратила милліоны денегъ и наполняла рки кровью ради поддержанія главы магометанства.

Періодическая печать обихъ сторонъ пролива пускала въ ходъ свою артиллерію. ‘Всякій народъ иметъ право выбирать свою собственную форму правленія’, говорила англійская пресса.— ‘Такъ дайте женамъ выбрать вашу’, отвчала ирландская. ‘Римляне имютъ право возставать’, говорила одна. ‘Но вопросъ не въ возстаніи римлянъ,’ — отвчала другая,— вопросъ въ нападеніи піемонтцевъ на папскія владнія’. Словомъ, споръ скоро пришелъ къ тому, что въ Англіи вполн врили въ существованіе въ папскихъ владніяхъ давленія и недовольства, тогда какъ въ Ирландіи это недовольство провозглашалось лишь поводомъ для сардинскихъ агентовъ дйствовать въ сардинскихъ же интересахъ, т.-е. ради присоединенія панскихъ владній.

И каждая изъ этихъ двухъ прессъ дйствовала сообразно своимъ взглядамъ на дло. Изъ Англіи шли адресы, деньги и люди на помощь Виктору-Эммануилу и Гарибальди. Ирландія же посылала адресы и деньги, но пока еще не людей на защиту римскаго первосвященника. ‘Пока еще не людей’, но споро поднялся крикъ, почему же и не людей? Одинъ изъ популярныхъ журналовъ Dudalk Democrat провозгласилъ, что лучшею помощью, какую Ирландія могла бы оказать пап въ это критическомъ положеніи, было бы составить ирландскую бригаду. Нсколько раньше я самъ напрасно защищалъ этотъ самый взглядъ передъ нкоторыми высшими духовными лицами, которыя находились въ интимной переписк съ Римомъ. Оказалось, что я имлъ дло съ людьми въ высшей степени консервативными. Они въ ужас отказывались отъ употребленія чего бы то ни было въ род силы или насилія даже для самозащиты. Я увренъ, что мое предложеніе и взгляды были переданы въ Римъ, по встртили тамъ неодобрительный пріемъ. Монсиньоръ де-Мероде былъ тогда папскимъ военнымъ министромъ. Онъ заране предвидлъ, что рано или поздно все дло должно придти къ разршенію на пол сраженія, и употреблялъ вс усилія, чтобы приготовиться къ такому исходу. Только медленнымъ и окольнымъ путемъ борьбы онъ могъ добиться принятія своихъ взглядовъ въ Ватикан, гд кардиналъ Антонелли, убжденный, что одиночное сопротивленіе безполезно, вполн полагался на ‘христіанскія державы’. Самъ Пій IX до самаго конца боле или мене былъ нерасположенъ въ военнымъ приготовленіямъ или демонстраціямъ. Онъ былъ человкъ молитвы, а кардиналъ Антонелли преданъ дипломатіи, тогда какъ монсиньоръ де-Мероде былъ убжденъ, что Кавуру нтъ дла ни до того, ни до другаго, и что если его, вооруженнаго мечомъ, и можно заставить остановиться, то только мечомъ.

Наконецъ мы услыхали, что генералъ Ламорисьеръ былъ предложенъ и принятъ въ качеств главнокомандующаго папской арміи — номинально въ 20.000, въ дйствительности же около 10.000 человкъ. Для тхъ, кто былъ въ какой бы то ни было степени знакомъ съ закулисною стороной дла, было ясно, что монсиньоръ де-Мероде, наконецъ, одержалъ побду и что теперь будетъ сдлана попытка организовать защиту римской территоріи.

Однажды, въ начал марта 1860 года, два господина вошли въ мою контору на Нижней Аббей-стритъ въ Дублин. Одинъ былъ мой пріятель, сильно заинтересованный въ теперешнемъ критическомъ положеніи папскаго правительства, другаго же я не зналъ и сразу прізналъ за иностранца. ‘Вотъ,— сказалъ мой пріятель,— господинъ, раздляющій взгляды, которые вы такъ горячо высказывали относительно защиты Рима’. Я узналъ, что поститель былъ графъ Шарль Макъ-Доннель изъ Вны, довренное лицо фельдмаршала графа Ньюгента и камергеръ папы, Если рыцарская преданность погибающему длу когда-нибудь олицетворялась въ одномъ человк, то наврно ни въ нонъ другомъ, какъ въ этомъ отважномъ господин. Онъ напомнилъ мн тлъ вождей Гайлендеровъ Шотландіи, которыхъ романтическая и трагическая преданность Стюартамъ вызываетъ симпатію и удивленіе во всякой великодушной душ. Еслибъ онъ жилъ въ тринадцатомъ столтіи, онъ былъ бы крестоносцемъ, въ 1641 году онъ былъ бы рыцаремъ, а въ 1745 году онъ стоялъ бы на сторон принца Карла-Эдуарда въ роковомъ сраженіи подъ Куллоденомъ. Онъ пріхалъ въ Ирландію посмотрть, что — бъ она могла сдлать, какую военную помощь могла бы она оказать защит римской области. ‘Мы знаемъ въ Рим,— сказалъ онъ,— что Гарибальди организуетъ, съ согласія и при помощи туринскаго правительства, наступательную экспедицію, но противъ кого прежде всего онъ направитъ ее — противъ Наполеона, или противъ насъ — сказать не можемъ. Во всякомъ случа на насъ нападутъ ныншнимъ лтомъ. Что сдлаетъ для насъ Ирландія?’

‘Въ томъ маловроятномъ случа, если правительство дозволитъ волонтерство, какъ въ дл донны Маріи,— отвчалъ я,— вы можете имть 30.000 людей, если, что всего вроятне, оно не дастъ позволенія, но не будетъ оказывать и активнаго противодйствія, вы соберете 10.000, если же оно будетъ активно противодйствовать, то ничего нельзя сдлать. По моему мннію, если дло не пойдетъ громко и открыто, лордъ Пальмерстонъ не захочетъ прямаго столкновенія. Но главное препятствіе составятъ наши собственные епископы. Они будутъ или противъ, или нейтральны. Ни одинъ изъ нихъ не вритъ, чтобы маленькая армія Ламорисьера могла бороться съ подавляющими преимуществами сардинцевъ’.

Графъ досталъ спрятанный на груди сафьянный портфель для писемъ и въ пять минутъ представилъ мн бездну доказательствъ, тайно данныхъ Риму нкоторыми коронованными особами Европы, что еслибы монсиньоръ де-Мероде могъ отразить вторженіе гарибальдійцевъ безъ французскаго и австрійскаго вмшательства, Сардинія была бы парализована.

Это бросало новый свтъ на положеніе дла. Мн кажется, я не ошибусь, если скажу, что вс движенія генерала Ламорисьера въ 1860 году были основаны на вр въ эти частныя увренія.

Мой графъ былъ австріецъ до мозга костей и до глубины души ненавидлъ Наполеона. ‘Онъ лжетъ,— сказалъ онъ,— въ немъ нтъ правды. Онъ не сдержитъ своего слова, но другіе — да’. Я тогда же понялъ, что смертельная ревность между Франціей и Австріей приведетъ въ настоящей гибели Пія II.

Мы предприняли объздъ по провинціи, чтобъ наслдовать почву и удостовриться, что можно сдлать и какъ лучше всего длать. Къ сожалнію, приходилось позаботиться о томъ, чтобы графъ какъ можно скоре оставилъ Ирландію, или во всякомъ случа отослалъ свой красный портфель, потому что въ немъ заключались одно или два собственноручныхъ письма, которыя, будучи потеряны или но какому бы то ни было случаю арестованы, подняли бы цлую дипломатическую бурю на континент. Но онъ хотлъ во что бы то ни стало ‘выполнить свою миссію’, и онъ сдлалъ это. Меньше чмъ черезъ мсяцъ посл его отъзда первый отрядъ панскихъ волонтеровъ оставилъ Ирландію. До конца іюля около 2.000 людей прохали небольшими партіями черезъ континентъ Европы и достигли Папской области. Глубокое недовріе къ императору Наполеону запрещало съ самаго начала досылать людей черезъ Францію, а потому былъ выбранъ путь черезъ Бельгію и Австрію. Линія отъ Баденбаха до Тріеста находилась въ вдніи графа Макъ-Доннеля, участокъ же отъ Ирландіи до Баденбаха вдался комитетомъ или директоратомъ въ Дублин, состоявшимъ изъ трехъ или четырехъ лицъ, въ трудахъ которыхъ и я принималъ нкоторое участіе. Я могу назвать только одного изъ нихъ,— его больше нтъ въ живыхъ,— это Лауренсъ Канонъ Фордъ. Про него я вполн искренно могу сказать, что папская власть никогда не пала бы, еслибы вс ея слуги служили ей съ такою глубокою любовью и преданностью, какъ онъ.

Экспедиція, предсказанная или упомянутая графомъ Макъ-Доннелемъ въ март, теперь сдлалась реальнымъ фактомъ. 4-го апрля въ Палермо вспыхнуло возстаніе, а 5-го мая славная гарибальдійская ‘тысяча’ отплыла изъ Генуи. Съ этого дня до начала сентябри Европа была свидтельницей одного побдоноснаго шествія этой силы. 28 іюля гарибальдійцы покорили Сицилію. 8-го сентября генералъ Гарибальди, М. Дюма pre и Эдвинъ Джемсъ, его невольные друзья по лагерю, вступили въ Неаполь безъ сопротивленія, Францискъ II удалился въ Гаагу. На слдующій день Викторъ-Эммануилъ былъ провозглашенъ королемъ Неаполя.

Попытка генераловъ Ламорисьера и Канцлера поспшно организовать дйствительную военную силу была дломъ почти безнадежно-труднымъ. Папскій Римъ не былъ воинственною державой, его такъ-называемая армія, или швейцарская гвардія, была немногимъ больше обыкновенной полиціи.

Тмъ не мене въ теченіе августа мсяца Ламорисьеръ объявилъ себя способнымъ встртить и отразить теперь уже несомннное нападеніе побдоносныхъ гарибальдійцевъ съ неаполитанской стороны. Въ то же время значительныя сардинскія силы собрались на сверной границ области, подъ командой генераловъ Чіальдини и Фанти. Въ заключеніе всего французскій императоръ прислалъ успокоительныя увренія, основанныя на туринскихъ заявленіяхъ, что противъ папской территоріи не предпринимается никакого враждебнаго движенія, что эта армія собрана тамъ для ‘подавленія безпорядковъ’, которые могутъ быть вызваны гарибальдійскимъ движеніемъ на юг. Вдругъ 9 сентября 1860 года кардиналъ Антонелли получилъ отъ графа Кавура требованіе распустить силы Ламорисьера. Не дожидаясь отвта, колонны генераловъ Фанти и Чіальдини перешли черезъ границу, напали на Ламорисьера съ боковъ и тыла и разбили его въ дребезги. Въ короткой и гибельной кампаніи папская армія, захваченная въ расплохъ превосходными силами, ни разу не имла успха и была разбита на всхъ пунктахъ. Этотъ ударъ засталъ ирландцевъ, большею частію безъ оружія, за военными ученіями въ Анкон, Сполето, Перуджіо и Фолиньо. Ихъ организація въ баталіонъ, такъ-называемый ‘баталіонъ Св. Патрика’, подъ командой маіора Майльса В. О’Релли (теперешній членъ парламента отъ графства Лангфордъ), была наскоро выполнена, но обмундированіе было еще не кончено. Ламорисьеръ, казалось, былъ оглушенъ извстіемъ о пьемонтскомъ вторженіи. Выйдя изъ Сполето въ полночь 14 сентября, онъ сдлалъ отчаянную попытку собрать свои силы для натиска на Анкону,— пьемонтскій главнокомандующій очевидно имлъ намреніе отрзать его. Странно звучитъ это теперь, но папскій генералъ даже въ этотъ моментъ врилъ, и имлъ основаніе врить, что еслибъ онъ могъ удержать врага у залива на одну или дв недли, французскій императоръ пришелъ бы къ нему на помощь… При Мацерат 17 сентября онъ соединился съ генераломъ Пимоданомъ. Двигаясь впередъ на другой день, онъ узналъ, что генералъ Чіальдини занялъ сильную позицію при Кастельфидардо, преграждающую ему путь въ Анкону. Здсь произошла ршительная битва кампаніи. Ламорисьеру во глав егерскаго полка удалось проложить себ дорогу къ Анкон, но его армія была уничтожена.

Между тмъ корпусъ генерала Фанти осадилъ и взялъ Перуджіо 15 сентября и потребовалъ сдачи отъ Сполето. 17 сентября городъ или скоре ‘Росса’ защищался маіоромъ О’Релли и тремя стами ирландцевъ кром нсколькихъ бельгійскихъ французовъ, швейцарцевъ и мстныхъ итальянцевъ. Нкоторыми изъ англійскихъ газетъ рыла поднята полемика по поводу того, что будто бы ирландцы были виноваты въ этомъ взятіи Сполето, но замчательная храбрость защиты была засвидтельствована авторитетами, на отзывахъ которыхъ маіоръ О’Релли и его триста ирландцевъ съ гордостью могутъ основывать свою репутацію, а именно генерала Бригнона, командира непріятельскаго войска, и генерала Ламормсьера, одного изъ первыхъ солдатъ въ Европ.

Первый въ условіяхъ сдачи говорятъ:

‘Съ офицерами и солдатами должно быть поступлено со всею вжливостью и уваженіемъ, которыхъ заслуживаютъ доблестныя и храбрыя войска, каковыми они себя показали въ день битвы’.

28 сентября Анкона, осажденная съ моря и суши и превращенная въ развалины продолжительнымъ бомбардированіемъ, сдалась адмиралу Персано, котораго недавно изданная переписка бросаетъ поразительный свтъ на тайную исторію этой кампаніи.

Выказали ли ирландскіе отряды въ этой несчастной борьб ‘древнее мужество ихъ расы’ — вопросъ, затрогивающій національную честь. Къ счастію, его ршеніе основывается не на однихъ откровенныхъ и скромныхъ отзывахъ ихъ начальниковъ и даже не на однхъ похвалахъ папскаго военнаго министра. Никто не будетъ отрицать, что Ламорисьеръ былъ вполн компетентнымъ военнымъ авторитетомъ относительно выправки и поведенія солдатъ. Въ своемъ оффиціальномъ отчет онъ сильно нападаетъ на одну часть войскъ, находившихся подъ его командой, но объ ирландцахъ онъ не говоритъ иначе, какъ съ похвалой. Онъ длаетъ спеціальныя указанія на ихъ храбрость при Перуджіи, Сполето, Бастельфилардо и Анкон. ‘При Перуджіи,— говоритъ онъ,— одинъ ирландскій отрядъ (вс бывшія такъ ирландскія силы) и. большая часть баталіона 2-го линейнаго полка показали себя готовыми исполнить свою обязанность’. ‘При Сполето ирландцы защищались съ замчательною храбростью’. ‘При Каетельфидардо,— продолжаетъ онъ,— дв гаубицы были выдвинуты впередъ при помощи ирландцевъ подъ очень сильнымъ огнемъ. Эти храбрые солдаты, исполнивши возложенную на нихъ миссію, соединились со стрлками и до конца сраженія отличались въ ихъ рядахъ’.

Англійская и ирландская пресса часто обмниваются язвительными и запальчивыми выраженіями, но я сомнваюсь, чтобы когда-нибудь упреки и оскорбленія съ одной стороны и ненависть и презрніе — съ другой достигали такихъ размровъ, какъ въ этомъ случа. Присутствіе ирландскаго отряда на папской сторон возмущало англійское общественное мнніе, и вотъ теперь это негодованіе выразилось въ обзываніи англійскою прессой ирландцевъ — ‘трусами’ и ‘наемниками’. Про ирландцевъ можно многое сказать, но англичане лучше чмъ кто-нибудь знаютъ, что изъ нихъ выходятъ хорошіе солдаты. Они не ‘трусы’ и быть-можетъ въ чемъ другомъ, но въ ‘наемничеств’ они не были повинны. Съ англійской точки зрнія они были фанатиками, но не ‘наемниками’. Они покинули родину, домъ, друзей, чтобы сражаться за дло, за которое умереть — справедливо или нтъ съ англійской точки зрнія — они считали для себя подвигомъ и честью. Плата — соображенія наемника — не могла имть мста въ числ ихъ мотивовъ: плата папскихъ солдатъ была лишь номинальная, а ихъ раціоны самые скудные. Упреки и поношенія англійской прессы вызвали въ Ирландіи рзкія возраженія. Въ отвтъ на клеветы на батальонъ плнныхъ въ Ливорно и Гену, было ршено — ‘съ тріумфомъ’ привезти его домой на національный счетъ. Посл длинныхъ и хлопотливыхъ переговоровъ съ піемонтскими властями плнники были наконецъ выданы представителю комитета ирландской бригады. Онъ нанялъ пароходъ и отправилъ ихъ въ Боркъ, куда они и прибыли благополучно 3-го ноября 1860 г. По этому случаю мн было поручено отправиться въ Южный портъ, устроить имъ пріемъ и препроводить по домамъ. Но граждане Борка взяли большую часть этого труда на себя. Тотчасъ же былъ организовавъ мстный ‘пріемный комитетъ’, подъ дятельнымъ предсдательствомъ члена парламента Ж. Ф. Мегуайра, и сдланы приготовленіи для общаго праздника. Еслибъ эти люди одержали побды въ сотн мстъ, они не могли бы встртить боле лестныхъ демонстрацій. Музыка играла и знамена разввались, народъ стекался толпами, представлялись адресы и говорились рчи. Батальонъ маршировалъ въ процессіи, заключавшей въ себ нкоторыхъ выдававшихся гражданъ Корка и сопровождаемой мстнымъ комитетомъ, къ различнымъ станціямъ желзныхъ дорогъ, гд отъ него отдлились партіи и направлялись въ разныя мстности страны посл горячихъ объятій и поцлуевъ другъ съ другомъ, какъ это длается на континент. Но и на этомъ демонстрація не остановилась. Во всякомъ город, гд высаживалась такая партія, собирались толпы народа, махали зелеными втками, если не могли достать флаговъ, и провожали се но дорог домой.

Къ этотъ моментъ Ирландія находилась подъ вліяніемъ наполнявшаго ее религіознаго движенія, или, выражаясь мене симпатично,— ‘была охвачена тою слпой и фанатической преданностью къ религіозному вождю, какою должна отличаться нація пропитанная ханжествомъ и нетерпимостью’. Тмъ не мене достойно серьезнаго вниманія, что этотъ искренно преданный намъ, глубоко католическій и враждебный всякому либерализму и индифферентизму въ религіи народъ въ гражданскихъ длахъ быть-можетъ не иметъ себ равнаго на свт по либерализму и терпимости. Когда въ начал этого столтія было предложено ‘эмансипировать’ ирландскихъ католиковъ, т. е. позволить имъ засдать въ парламент, и занимать извстныя мста муниципальныхъ и другихъ должностныхъ лицъ,— проектъ долгое время встрчалъ сопротивленіе на томъ основаніи, что такой догматическій, преданный ханжеству, народъ въ религіи непремнно будетъ вытснять некатоликовъ,— что, будучи въ большинств на всемъ остров, они вытснятъ изъ общественной жизни всхъ протестантскихъ представителей населенія, кладя въ основаніе гражданскихъ длъ не политику, а религію. Не трудно понять, что служило поводомъ для такихъ опасеній. Ничего не было бы удивительнаго, еслибы, долго лишенные такихъ гражданскихъ правъ и привилегій, ирландскіе католики, разъ получивши возможность располагать парламентскими мстами или муниципальными почестями, удержали бы ихъ за собой, предоставивши некатоликамъ, для которыхъ поле всегда было открыто, заботиться самимъ о своихъ, все еще сильныхъ, единоврцахъ. Однако-жь этого не случилось. Какъ только желанныя почести и привилегіи были получены, католики позаботились о раздленіи ихъ со своими протестантскими друзьями. Съ самаго дни королевскаго утвержденія акта о католической эмансипаціи въ 1829 году и до сего дня самые католическіе округи въ Ирландіи снова и снова посылала протестантовъ въ парламентъ и часто выбирали ихъ въ вид оппозиціи католикамъ, съ мене подходящими политическими взглядами. М-ръ Вёттъ, Митчелъ Генри, Бленнергассеттъ, Уитвортъ, Грей, лордъ Франсисъ Воннигамъ, Парнеллъ, капитанъ Бингъ-Гармонъ и другіе протестантскіе джентльмены, засдающіе въ парламент, были выбираемы, какъ и ихъ не мене протестантскіе предшественники, часто самыми ультрамонтанскими и папскими общинами.

Въ несчастію, этотъ похвальный образъ дйствій не вызвалъ еще подобныхъ же поступковъ съ другой стороны,— ханжества и нетерпимости до временамъ приходной опасаться, чтобы такой неутшительный фактъ не послужилъ дурнымъ примромъ и для католиковъ. Не было ни одного единственнаго случая, чтобы протестантскій округъ въ Ирландіи выбралъ католика въ члены парламента. къ счастію, католическое большинство отказывается отвчать тмъ же и держится принципа длать то, что считаетъ правымъ, разумнымъ и человчнымъ. Для Ирландіи былъ бы истинно несчастнымъ тотъ день, когда злой духъ фанатизма заставилъ бы ее оставить эту благородную политику.

ГЛАВА XIX.
Судьба Глинвейя.

Въ далекой и дикой сверо-западной Ирландіи, омываемой волнами Ледовитаго океана, высится древній Тирконелль, больше извстный современному уху подъ именемъ Донегальскихъ высотъ. На остров наврно нтъ другой части, которая при такомъ обширномъ протянете была бы такъ уединенна и отрзана отъ всего вншняго міра. И нигд больше мстное населеніе не сохранило такъ хорошо своихъ отличительныхъ чертъ жизни а характера, обычая и традиціи среди всхъ неремнъ послднихъ двухсотъ лтъ, какъ здсь.

Восточная часть Донегала изобилуетъ богатыми и плодородными долинами и населена особою расой. Двсти пятьдесятъ лтъ тому назадъ аса сколько-нибудь сносная земля, стоющая владнія, была отдана ‘плантаторамъ’ и ‘предпринимателямъ’. Мстные же кельты были затканы въ болотистыя пустыни или непроходимыя горы, слишкомъ бдныя или слишкомъ отдаленныя для новыхъ поселенцевъ. Здсь-то вотъ и жили вдали отъ дловаго міра, защищенные своей убогою судьбой отъ мигахъ его опасностей, истинные потомки соплеменниковъ ‘Неустрашимаго Краснаго Гуга’. Ихъ жизнь была полна тяжелаго труда, но они не жаловались. По утесамъ вдоль западнаго берега, изрзаннаго заливами или опоясаннаго обширными песками, гнздились ихъ убогія хижины, а рядомъ съ ними неумолкаемо ревлъ ‘глубоко-голосый сосдній океанъ’.

Мстность отъ Сливелиги до Мелинъ-Хеда — дико поэтическая и мстами замчательно красивая. Среди обширныхъ картинъ мрачнаго и крайняго запустніи то тутъ, то тамъ глазъ останавливается и поражается видами, какихъ немного въ самихъ Альпахъ. Локъ-Свилля — ‘Озеро тней’ — одинъ изъ самыхъ живописныхъ океаническихъ заливовъ на нашихъ берегахъ. Онъ проскальзываетъ на югъ между Бункрана и историческимъ Ратмулленъ, пока не достигаетъ съ одной стороны Леттеркенни, а съ другой — восхитительнаго Фуана, кажется, какъ будто море наводняло здсь цлый рядъ тирольскихъ долинъ. Но между всми ними нтъ вида, который могъ бы сравниться съ чарующею красотой и дикимъ величіемъ уединеннаго Глинвейя.

Западный или атлантическій берегъ Донегала изрзанъ узкими бухтами, проникающими иногда на пять и на шесть миль на сверо-востокъ въ глубь острой, лишь около такъ-называемаго Дучери онъ встрчается съ ркой Гвибаррой. Устье, черезъ которое вытекаетъ она, есть лишь юго-западная часть цлой цпи долинъ, тянущихся по ирямояу направленію отъ залива Гвибарра къ Глинъ-Лохъ на протяженіи боле двадцати миль. Средняя часть цпи называется Глинвей или, какъ должно бы быть, Глинъ (долина серебряныхъ березъ). По-истин это самый романтическій уголокъ на свт. Горы гордо подымаются на обихъ сторонахъ выше тысячи футовъ и большею частію покрыты на вершинахъ двственнымъ лсомъ, а между ними внизу спокойно дремлетъ или слегка колеблется втеркомъ то расширяющееся, то сдавливаемое холмами озеро, это — Лохвей.

Гористая мстность вокругъ носитъ самый дикій характеръ. Тридцать лтъ тому назадъ она была населена народомъ, какой можно встртить только среди утесовъ Интерваля или Пассеира, онъ иногда запальчивъ, но всегда гостепріименъ, воздерженъ, смлъ и привыченъ жъ труду. Онъ извлекалъ свое жалкое сущесувованіе частію изъ небольшихъ обработанныхъ участковъ земля, но гораздо больше изъ продажи молодаге скота, котораго онъ выращиваетъ на горахъ, а потомъ продаетъ въ благопріятное время года зажиточному протестантскому населенію округовъ Рафоэ и Лиффорда.

Немного больше двадцати лтъ тому назадъ по сосднему округу Дерривей {‘Дерривей’, ‘Лохвей’ и ‘Глинвей’ соотвтственно обозначаютъ: лсъ, озеро и долину серебряныхъ березъ. Прим. автора.} случилось проходить на охот нкоему м-ру Джону-Джорджу Адейру изъ Белльгроу въ графств Квинъ. Онъ, по его собственнымъ словамъ, такъ былъ пораженъ красотой мстности, что ршилъ пріобрсти ее себ въ собственность. И дйствительно, въ періодъ отъ августа 1857 до мая 1858 г. ему удалось большую часть ее купить, а остальную взять въ аренду. Для горцевъ но-истин несчастнымъ былъ тотъ день, когда м-ръ Адейръ въ первый расъ бросилъ свой взглядъ на ихъ страну. Хотя этотъ господинъ и поднялъ скоро противъ нихъ цлую бурю обвиненій, хотя пріобртеніе имъ этой мстности въ свою собственность и вызвало цлый рядъ безпорядковъ, столкновеній и преступленій, но фактъ остается несомнннымъ, что въ періодъ этой покупки и даже тотчасъ посл нея глинвейскіе крестьяне были въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ со своими ландлордами и что окрестные дворяне и духовенство всхъ исповданій въ одинъ голосъ отзываясь и отзываются о нихъ въ самыхъ искреннихъ выраженіяхъ симпатіи и сожалнія. Какъ только м-ръ Адейръ появился на сцен, произошла поразительная перемна. Нарисованная прежними и окрестными ландлордами картина простаго, добраго и мирнаго крестьянства уступила мсто разсказамъ Адейра о беззаконной, свирпой шайк воровъ и убійцъ, искорененіе которой составляло теперь его миссію, предпринятую въ интересахъ ‘общества’. Первый шагъ новаго ландлорда служилъ предзнаменованіемъ того, что должно было за нимъ послдовать. 30 апрля состоялась покупка и такъ-называемое имніе Гратанъ перешло жъ нему отъ м-ра Коривелла, а въ ма онъ уже началъ постройку полицейскаго дома я возл него, подъ прикрытіемъ его ружей, ‘загона’ для захваченнаго скота. Я зналъ немного Адейра. Онъ въ 1852 г. былъ если не членомъ ‘арендной лиги’, то во всякомъ случа ея кандидатомъ въ парламентъ. Поэтому, когда онъ началъ свое поприще ландлорда въ Донегал, я никакъ не считалъ его способнымъ на такое систематическое варварство. Напротивъ, и былъ увренъ, что онъ будетъ пользоваться деспотическою властью, которой онъ искалъ, съ.добрыми намреніями, согласно своимъ идеямъ. Но замаскированный деспотъ скоро забываетъ вс благодтельныя намренія и заботится только объ утвержденіи своей власти и о безжалостномъ подавленіи тхъ, кто пытается вести съ нимъ открытую войну. Полицейская казарма и загонъ были первыми указаніями на духъ порядковъ Адейра. Я не знаю, чтобы старые ландлорды воздвигали та, кого рода учрежденія. Во всякомъ случа крестьяне смотрли на нихъ косо и прежде, чмъ Адейръ усплъ что-нибудь сдлать, они были уже предубждены противъ него. 21 августа застало этого господина съ ружьемъ въ рук охотящимся на тхъ холмахъ, гд прежде имлъ право охотиться только одинъ прежній ландлордъ Джонсонъ. Арендаторы-крестьяне съ нкимъ Джемсомъ Борриномъ во глав, а можетъ-быть и по наущенію Джонсона или изъ чувства обязанности къ нему, начали сопротивляться стрльб Адейра на этой земл, произошло ожесточенное столкновеніе и схватка. М-ръ Адейръ обвинялъ Коррива и другихъ крестьянъ передъ судомъ въ нападеніи на него, но дйствительное положеніе дла достаточно характеризуется фактомъ, что 23 октября присяжные отказали ему въ иск, а въ слдующій Михайловъ день Корринъ при посредств адвоката прежняго ландлорда Джонсона, что особенно достойно замчанія, началъ процессъ за самоуправство, побои и злонамренное, преслдованіе противъ Адейра. 16 и 17 февраля слдующаго 1859 года дло поступило на разсмотрніе лорда-барона въ Дублин и окончилось приговоромъ, что Адейръ дйствительно ‘совершилъ самоуправство, но что это произошло при пользованіи его законнымъ правомъ охоты’. Въ установленный срокъ Ворринъ потребовалъ суда въ высшей инстанціи, и такимъ образомъ началась тяжба.

Изъ этого спора — этой пресловутой ссоры Адейра съ бдными горцами, защищавшими, какъ они думали, права стараго ландлорда — возникли событія, которыя никогда не будутъ забыты въ Донегал.

Отъ Пасхи и до средины лта между богачомъ и бдными крестьянами шла открытая война, причемъ послдніе встрчали сочувствіе во всхъ.. окрестныхъ судьяхъ и ландлордахъ, особенно же въ полковник Гумфрей.

2-го іюля Адейръ арестовалъ нсколькихъ крестьянъ и привелъ къ себ въ Глинвей, для чего несчастные должны были пройти 60 миль до тюрьмы и обратно, однако-жъ спустя пять дней они были освобождены двумя прізжими и двумя мстными судьями, во время засданій въ Чёрчь-Гилл. Наконецъ онъ ршилъ, во что бы то ни стало добиться такого наложенія, которое дало бы ему полное господство надъ этими дерзкими крестьянами. Въ октябр 1859 года онъ арендовалъ остальную часть Дерривея, 11.956 акровъ, при помощи T. С. Треича, за сумму почти равняющуюся всмъ платежамъ крестьянъ. Такимъ образомъ посл покупокъ — 22 августа 1857 г. отъ Патта Скиптона, 29 апрля 1858 г. отъ полковника Гумфрей и м-ра Джонсона, 30 апрля Гартенскаго имнія отъ Коривелла и 10 октября 1859 года отъ м-ра Джонсона — онъ сдлался абсолютнымъ монархомъ около 90 квадратныхъ миль страны. Это усиленное стремленіе скупать больше и больше земли совершенно противорчивъ выставленнымъ поздне увреніямъ Адейра, что для него было несчастіемъ быть ландлордомъ такого народа.

Какъ разъ въ то время, когда этотъ господинъ появился въ этихъ мстахъ, западный Донегалъ переживалъ трудное время и печальныя столкновенія изъ-за ‘шотландскихъ овецъ’. Двумъ или тремъ собственникамъ пришла въ голову мысль,— а врне, была внушена шотландскими фермерами-управляющими,— что изъ этихъ холмовъ, на которыхъ теперь крестьяне кормятъ нсколькихъ козъ, телятъ и овецъ, можно извлечь цлыя богатства. Ландлорды были убждены, что, отнявши эти горы вполн или ‘отчасти у крестьянъ и обративъ ихъ въ пастбища для огромныхъ стадъ черныхъ овецъ, они получатъ тысячи фунтовъ ежегодной чистой прибыли. Попытка отнять у крестьянъ горы повела къ печальнымъ столкновеніямъ, страданіямъ и потерямъ. Пресловутое ‘округленіе фермъ’ — иногда несомннно искренній и благоразумный мотивъ, но на этотъ разъ лишь поводъ для ловкаго обмана народа — не помогло. Пока крестьяне и ландлорды вели борьбу по этому поводу, вдругъ шотландскіе пастухи объявили, что черныя овцы пропадаютъ съ холмовъ — ‘крадутся враждебнымъ населеніемъ’. Обыски въ крестьянскихъ домахъ не подтвердили такого заключенія. Были, правда, найдены кое-гд слды воровства, но отнюдь не въ такихъ размрахъ, чтобъ ему можно было приписать исчезаніе многихъ сотенъ овецъ. Скоро загадка начала разъясняться. Трупы овецъ находились десятками по сторонамъ холмовъ, что не замедлили, конечно, объяснить тмъ, что он ‘убиты разбойниками крестьянами’. Вознагражденіе стоимости этихъ ‘умышленно убитыхъ’ овецъ было возложено на округъ. Тмъ не мене убиваніе или исчезаніе овецъ продолжалось. И чмъ большіе размры оно принимало, тмъ тяжеле становились взысканія, а чмъ крупне длались требованія вознагражденій, тмъ шире распространялось раззореніе.

Наконецъ одному изъ коронныхъ чиновниковъ пришло въ голову, что во всемъ этомъ есть что-то подозрительное. Онъ узналъ, что овцы ввозятся изъ Шотландіи отъ семи съ половиной до десяти шиллинговъ за штуку, а на горахъ он оцниваются отъ семнадцати съ половиной до двадцати пяти шиллинговъ за голову. Ему показалось, что пока это будетъ продолжаться, пропажа овецъ должна необходимо процвтать. Какъ только явилось подозрніе, начали обнаруживаться странные факты. Были обысканы дома пастуховъ и найдены убитые бараны въ слишкомъ изобильномъ числ. Тогда было наряжено формальное и строгое слдствіе, которое и доказало несомннно, что овцы погибали въ большомъ числ отъ дурной погоды, въ еще большемъ числ отъ того, что сами падали съ утесовъ и обрывовъ, и наконецъ въ нкоторомъ, сравнительно небольшомъ, количеств отъ слишкомъ изобильнаго снабженія стола пастуховъ. Вскор судьи съ негодованіемъ начали отказывать въ удовлетвореніи чудовищныхъ взысканій {1-го августа 1860 г., посл того, какъ присяжные на лиффордскихъ ассизахъ объявили въ своемъ вердикт, что овцы погибали выше описаннымъ путемъ, судья Монаганъ сказалъ: ‘Я вполн удовлетворенъ, потому что я съ самаго начала былъ убжденъ, что эти овцы никогда не убивались умышленно’. Прим. автора.}. Mirabili dictu, когда взысканіе убытковъ было остановлено, прекратился и привозъ черныхъ овецъ.

Но пока все это совершилось, какія страданія испытывалъ несчастный народъ! ‘Взысканія’ довели его, и безъ того крайне бднаго, до такого положенія, которое наврное могло бы вызвать сочувствіе къ курдскому разбойнику. Весной 1858 г. я нарочно здилъ изъ Дублина по всей этой мстности. Я былъ потрясенъ всмъ, что видлъ и слышалъ, и принялъ самое дятельное, можетъ-быть даже раздраженное участіе въ послдовавшей за тмъ агитаціи. Никакая болгарская хижина посл нападенія баши-бузуковъ не могла бы представить боле ужаснаго вида раззоренія, чмъ эти донегальскія лачуги посл судебныхъ взысканій. И между тмъ ни захватъ всего имущества, ни продажу телятъ, козъ, свиней, птицъ, мало того — постелей, горшковъ и корытъ — народъ не чувствовалъ такъ остро и больно, какъ выставку его передъ всмъ свтомъ, какъ шайку воровъ и овцекрадовъ. Я могу допустить, что нсколько овецъ были дйствительно украдены, но это ни въ какомъ случа не было дломъ организованной системы и длалось отнюдь не съ одобренія народнаго чувства. Мн кажется, что только нсколько случаевъ кражи или убиванія въ самомъ начал и подали поводъ къ установившейся потомъ систем приписыванія всхъ пропажъ преступному поведенію населенія.

М-ръ Адейръ тоже занимался черными овцами, и изъ всхъ ландлордовъ, спекулировавшихъ на этомъ, онъ самымъ ожесточеннымъ образомъ нападалъ за эти ‘злоумышленныя убиванія’, на ‘беззаконную дикость’ туземцевъ. Въ январ 1860 года онъ объявилъ своимъ крестьянамъ-арендаторамъ, что они должны оставить его землю, такъ какъ онъ намренъ округлить фермы. Пропажа овецъ, слдовавшая такъ скоро за другими причинами ссоры, довела отношенія между нимъ и народомъ до очень остраго состоянія. Какъ было дло въ дйствительности, можно видть изъ слдующаго оффиціальнаго постановленія собранія судей во время сессіи въ Чёрчь-Гилл:

‘Собраніе того мннія, что ни одной овцы м-ра Адейра не было умышленно убито или украдено. Мы удостоврились, что полиція нашла 66 овецъ умершими отъ дурной погоды, такъ какъ на нихъ не оказалось никакихъ знаковъ насилія’.

Но, къ несчастію, скоро онъ получилъ еще боле вскій поводъ въ непріязни, боле сильный импульсъ для злобы и раздраженія. Утромъ 13-го ноября его управляющій Джемсъ Моррей оставилъ Глинвейскій коттеджъ и никогда уже больше не возвращался въ него, а 15-го его трупъ былъ найденъ на горахъ, со знаками насилія, которые присяжные признали нанесенными рукой убійцы. Единственнымъ свидтелемъ (кром доктора) по этому длу былъ шотландецъ, помощникъ пастуха, Дугалдъ Ранкинъ, котораго ненависть къ глинвейскому народу была всмъ извстна. Адейръ, смотря на трупъ своего слуги, убитаго, какъ онъ думалъ, за точное выполненіе своихъ обязанностей,— задумалъ ужасное мщеніе. Онъ составилъ цлый каталогъ изъ воображаемыхъ преступленій. Дв его собаки были отравлены, хотя судъ и отказался признать это дло предумышленнымъ. Одно изъ строеній въ Гартенскомъ имніи загорлось, когда онъ былъ въ гостяхъ у преп. м-ра Матурина. Двсти его овецъ -были убиты на горахъ, сколько бы судьи ни утверждали, что это дло случая или непогоды. И теперь его управляющій прямо убитъ. Онъ докажетъ атому народу, что онъ уметъ побждать. Онъ заставитъ чувствовать, какъ ужасно можетъ быть его мщеніе.

Его ршеніе состояло въ томъ, чтобы согнать съ земли все населеніе Дерривея, сконцентрированное главнымъ образомъ,— сколько мн извстно, въ маленькой деревушк на лохгартенской сторон холма. Для охраны своего стада и самого себя въ виду замышляемаго имъ отчаяннаго предпріятія, онъ просилъ и получилъ спеціальный отрядъ полиціи изъ Дублинскаго замка. Парламентскій отчетъ, изданный въ ма 1861 года, содержитъ курьезное указаніе на ссору г. Адейра съ исполнительною властью въ Дублинскомъ замк изъ-за стоимости и вліянія этого гарнизона. Въ дйствительности, въ отвтъ на тяжкія обвиненія, которыя онъ представилъ въ судъ, представители правительства, мстные судьи, духовенство, протестанты и католики, полицейскіе инспекторы — вс открыто выражали свое сожалніе, тревогу или неудовольствіе на чудовищное дло, которое онъ затвалъ,— ни больше, ни меньше какъ изгнаніе сотенъ неповинныхъ людей, мужчинъ и женщинъ, молодыхъ и старыхъ, въ отмщеніе за преступленіе какой-то неизвстной руки. Сосдніе ландлорды, повидимому, смотрли на это какъ на опасный горючій матеріалъ, попавшій въ ихъ среду, какъ на человка, котораго ‘чувство долга’ привело къ тому, что онъ погрузилъ ихъ страну въ состояніе волненія и безпокойства. Судьи округа, собравшись въ Чёрчь-Гилл, нашли положеніе длъ настолько серьезнымъ, что постановили слдующую резолюцію:

‘Ршено, что обжалованныя насилія возникли, по нашему мннію, изъ причинъ, никоимъ образомъ не связанныхъ съ прилегающими имніями, и прежде, и теперь находившимися въ полномъ спокойствіи’.

М-ръ Диллонъ, правительственный судья, спрашивалъ товарища статсъ-секретаря Ирландіи, сэра Томаса Ларкома: ‘Входитъ ли въ мои обязанности, какъ и обязанности полиціи, присутствовать и оказывать содйствіе во время разрушенія домовъ?.’ Протестантскій ректоръ, препод. м-ръ Матуринъ, писалъ въ дублинскій Daily Express, посл того, какъ мщеніе м-ра Адейра ‘было удовлетворено:

‘Существуетъ сильное основаніе предполагать, что убійства совершено личностями, не принадлежащими въ округу… Я-могу предположить другія причины, конечно, подозрительныя и нсколько таинственныя… Какъ почувствовалъ бы себя м-ръ Адейръ, еслибы черезъ нкоторое время оказалось, что убійство совершено кмъ-нибудь, кто не иметъ никакого отношенія къ крестьянамъ Дерривея, которыхъ онъ изгоняетъ за это и которыхъ рыданія навсегда будутъ звучать въ его ушахъ?’.

Нужно сказать правду, несмотря на то, что несчастные горцы были, сколько мн извстно, исключительно католики, этотъ добрый и уважаемый протестантскій священникъ принималъ самое дятельное участіе во всхъ усиліяхъ спасти ихъ. Вмст съ католическимъ священникомъ округа, преп. м-ромъ Вейромъ, они написали м-ру Адейру коллективное письмо, въ которомъ высказывали увренность, что они не напрасно взываютъ къ его милосердію. Они представляли самыя вскія доказательства честнаго- характера и доброй и мирной натуры выгоняемаго народа, который они знали въ теченіе всей своей жизни, и энергично Отрицали, чтобъ его можно было подозрвать въ какомъ бы то ли было соучастіи въ убійств Моррея. Отвтъ Адейра былъ сухъ и неумолимъ. Онъ перечислялъ вс дйствительныя и воображаемыя преступленія и, глубоко сожаля о томъ, что онъ считалъ необходимостью, ршался изгнать жителей изъ этой части имнія. Нкоторые, въ хорошемъ поведеніи которыхъ онъ увренъ, не будутъ тронуты. Тмъ же, которыхъ рекомендовали ему за такихъ духовные отцы, онъ предлагалъ горные участки по контрактамъ въ другихъ мстахъ. Нтъ нужды перечислять его доводы. Человкъ, претендующій быть ‘спасителемъ общества’, всегда иметъ благочестивое оправданіе для всякихъ крайностей въ своемъ поведеніи.

Всть о бур, готовой разразиться надъ народомъ, дошла до него въ феврал 1861 года. Нкоторые поняли ея ужасное значеніе, но большинство — нтъ. Въ дйствительности только немногіе до самаго момента изгнанія врили, чтобы такое насиліе было возможно. Въ своемъ далекомъ и уединенномъ углу они никогда не слыхали, чтобы кто-нибудь обладалъ такою властью. Они платили свои ренты, они никому не сдлали ничего дурнаго. М-ръ Адейръ обратился въ Дублинскій замокъ и поклялся подъ присягой, что безъ вооруженнаго конвоя жизнь пристава, по его мннію, подвергнется опасности во время предпринимаемыхъ имъ изгнаній. Правительственный судья, Консидайнъ, давшій ему этотъ конвой, сказалъ, что ‘изгнанія, предпринятыя Адейронъ, ровно ничмъ не были вызваны со стороны крестьянъ’. И дйствительно, странно было видть, какая тишина висла надъ долиной въ то самое время, когда во ‘вншнемъ мір’ невдомо для этого обреченнаго и наивнаго народа судьи, полицейскіе, чуть не вся исполнительная власть Дублина были такъ возбуждены и такъ полны опасеній, какъ будто приближался страшный день. Переписка между различными чиновниками и общественными учрежденіями относительно посылки и сосредоточенія отрядовъ полиціи и войска занимала нсколько страницъ синей книги. Настроеніе и приготовленія были таковы, какъ будто Дерривей приходилось отбивать и отнимать у цлой окопавшейся арміи. Помощникъ шерифа, Крюкшенкъ, писалъ товарищу статсъ-секретаря Ирландіи, сэру Томасу Ларкому, что кром двухсотъ полицейскихъ ему необходимо нкоторое количество войска съ палатками и багажомъ.

‘Поэтому я прошу, чтобы 8 числа, въ понедльникъ, въ двнадцать часовъ меня встртили въ Лохъ-Барра офицеръ съ ВО нижними чинами, въ помощь гражданской сил. Если отрядъ выдетъ изъ Дублина по желзной дорог въ пятницу утромъ, онъ будетъ въ Страбен въ четыре часа и останется тамъ на ночь, на слдующій день Дойдетъ до Леттеркении, разстояніе въ 14 ирландскихъ миль, пробудетъ тамъ воскресенье и встртить насъ въ понедльникъ утромъ. Имя въ виду, что сила понадобится въ течете понедльника, вторника и части среды, я предлагаю на ваше усмотрніе, не найдете ли вы благоразумнымъ, если не необходимымъ, снабдить солдатъ палатками, такъ какъ въ такой горной стран, какъ Глинвей, невозможно будетъ найти помщенія для ночлега, возвращаться же для этого въ Леттеркенни, около 10 миль, посл цлаго дня подъ ружьемъ и въ виду необходимости быть на мст на другой день, было бы слишкомъ утомительна’.

Ночью въ воскресенье 7 апрля нсколько отрядовъ собрались вокругъ Мста дйствія и заняли проходы въ долину или остановились въ виду ихъ. А несчастный народъ продолжалъ дремать въ своей доврчивости. Это было нчто похожее на сонъ Maгдональда въ ночь передъ Гленкоэ.

Рано утромъ въ понедльникъ 8 апрля видъ красныхъ мундировъ я блескъ штыковъ у южнаго входа въ долину подали сигналъ къ тревог, но лохъ-гартенской сторон, отъ дона къ дону, отъ холма къ холму, начали раздаваться тревожные крики. Вскор воя мстность огласилась рыданіями, приводившими въ дрожь самое твердое сердце. Бдный народъ группами выходилъ изъ хижинъ и смотрлъ на приближающуюся силу, женщины и дти потрясали небо своими отчаянными рыданіями. Спеціальный корреспондентъ Delly Standard, руководящей протестантской газеты сосдняго графства, даетъ слдующій отчетъ о виднной имъ сцен: ‘Первое изгнаніе было особенно ужасно, и неумолимость закона вдругъ охватила удивленныхъ зрителей. Придя въ Лохъ-Барра, полиція остановилась и шерифъ съ небольшимъ конвоемъ направился къ дому 60-ти лтней вдовы по имени М-Авардъ, жившей вмст со своими шестью дочерьми и однимъ сыномъ. Гораздо раньше, чмъ они подошли къ дому, оттуда раздавались громкіе крики и скоро фигура старухи, сопровождаемой дочерьми, показалась въ дверяхъ, ихъ горе дошло до агоніи. Принужденный исполнить непріятную обязанность, шерифъ вошелъ въ домъ и передалъ его въ распоряженіе управляющаго м-ра Адейра, по приказанію котораго 6 человкъ, приведенные издалека, немедленно же сравняли домъ съ землей. За этимъ послдовала невыразимая сцена. Раззоренная вдова и ея дочери отдались неистовому отчаянію. Почти безъ чувствъ он упали на землю и разразились рыданіями и крикомъ на ирландскомъ язык, который многіе изъ присутствовавшихъ слышали въ первый разъ, ихъ вопли разносились и повторялись въ горахъ на многія мили вокругъ. Он лишились дорогаго угла, связаннаго со всмъ ихъ прошлымъ, впереди ихъ ожидала мрачная бдность и открытое небо вмсто кровли. И тотъ, кто видлъ ихъ агонію, никогда не забудетъ ее. Никто не могъ оставаться нетронутымъ. Сердце всякаго сжималось и у многихъ текли слезы сочувствія. Скоро мы оставили это мсто и вдову съ ея сиротами, окруженныхъ небольшой группой сосдей, которые не могли ничмъ больше помочь бездомнымъ горемыкамъ, какъ выраженіемъ симпатіи. Въ теченіе этого и двухъ слдующихъ дней были обойдены вс выше перечисленные участки имнія и только въ среду изгнанія окончились. Во всхъ этихъ случаяхъ раззореніе несчастныхъ жителей не отличалось отъ описаннаго перваго случая. Напрасно цплялись они за свои дома до послдняго момента, пока мущины выносили вонъ свой жалкій скарбъ, женщины продолжали оставаться внутри, несмотря на вс старанія пристава выгнать ихъ оттуда, он никакъ не могли оторваться отъ воспоминанія о другихъ боле счастливыхъ дняхъ. Нужно было видть, какъ они посылали своимъ когда-то мирнымъ, а теперь раззореннымъ домамъ свое страстное послднее прости. Одинъ старикъ около 90 лтъ, оставляя свой домъ, какъ святыню, поцловалъ косякъ двери со всею нжностью эмигранта, покидающаго родину. Его жена и дти послдовали его примру, и подавленное семейство въ отчаянномъ молчаніи смотрло на разрушеніе ихъ жилища. Въ другомъ случа девяностолтній старикъ лежалъ больной на постели и былъ вынесенъ вонъ, чтобы произвести формальную передачу правъ владніи, а затмъ получилъ позволеніе остаться въ дом еще недлю, Почти въ каждомъ дом были такіе старики или старухи — многіе на краю могилы. Рыданія безпомощныхъ дтей раздирали сердца всхъ окружавшихъ. Лишенныя домовъ семьи располагались группами на земл позади своихъ развалинъ, такъ какъ не имли по близости мста, чтобъ укрыться хоть на время. Домашнія животныя не хотли оставлять своихъ хлвовъ и въ нкоторыхъ случаяхъ были съ трудомъ спасаемы отъ опасности погибнуть подъ развалинами. Съ наступленіемъ ночи сцена сдлалась еще печальне. Идя вдоль гребля горъ, прохожій могъ видть около всякаго разрушеннаго дома его бывшихъ обитателей вокругъ торфянаго костра, возл изгороди, мелкій холодный дождикъ мочилъ ихъ и, не имя крыши, они отогрвали у огня свои окоченвшіе члены. Многіе были очень дурно одты, всюду виднлось полное разореніе. Потомъ я узналъ, что громадное большинство ихъ провели всю ночь лежа подъ изгородью или въ небольшомъ лсу около озера, у нихъ не было другаго выбора. Я увренъ, что многіе пошли въ рабочіе дома. Страшно вспоминать это, а каково же переживать!’

Эти извстія дошли до меня въ Дублин. Я много хлопоталъ объ этихъ бднякахъ. Съ тхъ поръ, какъ я былъ въ ихъ мстности, три года тому назадъ, я принималъ въ нихъ живйшее участіе. Вотъ почему, даже теперь, я не стыжусь сказать, что узнавши все это, я заплакалъ, какъ ребенокъ. Но одни рыданія ничмъ не могли помочь бднымъ жертвамъ. Что намъ было длать? Они не должны погибать. Ихъ необходимо спасти. Такъ говорили нкоторые друзья, не меньше меня принимавшіе близко къ сердцу ихъ незаслуженныя бдствія. Общественное мнніе было возбуждено этими ужасными событіями до послдней степени. Нашъ журналъ тотчасъ же предложилъ обратиться къ общественной помощи и получилъ быстрый отвтъ. Былъ организованъ мстный комитетъ помощи и выпущено обращеніе къ христіанскимъ сердцамъ всего свта. Этотъ замчательный документъ носилъ подписи католическаго епископа, высокопреподобнаго д-ра Макъ-Геттигена, протестантскаго ректора преподобнаго м-ра Матурина, пресвитеріанскаго проповдника преподобнаго м-ра Джака и приходскаго католическаго священника преподобнаго и — ра Майра. Въ немъ разсказывалась вся исторія и опровергались въ сильныхъ выраженіяхъ вс клеветы и обвиненія, которыя выставлялись предлогомъ для раззоренія. На призывъ горячо отозвалась вся Ирландія. Люди всхъ классовъ и исповданій со всхъ сторонъ спшили со своими приношеніями.

Но внцомъ усилій было дло эмигрировавшихъ ирландцевъ. Донегальскій (австралійскій) кельтскій комитетъ помощи, основанный въ Мельборн главнымъ образомъ благодаря усиліямъ покойнаго Михаила О’Гради, которому я тотчасъ же написалъ по этому поводу, ршилъ увезти этихъ жертвъ бездушной злобы къ ‘счастливымъ домамъ и свободнымъ алтарямъ’. Тотчасъ же была собрана крупная сумма денегъ и отъ правительства Викторіи присланъ оффиціальный агентъ организовать все необходимое для выполненія этого благодтельнаго плана ври содйствіи ирландскаго комитета. Эти извстія произвели сильное впечатлніе въ Донегал. Бдный народъ былъ разысканъ и собранъ. За это время нкоторые уже успли погибнуть подъ тяжестью страданій. Одинъ крестьянинъ, по имени Брадлей, потерялъ разсудокъ отъ потрясенія. Были и другіе случаи, не мене раздирающіе душу. Были старики, которые хотли оставаться въ виду своихъ разрушенныхъ домовъ, въ полной увренности, что въ одинъ прекрасный день м-ръ Адейръ позволитъ имъ возвратиться назадъ, въ конц концовъ имъ конечно пришлось умереть въ далекихъ госпиталяхъ рабочихъ домовъ. Со странною смсью радости и печаля услышали оставшіеся въ живыхъ, что друзья въ Австраліи заплатили за ихъ проздъ въ новую и лучшую землю.

Странныя сцены приходилось наблюдать въ день отъзда ихъ на станцію желзной дороги по пути въ Ливерпуль. Обозъ сопровождался цлою вереницей сосдей и сочувствующихъ: Имъ пришлось прозжать мимо стараго кладбища, гд покоились ихъ предки. Они остановились, свернули въ сторону и пошли къ заросшему травой кладбищу. Здсь они вс вмст стали на колни, припали къ земл на могилахъ своихъ родственниковъ, снова и снова благоговйно цловали ихъ и въ послдній разъ прокричали ирландское caoine или похоронное причитанье. Затмъ нкоторые сорвали по клочку травы, которую положили въ свои мшки, и возвратились обратно на дорогу въ изгнаніе. Я видлъ ихъ въ Дублин въ промежутокъ времени отъ прихода позда желзной дороги и до отхода парохода въ Ливерпуль. Когда они проходили по улицамъ города въ ресторанъ, гд для нихъ былъ приготовленъ обдъ, они вызвали огромный интересъ и удивленіе народа. ‘Эмигранты, какъ мужчины, такъ и женщины,— говорила одна изъ городскихъ газетъ,— представляли зрлище вполн достойное удивленія и сочувствія. Такой видный народъ еще никогда не оставлялъ нашу страну. Высокаго роста, съ красивыми и правильными чертами лица, полными добродушія, они наполняли сердце всякаго зрителя сожалніемъ, что такой народъ долженъ оставить насъ навсегда’. До Ливерпуля ихъ сопровождалъ преподобный Джемсъ Макъ-Фадденъ, великодушный молодой священникъ, самымъ неутомимымъ образовъ заботившійся о нихъ съ перваго часа ихъ несчастій. Я цитирую изъ той же газеты слдующій отчетъ объ его прощальной рчи, и сцен, которыя не могла не тронуть всякаго.

Когда обдъ кончился, препод. м-ръ Макъ-Фадденъ, среди торжественной тишины, обратился къ собранію съ нсколькими словами. Онъ говорилъ на кельтскомъ язык. По мр того, какъ раздавался полный душевнаго волненія голосъ молодого священника, печальное молчаніе мало-по-малу начало прерываться всхлипываньемъ женщинъ и слезы потекли до многимъ щекамъ. Онъ напомнилъ имъ, что это послдняя трапеза, которую они раздляютъ на родной почв, что черезъ нсколько часовъ они навсегда оставятъ Ирландію. Онъ говорилъ объ ихъ старыхъ домахъ среди холмовъ Донегала, о счастливыхъ дняхъ, проведенныхъ въ опуствшей и молчаливой долин Дерривея, о мир и счастьи, которые они знали тамъ, ибо были довольны и свободны отъ соблазновъ и опасностей дловаго міра. Онъ напомнилъ имъ объ ихъ простой жизни, о регулярномъ посщеніи церковной службы, объ исповди, объ утшеніи вры. Не мало пролито было слезъ, пока онъ говорилъ о томъ, какъ глубоко будутъ чувствовать ихъ отъздъ ихъ духовники. Но самая горькая сторона ихъ судьбы, по его мннію, заключалась въ тонъ, что позади себя они оставляютъ родителей и родныхъ не подъ тнью стараго дерева, какъ другіе эмигранты, но, увы, безъ всякой кровли и убжища, бродягами и изгнаниками, въ рабочемъ дом или на большой дорог. ‘Но,— сказалъ онъ,— вы дете въ лучшую землю, свободную страну, гд нтъ тирановъ, такъ какъ тамъ нтъ рабовъ. Друзья протянули свои руки къ вамъ, они ожидаютъ васъ на берегу той лучшей земли. Но и здсь, въ этомъ город, васъ встртили сердца не мене справедливыя и добрыя къ вамъ. Пусть вашими послдними словами на ирландской почв будетъ благодарность человку, который стоитъ подл меня, м-ру Александру М. Сулливану. Онъ нашелъ время среди всхъ своихъ дловыхъ заботъ приготовить все это, чтобы доставить вамъ необходимое и сдлать пріятнымъ вашъ проздъ черезъ этотъ городъ. Какъ ни былъ онъ занятъ сегодня, а все же таки пришелъ на станцію встртить насъ съ позда, и здсь онъ проводитъ съ вами время, какъ съ своей семьей. Но это только часть его длинныхъ трудовъ на пользу народа Донегала, начиная съ того памятнаго Рождества, когда онъ первый началъ звать на помощь намъ. Съ тхъ поръ онъ не переставалъ работать для нашего дла. Поблагодарите же его и его друзей, которые сегодня встртили насъ здсь и посвятили намъ столько заботъ. А теперь, дорогіе братья, намъ нужно разстаться. Прежде чмъ ваши ноги оставятъ родную землю, общайтесь мн, что вы, прежде всего остальнаго, будете врны вашему Богу и преданы вашимъ религіознымъ обязанностямъ, при какихъ бы обстоятельствахъ вамъ ни случилось быть (плачъ и крики: ‘Будемъ, будемъ!’). Никогда не забывайте вашей утренней и вечерней молитвы и не пренебрегайте св. причастіемъ хоть въ Рождество и Пасху. Смотрите же, братья, не забывайте про бдную старую Ирландію (невыразимое волненіе и криви: ‘Никогда, видитъ Богъ, никогда!’), не забывайте стариковъ. Помните, что они считаютъ дни, пока отъ васъ не придутъ письма. Они будутъ молиться за васъ и мы вс помолимся, чтобы Богъ былъ съ вами’.

Стоя на набережной Дублина, я сказалъ этимъ бднякамъ послднее прости и молилъ Бога, чтобъ Онъ избавилъ ихъ подъ боле счастливымъ небомъ отъ жестокихъ несчастій, какія они пережили дома. Спустя 6 мсяцевъ, м-ръ О’Гради прислалъ мн подробный отчетъ объ ихъ дальнйшей судьб. Каждый изъ нихъ -былъ въ хорошихъ обстоятельствахъ, писалъ онъ.

Осенью прошлаго года я опять постилъ Донегаль. Я сидлъ на берегу того же тихаго озера и смотрлъ внизъ на тнистую долину. На выдающейся точк, подъ величественными утесами горы, м-ръ Адейръ построилъ замокъ. Быть-можетъ красоты, которыхъ не могъ открыть въ уединеніи Селькиркъ {Селькиркъ — шотландскій писатель, жившій въ начал 19-го столтія. Прим. перев.}, и доставляли ему наслажденіе ‘въ этомъ раззоренномъ углу’. Безъ сомннія, ‘восптая красота’, которая, по его собственнымъ словамъ, первая привлекла его на это мсто, не иметъ себ подобной,— Глинвей есть и всегда будетъ очень красивъ. Но что до меня касается, то, когда я смотрлъ на эту картину, мое чувство удовольствія было отравлено воспоминаніями, полными горечи. Мои мысли невольно возвращались назадъ къ тому ужасному апрльскому утру на гратанской сторон. Мн казалось, я слышу межъ холмовъ рыданія вдовъ и женскіе крики отчаянія. Я думалъ о прощаніяхъ на могилахъ и о толп на на: луб парохода: Вотъ снова я слышалъ ихъ слезы и рыданія. Среди плеска веселъ и торопливыхъ криковъ матросовъ, казалось, до меня еще разъ долетла молитва: ‘Да будетъ Богъ съ Глинвеемъ!’.

XX.
Феніанское движеніе.

Легкое подавленіе заговора Феникса въ 1858 году повело ко многимъ ложнымъ заключеніямъ. Всякому казалось, что тмъ дло и кончится. Многіе относились къ нему даже насмшливо. Подсудимые были освобождены. Попытка подготовить революцію путемъ тайныхъ обществъ, очевидно, потерпла пораженіе и была оставлена. Вмст со многими другими я былъ настолько поглощенъ этимъ впечатлніемъ, что приходилъ въ негодованіе, когда, во время нашихъ ходатайствъ за подсудимыхъ передъ властями, узналъ, Что въ Нью-Йорк нкоторыя личности позволяютъ себ выходки, тревожащія и раздражающія правительство. Конечно, еслибъ у насъ были какія-нибудь данныя или подозрнія, что движеніе еще не умерло, мы не предпринимали бы такихъ ходатайствъ, да они и не могли бы имть успха. Даже нкоторые изъ бывшихъ прежде членами общества Феникса вполн врили, что проектъ тайной организаціи оставленъ навсегда.

Но тутъ-то въ первый разъ выяснилось то обстоятельство, которое впослдствіи должно было оказать громадное вліяніе на теченіе всхъ длъ въ Ирландіи. До сихъ-поръ исходный пунктъ всхъ мятежныхъ и революціонныхъ попытокъ находился внутри самой страны. Правительство всегда имло возможность поразить движеніе въ самое сердце. Теперь же въ первый разъ база революціонныхъ операцій была основана вн Ирландіи. Народъ не сразу понялъ всю громадную разницу, какую произвела эта перемна въ отношеніи къ ирландскому недовольству. Пока Дублинъ оставался главною квартирой недовольныхъ, ихъ планы, личная свобода, судьба и имущество всегда были въ рукахъ правительства. Совсмъ не то получилось, когда база была перенесена въ Америку, а главная квартира въ Нью-Йоркъ, тогда какъ королевская власть не достигала Мангетэна.

Поэтому пораженіе попытки Феникса въ Ирландіи было въ глазахъ американскихъ организаторовъ лишь промахомъ перваго выстрла. На нкоторое время они ршили оставаться спокойными, а затмъ снова начать борьбу.

Нтъ сомннія, что тайное революціонное общество, управляемое искусною рукой, есть страшная сила: оно иметъ громадныя преимущества, оно можетъ входить въ среду всхъ другихъ организацій и пользоваться ими, оно можетъ деморализировать ряды ихъ хитрыми комбинаціями, оно можетъ претендовать на такое вліяніе и силу, которыхъ никто не въ состояніи проврить или измрить, а потому и оспаривать или опровергнуть. Всякому общественному дятелю, заслужившему его ненависть, ударъ можетъ быть нанесенъ безъ всякой возможности отвтить на него тмъ же. Онъ можетъ чувствовать нападеніе, но не видть и не быть въ состояніи достать своихъ противниковъ.

Въ теченіе нсколькихъ лтъ мн самому пришлось переживать этотъ фактъ, испытывать его истинность и силу на самомъ себ. Помимо того антагонизма, которому долженъ былъ подвергнуться со стороны вождей-сепаратистовъ всякій редакторъ Nation — органа партіи О’Брайена и Гавана Дуффи или націоналистовъ граттановскаго типа, я имлъ несчастіе съ самаго начала заслужить ихъ спеціальное нерасположеніе. Мн кажется, что Стефенсъ отъ чрезмрнаго пренебреженія вліяніемъ Nation перешелъ къ его преувеличенію. Онъ думалъ или показывалъ видъ, что думаетъ, будто причиной пораженія попытки Феникса были главнымъ образомъ увщанія Nation. Это былъ человкъ, который за все, что бы ни случилось съ его планами, всегда обвинялъ кого-нибудь другаго, но никогда самого себя. Основаніемъ системы, которую онъ проповдывалъ, всегда была абсолютная и безотчетная вра въ него, въ его непогршимую проницательность и всепобждающій талант, что впослдствіи было съ немалою горечью подтверждено многими его товарищами, какъ, напримръ, О’Конноромъ, д-ромъ Мулькеги, Девоемъ и другими. Онъ очень искусно отвращалъ отъ себя упрекъ за неудачу своей первой попытки, постоянно повторяя, что все это было сдлано Сулливаномъ и Nation. Съ его точки зрнія заключеніе, къ которому онъ такимъ образомъ приходилъ, было совершенно понятно. Оно гласило, что, ради успха въ будущемъ, необходимо во что бы то ни стало уничтожить и Сулливана, и Nation, и все противодйствіе конституціонной политики. Политика Дуффи была вполн испробована въ періодъ отъ 1850 до 1853 г., теперь, конституціонные націоналисты должны отойти въ сторону и уступить поле дйствія людямъ, обладающимъ боле смлыми планами. Ирландія можетъ быть спасена однимъ, и только однимъ, путемъ — это силой оружія. Всякое усиліе, слово или предложеніе, отвращающія народъ отъ этого единственнаго средства, считались вещами преступными, достойными быть раздавленными сильною рукой. Газеты, митинги, рчи, открытыя, общества или организаціи были объявлены въ высшей степени вредными. Словомъ, всякое выраженіе общественнаго мннія было остановлено, всякое отступленіе запрещено, вся энергія должна была сосредоточиться на одной великой задач — заговор.

Съ такими чувствами, принципами и цлями Стефенсъ принялся за перестройку своей потрясенной организаціи.

Хотя большая часть національныхъ вождей, извстныхъ ирландскому народу по движенію ‘сорокъ восьмого года’, держались въ сторон отъ этого дла, или осуждали его,— Стефенсу и его послдователямъ удалось заручиться содйствіемъ нсколькихъ личностей, которыхъ рдкія способности и непобдимое мужество и преданность составляли безцнное пріобртеніе для такого движенія. Прежде всего между ними должны быть указаны Чарльзъ Джонъ Кикгдмъ, Джонъ О’Лири и Томасъ Кларкъ Люби.

Чарльзъ Кикгамъ сначала готовился къ докторской профессіи, которой все время служили О’Лири и Люби. Онъ принадлежалъ въ семейству съ приличнымъ положеніемъ въ Муллинагонэ, въ Типперари, которое пользовалось довріемъ народа на многія мили въ округ. Чарльзъ съ юношескаго возраста былъ любимцемъ населенія. Въ самые горячіе моменты феніанскаго движенія онъ былъ единственнымъ человкомъ изъ партіи, къ которому даже жесточайшіе враги движенія питали теплыя чувства и выказывали дружескія отношенія. Неожиданный случай испортилъ его шансы на успхъ въ медицинской карьер. Онъ былъ любителемъ охоты. Однажды вечеромъ, посл цлаго дни ходьбы по горамъ съ собакой и ружьемъ и промокши до костей, онъ сидлъ передъ огнемъ съ намреніемъ высушить содержимое своей отсырвшей пороховницы. Когда онъ перемшивалъ или осматривалъ порохъ, искра отъ торфянаго костра попала въ пороховницу, произошелъ взрывъ и опалилъ ему все лицо. Посл этого ему пришлось долго лежать въ постели и едва совсмъ не лишиться зрнія. Когда же онъ оправился, то его слухъ оказался почти совершенно разстроеннымъ, а зрніе сильно испорченнымъ {Поздне блая пыль и солнечный свтъ въ Портлэндекой тюрьм, съ сожалніемъ долженъ я прибавить, почти совершенно лишили его зрнія, а когда я видлъ его въ послдній разъ, то глухота позволяла разговаривать съ нимъ только при помощи подвижныхъ буквъ. Прим. авт.}. Это несчастіе еще боле расположило народную симпатію въ пользу молодого Чарльза. Онъ занялся литературой и помстилъ въ небольшомъ журнал Celt нсколько дйствительно прекрасныхъ стихотвореній, а также нсколько разсказовъ изъ жизни ирландскихъ крестьянъ, гд выказалъ сильный талантъ. Т, кто зналъ его мягкую и любящую натуру, его скромный и сосредоточенный характеръ, его сдержанные пріемы,— были сильно удивлены, найдя его въ передовыхъ рядахъ такого предпріятія, какъ феніанское движеніе. Однакожъ необходимо замтить, что своей извстностью Книгамъ обязанъ только своему писательству.

Джонъ О’Лири несомннно былъ однимъ изъ самыхъ способныхъ и замчательныхъ людей во всей тайной организаціи. Интеллектуально и политически онъ принадлежалъ къ типу Вольфа Тона, Роберта Эммета и Джона Митчеля. Одинъ очевидецъ, описывая его во время суда 1865 года, говоритъ: ‘Онъ выступилъ впередъ съ искрами огня въ темныхъ глазахъ и съ мрачнымъ выраженіемъ на лиц, съ ненавистью и недовріемъ смотрлъ онъ на судей, адвокатовъ, присяжныхъ и всхъ остальныхъ. Глаза всхъ были устремлены на него, онъ былъ изъ тхъ личностей, одинъ вншній видъ которыхъ уже привлекаетъ всеобщее вниманіе и обнаруживаетъ далеко не обыкновенный характеръ. Онъ былъ высокаго роста, слабаго сложенія и имлъ видъ джентльмена. Каждая черта его тонкаго, угловатаго лица говорила объ огромной умственной энергіи и ршимости, его блдный цвтъ казался совершенно мертвеннымъ отъ рзкаго контраста съ длинными черными волосами, ниспадавшими усами и бородой. Легко было видть, что, заперши О’Лири въ клтку подсудимыхъ, правительство имю дло съ гордымъ духомъ, способнымъ и ршительнымъ врагомъ’. Онъ родился въ город Типперари отъ семейства съ выдающимся положеніемъ и получилъ въ наслдство отъ родителей небольшую собственность съ 300—400 фунтовъ годоваго дохода. Онъ воспитывался въ Дублинскомъ университет, а свою медицинскую степень получилъ въ Коркскомъ колледж. Онъ жилъ въ теченіе нкотораго времени въ Париж, гд его вкусы, пріемы, мннія, принципы и пріобрли ту форму и тотъ отпечатокъ, которые онъ обнаружилъ въ своей послдующей карьер. Онъ здилъ также въ Америку, гд и познакомился съ людьми, проектировавшими и задумавшими феніанское движеніе. Это былъ человкъ высоко образованный и большихъ литературныхъ способностей. Я встрчалъ его нсколько разъ въ дом д-ра Кевина Изода О’Догерты, котораго жена, поэтесса ‘Эва’, была его двоюродною сестрой. Онъ былъ сдержанъ, лакониченъ, почти циниченъ,— тонкій наблюдатель, острый критикъ, полный сдержанной страсти.

‘Томасъ Кларкъ Люби родился также въ Типперари, но, въ отличіе отъ своихъ товарищей, былъ протестантъ’, его дядя, преподобный д-ръ Люби, былъ одинъ изъ старшихъ членовъ Троицкой коллегіи въ Дублин. Люби былъ уже не новичкомъ въ дл возстаній. Въ 1848 г. онъ былъ очень молодъ, тмъ не мене уже и тогда считался дятельнымъ членомъ крайне-революціонной партіи митчелитовъ. Съ 1849 до 1854 года онъ занимался случайными литературными работами въ періодической пресс, а иногда преподаваніемъ въ коллегіяхъ. Въ 1855 году онъ сдлался однимъ изъ редакторовъ полуреволюціоннаго журнала Irish bune, который издавался въ теченіе короткаго времени въ Дублин покойнымъ Мазономъ Джойсомъ и другими передовыми ирландскими націоналистами. Его политическія дянія доставляли большое неудовольствіе его родственникамъ, которые предлагали ему постоянное содержаніе, если онъ откажется отъ своихъ опасныхъ доктринъ. Однакожъ онъ предпочиталъ собственными руками зарабатывать свой хлбъ, оставаясь врнымъ своимъ принципамъ. Этого образа дйствій онъ неизмнно держался до самаго конца.

Въ Америк движеніе находилось подъ управленіемъ офицеровъ 69-го Нью-Йоркскаго (ирландскаго) полка Джона О’Мэгони, Михаила Догени и полковника Коркорана, между ними первый былъ главою. Они продолжали держаться первоначальнаго плана О’Донована Россы. Ирландцы въ Америк должны были организоваться въ ‘кружки’ или группы, какъ и на родин, но главное назначеніе первыхъ состояло въ томъ, чтобы снабжать такъ-называемую ‘отечественную организацію’ деньгами, оружіемъ и военачальниками. Поздне американское отдленіе ршило, кром того, помогать отечественному движенію нападеніемъ на ближайшія британскія владнія и каперствомъ. Во, всякомъ кружк предсдательствовало одно лицо, называвшееся ‘центромъ’. О’Мегони былъ ‘главнымъ центромъ’. Ему же принадлежитъ изобртеніе слова ‘Феніи’, какъ имени для его втви организаціи. Онъ много занимался изученіемъ галльскаго языка и постоянно жилъ и бредилъ древней Ирландіей {Онъ сдлалъ замчательный переводъ ‘Исторія Ирландіи’ Битингса, изданный въ Нью-Йорк Гаверти.}. Ирландская національная милиція, семнадцать вковъ тому назадъ, носила имя ‘Фіана Иріонъ’, или Феніевъ отъ Феніуса, Фина или Фіона, ихъ знаменитаго вождя. Въ подражаніе этому, О’Мэгони назвалъ феніями и ирландско-американскую организацію. Однако Стефенсъ предпочиталъ для отечественнаго отдла имя ‘Ирландскаго революціоннаго братства’, что въ сокращеніи обозначалось знакомъ ‘I. R. В.’, который и употреблялся обыкновенно членами его. Въ Ирландіи организація также состояла изъ кружковъ или группъ, офицеры, смотря по рангу, обозначались буквами A, B, C. Стефенсъ былъ здсь верховнымъ и неограниченнымъ вождемъ. Его оффиціальнымъ титуломъ было ‘С. O. I. В’., т. е. центральный организаторъ ирландской республики (Ц. O. И. Р.). Онъ вообразилъ и провозгласилъ Ирландскую республику уже основанной, такъ что клятва при вступленіи въ организацію обязывала всякаго члена врностью ‘уже дйствительно основанной Ирландской республик’ {Очевидно, что въ рядахъ самой организаціи далеко не вполн ясно понималось значеніе слова ‘дйствительно’ (virtnally), такъ какъ во время судебныхъ процессовъ возникало не мало курьезовъ, когда многіе свидтели показывали, что они клялись повиноваться ‘Ирландской республик, добродтельно (virtuously) основанной’. Прим. авт.}. Коль скоро кто-нибудь изъ его уполномоченныхъ находилъ въ какомъ-нибудь округ пятьдесятъ человкъ, они составляли ‘кружокъ’, а онъ становился В., или центромъ кружка. На его обязанности лежало смотрть за тмъ, чтобы, когда ‘С. O. I. В.’ пришлетъ учителя, его люди тайно и тщательно обучались военному длу. Кром того онъ самъ и его кружокъ должны были заботиться вообще о распространеніи движенія путемъ организованія новыхъ кружковъ, путемъ противодйствія и разстройства всякихъ публичныхъ собраній, враждебныхъ имъ, а также и путемъ уничтоженія журналовъ и журналистовъ, которые въ какомъ бы то ни было отношеніи были враждебны организаціи.

При начал движенія въ 1858 г. было основано нсколько ирландско-американскихъ газетъ, горячо преданныхъ длу ирландской національности. Въ одномъ Нью-Йорк ихъ было дв: одна — Irish News, основанная Франсисомъ Нигеромъ, и другая — Irish American — тогда, какъ и теперь {Въ 1878 году, теперь же ея мсто занимаетъ United Irishman, издаваемая О’Донованомъ Росса. Прим. перев.}, руководящій органъ ирландскаго патріотизма въ Соединенныхъ Штатахъ. Но феніанскіе вожди ссорились тамъ и съ этими журналами, какъ и съ Nation, и потому они скоро ршили основать спеціальный органъ движенія, который и явился въ форм газеты Phoenix въ Нью-Йорк. Въ ней они начали съ яростью нападать на всхъ и на вся, направо и налво, везд подозрвая вражду своему предпріятію. Имъ не нужно было тратить много словъ на то, чтобы возбудить въ своихъ читателяхъ ненависть въ Англіи. Ирландцы въ Америк — доведенные чуть не до сумасшествія бглецы временъ голода и изгнаній — ненавидли британское владычество до глубины души. Главныя же препятствія, требовавшія наибольшаго вниманія тайныхъ вождей, выразились въ оппозиціи ихъ планамъ со стороны католическаго духовенства и людей открытаго дйствія или патріотовъ не-феніевъ. Католическая церковь осуждаетъ тайныя общества, основанныя на клятв, особенно если они направлены на ниспроверженіе гражданской власти или религіи. Благодаря этому опасному и важному противодйствію, феніанское движеніе съ самаго начала было вовлечено въ ожесточенную войну съ представителями католической церкви. ‘Попы не имютъ права вмшиваться или управлять нами въ политик,— говорили феніанскіе вожди, — наше дло — политическое движеніе и въ немъ мы ни передъ кмъ не отвтственны и ни отъ кого не зависимъ’.— ‘Вы не можете быть допущены до причастій, пока не раскаетесь, и не откажетесь отъ своихъ противузаконныхъ клятвъ,— отвчали католическіе священники.— Если вы будете продолжать принадлежать къ тайнымъ обществамъ, вамъ грозитъ отлученіе отъ церкви’.— ‘Слышите это? Насъ преслдуютъ за любовь въ родин!’ — восклицали феніи. Такимъ образомъ въ теченіе первыхъ пяти лтъ, отъ 1860 до 1865 г., между католическимъ духовенствомъ и организаторами феніанизма шла свирпая, ожесточенная и безпощадная борьба. Дйствительно дятельный И, или феніанскій центръ, долженъ былъ быть человкомъ мало заботящимся о проповдяхъ духовенства и способнымъ убждать народъ въ томъ, что отецъ-Томъ нападаетъ на ихъ дло изъ-за мейнутской клятвы да англійскаго золота. Духовенство съ своей стороны жаловалось, что вожди феніанизма — люди не уважающіе духовнаго авторитета и гнушающіеся длъ вры въ жизни. Отсюда можно понять, какимъ образомъ изъ этого антагонизма взглядовъ возникли феніи, провозглашавшіе священниковъ смертельными врагами ирландскаго народа, и духовенство, называвшее феніевъ врагами церкви, людьми готовыми низвергнуть алтарь и разрушить общество.

Такимъ же характеромъ отличалось и столкновеніе между тайной организаціей и патріотами не-феніями или анти-феніями. Главное увреніе феніевъ состояло въ томъ, что народъ не имлъ иного выхода, какъ или пристать къ нимъ, или отдаться имперскому порабощенію. Ссылки на страницы феніанскихъ газетъ и хроники событій того времени будетъ достаточно для того, чтобы показать, что въ первые четыре года посл 1860 г. движеніе было гораздо больше направлено противъ ирландскихъ патріотовъ, духовныхъ и свтскихъ, которыхъ вліяніе считалось опаснымъ, чмъ противъ англійскаго правительства.

Газета, основанная феніями въ Нью-Йорк, вела войну со всми вокругъ себя. Еженедльно одинъ столбецъ, или отдлъ ея, посвящался ‘Hue and сгу’, т. е. ‘оглашенію и кличу’, заключавшему описаніе ‘доносчиковъ’ и другихъ вредныхъ личностей, которыхъ слдуетъ беречься, предостереженіями, которыми конечно пользовались на другой сторон океана. Вотъ обращикъ:

Оглашеніе и кличъ Рока.

‘Черный листъ’.

‘Каллаганъ, Пат., изъ Каллана, графства Килькенни. Пять футовъ шесть дюймовъ роста, плотнаго и крпкаго сложенія, 27 лтъ, предполагается отсутствующимъ въ Новой-Зеландіи.

‘Кароланъ изъ Баллитгинча, графства Доунъ. Пяти футовъ семи дюймовъ роста, 60 лтъ, голубые глаза, срые волосы, продолговатыя и тонкія черты, предполагается, что бродитъ вокругъ Бельфаста.

‘Вилльямъ Эвериттъ… около 45 лтъ, пяти футовъ десяти дюйм. роста, съ дряблыхъ тломъ, обладающимъ гибкостью бамбука и напоминающимъ, что природа съ отвращеніемъ выкинула его на землю, какъ отбросъ… Бдняга! Природа при его рожденіи поскупилась на свои прелести. Онъ можетъ положиться на это. Рокъ иметъ хорошую память, а его полиція всегда слдитъ за движеніями шпіона.

‘Михаилъ Боркъ. Этотъ молодецъ не нуждается въ дальнйшихъ замчаніяхъ Рока. Онъ сошелъ съ ума и помщенъ въ Осборнскомъ сумасшедшемъ дом. Какой нравственной грязи полна исторія его шпіонства! Еслибъ онъ не продался за золото, онъ не былъ бы теперь въ дом сумасшедшихъ’.

Каждую недлю появлялись оффиціальные ‘декреты’ и ‘общіе приказы’, и на обязанности тайнаго ‘комитета общественнаго спасенія’ лежало отмчать всхъ людей, ‘пытающихся вредить организаціи словомъ или дломъ’. Еще серьезнй тотъ фактъ, что на страницахъ той же газеты въ первый разъ въ ирландской исторіи убійство открыто и громко провозглашалось патріотической обязанностью. Съ ужасомъ мы читали такія статьи, какова, наприм., слдующая:

‘Ни одного смлаго голоса не слышно у насъ на родин ни изъ прессы, ни съ трибуны противъ истребленія народа. Есть безчисленныя жалобы, есть увщанія и аргументы, доказывающіе, какъ вредно, опасно и неумстно выбрасывать народъ изъ его жилищъ въ рабочіе дона и канавы, но не глупо ли обсуждать вопросъ, когда пресса клеймитъ именемъ безумія и жестокаго убійства взведеніе одного изъ этихъ архи-истребителей, который былъ для своего округа хуже дикаго животнаго? Только месть и отплата тмъ же можетъ заставить ирландскаго ландрорда быть справедливымъ. Все остальное — безполезно’.

Этому примру слдовала и калифорнская газета, издаваемая Томасомъ Муней. Онъ еженедльно предлагалъ награду въ 100 ф. с. тому, кто убьетъ такого-то или такого-то джентльмена въ графств Мэйо, котораго онъ назоветъ по имени. Около этого же времени былъ повшенъ отъявленный злодй, убійца по найму, по имени Бекгамъ, за убійство м-ра Фитцгеральда въ графств Лимерикъ при самыхъ возмутительныхъ обстоятельствахъ. Муней въ одной изъ своихъ статей, нападая на слабыхъ и выродившихся національныхъ вождей Ирландіи, а на Смита О’Брайена и Сулливана изъ Nation въ особенности, объявилъ, что одинъ Бенгамъ стоитъ пятидесяти ‘С. О’Брайеновъ’, что Ирландіи не достаетъ людей, которые не гнушались бы дломъ Бекгама. Я увренъ, что люди, которымъ поздне пришлось поплатиться за участіе въ феніанской организаціи, не были согласны съ такими воззваніями, но тогда они ни однимъ словомъ, ни малйшимъ знакомъ, не выразили этого несогласія, чтобы спасти древнее и благородное дло ирландской національности отъ подобнаго отожествленія. Для меня же молчать въ виду такой открытой проповди во имя ирландскаго патріотизма было невозможно. Я высказалъ въ Nation — несомннно въ очень рзкой форм — негодованіе, которое чувствовалъ, и объявилъ лично за себя и за тхъ, кого могъ представлять, что мы скорй готовы видть Ирландію превращенною въ пепелъ, чмъ освобожденною людьми, проповдующими такіе принципы. Послдствіемъ этого, какъ и можно было ожидать, явился цлый ураганъ угрозъ и ругательствъ, посыпавшихся на мою голову. Г. Муней адресовалъ во мн на страницахъ своей газеты письмо въ три столбца, т. е. въ девять футовъ длины, съ жаромъ повторяя доктрины, которыя я порицалъ. Я приведу нкоторыя мста:

‘Я вполн убжденъ, сэръ, что слова или убжденія совершенно безполезны въ борьб съ Англіей или ея передовыми постами въ Ирландіи, то-есть съ ландлордами лома {Ломовою командой въ Ирландіи называютъ людей разрушающихъ дома фермеровъ ломами, чтобы выгнать ихъ съ земли ландлорда. Прим. перев.}. Только одни пули и могутъ имть значеніе: вотъ почему я и рекомендую моимъ соотечественникамъ стрлять въ помщиковъ, разрушителей домовъ, какъ мы стрляемъ въ грабителей или крысъ, днемъ или ночью, на большой дорог или на рынк.

‘Что я предлагаю 500 долларовъ награды за голову майора Брабазона, совершенно врно. Врно также, что я объявляю убійство сказаннаго Брабазона дломъ ‘патріотическимъ, благороднымъ и правымъ’.

Дальше онъ описываетъ очень подробно варварскія изгнанія крестьянъ майоромъ Брабазономъ и продолжаетъ:

‘Застрлите его! Да. Жизнь крестьянина такъ же дорога, какъ и пэра. Если пэръ насилуетъ крестьянъ съ оружіемъ въ рукахъ, ворвитесь въ его домъ и убейте его, гд ни попало!

‘Вы меня клеймите именемъ пророка убійства ландлордовъ: я принимаю это званіе. Пусть же они берегутся! Не мало есть храбрыхъ ирландцевъ, которые готовы вернуться на родину, что бы перестрлять безчеловчныхъ мерзавцевъ, которыхъ злодянія мы отмтили, которыхъ имена мы занесли въ списокъ.

‘Хотя вы не согласны съ моимъ планомъ пораженія саксонскаго владычества, вы, какъ сами говорите, готовы на открытое сраженіе. ‘Кровь,— говорите вы,— быть-можетъ и будетъ пролита, но въ честномъ бою. Оружіемъ, употребляемымъ для полученія ирландской свободы, не долженъ быть ножъ или мушкетонъ убійцы и на нашемъ зелено-золотомъ знамени, когда оно, развернется по втру во всю свою ширину, не должно быть ни одного пятна той крови, которая взываетъ къ небу о мести’.

‘Прекрасное поэтическое мсто, сэръ, но только поэтическое и не больше. ‘Честный бой’ съ саксами, каково! Читалъ ли г ты исторію саксовъ? Вотъ каковы люди, съ которыми вы совтуете вести честный бой: они вооружены съ ногъ до головы, у нихъ артиллерія, пули и ядра, а мы искусно обезоружены, трусливыми мерзавцами. Каково, каково! говорю я. Довольно, Сулливанъ! Длайтесь лучше моимъ сотрудникомъ’.

Однакожь самыя дйствительныя услуги феніанскому движенію въ Ирландіи оказывали не Phoenix въ Нью-Йорк и не Ехpress Мунея въ С.-Франциско,— око было начато и пропагандировалось въ значительной мр благодаря безсознательному содйствію англійскихъ газетъ и въ особенности Times и Daily News. Въ 1859 и 1860 годахъ итальянскій вопросъ былъ злобой дня. Англійскій народъ и англійская пресса самымъ усерднымъ образомъ побуждали въ заговору и возстанію поданныхъ Пія IX, Франца-Іосифа и Фердинанда. Они такъ увлекались этимъ возбужденіемъ римлянъ, венеціянцевъ и сицилійцевъ, что совершенно не замчали, какое впечатлніе производили ихъ слова, доктрины, вызовы и воззванія въ Ирландія. Всякое оружіе, въ какомъ только ни нуждался Стефенсъ для своихъ тайныхъ обществъ, тотчасъ же изготовлялось для него Daily News, Sun, или Times, лордомъ Джономъ Росселемъ или лордомъ Элленбороу. Римлянамъ не только говорилось, что всякій народъ иметъ право’ выбирать своихъ собственныхъ правителей, низлагать старыхъ и назначать новыхъ, но что право осужденія или оправданія такого образа дйствій, какъ бы часто и когда бы они его ни избирала принадлежитъ только имъ и никому больше. Times говорилъ:

‘Ни для кого не должны быть сомнительными принципы, что правительство существуетъ для управляемыхъ и что, какъ только правители начинаютъ умышленно и постоянно жертвовать интересами подданныхъ въ пользу иностранныхъ ли государствъ или абстрактныхъ теорій религіи и политики, народъ иметъ право сбросить ‘въ себя ихъ иго’.

Но кто же долженъ судить обо воемъ этомъ?— Отвтъ дается тою же великой англійскою газетой:

‘Судьба націи должна ршаться мнніями не другихъ націй, а ея собственнымъ. Ршить, хорошо ли ими управляютъ или нтъ, достигли ли насилія, злоупотребленія и жестокость, которымъ они подвергаются, степени, оправдывающей вооруженное возстаніе — дло тхъ, кто подчиненъ этому правительству, а не тхъ, кто, будучи свободенъ отъ его давленія, находитъ сентиментальный или теологическій интересъ въ его существованіи’.

Daily News былъ не мене ясенъ:

‘Европа снова и снова утверждаетъ, что единственный принципъ, отъ котораго зависитъ разршеніе итальянскаго вопроса и къ которому взываютъ жители Средней Италіи, есть право народа выбирать своихъ правителей’.

По этому же поводу Times замчаетъ:

‘Англія не скрывала своего мннія, что народъ романскихъ государствъ, какъ и всякій другой народъ, иметъ право выбирать форму своего правительства, равно какъ и личностей, которымъ оно должно быть поручено’.

Sun объявилъ:

‘Какъ свободные англичане, мы признаемъ право романцевъ, какъ и всхъ націй, имть правительство согласно собственному выбору’.

Англійскій министръ иностранныхъ длъ, Джонъ Россель, въ своей рчи въ Абердин, развивалъ ту же теорію. Одинъ параграфъ королевской тронной рчи подтверждалъ ее. Лордъ Элленбороу надялся, что подданные папы обратятся къ единственному возможному для нихъ средству защищать свои права — оружію: Я надюсь, что посл оскорбленій Италіи требованіями Франціи на конгресс они поднимутся на защиту своего права выбирать свое правительство я возьмутся за оружіе, которое одно можетъ доставить имъ побду’.

Изъ этихъ-то воззваній и возникло движеніе въ Ирландіи, называемое народными журналами ‘ловлей Англіи на ея собственномъ слов’. Nation предложила подать королев народную петицію въ слдующей форм:

‘Такъ какъ въ рчи ея величества при открытіи парламента настоящей сессіи, въ рчи министра иностранныхъ ддъ въ Абердин, а также въ рчахъ многихъ государственныхъ и вы со ко у поставленныхъ людей Англіи и въ статьяхъ наиболе вліятельныхъ англійскихъ журналовъ просители съ глубокимъ сочувствіемъ видли признаніе за всякимъ народомъ права мнять и выбирать своихъ правителей и форму правленія,

‘такъ какъ всеобщее сочувствіе, которое эти рчи и эти статьи встртили въ Англіи, а главнымъ образомъ политика правительства ея величества относительно событій въ центральной Италіи убдили просителей въ томъ, что королева, ея министры, пресса и народъ Англіи самымъ ршительнымъ образомъ признали принципъ, что всякій народъ, недовольный своимъ управленіемъ, иметъ право измнить непріятную ему систему и замнять ее новой по своему выбору, и что этотъ выборъ можетъ быть высказанъ всеобщею подачей голосовъ,

‘такъ какъ изъ многихъ прежнихъ петицій отъ многихъ милліоновъ подданныхъ ея величества, равно какъ и многихъ другихъ событій, которыя просители не считаютъ нужнымъ перечислять, ея величеству извстно, что среди ирландскаго народа существуетъ самое сильное желаніе видть на мст теперешней системы управленія возстановленіе своего мстнаго парламента и законодательной независимости,

‘такъ какъ просители уврены, что подавляющее большинство ирландскаго народа горячо желаетъ возстановленія его національной и несправедливо у него отнятой конституціи, а совтники ея величества могутъ думать, что его добивается небольшое меньшинство населенія, и такъ какъ въ мрахъ, получившихъ такое единодушное оправданіе министромъ ея величества, т. е. Во всенародномъ и тайномъ голосованіи, они видятъ средство узнать дйствительныя желанія большинства ирландскихъ подданныхъ ея величества,—

‘то посему просители ходатайствуютъ у вашего величества, ‘чтобы въ Ирландіи было допущено и произведено всеобщее тайное голосованіе съ цлью привести въ извстность, чего желаетъ народъ, національнаго ли правительства и законодательной независимости, или существующей системы управленія. Просители уврены, что почтительный, мирный и не насильственный характеръ ихъ ходатайства заслужитъ въ глазахъ вашего величества боле серьезное вниманіе, чмъ бурныя событія, которыми сопровождались недавнія политическія перемны въ Италіи, удостоившіяся такого полнаго оправданія министровъ вашего величества ‘.

Эта петиція получила въ Ирландіи больше полумилліона подписей. Затмъ она была представлена куда слдуетъ и, конечно, не удостоилась отвта. И тмъ не мене англійскій народъ продолжалъ провозглашать, что ‘голосованіе населенія’ есть единственная мра узаконенія правительства, а англійскія газеты продолжали призывать порабощенные народы къ возстанію, если они хотятъ быть свободными. Всякій организаторъ феніанизма имлъ эти цитаты всегда наготов. Указывалось на судьбу національной петиціи, а молчаніе королевы называлось презрніемъ въ народу, неспособному взяться за оружіе, которое одно только и можетъ обезпечить за нимъ право выбирать свое правительство.

Въ это же время въ Times появилась статья, которая играла потомъ такую видную роль въ дйствіяхъ феніевъ. Она сдлалась евангеліемъ организаторовъ. Бглаго взгляда на нее достаточно для того, чтобы показать, что она была какъ разъ на-руку этимъ людямъ:

‘Пора, наконецъ, понять всмъ борющимся національностямъ, что свобода не иметъ ничего общаго съ людьми, которые только и длаютъ, что стонутъ да жалуются на свои оковы.

‘Свобода есть серьезная игра на ножахъ и топорахъ, какъ говорили греки персамъ, а не на длинныхъ эпиграммахъ и дряблыхъ петиціяхъ.

‘Мы можемъ болтать между собой о нравственномъ мужеств и сил, но въ то же время мы должны быть всегда готовы проявить физическое мужество и силу. Такъ ли это съ итальянцами? То, что они хотятъ быть свободными, еще ничего не значитъ. И лошадь, и овца, и канарейка въ клтк тоже имютъ нкоторое неясное стремленіе къ свобод, но мы спрашиваемъ и съ нкоторымъ сомнніемъ спрашивали уже въ теченіе нсколькихъ послднихъ дней, готовы ли эти итальянцы драться за свою свободу? Если ‘да’, хорошо,— они, конечно, обезпечатъ ее, если же ‘нтъ’,— пусть Австрія счетъ ихъ не только кнутами, но скорпіонами, и мы въ Англіи лишь зажмемъ себ уши, чтобы не слыхать ихъ криковъ.

‘Высочайшее зрлище, какое свтъ можетъ доставить свободному человку, это видть, какъ его братъ храбро состязается, мало того, отчаянно дерется за свою свободу. И самое низкое чувство презрнія долженъ вызывать въ немъ видъ несчастнаго раба, выдрессированнаго и воспитаннаго въ уровень съ униженіемъ своего положенія и не находящаго въ себ силы сдлать что-нибудь больше испусканія жалкихъ воплей’.

Несмотря на эти благопріятныя обстоятельства, феніанская организація до 1861 года разросталась очень медленно. Противодйствіе со стороны религіозныхъ чувствъ населенія настолько же парализовало ее, насколько поученія англійскихъ газетъ поощряли. Весной этого года органъ ея прекратилъ свое жалкое существованіе, какъ въ Америк, такъ и въ Ирландіи судьба движенія стояла на самомъ низкомъ уровн. Въ апрл загорлась американская междоусобная война. Народъ свера и юга взялся за оружіе. Ирландцы шли въ первыхъ рядахъ ‘своихъ штатовъ’. Ирландскіе отряды дрались на обихъ сторонахъ: одни, подъ командой генерала Пата Клеборна, становились подъ знамя конфедераціи, другіе, подъ командой генерала Т. Ф. Мигера, пожинали неувядаемые лавры подъ звзднымъ знаменемъ Союза. Въ этомъ порыв феніанскіе кружки были покинуты всми. На минуту, но только на минуту, казалось, что американская война убила движеніе. Однакожъ на дл оно скоро получило новый и боле сильный импульсъ. Готовность, съ которою Англія признала права воюющей страны за отпавшими штатами, и другія обстоятельства съ самаго начала породили убжденіе, что разрывъ между вашингтонскимъ правительствомъ и с.-джемскимъ дворомъ неизбженъ. Этимъ впечатлніемъ усердно пользовались въ Сверныхъ Штатахъ и въ Ирландіи, какъ побудительнымъ средствомъ для присоединенія ирландцевъ къ федеративнымъ полкамъ. И оно имло могущественное вліяніе на страну. Весь путь изъ Ирландіи представлялъ сплошной потокъ молодыхъ, дятельныхъ и сильныхъ людей въ федеративные ряды. Почти вс врили въ увренія Сюарда и общанія нкоторыхъ изъ ирландскихъ вождей, что, когда Союзъ будетъ возстановленъ, Америка войдетъ въ соглашеніе съ Дж. Буллемъ и Ирландія будетъ щедро вознаграждена за ея помощь ‘Звздамъ и Полосамъ’ {Популярное названіе американскаго національнаго флага.— Прим. перев.}. Это было заключительнымъ ударомъ въ пользу феніанскаго движенія.

Въ это же время явилось ему на помощь другое не мене благопріятное обстоятельство. Теренцъ Белью Макъ-Магнусъ, одинъ изъ вождей ‘сорокъ восьмого’, удачно совершилъ въ 1851 году свой смлый и ршительный побгъ изъ ссылки съ Вандименовой Земли и вскор высадился въ С.-Франциско. Въ начал 1861 г. онъ умеръ въ этомъ город, къ великому огорченію своихъ соотечественниковъ, горячо его любившихъ. Кому-то пришло въ голову, что тло покойнаго революціонера должно быть вырыто изъ могилы на чужбин и съ церемоніями перенесено черезъ континентъ и океанъ на родину. Предложеніе было встрчено съ энтузіазмомъ. Событіе было такъ драматично и вызывало такія глубокія чувства, что процессія сопровождалась огромными толпами народа и такою торжественностью, который удивляли и тревожили всякаго. Американскіе ирландцы, казалось, сдлали эти похороны демонстраціей преданности своей родин. Въ Ирландіи народъ былъ охваченъ подобными же чувствами и повсюду готовился оказать надлежащій пріемъ останкамъ того, кто, будучи преслдуемъ въ живыхъ, могъ возвратиться на любимую родину только мертвымъ. Это было событіе, могущественно взывавшее къ симпатіямъ народа, и вс фракціи невольно соединились въ благоговніи въ патріотизму, который оно выражало.

Только когда приготовленія къ похоронамъ были уже почти окончены, прошелъ слухъ, что все дло находится вполн въ рукахъ феніанскихъ вождей и будетъ употреблено ими въ пользу своихъ плановъ. Это привело націоналистовъ не феніанъ въ замшательство, которое доставило ихъ противникамъ не мало удовольствія. Отстать и отойти въ сторону можно было только выставивши въ оправданіе очень серьезную и врную опасность, доказательства которой едва ли кто могъ представить. Идти же впередъ — значило усиливать движеніе, которое быть-можетъ вовлечетъ Ирландію въ междоусобную войну. И въ самомъ дл, одно время существовало серьезное намреніе превратить демонстрацію Макъ-Магнуса въ сигналъ для возстанія. Эта идея встртила горячій и успшный протестъ въ Стефенс, на томъ основаніи, что его приготовленія были еще только въ начал, а онъ не хотлъ начинать возстанія, не будучи готовымъ. Понадобилась вся сила его авторитета для того, чтобы настоять на этомъ veto, и задуманное возстаніе было отложено только посл горячаго спора. По всему пути отъ С.-Франциско до Дублина похороны представляли одну изъ самыхъ внушительныхъ, когда бы то ни было виднныхъ, демонстрацій. Каждый сколько-нибудь значительный городъ Штатовъ насылаю’ отъ себя делегацію. 30-го октября 1867 г. тло прибыло въ Квинстоунъ, и въ промежутокъ времени между этимъ числомъ и погребеніемъ его на Глазневинскомъ кладбищ въ Дублин, въ воскресенье 10-го ноября, весь островъ находился въ крайне тревожномъ и возбужденномъ состояніи. Высоко-преподобный д-ръ Кулленъ, католическій архіепископъ Дублина, зная о подкладк всего этого дла, отказался дозволить какія бы то ни было службы или публичныя церемоніи по этому поводу въ церквахъ своей анархіи, за что и навлекъ на себя самыя ожесточенныя нападки. Революціонные вожди очень искусно обзывали всякое противодйствіе ихъ планамъ ‘враждой въ покойному’, ‘ненавистью противъ любви къ родин’. Пять лтъ спустя, когда феніи сами сознались, что эти похороны были настоящимъ операціоннымъ пунктомъ для ихъ движенія, поведеніе архіепископа сдлалось понятнымъ для многихъ изъ тхъ, которые его прежде такъ сильно порицали. Нкоторые изъ феніанскихъ вождей высказывали, что въ теченіе трехъ недль похоронъ Макъ-Магнуса въ ряды организаціи вступило больше членовъ, чмъ въ два предыдущіе года. Похоронная процессія но улицамъ Дублина была грандіозною демонстраціей. Пятьдесятъ тысячъ народа шли за катафалкомъ, по крайней мр столько же сочувствующихъ зрителей стояли рядами по обимъ сторонамъ улицъ.

Этотъ день доставилъ феніанскимъ вождямъ такое вліяніе въ Ирландіи, какого они никогда прежде не имли. Американскіе делегаты, сопровождавшіе тло Макъ-Магнуса въ Ирландію, возвратились домой съ извстіемъ, что отечественная организація иметъ очень серьезные размры и силу и нуждается лишь въ помощи Америки деньгами, оружіемъ и руководителями для того, чтобы въ любой моментъ окончательно сбросить британское иго съ Ирландіи. Вслдствіе этихъ встей, движеніе въ Америк въ очень короткое время пріобрло совершенно новый характеръ и скоро разрослось до громадныхъ размровъ. Люди, стоявшіе до тхъ поръ совершенно въ сторон, люди обладавшіе положеніемъ, характеромъ и способностями, искренно и дятельно приняли участіе въ приготовленіяхъ. Деньги со всхъ сторонъ сыпались въ кассу организаціи. Повсюду распространилось убжденіе, что наставалъ часъ, когда Ирландія ‘разорветъ цпи многовковаго рабства’, и даже ея самые бдные сыны и дочери несли свои пожертвованія. Не было больше сомннія, что если возстаніе продержится въ Ирландіи собственными силами хотя бы въ теченіе одного мсяца, оно будетъ имть въ своемъ распоряженіи въ Америк милліоны долларовъ и тысячи рукъ для помощи. Это очень наглядно было доказано пріемомъ, который поздне былъ оказанъ въ Америк (въ 1865 г.) извстію объ арестахъ ирландскихъ феніевъ. Сочувствующіе буквально осадили руководителей движенія. Отцы и матери приводили записываться своихъ сыновей, служанки приносили сбереженія отъ своихъ заработковъ, калифорнійскіе рудокопы отдавали свои сокровища. Старики, видвшіе на родин, какъ срывались крыши съ домовъ, молодые люди, слышавшіе разсказы объ изгнаніяхъ своихъ родителей, громко требовали записать ихъ ‘въ первую очередь’, для перваго призыва къ длу. Очищенія временъ голода посяли ‘драконовы зубы’ отъ Гудзона до Миссисипи.

XXI.
Тревожное время.

Наиболе вліятельными и руководящими людьми въ ирландскихъ національно-политическихъ длахъ въ періодъ отъ 1860 до 1865 г. были Вильямъ Смитъ О’Брайенъ, Джонъ Мартинъ и Ды О’Доногью. Первый изъ нихъ, собственно говоря, не принималъ лично дятельнаго участія въ длахъ, но признавался главой національной партіи. Его совтовъ искали вс и при помощи своихъ писемъ, отъ времени до времени появлявшихся въ Nation, онъ имлъ значительное вліяніе на ходъ событій. Д. Мартинъ возвратился въ Ирландію въ 1858 г. Въ теченіе одного или двухъ лтъ онъ жилъ въ совершенномъ уединеніи въ Кильброней, около Ростревора, одномъ изъ прекраснйшихъ угловъ его родного Ульстера, но онъ не могъ долго противостоять давленію обстоятельствъ, которыя требовали еще разъ его голоса и его вліянія на пользу дла націи. Однакожь дйствительно дятельное участіе въ общественной жизни онъ принялъ не раньше 1864 г., когда онъ вмст съ Ды О’Доногью основалъ общество, имвшее цлью расторженіе союза съ Англіей, называвшееся ‘національною лигой’.

Другія дв личности, одинаково извстныя и во многихъ отношеніяхъ боле талантливыя, еще поздне возвратились на общественную арену: это — Джонъ Б. Диллонъ и Джоржъ Генри Муръ. Послдній, посл смерти Лукаса и отъзда въ 1855 г. Гавана Дуффи, принялъ на себя роль вождя пордлыхъ рядовъ партіи ‘арендной лиги, и нужно отдать ему справедливость — …si Регgama dextra defendi possent, etiam hac defensa fuissent,— все, что изъ погибавшаго дла могли сдлать геній, мужество и преданность, было сдлано этимъ талантливымъ сыномъ Мэйо. Онъ лишился своего мста въ парламент при выборахъ 1857 г., вслдствіе обвиненія его въ духовномъ ‘застращиваніи’, и, отказавшись отъ предложенныхъ ему нсколькихъ другихъ округовъ, молча и печально наблюдалъ за ходомъ общественныхъ длъ вплоть до 1868 г.

На ирландской трибун въ періодъ отъ 1858 до 1868 года особенно выдавался Ды О’Доногью, тогдашній членъ парламента отъ Типперари. Въ теченіе большей части этихъ десяти лтъ онъ былъ самымъ популярнымъ человкомъ Ирландіи. Много было причинъ, дававшихъ ему право занимать такое положеніе. Древность его рода, родство съ О’Коннелемъ, его блестящая наружность, его манеры, его великодушный характеръ, краснорчіе, патріотизмъ — все длало его народнымъ любимцемъ. Его титулъ кельтскаго начальника племени восходилъ до отдаленной древности, по крайней мр до четырехъ сотъ лтъ назадъ. Онъ былъ молодъ, блестящъ и отваженъ. Въ первый разъ онъ выступилъ на общественную арену въ качеств кандидата въ члены парламента отъ Типперари подъ покровительствомъ Д. Генри Мура въ 1857 г., на мсто изгнаннаго изъ парламента Джемса Садлейра {Вскор посл самоубійства Джона Садлейра (банкира и вождя бригады) было открыто, что его братъ Джемсъ былъ замшанъ въ мошенническихъ операціяхъ типперарскаго банка. Онъ бжалъ изъ Ирландіи и спеціальнымъ вотомъ былъ изгнанъ изъ палаты общинъ. Прим. автора. }. Молодой вождь не встрчалъ себ препятствія и скоро очутился въ передовомъ ряду національной политики. Обстоятельства естественно поставили меня въ одинаковое положеніе съ нимъ, и въ теченіе всего этого періода мы шли съ нимъ рука объ руку. Почти по всмъ общественнымъ вопросамъ наши мннія были одинаковы. Мы держались почти одного и того же взгляда на феніанскіе проекты и пользовались одинаковою ненавистью вождей движенія, впрочемъ, онъ значительно меньшей, чмъ я. Одинъ или два раза въ теченіе борьбы между націоналистами, феніанами и не-феніанами я боялся за него. Я зналъ, что тайные вожди, за исключеніемъ одного, очень желали пріобрсти его на свою* сторону и что ему длались очень заманчивыя предложенія. Однако я имлъ основаніе думать, что Стефенсъ совсмъ не желалъ обращенія Ды О’Доногью. Ему не хотлось имть подл, своего пьедестала такого опаснаго соперника. къ счастію, несмотря на искреннюю ненависть молодого вождя къ англійскому господству, ничто не могло разсять его убжденій противъ насильственныхъ проектовъ, но его мннію, какъ и по моему, они могліг потопить Ирландію въ крови,— могли, конечно, вызвать самопожертвованіе и героизмъ ея сыновъ, но въ результат должны были заклепать ея цпи я увеличить ея страданія.

Лтомъ 1863 года Стефенсъ ршилъ основать въ Дублин еженедльный журналъ, который долженъ былъ съ самаго начала защищать спеціальные интересы феніанской организаціи и увеличивать ея доходы. Въ ноябр, согласно этому плану, была начата газета Irish People. Повидимому, ему никогда не приходило въ голову, что этому предпріятію грозятъ дв опасности. Оно, во-первыхъ, почти наврно должно было сконцентрировать въ себ, для глазъ и рукъ правительства все, что было дятельнаго и опаснаго въ организаціи, во-вторыхъ, относительно финансовой’ стороны дла гораздо больше было шансовъ на то, что оно послужитъ къ обремененію, чмъ къ увеличенію ресурсовъ партіи. И, дйствительно, об эти опасности, скоро ясно обнаружились.. Хотя за Irish People стояла цлая армія дятельныхъ и усердныхъ организаторовъ и хотя вс средства организаціи были пущены въ дло, чтобы дать ему ходъ, журналъ продолжалъ быть, больше бременемъ, чмъ помощью для феніевъ. Его существованіе дало намъ, въ Nation, возможность — точно такъ же, конечно, какъ и правительству — положительно убдиться, гд преобладаетъ феніанскій и гд анти-феніанскій націонализмъ. Органъ феніевъ вполн господствовалъ среди ирландцевъ Англіи и Шотландіи, такъ что во многихъ мстахъ на сверъ и югъ отъ Твида совершенно вытснилъ Nation, тогда какъ въ Ирландіи онъ никогда не могъ достичь распространенности нашего журнала, а во многихъ мстахъ былъ самъ вполн имъ вытсненъ. Особенно же безразсудно было то, что Стефенсъ поручилъ руководство журнала, издававшагося въ разстояніи брошеннаго камня отъ воротъ Дублинскаго замка, самымъ выдающимся людямъ феніанской организаціи. Джонъ О’Лири, Чарльзъ Дж. Бикгамъ и T. С. Люби были редакторами, О’Донованъ Росса — управляющимъ редакціи, а Джемсъ О’Конноръ~кассиромъ. Контора журнала была по-истин главнымъ штабомъ партіи.

Основаніе Мартиномъ и Ды О’Доногью національной лиги, какъ открытой анти-феніанской организаціи націоналистовъ, взывающей къ общественному мннію, нанесло великую обиду феніанскимъ вождямъ. Феніи приходили на ея митинги и старались производить безпорядки и компрометировать ихъ криками ‘мы хотимъ политики войны’, ‘намъ не достаетъ ружей’ и т. п. Они ожидали, что, подвергаясь постоянно такимъ нападеніямъ, лига будетъ принуждена прекратить свое существованіе. Джонъ Мартинъ показалъ, что онъ понимаетъ эту тактику. Онъ предлагалъ феніямъ идти своимъ путемъ и не мшать ему длать то же. Цною упорной борьбы онъ держался среди всхъ тревогъ и ужасовъ 1865 и большей части слдующаго года. Въ август 1866 года тогдашніе вожди феніанскаго движенія, убдившись въ невозможности остановить собранія лиги путемъ безпорядковъ, свистковъ и криковъ, ршили принять боле насильственныя мры. Однажды вечеромъ толпа феніевъ вломилась въ залъ лиги и, въ отвтъ на замчаніе Мартина, призывавшаго къ порядку, осыпала его цлымъ градомъ тухлыхъ яицъ и другихъ метательныхъ снарядовъ и разогнала все собраніе. За два года передъ этимъ ихъ ненависть во мн выразилась еще боле свирпымъ, хотя и не такимъ позорнымъ, взрывомъ.

Въ феврал 1864 года комитетъ дублинской статуи принца Альберта {Умершаго мужа королевы Викторіи.— Прим. перев.} обратился къ городскому управленію съ предложеніемъ уступить ему для этого памятника мсто Колледжъ-Гринъ. Всмъ было хорошо извстно, что мсто это, по національной традиціи, должно быть назначено и сохранено для статуи Генри Граттана, которая и стоитъ тамъ теперь. Въ городскомъ управленіи это ‘отчужденіе мста Граттана’, какъ прозвали предложеніе комитета, было встрчено ршительною оппозиціей. Въ этомъ дл я взялъ на себя руководящую роль, будучи за два года до этого выбранъ членомъ городскаго совта. Мы ходатайствовали, возражали, протестовали, угрожали. Мы предлагали для статуи принца какое угодно другое мсто въ город, только не это. Большинство совта считало ‘не врноподданническимъ’ поступкомъ отказать въ какомъ бы то ни было мст для ста туи принца Альберта и, несмотря на права Граттана, утвердило предложеніе. Крикъ негодованія поднялся по всей Ирландіи. Въ Дублин, въ Ротунд, былъ назначенъ публичный митингъ, съ цлью выразить всеобщее негодованіе и требовать отмны ненавистнаго постановленія. ‘Ц. O. И. Р.’ по двумъ причинамъ ршилъ противодйствовать этой демонстраціи: во-первыхъ, Генри Граттанъ былъ представителемъ и, такъ сказать, основателемъ конституціонно — націоналистской партіи,— народъ же, берущійся за оружіе для того, чтобъ основать Ирландскую республику, не долженъ покланяться личности мирнаго общественнаго дятеля, во-вторыхъ, Сулливанъ и люди его партіи будутъ на этомъ митинг покрыты аплодисментами, а этого не должно допускать. По всмъ кружкамъ и подкружкамъ Дублина были разосланы тайные приказы имть въ Ротунд въ назначенный вечеръ митинга своихъ людей въ полномъ числ.

Ды О’Доногью пріхалъ изъ Килдарнея, чтобы предсдательствовать, платформа была переполнена представителями и извстными людьми города, а галлереи и самая зала были переполнены народомъ. Ды О’Доногью началъ свою вступительную рчь и сдлалъ нсколько лестныхъ замчаній насчетъ меня.

‘Мы не хотимъ Сулливана!’ — раздался рзкій голосъ въ одномъ углу залы.— ‘Этотъ голосъ не выражаетъ настроенія ирландскаго народа’,— отвтилъ предсдатель. Крики покрыли его дальнйшія замчанія.— ‘Долой Сулливана!…Прочь Сулливана!’ — раздавались неистовые возгласы изъ тсныхъ группъ прямо передъ фронтомъ платформы. Большинство собранія казалось до крайности возбужденнымъ. Оно едва могло врить своимъ глазамъ и терялось въ догадкахъ о происходившемъ.

‘Долой Сулливана!… Мы убьемъ его!’ Вдругъ по данному сигналу былъ сдланъ натискъ на платформу, явились вынутыя изъ-подъ куртокъ палки и въ нсколько секундъ началась безпорядочная борьба. О’Донованъ Росса и другіе феніанскіе организаторы теперь открыто выдвинулись впередъ, лзли черезъ барьеры и били всякаго, кто оказывалъ имъ сопротивленіе.

Среди дикаго шума, треска стульевъ и натиска нападающаго народа чья-то неизвстная рука грубо схватила меня и надъ моимъ ухомъ раздался голосъ: ‘немедленно уходите отсюда, иначе вы будете убиты’. Меня насильно тащили по зал къ выходу. Какъ бы я ни хотлъ покориться этому совту, выполнить его было невозможно. Я рванулся, чтобъ освободиться отъ своего неизвстнаго покровителя, ршившись во что бы то ни стало свободно выйти изъ залы. Скоро я увидлъ, что Ды О’Доногью заботливо искалъ меня, и мы вмст вышли на улицу. Дружественная толпа, однакожь, провожала насъ до гостиницы, состоя, какъ я имю основаніе думать, изъ феніевъ, которые знали о проектированномъ насиліи противъ насъ и ршили предупредить его.

Тмъ временемъ Росса и его бушующая команда вполн овладли платформой. Они разбили стулья и репортерскій столъ, сорвали газовыя лампы, махали, вмсто знамени, зеленымъ сукномъ, покрывавшимъ столъ, и въ теченіе получаса кричали, радуясь своему успху. Затмъ они прошли процессіей по Саквилль-стритъ и разошлись, нкоторые понесли поздравленія Стефенсу съ такою гордостью, какъ будто они взяли Дублинскій замокъ, сорвали союзный флагъ или арестовали лорда-лейтенанта.

На слдующій день сдлалось извстнымъ объясненіе этой сцены и выражено было не мало негодованія противъ вождей феніанизма за такую попытку нарушить свободу собранія. ‘Комитетъ гражданъ’ собрался и ршилъ держать публичный митингъ въ слдующій понедльникъ въ той же зал Ротунды и провести тексты резолюціи, которые было предположено вотировать на первомъ собраніи, а для противодйствія тактик феніевъ ршено принять мры и, въ случа нужды, встртить силу силой.

Но какъ было это сдлать? Какъ было устроить такъ, чтобы собрались тысяча или дв народа и чтобы между ними не было членовъ феніанской организаціи? Могли ли мы ручаться, что въ самомъ ‘комитет гражданъ’ не было людей, которые наружно выказывали намъ симпатію, а въ дйствительности вели контрмины подъ вс наши планы и приспособленія? ‘Этого невозможно сдлать’,— говорили нкоторые изъ наиболе благоразумныхъ нашихъ друзей. Кром того, по городу ходило пропасть слуховъ и самыхъ тревожныхъ разсказовъ: будто бы феніанскіе вожди отрядили на слдующій митингъ тысячу человкъ съ револьверами, будто Стефенсъ поклялся во что бы то ни стало сдлать и митингъ, и рчи, и резолюціи абсолютно невозможными. Испуганные друзья приходили къ намъ и убждали насъ отказаться отъ митинга. ‘Это отчаянные люди, не стоитъ идти наперекоръ имъ, будетъ кровопролитіе и убійство. Лучше отказаться!’ Я же, напротивъ, убждалъ всхъ друзей общественной свободы быть твердыми и готовыми ко всякой опасности. ‘Мы жалуемся на англійскую тираннію,— говорилъ я,— и наши отцы жертвовали своими жизнями, сопротивляясь ей. Но здсь мы имемъ гораздо боле вредную тираннію. Мн грозятъ больше, чмъ кому-нибудь. Я знаю это и все-таки ршаюсь идти впередъ, и что бы со мной ни случилось, я во всякомъ случа буду бороться за общественную свободу’. Къ моему удовольствію, это воззрніе оказалось очень распространеннымъ. Нетерпимость и насильственный деспотизмъ феніанскихъ вождей противъ публичныхъ собраній сдлали ихъ очень непопулярными.

Было ршено держать митингъ тотчасъ посл обда (такъ какъ ночное время представляло бы много преимуществъ для безпорядка и нападенія) и публику впускать по нумерованнымъ билетамъ. Я чувствовалъ, что это была проба силы и искусства между мной и Стефенсомъ, и я ршилъ, что онъ долженъ убдиться въ моей способности защищаться. ‘Безумецъ!— воскликнулъ одинъ возбужденный пріятель за одинъ или два дня до митинга,— разв вы не знаете, какъ безполезно и опасно бороться съ тайнымъ обществомъ? Вотъ теперь они тайно печатаютъ такіе же билеты, какъ ваши, и въ день митинга зала окажется наполненною толпой не друзей, а враговъ!’

Я притворился озадаченнымъ. Но на дл я это и ожидалъ, разставилъ для вождя феніевъ ловушку и онъ шелъ въ нее.

Всмъ, кому были даны билеты для раздачи, велся аккуратный списокъ, и всякій распространитель былъ лично отвтственъ за имя и адресъ лица, которому онъ далъ билетъ. Всякій членъ ‘комитета гражданъ’ — около сорока всхъ — получилъ на этихъ условіяхъ четыре или пять пачекъ билетовъ. Я догадывался, что въ самомъ комитет были агенты врага и что не только о каждомъ нашемъ шаг будетъ донесено куда слдуетъ, но что и билеты будутъ поддланы. Я зналъ одного пріятеля литографа, которому могъ вполн доврять, и вотъ, не сказавши никому, я заказалъ ему напечатать медленнымъ и не подающимся поддлк процессомъ дв тысячи билетовъ. Когда все было готово, наканун нашего митинга я собралъ ‘комитетъ гражданъ’. ‘Господа, наши билеты поддланы!’ — воскликнулъ я.— ‘Да, да. Это фактъ’ — раздались многіе голоса.— ‘Что за срамъ! Что же длать?— заговорили нкоторые тайные агенты Стефенса, притворяясь удивленными.— Мы не можемъ держать митинга, мы должны отказаться отъ него’.

— Нтъ, господа,— сказалъ я,— мы не откажемся отъ него. Всякій изъ насъ, если онъ дйствовалъ искренно и согласно условію, знаетъ, кому онъ давалъ билеты.

— Совершенно врно. Будьте уврены.

— Хорошо. Вс такіе билеты теперь уничтожаются и не будутъ завтра приниматься у дверей зала. Вотъ другіе билеты, которыми каждый изъ васъ сегодня вечеромъ замнить вс старые у своихъ знакомыхъ.

Собраніе разразилось взрывомъ удовольствія. Два или три изъ нашихъ друзей, конечно, имли нсколько унылый видъ, несмотря на усилія радоваться вмст съ другими.

Трудно сказать, съ какою цлью: затмъ ли, чтобъ испугать меня, или съ серьезнымъ намреніемъ, но моему семейству были посланы частныя письма, предупреждавшія его самымъ торжественнымъ и яснымъ образомъ, что мое смлое поведеніе приведетъ къ печальнымъ послдствіямъ. Въ письмахъ этихъ говорили, что я буду застрленъ. ‘Еслибы даже и такъ,— сказалъ я,— я скорй хочу быть застрленнымъ, чмъ быть трусомъ или рабомъ’.

На слдующій- день городъ былъ встревоженъ и возбужденъ, какъ будто ожидалъ землетрясенія, предсказаннаго въ календаряхъ. Онъ казался крпостью, за обладаніе которой велась свирпая битва. Вс были уврены, что моя жизнь послужитъ искупительною жертвой, изъ самыхъ отдаленныхъ частей Ирландіи прізжали вооруженные друзья, чтобы защищать меня. Одинъ изъ нихъ, олицетвореніе дружеской преданности, Томасъ П. О’Конноръ изъ Типперари, былъ человкомъ, которому феніи были многимъ обязаны. Впослдствіи они сдлались ему еще боле обязаны за его вліяніе, его хлопоты и великодушіе, когда имъ самимъ понадобилась защита и помощь. Хотя онъ благополучно здравствуетъ до сихъ поръ, но въ ночь, предшествовавшую этому митингу, онъ, какъ и многіе другіе, принялъ религіозное напутствованіе на случай смерти на другой день. Теперь кажется почти абсурдомъ то, что тогда считалось такой серьезною вещью. Мое собственное семейство прощалось со мной, какъ будто никогда не надялось больше видть меня. Однакожь никто не могъ поколебать моего ршенія.

Отрядъ ‘національныхъ волонтеровъ’ предложилъ свои услуги служить стражей и привратниками при митинг и посл тщательнаго выбора двсти человкъ были записаны. Около каждой двери помстилось по ‘рот’ съ ‘капитаномъ’ во глав. Когда въ часъ дня двери были отперты, въ большую залу среди аплодисментовъ потекла толпа гражданъ, очевидно весьма порицавшая всякое столкновеніе съ согражданами, но ршившаяся во что бы то ни стало защищать право публичныхъ собраній для законныхъ и патріотическихъ цлей.

Скоро у дверей раздались крики: ‘поддльный билетъ’. Враги начали собираться, но находили входъ для себя закрытымъ. Около двухъ часовъ пришелъ цлый баталіонъ съ О’Донованомъ Россой во глав. Онъ подалъ недйствительный билетъ. ‘Не годится!’ — сказалъ молодой Джозефъ Генли изъ Ардавона, образецъ атлетической силы и крпости, бывшій капитаномъ у этой двери.— ‘Я долженъ пройти!’ — сказалъ Росса, тоже крпко сложенный, сильный, энергичный и ршительный.— ‘Вы не пройдете!’ — былъ вызывающій отвтъ. Росса кинулся къ двери, но былъ поваленъ молотообразнымъ ударомъ Генли. Съ быстротою молніи Росса былъ на ногахъ и отвтилъ тмъ же. Оба бойца были какъ нарочно подобраны, но преимущество было на сторон молодаго, прошедшаго военную школу, капитана. Росса, смлый какъ левъ, дрался хорошо, по все напрасно. Его товарищи пробовали вступиться, но не допустила стража и, посл настоящей драки, феніи удалились. Нчто подобное случилось и у другихъ входовъ, нападавшіе всюду были побиты. Митингъ имлъ полный успхъ и резолюціи поставлены. Этотъ день былъ полною побдой. Помимо временнаго раздраженіи, я не думаю, чтобъ и феніи стали относиться къ намъ хуже за нашу ршимость и мужество. Съ той и другой стороны люди показали полное нежеланіе употреблять огнестрльное оружіе, что удивило всхъ. Сильные и тяжелые удары наносились и получались и даже кровь проливалась, и хотя каждый изъ нсколькихъ сотъ людей носилъ револьверъ, но ни одинъ изъ нихъ не былъ вынутъ. Еслибы хоть одинъ былъ пущенъ въ дло, явились бы сотни ихъ, и могли произойти печальныя сцены. Мы вс были очень рады, что день прошелъ такъ хорошо. Граждане вообще, какъ мн извстно, были тоже довольны. Еслибы мы такимъ образомъ не возстали на защиту терпимости и свободы, всякая свободная дятельность въ политик была бы остановлена насильственнымъ терроризмомъ.

2-го апрля 1865 г. паденіемъ Ричмонда закончилась американская междоусобная война. 7-го сдался генералъ Ли. Къ іюню федеральныя арміи были распущены. Ирландскіе полки сдлались свободны. Сотни смлыхъ и искусныхъ офицеровъ, отвыкшихъ отъ преслдованія мирныхъ цлей, оказались въ положеніи ищущихъ себ симпатичнаго дла, въ которомъ они могли бы продолжать свою карьеру. Феніанскіе вожди почувствовали, что часъ дйствія наступилъ. Оружіе ввозилось и раздавалось безъ перерыва, хотя далеко не въ такомъ количеств, какого хотлъ Стефенсъ. Каждый пароходъ изъ Америки привозилъ офицеровъ, между которыми одинъ изъ первыхъ былъ генералъ-бригадиръ Т. Ф. Мулленъ, который и основалъ свой постъ въ Дублин, въ качеств главнокомандующаго. Съ континента пріхали генералъ Клюзера и генералъ Феріола, изъ которыхъ первый поздне принималъ участіе въ парижской коммун. Всякій зналъ, что готовится, потому что вс тайныя движенія феніанъ производились удивительно публично. Американскіе кружки, желая усилить подписку, печатали воззванія и разоблачали все, что ни длалось. Одно изъ нихъ, изданное спрингфильдскимъ кружкомъ ‘къ ихъ американскимъ (товарищамъ-гражданамъ’, гласило слдующее:

‘Ирландія наканун революціи. День открытія дйствій временнаго правительства назначенъ. Армія изъ 200.000 человкъ поклялась его поддерживать. Американскіе и ирландскіе офицеры, съ отличіемъ служившіе въ вашей арміи, тайно перезжаютъ въ Ирландію, чтобы принять на себя веденіе операцій, которыя, будутъ выполнены въ нсколько мсяцевъ — и скоре, гораздо скоре, чмъ кто-нибудь изъ васъ ожидаетъ’.

Въ август ирландскія газеты начали наполняться алармистскими письмами провинціальныхъ джентльменовъ, и возможность возстанія обсуждалась съ сотни точекъ зрнія. Въ сентябр судьи графства Коркъ собрались, въ числ 150, на спеціальное собраніе для обсужденія опаснаго положенія длъ. Они представили правительству докладную записку, но правительство уже составило свое ршеніе. Нелегко опредлить моментъ, когда тайная организація можетъ быть поражена самымъ дйствительнымъ образомъ. Случайное обстоятельство показало властямъ въ Дублинскомъ замк, что не слдуетъ терять времени. Въ числ служащихъ въ типографіи Irish People былъ человкъ по имени Пирсъ Нагль, любимецъ, довренный агентъ и курьеръ Стефенса. Боле уже: года Нагль состоялъ на жалованьи у правительства и систематически доносилъ на всхъ феніанскихъ вождей. Однажды отъ южно-типперарскихъ В. пріхалъ посланный и получилъ отъ Стефенса документъ величайшей важности и тайны, съ которымъ, онъ и долженъ былъ возвратиться немедленно въ Клонмель. Бумага, которую онъ везъ, должна была быть тамъ прочитана центрамъ и немедленно уничтожена. Посланный выпилъ посл обда и заснулъ на скамейк въ типографіи. Негль вошелъ, увидлъ его и догадался, что ‘капитанъ’ далъ ему важное письмо. Карманы спящаго были тотчасъ же вывернуты и драгоцнный документъ похищенъ. Прошло нсколько дней, прежде чмъ Нэгль нашелъ возможнымъ благополучно передать его полиціи. Какъ только бумага попала въ руки правительства, ея важность была тотчасъ же оцнена. Не прошло и нсколькихъ часовъ, какъ она уже находилась въ комнат совта Дублинскаго замка. Одного взгляда на нее было достаточно для лорда Водгауза для того, чтобы понять, что онъ долженъ нанести ударъ безъ дальнйшихъ колебаній. Онъ это и сдлалъ.

XXII.
Бгство изъ ричмондской тюрьмы.

— Торопись въ городъ скорй, скорй! Тамъ отчаянныя дла. Jrish People запрещенъ, контора захвачена, Люби, О’Лири и Росса арестованы, телеграфныя сообщенія съ югомъ остановлены, никто не знаетъ, что можетъ случиться!

Такъ говорилъ мой братъ, стоя въ дверяхъ моей спальни рано утромъ въ субботу 16 сентября 1865 года. Онъ пріхалъ изъ города ко мн, за три мили, въ сверное предмстье, чтобы сообщить новость о только-что случившихся тревожныхъ событіяхъ.

— Люби, О’Лири и Росса арестованы!— воскликнулъ я.— А Стефенса тоже взяли?

— Нтъ,— по крайней мр, пока я былъ въ город.

— Ну, такъ будь увренъ, что онъ будетъ драться. Сегодня ночью мы будемъ имть баррикады въ город.

И наскоро позавтракалъ, пока мой братъ передавалъ подробности происшествія. Я, насколько могъ, скрылъ свое волненіе, но положеніе длъ мн казалось очень серьезнымъ. По тмъ свдніямъ, которыя я имлъ въ теченіе послднихъ одного или двухъ мсяцевъ, я зналъ, что этотъ coup только на нсколько недль предупредилъ назначенный феніями открытый взрывъ. Разница во времени казалась мн такой незначительной, что Стефенсъ долженъ былъ скоре принять битву теперь, чмъ позволить разбить свои силы по частямъ. Мало того, этотъ шагъ правительства былъ такъ очевиденъ и неизбженъ, что онъ долженъ былъ приготовиться къ нему съ того самаго момента, когда открыто основалъ центральное бюро феніанскихъ длъ на самомъ порог замка и наполнилъ его лучшими и наиболе выдающимися людьми своей партіи.

Я похалъ въ городъ и нашелъ всхъ въ волненіи и тревог. Только посл довольно долгихъ распросовъ мн удалось кое-что разузнать о случившемся,— такъ сбивчивы и противорчивы были ходившіе по городу разсказы.

Наканун, въ пятницу 15 сентября 1865 года, въ Дублинскомъ замк держался совтъ ирландскихъ исполнительныхъ властей. Ему были представлены донесенія полиціи о критическомъ положеніи феніанскихъ длъ, о постоянномъ приток въ страну американскихъ офицеровъ, объ усиливающейся дятельности въ провинціяхъ, о полученіи феніанскими вождями крупныхъ денежныхъ переводовъ, о повсемстныхъ обширныхъ военныхъ ученіяхъ и особенно въ Дублин. Но самымъ важнымъ документомъ служило собственноручное письмо главы движенія слдующаго содержанія: ‘Дублинъ, 8-го сентября 1865 года. Братья! Я съ сожалніемъ вижу, что. вы не получили письма, посланнаго вамъ мной. Еслибы вы его получили, я увренъ, все было бы уже давно въ порядк, потому что я тамъ въ точности говорилъ вамъ, что длать* а разъ вы видли свой путь, безъ сомннія, вы слдовали бы ему въ точности. Насколько я могу понимать, ваше настоящее положеніе и желаніе таковы, что самое лучшее для васъ — собрать всхъ дйствующихъ И вмст и, посл должнаго обсужденія и помимо какихъ бы то ни было личныхъ мотивовъ, имя въ виду исключительно и сознательно благо дла, выбрать одного человка, который могъ бы представлять васъ всхъ и руководить вами. Когда это будетъ сдлано, избранный вами долженъ тотчасъ же пріхать сюда за полученіемъ инструкцій и уполномочія для веденія благого дла. Не слдуетъ терять времени. Этотъ годъ,— я говорю это безъ всякаго колебанія,— долженъ быть годомъ дйствія. Я говорю это съ сознаніемъ дла и авторитетомъ, на которые не можетъ претендовать никто другой, и я повторяю: знамя Ирландіи, т. е. Ирландской республики, должно развернуться въ этомъ году. За недостаткомъ времени я принужденъ лишь прибавить, что оно должно быть поднято въ такомъ пылу надежды, какой никогда еще не пылалъ вокругъ него. Итакъ, будьте тверды въ вр и бодры. Все идетъ хорошо.— Братски вашъ Ж. Пауэръ’ {Одинъ изъ безчисленныхъ псевдонимовъ Стефенса.— Прим. авт.}.

‘NB. Это письмо должно быть прочитано только дйствующимъ B и затмъ сожжено’.

Таково было содержаніе письма, взятаго Пирсомъ Наглемъ изъ кармана пьянаго курьера, заснувшаго въ контор Irish People.

Исполнительная власть ршила, что тайная организація должна быть поражена немедленно и притомъ одновременно по всему острову. Феніанскій органъ долженъ быть захваченъ, а вожди повсюду арестованы. Ршеніе было постановлено такъ быстро, что возникло затрудненіе относительно захвата газеты. Ея изданія за эту недлю были уже на пути въ Англію и провинціи. Въ моментъ самаго постановленія машина Irish People оканчивала печатаніе ‘провинціальнаго изданія’, и телги со связками для агентовъ развозили его на позда желзныхъ дорогъ и пароходы. Захватить ихъ уже не было возможности. Въ три часа все было готово, и полиція получила приказъ дйствовать. Но прежде, чмъ въ Дублин былъ сдланъ первый шагъ, по всмъ ‘опаснымъ’ городамъ были разосланы телеграммы, извщающія мстныхъ властей, что въ 10 часовъ вечера повсюду долженъ быть сдланъ одновременный натискъ на феніевъ и что въ виду этого немедленно должны быть приняты вс необходимыя мры предосторожности. Около 9 часовъ управляющій телеграфной компаніи былъ удивленъ посщеніемъ правительственнаго чиновника со страннымъ требованіемъ. Онъ сказалъ, что въ виду чего-то, ‘что должно случиться’, правительство желаетъ ‘задержать’ вс телеграммы, касающіяся финіанизма, кром тхъ, которыя пересылаются агентами самого правительства. Управляющій хорошо зналъ, что это значило. Отказа на такое любезное приглашеніе не могло быть. Требуемое распоряженіе было сдлано. Для полной увренности, въ телеграфной контор былъ поставленъ полицейскій въ полной форм. Теперь все было готово и въ 9 часовъ нсколько отрядовъ полиціи, хорошо вооруженныхъ, спокойно двигались по Парламентской улиц и заняли оба ея конца. Въ то время, какъ прохожіе дивились появленію полицейскаго кордона, нсколько сыщиковъ стучались въ дверь No 12, гд помщалась контора Irish People. Никто не вышелъ отворить, и дверь была сломана. Домъ былъ занятъ и обшаренъ съ необыкновенною быстротой. Внутри никого не оказалось. Конторскія книги, формы шрифта и связки печатной бумаги (городское изданіе Irish People) были вынесены на улицу, нагружены на телги и увезены въ замокъ, полицейская стража была оставлена на мст. Было ясно, что весь штатъ Irish People оставилъ контору за полчаса передъ этимъ, окончивши всю работу на этотъ день. Нкоторые изъ его членовъ находились еще но сосдству, и какъ только новость распространилась по улиц, они бросились вонъ и были схвачены. Между тмъ другіе отряды полиціи работали въ другихъ частяхъ города. Квартиры выдающихся феніевъ были хорошо извстны, и не прошло нсколькихъ часовъ, какъ О’Донованъ Росса, Джонъ О’Клогисси, Томасъ Ашъ, Михаилъ О’Нейль Фогерти, Мортимеръ Мойнигенъ и В. Ф. Роантри уже находились въ тюрьм. Ни одинъ изъ нихъ не сопротивлялся. Люби, проведшій вечеръ съ однимъ изъ своихъ пріятелей, возвратился домой въ Дольфинъ-барнъ только въ полночь. Онъ не зналъ, что два сыщика были спрятаны Въ ближайшемъ кустарник и ожидали его въ теченіе нсколькихъ часовъ. Едва онъ усплъ войти въ домъ, какъ они постучались, были впущены и арестовали его. Они сдлали обыскъ и нашли нкоторыя бумаги, между послдними было нсколько писемъ отъ нкоего О’Киффэ, хорошо извстнаго въ газетномъ мір своими сумасбродными странностями. Онъ писалъ Люби въ своемъ характерномъ стил, побуждая революціонныхъ вождей, если они дйствительно думаютъ длать дло, идти и поохотиться на крупныхъ милордовъ, въ род герцога Лейнстера. Для всякаго, кто зналъ автора, эти письма были лишь забавнымъ литературнымъ курьезомъ. И дйствительно, Люби смялся надъ ними и показывалъ ихъ ради потхи и другимъ. Однако, въ его собственному несчастію, онъ не уничтожилъ свирпой программы Киффэ. Хранить такой документъ для человка, принимающаго участіе въ политической тайной организаціи, было дломъ крайне опаснымъ, въ случа ареста его, содержанію могло быть придано серьезное и реальное значеніе. Такъ и было въ этомъ случа: эти пресловутыя письма Киффэ были положены въ основаніе обвиненія противъ арестованныхъ феніевъ, что для многихъ изъ нихъ было больне и вызывало боле горькія жалобы, чмъ вс муки тюремнаго заключенія {Ничто такъ не удивляю вождей феніевъ, какъ ужасное обвиненіе въ томъ, что они замышляли ‘всеобщее убійство и всесвтный грабежъ’. Принимая письма Киффэ за основаніе, власти замка широко развили это возмутительное и жестокое утвержденіе въ извлеченія изъ^дла и въ инструкціи прокурору при предварительномъ слдствіи. Подсудимые никогда не могли простить этого обвиненія. Они сосредоточили весь, или почти весь, свой гнвъ на злополучномъ Барри (теперешнемъ коронномъ судь), тогдашнемъ прокурор, ведшемъ это дло. Излагая то, что ему било сообщено въ извлеченія, онъ настаивалъ на этомъ положеніи. Когда впослдствіи ложность его была установлена въ самомъ замк, власти нашли нужнымъ лишь замолчать, переставь упоминать о немъ, но отнюдь не открыто отказаться отъ него. Этотъ достойный сожалнія образъ дйствія поставилъ въ ложное положеніе какъ подсудимыхъ, такъ и самого Барри. Онъ не снялъ съ первыхъ тяготвшаго надъ ними обвиненія и былъ лишенъ послдняго случая, которымъ бы онъ съ удовольствіемъ воспользовался, чтобы проявить свое великодушіе и чувство справедливости и отнестись къ длу съ точки зрнія своего собственнаго пониманія, а по данной ему инструкціи. Прим. авт.}.

Однакожъ, какъ бы ни была пагубна та роль, какую играла въ дл рукопись Биффе, она еще не была самымъ опаснымъ открытіемъ. Въ конторк Люби былъ найденъ запечатанный пакетъ съ надписью ‘Миссъ Фразеръ’.— ‘Что это такое?’ — спросилъ чиновникъ, кладя пакетъ на столъ передъ Люби. На одно мгновеніе его губы задрожали и лицо поблднло, но затмъ онъ быстро оправился и отвтилъ беззаботнымъ тономъ: ‘О, это что-то между дамами’,— и толкнулъ пакетъ черезъ столъ къ своей жен. Но прежде, чмъ та успла пошевелиться, чиновникъ схватилъ пакетъ. Этотъ запечатанный пакетъ содержалъ самыя положительныя улики, на которыхъ правительство съ самаго начала и до конца строило свои обвиненія противъ главныхъ заговорщиковъ. Это былъ приказъ, писанный Стефенсомъ, какъ высшимъ главой революціоннаго движенія, о назначеніи Люби, О’Лири и Кикгама тріумвирами въ исполнительный комитетъ на время его отсутствія для ревизіи американскихъ кружковъ. Онъ гласилъ слдующее:

‘Я уполномочиваю этимъ Томаса Кларка Люби, Джона О’Лири и Чарльза Ж. Кикгама составить комитетъ организаціи или исполнительную коммиссію съ правомъ того же высшаго контроля надъ организаціей въ Ирландіи, Англіи и Шотландіи, которымъ я пользовался самъ. Я уполномочиваю ихъ также назначить комитетъ военной инспекціи и комитетъ апелляцій или суда, функціи которыхъ будутъ разъяснены всякому ихъ члену. Довряя патріотизму и способностямъ членовъ исполнительнаго комитета, я заране вполн санкціонирую ихъ дйствія и призываю всякаго изъ нашихъ рядовъ поддерживать ихъ и довриться ихъ руководству во всемъ, что касается до военной организаціи братства’.

Ж. Стефенсъ.

Люби былъ заключенъ въ тюрьму. Его бумаги подъ печатями отвезены въ замокъ. Джорджъ Гопперъ (сестра котораго была женою Стефенса), Джонъ О’Лири и многіе другіе были арестованы рано утромъ. Можно сказать, что до полудня субботы, за исключеніемъ самого Стефенса и двухъ-трехъ другихъ, правительство захватило всхъ сколько-нибудь выдающихся и связанныхъ съ ирландскимъ отдломъ феніанской организаціи.

Однако-жь замчаніе, невольно вырвавшееся у меня въ это утро, при слушаніи разсказа обо всхъ этихъ новостяхъ, было у всхъ на губахъ: ‘если они не взяли Стефенса, они били въ пустую. Онъ задлаетъ вс дырья и подастъ сигналъ для дйствія до истеченія сутокъ’.

Между тмъ по всей Ирландіи происходили сцены, подобныя только-что описаннымъ. Ночные аресты и захваты, торопливыя бгства, странные слухи и паническая тревога наполняли всякій значительный городъ и мстечко. Въ Дублинскомъ замк это было критическимъ временемъ. Сэръ Томасъ Ларкомъ, помощникъ государственнаго секретаря, сидлъ всю ночь, получая каждыя пять минутъ донесенія и издавая приказы. Успшный захватъ конторы Irish People считался правительствомъ столь важнымъ, что его производили сами г. О’Феррелъ, коммиссаръ полиціи, и полковникъ Вудъ, генералъ-инспекторъ полицейской стражи. Полковнику Лейку было поручено производство всхъ арестовъ въ город и подавленіе возможныхъ сопротивленій. И въ Дублин, и въ Корк почти наврно ожидались возмущенія. Въ послдній была наскоро отправлена изъ Баллинколлига добавочная батарея артиллеріи. Въ три часа утра вс солдаты гарнизона были разбужены и поставлены подъ ружье изъ Фермоя и другихъ станцій спшили подкрпленія.

Граждане Дублина считали часы этого возбужденнаго дня съ отягощеннымъ сердцемъ. Съ приближеніемъ ночи тревога усилилась. Многіе сидли до зари, прислушиваясь въ первому раскату артиллеріи или залпу ружей на улицахъ, народъ встртилъ утро посл благополучно прошедшей ночи съ чувствомъ истиннаго облегченія.

Гд же былъ все это время Стефенсъ?— Онъ жилъ спокойно и невозмутимо, и притомъ довольно открыто, въ прекрасной подгородней вилл меньше чмъ въ двухъ миляхъ отъ Дублинскаго замка. По всей стран была распространена прокламація, объявляющая 200 ф. с. награды за его арестъ, а описаніе наружности было вывшено у дверей всхъ казармъ. Тысячи полицейскихъ и сотни сыщиковъ и шпіоновъ изощрялись въ усиліяхъ открыть его мстопребываніе, и все напрасно. Они слдили за всякимъ пассажиромъ желзныхъ дорогъ и хватали всякаго коми-войяжера, имвшаго несчастіе сколько-нибудь походить на его описаніе. Они слдили за всякимъ, кто сколько-нибудь походилъ на переодтаго, но имъ не приходило въ голову искать его между не переодтыми. ‘Мистеръ Гербертъ’, въ Фейрфильдъ-гоуз, въ Сендимоунт, не производилъ впечатлнія прячущагося. Безъ сомннія, онъ большую часть времени проводилъ дома, но за то его можно было видть почти каждый день въ цвтник или оранжере дятельно разсаживающимъ свои гераніумы или ухаживающимъ за своими тропическими растеніями. Онъ жилъ хорошо, держалъ хорошій погребъ, имлъ со вкусомъ меблированный домъ. Ни одному сыщику не приходило въ голову, чтобъ этотъ джентльменъ, такъ глубоко погруженный въ садоводство и имющій такой спокойный видъ, могъ быть причастенъ въ политик. Конечно, ‘мистеръ Гербертъ’ иногда здилъ по вечерамъ въ городъ. Въ ночь арестовъ онъ былъ въ дом одного изъ феніанскихъ организаторовъ (Флуда) въ Дензиллъ-стрит, давая свиданія одному за другимъ агентамъ и подчиненнымъ, ожидавшимъ его въ пріемной. Вдругъ вошелъ Джемсъ О’Конноръ изъ Irish People и спросилъ ‘капитана’. Его пріемы обнаруживали нкоторое волненіе, но, подучивши въ отвть, что нужно ждать, онъ совершенно спокойно слъ, пока не пришла его очередь. Войдя въ комнату Стефенса, онъ сообщилъ новость: контора въ рукахъ полиціи, Росса и нсколько другихъ товарищей арестованы, обыски и аресты производились повсюду вокругъ. Стефенсъ возбужденно бросился въ пріемную съ извстіемъ. Собравшіеся конфедераты выказали свое удивленіе и волненіе различными способами. Между ними былъ одинъ, особенно сильно удивленный и пораженный — Пирсъ Нигль, шпіонъ правительства, знавшій все.

Они разошлись по домамъ. Стефенсъ благополучно достигъ Фейрфильдъ-гоуза и спокойно заснулъ, за то нкоторые другіе оказались въ полицейскихъ камерахъ прежде наступленія утра, въ числ ихъ былъ и Пирсъ Негль. Только на слдующій день, при веденные въ полицейскому судь для формальной отдачи подъ судъ, они узнали, сколько друзей раздляютъ ихъ участь. Не мало дивились они, кто бы изъ нихъ могъ быть предателемъ. Они и не подозрвали, что онъ въ эту минуту былъ въ ихъ сред, повидимому, такой же арестантъ, какъ и они сами. Наконецъ, спустя нсколько дней, въ теченіе которыхъ Пирсъ игралъ мученика, пришла для него пора появиться въ своемъ настоящемъ вид, потребовались его показанія въ суд. Когда насталъ этотъ день и ихъ прежній товарищъ, довренный слуга и агентъ ихъ главы, подошелъ къ столу, какъ свидтель короны, чтобы своею присягой взвести ихъ на эшафотъ, обреченные люди обмнялись взглядами отчаянія,— того отчаянія, для котораго надежда исчезаетъ, но не того, которое теряетъ голову передъ неучастіемъ.

Прошло два мсяца, но вс поиски Стефенса оставались по-прежнему тщетны. Для суда надъ Люби, О’Лири, Россой и другими 27-го ближайшаго ноября была назначена спеціальная коммиссія. Распространился и повсюду встрчалъ вру разсказъ, будто Стефенсъ торжественно объявилъ, что эти люди вн опасности, мало того, что очень скоро они помняются ролями съ преслдователями. Въ начал ноября дублинская полиція замтила, что мистрисъ Стефенсъ появлялась въ Дублин не рже обыкновеннаго. Они выслживали ее въ теченіе нсколькихъ вечеровъ по направленію къ Сендимоунтъ и всегда теряли изъ виду въ сосдств съ домомъ ‘мистера Герберта’. Въ околодк была размщена усиленная полиція и сдлано мельчайшее изслдованіе улицы за улицей, дома за домомъ. Въ четвергъ 9-го ноября видли, какъ мистрисъ Стефенсъ вышла изъ Фейрфильдъ-гоуза и направилась въ Дублинъ. По пятамъ за ней по городу и затмъ назадъ до дому слдовала шпіонка-женщина и полиція убдилась, что человкъ, котораго ей нужно, находится въ ея власти. Вечеромъ въ пятницу домъ былъ незамтно окруженъ сыщиками. Многія обстоятельства убдили ихъ, что конспираторъ былъ въ дом. Вс были убждены, что для ареста его понадобится отчаянная и кровавая борьба. За часъ до разсвта въ субботу утромъ весь отдлъ полиціи подъ личною командой полковника Лейка окружилъ домъ. Шесть дивизіонныхъ инспекторовъ перелзли черезъ стну сада и постучались въ заднюю дверь дома. Голосъ изнутри, въ которомъ двое изъ нихъ узнали Стефенса, спросилъ: ‘Кто тамъ? Корриганъ, что ли?’ — подразумвая, повидимому, что это садовникъ, обыкновенно приходившій на работу рано утромъ…

Отвтъ былъ: ‘полиція’.

— Я не могу впустить васъ. Я не одтъ,— сказалъ Стефенсъ.

— Если вы не отопрете немедленно, мы сломаемъ дверь,— прибавилъ инспекторъ Гюйесъ.

Стефенсъ, бывшій въ ночномъ плать, пробжалъ черезъ прихожую въ парадной двери, отворилъ ее и увидалъ, что домъ былъ окруженъ. Тогда онъ возвратился къ задней двери, отперъ задвижки и бросился вверхъ по лстниц въ спальную комнату. За нимъ слдомъ бжала полиція, подозрвая въ этомъ легкомъ, впуск какой-то недобрый замыселъ. Въ спальной были мистрисъ Стефенсъ и ея сестра. Сыщики Даусон и Гюйесъ очутились, тамъ въ нсколько прыжковъ. Первый, знавшій главу феніевъ, сказалъ:

— Какъ поживаете, Стефенсъ?

Стефенсъ, сердито смотря на говорившаго, воскликнулъ:

— Что вы за дьяволъ такой?

— Я Даусонъ,— отвчалъ сыщикъ тономъ профессіональнаго убжденія, что всякій, или по крайней мр всякій, замшанный въ незаконныхъ длахъ, долженъ слыхать о Даусон.

— Даусонъ?… Ахъ, да, я слыхалъ о васъ,— отвчалъ Стефенсъ, продолжая, не торопясь, одваться.

Пока эта сцена происходила въ спальной Стефенса, остальныя комнаты дома были наполнены полиціей, длавшей тамъ не мене важные аресты. Въ ближайшей комнат были найдены Чарльзъ Ж. Книгамъ, Гью Брофи и Эдуардъ Дуффи, изъ которыхъ послдній не безъ основанія слылъ душой феніанскаго движенія на западъ отъ Шаннона. Подъ ихъ подушками были найдены четыре кольтовскихъ заряженныхъ револьвера. Въ комнат оказалась большая сумма денегъ — около 2.000 ф. с. банковыми билетами, золотомъ и векселями. Домъ очевидно былъ снабженъ, запасами на нсколько недль. Въ немъ оказалось большое количество ветчины, муки, пряностей, вина и т. д. Сильный отрядъ полиціи вокругъ дома показалъ плнникамъ безплодность, сопротивленія. Они спокойно одлись и гораздо раньше, чмъ сосди успли задвигаться или узнали о драм, разыгравшейся въ. предлахъ Фейрфильдъ-гоуза, вся компанія была увезена и заперта подъ засовы и болты Дублинскаго замка.

Только къ полудню всть объ этомъ разнеслась по городу. И тогда городъ предался возбужденію, въ которомъ не было уже никакого страха. Наводившій ужасъ Ц. О. И. Р. былъ арестованъ и всякій могъ спать спокойно. Нечего было бояться возстанія. Не было опасности, что багровое зарево междоусобной войны окраситъ полуночное небо. Лица сыщиковъ блистали восторгомъ. Во всякомъ движеніи головы каждаго полицейскаго можно было читать: ‘мы это сдлали’.

Въ слдующій вторникъ четыре арестанта были привезены въ камеру полицейскаго судьи, помщавшуюся въ нижнемъ этаж замка. Карета, въ которой ихъ везли, сопровождалась коннымъ конвоемъ съ саблями на-голо, кром того и впереди и позади ея хали нсколько телгъ съ полицейскими, вооруженными тесаками и револьверами. Вдоль всего пути ходили усиленные патрули и вообще были приняты всевозможныя мры для предупрежденія попытки освобожденія. Всмъ хотлось уловить хоть одинъ взглядъ знаменитаго вождя феніевъ, который со времени арестовъ 15-го сентября сдлался народнымъ героемъ, но полиція и конвой не позволяли никому приближаться. Не было возможности обмняться ни однимъ взглядомъ съ предметомъ общаго любопытства. Компанія знатныхъ гостей и друзей вице-короля, а также и нкоторыхъ высшихъ чиновъ администраціи — въ числ ихъ лордъ Чельмсфордъ, сэръ Робертъ Пиль, полковникъ Лейкъ, м-ръ Водгоузъ, частный секретарь лорда-лейтенанта, и другіе — заняла мста въ камер судьи, раздляя общее желаніе посмотрть на ‘капитана’. Говорятъ даже, что жена одного изъ нихъ добилась возможности видть Стефенса и его товарищей въ тюрьм.

Когда ввели Нагля, онъ замтно дрожалъ и избгалъ встрчать взгляды подсудимыхъ. Стефенсъ держалъ себя совершенно хладнокровно, даже дерзко. Какъ улика, читалось его письмо къ клонмельскимъ В. Когда клеркъ дошелъ до мста, гд объявлялось, что ‘этотъ годъ долженъ быть годомъ дйствія’, Стефенсъ удивилъ всхъ громкимъ замчаніемъ: ‘такъ и будетъ’.

Казалось, ему должно бы быть извстно изъ газетъ, что во время предыдущихъ арестовъ была захвачена масса писемъ и документовъ, да и въ Фейрфильдъ-гоуз хранился цлый складъ подобныхъ уликъ. Тамъ были списки или реестры американскихъ офицеровъ, имена, чины, выданныя имъ на путевыя издержки деньги и числа отъзда ихъ въ Ирландію. Тамъ былъ протоколъ или меморандумъ очевидно военнаго совта, опредлившаго размръ ежемсячнаго содержанія: генералъ-маіоръ — 750 доллар. въ мсяцъ, бригадный генералъ — 400 дол., полковникъ (спеціальнаго оружія) — 248 дол., полковникъ въ пхот — 215 дол., майоръ (спеціальный) — 200 дол., капитаны (всхъ родовъ оружія) — 165 дол., лейтенанты — 125 дол., вторые лейтенанты — 115 дол. Тамъ былъ списокъ организованныхъ мстностей и ихъ центровъ, ключъ шифра и огромное количество писемъ. Вс эти документы, захваченные при арест, давали возможность раскрыть и подавить заговоръ.

Предварительное слдствіе заняло около двухъ дней. По истеченіи ихъ, въ среду, 15 ноября, судья, прежде чмъ отдать обвиняемыхъ подъ судъ, спросилъ каждаго изъ нихъ, не иметъ ли онъ сдлать какихъ-нибудь замчаній. Стефенсъ сказалъ, что онъ иметъ.

Судья:— ‘Я буду обязанъ записать ихъ’.

Стефенсъ: — ‘Да, запишите ‘.

Затмъ, вставши и сложивши руки, онъ сказалъ: ‘Я не взялъ защитника по этому длу, потому что всякая защита съ моей стороны означала бы признаніе британскаго закона въ Ирландіи. Теперь я открыто и сознательно отрицаю такой законъ въ Ирландіи, его право или даже его существованіе, я презираю всякое наказаніе, которое онъ можетъ наложить на меня, и ручаюсь, что оно не будетъ приведено въ исполненіе. Я сказалъ все’.

Что это значило?— Только спустя десять дней вспомнили эти слова и поняли всю ихъ важность.

‘Стефенсъ бжалъ! Стефенсъ бжалъ!’

Таковъ былъ крикъ, раздававшійся по всему Дублину, въ субботу, утромъ 25 ноября 1865 г.

‘Стефенсъ?.. Бжалъ?’ — ‘Да!’

‘Изъ Ричмондской исправительной тюрьмы?.. Когда? Какимъ образомъ?… Невозможно!’

Такія восклицанія и вопросы можно было слышать на каждомъ шагу. Стефенсъ бжалъ! Уныніе — крайнее, безнадежное уныніе царило въ город, т. е. среди ‘дловыхъ’ классовъ. На остальное населеніе это событіе произвело весьма различное впечатлніе. Это смлое дло было именно тмъ, чего не доставало, чтобъ обезсмертить имя феніанскаго вождя въ глазахъ народа. Полиція и сыщики ходили по улицамъ унылые и приниженные, тогда какъ членовъ феніанскаго братства очень легко было узнать по сверкающимъ глазамъ, сіяющимъ лицамъ и дико сильнымъ объятіямъ, которыми они привтствовали другъ друга.

Феніанскіе вожди были заключены въ Ричмондскую тюрьму въ ожиданіи суда надъ ними 27 ноября. Построенный лтъ 50 или 60 тому назадъ, Ричмондъ былъ одной изъ самыхъ крпкихъ тюремъ въ Ирландіи, но ему совершенно не доставало тхъ приспособленій для наблюденія, которыми обладаютъ современныя тюрьмы. Въ конц нсколькихъ каменныхъ лстницъ, соединявшихъ камеры нижняго этажа съ верхними, проходилъ короткій поперечный корридоръ съ шестью камерами. Дверь между лстницей и корридоромъ была сдлана изъ кованаго желза почти въ дюймъ толщиной и снабжена замкомъ, отпираемымъ съ обихъ сторонъ. Двери камеръ также изъ котельнаго желза были снабжены тяжелыми висячими засовами и замками. На другомъ конц корридора была такая же дверь. Въ эти-то шесть камеръ, отрзанныя отъ всей остальной тюрьмы, и были заключены Стефенсъ, Кингамъ и Росса. Въ одну изъ камеръ между Стефенсомъ и Кикгамомъ директоръ тюрьмы, мистеръ Маркессъ, помстилъ обыкновеннаго арестанта, молодого парня, по имени Макъ-Лодъ, и поручилъ ему слушать цлую ночь и немедленно звонить въ колокольчикъ, если услышитъ что-нибудь возл себя. Для того, чтобы нельзя было ни перестукиваться, ни сноситься другимъ способомъ, ни сторожамъ, ни кому другому не было позволено входить въ корридоръ ночью, между тмъ какъ противъ дверей на верху лстницы, вн запертой двери, были поставлены сторожъ и полицейскій. На самой же лстниц ставить стражу не нашли нужнымъ. Сначала, когда были арестованы первые феніи, тюрьма была въ изобиліи снабжена военною стражей, часовыми и отрядомъ полиціи, но замокъ затялъ съ управленіемъ тюрьмы споръ изъ-за расходовъ на людей, и большая кастъ ихъ была удалена. Изъ-за спора о десяти или двнадцати фунтахъ расхода правительство принуждено было потомъ предлагать награду въ 1.000 фунтовъ и готово было дать въ пять разъ больше того.

Но никакіе болты и засовы, желзныя двери и ршетчатыя окна не были въ силахъ удержать Стефенса въ тюрьм. Въ виду возможности того, что теперь случилось, нкоторые служащіе при тюрьм были заране завербованы въ члены ‘I. В. В.’ (ирландскаго республиканскаго братства). Одинъ изъ нихъ, Ж. Ж. Брезлинъ, былъ смотрителемъ госпиталя, другой, Байрнъ, былъ ночнымъ сторожемъ, на обязанности котораго лежало обходить съ патрулемъ все зданіе, дворы и проходы. Брезлинъ имлъ ключъ отъ всхъ внутреннихъ дверей, а Байрнъ — отъ наружныхъ и внутреннихъ. Какъ только ‘капитанъ’ былъ привезенъ, съ этихъ ключей немедленно были сняты восковые слпки и опытными руками были сдланы дубликаты.

До тхъ поръ, пока часовые и патрули ходили по тюрьм, свободный выходъ черезъ двери не былъ возможенъ, но, къ счастію для феніанскаго вождя, споръ объ издержкахъ (окончившійся къ этому времени) устранилъ препятствіе. Въ четвергъ 23 ноября путь открылся, а на слдующую ночь было назначено освобожденіе.

Наступила ночь. Запиранье и осмотръ были, по обыкновенію, окончены. Сторожа выстроились и отдали свои ключи для храненія въ кладовой директора. Часовые разставлены и прокричали свое обычное ‘все благополучно’. Стефенсъ совсмъ не ложился въ постель. Онъ сидлъ всю ночь, зная, что между полуночью и утромъ долженъ придти его освободитель. Тому и стихіи благопріятствовали. Уже много лтъ Дублинъ не видалъ такой бури съ втромъ и дождемъ, какая бушевала въ эту ночь при непроницаемой темнот. Тюремные часы прозвонили часъ, когда Стефенсъ услышалъ приближеніе осторожныхъ шаговъ. Дверь на лстниц отперлась. Дружескій стукъ въ его собственную дверь и — она отворилась. Даніэль Байрнъ и Джемсъ Брезлинъ стояли въ корридор. Они осторожно сошли съ лстницы, каждый сжимая въ рукахъ револьверъ. Они вышли на дворъ и достигли наружной стны въ томъ мст, гд конфедераты должны были ждать снаружи. Они перебросили черезъ стну нсколько голышей въ вид условленнаго сигнала. Въ отвтъ снаружи былъ брошенъ небольшой пучокъ травы. Затмъ принесли изъ комнаты сумасшедшихъ арестантовъ, находившейся поблизости, два длинныхъ стола, которые и приставили къ стн. Черезъ стну перебросили веревку, которую Байрнъ и Брезлинъ должны были держать въ то время, какъ Стефенсъ спустится по другую сторону. Вотъ онъ взлзъ на столы, онъ на верхушк стны, а затмъ и въ рукахъ своихъ друзей на земл. Хотя дождь промочилъ всхъ ихъ до костей, но они въ — восторг и горячо обнимаютъ другъ друга. Затмъ Стефенсъ съ однимъ провожатымъ отправился въ убжище, заране приготовленное для него въ город. Брезлинъ удаляется въ свою комнату, а Байрнъ продолжаетъ свой обходъ.

Около пяти часовъ утра Байрнъ, какъ преданный и бдительный служитель, какимъ онъ считался въ тюрьм, въ тревог вызвалъ помощника директора, мистера Фильпотса, и донесъ ему, что онъ нашелъ возл наружной стны два стола и сильно боится, что въ тюрьм что-то неладно {Нсколько дней спустя Байрнъ былъ арестованъ. Въ это конторк, въ тюрьм, былъ найденъ экземпляръ феніанской присяги и другіе документы, во правительство не нашло удобнымъ обвинять его въ пособничеств побгу Стефенса. Брезлинъ оставался незаподозрннымъ на служб въ тюрьм въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ, по прошествіи которыхъ онъ взялъ отпускъ, бжалъ въ Америку и оттуда съ гордостью разоблачилъ все. Прим. авт.}. Побжали къ директору и разбудили его. Вс вмст поспшили въ корридоръ, гд должны были быть феніи. Увы, одна изъ дверей полуотворена и ‘С. О. I. И.’ исчезъ. Вс остальные — Люби, Кингамъ, О’Лири, Росса — были цлы и невредимы, но главы ихъ не было.

Мистеръ Марвессъ спросилъ Макъ-Лода, слышалъ ли онъ какой-нибудь шумъ.— Да, онъ слышалъ: ‘Около часу ночи кто-то отперъ дверь въ конц корридора, подошелъ въ камер Стефенса и отперъ ее.

— Почему же ты не дернулъ за звонокъ, какъ я теб сказалъ?— спросилъ смущенный директоръ.

— Потому что я зналъ, что кто бы это ни былъ, онъ долженъ быть вооруженъ, можетъ отпереть и мою камеру и убить меня,— былъ ловкій и ршительный отвтъ.

Быть-можетъ со времени возстанія Эммета ирландскія власти еще никогда не были повергнуты въ такой ужасъ и смущеніе, какъ въ данномъ случа. Теперь они поняли, что значитъ имть дло съ тайнымъ обществомъ. Кому могли они доврять? Какъ могли они измрить опасность?… Было совершенно ясно, что вся почва подъ ними изрыта минами во всхъ направленіяхъ. Неизвстность преувеличиваетъ всякую опасность. Между тмъ длались самыя отчаянныя усилія снова поймать Стефенса. Кавалерія рыскала по стран вокругъ города. Полиція, разсыпанная по всему городу и особенно въ подозрительномъ сосдств тюрьмы, обшаривала дома, отрывала обшивку, разрывала цвтники, обыскивала чердаки, погреба, угольные сараи. Телеграммы летали по всему королевству, пароходы останавливались и пассажиры осматривались. Паровыя лодки высылались въ море останавливать и обыскивать рыболовныя и каботажныя суда.. Повсюду были развшаны плакарды, объявлявшія о побг и общавшія ‘тысячу фунтовъ награды за бжавшаго’. Стефенсъ все это время, какъ и долго посл этого, скрывался въ дом мистриссъ Бутлеръ съ Соммеръ-хила {Нсколько лтъ спустя она умерла въ городскомъ госпитал. Прим. aвm.}. Она знала, какая опасность грозила ей за это укрывательство. Она знала и награду за выдачу его. Она была бдна и во всякое время могла получить 1.000 фун., стоило ей только сдлать намекъ властямъ. Стефенсъ доврилъ себя ей вполн, и она не обманула этого доврія.

Три мсяца спустя, въ воскресенье, вечеромъ, по улицамъ ирландской столицы прохала изящная открытая коляска четверикомъ съ двумя дюжими ливрейными лакеями позади. Два джентльмена, небрежно развалившись, сидли внутри ея. Они направились на сверъ черезъ Малахайдъ къ Бальбригану. Около послдняго мста экипажъ остановился у морскаго берега. Одинъ изъ пассажировъ вышелъ и спустился къ берегу, гд его ожидала лодка. Онъ вошелъ въ нее и лодка отчалила по направленію къ люггеру, стоявшему въ открытомъ мор. Коляска возвратилась въ Дублинъ. ‘Кучеръ’, ‘почтальонъ’, ‘лакеи’ и спутникъ вс были набраны изъ людей ‘I. B. B.’ и вооружены съ ногъ до головы. Джентльменъ же, высадившійся на люггеръ, который теперь поспшно удалялся по направленію къ Франціи, былъ Джемсъ Стефенсъ, ‘центральный организаторъ Ирландской республики’.

XXIII.
Возстане.

Въ течене трехъ тяжелыхъ лтъ Ирландя испытывала опасности и тревоги тлющаго возстаня. Заявлене Стефенса о ‘год дйствя’ не привело ни къ чему, 1865 годъ прошелъ довольно мрачно, но безъ ожидавшагося потрясеня. Однако-жь для всхъ было ясно, что опасность отнюдь не миновала. Хорошо было извстно, что фени длали смлыя усиля пополнить убыль къ своимъ рядахъ и собраться съ силами для новаго удара. Два года, слдовавше за первыми арестами, были не чмъ инымъ, какъ непрерывною борьбой между правительствомъ и тайной организацей. Первое вело дло энергично, арестуя кружки, накрывая совты, хватая центры, прерывая сношеня, нападая повсюду на ряды ‘J. В. В.’. Противная сторона, возбужденная гоненемъ, отчаянно и упорно работала надъ своимъ переустройствомъ. Какъ только одни вожди арестовывались, друге заступали ихъ вакантныя мста. Судъ, скамья подсудимыхъ и тюремная карета снова наполнялись и снова опоражнивались. Ассизы и коммисси, коммисси и ассизы монотонно смняли другъ друга. Происходилъ смертельный поединокъ и казался безконечнымъ. T. С. Люби явился первый на скамь подсудимыхъ. Его дло тянулось четыре дня — отъ 28 ноября до 1 декабря включительно. Его главнымъ защитникомъ былъ Исаакъ Беттъ, талантъ котораго, обнаруженный въ предыдущею’ политическомъ процесс и составлявшй уже нацональную гордость, выказался на этотъ разъ въ еще боле блестящей форм. Но борьба была положительно невозможна въ виду подавляющей массы документовъ. ‘Клонмельское письмо’ и ‘Исполнительная комисся’ ршили участь трехъ, безъ всякаго сомння самыхъ способныхъ и выдающихся, фенанскихъ вождей. Люби былъ признанъ виновнымъ и приговоренъ къ двадцати годамъ каторжной работы. За нимъ слдовалъ Росса. Онъ отказался отъ защитника и объявилъ, что будетъ защищаться самъ. Въ этомъ здани суда еще никогда не было видано такихъ сценъ. Очевидецъ разсказываетъ, что Росса ‘допрашивалъ доносчиковъ самымъ свирпымъ образомъ: онъ пыталъ сыщиковъ, онъ допрашивалъ полицю, спорилъ съ прокурорами, оспаривалъ судей,— словомъ, сражался со всей обвинительною стороной. Но за настоящую работу онъ принялся только тогда, когда послднй свидтель ушелъ отъ стола. Онъ бралъ различныя публикаци, выставленныя какъ улики противъ него, и настаивалъ на своемъ прав перечитать ихъ вс передъ судомъ. Въ числ ихъ была связка газеты Irish People за все время ея существованя. Ужасъ изобразился на лицахъ судей, присяжныхъ, шерифовъ, прокуроровъ, тюремщиковъ и всхъ, когда подсудимый серьезно объявилъ, что, въ вид уступки, онъ не будетъ настаивать на чтени объявленй. Битва продолжалась цлый день, и когда насталъ обычный часъ закрытя засданя, подсудимый самъ былъ доведенъ до полной усталости и изнеможеня. Замтивши, что огни зажжены и что судьи, повидимому, готовятся просидть всю ночь, онъ озабоченно обратился къ нимъ съ вопросомъ, не думаютъ ли они, что засдане должно быть отложено до завтра. ‘Продолжайте, сэръ’, былъ холодный отвтъ судьи, который хорошо зналъ, что физическя силы подсудимаго приходятъ къ концу. ‘Настоящй Норбюри!— стоналъ О’Донованъ.— Это судъ 98 года!’ — ‘Вы лучше продолжайте, сэръ, вашу защиту’,— воскликнулъ судья.— ‘Но когда вы намрены закрыть засдане, лордъ?’ — снова спросилъ подсудимый.— ‘Продолжайте, сэръ’,— снова отвтилъ судья. О’Донованъ не могъ больше держаться. Онъ читалъ и говорилъ въ течене восьми съ половиною часовъ. Въ послднй разъ протестуя, онъ слъ съ восклицанемъ: ‘теперь пусть дйствуетъ англйскй законъ’

На слдующй день Росса былъ приговоренъ къ каторжной работ на всю жизнь. Высшею степенью наказаня, сравнительно съ своими товарищами, онъ былъ обязанъ тому факту, что въ 1858 году надъ нимъ уже былъ произнесенъ обвинительный приговоръ но подобному же длу, отъ котораго онъ былъ освобожденъ вслдстве ‘хорошаго поведеня’ и съ обязательствомъ явиться но первому требованю суда.

Многе изъ подсудимыхъ были военные, и имъ безжалостно было отказано въ гражданскомъ суд. Военные же суды производили ужасное впечатлне,— плети составляли часть ихъ приговоровъ,— и возмутительное зрлище, которое никто добровольно не согласился бы видть, отъ времени до времени потрясало дублинское общество.

Не одна власть и оруже британскаго правительства способствовали дезорганизаци и неудач фенанскаго движеня. Разноглася и раздоры между его вождями также подрывали его. Въ течене двухъ лтъ Стефенсъ былъ предметомъ свирпыхъ обвиненй со стороны его собственныхъ послдователей, а Джонъ О’Мегони былъ смщенъ и разжалованъ сенатомъ американской втви, которой онъ такъ долго былъ предсдателемъ. И хотя въ Ирланди ему врили и, какъ всегда, повиновались безпрекословно, но въ сред кружковъ другой стороны океана его способности и претензи жестоко критиковались. Нашлись только нсколько человкъ, которые согласились повиноваться ему, когда онъ захотлъ быть диктаторомъ или ничмъ. Наиболе ршительная и влятельная часть феневъ въ Штатахъ вполн разошлась съ нимъ. Въ то же время, исходя изъ политики ‘поражать Англю везд, гд можно’, она сдлала попытку осуществить смлый планъ нападеня на Канаду. Попытка эта, конечно, была тотчасъ же самымъ ршительнымъ образомъ остановлена американскимъ правительствомъ, вслдстве чего среди ирландцевъ поднялся громкй крикъ, что вашингтонскя власти ихъ обманули. Объ общаняхъ и заискиваняхъ, которыя расточались ими, когда нужны были рекруты для гражданской войны, теперь говорилось не иначе, какъ о приманкахъ для ловли людей горячей и воинственной расы, обладающей храбростью боле, чмъ благоразумемъ. Неудача въ Канад послужила для Стефенса предлогомъ къ упреку тхъ, кто отказался слдовать его указанямъ, и онъ говорилъ, что теперь онъ имъ покажетъ настоящую дорогу. Онъ грозилъ вернуться въ Ирландю и тамъ развернуть знамя революци. Еще разъ онъ съ паромъ провозгласилъ: ‘этотъ годъ!’ На публичномъ митинг въ Джонсъ-Вуд, въ Нью-Йорк, онъ повторилъ свое уврене, подтверждая его торжественною клятвой. Это заявлене, сдланное осенью 1866 года, снова погрузило Ирландю въ водоворотъ тревожныхъ слуховъ и дикихъ смятенй.

Возстане или попытка къ возстаню 1867 года была однимъ изъ тхъ отчаянныхъ и безмысленныхъ предпрятй, въ какя съ большою охотой кидаются люди, безумно вовлеченные въ какое-нибудь безнадежное дло. Стефенсъ провелъ всю вторую половину 1866 года въ усиляхъ добыть въ Америк денегъ на вновь затянное возстане. Снова и снова онъ объявлялъ, что 1866 годъ не пройдетъ безъ призыва въ оружю и что онъ, Джонсъ Стефенсъ, появится въ Ирланди, чтобы погибнуть или побдить. Уже начали появляться злобныя обвиненя на ту тему, что онъ не длаетъ ровно ничего изъ того, что общалъ, когда въ ноябр мсяц появились извстя, объ его отъзд въ Ирландю и инсинуаци эти прекратились. Тогда ирландское правительство энергично взялось за дло. Тревога парализовала вс умы. Казалось, самая худшая дйствительность лучше, мене томительна этой продолжительной неизвстности и непрерывной даники. Военные пароходы крейсировали вокругъ острова. Вс гавани и мста, удобныя для высадки, тщательно стереглись. Всякая рыбачья лодка обыскивалась. Всякй пассажиръ осматривался. Каждое утро народъ хватался за газеты, съ нетерпнемъ ища извстй, найденъ ли вождь возстаня или нтъ. Съ приближенемъ послдней недли 1866 года общественныя опасеня достигли почтя невообразимыхъ размровъ. До тхъ поръ, пока большя часы главнаго почтамта не пробили полночь 31-го декабря и колокола церкви Христа не зазвонили уже въ новомъ году, невозможно было поколебать увренность, что взрывъ наготов.

Стефенсъ не трогался изъ Америки. Все это время онъ скрывался въ дом одного прятеля въ Бруклин. Онъ даже и не вступалъ на ирландскую почву, чтобы погибнуть или побдить. Онъ убдился въ безнадежности попытки, которую поклялся предпринять, и предпочелъ лучше встртить гнвъ и-презрне своихъ послдователей, чмъ опасности, ожидавшя его въ Ирланди. Можно сказать, что въ этотъ моментъ глаза ирландскихъ феневъ сошелъ со сцены. Стыдясь защищаться, онъ съ тхъ перъ отвчалъ одинаковымъ молчанемъ какъ на обвиненя, такъ и на похвалы. Самъ нетерпимый, недобросовстный и безжалостный во времена своей силы, онъ при своемъ падени сдлался жертвой многихъ несправедливостей. Прежнее чудовищное преувеличене его способностей теперь смнилось невроятнымъ умаленемъ ихъ. Онъ былъ рожденъ заговорщикомъ, и хотя его товарищи и послдователи и смнили свое поклонене на прокляте, Стефенсъ все-таки долженъ считаться однимъ изъ самыхъ способныхъ, самыхъ искусныхъ и самыхъ опасныхъ революцонеровъ нашего времени.

Крики и насмшки, поднявшеся по поводу fiasco Стефенса, какъ ножами рзали сердца тхъ людей въ Ирланди и Америк, которые упорно держались за дло вооруженной борьбы. По поводу всякой остановки или поворота въ фенанскомъ дл англйскя газеты съ полною увренностью писали объ его ‘изнеможени’ и ‘кончин’. ‘Его конецъ’ провозглашался и комментировался множество разъ въ перодъ отъ 1865 до 1868 г., а по поводу всего прошлаго писались поученя и давались уроки. Межъ тмъ какъ пресса хоромъ разсыпалась въ поздравленяхъ по поводу ‘дйствительнаго и окончательнаго исчезновеня’ фенанскаго зарева, до правительства дошло въ начал 1867 года извсте, что фени, живуще въ самой Ирланди, разочаровавшись въ помощи изъ Америки, ршили, наконецъ, нанести ударъ.

Въ тайномъ совт, происходившемъ въ Дублин, 12-е февраля было назначено днемъ возстаня. За одинъ или за два дня до этого числа оно было отложено до 5 нарта. Командиръ фенанскихъ силъ въ Вагирсивен не получилъ своевременно приказа объ отсрочк и 13-го февраля распространилась всть, что Западный Керри въ возстани. Изъ Килларней пришло извсте, что вс проволоки на запад перерзаны, что верховой полицейскй, везшй депеши, схваченъ и разстрлянъ, что станци береговой стражи и полицейскя казармы обезоружены и что Иверахске холмы ‘кишатъ’ людьми. Во всемъ этомъ многое было преувеличено, но въ то время врили всему. Дворяне изъ окрестностей Вилларней толпой стекались въ этотъ городъ вмст со своими женами и дтьми, а многе такъ даже со своимъ серебромъ, бриллантами и другими цнностями. Они овладли желзнодорожною гостиницей и начали укрплять ее при помощи полици и военной силы. Былъ сдланъ запасъ прованта Дамы пили мшки, а джентльмены набивали ихъ пескомъ и закладывали въ окна. Оруже было роздано, разставлены часовые, разосланы лазутчики, въ Дублинскй замокъ посланы по телеграфу настоятельныя требованя помощи. Между тмъ войска уже спшили азъ Дублина, Корка и Лимерика, изъ Куррахскаго лагеря въ течене двадцати четырехъ часовъ были высланы три экстренные позда съ войсками. Между тмъ на самомъ дл случилось лишь слдующее. Вагирсивенскй отрядъ инсургентовъ, не зная ничего объ отсрочк возстаня, вышелъ ночью 12-го числа для встрчи, какъ предполагалось, съ отрядами сосднихъ округовъ. Инсургенты поняли, въ чемъ дло, только тогда, когда подошли къ Вилларней, и, конечно, разсялись во вс стороны, кто куда могъ. Мстность въ этомъ округ настолько дика я гориста, что правительство только въ течене недли могло убдиться, что все кончено и что Иверахъ, какъ называютъ эту часть страны, совсмъ не находится въ рукахъ сильной инсуррехцонной арми. Отряды полици и войскъ, предводительствуемые мстными дворянами, начали ‘окруженя’ горъ и ‘избеня’ въ лсахъ, гд предполагались спрятанными такя хе многочисленныя и отчаянныя вражескя силы, какъ т, которыхъ Родрикъ бичъ Альпинъ Дгю вызывалъ своимъ свистомъ. Каждый разъ, какъ дикй олень то здсь, то такъ выскакивалъ изъ своей засады, раздавались крики: ‘Вотъ они!’ Рота трубили, войска сходились для нападеня на непрятеля и оказывалось, что это не кто другой, какъ рогатый лордъ долины.

Въ другихъ мстахъ гораздо боле серьезная работа слдовала за подобнымъ же фаско фенанской отсрочки.

Было ршено, что ланкаширске кружки (въ Англи) должны содйствовать дублинскому движеню такимъ маневромъ, который трудно было бы превзойти но смлости и дерзости. Было извстно, что въ Честерскомъ замк находится до 20.000 оружя, кром большаго запаса аммуници и припасовъ, между тмъ какъ гарнизонъ его былъ боле номинальный. Фенанскй военный совтъ въ Ливерпул ршилъ напасть на замокъ, захватить оруже, перерзать проволоки, взять силой подвижной составъ желзной дороги, нагрузить позда людьми и оружемъ и отправить въ Голихедъ {Гавань на западномъ берегу Англи, черезъ которую лежитъ ближайшй путь въ Дублинъ. Прим. перев.}. Здсь предполагалось захватить вс пароходы, стоявше въ порт, и быстро переправиться въ Ирландю, разсчитывая высадиться въ этомъ город, прежде чмъ извсте объ ихъ удивительной продлк достигнетъ Ирланди.

Теперь позволительно думать, что они могли бы успть въ своемъ предпряти, по крайней мр въ захват Честерскаго замка, еслибы въ тайномъ совт всего дла не засдалъ Джонъ Джозефъ Коридонъ, одинъ изъ наиболе интимныхъ агентовъ Стефенса и вполн довренное лицо среди заговорщиковъ — хорошо оплачиваемый агентъ правительства. Коридонъ снесъ проектъ нападеня на Честерскй замокъ къ майору Вреггу, глав ливерпульской полици. Впослдстви оказалось, что властями былъ упущенъ цлый день,— такимъ невроятнымъ казался имъ весь этотъ сенсацонный разсказъ. И только за нсколько часовъ до назначеннаго. срока нападеня была признана его достоврность. Со всми утренними поздами изъ Манчестера, Бонтона, Баррингтона и другихъ мстъ съзжались въ Честеръ дюже Ирландцы. Они беззаботно бродили здсь небольшими группами и, казалось, ожидали другихъ. Вдругъ глаза честерской полици и гарнизонный полковникъ получаютъ телеграммы, способныя озадачить ихъ. Караулъ въ замк немедленно удвоивается, полиця поднимается на ноги, конные отряды разсылаются во всхъ направленяхъ. А скоро начали прибывать и войска изъ Биркенхеда съ такою, быстротой, какую только допускали экстренные позда. Вскор посл этого можно было видть, что праздныя группы начали расходиться, при шепот о какомъ-то, только-что полученномъ, извсти. Они устремились въ первые попадавшеся позда, чтобы возвратиться въ тотъ городъ, изъ котораго прхали утромъ. Имъ данъ былъ сигналъ, что заговоръ выданъ какимъ-то измнникомъ и долженъ быть оставленъ. Нкоторые изъ нихъ побросали свои револьверы въ Дж. Большая партя ихъ отправилась по желзной дорог въ Голихедъ и на пароход въ Дублинъ. Но какъ только они коснулись ирландской почвы, ихъ арестовали и увели въ Кильмангемскую тюрьму.

Прежде чмъ наши умы успли оправиться отъ потрясеня и смущеня по поводу этихъ событй, мы оказались среди давно общаннаго и мрачно ожидаемаго е возстаня’. Въ понедльникъ ночью 4-го марта или во вторникъ утромъ 5-го марта 1867 г. фенанске кружки выступили въ походъ. Боркъ, Типперари, Дублинъ, Льютъ, Лимерикъ, Блэръ и Вотерфордъ въ той или другой степени отозвались на революцонный призывъ. Уже за два дня мало для кого было тайной, что событе готово совершиться. Молодые люди оставляли друзей, клерки подводили итоги счетамъ, желая предупредить всякя нареканя на ихъ честность и вечеромъ въ понедльникъ толпы людей отъ семнадцати до пятидесятилтняго возраста стекались въ церкви. Но возстане было подавлено въ самомъ зародыш. Правительство заране знало черезъ Коридона о всхъ самыхъ тайныхъ и важныхъ приготовленяхъ. Смущене и деморализаця въ рядахъ инсургентовъ, порождаемыя ясными признаками и доказательствами того, что среди самыхъ высшихъ организаторовъ возстаня есть измнникъ, длали для подавленя и усмиреня его больше, чмъ нули и сабли. Станця Лимерикскаго Соединеня на южной и западной желзныхъ дорогахъ была признана пунктомъ большой стратегической важности, а такъ какъ она расположена въ центр самыхъ недовольныхъ округовъ Ирланди — Типперари, Борка и Лимерика, то и представляла большя преимущества, какъ центръ всхъ операцй на юг. Бригадный генералъ Нассей былъ назначенъ командующимъ инсуррекцей въ этомъ пункт. Онъ ожидалъ сигнала къ дйствю въ Корк. Вечеромъ 4-го марта онъ слъ въ почтовый поздъ и прибылъ на станцю Соединеня около 12 часовъ ночи. Какъ только онъ вышелъ изъ вагона, его окружили четыре сыщика и въ его голову было направлено столько же револьверовъ. Онъ бросилъ торопливый взглядъ вокругъ и увидалъ, что платформа была занята вооруженными солдатами. Тогда этотъ человкъ, сто разъ встрчавшй смерть лицомъ къ лицу среди рзни американской междоусобной войны, упалъ въ обморокъ. Черезъ нсколько минутъ его поспшно везли обратно въ Дублинъ подъ сильнымъ конвоемъ, власти хорошо знали цну своей, добычи {Велико было всеобщее удивлене, когда черезъ нсколько недль сдлалось извстнымъ, что генералъ Массей превратился въ свидтеля отъ короны. Въ нкоторомъ смысл онъ дйствительно сдлался имъ, но онъ не былъ шпономъ, остававшимся въ организаци, съ цлью выдавать. Дло было такъ: убдившись, что одинъ изъ пяти человкъ, въ рукахъ которыхъ находилась вся организаця (онъ тогда еще не зналъ, что это былъ Коридонъ), выдалъ ее, онъ пришелъ въ заключеню въ своей камер, что чмъ скоре все дло лопнетъ, тмъ меньше будетъ жертвъ.}. Этотъ ударъ практически обезоружилъ югъ Ирланди. Рано утромъ разнеслась всть, что сборный пунктъ, къ которому стремились многя мстныя группы, былъ занятъ правительственными войсками — кавалерей, пхотой и артилерей, мало того, что генералъ Массей арестованъ, онъ заключенъ въ казематъ Дублинскаго замка. Сходившяся группы разошлись, отряды поворачивали съ пути назадъ къ своимъ домамъ. Въ Кильмаллон, въ графств Лимерикъ, произошло серьезное столкновене. Вооруженный отрядъ, числомъ около 200 человкъ, овладлъ городомъ, полиця отступила въ казармы — крпкое здане, способное выдержать осаду. Пока одна часть инсургентовъ поддерживала огонь по казарм, другая ходила по городу, обыскивала каждый домъ и захватывала все оруже, какое можно было найти. Достойно замчаня обстоятельство, памятное съ тхъ поръ въ этой мстности: въ город было два банка и въ каждомъ изъ нихъ хранились большя суммы золота, серебра и бумагъ, и хотя изъ этихъ домовъ были взяты нсколько ружей и пистолетовъ, но не было тронуто ни одного пенни. Частная собственность, дйствительно, уважалась самымъ тщательнымъ образомъ, несмотря на то, что на нкоторое время городъ былъ вполн въ рукахъ инсургентовъ {На одномъ изъ захваченныхъ полицейскихъ было найдено письмо съ десятью фунтами денегъ, которые и были ‘конфискованы’, очевидно, длалось различе между правительственною и частною собственностью.}.

Около десяти часовъ утра изъ Бильфайнена неожиданно пришелъ къ осажденной казарм отрядъ вооруженной полици и быстро заставилъ осаждавшихъ бжать. Въ этомъ дл было нсколько убитыхъ. Полиця, укрываясь за стнами, не понесла почти никакого урона. Управляющй одного изъ банковъ, какъ говорятъ, вынувшй револьверъ противъ командира инсургентовъ, подвергся выстрлу и былъ раненъ послднимъ. Одинъ изъ убитыхъ инсургентовъ былъ совершенно неизвстенъ въ околодк и народъ поставилъ надъ его могилой ‘камень безъ имени’. Это печальное столкновене при Бильмаллон произошло несмотря на всть о неудач при ст. Соединеня желзныхъ дорогъ, заставившей разойтись огромное число инсургентовъ. Дйствительная причина его заключалась въ арест наканун этого дня В. Г. О’Сулливана (теперешняго члена парламента отъ Лимерика), одного изъ самыхъ популярныхъ людей въ округ, вызвавшемъ въ народ сильное негодоване и возбуждене. Вс были уврены, что онъ не причастенъ къ фенанскому обществу, и смотрли на его арестъ какъ на дло напрасной и крайней жестокости. Изъ негодованя по этому поводу и возникло то ошибочное мнне многихъ, что Бильмаллонъ дйствительно игралъ печально-выдающуюся роль въ возстани 1867 года.

Въ столиц попытка къ возстаню потерпла совершенное поражене. Отъ осьми часовъ вечера и почти до самой полуночи отряды людей, молодыхъ и старыхъ, стремились изъ города черезъ вс южные выходы. Вдоль нкоторыхъ улицъ мирные жители выходили изъ дверей и съ удивленемъ слдили за проходящими толпами, напрасно спрашивая другъ друга, что-бъ это могло обозначать. Впослдстви оказалось, что главнокомандующй Гью Розъ ршился позволить всмъ выйти изъ города, онъ даже заботился о томъ, чтобъ это случилось. Иными словами, онъ предпочиталъ встртить затруднене въ открытомъ пол, чмъ въ улицахъ многолюднаго города. Мсто въ четырехъ или пяти миляхъ на югъ отъ Дублина, расположенное у подножя горъ, развтвляющихся на Виклоу, Бильдаръ и Барлоу, и носящее имя Таллагтъ, было назначено сборнымъ пунктомъ, а генералъ Геплинъ — вождемъ возстаня. Премъ, которымъ придумали предупредить собране, состоялъ въ томъ, чтобы встртить первую же партю инсургентовъ смертельнымъ залпомъ и такимъ образомъ дать знать всмъ остальнымъ, по мр ихъ приближеня къ мсту, что собране окончательно разогнано. И дйствительно, онъ совершенно разстроилъ планъ инсургентовъ. Поражене было полное. До Таллагта не дошла и четвертая часть инсургентовъ. Нтъ сомння, что разъ они собрались бы вмст, ожесточенная борьба сдлалась бы неизбжной и могла бы окончиться потерей многихъ жизней. Теперь же убито было только) двое, а дюжина другихъ ранена. Отряды, шедше изъ Бингстоуна, захватили полицейскя казармы въ Степесайд и Глинкуллен, обезоружили полицейскихъ, но не причинили имъ никакого вреда. Этотъ отрядъ, какъ и вс друге, приближаясь къ Таллаггу, встртилъ бглецовъ, объявлявшихъ, что все уже кончено. Вскор посл полуночи дальнйшя попытки повсюду были оставлены. Изъ двухъ-трехъ тысячъ инсургентовъ, вышедшихъ Изъ Дублина, нсколько сотъ были арестованы на мостахъ черезъ каналъ, которыхъ они не могли миновать при возвращени, а остальные разбрелись по холмамъ, пытаясь скрыться въ Больдаръ и Виклоу, но были преслдуемы во всхъ направленяхъ уланами и драгунами.

Въ окрестностяхъ Борка возстане достигло боле грозныхъ размровъ, чмъ гд бы то ни было, если вообще можно говорить объ его грозности. Въ Мидльтон, Бастельмартир, Баллинокен и другихъ мстахъ полицейскя казармы были аттакованы. Въ большинств случаевъ полиця защищалась съ большимъ мужествомъ, хорошо зная превосходство силъ нападающихъ, и обращала ихъ въ бгство. Однако-жь, въ нкоторыхъ случаяхъ инсургенты имли успхъ, и здсь опять слдуетъ отмтить фактъ, что они всегда пользовались своимъ короткимъ торжествомъ въ высшей степени человчно и благородно. Въ Баллинокен, гд командовалъ знаменитый капитанъ Маккей, они окружили казарну и требовали отъ осажденныхъ сдачи именемъ Ирландской республики.

‘Полиця отвтила огнемъ,— разсказываетъ достоврный свидтель,— и получила обратно то же самое’. Наконецъ инсургенты ворвались въ двери и заложили огонь подъ нижнюю часть казармы. Но полиця продолжала упорствовать. ‘Сдавайтесь!— кричали инсургенты.— Вы хотите совершить самоубйство, но мы не хотимъ совершать убйства‘. Одинъ изъ полицейскихъ тогда закричалъ, что внутри находится его дочь, маленькая двочка, и спрашивалъ, не хотятъ ли осаждающе позволить ей выйти вонъ. Они съ радостью согласились, и двочка была взята въ окошко съ возможною нжностью и передана ея матери, которая случайно находилась около казармы, когда началась аттака. Въ это время на мсто пришелъ католическй священникъ м-ръ Невилль. Онъ спросилъ вождя инсургентовъ, будетъ ли полици причиненъ вредъ, если она сдастся. ‘Вотъ мой револьверъ,— сказалъ капитанъ Маккей,— и пусть зарядъ его пронижетъ меня насквозь, если хоть одному изъ нихъ будетъ что-нибудь сдлано’.

Типперари должно было сдлаться главнымъ мстомъ движеня, еслибы дйствительная борьба началась. Здсь командовалъ генералъ Т. Ф. Бркъ. Но въ Типперари повторилась та же исторя, что и въ Дублин, и въ Лимерик, и въ Борк, и въ Дрогед. Инсургентахъ совершенно недоставало такого вооруженя и экипировки, которыя давали бы имъ возможность хоть на одинъ моментъ противостоять дисциплинированнымъ силамъ. Злополучный народъ несомннно выказалъ мужество, твердость и выносливость- что же касается до приготовленй и средствъ, то свтъ мало видлъ боле сумасшедшихъ революцонныхъ попытокъ.

До сихъ поръ я приписывалъ легкое подавлене этого возстаня исключительно тому факту, что правительство черезъ своихъ агентовъ знало о приготовленяхъ и имло возможность заране парализовать всякое движене врага. Но справедливость требуетъ указать на общеизвстный и единственный въ своемъ род фактъ, что стихи природы въ значительной степени содйствовали такому исходу — обстоятельство, отмченное въ свое время. Вечеромъ 5-го марта по всей Ирланди какъ снжная буря, какой не бывало подобной ни съ тхъ поръ, ни за полстолтя прежде. Въ течене пяти дней почти безъ всякихъ перерывовъ со свинцоваго неба валились хлопья снга, такъ что во многихъ мстахъ слой его достигалъ трехъ-четырехъ футовъ глубины. Дороги сдлались непроходимы. Дйствовавшя войска жестоко страдали, лошади кавалери падали въ огромномъ количеств. Но, какъ бы то ни было, войска имли для ночнаго отдыха безплатныя и удобныя казармы или квартиры, тогда какъ инсургенты были принуждены, ведя партизанскую войну, проводить ночи на открытыхъ склонахъ холмовъ. Не было сдлано ни малйшей попытки защищаться отъ этой ужасной погоды и сопровождавшаго ее урагана.

Всти о возстани быстро долетли по атлантическому кабелю до Америки, и такъ какъ эта удивительная проволока никогда не уменьшаетъ сенсаци, то американскя газеты разразились необузданнымъ потокомъ преувеличенй и крайностей. ‘Ирландя возстала! Почти вс южныя провинци въ рукахъ инсургентовъ! Боевой дымъ поднимается надъ всякимъ холмомъ Ирланди! Красный крестъ Св. Георгя еще господствуетъ надъ Дублинскимъ замкомъ, но повсюду въ другихъ мстахъ, на восток и запад, онъ снятъ!’

Несмотря на горькое разочароване, произведенное предыдущими фенанскими попытками и неудачами, миллоны ирландцевъ въ Штатахъ были сильно возбуждены. Благоразумные друзья кричали: ‘Подождемъ недлю!’ Спустя дв недли письменныя извстя значительно понизили тонъ телеграфныхъ новостей, тмъ не мене было иного сердецъ, горвшихъ нетерпнемъ сразиться.

12 апрля 1867 года на Сендигук {Нью-йоркскй рейдъ.} лежала бригантина въ 200 тонъ, нагруженная и готовая выйти въ море. Ея грузъ состоялъ изъ ‘фортепъянъ’, ‘швейныхъ машинъ’ и ‘вина’ въ ‘бочонкахъ’, по крайней мр ея трюмы были наполнены ящиками изъ-подъ фортепьянъ и швейныхъ машинъ и бочками изъ-подъ вина. Вс эти товары направлялись и записывались на торговую фирму въ Куб. Это было судно ‘Jacknell’, хорошо извстное въ вестъ-индской торговл, на главной мачт котораго разввались звзды и полосы. Въ тотъ же день изъ Нью-Йоркской гавани вышелъ небольшой пароходъ съ компаней въ сорокъ или пятьдесятъ человкъ, бывшихъ офицеровъ или солдатъ американской арми, направлявшейся какъ будто на прогулку по долину. Съ ними не было никакого имущества и вообще въ ихъ отъзд не было ничего, что могло бы обратить на себя особенное внимане. Они достигли Сендигука и подошли подъ корму ‘Jacknell’. ‘Гуляюще’ вошли на нее, а пароходъ возвратился въ Нью-Йоркъ безъ нихъ. Въ ту же ночь ‘Jacknell’ распустила паруса, направляясь въ Вестъ-Индю. Ея дйствительное назначене составляла Ирландя: ея цль — помогать возстаню. Въ ящикахъ не было фортепьянъ, въ винныхъ бочкахъ не было вина,— вмсто того въ нихъ были ловко упакованы пять тысячъ ружей, три полевыхъ орудя и 200.000 патроновъ. Компаня состояла изъ генерала Ж. Е. Корригана, полковника С. Р. Трезилана, полковника Джона Варрена, полковника Нагля, лейтенанта Августина Е. Кастелло, капитана Каванагъ и многихъ другихъ. Пройдя въ течене первыхъ двадцати четырехъ часовъ на югъ, они измнили курсъ и направились въ Ирландю. 29-го апрля, въ пасхальное воскресенье, запечатанные приказы были вскрыты, роли разданы, ирландское солнце {Древне-ирландскй военный флагъ — солнечный блескъ на зеленомъ пол. Прим. авт.} поднято и прибито при салют изъ трехъ полевыхъ орудй, имя судна было измнено на ‘Erin’s Hope’ (‘Надежда Ирина’) и весь экипажъ принялъ участе въ торжественномъ праздник. Это было по-истин удивительное предпряте — пуститься черезъ океанъ на маленькой бригантин, намреваясь высадиться на ирландскй берегъ, охраняемый повсюду крейсерами съ моря и береговыми патрулями на суш! Судно направлялось въ заливъ Слиго, котораго оно и достигло 20-го мая. Оно продержалось въ сторон отъ берега въ течене одного или двухъ дней, пока на бортъ не высадился одинъ изъ ихъ друзей съ берега. Его отчетъ о положени вещей сильно разнился съ пламенными телеграммами New-Iork которыя торопили ихъ изъ Америки. Выгрузиться въ Слиго,— говорилъ онъ,— невозможно, но они должны попытаться выгрузить оруже и аммуницю гд-нибудь на южномъ берегу. Между тмъ до правительства дошло извсте, что какое-то подозрительное судно бродитъ около западныхъ гаваней. Тотчасъ же были снаряжены дв канонирки, ‘Квингстоунъ’ и ‘Валенся’, и въ течене двухъ недль ‘Надежда Ирина’ должна была днемъ и ночью избгать опасныхъ встрчъ. Къ этому времени она пробыла въ мор 62 дня, и ея запасы воды и провизи были почти истощены. Ничего больше не оставалось длать, какъ высадить большую часть людей и возвратиться въ Америку съ такимъ экипажемъ, для котораго могло хватить провизи на обратный путь. Около Гельвикъ-Хеда, близъ Донгарвана, они остановили рыбачью лодку, и когда та подошла къ борту, тридцать человкъ экипажа, въ немалому удивленю рыбаковъ, вскочили въ нее. ‘Жакнелль’ повернула въ море, а рыбаки повезли чужестранцевъ на берегъ. Ихъ высадка была замчена сторожевымъ постомъ, извстя были разосланы по всмъ полицейскимъ станцямъ вокругъ, и черезъ нсколько часовъ весь отрядъ ‘Жакнелль’ до послдняго человка сидлъ въ тюрьм. Однако-жь все, что знало правительство, это — таинственность и подозрительность происшествя. Люди были невооруженные. Гельвинская высадка еще не была связана съ появленемъ судна въ залив Слиго, но въ течене нсколькихъ недль дло это возбуждало великое недоумне въ Дублинскомъ замк. Наконецъ, молчаливость одного изъ пойманныхъ уступила искусному веденю дла, и онъ все раскрылъ правительству, скоро вс его товарищи предстали передъ спецальной слдственною коммиссей въ качеств обвиняемыхъ въ государственномъ преступлени.

При послдовавшемъ судебномъ процесс возникли два важныхъ юридическихъ вопроса. Во-первыхъ, было ли совершено какое-нибудь противозаконное дйстве въ предлахъ британской юрисдикци и, во-вторыхъ, признавать ли американское подданство американскихъ гражданъ, родившихся въ Ирланди, и допускать ли смшанное жюри. Первымъ судился полковникъ Барренъ, уроженецъ Клонакилти, въ графств Коркъ, но натурализованный гражданинъ Соединенныхъ Штатовъ. Когда начали составлять списокъ присяжныхъ, м-ръ Геронъ представилъ натурализацонныя бумаги подсудимаго и потребовалъ для него жюри medietate linguae. Предсдательствующй судья вполн призналъ важность вопроса, который ему приходилось ршать, но тогдашнй законъ гласилъ ясно: ‘ни одинъ подданный британской короны не можетъ отказываться отъ врности ей’, такъ онъ и ршилъ. Обыкновенное жюри приняло присягу.

Подсудимый.— Какъ американскй гражданинъ, я заявляю о неподсудности моихъ дйствй этому суду.

Главный судья.— Мы не можемъ слушать теперь вашихъ заявленй, если окажется нужнымъ, вашъ защитникъ въ свое время заявитъ это.

Подсудимый.— Я отказываюсь отъ своего защитника. Теперь имъ становится правительство Соединенныхъ Штатовъ.

Защитникъ подсудимаго удалился, и полковникъ Барренъ отказался отъ какой бы то ни было защиты. Онъ былъ осужденъ и 16 ноября 1867 года приговоренъ пятнадцати годамъ каторжной работы. За нимъ слдовалъ его товарищъ лейтенантъ Августамъ Кастелло. Онъ такимъ же образомъ былъ признанъ виновнымъ и приговоренъ къ двнадцати годамъ каторжной работы.

Эти событя повели къ одному изъ самыхъ важныхъ измненй послдняго времени въ британскомъ закон. Древнй и основной принципъ неизмннаго врноподданства ршительно удерживался Англей въ течене многихъ столтй. Съ другой стороны правительство Соединенныхъ Штатовъ, хотя въ дйствительности и отказалось отъ полковника Баррена, находило необходимыя! настаивать на выставленномъ имъ на суд положени. И вотъ снова между Англей и Америкой возникло серьезное столкновене по поводу его приложеня. Къ счастю, вмсто того, чтобы ршать его путемъ войны, какъ въ 1812 г., оба правительства вошли въ дятельные переговоры съ цлью устранить затруднене. Соединеннымъ Штатамъ было нечего мнять, Англи же приходилось измнить свой законъ о подданств, что она и сдлала. Въ 1870 году черезъ парламентъ прошелъ актъ 33 и 34 Vict. cap. 14, извстный (по крайней мр въ Ирланди) подъ именемъ ‘акта Баррена и Кастелло’* и теперь британскй подданный, съ помощью извстныхъ формальностей, можетъ отказаться отъ своего подданства и сдлаться гражданиномъ другой страны.

Съ окончанемъ процесса жакнельцевъ вс начали надяться, что насталъ конецъ безконечнымъ арестамъ, взрывамъ и тревогамъ. Но насъ ждало горькое разочароване.

XXIV.
Эшафотъ и тюрьма.

Во всей борьб изъ-за ирландскаго недовольства въ течене этого столтя едва ли найдутся событя, которыя возмущали бы англйскй народъ такъ глубоко, какъ т два, которыя произошли въ конц 1867 года. Это были манчестерское освобождене и клеркенвельскй взрывъ. Нтъ ничего удивительнаго, что послднее преступлене оставило но себ такое горькое воспоминане {13-го декабря 1867 года, подъ наружную стну клеркенвельской тюрьмы въ Лондон былъ подложенъ бочонокъ пороху съ цлью взорвать стну, образовать въ ней брешь и дать возможность бжать изъ тюрьмы феню Борку, который долженъ былъ въ это время гулять во двор. Все дло было устроено нсколькими ирландцами чернорабочими. Стна въ 60 футовъ высоты была взорвана, нсколько доновъ но другую сторону улицы, населенные бднымъ народомъ, были разрушены, двнадцать человкъ убиты и сто двадцать оглушены или ранены. Прим. автора.}. Изувченные невинные граждане, оглушенныя или обезображенныя дти, осиротвшя семьи и разрушенные дома — о такихъ водахъ нельзя вспоминать хладнокровно. Однако-жь, какъ бы ни было ужасно преступлене, нтъ цли длать его отвратительнй, нмъ позволяетъ истина.

Грубое невжество нсколькихъ несчастныхъ ирландскихъ чернорабочихъ, не имвшихъ даже понятя о полной сил взрыва бочонка съ порохомъ, а не желане или мысль уничтожать жизнь или причинять увчья было причиной этой кровавой сцены. Еслибы человкъ, ради освобожденя котораго длалось это ‘проламыванье дыры въ наружной стн’, былъ дйствительно около мста пролома изнутри, гд, по словамъ освободителей, онъ долженъ былъ находиться, его разорвало бы въ куски. Воображеню жалкихъ исполнителей никогда не представлялись дйствительныя послдствя ихъ дяня, т. е. разрушене сосднихъ строенй.

Такъ-называемое ‘убйство сержанта Бретта’ имло совсмъ другой характеръ. Что сержантъ Бреттъ лишился въ этомъ дл жизни, это вполн врно и достойно глубокаго сожалня. Но что его смерть была дломъ случая, а не заране обдуманнаго плана, за это ручаются показаня наиболе компетентныхъ въ этомъ дл людей и глубокая въ томъ увренность ирландскаго народа.

Посл паденя Джемса Стефенса, какъ вождя фенанской парти, его мсто было занято полковникомъ Томасомъ Ж. Келли, который принялъ на себя управлене фенанскими длами въ Ирланди посл ареста въ Фейрфильдъ-гауз. Мало того, онъ билъ авторомъ, руководителемъ и самоличнымъ главнымъ исполнителенъ освобожденя Стефенса изъ Ричмондской тюрьмы, а также и его бгства во Францю. Посл возстаня въ март 1867 года Келли оставался около шести мсяцевъ въ Дублин, а затмъ около октября перехалъ въ Манчестеръ съ цлью присутствовать на совт англйскихъ ‘центровъ’. Незадолго передъ разсвтомъ, утромъ 11-го сентября, полицейске, стоявше на посту въ Оакъ-стрит, въ Манчестер, замтили четырехъ человкъ, подозрительно бродившихъ около лавки готоваго платья. Изъ нсколькихъ выраженй, долетвшихъ до слуха полицейскихъ, они сдлали заключене, что эти люди имютъ какя-то противуааконныя цли, и хотли ихъ арестовать. Во время послдовавшей борьбы двое успли скрыться, двое же другихъ на утро были представлены къ полицейскому судь, во противъ нихъ не было ровно никакихъ уликъ. Они назвались одинъ Вильямсомъ, а другой Уайтомъ, американскими гражданами, и требовали, чтобъ ихъ освободили. Судья уже готовъ былъ приговорить ихъ въ двумъ-тремъ днямъ тюремнаго заключеня за бродяжничество, когда одинъ изъ сыщиковъ потребовалъ удержать ихъ на недлю, такъ какъ онъ имлъ подозрне, что подсудимые находятся въ сношеняхъ съ фенями. Требоване было удовлетворено, и прежде наступленя ночи полиця знала, что въ ихъ рукахъ подъ именами Вильямса и Уайта находятся вождь феневъ полковникъ Келли и его помощникъ капитанъ Дизи.

Ихъ арестъ вызвалъ сильное волнене между фенанскими кружками Манчестера и окрестныхъ городовъ. Держались тайные совты, и посл долгихъ обсужденй было принято отчаянное ршене остановить карету съ арестантами на ея пути изъ суда, одолть стражу и освободить ихъ. Въ среду 18-го сентября арестованные были опять приведены въ судъ, формально признаны за Белли и Дизи и удержаны тмъ на недлю. Прежде чмъ они были увезены изъ суда, изъ Дублинскаго замка и изъ министерства внутреннихъ ддъ въ Лондон были получены телеграммы, предупреждающя манчестерскя власти о томъ, что готовится заговоръ для освобожденя подсудимыхъ. Если это предупреждене не было осмяно, то во всякомъ случа подвергнуто большому сомнню. Однако-жь, такъ какъ судья зналъ, что эти люди имли въ Манчестер много приверженцевъ, то онъ счелъ нужнымъ на всякй случай принять нкоторыя предосторожности. Белли и Дизи были посажены и заперты въ разныя отдленя кареты, а вмсто обыкновенныхъ трехъ полицейскихъ ее сопровождалъ конвой изъ двнадцати. Пятеро сидли на козлахъ, двое — на запяткахъ и четверо слдовали за каретой въ кеб, одинъ сержантъ Бреттъ слъ внутрь. Кром двухъ феневъ въ карет находились еще три арестанта — дв женщины и мальчикъ 12 лтъ. Въ половин четвертаго карета тронулась по направленю въ городской тюрьм въ Лонгсайтъ, около двухъ миль отъ города. Подъ аркой желзной дороги, перекинутой черезъ Гайдъ-Родъ въ Белльвю, на средину дороги выскочилъ человкъ, поднялъ пистолетъ и закричалъ кучеру, чтобы тотъ остановился. Въ ту же минуту черезъ валъ позади дороги перескочили около тридцати дюжихъ и вооруженныхъ револьверами людей, схватили лошадей и убили одну изъ нихъ. Безоружные полицейске почти не сопротивлялись и скоро разбжались. Освободители вынули топоры, молотки и ломы, которыми и старались отворить или сломать карету. Эта работа оказалась боле трудной, чмъ они ожидали, и полиця скоро начала возвращаться въ сопровождени большой толпы. Около двадцати освободителей образовали кольцо вокругъ кареты и револьверами сдерживали полицю и толпу, отъ времени до времени стрляя черезъ головы, между тмъ какъ друге продолжали длать усиля отворить карету. Они кричали Бретту черезъ вентиляторъ, чтобъ онъ передалъ имъ ключи, если иметъ ихъ. Онъ не могъ видть, что происходило снаружи, но съ самаго начала догадался, въ чемъ дло. Онъ мужественно отказался выдать ключи. Желая взглянуть на нападающую партю, онъ нагнулся и смотрлъ черезъ замочную скважину. Почти въ ту же минуту снаружи раздался чей-то командующй голосъ: ‘Вышиби его, вставь револьверъ въ замочную скважину и вышиби его!’ Дуло револьвера было вставлено и курокъ спущенъ. Бреттъ упалъ смертельно раненнымъ. Женщина-арестантка громко закричала внутри: ‘Онъ убитъ!’ и подняла его. Снова черезъ вентиляторъ раздался голосъ, требовавшй ключей, которые одна изъ женщинъ вынула изъ кармана Бретта и передала наружу. Тогда ‘блднолицый молодой человкъ’ вошелъ въ карету, отперъ отдленя, въ которыхъ были заперты Келли и Дизи, и вывелъ ихъ вонъ. Освобожденные арестанты торопливо побжали черезъ поля въ сопровождени одного или двоихъ спутниковъ, а остальные задерживали преслдоване. Не прежде, чмъ вожди исчезли изъ вида, начали они заботиться о себ. Они разсялись во всхъ направленяхъ. Полицейске и толпа преслдовали ихъ. Многе изъ нихъ были пойманы и жестоко избиты разсвирпвшими преслдователями. Одинъ изъ нихъ, признанный за молодаго человка, входившаго въ карету, чтобъ освободить Белли, и носившй, какъ оказалось впослдстви, имя Вильяма Филона Аллена, былъ сшибленъ съ ногъ ударомъ кирпича, потомъ избитъ ногами и камнями до потери сознаня. Многе арестованные истекали кровью отъ нанесенныхъ имъ побоевъ. Въ тотъ вечеръ Манчестеръ былъ объятъ ужасомъ. Разсказъ объ освобождени, со многими преувеличенями, распространялся съ необыкновенною быстротой. Народъ ходилъ по улицамъ и обсуждалъ случившееся. Разгоряченная и уязвленная полиця напала на ирландске кварталы города, арестуя въ порыв ярости цлыя массы людей. Раздражене и паника Манчестера на другое утро распространились и на всю Великобританю. Нацональная гордость была уязвлена, нацональная безопасность нарушена, нацональная власть оскорблена, поругана горстью ирландскихъ мятежниковъ въ самомъ сердц англйскаго города. Отвсюду раздавались требованя быстраго, заслуженнаго и строжайшаго наказаня.

Всякй можетъ легко вообразить, что тогда происходило въ Англи. Паника и страсти буквально царили надъ всмъ. Слухи о новыхъ, еще боле дерзкихъ и опасныхъ, заговорахъ и нападеняхъ наполняли каждый городъ. Гарнизоны усилены, тюремная стража удвоена, спецальные полицейске комплектовались и приводились въ присяг. Особенно были возбуждены Манчестеръ и окрестные города, извстные своимъ многочисленнымъ ирландскимъ населенемъ, и послднее переживало въ нихъ особенно тяжелое время. Среди такой-то бури гнва, тревоги, возбужденя страстей была образована спецальная коммисся для суда надъ принимавшими участе въ освобождени Келли и Дизи. Мы въ Ирланди сразу увидли, что эти люди — виновные или невиновные — были одинаково обречены и что о справедливомъ, спокойномъ и безпристрастномъ суд въ такой моментъ не могло быть и рчи. До насъ долетали раздирающе сердце вопли семействъ совершенно невинныхъ людей и даже ничего не знавшихъ о покушени, но арестованныхъ полицей при ея набг на ирландске дома въ слдующе дни за событемъ.

Надежды на справедливость было очень мало или не было совсмъ, господствовавшее настроене англйскихъ умовъ требовало ‘кровь за кровь’. Многя обстоятельства усиливали эти опасеня. Когда арестантовъ привели для предварительнаго слдствя въ полицейскому судь 25 октября, они были въ цпяхъ. Такого зрлища въ англйскомъ суд не было видано уже въ течене очень многихъ лтъ. М-ръ Джонсъ, какъ англичанинъ и какъ защитникъ, съ негодованемъ протестовалъ противъ этого самымъ энергичнымъ образомъ. Судья ршилъ, что ручныя кандалы должны быть оставлены, и публика разразилась аплодисментами. Джойсъ бросилъ свои бумаги и вышелъ изъ суда, однакожъ младшй защитникъ остался.

Въ понедльникъ, 28 октября, Вильямъ Филиппъ Алленъ, Михаилъ Ларкинъ, Томасъ Мегайръ, Михаилъ О’Брайенъ (иначе Гоудъ) и Эдуардъ Бондовъ (иначе Шоръ) обвинялись въ преднамренномъ убйств сержанта Бретта. Что люди, принадлежавше въ парти освободителей, юридически были виновны въ убйств, все равно кто бы изъ нихъ ни сдлалъ выстрлъ, убившй Бретта,— это понятно и ясно для всякаго, сколько-нибудь знакомаго съ основными принципами закона, но нравственная виновность, достаточно тяжелая сама но себ, совершенно измняется, если убйству Бретта вмсто случайности будетъ приданъ характеръ преднамренности. Прокуратура настаивала, что въ него прямо цлились и стрляли черезъ открытый вентиляторъ надъ дверью кареты. Главнымъ, если не единственнымъ, свидтелемъ, поддерживавшимъ это обвинене, была женщина-воръ, находившаяся въ карет на пути къ своему третьему тюремному заключеню за кражу. Вс присутствовавше единогласно утверждали, что Бреттъ былъ убитъ черезъ замочную скважину въ тотъ моментъ, когда онъ отворачивался отъ нея, посмотрвши на то, что происходило снаружи. Свидтельскя показаня на суд, особенно относительно удостовреня личностей подсудимыхъ, какъ потомъ сознало само правительство, были самаго безразсуднаго не опрометчиваго характера. Тмъ не мене пять человкъ были признаны виновными. Ихъ обвиняли и допрашивали вмст, по одному обвинительному акту, они были осуждены въ одномъ засдани и однимъ приговоромъ,— пунктъ, обратившйся впослдстви въ ихъ пользу. Вс пятеро были приговорены къ повшеню 23 ноября. Передъ произнесенемъ приговора каждый изъ нихъ держалъ рчь къ суду. Вс подсудимые высказали сожалне о смерти Бретта. Нкоторые же положительно отрицали даже свое присутстве при происшестви. ‘Едва ли найдется кто-нибудь другой въ этомъ суд,— сказалъ Алленъ,— кто сожаллъ бы о смерти сержанта Бретта больше, чмъ я, и я положительно утверждаю передъ лицемъ всемогущаго и вчнаго Бога, что я невиновенъ,— да, невиновенъ, какъ всякй другой въ этомъ суд. Я говорю это не ради помилованя: я не хочу его, и не жду его. Я умру, какъ умерли многя тысячи, за свою любимую страну и ея защиту’. Мегайръ порицалъ легкомысленную клятву свидтелей и сказалъ, что онъ врно служилъ королев матросомъ и остался вренъ ей до сихъ поръ. Послднимъ говорилъ Кондонъ. Онъ торжественно поклялся, какъ умирающй человкъ, что не присутствовалъ при нападени. ‘Я не обвиняю присяжныхъ,— сказалъ онъ,— но я увренъ, что они предубждены. Я не обвиняю ихъ въ умышленномъ желани обвинить, но предубждене заставило ихъ обвинить въ такомъ случа, гд при другихъ обстоятельствахъ они не обвинили бы. Мы признаны виновными и мы принимаемъ смерть, какъ неизбжный фактъ. Мы не боимся умереть, по крайней мр…— ‘И я, и я’,— вырвалось у всхъ остальныхъ. Онъ продолжалъ:— ‘Я увренъ, что т, кто будетъ судиться посл насъ, подвергнутся боле справедливому приговору и что наша кровь удовлетворитъ существующую, какъ мн кажется, жажду крови. Вы скоро пошлете насъ передъ лице Бога, и я вполн готовъ къ этому. Мн нечего сожалть, не отъ чего отрекаться, нечего брать назадъ. Я могу сказать только: ‘Да хранитъ Богъ Ирландю’.

Какъ только онъ сказалъ эти слова, вс его товарищи, какъ одинъ, выступили впередъ и, поднявши головы и руки кверху, громко воскликнули: ‘Да хранитъ Богъ Ирландю!’. И съ тхъ поръ эти слова сдлались нацональнымъ паролемъ.

Не прошло посл суда и нсколькихъ дней, какъ въ Англи начало распространяться сомнне въ врности вердикта. Репортеры лондонскихъ и провинцальныхъ газетъ, присутствовавше на суд, до того сильно чувствовали это относительно Мегайра, что ршились на совершенно необыкновенный образъ дйствй и послали въ министерство внутреннихъ длъ документъ, выражавшй ихъ глубокое убждене, что и показаня, и вердиктъ относительно его крайне несправедливы. Посл нсколькихъ дней изслдованя правительство признало правильность этого заявленя и Мегайръ былъ помилованъ. Вооружились мужествомъ и заговорили друзья человчества и справедливости. Они говорили, что было бы чудовищною несправедливостью лишать людей жизни на основани показанй и вердикта, явно пристрастныхъ. Пусть подсудимые будутъ,— говорили они,— наказаны какъ угодно тяжело, но не слдуетъ лишать ихъ жизни, потому что ее нельзя возстановить, если поздне будетъ открыта неправильномъ приговора. Скоро сдлалось извстнымъ, что исполнене приговора надъ Кондономъ отсрочено. Распространилось всеобщее убждене, что будетъ сдлано то же и относительно другихъ, это приписывалось старанямъ филантроповъ Манчестера и Лондона. Тмъ не мене было ясно, что большая часть англйскаго общественнаго мння требовала жертвы. Прощене Мегайра и отсрочка казни Кондона назывались плачевною слабостью. И этотъ взглядъ восторжествовалъ.

Въ виду предстоящаго событя правительство отдало приказъ послать больше отряды войскъ въ т города Англи, гд ирландцы были многочисленны. Манчестеръ въ это время, казалось, былъ въ осад. Вс стратегически важные пункты вокругъ и въ самой тюрьм были заняты войскомъ. Уже съ вечера 22 ноября толпы начали собираться вокругъ тюремныхъ стнъ. Въ продолжене ночи они вели себя крайне безпокойно, тюремныя власти нсколько разъ приказывали имъ отойти дальше, такъ какъ ихъ крики, шумъ и торжествующя псни безпокоили осужденныхъ внутри тюрьмы и мшали имъ приготовиться въ смерти. Въ толп плясали ‘побдные танцы’ и пли комическя псни въ перемежку съ гимномъ ‘Храни Богъ королеву!’ или ‘Да царствуетъ Британя!’, чтобы слышали ‘фенанске убйцы’ внутри тюрьмы. Единственнымъ утшенемъ этого послдняго вечера жизни осужденныхъ было письмо маркизы Ввинсбюрри со вложенемъ 100 фунт. стерл. ‘для оставляемыхъ ими семействъ’ и нсколькими теплыми словами участя. ‘Съ начала и до конца,— гласитъ опубликованный отчетъ,— приговоренные выражали глубокое и горячее религозное настроене’.

Въ холодное, срое утро 23 ноября 1867 года Алленъ, Ларкинъ и О’Брайенъ должны были умереть. Еще никогда до этого дня казнь въ Манчестер не привлекала такого громаднаго стеченя народа вокругъ тюрьмы. Длинные ряды штыковъ тянулись во вс стороны. Дикая толпа на минуту смолкла при похоронномъ звук колокола. Скоро появились и осужденные. Первый вышелъ Алленъ. Онъ былъ смертельно блденъ, но шелъ твердою и ровною поступью. Слдующимъ былъ Ларкинъ, сильно упавшй духомъ и дрожавшй отъ волненя. Послднимъ выступилъ О’Брайенъ, котораго твердый и полный достоинства видъ удивилъ всхъ, его знавшихъ. Прежде чмъ его поставили на скамейку, онъ повернулся къ двумъ своимъ товарищамъ, уже одтымъ въ саваны, связаннымъ и съ роковыми веревками на шеяхъ, и съ любовью поцловалъ ихъ. Вс они были сильно тронуты и нжно обняли другъ друга. Задвижка вынута, три тла упали, нсколько секундъ предсмертныхъ конвульсй и все было кончено. Когда въ субботу утромъ извсте объ этомъ долетло до Ирланди, удивлене, смущене, печаль и гнвъ наполнили собою сердца людей. Они вздыхали, удивлялись и спрашивали другъ друга, неужели это ужасное извсте врно. Люди, враждовавше до сихъ поръ съ фенанизмомъ, были побждены этимъ ударомъ. Что такое, какъ не политическая месть — это манчестерское дло, какъ не жестокая трагедя въ долгой борьб между ирландскимъ возмущенемъ и англйскою властью?… Посл обда пришелъ боле полный отчетъ о казни, содержавшй одно извсте, которое уязвило ирландскй народъ въ самое больное мсто. ‘Тла трехъ убйцъ были похоронены въ известк, въ неосвященной могил внутри тюрьмы’. Каково! Похоронены въ известк!… Это было ударомъ каждому ирландскому дону, зазубренная и отравленная стрла, пронзившая сердце Ирланди. Это обезчещене, этотъ отказъ въ христанскомъ погребени въ освященной могил, оскорбило самыя сокровенныя чувства ирландскаго народа. На слдующй день эта новость достигла провинцй и въ сотняхъ церквей за утреннею службой священникъ дрожащимъ отъ волненя голосомъ приглашалъ свою паству просить у Бога милосерди для душъ трехъ жертвъ. Взрывъ скорби былъ отвтомъ, многе рыдали, слушая разсказъ объ ихъ казни. Я никогда не видлъ Ирландю сильне движимую смшанными чувствами скорби и гнва. И не смерть осужденныхъ такъ возмущала ее, хотя причина ихъ казни вызывала крайнее удивлене и казалась ужасною жестокостью. Когда люди ршаются съ оружемъ въ рукахъ на такое дло, какъ освобождене Белли, они должны быть готовы ко всему. Но убждене, что эти люди, виновные или невинные, подверглись пристрастному суду, что длу ирландской нацональности въ ихъ лицахъ нанесено оскорблене, а самое главное — желане поставить ихъ наравн съ обыкновенными убйцами и, не считая политическими преступниками, отказать въ уважени ихъ останкамъ — вотъ что вызвало тогда во всемъ ирландскомъ народ взрывъ сильнйшаго негодованя.

По всей Ирланди появились объявленя, что будутъ устроены процесси въ воспоминане о ‘манчестерскихъ мученикахъ’. Боркъ показалъ примръ другимъ городамъ, назначивши на 1 декабря громадную демонстрацю, и въ этотъ день въ большей части городовъ Ирланди можно было видть одну и ту же картину ‘похоронъ’ — погребальныя колесницы, факельщики, креповыя знамена, закутанные барабаны и отсутстве покойниковъ. 8 декабря было назначено днемъ для процесси въ столиц, а также въ двадцати или тридцати другихъ мстахъ острова. Джонъ Мартинъ спшилъ въ Дублинъ стать во глав тамошней процесси. О’Доногью долженъ былъ руководить демонстрацй въ Билларней. Въ первый разъ посл многихъ лтъ, казалось, исчезло различе между фенями и нацоналистами не-фенями, и нацональный или народный элементъ дружно выступилъ впередъ во всей своей сил. Дублинская процесся была поразительнымъ событемъ.

День стоялъ холодный, сырой я пасмурный, и несмотря на это въ ней принимали участе до 150.000 народа, изъ которыхъ 60.000 шли рядами на протяжени трехъ или четырехъ миль въ длину. Когда три колесницы съ именами казненныхъ прозжали по улицамъ, толпы стоявшя по сторонамъ падали на колни съ обнаженными головами, и не было слышно ни одного звука кром ‘похороннаго марша’, да рыданй, по временамъ вырывавшихся изъ толпы. У воротъ кладбища устроилось огромное собране и м-ръ Мартинъ обратился къ нему съ рчью полною чувства и сильныхъ словъ, выражавшихъ народное настроене по поводу манчестерской казни. Въ заключене еще разъ вс головы обнажились, была прочитана молитва и плачущя толпы спокойно разошлись по домамъ.

Та часть прессы, которая подстрекала правительство на крайности въ Манчестер, требуя такъ-называемой политики ‘силы’ (vigonr), теперь громко взывала о подавлени этихъ похоронъ, какъ ‘позорныхъ выставокъ сочувствя къ убйству’. 12 декабря, спустя четыре дня посл дублинской процесси, была издана прокламаця вице-короля, объявлявшая такя процесси противузаконными и призывавшая судей и блюстителей порядка подавлять ихъ. Въ течене слдующихъ двухъ дней Джонъ Мартинъ и вс друге члены комитета дублинскихъ похоронъ получили повстки явиться въ судъ. Обвиняемые были преданы суду особой коммисси и съ нихъ были взяты залоги. Спустя двнадцать дней надъ предводителями демонстраци разразился второй ударъ, и я, какъ шедшй во глав, рука объ руку съ м-ромъ Мартиномъ, былъ призванъ теперь занять свое мсто рядомъ съ нимъ на скамь подсудимыхъ.

Манчестерская исторя вызвала въ ирландской нацональной пресс бурное раздражене и свирпую брань. Казнь называлась не иначе, какъ ‘законное убйство’. ‘Тюремщикъ и палачъ’ были провозглашены ‘ныншними близнецами — стражами британскаго правленя въ Ирланди’. Мои изданя принадлежали въ числу выразителей самаго рзваго раздраженя. Въ поэзи, проз и рисункахъ мы продолжали относиться къ трагическому событю какъ къ преступленю и призывали ирландскй народъ отвчать на попытки клеймить жертвы именами ‘убйцъ’ различными заявленями своей скорби объ ихъ участи и удивленя въ ихъ героизму. Въ промежутокъ времени между отданемъ меня подъ судъ и открытемъ коммноси дла заставили меня отлучиться въ Парижъ. Однажды ночью я былъ поднятъ съ постели телеграммой изъ Дублина, побуждавшей меня немедленно же возвратиться въ Ирландю, потому что въ противномъ случа будетъ выданъ приказъ о моемъ арест, какъ издателя газеты Weckly News, противъ которой возбуждено судебное преслдоване. Я былъ собственникомъ, но не редакторомъ этого изданя. Какъ это ни странно, однако-жь врно, что до этого момента я не читалъ, что писалось въ немъ по поводу казней,— настолько я былъ заваленъ среди господствовавшаго возбужденя работой по веденю Nation, редакця которой лежала на моей личной отвтственности. Я поспшилъ домой и прхалъ какъ разъ во время, чтобъ явиться въ судъ. Я слушалъ статьи закона, читавшяся въ обвинене противъ меня, и сознавалъ въ душ, что он были ‘довольно сильны’, но скорй согласился бы взойти на самый эшафотъ, чмъ отказаться отъ того, что было уже разъ напечатано,— такъ сильно задвало меня это печальное дло. Я былъ еще разъ отданъ подъ судъ, и 15 февраля, выпущенный подъ залогъ, я явился въ Гринъ-стритъ предъ судомъ короны отвчать за свое поведене, какъ журналиста. Самые убдительные доводы способныхъ и талантливыхъ джентльменовъ, исполнявшихъ роль моихъ защитниковъ, были совершенно безполезны. Посл продолжительнаго засдани я былъ признанъ виновнымъ, но приговоръ былъ отложенъ до окончани преслдованя по другому обвиненю.

Въ четвергъ утромъ 20-го февраля 1868 года Джонъ Мартинъ, Александръ М. Сулливанъ, Джемсъ Ж. Ланоръ и Томасъ Бреккенъ обвинялись передъ судомъ въ томъ, что, будучи злоумышленниками, бунтовщиками и возмутителями мира и спокойствя въ королевств и такъ дале, устроили возмутительное собране. Мы судились вмст. М-ръ Ланоръ и Бреккенъ имли защитниковъ. Рчь м-ра Михаила Брина, защитника перваго изъ нихъ, заключала въ себ талантливое опровержене одного изъ пунктовъ обвинительнаго акта, которымъ нацональная эмблема и знамя Ирланди превращались въ партйную вывску, а ношене зеленаго цвта считалось преступленемъ. М-ръ Мартинъ и я, по многимъ причинамъ отказавшеся отъ профессональной защиты, ршили сами говорить за себя, и частнымъ образомъ условились между собой, что онъ будетъ говорить первымъ. Однако-жь, когда допросъ свидтелей окончился и для него насталъ моментъ встать я защищаться, силы, повидимому, оставили его, онъ попросилъ меня занять его мсто, а ему дать время до утра для отдыха и приготовленя. Я, конечно, согласился. Его желане было для меня закономъ. Въ течене многихъ лтъ мы съ нимъ работали, рука объ руку. Я всталъ и на одно или два мгновеня не могъ сказать ни слова, едва находя выраженя, чтобы начать. Я чувствовалъ и слышалъ лишь бене своего сердца. Я съ горечью сознавалъ всю опасность и отвтственность своего положеня. Судъ былъ переполненъ народомъ. На галлере, позади меня, сидли моя жена, мой отецъ, братья и преданные друзья, изъ которыхъ многе съ удовольствемъ согласились бы стать на мое мсто, чтобъ освободить меня. Наконецъ, я оправился и, вскор, воодушевленный окружавшими обстоятельствами, смло углубился въ разборъ обвиненя. Пока я говорилъ, наступила ночь, зажгли дампы. Подл суда на улиц стояла огромная толпа, за неимнемъ мста въ суд. Несмотря на усиля полици, публика, сидвшая внутри, часто разражалась аплодисментами, которые подхватывались народомъ на улиц, знавшимъ лишь, что эти аплодисменты относятся къ одному изъ подсудимыхъ. Я говорилъ безъ замтокъ или какой бы то ни было помощи, моя голова была полна этимъ дломъ. Когда я закончилъ, то услышалъ, что раздался оглушительный громъ рукоплесканй, что десятки рукъ хватали и обнимали меня, что Джонъ Мартинъ обвилъ меня своими руками. Выйдя наружу, я встртилъ тысячу поздравленй и услышалъ многе пророческе голоса: ‘Обвиненя не будетъ’.

Это пророчество оказалось врнымъ. Судъ закончился наслдующй вечеръ. Присяжные получили вопросы и удалились. Прошелъ часъ, прошелъ и другой. Одни все-таки не возвращались. Наконецъ, они вернулись для того, чтобы задать вопросъ неблагопрятный для обвиненя. Какъ только они снова удалились, толпа разразилась рукоплесканями. Немного погодя, за присяжными послали. Они ‘не могутъ согласиться и уволены’, былъ отвтъ. ‘Побда!’ — закричала съ энтузазмомъ толпа на улиц, и новость была сообщена по телеграфу по всей Ирланди, Да, это была побда, но не освобождене для меня. На слдующее утро я явился въ судъ выслушать приговоръ по осужденю по длу прессы. Судья Джюстисъ Фицгерольдъ произнесъ его въ выраженяхъ настолько полныхъ доброты, насколько случай допускалъ это. Въ заключене короткой рчи онъ сказалъ:

‘Увряю васъ, что я съ глубокимъ и великимъ сожалнемъ исполняю обязанность и объявляю вамъ приговоръ закона. И мой ученый товарищъ, и я — мы обсудили дло самымъ тщательнымъ образомъ. Если мы сдлали ошибку, то вполн уврены, что она повела къ смягченю, а не въ усиленю наказаня. Тмъ не мене приговоръ долженъ имть такой характеръ, что вы на долгое время будете удалены отъ общественной жизни. Я сожалю это тмъ боле, что вы въ этомъ самомъ суд доказали свои способности,— способности, которыя я хотлъ бы видть посвященными другому длу. Мало того, мн извстно изъ печати, что вы посвящали уже ваше время или часть его и ваши таланты общественной служб, развитю народнаго образованя и содйствю благотворительности. Несмотря на это, наша общественная обязанность побуждаетъ насъ подавлять подобные проступки. Я слишкомъ далекъ отъ желаня продлить эти крайне тягостныя для меня сцены или прибавить въ обвиненю хоть одно ненужное слово. Приговоръ состоитъ въ томъ, что вы должны быть подвергнуты тюремному заключеню на время шести мсяцевъ отъ сего дня, а по истечени этого срока вы должны дать залогъ за себя въ 500 фун. и представить двухъ поручителей по 250 фун. ст. съ каждаго въ обезпечене вашего хорошаго поведеня въ течене двухъ лтъ, въ случа же неимня таковаго обезпеченя вы подвергнетесь новому заключеню на шесть мсяцевъ’.

Меня увели въ камеру подъ судомъ, гд я простился съ своимъ семействомъ, а спустя нсколько часовъ я вошелъ въ ворота Ричмондскаго замка, какъ арестантъ.

Незадолго передъ тмъ, актомъ парламента было уничтожено всякое различе между арестантами, такъ что журналистъ, осужденный за политическе проступки печати, подвергался такому же обращеню, какъ и простой преступникъ. Это было большой жестокостью. Однако.-жь въ моемъ случа власти сдлали все возможное для того, чтобы смягчить для меня такое положене вещей. Вс служаще въ тюрьм, начиная отъ директора, капитана Бойда, и кончая самымъ младшимъ тюремщикомъ, старались отнять у моего заключеня тяжелый характеръ. До меня дошло, что лордъ Майо, тогдашнй секретарь Ирланди, выразилъ живйшй личный интересъ въ усиляхъ отстранить отъ меня т оскорбленя и строгости, которымъ я въ противномъ случа долженъ былъ бы подвергнуться какъ преступникъ. Тмъ не мене это было тяжелое время, продолжительное страдане. Камерное (целлюлярное) заключене, особенно по ‘одиночной систем’, какъ въ моемъ случа, составляетъ пытку для людей съ привычкой къ дятельности и нервнымъ темпераментомъ.

Въ воскресенье, утромъ 31 мая 1868 года капитанъ Бойдъ вошелъ въ мою комнату, он держалъ въ рукахъ открытое письмо.

— Какъ прекрасны ноги, приносящя радостныя всти о хорошихъ вещахъ!— воскликнулъ онъ. Его лицо сяло отъ удовольствя.

— Что это такое, каштанъ?

— Приказъ о вашемъ освобождени,— отвтилъ онъ.

О, благословенная свобода!… На слдующй день я снова вошелъ въ мръ. Въ эти нсколько мсяцевъ произошли большй перемны.

‘Русская Мысль’, NoNo 4—5, 7—10, 1881, NoNo 5-6, 9, 1882

OCR Бычков М. Н.

НОВАЯ ИРЛАНДІЯ.А. М. Салливана *).

I.Взглядъ назадъ.

II.Школьный учитель.

III.О`Коннель.— Отмна.

IV.Конфедерація риббонменовъ.

V.Отецъ Матью.

VI.‘Черный сорокъ седьмой годъ’.

VII.‘Молодая Ирландія’.

VIII.‘Сорокъ восьмой’.

IX.Заключительныя сцены.

X.Кровавое пятно.

XI.‘Loch aber 1) no more!’

XII.Актъ объ имніяхъ, обремененныхъ долгами.

XIII.Арендная лига.

XIV.‘Папскіе трубачи’. *)

XV.Самоубійца банкиръ.

ГЛАВА XVI.Увозъ миссъ Арбутнотъ.

XVII.Заговоръ Фённноа.

XVIII.Папская Ирландія.

ГЛАВА XIX.Судьба Глинвейя.

XX.Феніанское движеніе.

XXI.Тревожное время.

XXII.Бгство изъ ричмондской тюрьмы.

XXIII.Возстане.

XXIV.Эшафотъ и тюрьма.

Читайте также: