НЕПРЕХОДЯЩЕЕ
НЕПРЕХОДЯЩЕЕ
I
* * *
II
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Непреходящее, Зайцев Борис Константинович, Год: 1961
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
Я давно знал, что Тургенева в России много читают. Даже очень много. И всегда радовался, что вот такое ‘настоящее’, без крика и барабанов, доходит до души моего народа.
Есть мнение — в высшей элите России теперешней, — что сейчас Тургенев даже очень там нужен, более чем другой какой классик XIX века. Почему? Потому что незаметным образом, но неотвратимо, вносит обликом своим и писанием дух высокой культуры, необходимой для входящего в жизнь умственную человеческого множества (прежде немого). Можно Тургенева больше ценить или меньше, но нельзя оспаривать благородства его фигуры, голубоватой тишины его писания, рыцарского отношения к женщине, родства с Петраркой в переживании любви.
Думаю, что советского читателя тянет к Тургеневу прелесть иного мира, чем повседневность (доярки, колхозы, ‘догоним и перегоним’ и т. п.). Доходит и веяние поэзии, самопроизвольно сочащейся из его писаний. Уверен и в том, что высокий мотив любви очень многим близок, молодым — особенно женским сердцам. Лиза Калитина весьма мало похожа на комсомолку, но есть у меня чувство, что многих юных, а может быть и комсомолок, трогает она, в ней ощущают они, пусть бессознательно, дальнюю сестру. Да, это из другого, ‘устарелого’ мира, совсем даже ушедшего. Склад жизни изменился, а звук души остается. Через столетие тихая, грустная и прозрачная свирель Тургенева отзывается в нынешней русской душе, казалось бы, полной спутниками, Гагариными и мировым коммунизмом.
Сейчас печатается в России новое издание сочинений Тургенева, в двадцати восьми томах — тринадцать томов писем. Первый из этих томов у меня есть. Издание Академии Наук. Письма с детских лет до 1850 г. Почти половина книги — примечания и объяснения. Издано превосходно. Труда, любви к делу и автору — уйма. (Когда я тридцать лет назад писал ‘Жизнь Тургенева’, были известны всего 4-5 томов его писем.)
Незадолго до нынешнего было простое издание, в одиннадцати томах. Триста тысяч эти расхватали тотчас. Все-таки, перед подпиской на новое академическое призадумались. Ведь только что вышло то, прежнее. Не насыщен ли рынок? А это в двадцати восьми томах, научное… Все же рискнули. И в короткое время 220 тысяч подписки.
‘Та мартовская ночь запомнилась хорошо. Случилось четыре события: был небывалый 32-градусный мороз, подписка на Тургенева, открытие ГУМа и расстрел Берии’. (Очерк из советской жизни Аллы Кторовой.)
Вот в какую компанию попал Тургенев! Что такое ГУМ, я по невежеству своему не очень знаю — подозреваю кое-что, но не уверен. Насчет мороза и Берии уверен. Расстреляли его после смерти Сталина, так что похоже, что подписка была именно на 28-томное издание.
Как некогда за билетами в Художественный Театр или на Шаляпина, тут в три часа ночи советские девушки ‘Ленка’ и ‘Алка’ стоят в очереди ‘к Тургеневу’, на жестоком морозе. Солянка, хвост, их номера три тысячи пятьсот с чем-то. Мерзнут, но ждут. Из дому прибегает искать ‘домработница’ Нюрка. ‘Осатанели вы, девки, ну, прямо осатанели. В такой-то мороз чтоб шалью не покрыться, да вторых штанов с валенками не надеть’. Нюрка эта — они называют ее ‘домрабыня’ — приносит им вещи, становится в очередь на их места, а их гонит в парадную: ‘Переобуйтесь’.
Все это прелестно. И то, как она их ругает — ‘всю зарплату на книжки тратят’, а ‘полон дом книжек энтих’, ‘барахла’, — и то, что ‘осатанелых девок’ гонит домой, а сама к ‘барахлу’ стоять будет, и то, что другие осатанелые тоже стоят на морозе ‘к Тургеневу’.
На обложке первого тома писем отличный портрет Тургенева — изящный старый барин, очень красивый, выхоленный, спокойно сидит в кресле. Может быть, у него скоро будет припадок подагры, но пока он величественно прекрасен, добр и покоен. И если бы ему сказать, что почти через сто лет восторженные девушки вовсе не из ‘Дворянского гнезда’ (да не одни девушки, были в очереди и из нашего, мужского, сословия) будут на морозе предрассветном ждать…
— ‘Осатанелые девки’.
Ничего подобного он и представить себе не мог. Да и как представишь? Нигде, кроме России, ‘такого’ произойти не могло. Если бы чудом, сквозь могильный мрак, мог увидеть это Иван Сергеевич Тургенев…
В 1913 году мой друг, знаток и любитель Италии П. Муратов, подбил меня взяться за ‘Божественную Комедию’.
-Ты переведи прозой, строка в строку… ну, знаешь, прозой ритмической… не ямбы, конечно, или хореи… а ведь у прозы есть свои ритмы, сложнейшие. Знаешь, это лучше выйдет, чем терцинами. И к тексту ближе и дух дантевский лучше передастся. А я напишу вводную статью и примечания. Издатель есть К.Ф. Некрасов.
Убедил. Я Данте всегда очень превозносил. Со страхом Божиим и засел за перевод.
Все вышло не так, как предполагалось. Началась война. Муратов сразу на войну ушел, артиллерийским прапорщиком. Тут не до Данте.
Мой черед воевать еще не пришел, но в Москве жить литературой стало уже трудно, я отступил в именьице отца, на заранее приготовленные позиции.
В деревенской тишине Данте выплыл величественно. На моем письменном столе стоял его бюст, он глядел на меня каменным взором, а я работал над ‘Адом’, ежедневно — словари, Дантевская энциклопедия, Краус, Скартаццини, чего только не было.
Подошла революция, а я все сидел над Данте. Что за власть такая его оказалась надо мной? Бушевала война, потом революция, страшные вещи, кровь, насилия, трагедия в нашей семье… — а он все глядел на меня загробно. Я не мог от него отделаться. Но он и помогал жить. Были очень тяжелые времена, мы вечно находились под угрозой, случалось прятаться, потом опять возвращаться, но из бюста его на моем столе, как и из итальянского текста, исходило нечто непреходящее, подымавшее, тянувшее вверх.
Я переводил ‘Ад’ пять лет. Из Притыкина он переехал в скромной рукописи, испещренной поправками, в Москву, из Москвы в 22-м г. ушел на Запад, в Париже во время немецкого владычества и англо-американских бомбардировок спускался в подвалы, но выходил невредим. Еще год я проверял строчку за строчкой перевод, и опять прикосновение к великому поддерживало в убожестве. Умер Муратов, умер Некрасов, первый довоенный издатель, — не успев издать. Умер Гржебин — второй издатель, тоже не издавший, скончалась уже здесь Т. С. КонюсРахманинова, у которой было в Париже издательство ‘Таир’, и она собиралась Данте издавать, но издательство закрылось. А вот рукопись цела, теперь вся набрана и сверстана, много листов напечатано и как будто осенью выйдет.
Тут вспоминаю Пастернака. ‘Ни разу не позволяли мне предпосылать этим работам (переводам. — Б. З.) собственных предисловий’ (28 мая 1959 г.). Я оказался счастливее. И предисловие, и примечания — все мое.
— Значит, ваш перевод лежал сорок три года? — говорит собеседник.
— Да. И еще все-таки посмотрим, когда выйдет. А знаете, сколько ждал автор? Я-то что: только переводчик. Да, автор…
Мережковский считал Данте патроном и покровителем всех изгнанников — это и верно. Верно, что Данте был полунищим в чужих краях, пешком уходил через Казентин подальше от Флоренции, неся в суме за плечами песни этого самого ‘Ада’. В списках ‘Ад’ знали (немногие) еще при жизни поэта. В конце ее, обосновавшись несколько в Равенне, он кончил ‘Рай’. (‘Чистилище’ написано в промежутке). В 1321 г. умер, окончив этот ‘Рай’ (как Достоевский: кончил ‘Братьев Карамазовых’ и умер). Но ‘Чистилища’ и ‘Рая’ уже почти никто не знал при его жизни.
‘Божественной Комедии’ пришлось ждать Гутенберга. Лишь в 1478 г. была она напечатана в Венеции — издание, если не ошибаюсь, Альдо Мануция, великая редкость теперь и ценность великая.
Данте погребен в Равенне. А ‘Божественная Комедия’ выдержала после его смерти до наших дней четыреста изданий в одной Италии.
Он родился в 1265 году. В 1965 году будет ему семьсот лет. К великому моему удивлению, в России готовят к этому сроку полное собрание его сочинений.
— И трактат ‘De Monarchia’?
— Ну, что же, это все так давно было.
Вряд ли ‘Алки’ и ‘Ленки’ будут стоять на морозе в очереди к Данте. Но то, что великого христианского поэта издают в стране, где власть считает христианство врагом…
Русская мысль. 1961. 19 сент. No 1736.
С. 375. Лиза Капитана — героиня романа И. С. Тургенева ‘Дворянское гнездо’ (1859).
Очерк из советской жизни Аллы Кторовой. — Зайцев цитирует очерк А. Кторовой ‘Домрабыня. Сцены московской жизни’, опубликованный в No 7 за 1961 г. литературно-художественного и общественно-политического альманаха ‘Мосты’ (Мюнхен, изд-во Центрального объединения политических эмигрантов из СССР ЦОПЭ). Этот номер посвящен 80-лсгию Зайцева. Алла Кторова — писательский псевдоним Виктории Ивановны Кочуровой, и замужестве Шандор. Коренной москвичке в 1958 г. удалось первой, выйдя замуж за американского летчика, вырваться за ‘железный занавес’ и поселиться в США. Она — автор 15 книг.
С. 376. …Дантевская энциклопедия, Крауе, Скартаццини. — Трехтомную ‘Дантевскую энциклопедию’ (Милан, 1896—1905) создал Дж. Скартаццини. Франц Ксаверий Краус (1840—1901) — немецкий католический богослов и археолог, автор монографии ‘Данте’ (1897).
С. 377. ‘Ни разу не позволяли мне.. собственных предисловий’. — Из письма Пастернака от 28 мая 1959 г.
‘Божественной Комедии’ пришлось ждать Гутенберга — т. е. ждать изобретения книгопечатания. Иоганн Гутенберг (между 1394—1399 или в 1406—1468) в середине XV в. напечатал первую книгу в Европе — Библию.
…издание, если не ошибаюсь, Альдо Мануция… — Альд Мануций Старший (ок. 1450—1515) — итальянский издатель, типограф, ученый-гуманист эпохи Возрождения. Основатель издательской фирмы Альдов в Венеции (1494), просуществовавшей около 100 лет. Его дело продолжили сын Паоло (1512—1574) и внук Альд Младший (1547—1597). Среди изданий Мануциев — немало шедевров книгопечатного искусства.
С. 378. И трактат ‘De Monarvhia‘?— Политический трактат Данте о разделении церкви и государства ‘Монархия’ (1312-1313) вошел в том ‘Малые произведения’ (М.: Наука, 1968. Серия ‘Литературные памятники’).