Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860-1886)
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’. Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Нмецкія газеты и ‘Голосъ’.
Москва, 5-го іюня.
Берлинская газета ‘National-Zeitung’, органъ германскихъ такъ-называемыхъ ‘націоналъ-либераловъ’ разразилась недавно самою ругательною, самою оскорбительною статьею для чести и достоинства Русскаго народа и государства. Россіи этому не дивиться стать. Брань, насмшки, клеветы, клокотаніе тайной злобы подъ видами высокомрнаго къ намъ презрнія — это явленіе въ иностранной журналистик заурядное, хотя нельзя не признать, что въ послднее время, и именно въ Германіи, такое отношеніе печати къ Россіи приняло характеръ какой-то установленной системы, какого-то условленнаго согласія, словно бы по команд. Команда не команда, а нчто въ род внушенія или вдохновенія свыше несомннно чувствуется въ этомъ единодушіи усиленныхъ на Россію нападокъ, въ этой одновременности повсемстнаго въ Германіи преизбытка враждебныхъ къ намъ чувствъ. Какъ всегда водится въ отношеніяхъ Европы къ Россіи, — чувствуя или предчувствуя свою вину предъ послдней, т. е. замышляя что-либо для Россіи невыгодное или прямо вредное, притомъ съ нарушеніемъ общепринятыхъ основъ справедливости, — Европа взводитъ на Россію же обвиненіе въ небывалыхъ злыхъ замыслахъ. Россія — это козелъ отпущенія европейскихъ грховъ, — это своего рода decorum, которымъ Европа прикрываетъ собственную алчбу новыхъ захватовъ (конечно, не иныхъ какихъ земель, а именно славянскихъ), собственную лютость въ насилованіи свободы или правъ чужихъ племенъ — конечно, опять-таки славянскихъ! Такъ и свою собственную ненависть въ Русскому народу Нмцы маскируютъ теперь выдуманнымъ ими (умышленно-выдуманнымъ) russische Deutschenhetze, т. е. никогда небывалымъ ‘русскимъ нмцененавидніемъ’. Это новое словечко — russische Deutschenhetze — пущено недавно въ Германіи въ самый живой оборотъ, и воспламеняетъ теперь Нмецкія сердца пущимъ браннымъ духомъ и жаждою мести. Откуда же этотъ внезапный воинственный азартъ? Перспектива схватиться съ ‘Русскимъ медвдемъ’ никогда до сихъ поръ не представлялась заманчивою для Германцевъ и еще мене для Пруссаковъ, которые, содержа въ благоговйной памяти дянія своего ‘великаго Фрица’, безъ сомннія твердо знаютъ, во что было обошлась имъ единственная война, которую, лтъ слишкомъ за сто назадъ, вела съ ними Россія (и какая же Россія — тогдашняя!), и не мене же твердо вдаютъ, какія, напротивъ, неизмримыя выгоды доставила Пруссіи дружба Русской державы. Не Россія ли могущественно способствовала созданію Германскаго единства съ Пруссіей во глав, иначе сказать Германской Имперіи? Правда, есть мнніе, будто нтъ ничего тягостне и раздражительне для самолюбія, какъ сознавать себя кому-либо нравственно обязаннымъ за содянное добро, но такое мелкое чувство недостойно великаго народа, — это можетъ быть къ лицу только разв Австріи, въ которой никакого великаго народа и единаго національнаго духа не имется, и которая, дйствительно, и щеголяла, и хвасталась неблагодарностью въ своей спасительниц-Россіи. Стало быть не здсь, не въ оказанныхъ нами Германіи услугахъ должны мы искать объясненія настоящаго нахальнаго задора Германской печати, — тмъ боле, что Россія никогда даже и не предъявляла правъ на Нмецкую признательность, никогда даже и не ставила своихъ услугъ Германіи въ счетъ или ‘въ дебетъ’. Русскій ‘медвдь’ съ своей стороны желаетъ лишь одного: чтобъ сосди не забирались въ нему въ берлогу…
Наша такъ-называемая ‘либеральная пресса’ — въ своихъ отношеніяхъ въ Западной Европ сильно смахивающая на того ‘мщанина во дворянств’, который, изо всхъ силъ поддлываясь подъ ‘дворянскій’ тонъ, стыдится своего низкаго происхожденія и родства, — всю причину распалившейся Нмецкой на васъ злости видитъ, разумется, въ извстныхъ ‘рчахъ’ Русскаго ‘знаменитаго генерала’. Она, въ запуски съ Нмецкой печатью, не перестаетъ до сихъ поръ пятнать это славное Русское имя, а вмст и всякое открытое проявленіе Русскихъ патріотическихъ убжденій. Но разв ‘знаменитый генералъ’ въ своихъ, не рчахъ, а бесдахъ, заявлялъ себя когда-либо врагомъ Германскаго единства, или же порочилъ Германскую націю и къ ней именно выражалъ ненависть? Никогда и нисколько. Онъ объявилъ себя врагомъ Германскаго напора на Восток (Drang nach Osten), онъ произносилъ угрозы не Нмцу у него дома, а Нмцу, ломящемуся въ чужой домъ — Славянскій (чужой для него и родной для насъ), онъ порочилъ не Германскую націю, а Германскую политику, посягающую на свободу и независимость православныхъ Славянскихъ племенъ, и именно къ этому вопіющему нарушенію международнаго права и Божеской правды отнесся такъ, какъ естественно и подобаетъ отнестись каждому Русскому Славянину. Кто же неволитъ Германію, — величіе и миръ которой были упрочены самою Россіей, — лзть за предлы своей имперіи, въ область прямыхъ, кровныхъ Русскихъ интересовъ, лзть такъ-сказать въ берлогу въ самому медвдю, да еще съ притязаніями на радушное гостепріимство! Руководителямъ Германской политики хотлось бы, чтобы захватъ Нмцами Славянскихъ земель и порабощеніе въ той или другой форм Славянскихъ племенъ совершались не только втихомолку, въ мир, не только при соблюденіи спокойствія и даже благодушнаго настроенія, какъ порабощаемыми, такъ и самою Россіей, — но чтобъ такое дйствіе захвата и порабощенія признавалось еще какъ нчто Богомъ повелнное, вмнялось Славянскими племенами въ величайшую себ честь и благо. Само собою разумется, что такія притязанія не могли не встртить отпора, если не въ Русской дипломатіи, такъ въ значительной части Русскаго общества, — той, которая сознаетъ себя Русскою и сердцу которой дороги честь и интересы Русскаго народа и государства.
Что таковы именно замыслы Германской политики, это не можетъ подлежать теперь никакому сомннію, да ихъ теперь громко, беззастнчиво исповдуютъ во всеуслышаніе отчасти и сами Германскія, но еще боле Австрійскія, Нмецкія и Мадьярскія газеты. Конечно, натискъ на Балканскій полуостровъ творится не непосредственно Германіей, а черезъ Австрію, но разв это не все равно? Разв не во имя Германской культуры, разв не съ благословенія только Германской державы и опираясь лишь на ея могучую поддержку могла отважиться Австрія на такое колоссальное хищничество? Вина и отвтственность за дянія Австріи лежитъ исключительно на Германіи.
И тмъ не мене, кажется намъ, Австрійскіе интересы не настолько дороги сердцу Берлинскаго или Саксонскаго Нмца, чтобъ онъ, ради ихъ, воспламенился жаждою боя съ Россійской Имперіей. Мы продолжаемъ думать, что это воинственное, полное ярой къ намъ ненависти возбужденіе Германской печати произведено боле или мене искусственно. Въ вопросахъ вншней политики Нмецкая печать проявляетъ замчательную дисциплину и никогда не компрометируетъ видовъ своего правительства. Хотя, мы въ томъ убждены, князь Бисмаркъ мене чмъ кто-либо въ Германіи расположенъ вовлекать ее въ войну съ Россіей и ставить на карту, въ этой отчаянной игр, единство и бытіе созданной имъ имперіи, однако же, такое, имъ же самимъ можетъ быть вызванное или подогртое настроеніе Германскаго общества, свидтельствуемое печатью, представляется, конечно, удобнымъ подспорьемъ для его политическихъ соображеній, одновременно съ сохраненіемъ самыхъ, повидимому, дружественныхъ отношеній между обоими Кабинетами!.. ‘Успокойте Германію, уважьте ея общественное мнніе, утишите ея тревоги, порожденныя вашими ‘панславистами’ (т. е. людьми съ Русскимъ образомъ мыслей и національнымъ направленіемъ въ политик), — иначе намъ трудно будетъ сдержать Германскій патріотизмъ! помогите намъ соблюсти миръ, а для этого пожалуйте намъ какой-либо новый звавъ дружбы и вниманія къ Германскимъ интересамъ’. Вотъ какого рода ласковый шепотъ — сдается намъ — несется на берега Невы съ береговъ Шпреи, при аккомпанемент неистовыхъ ругательствъ, заносчивыхъ угрозъ и оскорбительныхъ глумленій надъ Россіей и Русскимъ народнымъ духомъ.
Въ самомъ дл, откуда могла появиться эта нелпая басня о нмце-ненавидніи, Deutsebenhetze, обуявшемъ будто бы нашу Россію? Русскій народъ едва ли не боле всхъ народовъ въ мір чуждъ человконенавиднія вообще и въ частности ненависти въ иноземцамъ, — пока, разумется, эти иноземцы сами, лично, не посягаютъ на его свободу. Разв во-время Крымской нашей войны съ Французами, пребывавшіе въ Россіи до начала военныхъ дйствій Французы, не покинувшіе ея и затмъ во все время войны, — разв подверглись они, въ эту годину тяжкихъ для Русскаго народа испытаній, хоть бы одинъ изъ нихъ — хоть бы малйшему оскорбленію?!. Не сотни ли тысячъ настоящихъ, коренныхъ Нмцевъ (не однихъ прибалтійскихъ) благоденствуютъ у насъ теперь, не только въ Петербург, но въ самой Москв и на пространств всего государства, — благоденствуютъ, благодушествуютъ, торгуютъ, наживаются, богатютъ себ по добру-по здорову? Пусть господа Кнопы, Вогау, Беры, Берги, Листы и весь этотъ почтенный легіонъ негоціантовъ потрудится свидтельствовать предъ своими ‘ко-націоналами’: испытывалъ ли кто изъ нихъ когда-либо на себ проявленіе той Deutschenhetze, которою, по словамъ Германскихъ газетъ, такъ и трепещетъ Россія? Да наконецъ, въ какой иной Европейской стрпн такъ распространено знакомство съ Германской литературой, такъ чтутся безсмертныя заслуги Германскаго генія въ области отвлеченной мысли и положительнаго знанія? Конечно, не во Франціи, не въ Италіи, и даже не въ Англіи!..
Если мы такъ сильно возмущаемся подобнымъ обвиненіемъ, то лишь потому, что оно предполагаетъ ту узкость и односторонность національнаго духа, которыхъ именно въ Русскомъ дух и нтъ. Особенность Русскаго народнаго духа заключается именно въ его многосторонности, шири и общечеловчности. Онъ не питаетъ племенной вражды ни къ Нмцу собственно, ни въ Нмцу вообще (такъ какъ извстно, что въ нашемъ простонародь этимъ названіемъ, какъ родовымъ, обозначаются нердко, и особенно обозначались встарину, вс виды западныхъ Европейцевъ). Не питаетъ онъ племенной и религіозной вражды ни къ Турку, ни къ Татарину, да и ни въ какому чужеземцу и иноврцу, пока вс они обращены къ Русскому народу своею общечеловческою стороною. Но какъ скоро они начинаютъ употреблять во зло его терпимость и даже уступчивость, какъ скоро они, именно во имя своей племенной исключительности, являются насильниками его собственной національной самобытности, само собою разумется, и въ немъ просыпается инстинктъ самосохраненія, и онъ въ потребномъ случа съуметъ дать насильникамъ надлежащій отпоръ. Изъ того, что въ Русскомъ народ никогда и тни не бывало глупаго, наклепаннаго на него въ Германіи нмцененавиднія, вовсе не слдуетъ, чтобы его долготерпнію, въ виду этого невыносимаго Нмецкаго высокомрія и всяческихъ оскорбленій Русскаго достоинства и чести, не было мры. Вовсе не слдуетъ также, чтобъ онъ, во свидтельство своего невраждебнаго отношенія къ Нмецкой народности, пожертвовалъ ей своими государственными интересами. Еще мене, изъ чего бы то ни было, слдуетъ, что Русскіе люди, способствовавшіе Германскому политическому усиленію и объединенію, стали врагами нравственнаго объединенія и свободнаго взаимнаго другъ къ другу тяготнія Славянскихъ племенъ, или рукоплескали явному заговору Германскаго канцлера, Римскаго папы и Габсбургскаго дома, Нмцевъ-протестантовъ и Нмцевъ-іезуитовъ: обезличить духовно и поработить матеріально православныхъ Славянъ Балканскаго полуострова. Мириться съ этимъ торжествомъ Нмецкой корысти и ‘культурнаго’ разбоя Русскіе люди, конечно, не могутъ, это значило бы принять на душу грхъ братоубійства, и если Русское государство вынуждено бездйствовать, то никакая власть и никакія соображенія въ мір не могутъ упразднить горечи и негодованія въ Русскомъ сердц. Если Нмцы почитаютъ такое накопленіе горечи и негодованія въ Русскихъ сердцахъ для себя невыгоднымъ, пусть стуютъ сами на себя: зачмъ сами презрли задатки мира и дружбы, вс условія для взаимнаго прочнаго союза обихъ державъ? зачмъ, сдвигая свое политическое зданіе съ основанія правды, подводятъ подъ него ненадежную опору кривды и лжи?..
Мы воспользовались статьей берлинской ‘Національной Газеты’ какъ поводомъ для отвта на весь шумъ и гвалтъ современной Нмецкой печати о Россіи и о Русскомъ отношеніи въ Германской народности. Что же касается самой статьи газеты National-Zeitung, то сака по себ она не заслуживала бы никакого вниманія, еслибъ не возгласилъ о ней, съ замчательною патріотическою безтактностью, Петербургскій ‘Голосъ’. Статья эта озаглавлена ‘Русскій геній’ и иметь цлію доказать, что никакого Русскаго національнаго генія не бывало и нтъ, никакой самобытности, особенноcти, оригинальности, никогда онъ не проявлялъ въ теченіи всей своей тысячелтней исторіи, да и не проявитъ, потому что къ таковой и не способенъ, — онъ безличенъ, онъ безсодержателенъ, онъ ничтоженъ, равняется нулю, а потому долженъ отказаться отъ всякихъ притязаній на личность и самостоятельность, и безъ лишнихъ околичностей присоединиться къ общему Европейскому концерту — запть въ унисонъ съ остальною Европою, потому-де, что ‘попытка на китайскій ладъ выработать изъ себя свою собственную музыку никогда не удается’. (Неудачно и сравненіе газеты, такъ какъ именно въ Русской музык открываютъ даже сами Германскіе ученые музыканты новые, невдомые Западной Европ законы или формы гармоніи!) Однимъ словомъ, по увренію статьи Берлинской газеты, Россія не больше какъ пустой сосудъ, въ который Европа иметъ положить свое содержаніе, голая доска, на которой она пропишетъ свои законы, матеріалъ, изъ котораго она вылпитъ фигуры по своему образцу, подобію, вкусу и потребности!.. Статья — свидтельствующая о грубомъ невжеств и ограниченности автора, котораго умственный горизонтъ замыкается весь одною Западною Европою, но статья все же, какъ выражается самъ ‘Голосъ’, ‘оскорбительная для нашего національнаго чувства’. Тмъ не мене самому ‘Голосу’ она очевидно не кажется оскорбительною, такъ какъ самъ же онъ объявляетъ, что ‘отвчать на нее слдуетъ не ему, ‘Голосу’, а славянофильскимъ органамъ, и прежде всего ‘Руси’. Почему же самъ ‘Голосъ’ не признаетъ себя обязаннымъ дать отпоръ оскорбленію? почему же защищать честь Россіи, по его мннію, слдуетъ не ему? Или онъ вовсе не испытываетъ никакого чувства оскорбленія (что и вроятно, иначе не предоставилъ бы честь отместки за оскорбленное Русское чувство своимъ противникамъ), или же, если и признаетъ, что статья для народнаго нашего самолюбія оскорбительна, то всегда вполн съ нею сочувствуетъ. Оно, разумется, такъ и есть. Хотя онъ конечно, приличія ради, и оговаривается, будто приводитъ воззрнія Берлинской ‘печати не потому, чтобы ихъ раздлялъ’, однакожъ этому нельзя врить, такъ какъ онъ тутъ же прибавляетъ, что мннія-де о насъ другихъ полезно знать, ибо они ‘служатъ зеркаломъ, въ которомъ можетъ-де народъ видть хоть сколько-нибудь свое отраженіе’. Онъ не оговаривается тутъ, что зеркало можетъ быть и кривое, напротивъ, нсколько ниже замчаетъ, что ‘она написана не безъ знанія дла и не безъ пониманія нашего положенія’.
Да и какъ же не сочувствовать ‘Голосу’ этой стать, когда онъ о народномъ Русскомъ геніи сотни разъ разсуждалъ въ этомъ же смысл и дух, вмст съ мыслителями ‘Встника Европы’ и всей остальной печати одного съ ними лагеря? Если нсколько смягчить нкоторыя выраженія статьи Берлинской газеты, она могла бы цликомъ появиться на страницахъ ‘Голоса’ или любаго изъ органовъ такъ-называемой у насъ ‘либеральной’ прессы какъ бы за оригинальную, и никого бы даже не удивила. Поэтому, какъ ни лестно для насъ патріотическое порученіе ‘Голоса’: мстить оскорбленія наносимыя Берлинскою газетой Русской народной чести и (какъ иронически прибавляетъ ‘Голосъ’), ‘непремнно фактами и строгими выводами доказать Западу ошибочность его мннія о культурной сил и историческомъ значеніи Русскаго генія’, причемъ и ‘посрамить враговъ силою нашего горячаго слова’, — но мы не послдуемъ его совту. Ни горячихъ, ни холодныхъ словъ не потратимъ мы на такую полемику, признавая неприличнымъ и несогласнымъ съ Русскимъ достоинствомъ усердно, усиленно доказывать (да еще органу партіи Прусскихъ ‘націоналъ-либераловъ’, которая вовсе еще не весь ‘3ападъ’), что Русскій стомилліонный народъ съ его тысячелтней исторіей — не пустой-де сосудъ и не tabula rasa, не совсмъ-таки нуль въ человчеств! Мы вообще не придаемъ особенной цны мннію о Россіи иностранцевъ, отъ которыхъ даже мудрено и ожидать врныхъ сужденій, когда огромный разрядъ Русской интеллигенціи, именующій себя либеральныхъ, оказывается по части своего отечества и своего народа еще мене свдущимъ и смысленнымъ, чмъ они. Несравненно боле важности придаемъ мы именно этому печальному обстоятельству.
‘Когда Русскіе начинаютъ говорить о Святой Руси и гниломъ Запад, можно подумать, что вс Гасконцы назначили себ свиданіе въ Петербург и стараются одинъ передъ другимъ, разсказами о своихъ геройскихъ подвигахъ, придать себ храбрости противъ невидимаго непріятеля…’
Можно подумать, право, что читаешь переводъ какой-либо статьи изъ самого ‘Голоса’! Дале:
‘Вотъ уже одиннадцать мсяцевъ ждетъ Европа, что сдлаетъ Россія, но… совершенно напрасно стегаетъ себя левъ своимъ хвостомъ: онъ не можетъ сдлать ни одного прыжка’…
‘Берлинская газета хочетъ этимъ сказать, — поясняетъ ‘Голосъ’, — что заявивъ на весь міръ о своемъ желаніи идти независимымъ чисто Русскимъ путемъ въ исполненію своего національнаго признанія, мы не двинулись впередъ ни на одинъ шагъ и не въ состояніи двинуться’… Что Европа ждетъ вотъ уже одиннадцать мсяцевъ — до этого намъ нтъ никакого дла, и мы ради ея не поторопимъ наше шествіе ни на вершокъ времени, если не признаемъ этого для себя нужнымъ. А ‘Голосу’ вотъ наша отповдь:
Мы можемъ быть недовольны положеніемъ длъ у васъ дома, находить, что они идутъ медленно или же криво, — но, во-первыхъ, въ эти домашніе наши счеты иностранцевъ впутывать не зачмъ. Это по меньшей мр не патріотично. Затмъ, какъ бы ни туго подвигалось наше благоустройство, какъ бы ни безотраденъ подчасъ казался намъ нашъ отечественный горизонтъ, поправимъ ли мы положеніе длъ и дождемся и свтлыхъ историческихъ дней, если сами будемъ упорно сгущать мракъ нашего общественнаго сознанія? Если упорно, неистово будемъ, вторя иностранцамъ, плевать на самихъ себя, на свой народъ, свою народность, топтать въ грязь свою исторію, свои преданія, шпынять, издваться, глумиться по поводу малйшаго заявленія, что и Русскій человкъ, въ семь человческой, не лишенъ своей личности и своего призванія? Отрицать въ себ всякую способность самостоятельнаго національнаго развитія, предаваться даже какой-то свистопляск отрицанія всего, въ чемъ одномъ заключается для насъ условіе почетнаго въ человчеств бытія, въ чемъ самый нервъ нашей жизни — какъ историческаго народа, въ чемъ единственный залогъ нашего оздоровленія и выходъ изъ современнаго невзрачнаго положенія длъ, — вдь это значитъ добиваться, чтобы самая соль обуяла, а тогда чмъ же будетъ и осолиться?! Изъ того, что Русскій мужикъ осипъ или заболлъ горломъ, слдуетъ ли непремнно требовать, чтобъ онъ, вмсто ‘Внизъ но матушк, по Волг’, ухищрился пть, хотя бы фальшивя, Французскую шансонетку, ибо это-де ‘общечеловческое’, и отрекся отъ надежды, что когда-нибудь да оправится же онъ и полнымъ своимъ Русскимъ голосомъ запоетъ свою, Русскую псню?!. Для того, чтобъ пойти ‘чисто Русскимъ путемъ въ исполненію своего національнаго призванія’, необходимъ прежде всего успхъ Русскаго народнаго самосознанія въ самомъ Русскомъ обществ, именно въ той его многочисленной сред, которая настолько духовно разрознена съ родною народностью, такъ мало вдаетъ и разуметъ свой народъ, судитъ и рядитъ о Россіи такъ легкомысленно, на основаніи иностранныхъ воззрній, доктринъ и теорій, что этою своею рознью, невжествомъ, безнародностью, легкомысліемъ — созидаетъ главное условіе нашей общественной расшатанности и безсилія…