ПАУСТОВСКИЙ
ПАУСТОВСКИЙ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Паустовский, Зайцев Борис Константинович, Год: 1968
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
Несколько лет назад, не помню, в каком советском журнале, прочел я рассказ — небольшой, но меня удививший. Никаких ‘парнишек’, ‘ребят’, ‘хватит’ — просто настоящий русский язык.
Охотник заблудился в лесу и забрел в какой-то домишко, где его приютила старая дама, у которой на стене висел портрет Тургенева. Где же доярки и перевыполнение плана? Их не оказалось. Просто охотник переночевал и распростился дружески с хозяйкой. Он любит лес, природу, Россию. Только и всего. А написавший сумел передать расположение к себе и своему писанию… неизвестно чем, некиим невидимым дыханием облика своего — это и есть таинственное в искусстве, то, чему нельзя научиться и научить этому нельзя: если есть у тебя — скажется, если нет, насильно не устроишь.
Потом об авторе я почти забыл. Но он был жив и стал передо мной являться — имя его в печати мелькало, а настал день, когда и книгу его я прочел — ‘Повесть о жизни’: это окончательно показало писателя, настоящего, пишущего для себя, как ему нравится, а не как приказывают, писателя одаренного, умного и спокойного, в спокойствии своем иногда очень трогательного (смерть Лели, сестры милосердия в войне 14-го года), но не сантиментального. Напротив, сдержан, мужествен, изобразителен. То, что я читал, больше автобиографическое, но попадались и прелестные маленькие рассказы — ‘Старый повар’ (не лишено некоего волшебного элемента), казалось бы, автору, далекому от мистицизма и религии, мало свойственного, но вот поди ж ты… Или итальянский рассказ, тоже у нас в ‘Русской Мысли’ перепечатанный — Рим, вблизи виллы Боргезе, душная ночь, старый астматик, вышедший из отеля подышать свежим воздухом — встреча с японочкой какой-то. Можно бы назвать ‘Ночной разговор’, но название другое. Просто, живо, горестно написано. Оттого и доходит.
В 1962 г. он был в Париже. Общие знакомые привезли его ко мне, мы сидели вечером в небольшой моей квартирке, под иконами моей жены мирно беседовали — и то же впечатление, что от писаний: сдержанный и умный, и глубокий человек. Никаких острых тем не трогали. Да если бы и тронули, вряд ли особая разница оказалась бы во взглядах. Расстались дружественно, обменялись книгами с автографами соответственными.
Два года назад дочь моя с мужем, в странствии по России, была у него в Москве, нашла сильно ослабевшим и полубольным. Не знаю, писал ли он уже что-нибудь. Но что заступался за преследуемых молодых писателей, знаю. И это снова особо располагает к нему.
А вот третьего дня вычитал, что он скончался. Если б мог, послал бы в Москву венок на могилу.
Мир праху. Мир праху достойного, настоящего писателя.
Русская мысль. 1968. 25 июля. No 2696.