Нисса
Нисса
Рассказ Альберта Дельпи
I.
I.
II.
II.
III.
III.
—————————————————————
Нисса, Дельпи Альбер, Год: 1891
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Гастон закурил папиросу и начал:
— История не длинна, но драматична. Черт возьми! При одном воспоминании, меня пробирает дрожь. Ты наверное помнишь, что два года тому назад я получил от министерства изящных искусств командировку в Персию, с поручением исследовать и описать область Ирак-Аджеми. Я поселился в Испагани (ныне название употребляется как Исфахан) и через три месяца окончил работу. Но если бы я вернулся тотчас же, меня сочли бы в министерстве человеком вовсе не серьезным. Поэтому, я продолжал жить в Испагани и невыносимо скучать, когда там произошла перемена правителя: вместо прежнего шах прислал своего двоюродного брата Мальком-хана.
— Того, который путешествовал во Франции?
— Его самого. Ты также знаешь одного из героев моей истории, Мехмеда-ага, бывшего ординарцем принца. Он имеет чин генерала, или как говорят в Персии, сертипа.
— Помню. Ему было лет тридцать, изящный и стройный молодец, который иногда ужинал с нами?
— Да. Можешь себе вообразить, как я обрадовался встретившись с ним там! Эти восточные уроженцы, сделавшись полупарижанами, особенно привлекательны. Их первобытная дикость, слившись с нашими нравами, как будто рафинируется и смягчается. Через неделю, сертип и я были неразлучны.
— А драма?
— Ты слишком торопишься. Это только предисловие. Однажды утром я катался верхом по городу, в тысячный раз любуясь его фантастическим видом. Вообрази себе громадные аллеи, справа и слева окаймленные аркадами и усеянные гигантскими платанами, орошаемыми журчащими ручейками.
Доехав до киоска Чешель-Сютун, на повороте улицы я увидал женщину в носилках. Обыкновенно, персиянки на улицах походят на мумии, головы пх их вечно закутаны полосатыми занавесками, скрывающими лицо. Встреченная мною персиянка составляла исключение: ее изящная, тонкая талья была незакрыта, и сквозь легкое покрывало, как угля, сверкали большие глаза.
Лошадь моя шла шагом позади носилок. Мне показалось, что незнакомка раза два обернулась, но так как подобные приключения невероятны на востоке, то я не обратил на это внимания. Два дня спустя, когда я уже забыл об этой встрече, носилки снова столкнулись со мною. На этот раз я был не один: меня сопровождал Шехмет-ага. С первого взгляда я узнал женщину под покрывалом по ее необыкновенным, жгучим глазам. Она опять обернулась, но теперь посмотрела на нас дольше чем прежде. Я взглянул на сертипа, который притворился, что ничего не замечает. Мы ехали так минут с десять, когда носилки резко повернули к Джульфскому мосту.
Мост этот один из красивейших в свете. Его тридцать огромных арок омываются волнами капризного Зеид-Деруда. Летом реку можно перейти, не замочив ног, в ноябре же, когда случилось то, о чем я рассказываю, ее воды стремительны и бурливы, как разлившийся альпийский ноток. Мост служит местом свиданий по вечерам. Поэтому я несколько колебался следовать за незнакомкой боясь скомпрометировать ее, но она внезапно на половину высунулась из носилок и уронила на мостовую платок.
— Однако, они ловкие, эти персиянки! А что сказал сертип?
— В тот момент, ровно ничего. До конца прогулки он оставался молчаливым и задумчиво покусывал свои усы. Мы доехали до дворца, и он пригласил меня зайти к нему.
— Любезный друг, — начал он, когда мы уселись вдвоем в его кабинете, — я ничего не сказал вам тогда, но теперь я прошу вас бросить платок в огонь вместо того, чтобы прятать его на груди, как сокровище.
— Почему?
— Потому что я не желаю, чтобы вы были задушены, убиты или брошены в Зеид-Деруд. Я заведую городской полицией и ответствен за вас перед французским посольством.
— Но…
— Ни слова! Вы удивительный народ, парижане! Вечно воображаете себя на бульваре Капуцинов. Но здесь восток, любезнейший, и восточные мужья не любят шутить. В Париже другое дело. Ваша незнакомка известна мне. Ее зовут Нисса.
— Нисса!
— Имя прелестное, но муж далеко не таков. Это богатейший купец, знаменитый своею грубостью и ревнивостью. Мать его была англичанка по рождению, но он сам по своим нравам чисто восточный человек. Он прихлопнет вас как муху!
— А как зовут этого испаганского Синюю Бороду?
— Астулла. Не желаю вам познакомиться с ним! Впрочем, вы знаете где он живет: его дом как раз на берегу реки, у самого моста.
— А что говорят о Ниссе?
— О, парижанин! У нас не занимаются женщинами, а если которая-нибудь и делается предметом разговора, то ее попросту зашивают в мешок и бросают в воду.
— Какой ужас!
— Теперь мы цивилизовались, — холодно возразил сертип. — В прежние времена, в мешок сажали еще живую кошку, для того, чтобы в воде она хорошенько исцарапала лицо женщины. Нынче этого не делается, по крайней мере, открыто. Влияние Европы!
Слова сертипа охладили меня отчасти. К тому же, Мехмет-ага имел достаточно такта, чтобы не продолжать эту беседу. Я отобедал с ним, а вечером он призвал музыкантов, игравших нам зенгульские мелодии. Но я был рассеян. Мне все мерещился тонкий, стройный стан, молодой женщины, высунувшейся из носилок и маленькая ручка, роняющая платок. В ушах моих непрерывно звучало ее имя: Нисса! Нисса! словно припев какой-нибудь баллады. Ночью меня преследовал кошмар. Мне снилось, что меня представляют громадному коту, по имени Астулла, который раздирает мне лицо! Я проснулся в одиннадцать часов утра, вполне разочарованный.
Вечером я сидел на моей террасе, когда в дом поспешно вошла ужасная старушонка, непременно желавшая видеться со мною. Не дождавшись ответа слуги, она уже стояла предо мною.
— Ты храбр? — спросила она на ломаном английском языке, когда мы остались одни.
Я усмехнулся той фатовской улыбкой, которая всегда появляется на лице мужчины при подобных вопросах.
— Предлагаю тебе сделку, — продолжала она.— Теперь ночь, никто не увидит нас. Следуй за мною. На половине дороги я завяжу тебе глаза, но ты поклянешься, что не станешь смотреть, куда я тебя поведу.
— Даю тебе слово.
Она сделала гримасу в роде улыбки, более обезобразившую ее. Я согласился на ее предложение сразу, повинуясь непреодолимому побуждению. В течение дня я успел позабыть свои страхи, кошмар исчез из моей памяти, а упрямый голос продолжал нашептывать мне все то же имя: Нисса! Нисса! — Очевидно, старуха была ее посланной. Зайдя в кабинет, я захватил револьвер, и пять минут спустя мы уже очутились в дороге. Знаю, что это было безумно, нелепо, но есть случай, когда не рассуждаешь. Нисса, эта незнакомка, имела на меня какое-то таинственное влияние, ее яркий взгляд жег мне сердце. У Джульфского моста старуха остановилась, вынула из кармана плотный фуляр и ловко завязала мне глаза. Я не мог видеть ровно ничего, она взяла меня за руку и повела. По свежести воздуха я догадался, что мы переходим реку, справа и слева раздавались голоса гуляющих. Я не подумал даже, что меня могут заметить. Я шел как во сне, думая о гибкой талье незнакомки, о ее кошачьей грации, беленькой маленькой ручке, страстных, молниеносных глазах. Несколько минут спустя, старуха свернула вправо, но мы продолжали идти по берегу Зеид-Деруда. Я слышал как бурлили волны, разбиваясь о мостовые устои. Наконец проводница моя остановилась, скрипнул ключ в замке и она тихо шепнула:
— Поднимайся!
Поднявшись всего на пять ступеней, я почувствовал под ногами толстый, пушистый ковер. В тот же момент, повязку сняли с моих глаз. Я очутился в небольшой комнате слабо освещенной медной лампой. Обыкновенно в Персии, стены голые, здесь всё было иначе. На мозаичном столе в курильнице дымились ароматы, те раздражающие восточные благовония, которые опьяняют как старое вино. На обтянутых желтым кашемиром стенах висели различные музыкальные инструменты, оружие и ожерелья. Извне доносился правильный, глухой рокот реки. Приподняв занавес у окна, я увидал, что волны омывают стены дома.
Почти в то же мгновение легкий шорох на ковре заставил меня обернуться: то была Нисса. Я стоял, ослепленный и пораженный. Ей могло быть лет семнадцать или восемнадцать, ее густые, волнистые черные волосы спускались на плечи, на слегка желтоватом лице трепетали как бы изменчивые отливы перламутра, но больше всего меня поразил странный контраст ее белоснежных зубов и черных как смоль глаз. Ресницы, веки и губы были выкрашены. Она улыбалась глядя на меня своими сверкающими, спокойными глазами. Я вспомнил слова сертипа и подумал, что эта женщина вовсе не кажется боязливой. Она взяла меня за руку и усадила на диван.
— Муж мой уехал в Тегеран, — сказала она, — у нас есть время позабавиться.
Сказав это по-английски с сильным горловым акцентом, она ударила в маленький гонг и нам подали кофе. Потом она начала быстро говорить, перепутывая слова, оказалось, что она очень скучала и сразу обратила на меня внимание. При этом глаза ее выражали нежность, и рука крепче сжимала мою руку. Она придвинулась ближе ко мне, ее возбуждение сообщилось мне, и я уже начал терять голову, как вдруг в соседней комнате послышался шум. Она стремительно вырвалась из моих объятий и выпрямилась, вся дрожа. ее томность, ласки, и внезапный ужас следовали одно за другим так быстро, что я не имел времени анализировать мои впечатления. Со свойственной ей грациозной, кошачьей живостью подбежав к стене, она быстро сняла маленький острый нож, наполовину исчезнувший в ее рукаве, потом обернулась ко мне, сделала энергичный жест, шепнула: подожди! и скрылась за тяжелый портьерой.
Мною овладела смутная тревога. Я припомнил предостережения сертипа. Быть может, я попал в западню! Вдруг, рядом шум возобновился: слышались громкие восклицания, потом короткая борьба и, наконец, воцарилась тишина. Портьера приподнялась и вошла Нисса. Она была бледна, также как матовыя жемчужины ее ожерелья. Прислонившись к стене, она стояла неподвижно, подобная белой статуе на желтом фоне драпировки и улыбалась, обнажая острые зубы молодой волчицы. Когда она наконец приблизилась ко мне, я увидал, что нож и руки ее красны.
— Великий Боже! Что случилось?
— Ничего, — отвечала она, бросая нож в угол, и спокойно продолжала:
— Это был мой муж. Он убил бы нас: я предпочла предупредить его. Помоги мне бросить труп в воду.
Я не двигался и с ужасом глядел на нее. Она также посмотрела на меня, и взор ее выразил полнейшее презрение.
— Что за трусы эти французы! — произнесла она, наконец, тоном, которого я никогда не забуду.
Пожав плечами, она кликнула служанку, которой приказала открыть окно. Потом, как будто делая вещь совершенно обыкновенную, они вдвоем подняли труп и бросили его в быстрые волны.
Честное слово приключение становилось черезчур восточным для парижанина! Признаюсь, что мною овладел безумный страх, и я убежал как сумасшедший. Как я выбрался оттуда, не знаю сам, но десять минут спустя я уже очутился в городе бегущим что было сил, словно за мною гнались тысячи чертей. Добежав домой, я заперся на ключ, проклиная Ниссу и всех гурий Востока.
Что это была за ночь! Только к утру я заснул свинцовым сном. Когда я проснулся, высоко поднявшееся солнце уже заливало светом мою комнату, я чувствовал себя вполне разбитым нравственно. Что будет дальше? Человек не может исчезнуть без того, чтобы в это не вмешалось правосудие. Нисса даже не скрывалась: служанка видела все и помогала ей. Я также буду замешан в это преступление, и при одной этой мысли волосы мои становились дыбом. Не довериться ли мне французскому министру? На беду, он уехал в отпуск, а первый секретарь был слишком молод для того, чтобы я мог обратиться к нему. Во всяком случае, будущность моя загублена, Нечего сказать, славно окончилась моя командировка!
Весь день просидел я взаперти, обуреваемый мучительнейшей тревогой. Наступил вечер, а я еще ни на что не решился, и от Ниссы не было никаких вестей. Арестовали ли ее? Что с нею? Я лег спать спозаранку, но не мог заснуть.
Наконец, на второй день я не выдержал и решился навестить моего приятеля сертипа. Все казалось мне сноснее нестерпимой неизвестности, терзавшей меня. Я знал, что Мехмет-ага завтракает дома и явился во дворец около полудни. Мне сказали, что он в кабинете, по обыкновению. Я приказал доложить о себе и вышел. Сертип невозмутимо курил трубку, полулежа на диване.
— А, вот и вы! Как поживаете? — спросил он, увидя меня.
— Отлично, благодарю!
— Кстати, слыхали новость? — продолжал он.
— Нов… новость? Нет, я… я ничего не слыхал…
— Помните Астуллу, богатого купца?
— Помню ли я…
— Ну да, это муж Ниссы, о котором я вам рассказывал.
Я чувствовал, что покраснел до корня волос. Конечно, преступление известно, и я не смел подумать о развязке моего приключения. Едва внятно я пролепетал утвердительный ответ.
— Бедняга! — продолжал сертип. — Он исчез внезапно, представьте себе!
Я задыхался и пробормотал с трудом:
— Как? Он… исчез? Странно!.. Это очень… странно!
— Да, очень странно!
Сертип пристально глядел на меня. Я не мог выдержать дольше, и признание уже готово было сорваться с моих губ, когда он сказал:
— Он собирался ехать в Тегеран и вдруг пропал! О нем ни слуху, ни духу.
Опять сертип устремил на меня пристальный взгляд. Наступила короткая пауза. Он затянулся, выпустил густой клуб дыма и с безмятежным спокойствием произнес:
— Бог велик!
Источник текста: журнал ‘Вестник моды’, 1891, No 50. С. 500—501.