Нчто о Лафонтен Баснописц.
Нчто о Лафонтен Баснописц.
(Изъ Фр. Mерк.)
‘Встникъ Европы’, No 9, 1805
Нечто о Лафонтене Баснописце, Лафонтен Жан, Год: 1805
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Обыкновеніе заставлять дтей выучивать басни было извстно въ самой глубокой древности. Платонъ, будучи весьма строгимъ къ Гомеру, почиталъ Езопа превосходнымъ Моралистомъ. Онъ хотлъ, чтобы дти сосали басни: съ молокомъ матернимъ, чтобы кормилицы безпрестанно твердили имъ о басняхъ, думалъ, что симъ способомъ можно впечатлть въ ум и сердц правила для будущаго поведенія: ибо младенцы съ жадностію слушаютъ повствованія, и съ любопытною внимательностію замчаютъ вс подробности. Лафонтенъ очень хорошо объяснилъ сіе философическое замчаніе о такомъ Искуств, въ которомъ онъ самъ превзошелъ всхъ Древнихъ, и достигъ высоты изящества, до которой ни одинъ новйшій Писатель не возносился. ‘Вмсто того, чтобы видть себя принужденными исправлять наши навыки,’ такъ онъ пишетъ: ‘лучше будемъ стараться заблаговременно сдлать ихъ добрыми. Какой же способъ къ тому удобне, ежели не басни? Скажите дитяти, что Крассъ, идучи на войну противъ Парянъ, зашелъ въ ихъ область, не подумавши о средствахъ изъ нее выдти, что долженъ былъ погибнуть самъ и погубить цлое войско, не смотря на вс старанія избавиться отъ бдствія. Скажите тому же дитяти, что лисица и козелъ спустились въ колодезь для утоленія жажды, что лисица, съ помощію спины: и роговъ своего товарища, какъ по лстниц вышла изъ колодезя, a козелъ напротивъ итого остался въ немъ, потому что не былъ предусмотрителенъ: изъ того слдуетъ, что во всякомъ случа надобно смотрть на конецъ дла. Спрашиваю, какой изъ сихъ двухъ примровъ сдлаетъ въ дитяти большее впечатлніе? Не правда ли, что оно будетъ внимательне къ послднему, то есть, къ такому, которой для его вразумительне?’
До Лафонтена мы не имли басенъ, если выключить нсколько опытовъ, весьма неудачныхъ. Хотя французской языкъ., прежде еще, нежели доведенъ до совершенства, отличался какою то милою простотою, которая естественно изчезала по мр вычищенія языка, но ни кто изъ Поэтовъ не могъ соединить съ даромъ повствованія той любезной невинности, той цли нравоучительной, того искуства изображать душевныя свойства, которыхъ Басня требуетъ. Можетъ быть, одному Мароту удалось бы успть въ томъ, и быть для Лафонтена тмъ, чмъ былъ Мальгербъ для Руссо, но Maротъ, обративши все вниманіе свое на любовныя млочи, не пытался проложить сей новой путь въ Поэзіи. Другому столтію было предоставлено судьбою произвести неподражаемаго Баснописца, тому столтію, въ продолженіе котораго вс части Словесности украсились образцовыми твореніями. Лафонтенъ, отъ природы тихій и боязливый, не устрашился идти по слдамъ своихъ предшественниковъ. Упомянувъ о Древнихъ, онъ говоритъ дале: ‘Новйшіе Писатели подражали древнимъ. Не только чужестранцы, но даже наши соотечественники оставили намъ примры. Правда, въ то время, когда они писали, языкъ былъ весьма не похожъ на ныншній, слдственно и нашихъ Писателей по сему должно причислять къ иностраннымъ. Но это не отвратило меня отъ предпріятія.’ Лафонтенъ иначе не сочинялъ, какъ по совту друзей, когда пришло ему на мысль приняться за басни, онъ сообщилъ свое намреніе. славному Академику Патрю, одному изъ лучшихъ нашихъ прозаическихъ Писателей. Патрю, устрашенный трудностями, сопряженными съ такимъ предпріятіемъ, совтовалъ Лафонтену писать прозою, ему казалось, что французская Поэзія, стсненная правилами столь строгими, никакъ не способна для милой небрежности, которой требуетъ повствованіе въ Басни. Какая была бы потеря для Словесности, если бы Лафонтенъ послушался сего робкаго совта! По счастію Поэтъ чувствовалъ свои силы я ршился на нихъ положиться, скоро другъ его приведенъ былъ въ крайнее изумленіе, увидя первые опыты его таланта.
Басни Лафонтеновы не имли надобности въ комментаторахъ, многіе любители Словесности брали на себя трудъ заставить читателей чувствовать красоты, по мр впечатлній, которыя сами они чувствовали. Изо всего, что было писано о семъ предмет, люди, имющіе вкусъ, извлекли заключеніе, которое почитаю приличнымъ здсь помстить. Талантъ Лафонтеневъ особенно состоитъ въ украшеніи нравоученія всмъ тмъ, что ни имютъ въ себ прелестнаго кроткая снизходительность, пріятной даръ нравиться, плняющее добродушіе, наконецъ воображеніе самое живое, самое гибкое.. Точная картина общества представляется вамъ въ сборищ животныхъ, которыхъ природныя побужденія преобразованы въ страсти. У нихъ видите наши учрежденія, наши обыкновенія, наши нравы, наши предразсудки. Каждое животное отличается особливымъ своимъ свойствомъ, и никогда отъ него не удаляется: он разсуждаютъ о важныхъ длахъ политическихъ и моральныхъ, не разительная противуположность между дйствующими лицами и предметами, о которыхъ он толкуютъ 5 производитъ то, что вся важная строгость изчезаетъ. Езопъ и Федръ указали на сію остроумную мысль, Лафонтенъ разкрылъ ее и довелъ до совершенства. Кром дара повствовать, который Лафонтенъ превзошелъ всхъ Баснописцовъ, онъ совершенно обладалъ искуствомъ давать лицамъ своимъ какую то комическую важность, всегда приличную характерамъ. У нихъ есть провинціи и города столичные, он заключаютъ миръ и объявляютъ войну. Къ симъ важнымъ дйствіямъ Политики, Баснописецъ обыкновенно присоединяетъ cлaвнйшія историческія событія, упоминаетъ о древнихъ и новыхъ герояхъ, и сколь ни кажется страннымъ такое смшеніе, вы нигд не увидите на принужденности, ни усилій. Напрасно захотли бъ вы искать въ Піитик таинства, какимъ образомъ, безъ нарушенія приличіи, можно соединять великія черты историческія съ предметами маловажными, но Лафонтену было было открыто, хотя онъ самъ, можетъ быть, не подозрвалъ, что знаетъ его. Непреодолимая страсть къ своему искуству, которое называлъ очаровательнымъ, заставляла его, такъ сказать, принимать на себя виды лицъ, представляемыхъ въ басн, читателю кажется, что не Лафонтенъ, но сами животныя говорятъ и разсуждаютъ: отъ того столько точности, столько любезности въ характерахъ и повствованіи. Въ басняхъ Лафонтеновыхъ нтъ ни строгой учительской морали, ни колкихъ наставленій Моліеровыхъ. Онъ зналъ, что снизходительность есть отличительное свойство аполога, котораго было первое назначеніе — заманивать людей въ кругъ ихъ обязанностей. Главное и общее заключеніе, выводимое изъ басенъ Лафонтеновыхъ, есть: ‘должно съ терпніемъ покориться судьб своей лучше убгать злыхъ, нежели съ ними бороться.’ Онъ рдко удаляется отъ сего ученія, столь сообразнаго съ самимъ его характеромъ, въ немногихъ только басняхъ отъ него отступаетъ, и противъ своего обыкновенія выводитъ слдствіе, что ‘со злыми надлежитъ вести войну безпрерывную.’ Сіе-то совершенное сходство характера Баснописца съ самымъ свойствомъ аполога украшаетъ его творенія прелестями неподражаемыми. Не смотря на то, Лафонтенъ имлъ еще возвышеннйшее понятіе о совершенств Басни, и думалъ, что не достигъ до него. Вотъ собственныя слова его о семъ предмет, слова, дышущія скромностію и милымъ добродушіемъ: ‘можетъ быть, трудъ мой поселитъ охоту въ другихъ пойти дале и приближить Басню къ точк совершенства.’
Многіе предпринимали идти по слдамъ его, но никто не превзошелъ Лафонтена. Да сихъ поръ онъ по всей справедливости почитается Баснописцемъ единственнымъ и образцовымъ.