Из ‘Крестовых сестер’ Ремизова мн запомнилась такая фраза: ‘Только и ждешь праздников: всетаки праздники’
Тихо и сонно шла жизнь великаго всероссійскаго захолустья. Мало чего новаго вносили в это мрное ея теченіе правдники, но ‘всетаки’ это были праздники. Мы не имем и этого утшенія…
В наши дни праздничный фон способен только оттнить еще рзче траур наших дум, наших настроеній. Мысль невольно уходит в прошлое, в эту сказочную страну воспоминаній,— страну ‘млека и меда’, молочных рк и кисельных берегов, и еще безотраднй кажется дйствительность, и еще неотвязнй встает вопрос: когда же все это кончится?
Этот вопрос преслдует нас как черная тнь, как хроническая болзнь, преслдует упорно, неотступно, преслдует дни и ночи..
У всх одна мысль…
Варіаціи ея безконечно разнообразны. Один ждет писем или денежнаго перевода, другой безпокоится о судьб родных, третій тоскует о давно оставленном город,— но все это сводится к одному,— когда-же, когда, на конец, узрим мы на земл мир, а не войну, ‘в человцх благоволеніе’ а не озлобленіе?
Такое непрерывное, напряженное и длительное сосредоточеніе всх душевных сил на одной иде не может пройти безслдно для душевнаго здоровья современников.
Этот проклятый вопрос — когда-же, когда?— камнем давит на всю нашу психику.
— Врите-ли,— говорила мн одна из многих, застрявших на чужбин с ребенком, без денег,— я как помшанная стала… м ли я, работаю ли хожу ли, разговариваю,— одна мысль неотступно сверлит мозг… И я нердко останавливаюсь или прерываю на полуслов разговор… Даже ночью, в полусн эта мысль преслдует меня… Я чувствую, что это надо как-то разршить, надо отдлаться от этой мысли во чтобы то ни стало… Стыдно сознаться, я, женщина без предразсудков, кончившая естественный факультет,— я была у гадалки… Мн нужен был какой-нибудь отвт, какой нибудь выход из этой неопредленности. Гадалка, конечно, нагадала мн три короба всякой чепухи, и не смотря на это, я… я собираюсь к другой гадалк… Что длать?..
Другой случай. Жена офицера раз сказывала мн.
— Я не получала встей от мужа и изнервничалась до послдней степени.
Подруга посовтовала мн попробовать нюхать кокаин. И мы нюхали с ней цлыя сутки. Мы даже натирали себ кокаином десны, и мы говорили, говорили без конца… Мебель двигалась со своих мст, пред главами плавал какой-то туман, а мы все говорили, не слушая друг друга…
Вдруг меня позвали. Привезли раненаго мужа.
— Здравствуй, сказала я совершенно равнодушно, увидав его лежащим. Ранен? Ну что-ж, не надо было узжать от меня! И уж не помню, что я болтала…
Муж был в отчаяніи… я была как безумная, с изсохшими, запекшимися губами и глубоко запавшими глазами…
Так многіе не находят сил нести тяжесть неотступной мысли и пытаются хоть механически разорвать этот безысходный круг… Если силою воли нельзя заставить умолкнуть это вчное внутреннее безпокойство, то пусть же хоть временное забвенье избавит нас от него!
Забвенье! К нему прибгают, как к послднему убжищу. Забвенія ищет каждый по своему вкусу и своим средствам.
‘Тыл безумствует. В тылу оргіи и кутежи’. Все это врно, так же, как и то, что среди этих безумствующих много людей, забывших долг, много спекулирующих на несчастьи.
Но нельзя одним паденіем нравов, одной распущеностью объяснить этот пир во время чумы.
Вдь, и пиры во время чумы длались, главный образом, для того, что бы в вин и псн утопить мысль об ужасах окружающаго, каждый жил как бы своим послдним днем, спшил
взять от жизни, что возможно, или, по крайней мр, забыться.
Так и теперь. Одни ищут забвенія в вин, другіе в азарт, третьи в наркотиках. Говорят, среди красноармейцев кокаин страшно распространен.
Есть и иныя формы ухода от жизни.
Как в эпоху реакціи, послдовавшей посл первой русской революціи, появилось практическое и теоретическое изученіе ‘проблем пола’, так и теперь сексуализм становится для многих убжищем, средством ухода от жизни.
Недавно я получил письмо от моего пріятеля, живущаго в одном небольшом крымской городк.
Вот что он пишет: В нашем город образовался странный кружок вполн интеллигентных людей, среди которых есть нсколько с литературными именами. Это даже не кружок, а скоре какая-то секта, потому что своим ‘радніям’ они придают характер прямо какого-то религіознаго экстаза. Они отрицают пол. Они говорят, что для любви пола не существует.
Они любят ссылаться на миф о происхожденіи людей из рук Прометея. Помните этот миф? Прометей надлал из глины сначала в отдльности вс части, долженствовавшія образовать как мужскія, так и женскія тла. Когда эта подготовительная работа была окончена, он был приглашен на пирушку к Бахусу, вернувшись с которой и пошатываясь, он принялся за окончаніе своей работы, ну, и не всегда правильно распредлял заготовленныя части. От этого так часто встрчается в мужчинах, по вейнингеровской терминологіи элемент ‘Ж’, а в женщинах — ‘М’ .
Поэтому-то и наши ‘кружковцы’ говорят, что для них не существует различія людей на полы.
Они зачитываются книгою В. Розанова ‘Люди луннаго свта’, Крафт-Эбинг их настольная книга. Они говорят, что у них выросли ‘крылья’ (М. Кузьмина)’. Они говорят, что только теперь они постигли радость бытія. Как они бранили меня за ‘отсталость’ и мое неумнье и нежеланье проникнуться их ‘освобождающим’ культом!
‘Одна их поэтесса (без литературнаго имени) написала стихотвореніе, из котораго я запомнил нсколько строк:
Глаза горячіе закрылись
Сплетались руки в объятьи жарком
Их было трое… Они забылись
В сіяньи лунном… В экстаз страстном…
… То было чудо голубое…
Безумье пьяной ночи юга…
Безумье, да! Их было трое
Во власти сладкаго недуга и т. д.’.
К чести автора этого стихотворенія, он сам опредлял этот ‘тройной экстаз’, как недуг. Недуг, явившійся слдствіем другого недуга,— нашей неотвязчивой идеи…
Есть и такіе, которые, в поисках забвенья, уходят в мистику в мір ‘потусторонняго бытія’.
Многих стала притягивать теософія и оккультизм. Даже ‘астрологи из Индіи’ длают прекрасныя дла.
Ни во всей этой тяг к мистическому, потустороннему проявляется не столько глубокій, философскій интерес к тайнам бытія сколько стремленіе найти хоть какую нибудь щель, кудабы можно было забиться, уйти от нашей ненавистной ide fixe.
Религія — самое древнее средство врачеванія души и ухода от міра повседневности в монастырь, от міра временнаго в экстаз и молитву.
И сейчас идут в храмы т, кто уже давно не бывал там, кто успл позабыть слова привычных молитв. Да для многих из них слова и не важны. Потому, что у них, как и у большинства, одна сейчас мысль и одна молитва:
‘Боже, когда же ниспошлешь Ты земл мир и человкам благоволеніе’? ..