Нсколько извстій о Пензенскомъ помщик Струйскомъ.
Нсколько извстій о Пензенскомъ помщик Струйскомъ.
Михаилъ Лонгиновъ.
‘Русскій Архивъ’, 1866
Несколько известий о Пензенском помещике Струйском, Лонгинов Михаил Николаевич, Год: 1865
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Библіографамъ извстны роскошныя изданія, которыя въ конц прошлаго вка печатались въ сел Рузаевк, Писарскаго узда, Пензенской губерніи, въ собственной типографіи Рузаевскаго помщика Струйскаго, которой предавалъ въ ней тисненію преимущественно собственные свои стихи, составившіе даже цлый томъ и отличавшіеся отсутствіемъ всякаго таланта и тми красотами, какія находятся въ твореніяхъ Тредьяковскаго. Въ Чертковской библіотек есть нсколько этихъ изданій, составляющихъ большую библіографическую рдкость.
Фактъ существованія такого отчаяннаго метромана, жившаго въ глуши и тратившаго значительныя суммы на устройство и содержаніе въ захолусть одной изъ лучшихъ современныхъ ему типографій, для удовольствія печатать въ ней свои вирши, очень любопытенъ. Извстія, до него касающіяся, скудны и отрывочны. Поэтому я очень радъ, что могу сообщить о Струйскомъ и затяхъ его нкоторыя положительный свднія.
Они извлечены изъ любопытныхъ въ высшей степени Записокъ извстнаго поэта князя Ивана Михайловича Долгорукаго (род. 7 апрля 1764, ум. 4 декабря 1823). Онъ былъ Пензенскимъ вице-губернаторомъ (съ 19 сентября 1791 по 17 декабря 1796), зналъ лично Струйскаго и не однажды бывалъ въ его Рузаевк. Вотъ отрывки изъ Записокъ князя, сюда относящіеся.
1793 года, ‘Желая пріятною чертой пера кончить этотъ годъ, скажу нчто о Струйномъ, съ которымъ я познакомился, захавъ къ нему лтомъ когда-то случайно. Этотъ дворянинъ заслуживалъ особеннаго вниманія. Будучи не бденъ, напротивъ достаточенъ, живучи въ прекрасномъ дом, коего убранство возвщало вкусъ и роскошь, окруженъ пріятною женою со многими добрыми дтьми, изъ коихъ иныя были въ занимательномъ возраст, словомъ: находясь-въ возможности, при регулярномъ, хорошемъ сад, обширныхъ дачахъ и всхъ изобиліяхъ натуры, наслаждаться жизнію благополучнаго человка, ежели она есть гд нибудь кром нашего воображенія,— этотъ самый г. Струйскій, влюбясь въ стихотворенія собственно свои, издавалъ ихъ денно и ночно, покупалъ французской бумаги пропасть, выписывалъ буквы разнаго калибра, учредилъ типографію собственно свою и убивалъ на ея содержаніе лучшую часть своихъ доходовъ. Онъ имлъ кабинетъ въ самомъ верху дома, называемый: Парнасъ. -Въ сіе святилище никто не хаживалъ, ибо, говорилъ онъ, не должно метать бисера свиньямъ. Женя онъ удостоилъ ласковаго тамъ пріема, за который дорого заплатилъ однако одинъ изъ моихъ товарищей: ибо онъ, читая мн одно свое произведеніе и натурально изъ хвастовства, по мннію его лучшее, сильно будучи имъ восхищаемъ, щипалъ его въ восторг до синихъ пятенъ. Изступленія подобнаго, когда о стихахъ говорили, я не видывалъ. Все обращеніе его впрочемъ было дико, одваніе странно. Онъ носилъ съ фракомъ парчевой камзолъ, подпоясывался розовымъ кушакомъ шелковымъ, обувался въ блые чулки, на башмакахъ носилъ бантики и длиную повязывалъ прусскую косу. Вотъ его видъ, въ которомъ онъ мн показался. Охотно думаю, что это его былъ нарядъ и только для меня, въ изъявленіе большей преданности. Письма его ко мн, которыя я вс собралъ, и сочиненія разсмшили бы мертваго. Потшне посл Телемахиды ничего нтъ на свт. Онъ уважалъ очень, между предметами учености, оптику и толковалъ мн, но очень втун, часа два, что многія сочиненія нашихъ авторовъ теряютъ своей цны отъ того только, что листы не по правиламъ оптики обрзаны, что голосъ отъ этого, ожидаетъ продолженія рчи тамъ, гд переходъ ея прерывается, и отъ нескладности тона теряется, сила мысли сочинителей- Прошу тутъ понять что нибудь! Счастливы были бы его читатели, если бы стихи его отъ погршностей противъ одной оптики были дурны! Но, увы! они во всемъ несносны. Простимъ ему ихъ, поелику онъ умеръ {Писано въ 1804 году. М. Л.} и другихъ такихъ уже не напишетъ. Пожелаемъ однако притомъ искренно, чтобы подобныхъ не возрождалось. Въ потомств его досел нтъ никого, кто бы ему послдовалъ {Это не совсмъ такъ: одинъ изъ потомковъ его былъ извстный поэтъ Полежаевъ. Дмитрій Юрьевичъ Струйскій, довольно извстный стихотворецъ 1830-хъ годовъ, былъ также внукомъ Рузаевскато типографщика. П. Б.}. Когда я постилъ его на вышеписанномъ Парнас, то, примтя пыль везд большую и большой безпорядокъ въ убор, ибо рядомъ съ сургучемъ брошенъ былъ перстень алмазный, возл большой рюмки стоялъ поношенный бюстъ,— спросилъ я его о причин, и онъ мн далъ самую мудреную. Пыль, сказалъ онъ, есть мой стражъ, ибо по ней увижу тотчасъ, не былъ ли кто у меня и что онъ трогалъ. Такая мысль, меня поразила. Увидвъ притомъ, что въ комнат его множество разныхъ оружій и соображая сей нарядъ, столь неприличный Парнасу, съ его отзывомъ, заключилъ, что онъ долженъ быть жестокій хозяинъ и посреди упражненій своихъ, которыя иногда держатъ его за перомъ, а паче, какъ онъ самъ признавался, осенью, сутокъ по двое безъ сна и почти безъ пищи, опасался надъ собою злонамренныхъ покушеній. Говорили мн, будто догадка моя была справедлива, но я не зналъ его довольно коротко, чтобы на одной молв основать такое предосудительное о нмъ заключеніе. Впрочемъ отзывъ его приличенъ былъ тирану, носящему съ собою повсюду мрачные помыслы. Сказывали мн еще, будто онъ до стихотворческаго пристрастія былъ наклоненъ къ юридическимъ упражненіямъ, длалъ самъ людямъ своимъ допросы, судилъ ихъ, говорилъ за нихъ и противъ, судъ и дло въ своихъ собственныхъ судилищахъ и вводилъ самыя даже пытки потаеннымъ образомъ. Вотъ что я слышалъ отъ постороннихъ. Ежели это было подлинно такъ, то чего смотрло правительство? Отъ этого волосы вздымаются. Ежели то было такъ, то какой удивительный переходъ отъ страсти самой зврской, отъ хищныхъ такихъ произволеній къ самымъ кроткимъ и любезнымъ трудамъ, къ сочиненію стиховъ, къ нжной и вселобзающей литератур! Все это непостижимо! Нтъ, я этому не врю, истинно не врю! Врпочемъ, кто знаетъ, что такое человкъ? Кто искусиль это непонятное твореніе столько, чтобы найти и опредлить мру его заблужденіямъ? Подивимся и замолчимъ. Полно о немъ’,
1795 годъ. ‘Письма Струйскаго, неисчерпаемый источникъ нелпостей, смшили меня, когда меланхолія слишкомъ удручала сердце. Тутъ весьма хорошо прочесть что нибудь изъ Тредьяковскаго, Струйнаго, Черкасова и тому подобныхъ парнасскихъ буфоновъ. Они очистятъ путь мыслямъ и пробудятъ человка отъ сна и задумчивости его….’
1795 года. ‘Въ октябр я сочинилъ оду подъ названіемъ ‘Каминъ’ {См. Соч. кн. Долгор. изд. Смирдина 1849, т I, стр. 348. М. Л.}. Она имла большой успхъ. Ее читали и видли въ Москв, въ Петербург, въ Париж. Делиль не погнушался по наслышк ее попросить у моихъ знакомыхъ. Напечатанъ былъ сей ‘Каминъ’ въ типографіи у Струйнаго и въ небольшомъ количеств для подарка только моимъ пріятелямъ и короткимъ {Это первое изданіе ‘Камина’, напечатанное въ Рузаевк, въ конц 1795 года, не обозначено ни въ какихъ библіографическихъ источникахъ, вроятно потому что напечатано въ маломъ числ экземпляровъ въ провинціи и притомъ не было въ продаж. М. Л.}…. Нсколько лтъ, потомъ {Именно въ 1799 году. М. Л.} его вторымъ изданіемъ печатали съ французскимъ переводомъ, въ которомъ упражнялся, но весьма не въ пользу сочинителя, въ Москв одинъ Французъ именемъ Aviat {Это изданіе обозначено въ списк литературныхъ произведеній автора, составленномъ М. А. Дмитріевичъ и показано въ появившимся въ 1799 году, (Кн. Ив. Мих Долгорукій и его сочиненія, Москва, 1863, стр. 272 ) Сопиковъ (Опытъ Гос. библ. Ч. 3. No 5013) показалъ изданіе ‘Камина’ напечатаннымъ въ 180 голу, но это, вроятно, ошибка, и тутъ указано тоже изданіе 1799, о которомъ упомянуто и въ Росписи Смирдина (No 8096) съ показаніемъ тоже 1799 года, М. Л.}.’
1796 года. ‘Съ ярмонки (Саранской) прохали мы черезъ Шешкевъ въ Рузаевку, деревню Струйнаго…. У струйнаго, котораго я описалъ прежде, нашли мы изуродованный Парнассъ и Аполлона въ увчьи. Музы тамъ представлялись въ самомъ жалкомъ вид. Оптика занимала по старому хозяйское понятіе. Онъ читалъ намъ свои стихи, водилъ насъ въ типографію и тамъ при жен тиснули стихи, сдланные имъ въ похвалу ея, экспромптомъ. Пріятно было этому поврить, чтобы по крайней мр за учтивость заплатить снисхожденіемъ самому несмысленному творенію и извинить недостатки его скоропостижностію. Впрочемъ гостепріимство его и милой жены заплатило намъ съ избыткомъ за ту отяготительную скуку, съ которой принуждены мы были слушать его стихотворныя сумасшествія.’
1796 г….. ‘Пора мн войти скоре въ мою сферу и потужить здсь теперь о смерти бднаго Струйскаго, бднаго какъ писателя, но достаточнаго помщика хорошихъ тысячи душъ, которыя наслдство его длали гораздо пріятне, чмъ Парнассъ и типографія. Кончина государыни такъ сильно поразила его воображеніе, что онъ слегъ горячкой, лишился языка и умеръ очень скоро {Струйскій, какъ видно по нкоторымъ стихамъ его, находился въ сношеніяхъ съ гр. Орловыми. П. Б.}. Какая могла быть связь между сими двумя умами? Странно даже ставить ихъ рядомъ въ разговор. Подивимся чудесамъ природы и скажемъ о Струйскомъ, что какъ пріятеля мн его очень жаль: онъ меня любилъ, кажется, искренно: писемъ его сохранилось у меня множество. Стихи свои онъ мн дарилъ вс, и рукописи его многія у меня найдутся. Я жаллъ всегда о его заблужденіяхъ, жаллъ тмъ паче, что безъ нихъ онъ могъ бы быть человкъ хорошій, но силы его были направлены къ худымъ предметамъ. Какъ о сочинител стиховъ, я объ немъ не сожаллъ ни мало, ибо онъ ихъ писать совсмъ не умлъ и щеголять имлъ право боле ихъ тисненіемъ, нежели складомъ. Если бы вкъ его продолжился, онъ бы отяготилъ вселенную своими сочиненіями. Хорошо, хорошо сдлала судьба, что прекратила несносные его досуги. Я говорю все о писател. Любезное его семейство, непричастно будучи его слабости, привлекло къ себ любовь и почтеніе своихъ знакомыхъ. Жена его устроила свои дла, воспитала хорошо дтей, печется объ нихъ понын.’
Вотъ все, что сказано о Струйскомъ въ Запискахъ князя Долгорукаго. При скудости извстій объ этомъ оригинал, приводимыя о немъ свднія конечно любопытны для любителей старины и исторіи нашей литературы.
Тула.
6 Февраля 1865.
Нсколько добавочныхъ свдній извлекаемъ изъ нашей статьи о сельскихъ типографіяхъ въ Россіи (Библіогр. Записки 1858, стр. 279—283). Николай Еремевичъ Струйскій былъ нкогда губернаторомъ во Владимір. Владнія его простирались верстъ на 30 кругомъ. Рузаевка, съ 3 церквами, изъ коихъ 2 выстроены Струйскимъ, вся была обведена валомъ. На плафон огромнаго барскаго дома, въ зал съ мраморными стнами и двойнымъ свтомъ, досел (въ 1838 г.) видна надпись: 16 декабря 1772 г.— время основанія дома. За одно желзо хозяинъ отдалъ купцу подмосковную деревню съ 300 душъ. Струйскій былъ дважды женатъ (второй разъ на Александр Петровн Озеровой, племянниц Павлова любимца Обольянинова) и имлъ 18 человкъ дтей. Эти свднія сообщены были намъ роднымъ его внукомъ Василіемъ Петровичемъ Струйскимъ. Рузаевка лежитъ недалеко отъ большой дороги изъ Нижняго въ Пензу, въ 7 в. отъ большаго села Голицына. П. Б.