Ночные видения, Радклиф Анна, Год: 1811 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

НОЧНЫЯ ВИДНІЯ,
или
ПРИКЛЮЧЕНІЯ НЕЩАСТНОЙ
АМАНДЫ,
и
Варварства ея мужа.

Сочиненіе АННЫ РАДКЛИФЪ.

Переводъ съ Французскаго.

МОСКВА.
Въ Губернской Типографіи,
у А. Ршетчикова
1811 года.

Съ одобренія Цензурнаго Комитета учрежденнаго для округа Императорскаго Московскаго Университета.

Приключенія нещастной Аманды и варварство ея мужа есть истинная исторія, всмъ старымъ Лондонскимъ жителямъ извстная. Ахъ! и теперь еще содрагается вся Великобританская столица симъ ужаснымъ воспоминаніемъ.— мн доставили манускриптъ сей, и я совершенно въ томъ видъ ршилась представить его публик, — ибо, истинна не требуетъ украшеній! —

Радклифъ.

ГЛАВА
первая.

Бьетъ полночь! — ужасный и безмолвный часъ!… унылый звукъ колокола, возвщающій его среди тишины и глубокой ночи, производитъ въ сердц какой-то страхъ и благоговніе — угрюмая зима начинаетъ царствовать въ природ, — Ноябрь проходитъ уже глубокой снгъ покрылъ землю и падаетъ еще хлопьями на зимнюю одежду. Атмосфера наполнена густыми парами, сжатыми стужею, и не освщена ни лучами мсяца, ни зыблющимся свтомъ звздъ — все мертво и задумчиво.

‘Что такое движется между деревъ этой рощи? сказалъ съ удивленіемъ священникъ, приближвшись къ окошку, что бы посмотрть на погоду — конечно, продолжалъ онъ, глаза мои меня не обманывають! Я примчаю тамъ человка, которой кажется, блуждаетъ въ ночной темнот’. Онъ отворяетъ окно и кричитъ:

Кто тамъ? —

Нтъ отвта!

Кто тамъ? повторяетъ онъ гораздо громче. Тутъ священникъ услышалъ слабый стонъ, походящій на удушіе человка, которой, какъ было примтно, отъ 6оли, или страха тщетно силился произнестъ свои жaлобы. Отецъ Іаковъ (имя священника) подноситъ свчу къ окошку и смотритъ со вниманіемъ. Ему кажется, что онъ видитъ женщину, стоящую на колняхъ съ распростертыми къ небу руками, и испрашивающую себ помощи. Онъ спрашиваетъ снова,— и звуки очень не внятные, какъ и въ первый разъ были ему отвтами.

Это удивительное явленіе наводить на него сильный ужасъ, которой представляетъ ему еще множество странныхъ привидній.— Видъ человка, бродящій въ полночь въ сильной морозъ, глубокое молчаніе, по всюду царствующее, — все способствуетъ привести въ движеніе его чувства. Отецъ Іаковъ разсмзтриваетъ съ великою робостію таиственной предметъ, возбуждяющій въ немъ такой ужасъ. Ему кажется онъ опять слышитъ родъ сиповатаго стона, тутъ не смя затворить окно, схватываетъ колокольчикъ и ударяетъ его объ полъ, чтобы разбудить двухъ слугъ своихъ.

ГЛАВА
вторая.

— Что такое батюшка? сказалъ Жое, протирая глаза, вошедши къ нему съ своею женою,— не видали ли въ! во сн чего нибудь худаго? вотъ т на! продолжалъ онъ, отворено окошко въ такую холодную погоду! Ахъ великій Боже! о чемъ вы думаете отецъ Іаковъ?

Священникъ дрожа отъ страха, длаетъ знакъ и приближается съ ними къ окошку.

‘Охъ — охъ! какъ сильно втеръ дуетъ! — онъ ржеть какъ бритва, но что я вижу? Не ужели у меня куриная слпота сказалъ Жое, фигура вмсто того, чтобъ стоять какъ прежде на колнахъ, казалось упала на снгъ, по которому и валялась.— Это женщина! Господи прости меня! продолжалъ Жое, и я отвчаю невсть чмъ, что она умерла.— Я принуждена была прогнать со двора нсколькихъ вчерашній день, сказала съ презрніемъ Доротея.

Священникъ чувствовалъ, что его должность заставляла помочь несчастному, какой бы онъ ни былъ, но отъ страха ничего не могъ предпринять, а больше всего опасаясь, чтобъ слдуя долгу, человколюбія, не пожертвовать какими-нибудь собственными своими выгодами,— вотъ что препятствовало ему исполнитъ это хорошее дло. Но Жое, простой, доброй мужикъ, имлъ боле его состраданія и мне робости, а потому не смотря на жену свою, ворчавшую что-то промежъ зубъ, и не дожидаясь приказовъ отъ отца Іакова, сошелъ въ садъ и приближась къ жалостному предмету, лежащему безчувственно на земл, кричалъ священнику и жен своей глядвшимъ въ окошко, что она ни чутъ ни нищая, и что напротивъ похожа на знатную даму, но что она безъ памяти, вся оледенла, и что сверхъ того, прибавилъ онъ, и думаю, она умерла…

Сей добрый крестьянинъ и тутъ не дожидаясь приказовъ отца Іакова, которой можеть быть не расположенъ былъ и дать ихъ, взялъ ее на руки, принесъ въ кухню и посадилъ противъ очага.— Священникъ и служанка наконецъ сошли туда же. Отецъ Іаковъ прежде всего началъ прилжно запирать двери, между тмъ Жое бранилъ свою жену за ея равнодушіе и безчеловчіе.— Пойдемъ! что ты тутъ длаешь, или ты не подвижна какъ этотъ домъ? сказалъ онъ ей, посмотри, какъ бы помочь этой жалкой госпож, естьли она еще не умерла, лице знакомое… кажется, что я видла эту молодую барыню гд нибудь здсь, но не знаю гд. Гд бы то ни было, однакожъ не надобно ее оставлять въ презрніи, какъ собаку, сказалъ Жое.

Сіи слова пробудили отъ хладнокровія сердце Доротеи, и родили въ ней сожалніе и сказать правду сколь безчувственна ни была бы сія женщина, но почти не возможно, чтобъ не почувствовала состраданія, смотря на такой нещастной предметъ. Она начала тереть ей ладони и потомъ дала нюхать уксусу и спирту.

ГЛАВА
третія.

Оставя на минуту молодую, нещастную особу, которую судьба вручила попеченію отцу Іакову и его домашнимъ, займемъ читателя нкоторыми подробностями относительно къ изъясненію слдующаго.

Въ 1709году, замокъ Марсъ Бортонъ былъ занятъ однимъ молодымъ человкомъ Гримставъ, которой выключая сего мста, владлъ еще важнымъ имніемъ и въ сосдственныхъ помстьяхъ. Этотъ человкъ былъ характера жестокаго и чрезвычайно угрюмаго. Не задолго предъ симъ, здсь умерла мать его, которая, будучи долгое время въ тяжкой болзни, не знала что происходило въ домъ. Между тмъ сынъ утаилъ отъ нее женидьбу свою съ одною молодою особою очень прекрасною по имяни Гже Ліабіорнъ, потому, что она была дочь одного офицера, котораго убили за нсколько лтъ въ Гишпаніи, а боле потому, что она не имла другаго богатства, кром своей красоты, слдовательно, какъ онъ зналъ, что сей неровный бракъ не понравился бы его матери, даже и посл смерти ее, онъ также не расположенъ былъ показывать свою жену, и только одинъ изъ его знакомыхъ зналъ ее въ лице, она не имла даже никого въ услуженіи, хотя была и нездорова, кром пожилой и очень дурнаго поведенія женщины, которая имла связь съ Г. Гримставомъ, когда онъ былъ еще холостой.

Странная жизнь Грмистава подавала на него великое подозрніе.— Иногда онъ отлучался на нсколько недль. И ни кто не зналъ, куда онъ здилъ.— Привозилъ съ собою очень часто въ полночь людей, ни кому здсь не извстныхъ, а когда они нечаянно были примчены сосдами, то казались очень подозрительными. Они узжали, какъ сказывали, поздо, а иногда и всю ночь ужасно пьянствовали съ хозяиномъ, и въ услугахъ была у нихъ одна старая двка. Чтожъ касается до молодой его жены, то объ ней ничего не было слышно, и никто не осмливался объявить своего мннія о поведеніи Гримстава, ибо весь округъ принадлежалъ сему помщику. Онъ безъ сомннія погубилъ бы перваго, которой бы осмлился говорить противъ него хотя одно слово.

Что касается до отца Іакова, то онъ былъ человкъ тихой, и даже хладнокровный, слдственно ни когда не имлъ охоты ссориться съ жестокимъ помщикомъ его приходу.

Въ 1714-мъ году разнесся слухъ, что молодая супруга, на которой за два или за три года Гримставъ женился, умерла, и что тло ея помщено въ общую семейственную гробницу, такъ какъ и тло матери Гримстава. Удовольствуясь сими подробностями, съ сихъ поръ вс всти объ этомъ совершенно умолкли.

Гримставъ посл сего скоро ухалъ и былъ долгое время въ отлучк, это обрадовало всхъ тхъ, которые имли къ нему хотя малое отношеніе, ибо онъ былъ такъ жестокъ, что всякой изъ его подданныхъ дрожалъ въ его присутствіи.

Чрезъ мсяцъ возвратился онъ съ молодою дамою на которой женился въ Лондон, общаясь жить съ сосдями обходительне и длать всякое удовольствіе супруг своей, которое только можно найти въ ихъ округ. Но его такъ любили, что вс убгали его посщенія, и боялись разплачиваться съ нимъ визитами. Священникъ обдалъ у него два раза и видлъ молодую жену его, она по наружности очень была пріятна, но казалась такою печальною, такою унылою, что видъ ея раздиралъ сердце видвшихъ ее. Сидвши на первомъ мстъ стола, она имла лице страдальца, принужденнаго въ тайн сносить свои мученія? — Гримставъ взглядывалъ на нее поминутно варварскими взорами, всячески стараясь, чтобъ отецъ Іаковъ не примтилъ печали, въ какой находилась его супруга.

Священникъ чувствуя всякой день боле отвращенія къ Гну Гримставу, пересталъ со всмъ къ нему здить, и въ дом его начало царствовать опять глубокое уединеніе, — ибо жилища его вс убгали, какъ пещеры какого нибудь дикаго звря, любимой его слуга, которой смотрлъ за хозяйствомъ былъ почти одинъ въ дом и его видли тогда только, когда сей нелюдимъ вызжалъ изъ своего замка.

Въ 1715 году, во время революціи прошелъ слухъ, что онъ присоединился къ одной изъ тхъ мятежныхъ партіи, которыя возставали за Правительство и небыло никого въ сосдств, которой бы не желалъ его смерти, а что касается до его несчастной жены, то ее уже боле не видали, и даже нкоторые люди открыто говорили, будто они погублена такъ какъ и первая его супруга,

Вотъ случай, съ котораго начинается наша исторія.

ГЛАВА
Четвертая.

Теперь посмотримъ, что происходитъ у нашего священника.

Молодая особа открыла глаза, и прежде всего убдительно просила отца Іакова укрыть ее у себя, и не отсылать въ домъ пытокъ и варварства: — это, и другія обстоятельства привели къ заключенію, что они избавили отъ смерти несчастную супругу Гримстава, которой удалось вырваться изъ рукъ немилосердаго своего мужа, можно было даже примтить, что такой страхъ ее пpоисходитъ не только отъ жестокости ее мужа, и не только отъ несносной ненависти его къ ней, но еще отъ ужасныхъ привидній, которыя ее мучили и недавали ни минуты спокойствія, когда ея свирпой гонитель, оставлялъ ее одну въ старомъ огромномъ и почти пустомъ замк.

Отецъ Іаковъ, кром ему свойственнаго малодушія былъ весьма мнителенъ, и поэтому онъ не могъ покровительствовать сей молодой несчастной особ, которая его неотступно просила взять къ себ, или отослать къ ея родственникамъ. Однакожъ онъ не смлъ устремлять глаза свои на нее, не могъ хладнокровно слышать жалкія и прерывающіяся слова, которыми она такъ живо, съ такимъ сердечнымъ движеніемъ силилась выразитъ подробности своей злополучной исторіи. Онъ видлъ разность судьбы своей съ несчастнымъ ее положеніемъ и чувствовалъ, что должность его требовала защитить угнетенную невинность. Но его обыкновенная застенчивость, его разчеты въ собственныхъ выгодахъ и чрезвычайномъ страхъ, которой Гримставъ разсялъ по всему околодку — врно бы подавили вс сердечныя его наклонности къ состраданію, естьли бы Жое, добрый крестьянинъ, имвшій довренность отъ священника не сказалъ, что пока останется капля крови въ его жилахъ, не предастъ онъ бдную молодую барыню въ варварскія руки Грамстава, — что подтвердила, протирая глаза, и жена его. Тутъ отецъ Іаковъ разсуждaя, что ему надлежало утромъ хать, а для того очень будетъ легко отказаться, что онъ не соучаствовалъ въ этомъ цль, въ случа ежели, Г. Гримставъ захочеть его преслдовать, согласился, чтобъ Доротея положила молодую Госпожу на постелю, потомъ, не распоряжая бол ничего, похалъ на разсвт куда ему было надобно.

ГЛАВА
Пятая.

Хотя Доротея была характера грубаго и корыстолюбиваго, но не могла не тронуться бдствіемъ женщины, которую само Провидніе препоручило попеченію ихъ. Потомъ и собственной интересъ умножилъ въ ней жалость, когда одна сосдка разсказала ей, что барыня сія была дочь одного знатнаго Лондонскаго купца, и хотя отецъ отдалъ ее на жертву жестокому и развратному мужу, однакожъ оставилъ великое богатство сыну, котораго онъ любилъ единственно, и что ежели ее отецъ и умеръ, то ни кто не усумнится, что ея матъ, дядя и братъ, для которыхъ она была пожертвована, не только ее примутъ, но и не откажутся покровительствовать, они конечно наградятъ и тхъ, прибавила она, кто спасъ ее отъ смерти.

Какъ скоро Аманда (это имя Гжи. Гримставъ) въ состояніи была держатъ перо, то написала нсколько строкъ къ матери, но она такъ отъ сего отвыкла и столь была слаба, что съ трудностію можно было читать письмо ее, которое Жое тотъ часъ ршился отнесть на почту въ сосдственный городъ, запретивъ своей жен ни кому не сказывать, что они имютъ у себя въ дом Госпожу. Хотя Гримставъ, говорилъ онъ, и не въ замк Мире-Бартонъ, но Ганай (такъ называли старую служанку, надзирательницу несчастной) не приминетъ искать везд Госпожу свою, и принудиши ее молчатъ можетъ быть умертвивъ ее… а я врно знаю, продолжилъ честной крестьянинъ, что здсь скрываются дла ужасныя, о! въ этомъ дом живутъ и кром Гримстава, самые безчестные люди, и естьли бы отъ насъ зависла участь доброй нещастной первой его жены, то бы ее ни когда не погубили, ибо врно это хорошенькое твореніе не умерло своею смертію, право! я бьюсь объ закладъ, что гостья наша про то знаетъ врне всхъ насъ.

Доротея давно была обижена симъ помщиковъ тмъ что онъ, пріхавши нкогда съ охоты, стравилъ собаками поросятъ у отца Іакова, и отказалъ ему заплатить за этотъ убытокъ, вотъ больше почему она одобряла вс слова своего мужа и общалась ни кому не объявлять въ сосдствъ ничего, въ разсужденій Аманды.

Потомъ Доротея помогала больной всми способами, которыя могло предложить усердіе, — но мученія были такъ велики, страхъ, дурная пища и безпокойствіе столъ ослабили ея силы, что выздоровленіе ея казалось не возможнымъ, и даже не надялись, чтобы она пережила до прізду ея родственниковъ. Три дня прошло посл побга ея, и честной Жое началъ думать, что ея гонители боялись слдствія вразсужденіи ея, а когда тяжкое состояніе Аманды начало не много поправляться — онъ пріискалъ лкаря, препоручилъ больную его попеченіямъ и, приказалъ жен своей смотрть за страждущей барынею, отправился въ дорогу съ добрымъ намреніемъ исходатайствовать помощь молодой нещастной Аманд, разслабленной тломъ и душею.—

ГЛАВА
шестая.

Жое прибгнулъ вопервыхъ къ одному старику помщику, жившему около 11 миль отъ священническаго дому,— къ одному изъ самыхъ сильныхъ непріятелей Гримстава, который былъ также охотникъ до собакъ, но противной съ нимъ партіи вразсужденіи политики, почему тиранство и безчестныя поступки его соперника пуще ожесточали сего добраго помщика. Изъ сего читатель самъ можетъ заключитъ, что онъ съ великимъ вниманіемъ слушалъ жалкое повствованіе, которымъ добрый Жое старался его тронуть, и радовался, что нашелъ случай отмстить человку, котораго смертельно ненавидлъ.— Онъ общался Аманд, чрезъ сего добраго крестьянина сдлать всякое вспоможеніе, которое только будетъ отъ него зависть, но съ большею предосторожностію нежели предполагалъ Жое. Онъ присовтовалъ ему отнестись еще къ другому дворянину, которой жилъ въ 9 ти или 10 ти миляхъ отъ него на другой сторон дороги, и котораго благорасположеніе было всмъ извстно. Жое тотъ часъ къ нему пустился. Этотъ человколюбивый помщикъ не только общался, но и уврилъ Жое, что онъ будетъ помогать всмъ, чмъ только можетъ облегчить участь и доставить самое дйствительное защищеніе нещастной Аманд, а жена его, слдуя внушенію добраго сердца и желая угодитъ своему мужу, похала тотчасъ въ домъ священника съ намреніемъ привестъ къ себ сію молодую женщину столъ рдкую своими нещастіями.—

Госпожа Баргровъ и Жое по прізд въ домъ отца Іакова нашли Доротею въ кухн, окруженную сосдственными вралихами, такъ же и четырьмя крестьянами, которые не хотли ихъ впустить, не узнавши прежде кто таковы…. но, уврившись, что добрая и благосклонная Госпожа пріхала содйствовать ихъ стараніямъ. Вс они къ ней пристали, иная изъ женщинъ спшила развести огонь, другая прибрать получше комнату для благородной гостьи, а Доротея не могла удержать удовольствія, чтобъ не расказать какъ чрезъ нсколько минутъ отъзда мужа ея, пріхала къ ней мадамъ Ганай, и какъ она сего испугалась и проч. и прочь.

Я, сударыня, стирала въ кухн, продолжала сія несносная болтунья, какъ вдругъ вижу прізжаетъ дама, (однакожъ должно замтить, что все это правда) я была такъ вскружена, что не помнила себя. Она входитъ!….. Здравствуй Доротея! съ позволенія вашего, это мое имя. Здорова-ли ты? много милости мадамъ Ганай, я отвчала ей, будучи сама уврена, что была блдна какъ этотъ платокъ. Какъ вы видите, сказала я ей, слава Богу! У васъ всели здорово? Ахъ, она мн отвчала, я одна, нашего господина нтъ дома, время очень несносно, Доротея! — Это правда, отвчала я ей, однакожъ оно для меня больно несносно, нежели для <испорчено>. Но куда ухалъ Господинъ вашъ? Онъ похалъ въ армію на воину, сказала она, биться съ бунтующими Шотландцами, его сдлали Капитаномъ. Я не мшала ей говорить, а сама продолжала стирать и примчала, какъ она смотрла кругомъ горницы, устремя глаза на дверь перегородки: этотъ домъ лучше, нежели я воображала, сказала она, мн очень хочется Доротея посмотрть вашу, спальню, — нечего глядтъ мадамъ Гавай! отвчала я ей, (я не такъ была глупа, чтобъ туда впустить ее) да къ томужъ баринъ не веллъ никому показывать горницы.

Прекрасная увертка! сказала Гжа Баргровъ съ улыбкою.

Оставте меня стирать, повторила я, не зная какъ отдлаться, но я теб немшаю, отвчала она, и потомъ безъ всякихъ церемоній, проходитъ мимо меня, всходитъ по лстниц въ горницу, гд эта молодая дама лежала въ моей худой одежонк въ то время, какъ я стирала ея платье, ахъ Царь небесной! естлибъ вы, сударыня, тогда увидли сіе бдное твореніе! она начала кричать изо всей силы, а потомъ бросилась съ постели, какъ застрленая, вышедши изъ терпнія, сказала я этой варварк: во что бы то ни стало, но я васъ выгоню. Она говорила что не выдетъ, но по щастію въ ту минуту пріхалъ самъ Жое и Отецъ Іаковъ. Я позвала ихъ и разсказала имъ про безчинство, дланное Гжею Гавай. Они ее прогнали съ лстницы и вытолкали со двора, мужъ мой такъ разгорячился, что клялся въ случа сопротивленія поколотить безъ всякихъ церемоній эту наглую постительницу, ибо, сказалъ онъ, я коротко знаю эту залетную пташку.

А когда эту старую плутовку проводили со двора, то я возвратилась къ молодой дам, которая мало по малу приходила въ чувства, и когда разскрыла глаза, то закричала какъ сумасшедшая.— Ахъ скройте меня! — скройте меня!— Ахъ! это — Ганай, и повторяла это нсколько разъ съ ряду. Иногда, ей Богу! она такъ меня пугала, что и я боялась сдлаться ей подобною, ибо она кричала, что видитъ привиднія какого нибудь убитаго, или дитяти, потомъ она начинала говорить съ кмъ-то, котораго, она думаетъ, видитъ, — нтъ нещастная Гертруда! говорила она, я не умерла!… Я теб послдую!.. Чудовище содержитъ меня еще въ своей власти….. Ахъ не помогай ему?… Нещастмая Гертруда!…

Она повторяла сіи слова съ нкоторою разстановкою, не сказавъ мн посл посщенія Ганай ни одного порядочнаго слова.

Я очень уврена, что естьли эта жалкая Гжа, ее увидитъ еще, или Гримставъ прищлетъ за ней, то она умретъ въ тужъ минуту.

Госпожа Баргровъ поняла изъ сего повствованія, хотя и скучнаго, которое она съ терпніемъ слушала, что, какъ не знакомая нещастной Аманд, она не могла къ ней войти, чтобъ не повредитъ и такъ уже слабаго ея здоровья.

Однакожъ прилжнымъ попеченіемъ искуснаго лкаря, Аманда была въ состояній на другой день перехатъ въ домъ Гжи. Баргровъ, а по прошествіи трехъ недль ея отъзда изъ священническаго дома, пріхалъ изъ Лондона братъ ея съ двумя своими пріятелями съ тмъ, что бы вырвать ее изъ варварскихъ рукъ мужа, котораго въ поведеніи подозрвала вся ихъ фамилія, хотя они и невоображали, до какой степени простиралось его безчеловчіе и распутситво.

Успокоенная Аманда скоро получила новыя силы и въ минуты праздности она написала для своей благосклонной благодтельницы Гжи. Баргровъ повствованія привидній и ужасовъ которымъ она была подвержена въ слдующихъ словахъ.

ГЛАВА
седьмая.

Отецъ мой, богатой Лондонской купецъ, мать моя была также дочь богатаго купца, — я получила воспитаніе не очень рачительное, однакожъ я бы могла проводить дни счастливо и покойно, естьли бы родители мои не имли твердаго намренія, чтобъ только одинъ сынъ ихъ былъ имъ наслдникомъ. Они ни мало не безпокоилися объ участи своихъ дочерей, или лучше сказать, совершенно оставляли ихъ на произволъ судьбы и желали только видть щастливымъ и богатымъ своего сына, а дочерей своихъ имли намреніе выдать за первыхъ, которые присватаются, для сего возили меня къ одному изъ моихъ деверьевъ, къ которому, какъ они знали прідетъ Гнъ. Гримставъ деревенской жишель, вдовой, — обладатель довольно великаго богатства. По нещастію этотъ сельской Неронь въ меня влюбился, а я напротивъ, въ ту минуту какъ взглянула на него, почувствовала въ себ повсемстной трепетъ и смертный холодъ казалось застудилъ во мн кровь и сердце, страхъ и отвращеніе мучили меня поперемнно, деверь мой шутилъ надъ моею застнчивостію, и я отвчала только слезами. На другой день Гнъ. Гримставъ прізжаетъ къ моему отцу, — и снова его видъ меня пугаетъ, снова его голосъ приводитъ меня въ трепетъ.

Истинно, мой любезной другъ, (такъ пишетъ она) естьлибъ я тогда знала, что нкогда сей человкъ будетъ моимъ мужемъ, то я думаю, что умерла бы отъ ужаса, но на этомъ свтъ все устроено такъ благоразумно, что и нещастія приходятъ въ свое время, безъ чего мы бы не могли сносить всю ихъ тягость.

По прошествіи трехъ, или четырехъ дней, онъ открылъ свое намреніе моему отцу, которой одобрилъ его съ удовольствіемъ. Какъ думано, — такъ и здлано, — и даже назначили день свабьды, а я ничего еще не знала. Моя мать взяла на себя, меня увдомить, запретивъ всмъ въ домъ говорить мн объ этомъ, думая, что я буду сопротивляться, и всего боле опасаясь, что бы я не попросила ее отсрочить страшной для меня бракъ сей. Наконецъ я узнала отъ нее, что роковой часъ будетъ чрезъ восемь дней, тщетно я падала на колни передъ матерью, тщетно простиралась я у ногъ отца своего и просила его сжалиться.— Просила, говорю, ихъ скоре лишить меня жизнію, нежели принуждать вытти за такого человка, котораго я не могла видть! — но все было безполезно! — отецъ и матъ оставались не преклонными, ни одна изъ моихъ слезъ не упала на сердце, и жестокое мое мученіе, не тронуло къ сожалнію ихъ хладнокровіе. Предметъ корыстолюбія потушилъ въ нихъ голосъ природы и любовь родительскую, они почитали дочерей своихъ невольницами, родившимися для мученія, или для распоряженія подобно всмъ собственнымъ вещамъ, по ихъ волъ. Вотъ отъ чего по большой части принуждены мы женщины бываемъ играть на поприщ жизни роль бдственную и тягостную!

Отецъ мой узнавши, что одинъ изъ его знакомыхъ привлекъ къ себ мое сердце, тотъ часъ ршился ему отказать входъ въ домъ, а меня моя родительница послала къ моей старшей сестр, которая была такъ же нечувствительна,— какъ и она, и которая меня никогда не любила.— Тамъ приказано мн остаться въ верхнемъ этаж въ темной комнатъ, гд во время сей печальной недли я была отягощена совтами моей сестры и моего деверя, а между тмъ въ продолженіи сего времени, мать моя пріуготовляла свадебныя наряды. Наканун дня моего страшнаго замужства, она мн возвстила съ видомъ ласковымъ, что завтрешней день назначена свадьба, — потомъ она разкладывала вс уборы, которые мн купила, думая, что сей приманчивой видъ роскоши, помиритъ меня съ моею участію и въ добавокъ представляла мн примры такой-то и такой то госпожи, которыя и не имли и половины такого приданаго, и что они вышли за мужъ только запростыхъ купцовъ, а мой женихъ былъ дворянинъ знатной, — богатой, имющій,— большія — помстья,— прекрасныя загородныя домы.

Вс сіи вычисленія для меня весьма были скучны, и не могли, ни родить во мн любви къ Гримставу, ни уменьшить моей страсти къ Обери (это имя молодаго человка, къ которому я писала въ невинномъ своемъ сердц нжныя чувства). Надобно сказать еще, что никогда, съ самаго моего младенчества ни одного раза мн не было позволено исполнить что нибудь по своему мннію, и хотя я была самая младшая, но родители мои не очень меня любили, и потому, я выполняла приказанія моего брата, сестеръ и всей фамиліи. Я не знала ни одного человка, которой бы мн покровительствовалъ, или которой помогалъ бы мн противу-стоять столь сильному принужденію, а потому и не было средства къ моему спасенію. Мн казалось, что я видла на лиц Гна. Гримстава, что чмъ боле я его ненавидла, тмъ боле онъ ко мн привязывался.— Онъ смотрелъ на меня такими глазами, какъ дикой зврь разсматриваеть добычю, которую стремтся получить, мучимый алчностію. Ахъ! мой любезный другъ, наконецъ насталъ день свадьбы, ужасной день!…… Меня привезли въ церьковь боле мертвую, нежели живую, …. я была въ такой слабости, что не могда ни слова выговорить. Потомъ вся семья пришла меня поздравлять съ замужствомъ и посадили въ карету запряженную въ четыре лошади.— Вообрази! каково быть одной, и въ такихъ обстоятельствахъ не было никого, кому бы я изъяснила свои горестныя чувствованія! кто могъ разсять страхъ мой?— Не было сердца, которое раздлило бы скорбь мою!

Вотъ уже и замокъ:— сильной ужасъ при входъ въ оной овладлъ мною — сіе то мсто, думала я, будетъ моею гробницею!

Первое лице, встртившееся мн была пожилая женщина, которая казалась нарочно для сего наряжена была, — но приняла меня какъ обыкновенную постительницу. Она бросила на меня взглядъ любопытный, которой между тмъ показывалъ коварство и недоброжелательство, обнаруживающіеся противъ воли ея. Ахъ! посуди сама мой другъ! въ какомъ положеніи было тогда мое сердце,— бдное мое сердце!…

Сверхъ безпокойства отъ такой встрчи, я въ первый разъ разсталасъ такъ далеко съ моими родителями — и можетъ быть на всегда…— а для чего? — чтобъ быть жертвою безчувственнаго и распутнаго человка, я уже имла ясное понятіе — справедливое доказательство характера Гримстава, которой на мсто того, чтобъ заняться молодою, унылою своею супругою, во весь путь нашъ только что бранился съ лакями и кучеромъ. Я, не взирая на свою молодость, покушалась призывать къ себ смерть, единственную спасительницу свою.— И увы! сколько посл я имла причинъ проклинать свое тягостное существованіе!

Ганай обдала съ нами не управляла вообще всмъ домомъ, а меня ни о чемъ неспрашивали, мужъ мои поступалъ со мною какъ съ ребенкомъ, не думая ни когда слышать объ чемъ нибудь моего мннія, а тмъ боле проситъ совта. Но я тайно за это благодарила его, ибо никакимъ образомъ нехотла вмшиваться въ дла съ Гримставомъ, или его Фавориткою, и считала блаженными т минуты, когда я удалялась въ свою комнату, радуясь, что избгнула на нсколько времени ихъ несноснаго присудствія, не слышавъ боле зврскихъ голосовъ ихъ. Ганай сама назначала поутру какое надть мн платье, а прочія запирала въ сундукъ, будучи уврена, что такое дитя, какъ я, незнаетъ, что ему приличне, но для меня сіе казалось пріятнымъ, ибо я знала, что это была пустая причина и что обижаясь этимъ, я бы только удвоила жестокость своей участи — съ другой стороны всякое украшеніе было для меня предметомъ совсмъ незанимательнымъ, и противнымъ моему состоянію. Кому мн было нравиться? своему жестокому мужу? о нтъ! эта мысль никогда не приходила въ мою голову! я желала лучше быть предметомъ его ненависти, потому что она для меня врно не могла быть жесточае любьви его, подобные мысли внушало мн равнодушіе, когда лишили меня уборовъ, излишнихъ для скорбнаго сердца моего. Я проводила цлыя часы одна съ моею меланхоліею, и нсколько листковъ библіи одно мое имущество, которые я нсколько разъ списывала, служили мн единственнымъ упражненіемъ. Когда осушала слезы, я выбирала замчаніе, вытверживала наизусть, что казалось сходнымъ съ моимъ положеніемъ. Однажды вздумала я попросить у Гримстава позволенія писать къ моей матери.— Отнюдь не хочу, выпускатъ изъ дому своего такого вздору, говорилъ онъ съ сердцемъ, мать твоя не иметъ нужды знать обо мн ничего больше, какъ что отъ меня уже слышала, совершенно запретилъ мн писать къ кому бы то ни было — я молчала. Съ сей минуты моя ненависть къ нему усилилась и я утшалась только тмъ, что имла больше способовъ быть одной — сама съ собою въ темной моей комнат. Я воспоминала милое имя Обери, ибо къ большому моему удовольствію Гримставъ часто бывалъ въ отлучьк иногда цлую недлю, а иногда и боле, и возвратясь, обыкновенно былъ сердить, такъ что одна только Ганай имла къ нему доступъ, а когда сбивши всхъ слугъ со двора ему ни кого не оставалось съ кмъ бы онъ могъ насытить свое варварство, тогда онъ приходилъ въ мою комнату, куда я обыкновенно отъ него удалялась, спрашивалъ меня что я тутъ длала. И на вс отвты мои онъ лишь горячился и бгалъ по горниц, какъ бшаной до тхъ поръ, пока его ярость приводила меня въ безпамятство. Иногда онъ тащилъ меня въ залъ и въ присудствіи Ганай имлъ сердечное удовольствіе меня мучить, и не побдимое мое терпніе и скромность принуждали его выдумывать какія нибудь подлыя причины, упрекать меня, по тому что онъ не имлъ ни какой дйствительной причины. Онъ часто говорилъ мн, что я сдлалась чрезвычайно гнусна, однакожъ вмсто чтобъ симъ огорчаться я чувствовала тайно удовольствіе, и желала лучше быть самымъ дурнымъ и безобразнымъ твореніемъ, нежели предметомъ скотскихъ чувствъ его. Вотъ какъ прошелъ первой годъ моего нещастнаго замужства! Сперва онъ представлялъ меня какъ жену свою особамъ, которыхъ онъ принужденъ былъ принять къ себ, тогда, сажалъ онъ меня на первомъ мст въ стол, одинъё, или два раза мн казалось, что нкоторые изъ гостей его на меня очень пристально смотрли, но какъ скоро вставали изъ за стола,то Гнъ. Гримставъ высылалъ меня изъ гостиной, и я не имла никогда случая сказать хотя бы одно слово симъ повидимому сострадательнымъ людямъ, можетъ быть они облегчили бы тяжкое, несносное бремя адскихъ моихъ мученій.

ГЛАВА
осьмая.

Настала осень… мужъ мой подъ предлогомъ охотника, удаляясь на поля, часто доставлялъ мн удовольствіе быть одной. Однажды, когда отправился онъ, я отворила окно своей комнаты, откуда сквозь заборъ глядла на задній дворъ и слышала какъ Гримставъ бранилъ слугу своего. Я опасалась чтобъ дурное время не задержало его дома, ибо мужъ мой былъ чрезвычайно капризенъ, часто приходила ему на дорогъ мысль возвратиться назадъ, или въ минуту отъзда своего онъ находилъ какія нибудь причины оставаться дома, — но на сей разъ онъ похалъ.— Я видла его удалившагося, — за нимъ слугу, которой несъ ружье его и какъ топотъ лошадей и лай его собакъ были мене слышны, я почувствовала облегченнымъ сердцемъсвое отъ чрезвычайной тяжести, — вотъ какой ужасъ причиняло мн его присудствіе! что одно утшеніе, одно щастіе было для меня его отсутствіе. Ганай, которая можетъ быть въ сердц ненавидла его, была въ тотъ день веселе обыкновеннаго, она мн сказала, что нкоторыя изъ ея друзей Бакшкира {Ближняго города.} хотли пріхать къ ней сего дня обдать, и чтобъ я въ это время оставалась въ своей комнат, она меня этимъ очень одолжила, я не имла ни малйшаго любопытства знать ея друзей и совсмъ нежелала быть въ ихъ бесд, хотя и слышала ихъ пирующихъ, когда я посл обда шла по лстниц въ такъ называемой старинной садъ. Когда мн позволяли прогуливаться, то я всегда выбирала это мсто, для того что оно было скрыто большею стною деревъ. И посредин милой окружности былъ съ одной стороны рядъ старыхъ алей, а съ другой заборъ изъ дикаго терновника. Алеи прекращались рощицами, по средин которыхъ стоялъ столъ до половины сгнившій. Дикія травы и лавровой листъ расли около его такимъ образомъ, что не было къ нему другой открытой дороги кром одной чрезъ алею, и при всякомъ ряду дорогъ видны были кусты оршника столь древняго, что втви его сплетаясь, составляли родъ крытой алеи вдлину всего сада.

Ночь была темная и холодная, и рзвыя зефиры играли листьями деревъ.— Я прошла до конца еловой алеи и сла въ рощ на нкоторомъ возвышеніи, мертвое молчаніе царствовало по всему саду, блдныя звзды мелькали сквозь тонкія облака и мгновенно изчезали, потомъ, какъ теперь вижу, проглянула ясная луна, божество задумчивыхъ, — свтъ ея струился на вершин нашего замка, на этой адской темницъ, въ которой изсыхало мое сердце.— Тутъ я сравнивала тогдашнее свое положеніе съ тмъ, когда я находиласъ въ родительскомъ домъ, посреди любезнаго мн семейства, слезы быстро катились по щекамъ и тяжелыя вздохи тснили грудь мою. — Ахъ! гд т дни спокойствія и довренности, (говорила я тогда) въ которые сама невинность въ лицъ милаго, Обери нисходила къ намъ, вмшивалась въ непорочныя наши забавы, въ которыхъ сей милой мой товарищь раздлялъ со мною возторги. {Надобно замтить, что Обери былъ сынъ бднаго дворянина сосда нашего, и мы въ ребячеств всегда были вмст.} Ахъ какъ горько покидать любимую привычку, длить время съ милыми, — но все въ мір семъ тлнно, гд здсь постоянное щастіе? — время лтитъ и махомъ мощныхъ крылъ своихъ гонитъ союзы людей, какъ втры разносятъ легкую пыль. Въ задумчивости, нечувствительно обратила я глаза свои на конецъ длинной алеи, гд примтила образъ человка въ блой одежд, котораго нощная темнота препятствовала разсмотрть, мн казалось, что это должна быть женщина, и я не чувствовала никакого страха, воображая, что это была Ганаи, или которая нибудь изъ ея пріятельницъ. Однакожъ смотря прилжне, я примтила, что она махала рукою, подавая знакъ, чтобъ я къ ней приближилась. Я подумала, что пріхалъ Гримставъ и что не онъ ли послалъ искать меня, я встала и пошла прямо къ ожидающей меня женщин, но по мр какъ я къ ней приближилась, она мало по малу скрывалась и наконецъ со всмъ изчезла въ воздух. Когда же я пришла на то мсто гд она стояла, то не примтила ни чего, я глядла во крутъ себя въ удивленіемъ, однакожъ безъ страха…… Это слдствіе разстроеннаго воображенія. Я видла ни что иное, какъ тнь деревьевъ при захожденіи луны, думала я не могу изъяснить какое то не понятное удовольствіе родилось въ душ моей — вмсто страха и ибо не было ни чего въ свт чего бы я опасалась боле возвращенія Гримстава.

Между тмъ вечеръ начиналъ холоднть и темнота увеличивалась боле и боле.— Изсохшія листья, упадшія на землю, мшали мн итти и трещали подъ ногами, я хотла пройти въ ореховую алею, чтобъ скоре достичь двери, которая вела въ рощу, это самая ближайшая дорога къ замку, а между тмъ я все глядла на конецъ алей, и примтила остановившуюся подлъ меня посредин дороги фигуру, ту самую, которую я прежде видла, мн показалось, что это была двка съ задняго двора, съ которой мн запрещено было говорить, что однакожъ я длала много разъ, въ чемъ наконецъ и была примчена, — добренькая всегда совтывала мн быть осторожной.— Я продолжала итти, а таинственной образъ казалось стоялъ на одномъ мст. Я находилась уже въ десяти шагахъ отъ него, видла, что это была женщина, удвоивавшая свои, — но привидніе снова изчезло!… Смертной холодъ разлился въ жилахъ моихъ… Я смотрла съ великимъ безпокойствомъ кругомъ себя, колебалась я страхомъ, и вслушивалась, но ничто не прерывало ночной тишины, кром легкаго колебанія сухихъ листьевъ, оставшихся на деревьяхъ. Вдругъ черныя облака покрыли небо. Атмосфера находилась въ такомъ сильномъ движеніи, какое бываетъ при наступленіи бури. Я спшу въ замокъ, втеръ по длиннымъ колидорамъ производилъ глубокое стенаніе, иногда прерываемое, что пуще приводило меня въ ужасъ, наконецъ кое-какъ добрела я чрезъ множество горницъ въ тюрьму свою.— Тутъ повсемстной трепетъ объялъ меня и я, безъ памяти, безъ чувствъ, бросилась въ креслы. Но кто изъяснитъ страхъ мой, когда я услышала плачевной стонъ изъ кабинета, которой находился чрезъ стну.— Я въ смятеніи охладла отъ страха!… Однакожъ чрезъ нсколько минутъ сильное любопытство возвратило мн нсколько силы, и я хотла отворить въ кабинета двери, но легкой шумъ снова былъ слышимъ. Я остановилась — сердце замерло и холодный потъ градомъ катился съ лица моего….. Я совсмъ была безъ памяти, ничего не слышала — ничего не думала, и естьлибъ не столбикъ кровати моей, за которой я удержалась. то упала бы на полъ. Увы!.. несуществовало во всемъ мір ни одно для меня бытіе, которое бы одобрило робкую, — утшило страждущую, да ктомужъ комната моя была отдалена отъ людей, жившихъ въ дом семъ, а потому я и непризывала къ себ напрасно кого нибудь на помощь. Въ семъ жестокомъ положеніи я силилась собраться съ разсудкомъ — кого мн бояться? Думала я, и часто слыхала разсказы объ духахъ, и сверхъ естественныхъ явленіяхъ, но всегда увряли меня что однимъ только злымъ они показываются… а моя душа и совсть недлали мн никакихъ угрызеній? — словомъ, я не должна бояться мертвыхъ, потому что мн не льзя быть нещастне въ ихъ обиталищ. — И сіи то причины подкрпили меня такъ, что я имла довольно силы отворить дверь моей горницы и достичь въ конц длиннаго колидора маленькой лстницы, которая вела въ кухню, {Въ Англіи кухни длаются въ земл.} что бы попросить себ свчи, ибо Ганай, занимаясь гостями, позабыла дать мн оную. Я сходила тихонько, и лишь только сдлала нсколько шаговъ, какъ мн представилось, что идетъ Кибека, которая приносила мн иногда обдать, и остановилась. Она увидла меня, начала кричатъ, упавши назадъ на приступокъ лстницы. Я почти не знала, что говорить съ ней, и находившись въ темнот кое какъ подняла ее, услышавъ голосъ мой, она мало по малу успокоилась. По томъ я взяла ее за руку и просила расказать, чего она такъ сильно испугалась, но немогла получитъ другова отвта, кром отрывистыхъ восклицаній, которыя ничего не значили. Ахъ сударыня! говорила она, вы не знаете, какъ я испугалась! — но я этаго стою — мн прошлой годъ говорили правду, продолжала она со слезами, и я, неспрашивая ничего боле, просила ее только зажечь свчу для того, что бы развсть въ камин у себя огонь. Она говорила мн, что-то напротивъ — и о томъ что было источникомъ ея страха.— Я пригласила ее взойти вверхъ. На пути Кебека продолжала свои восклицанія. У васъ холодно! ахъ, я уврена сударыня! кто захочетъ быть большею госпожею, съ тмъ, что бы жить въ этомъ домъ? — Не знаю — по крайней мр не я.— Напрасно просила я ее, чтобъ она мн все объяснила это, но не могла ни чего другаго отъ нее добиться, кром, что она меня увидла на лстниц и почла за духа, которой находится во всемъ домъ, и котораго она видла на заднемъ двор, остановившагося подлъ перекладины большаго анбара. Тутъ любопытство мое удвоилось, и я неотступно просила растолковать, что все это значило. Ахъ, жалкая барыня! вы это узнаете, отвчала она.— Но какъ скоро мы приближались къ комнат гд могла насъ слышать Ганай, она перестала говоритъ и я не могла упросить эту добрую крестьянку, что бы осталась со мною хотя на минуту.— Ахъ тутъ страшно, говорила она, — здсь пустая половина!— Я проводила ее въ кухню, люди тогда находились съ друзьями управительницы,— въ кухн ни кого не было, и я съ удовольствіемъ осталась тутъ у огня. Ужинъ, казалось былъ изготовленъ и множество сабакъ лежало противъ очага, я разсудила, что для меня будетъ утшеніемъ и въ нкоторыхъ случаяхъ защитой, естьли хоть одна изъ сихъ врныхъ животныхъ пойдетъ со мною въ горницу.— Между ими была одна старая, которую я ласкала, и которая иногда мн сотовариществовала въ моихъ уединенныхъ прогулкахъ…… Въ сію минуту имъ послышался голосъ моей надзирательницы. Я поспшила удалиться отъ не пріятнаго для меня съ нею свиданія. Сверхъ того и Гнъ. Гримставъ запрещалъ ходить мн въ кухню, я позвала усерднаго пуделя съ собою и взявши свчу пошла легонько въ мою комнату, опасаясь смотрть кругомъ себя. Признаться врный сотоварищь мой нсколько меня успокоивалъ.— Но лишь только я достигла до двери моей горницы, онъ началъ ворчать страннымъ образомъ, и пустился назадъ съ такою скоростію, что я не успла его ободритъ своими ласками, ужасъ овладлъ мною и я чувствовала себя полумертвою, — на силу развела огонь _э и сла ужинать.

Тогда уже я не много ободрилась, и принуждала себя сколь могла, забыть предметы, наводившія на меня ужасъ, а потомъ, заперши двери моей комнаты легла въ постелю.

ГЛАВА
девятая.

Я непонимаю, какимъ образомъ, получивъ толь страшныя впечатлнія, — встревоженный духъ мой успокоился, и я могла заснуть, но это было не надолго. Черезъ нсколько минутъ пробудилась я какимъ-то шумомъ, и сквозь батистовой мой занавесъ, старой изорваной, я видла фигуру стоявшую противъ камина, въ которомъ слабый, истлвающій огонь бросалъ блдной свтъ по горниц.— Я приподнялась съ постли и отдернувъ занавесъ, ясно примтила женщину, облокотившуюся на карнизъ камина, наклоня голову на руку и стоявшую ко мн задомъ. Недвижимая отъ страха была я нсколько минутъ, устремивъ глаза на нее, — вдругъ она оборачивается и приближается къ моей кравати…… несказанной ужасъ овладлъ мною, я дрожала! — умирала!… Фигура смотрла нсколько минуть, потомъ произнесла глухой стонъ подобной тому, которой я прежде слышала, она пробжала сквозь кабинетную дверь и изчезла. Кто изобразитъ положеніе, въ которомъ я провела остатокъ ночи? и лишь только я увидла первыя лучи дня, проникнувшіе сквозь мои ставни, то съ радостію отворила ихъ и сидла пока со всмъ ободнялосъ. Наконецъ полумертвая отъ безсонницы и страха, сошла въ кухню, присутствіе мое въ неожидаемой часъ и живое безпокойствіе, означенное на лице моемъ, удивили старую служанку которая была изъ любимицъ Ганай, и которую я справедливо могла назвать другою моею надзирательницею. Что съ вами здлалось? отъ чего вы, такъ блдны? спросила она меня. Я ей сказала, что привидніе пугало меня! скажите, — скажите объ этомъ управительниц, возразила она, то услышите, что она вамъ объяснитъ вс ваши пустые сны. Однакожъ противъ моего чаянія, Ганай прислала за мной съ нею вмст завтракать. Служанка пересказала ей причину моего безпокойствія, она начала притворно смяться, и говорила, ‘что такіе идеи произходятъ отъ воображенія, которое конечно было предубждено пустыми нелпыми исторіями, о которыхъ сказывали, что злые духи обитаютъ во всхъ уединенныхъ старыхъ зданіяхъ, но я вамъ совтую, (говорила она съ видомъ доброжелательства) не сказывать такой вздоръ вашему супругу, ибо это его взбситъ. Я отъ него много, разъ слыхала, что онъ всхъ тхъ, которые представляютъ подобныя нелпости, желалъ послать на тотъ свтъ сотовариществовать мертвецамъ, которые ловили, или грызли ихъ здсь: — и я васъ увряю, что онъ уже двухъ, или трехъ слугъ согналъ за это палками со двора.’ Ахъ! думала я, какъ бы я была довольна, естьлибъ онъ меня также отъ себя прогналъ, я съ удовольствіемъ бы просила милостыню до Лондона, толькобъ оставить моe ужасное жилище.

Какъ бы то ни было, во время остатка сего дня Ганай не была столь груба, какъ обыкновенно, и удержала меня съ собой обдать.— Лишь только мы хотимъ садишься застолъ, какъ раздался въ передней человческой голосъ, я дрожала, думая, что это былъ Гнъ. Гримставъ. Но какое было мое удивленіе, когда я увидла Обери молодаго юношу, обладателя сердца моего, и которымъ и была сама любима! онъ мн показался чрезвычайно печальнымъ, онъ привтствовалъ мн какъ хозяйк дома, я видла сильное его смятеніе, которое длала въ немъ удивительная перемена въ моемъ лицъ. Ганай спросила грубо, чего онъ хочетъ, и кто онъ таковъ? Обери взглянулъ на нее съ презрніемъ не говоря ни слова, чтожъ касается до меня, я боялась, что онъ увдомитъ меня о смерти моего отца, или матери, или о другихъ нещастіяхъ, случившихся съ моею фамиліею. Я дрожащимъ голосомъ обо всемъ распрашивала его и узнала, что вс здоровы, но, прибавилъ онъ, что они обо мн тревожутся потому, что видли чудныя и ужасныя сны, и что они не могутъ быть покойны до тхъ поръ, пока кто нибудь изъ ихъ пріятелей не увидитъ Аманды. Какъ скоро я сдлался опять товарищемъ {Обери былъ характера любезнаго и зналъ при томъ хорошо коммерцію, отецъ Амянды, какъ скоро она отъ него ухала, не боялся боле, что ихъ взаимная любовь растроитъ его въ предпріятіи, взялъ къ себ хорошаго человка, сдлалъ себ помощникомъ. Мы длаемъ сіе замчаніе для того, что сказывали прежде, что Обери былъ выгнатъ, насъ бы могли обвинить впротивномъ.} вашего башюшки продолжалъ Обери, то мн было нужно хать по его дламъ, и желавъ видть васъ, далъ крюку 40 миль чтобъ увриться, что все живы и здоровы.— Ганай слушала его съ нетерпніемъ и когда онъ кончилъ разговоръ, то сказала она: и такъ вы ее теперь видли, и я надюсь что сего будетъ довольно? Касательножъ меня я не имла власти унимать, себя ни кого во время отсутствіи Г: Гримстава. Я просила у этой жестокой позволенія, пригласить Г: Обери остаться обдать, чтобъ имть время освдомиться объ родныхъ моихъ, о которыхъ я столь долгое время ничего неслыхала, но Обери отказался отъ всего. О! я надюсь, примолвилъ онъ, что мн позволятъ имть удовольствіе говоритъ съ вами на един.

Ганай ршительно отказала, ‘Естьли вы пріхали сюда за тмъ, чтобъ разстроивать молодую жену съ мужемъ, и влить раздоръ въ его фамилію, такъ. лучше ухать (ибо продолжала она), гд водится, чтобъ молодой человкъ котораго ни кто здсь не знаетъ пріхалъ сюда говорить съ женою Гна. Гримстава? Я васъ прошу дружески отсюда ухатъ, и избавить меня отъ труда васъ выгнать.

Онъ ясно видлъ изъ моего смятенія, изъ взоровъ моихъ, что положеніе мое было ужасно, уврившись въ семъ мнніи своемъ грубостями Ганай.— Однакожъ онъ настаивалъ въ томъ, чтобъ со мной говорить, фурія въ самомъ наивеличайшемъ бшенств побжала къ двери: чтобъ позвать людей, воспользовавшись этимъ случаемъ, просила Обери, чтобъ онъ меня не оставилъ.— Именемъ неба! говорила я ему, спаси меня, естьли возможно!….. Я самая нещастнйшая въ свт!….. Вы не знаете — ни кто не можетъ знать что я терплю!.. Тутъ приходитъ Ганай и тономъ самымъ наигрубйшимъ повелваетъ снова Обери оставить домъ.— Онъ не слушаетъ ее.— Тогда фурія кликнула двухъ людей и посл крайняго сопротивленія принудили Обери вытти, что касается до меня, то я въ отчаяніи слдовала за Обери и не хотла его покинуть, но Ганай схватя меня за руку, осыпала самыми грубыми попреками общаясь все это пересказать моему мужу, потомъ заперла меня въ одну комнату. Нсколько часовъ прежде ни что бы мн не казалось ужасне, какъ быть запертой въ сей горницъ, но теперь сія жестокость совсмъ истребила страхъ мой, котораго ожидала по прізд Гримстава. Его присудствіе сдлалось боле для меня ужаснымъ нежели самая смерть.

Настала ночь и возвратила вс съ собою ужасы! бьетъ полночь!…. Глубокая тишина царствовала во крутъ меня, внезапно стенаніе слышно было въ кабинет…. Оно было столько печально и удушливо, что казалось послднимъ вздохомъ!… Я дрожала! трепетала!..— тщетно воображала, что мн нечего бояться, тщетно хотла себя уврить, что въ моемъ положеніи смерть для меня становилась часъ отъ часу единственную отрадою…ужасъ потушилъ голосъ разсудка, и всякую минуту умножалъ страхъ, которой колебалъ мою душу….. Прошло полчаса безпокойствія моего — … Я вижу блдной свтъ и нкоторое движеніе въ горниц….. Отдергиваю занавесъ — и примчаю ту самую фигуру, которую я видла прошедшую ночь…… Она проходить сквозь. кабинетную дврь и становится у постели…. Я хочу кричатъ….. Кликать….. Безползныя силы!… Языкъ мой онемлъ, голосъ подавленъ…… однакожь глаза мои были устремлены на эту таинственную фигуру. Она примчала вс мои движенія — стоявши нсколько минутъ не подвижно, потомъ подняла руку тихо, махала ею приближаясь къ дверямъ моей комнаты и показывая, чтобъ я слдовала за нею….. Вдругъ непонятное странное и непреоборимое побужденіе, принудило меня встать съ моей постли, въ которую я легла во всемъ платье.— Я стояла поодаль отъ сего не изъяснимаго предмета… Но какъ удивленіе мое увеличилось, когда я ее увидла проходящую въ дверь, которая съ вечеру была заперта!…. Я не чувствительно схватилась за замокъ…… Дверь отворялась!…. Привидніе проходило впередъ съ фонаремъ чрезъ длинной калидоръ, я слдовала ему, оно сошло съ лстницы, я остолбенла на верьху оной, удивленіе и страхъ колебали меня по перемнно, оно достигло до того мста, гд лстница раздлилась на дв стороны, на лво, вела въ погребокъ, а на право въ кухню. Оно остановилось, оборотившись ко мн, казалось приглашало меня слдовать за собою на право, потомъ изчезая мало по малу перемнилось въ голубое и зыблющееся свтлое облако, которое разливалось во крутъ меня и изчезало въ темнот. Постепенно колна подгибались подо мною, чрезвычайная тяжесть тснила грудъ мою, я пришла въ родъ погреба сдланнаго позади кухни, въ которомъ были навалены торфъ и дрова. Таинственный свтъ приближался къ двери другой стны, которая отворилась съ поспшностію при приближеніи моемъ и я очутилась на заднемъ дворъ. Чудное сіяніе со всемъ изчезло! На неб было чисто, луна была на половин пути своего, звзды сіяли на неб, — тутъ въ первой разъ родилась во мн надежда избгнуть варварскаго моего заточенія.

Сія сладкая надежда удвоила мои силы, я глядла во крутъ себя и потомъ нашла дверь — которую отворивъ вышла въ рощу которая была передъ окошками спальни моей назирательницы, примтивъ, что у ней еще былъ огонь, испугалась и старалась скрыться подъ деревьями, хотя ихъ втьви были почти голы.— Еще неожиданное нещастіе, — я разбудила большую злую собаку съ задняго двора, которая лежала подле строенія. Она бжала ко мн съ лаемъ… Я старалась уйти, но ноги мои путались въ кореньяхъ дерева и въ изсохшихъ листьяхъ, по которымъ бжала, я упала и считала себя погибшею!… Тогда собака ушла отъ меня рыча и визжа, какъ будто кто ее ударилъ. Сей шумъ встревожилъ Ганай и, о мой другъ! какъ мое сердце билось! какъ все мое тло дрожало! я видла ее отворяющую окно и смотрящую въ рощу. Удивляюсь какъ она меня не видла. — Потомъ затворила она окно, я боялась, чтобъ она неразбудила людей, и чтобъ сія фурія не заперла меня снова въ темницу, гд я должна ожидать мученіи въ тысячу разъ жесточе тхъ,которыя уже до сихъ поръ претерпвала. Стоявши нсколько минутъ не подвижно, неслыша никакого шума и не примчая во всемъ замк огня, кром того, которой освщалъ комнату Ганай я почувствовала смлость и тихонько прошла прешпектъ. По щастію попала въ дверь, которая вела въ малинькой садъ, объ которомъ я прежде писала, я заперла ее на крючекъ — и тогда надежда избгнуть мученіи, придавала мн новыя силы. Тисовой кустарникъ представлялъ выходъ — я достигла до грей, усянныхъ разными овощами и вошла въ Алею, мн показалось привидніе, которое охладила мою смлость — и, какъ вамъ описать, прибавило ужасъ, которой колебалъ меня. Приближившись на нсколько шаговъ — я увидла (ибо ночь была ясная и сверное созвздіе свтило великимъ блескомъ) человка или покрайнй мр предметъ облокотившійся на деревянной столъ?… Меланхоликъ меня примтилъ — и въ ту же минуту всталъ, схватилъ меня за руку — я невольно вскричала и упала почти со всмъ безчувственною.

‘Аманда! милая Аманда! какимъ чудомъ я васъ сдсь вижу? мн казалось, что новая пламенная кровь заструилась въ жилахъ моихъ. Это былъ голосъ, нжной голосъ Обери!

‘Обери! вскричала я милой Обери не покинь меня! и ухватилась за его руку подобно нещастному, которой, утопая, хватается за первой предметъ, которой можетъ спасти ему жизнь.

Я, не покину васъ съ моею жизнію! отвчалъ онъ, поспшимъ удалиться любезная Аманда.

Тогда я почуствовала въ себ все присудствіе разума, слдовала съ Обери, которой меня велъ около забора, и проходя ровъ, которой окружалъ его — я увидла себя за стною варварскаго обиталища. Тутъ мы очутились подл не чистаго и дикаго болота, которое далеко простиралось, я глядла во вс стороны съ нкоторымъ ужасомъ, ибо ни куда не выходила при Гримстав и самъ Обери не зналъ сего мста, онъ меня повелъ очень скоро въ сторону на дорогу къ ближайшему городу, гд онъ оставилъ лошадь въ трактиръ. Мы, судя по долгот ночи, надялись до свту туда придти. Надежда вырваться изъ сей ужасной темницы, мн придавало новыя силы, мы скоро были на берегу рки, которую трудно перейти было, ежелибъ мы не нашли моста, чрезъ которой перешли… Обремененная усталостію, — я сла на нсколько времени, чтобъ подкрпить себя, а между тмъ Обери уврялъ меня въ безопасности сего мста.

ГЛАВА
десятая.

Потомъ просила я милаго своего путеводителя разсказать какимъ сщастливымъ случаемъ онъ пришолъ меня спасти. Выключая предчувствіи, говорилъ онъ мн, которые огорчали нашихъ родителей, ужасной поступокъ съ первою его женою, дошелъ до ихъ свднія, что причинило имъ раскаяніе и чрезвычайное безпокойствіе, они желали чтобъ я васъ видлъ и ихъ увдомилъ о положеніи, въ которомъ я васъ увижу. По сей причинъ, продолжалъ Обери, я пріхалъ въ ближній вашъ городъ, гд тысяча голосовъ подтвердили вс ужасныя разсказы слышимыя въ Лондон. Мн сказывали, что ни кто васъ не видалъ съ вашего туда прізда, кром приходскаго священника, и что любимая его служанка была дйствительною госпожею въ дом, а ненависть всхъ сосдей уврила меня въ жестокомъ характеръ Гримстава, я примтилъ, что люди, у которыхъ я спрашивалъ отвчали мн съ принужденностію, смшанною съ ужасомъ, однакожъ вс увряли, что мн не возможно васъ видть, и что лучшее средство, которое я могъ предпринять было то, чтобъ войти къ вамъ нечаянно въ отсудствіи вашего мужа. Я ршился, но какъ приняла меня ваша надзирательница, въ какомъ положеніи я видлъ васъ вы знаете, и когда я принужденъ былъ растаться съ вами, не имя времени переговорить то, я пошелъ поспшно къ маленькому трактиру, гд оставилъ свою лошадь. Тутъ встртился съ старой косой и хромой женщиною, которая взглянула на меня такими внимательными глазами, что подала мн любопытство, наконецъ я ее видлъ во шедшую въ бдную хижину на конц селенія. Я за нею послдовалъ, и положа ей въ руку полтинникъ, которой она считала завеличайшую сумму, просилъ ее мн сказать, не знаетъ ли она чего нибудь любопытнаго вразсужденіи владтеля замка Мара-Вартонъ. Теперь милая Аманда, сказалъ Обери взявъ меня за руку, будете ли въ имть столько твердости, чтобъ слушать разсказы этой женщины.— Въ чемъ я его уврила, онъ продолжалъ.

‘Увдомя меня, что она погибнетъ естьли то, что онъ мн скажетъ дойдетъ до ушей Гримситава, она мн сказала, что ни кто не знаетъ, что первая жена умерла не своею смертію, и что вмсто ее погребли кучу каменьевъ, что она была заключена въ подземелье, кончила нещастную жизнь свою, которую предупредили ядомъ, или чемъ нибудь другимъ, я знаю на врно только то, продолжала она, что всякой годъ посл ее смерти ея тнь показывалась въ замк и что многія ее видли.

Вы можете мой любезной и доброжелательный другъ, заключить изъ всего этаго съ какимъ чувствомъ слушала я сіе ужасное повствованіе, и воображая, что я была жена такого изверга можетъ быть попадусь еще опять въ его руки.

‘Сія женщина, продолжалъ Обери, мн сказала, что она была у нею въ работницахъ, но испугавшись всего этаго, съ нимъ разочлась въ то время, когда показались привиднія, — и тысячу еще другихъ злодйствъ приписывала она супругу вашему и этой управительницы. Сказываютъ, что братъ первой его жены, прізжалъ къ нему, чтобъ навестить свою сестру, которою онъ не видалъ съ самаго ея замужества, онъ ночевалъ въ его замк, на другой день Гримставъ съ нимъ поссорился и закололъ его, выключая сего, прибавила женщина, сказываютъ, что его тло перенесено въ кабинетъ, чтобъ тамъ его спрятать, пока это чудовище можетъ его унесть. Я своими глазами видла отъ кабинета до конца гробницы на полу кровавыя пятны, я ихъ сама видла и сказываютъ, что дворянинъ много разъ заставлялъ скоблитъ полъ, но что кровь снова всегда оказывается. Много разъ переворачивали доски, но кровавыя пятны появляются тотъ часъ на самомъ томъ мст, и столько же красны какъ бы они сей часъ текли изъ раны.— Мн помнится, что тутъ были лоскутки стараго ковра прибитыя къ полу отъ двери кабинета до конца длиннаго прохода. Однажды я туда уронила кольцо которое мн дала моя бабушка, и хотла посмотрть подъ коверъ не найду ли его тамъ, но Ганай взошла въ горницу и разсердилась на меня, говоря, что нигд не видано, чтобъ такъ рвать мебель и прибила опять коверъ крпче нежели прежде.

Хотя я могъ различить, что могло быть прибавлено въ словахъ этой старухи, однакожъ не могъ скрыть страха, прибавилъ Обери.— Я встала и взявъ Обери за руку продолжала итти съ нетерпніемъ. Мы пришли я думаю по крайнй мр три мили прежде, нежели достигли мста, день еще не показывался, когда же я отдохнула четверть часа, то продолжали самою дорогу хотя я столь устала, что только страхъ попасться въ руки моего тирана могъ мн дать столько силъ сносить такія мученія.

На разсвт мы прибыли въ городъ, и взошли въ трактиръ, гд я надялась, что меня не увидятъ.

Ахъ мой любезной и милой другъ почти не могу продолжать! слезы быстро катются по щекамъ моимъ, и хотя теперь освобожденная отъ всякаго безпокойства по милости благотворенія вашего, и почтеннаго вашего супруга, но воспоминаніе сей ужасной минуты, приводитъ меня встрахъ.

Посуди мой любезный другъ, посуди, какимъ ударомъ я должна быть поражена, когда на двор трактира при вход въ конюшню я увидла… Гримстава, садящагося на лошадь. Вмигъ онъ узналъ меня и съ ужасною бранью схватилъ меня за руку и посадилъ въ карету, обвиняя меня въ интригахъ съ Обери. Я ничего не слыхала, и была безпамяти, но не смотря на это онъ привезъ меня въ свое жилище — въ мрачной театръ жестокости и убивствъ…..

Когда я пришла въ чувство, увидла себя въ глубокой темнот….. все что не произсходило, мн казалось сномъ, и я съ трудностію могла разобрать странныя впечатлнія во умъ моемъ ужасными сценами. Когда утро просвтило сквозь ставни, я увидла, что находилась въ самой той горниц откуда привидніе меня освободило. Спустя нсколько времяни, тиранъ мой и его зло умышленница взошли ко мн въ комнату — и самыми варварскими способами принуждали меня объявить, какимъ образомъ я ушла изъ той горницы гд Ганай увряла, что заперла меня. Приведенная въ отчаянность не имя боле ни какой надежды я не просила состраданія, однакожъ привела ихъ въ недоумніе ужасными таинствами, которыя я имъ открыла.

Я сдлала симъ извергамъ точное описаніе всего, и что мн Обери несказывалъ и того, что я сама знала, я обвиняла ихъ въ убійств и окончила, прося у нихъ единую милость, лучше лишить меня жизни такъ, какъ отняли у двухъ жертвъ, своей жестокости нежели оставить меня столь долго мучится.

Лишь только я окончила какъ вдругъ слышанъ быль гробовой голосъ произнесшій внятно слдующія слова:

‘День мщенія настаетъ Гримставу! скоро ударитъ часъ, ты заплотишь поносною смертію за убійство Гергаргды и Евгенія!’

Ужасъ отнялъ у нихъ силы, — безмолвныя отъ страха и ужаса, они другъ на друга смотрли въ молчаніи и ушли съ поспшностію запирая дверь.— {Здсь въ манускрипт пропущено нсколько строкъ, которыя стерлись отъ сырости, въ протчемъ сіе прерываніе ничего не значитъ, и даже иметъ выгоды сократить повствование, сокращая промежутки — изданія.}……

Я теб повторяю, что его нестало говоритъ мн ужасная Метора!… Веди меня въ окровавленной кабинетъ, Гримставъ отправилъ ее на тотъ свтъ. Вотъ память, которую онъ мн оставилъ по смерти, тутъ она, показала клокъ волосъ….. Варваръ! закричала я, и упала безчувственно.

Пробжимъ поспшне сего рода жестокости моихъ изверговъ, и приближимся къ явленіямъ, которыя относятся къ моей участи. Мн, еще прежде развязки, мои любезный другъ! должно разсказать вамъ ужасныя сцены. Опять заключенная въ мою уединенную темницу съ большимъ надзоромъ, нежели прежде! и кто бы могъ меня теперь вырвать изъ ужаснаго моего положенія?… Мы увидимъ!…

Въ одну ночь въ коимъ Октября мсяца, (замтьте что я уже страдала годъ,) я была вдругъ пробуждена довольно великимъ шумомъ.— Слушала, но все утихло, какъ въ могил… Деревенскія часы ударили полночь… И по прошествіи нсколькихъ минутъ, я услышала шумъ, которой разбудилъ меня.— Онъ слышанъ былъ изъ ужаснаго кабинета… Я посмотрла на дверь… Фигура показалась окруженная пурпоровымъ облакомъ, станъ тонкой высокой, въ бломъ саван, лице блдное, глаза впалые — среди груди своей имла глубокую кровавую рану… Она приближилась къ постели моей и стояла не подвижно… Однакожъ она несходствовала съ тою которую, я уже видла… Я силилась говорить, но страхъ сдлалъ меня безгласною.. Привидніе мн показало мсто, отъ куда оно появилось… Тамъ сквозь густой дымъ коимъ она была окружена, мн показался образъ женщины, которую я прежде видла, она держала въ рукахъ младнца, и приближилась къ моей постели, устремя на меня багровыя и полумертвыя глаза свои… страхъ, удивленіе и отчаянность вдругъ колебали меня! бытіе непостижмое наконецъ вскричала я, скажи мн кто ты! могуль помочь теб! Привидніе изчезло и гробовой голосъ отвчалъ мн:

Я Гертруда…. Извергъ меня зарзалъ!…

Онъ зарзалъ сего дитя!…

Онъ зарзалъ моего брата въ семъ кабинетъ!…

Уже три года тому, какъ онъ убилъ его въ самой этотъ часъ!… я пережила его только двадцать дней и двадцать ночей!… Ты меня опять увидишь въ такое же время…

Бойся подвергнуться подобной участи! Я еще слушала… но неслыхала ничего боле, и стояла, устремляя глаза. на это ужасное привидніе… Но оно изчезло тихо,— не примтно.

О мой другъ! Естьлибъ я была предувдомлена, что привидніе придетъ поститъ меня и говорить со мною въ полночь, то бы я собралась съ духомъ, и воображеніе не представило бы мн такого ужаса… Однакожъ видъ сей тни причинилъ мн страхъ въ тысячу разъ меньше, нежели дла Гримстава и его злоумышленницы.

Во вс слдующія ночи, лишь только ударитъ часъ, тнь зарзанной Гертруды показывалась и удушливымъ голосомъ повторяла содрогательное увдомленіе:

Берегись подвергнуться подобной участи!

О! Какъ ужасало меня это въ продолженіи всхъ сихъ ночей, сонъ былъ далекъ отъ меня, малйшій шумъ, свистъ втра, который потрясалъ мои окончины, все заставляло меня дрожать! Я всякую ночь дожидалась со страхомъ часа назначеннаго привидніемъ. И когда оно изчезло, то раждалась во мн мысль, что мой тиранъ поступитъ мною подобно какъ съ Гертрудой — и сердце мое замирало отъ ужаса. Я упрекала сихъ двухъ варваровъ. Видъ ихъ приводилъ меня въ смятеніе и бшенство, и я была уврена, что они намрены были давно лишить меня жизни.

Гертруда общалась мн показываться въ продолженіе послдовавшихъ двадцати ночей… Настала двадцатая ночь и достопамятная ея тнь показалась и мн повторила.

Бойся подвергнуться подобной участи!

Блескъ свта привелъ воображеніе мое въ смятеніе. Какъ мн освободиться? закричала я!

Привидніе, махая рукою, показало мн дверь горницы…будучи побужденная инстинктомъ, я встала и приближалась къ нему… она отворила дверь, хотя сама я слышала, что Ганай запирала ее съ наружи всякой вечеръ желзными запорами. Приведеніе удалилось и я за нимъ слдовала, оно меня повело чрезъ сводъ въ пространной выходъ… Тамъ показалась мн гробница… Вотъ гробъ твой! сказало привидніе, злоди теб уже его приготовили, потомъ привидніе изчезло… Тутъ сильный ужасъ овладлъ мною, колна подо мною подогнулись и я упала въ обморокъ.

Опомнившись нашла дверь отворенную. Изъ которой вышла изъ ограды замка — разслабленная, отчаянная побрла кое какъ, прошедши по томъ, половину дороги окруженной заборомъ, которой велъ до деревни, я принуждена была остановиться, и не взирая на снгъ, который падалъ хлопьями, я сла на встртившійся мн пень подл дороги. Тутъ я разсуждала, что мн длать! Будучи мало уврена о безопасности моего положенія, я не знала, ктобы мн покровительствовалъ? ктобы спасъ меня, и не понимаю, какъ Ректоръ пришелъ мн на мысль, но такъ я ршилась итти къ нему, это духовникъ, сказала я сама себ, онъ долженъ быть снисходителенъ, онъ меня къ себ приметъ! Сею утшительною мыслію и колеблющимися шагами приближалась я къ священническому дому, но глубокой снгъ препятствовалъ мн итти, и удвоилъ мою усталость. Наконецъ усталая, слабая тломъ и, душой, испытавъ столько жестокостей и печалей, упала я въ безпамятств въ рощ подл Священническаго дома.

Прочее вы знаете, любезный другъ мой! Но прежде нежели прекратимъ сіе повствованіе нещастныхъ приключеній моихъ, которыя испытала я въ продолженіи двухъ лтъ, я не могу, чтобъ вамъ еще не за свидтельствовать, такъ, какъ и вашему супругу, всю мою благодарность за ваши не утомимыя попеченія, за ваше безпрдельное доброжелательство и безкорыстныя услуги, которыя вы мн столь чувствительно оказали, и естьли я не попадусь въ руки моихъ несносныхъ предслдователей, естьли возвращусь къ роднымъ и друзьямъ моимъ, то симъ щастіемъ буду обязана вашему сострадательному сердцу, и сіе пріятное и утшительное для меня воспоминаніе, никогда не выдетъ изъ моихъ мыслей. Наслаждаясь блаженствомъ, я увижу въ немъ ваши труды и образъ благотворителей моихъ, будетъ находиться со мною безпрестанно. Но… вамъ не пріятно напоминать добрыя дла ваши. И такъ я кончу, желая всмъ имть рдкую вашу душу и друзей, вамъ подобныхъ.’ Симъ окончила нещастная Аманда свое повствованіе,

Теперь пора читателя вывесть изъ недоумнія — что за привиднія представлялись Аманд?… Что спасло ее отъ близкой погибели?— Это былъ управителъ Гримстава, которому онъ, слдуя влеченію варварскаго своего сердца приказалъ пугать нещастную свою супругу, что бы уморить ее ужасомъ ибо такая смерть доставляла ему больше удовольствія. Обери поткупилъ управителя, которой, выполняя приказаніе безчеловччаго Гримстава, удовлетворилъ на конецъ и прозьбу Обери, которой безпрестанно заботился о спасеніи Аманды.— Вотъ привиднія, избавившія нашу Героиню отъ прготовленнаго ей гроба. Онъ удаляясь отъ Аманды въ видъ Гертруды поспшилъ увдомить Обери, которой по общанію управителя дожидался назначеннаго часу, но они незастали Аманду на томъ мстъ, гд оставилъ ее управитель, и думая, что она возвратилась въ свою комнату, ухали поспшно изъ замка, (ибо управитель опасался, что бы жестокой Гримставъ не узналъ о намреніи его,) въ помстья Гна. Баргрова, надясь, что тамъ подъ защитою добраго помщика и соперника Гримстава, жестокой его господинъ ничего не можетъ ему сдлать, но какъ восхитительно было удивленіе, когда они нашли здсь Аманду. Тутъ Обери разсказалъ, что онъ около году жилъ близь замка ея варвара, стараясь всми способами спасти Аманду, и управитель съ своей стороны изъяснилъ ей, что значили привиднія ей представляющіеся и проч. и проч. и когда здоровье Аманды по правилось, то она, изъявивъ благодарность своимъ избавителямъ, похала въ Лондонъ съ братомъ Обери и съ управителемъ, гд и открыла ужасное преступленіе Гримстава, Аманда, возвратясь въ объятія отца и матери, которыхъ она столъ долго не видала, и которыя чувствуя отъ нещастнаго примра, что ихъ жестокость причинила столько бдствій ихъ дочери, — исправились и употребляли вс способы, что бы она забыла ихъ жестокость и свои мученія.— Это было не трудно, ибо душа Аманды была убжищемъ чувствъ самыхъ нжныхъ и благородныхъ,

Вскор Гримставъ возвратился въ свой замокъ, его схватили почти со всми его окружающими и посадили въ тюрьму, выключая убивствъ, въ которыхъ везд соучаствовала Ганай, открылось, что они содержали шайку разбойниковъ, которыя тогда причиняли великія раззоренія… Онъ окончилъ на эшафот жизнъ свою преисполненную злодйствъ и варварства.

Аманда вышла за Обери, позабыла въ ндр врнаго и спокойнаго супружества окровавленныя и сверхъ естественныя явленія, которыя много разъ испытывала ея бодрость… или когда и вспоминала объ нихъ, то вмст благословляла Премудраго распорядителя судебъ, за ту щастливую перемну, которой она наслаждалась до глубокой старости.

Жое и Дорошел перешли къ ней жить, и служили съ врностію и усердіемъ весь остатокъ ихъ жизни, видя каждой день новыя знаки благотвореній отъ господъ своихъ. Чтожъ касается до Гна. и Госпожи Баргровъ, то они свели тсную дружбу съ нашею Героинею и ея мужемъ, и прізжаютъ къ нимъ на нсколько мсяцовъ въ Лондонъ каждую зиму. Здсь кончится исторія, въ которой стеченіе ужасныхъ и чудныхъ случаевъ подтверждаютъ истинну, ни что не можетъ скрыться отъ провиднія Всемогущаго, что тщетное злодйство скрываться подъ щитомъ безразсудной фортуны.— Небесное мщеніе постигнетъ его въ минуту самой его безпечности, ибо гоненіе добродтели есть проходящее облако, которое всегда не можетъ покрывать яснаго Феба.— Счастливъ, счастливъ смертный, укрываемой подъ священной Эгидою добродтели, онъ не боится бурь, свирпствующихъ въ временномъ міръ — смотритъ спокойнымъ окомъ на вс житейскія превратности, и на земл вкушаетъ райское блаженство.

Конецъ.

НОЧНЫЯ ВИДНІЯ,илиПРИКЛЮЧЕНІЯ НЕЩАСТНОЙАМАНДЫ,иВарварства ея мужа.

ГЛАВАпервая.

ГЛАВАвторая.

ГЛАВАтретія.

ГЛАВАЧетвертая.

ГЛАВАПятая.

ГЛАВАшестая.

ГЛАВАседьмая.

ГЛАВАосьмая.

ГЛАВАдевятая.

ГЛАВАдесятая.

Читайте также: