Наследник имения Редклиф. Том первый, Йондж Шарлотта Мэри, Год: 1853

Время на прочтение: 226 минут(ы)

Миссъ Юнгъ

Наслдникъ имнія Редклифъ

(The heir of Redclyffe)

Переводъ Е. Сысоевой

Томъ первый

Изданіе поставщиковъ Его Императорскаго Величества
Товарищестіва М. О. Вольфъ
С.-Петербургъ, Гостиный Дв., 18 — Москва, Кузнецкій Мость, 12

ГЛАВА I.

Гостиная въ Голуэль-гауз считалась одной имъ любимыхъ комнатъ обитателей этого дома. Громадныя окна ея, выходившія прямо въ садъ, придавали ей лтомъ необыкновенно веселый характеръ, а зимой, какъ, напримръ, въ тотъ день, когда начинается наша повсть, яркій огонь въ камин и группы душистыхъ тепличныхъ растеній, живописно разставленныя по угламъ, длали эту любимую комнату, кажется, еще привтливе, особенно при сравненіи съ грустной, ноябрской погодой, съ холодными туманами и обнаженными деревьями. Въ это утро въ комнат находилось два лица: молодая двушка, рисовавшая за столомъ, и молодой человкъ, лежавшій на на низенькомъ диван подл камина, вокругъ него были разбросаны книги и гвзеты, а у изголовья стояла пара костылей. Дверь отворилась, и въ комнату вошелъ молодой, стройный красавецъ, котораго оба — больной юноша и его сестра Лора, встртили радостнымъ восклицаніемъ:
— А а! Филиппъ! Это вы? здравствуйте!
— Добраго утра, Лора! Чарльзъ! здорово! очень радъ, что ты опять внизъ спустился. Каково ты себя чувствуешь сегодня? спросилъ вошедшій.
— Спасибо! ничего особеннаго! грустно отвчалъ больной.
— А вы пшкомъ къ намъ пришли? спросила Лора.
— Да. Гд дядя? Я заходилъ на почту и принесъ письмо на его имя. На конверт есть штемпель Мурорта, — сказалъ Филиппъ, вынимая изъ кармана конвертъ.
— Что это такое — Мурортъ? спросилъ больной Чарльзъ.
— Почтовая станція близъ Рэдклифа, помстье сэръ Гэя Морвиль.
— Старика сэръ Гэя? А у него разв есть дла съ нашимъ отцомъ?
— А разв ты не зналъ, что дядя сдланъ опекуномъ мальчика — внука старика, — отвчалъ Филиппъ:
— Э? Неужели? Я ничего не слыхалъ.
— Да, — продолжалъ Филиппъ.— Когда сэръ Гэй настоятельно требовалъ, чтобы мой покойный отецъ принялъ на себя званіе опекуна, то тотъ не иначе согласился на это, какъ съ условіемъ, чтобы твой папа былъ вторымъ опекунъ ребенка. Покойникъ отецъ мой умеръ, и теперь дядя опекунъ мальчика. Я почти увренъ, что въ Рэдклиф что нибудь да не ладно. Адресъ на конверт сдланъ чьей-то другой рукою, а не сэръ Гэя.
— Придется теб подождать, если ты не очень любопытенъ и не пойдешь розыскивать отца, — сказалъ Чарльзъ: — Онъ отправился куда-то по хозяйству, потому что ему приходится самому замнять Дженкинса.
— Право, Филиппъ, — вмшалась Лора:— мы не знаемъ, какъ и благодарить васъ за то, что вы открыли отцу глаза на счетъ плутни Дженкинса. Ужъ не говоря о выгод не быть обманутымъ, какое вы удовольствіе доставили этимъ папа, вдь онъ теперь самъ смотритъ за хозяйствомъ всей фермы.
Филиппъ улыбнулся и подошелъ къ столу, на которомъ она рисовала.
— Вы узнали, какой это видъ? спросила Лора, взглянувъ ему прямо въ лицо.
— Конечно. Это Стэйльгурстъ. Откуда вы его сняли?
— Это копія съ рисунка карандашемъ вашей сестры, который я нашла у мама, въ картон.
— Очень похоже, только шпиль на кровл дома слишкомъ малъ, да еще это дерево не врно — нельзя ли перемнить его листву? Вдь это ясень.
Въ самомъ дл? а я приняла его за вязъ.
— А вотъ тутъ, на переднемъ план картины, нужно сдлать деревья потемне, чтобы выдать рзче перспективу. Видъ на вершину горы Соутъ-Муръ переданъ очень врно, особенно если на него смотрть издали.
Лора начала быстро длать поправки на рисунк, а Филиппъ молча слдилъ за ея карандашемъ. Лицо его приняло оттнокъ какой-то грусти. Вдругъ за дверью раздался голосъ: ‘Лора! Лора! Ты здсь? Отвори дверь посмотри.’
Филиппъ бросился отпирать дверь. На порог комнаты явился горшокъ высокой камеліи съ темными, зелеными листьями, изъ-за которыхъ выглядывало смющееся лицо молодой двушки въ блокурыхъ локонахъ.
— Благодарю! весело закричала она, неся горшокъ обими руками.— Ахъ, Филиппъ, это вы! не трогайте, не трогайте, я должна показать свою камелію Чарли.
— Ты сама не хуже дорогаго цвтка, — замтилъ больной.
— Да ты посмотри, сколько тутъ бутоновъ! продолжала блокурая Эмми, съ торжествомъ ставя горшокъ передь диваномь.— Что за совершенство! какая близна, какіе отчетливые лепестки! Я побдила и Машу и садовниковъ, ране двухъ недль ни одна камелія у нихъ не распустится, а моя можетъ идти на цвточную выставку. Старикъ Самъ насилу мн ее доврилъ, даромъ, что это моя питомица, онъ все боялся, что я ее не донесу.
— Однако, Эмми, — замтилъ Филиппъ, когда вс достаточно налюбовались цвткомъ: — вы все-таки позволите мн поставить горшокъ на окно. Вамъ онъ, право, не по силамъ.
— Берегитесь! крикнула Эмми?
Но увы! уже было поздно: не усплъ Филиппъ взять горшка изъ ея рукъ, какъ единственный распустившійся цвтокъ задлъ за столикъ Чарльза и, сломанный, упалъ на полъ.
— Ахъ, Эмми! Что я надлалъ! Вотъ жалость-то! Какъ это случилось? воскликнулъ Филиппъ.
— Длать нечего! отвчала Эмми: — я поставлю цвтокъ въ воду.
— Какое несчастіе! мн такъ досадно — вдь теперь ужъ нельвя послать эту камелію на выставку?
— Развдывайтесь, какъ знаете, съ Самомъ. Его это огорчитъ гораздо боле, чмъ меня. Впрочемъ, на выставк моя бдная камелія могла бы пожалуй и вызябнуть, тогда она погибла бы на вки!
Голосъ Эмми звучалъ весело, но зеркало, чрезъ которое Чарльзъ наблюдалъ за сестрою, выдало ея тайну.
— Кажется, у тебя слезки на глазахъ Эмми? спросилъ онъ ее, улыбаясь.
— Неправда! со смхомъ возразила та, и не успла она выговорить этого слова, какъ въ комнату вошелъ среднихъ лтъ джентльменъ. Это былъ человкъ небольшаго роста, худощавый, съ нсколько усталой, но добродушной физіономіей, съ сдыми бакенбардами, быстрымъ взглядомъ и съ очень порывистыми манерами. Это былъ хозяинъ дома, мистеръ Эдмонстонъ. Онъ ласково поздоровался съ Филиппомъ, и тотъ подалъ ему письмо.
— Ба-а! Письмо! Посмотримъ, что пишутъ? Вдь это почеркъ не сэръ Гэя. Э! Такъ вотъ въ чемъ дло. Умеръ! Вотъ неожиданно-то!
Все это онъ проговорилъ, пробгая письмо.
— Умеръ? кто такой? Сэръ Гэй Морвиль? закричали вс въ одинъ голосъ.
— Да, бдный старикъ умеръ скоропостижно, — сказалъ мистеръ Эдмонстонъ и, подойдя къ двери, громко крикнулъ: — Мама! Мама! зайди-ка сюда на минуту!
На его зовъ, черезъ нсколько времени, явилась стройная, красивая лэди, сзади которой, робко, нершительно прокралась двочка лтъ 11 -ти, съ вздернутымъ носикомъ и съ лицомъ, выражавшимъ живйшее любопытство. Она опрометью кинулась къ сестр Эмми, которая хотя и покачала головой и погрозила ей пальцемъ, но улыбнувшись все-таки взяла двочку за руку, внимательно вслушиваясь между тмъ въ слова отца.
— Слышишь, мама! говорилъ тотъ вошедшей жен. Какой ужасный случай! Сэръ Гэй Морвиль, скончался сегодня утромъ скоропостижно!
— Неужели? Бдняга! вотъ настрадался то на своемъ вку. Кто теб пишетъ?
— Внукъ его, бдный мальчуганъ. Я едва могъ разобрать письмо.
И, отодвинувъ бумагу на четверть аршина отъ глазъ, мистеръ Эдмонстонъ прочелъ вслухъ нсколько строкъ нечеткаго, наскоро написаннаго увдомленія. По всему было замтно, что горе и волненіе заставили сильно дрожать и безъ того неврную руку мальчика, писавшаго слдующее:

‘Дорогой мистеръ Эдмонстонъ!

‘Мой милый ддушка скончался сегодня въ 6-ть часовъ утра. Вчера вечеромъ съ нимъ случился ударъ. Онъ лишился языка и памяти, хотя все время узнавалъ меня. Говорятъ, что онъ не долженъ былъ чувствовать большихъ страданій. Мэркгамъ устроитъ все, что слдуетъ. Мы бы желали, чтобы похороны были во вторникъ, вы врно пожалуете къ намъ. Я хотлъ написать къ кузену Филиппу Морвиль, но адреса его не знаю, полагаюсь на васъ, вы врно передадите ему все, что нужно. Извините за нескладное письмо. Я самъ не понимаю, что пишу.

Преданный вамъ искренно
Гэй Морвиль.’

— Бдный малый! замтилъ Филиппъ, — по письму видно, что онъ сильно разстроенъ.
— Грустно ему бдному оставаться одному въ цломъ дом, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ.
— Да, да, очень должно быть грустно, — повторилъ ея мужъ. — Мн немедленно нужно къ нему хать. Неправда ли? Филиппъ, ты что на это скажешь?
— Конечно, позжайте, и я поду вмст съ вами. Это нашъ долгъ, я никакъ бы не желалъ оскорблять памяти покойнаго сэръ Гэя.
— Что и толковать! это нашъ долгъ, наша прямая обязанность. Къ нашему семейству покойникъ былъ постоянно ласковъ и внимателенъ, а ты прямой его наслдникъ посл внука.
Маленькая Шарлотта почему то начала прыгать отъ радости и, поднявъ брови, вопросительно посмотрла на Эмми.
— О наслдств тутъ и рчи нтъ, — возразилъ Филиппъ: — но такъ какъ внукъ его и я, мы оба единственные представители двухъ втвей дома Морвиль, то я съ своей стороны долженъ все сдлать, чтобы доказать, что старая семейная наша вражда прекратилась.
— Скажи лучше, что ты желаешь, чтобы она канула въ Лету забвенія, эта фраза гораздо торжественне, — вмшался иронически Чарльзъ.
Эмми захохотала такъ громко, что принуждена была спрятать голову за плечо Шарлотты. Двочка увлеклась примромъ сестры и, засмявшись, выдала тайну своего присутствія въ комнат.
Отецъ улыбнулся, увидавъ ее, но съ укоромъ покачалъ головой.
— Ты какъ сюда попала, любопытная кошка? спросилъ онъ.
— Шарлотта! кто тебя звалъ сюда? строго замтила мать. Двочка вся съежилась и исчезла мигомъ изъ гостиной. Мать съ улыбкой посмотрла ей вслдъ и прибавила вполголоса: бдный ребенокъ, прогнали!
— А сколько Гэю лтъ? продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ, возвращаясь къ прерванному разговору.
— Онъ ровесникъ Лор, ему 17 1/2 лтъ, отвчала жена. — Помнишь, какъ, бывало, покойникъ братъ говаривалъ, что на Лору весело смотрть, — такая она была здоровенькая въ сравненіи съ худымъ, тощимъ наслдникомъ Рэдклифа.
— Однако, изъ этого тощаго ребенка вышелъ очень красивый, проворный малый, — замтилъ Филиппъ.
— Его надо бы перевезти къ намъ въ домъ. Какъ ты думаешь, Филиппъ? спросилъ дядя.
— Отлично! лучшаго плана для него придумать нельзя. Можно смло сказать, что ддъ его умеръ во время. Бдный старикъ дотого боялся, чтобы мальчикъ не испортился, что онъ его, до этихъ поръ, держалъ……..
— Какъ въ тискахъ, хочешь ты сказать?
— Ну да, очень строго, а это крайне вредно для дтей съ такой горячей натурой, какъ у Гэя. Теперь, пожалуй, его опасно будетъ и отсылать въ Оксфордскій университетъ. Свобода обращенія со студентами и общество товарищей, посл строгой домашней дисциплины и деревенскаго уединенія, могутъ очень вредно подйствовать на Гэя.
— Ни, ни, ни! Ты объ этомъ и не толкуй! прервалъ Филиппа мистеръ Эдмонстонъ, замахавъ руками. — Мы должны сдлать для него все, что только возможно.— Вдь онъ у меня будетъ сидть на ше до 25 лтняго возраста — его ддъ связалъ насъ опекой до этого срока. Если мы съумемъ спасти его отъ ошибокъ — тмъ лучше, если нтъ — длать нечего!
— Да вдь онъ порученъ вашему личному надзору, папа, замтилъ Чарльзъ.
— Знаю, знаю, по несчастію это правда. Вотъ еслибы отецъ Филиппа былъ живъ, я былъ бы спокоенъ. А теперь у меня порядочная обуза на рукахъ, (лицо его приняло не столько озабоченный, сколько гордый видъ.) Вы подумайте только, имніе Рэдклифъ само по себ ужъ не шуточное дло, а тутъ еще наслдникъ! Длать нечего, придется мн завтра же, по прізд, вступить въ переговоры съ арендаторами. Филиппъ, пойдемъ-ка со мной, походимъ! заключилъ М-ръ Эдмонстонъ.
— Извините, дядя, мн пора домой, — возразилъ тотъ. — Притомъ, я долженъ еще выхлопотать себ отпускъ. Намъ нужно съ вами заране условиться, когда выхать.— Они уговорились, и мистеръ Эдмонстонъ убжалъ одинъ.
— А что, правда, что въ Рэдклифскомъ дом водятся привиднія? спросилъ Чарльзъ, по уход отца.
— Говорятъ, что такъ, — отвчалъ Филиппъ:— хотя я до сихъ поръ не знаю, чей именно духъ тамъ является. Есть въ дом комната, выходящая окнами къ воротамъ, ее зовутъ: ‘комната сэръ Гуго’, но еще не ршено, Гуго ли это Морвиль, убійцы омы Беккета, или его тезки, перваго баронета Гуго, жившаго въ царствованіе Вильгельма Оранскаго, въ то время, когда началась распря между обими втвями дома Морвиль. Впрочемъ тетушк, вроятно, лучше, чмъ мн, извстна фамильная наша исторія. Пусть она разскажетъ все это дло.
— Я знаю одно, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ:— что семейная распря началась изъ-за раздла по имнію. Я вамъ опредлитъ наврно не могу, кто былъ правъ, кто виноватъ. Но родъ Морвиль вообще отличался всегда гордымъ, необузданнымъ характеромъ, и вражда, начавшаяся между баронетомъ сэръ Гуго и его братомъ, продолжалась изъ рода въ родъ, самымъ постыднымъ образомъ. На моей памяти еще то время, когда Морвилей изъ Рэдклифа звали въ нашей семь не иначе, какъ людодами.
— Видно, по шерсти была и кличка, — замтилъ Филиппъ. — говорятъ, что жизнь покойника сэръ Гэя отличалась разными приключеніями. Преданія о его дуэляхъ и безумныхъ выходкахъ до сихъ поръ еще живутъ въ народ той мстности, гд онъ умеръ.
— Бдный старикъ! ему не легко жилось на бломъ свт! сказала мистриссъ Эдмонстонъ.
— А что такое разсказываютъ объ ужасномъ происшествіи съ его сыномъ? спросилъ Филиппъ. — Убилъ его старикъ, что ли?
— О! нтъ! тутъ дло было совсмъ иначе.
— А какже? спросила Лора.
— У сэръ Гэя Морвиля былъ всего одинъ сынъ, жена его умерла тотчасъ посл родовъ. Ребенокъ воспитывался безъ матери очень дурно, онъ былъ также вспыльчивъ и дерзокъ, какъ отецъ, но сердце имлъ доброе и натуру честную. Девятнадцати лтъ отъ роду, молодой Морвиль увезъ 36-ти лтнюю двушку, сестру знаменитаго въ то время скрипача. Они тайно обвнчались. Отецъ страшно оскорбился бракомъ сына, и тутъ то началась безумная вражда съ обихъ сторонъ. Наконецъ сынъ принужденъ былъ искать примиренія. Онъ привезъ свою молодую жену въ Мурортъ, а самъ, верхомъ, отправился въ Рэдклифъ, для свиданія съ отцомъ. Къ несчастію, въ этотъ день сэръ Гэй давалъ охотничій обдъ и напился сильно пьянъ. Онъ не только не принялъ сына, но началъ ругаться и приказалъ ему сказать, чтобы онъ убирался къ своему братцу — скрипачу. Сынъ, стоя въ передней, все это слышалъ, онъ вскочилъ на лошадь и помчался обратно въ Мурортъ. Ночь была темная, дорогой онъ стукнулся лбомъ о дерево въ лсу и убился до смерти.
— А бдная его жена? вздрогнувъ спросила Эмми.
— Она умерла на слдующій день, родивъ мальчика.
— Это ужасно! воскликнулъ Филиппъ. — Неужели это происшествіе не измнило характера сэръ Гэя?
— Разсказываютъ, что смертельный ужасъ наиалъ на всхъ гостей, обдавшихъ у сэръ Гэя, когда среди стола дворецкій шепотомъ вызвалъ полковника Гарвуда, и тотъ, вернувшись въ столовую, объявилъ несчастному отцу о случившемся происшествіи. Не мудрено, если съ этой минуты старикъ сдлался неузнаваемъ.
— Врно, онъ тогда-то и пригласилъ моего отца къ себ — сказалъ Филиппъ. — Скажите, что-жъ это ему вздумалось? Вдь они были въ ссор?
— Тутъ кроется цлая исторія — продолжала м-ссъ Эдмонстонъ. Вы врно вс знаете домъ въ Стэйльгурст, который принадлежитъ теперь полковнику Гарвуду. Много лтъ тому назадъ лошадиныя скачки въ Мильдред были въ большой мод. Сэръ Гэй, полковникъ Гарвудъ и цлая компанія въ этомъ же род нанимали этотъ домъ для себя. Одинъ разъ въ году, незадолго передъ скачками, вс они собирались въ Стэйльгурстъ и объзжали лошадей. Прислуга этихъ господъ начала вести себя дотого неприлично, что покойный мой братъ, а твой отецъ, Филиппъ, жившій въ томъ же мстечк, принужденъ былъ сдлать имъ замчаніе. Сэръ Гэй сначала вспылилъ, но велъ себя все таки приличне, чмъ его товарищи. Вроятно ему понравилась смлая, откровенная натура моего брата, онъ полюбилъ его горячо, а братъ отвчалъ ему тмъ-же, считая сэръ Гэя очень добрымъ человкомъ. Мн случилось видть старика всего одинъ разъ, признаюсь, я никогда не воображала встртить въ немъ такого истаго джентльмена, какимъ онъ мн показался. Когда его сыну минуло 14-ть лтъ, то мальчикъ прізжалъ къ намъ съ своимъ гувернеромъ. Впослдствіи, когда онъ женился, то брату пришлось встрчать его только въ Лондон. Тамъ-то онъ и услыхалъ исторію несчастной женитьбы молодаго Морвиля и ссору его съ отцомъ. Братъ всячески старался ихъ примирить.
— А! а! вспомнилъ! сказалъ Филиппъ — Не прізжали ли молодые супруги къ моему отцу въ Стэйльгурстъ. Я, какъ сквозь сонъ, помню какого-то господина и даму, которая пла,
— Да, они прізжали къ вамъ. Твой отецъ нарочно пригласилъ ихъ погостить, чтобы покороче узнать молодую мистриссъ Морвиль. Онъ не разъ писалъ сэръ Гэю, что невстка его премилое, кроткое дитя, изъ котораго можно будетъ сдлать все, что хочешь. Онъ совтывалъ старику не оставлять молодыхъ супруговъ въ дурномъ обществ брата-артиста, который содержалъ ихъ въ то время на свой счетъ. Сэръ Гэй оставилъ вс письма безъ отвта, но недли дв спустя посл страшной катастрофы съ его сыномъ, полковникъ Гарвудъ увдомилъ брата, что его присутсвіе необходимо въ Рэдклиф, потому что сэръ Гэй только и твердитъ, что о немъ. Братъ немедленно прихалъ и впослдствіи разсказывалъ мн, что ему еще никогда въ жизни не случалось встрчать человка, до такой степени убитаго горемъ, какъ сэръ Гэй.
— Я нашелъ между бумагами отца нсколько писемъ отъ сэръ Гэя, — сказалъ Филиппъ: — а когда батюшка умеръ, то онъ прислалъ ко мн очень трогательное письмо. У этой породы изъ Рэдклифа сильные характеры!
— Когда это онъ завщалъ свое имніе дяд Морвилю? спросилъ Чарльзъ: — тотчасъ посл того какъ его сынъ умеръ?
— Да, — отвчала мистриссъ Эдмонстонъ. — Брату этого сильно не хотлось, но старикъ до тхъ поръ не успокоился, пока завщаніе не было составлено. Какъ ему ни напоминали, что у него есть прямой наслдникъ — внукъ, онъ слышать объ немъ не хотлъ, говоря, что ребенокъ непремнію умретъ, и въ самомъ дл, жизнь маленькаго Гэя висла тогда на волоск. Я помню, братъ разсказывалъ, что онъ здилъ въ Мурортъ поглядть на мальчика, который былъ такъ слабъ, что его нельзя было перевезти въ Рэдклифъ. Братъ нашелъ его въ такомъ болзненномъ состояніи, что даже не осмлился обнадежить дда, что мальчикъ останется живъ. Только тогда, когда ему минуло три года, сэръ Гэй началъ чувотвовать къ нему привязанность.
— У сэръ Гэя была поразительная наружность, — замтилъ Филиппъ. — Я никогда не забуду одной поздки своей въ Рэдклифъ, года четыре тому назадъ. На меня это свиданіе произвело впечатлніе чего-то волшебнаго. Представьте, себ: огромный домъ съ красными, кирпичными стнами, ворота съ арками, обвитыми плющемъ, большой, крытый, четвероугольный дворъ, куда не проникалъ никогда лучъ солнца, и гд каждое слово отдавалось эхомъ, громадная передняя, рзныя стны изъ чернаго дуба, и наконецъ мрачныя комнаты, освтить которыя было бы очень трудно: вотъ что я увидлъ! Ну, право, такъ и чудились взд привиднія.
— Каково-же тамъ жить бдному мальчику, одному? сказала мистриссъ Эдмонстонъ. — я рада, что ты, Филиппъ, и мужъ мой, отправитесь къ нему.
— Разскажите намъ что-нибудь про кузена Гэя, Филиппъ, — вмшалась Лора.
— Да что про него разсказывать? Онъ просто сорви голова, — отвчалъ Филиппъ.— Старшій сэрь Гэй отличался необыкновенной сдержанностью, его меланхолическое выраженіе лица, необыкновенно величественныя манеры и мертвая тишина, царотвовавшая вокругъ, все это длало его похожимъ или на отшельника въ кель, или на рыцаря въ заколдованномъ замк — но весь этотъ торжественный характеръ дома нарушался молодымъ Гэмъ……
— Какимъ образомъ? спросила Лора.
— Мальчикъ вчно шумлъ, носился изъ одного угла дома въ другой, вызывалъ своими криками эхо, плъ, свисталъ! Меня его свистъ приводилъ въ негодованіе не одинъ разъ.
— Какже это переносилъ сэръ Гэй?
— Любопытно было видть, какъ внукъ трещалъ подъ самымъ ухомъ дда, передавалъ ему исторію своихъ приключеній, какъ онъ хохоталъ, хлопалъ въ ладоши, прыгалъ — а ддъ сидлъ все время молча, неподвижно, какъ статуя.
— Чтожъ, по вашему, любилъ его старикъ, или нтъ?
— Онъ любилъ ребенка безъ памяти, но выражалъ это чувство по своему, изрдка посмотритъ на него, кивнетъ головой, чтобы показать, что онъ его слушаетъ, а при другихъ вообще держалъ себя такъ, какъ будто онъ вовсе не обращаетъ на него вниманія. Всякій другой, на мст рзваго мальчишки, непремнно бы присмирлъ отъ такого обращенія.
— А вы сами любите ли Гэя? спросила Лора. Неужели и у него такой же безумный характеръ, какъ у всхъ родовыхъ Морвилей? Вотъ было бы непріятно для насъ!
— Онъ славный малый, сказалъ Филиппъ.— Одна бда въ томъ, что ддъ странно его воспитывалъ. Онъ, какъ говорится, души во внук не чаялъ и боялся пуще огня, чтобы съ нимъ чего-нибудь не случилось. Товарищей мальчику никакихъ не давали, каждое его дйствіе было подчинено правиламъ и строгому контролю. Врядъ ли кто-нибудь изъ насъ ршился бы повиноваться такой систем управленія. Не понимаю, какъ онъ все это выдерживалъ?
— А между тмъ вы сами сказали, что Гэй никогда не стснялся присутствіемъ дда и ничего не скрывалъ отъ него? замтила Эмми.
— Да, — прибавила мать:— и я хотла сказать тоже, что Эмми. Врно система старика была необходима для такой натуры, какъ Гэй, иначе мальчикъ не могъ бы такъ любить дда.
— Но вдь я и прежде вамъ говорилъ, что это была натура открытая, характеръ замчательный, хотя отъ головы до ногъ Морвиль чистой породы. Я помню одинъ случай, который покажетъ вамъ и хорошую и дурную сторону Гэя. Вы знаете вс, что въ Рэдклиф мстность очаровательная, великолпныя скалы точно висятъ надъ моремъ, а на верху скалъ раскинулся лсъ. Въ ущельи одного изъ глубочайшихъ обрывовъ находилось соколиное гнздо, стоя на краю пропасти, мы часто любовались на самку и самца, которые носились вокругъ своихъ птенцовъ. Чтожъ, — вы думаете, сдлалъ мистеръ Гэй? Онъ скатился внизъ головою въ пропасть и добылъ себ гнздо. Какъ онъ остался живъ — не знаю, но съ тхъ поръ ддушка не могъ равнодушно проходить мимо этого мста. Назадъ онъ вскарабкался очень ловко и вернулся къ намъ съ двумя соколятами, которыхъ засунулъ въ карманъ своей куртки.
— Ай, да молодецъ! весело закричалъ Чарльзъ.
— Птицы эти съ ума его свели совсмъ. Онъ перевернулъ вверхъ дномъ всю библіотеку дда, розыскивая себ руководства, какъ выдерживать соколовъ. За этимъ чтеніемъ онъ проводилъ вс свободные свои часы. Какъ-то нечаянно лакей забылъ притворить дверь комнаты, гд жили соколы, и т улетли. Гэй вышелъ изъ себя отъ бшенства. Право, я не прибавлю, если скажу, что онъ отъ злости себя не помнилъ.
— Бдный мальчикъ! сказала мистриссъ Эдмонстонъ.
— А каналь лакею подломъ! съ желчью замтилъ Чарльзъ.
— Съ Гэемъ никто сладить не могъ, пока его ддъ не вошелъ въ комнату. При одномъ взгяд на него мальчикъ опустилъ голову, притихъ и, подойдя къ нему, кротко сказалъ:— ‘мн стыдно’ — Бдняжка! проговорилъ старикъ, и они оба замолчали. Въ этогъ день я не видалъ уже Гэя, за то на другое утро онъ вышелъ къ намъ спокойнымъ и кроткимъ, какъ никогда. Но самый замчательный эпизодъ впереди. Дня два спустя посл страшной сцены съ лакеемъ, мы гуляли вдвоемъ по лсу. Гэй свистнулъ, и вдругъ на этотъ звукъ отозвалось какое-то шуршанье въ кустахъ, послышался тяжелый взмахъ крыльевъ, и передъ нами явились пропавшіе соколы. То ковыляя, перепархивая, при помощи своихъ подрзанныхъ крыльевъ, бдныя птицы дались намъ очень легко въ руки. Он гордо щетинили свои перья, когда Гэй началъ ихъ ламкать, а въ желтыхъ глазахъ ихъ, какъ мн показалось, засвтилось чувство нжности.
— Ахъ, они милые! сказала Эмми. — вотъ интересный-то конецъ повсти.
— Это еще не конецъ, — возразилъ Филиппъ. — Меня очень удивило то, что Гэй такъ хладнокровмо встртилъ соколовъ: я невольно ждалъ сцены восторга. Онъ понесъ очень спокойно птицъ домой, а на другое утро я узналъ, что онъ самъ отправился къ какому-то фермеру съ тмъ, чтобы отдать ему соколовъ на сохраненіе.
— Что онъ самъ на это ршился, или ему приказали такъ поступить? спросила Лора.
— И мн хотлось тоже узнать, но при малйшемъ намек на этихъ птицъ, лицо Гэя принимало такое мрачное выраженіе, что я счелъ за лучшее не раздражать его вопросами. Однако я съ вами заговорился — замтилъ Филиппъ: — мн пора идти. Прощайте, Эмми! Надюсь, что къ моему возвращенію, на вашей камеліи распустится еще бутонъ. А то мн жутко достанется на домашнемъ митинг любителей садоводства.
— Прощай, Филиппъ! сказалъ Чарльзъ. — Совтую теб держать въ карман свою фамильную вражду съ Рэдклифскими Морвилями, если ты ее не схоронишь въ могил сэръ Гэя. А не то выступай на бой съ внукомъ, это будетъ еще интересне.
Филиппъ ушелъ, не дослушавъ его тирады. Мать нахмурила брови, а Лора не выдержала:
— Чарли! Ты ужъ черезчуръ забываешься! сказала она.
— Нельзя ли меня отправить наверхъ, — отвтилъ ей рзко больной.
— Сестра говоритъ правду, — произнесла мать, грустно посмотрвъ на него. — ты очень остроуменъ, но употребляешь во зло свой даръ. Если эта способность видть во всемъ смшную сторону облегчаетъ твои физическія страданія, зачмъ же оскорблять другихъ своими шутками?
Чарльзъ сдлалъ нетерпливый жестъ рукою и ни мало не смутился. Эмми сконфузилась за него.
— Однако, — замтила м-риссъ Эдмонстонъ, — мн бы пора справиться, что длаетъ наша плнница?
Она ушла, оставивъ Лору и Эмми съ больнымъ братомъ
— Ахъ, Эмми! сказала Лора, когда мать скрылась за дверью. — Какъ ты дурно сдлала, что удержала здсь Шарлотту. Ты знаешь, какая она любопытная!
— Знаю, безъ тебя, — жалобно возразила сестра, — но у меня духу не достало выслать двочку вонъ.
— Филиппъ не даромъ говоритъ, что у тебя характеръ, точно тло безъ костей……
— Полно, Лора, — прервалъ Чарльзъ:— Я не позволю Филиппу критиковать мою сестру. На бломъ свт и безъ того много черствыхъ людей, не для чего совтывать Эмми, чтобы она измнила свое мягкое сердце.
Онъ схватилъ своей блдной рукою кругленькую, пухлую ручку сестры и началъ щипать розовыя подушки, какъ онъ называлъ пальцы Эмми.
— Какъ вы другъ друга балуете! съ улыбкой замтила Лора, уходя изъ комнаты.
— А что она не скажетъ, какъ Филиппъ себя держитъ съ нею? спросилъ Чарльзъ, мигнувъ выразительно ей вслдъ.
— Они другъ друга совершенствуютъ, Чарли, — наивно отвчала Эмми, и больной покатился со смху.
— Чему ты смешься? право, я бы очень желала быть похожей на благоразумную Лору, — продолжала она, вздыхая.
— Это еще что? сказалъ Чарльзъ, награждая ее щипками и теребя за волосы. — Не смй этого желать! Чтожъ я то буду длать безъ моей шалуньи Эмми? Еслибы вс они понимали, какъ тяжело мн достаются подчасъ мои шутки, у нихъ духу бы не достало журить меня за колкость.
— Подумай, Чарли, вдь Лора немногимъ старше меня! сказала Эмми тмъ же грустнымъ тономъ, но съ улыбкой.
— Дурочка! вдь ты по своимъ годамъ довольно умна, а Лора преждевременно развилась. Слушая ея мудрыя разсужденія, я постоянно трепещу за милую сестру. Ну, какъ природа возьметъ свое, да заставитъ Лору, подъ старость лтъ, выкинуть какую нибудь эксцентричную штуку!
— Вотъ ужъ этому не бывать! вскричала съ негодованіемъ Эмми. — Чтобы Лора сдлала какую-нибудь глупость? Никогда!
— Я вотъ чего дожидаюсь, чтобы она по уши влюбилась въ рэдклифскаго героя, а чтобы Филиппъ принялся ее ревновать къ нему.
— Чарли! Ну, не совстно ли теб это говорить?
— А что такое? Разв это рдкость, чтобы двушка влюбилась въ юношу, находящагося подъ опекой ея отца? Въ романахъ это вещь извстная.
— Неправда, романы всегда кончаются тмъ, что молодая двушка остается жить одна со старикомъ отцемъ или со злой тетушкой, старой двой.
— И отлично, Эмми! Оставайся-ка ты старой двушкой, теткой, въ нашей семь.— При этихъ словахъ его Лора снова вернулась въ гостиную.
— Знаешь ли что, сестра? сказалъ больной:— мы съ Эмми сейчасъ ршили, что ни одинъ герой романа не обходится безъ того, чтобы не влюбиться въ красавицу дочь своего опекуна.
— Да, если эта дочь въ самомъ дл красавица, мудренаго ничего нтъ, — отвчала Лора, догадавшись, въ чемъ дло и стараясь не конфузиться.
— Какова? прямо напрашивается на крмплиментъ, сказалъ Чарльзъ. Но Эмми, не любившая, чтобы ея сестру дразнили, сла играть на фортепіано, чтобы прекратить разговоръ. Лора въ свою очередь принялась за рисованіе, а Чарльзъ, зевая, началъ перелистывать газеты. Блдное, измученное лицо его, которое могло бы назваться красивымъ, еслибы было не такъ худощаво и безцвтно, постепенно теряло свое оживленное, отчасти насмшливое выраженіе и сдлалось тоскливымъ и недовольнымъ.
Чарльзу былъ 19-тый годъ, лтъ десять сряду онъ страдалъ болью въ вертлуг и, не смотря на леченіе и заботы домашнихъ, боль эта дотого увеличивалась, что нога скорчилась отъ страданія и сдлала его калкой на всю жизнь. Весь организмъ мальчика дотого разстроился, что за нимъ нужно было ухаживать самымъ старательнымъ образомъ. Мать была его постоянной сидлкой, забывая всхъ и все ради больнаго сына. Отецъ исполнялъ малйшую его прихоть, а сестры считались его покорными слугами. Это былъ самовластный деспотъ всей семьи.
Дв старшія дочери, Лора и Эмми, за два мсяца до начала нашей повсти, находились подъ надзоромъ гувернатки, но теперь, для Лоры, настала пора вызжать въ свтъ, гувернантку отпустили, и об сестры сдлались неизмнными собесдницами Чарльза, когда тотъ спускался внизъ, въ гостиную. Мистриссъ же Эдмонстонъ, въ это время, занималась лично уроками съ Шарлоттой.

ГЛАВА II.

Уборная мистриссъ Эдмонстонъ находилась во второмъ этаж, прямо надъ гостиной. Свтлыя, большія окна съ глубокими амбразурами, щегольской туалетъ съ зеркаломъ въ рам изъ чернаго дерева съ позолотою, фигурная, рзная мебель — все вмст придавало комнат очень изящный видъ. Въ ней были дв двери, одна изъ нихъ вела въ спальню, другая въ комнату Чарльза. Тутъ мать семейства учила свою меньшую дочь, занималась счетами по хозяйству, писала свои письма, и тутъ же лежалъ цлые дни Чарльзъ, когда ему, по болзни, нельзя было спуститься внизъ. Все въ этой комнат дышало комфортомъ, большія ширмы съ фантастическими рисунками, полки съ книгами, столы и столики разныхъ размровъ, покойныя кресла всевозможныхъ формъ, большой мягкій диванъ для больнаго и каминъ, въ которомъ постоянно горлъ огонь — все это доказывало, что чья то заботливая рука обращаетъ на эту комнату особенное вниманіе.
Былъ вечеръ, яркій огонь пылалъ въ камин, ставни въ уборной были заперты, занавсы опущены. Чарльзъ лежалъ на диван въ дорогомъ, китайскомъ, шелковомъ халат съ великолпными узорами: подл него, скорчившись на скамеечк, сидла Шарлотта. Братъ не всегда обращался ласково съ двочкой, между ними нердко происходили стычки, потому что и она была балованнымъ ребенкомъ матери, длала часто, что хотла, и подъ часъ дерзала надодать больному, но на этотъ разъ она состояла въ милости у Чарльза, у нихъ былъ общій интересъ, вслдствіе котораго онъ удостоивалъ ее своимъ вниманіемъ.
— Бьетъ 6 часовъ, говорила Шарлотта: — значитъ, они скоро будутъ. Хоть бы мама пустила меня внизъ, а то мн придется дожидаться конца обда!
— Помни-же, Шарлотта: — сказалъ братъ, какъ только войдешь въ залу, подыми руки и воскликни!….
— Нтъ, Чарли, ничего не воскликну. Я ужъ дала общаніе мам и Эмми, что ты меня боле не проведешь своими штуками.
— Напрасно, зачмъ ты все полагаешься на другихъ? Длай такъ, какъ хочется.
— Но Эмми мн велла смирно себя вести, бдный сэръ Гэй, говорятъ, такой грустный, ему не до смху теперь. А если Эмми что скажетъ, нужно непремнно слушаться.
— Конечно! смясь замтилъ Чарльзъ.
— А что, Чарли, будешь ты любить сэръ Гэя? спросила двочка.
— А вотъ, посмотримъ, куда онъ зачесываетъ свои волосы, налво или направо.
— Филиппъ зачесываетъ ихъ на лво.
— О! тогда сэръ Гэй — непремнно направо. — Гоаорятъ, что про этихъ Морвилей изъ Рэдклифа разсказываютъ какіе-то ужасы. Ты ничего не слыхалъ, Чарли? Я спрашивала Лору, та не велла мн любопытничать, ужъ значитъ, что нибудь да есть. Я спросила Эмми, та увряетъ, будто исторія для меня не интересна.
— Приготовься же слушать.
— Что ты? Неужели? Чарлинька, такъ неужто ты мн все разскажешь?
— Слыхала ли ты слово: кровавая месть?
— Да, объ ней говорится въ исторіи Шотландіи. Это слово означаетъ месть изъ роду въ родъ. Тамъ есть разсказъ о томъ, какъ одинъ человкъ заставилъ дтей своего врага сть изъ свиннаго корыта, отецъ ихъ за это отрубилъ ему голову, поставилъ ее на столъ и вложилъ ей въ ротъ кусокъ хлба.
— Ну, тото же, вотъ когда сэръ Гэй подастъ намъ къ завтраку голову Филиппа и вложитъ ей кусокъ хлба въ ротъ, ты меня предупреди заране.
— Чарли! Что это ты толкуешь? возразила двочка, широко раскрывъ испуганные глаза. — Вдь то происходило въ древности!
— Это ничего не значитъ. Между обими втвями дома Морвиль ведется кровая месть.
— Но вдь это очень дурно?
— Конечно, нехорошо!
— Изъ-за чего-жъ Филиппу съ нимъ ссориться? Да, нтъ, это что-нибудь не такъ. Я никогда не поврю, чтобы Филиппъ ршился на какое-нибудь дурное дло.
— Я теб говорю, — повторилъ Чарльзъ:— между ними таится кровавая месть, и мы должны всячески беречь ихъ отъ столкновеній.
— А разв ты имешь причину думать, что они могутъ легко поссориться? спросила двочка.
— Причинъ къ ссор будетъ много! зловщимъ тономъ произнесъ больной.
Послышался стукъ колесъ. Шарлотта бросилась опрометью на лстницу, откуда можно было видть, что длается внизу, а братъ ея остался очень доволенъ своой удавшейся мистификаціей. Двочка вернулась на цыпочкахъ: — Пріхали папа и сэръ Гэй, таинственно проговорила она, — а Филиппа я нигд не вижу.
— Чтожъ ты не посмотрла въ карманъ шинели сэръ Гэя? спросилъ братъ.
— Полно, не дразни мени! Неужели онъ тамъ? говорила Шарлотта, пристально глядя на него.
Чарльзъ хохоталъ отъ души надъ тмъ, что она не совсмъ еще уврена, шутитъ онъ, или нтъ. Онъ продолжалъ болтать ей всякій вздоръ, пока наконецъ Лора и Эмми не прибжали наверхъ съ новостью.
— Пріхалъ! пріхалъ! кричали он.
— Какой джентльменъ! какий хорошенькій! Что за глаза! Какое выразительное лицо! тараторили об молодыя душки. За дверью, которую он не успли запереть, послышался голосъ отца.— Тутъ у насъ лежитъ бдный Чарльзъ, говорилъ онъ гостю — войдите, Гэй, и повидайтесь съ нимъ, за разъ ужъ познакомьтесь со всми. Оба они вошли въ уборную.
— Ну, братъ Чарли, каково поживаешь? спросилъ весело отецъ. Лучше ли теб сегодня? Жаль, что ты не могъ спуститься внизъ. Вотъ я къ теб сэръ Гэя привелъ. Познакомьтесь!
Больной привсталъ и пожалъ руку гостю.
— Я ему ужъ говорилъ, — продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ: — какъ мы вс радуемся, что у тебя теперь всегда будетъ товарищъ подъ рукою, продолжалъ отецъ. Вдь это отлично! не правда ли?
— Я не смю и разсчитывать на постоянную готовность заниматься мною, — съ улыбкой возразилъ Чарльзъ, и пристально взглянулъ на гостя. Открытое, красивое лицо Гэя, его блестящіе, большіе глаза произвели на больнаго самое пріятное впечатлиніе, тмъ боле, что мальчикъ смотрлъ на истощенную, слабую фигуру Чарли съ чувствомъ глубокаго состраданія и даже нжности.
Пока они разговаривали, кто-то, постучавшись въ дверь, тихо растворилъ ее — и вдругъ прекрасный блый пудель вбжалъ въ комнату. Буянъ! буянъ! это ты? закричалъ Гэй. Ахъ! извините, пожалуйста! мн очень совстно, что онъ ворвался!
Буянъ, красивая блая собака, съ черными, какъ смоль, ушами, красными подпалинами около глазъ и такими же лапами, отличался необыкновенно шелковистой, кудрявой шерстью. Остановясь посреди комнаты, онъ тотчасъ же увидалъ своего хозяина и привтливо замахалъ хвостомъ, но, замтивъ неудовольствіе на лиц барина, не смлъ шевельнуться и не спускалъ съ него глазъ.
— Ахъ! какой красавецъ! воскликнулъ Чарльзъ. Поди сюда, хорошая моя собака!
Буянъ продолжалъ смотрть на хозяина и тихо шевелилъ хвостомъ.
— Право, я боюсь, чтобы вамъ не пришлось раскаиваться, что вы позволили мн привезти его съ собою, — сказалъ Гэй мистеру Эдмонстонъ.
— Ничего, ничего, — возразилъ тотъ.— Мама никогда у насъ не запрещаетъ заводить въ дом любопытныхъ животныхъ. Вотъ вамъ Эмми свидтельница, спросите ее.
— Папа, не трогайте этой слабой струны, — замтила Лора:— сестра не можетъ забыть Пеппера до сихъ поръ.
Эмми чуть не заплакала при воспоминаніи объ умершемъ, миломъ терріэр, и чтобы скрыть краску волненія, выступившую на ея лиц, она нагнулась къ пуделю и поманила его къ себ. Тотъ поползъ къ ней, выразительно помахивая хвостомъ и оглядываясь безпрестанно на хозяина, какъ бы прося разршенія на эту смлость.
— Вамъ понравилась моя собака? спросилъ Гэй у Чарльза.
— Еще бы! Сюда! сюда! красавецъ! кликнулъ онъ пуделя.
— Иди-жъ, Буянъ, если тебя отсюда не гонятъ, — повторилъ Гэй, и пудель, быстро вскочивъ на ноги, прыжками подлетлъ прежде къ хозяину, лизнулъ его руку мимоходомъ и затмъ отправился знакомиться съ обществомъ. Чарльзъ обратилъ его особенное вниманіе. Буянъ положилъ переднія лапы къ нему на диванъ и, вытянувшись во весь ростъ, началъ разсматривать больнаго съ такимъ любопытствомъ, что вс расхохотались.
— Что братъ? спросилъ Чарльзъ:— ты, видно, никогда такихъ халатовъ не видывалъ? Хорошъ? Давай сюда лапу, поклянемся въ вчной дружб.
— Вотъ у насъ будетъ опять собака въ дом, какъ я рада! сказала Лора, и затмъ Буянъ съ своимъ хозяиномъ отправились внизъ вслдъ за мистеромъ Эдмонстонъ.
— Папа отлично всегда распорядится, — проворчалъ Чарльзъ, не давъ еще времени отцу и гостю спуститься съ лстницы. — Ну къ чему онъ притащилъ сюда наверхъ этого Гэя? Право, если ужъ положено рядить меня въ такіе невозможные халаты, такъ пусть меня заране предупреждаютъ, что придутъ гости. А то отдаютъ на посмшище и людямъ и животнымъ!
— Боже мой! вотъ одолжилъ то! У меня все лицо горить, сказала вполголоса Лора, обращаясь къ сестр.
— Полно, онъ не разслышалъ словъ Чарльза, успокоивала ее Эмми.
— Чтожъ это никто не спроситъ, гд Филиппъ, — заговорила очень серьезно Шарлотта.
— Онъ гоститъ теперь у лорда Торндаль и хотлъ прохать въ Мильдредъ, — сказала Лора.
— Шарлотта! ты можешь быть спокойна, провозгласилъ многозначительно Чарльзъ, а бдная двочка опять не знала, шутитъ онъ, или нтъ.
— А хорошъ сэръ Гэй? что вы ничего не скажете? приставала она ко всмъ.
— Я желаю одного, чтобы хозяинъ былъ не хуже собаки, — колко замтилъ больной.
Въ эту минуту отецъ и мать пришли снова наверхъ. Первый, потирая руки, что онъ всегда длалъ, когда былъ чмъ-нибудь доволенъ, еще на порог закричалъ очень громко: ‘Ну, Чарли, ну, барышни! каковъ молодчикъ, неправда ли?
— Слишкомъ малъ ростомъ по его годамъ, сухо замтилъ Чарльзъ.
— Ничего, выростетъ! Ему еще нтъ 18-ти лтъ, успетъ подняться. Да у него и теперь славный ростъ. Вдь не всмъ же тянуться за Филиппомъ. Малый то умный, вотъ что! Ну, а ты Чарли, какъ себя чувствуешь? Страдалъ?
— Да, немного, — коротко отвчалъ Чарльзъ.— Онъ терпть не могъ, чтобы его спрашивали о здоровь, когда онъ былъ въ дурномъ расположеніи духа.
— Жаль, голубчикъ, а то я тебя не нашелъ въ гостиной, да и привелъ сюда Гэя, думая, что теб врно пріятно будетъ взглянуть на него, — сказалъ мистеръ Эдмонстонъ, какъ бы извиняясь передъ сыномъ.
— Зачмъ вы меня не предупредили заране? спросилъ Чарльзъ. — Я по крайней мр пріодлся бы хоть немного.
— Экая досада! А я вообразилъ, что ты доволенъ посщеніемъ Гэя, — отвчалъ бдный отецъ, несовсмъ еще раскусивъ, въ чемъ дло. Впрочемъ, теб сегодня вечеромъ, кажется, дйствительно нехорошо!
Изъ огня, да въ полымя! это было все равно, что замтить Чарльзу, что онъ капризничаетъ. Больной еще боле раздражился, особенно когда мать возобновила разговоръ о молодомъ Морвил.
— Вы бы послушали, что объ немъ говорятъ въ Рэдклиф, — сказалъ мистеръ Эдмонстонъ. По мннію тамошнихъ людей, и подобнаго то ему барина на бломъ свт нтъ. Священникъ, старикъ Мэркгамъ и вс до одного человка только и толкуютъ о томъ, какъ любилъ онъ покойника своего дда, да какой онъ ласковый, веселый, со всми равный въ обращеніи. Я твердо увренъ, что Гэй заставитъ забыть грхи своихъ предковъ.
Чарльзъ насмшливо улыбнулся.
— А въ какихъ они отношеніяхъ съ Филиппомъ? спросила Лора.
— Въ отличныхъ. Лучшихъ и желать не надо. Филиппу онъ очень понравился, а дорогой, я вс время толковалъ Гэю, что лучшаго друга ему не найдти, какъ Филиппъ, и тотъ теперь не иначе глядитъ на него, какъ на пріятеля.
Чарльзъ сдлалъ какую-то гримасу, которой отецъ не замтилъ.
— Это я ему веллъ привести съ собой собаку, — продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ.— Онъ хотлъ было оставить ее дома, но они, кажется, дотого другъ къ другу привязаны, что мн жаль было ихъ разлучать. Я ему заране общалъ, что у насъ дома будутъ рады видть его пуделя. Что, мама? ты не въ претензіи за это своеволіе? заключилъ онъ, обращаясь къ жен.
— Конечно. Я очень довольна, что ты привезъ ее — отвчала она.
— Верховая лошадь и грумъ прибудутъ на дняхъ. Лошадь у него великолпная, караковаго цвта и статей превосходныхъ. Мальчика надо развлекать, онъ страшно убитъ смертью дда.
Пора было обдать. Чарльзъ долго капризничалъ, когда мать начала ему предлагать то одно, то другое кушанье, наконецъ онъ удостоилъ выбрать нкоторыя изъ нихъ, и вся семья удалилась, оставивъ одну Шарлотту на жертву больнаго. Онъ цлый чась ворчалъ, дразнилъ двочку до тхъ поръ, пока наконецъ Эмми не пришла ее смнить, а Шарлотту послали внизъ.
— Гмъ! началъ Чарльзъ, когда они остались вдвоемъ:— у батюшки, значитъ, явился новый любимецъ?
— Разв Гэй теб не понравился? спросила Эмми.
— Чтожъ въ немъ хорошаго? Поджарый молокососъ!
— Однако, ты слышалъ, какъ его въ Рэдклиф вс хвалятъ.
— Разв это рдкость, чтобы наслдниками, у которыхъ часто больше десятинъ земли, чмъ мозгу въ голов, вс восхищались? Да я, впрочемъ, на это не обращаю вниманія, а мн вотъ что странно: не усплъ Гэй узнать Филиппа, какъ ужь обожаетъ его. Воля твоя, или это онъ на себя накидываетъ, или это батюшкина фантазія, но я — врить не могу.
— Полно, Чарли! ну, какъ теб не стыдно?
— Помилуй, да вероятно ли это, чтобы вслдствіе одного совта своего опекуна, Гэй согласился взять себ въ менторы прескучнаго моралиста кузена, въ оберъ офицерскомъ чин и вдобавокъ — соперника по наслдству. Повторяю теб, это или плодъ воображенія папа и басня, выдуманная самолюбіемъ Филиппа, или несчастный юноша дотого ужъ долго сидлъ въ ежовыхъ рукавицахть, что лишился способности имть свою собственную волю и мнніе.
— А молодой Торндаль, разв онъ также не восхищается Филиппомъ? спросила Эмми.
— Немудрено, если онъ самъ — созданіе Филиппа. Но чтобы Гэй Морвиль выбралъ себ въ друзья-пріятели человка, потому только, что его рекомендуетъ опекунъ, котораго онъ самъ почти въ первый разъ видитъ, — это подлежитъ сильному сомннію! Увряю тебя, Эмми, что такъ. Ну разскажи, каково сошелъ у васъ обдъ?
— Что за смшная, оригинальная собака Буянъ!
— Я тебя о хозяин, а не о собак, спрашиваю, возразилъ брать.
— Да онъ почти ни слова не говорилъ и часто вздрагивалъ, когда папа къ нему обращался. Его передергивало каждый разъ, когда его называли сэръ Гэй, такъ что папа ршилъ, что мы будемъ звать его просто по имени, безъ титула. Я очень рада: это будетъ какъ-то родственне, его надо непремнно приласкать, онъ такой грустный!
— Не трать попусту нжностей, душа моя. Мужчины не любятъ состраданія. Право, многіе бы желали теперь помняться съ нимъ ролями, шутка ли сдлаться полнымъ господиномъ такого имнія, лсовъ, полей? Э! милая, и безъ твоего участія ему хорошо на свт! Однако, надоло мн объ немъ толковать. Поройся-ка въ книгахъ, да почитай мн что-нибудь.
Эмма читала брату вслухъ, вплоть до чая. Когда ихъ позвали внизъ, они застали всю семью въ сбор, шелъ жаркій разговоръ о Филипп. Гэй очень интересовался своимъ молодымъ родственникомъ.
— Филиппъ сынъ архидіакона Морвиля, роднаго брата моей жены, — разсказывалъ гостю мистеръ Эдмонстонъ.— Отецъ его былъ человкъ замчательнаго ума и рдкихъ достоинствъ, онъ умеръ пять лтъ тому назадъ. Посл него осталось трое дтей: дв дочери: Маргарита 25, Фанни 23 лтъ, и одинъ сынь — Филиппъ 17 лтъ. Мальчикъ былъ тогда уже первымъ ученикомъ въ школ. Его таланты, удивительные успхи въ наукахъ общали золотыя горы въ будущемъ. Ему предстояла блестящая карьера по окончаніи курса въ высшемъ учебномъ заведеніи, и вся семъя заране радовалась этому счастью. Но вдругъ отецъ его занемогъ и умеръ почти скоропостижно, такъ что сына не успли даже вызвать въ Стэйльгурстъ, гд они жили. Посл смерти отца, наслдство осталось очень ничтожное. Какъ только Филиппъ убдился, что на долю сестеръ приходится очень небольшое состояніе, онъ отрекся отъ всхъ надеждъ на университетскую карьеру и купилъ себ чинъ въ арміи.
— Какъ это благородно съ его стороны! Ахъ! еслибы ддушка это зналъ! воскликнулъ Гэй, выслушавъ весь разсказъ мистера Эдмонстонъ въ сильномъ волненіи.
— Я и самъ былъ увренъ, что ддъ вашъ обратилъ бы вниманіе на его положеніе, но дло въ томъ, что и мы то этого ничего не знали. Изъ опасенія, что мы не дадимъ ему своего согласія на переходъ въ армію, онъ скрылъ свое намреніе и ршился дйствовать втихомолку. Онъ тайкомъ написалъ о своемъ план лорду Торндалю и даже сестрамъ своимъ ничего не сказалъ, пока все дло не уладилось. Меня это крайне удивило, признаюсь!
— Я ему отъ души завидую, что ему удалось принести себя въ жертву, сказалъ Гэй:— а все таки жаль, что онъ испортилъ свою карьеру.
— Онъ дйствовалъ тогда по увлеченію, поторопился немного. Попади онъ въ то время въ Оксфордъ, онъ былъ бы теперь доволенъ, — замтила мистриссь Эдмонстонъ.
— Да. Теперь сестра его Фанни умерла, Маргарита вышла замужъ, вс его жертвы пропали даромъ, заключилъ ея мужъ.
— Я помню, что онъ мечталъ, какъ они будутъ жить вс вмст въ Стэйльгурст. У него былъ бы тамъ свой уголъ по крайней мр. А теперь карьера его испорчена, а военная служба совсмъ ему не по сердцу.
— Ты однако не воображай, чтобы онъ не имлъ къ ней способностей — возразилъ мистеръ Эдмонстонъ. О, нтъ! въ лошадяхъ онъ большой знатокъ, товарищъ отличный и въ полку очень любимъ.
— Папа! нужно разсказать сэръ Гэю что-нибудь и о молодомъ Торндал, замтила Лора.
— Ахъ, да, это вдь спутникъ своей кометы — Филиппа. Онъ нашъ сосдъ по имнію, сэръ Гэй. Вы должны знать его отца!
— Видлъ его какъ то во время судебныхъ сессій, отвчалъ Гэй:— но вдь Торндали живутъ по другую сторону Мурорта, мы другъ къ другу не здили.
— Юноша, о которомъ идетъ рчь, второй сынъ лорда Торндаль, его зовутъ Джемсомъ, онъ былъ подъ командой Филиппа въ школ.
— Да, Филиппъ часто его тамъ скъ, вмшалась неожиданно Шарлотта.
— Онъ его, говорятъ, выручалъ изъ многихъ бдъ, продолжалъ отецъ, не слушая замчанія дочери. Лордъ Торндаль очень былъ за это обязанъ Филиппу, бралъ его къ себ въ домъ, и вообще чрезвычайно за нимъ ухаживалъ. По его протекціи, Филиппъ купилъ себ чинъ въ арміи, а лордъ помстилъ своего сына въ тотъ же самый полкъ, чтобы дать Филиппу возможность легко надзирать за нимь. Джемсъ въ настоящее время живетъ въ Бродстони, гд стоитъ ихъ полкъ, это прелестъ что за молодой человкъ. Мы его пригласимъ къ обду какъ нибудь, на дняхъ, и Морица — если мама разршитъ. Морицъ — это мой двоюродный братъ, уроженецъ Ирландіи, славный малый, но безпардонная голова. Это я его въ службу упряталъ. Сказалъ его отцу, что лучше этого полка во всей арміи нтъ. Ему нуженъ врный другъ и хорошій примръ, все это онъ найдетъ въ Филипп. Я посовтовалъ, а Килькоранъ послушался и конечно теперь не раскаивается. Морицъ въ послднее время очень остепенился.
— Ахъ папа, воскликнула Шарлотта.— Ты разв не слыхалъ, что случилось? Морицъ катался на наемной лошади, сталъ перегонятся съ мистеромъ Гордонъ, лошадь споткнулась и сломала себ ноги.
— Ну, вотъ! сказалъ мистеръ Эдмонстонъ:— не успю я отвернуться — пропалъ человкъ!
Затмъ семья начала разсуждать о домашнихъ своихъ длахъ, совершенно забывъ о молчаливомъ гост.

ГЛАВА III.

— На что бы мн употребить его? разсуждалъ мысленно Чарльзъ, лежа однажды вечеромъ у себя въ комнат и внимательно разсматривая Гэя Морвиля, сидвшаго тутъ же за столомъ, съ книгою въ рукахъ.
Гэй имлъ видъ несложившагося еще вполн юноши и былъ такъ худъ, что казался выше обыкновеннаго роста. Манеры у мальчика были очень живыя, и если его кто-нибудь окликалъ, онъ быстро вскакивалъ со стула и пристально всматривался въ говорившаго. Красавцемъ назвать его нельзя было. Лучше всего у него были глаза: темнокаріе, продолговатые, чрезвычайно блестящіе, полузакрытые длинными, густыми черными рсницами, жесткія брови, черныя какъ смоль, рзко отличались отъ свтлорусыхъ, волнистыхъ, мягкихъ волосъ его головы. Лобъ ослпительной близны странно выдлялся отъ нижней части лица, которое, равно какъ и маленькія, почти женскія руки, покрыты было сплошнымъ загаромъ отъ солнца и морскаго воздуха. Румяныя щеки придавали всей физіономіи Гэя необыкновенно много жизни.
— Ну, что мн съ нимъ длать? повторилъ Чарльзъ про себя. Стоитъ ли мн его хлбомъ кормить, если онъ будетъ весь свой вкъ молчать? Начитанъ онъ, какъ видно, больше, чмъ самъ Филиппъ, держали его дома точно пуританина. Нтъ, ужъ лучше мн махнуть на него рукой! — и больной принялся за чтеніе, стараясь отвлечь свое вниманіе отъ Гэя. Не тутъ то было. Лицо мальчика такъ и притягивало къ себ.
— Экая тоска! оторваться отъ него не могу, съ досадой ворчалъ Чарльзъ. Не идетъ это спокойствіе къ его загорлой физіономіи, да и глаза то у него смахиваютъ на родовые Рэдклифскіе.
Въ эту минуту мистриссъ Эдмонстонъ вошла въ комнату и, видя, что гость не занятъ, предложила ему поиграть въ шахматы съ Чэрльзомъ. Больной сдлалъ гримасу, чтобы дать ей понять, что имъ обоимъ не до игры, но мать привыкла устраивать для него развлеченія, даже противъ его воли, и не обратила на это вниманія. Чарльзъ былъ искусный шахматный игрокъ и рдко находилъ себ соперника, равнаго по силамъ, къ удивленію своему, онъ встртилъ въ Гэ очень опаснаго противника. Смлые ходы, неожиданныя нападенія заставили Чарльза играть осторожно, чтобы не получить матъ. Дурное расположеніе духа исчезло, онъ былъ въ восторг, что напалъ на искуснаго игрока, и съ этихъ поръ каждое утро или вечеръ Чарльзъ и Гэй бились въ шахматы. Послдній, повидимому, не былъ большой охотникъ до нихъ, но игралъ изъ угожденія больному.
Когда Гэй былъ свободенъ, онъ читалъ или гулялъ по полямъ одинъ.
Любимымъ его мстомъ была ниша въ окн гостиной, гд онъ сидлъ пріютившись съ книгой. Оттуда онъ наблюдалъ за молодыми двушками, которыя занимались каждая своимъ дломъ, а чаще всего уборкою книгъ на случай, еслибы домашнему деспоту Чарльзу вздумалось потребовать одну изъ нихъ, Лора и Эмми играли на фортепіано и пли, старшая сестра была съ большимъ талантомъ. Разъ какъ то вскор по прізд Гэя, об он пли дуэтъ. Гэй подошелъ къ роялю и подтянулъ такимъ груднымъ, звучнымъ теноромъ, что Лора повернулась къ нему невольно и съ удивленіемъ воскликнула:
— Боже мой! да вы лучше насъ поете?
Онъ весь вспыхнулъ:— извините, сказалъ онъ, я не могу выдержать. Меня никогда не учили музык.
— Въ самомъ дл! недоврчиво спросила она.
— Увряю васъ, я понятія о нотахъ не имю.
— Ну, славное же у васъ ухо! Попробуемъ сначала.
Сестры пришли въ восторгъ, а Гэй весело улыбался, какъ человкъ, не знавшій, что у него былъ скрытый талантъ. Лора и мать ея посовтовали ему заняться пніемъ. Гэй вообще началъ возбуждать сильную симпатію въ новой своей семь. Его нжная предупредительность къ больному Чарлзу, молчаливая скорбь по умершемъ дд придавали ему чрезвычаііно много цны въ глазахъ Эдмонстоновъ.
Однажды, въ воскресенье, часу въ шестомъ вечера мистриссъ Эдмонстонъ вошла въ гостиную и застала тамъ Гэя, который сидлъ одинъ подл камина, съ собакою у ногъ. При вид ее онъ вскочилъ.
— Неужели вы сидли въ темнот, все это время? спросила она.
— Мн не нужно свчей, — отвчалъ Гэй, вздохнувъ очень тяжело. Она пошевелила щипцами огонь въ камин и замтила, что лицо у него все заплакано.
— Воскресныя сумерки самое пріятное время для думъ, — сказала добрая мистриссъ Эдмонстонъ, не зная, съ чего начать.
— Да, — отвчалъ Гэй:— какъ я подумаю, что было со мной нсколько воскресеній тому назадъ…… и онъ замолчалъ.
— Бдный вы мой! вы совсмъ не были приготовлены къ смерти дда?
— Совсмъ не былъ приготовленъ. Въ день самой смерти онъ занимался съ Мэркгамомъ и никогда не чувствовалъ себ такъ хорошо, какъ въ это утро.
— Вы были при немъ, когда съ нимъ сдлался ударъ? спросила мистриссъ Эдмонстонъ, замтивъ, что ему легче длается, когда его заставляютъ разговориться.
— Нтъ, меня тутъ не было. Это случилось передъ обдомъ. Я ходилъ на охоту и, вернувшись домой, пошелъ къ нему въ библіотеку, чтобы отдать отчетъ, гд я былъ. Онъ казался здоровымъ, разговаривалъ со мною, я ничего не замтилъ, тмъ боле, что въ комнат было темно. Побжалъ одваться, не прошло десяти минутъ, прихожу назадъ, а онъ лежитъ навзничь въ кресл. Мн показалось что-то странное — звоню — прибгаетъ Арно, и тутъ я узналъ, въ чемъ дло. Голосъ Гэя оборвался.
— Приходилъ онъ въ себя посл этого?
— Да. Ему пустили кровь, и онъ очнулся. Говорить и двигаться онъ не могъ, только смотрлъ на меня. Боже мой! забыть его взгляда не могу. Гэй залился слезами. Мистриссъ Эдмонстонъ невольно заплакала.
— Нтъ ничего мудренаго, что онъ съумлъ васъ привязать къ себ такъ сильно, — сказала она немного погодя.
— Еще бы! Онъ былъ для меня всмъ, съ тхъ поръ какъ я себя помню. Я при немъ забывалъ, что у меня были родители. Вс мои прихоти, вс желанія, все онъ исполнялъ. Какъ онъ берегъ меня, заботился обо мн, переносилъ вс мои выходки — я вамъ разсказать даже не съумю!
— Вы еще боле оцните любовь покойнаго, когда пройдетъ первый порывъ скорби, — кротко замтила она.
— То то, что я никогда не умлъ цнить ее! воскликнулъ Гэй. Я былъ нетерпливъ, капризенъ, шалилъ, не думая никогда о его спокойствіи. Дорого бы я далъ, чтобы вернуть прошлое.
— Это всегда такъ кажется, когда теряешь близкаго человика, но вы не можете не радоваться при мысли, что для ддушки вы составляли все счастіе.
— Это вамъ, люди насказали? Не врьте имъ, прошу васъ. Я не стою, чтобы меня хвалили…
Мистриссъ Эдмонстонъ вздумала было его уговаривать, но напрасно.
— У меня есть до васъ большая просьба, — сказалъ онъ, вдругъ перемнивь тонъ.— Вы знаете, я круглый сирота, на себя самого надяться — я не могу. Наставляйте меня, позвольте мн съ вами быть откровеннымъ, говорите мн прямо, какъ Чарльзу, если я въ чемъ-нибудь провинюсь. Это будетъ великая милость съ вашей стороны, я ее еще не заслужилъ, но ради ддушки — не отказывайте въ моей просьб!
Она молча протянула руку и со слезами на глазахъ отвтила:— Даю вамъ слово исполнить ее, если встртится надобность.
— Удерживайте меня отъ вспыльчивости, пожалуйста, браните меня каждый разъ, если замтите, что я далъ волю своему дурному характеру. Вы не можете себ представить, какъ мн даже теперь легко, что я высказался передъ вами.
— Хорошо, Гэй, но зачмъ вы называете себя сиротой? Вы теперь членъ нашей семьи.
— Да, съ тхъ поръ какъ вы дали слово взять меня подъ свое покровительство, — и онъ улыбнулся такой улыбкой, что мистриссъ Эдмонстонъ была поражена красотой мальчика. Изъ-за одной этой улыбки можно было отдать ему все сердце.
— Вдь вы мн племянникъ, — ласково сказала она. Мн объ васъ много разсказывалъ покойный братъ.
— Архидіаконъ Морвиль? какъ же! я его хорошо помню. Онъ меня очень любилъ.
— Вотъ если бы вы — она запнулась — сошлись съ — Филиппомъ, онъ очень похожъ на своего отца.
— Я чрезвычайно радъ, что его полкъ стоитъ такъ близко. Мн бы хотлось покороче съ нимъ познакомиться.
— Вдь вы его и прежде видли въ Рэдклиф. Онъ зжалъ къ ддушк.
— Да, — возразилъ Гэй, весь вспыхнувъ:— но я тогда былъ шалуномъ — мальчишкой. Я буду радъ теперь съ нимъ встртиться. Какая у него величественная наружность!
— Мы имъ вс гордимся, — замтила мистриссъ Эдмонстонъ съ улыбкой. Съ самаго дня своего рожденія Филиппъ не доставлялъ своей семь ничего, кром радости. Въ зал послышался стукъ костылей Чарльза. Они оба мгновенно замолчали. Гэй бросился помогать больному, когда тотъ началъ садиться на диванъ и затмъ, не говоря ни слова, убжалъ наверхъ.
— Мама, кажется у васъ было tte—tte съ молчальникомъ? саркастически замтилъ Чарльзъ.
— Ты не стоишь, чтобы я съ тобой говорила объ немъ, — отвчала мать и вышла изъ комнаты.
— Гмъ! проворчалъ больной, оставшись одинъ. Это значитъ, что матушка изволила принять его подъ свое покровитольство. Зная мою антипатію ко всякаго рода героямъ, она предпочитаетъ молчать, чтобы не возбуждать между нами антагонизма. Ну, чтожъ? мн бы только избавиться отъ гимновъ, которые они вс поютъ Филиппу, пусть бы Гэй затеръ его немного, не мшаетъ. Малый то онъ, кажется, такъ себ, неважный, объ немъ много и толковать не стоитъ. Вотъ только глаза его соколиные меня смущаютъ, даромъ ихъ природа человку не даетъ.
Посл этого вечера, Гэй Морвиль точно переродился, онъ принималъ живое участіе во всемъ его окружавшемъ. Какъ то разъ, общество молодыхъ людей собралось вокругъ дивана Чарльза и, разговаривая громко, смялось. Гэй сидлъ молча, нсколько вдали. Лора воспользовалась общимъ смхомъ и подъ шумокъ спросила его.— Васъ это не интересуетъ?
Онъ взглянулъ на нее какъ бы въ недоумніи.
— Не удивляйтесь, что я васъ спрашиваю, — продолжала она. — Мы съ Филиппомъ не разъ разсуждали, что время слишкомъ дорого, чтобы тратить его на смхъ и пустяки.
— Разв они пустяки говорятъ? спросилъ Гэй.
— Послушайте сами, или нтъ, не нужно. Это слишкомъ глупо!
— Пустяки вещь хорошая, если отъ нихъ людямъ весело, — задумчиво сказалъ Гэй.— Посмотрите на нихъ — вдь это цлая картина — точно отрывокъ какой то сцены изъ театра.
— Разв вамъ никогда не случалось видть подобнаго рода собраній?
— Никогда. Утренніе визиты такіе скучные, формальные, гости разговариваютъ все урывками, толкуютъ о политик. Я всегда убгалъ изъ дома и катался верхомъ, когда ддушка принималъ. А теперь, поглядите, что это такое? Точно парламентъ грачей или собраніе птицъ на берегу моря.
— Что такое парламентъ грачей? спросила Лора.
— Да это у насъ такъ дома говорятъ, когда стая грачей соберется на какой-нибудь полян или на крыш, начнетъ каркать, летать, махать крыльями, точно птицы держатъ совтъ.
— Ну, не лестно же ваше сравненіе! замтила она. Гэй такъ громко и весело расхохотался, что удивилъ Чарльза, который все боле и боле убждался, что въ Гэ жизни много.
Съ каждымъ днемъ живость его характера обнаруживалась сильне и сильне. Къ мистриссь Эдмонстонъ онъ привязался со всмъ пыломъ молодости, онъ длился съ нею всми своими впечатлніями и даже читалъ ей вслухъ письма своего управляющаго Мэркгама. Много было толковъ у Гэя о любимой его лошади Делорен, которую долженъ былъ привести его собственный грумъ. Мистеръ Эдмонстонъ, не мене жены, принималъ живйшее участіе во всемъ, касавшемся длъ Гэя.
Съ прочими членами семьи молодой Морвиль сошелся не такъ скоро, какъ съ родителями, но, не смотря на это, онъ длался ежедневно развязне. Гуляя по саду, онъ иногда свисталъ какъ дома, а Буянъ, забывъ всякое приличіе, прыгалъ, дергалъ хозяина за фалды и заигрывалъ съ нимъ такъ мило, что Чарльзъ и Эмми невольно любовались на это зрлище изъ оконъ уборной. Гэй, забывшись, самъ начиналъ бгать въ запуски съ пуделемъ, онъ перепрыгивалъ черезъ него, а иногда они и оба катались по трав, хозяинъ дергалъ Буяна за уши, за хвостъ, щокоталъ его подъ лапами, хохоталъ, глядя на ужимки собаки, которая въ свою очередь точно смялась своими умными глазами и скалила зубы. Чарльзу особенно нравились смхъ и веселость Гэя, онъ всячески старался навести разговоръ на что нибудь смшное, чтобы услыхать его свжій, юношескій хохотъ. Но ему не было удачи съ Гэемъ въ одномъ только — они никогда не сходились въ своихъ сужденіяхъ о чтеніи романовъ. Разъ утромъ, Чарльзъ вздумалъ экзаменовать Гэя.
— Читали ли вы что-нибудь изъ современныхъ сочиненій? спросилъ онъ его.
— Признаюсь, почти ничего, — отвчалъ Гэй.
— А древнихъ писателей вы знаете! вмшалась Лора.
— Мн только ихъ и давали, — сказалъ Гэй, смутившись.
— Какъ? вамъ давали только древнія сочиненія, воскликнула Эмми съ удивленіемъ.
— Да, я читалъ больше древнихъ римскихъ авторовъ, — замтилъ Гэй съ улыбкой.
— Точно также какъ Филиппъ, сказала Лора. Его воспитывали на здоровомъ, серьезномъ чтеніи, а романтической дребедени никогда не давали.
— Гэй, а любите ли вы образцовыхъ героевъ? спросилъ съ лукавой усмшкой Чарльзъ.
— Вотъ идетъ одинъ изъ нихъ, — вполголоса произнесла Эмми, и Филиппъ Морвиль вошелъ въ комнату. Посл первыхъ привтствіи и разспросовъ о его сестр Маргарит, отъ которой онъ только что пріхалъ, Лора передала ему вкратц разговоръ, среди котораго онъ ихъ засталъ.
— Да, нужно непремнно читать больше серьезныя книги, — замтилъ Филиппъ, когда она кончила. Общество у насъ очень необразованно, мн не разъ случалось встрчать людей, которые даже о Шекспир понятія не имютъ. Всему виной та дешевая дрянь, которой Чарли чуть не питается.
— А кто со мной чуть не дерется за эту дрянь, когда ее приносятъ съ почты? Я въ нкоторомъ род піонеръ, вдь еще надо спросить, вс ли у насъ въ дом такъ, какъ Лора, состоятъ подъ опекой твоей, Филиппъ.
— За Лору я отвчаю, она за романами не погонится, — улыбаясь замтилъ Филиппъ.
— Да, это правда. Я просилъ ее разъ почитать ‘Домби и сынъ,’ вещь весьма чувствительную для женскаго сердца, особенно т главы, гд говорится о маленькомъ Пол. И чтожъ? у нея оказался такой камень вмсто сердца, что она до сихъ поръ не знаетъ, живъ или умеръ Поль Домби.
— Это не совсмъ врно, Чарльзъ, — возразила Лора. Недаромъ же Эмми такъ рыдала въ оранжере, а я очень успокоилась, узнавъ, что смерть Поля Домби причина ея слезъ.
— А жаль, Лора, что ты не прочла всей книги, — замтила Эмми:— хоть бы вы, Гэй, прочли ее, продолжала она, обратившись къ нему.
— Молодецъ сестра! воскликнулъ Чарльзъ. Попала не въ бровь, а прямо въ глазъ наставникамъ!
— Филиппъ не осуждаетъ такого рода книги, — сказала Эмми.
— Конечно нтъ, — замтилъ Филиппъ.— Я говорю только, что романы раздражаютъ воображеніе. Добродтель ихъ героевъ всегда отрицательная, вотъ почему они никогда не собьютъ съ толку человка съ здравымъ смысломъ.
— Ergo, — провозглосилъ Чарльзъ, — Гэю и Лор разршается прочитать ‘Домби и Сынъ.’
— Да, если у Лоры заболятъ зубы отъ простуды, — заключилъ Филиппъ.
— А мн когда можно прочитать этотъ романъ? спросилъ Гэй.
— Для васъ я тутъ необходимости никакой не вижу, — сказалъ Филиппъ. Жаль начинать съ Диккенса, когда у васъ впереди груда книгъ, гораздо дивне и серьезне по содержанію, о которыхъ вы понятія не имете. Знаете ли вы, напримръ, итальянскій языкъ?
— Нтъ, — сухо отвчалъ Гэй и нахмурилъ свои темныя брови.
— Жаль, вы могли бы тогда прочесть въ оригинал прелестную вещь Манцони: Ipromessi sposi. Лора, у васъ есть, кажется, эта книга въ англійскомъ перевод?
Лора принесла дв книги. Гэй всталъ и, сухо поблагодаривъ ее, неохотно принялъ книги изъ ея рукъ. Филиппъ быстро отнялъ у него первую часть, перелистывалъ ее и бросилъ на столъ.
— Нтъ, не могу, — сказалъ онъ, — гд оригиналъ?
Его принесли, и Филиппъ, выбравъ одинъ отрывокъ: Padre Cristoforo, началъ переводить его такъ свободно, такимъ изящнымъ языкомъ, что даже Чарльзъ не нашелъ возможнымъ его критиковать. Когда онъ кончилъ главу, у всхъ слушателей на глазахъ были слезы. Похвалы сыпались со всхъ сторонъ, и онъ продолжалъ чтеніе до самаго завтрака.
За завтракомъ мистеръ Эдмонстонъ сталъ приглашать Филиппа пріхать погостить сутокъ двое въ Гольуэл.
— Нельзя ли вамъ позвать на это время и Торндаля, я бы тогда пріхалъ вмст съ нимъ, — сказалъ Филиппъ.
— Прекрасно! пусть и онъ прідетъ. Мы будемъ очень рады, закричалъ мистеръ Эдмонстонъ.— Дня два тому назадъ, мы даже говорили объ этомъ съ мамой.
— Благодарю васъ, для него семейный обдъ настоящій праздникъ, — замтилъ съ удареніемъ Филиппъ.
Въ эту минуту вошелъ дворецкій съ докладомъ, что грумъ сэръ Гэя прибылъ и привелъ Делорена.
— Делорена привели! весело повторилъ Гэй, вскочивъ со стула.— Гд онъ?
— У крыльца, сэръ, — отвчалъ дворецкій.
Гэй бросился туда, мистеръ Эдмонстонъ за нимъ. Вся семья отправилась любоваться красивой лошадью. Пріятно было видть, съ какой веселой улыбкой грумъ Уильямъ поздоровался съ бариномъ, и какъ дружно жили между собой, Гэй, Буянъ и Делоренъ.
Разспросивъ подробно, какъ совершила лошадь свое путешествіе, Гэй началъ описывать Филиппу вс достоинства Делорена, этого послдняго подарка ддушки ко дню его рожденія. Дамы восхищались имъ безусловно, но Филиппъ, какъ знатокъ, не могъ не найти въ немъ нкоторыхъ недостатковъ. Это сильно не понравилось Гэю, онъ весь вспыхнулъ, глаза его засверкали, точно будто Филиппъ нанесъ памяти его дда тяжкое оскорбленіе, но онъ смолчалъ и отправился въ конюшню наблюдать, какъ установятъ лошадь въ стойл. Филиппъ все время стоялъ у дверей передней съ дамами.
— Вы, какъ я слышу, зовете уже Гэя по имени, — замтилъ онъ Лор.
— Мы нарочно поставили себя съ нимъ на короткую ногу съ перваго же раза, — поспшила отвтить за дочь мистриссъ Эдмонстонъ:— ему было, выдите, непріятно прибавленіе слова сэръ, притомъ онъ былъ дотого убитъ горемъ, что намъ хотлось поскоре доказать ему, что мы считаемъ его своимъ и что нашъ домъ ему не чужой.
— И вы, кажется, вполн этого достигли?
— Еще бы! закричали об дамы.— Онъ такъ мило разговариваеть! Такъ отлично поетъ! Такой умный! Такъ прекрасно играетъ въ шахматы!
— И Буянъ у него какой славный! добавила Шарлотта.
— А главное, онъ къ Чарли внимателенъ до нельзя, — заключила мать и ушла въ комнаты.
— Знаете ли что, Филиппъ, — замтила Эмми: — папа увряетъ, что Гэй своими достоинствами выкупитъ вс грхи своихъ предковъ.
— Что онъ за музыкангь! чудо! восторгалась Лора.
— Ахъ, Филиппъ, постарайтесь вы полюбить Гэя, очень серьезно сказала Шарлотта.
— Какъ это постараться? Разв я его не люблю?
— Правда, его нельзя не любить! настаивала шалунья.
— Еслибы вы только слышали, что у него за голосъ, — говорила Лора. Чистый, сильный и вмст съ тмъ въ высшей степени пріятный въ низкихъ нотахъ. Что за слухъ! Онъ настоящій артистъ.
— Наслдственный талантъ, немудрено, — сказалъ снисходительнымъ тономъ Филиппъ.
— Чтожъ за бда? спросила съ улыбкой Эмми.
— Не нужно этого забывать. Не заставляйте его никогда пть въ обществ: это напоминаетъ другимъ его происхожденіе.
— А мама говоритъ совсмъ другое, — возразила она. Ей очень жаль, что онъ не учится пнію. Намедни, во время урока мистера Редфорда, нашего учителя музыки, она попросила Гэя спть гамму. Тотъ ротъ разинулъ отъ удивленія и восторга. Гэй будетъ у него теперь брать уроки.
— Въ самомъ дл? сухо спросилъ Филиппъ.
— Да неужели вы не шутя думаете, что еслибы ваша мать была дочь музыканта и у васъ самихъ былъ бы талантъ къ музык, то вы бы стыдились его выказать? съ удивленіемъ спросила Лора.
— Право, не умю вамъ сказать, что бы я сдлалъ тогда, еслибы мать моя была бы другаго происхожденія, чмъ теперь, и еслибы у меня открылся музыкальный талантъ.
Барышень позвали одваться, чтобы идти гулять на гору Истгиль, и мать позволила Филиппу проводить ихъ туда. Онъ и Лора шли рядомъ нсколько впереди другихъ. Дорогой молодой двушк сильно захотлось навести разговоръ опять на Гэя.
— Мн онъ очень нравится, — сказала она:— въ немъ много хорошаго.
— Это правда, — овчалъ Филиппг, — но вполн довряться ему опасно. Львенка можно сдлать ручнымъ посредствомъ ласки, но переродить его нельзя.
— Разв онъ, по вашему, львенокъ? спросила Лора.
— Да, львиная кровь видна у него по глазамъ. Онъ не выноситъ ни одного совта, манеры у него очень рзкія, едва ли можно предполагать, чтобы характеръ у него былъ спокойный. Сердце у Гэя отличное, онъ очень откровененъ, старается всегда сдлать другимъ пріятное, но, сколько я усплъ замтить, судя безпристрастно, онъ владть собою не уметъ и очень упрямъ.
— А отчего-жъ онъ такъ сильно любилъ своего дда, не смотря на то, что тотъ былъ строгъ съ нимъ? Вдь онъ только въ послднее время немного развеселился, а то прежде на него жаль было смотрть, такъ онъ былъ убитъ горемъ.
— Да, Гэй очень нженъ и чувствителенъ — это даже лишнее для такого круглаго сироты, какъ онъ. Я наблюдалъ за нимъ въ Рэдклиф, онъ держался очень мило, немного ребячился, правда, но вообще былъ приличенъ и ласковъ со всми. Хорошо, что его оттуда перевезли: тамъ народъ любилъ его до обожанія и его непремнно бы избаловали.
— Жаль было бы, если бы онъ испортился!
— Очень было бы жаль. У него много хорошихъ качествъ, но они даны ему какъ бы для равновсія съ родовыми пороками. Сколько мн помнится, вс его предки, кром несчастнаго злодя, сэръ Гуго, отличались великодушіемъ и открытымъ характеромъ. Вотъ почему я не полагаюсь на эти два свойства, рзко выдающіяся въ Гэ. Нужно еще хорошенько его узнать, чтобы вполн довриться ему. Вы понимаете, что я говорю съ вами объ этомъ не изъ желанія осуждать Гэя, — совсмъ нтъ, я хочу быть только справедливымъ и потому повторяю: я тогда только буду увренъ въ Гэ, когда испытаю его.
Лора ничего не отвчала, ей стало неловко. Филиппъ говорилъ такъ здраво и убдительно, что противорчить ему не было возможности, и притомъ внутренно она не могла не гордиться его довріемъ, но ей жаль было Гэя.
— Ну, какъ онъ оправдаетъ все то, что Филиппъ объ немъ сказалъ? думала она про себя, а у нея недоставало думу возобновить начатый разговоръ. Оба они шли долго, не промолвивъ ни слова. Лора нечаянно взглянула на лицо Филиппа, на губахъ его лежала печать какой-то нмой тоски.
— О чемъ это вы думаете, Филиппъ? — спросила она наконецъ.
— О сестр Маргарит. Я знаю, что такая любовь брата къ сестр есть безуміе, другіе найдутъ, пожалуй, что я преувеличиваю свое чувство къ ней, но чтожъ мн длать, если я лгать не умю!
— Разв вы были въ Локслэй-гол? А мы думали, вы въ Стэйльгурст.
— Я былъ и тамъ и тутъ.
— Не ходили ли вы въ С. Мильдредъ съ Маргаритой?
— До меня ли ей! Она все возится съ литературными клубами, вечерами и благотворительными обществами.
— Ну, а съ докторомъ ладили вы или нтъ?
— Я старался видть его какъ можно меньше. Онъ по прежнему лишенъ, кажется, всякой способности разговаривать. Гмъ! — Филиппъ тяжело вздохнулъ.— Мн только и оставалось одно развлеченіе — ходить пшкомъ изъ С. Мильдреда въ Стэйльгурстъ. Это было такое наслажденіе вырваться изъ міра сплетень, эгоизма и пустоты и бродить одному въ тихій, осеній день по зеленому кладбищу, гд все кругомъ дышитъ спокойствіемъ, а пожелтвшіе листья деревьевъ шумятъ подъ ногами.
— Вы упомянули о сплетняхъ! да разв Маргарита ими занимается? спросила Лора.
— Литературныя и ученыя сплетни хуже, по моему мннію, чмъ всякія другія.
— Какъ я рада, что вамъ хоть гулять то было гд. Здорова ли жена стараго могильщика?
— Совершенно здорова, бгаетъ себ на конькахъ также проворно, какъ бывало.
— Заходили ли вы къ нимъ въ садъ?
— Да, какъ же, заходилъ. Плющъ, посаженный Фанни, покрылъ всю южную стну, а акаціи такъ высоки и тнисты, что я хотлъ взять себ отъ нихъ отводокъ. Старый Уиль поддерживаетъ все въ прежнемъ вид.
Долго разговаривали они о дом, гд протекло его дтство, и горькое, насмшливое выраженіе лица Филиппа смнилось тихой грустью.

ГЛАВА IV.

— Какъ я радъ, что не опоздалъ! воскликнулъ Гэй, вбгая въ гостиную гд лежалъ Чарльзъ, въ тотъ самый день, какъ Эдмонстоны ждали гостей къ обду.
— А гд вы пропадали? спросилъ больной.
— Я заблудился, взбираясь на холмъ. Меня кто то уврилъ, что оттуда славный видъ на море.
— А разв вы не можете жить безъ моря?
Гэй засмялся.
— Еще бы, — отвчалъ онъ: — у васъ тутъ такая грустная мстность, все лсъ да горы, точно въ тюрьм живешь. Разгуляться глазамъ негд. То ли дло море съ его живыми волнами, тамъ вчное движеніе, вчная борьба…..
— Прибавьте къ этому величественную красоту скалъ, — замтила Лора.
— Дорого бы я далъ, — продолжалъ Гэй:— чтобы кто нибудь изъ васъ заглянулъ на нашъ островъ Шэгъстонъ, съ его плоскими берегами съ одной стороны, и крутыми обрывами съ другой. Пнистыя волны такъ и лзутъ вверхъ, клубясь и сверкая подъ лучами солнца….. Что это? Экипажъ! быстро сказалъ онъ, прерываясь среди восторженной рчи. Послышался стукъ колесъ.
— Это детъ знаменитый молодой человкъ съ своимъ асистентомъ, — насмшливо замтилъ Чарльзъ.
— Филиппъ, Александръ и Буцевалъ — вся комнанія, — дко прибавила Эмми, и вс они, кром Лоры, покатились со смху. Гости поднимались уже на лстницу. Молодой Торндаль, воспитанникъ Филиппа, оказался очень смирнымъ господиномъ, съ наружностью настоящаго джентльмена. Не смотря на то, что онъ былъ красивъ собою, со всми любезенъ и имлъ чрезвычайно аристократическія манеры, онъ все-таки производилъ въ обществ очень мало впчатлнія. Вслдъ за его появленіемъ съ Филиппомъ, послышался снова звонокъ у двери.
— Encore? вопросительно сказалъ Филиппъ, взглянувъ на Лору съ недовольной гримасой.
— Къ несчастію, да, — отвчала та, удаляясь съ нимъ къ окну.
— Дядюшка, no обыкновенію, назвалъ врно цлое общество, — замтилъ Филиппъ. — я жалю, что привезъ Торндаля, тмъ боле, что и предупреждалъ уже тетушку, что онъ охотно является только на семейные обды. Кстати, Лора, нельзя ли отучить Эмми шептаться и хохотать, когда къ вамъ прізжаетъ миссъ Гарперъ?
— Какъ же мн ихъ остановить, если имъ весело? отвчала молодая двушка. Онъ хотлъ что-то замтить на это, но хозяинъ дома, жена его и еще новые гости вошли въ эту минуту въ гостиную. Филиппъ замолчалъ. Мистеръ Эдмонстонъ былъ страстный охотникъ до семейныхъ обдовъ и вообще до гостей, въ Гольуэл хозяйка никогда не знала, сколько человкъ сядетъ за столъ. Привыкнувъ къ замашк мистера Эдмонстона принимать къ себ неожиданно двухъ, трехъ человкъ къ обду, жена его очень искусно вела хозяйство. Ей было пріятно тшить добраго, гостепріимнаго своего мужа. Притомъ перемна общества развеселяла Чарльза, и потому такой образъ жизни имлъ въ ея глазахъ свою хорошую сторону. Въ цломъ околодк домъ въ Гольуэл считался самымъ радушнымъ.
Въ этотъ день къ обду были приглашены: Морицъ де Курси, втренный, молодой ирландецъ, трещавшій безъ умолку со всми, это былъ любимецъ своего двоюроднаго брата, мистера Эдмонстона, дв миссъ Гэрперъ, дочери бывшаго священника — добрыя, довольно ничтожныя двушки, докторъ Мэйрнъ, старый врачъ Чарльза, другъ и совтникъ всего дома, и наконецъ мистеръ Россъ, викарій Гольуэльской церкви, съ дочерью своей, Мэри.
Мэри, 25—лтняя двушка, считалась задушевной пріятельницей старшихъ миссъ Эдмонстонъ, хотя по лтамъ своимъ она далеко была имъ не товарищъ. Мать ея умерла тотчасъ посл ея рожденія, двочка многимъ была обязана вниманію мистриссъ Эдмонстонъ, ей пришлось рости среди многочисленной семьи взрослыхъ братьевъ, и потому у нея почти не было дтства, до 14 лтъ она росла какъ мальчикъ, а затмъ превратилась вдругъ въ женщину по физическому развитію, хотя по вкусамъ, привычкамъ и занятіямъ осталась той же 14 лтней Мэри. Папа составлялъ весь ея міръ, угождать ему была цлью всей ея жизни, съ братьями она держала себя какъ товарищъ, лучшимъ для нея развлеченіемъ служили уроки греческаго языка, которые ей давалъ отецъ, школьные праздники, разныя игры и новыя книги. Она жалла объ одномъ, — что года идутъ и люди старются. Одинъ папа мало измнился съ тхъ поръ, какъ она себя помнила, братья же превратились въ усатыхъ, молодыхъ людей, они находились на служб и имъ было не до шалостей, школьныя ея подруги разбрелись по разнымъ домамъ, двочки, которыхъ она знала дтьми, сдлались молодыми женщинами, а тутъ, на бду, и Лора съ Эмми вздумали подростать. Хорошо, что еще Эмми, рзвая какъ котенокъ, не отказывалась побгать по саду выст съ нею и Шарлоттою. Мэри вчно хлопотала о томъ, какъ бы развлечь Чарльза, въ минуты его дурнаго расположенія духа, когда къ больному трудно было приступиться, она преспокойно болтала съ нимъ всякій вздоръ, хотя въ сущности, судя по домашнимъ ея занятіямъ очень серьезнымъ и сложнымь, ее никакъ нельзя было назвать пустой двушкой.
Острая, ршительная, всегда смлая, Мэри не имла никакихъ причудъ. Она была стройна и высока, съ добродушнымъ, румянымъ лицомъ и съ манерами, хотя и вполн женственными, но весьма энергическими.
Имніе Гольуэль отстояло въ 2 миляхъ отъ приходской церкви Истъ-гиль, и потому Мэри видла Гэя всего одинъ разъ, и то на нсколько минутъ, посл церковной службы. Чарльзъ ждалъ съ нетерпніемъ вечера, чтобы имть возможность потолковать съ нею о Гэ въ то время, когда дамы соберутся у него посл обда. Сестры его, вмст съ Гарперами, принялись за музыку, мать сла у его ногъ, а Мэри устроилась подл нихъ, съ вязаньемъ.
— Ну, чтожь? какъ вы ладите съ сэръ Гэемъ? спросила она у мистриссъ Эдмонстонъ.
— Онъ принадлежитъ къ числу такихъ людей, которые никогда вамъ не мшаютъ, а между тмъ вы никакъ не можете ихъ забыть, отвчала та.
— Прелесть что у него за манеры! добавила Мэри.
— Онъ вылитый ддушка. Рыцарь старой школы, всегда вжливый и внимательный, а это, по моему, очень сглаживаетъ его живой и нсколько рзкій характеръ. Я надюсь, что онъ всегда такимъ останется.
— Богъ знаетъ! замтилъ Чарльзъ. — Гэй похожъ на Каспара Гаузера, который прожилъ 20 лтъ въ подвал. Это счастіе ваше, мама, что онъ родился уже такимъ приличнымъ юношей, а не медвженкомъ.
— Счастіе твое, Чарли, — возразила мать:— потому что онъ балуетъ тебя боле, чмъ мы вс.
— Извините, онъ мн только не противорчитъ. До него я не зналъ, что такое имть свою волю.
— Не вамъ бы жаловаться, Чарли! сказала Мэри.
— А что? вы находите, что я всегда длаю то, что хочу, — воскликнулъ больной. Ужъ это просто зависть съ вашей стороны, Мэри! Посмотрли бы вы, какая возня поднимается, когда мн нужно тащиться по нашей противной лстниц или когда нужно поправить мой диванъ. Мн свободно пошевельнуться не дадутъ. Намедни Филиппъ читалъ мн нотаціи иа каждой ступени, и то не такъ, и другое не такъ. Я дотого измучился, что повалился, какъ снопъ, ему на руки, и онъ донесъ меня до спальни. Правда, онъ такъ силенъ и здоровъ, что не почувствовалъ даже тягости отъ своей ноши, но мн то разв пріятно было обременять его? Вотъ я на слдующій разъ и сползъ на костыляхъ одинъ — а онъ врно разсердился.
— Сэръ Гэй дотого къ нему внимателенъ, что даже совстно, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ. — Точно мы его пригласили жить въ Гольуэл только для того, чтобы онъ ухаживалъ за Чарли.
— Полноте, мама, пожалуйста! возразилъ желчно больной. — Онъ всю душу свою положилъ въ Делорена, я не видывалъ человка, который бы такъ любилъ животныхъ, какъ онъ.
— Не мудрено, — замтила мать:— животныя были его единетвенными товарищами дома. Онъ тамъ проводилъ большую часть дня въ лсу и на берегу моря.
— Такъ то полузамерзшее болото съ дикими утками было бы для него настоящимъ раемъ, — прибавилъ Чарльзъ.— Шарлотта! позвалъ онъ свою маленькую сестру.— Поди-ка сюда, пересчитай Мэри всхъ любимцевъ Гэя.
Двочка начала пересчитывать: У него есть морская чайка, ежъ, барсукъ, сойка, обезьяна, которую онъ купилъ потому, что она почти околвала у своего хозяина, потомъ жаба, воронъ, блка, еще……
— Довольно, Шарлотта, — замтила мать.
— Но вдь я Мэри не сказала названій всхъ его собакъ, — настаивала двочка.— Представьте себ, Мэри, какъ его животныя слушаютъ, — продолжала она: Буянъ уже не травитъ боле мою кисаньку. Мы ихъ пробовали держать другъ противъ друга, а киса такъ и фыркаетъ, а Буянъ и носомъ не повелъ. Какъ Чарли ни уськалъ, онъ не шевельнулся.
— Теперь, Шарлотта, — сказалъ Чарльзъ, величественно махнувъ ей рукой:— ты можешь отправляться къ своимъ друзьямъ, ты намъ боле не нужна.
Двочка убжала, а гости посли чаю затяли играть въ разныя игры.
Кто то предложилъ игру: значеніе словъ, dfinition.
— Значеніе словъ? повторилъ снисходительнымъ тономъ Чарльзъ: для этого стоитъ только взять словарь Джонсона.
— Совсмъ нтъ, — возризилъ молодой Торндаль. Тутъ словаря не нужно, мы должны сами опредлить, каждый по своему, значеніе или смыелъ слова. Напримръ, что значитъ выраженіе. клятва дружбы, врное сердце и такъ дале?
— А, а! понимаю, съ живостью сказалъ Гэй:— нужно ясно опредлить предложенное выраженіе въ такомъ смысл, въ какомъ оно представляется нашему уму.
— Отлично! попробуемъ! продолжалъ лукаво Чарльзъ: — хотя я отъ этой игры не жду ничего интереснаго. Морицъ, опредлите мн, пожалуйста, слово ирландецъ, — заключилъ онъ, обращаясь къ де-Курси.
— Нтъ, нтъ! прошу безъ личностей! вмшалась Лора.— Я предлагаю слово счастіе. Напишемъ каждый, на особой бумажк, опредленіе слова счастіе, смшаемъ вс билеты и затмъ прочтемъ вслухъ написанное.
Въ продолженіи цлаго часа игра шла съ большимъ одушевленіемъ. Трудно сказать, кто кого перещеголяетъ остроуміемъ, Морицъ, Чарльзъ или Гэй. Послдній уже не былъ нмымъ свидтелемъ игры, а, напротивъ, принималъ въ ней живйшее участіе. Когда начали вскрывать билетики, Мэри и Эмми, стоя у стола, разсматривали ихъ и смялись.
— Нкоторыя замчанія очень оригинальныя! сказала Эмми.— Посмотри, Лора, какъ Морицъ опредлилъ слово счастіе: ‘счастіе есть ничто иное какъ путешествіе водой въ Дублинъ.’ Вс засмялись.
— А вотъ тутъ есть одно очень глубокомысленное опредленіе, — сказала Мэри.— Еслибы это не было нескромно, я бы желала узнать, кто его написалъ.
— Это, что ли? спросила Эмми.— ‘Счастіе есть лучъ свта, блеснувтій на мгновеніе и исчезнувшій.’ Прежде мн показалось, что это написалъ Филиппъ, но почеркъ Гэя. Какое грустное опредленіе! Я такъ не думаю. Да и Гэю странная мысль пришла въ голову. Онъ сегодня такой веселый.
Вечеръ вскор кончился. Россы простились, посл всхъ Мэри надла салопъ и калоши и собралась уходить, не смотря на то, что мистеръ Эдмонстонъ все просилъ, чтобы она подождала экипажа. Та смясь благодарила и увряла, что идти домой, пшкомъ, съ папа, въ морозную, звздную ночь — истинное наслажденіе.
— Мн тоже жаль васъ, что вы здили на обды постоянно въ карет, — сказала она Лор, цлуя ея и уходя.
— Ну что, Гей? спросила Шарлотта, когда вс гости разошлись. — Нравится вамъ такой вечеръ?
— Очень, — отвчалъ онъ. Мн чрезвычайно весело.
— Вотъ мы васъ и втянули въ заколдованный кругъ свой, — смясь замтила Лора.
— Не совсмъ. Вамъ запереть меня въ немъ не придется, я не легко поддаюсь, — сказалъ онъ съ улыбкой.
— Это не очень-то любезно, съ вашей стороны, отвчала она, уходя укладывать книги въ сосдней комнат. Филиппъ пошелъ всдъ за нею.
— Знаете-ли, что я замтилъ, Лора — началъ онъ, когда они остались вдвоемъ. Вдь у Гэя голова-то умная, у него много здраваго смысла и души. Это не пустая трещотка, какъ видно.
— Еще-бы! Морицъ далеко ниже его, — сказала Лора.
— Да. Не нужно только, чтобы онъ употреблялъ во зло свои дарованія. Мн не нравятся его чрезмрная чувствительность и доврчивость каждому.
— Мама находитъ, что это признакъ дтскости. Вдь онъ никогда въ школ не былъ, вотъ отчего онъ такъ доврчивъ. Онъ не испыталъ, что такое насмшка, и смло длится съ другими каждымъ своимъ впечатлніемъ. Однако мы заговорились съ вами, — прибавила она:— пора спать, прощайте. Они пожали другъ другу руки и разошлись.
На другое утро морозъ смнился оттепелью, и крупный дождь такъ и билъ въ оконныя стекла. Филиппъ вмст съ Гэемъ стоялъ у окна.
— Каково-то теперь у насъ, въ Рэдклиф, — говорилъ Гэй.— Не вышли-ли рки и ручьи изъ береговъ? Я очень люблю наводненія. Съ горъ несутся бшеные потоки, они ломаютъ по дорог все, что попадется: деревья, заборы, дома, долины превращаются въ озера, а горы длаются островами. Страшне всего смотрть на потопленные лса: изъ воды торчатъ одн только косматыя верхушки деревьевъ, а все прочее залило. Преживописное зрлище!
— Я слышалъ какую-то исторію о томъ, какъ вы чуть было не утонули во время наводненія, — замтилъ Филиппъ. Правда это?
— Да, я порядкомъ выкупался тогда, — смясь отвчалъ Гэй.
— Разскажите, пожалуйста, какъ это было? Мн особенно любопытно изучить впечатлнія утопающаго, — сказалъ Чарльзъ.
— Видите-ли, — нэчалъ Гэй:— однажды я любовался, точно также какъ сегодня, на страшный разливъ нашего ручья. Вдругъ вижу, плыветъ бдный баранъ, блетъ во все горло и борется съ волнами. Я не выдержалъ, куртку долой и прыгнулъ въ воду. Глупо я сдлалъ, конечно, вода неслась съ поразительной быстротой, а мн тогда только что минуло 15-лтъ. Силы то было меньше, баранъ былъ огромный и мн съ нимъ сладить оказалось трудно, меня понесло къ морю, я того и ждалъ, что насъ разобьетъ о скалу, къ счастью, прямо предъ нами очутилось затопленное дерево, баранъ зацпился въ его втвяхъ, а я схватился за сукъ и взлзъ на верхушку. Насъ спасъ Тритонъ. Дерево, на которое я взгромоздился, дотого гнулось подъ напоромъ воды, что я каждую минуту ждалъ, что вотъ, вотъ мы утонемъ. Я началъ орать во все горло. Но никто не слышалъ моихъ криковъ, кром Тритона, моей врной ньюфаундленской собаки, она бросилась ко мн на помощь съ такой поспшностью, что я боялся, не потопила-бы она меня своей тяжестью. Я повязалъ ей свой носовой платокъ и приказалъ плыть обратно къ Арно, зная, что тотъ пойметъ, что означаетъ этотъ сигналъ.
— Понялъ онъ? спросилъ Чарльзъ.— Долго вы его ждали?
— Не помню — мн казалось, что прошла цлая вчность, пока не появилась спасительная лодка съ людьми и съ Тритономъ, который весь дрожалъ отъ отчаянія. Меня нашли только по ея милости, я потерялъ уже голосъ и былъ безъ чувствъ. Очнувшись, я увидалъ себя дежащимъ на трав, въ парк, Мэркгамъ стоялъ подл меня, на колняхъ.— ‘Сэръ, говорилъ онъ, если вамъ жизнь такъ дешева, жертвуете ею по крайней мр для спасенія кого нибудь подостойне, а не сквернаго, стараго барана Фермера Гольта.’
— Чтожъ, вамъ досадно было? спросила Эмми.
— Напротивъ, я очень обрадовался, услыхавъ, что баранъ принадлежитъ Гольту. Надо вамъ сказать, что ему, не задолго передъ тмъ, очень крпко отъ меня досталось за то, что онъ билъ нашу дворовую собаку, будто-бы пугавшую его овецъ, хотя я знаю наврно, что Стрлка никогда этого не длала.
— Остался баранъ живъ? спросилъ Чарльзъ.
— Да, и чуть меня не забодалъ при первой же затмъ встрч.
— Ршились ли бы вы спасти его вторично посл такой неблагодарности? сказалъ Филиппъ.
— Не знаю, право. Мн въ голову эта мысль не приходила.
— Надюсь, что намъ дали медаль отъ ‘Человколюбиваго общества’, — замтилъ Чарльзъ.
— За что же мн? слдовало дать Тритону, смясь возразилъ Гэй.
Лора, замтивъ, что больной начинаетъ придираться, перемнила разговоръ и попросила Филиппа почитать имъ вслухъ. Тотъ предложилъ прочесть отрывокъ изъ одного сочиненія, гд находилось прелестное описаніе Сикстинской Мадонны Рафаэля.
Чтеніе увлекло слушающихъ. Каждый былъ занятъ своей заботой, одинъ только Гэй, глаза котораго были точно прикованы къ Филиппу, не могъ оставаться спокойнымъ. Руки его были въ безпрестанномъ движеніи. Онъ то вертлъ циркулемъ Лоры, то рзалъ линейку, то дергалъ кости и съ одушевленіемъ вступалъ въ споръ по поводу нкоторыхъ выраженій, которыя встрчались въ книг, Раздался звонокъ къ полднику. Чарльзъ попросилъ Филиппа передать ему книгу, тотъ слегка улыбнулся и подалъ ее.
— Какъ? Это по латыни написано? неужели ты не читалъ, а переводилъ? спросилъ больной. Твоя это книга?
— Да, моя, — отвчалъ Филиппъ.
— Дльная вещь, я желалъ бы узнать все ея содержаніе. Недурно бы было кому-нибудь почитать мн ее вслухъ.
— Ужъ вы не на меня ли метите! сказалъ Гэй:— такъ я долженъ васъ предупредить, что у меня по латыни очень неправильный выговоръ,
— Это-то мн и нужно. Учителей мн не искать, — замтилъ Чарльзъ, — а вотъ ученика еще не было.
— Отлично! Я готовъ заниматься съ вами, если хотите, — вскричалъ вжливо Гэй. Пусть Филиппъ одолжитъ намъ книгу.
Вся семья собралась въ столовой. Дождь продолжалъ идти. Мистеръ Эдмонстонъ началъ жаловаться, что онъ покончилъ вс свои письма, а выйдти со двора нельзя. Остается одно, заключилъ онъ — составить партію на бильярд. Филиппъ, по обыкновенію, разобьетъ меня въ пухъ и прахъ, а одна изъ барышенъ пусть держитъ сторону Гэя, тогда партія будетъ ровная.
— Благодарю, я играть не буду, я не умю, сказалъ Гэй.
— Не будете играть? Да мы васъ мигомъ выучимъ, какъ катать шары. Возьмите себ въ учителя Филиппа, а я стану играть вмст съ Эмми противъ васъ обоихъ.
— Нтъ, благодарю, — повторилъ Гэй, весь вспыхнувъ: — я далъ слово не играть.
— Кому? ддушк? — Неужели онъ считалъ эту игру вредной. Вдь мы даромъ играемъ. Врно вы не думали, что мы хотимъ васъ обыграть?
— Конечно нтъ, — съ живостью возразилъ Гэй:— но мн невозможно играть, увряю васъ. Я далъ слово ддушк даже не смотрть на бильярдъ.
— Бдняга! онъ не даромъ связалъ васъ словомъ, произнесъ вполголоса мистеръ Эдмонстонъ, но, встретивъ выразительный взглядъ жены, мгновенно замолчалъ. Гэй задумался, потомъ вдругъ точно очнулся и сказалъ:
— Я вамъ не мшаю, прошу васъ, идите вс играть.
Мистеръ Эдмонстонъ не заставилъ себ этого повторять и увлекъ Филиппа въ бильярдную.
— Какъ я рада! сказала Шарлотта, сильно подружившаяся въ послднее время съ Гэемъ.— Вы теперь никогда не станете играть на глухомъ бильярд, въ дождливые дни, а вмсто того, давайте вмст бгать. Хотите играть въ мячъ, на лстниц?
Гэй до тхъ поръ не ушелъ, пока не перенесъ Чарльза съ кресла на диванъ и не уложилъ его тамъ. Двочка, между тмъ, шепотомъ уговаривала Эмми идти съ ними, но та, со вздохомъ сожалнія, вспомнила, что она уже большая и что бгать ей неловко.
Громкій хохотъ, радостные крики, взвизгиванье и хлопанье мячей по лстниц невольно обратили вниманіе Филиппа.
— Какой еще ребенокъ этотъ Гэй! замтила Лора, служившая имъ маркёромъ.
Наконецъ дождикъ пересталъ. Густой туманъ покрылъ всю землю. Филиппъ подговорилъ Гэя пройдтись немного, а Эмми съ Шарлоттою затяли игру въ воланъ.
Было уже поздно, когда Чарльзъ, опираясь на руку Эмми, пробирался къ себ на верхъ. Шарлотта несла за ними костыли, а мать помогала Лор убирать ея мольбертъ, чтобы идти всмъ одваться къ обиду. Дверь параднаго крыльца впезапно отворилась, и оба Морвиля появились на норог. Гэй, не снимая пальто, кинулся прямо на верхъ, къ себ въ спальню, и такъ хлопнулъ дверью, что эхо покатилось по всмъ комнатамъ. Дамы вздрогнули и вопросительно взглянули на Филиппа.
— Рэдклифскій нравъ, — отвчалъ онъ холодно, и нижная губа его слегка дрогнула.
— Что-жъ это ты съ нимъ сдлалъ? спросилъ Чарльзъ.
— Ничего. Мы говорили объ оксфордскомъ университет, я ему совтовалъ приготовиться къ нему какъ слвдуетъ, говоря, что его воспитаніе, до сихъ поръ, была одна игрушка. Разв это называется ученіемъ, ходить два раза въ недлю къ какому то Потсу, доморощенному генію, который есть ничто иное, какъ искусный калиграфъ въ коммерческой школ Мурорта? Правда, это вина не Гэя, но все-таки онъ очень отсталъ въ наукахъ отъ своихъ сверстниковъ, и ему много мужно учиться, чтобы не провалиться на экзамен. Все это я сказалъ ему весьма осторожно, зная хорошо, съ кмъ я имю дло, однако вы видите, какія вышли послдствія.
— А что онъ теб отвтилъ? спросилъ Чарльзъ.
— Ровно ничего, надо отдать ему честь, но за то онъ самымъ свирпымъ образомъ шагалъ послднюю половину мили, и теперешняя его выходка есть финалъ исторіи. Жаль мн бднаго малаго, однако я васъ прошу не обращать на эту сцену вниманія. Чарли, хочешь опереться на мою руку?
— Не нужно, спасибо, — отвчалъ тотъ, надувшись.
— Право, обопрись, Эмми тяжело тебя вести — настаивалъ Филиппъ, длая движеніе впередъ, чтобы насильно заставить его повиноваться.
— Чтобы ты уронилъ меня, какъ камелію, — дко замтилъ больной и, взявъ костыль изъ рукъ Шарлотты, медленно началъ взбираться на ступени, какъ бы торжествуя надъ тмъ, что онъ сзади задерживаетъ Филиппа. Чарльзъ чрезвычайно любилъ дразнить его, хотя тотъ никогда не выказывалъ ни малйшаго признака неудовольствія. Четверть часа спустя, кто-то постучалъ въ дверь уборной.
— Войдите! сказала мистриссъ Эдмонстонъ, сидвшая за своимъ маленькимъ столомъ. Появился Гэй съ очень взволнованнымъ лицомъ.
— Извините, если я вамъ помшаю, — сказалъ онъ кротко:— но мн нужно вамъ признаться, я вышелъ изъ себя потому, что Филиппъ вздумалъ мн давать совты, а теперь мн стало очень совстно.
— Что это у васъ съ губой? воскликнула мистриссъ Эдмонстонъ. Онъ приложилъ платокъ ко рту.
— А разв еще идетъ кровь? спросилъ онъ. — Это у меня дурная привычка кусать губы, когда я злюсь. За дло! вотъ мн и клеймо за вспыльчивый характеръ.
Мистриссъ Эдмонстонъ потребовала полной исповди отъ Гэя, и тотъ откровенно передалъ ей, что его оскорбило страшно выраженіе Филиппа, будто его воспитаніе было ничто иное, какъ игрушка. — Это онъ ддушку задлъ! дрожащимъ голосомъ повторялъ Гэй, — и надъ мистеромъ Потсомъ насмхался. Какое онъ имлъ право. Кто его просилъ учить меня? Я самъ понимаю, что мн нужно серьезно готовиться къ университету. Брани онъ меня, какъ хочетъ, но ддушку не смй трогать! Не смй онъ насмхаться надъ моими наставниками. — Однако, чтожъ это? я опять горячусь! съ отчаяніемъ сказалъ онъ.
— Полноте, успокойтесь! — утшала его мистриссъ Эдмонстонъ. — Филиппъ желалъ вамъ добра, самъ онъ воспитывался въ общественномъ заведеніи, не мудрено, если онъ настаиваетъ, чтобы и вы получили правильное, серьезное направленіе.
— Знаю, очень знаю, вотъ отчего мн и совстно. Опять я разгорячился, опять вышелъ изъ себя. Я одинъ во всемъ виноватъ, право одинъ!
— Ваше раскаяніе есть ужъ первый шагъ къ исправленію, чмъ боле вы будете бороться съ собою, тмъ легче вамъ достанется побда.
— Богъ знаетъ, побдой ли это кончится! задумчиво сказалъ Гэй, прислонившись къ камину.
— Непремнно! ищущіе правды всегда достигаютъ своей цли, — кротко замтила она, и Гэй повеселлъ. Въ эту минуту мистриссъ Эдмонстонъ вызвали изъ комнаты. Раздался вдругъ голосъ Чарльза:
— Гэй! вы здсь? Дайте мн вашу руку.
Гэй только теперь замтилъ, что дверь, ведущая къ больному, во все время ихъ разговора стояла растворенная настежъ.
Чарльзу объясненіе Гэя съ матерью показалось чистой комедіей, его радовало только то, что есть еще человкъ въ дом, который ссорится съ Филиппомъ, и потому, забывъ о странныхъ послдствіяхъ, могущихъ произойти отъ его словъ, онъ началъ поддразнивать Гэя.
— Эге! на свт то, кажется, больше трусовъ, чмъ я предполагалъ. Нашему мудрому кузену, къ великому моему удивленію, не дали даже порядочнаго щелчка за то, что онъ суется съ своими совтами туда, куда его не спрашиваютъ.
— Напротивъ, онъ даетъ совты именно тому, кому они необходимо нужны, — отвчалъ Гэй очень серьезно. Чарльзъ хотлъ было что-то возразить, но раздавшійся звонокъ къ обду прекратилъ ихъ разговоръ. Больному стало досадно. Ему очень хотлось заставить Гэя высказаться при себ на счетъ Филиппа, но въ то утро его приступъ оказался совершенно неудаченъ. Гэй объявиль, что онъ не расположенъ откровенничать, и убжалъ одваться.
Чарльзъ утшался мыслію, что Гэй не вышелъ еще изъ-подъ нравственной опеки, въ которой его держали дома, и потому старается вести себя какъ умный ребенокъ, но взрывы его вспыльчивости ясно говорили, что характеръ у него далеко не дтскій.
— Рано или поздно, а онъ намъ кашу заваритъ, потирая руки, говорилъ больной самому себ.
Еслибы Чарльзъ зналъ, какой драматическій исходъ можетъ произойти отъ распри между Гэемъ и Филиппомъ, единственнымъ человкомъ въ семь, совты котораго приносили истинную пользу молодому Морвилю, онъ не дерзнулъ бы разжигать вражду между обоими молодыми людьми. Но праздный умъ его искалъ всюду развлеченія. Онъ готовъ былъ пуститься на всевозможныя интриги, чтобы только увеличить оппозицію противъ Филиппа и произвести въ дом волненіе по поводу Гэя, который нравился ему все боле и боле, особенно посл того, какъ Чарльзъ открылъ, что тотъ далеко не пуританинъ по натур.
За столомъ Гэй упорно молчалъ. Толковали о политик, Филиппъ проводиль идею объ употребленіи съ пользою для страны громадныхъ средствъ, находящихся въ рукахъ землевладльцевъ. Какъ бы желая привлечь вниманіе Гэя, онъ нарочно распространился о значеніи власти представителя дома Морвиль въ Рэдклиф, разсказалъ, сколько надеждъ возлагаетъ на него лордъ Торндаль, ожидая, что онъ своимъ вліяніемъ будетъ поддерживать правую сторону дла. Но онъ даромъ терялъ слова. Молодой наслдникъ бросилъ ему въ отвтъ нсколько фразъ, чрезвычайно холоднымъ, равнодушнымъ тономъ, точно дло шло объ Мароккской имперіи, и Филиппъ поневол обратился къ Лор съ другимъ своимъ разговоромъ.
Какъ только дамы вышли изъ столовой, Гэй ободрился и заговорилъ первый съ своимъ опекуномъ о томъ, что онъ чувствуетъ въ себ недостатокъ классическаго образованія, что онъ находитъ нужнымъ хорошенько обучиться, пока не вступитъ въ оксфордскій университетъ, и кончилъ тмъ, что просилъ указать ему по сосдству какого-нибудь наставника, къ которому бы онъ могъ обратиться за уроками. Мисстеръ Эдмонстонъ вытаращилъ глаза и какъ будто испугался, точно Гэй просилъ его рекомендовать лучшаго палача, чтобы отрубить ему голову. Филиппа это также сильно удивило, но онъ смолчалъ, подумавъ однако, что Гэй очень ловко поставилъ вопросъ. Когда мистеръ Эдмонстонъ опомнился отъ сдланнаго ему сюрприза, началась переборка всхъ духовныхъ лицъ въ околодк, и наконецъ по совту Филиппа, избранъ былъ мистеръ Лазсель, священникъ въ Броадстон, старый школьный товарищъ Филиппа, и затмъ ршили, что онъ будетъ занималься съ Гэемъ нсколько разъ въ недлю.
Когда дло уладилось, Гэй нсколько успокоился, но въ продолженіи цлаго вечера онъ все-таки былъ самъ не свой и просидлъ все время въ любимой ниш у окна, съ книгою какого-то очень серьезнаго содержанія въ рукахъ. Пніе, разговоръ и даже романъ ‘Тяжба’, не интересовали его боле. Шарлотта была какъ на горячихъ угольяхъ. Она не сводила глазъ съ Гэя и Филиппа, открывала было ротъ, какъ бы желая что-то сказать, и затмъ снова притихала, а если вмшивалась въ разговоръ старшихъ, то очень не кстати. Передъ самымъ сномъ, когда уже мистриссъ Эдмонстонъ готовилась разливать чай, Лора занялась чтеніемъ, Эмми убирала столъ Чарльза, а Филиппъ проврялъ съ дядей счеты плута прикащика. Въ это время двочка очутилась подл Гэя и шепотомъ проговорила подъ самымъ его ухомъ: Гэй! простите, пожалуйста, если я васъ спрошу… А мн очень хочется знать — сердиты вы на Филиппа или нтъ? Неужели вы поднимете старую вражду съ нимъ?
— Какая тутъ вражда? спросилъ онъ, не понимая, о чемъ она толкуетъ. Напротивъ, я очень обязанъ Филиппу.
— То-то же, — сказала двочка, умильно наклоняя голову,— а я думала, онъ васъ побранилъ.
Гэй невольно засмялся.
— Такъ онъ васъ не бранилъ? повторила Шарлотта. — Конечно вы большой, этого нельзя съ вами длать, но онъ, кажется, приставалъ все къ вамъ, чтобы вы учились.
— Да, это правда, я на него за это разсердился, но теперь одумался и послдую его совту.
Шарлотта потерялась, но тутъ мистриссъ Эдмонстонъ вызвала Гэя изъ его убжища, и совщаніе кончилось.
Филиппу нужно было вернуться на слдующій день въ Броадстонъ, тетка его собиралась за покупками въ городъ. Чарльзу нельзя было съ ней прокатиться, потому что ей пришлось бы, можетъ быть, запоздать, а больному трудно было сидть долго въ экипаж. Ршили такъ: Филиппъ повезетъ тетку въ фаэтон самъ, Гэй подетъ вслдъ за ними, отдастъ нсколько визитовъ въ город, завернетъ на квартиру Филиппа, чтобы полюбоваться на его гравюру Сикстинской Мадонны, представится мистеру Лазсель, пока мистриссъ Эдмонстонъ будетъ ходить по магазинамъ, и затмъ сядетъ править въ фаэтон, вмсто Филиппа, и отвезетъ тетку домой. Пріхавъ въ городъ и покончивъ вс свои дла, мистриссъ Эдмонстонъ повезла Гэя съ визитомъ къ полковниц Дэнъ. Въ семь Эдмонстоновъ обыкновенно увряли, что когда мама и полковница Дэнъ сойдутся, то у нихъ только и толку что о достоинствахъ мистера Филиппа, сегодняшній вечеръ доказалъ, что домашніе говорили правду. Мистриссъ Дэнъ была добродушная, привтливая старушка, до страсти любившая Филиппа Морвиль и гордившаяся тмъ, что онъ служитъ въ полку ея мужа, она не могла удержаться, чтобы не разсказать гостямъ нсколько случаевъ его доброты, ума и умнья вести себя съ товарищами. Мистриссъ Эдмонстонъ слушала ее съ удовольствіемъ, а лицо Гэя выражало самое живйшее сочувствіе. Не успли они уссться въ фаэтонъ, чтобы хать домой, какъ мистриссъ Эдмонстонъ тотчасъ спросила, познакомился ли Гэй съ будущимъ своимъ учителемъ.
— Да, — отвчалъ Гэй:— мы начнемъ уроки съ завтрашняго дня, и я буду здить къ мистеру Лазсель по понедльникамъ и четвергамъ.
— Это что-то скоро!
— Некогда мн терять время, я у васъ веду слишкомъ разсянную жизнь. Пора мн опомниться. Эхъ! будетъ работа! сказалъ онъ, щелкнувъ со всего розмаху бичемъ.
— Неужели наша домашняя жизнь кажется вамъ разсянной? спросила мистриссъ Эдмонстонъ, едва удерживаясь отъ улыбки.
— Конечно! сказалъ онъ:— вы еще моего характера не знаете, я страшно впечатлителенъ. Когда мн случается уйдти въ свою комнату посл веселаго вечера, у меня голова кругомъ идетъ. Заняться ничмъ не могу. А вдь нельзя же мн сидть взаперти цлый день.
— Еще бы! — возразила, улыбаясь, мистриссъ Эдмонстонъ:— мы хоть вамъ и родные, но у васъ все-таки есть общественныя обязанности въ отношеніи къ намъ. Что длать, видно мы ужъ такой опасный народъ.
— Нтъ, пожалуйста, не перетолковывайте моихъ словъ. Вы тутъ совсмъ не виноваты. Я такой разсянный, что на меня дйствуетъ малйшее развлеченіе.
— Вся бда въ томъ, что вы дома вели затворническую жизнь, вамъ нужна перемна, не избгайте ни развлеченій, ни общества: это два необходимыхъ условія для развитія человка. Если же вы находите, что такого рода жизнь дйствуетъ слишкомъ сильно на ваше воображеніе, работайте надъ собой: тогда вреда никакого не будетъ.
— Я сильно борюсь, а между тмъ чувствую, что вредъ есть, потому что самая борьба ослабляетъ мои силы и отнимаетъ у меня возможность всецло посвятить себя наук.
— Вы ошибаетесь, милый Гэй, для нравственной борьбы человка нтъ опредленнаго времени. Вся жизнь наша есть рядъ искушеній. Таковъ ужъ общественный законъ. Борьба необходима, вы не можете отклоняться отъ трудныхъ обязанностей, ради своего спокойствія. Если скромная наша домашняя среда заключаетъ въ себ предметы, раздражающіе ваше воображеніе, повторяю опять — боритесь сами съ собой. Не забудьте, что ваше положеніе въ свт потребуетъ сильной воли надъ собой, соблазны, предстоящіе вамъ въ будущемъ, такъ велики, что вамъ съ этихъ же поръ необходимо пріучать себя быть твердымъ и готовымъ на всякую борьбу.
— Да, — отвчалъ Гэй:— мн давно слдовало бы объ этомъ подумать и серьезно заняться своимъ образованіемъ, вмсто того, чтобы бить баклуши цлый мсяцъ. Будь у меня потверже характеръ, ничего бы этого не случилось. Я надюсь, по крайней мр, что теперь у меня будетъ довольно работы.
— Вы, кажется, не очень жалуете древніе языки?
— О! нтъ! я обожаю Гомера и считаю Георгики Виргилія безподобной поэзіей. Но меня мучитъ то, что меня заставятъ долбить грамматику и засадятъ за изученіе греческихъ корней, просто бда!
Онъ тяжело вздохнулъ, какъ будто бы уже сидлъ за книгами.
— Кто прежде училъ васъ? спросила мистриссъ Эдмонстонъ.
— Мистеръ Потсъ, — отвчалъ Гэй:— очень умный человкъ, онъ воспитывался въ простой школ, правда, но потомъ крпко учился и очень былъ радъ получить мсто профессора въ Коммерческой академіи въ Мурорт, гд воспитывались племянники Мэркгама. Это была славная голова, терпливый до нельзя, немудрено, онъ былъ вышколенъ трудовой жизнью и при этомъ страшный охотникъ до чтенія. Когда мн минуло девять лтъ, я здилъ къ нему въ Мурортъ три раза въ недлю. Онъ сдлалъ изъ меня все, что могъ, мы съ нимъ многое прочли, и онъ съ наслажденіемъ занимался мною. Еслибы Филиппъ зналъ, что перенесъ этотъ человкъ, какой у него безподобный характеръ, у него языкъ не повернулся бы говорить объ немъ съ неуваженіемъ.
— Я вамъ тогда же сказала, что Филиппъ сомнвается въ одномъ, чтобы наставникъ, не учившійся самъ въ высшемъ учебномъ заведеніи, былъ въ состояніи подготовить васъ къ тому общественному положенію, къ которому вы предназначены.
— Ахъ! воскликнулъ Гэй:— дорого бы я далъ, чтобы мистеръ Потсъ присутствовалъ при преніяхъ Филиппа съ мистеромъ Лэзсель, на счетъ какого-нибудь лексикона, или чтобы онъ послушалъ, какъ они толкуютъ о корняхъ словъ или декламируютъ выдержки изъ древнихъ греческихъ писателей. Стоитъ закрыть глаза, сейчасъ представятся два старые, ученые мужа въ очкахъ и длиннополыхъ сюртукахъ табачнаго цвта.
— Воображаю Филиппа, онъ въ своей сфер во время такихъ преній, — смясь, замтила мистриссъ Эдмонстонъ.
— Право, — сказалъ Гэй:— чмъ я ближе вглядываюсь въ Филиппа, чмъ чаще вижу его, тмъ боле удивляюсь ему. Что у него за библіотека! почти все наградныя книги, какіе богатые переплеты!
— Да, это его слабость. Онъ каждую хорошую книгу покупаетъ не иначе, какъ въ дорогомъ переплет. А гравюру его видли?
— Мадонну Рафаэля? Видлъ. Прелесть, что такое. Я не могу забыть выраженія лицъ двухъ ангеловъ. Чистая невинность, одно размышляющее, другое восторженное.
— Знаете ли что, — замтила мистриссъ Эдмонетонъ:— у васъ иногда бываетъ точно такое выраженіе, какъ у ангела, который постарше.
— Не думаю, — возразилъ Гэй, и затмъ, понизивъ голосъ, прибавилъ:— мой настоящій портретъ — это портретъ ддушки, что виситъ дома. Однако, очемъ это мы съ вами говорили? Да, о Филипп. Какъ его любитъ мистриссъ Дэнъ!
— Да, онъ ея любимецъ.
— Не даромъ же его вс такъ обожаютъ. Чмъ больше его знаешь, тмъ боле къ нему привязываешься. Не смйтесь надо мною, я не увлекаюсь, я просто отъ него въ восторг, — сказалъ Гэй, замтивъ, что мистриссъ Эдмонстонъ улыбается.
— Я не смюсь, — возразила та ласково:— но меня удивляетъ восторженность вашихъ чувствъ. Вы не поврите, какъ мн пріятно слышать, что моего племянника такъ хвалятъ.
— Немудрено, — продолжалъ Гэй: — онъ истинный герой по самоотверженію, вашъ мужъ разсказывалъ мн, какъ много онъ пожертвовалъ своимъ сестрамъ, думая составить ихъ благосостояніе.
— Онъ особенно думалъ о счасть Маргариты, старшей своей сестры. Это была всегда его любимица. Она красавица собой, умница, очень на него похожа и была примрной сестрой для Филиппа. Посл смерти матери, она сама занялась его воспитаніемъ, и онъ привязался къ ней всей душой. Я полагаю, что впослдствіи, Филиппъ не только не придавалъ никакой важности своей жертв, но, напротивъ, радовался, что можетъ хотя нсколько вознаградить заботы сестры о себ. Отказавшись отъ всего наслдства въ пользу обихъ сестеръ, онъ былъ въ восторг, что он не выдутъ изъ Стэйльгурста, и что это облегчитъ нсколько ихъ сиротство. Но тутъ Фанни заболла и умерла, и затмъ Маргарита вышла замужъ за доктора Гэнлей, лечившаго сестру. Съ матерьяльной точки зрнія это замужество могло считаться, пожалуй, и выгоднымъ. Докторъ былъ человкъ почтенный, съ большой практикой и очень богатый, но онъ гораздо старше жены, далеко ниже ея по уму и образованію и, какъ кажется, человкъ неврующій. Однимъ словомъ, Маргарит Морвиль очень можно было бы обойтись безъ подобнаго замужества, потому что, по милости брата, она и безъ того была совершенно обезпечена.
— Отчего жъ Филиппъ не препятствовалъ ея браку?
— Онъ страшно возсталъ противъ него, но гд же было 19-тилтнему брату сладить съ 27-милтней сестрой? По всему видно, что ея упорство задло его за живое. Бднаго малаго сильно перевернуло, какъ отъ этого обстоятельства, такъ и отъ смерти Фанни, которую онъ нжно любилъ. Кроткая была двушка. Онъ точно разомъ потерялъ обихъ сестеръ и домашній уголъ.
— Но вдь Филиппъ, кажется, теперь только что возвратился отъ мистриссъ Гэнлей. Значитъ, онъ здитъ къ ней.
— Да, братъ и сестра попрежнему дружны. Она въ немъ души не слышитъ и очень имъ гордится. Они въ постоянной переписк, и Филиппъ часто гоститъ у нея. Но доктора онъ не любитъ, и тонъ ихъ дома вообще ему не нравится, онъ всегда возвращается отъ нихъ мрачный и грустный. Мы всячески стараемся заставитъ его забыть родной Стэйльгурстъ и считать своимъ домомъ Гольуэль.
— Какъ онъ васъ долженъ любить!
— Кто? Филиппъ? Нтъ, онъ со всми сдержанъ, кром Маргариты. Со времени ея замужества онъ сдлался положительно замкнутъ. Вотъ отчего онъ такъ строгъ къ другимъ и недоврчивъ. Это всегдашнее слдствіе разочарованія въ любви и въ дружб. А Маргарита своимъ замужествомъ нанесла сильный ударъ его молодому сердцу.
— Благодарю васъ за все, что вы мн объ немъ разсказали, сказалъ Гэй.— Я теперь лучше понимаю характеръ Филиппа и буду смотрть на него совсмъ иначе. Должно быть, страшная вещь обмануться въ любимомъ человк. Воображаю, что онъ перенесъ.
Мистриссъ Эдмонстонъ очень была рада, что ей удалось, повидимому, расположить Гэя въ пользу Филиппа, и съ этого дня она еще боле полюбила Гэя.

ГЛАВА V.

Мистриссъ Эдмонстонъ съ нетерпніемъ ожидала, что скажетъ мистеръ Лазсель о своемъ новомъ воспитанник, и наконецъ узнала отъ него, что Гэй Морвиль одаренъ блестящими способностями, свдній иметъ много, но въ классическомъ образованіи отсталъ и по части математики слабъ. Его пріучили къ мысли, что очень достаточно перевезти прозой или стихами какого-нибудь классика, если притомъ англійскій переводъ будетъ гладокъ и изященъ, а между тмъ онъ забывалъ о точности перевода и нердко искажалъ смыслъ подлинника. Трудиться онъ не привыкъ, такъ какъ понимается трудъ, и потому далеко отсталъ отъ своихъ сверстниковъ, гораздо мене его развитыхъ, но получившихъ правильное образованіе въ какомъ-нибудь общественномъ заведеніи. Все это мистеръ Лазсель передалъ Гэю лично, посл перваго испытанія, но такъ какъ тотъ не могъ вынести, чтобы кто-нибудь осмлился осудить его дда или прежняго учителя, то замчаніе его пропало даромъ, и Гэй ограничился только вопросомъ, по скольку часовъ въ день ему прикажутъ заниматься.
— По три, — сказалъ сначала мистеръ Лазсель, но, сообразивъ количество предметовъ, необходимыхъ для точнаго изученія, прибавилъ,— нужно бы, правду сказать, по четыре часа работать, если это возможно.
— Такъ я четыре часа и назначу, — отвчалъ Гэй:— а можетъ быть, и пять займусь.
Онъ усердно принялся работать и, не поднимая головы, трудился до завтрака, за часъ передъ которымъ онъ и Чарльзъ имли обыкновеніе читать что-нибудь по латыни вмст. Во время этихъ уроковъ Чарльзъ ршительно забывалъ товарищество и обращался съ Гэемъ очень строго. Гэю же, привыкшему жить на вол и проводить цлые дни на воздух, было очень трудно приниматься снова за сухой, мертвый языкъ классиковъ, ему пришлось горы ворочать, доискиваясь коренныхъ формъ и изучая трудные виды глаголовъ, и такая работа дотого его изнуряла, что къ полудню онъ былъ на себя не похожъ. Тутъ бы, кажется, и отдохнуть ему въ прохладной, покойной гостиной, тмъ боле, что Чарльзу было все равно, какой бы часъ для чтенія ни выбрать, но онъ, какъ нарочно, назначилъ полдень для уроковъ Гэя, вовсе не замчая, что лишаетъ своего пріятеля единственнаго часа для развлеченія. По временамъ Гэй звалъ во весь ротъ и, получивъ однажды названіе дурака за это, ршился попросить Чарльза перемнить часъ урока, но тотъ не согласился, и Гэй скромно подчинился вол домашняго деспота. Изучать характеръ Гэя было самымъ пріятнымъ развлеченіемъ для больнаго, онъ, напримръ, очень радовался однажды, что ему предстоитъ услышать отъ Гэя описаніе перваго обда, на который его пригласили. Семейство Браунлоу прислало просить мистера и мистриссъ Эдмонстонъ, вмст съ дочерью и молодымъ сэръ Морвилемъ, къ себ на обдъ. Гэю не очень хотлось хать, не смотря на увщанія Лоры, соблазнявшей его тмъ, что они услышатъ за столомъ отличную музыку, да и мистеръ Эдмонстонъ подговаривалъ его, радуясь заране перспектив дружескаго обда. Но Гэй что то отнкивался, пока наконецъ Чарльзъ не настоялъ, чтобы онъ халъ, хоть ради того, чтобы на слдующее утро передать ему изустное описаніе обда.
Такъ и случилось. На другой день за завтракомъ Чарльзъ не преминулъ спросить, весело ли было Гэю.
— Ахъ! пресмшно было! отвчалъ тотъ.
— Особенно смшнаго ничего не было, — прибавила Лора:— обыкновенный характеръ обдовъ Браунлоу извстенъ.
— Однако, разскажите все по порядку, — началъ снова Чарльзъ.— Лора, тебя кто велъ къ столу? Гэю врно навязали хозяйку дома?
— Нтъ, — отвчала Лора, — хозяйку и меня вели лорды.
— А не Филиппъ?
— Нтъ, — сказалъ Гэй:— врный Аматъ былъ безъ благочестиваго Энея.
— Ай да, Гэй, люблю за это! крикнулъ Чарльзъ, расхохотавшись.
— Мн эта мысль невольно пришла въ голову, — сказалъ Гэй, какъ бы извиняясь за насмшку.— Я наблюдалъ все время за молодымъ Торнтолемъ, это пародія на Филиппа, а безъ него онъ еще смшне, чмъ при немъ. Неужели онъ самъ этого не замчаетъ?
— Да, къ нему эти манеры вовсе не идутъ, — вмшалась мистриссъ Эдмонстонъ: — у него нтъ врожденнаго достоинства Филиппа.
— Видно, нужно быть непремнно шести футовъ росту, чтобы обладать этими величественными, спокойными и вмист граціозными манерами, которыми отличается Филиппъ, — сказалъ Гэй.
— Лора, кто былъ твоимъ сосдомъ? заговорила Эмми.
— Докторъ Майэрнъ. Я осталась очень довольна, иначе на меня навязался бы кто-нибудь изъ пріятелей мистера Браунлоу. Т ни о чемъ другомъ не говорятъ, какъ о скачкахъ, да о балахъ.
— А какъ держала себя сама хозяйка? спросилъ Чарльзъ.
— Она престранная, съ невозмутимымъ спокойствіемъ, замтила мистриссъ Эдмонстонъ, а Гэй, сдлавъ преуморительную физіономію, добавилъ: да, такихъ барынь мало на бломъ свт! Благородная ли она?
— Филиппъ иначе не зоветъ ее, какъ: эта женщина, — сказалъ Чарльзъ.— Она его разъ вечеромъ чуть не уморила со смху, увряя, будто она во всю свою жизнь видла только троихъ примрныхъ молодыхъ людей, его, меня, да еще своего сына.
— Ну, ужъ о Мориц она этого не скажетъ, — замтила Лора, когда взрывъ хохота умолкъ.
— Я слышала, какъ она старалась обойдти одну молодую даму, увряя ее, что Морицъ старшій въ род, — сказала съ улыбкой мистриссь Эдмонстонъ.
— Неужели, мама, она не знала, что говоритъ неправду? спросила Эмми.
— Да, я ей намекнула, что лордъ де-Курси еще живъ, но она нисколько не сконфузилась и прибавила: ахъ! да, я совсмъ забыла, ну, да это все равно, значитъ, онъ второй сынъ, слдующій посл перваго..
— Послушали бы вы анекдоты, которые она и Морицъ другъ другу разсказывали, — воскликнулъ Гэй.— Право, онъ ее дурачилъ, потому что на каждый ея разсказъ у него слдовалъ анекдотъ еще боле неправдоподобный. Неужели она благородная?
— По рожденію да, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ:— но ея бойкость и глупость длаютъ изъ нея просто неприличную женщину.
— Какъ она кричитъ! замтила Лора.— Что она тамъ толковала о лошадяхъ, Гэй?
— Она разсказывала, будто ей пришлось какъ-то править парой такихъ бшеныхъ лошадей, что вс грумы струсили, и что ей захотлось взять съ собой маленькаго сына, но мужъ будто бы сказалъ: ‘ты, душа моя, можешь ломать себ шею сколько теб угодно, а ужъ сына я теб не дамъ!’ На это Морицъ замтилъ, что онъ самъ видлъ, какъ одна лэди правила не парой, а четверней въ рядъ, и прибавилъ еще какую-то несообразность.
— Дорого бы я дала, чтобы послушать ихъ! воскликнула Лора.
— А знаете ли, — сказалъ Гэй:— что мистриссъ Браунлоу куритъ сигары?
Крики ужаса и смхъ покрыли его голосъ.
— Право, Морицъ при мн ей разсказывалъ, что и онъ зналъ какую-то лэди, у которой постоянно висла на пояс сигарочница на цпочк, и будто она на бал, въ средин танцевъ, всегда курила.
Въ эту минуту доложили, что лошадь Гэя осдлана, и онъ ухалъ на урокъ. Вернувшись оттуда, онъ прибжалъ прямо въ гостиную, гд мистриссъ Эдмонстонъ читала что-то вслухъ Чарльзу, и отрывисто произнесъ:
— Я вамъ намедни солгалъ: мистриссъ Браунлоу не такъ сказала, — она всего разъ въ жизни выкурила сигару. Простите, что помшалъ! и, сказавъ это, онъ исчезъ.
На слдующій день, Гэй дома катался на конькахъ совершенно одинъ, и когда онъ пришелъ въ гостиную, то замтилъ Чарльза, занимавшаго миссъ Гарнеръ исторіей о сигарахъ мистриссъ Браунлоу. Онъ весь вспыхнулъ. Чарльзъ, вдь я говорилъ вамъ, что она одинъ разъ въ жизни выкурила сигару! воскликнулъ онъ.
— Ну да, я такъ и говорю, — прервалъ его Чарльзъ:— она начала съ одной, а потомъ и пошла катать. Я слышалъ, что она послала цлый заказъ въ Гаванну,
— Да вдь я вамъ вчера сказалъ, что ошибся, передавая ея слова.
Больному стало досадно, что Гэй портитъ ему дло, онъ снова началъ насмхаться надъ мистриссъ Браунлоу.
— Отъ нея всего можно ожидать, — сказала одна изъ барышенъ.
— Не врьте ему, увмшался кротко Гэй:— я неточно передалъ чужія слова, я не желалъ бы длать сплетни.
Чарльзъ надулся, Гэй сконфузился, а Лора съ Эмми насилу дождались, чтобы гости ухали.
— Вотъ несносный, то! — ворчалъ про себя больной когда миссъ Гарперъ скрылись за дверью.
— Простите, что я испортилъ вашъ анекдотъ, — сказалъ Гэй — но вдь я виноватъ въ неточной передач факта, и потому это мой долгъ исправить свою ошибку.
— Глупости какія! произнесъ насмшливо Чарльзъ.— Кому какое дло, одну ли она сигару выкурила или двадцать? Она останется все той же мистриссъ Браунлоу.
Брови Гэя сильно наморщились, видно было по всему, что онъ сдерживается.
— Полноте, Гэй, — весело сказала Лора-.— не обращайте вниманія на брата, мы вс должны васъ уважать за правдивость.
— Совтую теб представить его за отличіе Филиппу:— злобно проворчалъ Чарльзъ.
Долго не могъ онъ забыть нанесенной ему обиды: такъ онъ называлъ противорчіе, сдланное ему Гэемъ, и посл этого весь день нельзя было къ нему приступиться. дкія замчанія, ядовитыя колкости, подъ часъ даже грубыя, такъ и сыпались на голову бднаго Гэя, который переносилъ вс эти выходки съ невозмутимымъ спокойствіемъ, что положительно бсило Чарльза. Умоляющіе знаки, которые ему длали мать и Лора, еще боле раздражали его желчь, но все-таки вечеромъ, когда пришлось идти спать, Чарльзъ, по привычк, оперся на плечо Гэя, чтобы при его помощи взобраться на лстницу.
— Покойной ночи! сказалъ кротко Гэй, когда довелъ больнаго до постели.
— Прощайте! отвчалъ Чарльзъ. — Ну, я вижу, что мои старанія раздразнить сегодня львенка не удались. Жаль!
Между тмъ мысль, рано или поздно привести въ исполненіе этого рода планъ, т. е. раздразнить чмъ бы то ни было Гэя, не покидала Чарльза. Ему страстно хотлось быть свидтелемъ какого-нибудь взрыва его вспыльчивости, и онъ ршился не обращать вниманія на увщанія родителей и сестеръ.
Онъ доходилъ дотого, что говорилъ иногда противъ своихъ убжденій, противъ здраваго смысла, словомъ, говорилъ всмъ наперекоръ, лишь бы добиться своего. Гэй сначала не понималъ, въ чемъ дло и искренно удивлялся внезапной перемн мыслей Чарльза, но онъ началъ замчать, что Лора длаетъ ему какіе-то знаки, и когда они остались одни, молодая двушка стала его просить не принимать за серьезное то, что ея больной братъ скажетъ въ припадк раздражительности.
— Я увренъ, что онъ даже не думаетъ того, что говоритъ, но зачмъ онъ это длаетъ? сказалъ Гэй.
— Ктожъ его знаетъ? намъ всмъ бываетъ очень неловко и непріятно во время этихъ сценъ, но такъ какъ онъ привыкъ постоянно исполнять вс свои капризы, намъ поневол приходится извинять его бднаго: вдь ему не легко живется.
Съ этихъ поръ Гэй свободно вступалъ въ пренія съ Чарльзомъ, и тому ни разу ни пришлось его разсердить, какъ вдругъ, однажды, у нихъ зашелъ разговоръ о Карл I, корол англійскомъ. Чарльзъ хватилъ его какой-то насмшкой.
Гэй поблднлъ, его темные глаза блеснули какъ у орла, онъ вскочилъ съ мста и воскликнулъ:
— Неужели вы серьезно говорите?
— А Страффорда {Страффордъ, любимецъ Карла, котораго онъ вроломно выдалъ англичанамъ, и его казнили.} забыли? холодно спросилъ Чарльзъ въ восторг отъ того, что напалъ на больное мсто.
— Это нечестно, неблагородно, — сказалъ Гэй, весь дрожа отъ негодованія, — голосъ его почти упалъ — нечестно оскорблять его память тмъ, въ чемъ онъ самъ сильно раскаялся. Неужели испытанія, имъ перенесенныя, кровь, пролитая имъ…… И весь красный отъ волненія, Гэй вышелъ изъ комнаты.
— Ага! заговорилъ самъ съ собой Чарльзъ.— Попался таки! Страшенъ же онъ въ гнв! Богъ знаетъ, чмъ бы все это кончилось, еслибы онъ не удержался. Наконецъ то мн удалось полюбоваться на образецъ Морвильскаго взгляда: теперь довольно. Меня бситъ одно, зачмъ онъ обращается со мной, какъ будто я женщина или ребенокъ, и не даетъ полной воли своему гнву?
Минутъ черезъ десять спустя, Гэй пришелъ къ нему извиниться, говоря, что онъ увлекся.
— Да мн и въ голову не могло придти, чтобы Карлъ I пользовался особеннымъ вашимъ благоволеніемъ — замтилъ Чарльзъ.
— Прошу васъ, разъ навсегда, не шутить боле на счетъ памяти Карла I.
Лицо Гэя было дотого серьезно и сосредоточенно, что капризный больной покорился поневол и даже пересталъ дуться.
Вечеромъ Гэй, по обыкновенію, помогалъ ему всходить по лстниц въ спальню и дорогой сказалъ:
— Вы въ самомъ дл меня простили, Чарльзъ?
— А разв вы еще помните что-нибудь? спросилъ тотъ.— Я не зналъ, что вы такъ злопамятны.
— Я помню, что провинился передъ вами, и боле ничего.
— Да и не изъ чего было горячиться: я говорилъ съ вами откровенно, какъ съ пріятелемъ.
— Что жъ мн длать? задумчиво произнесъ Гэй:— я не могу допустить, чтобы истый англичанинъ могъ глумиться надъ королемъ Карломъ. Онъ и безъ того слишкомъ много страдалъ отъ клеветы и насмшекъ, сердце у него было нжное, раскаяніе искреннее. Стыдно бросать въ его память камнями. Какъ горячо можно было его любить! произнесъ Гэй въ волненіи, какъ бы про себя. — Мягкій, кроткій въ эпоху варварскихъ нравовъ, истинный рыцарь въ отношеніи къ женщин, почти святой по своему благочестію…. Боже! какое счастіе было сражаться за него!
— Да, — сказалъ Чарльзъ, — вы бы не задумавшись пошли бы за него сражаться. Воображаю васъ на Делорен, во глав пхоты принца Руперта.
— Что я толкую? какъ бы очнувшись, произнесъ Гэй и самъ покраснлъ.— Я совсмъ забылся, извините, я, кажется, замечтался какъ у себя дома, катаясь на лодк. Смйтесь надо мной завтра сколько хотите, а теперь, прощайте! И онъ ушелъ.
— Смотрите, цлую рапсодію сочинилъ! думалъ про себя Чарльзъ.— Какъ это я не засмялся? Увлекъ онъ меня, просто! Какой мечтатель, а въдь какъ естественно у него все это выходитъ! Куда мн его дразнить, онъ преоригинальная личность. Живой человкъ, по крайней мр, не то, что другіе.
Онътговорилъ правду: Гэй оживлялъ всхъ и все въ дом. Мистеръ Эдмонстонъ предложилъ ему какъ то идти съ нимъ на охоту, Гэй чуть не прыгалъ отъ восторга.
День охоты насталъ, онъ одлся за полчаса до срока и бгалъ по передней, тихонько посвистывая и разсказывая всмъ и каждому, что онъ наканун занимался лишній часъ, а сегодня всталъ чуть свтъ и приготовилъ вс уроки до завтрака.
Лора невольно сознавалась, что Филиппъ правъ, не смотря на свои 17-ть лтъ, Гэй былъ сущимъ ребенкомъ. Онъ не умлъ даже ждать, а бгалъ по комнат, загнувъ голову какъ-то назадъ и вслушиваясь, нейдеть ли кто.
Вечеромъ, посл охоты, онъ еще боле волновался, чмъ утромъ, описаніямъ его впечатлній не было конца. Разсказы Гэя объ охот были полны поэзіи и интереса. Мистеръ Эдмонстонъ часто повторялъ это удовольствіе, гордился молодымъ охотникомъ и его искусною здою. Тайно вздыхая о невозможности имть своего первенца Чарльза, товарищемъ, онъ поощрялъ гораздо боле охотничьи подвиги Гэя, чмъ его уроки.
Рэдклифскій грумъ Уильямъ Робинзонъ, хотя и гордился своимъ бариномъ не мене мистера Эдмонстона, но принужденъ былъ доложить ему, что Делорена невозможно сдлать четыре дня въ недлю. Вслдствіе чего Гэй пошелъ пшкомъ на урокъ, а грумъ оскорбился за честь владтеля Рэдклифа и объявилъ въ первый охотничій день, что конь боленъ.
Мистеръ Эдмонстонъ понялъ намекъ, что Гэю нужна другая лошадь.
Филиппъ высмотрлъ подходящаго коня, его освидтельствовали цлымъ семейнымъ комитетомъ въ присутствіи Уильяма, какъ спеціалиста по лошадиной части, и остались вполн довольны.
Для окончательнаго ршенія вопроса, Филиппъ пріхалъ обдать въ Гольуэль. Гэй былъ очень оживленъ за столомъ, а посл обда онъ, Филиппъ и мистриссъ Эдмонстонъ чуть не усыпили Чарльза своими толками о лошадяхъ. Хозяйка дома ушла отъ нихъ читать, а дв старшія барышни начали между собой оживленный разговоръ шепотомъ.
Филиппъ невольно полюбопытствовалъ узнать, въ чемъ состоитъ интересъ этой таинственной бесды? —
— Мы толкуемъ, — сказала Лора:— объ одной исторіи о домовыхъ, о которой намъ писала Эвелина де-Курси.
— Зачмъ ты говоришь объ этомъ людямъ, которые не врятъ колдовству, — шепнула Эмми сестр.
— А вы разв врите? спросилъ Филиппъ, не спуская съ нея глазъ.
— Прошу васъ не длать подобнаго рода вопросовъ моей малютк Эмми, — вмшалась Лора.— Посмйтесь-ка лучше тому, что мы об вримъ, что на свт есть вещи, которыхъ ничмъ объяснить нельзя.
— Чему жъ тутъ смяться?
— Вра въ таинственное не могла бы существовать, еслибы она не опиралась на какіе-нибудь факты, — замтилъ Гэй.
— Значитъ, по вашему, волшебницы и колдуны существуютъ? спросилъ Филиппъ.
— Съ каждымъ человкомъ случалось что-нибудь необыкновенное въ жизни, — сказала Эмми, — поэтому вра въ сверхестественное невольно поддерживается.
— Да, но вы замтили ли, что т лица, которыя разсказываютъ объ этихъ происшествіяхъ, никогда не были очевидцами ихъ, они и передаютъ обыкновенно слова какого-нибудь пріятеля, и при этомъ всегда прибавляютъ: я самъ не видалъ, а слышалъ отъ человка, который никогда не лжетъ.
— Гэй! не вы ли намъ разсказали исторію о домовыхъ въ Рэдклиф? смясь спросила Лора.
— Тамъ дома у насъ вс имъ врятъ, — отвчалъ Гэй.— Іона Ледберъ самъ слышалъ ихъ хохоть, когда онъ разъ ночью никакъ не могъ сладить съ воротами.
— Ага! значитъ, вы въ нкоторомъ род авторитетъ по части привидній, — сказалъ Филиппъ.
— Что это мы васъ никогда не разспросимъ о привидніи, которое является въ Рэдклифскомъ дом, — замтила Лора. У Гэя вдругъ сдлалось такое странное выраженіе лица, что Эмми полуиспуганно спросила:— Да ужъ вы сами не видали ли его?
— Въ самомъ дл, разскажите, Гэй, шутливо сказалъ Филиппъ. Не себя ли вы ужъ въ зеркал видли, или покойнаго сэра Гуго, или наконецъ убійцу омы Беккета? Вдь это прелюбопытно. Посмотрите на нашихъ дамъ: он ужъ готовы въ обморокъ упасть отъ страха. Не жалйте же прикрасъ, вдь это хоть и привидніе, а все-таки родственникъ, церемониться съ нимъ нечего.
У Эмми сердце замерло, пока Филиппъ говорилъ это. Онъ какъ будто не замчалъ, что лицо Гэя страшно измнилось. Онъ кусалъ себ губы, блднлъ, глаза его горли и наконецъ, не выдержавъ болье, онъ произнесъ дрожащимъ отъ бшенства голосомъ: Совтую не шутить этимъ! и затмъ бросился вонъ изъ комнаты.
— Это что значитъ? сказалъ мистеръ Эдмонстонъ, вздрогнувъ: онъ мирно вздремнулъ подъ шумокъ. Жена его тревожно оглянулась, не промолвила ни слова и опять принялась за чтеніе. Въ это время Филиппъ рзко отвтилъ:— Ничего оообеннаго, дядя.
— Ахъ, Филиппъ! что это вы надлали? съ укоромъ замтила Лора.
— Я уврена, что онъ самъ видлъ привидніе! шептала вся встревоженная Эмми.
— Не надо было употреблять слова прикрасы, — продолжала старшая сестра:— онъ вспомнилъ преувеличенный свой разсказъ о сигарахъ и вообразилъ, что Филиппъ попрекнулъ его имъ. Право, Филиппъ, надо съ нимъ говорить осторожне.
— Я всегда остороженъ, — отвчалъ тотъ съ живостію:— нельзя же и потакать во всемъ Гэю. Кто его знаетъ, гд у него чувствительныя струны?
— Онъ очень впечатлителенъ, — сказала Лора:— не даромъ ему такъ музыка далась. Посмотрите, какое вліяніе на него иметъ хорошая погода, красивый видъ, послушайте, какъ онъ читаетъ. Чарльзъ увряетъ, что, глядя на выраженіе его лица, можно узнать о содержаніи книги.
— Да, — прибавила Эмми:— не зная еще характера дйствующихъ лицъ, онъ ужъ дотого натурально передаетъ ихъ голосъ и тонъ выраженій, что кажется будто слышишь живыхъ людей!
— По моему, людямъ съ его натурой вредны вс книги, раздражающія воображеніе, — сказалъ Филиппъ.
Во время всей этой сцены Эмми такъ и тянуло посмотрть, что длаетъ Гэй, но онъ пришелъ тогда уже, когда Филиппъ ухалъ. Блдный, съ мрачнымъ лицомъ, съ мокрыми обвислыми волосами, онъ страшно нанугалъ Эмми, вообразившую, что Гэй сейчасъ только что видлся съ какимъ-нибудь духомъ.
Выразивъ искреннее сожалніе, что Филиппъ ушелъ, онъ умолкъ на весь вечеръ. Уходя спать, Чарльзъ оперся на его руку и замтилъ, что у него рукавъ сюртука совсмъ мокрый.
— Гд это вы были? спросилъ онъ Гэя.
— Ходилъ взадъ и впередъ, вдоль стны, — отвчалъ тотъ.
— Какъ! подъ дождемъ то?
— А разв шелъ дождь? я не чувствовалъ.
Къ удивленію Эмми, несшей вслдъ за ними костыли, Чарльзъ не сдлалъ ни малйшаго замчанія, посл сцены по поводу Карла I, у него прошла охота дразнить Гэя. Вс они разстались у дверей уборной, и Гэй, прощаясь съ Эмми, движеніемъ головы отбросилъ мокрые волосы, упавшіе ему на лобъ, и сказалъ: ‘Простите меня, что я испортилъ вамъ вечеръ. Со временемъ, я вамъ все разскажу.’
— Ну, кончено! онъ непремнно видлъ духа! сказала, вся дрожа отъ волненія, трусиха Эмми, когда она вошла въ спальню къ себ. Долго не ршалась двочка оглянуться въ темные углы комнаты, но, усердно помолившись Богу, она успокоилась.
— Что то онъ намъ разскажетъ со временемъ? твердила она засыпая.
На слдующее утро, об сестры трудились надъ привязываніемъ гибкихъ втокъ вьющейся Vesteria, которую дождь сбилъ ночью съ ршетки, какъ вдругъ на порог конюшни появился Гэй, только что вернувшійся съ урока, онъ помогъ молодымъ двушкамъ и отправился съ ними гулять. Сначала онъ былъ очень серьезенъ и молчаливъ, но вдругъ заговорилъ: ‘Я долженъ вамъ объяснить мою странную выходку, вчера вечеромъ.’
— Эмми думаетъ, что вы сами видли какое-нибудь привидніе, — замтила Лора, — стараясь придать своимъ словамъ шутливый тонъ.
— Не напугалъ ли я васъ? спросилъ Гэй, заботливо оборачиваясь къ ней. — Эмми будьте покойны, я во всю мою жизнь не видалъ привидній и даже не слыхивалъ, чтобы они являлись кому-нибудь. Но когда я подумаю, откуда взялась эта исторія о Рэдклифскомъ привидніи, — я не могу смяться. Ахъ, еслибы Филиппъ зналъ!…
— Право, онъ ничего не знаетъ, — сказала Лора. Мы вс привыкли считать домъ въ вашемъ имніи таинственнымъ, потому собственно, что онъ старинный. Я очень люблю дома, гд водятся привиднія…
— Да и мн чрезвычайно нравилась легенда о привидніи, — отвчалъ Гэй.— Я все добивался, который изъ двухъ Гуго, старый или убійца Беккета, стонетъ и стучитъ замкомъ у двери, ведущей въ комнату Гуго Чернаго. Я перерылъ вс фамильные документы и узналъ страшную исторію. Несчастный сэръ Гуго, тотъ самый, что первый началъ вражду съ родомъ вашей матери, былъ при двор вельможа Карла II, и такой же негодяй, если еще не хуже, какъ и вся королевская шайка.
— Изъ-за чего началась вражда? спросила Лора.
— Онъ, говорятъ, поддлалъ или уничтожилъ духовное завщаніе своего отца, чтобы лишить наслдства своего брата, вашего предка, братъ протестовалъ, и Гуго выгналъ его изъ дома. Явныхъ доказательствъ его поддлки не нашли, но онъ остался въ сильномъ подозрніи. Объ его преступленіяхъ сохранилось много сказаній, говорятъ, что онъ былъ золъ и жестокъ до нельзя. Онъ заставилъ одну молодую двушку, любившую другаго, выйдти за себя замужъ. Посл свадьбы онъ вдругъ вздумалъ ревновать ее къ прежнему жениху, вроломно овладлъ своимъ соперникомъ, заперъ его въ башн, посадилъ потомъ въ тюрьму, подкупилъ судью, чтобы тотъ осудилъ его на смертную казнь, и кончилъ тмъ, что притащилъ свою жену смотрть на самую казнь. Его дотого ненавидли, что онъ долженъ былъ бжать изъ Англіи въ Голландію. Тамъ онъ подбился въ милость въ Вильгельму Оранскому, пожертвовалъ ему своимъ огромнымъ состояніемъ и за это получилъ титулъ барона. Долгое время онъ служилъ въ рядахъ его арміи и вернулся на родину, думая, что грхи его забыты. Но тутъ онъ сошелъ съ ума, началъ длать неистовства и кончилъ тмъ, что повсился въ той самой комнат, гд сидлъ запертымъ его плнникъ.
— Это ужасно! воскликнула Лора:— но все это случилось такъ давно, что я удивляюсь, какъ можетъ подобнаго рода преданіе производить на васъ впечатлніе?
— А какже иначе? Разв не сказано, что за грхи отцовъ будетъ взыскано на дтяхъ? Попробуйте прослдить исторію Морвилей и скажите — преувеличилъ ли я? Преступленіе и невинная кровь тяготютъ на имени каждаго изъ моихъ предковъ. Несчастный мой отецъ, такъ рано погибшій, можетъ еще считаться счастливйшимъ изъ нихъ.
Лора видла, что мысль объ этомъ пустила сильные корни въ воображеніи Гэя, и, стараясь его успокоить, замтила:
— На насъ всхъ лежитъ печать грха нашихъ праотцевъ, не забудьте того, что, кто бы ни были ваши предки — вы все-таки христіанинъ.
— Гэй всегда это помнить, кротко сказала Эмми, поднявъ на него свои голубые глаза. Въ эту минуту лицо двочки напомнило ангела.
— Неужели вы въ самомъ дл имете большое сходство съ покойнымъ сэръ Гуго? спросила Лора.
Гэй молча кивнулъ головою. Но Лора и Эмми внутренно сознавали, что честное, открытое его лицо, орлиный взглядъ и самый характеръ — благородный и правдивый, не могли имть никакого тождества съ человкомъ, извстнымъ своей преступною жизнью.
На конц сада послышался голосъ мистера Эдмонстона, громко звавшаго кого-то изъ людей. Увидавъ Гэя, идущаго вдоль широкой аллеи съ его дочерьми, онъ рздостно засмялся.— Васъ то мн и нужно! закричалъ онъ весело.— Берите ружье, мы выслдили зайца.
Гэй свистнулъ Буяна и опрометью бросился за ружьемъ. Къ этому времени подошелъ ловчій и вс три отправились на охоту.
Молодыя двушки продолжали прогулку одн и разсуждали долго о Гэ, условившись между собой, ни слова не передавать Филиппу о сегодняшнемъ разговор. На поворот одной аллеи, он вдругъ увидли его самого, быстро идущаго имъ навстрчу.
— Гд Гэй? былъ первый вопросъ Филиппа.
— Ушелъ на охоту за зайцами, съ папа, — отвчала Лора.
— А вамъ зачмъ его? спросила Эмми.
— Пссмотрите. Можете вы мн объяснить, что это означаетъ? Я нашелъ эту записку на моемъ письменномъ стол, сегодня утромъ.
Филиппъ подалъ ей визитную карточку Гэя, на обороткоторой было написано карандашемъ: Дорогой Филиппъ! Я нахожу, что охота и ученіе рядомъ идти не могутъ, не хлопочите больше о покупк лошади. Тысячу разъ благодарю за безпокойство. Г. М.
— Вотъ слдствіе ночи, проведенной въ гнв, — замтилъ Филиппъ.
— О нтъ! вы его не поняли! возразила Лора. Есть причина весьма естественная, почему онъ былъ такъ раздраженъ вчера вечеромъ, онъ намъ все разсказалъ. Преданіе о сэръ Гуго гораздо ужасне, чмъ мы воображали, и Гэй убжденъ, что ему на роду написано быть несчастнымъ. Вотъ отчего онъ не можетъ выносить, чтобы насмхались надъ фамильными преданіями.
— Такъ онъ вамъ разсказалъ всю исторію?
Лора вся вспыхнула, она вспомнила объ условіи не передавать Филиппу утренняго разговора, и боялась проговориться.
— Если бы вы были здсь, то убдились бы въ справедливости моихъ словъ, — сказала она.— Но отчегожъ вы не врите, что охота можетъ мшать ученію Гэя?
— Слдовало бы раньше это обдумать. Вдь я почти купилъ лошадь. Все утро провозился я, торгуя ее, и теперь долженъ отступиться. Мн бы въ десять разъ легче было взять ее себ, еслибы у меня хватило денегъ. Вдь это драгоцнность, а не лошадь, и она ему почти даромъ достается.
— Какъ это жаль! сказала Лора.— Лучше бы онъ самъ ее торговалъ. Недаромъ я не люблю навязывать другимъ моихъ покупокъ.
— Съ ума сходилъ отъ лошади наканун, а утромъ отказывается отъ нея. Вотъ чудакъ то! Нтъ, Лора, не спорьте со мной, это не втренность, а злоба. Себя накажу, да и другимъ на зло сдлаю. Вотъ чего ему хочется.
Лора горячо защищала Гэя, а Эмми радовалась, что сестра заступается за отсутствующаго. Иначе ей пришлось бы заговорить самой и тогда она пожалуй увлеклась бы и наговорила бы лишняго. Втайн ее радовало то, что Гэю удалось досадить Филиппу.
Филиппъ не на шутку разгнвался, онъ объявилъ, что ему нкогда ждать, что его кто-то звалъ обдать, и быстрыми шагами удалился.
— Какой недобрый! воскликнула Эмми, когда онъ ушелъ.
— Надо его извинить, — замтила Лора.— Отказъ Гэя чрезвычайно непріятенъ, немудрено, если Филиппъ разсердился.
Послышался стукъ шаговъ. Чарльзъ съ матерью и Шарлоттою возвращались съ катанья, въ эту же самую минуту вдали показались мистеръ Эдмонстонъ съ Геемъ. Гэй побжалъ запереть на время Буяна, который вернулся съ охоты весь мокрый, а мистеръ Эдмонстонъ направился къ дому, швыряя ногами попадавшіеся ему по дорог камешки и щелкая снятой перчаткой по рук. Видно было сейчасъ, что онъ не въ дух.
— Хорошъ малый! сказалъ онъ, кивая головой въ ту сторону, куда исчезъ Гэй.— Говоритъ, что больше охотиться не будетъ.
— Охотиться больше не будетъ? воскликнули въ одинъ голосъ мистриссъ Эдмонстонъ и Чарльзъ.— Это почему?
— Увряетъ, будто охота развлекаетъ его. Вздоръ! Здсь кроется что-нибудь другое, я бы заплатилъ 10 ф. стерл., еслибы мн сказали, чмъ онъ такъ разстроенъ. Подобнаго ему здока въ цломъ околодк нтъ. Смльчакъ! а еще отркается отъ лошади, это чистое престушеніе. Я ему объявилъ, что мы далеко ушли, что лошадь почти уже куплена, слышать не хочетъ — говоритъ, что онъ Филиппу записку оставилъ съ отказомъ, и что все кончено.
— Да, — замтила Лора:— Филиппъ только что ушелъ. Онъ говорилъ, что Гэй писалъ ему, что ученіе и охота рядомъ идти не могутъ.
— Важная причина, нечего сказать! воскликнулъ мистеръ Эдмонстонъ, — Его врно задло что нибудь, непремнно. Ужъ не оскорбилъ ли его Гордонъ своимъ фамильярнымъ обращеніемъ? мн показалось въ тотъ разъ, что Гэю не понравилось, какъ онъ на охот крикнулъ ему: Эй, Морвиль! Вдь эти Морвили по природ горды. Такъ что ли, мама?
— Зачмъ ломать себ голову, если онъ самъ высказалъ настоящую причину отказа, — отвчала его жена.
— Пустяки все это, — горячился мистеръ Эдмонстонъ,— это противорчигъ здравому смыслу. Я поврилъ бы Филиппу, или Джемсу Россу, это длой другое, а ему сдлаться книжникомъ! Да онъ вс эти книги ненавидитъ, дамъ голову на отсченіе, что это правда. Бда въ томъ, что я его опекунъ, и не имю права его уговорить, потому что причина отказа слишкомъ уважительная. Мама, ты что скажешь?
— Я скажу, что теб и толковать тутъ нечего, улыбаясь отвтила мистриссъ Эдмонетонъ.
— Послушай, матушка, ты его, кажется, въ рукахъ держишь. Вывдай поаккуратне, Гордонъ что ли его обидлъ? растолкуй ты ему пожалуйста, что у того привычка ужъ такая, онъ и со мной за панибрата, да будь тутъ самъ лордъ намстникъ, онъ и тогда не перемнился бы!
Чарльзъ взялъ подъ руку Эмми и, подтрунивъ слегка надъ хлопотами отца, поплелся въ гостиную. Чрезъ минуту прибжалъ Гэй и кинулся вслдъ за мистриссъ Эдмонстонъ въ уборную. Подойдя къ дверямъ, онъ спросилъ, можно ли ему войти.
— Конечно, — отвчала та.— Теперь сумерки, а этотъ часъ принадлежитъ вамъ. Въ чемъ дло?
— Я разсердилъ, кажется, вашего супруга, — началъ Гэй:— и мн такъ это досадно!
— Не разсердили, а встревожили. Ему сдается, что васъ кто-нибудь оскорбилъ, и вы не хотите высказаться, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ съ разстановкой.
— Меня оскорбили? Съ чего же онъ это взялъ? Я сержусь только на себя. Видите-ли что: охота слишкомъ веселое развлеченіе, я объ ней день и ночь думаю, заниматься серьезно не могу. Если я охочусь утромъ и начну вечеромъ читать, сладить ни съ чмъ не могу, даже спать не въ состояніи. Греческія буквы, какъ зайцы, передъ глазами мечутся во вс стороны, самыя простыя вещи становятся для меня непонятными, и кончается тмъ, что я то и дло посматриваю на часовую стрлку, когда она дойдетъ до указаннаго срока. На прошедшей недл у меня вс математическія задачи съ учителемъ шли изъ рукъ вонъ какъ плохо, а ужъ объ латинскихъ стихахъ и говорить нечего — отвратительно ихъ написалъ. Такъ какъ же посл этого не сказать, что ученіе и развлеченіе идти рядомъ не могугъ? Отложу охоту въ сторону, до поры до времени. Эхъ! скверная вещь быть дуракомъ, я думалъ — ну, да нечего о томъ толковать….
— Мистеръ Эдмонстонъ, какъ благоразумный опекунъ, долженъ быть очень вами доволенъ, — съ улыбкой сказала она.— Но я слышла, что вы пріостановили покупку лошади. Это почему? Вы бы могли ее купить и не здить до тхъ поръ, пока совершенно не справились бы съ уроками.
— Въ самомъ дл такъ! весело воскликнулъ Гэй. Сейчасъ же напишу Филиппу по почт. Прелесть такую выпустить изъ рукъ! Вы бы въ восторгъ пришли, если бы видли ее. Что за бгъ, головка какая, сколько огня! Нтъ, просто совстно отъ нея отказываться. Впрочемъ нтъ, нтъ, не нужно!…. прибавилъ онъ задумчиво. Я ужъ ршился не покупать ее. Мн не сладить съ собою. Только залай собаки, мн не выдержать, я поскачу за ними. А теперь, волей или не волей, не поду. Уильямъ не даетъ Делорена. Я за себя не отвчу, если эта лошадь будетъ моя, я стану попрежнему охотиться. Лучше себя не слушать.— Онъ грустно задумался.
— Ну, строги же вы къ себ, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ, взглянувъ на него съ нжностію, — мн бы жаль было лишить васъ такого наслажденія!
Ласковый ея голосъ и кроткое, чисто материнское выраженіе лица, вроятно, произвели сильное впечатлніе на Гэя, потому что онъ вдругъ спросилъ: Мистриссъ Эдмонстонъ, можете вы мн разсказать что-нибудь про мою мать?
— Не многое, — отвчала она:— мы вдь не имли близкихъ сношеній съ вашей семьей, и я очень мало подробностей слышала о вашей матери.
— Пока я васъ не встртилъ, — продолжалъ Гэй, облокотившись на каменный выступъ, — мн казалось, что я совсмъ забылъ о своей матери. Но теперь мн часто приходитъ въ голову мысль, что бы изъ меня вышло, если бы она была жива?
— Бдная женщина! замтила, вздохнувъ, мистриссъ Эдмонстонъ:— вдь она была чистое дитя.
— Да, она умерла 17-ти лтъ, — сказалъ Гэй.
Мистриссъ Эдмонстонъ отперла ящикъ въ стол, вынула оттуда три связки старыхъ писемъ и, порывшись въ нихъ при свт огня, сказала: Нтъ, тутъ мало сказано о вашей матери. А у меня есть письма отъ моей невстки, матери Филиппа, тамъ она много говоритъ о мистриссъ Морвиль, особенно о томъ времени, когда молодые гостили у нихъ въ Стейльгурст.
— Кто? мой отецъ и мать?
— А разв вы не знали, что они гостили у брата четыре дня сряду?
— Не слыхалъ. Я вдь вообще очень мало знаю о своихъ родителяхъ. Даже исторію ихъ семейной непріятности мн разсказали только прошлаго года, осенью, тутъ только я узналъ, что вашъ братъ, архидіаконъ Морвиль, поступилъ въ этомъ дл очень благородно.
— Да, онъ принималъ живйшее участіе въ судьб вашего отца, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ. Они оба встртились, нечаянно, въ Лондон, вскор посл его свадьбы, и братъ отзывался съ необыкновенной похвалой о тогдашней его жизни, онъ жаллъ… очень жаллъ….
Она остановилась, вспомнивъ, что не слдуетъ при Гэ осуждать дйствій дда и одобрять поступокъ отца, тмъ боле, что въ эту минуту Гэй, дрожа отъ волненія, мялъ въ рукахъ какой-то лоскутокъ и видимо собирался съ духомъ возразить ей. Она продолжала. Трудно конечно судить семейныя дла, — сказала она:— об стороны были одинаково виноваты, но братъ не разъ говаривалъ, что съ вашимъ отцомъ потупили слишкомъ жестоко. Правда, онъ провинился передъ сэръ Гэемъ, но не надо забывать небрежнаго его воспитанія въ дтств: немудрено, если онъ, не имя никогда хорошаго руководителя, позволилъ себ выйдти изъ повиновенія своему отцу. Онъ тотчасъ посл свадьбы пріхалъ съ женой, гостить къ брату, въ Стэйльгурстъ, и вотъ что писала мн въ то время невстка о влечатлніи, произведенномъ на нее молодыми супругами:
‘Наши гости, пишетъ она, только что ухали, они понравились мн гераздо боле, чмъ я ожидала. Мистриссъ Морвиль, прехорошенькая малютка, у нея прекрасные блокурые локоны, она свжа и румяна, какъ яблоко, у нея голубые глаза и очень кроткій голосъ. Она рзва, какъ котенокъ, игрива дотого, что у васъ духу бы не достало останавливать ея шалости. Это не женщина, а дитя. По всему дому раздавался ея голосъ! она пла у насъ, какъ птичка, особенно когда попривыкла къ намъ и познакомилась съ моей Фанни и маленькимъ Филиппомъ. Дти страстно къ ней привязались, да и не мудрено: съ ней нельзя прожить двухъ дней въ одномъ дом, чтобы не полюбить ее. Я полагаю, что самъ сэръ Гэй не устоялъ бы при вид ея. Это воплощенная любовь и кротость, изъ нея лаской все можно сдлать. Она дотого молода и неопытна, что осудить ее за то, что она убжала, невозможно. Матери у нея не было, образованія, кром музыкальнаго, она никакого не получила. Свадьбу эту сладилъ, кажется, ея братъ, онъ свелъ ее съ мистеромъ Морвиль, возбудилъ его страсти и принудилъ къ браку. Бдное дитя! она, кажется, и не догадывается, что дурно поступила. Пріятно было видть, какъ внимателенъ молодой мужъ къ своей жен, и какъ онъ нженъ съ нею. Мн даже нравилась его манера смягчать свой громкій голосъ, когда онъ звалъ ее: Маріанна. А имъ она гордилась такъ наивно, какъ двочка, которой хочется казаться большой’.
Гэй тяжело вздохнулъ, украдкой отеръ слезу, скатившуюся ему на лицо, и спросилъ: больше ничего не написано?
— Дале читать я не имю права, притомъ вамъ нечего и знать всхъ подробностей, которыя невстка мн передавала о ней. Вотъ тутъ разв, — продолжала мистриссъ Эдмонстонъ, пробгая другое письмо невстки:— говоря о вашемъ отц, пишетъ еще, что онъ былъ чрезвычайно красивъ собой, человкъ энергическій, съ прекрасными побужденіями… Она снова остановилась, потому что, вслдъ за похвалой, въ письм говорилось: ‘но, къ несчастію, его благородная натура испорчена дурнымъ воспитаніемъ! ‘
— Посл этого визита, жена моего брата уже никогда боле не видалась съ вашими. Мистеръ Диксонъ, вашъ дядя имлъ громадное вліяніе на вашего отца, и такъ его перессорилъ съ родными, что братъ мой считалъ себя впослдствіи въ полномъ прав прекратить вс сношенія съ вашими родителями.
— Да, знаю, дядя отправился въ Америку, — сказалъ Гэй:— и я объ немъ ничего больше не слыхалъ. Онъ пріхалъ на похороны моего отца и во все время церемоніи стоялъ, нарочно скрестивъ на груди руки, чтобы не подавать ихъ ддушк. Перечитайте мн, пожалуйста, второе письмо, — продолжалъ онъ и, закрывъ лицо руками, слушалъ внимательно чтеніе тетки, стараясь воспроизвести въ своемъ воображеніи образъ матери.
Трудно былъ мистриссъ Эдмонстонъ перечитывать ему письма своего брата безъ того, чтобы не длать большихъ пропусковъ: почти на каждой страниц были описанія возмутительныхъ семейныхъ сценъ между старикомъ сэръ Гэемъ и его сыномъ. Гэй все время молчалъ. Онъ дйствительно въ дтств ничего не слыхалъ о трагической смерти своего отца, потому что ддъ старательно отдалялъ его отъ всякаго сношенія съ посторонними людьми, которые могли бы ему откровенно разсказать семейную исторію, но передъ смертію, онъ самъ передалъ ее Гэю. Вотъ отчего въ дтств мальчику казалось страннымъ, что ддъ все молчитъ, а между тмъ сильно его балуетъ. Онъ росъ беззаботнымъ, веселымъ ребенкомъ, жилъ цлый день на воздух, то здилъ верхомъ, то бгалъ съ собакою по полямъ и лсамъ, одиночество развило въ немъ мечтательность, на него нердко нападали припадки задумчивости, вовсе не свойственные дтскому возрасту. Дда онъ любилъ безъ памяти, считая его за человка совершеннаго во всхъ отношеніяхъ, и никогда не хотлъ врить, будто предокъ ихъ — сэръ Гуго Морвиль, своими преступленіями навлекъ проклятіе и горе на весь ихъ родъ: по мннію мальчика, ддушка былъ добрйшимъ и счастливйшимъ существомъ въ мір. Когда Гэй вступилъ въ отроческій возрастъ, гд было необходимо постороннее вліяніе, ддъ счелъ за нужное разсказать ему исторію своей жизни. Съ сокрушеннымъ сердцемъ и съ искреннимъ раскаяніемъ, старикъ передавалъ ему мрачныя картины своего прошлаго, описывая, какъ лнь, вспыльчивость, непокорный нравъ и животныя страсти довели его до порока, а затмъ до преступленія.
У него въ жизни было три дуэли, и одна только изъ нихъ кончилась не убійствомъ. Въ первый разъ убивъ своего сопбрника, сэръ Гэй дотого мучился угрызеніями совсти, что чуть было совсмъ не измнилъ образа жизни, но безумно вспыливъ во второй разъ, онъ уже шелъ стрлятье спокойно, а въ третій разъ едва ли не хладнокровно убилъ капитана Уэльвуда, оставившаго жену и дтей безъ куска хлба. Только въ ту минуту, когда его единственнаго, роднаго сына принесли мертваго къ нему въ домъ и объявили, что его пьянство и вспыльчивость были причиною смерти несчастнаго, только въ эту минуту сэръ Гэй Морвиль переродился, онъ постарлъ и осунулся въ продолженіи нсколькихъ часовъ. Раскаяніе было страшное!
Не ране какъ чрезъ три года старикъ сталъ жить надеждою, что судьба пощадитъ его внука, и впослдствіи привязался къ ребенку всмъ сердцемъ. Мальчикъ росъ, и въ немъ стали обнаруживаться признаки наслдственнаго характера. Чтобы спасти послднюю отрасль своего погибшаго рода отъ тхъ ошибокъ, которыя довели его самого до преступленій, ддъ передалъ внуку со всми подробностями свое кровавое прошлое. Впечатлніе, произведенное: на Гэя этимъ разсказомъ, было поразительно: чистую, безпорочную душу ребенка охватилъ ужасъ. Мальчикъ во все время разсказа сидлъ, опустя голову и закрывъ лицо руками, онъ безпрестанно вздрагивалъ, вскакивалъ со стула, боязливо осматривался кругомъ и начиналъ безсознательно бгать по комнат. Когда ддъ кончилъ свою повсть, Гэй, рыдая, кинулся передъ нимъ на колни и сталъ ласкаться къ нему, какъ бывало длалъ это въ дтств. Пора было спать, они простились, и мальчикъ, запершись въ своей комнат, проплакалъ до утра.
— Какъ! ддушка убійца! Онъ преступникъ! Врно, и на мн тяготетъ проклятіе сэръ Гуго! восклицалъ ребенокъ въ отчаяніи:— можетъ быть, и мн предстоитъ та-же страшная будущность, что и отцу, потому что у меня фамильный безумный характеръ, я и лицомъ похожъ на сэръ Гуго, у меня тже глаза, эти историческіе глаза, о которыхъ говоритъ преданіе!
Не усплъ бдный Гэй придти въ себя отъ впечатлнія, произведеннаго на него исповдью дда, какъ съ сэръ Морвилемъ сдлался ударъ, отъ котораго тотъ умеръ. Смерть единственнаго близкаго ему человка, сознаніе, что онъ теперь одинокъ на бломъ свт, все это вмст увеличило горе Гэя и потрясло его организмъ.
Прошло не мало времени, пока нжное вниманіе обитателей Гольуэля и молодость возстановили упадшій духъ Гэя. Но полное спокойствіе къ нему не возвратилось. Ему все казалось, что онъ не достоинъ пользоваться радостями жизни на ряду съ прочими людьми, что на немъ лежитъ клеймо отверженія его предковъ. Было очень опасно подстрекать его на борьбу съ искушеніями. Его родовая страстность и способность безумно увлекаться, увеличивали для него каждый соблазнъ. Мистриссъ Эдмонстонъ первая заговорила съ нимъ о возможности бороться съ искушеніями: она убдила его врить, что онъ, такъ же какъ и другіе люди, можетъ имть силу воли и можетъ преодолвать свои страсти. Мать и меньшая дочь, Эмми, всми силами старались поддержать его нравственную энергію, он пріучали его смотрть безъ страха на всякую борьбу и не сомнваться въ возможности выйдти изъ нея побдителемъ. Вотъ какъ шла внутренняя жизнь Гэя. Что же касается его вншней жизни, то онъ постоянно былъ веселъ, откровененъ, оживленъ, такъ что со стороны казалось, будто разногласія въ его природ не существуетъ.

ГЛАВА VI.

Все, что мы сказали о характер Гэя, было давно уже подмчено мистриссъ Эдмонстонъ, которая сильно интересовалась юношей. Она отъ всего сердца желала, чтобы онъ пріобрлъ себ такого же врнаго друга въ Филипп, какимъ былъ ея братъ для отца Гэя. Исторія съ покупкой лошади очень ей не понравилась, отдавая полную справедливость Гэю за порывъ его самоотверженія, она находила однако, что и Филиппъ правъ. Не говоря уже о потер времени на поздки взадъ и впередъ для переговоровъ о лошади, Филиппъ былъ, кром того, поставленъ въ неловкое положеніе передъ продавцемъ ‘Гекубы’, который считалъ дло это уже поконченнымъ и вдругъ получилъ отказъ. Мистриссъ Эдмонстонъ нашла, что и она, на мст Филиппа, приняла бы сильно къ сердцу такую быструю перемну въ планахъ Гэя.
Мужъ ея не умлъ долго сердиться. Переговоривъ съ женою, онъ убдился, что Гэй ничего обиднаго для нихъ не сдлалъ, сейчасъ успокоился и при первомъ свиданіи съ своимъ питомцемъ, поздравил его съ намреніемъ сдлаться ученымъ-книжникомъ. Тотъ, конечно, расхохотался, принимая все это за шутку. Филиппъ, съ своей стороны, держалъ себя посл этой непріятности еще дале отъ Гэя и не намекнулъ ему ни разу о происшедшемъ, Лора замтила однажды, что не мшало бы ему объясниться съ Гэемъ, но Филиппъ возразилъ ей cъ такимъ достоинствомъ, что тутъ никакихъ объясненій быть не можетъ, что молодой двушк стало совстно, зачмъ она позволила себ дать ему неумстный совтъ. Гэю, между тмъ, и въ голову не приходило, чтобы онъ могъ быть причиною такого переполоха. Филиппа онъ поблагодарилъ самымъ наивнымъ, добродушнйшимъ образомъ, отъ охоты отказался положительно и употреблялъ всевозможній усилія, что-бы успокоить своего оскорбленнаго грума, говоря, что рано или поздно, а Гекуба будетъ принадлежать имъ.
Уильямъ, видя, что его баринъ пересталъ охотиться, вообразилъ, что всему причиною мистеръ Эдмонстонъ. Скорбя всмъ сердцемъ объ участи бднаго, по его мннію, сэръ Гэя, онъ тшилъ себя тмъ, что объзжалъ Делорена близъ того мста, гд охотились, чтобы хотя издали послушать лай собакъ. Ему очень хотлось доказать мистеру Эдмонстону, что тотъ надъ нимъ не хозяинъ, и вотъ, задавшись этой мыслію, онъ позволилъ себ нарушить нкоторыя правила, предписанныя на конномъ двор въ Гольуэл для грумовъ. Но лишь только его выходка дошла до ушей молодаго барина, Уильямъ получилъ короткое и рзкое замчаніе и съ той минуты сдлался шелковымъ.
Надо полагать, что въ гнвномъ взгляд и строгомъ голос Гэя было много выразительности, потому что передъ ними вс робли. Мистеръ Россъ разсказывалъ, что онъ однажды былъ свидтелемъ, какъ деревенскій мальчишка мучилъ бдную собаку, и какъ Гэй, увидавъ это, бросился къ нему, сказалъ что-то вполголоса и пристально взглянулъ на шалуна. Мальчикъ дотого ороблъ, что остановился, какъ вкопанный и, опомнясь, убжалъ безъ оглядки домой.
Страшный въ порывахъ своего гнва, Гэй умлъ быть въ высшей степени привлекательнымъ въ минуты пріятнаго расположенія духа. Его кроткій голосъ, очаровательная улыбка и мягкое выраженіе глазъ притягивали всхъ и каждаго. Не мудрено, если Эдмонстонъ очень скоро привыкли смотрть на Гэя, какъ на члена своего семейства. Мистриссъ Эдмонстонъ обращалась, съ нимъ, какъ истинная мать, а онъ платилъ ей за ея нжность и заботливость горячей любовью благодарнаго сына.
Одинъ Филиппъ безпрестанно длалъ замчанія на счетъ общаго любимца. Такъ, напримръ, сидя съ теткой и старшей кузиной, Лорой, онъ началъ вдругъ осуждать Гэя за его привычку трогать т вещи, которыя попадались ему подъ руку до время разговора съ кмъ-нибудь.— Ежели ничего нтъ подъ руками, — говорилъ Филиппъ — то онъ открываетъ и закрываеть свой перочинный ножикъ. Того и гляди — перержетъ себ вс пальцы. Воля ваша, тетушка, а это врный признакъ безпокойнаго характера!
— Скажи лучше: неровнаго, — замтила мистриссъ Эдмонстонъ.— Это привычка, отъ которой Гэю легко будетъ отстать. Не забудь, что онъ росъ безъ матери, некому было и обращать вниманія на эти бездлицы.
— Увряю васъ, мама, что теперь Гэй сдлался гораздо спокойне, чмъ былъ прежде, — сказала Лора.— Онъ только въ послдній вечеръ, когда Филиппъ читалъ намъ вслухъ, забылся дотого, что исковеркалъ мои ножницы.
— Я непремнно остановлю его при первомъ же случа, — продолжала мистриссъ Эдмонстонъ:— и вы увидите, что онъ тотчасъ исправится.
— Вы скоро пріобртете славу укротительницы дикихъ зврей, — отвтилъ, улыбаясь, Филиппъ.— Съ Гэемъ не такъ легко сладить, какъ вы думаете.
— Мама, и то ужъ многое въ немъ передлала, — замтила Лора:— она, напримръ, отучила его топтать ногами въ передней, въ ожиданіи кого-нибудь. Онъ самъ сознавался, что длаетъ это отъ нетерпнія, и очень просилъ, что бы мама научила его, чмъ бы вылечиться отъ этой дурной привычки. Та сообщила ему слдующій секретъ: она посовтовалаі ему играть на Фортепіано старинную псню Кузнецъмузыкантъ’ и играть ее до тхъ поръ, пока онъ не успокоится. Гэй аккуратно исполняетъ ея предписаніе.
— Желалъ бы я знать, что-то тетушка пропишетъ ему отъ привычки хватать, что попадетъ подъ руку, во время разговора. Вдь нельзя же ему играть, когда съ нимъ станутъ разговаривать или будутъ читать при немъ вслухъ.
Вечеромъ въ тотъ же день, Филиппъ притащилъ въ уборную, гд собралась вся семья, огромный атласъ и принялся отыскивать то мсто, гд въ древнія времена была резиденція хана Кипчакской Орды. Зашелъ разговоръ о переселеніи народовъ, о Ганз, о торговл Италіи во времена дожей и республики, затмъ невольно перешли къ англійской политик, и вс чрезвычайно оживились. Гэй принималъ живое участіе въ разговор, онъ все время вертлъ въ рукахъ круглое венеціанское зеркало. Филиппъ указалъ на него тетк глазами.
— Гэй, — замтила та съ улыбкой:— не собираетесь ли и вы разсказать намъ что нибудь про Венецію? Вотъ ужъ нсколько минутъ, какъ вы не выпускаете изъ рукъ моего бднаго зеркала.
Гэй немедленно поставилъ зеркало на столъ. Заговорили о новомъ билл, предложенномъ въ парламент, Гэй схватилъ футляръ съ очкніии мистера Эдмонстонъ и, говоря съ жаромъ, безъ умолку щелкалъ пружинкой очковъ. Добрая мистриссъ Эдмонстонъ вовсе не желала, чтобы онъ оправдалъ мнніе Филиппа, и только что заикнулась, чтобы сдлать ему замчаніе, какъ раздался трескъ, и пружинка лопнула. Гэй сконфузился и началъ извиняться.
Эмми захохотала, у Филиппа дрогнули губы, но онъ былъ слишкомъ благовоспитанъ и даже не улыбнулся. Митриссъ Эдмонстонъ дождалась, чтобы онъ ушелъ и, прощаясь съ Гэемъ у дверей комнаты Чарльза, кротко замтила ему:
— Футляръ съ очками избавилъ меня отъ необходимости прочитать вамъ нравоученіе, милый Гэй. Пощадите наши нервы, не вертите ничего въ рукахъ, разговаривая! Пугаться вамъ нечего, — сказала она, замтивъ, что онъ весь вспыхнулъ.— Это вдь не преступленіе, а просто дурная привычка, отъ которой легко можно отстать. Если бы ваша покойная мать была жива, ей ничего бы не стоило отучить васъ отъ этого въ нсколько дней.
— Благодарю васъ, и исправлюсь! отвчалъ Гэй. Самъ не знаю, какъ это длается, извините, пожалуйста!
Посл этого вечера, Гэй началъ старательно откладывать въ сторону вс мелкія вещи, которыя могли попасть ему подъ руку, и вскор совершенно отсталъ отъ своей привычки.
Мистриссъ Эдмонстонъ не замедлила обратить вниманіе Филиппа на такую силу характера Гэя.
— Мы, Морвили, сказалъ Филиппъ, — вс вообще отличаемся желзной волей.
Эмми засмялась.
— Неужели даже и на такіе пустяки нужна желзная воля? спросила она.
— Нечего смяться, возразилъ онъ серьезно. Если чеювкъ нершителенъ въ бездлицахъ, онъ никогда не будетъ твердъ въ важныхъ случаяхъ своей жизни.
Въ этотъ день Филиппу пришлось провожать Шарлотту, общавшую Россамъ провести у нихъ цлое утро. Онъ объявилъ, что готовъ идти, и двочка побжала одваться. Смшно было видть, съ какимъ важнымъ видомъ она появилась въ гостиной. Громадный бантъ изъ лентъ отъ шляпы, завязанной подъ подбородкомъ, мантилья, красиво драпированная на плечахъ, ясно доказывали, что Шарлотта мтила уже въ большія. Она очень серьезно сказала всмъ домашнимъ: ‘прощайте’, и мелкими шажками поспшила за Филиппомъ, опустивъ очень скромно голубую вуаль на лицо. Эмми и Лора не могли удержаться отъ смха, видя, какъ она старается попасть въ ногу съ высокимъ своимъ кузеномъ. Гордо закинувъ головку назадъ, двочка шла съ чувствомъ собственнаго достоинства и разговаривала, какъ слдуетъ взрослой двушк, между тмъ какъ Филиппъ, смотря на нее сверху внизъ, съ видомъ покровительства весело улыбался.
— О чемъ это она съ нимъ толкуетъ, желала бы я знать? спрашивала Эмми.
— О чемъ? да разв она можетъ молчать? смясь возразила Лора.— Болтаетъ, что въ голову придетъ.
— А теб разв, Эмми, неизвстно, что Филиппъ иметъ талантъ принаравливаться къ каждому собесднику, смотря по его лтамъ и по способностямъ? замтилъ Чарльзъ.
— Ты все говоришь пустяки, Чарльзъ! возразила меньшая сестра.
— Какъ пустяки? Я его совсмъ не осуждаю за это, напротивъ, я ему завидую. Первымъ доказательствомъ его ума служитъ его искусство держать себя сообразно положенію того лица, съ которымъ онъ иметъ дло. Намъ онъ постоянно предписываетъ законы, потому что мы вс до одного преклоняемся передъ нимъ. Торндаля онъ зоветъ: любезный другъ, и управляетъ имъ, какъ Менторъ, а посмотрите, какъ онъ обходится съ другими. Съ мистеромъ Россъ, на примръ. Вдь особеннаго ничего нтъ, а между тмъ образцовый геній именно такъ и долженъ говорить съ образцовымъ священнослужителемъ. На званомъ обд онъ на своемъ мст. На сосдей своихъ онъ старается произвести такого рода впечатлніе, чтобы они могли сказать: ‘Ахъ! съ мистеромъ Морвиль можно свободно говорить обо всемъ’. Съ товарищами по полку онъ также въ хорошихъ отношеніяхъ, доказательствомъ чему служитъ то, что Морицъ не чувствуетъ къ нему антипатіи и не трунитъ надъ нимъ.
— Очень рада, Чарльзъ, — весело сказала Лора: — что ты наконецъ убдился въ достоинствахъ Филиппа.
— А ты врно думала, что я сомнваюсь въ томъ что насъ Богъ только затмъ и создалъ, чтобы восхищаться Филиппомъ? дко спросилъ Чарльзъ. Напрасно! я еще хотлъ исполнить свое назначеніе, пропвъ новый гимнъ Филиппу, то есть разсказать вамъ, что даже и Гэй былъ пораженъ талантомъ нашего мудраго кузена — принаравливать свой разговоръ къ способностямъ каждаго слушателя. Нечего теб было и подозрвать меня въ сомнніи, я давно открылъ ту истину, что гибкость Филиппа доказываетъ его умъ лучше, чмъ вс наставленія, которыя онъ намъ читаетъ!
— Сомнительно, чтобы Гэй сталъ восхищаться Филиппомъ, прервала его Лора:— они въ холодныхъ отношеніяхъ другъ къ другу.
— Ахъ, Лора, напротивъ, это-то именно и было причиной, что Гэй похвалилъ Филиппа, — воскликнула Эмми.
— Позвольте васъ просить поясне выразиться, дорогая миссъ Эмми, — сказалъ Чарльзъ.
— Ну, да, — вспыхнувъ отвчала она, — Если Гэй — то есть вообще если человкъ съ сердцемъ чувствуетъ, что его оскорбляютъ, то ему всегда хочется найти хоть одну хорошую сторону въ своемъ противник, чтобы заставить себя быть къ нему снисходительне.
— А-а-а! зевнулъ Чарльзъ во все горло: — который то теперь часъ? Что это Гэй не возвращается съ урока до сихъ поръ?
— Легокъ на помин, — замтила Лора:— вотъ онъ самъ идетъ по двору.
Черезъ нсколько минутъ прибжалъ Гэй. На вопросъ, встртилъ ли онъ по дорог Филиппа съ Шарлоттой, и какъ они ему показались, Гэй отвчалъ.— Это олицетворенная картина: ‘достоинство и кокетство’.— И онъ выпрямился, закинулъ плечи назадъ, повернулъ въ полъ-оборота голову, и принялъ спокойную, важную осанку Филиппа, затмъ, вдругъ измнилъ выраженіе лица, голову нагнулъ нсколько на бокъ, прищурилъ глаза самымъ лукавымъ образомъ и сжалъ губы, точь-точь какъ Шарлотта.
— Кстати, — прибавилъ Гэй, разсмшивъ всхъ своей выходкой:— поступилъ ли бы Филиппъ въ священники, если бы онъ учился въ Оксфорд?
— Не думаю, — отвчала Лора.— А что?
— Я никакъ не могу себ вообразить его въ духовномъ сан.
— Врно то, что онъ не былъ бы тмъ, чмъ теперь есть, — сказалъ Чарльзъ.— Онъ вертлся бы среди людей одинаковаго съ нимъ ума и образованія и былъ бы въ своей сфер.
— А сфера то его тогда была бы возвышенне, чмъ настоящая, — добавилъ Гэй.
— Конечно, но и мы за то узнали бы тогда, въ чемъ заключается разница между деспотомъ-феодальнымъ барономъ и деспотомъ-клерикаломъ. Онъ сейчасъ бы смекнулъ, какъ себя поставить въ отношеніи насъ.
— Ну, ужъ тщеславнымъ то его назвать нельзя! воскликнуль Гэй, не вполн понимая аллегоріи Чарльза.
— Кто жъ можетъ обвинить Юпитера въ тщеславіи, — замтилъ Чарльзъ, ставя сестеръ снова въ тупикъ, насмшка ли это, или похвала.
Дйствительно, все сказанное на счетъ умнья Филиппа принаравливаться въ разговор къ способностямъ каждаго изъ собесдниковъ, было справедливо. Шарлотта не знала, какъ его благодарить за подробности, разсказанныя имъ дорогою объ одной интересной, исторической книг, только что ею прочитанной. Филиппъ, кром того, разсказалъ ей, что у нихъ въ Стэйльгурст на пруд есть островъ, на которомъ онъ часто игрывалъ въ Робинзона Крузое, когда былъ ребенкомъ, и при этомъ передалъ ей отрывокъ изъ своихъ дтскихъ воспоминаній. Двочка была въ восторг. Въ эту самую минуту они увидали Гэя, дущаго по дорог. Лошадь его шла шагомъ, поводья были спущены, а здокъ, не обращая ни на что вниманія, задумчиво смотрлъ на небо, насвистывая что-то про себя. Онъ вздрогнулъ, когда Филиппъ взялъ лошадь за поводъ, и она остановилась.
— Вотъ неосторожно то! сказалъ Филиппъ.— Ни одной лошади не слдуетъ довряться, особенно такой горячей, какъ ваша.
Гэй подобралъ поводья и поблагодарилъ за предостереженіе.
— Вы что-то глядите разочарованнымъ сегодня? замтилъ Филиппъ. — Не посадилъ ли васъ на муншдтукъ мистеръ Лазсель, какъ выражается нашъ старый садовникъ.
— О нтъ! отвчалъ смясь Гэй, и немного покраснлъ:— я замечтался о стихахъ Байрона.
Ihi steed is vatiish’d from the stall
No serf is seen in Hassan’s holl
The lonely spider’s thin grey pall
Waves, slowly widening over the wall.
— Какъ, Байронъ? воскликнулъ Филишь.— Неужели вы его прочли всего?
— Нтъ, я прочелъ только первую часть, которую нашелъ у себя въ комнат!
— ‘Гяура’ врно? Ну, бда еще не велика, но и это чтеніе вредно для впечатлительной головы. Смотрите, не поддавайтесь ему слишкомъ.
— Хорошо! отвчалъ Гэй, слегка наморщившись, но тотчасъ же улыбнулся, пошутилъ съ Шарлоттою и рысью понесся впередъ.
— Втренникъ! пробормоталъ Филиппъ, смотря ему вслдъ.
— Филиппъ! заговорила вдругъ Шарлотта очень серьезно,— будете вы на меня сердиться, или нтъ?
— Конечно, нтъ, — отвчалъ Филиппъ, никакъ не понимая, къ чему клонится ея вопросъ.
— Гэй общалъ мн не возобновлять вашей родовой мести: общайтесь и вы сдлать тоже!
— Это что за вздоръ? о какой мести вы тамъ толкуете?
— Да какъ же, Филиппъ? Между вашими предками и Морвилями изъ Рэдклиффа, говорятъ, существовала кровавая месть. Вдь это очень дурно, не возобновляйте ея!
— Если ее кто возобновитъ, то ужъ врно не я, сказалъ Филиппъ.
— Въ самомъ дл? А отчего вы Гэя не любите? Мы вдь вс къ нему сильно привязаны, а вы напротивъ, врно, эта месть во всемъ виновата. Послушайте Лору. Она говоритъ, что съ тхъ поръ, какъ Гэй у насъ поселился, домъ совсмъ сталъ другой.
— Гмъ! сказалъ Фижнгнъ.— Хорошо, что вы меня заране попросили не сердиться на васъ, Шарлотта, а право бы стоило. Скажите, Бога ради, кто вамъ вложилъ въ голову весь этотъ сумбуръ?
— Чарльзъ сказалъ мн, — прошептала двочка, опустивъ голову:— и еще… еще…
— Кто еще? говорите громче. я не слышу!
Шарлотта струсила, ей хотлось заплакать, но, вспомнивъ, что она взялась примирить дв враждующія стороны, она удержалась и дрожащимъ, нсколько жалобнымъ голосомъ проговорила:— Вы сами, зачмъ вы сердите Гэя? вы все его дразните и, когда его хвалятъ другіе, вы длаете видъ, какъ будто не слышите, что говорятъ. Это очень дурно съ вашей стороны! заключила она, готовая уже зарыдать.
— Шарлотта! возразилъ Филиппъ съ нжностью, (которой она вовсе не ожидала посл сдланнаго, ею замчанія): — отложите въ сторону вс ваши опасенія и страхи. Чарльзъ просто дурачится надъ вами. Разв вы забыли, миленькая моя кузина, что я христіанинъ и что мы живемъ въ 19-мъ столтіи?
Шарлотта была уничтожена его лаской. Филиппъ продолжалъ:— Вы меня совсмъ не поняли. Мн Гэй очень нравится. Я нахожу, что онъ очень внимателенъ къ Чарльзу, очень милъ съ вами и вообще, что онъ такъ привлекателенъ, что его нельзя не любить. Люди, которые постарше васъ, видятъ однако въ немъ недостатки и стараются всячески ихъ искоренить. Конечно, для насъ эта обязанность непріятна, самъ онъ сердится, а между тмъ, вс сдланныя ему замчанія служатъ доказательствомъ истинной къ нему дружбы. Довольны ли вы моимъ объясненіемъ, милая кузина?
— Простите меня, пожалуйста, — покорнымъ голосомъ произнесла Шарлотта.
— Нечего вамъ просить прощенія. Если въ васъ закралось сомнніе, лучше было высказаться, тмъ боле, что я вамъ свой. Но когда вы выростете, не бойтесь никогда высказывать правды.— Я очень радъ видть, что у васъ въ характер есть много смлости. Только въ этомъ случа вамъ бы слдовало имть побольше доврія ко мн.
Такимъ образомъ опасенія Шарлотты на счетъ кровавой мести двухъ двоюродныхъ братьевъ прекратились, но двочка начала уже горевать о другомъ. На святой 26 марта, Гэю должно было минуть 18 лтъ и онъ приготовлялся вступить къ этому времени въ Оксфордскій университетъ. Бдная Шарлотта лишалась разомъ двухъ товарищей: его и Буяна. Сначала было положено отправить туда же и Делорена, но Гэй считалъ Оксфордъ мстомъ соблазна для Уильяма и, не желая доврять своей лошади другому груму, предпочелъ оставить ихъ обоихъ въ Гольуэл.
Ддъ Гэя завщалъ выдавать своему внуку до совершеннолтія его извстную сумму на ежегодное содержаніе, сумма эта была дотого скромна, что роскошничать не предстояло возможности, и даже самъ Филиппъ нашелъ ее едва достаточной для содержанія молодаго студента изъ высшаго круга.
— Вы не стсняйтесь, Гэй, — говорилъ мистеръ Эдмонстонъ, своимъ обычнымъ добродушнымъ тономъ. Въ случа если вамъ понадобится перехватить деньжонокъ, скажите прямо. Не бойтесь, я выдамъ сейчасъ: лучше взять лишнее изъ доходовь, чмъ длать долги. Вы меня знаете, я никогда не откажу, тмъ боле, что это ваша собственность.
— Хорошо, я попрошу, — отвчалъ Гэй точмо тмъ же спокойнымъ тономъ, какимъ онъ назначилъ себ извстное число часовъ для занятій. Вся семья Эдмонстонова приготовила для Гэя какой-нибудь подарокъ къ рожденію. Отецъ семейства далъ ему полный комплектъ запонокъ, мать — журналъ религіознаго содержанія, Эмми списала для него любимые романсы, Лора приготовила картину, и Шарлотта сработала essuie-plumes въ вид собачки, которую изъ любезности вс находили удивительно похожей на Буяна. Чарльзъ одинъ ничего не подарилъ, объявивъ, что онъ не намренъ дарить Гэя за то, что онъ ими уважаемъ.
— Вы не знаете, что за тоска разставаться съ единственной живой душой въ цломъ дом! звая говорилъ Чарльзъ Гэю. — Я уже буду не жить, а прозябать до вашего возвращенія.
— Какъ? вы, Чарльзъ? первый нашъ балагуръ? спросилъ Гэй: — и вы будете скучать?
— Я только и балагурю, что въ вашемъ присутствіи, — отвчалъ Чарльзъ. — Недаромъ говорятъ, что безъ воды и мельница не мелитъ, но что бы тамъ ни было, а мы ожили съ тхъ поръ, какъ вы у насъ поселились. Вы какъ-то съумли сдлаться необходимымъ для всей семьи. Мы наблюдали за вами, иногда подтрунивали, но всякій день ожидали отъ васъ чего-нибудь новаго.
— Вотъ какъ! сказалъ Гэй.— Такъ вы за мной наблюдали? Я воображаю, что во мн ничего нтъ такого, что бросается въ глаза.
— Я вамъ скажу, что въ васъ есть. То, что я бы очень желалъ имть: у васъ независимый характеръ.
— Не желайте этого, Чарльзъ!
— Погодите! я не говорю, что я бы вамъ подражалъ. Напротивъ, я бы никогда не длалъ такихъ глупостей, какъ вы. Не сидлъ бы я по утрамъ, когда хорошая погода, за Еврипидомъ, не выпустилъ бы я изъ рукъ дорогой охотничьей лошади, еслибы у меня было довольно денегъ, чтобы ее купить. Ни за что!
— Это потому, что вамъ нтъ надобности переработывать свою натуру.
— Ну, какъ бы тамъ ни было, — звая продолжалъ Чарльзъ:— а я вамъ не польщу, если скажу, что мн жаль васъ. Какой бы вы тамъ ни были чудакъ, а я все-таки сильно почувствую ваше отсутствіе. Не легко видать ежедневно одн и т же сцены, одни и т же лица и слышать одни и т же разговоры. Лора съ ея рисованіемъ и съ хвалебными гимнами Филиппу, Эмми съ ея цвтами, Шарлотта и вс прочіе съ своими разсужденіями, глупые визиты, глупыя книги — все это мн до смерти надоло. Не смотрлъ бы на нихъ!
Чарльзъ еще разъ звнулъ, вздохнулъ глубоко и съ трудомъ новернулся на диван.
— Съ вашимъ пріздомъ все ожило у насъ въ дом, — продолжалъ онъ.— Вы разсказываете о Рэдклифф и о своихъ любимыхъ животныхъ гораздо интересне, чмъ всякая книга, вы чисты душой, не мудрствуете лукаво и имете оригинальный взглядъ на вещи, вы войдете только въ комнату, я такъ и жду новости, поете вы также не приторно, какъ вс, а съ огнемъ, вы для меня точно кушанье за столомъ. Эхъ! Гэй, признаюсь вамъ откровенно. Какъ я ни храбрюсь, а не легкая вещь бьпь калкой въ лучшіе годы жизни — да чего? калкой на всю жизнь, что тамъ доктора ни толкуй, а ни одинъ изъ нихъ не ршился еще меня обнадежить, что я когда-нибудь выздоровлю. И знаешь, что пролетитъ цлый вкъ не вставая! Надяться! Да я вдь десять лтъ какъ надюсь, и много-ли толку вышло! Знаете что, Гэй? сказалъ съ горькой улыбкой больной,— я еще удивляюсь, что вы во мн не возбуждали ненависти. Подчасъ мн дотого тошно, что кусаться хочется. Особенно я эту трещетку Морица де-Курси искусалъ бы охотно, какъ начнетъ тарантить, какъ начнетъ…
— Но вдь и я часто вздоръ говорилъ. Мн потомъ приходило не разъ въ голову, что я васъ утомляю своей болтовней.
— Нтъ… Нтъ, вы мн никогда не надодали, напротивъ, я увлекался, слушая васъ. Ваши разсказы о катань верхомъ, объ охот, о прогулкахъ въ лодк — да вдь это жизнь!…
Никогда еще Чарльзъ не говорилъ такъ откровенно о своей болзни предъ Гэемъ, и видно было, что этотъ порывъ чистосердечія сильно взволновалъ Гэя. Онъ стоялъ, опершись о спинку дивана, на которомъ лежалъ больной, и выразительные глаза его были точно прикованы къ лицу Чарльза.
— И вотъ, вы теперь поступаете въ Оксфордскій университетъ, — говорилъ тотъ:— вы попадете въ кругъ совершенной молодежи, будете слышать, что длается на бломъ свт, заставите говорить о себ! Кто знаетъ, можетъ быть, вы и сами займете видное мсто въ обществ. А я? — У меня есть таланты, я бы также могъ быть чмъ-нибудь. Меня теперь вс считаютъ лнтяемъ, да на что же я годенъ? Я знаю, что не будь у меня этой — (онъ едва не выговорилъ одного сильнаго выраженія, которое уже вертлось у него на губахъ, но остановился отъ взгляда большихъ глазъ Гэя), то есть, я хотлъ сказать, если-бы я не былъ прикованъ къ постели, — поправился онъ, — то мистеру Филиппу не удалось бы играть роль представителя нашего дома. Меня, кажется, мать природа, также какъ его, не обдлила умомъ.
— Объ этомъ и говорить нечего, — сказалъ Гэй. Вы такъ быстро схватываете идею каждаго автора. Вамъ стоило-бы поработать самому надъ какимъ нибудь сочиненіемъ. — Попробуйте-ка.
— Попробовать? — да и что я черезъ это выиграю?
— А разв можно зарывать свои таланты въ землю? задумчиво спросилъ Гэй.— Мы даже и права на это не имемъ. Мн такъ жаль бросать наши чтенія вдвоемъ.
— Да, у меня ужъ другаго такого ученика не будетъ, сказалъ Чарльзъ.— Одинъ читать я не стану, да и не могу, по правд сказать.
— Разв ваши занятія зависятъ отъ кого-нибудь? спросилъ съ удивленіемъ Гэй.
— Конечно: я хочу взяться за что-нибудь, а здоровье не позволяетъ. Вотъ я и отложу книгу въ сторону, перезабуду все, что читалъ, и дло кончится ничмъ. Да это все ничего, я принялъ бы всякое занятіе какъ лекарство, чтобы освжить свой мозгъ, да было-бы съ кмъ заниматься, только опекуновъ мн не нужно, съ ними ничего не буду длать.
— Ну, а сестры ваши? предложите имъ вамъ помогать.
— Гмъ! Кому же? Лор? — она и безъ того ученая, да и браконьеромъ въ лсахъ Филиппа быть не хочу, заставить Эмми быть серьезной? тогда прощай домашняя отрада. Я и то боюсь, не повредило бы ей то чтеніе, которымъ Мэри Россъ ее угощаетъ.
Въ эту минуту Эмми вбжала въ гостиную.
— Эмми! послушай-ка, что Гэй мн совтуетъ, онъ говоритъ, что тебя нужно заставлять читать ежедневно что-нибудь очень серьезное, чтобы ты высохла какъ палка и посинла.
— Какъ голубая горчанка! подхватилъ Гэй.
— Я очень рада быть похожей на цвтокъ, — сказала Эмми:— только желаю знать, о чемъ вы толковали?
— Да о томъ, какъ бы принудить тебя прочитать вс фоліанты дядюшкиной библіотеки, — продолжалъ Чарльзъ:— то есть, т громадныя книги, которыя находятся подъ вдніемъ Маргариты, пока Филиппъ не обзавелся своимъ домомъ.
— Не правда, вы говорили совсмъ не обо мн! воскликнула Эмми.
— У насъ рчь шла о чтеніи, которымъ Чарльзъ и я занимались по утрамъ, — сказалъ Гэй.
— Да, я сэма уже думала, какъ Чарльзу будетъ скучно, когда настанетъ часъ урока, Мы такъ жалемъ, Гэй, что вы узжаете.
— Эмми, не хочешь-ли ты замнить Гэя? спросилъ Чарльзъ.
— Какъ, Чарльзъ! — ты возьмешься со мною читать? Неужели? вскричала Эмми, вся вспыхнувъ отъ удовольствія.— Мн давно хочется заниматься вмст съ тобой, какъ Джемсъ Россъ это длаетъ съ Мэри, но я боялась предложить теб это. Я такая глупая. Но если ты самъ этого желаешь — благодарю тебя отъ всей души.
Дло было тутъ же слажено, и Чарльзъ обязался отдавать Гэю отчетъ объ ихъ занятіяхъ, нарочно для того, чтобы поддержать свою энергію, что же касается Филиппа, тому положили не говорить ни слова, чтобы не дать ему права вообразить, что Чарльзъ слдуетъ его совту.
Чарльзъ дйствительно искренно полюбилъ Гэя, онъ даже не придирался къ нему за его готовность восхищаться всми дйствіями Филиппа, будучи убжденъ, что Гэй длаетъ это чисто изъ сознанія долга, точно какъ дти, которымъ велятъ приходить въ восторгъ отъ какого-нибудь примрнаго мальчика, описаннаго въ книжк для чтенія, но что внутренно Гэй не питалъ особенной нжности къ своему старшему кузену.
Онъ ошибался. Правда, между обоими Морвилями возникали часто недоразумнія и даже споры, которые однако не переходили въ вражду, вслдствіе хладнокровія Филиппа и готовности Гэя извиняться въ своихъ вспышкахъ, въ случа же нужды онъ постоянно обращался къ Филиппу за совтомъ и помощью. Особенно охотно выслушивалъ онъ его наставленія на счетъ образа жизни въ Оксфорд. Мистриссъ Эдмонстонъ боле всхъ другихъ понимала, какъ сильно Гэй нуждался въ дружеской поддержк и какъ опасны могли быть для него искушенія университетской жизни. Передъ его отъздомъ она долго разговаривала съ нимъ въ своей уборной, общалась писать къ нему и съ Чарльза взяла слово длать тоже самое. Гэй ухалъ изъ Гольуэля, сопровождаемый общимъ сожалніемъ. Шарлотта плакала навзрыдъ и требовала непремнно на память локонъ шерсти Буяна. Она готова была-бы, кажется, надть его въ медальон на шею, еслибы не боялась, что Лора передастъ это Филиппу.
— Онъ ухалъ съ большими задатками, — замтилъ Филиппъ, проводивъ глазами удалявшагося Гэя.
— Дай Богъ, чтобы они развились! сказала мистриссъ Эдмонстонъ.
— Да, хорошо бы это было. Меня пугаетъ его способность привязываться къ людямъ. Его положеніе въ свт, богатство, хорошая фамилія, веселость и привлекательная наружность — все это страшные подводные камни. На бду его, онъ не привыкъ трудиться, а трудъ — лучшій оплотъ противъ искушеній. Впрочемъ, онъ славный, честный малый и отличныхъ правилъ. Дай Богъ, чтобы онъ въ университет хорошо пошелъ.

ГЛАВА VII

Былъ великолпный іюньскій вечеръ, яркое солнце окрасило синее небо какимъ-то тонкимъ, розовымъ оттнкомъ и тихо закатывалось за сосновымъ и орховымъ лсомъ, бросая длинныя тни отъ старыхъ деревьевъ на большой лугъ передъ домомъ въ Гольуэл. Въ воздух пахло сномъ. Пестрая вереница косцовъ — мужчинъ и женщинъ, съ граблями на плечахъ, возвращалась съ работы, ихъ блыя рубашки, соломенныя шляпы и загорлыя, здоровыя лица, составляли живописную картину, освщенную лучами заходящаго солнца. Недалеко отъ дома, на лужайк, стояли густыми рядами копны сна. Тамъ же лежалъ Чарльзъ, прислонившись спиною къ высокой копн, подл него сидли: мать, съ книгою въ рукахъ, и Лора, съ портфелемъ на колняхъ. Она снимала видъ съ прелестнаго деревенскаго пейзажа, а лучи солнца, пробиваясь сквозь зелень, придавали ея кудрявой голов какой то золотистый отливъ, по сосдству отъ нея, растянувшись на сн, лежалъ Филиппъ, безъ шляпы и безъ галстука, онъ отдыхалъ посл путешествія пшкомъ изъ Броадстонъ, рядомъ съ ними Эмми и Шарлотта, воображая, что он дло длаютъ, прыгали по копнамъ, зарывали другъ друга въ сно и громко смялись. Старшіе мало говорили, имъ было жарко, даже спать хотлось. Втерокъ изрдка проносился по лугу и обдавалъ ихъ всхъ благоуханіемъ отъ сна. Вдругъ, холодный, черный носъ Буяна коснулся лица дремавшаго Чарльза и красный языкъ его сталъ нжня лизать руку больнаго. Шарлотта радостно вскрикнула: ‘А! а! вотъ наконецъ и онъ!’ и бросилась бжать по лугу, перескакивая черезъ пни и пробираясь мимо копенъ на встрчу Гэю, только что показавшемуся на лошади, у опушки лса. Увидавъ двочку, онъ кинулъ поводья одному изъ косцовъ, соскочилъ съ Делорена и прыжками понесся прямо къ ней. Къ счастію, онъ подосплъ во время, потому что въ эту самую минуту Шарлотта споткнулась и полетла навзничь. Гэй подхватилъ ее и поставилъ на ноги. Лора, Эмми и Филипмъ, съ радостными криками, окружили Гэя, какъ маленькаго школьника, въ первый разъ возвращающагося домой на вакацію. Впрочемъ, онъ и самъ прыгалъ и радовался, какъ дитя, все лицо его сіяло счастьемъ, а Буянъ, вырвавшись изъ объятій Чарльза, лаялъ и носился по лугу, какъ безумный, задравъ хвостъ кверху, точно сочувствуя радости своего барина. Гэй бросился потомъ къ Чарльзу и, цлуя его, поздравилъ съ выходомъ на воздухъ. Затмъ, молодежь размстилась кто на сн, кто просто стоя около копны, гд лежалъ больной, и вс заговорили разомъ, такъ что нельзя было разобрать ни одного слова. Смхъ, вопросы, отвты, радостныя восклицанія слились въ одинъ гулъ.
— Буянъ! голубчикъ, ты еще похорошлъ! кричала Шарлотта, покрывая поцлуями милаго пуделя.
— Ахъ! что за день! что за чудный день! говорилъ Гэй, сбрасывая, по примру Филиппа, галстукъ и шляпу.
— Это такая погода, что упиться воздухомъ досыта нельзя, — вторилъ ему Филиппъ, повалившись навзничь и втягивая всей грудью. ароматическій букетъ травы. Гэй началъ громко напвать псню:
‘Счастливый день мой будетъ завтра’…
— А-а! теперь видно намъ придется у васъ учиться, Гэй, сказала Лора. Вдь вы недаромъ брали уроки пнія.
— Гэй! Гэй! слышали вы, какой вамъ сюрпризъ готовится, вмшалась Эмми. Вдь лэди Килькоранъ даетъ скоро балъ.
— Вамъ непремнно нужно хать, — сказала Шарлотта. Какъ я рада, что останусь дома. Немавижу танцы.
— А я танцую хуже Буяна, возразилъ Гэй, схвативъ пуделя за переднія лапы и заставляя его выдлывать какой-то невозможный танецъ.
— Не бда, мои барышни васъ сейчасъ выучатъ, замтила мистриссъ Эдмонстонъ.
— Неужели я обязанъ непремнно хать? спросилъ Гэй.
— Ага! вы ужъ, кажется, серьезно начинаете подумывать о бал, съ улыбкой ввернулъ Чарльзъ.
— А Филиппъ подетъ? спросилъ Гэй.
— Да, онъ детъ, чтобы произнести рчь о томъ, что танцы суть пріятное и здоровое развлеченіе для молодыхъ людей, продолжалъ Чарльзъ.
— Ты ошибаешься, отвчалъ Филиппъ. Теперь слишкомъ жарко, чтобъ говорить рчи.
— Господа! Аполлонъ опускаетъ свой лукъ по случаю жары, воскликнулъ неугомонный Чарльзъ. Капитанъ уступаетъ поле сраженія.
— А! а! ужъ капитанъ Морвиль! Имю честь поздравить съ повышеніемъ, радостно сказалъ Гэй. Пойду непремнно когда нибудь пораньше въ Броадстонъ, чтобы успть полюбоваться вами на парад.
— Какъ? Разв вы будете продолжать ходить туда на уроки къ мистеру Лазсель? спросилъ Чарльзъ.
— Если онъ самъ отъ меня не откажется, отвчалъ Гэй. Я такъ отсталъ отъ товарищей по классу, что мн никакъ нельзя лниться во время каникулъ.
— Вотъ это такъ, Гэй! одобрительно воскликнулъ Филиппъ, подымаясь съ земли. При такой настойчивости, вы далеко пойдете. Ну, какъ идутъ у васъ сочиненія?
— Порядочно! благодарю васъ.
— Пора, пора привыкать къ длу, продолжалъ Филиппъ. Что вы теперь читаете?
— укитида.
— Дошли ли вы до рчи Перикла? Если да, то я вамъ покажу нкоторыя мои замчанія на счетъ этой рчи. Понимаете ли вы теперь духъ языка?
— Стараюсь, по крайней мр, отвчалъ Гэй, вытаскивая репейникъ изъ кудрявыхъ ушей Буяна.
— Что вы больше любите, греческій языкъ или балъ? спросилъ Чарльзъ.
— Лучше всего люблю лугъ съ сномъ, сказалъ Гэй, поваливъ Буяна и бросая ему сно въ глаза.
— Еще бы! воскликнула Шарлотта:— кому жъ можетъ понравиться глупый балъ боле, чмъ лугъ съ сномъ.
— Ахъ, ты моя милая двочка! съ улыбкой замтила мать:— и хочется хать, да не возьмутъ.
— Мама! вы знате, что я вовсе не люблю баловъ, возразила шалунья.
— Точно также какъ и я, сказалъ Чарльзъ. Мы съ тобой, Шарлотта, презираемъ свтскую суету.
— Ну, ужъ вамъ то, Гэй, нужно хать, прервала брата Лора. Филиппъ, и тотъ сказалъ, что приметъ приглашеніе.
— Что жъ длать? Мн не переучить лорда Килькорана, возразилъ Филиппъ. Я очень уговаривалъ Морица отказаться отъ этой зати, но если этого желаетъ его отецъ, мн вмшиваться нечего.
— Вы должны знать, Гэй, сказалъ Чарльзъ, что этотъ балъ дается Морицомъ, въ честь нашей Лоры.
— Врьте ему, Гэй! смясь возразила старшая сестра. Надо вамъ сказать, что лордъ Килькоранъ человкъ предобрый, дочь его Эвелина очень удивилась, услыхавъ, что Эмми отъ роду не была ни на одномъ бал, а что я только одинъ разъ танцовала, вотъ они и ршились дать балъ.
— Когда назначенъ балъ?
— Чрезъ недлю, въ четвергъ, сказала Эмми. Я бы желала, знать, понравится ли вамъ Эвелина, она прехорошенькая!
— Она, кажется, большой другъ съ Лорой? не такъ ли?
— Да, я очень ее люблю, сказала Лора. Мы съ дтства дружны, по моему мннію, она очень умна, хотя другіе, кто мало ее знаетъ, иначе ее судятъ.
При этихъ словахъ Лора выразительно взглянула на Филиппа.
— Живетъ теперь кто нибудь изъ дтей, кром Эвелины, съ родителями? спросилъ Гэй.
— Да, младшія дв дочери — Эмми и Элленъ, меньшіе сыновья тамъ же. Лордъ де Курси (старшій сынъ) въ Ирландіи, а прочихъ дтей нтъ дома.
— Лордъ де Курси самая умная голова во всей семь, замтилъ Филиппъ. Человкъ онъ необщительный и потому его никогда на этихъ балахъ не видно.
— Гэй, надюсь, вы не окажете презрнія къ ихъ радушію, сказала серьезно Эмми. Это будетъ такъ весело, такъ смшно учить васъ танцовать!
Гэй потянулся и проворчалъ себ что-то подъ носъ.
— Не робйте, Гэй, сказалъ Филиппъ. Тутъ нтъ особенной мудрости. Вы вдь будете танцовать среди толпы. Я, напримръ, съ роду не учился ни одному па, а танцую.
— Притомъ у васъ слухъ есть, замтила Лора.
— Ужъ если Мэри Россъ детъ, то никому изъ насъ нельзя дома оставаться, воскликнула Эмми. Эвелина такъ ее любитъ, что заране взяла съ нея слово быть, сказавъ, что мама привезетъ ее вмст съ нами.
— Гэй, вы еще не видали замка ихъ, Аллонбэй? спросила Лора. Какія тамъ картины Ванъ-Дика! что за портретъ Короля Карла! чудо!
— Не тотъ ли это, прервалъ ее Чарльзъ, передъ которымъ нашли Эмми, утопающую въ слезахъ?
Эмми сильно покраснла и отвернулась.
— Вся судьба несчастнаго короля выражена въ его чертахъ, замтилъ Филиппъ:— серьезное, грустное, красивое лицо! Смотрть на него нельзя равнодушно. Эмми, вы вовсе не должны стыдиться своихъ слезъ.
Молодая двушка еще сильне сконфузилась.
— Надюсь, что этотъ портретъ виситъ не въ танцовальной зал? спросилъ Гэй.
— О нтъ, отвчала Лора:— онъ виситъ въ библіотек.
Въ эту минуту прибжала Шарлотта, куда то вдругъ скрывшаяся, съ двумя конвертами въ рукахъ, которые она подала Гэю. Въ одномъ заключалось печатное приглашеніе на балъ лэди Килькоранъ, на имя сэръ Гэя Морвиль, а въ другомъ лежало такое же приглашеніе на имя мистера Буяна, нацарапанное карандашемъ проказницей Шарлоттой. Гэй захохоталъ во все горло и съ громкимъ крикомъ кинулся ловить двочку, которая, смясь, побжала отъ него по лугу, оба они вернулись, запыхавшись отъ усталости.
— Вотъ ужъ снокосъ! такого никогда не было, замтила весело Шарлотта.
— Да, я думаю, и косцы то же скажутъ, отвчала мать, вставая, чтобы идти въ комнаты. Вы вс копны имъ перепортили.
— Я сейчасъ поправлю, закричалъ Гэй, схвативъ въ руки снныя вилы.
— Тише, тише, берегитесь! воскликнулъ Чарльзъ: я вовсе не желаю попасть въ скирдъ. Этакъ, пожалуй, мое неутшное семейство вообразить, что я утонулъ, и будетъ искать мое тло въ прудахъ, и вдругъ окажется, что Делорена кормятъ сномъ съ мясомъ.
— О! посл такого трагическаго описанія, я не дерзну ворошить сно! отвчалъ ему Гэй, взявъ больнаго подъ руки и осторожно усаживая его въ кресло на колесахъ. Вся компанія послдовала за ними въ домъ, но спустя нсколько времени, Лора, посмотрвъ въ окно, увидала, что Гэй, сбросивъ съ куртку, гребъ сно, какъ настоящій работникъ, и складывалъ ровныя, аккуратныя копны, насвистывая громко какую то псню!… Лора видла, какъ скотникъ пришелъ и приподнялъ шляпу передъ нимъ съ ласковой улыбкой. Гэй привтливо ему поклонился, и они начали толковать. Вдали показался мистеръ Эдмонстонъ, верхомъ на лошади, и Гэй, забывъ сно и земляка скотника, бросился къ нему на встрчу. Главной причиной общей радости при встрч Гэя въ этотъ пріздъ его въ Гольуэль было то, что онъ привезъ самый благопріятный отчетъ о своихъ успхахъ въ университет. Опекунъ и Филиппъ подробно разопросили его обо всемъ, и послдній вывелъ такого рода заключеніе, что первый годичный терминъ Гэя выдержанъ имъ безукоризненно. Лора была въ восторг, что она не ошиблась въ молодомъ Морвил, ей всегда казалось, что способности его современемъ быстро разовьются.
Что касается до мистриссъ Эдмонстонъ, то ей пришлось выслушать цлую исповдь отъ Гэя, и то не вдругъ, а урывками, или во время прогулокъ въ сумерки по саду или сидя по утрамъ въ уборной, глазъ на глазъ. Гэй не охотно раскрывалъ свою душу, но въ минуты порывовъ откровенности, онъ ужъ удержаться не могъ и высказывалъ чистосердечно все, что чувствовалъ.
Такъ, напримръ, онъ признался мистриссъ Эдмонстонъ, что ему было очень трудно заниматься на первомъ курс. ‘Я тутъ только убдился, что я за лнтяй, говорилъ онъ:— ни разу не садился я за книги съ удовольствіемъ. Мн непремнно нужно было употребить усиліе, чтобы заставить себя работать. Ну можно ли разсчитывать посл этого, чтобы изъ меня вышелъ толковый человкъ? Въ первое время своего пребыванія въ Оксфорд, Гэй занялся было греблей, но замтивъ, что это развлеченіе слишкомъ отвлекаетъ его отъ занятій, онъ, вдругъ, не предупредивъ товарищей, отказался быть участникомъ въ ней и конечно раздражилъ этимъ поступкомъ многихъ противъ себя.— ‘Я такимъ образомъ, разсказывалъ Гэй, мало по малу лишилъ себя всхъ удовольствій, оставивъ себ только музыку и прогулку, какъ развлеченіе. Первая, пожалуй, также можетъ разсять меня, въ ущербъ ученію, прибавилъ онъ, но я надюсь, что вы меня научите, какъ пользоваться ею безъ вреда для себя и другихъ. За легкое чтеніе я снова, принялся въ Оксфорд, нужно же было чмъ нибудь освжать свой мозгъ, особенно когда у меня передъ глазами не было моря, не было скалъ, а Лора и Эмми жили отъ меня далеко. Другъ у Гэя былъ всего одинъ, по фамиліи Уэльвудъ. Это то имя и привлекло его. Ему хотлось непремнно убдиться, не сынъ ли онъ того капитана Уэльвуда, смерть котораго лежала на совсти покойнаго его дда, но въ первые дни знакомства ему трудно было начать щекотливые разспросы. Сблизившись покороче, Гэй узналъ, что это племянникъ кэпитана Уэльвуда, убитаго 28 лтъ тому назадъ. Онъ передалъ Гэю слдующія подробности о семь покойнаго своего дяди. Убитый оставилъ посл себя двухъ незамужнихъ дочерей, замчательныхъ по своей благочестивой жизни, и вотъ имъ то молодой Уэльвудъ общалъ передать, что старикъ сэръ Гэй Морвиль до самой смерти мучился угрызеніями совсти за смерть ихъ отца. Сестры жили въ С. Мильдред. Другъ Гэя готовился въ священники, онъ былъ робокъ и необщителенъ по природ, трудно сходился съ товарищами, но Гэй привязался къ нему искренно.
Не будучи воспитанъ въ школ и привыкнувъ жить дома въ уединеніи, Гэй въ Оксфорд имлъ мало знакомыхъ. Онъ жаловался на это мистриссъ Эдмонстонъ, говоря, что онъ врно такой ужъ бирюкъ, что его вс избгаютъ. Она очень смялась этому предположенію и успокоила его, сказавъ, что люди не самонадянные и не навязчивые всегда цнятся дороже какъ друзья, и потому она совтовала ему не отчаяваться, говоря, что современемъ онъ поладитъ со всми товарищами. Если бы Гэй не сомнвался въ своихъ силахъ и по временамъ глубоко не задумывался о своей судьб, можно было бы предположить, что это самое безпечное, веселое существо. Онъ бгалъ по всему дому, плъ, острилъ, дурачился и дотого оживлялъ всхъ и каждаго, что заставилъ даже забыть Морица де Курси, который не уступалъ ему въ веселости, но былъ въ то же время большой сумасбродъ. Весело жилось въ Гольуэл въ это лто. Молодежь читала, гуляла, занималась музыкой и цвтами. Вс они трудились надъ бседкой изъ лавровъ, подъ тнью которой Чарльзъ могъ бы спокойно лежать и любоваться издали на шпицы башенъ Броадстона. Ужъ какъ же они работали! Гэй пилилъ не хуже поденщика, Эмми вколачивала гвозди, Лора плела ивовые втви, а Шарлотта служила на побгужкахъ. Однажды ихъ всхъ удивило восклицаніе Чарльза:— А! а! Падди, это вы? Изъ-за зелени вдругъ показалась стройная, молодая двушка въ амазонк, которую она поддерживала одной рукой, а другой помахивала хлыстикомъ съ коралловой ручкой. Шла она быстро, нсколько припрыгивая. Фигура и вся ея наружность были необыкновенно изящны. Хотя Лора и могла назваться красавицей рядомъ съ нею, но свжее личико молодой двушки, ея смющіеся темносиніе глаза, совершенно сизые волосы, прикрытые шляпой съ широкими полями и съ небольшимъ перомъ, все вмст — придавало ей много привлекательнаго. Она легко ударила хлыстикомъ Чарльза и проговорила:
— Тетя Эдмонстонъ сказала, что я найду здсь всхъ васъ. Это что вы тутъ затваете?
— Бесдку! сказалъ Чарльзъ:— а вотъ нашъ главный плотникъ! — онъ указалъ на Гэя.
— Это сэръ Гэй? прошептала гостья Лор, взлянувъ вверхъ на крышу, куда взгромоздился Гэй, выстилая ее тростникомъ. Солнце ярко освщало его румяное лицо и блую рубашку, онъ былъ безъ сюртука.
— Долой! сюда! крикнулъ Чарльзъ, и Гэй мигомъ соскочилъ на землю, но при вид незнакомой лэди покраснлъ до ушей. ‘Вотъ вамъ еще дикій ирландецъ’, отрекомендовалъ больной сконфуженнаго Гэя.
— Сэръ Гэй Морвиль, — лэди Эвелина де Курси! чопорно произнесла Лора. Но гостья прервала ея утонченную церемонію, смло протянувъ руку Гэю и сказавъ: ‘Очень рада познакомиться. Мы почти кузены. Останьтесь, не уходите. Дайте мн поработать съ вами. Эмми — давай молотокъ, Лора, разв ты забыла свою страсть вколачивать гвозди?
— Съ кмъ ты пріхала Эва? спросила Лора.
— Съ папа — онъ хочетъ сдлать визитъ сэръ Гэй Морвилю. Пожалуйста не безпокойтесь, сказала она, замтивъ, что Гэй началъ искать свой сюртукъ.— Онъ будетъ у васъ на обратномъ пути изъ Броадстона, куда онъ также отправился, а меня, между тмъ, забросилъ сюда. Чтожъ вы мн не даете никакого дла? Можно мн взлзть на лстницу? — Тамъ должно быть такъ хорошо!
— Эва, какъ это можно! шепнула Лора, съ укоризной, но молодая лэди махнула головой и, увидавъ гд то гвоздь, торчавшій очень некрасиво, взобралась на лстницу, схватила молотокъ и начала дотого имъ барабанить, что Чарльзъ зажалъ уши, увряя, что молотокъ несносне даже ея языка.
— Поговорите-ка съ нами лучше о вашемъ бал, сказалъ онъ.
— А что? можно надяться, что капитанъ Морвиль пріидетъ къ намъ на балъ? спросила она.
— Конечно, отвчала Лора.
— Очень рада! Папа за этимъ то и похалъ въ Броадстонъ. Морицъ жалуется, что капитанъ ему голову намылилъ, и потому онъ боится даже и заикнуться о бал. Папа самъ детъ съ приглашеніемъ.
— Успокойтесь! замтилъ Чарльзъ. Капитанъ очень милостивъ, онъ глядитъ на балы какъ на средство развитія для ирландской молодежи. Онъ при мн доказывалъ Гэю, что въ танцахъ нтъ никакой мудрости.
— А разв вы не умете танцовать? — съ видомъ состраданія спросила Эвелина у Гэя.
— Увы! я по этой части невжда! отвчалъ Гэй.
— Мы собираемся учить его, — замтила Лора.
— Собираетесь? Чего тутъ думать! крикнула бойкая лэди, соскакивая на землю. Начнемъ сейчасъ же. Пойдемъ же на лугъ. Чарльзъ, хотите я васъ повезу туда? — и говоря это, покатила его кресло. Гэй бросился было ей помогать. — Не нужно, не нужно, я сама! кричала она весело. Чарльзъ! вы будете скрипка, играйте: тра-ла-ла, тра-ла-ла! Эмми, Лора, становитесь вмсто дамъ, я и Гэй — будемъ кавалерами. Она надла шляпу на бекрень, ударивъ ее слегка рукою. Кадриль образовалась въ одно мгновеніе, и веселая компанія безъ музыки, отплясала, не хуже, чмъ гд нибудь на вечер. Вскор прибылъ и самъ лордъ Килькоранъ. Пока отецъ сидлъ въ гостиной, дочь прохаживалась по саду подъ руку съ Лорой. ‘Мн онъ очень нравится.’ говорила она про Гэя. Съ нимъ можно сладить. Мн столько наговорили про его серьезное направленіе, что я обрадовалась отъ души, увидавъ, что онъ далеко не похожъ на своего кузена.
— Эвелина! сказала съ укоромъ Лора: не стыдно ли теб?
— Я не злословлю капитана Морвиля, но, право, боюсь его до смерти. Я убждена, что онъ меня дурой считаетъ. Скажи, правду я говорю, Лора?
— Заставь его перемнить это мнніе, Эва, докажи ему, что ты умна.
— То то, что я робю передъ нимъ. А мн не хочется показывать этого, вотъ я и стараюсь побольше дурачиться, чтобы онъ не догадался, что я его переуму. Смотри же, Лора, выучите вы сэръ Гэя танцовать. Онъ такой гибкій, настоящій ирландецъ.
Для практики, каждый вечеръ затвались танцы. Чарльза усаживали въ амбразуру окна, чтобы какъ нибудь его не толкнуть, мать садилась за фортепіано и кадриль составлялась изъ двухъ дамъ и одного кавалера — Гэя. Шарлотта съ презрніемъ отказывалась принять участіе въ танцахъ и вмсто того, возилась съ отцомъ, который, по ея желанію, корчилъ танцовальнаго учителя и выдлывалъ такія уморительные па и фигуры, что вс его дти катались со смху.
Мистеръ Эдмонстонъ былъ происхожденія ирландскаго, со стороны матери. Лэди Амабель Эдмонстонъ никогда не могла прижиться въ Англіи, и когда сынъ ея женился, старушка съ дочерью ухала на родину. Настоящій графъ Килькоранъ, отецъ Эвелины, былъ ея племянникъ, и потому об семьи были связаны тсной дружбой. Молодые Килькораны звали мистера и мистриссъ Эдмонстонъ въ дтств тётей и дядей, и названіе это осталось за ними на всю жизнь. Въ день бала, въ замк Аллонбэй, царствовалъ такой resime mnade, что сами хозяева не знали наврно, въ какомъ часу и гд имъ дадутъ обдать. Поэтому, Эдмонстоны сочли за лучшее пообдать дома, вмст съ Филиппомъ и Мэри Россъ, которые съхались у нихъ. По общему требованію, Филиппъ былъ въ мундир, пока сестры одвались, Шарлотта осматривала вс украшенія его воинскаго наряда, по поводу котораго у Филиппа съ Мэри завязался разговоръ о рыцарскихъ древнихъ доспхахъ. Вдругъ, чьи-то маленькая ручки ущипнули миссъ Россъ за талью и какое то существо, въ воздушномъ, бломъ плать, прыгнуло въ сторону, когда та оглянулась.
— Эмми! что вамъ нужно? спросила она.
— Идите на верхъ и принарядитесь! отвчала Эмми.
— Да вдь вы сказали, что мн не нужно хлопотать о туалет. Я ужъ одта! сказала Мэри, осматривая свое пышное, блое, кисейное платье.
— Платья не мняйте, но только повинуйтесь, шепнула Эмми, и он об исчезли.
— Эмми похожа сегодня на какого-то сильфа, — замтилъ Филиппъ.
— Или на ангельскую головку съ крыльями, въ род тхъ, что Гэй рисуетъ у себя въ портфел, ввернулъ Чарльзъ.
— Я просто — такъ, маралъ — проворчалъ Гэй, весь покраснвъ. Я думалъ, что эта бумага давно разорвана. Гд она?
— Въ моей комнат, на стол, я долженъ вамъ сказать, Гэй, что портфель этотъ принадлежитъ мн. Мама, ожидая васъ, собрала со всего дома всевозможныя украшенія для вашего кабинета. Портфель попалъ туда же. Когда мн его принесли назадъ, я нашелъ на бумаг цлую коллекцію ангельскихъ головокъ, испещренныхъ вокругъ чернильными полосами и пятнами.
— Я возьму назадъ свое произведеніе! вскричалъ Гэй, убгая изъ комнаты.
Шарлотта бросилась вслдъ за нимъ, умоляя его показать головки, а Филиппъ спросилъ у Чарльза, съ кмъ он имютъ сходство.
— Это цлая исторія, — отвчалъ Чарльзъ:— цликомъ годится въ романъ. Петрарка забываетъ свои поэмы въ портфел!…
Чарльзъ назвалъ Петрарка какъ поэта, вовсе забывъ о Лаур, и потому его не мало удивилъ строгій тонъ Филиппа, когда тотъ спросилъ:
— Ты съ умысломъ это сказалъ, или нтъ?
Замтивъ, что его слова, сказанныя случайно, задли Филиппа за живое, больной видимо обрадовался.
— А-а, кажется, это нжная твоя струнка? спросилъ онъ.
Филиппъ всталъ и, выпрямившись во весь ростъ, произнесъ тихимъ, но выразительнымъ голосомъ:
— Я не знаю, шутишь ты, или нтъ, но ты не мальчикъ, пора теб понимать, что такими вещами не играютъ. Если ты скрываешь что-нибудь теб извстное, ты сильно за это отвтишь. Я не могу себ вообразить большаго несчастія, какъ если Гэй полюбитъ которую нибудь изъ твоихъ сестеръ.
— Et pourquoi? холодно спросилъ Чарльзъ.
— Ну, теперь я вижу, — сказалъ Филиппъ, опускаясь снова въ кресло и стараясь говорить хладнокровно:— что я напрасно принималъ съ тобою этотъ серьезный тонъ.
Въ эту минуту, въ комнату вошелъ его дядя, онъ заговорилъ съ нимъ о вещахъ постороннихъ такъ спокойно, какъ будто между нимъ и Чарльзомъ ничего особеннаго не произошло.
Чарльзъ, между тмъ, торжествовалъ, что ему удалось выдержать характеръ передъ такимъ сильнымъ и высокимъ воиномъ въ красномъ мундир, но вмст съ тмъ, его очень заинтриговалъ послдній разговоръ. Будь онъ увренъ, что Филиппъ дйствительно влюбленъ въ его старшую сестру, онъ бы никогда не позволилъ себ потрунить надъ нимъ. А теперь, онъ былъ въ восторг, что взволновалъ невозмутимаго кузена. Ему и въ голову не приходила мысль, что подъ этой спокойной, приличной наружностью бушуетъ море страсти.
Человкъ доложилъ, что экипажи поданы. Мистеръ Эдмонстонъ началъ созывать дамъ, вслдствіе чего, въ уборныхъ произошло сильное смятеніе. Старшая горничная еще доканчивала туалетъ миссъ Лоры, Эмми возилась надъ прической Мэри, мистриссъ Эдмонстонъ собирала шали двицъ, а Шарлотта, какъ всегда, суетилась и бгала. Какъ Мэри ни отговаривалась, а она должна была все-таки надть внокъ изъ герани, сплетенный руками самой Эмми. Бдная жертва сидла смирно на стул, точно кукла, между тмъ какъ Эмми прикалывала шпильками роскошные цвты къ ея кос. Къ этому времени и Лора одлась, вс дамы разомъ соединили свое искуство и окружили Мэри, а Шарлотта, перевсившись черезъ перила лстницы, кричала во все горло: вс готовы, кром Мэри! Гэй наигрывалъ: Кузнеца Музыканта, а капитанъ Морвиль расхаживалъ своей поступью по комнат. Когда бдной Мэри надли длинную золотую цпочку на шею — она пришла въ ужасъ, вскочила со стула и сказала:— Нтъ, ужъ это слишкомъ. Я потеряла всякое терпніе! схватила свою шаль и начала собираться въ путь, но молодыя двушки съ громкимъ смхомъ объявили ей, что он не подутъ ране, пока вс не покажутся Чарльзу. Шумной толпой ринулись он внизъ по лстниц, и Эмми первая разлетлась прямо къ брату, отвсила ему великолпный реверансъ и начала вальсировать по комнат:
— Разрядились напропалую! вскричалъ Чарльзъ. Ну, покажитесь хорошенько!
Дамы выступили передъ нимъ въ различныхъ позахъ, точно модныя картинки. Об сестры его были въ бломъ, съ внками изъ крупнаго жасмина на голов. Лора особенно была интересна въ этомъ туалет. Ея правильныя черты лица, густые коричневые локоны и нжная, прозрачная кожа бронались каждому въ глаза.
— Лора напоминаетъ мн сегодня Аполлона, играющаго на лир, что на нотахъ у мама, — сказалъ братъ ея.
— Каковы наши внки? спросила Лора.— Вдь это работа Эмми, она рзала втки, Гэй держалъ ей лстницу, потому что лучшіе цвты росли на верху стны.
— Видите вы, какъ выдается эта миртовая втка, Гэй? сказала Эмми, указывая на внокъ Лоры: а вы меня все хотли уврить, что она сойдетъ за жасминную.
— Ахъ! по моему мннію, въ этомъ внк должны бы были быть одн мирты! замтилъ Гэй.
Филиппъ стоялъ все время молча, прислонившись у дверей. Лора мелькомъ взглянула на него, въ полной увренности, что вся ихъ болтовыя кажется ему вздоромъ, она и не подозрвала, какое важное значеніе онъ придаетъ каждому ихъ слову и даже взгляду.
— Ну, Мэри! продолжалъ Чарльзъ:— и васъ мои сестрицы постарались, кажется, отлично принарядить,
Мэри сдлала гримасу, говоря, что если она увидитъ себя въ огромныхъ зеркалахъ замка Аллонбэй, то никогда не повритъ, чтобы такая нарядная лэди могла быть скромная Мэри Россъ.
Въ эту минуту мистеръ Эдмонстонъ напомнилъ имъ, что давно пора хать, и он отправились.
Большая зала въ замк Аллонбэй была великолпна, она выходила прямо въ цвточную галлерею, всю увшанную разноцвтными лампами, зелеными гирляндами и уставленную тропическими растеніями. Вся семья была въ сбор, гости еще не начали съзжаться. Эдмонстоны были радостно встрчены веселымъ лордомъ Килькоранъ, его женой, тихой, болзненной англичанкой, съ ужасомъ помышлявшей о предстоящемъ вечер, старшимъ сыномъ, Морицомъ, и его меньшими братьями, Эвелиной и двумя ея сестрами, Мабель и Элленъ.
— Бдная Шарлотта, зачмъ ее оставили дома? подумала Эмми, когда двочки повели ее смотрть на лампы въ галлере, какъ будто угадавъ ея мысль, вс напали на мистриссъ Эдмонстонъ, упрекая ее за то, что она не привезла свою меньшую дочь на балъ. Лэди Эвелина въ особенности много говорила, а такъ какъ тутъ находился Филиппъ Морвиль, передъ которымъ она робла, то, выражая свои чувства, она, какъ всегда, вдалась въ крайность. Къ сожалнію, тотъ не обращалъ на нее ни малйшаго вниманія.
Вс его мысли были поглощены Лорой, ему хотлось проникнуть, какой именно смыслъ имли намеки Чарльза на нее и на Гэя. При первой возможности, онъ пригласилъ ее танцовать, она съ улыбкой согласилась. Вслдъ за нимъ подошелъ Гэй и бойко пригласилъ ее также.
— Я ангажирована, — отвчала Лора, съ гордостью взглянувъ на Филиппа, и Гэй прошелъ въ галлерею, гд сидла Эмми, съ ней ему не было неудачи. Мистеръ Эдмонстонъ самымъ галантерейнымъ образомъ расшаркался передъ Мэри Россъ, спрашивая ее, согласится ли она пойдти съ такимъ старымъ кавалеромъ. Мэри смясь протянула ему руку, и онъ полетлъ съ нею, выдлывая глиссады и па, прославившіе его, во времена оны, какъ лучшаго танцора въ околодк.
Мистриссъ Эдмонстонъ съ тайнымъ удовольствіемъ слдила за своими дтьми, радуясь, что они вс такъ веселы и счастливы. Въ этотъ вечеръ она была поражена красотою Лоры и Филиппа, которые оба положительно выдавались изъ толпы своимъ виднымъ ростомъ, правильность ихъ лицъ, цвтъ темносинихъ глазъ, грація и нжность кожи были одинаковы у обоихъ.
— Странное дло, подумала она:— Филиппъ настоящій красавецъ, а я никогда не замчала этого, да и самый ростъ его тогда только бросается въ глаза, когда онъ стоитъ рядомъ съ другими. Видно сейчасъ, что онъ дорожитъ своими нравственными качествами боле, чмъ красотой, которая другаго, на его мст, сдлала бы фатомъ. Какой онъ скромный, приличный! И Лора моя, сегодня, что то лучше обыкновеннаго. Здсь право никого нтъ красиве и граціозне ихъ. А другая моя парочка что подлываетъ? съ улыбкой продолжала она разсуждать, оглядывая залу. Счастливые! Веселы то какъ, прелесть! Малютка Эмми право не хуже сестры, да и танцуетъ какъ мило! Она точно такъ же граціозна, какъ Лора, только оживленне ея. А у кавалера ея какъ горятъ глаза! Вотъ кто счастливъ то! Да, у Гэя особенная способность наслаждаться радостями жизни!
Мистриссъ Эдмонстонъ не ошиблась. По окончаніи кадрили Гэй подбжалъ къ ней, говоря, что ему во всю жизнь не было такъ весело, какъ сегодня, онъ пригласилъ Мэри Россъ на слдующую кадриль и продолжалъ шутить и смяться по прежнему.
— Лора, — шепнула ей Эвелина.— У меня есть страстное желаніе. Ты врно отгадаешь, какое? Не говори ему только, пожалуйста. Но еслибы онъ меня пригласилъ танцовать хоть одинъ разъ, я бы видла, что онъ не дурнаго обо мн мннія. Я такъ боюсь, чтобы онъ меня не злословилъ, и не очернилъ въ глазахъ мистера Торндаль, я съ тмъ право не кокетничала и вздору не говорила.
Напрасно надялась лэди Эвелина, чтобы капитанъ Морвиль вспомнилъ объ ней. Онъ танцовалъ съ ея сестрою Элленъ, двочкой 11-ти лтъ, которая была въ восторг, что у нея высокій кавалеръ, затмъ, постоявъ немного, подошелъ къ кузин своей Эмми и ангажировалъ ее.
— Съ вами отлично танцовать на бал, — сказалъ онъ, водя ее подъ руку:— вы не требуете любезностей отъ кавалера.
— Зачмъ же вы не пригласили Мэри? Посмотрите, какъ она долго сидитъ.
— А разв она любитъ танцы? спросилъ Филиппъ. Эмми ничего не отвчала.
— Вамъ, кажется, сегодня очень весело. Вы сейчасъ съ Торндалемъ танцовали? продолжалъ Филиппъ.
— Да, на бал такъ пріятно имть знакомаго кавалера. Какъ ему нравится Эвелина! Знаете ли что, Филиппъ, мистеръ Вернонъ, который танцуетъ теперь съ Лорой, сказалъ Морицу, что красиве и нарядне сестры здсь никого нтъ.
— Лора стоитъ большей похвалы, замтилъ Филиппъ. Она хороша своимъ умніемъ держать себя боле даже, чмъ лицомъ, посмотрите на прочихъ дамъ, какое у нихъ выраженіе глазъ, какой разговоръ, все другое, что за двуличность, что за нестественная веселость……
— Филиппъ! вы забываете, что вы говорите также съ дамой, смясь сказала Эмми.— По моему, на бал нтъ злыхъ людей, когда мн весело, другимъ скучно не можетъ быть!
— Оставайтесь ребенкомъ душою, какъ можно дольше, Эмми, — задумчиво продолжалъ Филиппъ:— это великое счастіе въ жизни. Онъ вздохнулъ и пристально посмотрлъ на Лору.
Эмми пришло въ голову, ужъ не повздорилъ ли Филиппъ съ ея сестрою, но вступать съ нимъ по этому поводу въ разсужденіе ей не хотлось. Дотого ли ей было на бал, среди танцевъ и веселой музыки?
Гэй, въ свою очередь, наслаждался баломъ отъ души, онъ встртилъ оксфордскаго товарища, который представилъ его своимъ сестрамъ, хорошенькимъ молодымъ двушкамъ. Отецъ ихъ былъ знакомъ съ мистеромъ Эдмонстономъ, но, живя далеко отъ Гольуэля, никогда не здилъ туда.
Миссъ Альстоны разговорились очень скоро съ Гэемъ. Которая изъ этихъ дамъ красавица, миссъ Эдмонстонъ? спросила старшая барышня у Гэя. Тотъ сталъ втупикъ, любуясь обими кузинами, ему никогда не приходило въ голову сравнивать ихъ красоту.
— Если вы сами еще не ршили эгого вопроса, отвчалъ онъ смясь:— въ то время когда он об передъ вашими глазами, то какъ же я могу опредлить. которая изъ двухъ — красавица? Я могу сказать вамъ, которая изъ нихъ старшая и которая меньшая, а остальное ршайте уже сами.
— Какъ бы я желала съ ними познакомиться! замтила одна изъ миссъ Альстонъ. Какія он об хорошенькія!
— Вотъ это Лора — старшая миссъ Эдмонстонъ, сказалъ Гэй.— Видите ту высокую, молодую лэди съ великолпными волосами въ внк изъ жасминовъ? Это она.
Въ его словахъ звучало что-то самодовольное, точно Лора принадлежала ему.
Филиппъ въ эту минуту стоялъ недалеко, держа Эмми подъ руку. Онъ не пропустилъ ни одного слова Гэя. Зная немного Альстоновъ, онъ поклонился имъ и представилъ дамамъ свою кузину, миссъ Эмми Эдмонстонъ. Гэй сейчасъ же увелъ младшую миссь Альстонъ пить чай въ столовую.
— Разв вы уже познакомились съ моимъ кузеномъ въ Оксфорд? спросилъ Филиппъ у студента Альстонъ.
— Да, не много. Какой онъ веселый малый! — отвчалъ молодой человкъ.
— Онъ какъ то оригинально веселъ, не такъ какъ другіе, прибавила его сестра.
— Какъ онъ себя держитъ въ университет? любятъ ли его товарищи? спросилъ снова Филиппъ.
— Да, любятъ, какъ вамъ сказать, то есть его любять за то, что онъ, какъ сестра говоритъ, на другихъ не похожъ.
— Въ какомъ отношеніи?
— Право, не умю объяснить. Онъ славный малый, но сейчасъ видно, что дома воспитывался. Взбалмошный немного.
— А хорошо учится?
— Отлично, онъ всмъ жертвуетъ для ученія. Это великолпный товарищъ въ случа нужды, не вообще онъ очень сосредоточенъ. Друзей у него мало, я съ нимъ очень рдко вижусь.
Танцы начались снова. Молодой Альстонъ пошелъ искать себ даму, а Филиппъ съ Эмми отправились сть мороженое.
— Гмъ! проворчалъ Филиппъ. Эмми взглянула на него вопросительно, но онъ дотого углубился въ свои соображенія, что не замтилъ ея взгляда.
— Немудрено, если посторонніе люди называютъ Гэя взбалмошнымъ, — подумала молодая двушка:— онъ такой странный, что его трудно понять. Не позвать ли мн его теперь полюбоваться портретомъ короля Карла, впрочемъ нтъ, подожду лучше, намъ теперь слишкомъ весело обоимъ, чтобы смотрть на грустное лицо бднаго короля.
Она съла свою порцію мороженаго и ушла къ матери, не обращая боле вниманія на своего кавалера. Тотъ постоялъ нсколько времени молча, подл нея, поговорилъ съ какими-то почтенными джентльменами и затмъ, отвернувшись отъ всхъ, слъ подл тетки и отдался весь разговору съ ней.
Къ Эмми подошли Лора и лэди Эвелина.
— Что съ тобою, Эва? спросила Эмми, замтивъ грустное выраженіе лица хозяйки дома.
— Царица бала недовольна, — съ улыбкой сказала Лора.
— Неправда, царица не я, а ты, на мою долю не дается твое счастіе, — съ горечью возразила Эвелина.
— Эва! какъ это глупо! Вдь ты же сама говоришь, что боишься Филиппа.
— Въ томъ то и дло. Мн нужно, чтобы онъ перемнилъ свое мнніе обо мн. Вдь это чудо, что за красавецъ! Право, я ршусь сама къ нему подойти.
— Нтъ, пожалуйста, не длай этого! — воскликнула Лора, не на шутку напугавшись такой смлости.
— Не бойся! сказала Эвелина, qui ne risque rien…ты знаешь! — и кивнувъ ей головой съ насмшливой улыбкой, она понюхала свой букетъ, повернулась, и черезъ минуту об сестры услышали, что она очень развязно и весело говоритъ: ‘Капитанъ Морвиль, васъ стоитъ побранить, право! Какой дурной примръ вы даете другимъ кавалерамъ! Тетя Эдмонстонъ, зачмъ вы поощряете его лнь? Древняя пословица говоритъ не даромъ, что лнь есть мать всхъ пороковъ.’
Филиппъ улыбнулся и отвтилъ:— Извините, я забылъ свою обязанность. Сейчасъ исправлюсь.— Съ этимъ словомъ онъ подошелъ къ маленькой, робкой барышн, всегда сидвшей безъ кавалера, и ангажировалъ ее на слдующій танецъ. Эвелина вернулась къ Лор, длая жестъ отчаянія: Оскорбленіе за оскорбленіемъ! — сказала она, вздыхая. Это ужасно!
— Какъ же онъ могъ догадаться, что теб хочется именно съ нимъ танцовать? замтила Эмми. Не могло же ему придти въ голову, что ты съ тмъ подошла къ нему, чтобы онъ тебя ангажировалъ.
— Да что жъ онъ, глухой, что ли?
— Эва, но вдь ты ужъ танцуешь? — сказала Лора.
— Да, танцую съ Торндалемъ. Но что мн псарь, если не жалуетъ царь.
Въ эту самую минуту подошелъ Торндаль. Это была вторая кадриль, которую они вмст танцовали, и посл нея, они долго ходили вдвоемъ позал. Отъ глазъ Филиппа не ушло ни то, ни другое. Вскор его пріятель подошелъ къ нему и началъ восторгаться Эвелиной. — Она сущая ирландка! — отвтилъ Филиппъ съ холодной улыбкой. Бдный Торндаль опшилъ сразу, какъ сильно его ни очаровали прелести лэди Эвелины, но онъ не могъ вырваться изъ подъ вліянія своего ментора и тутъ же началъ раздумывать: — дйствительно ли молодая двушка стоитъ его вниманія, или онъ просто увлекся минутою.
— Отчего ты не танцуешъ съ ней? спросилъ онъ Филиппа.
— Куда мн съ ней танцовать, за ней толпа ухаживаетъ, обратитъ ли она вниманіе на такую ничтожную личность, какъ я.
Слово: толпа была ведромъ холодной воды для тщеславнаго Торндаля, ему стало какъ будто совстно, что онъ ухаживалъ за двушкой, у которой толпа поклонниковъ. Филиппу больше ничего не было нужно. Онъ уничтожилъ порывъ его нжнаго сердца и положилъ преграду привязанности, которая могла бы испортить всю карьеру пылкаго юноши.
Между тмъ самъ онъ сильно страдалъ. Подозрнія, возбужденныя въ его голов Чарльзомъ, не давали ему покоя. Онъ пристально слдилъ за Гэемъ и Лорой. Гэй три раза ангажировалъ ее на кадриль и все тщетно. Наконецъ пробилъ тотъ часъ, когда велно было пріхать карет. Гэй прибжалъ откуда то и довольно настойчиво замтилъ Лор: — Послушайте, Лора, ужъ одну то кадриль вы должны мн дать, если не устали.
— Пожалуй, я вовсе не устала. Я могу танцовать хоть до завтра, — съ улыбкой отвчала Лора.
— Однако намъ пора хать, замтила мистриссъ Эдмонстонъ
— Мистриссъ Эдмонстонъ! одну только кадриль, умоляю васъ! — воскликнулъ Гэй.— Лора должна мн мн ее подарить.
— Да, мама, одну только кадриль, — прибавила Лора, и они оба улли, оставивъ Филиппа въ недоумніи отъ этой внезапной дружбы. Онъ задумался дотого, что тетка на силу дозвалась его, прося посмотрть, тутъ ли карета.
Танцы кончились, карета стояла у крыльца, а Гэя съ Лорой не могли дождаться, наконецъ, минутъ десять спустя, они оба вышли очень покойно, подъ руку, изъ библіотеки, гд вислъ портретъ короля Карла.
Впродолженіи всей дороги домой, дамы не переставали смяться и разговаривать. Джентльмены держали себя иначе. Мистеръ Эдмонстонъ дремалъ, Филиппъ не вымолвилъ ни слова, а Гэй напвалъ то одинъ танецъ, то другой, и двигалъ ногами, какъ бы продолжая носиться по паркету. Семья разсталась на разсвт. Филиппъ прямо изъ Гольуэля ухалъ въ Броадстонъ, а Гэй объявилъ, что онъ днемъ спать не въ состояніи, свиснулъ Буяна и отправился купаться въ рк. Остальная компанія едва добрела до спаленъ, какъ погрузилась въ крпкій сонъ. Вотъ какъ кончился балъ лорда Килькоранъ.

ГЛАВА VIII.

Однажды, въ полдень, вскор посл знаменитаго бала у Килькорановъ, капитанъ Морвиль шелъ пшкомъ въ Гольуэль. Подъ вліяніемъ какихъ то мыслей, сильно его волновавшихъ, онъ ускорялъ шагъ по мр приближенія къ дому. Дло въ томъ, что онъ не могъ, до сихъ поръ, уяснить себ загадочныхъ словъ Чарльза, Гэй еще былъ ребенокъ, конечно, но тмъ не мене намекъ на его любовь къ Лор долженъ же былъ имть какое нибудь основаніе.
— Онъ ее сдлаетъ несчастной, — думалъ Филиппъ, шагая съ ожесточеніемъ по пыльной дорог. Разв можно на него положиться? Правда, ему ничего не стоитъ вскружить голову молодой двушк, онъ молодъ, красивъ собою, ловокъ, музыкантъ — да еще поэть, какъ я недавно узналъ. При томъ онъ такой древней, знатной фамиліи, все это невольно раздражаетъ воображеніе. А тутъ еще въ одномъ дом съ нимъ живетъ, бда да и только! Нтъ, я долженъ защитить Лору. Вдь дядя — въ семь ровно ничего не значитъ, тетка сама отъ него безъ ума, а Чарльзъ въ грошъ меня не ставитъ, онъ не послушаетъ моего совта. Нужно дйствовать ршительно. Но тутъ же Филиппъ вспомнилъ, что въ это самое утро, онъ получилъ изъ полковой канцеляріи увдомленіе, что въ скоромъ времени иметъ быть большой полковой смотръ съ освященіемъ знаменъ. Полковнику Дэну предстояло много хлопотъ, и офицерамъ на время прекращались вс отпуски. Смотръ, по обыкновенію, долженъ былъ кончиться полковымъ баломъ — и вмст съ нимъ должна была возобновиться та пытка, отъ которой бдный Филиппъ до сихъ поръ не могъ опомниться. Раздраженный еще сильне предстоящей непріятностью, капитанъ Морвиль, измученный, покрытый пылью, съ отрадою вступилъ въ тнистую аллею, ведущую къ крыльцу дома Гольуэль. Въ воздух все притихло отъ полуденной жары, тучи мошекъ продолжали одн кружиться вокругъ усталаго путешественника, Въ дом были открыты вс двери и окна, коровы искали убжища подъ тнью густыхъ деревьевъ, понни паслись, точно сонные, понуривъ головы, листья и цвты грустно опустились на стебляхъ, сгарая отъ жажды. Буянъ лежалъ растянувшись на каменной террас передъ домомъ. Тяжело дыша раскрытымъ ртомъ и высунувъ горячій языкъ, бдная собака не двигалась, помахивая только изрдка хвостомъ, но, увидавъ знакомаго гостя, она заложила уши назадъ и опустила голову на лапы, какъ бы привтствуя его. Въ комнаты неслись полные звуки груднаго мужскаго голоса. Гэй плъ:
Любовь разлуки не боится,
Отъ горя крпнетъ лишь она. *)
*) Two loving hearts may sever
For sorrow fails them neve.
Ему вторилъ другой женскій голосъ:
Въ любви кто горя не страшится,
Тому вся жизнь любви полна. *)
*) Who knows not love in sorrow’s night,
He knowe not love in light.
Войдя въ гостиную, гд было очень прохладно отъ опущенныхъ венеціанскихъ жалюзи, Филиппъ увидлъ слдующую картину: за роялемъ, на табурет, сидлъ Гэй, въ охотничьемъ короткомъ, коричневомъ пальто и легонькомъ галстук, словомъ, въ самомъ домашнемъ костюм. Рядомъ съ нимъ, въ очень близкомъ разстояніи, стояла Лора, облокотившись на рояль.
Всякій на мст Филиппа не выдержалъ бы, но онъ совершенно спокойно пожалъ имъ руки обоимъ и замтилъ, что на двор невыносимо жарко.
Лора отвтила, что дйствительно тепло, и пригласила Филиппа пойдти освжиться на лугъ. Сама же она отправилась за своимъ зонтикомъ, между тмъ какъ Гэй побжалъ за ея складнымъ стуломъ. Оставшись одинъ, Филиппъ на свобод просмотрлъ дуэтъ, который они пли. Слова дуэта были написаны рукою Лоры съ поправками Гэя. Пока Филиппъ задумчиво разбиралъ четыре строфы очень сантиментальныхъ стиховъ, Гэй и Лора вернулись.
— Это переводъ нмецкой псни Чэзи: ‘Beharre, ‘ я перевела ее прозой, а Гэй переложилъ въ стихи, — сказала молодая двушка.
— Духъ самыхъ стиховъ переданъ очень врно, замтилъ Филиппъ: но римы погршимы.
— Я знаю, что въ стихахъ повторенія не годятся, прервалъ его Гэй:— но сочиняя романсъ, я какъ то невольно вспомнилъ Беренса, который употребилъ тотъ же оборотъ повторенія:
‘Не люби они другъ друга нжно,
‘Не люби они другъ друга слпо,
‘Не встрться они здсь для разлуки,
‘Не разбилось бы сердце ихъ бдное.’ *)
*) Had we never loved so kindly,
Had we never loved so blindly,
Never met and never parted,
We had ne’er been broken hearted.
Шарлотта, прибжавшая узнать, неужели Лора съ Гэемъ будутъ пть до обда, прервала ихъ разговоръ. Они вс отправились въ лавровую, исторія которой пришлась очень не по вкусу подозрительному Филиппу. Заговорили о бал.
— А-а! замтилъ онъ:— у васъ, видно, балы въ ходу. Эмми (онъ обратился ко второй кузин: его тянуло къ ней сегодня больше, чмъ къ другимъ), что вы скажете о бал, который нашъ полкъ собирается дать для васъ?
— Какъ? такъ это правда, что вамъ пожаловали новое знамя? Неужели у васъ, по этому случаю, будетъ балъ? — просила она съ одушевленіемъ.
— Вотъ весело то будетъ! воскликнулъ Гэй. — Воображаю, какъ важничаетъ Морицъ де-Курси!
— Онъ похалъ въ Аплобэй, — замтилъ Филиппъ:— чтобы увдомить своихъ о бал. Ему хочется убдить отца, отложить поздку въ Брайтонъ. Какъ вы думаете, удастся ему это сдлать?
— Едвали, — сказала Лора:— бдная лэди Килькоранъ измучилась вслдствіе ихъ послдняго бала: ей необходимо нуженъ морской воздухъ. Мама, нужно непремнно пригласить Эву къ намъ погостить.
— Пожалуй, — отвчала мать: — это очень легко сдлать. Она страшная охотница до баловъ.
Филиппъ скрылъ свою досаду и спокойно разсуждалъ со всми о различныхъ приготовленіяхъ, длаемыхъ для военнаго праздника. Онъ остался даже обдать, и улучивъ минуту, когда старшіе пошли одваться, подошелъ къ Шарлотт и съ видомъ полнйшаго равнодушія спросилъ ее.
— А, что Шарлотта’? вамъ удалось выпросить у Гэя позволеніе прочитать его стихи?
— Еще бы! возразила двочка, принимая важный видъ.
— Чтожъ! понравились они вамъ? для кого они написаны?
— Этого не могу сказать. Знаю, что стихи очень хорошенькіе, а кому они посвящены — не скажу. Я дала слово молчать.
— Это справедливо! замтилъ Филиппъ.— Я не смю и спрашивать.
— Да и напрасно бы спрашивать! — сказала двочка, мотнувъ головой и какъ бы ожидая, что Филиппъ на этомъ не остановится. Посл обда ему не удалось поговорить съ Лорой наедин, дядя увелъ его въ кабинетъ разсматривать планы имнія, лежащаго близъ Рэдклифа, которое мистеръ Эдмонстонъ собирался пріобрсти для Гэя. Въ обыкновенное время такого рода занятіе было бы очень интересно для Филиппа, но въ этотъ день оно было для него хуже ножа, потому что Гэй впродолженіе всего времени ходилъ взадъ и впередъ по терасс подъ окнами, вмст съ Эмми и Лорой, и до Филиппа долетали отрывки какихъ-то стиховъ.
Гэй говорилъ ихъ безподобно. Читать вслухъ онъ не умлъ, быстрота его мысли перегоняла языкъ и рчь выходила скомканная, сбитая, но, зная твердо наизусть какой нибудь отрывокъ, или стихотвореніе, Гэй произносилъ его великолпно, онъ употреблялъ на то все искусство своего гибкаго голоса и придавалъ каждому слову именно то выраженіе, которое слдовало. Казалось, что онъ переливалъ всю свою душу въ поэтическій ритмъ. Въ эту минуту онъ читалъ поэму Соути Гласона, и кузины слушали его съ наслажденіемъ. Въ девять часовъ ихъ всхъ позвали къ чаю, посл котораго Филиппъ вернулся въ Броадстонъ, мрачне чмъ когда либо. Трудно ему было нести тяжкія служебныя обязанности впродолженіи двухъ недль. Онъ долго боролся съ своимъ сердцемъ и наконецъ ршился смло обсудить свои чувства и разршить вопросъ, любитъ онъ Лору или нтъ?
Потерять ее — было бы для него горемъ немыслимымъ, но между тмъ для ея счастія онъ готовъ былъ пожертвовать самимъ собою, готовъ былъ молча отказаться отъ нея, конечно Гэю, мене чмъ кому другому, онъ решился бы доврить ея судьбу. Вроятно, она увлеклась безсознательно, думалъ Филиппъ, она не любитъ его, она только желаетъ нравиться. Если это такъ, я предостерегу ее. Съ самаго дтства я былъ ее другомъ и руководителемъ, неужели я не имю на это права?
За три дня до смотра ему удалось поймать нсколько свободныхъ часовъ и онъ отправился пшкомъ въ Гольуэль. Не ршась еще дйствовать смло, онъ все-таки намревался разспросить обо всемъ Лору и дать ей, въ случа нужды, совтъ. Проходя мимо одного забора, мили въ полутор отъ Гольуэля, Филипгіъ увидалъ молодую двушку, сидящую на древесномъ пн съ портфелемъ на колняхъ. Это была Лора, она рисовала, пока прочая семья отправилась за грибами въ близъ лежащую рощу. Лора съ радостной улыбкой поклонилась капитану и не замедлила спросить его о чемъ-то, касающемся ея красокъ. Тому было не до красокъ, онъ положительно сконфузился отъ неожиданной встрчи съ ней.
— Какъ я васъ давно не видалъ! сказалъ онъ.
— Богъ знаетъ, съ которыхъ поръ! отвчала Лора.
— Какъ мы давно не разговаривали съ вами!
— Правда, съ тхъ поръ, какъ помните, у насъ былъ снокосъ и Гэй пріхалъ. Но мы такъ суетились въ послднее время, что опомниться, право, не могли. Гэй находитъ, что мы начинаемъ дурно себя вести.
— Ага! значитъ ваши уроки нмецкаго языка, танцы, музыка далеко не такъ полезны для головы, какъ серьезныя науки, — спросилъ Филиппъ.
— Музыка? о! нтъ! съ улыбкой возразила Лора: — она мн не помха. Но позаняться серьезно я бы не прочь. Мн надобно вертться на паркет.
— Не сердитесь на мое замчаніе, Лора, я очень уважаю музыку, но не считаю ее безопаснымъ занятіемъ для женщины. По моему, она часто служитъ причиною слишкомъ тсныхъ сближеній съ людьми, на которыхъ безъ музыки вы не обратили бы вниманія.
— Конечно! разсянно отвтила Лора, выслушивая эти слова, какъ мораль.
— Лора, вотъ вы сейчасъ пожаловались, что разсянная жизнь вамъ надола. Не есть ли это доказательство, что вы созданы для высшихъ занятій, чмъ изящныя искусства, — продолжалъ Филиппъ.
— Но чтоже мн длать? Я стараюсь заниматься по утрамъ и даже ночью, — сказала Лора:— но я вдь не могу запретить всмъ своимъ веселиться. Мн этого не хотлось бы. Наши удовольствія такъ невинны. За то, никогда не проводили мы такого пріятнаго лта, какъ въ ныншнемъ году. Даже Чарльзъ чувствуетъ себя лучше, и мама стала очень покойна на счетъ его здоровья. Пусть же всмъ имъ хорошо живется, не бда, если я нсколько времени потеряю этой жизнью.
— Положимъ, удовольствія ваши очень невинны, вреда другимъ он не длаютъ, а напротивъ, можетъ быть, и пользу приносятъ, но вы то не рождены для этой праздной жизни. Лора, я одного боюсь! Не погубило бы васъ ныншнее лто, не принесло бы оно вамъ несчастія. Берегитесь, умоляю васъ, подумайте, что вы длаете!
— Что я такое длаю? спросила Лора съ выраженіемъ удивленія на лиц.— Видя, что Лора не понимаетъ его намековъ, Филиппъ собрался съ духомъ и проговорилъ:
— Я вижу, что долженъ высказаться, потому что все молчитъ: подумали ли вы, чмъ могутъ кончиться ваши отношенія къ Гэю? Эти дуэты, эти стихи, это постоянное присутствіе посторонняго человка въ вашемъ тсномъ, семейномъ кругу, куда это все приведетъ?
Лора поняла, наконецъ, въ чемъ дло и опустила голову. Филиппъ дорого бы заплатилъ за возможность заглянуть подъ широкія поля ея шляпы, скрывшей ея пылающія щеки. Волненіе душило его, но онъ медленно продолжалъ: Лора, я бы ни слова не сказалъ вамъ, но подумайте, что въ моей семь уже случилась одна исторія неудачныхъ браковъ. Мн не пережить другой. Голосъ его дрожалъ, лицо измнилось. У Лоры радостно забилось сердце при мысли, что она для него дороже, чмъ сестра Маргарита, на бракъ которой онъ намекалъ. Она посршила успокоить Филиппа.
— Не бойтесь, — сказала она: — я не прочу Гэя себ въ женихи. Увряю васъ, что и онъ обо мн не думаетъ. Она вся вспыхнула, взглянувъ на Филиппа.
— Онъ меня и сестру любитъ одинаково. Это такой еще ребенокъ, — заключила она.
— Я знаю, что дло не дошло до конца, — прервалъ ее Филиптъ, стараясь говорить спокойно.— Я только хотлъ заране васъ предупредить. Вы можете далеко зайдти, можете полюбить, сами того не замчая. Вамъ нужно быть осторожне.
— Никогда! воскликнула Лора. — Я никогда не думала о Гэ, какъ о жених. Я его очень люблю, думаю о немъ гораздо лучше, чмъ вы, но чтобы любить его больше всхъ на свт — никогда! Какъ могло это придти вамъ въ голову, Филиппъ?
— Можетъ быть, я слишкомъ строгъ къ вамъ, Лора…. И это оттого, что, потерявъ Фанни и Mapгариту, я сосредоточилъ въ васъ весь мой міръ. Милая вы моя! (въ голос его зазвучала нжность), въ силахъ ли я уступить васъ другому? Мн ли перенести вашу холодность? Жизнь моя! радость моя!… На этотъ разъ Лора не отвернулась. Поворотивъ медленно голову, она взглянула прямо на Филиппа, и слезы блеснули у нея на глазахъ.
— Не смйте говорить, что я охладла къ вамъ, — сказала она съ улыбкой.— Я не въ состояніи измниться. Если есть во мн что-нибудь хорошее, я всмъ этимъ обязана вамъ.
Лучшаго отвта онъ не могъ получить. Лицо Лоры свтилось любовью. Прочь вс сомннія! Филиппъ молча не сводилъ съ нея глазъ и, нагнувшись, тихо поцловалъ ея руку. Но въ это самое мгновеніе мысль: что я надлалъ! какъ молнія пробжала въ его голов.
— Я увлекся дальше, чмъ нужно было, — думалъ онъ:— я просто признался ей въ любви, чмъ же это кончится? Мн запретятъ съ ней видться, семья придетъ въ негодованіе. Мистеръ Эдмонстонъ возстанетъ противъ смлости нищаго офицера. Все мое вліяніе на нее, наши прежнія отношенія, все разрушится! Впрочемъ, Филиппъ былъ дотого счастливъ, что черныя мысли не могли уничтожить настоящей его радости. Онъ ршился быть только осторожне.
— Лора моя! (какъ отрадно было ей слышать это выраженіе)! ты меня съума свела отъ счастія. Мы узнали теперь другъ друга и будемъ врить нашей любви.
— Да, да! твердила молодая двушка.— Насъ ничто не заставитъ перемниться!
— Мы на вки останемся врны другъ другу. Но не лучше ли скрыть отъ другихъ наше счастіе? Не лучше ли до времени никому не передавать нашего сегодняшняго разговора. Какъ ты думаешь?
Лору очень удивили эти слова. Она вообще считала свои чувства слишкомъ священными, чтобы отдавать ихъ на судъ постороннихъ людей. Она не ожидала, что Филиппъ думалъ иначе.
— Я никогда и ни съ кмъ въ жизни не говорю о своемъ счасть! сказала она и вскочила съ мста, складывая портфель:— наши идутъ, — шепнула она.
Бдная мистриссъ Эдмонстонъ, возращаясь съ корзинкою грибовъ изъ рощи, и не подозрвала, что судьба ея дочери ршилась на этомъ мст, что ея любимый достойный племянникъ обманулъ ея довріе.
Когда мать и дти подошли ближе, Филиппъ, чтобы дать Лор время оправиться, заговорилъ съ ними о какихъ-то пустякахъ. Его начали приглашать въ Гольуэль, но онъ отказался, говоря, что ему некогда, простился съ семьей и ушелъ, нжно пожавъ руку Лоры, отчего та не выдержала и покраснла до ушей.
Возвращаясь домой, капитанъ Морвиль началъ серьезно вдумываться въ настоящее свое положеніе.
— Я признался ей въ любви — это несомннно, — разсуждалъ онъ про себя.— Мы теперь съ ней тсно связаны, а главное связаны тайно. Впрочемъ, это еще не обязываетъ меня жениться, притомъ въ настоящее время я положительно жениться не могу. Буду ждать главное, чтобы меня съ нею не разлучали. Я знаю, что ея родители откажутъ мн въ ея рук и откажутъ ради моей бдности. Зачмъ же мн и настаивать, чтобы она шла за нищаго? Лора можетъ повременить, пока мои дла устроятся. Я твердо врю, что испытанная любовь надежне, чмъ увлеченіе молодости. Теперь ужъ она не поддастся Гэю, и ее не соблазнятъ никакія преимущества его богатства и общественнаго положенія. Она останется мн врна. Одно только дурно, зачмъ мы все это тайно сдлали? Да какъ же было и дйствовать иначе? Филиппъ разсуждалъ такъ хладнокровно потому, что любовь его была очень спокойная, хотя твердая и надежная. Ему хотлось сберечь Лору для себя и совсть грызла его только въ томъ отношеніи, что онъ выбралъ не прямую дорогу, а пошелъ окольнымъ путемъ. Его точно кольнуло что-то, когда онъ встртилъ Гэя, дущаго верхомъ отъ своего учителя. Тотъ остановился и началъ толковать о приготовленіяхъ, длаемыхъ въ Броадстон, гд оні видлся съ Морицомъ де-Курси и вмст съ ними слушалъ полковую музыку.
— Хороша ли она? разсянно спросилъ Филиппъ.
— Имъ слдовало бы держать лучше тактъ! замтилъ Гэй.— Ахъ! Филиппъ, есть тамъ одинъ болванъ трубачъ, я бы его каждый день палками дулъ! И онъ скорчилъ гримасу.
Какъ иногда пустыя слова могутъ измнять ходъ мыслей.
Оркестръ былъ подъ вдніемъ Филиппа. Онъ не могъ выносить, чтобы о немъ говорили дурно, и потому возразилъ Гэю, что, по мннію многихъ, именно этотъ-то трубачъ и лучше всхъ играетъ.
Гэй расхохотался и, пожимая плечами, сказалъ:
— Ну, такъ ужъ мн придется уши зажать отъ остальныхъ. Прощайте!
— Какъ этому мальчишк надули въ уши, что у него слухъ хорошъ! подумалъ Филиппъ.— Поменьше бы онъ толковалъ о музык, хоть ради того, чтобы не напоминать о своемъ происхожденіи.

ГЛАВА IX.

Что-жъ было съ Лорой во все это время? Вокругъ нея разговаривали, смялись, но она ничего не слыхала. Ея мысли, чувства — все было поглощено сознаніемъ настоящаго счастія. Филиппъ любилъ ее, она для него дороже всхъ на свт — чего-жъ ей больше? Съ дтства привыкла она считать его своимъ первымъ другомъ и наставникомъ. Будучи двочкой, она гордилась предпочтеніемъ, оказываемымъ ей передъ прочей семьей. Теперь ей уже 18 лть, но она по прежнему была чиста и невинна, какъ ребенокъ. Романическая сторона жизни осталась совершенно ей неизвстна, она во всемъ вполн полагалась на мнніе Филиппа, въ ея глазахъ онъ былъ непогршимъ. Самая таинственность ихъ отношеній не путала Лору, она врила, что такъ должно быть, потому что онъ этого желаетъ. Мать никогда не была повренной ея дтскихъ впечатлній, болзнь Чарльза не давала возможности мистриссъ Эдмонстонъ смотрть за нравственностію и развитіемъ дочерей. У тхъ поневол жизнь складывалась иначе, чьмъ у двушекъ, неизмнно руководимыхъ материнской рукой. Он совсмъ отвыкли длиться съ нею своими радостями и горемъ. Лора была отъ природы чрезвычайно скрытна и повряла свои мысли только одному Филиппу. Она вообще не знала жизни, ей и въ голову не приходила мысль, что она обязана передать матери содержаніе своего послдняго разговора съ кузеномъ, напротивъ, она не давала даже себ труда обдумывать вопроса: прилично это или нтъ, ей казалось, что дйствія Филиппа не подлежатъ людской критик и, что если онъ предложилъ какого-бы то ни было рода планъ — она должна смло исполнить его.
Вернувшись домой, Лора убжала къ себ въ комнату, растворила окно и, усвшись на немъ, предалась сладкой мечт о своемъ счастіи.
Черезъ нсколько времени дверь тихо отворилась и Эмми едва слышными шагами подкралась къ сестр, держа въ рукахъ три розы различныхъ цвтовъ.
— Какъ, Лора? поскликнула она.— Ты еще не начинала одваться?
— А разв пора? спросила та, встрепенувшись.
— Какъ прикажешь теб отвтить? Ежели на моемъ язык цвтовъ, какъ Филиппъ его называетъ, такъ я имю честь доложить, что у насъ billes de nuit уже свернули свои колокольчики, а tigridias опустили лисгочки. Значитъ, не рано. Гд ты витаешь, въ волшебномъ мір, врно?
— Папа вернулся домой?
— Давно, и Гэй также. Гд-жъ ты сидла, если не слышала, какъ онъ и Эвелина пли вмст ирландскія псни?
— Мн было видніе, — сказала Лора, вскакивая съ окна и смясь какимъ-то неестественнымъ смхомъ.— Эмми начала помогать ей одваться и, взглянувъ пристально на сестру, спросила:— Лора, не случилось ли чего съ тобою?
— А что-жъ могло со мной случиться!
— Я почемъ знаю, можетъ быть, ты въ самомъ дл видла какого-нибудь духа. Душа моя, скажи правду, не утомилась ли ты? Что ты чувствуешь?
— Право ничего. Я думала объ одномъ нашемъ разговор съ Филиппомъ.
— Только-то! замтила Эмми и замолчала, не имя привычки вмшиваться въ отношенія сестры и кузена. Лора успокоилась и, спускаясь внизъ, мысленно ршилась строго слдить за собою въ отношеніяхъ своихъ къ Гэю. Хотя она вначал была убждена, что съ этой стороны она застрахована, но слова Филиппа, что слишкомъ тсное сближеніе съ Гэемъ можетъ быть для нея опасно, не выходили у нея изъ головы.
Гэй, между-тмъ, былъ разсянъ по уши предстоящимъ полковымъ праздникомъ въ Броадстон, тмъ боле, что онъ вздумалъ везти Чарльза на смотръ. Эта блестящая мысль пришла ему въ голову въ то время, когда онъ вмст съ Морицомъ де-Курси осматривалъ помщеніе въ палатк, гд назначался завтракъ. Бдный Чарльзъ съ давнихъ поръ не пользовался никакимъ развлеченіемъ вн дома, сколько ни пробовали его вывозить, вс поздки длали столько вреда его здоровью, что мать разъ навсегда отказалась отъ попытокъ такого рода. Но Гэй съ такимъ жаромъ доказывалъ возможность свозить его въ Броадстонъ, а Чарльзъ пришелъ въ такой восторгъ отъ его плана, что мистриссъ Эдмонстонъ, волей или неволей, принуждена была согласиться. Ее пугала мысль привезти больнаго въ шумную толпу. Она твердила, что боится повторенія исторіи съ цвточной выставкой, гд они потеряли сначала мистера Эдмонстона, затмъ свою коляску, и, наконецъ, Эмми съ Шарлоттою. Вс они отрашно перепугались, а Чарльзъ пролежалъ три дня въ постели отъ утомленія. Но ей не дали и говорить.
— Теперь Чарльзъ гораздо крпче, — твердилъ Гэй.— Я буду его вести подъ руку, самъ схожу за экипажемъ, Филиппъ съ Морицомъ не отойдутъ отъ него ни на шагъ. Если Чарльзъ устанетъ, я его самъ свезу домой, и онъ никому помхой не будетъ.
— Кром васъ, — замтила добрая мистриссъ Эдмонстонъ.
— Не безпокойтесь. Мн будетъ очень весело. Вы только положитесь на меня, — говорилъ онъ, съ нжностью заглядывая ей въ лицо:— вдь вы знаете, Чарльзу очень удобно входить и выходить изъ нашего низенькаго фаэтона.
— Я это длаю такъ же покойно, какъ будто перехожу изъ комнаты въ комнату, — прибавилъ больной.
— Править понни буду я самъ, а Уильямъ подетъ рядомъ съ нами верхомъ, чтобы въ случа нужды держать нашу лошадь подъ уздцы. Палатка около самой дороги, тамъ Чарльзъ можетъ спросить себ позавтракать, когда устанетъ глядть на смотръ. Я нарочно вымрилъ шагами разстояніе, отдляющее палатку отъ дороги. Это не дальше, какъ отъ нашихъ садовыхъ воротъ до вишень.
— Ну, это для меня пусгяки! сказалъ Чарльзъ.
— Уильямъ будетъ все время сторожить нашъ экипажъ и подастъ его, когда вы захотите. Не мшая никому, мы себ преспокойно удемъ домой.
— А какъ же полковой обдъ-то? спросила мистриссъ Эдмонстонъ.— вдь вы приглашены въ немъ участвовать.
— О! этотъ обдъ тоска, — возразилъ Чарльзъ.— Онъ, я думаю, самъ будетъ радъ, если избавится отъ него.
— Еще бы! воскликнулъ Гэй. — въ тысячу разъ лучше спокойно пообдать дома.
Мистриссъ Эдмонстонъ молчала, она вполн довряла Гэю, но совстилась одного, что больной сынъ ея можетъ обременить услужливаго молодаго человка. Она передала все это мужу, который, какъ извстію, не имлъ своего мннія. Тотъ успокоилъ ее тмъ, что отказать Гэю и Чарльзу было бы во сто разъ хуже. Это значило бы испортить для нихъ весь день. Лора съ своей стороны радовалась, что Гэю теперь положительно было не до нея.
Въ среду вечеромъ вопросъ о погод свелъ всхъ съ ума, только Лора съ матерью оставались спокойны. Дло возникло важное, небо грозило дождемъ. Облака, барометръ, полетъ ласточекъ, красивыя полосы на горизонт, кругъ около мсяца — все обсуждалось, разсматривалось. Спору и крикамъ не было конца. Наконецъ Гэй громко расхохотался и извинился передъ мистриссъ Эдмонстонъ въ томъ, что они ей надоли.
— Будь, что будетъ, но я сегодня ни слова больше не произнесу о погод, — сказалъ онъ: — я и то цлый день не могъ приняться ни за что: такъ все изъ рукъ и валится.— Не сегодня только, а скоре цлую недлю не было ему времени серьезно заниматься. Съ тхъ поръ, какъ лэди Эвелина пріхала гостить въ Гольуэль, конца удовольствіямъ не было. Прогулки по горамъ, пикники, танцы, на которые иногда приглашались и миссъ Гарперъ, все это ежедневно смнялось одно другимъ. Эмми, Эвелина и Гэй прыгали цлый день, фортепіано служило имъ только для полекъ и вальсовъ, а иногда раздавались на немъ звуки джига (jig) ирландскаго танца, который былъ въ глазахъ мистера Эдмонстона совершенствомъ. Все утро до обда проходило въ прогулкахъ, катаніи, пніи или планахъ о какомъ-нибудь удовольствіи для вечера. Лора не участвовала съ нкоторыхъ поръ ни въ чемъ, и Эмми чувствовала маленькое угрызеніе совсти, сознавая, что сестра далеко прилежне и серьезне ея. Эвелина говорила тоже самое, но она гостила у нихъ и потому считала себя вправ полниться. Мистеръ Лазсель не разъ намекалъ Гэю, когда тотъ жаловался, что не успваетъ работать столько, сколько бы нужно было.
— Странно предполагать, — говорилъ смясь его наставникъ:— чтобы вы успвали сдлать что-нибудь дльное, когда у васъ цлое лто проходитъ въ балахъ, да развлеченіяхъ. Такъ не готовятся къ Оксфорду.
Утромъ, въ четвергъ, погода была великолпная, ночью гроза освжила воздухъ и на неб не было ни одного облачка. Въ большую карету услись: мистеръ и мистриссъ Эдмонстонъ, лэди Эвелина, Лора съ Эмми и Шарлоттою. Гэй осторожно усадилъ Чарльза въ низенькій фаэтонъ, уложивъ напередъ все необходимое для больнаго. Онъ съ торжествомъ хлопнулъ бичемъ и, сіяя весь отъ радости и счастія, покатилъ по дорог въ Броадстонъ. Все шло отлично. Чарльзъ радовался, какъ дитя. Дорога пестрая, шумная толпа людей — все казалось новостью для бднаго больнаго, вчно замкнутаго въ четырехъ стнахъ. Въ фаэтон раздавались безпрестанно шутки и смхъ. Мать то и дло выглядывала изъ кареты и каждый разъ встрчала оживленное лицо своего баловня-сына, который сидлъ прямо, и, повидимому, вовсе не ощущалъ утомленія отъ дороги. Какъ счастливъ былъ Чарльзъ въ это утро! Онъ съ улыбкой раскланивался съ знакомыми, острилъ и смялся съ докторомъ Мэйрнъ, трунилъ надъ Филиппомъ, перекидывался взглядами съ матерью и сестрами, хохоталъ надъ гримасами, которыя выдлывалъ Гэй, слушая своего врага-трубача. Онъ совершенно ожилъ, началъ ходить по зал (чего давно не длалъ), взбирался по лстниц, самъ того не замчая, просидлъ за столомъ впродолженіе всего завтрака, разговаривалъ со всми и тогда только почувствовалъ слдствіе неумреннаго напряженія силъ, когда они собрались домой обдать и готовиться къ балу. Гэй уложилъ, а не посадилъ его въ экипажъ, бережно привезъ домой, на рукахъ внесъ его по лстниц и положилъ на диванъ въ любимой комнат — уборной Гольуэля. Чарльзъ не могъ пошевелиться отъ усталости. Мать заране была уврена, что поздка добромъ не кончится, но, видя, что больной, вообще, чувствуетъ себя хорошо, она нашла нужнымъ дать ему время успокоиться, оставила его одного, а сама съ дтьми и съ лэди Эвелиной сла за столъ. Мужъ ея, по просьб полковыхъ офицеровъ, остался обдать въ Броадстон. Посл обда, дамы пошли мнять туалетъ къ вечеру. Эмми опоздала немного, карета стояла уже у крыльца, когда она вошла въ гостиную. Лора и Эвелина связывали себ букеты, а Гэй, усвшись за рояль, наигрывалъ не кузнеца-музыканта по обыкновенію, а какую-то арію. — Готова ли мама? спросила Лора.
— Почти, — отвчала Эмми: — но мн жаль, что она детъ. Ей очень тяжело оставлять Чарльза.
— Надюсь, что она не ради меня собирается на балъ? замтила Эвелина.
— О нтъ! возразила Лора.— Она должна хать. Папа будетъ очень безпокоиться, если она останется дома. При томъ же Чэрльзъ хорошо себя чувствуетъ.
— Да она не боится за него, — сказала Эмми.— Но вдь вы знаете, какъ она мнительна на счетъ брата. У него такое волненіе въ крови, что онъ заснуть не можетъ.
— Намъ нужно какъ можно раньше вернуться домой, Эва, — замтила Лора, вспомнивъ, какъ она задержала всю семью на послднемъ бал, своей кадрилью съ Гэемъ.
— Нельзя ли мн помочь чмъ-нибудь Чарльзу? спросилъ Гэй, переставъ играть. — Я не собираюсь на балъ.
— На балъ не собираетесь? воскликнули въ недоумніи вс три молодыя двушки.
— Онъ шутитъ! возразила Эвелина. — Однако, нтъ! продолжала она, подходя къ нему ближе. — Онъ еще не одтъ! Ну, это ни на что не похоже! Вдь мы, по вашей милости, опоздаемъ! Смотрите, я натравлю на васъ Морица!
— Право, я не шучу! улыбаясь отвчалъ Гэй.
— Вы должны хать. Это будетъ неприлично съ вашей стороны! серьезно сказала Лора.
— Что, вы устали? больны? нриставала Эмми.
— Благодарю, я совсмъ здоровъ, а хать все-таки не поду.
Лора вдругъ вспомнила, что ей вовсе не слдовало бы настаивать, чтобы онъ халъ, и она предоставила сестр убждать упрямца.
— И мана и Чарльзъ будутъ очень недовольны, если вы ради брата останетесь дома, сказала Эмми.
— Я вовсе не ради его остаюсь, Эмми, увряю васъ. Я совсмъ не собирался на балъ! Я пришелъ къ убжденію, что мн хать не слдуетъ.
— А — а! вы врно считаете балы — вредными вообще?
— Совсмъ нтъ, но они не годятся для такой пустой головы, какъ моя. Я по милости ихъ совсмъ одурлъ эту недлю и учиться попрежнему не могу.
— Если вы считаете своимъ долгомъ отказаться отъ удовольствія, длать нечего, — грустно проговорила Эмми.— Но мн очень жаль!…
— Благодарю васъ за сожалніе! замтилъ Гэй, — думая, что Эмми чувствуетъ къ нему простое состраданіе (а между тмъ молодая двушка горевала лично о себ).— Мн это принесетъ большую пользу. Я завтра преспокойно займусь греческимъ языкомъ, и вы мн разскажете о бал.
— А какъ вамъ хотлось потанцовать! сказала Эмми. — Однако, что же я васъ соблазняю, вы врно ужъ ршились остаться.
— Нтъ, онъ врно хочетъ, чтобы мы его упрашивали, Эмми, — съ негодованіемъ возразила Эвелина.— Ахъ, какой несносный! Слушайте, сэръ Гэй, если мы, по милости вашей, опоздаемъ, не дерзайте и подходить ангажировать меня.
— Я все это время буду танцовать кадриль съ Андромахой, смясь сказалъ Гэй.
— Да полноте, не говорите вздору! Ступайте сейчасъ одваться. Какъ это у васъ достаетъ духу стоять здсь, когда карета у крыльца.
— Я буду имть честь посадить всхъ васъ въ карету, когда вы будете готовы, почтительно разкланявшись, произнесъ Гэй,
— Лора, Эмми, слышите! неужели онъ правду говоритъ! въ отчаяніи восклицала лэди Эвелина.
— Кажется, онъ не шутитъ! замтила грустя Эмми. Эвелина упала на диванъ, длая видъ, что ей дурно.
— О! о! стонала она:— уведите его. Я не могу видть! Я умираю! Вс мои хлопоты пропади даромъ.
— Очень жаль! смясь возразилъ Гэй.
— Что-жъ сказать Морицу? спросила она, вскакивая съ дивана.
— Передайте ему, что его первый трубачъ такъ меня разстроилъ, что могли бы быть грустныя послдствія, если бы я пріхалъ сегодня на балъ.
— Дти, я васъ, кажется, очень задержала, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ, входя въ комнату.— Но видно вамъ не было скучно, я не слыхала: ‘Кузнеца-музыканта’.
— Папа врно тревожится, что мы не демъ.
— Мама! Гэй не хочетъ хать съ нами! вскриіала Эмми.
— Гэй? … Что это значитъ?
— Ничего, увряю васъ. Просто не хочется.
— Нтъ, это невозможно. Вы должны непремнно хать.
— Неужели? Пожалуйста, не заставляйте меня хать, мистриссъ Эдмонстонъ, — умолялъ ее Гэй.
— Эмми, который часъ? половина одиннадцатаго! Боже мой! мы папа ршительно напугаемъ! сколько вамъ нужно времени, чтобы одться, Гэй?
— Не мене часу, съ улыбкой сказалъ онъ.
— Пустяки! Жаль, что поздно. Я настояла бы, чтобы вы хали. Теперь ужъ длать нечего, нельзя же моего мужа заставлять дожидаться такъ долго. Лора! Лора! Ну, что мн длать?
— Позвольте мн пойдти къ Чарльзу. Я почитаю ему вслухъ и, можетъ быть, онъ заснетъ, — сказалъ Гэй.
— Спасибо вамъ, только не разговаривайте съ нимъ, онъ опять придетъ въ волненіе. Почитайте ему, если хотите. Но каково мн-то будетъ разсказывать тмъ, кто о васъ спроситъ, что я оставила васъ сидлкой у больнаго сына!
— Я совсмъ не ради его остаюсь, — возразилъ Гэй.— Я вижу, что я очень глупъ, вотъ почему и не ду.
— Отлично, сэръ Гэй, очень рада, что вы, наконецъ, сказали правду, — воскликнула Эвелина, спускаясь съ ступени крыльца, чтобы ссть въ экипажъ.
— А что-жъ? я самъ это хорошо знаю, — продолжалъ онъ, усаживая ее въ карету. — Прощайте, лэди Эвелина! приберегите для меня кадриль, когда я буду умне.
Гэй усадилъ всхъ дамъ въ карету, хлопнуя дверцою и исчезъ. Мистриссъ Эдмонстонъ не выдержала. Опрокинувшись на спинку кареты, она въ отчаяніи вскричала:
— Нтъ! это ужъ слишкомъ.
— Какъ будетъ всмъ досадно! замтила Лора.
— А намъ-то какъ неловко! прибавила Эмми.
— Я отрекаюсь отъ него, — объявила Эвелина. — Онъ обманулъ вс мои ожиданія!
— Если бы не папа, я была бы въ состояніи вернуться и заставить его хать, — восклицала бдная мистриссъ Эдмонстонъ. — Вдь изъ этого цлая исторія выйдетъ. Зачмъ я согласилась!
— Впрочемъ, ему не надо вбивать въ голову, что имъ въ обществ такъ дорожатъ, — сказала Лора, — Желала бы я знать, что за причина такой фантазіи. Я не поврю, будто свтскія развлеченія мшаютъ ему заниматься.
— Ужъ если онъ мало занимаетси, — вскричала Эвелина:— то что-жъ сказать о всхъ насъ? Намъ, значигъ, слдуетъ запереться и уткнуть носъ въ книги.
— Видно, что такъ, — сказала Эмми.— Для меня, по крайней мр, весь вечеръ испорченъ, меня будетъ все совсть мучить, зачмъ я пріхала.
— Мн очень досадно за него, — замтила мать:— хоть я и сознаюсь, что онъ принесъ огромную жертву.
— Сколько плановъ мы строили, говоря о сегодняшнемъ бал, — жалобнымъ тономъ продолжала Эмми:— и теперь все рушилось. Да, эта жертва дорого ему стоитъ, я уврена.
— Если бы онъ не былъ еще мальчикъ, я бы подозрвала, что тутъ кроется ссора влюбленныхъ, — замтила Эвелина.— Не смотря на это, я считаю, что во всемъ Лора виновата. На нашемъ бал она танцовала съ нимъ всего одинъ разъ, а дома, всю эту недлю не отходила отъ рояля, какъ бы желая затмить своей игрой игру Гэя.
Лора вспыхнула и рада была, что никто этого не видитъ. Матери ея вообще не нравились намеки Эвелины.
— Хорошо, если бы все это осталось между нами, — сказала она:— а то я боюсь, найдутся люди, которые перетолкуютъ выходки Гэя ио своему.
— Я рада, что хоть Чарльзъ тутъ, но крайней мр, въ выгод, — добавила Эмми.
— Только бы они тамъ не слишкомъ много разговаривали, — замтила мать. — Чарльза ничмъ не удержишь, опять взволнуется и не будетъ спать ночью.
Бдная мистриссъ Эдмонстонъ! каково ей было выдержать спокойно взрывъ негодованія мужа, когда она пріхала на балъ.
— Отчего Гэя нтъ съ вами? спросилъ онъ съ изумленіемъ.
— Онъ объявилъ намъ, что ему нельзя быть ceгодня на бал, — отвчала мистриссъ Эдмонстонъ:— а причины не объяснилъ.
— Это ни на что не похоже! съ едва сдерживаемымъ негодованіемъ заговорилъ ея мужъ:— ОФицеры и безъ того обижены, что онъ не остался обдать, а тутъ онъ вотъ еще что выкинулъ. Давай мн 50 ф., я бы не согласился его оставить дома. Зачмъ ты не настояла? Это все твой баловникъ Чарльзъ виноватъ. Ты бы могла хоть до полуночи подождать, а все-таки привезти его съ собою.
Мистеръ Эдмонстонъ наговорилъ ей еще много непріятнаго, какъ человкъ вспыльчивый, онъ иногда забывался, но кроткая жена спокойно выслушала всю его нотацію, и какъ ей ни трудно было, но она вошла въ гостиную съ улыбкою на губахъ. Передъ прочими гостями, а главное передъ хозяйкой бала, полковницей Дэнъ, она извинилась тмъ, что Гэй очень устаетъ отъ частыхъ баловъ, т удовольствовались ея отвтомъ, но Морицъ пришелъ въ ярость отъ невниманія къ нимъ Гэя, а Филиппъ, услыхавъ, что Гэю не хотлось пріхать, не сдлалъ ни одного замчанія.
Лора тревожно слдила за нимъ. Они не встрчались посл послдняго разговора, и молодая двушка съ безотчетной гордостью любовалась на странную, благородную фигуру Филиппа, какъ бы сознавая, что онъ принадлежитъ теперь ей. Но между тмъ прежнее спокойное чувсгво дружбы къ нему замнилось волненіемъ. Звукъ его голоса заставлялъ какъ-то особенно биться ея сердце, отъ одного взгляда его она вздрагивала и дотого была взволнована, что обрадовалась, когда Морицъ пришелъ пригласить ее на первую кадриль. Филиппъ заране подошелъ къ лэди Эвелин для того именно, чтобъ не обратить вниманія другихъ на излишнюю его поспшность танцовать съ кузиной. Притомъ ему хотлось доказать Лор, что онъ не иметъ никакой особенной антипатіи къ ирландской барышн. Эвелина была въ восторг отъ своего кавалера и дала себ слово вести себя, какъ слдуетъ.
Первый танецъ была полька, говорить много ей нельзя было, можетъ быть, и къ лучшему. Но въ промежуткахъ между турами польки, она не преминула восхититься маневрами, завтракомъ, говоря о Чарльз, она не острила и вообще держала себя очень прилично. Филиппъ благосклонно съ ней любезничалъ.
— Не могу удержаться, чтобы не осудить вашего кузена, — сказала Эвелина, длаясь все смле и смле.— Что это за чудакъ, вчно выкинетъ какой-нибудь ожиданный фарсъ!
— Да, онъ намъ удружилъ сегодня, — замтилъ Филиппъ.
— Его отказъ поразилъ насъ, какъ громомъ. Я до послдней минуты думала, что онъ шутитъ, зная его любовь къ танцамъ, мн въ голову не могло придти, чтобы онъ въ самую минуту отъзда, ни съ того, ни съ сего вдругъ отказался бы отъ бала.
— Онъ, кажется, любитъ длать сюрпризы другимъ?
— Я такъ и Лор говорила, зачмъ она его поддразнивала, — смясь продолжала болтливая лэди.— Въ послднее время она вчно сидла съ книгами и отдалилась отъ насъ. Я убждена, что она задла его самолюбіе. Вотъ и причина, почему онъ остался дома. Не правда ли, капитанъ Морвиль?
Тотъ мысленно давно съ ней согласился, но промолчалъ.
— Какая сегодня Лора хорошенькая, — тарантила лэди Эвелина. Она просто царица бала. (Эвелина замтила, что Филиппъ доволенъ, и продолжала). По моему, она сегодня еще лучше одта, чмъ была у насъ. Эти венеціанскія булавки на голов идуть очень къ ея строгому типу. Она ршительно красиве всхъ, къ тому же и держитъ себя превосходно.
— Это правда! коротко отвчалъ Филиппъ.
— Посмотрите, съ какой гордостью Морицъ ведеть ее подъ руку. Бдный! Вдь онъ до зарзу влюбленъ въ нее.
— Это и замтно по его меланхолической физіономіи.
Эвелина громко разсмялась.
— А — а, такъ по вашему, влюбленные должны быть непремнно грустны? сказала она. Это мы будемъ знать. Но я шучу, гд-жъ Морицу жениться на Лор, они далеко не пара. Онъ, я думаю, даже коротко Лоры и не знаетъ.
Филиппъ сдлалъ съ своей дамой два тура по зал прежде нежели посадилъ ее на мсто, по окончаніи польки. Эвелина таяла отъ счастія.
Затмъ началась кадриль, и Филиппъ ангажировалъ Лору, во время перехода черезъ залу онъ тихо спросилъ ее.
— Лора, не слишкомъ ли ты ужъ постаралась?
— Я тутъ не причемъ, отвчала она, вся вспыхнувъ.
— А отчего жъ онъ вздумалъ выкинуть эту штуку?
— Да вдь онъ самъ не разъ говорилъ, что чувствуетъ, какъ вредно на него дйствуетъ разсянная жизнь. Ну вотъ, онъ и началъ себя перевоспитывать.
— Какъ глупо, неестественно, невроятно! Это повтореніе исторіи съ лошадью. Это просто прихоть, капризъ. Я убжденъ, что перемна твоего обращенія съ нимъ, безсознательная съ твоей стороны, конечно, что это перемна единственная причина его выходки. Къ чему это онъ возился съ Чарльзомъ, а васъ всхъ оставилъ на рукахъ дяди, среди давки и толпы.
— Да, намъ онъ былъ вовсе не такъ нуженъ, какъ Чарльзу.
— Все это подтверждаетъ истину моихъ предостереженій. Дйствуй Бога ради такъ, чтобы не оскорблять его самолюбія и не вызывать его на борьбу. Если твоя внезапная холодность задла его такъ много, значитъ, я не ошибся, я предостерегъ тебя во время, посл было бы уже поздно.
— Боже мой! если бы я все это знала!
— Да, ты дйствовала чистосердечно, а другіе это подмтили, то есть другая, хотлъ я сказать.
— Врно теб Эвелина что нибудь наболтала. Право, я ничмъ не измнила своего поведенія въ отношеніи къ нему, я сидла больше на верху, вотъ и все, да сегодня, не очень настаивала, чтобы онъ халъ на балъ, а больше я ничего не сдлала.
— Вотъ тутъ-то и кроется вся суть. Онъ ждалъ, чтобы ты его упрашивала, и ты отлично поступила, что не польстила его самолюбію.
— Въ самомъ дл? Я вовсе объ этомъ и не думала.
— Женскій инстинктъ лучшій руководителъ, Лора. Вы женщины дйствуете часто безошибочно, сами не сознавая почему. Однако пойдемъ, нужно играть свою роль въ комедіи сегодняшняго праздника.
Въ этотъ вечеръ Лора противъ воли увряла себя, что Гэй въ нее влюбленъ, и, подумавъ нсколько, сказала Филиппу.— Что ты скажешь на счетъ предполагаемой поздки въ Ирландію папа со мной?
— Ты собираешься въ Ирландію? спросилъ онъ съ удивленіемъ.
— Да. Съ тхъ поръ, какъ Чарльзъ заболлъ, никто изъ насъ, кром папа, не здилъ къ бабушк. У насъ въ дом начали поговаривать, что не мшало-бы ему взять меня съ собой на ныншнее лто.
— Я слышалъ, что онъ собирается туда, но не ране, какъ по окончаніи служебнаго ваката.
— Да, онъ прежде такъ думалъ. Но къ концу октября ему необходимо нужно быть дома и потому онъ хочетъ хать въ август мсяц.
— А Гэя куда же денутъ?
— Онъ будетъ жить въ Гольуэл. Ему необходимо нужно быть подл Чарльза во время отсутствія отца. Когда я услыхала, что папа беретъ меня съ собой въ Ирландію, мн стало очень грустно. Но теперь я вижу, что мой отъздъ принесетъ большую пользу. Это будетъ маленькій разрывъ съ Гэемъ. Разлука — дло великое, посл, наши отношенія могутъ совсмъ измниться.
— Дльно сказано, Лора. Это отличная вещь, хотя мн не легко будетъ оставаться безъ тебя, но что жъ длать? Впрочемъ, когда ты и вернешься, то мн все таки нельзя будетъ измнить моихъ отношеній съ тобой до поры, до времени.
— Ахъ! правда! сказала со вздохомъ Лора.
— Но не будемъ думать о себ. Спасемъ бднаго Гэя, надо сдлать разрывъ, какъ ты выразилась. Мы избавимъ его отъ большаго горя,
— Я думаю, Филиппъ, что папа будетъ совтоваться съ тобой насчетъ своей поздки. Его пугаетъ одно: можно ли оставлять такъ долго Гэя безъ мужскаго надзора. Если ты найдешь это возможнымъ, онъ немедленно соберется въ дорогу.
— Да что жъ тутъ опаснаго для Гэя? Соблазнаго для него въ Гольуэл будетъ мало, самъ онъ честный малый, притомъ я живу недалеко. Обдумавъ серьезно вс обстоятельства, я могу смло сказать, Лора, что, забывъ о своемъ счастіи, я бы посовтовалъ твоему отцу хать теперь же, а тебя взять съ собою.
Впродолженіи цлаго вечера Филиппъ посвятилъ себя обществу, и Лора, слдя за нимъ глазами, не могла отдлаться отъ непріятнаго чувства ревности, видя, какъ онъ любезенъ со всми дамами, хотя внутренно она сознавала, что излишнее его вниманіе къ ней обратило бы общее вниманіе. Окруженная сама толпою кавалеровъ, она мысленно досадовала, зачмъ ей мшаютъ смотрть на Филиппа, мшаютъ слушать его голосъ, понимать издали, что онъ говоритъ съ другими. При малйшемъ взгляд его она краснла и конфузилась еще боле, видя, что это непріятно Филиппу. Отъ отъ времени до времени онъ выразительно посматривалъ въ ея сторону, какъ бы напоминая объ осторожности.
Молодой Торндаль въ это время, помня заповдь своего Ментора, по возможности держался вдали отъ лэди Эвелины, но онъ съ трудомъ могъ оторвать глаза отъ нея. Филиппъ подметилъ это и радовался, что довелъ его до возможности бороться съ чувствомъ. Торндаль, правда, пригласилъ одинъ разъ Эвелину танцовать, но, получивъ отказъ, не подходилъ уже боле, а танцовалъ больше съ ея кузиной, Эмми Эдмонстонь.
Та веселилась по своему, но этотъ балъ далеко ей такъ не нравился, какъ балъ у Килькорановъ. Ей что-то совстно было кружиться на паркет, когда бдный Гэй, гораздо боле трудолюбивый, чмъ она, сидлъ дома. Она улыбалась, по обыкновенію танцовала съ большимъ одушевленіемъ, но осталась очень довольна, когда мать ея послала Морица узнать, тутъ ли карета.
Филиппъ вмст съ прочими кавалерами вышелъ въ переднюю провожать ихъ. Надвая шаль на плечи Лоры, онъ вполголоса шепнулъ ей: берегись, будь осторожна и умй владть собою!
Лора вспыхнула, взглянула на Филиппа очень спокойно, и проговорила что то совершенно равнодушнымъ тономъ — наставленіе его уже подйствовало. Его слова были для нея закономъ. Она любила его безгранично, наружная холодность Филиппа еще боле притягивала ее къ нему. Она всю дорогу домой думала о томъ, какое счастіе быть имъ любимымъ. Мистриссъ Эдмонстонъ тотчасъ по прізд заглянула въ комнату больнаго Чарльза.
— Онъ спитъ спокойно! сказала она дочерямъ:— намъ тревожиться нечего. Вс он простились и разошлись спать.

ГЛАВА X.

На слдующее утро, за завтракомъ, оказалось, что Чарльзъ чувствуеть себя очень хорошо посл вчерашняго путешествія.
— Я легъ спать во время, — говорилъ онъ:— убаюканный какими-то стихами, которые Гэй читалъ мн вслухъ. Вообще больной былъ очень оживленъ и разсказывалъ свои впечатлнія съ большимъ юморомъ.
Видя, какъ бережно обращался Гэй съ ея милымъ Чарльзомъ, и какъ онъ съумлъ выполнить данное ей слово, мистриссъ Эдмонстонъ не имла духу бранить его за вчерашній капризъ, мужъ ея, который уже сорвалъ свое сердце на ней, также не зналъ, какъ придраться къ молодому преступнику. Словомъ, когда Гэй шумно вбжалъ въ столовую съ волосами, еще совсмъ мокрыми отъ купанья, и мистеръ Эдмонстонъ отвсилъ ему церемонный поклонъ, сейчасъ можно было догадаться, что объ неудовольствіи и рчи не будетъ.
— Добраго утра, сэръ Гэй Морвиль! торжественно произнесъ хозяинъ дома. Что-то вы скажете намъ о себ?
— Положительно ничего! смясь отвчалъ Гэй и началъ усаживаться рядомъ съ мистриссъ Эдмонстонъ. Скажите лучше, сэръ, не устали ли вы посл вчерашнихъ хлопотъ? спросилъ онъ въ свою очередь.
— Покорнйше благодарю за вниманіе, я не усталъ.
— И отлично! Эмми, продолжалъ Гэй: — не знаете ли вы, какъ зовутъ это растеніе? Онъ подалъ ей красивый блый цвтокъ съ ярко-пурпуровой серединой.
— Ахъ! да вдь это остролистникъ, вскричала Эмми. Что за прелесть! Гд вы его достали? Я не знала, что онъ ростетъ въ нашей рк.
— Тамъ, на поворот рки, пропасть такихъ цвтовъ въ тростник. Мн они давно бросались въ глаза.
— Какой яркій цвтъ! Я его срисую непремино.
— А для васъ, Шарлотта, Буянъ нашелъ выводокъ болотной курочки, замтилъ Гэй.
— Неужели? вскричала двочка. Можно мн туда добраться, чтобы посмотрть птичекъ?
— Тамъ вязкое болото, но я наклалъ большихъ камней и могу перенести васъ на рукахъ черезъ то мсто, гд будетъ мокро. Вотъ отъ чего я и опоздалъ къ завтраку, въ чемъ искренно прошу извиненія, заключилъ онъ съ улыбкой, кланяясь мистриссъ Эдмонстонъ.
Гэй былъ вовсе не похожъ на оскорбленнаго поклонника или на жертву несчастной любви. Его глаза искрились веселіемъ, а лицо дышало свжестію.
— Не вы одни опоздали, отвчала хозяйка дома, взглянувъ на незанятый стулъ лэди Эвелины.
— Разв вы только въ этомъ и чувствуете себя виноватымъ? возразилъ мистеръ Эдмонстонъ. Подумайте хорошенько, мн сдается, что у васъ на совсти лежитъ гораздо большее преступленіе.
— Простите, виноватъ! произнесъ Гэй съ такой кротостью въ голос, что добрый мистеръ Эдмонстонъ въ одно мгновеніе былъ обезоруженъ.
— Впрочемъ, это дло до меня не касается! воскликнулъ онъ торопливо. Мн самому приходится просить у васъ прощенія за хлопоты, которыя вамъ надлалъ Чарльзъ. Но я говорю о васъ самихъ. Каково-то вамъ будетъ показаться въ Броадстонъ?
— А что такое? испуганно спросилъ Гэй, но сейчасъ же засмялся поправился. Ахъ! Неужели броадстонскіе жители въ отчаяніи, что меня не видали? добавилъ онъ шутливо.
— Да-съ. А мы совершенно измучились, отвчая на ихъ разспросы: гд сэръ Гэй? что нимъ случилось? Отчего его нтъ?
— Это ужасно! продолжалъ Гэй, смясь и воображая, что опекунъ съ нимъ шутитъ. Лэди Эвелина! воскликнулъ онъ, вскакивая со стула при вход ея:— здравствуйте! Вы какъ разъ пожаловали кстати, раскажите хоть вы мн что нибудь о бал. Вс эти господа хранятъ глубокое молчаніе на счетъ его.
— Вы не стоите, чтобы вамъ о томъ разсказывали, надменно отвчала Эва. Неужели васъ совсть не мучаетъ?
— Будетъ мучить, увряю васъ, если вы мн подробно его опишете.
— Я вамъ ни слова о немъ не скажу. Я вамъ въ тюрьму отправлю. Морицъ и вс офицеры говорятъ тоже самое, что я, — заключила молодая лэди, принимая видъ оскорбленной королевы.
— Слушайте! Слушайте! Эвелина осуждаетъ кого-то на тюремное заключеніе! закричалъ Чарльзъ.
— Погодите только, увидите, что офицеры вамъ скажутъ! горячилась она.
— Эге! и когда жъ меня поведутъ въ тюрьму? спросилъ Гэй.
— О Падди! Падди! {Онъ этимъ прозвищемъ намекалъ на ирландское происхожденіе Эвелины, которая, какъ вс ея соотечественницы, не могла ничего разсказывать, безъ того, чтобы не преувеличить.} воскликнулъ Чарльзъ, и все общество покатилось со смху.
— А Лора, кажется, серьезно поврила, что Гэя посадятъ въ тюрьму, замтилъ Чарльзъ, когда вс успокоились. Посмотрите, какая она мрачная. Это плохой знакъ!
— Полно, Чарльзъ! торопливо возразила Лора, досадуя, что ея серьезное выраженіе лица было замчено. Она вся вспыхнула и сконфузилась еще боле.
— Ну, Лора, разскажите хоть вы, кто были ваши кавалеры? началъ приставать къ ней Гэй.
— Вотъ досада-то! подумала она. Чего тутъ проще отвтить, а мои глупыя щеки такъ и горятъ, онъ пожалуй вообразитъ, что я красню, потому что онъ со мною заговорилъ. Кто были мои кавалеры? повторила она громко. Сначала Морицъ, потомъ Филиппъ.
Странно показалось Эвелин и Эмми, что она назвала только двоихъ. Въ этотъ день только и было толку, что о бал.
Гэю пришло только на слдующее утро расплачиваться въ Броадстон за преступленіе свое передъ тамошнимъ обществомъ. Вернувшись домой, онъ нашелъ гостиную, полную дамъ. Мистриссъ Эдмонстонъ сейчасъ ,ке замтила по выраженію его наморщеннаго лба, дрожащихъ губъ и легкаго заиканія, что онъ встревоженъ и хочетъ поговорить съ нею. Съ трудомъ отдлалась она отъ мистриссъ Броанлау, но не успла дверь за нею затвориться, какъ прибшолъ мужъ съ письмомъ, требуя, чтобы она прочла его и потолковала съ нимъ. Гэй ушелъ, не желая имъ мшать, и началъ бгать взадъ и впередъ по террас. Въ это время Эмми возвращалась съ поля и подошла къ калитк сада, онъ кинулся отпирать ее.
— Что съ вами? спросила она, взглянувъ на его лицо.
— Ничего особеннаго! я жду вашу маменьку. Я попалъ въ бду, вотъ и все.
— Неужели? Какъ мн васъ жаль! сказала она кротко и, боясь показаться любопытной, не стала боле разспрашивать его, но молча направилась къ дому.
— Не жалйте меня! заговорилъ Гэй. Я самъ во всемъ виноватъ, хотя, по правд сказать, не вполн понимаю, въ чемъ именно состоитъ моя вина. Это все тотъ балъ. Ну, могло ли мн придти въ голову, чтобы въ обществ стали интересоваться, пріду я или нтъ?
— Мы очень чувствовали ваше отсутствіе, увряю васъ! сказала Эмми.
— Объ васъ говорить нечего, вы меня любите, какъ родные. А другимъ-то, что за дло до меня? Теперь оказывается, что я оскорбилъ всхъ и каждаго.
— Ну, такъ и есть, замтила Эмми:— мама не даромъ боялась, чтобы изъ этого не вышло непріятности,
— Слдовало бы мн тогда хать съ нею! Пришло же мн въ голову перевоспитывать себя въ этотъ вечеръ! Вдь воображалъ, что долгъ свой исполню, а теперь вижу, что везд виноватъ самъ.
— Что же такое случилось? спросила Эмми, повернувшись къ нему лицомъ. Она ужъ стояла на порог дома.
— Какъ что? Я въ Броадстон встртилъ перваго мистера Гордонъ. Онъ, какъ вашъ отецъ, говоритъ все шутками, я иначе его словъ и не понялъ. Такъ, напримръ, онъ объявилъ, что на меня дотого вс бсятся, что онъ удивляется, какъ я дерзнулъ показаться въ город. Я отправился къ Лазселю, гд засталъ доктора Мэйрнъ.
— Мы васъ ждали къ обду, сказалъ онъ мн:— а вы, какъ а слышалъ, и на балъ не удостоили явиться? Я ему разсказалъ, въ чемъ дло, онъ остался очень доволенъ и посовтовалъ мн пойдти съ объясненіемъ къ полковнику Дэну. Я конечно его послушался, иду туда, встрчаю у крыльца Морица де Курси. — Аа-а! Морвиль! это вы? крикнулъ онъ, увидавъ меня. А я думалъ, что вы сляжете мсяца на полтора, подъ предлогомъ горячки. Какъ товарищъ, совтую вамъ, отправляйтесь скоре домой и скажитесь больнымъ: другаго извиненія вамъ нельзя придумать. Знаете ли вы, что въ эту минуту я считаюсь измнникомъ, потому что разговариваю съ вами! Каково, Эмми? Я было присталъ къ нему, требуя объясненія этихъ словъ, но вдь это такая взбалмошная голова, что съ ней ничего не подлаешь. Торндаль, встртившись со мной, поклонился очень сухо и сейчасъ же перешелъ на другую сторону улицы — ясное доказательство, что и Филиппъ тоже бы сдлалъ. Я немедленно отправился къ капитану, чтобы отъ него узнать порядкомъ, что все это значитъ.
— Что жъ? были вы у него? спросила Эмми, слушавшая разсказъ Гэя съ большимъ участіемъ. Она невольно улыбалась юмористическому тому и выразительной мимик, съ которыми Гэй передавалъ ей все дло.
— Да, былъ. Филиппъ принялъ меня очень — очень….
— Милостиво, докончила Эмми.
— Именно такъ. Но вышло то, что мы никакъ другъ друга понять не могли. Онъ готовъ былъ, кажется, простить меня. Одно, въ чемъ я никакъ не могъ его разуврить — не понимаю, съ чего онъ это взялъ — это въ томъ, что я остался дома вовсе не въ пику кому нибудь. Онъ не соглашался даже объяснить мн, съ кмъ именно я поссорился, чтобы пикироваться. Какъ я къ нему ни приставалъ, онъ твердилъ свое: сами знаете, съ кмъ.
— Ахъ, какъ досадно! На кого же онъ намекалъ?
— Ршительно не понимаю. Подозрвать даже ничего не могу. Какъ я передъ нимъ ни распинался, увряя, что меня ровно никто не оскорбилъ, но онъ несъ свое, настаивалъ, что знаетъ все, даже лучше меня, и предлагалъ свои услуги, говоря, что можетъ примирить насъ.
— Этого не доставало! Ахъ! какой онъ гадкій!
— Эмми, не потакайте мн. Онъ врно имлъ оснонаніе, чтобы такъ говорить, а я вышелъ изъ себя, вспомнилъ старую привычку. Онъ спокойно меня уговаривалъ, а я злился, какъ съумасшедшій. Мы едва не дошли до серьезной ссоры. Боже мой! Боже мой! Я вчно останусь тмъ же — безумцемъ, взбалмошнымъ Морвилемъ!
— Гэй, врно у васъ ужъ такая натура. Какъ только васъ кто нибудь подожжетъ, вы тотчасъ выходите изъ себя. Я уврена, что Филиппъ взбсилъ васъ своимъ хладнокровнымъ тономъ авторитета! замтила Эмми.
— Да, чмъ больше меня подзадориваютть, тмъ тяжеле мн бороться съ собою, сказалъ Гэй.
— Но вы и теперь врно боролись. Вдь вы сказали же, мы едва не дошли до серьезной ссоры, значитъ, вы разстались друзьями. Не правда ли?
— Ну, да, конечно, плохо было бы кончить иначе, — За что жъ вы себя браните? вдь вы вышли побдителемъ?
— Да, побдилъ наружно, а внутренно-то, не совладалъ съ собою.
— Совладаете современемъ. Разскажите, какъ у васъ обошлось дло съ полковникомъ Дэномъ?
— Онъ очень добродушный господинъ, и кончил бы всю исторію смхомъ, но на бду, Филиппъ пришелъ вслдъ за мною, держался очень величественно и просилъ оффиціальнымъ тономъ предать все забвенію. Будь я одинъ — я повелъ бы дло лучше, но Филиппъ былъ такъ внимателенъ, такъ милостивъ, какъ вы сказали, что я не посмлъ ему отказать въ посредничеств.
— По моему, заключила Эмми,— вы всмъ намъ показали примръ огромнаго самоотверженія, отказавшись отъ бала. Я никогда бы этого не сдлала на вашемъ мст: у меня не достало бы характера.
— Да вамъ и не нужно приносить такихъ жертвъ, возразилъ Гэй:— у васъ условія жизни совсмъ другія. Если бы я зналъ, что мое отсутствіе огорчитъ кого нибудь изъ васъ, конечно, я бы ни за что не остался дома.
Эмми хотла сказать: ‘А меня вы забыли?’ но двичья скромность удержала ее, и она, слегка покраснвъ, прибавила: ‘мы вс считали вечеръ испорченнымъ.’
— Вотъ въ чемъ я виноватъ! Доставлять радость другимъ есть высшее наслажденіе на земл, нужно умть все переносить, только бы не отравлять удовольствія ближняго.
— Правда! сказала Эмми. Я сегодня была свидтельница, какъ Мэри Россъ качалась на качеляхъ до дурноты, не желая огорчить Шарлотту и Элленъ, которыя вообразили, что ей это нравится.
— Вся бда наша въ томъ, что мы постоянно думаемъ прежде о себ и о своей польз, а потомъ ужъ о другихъ.
— Гэй, скажите, не будетъ это дерзко съ моей стороны, если я вамъ сдлаю одинъ вопросъ: отчего вы нашли для себя вреднымъ хать на балъ? робко спросила Эмми.
Я не считалъ для себя вреднымъ собственно балъ, отвчалъ Гэй:— но я замтилъ, что у меня голова пустетъ отъ того, что я все верчусь на паркет и болтаю всякій вздоръ. Я началъ положительно отвыкать отъ серьезныхъ занятій. Вотъ я въ послднее воскресеніе и ршилъ, не създить ли мн куда нибудь провтриться, чтобы съ новыми силами приняться за науки? Я не съумлъ оторваться такъ скоро, какъ Лора, отъ разговоровъ въ гостиной, вотъ я и задумалъ лишить себя бала вмсто наказанія и, отрзвивъ себя хорошенько, — уссться за работу.
— Не браните себя за суетность и пустоту, возразила Эмми. Вдь этимъ вы бросаете и въ нашъ огородъ камни. Мы вс, кром Лоры, очень лнились все это время.
— Вамъ и ненужно работать столько, сколько мн.
— Напротивъ, слдуетъ. Дайте Эвелин ухать, и я перестану сидть, сложивъ ручки.
— Не лучше ли бы было и мн не торопиться? Лэди Эвелина впрочемъ такая веселая, что съ ней совсмъ выбьешься изъ колеи, да потомъ и не попадешь въ нее. Лучше ужъ заране побороть искушеніе.
Въ то время, какъ они оба разговаривали, мистриссъ Эдмонстонъ вышла къ нимъ на терассу. Гэй передалъ ей все свое затрудненіе и вообще гораздо спокойне говорилъ о случившейся исторіи. Мистриссъ Эдмонстонъ согласилась съ нимъ, что человку не слдуетъ забывать и другихъ, когда онъ начинаетъ заботиться о себ, но ее крайне удивило то, что Гэй не понималъ, почему люди совершенно ему посторонніе такъ дорожили его присутствіемъ на бал.
— Ну, Гэй, если бы не вы это говорили, — сказала она:— я бы сочла ваши слова за вызовъ комплимента. Вы забываете, что значитъ состояніе и общественное положеніе въ Англіи. За людьми, обставленными какъ вы, вс гоняются.
— Да, пожалуй, что такъ, задумчиво возразилъ онъ. Но по моему, это очень унизительно!
— Не вс люди одинаковаго съ вами мннія!
— А какъ же? Посл этого нельзя врить ни одной любезности? Одному Филиппу только и можно жить, его любятъ, уважаютъ ради его личныхъ достоинствъ, а не ради титула.
— Отчего жъ бы вамъ не подчиниться общественнымъ условіямъ той страны, гд вы живете?
— Отъ того, что я привыкъ жить одинъ, я забываю о существованіи другихъ. Научите меня быть внимательнымъ къ обществу, мистриссъ Эдмонстонъ, а покамстъ, посовтуйте, какъ мн выйдти изъ бды?
— Не думайте объ ней. Вы извинились передъ всми, и пусть дло замолкнетъ само собою. Странно, что изъ мухи сдлали слона. Не мучайте себя больше этой исторіей. Вы хоть и провинились, но имли все таки основаніе такъ дйствовать. При первомъ же удобномъ случа я поду съ визитомъ къ мистриссъ Дэнъ и посмотрю, нельзя ли съ ней дло уладить.
Раздался первый звонокъ къ обду. Эмми побжала одваться и мимоходомъ завернула въ комнату Лоры, чтобы узнать, весело ли ей было кататься съ Эвелиной и Чарльзомъ.
— Не знаешь ли ты, Лора, спросила она между прочимъ:— съ чего это Филиппъ выдумалъ, что Гэй чмъ-то, или кмъ-то обиженъ?
— Разв Гэй самъ не догадался? отвчала Лора, приглаживая щеткой свои волосы, чтобы скрыть, что она сконфузилась.
— Положительно нтъ! хоть Филиппъ и уврялъ его, что онъ долженъ знать, въ чемъ дло. Какой онъ несносный!
— Кто? Филиппъ? а разв Гэй жаловался теб на него?
— Нтъ, онъ напротивъ досадовалъ на себя, что принялъ близко къ сердцу его слова. Не понимаю, какъ это Филиппъ позволяетъ себ такъ много!
— Тсъ! Эмми, ты ровно ничего не понимаешь, торопливо прервала ее сестра. У него есть на то свои причины…
— Знаю! съ негодованіемъ возразила Эмми, но разв онъ иметъ право не доврять Гэю? Мы должны судить людей по ихъ собственнымь дйствіямъ, а не по жизни ихъ предковъ. Гэй овечка въ сравненіи съ древними Морвилями. Чего жъ Филиппъ тутъ тоскуетъ.
— Филиппъ неуметъ лгать, — сказала Лора. Онъ всегда справедливъ, ты не смешь осуждать его, Эмми.
— Зачмъ же онъ длаетъ намеки, а не говоритъ Гэю прямо въ глаза, что онъ объ немъ думаетъ?
— Вроятно, ему иначе нельзя было выразиться.
— А ты знаешь, въ чемъ дло?
— Да, твердо отвчала Лора, хотя внутренно она очень испугалась такого настойчиваго допроса сестры.
— Ты можешь мн разсказать?
— Не думаю.
— А Гэю — сказать?
— Ни за какія блага въ мір, воскликнула Лора въ ужас.
— Ну, такъ уговори Филиппа объясниться съ нимъ.
— Нтъ, нтъ, Эмми! Лучше объ этомъ и не поминать, пусть все дло забудется. И чмъ скоре, тмъ лучше!
— Странная вещь, сказала Эмми, пристально взглянувъ на сестру. ‘Однако мн пора одваться,’ промолвила она и убжала къ себ въ комнату, теряясь въ догадкахъ. ‘Что это за тайны между сестрой и Филиппомъ?’
Оставшись одна, Лора призадумалась. Ей было даже досадно, зачмъ она не призналась сестр, что Филиппъ уговаривалъ ее не поощрять ухаживанье Гэя. ‘Ну, а какъ Эмми стала бы смяться надо мною и спросила: почему это Филиппу не нравится?’ подумала бдная Лора. ‘Нтъ, ужъ лучше не выдавать его. Будь, что будетъ, а я ему не измню.’
Съ этихъ поръ въ жизни семьи Эдмонстонъ произошла перемна. По вечерамъ было очень весело, оживлено, между тмъ по утрамъ каждый занимался своимъ дломъ. Лора задумала какую-то трудную картину и возилась съ лексиконами нмецкаго языка, мми изучала исторію и усердно играла на фортепіано, Чарльзъ, не подымая головы, читалъ и пересталъ на время давать уроки сестр и Гэю. Лэди Эвелина занималась со всми поочередно, и постоянно жадовалась Лор, что дома ей возможности нтъ ‘раціонально’ изучать какую бы то ни было зауку. Лора давала ей много полезныхъ наставленій и совтовала посвящать каждое утро, но крайней мр, одині часъ, на серьезное чтеніе, говоря, что она на себ испытала благотворное вліяніе правильныхъ занятій, къ которымъ ее пріучилъ Филиппъ. Ему одному старалась она приписать вс свои достоинства и знанія. Лора далеко не чувствовала себя счастливой все это время. Съ Гэемъ она держалась неестественно холодно и осторожно. Видть Филиппа постоянно было ея пламенной мечтою, а между тмъ при первомъ его появленіи она конфузилась и краснла. Ее очень мучило то, что посл бала онъ ни разу не заглянулъ въ Гольуэль.
— Онъ знаетъ, что и ду въ Ирландію черезъ дв недли, думала она.— и вернусь тогда уже, когда его полкъ выступитъ изъ Броадстона, а объ немъ нтъ ни слуху, ни духу.
Много времени прошло, пока наконецъ, какъ разъ передъ завтракомъ, Филиппъ явился въ гостиную, заставъ Гэя, Чарльза и Эмми за Аналогіей Бутлера.
— Неужели вы заставляете бдную Эмми читать эту сухую матерію? — спросилъ онъ.
— Браво! — воскликнулъ Чарльзъ,— онъ такъ пораженъ, что мы сидимъ не за Пиквиксскимъ клубомъ, что самъ не знаетъ, что спрашиваетъ. Если теб не нравится наше чтеніе, Филиппъ, мы можемъ обратиться снова къ Диккенсу, заключилъ онъ улыбаясь.
— Ты всегда переиначиваешь мои слова, сказалъ Филиппъ довольно спокойно, хоть по лицу его было замтно, что его задла насмшка Чарльза. Онъ въ послднее время легко раздражался. Гд остальныя? спросилъ онъ.
— Лора и Эвелина диктуютъ что-то Шарлотт, и пишутъ вмст вмст съ ней, сказала Эмми. Эва нарочно длаетъ ошибки, чтобы поощрить сестру.
— Она еще долго у васъ прогоститъ?
— До вторника. За нею прідеть самъ лордъ Килькоранъ! Не успла Шарлотта узнать, что старшій кузенъ книзу, она поспшила это сообщить сестр и Эвелин. Лора не безъ труда спустилась внизъ къ завтраку. Къ счастію, Филиппъ сдлалъ видъ, что не обращаетъ на нее никакого вниманія, такъ что она успла окравиться. Но ей было крайне досадно на себя за нервозность, тмъ боле, что она замтила, какъ это Филиппу не нравится. Отецъ серьезно побранилъ его за долгое отсутствіе, а сестры вслухъ начали считать сколько дней онъ къ нимъ не заглядывалъ.
— Вдь мы не видались съ тхъ поръ, какъ вы насъ встртили въ пол, закричала Шарлотта. Да и того раза считать нечего, Лора совсмъ вами завладла.
Лора начала кормить подъ столомъ Буяна, а Филиппъ некстати покраснлъ.
— Ты, братецъ, долженъ у насъ прогостить за это, цлую недлю, объявилъ мистеръ Эдмонстонъ:— я и слышать ничего не хочу.
— Недлю — невозможно, а на дв ночи пріду, отвчалъ Филиппъ. Эмми, зная, что онъ не охотникъ до гостей, намекнула ему, что въ четвергъ у нихъ назначенъ обдъ, но онъ какъ нарочно именно этотъ денъ и выбралъ. Лора также ошиблась въ разсчет, она все надялась, что ей удастся остаться съ Филиппомъ наедин, а онъ преспокойно подговаривался къ отцу ея, чтобы идти посмотрть съ нимъ всходы пшеницы, между тмъ какъ мать съ Чарльсомъ собирались кататься, а сестры съ Гэемъ готовились къ прогулк пшкомъ. Лор очень хотлось остаться дома, она надялась, что отецъ не задержитъ долго Филиппа и имъ удастся поговорить безъ свидтелей, но, къ несчастію, и этотъ планъ не удался. Мать какъ нарочно настаивала, чтобы она шла гулять съ сестрами. Присутствіе бойкой Эвелины пугало мистриссъ Эдмонстонъ, тмъ боле, что Гэй ждалъ молодыхъ двушекъ, она приказала Лор наблюдать за порядкомъ во время ихъ прогулки.
Филиппъ крпко пожалъ ей руку на прощанье, и Лора немного успокоилась. Онъ долго слдилъ за нею, стоя у окна, наконецъ повернулся къ тетк, которая, надвъ уже шляпку, писала къ молодому Торндалю приглашеніе на обдъ, въ четвергъ.
— Тетушка, произнесъ Филиппъ:— нельзя ли вамъ вмсто обда, пригласить сюда Торндаля погостить дня на два, вмст со мной?
— Ты думаешь это нужно? выразительно спросила тетка.
— Я полагалъ бы, что да. Торндалю здсь очень весело. Надо же мн иногда доставить и ему развлеченіе, вы знаете, какъ меня ласкаютъ у нихъ въ семь.
— Конечно, отвчала мистриссъ Эдмонстонъ:— вотъ я сейчасъ съ дядей объ этомъ переговорю. И, пробывъ минугы дв въ кабинет мужа, она вернулась съ отвтомъ, что они будутъ очень рады видть Торндаля у себя.
— Что это ты, Филиппъ, такой грустный? спросила вдругъ мистриссъ Эдмонстонъ, пристально посмотрвъ на племянника. Вс ли у тебя здоровы дома?
Филиппъ сконфузился, онъ догадался, что выраженіе его лица выдало его тайну, и ему стало совстно передъ теткой. Онъ отвтилъ ей очень отрывисто и воспшилъ помочь Чарльзу уссться въ карет, которую въ это время подали къ крыльцу. Когда экипажъ тронулса съ мста, Филиппъ прислонился къ дверямъ главнаго входа и задумчиво провожалъ его глазами, скрестивъ руки на груди.
— А въ воздух пахнетъ грозой, сказалъ Чарльзъ, выглянувъ изъ кареты и кивнувъ матери головой на Филиппа.
— Ты думаешь? съ любопытствомъ спросила та.
— А какъ же прикажете иначе растолковать его долгое отсутствіе, и нежеланіе читать намъ мораль? — возразилъ сынъ. Положимъ, что Торндаля онъ проситъ пригласить сюда для другихъ цлей, но зачмъ самъ-то онъ собирается пріхать на обдъ? Зачмъ теперь онъ не пошелъ гулять съ дамами? вотъ въ чемъ вопросъ.
— Правда, это что-то на него не похожее, замтила мать.
— Ужъ я васъ увряю, что милый юноша влюбленъ, а не то съ нимъ случилось что нибудь необыкновенное, сказалъ Чарльзъ.
— Влюбленъ? вскричала мистриссъ Эдмонстонъ. На чемъ же ты основываешь это предположеніе?
— На томъ, на чемъ и вы, maman, его основываете — на наблюденіи.
— Но мы можемъ ошибаться, Чарли. Филиппъ, вроятно, давно понялъ всю опасность такой любви.
— Какую опасность? влюбиться въ Лору? Да вдь она его созданіе. Онъ очень хорошо понимаетъ, что любовь къ ней была бы глупостью съ его стороны.
— И ты думаешь, что это можетъ служить ему препятствіемъ? съ улыбкой спросила мать.
— Еще бы! у этого человка голова всегда береть верхъ надъ сердцемъ. Романы для него не существуютъ. Онъ, вроятно, употребитъ вс силы, чтобы задушить въ начал свое чувство.
— Правда, я уврена, что онъ и теперь съ нии борется. Онъ, какъ видно, глубоко анализировалъ человческое сердце, и всячески старается избгать разговоровъ наедин съ Лорой, чтобы не разжигать въ ней любви. Теперь я убждена, что просьба его пригласить Торндаля на эти два дня къ намъ и выборъ четверга для своего прізда есть только въ нкоторомъ род громоотводъ для себя самого. Бдный Филиппъ! дорого ему стоитъ такого рода борьба. Я бы очень желала сказать ему, какъ я цню такое благородство.
— Гм! Пожалуй, вы и не ошиблись! сказалъ Чарльзъ. Теперь мн ясно, почему онъ меня чуть не сълъ въ день бала Килькорановъ, когда я ему намекнулъ о любви Гэя къ Лор. Я просто обмолвился назвать Петрарка, забывъ о Лаур, но онъ до такой степени вышелъ изъ себя, что тутъ же началъ мн описывать самыми мрачными красками послдствія привязанности Гэя къ сестр. Мн совстно, что Гэй скоре всего влюбленъ въ васъ и въ своего Делорена, а далеко не въ Лору. Капитанъ просто выдалъ свою тайну.
— Такъ что жъ такое? Этотъ случай далъ ему по крайней мр возможность узнать, на сколько онъ самъ влюбленъ въ Лору. Съ этого именно дня онъ и отдалился отъ нея. Это очень благородно съ его стороны!
— Ну, а объ Лор что вы скажите?
— Мн ее очень жаль. Но вдь какъ же мн было прервать ихъ дружескія отношенія? Нужно непремнно помочь ей, хоть, по правд сказать, я незнаю, какъ это сдлать.
— А — а, значитъ, вы полагаете, что и Лора его любитъ? не желалъ бы я этого, хотя въ послъднее время самъ замтилъ, что она что-то не своя.
— Ей грустно, что Филиппъ холоденъ съ нею, но я не думаю, чтобы она была влюблена въ него. Правда, она какъ-то разстроена и мн бы очень хотлось съ ней переговорить. Но вынуждать у нея признаніе я не хочу. Поэтому я и не ршаюсь заговаривать первая.
— Она у насъ, къ счастію, не сантиментальна, сказалъ Чарльзъ:— отъ любви не исчахнетъ. Притомъ Филиппъ самъ никогда не ршится поселить свою молодую жену въ казармахъ. Онъ женится или сдлавшись бо.гатымъ, или вовсе нтъ.
— Да. Онъ никогда не ршится поставить Лору не въ то положеніе, къ которому она привыкла съ дтства. Нa него можно смло положиться, пусть его дйствуетъ, какъ началъ. Лора поправится, пріучитъ себя къ мысли глядть на него какъ на друга и двоюроднаго брата, и забудетъ, что онъ былъ въ нее влюбленъ.
— Хорошо, что она детъ въ Ирландію.
— Да, я очень довольна, отъздъ ея пришелся какъ нельзя боле кстати.
— А вы, maman, ничего никому не сказали?
— Конечно, нтъ. Не нужно, чтобы Филиппъ догадывался даже, что мы знаемъ его тайну, папа не слдуетъ тревожить, а на воображеніе Эмми я не хочу дйствовать разсказомъ о несчастной любви Лоры.
Такая доврчивость матери къ сыну могла бы показаться странною для каждаго, кто зналъ желчный и болтливый характеръ Чарльза, но когда дло шло о вопрос, ссрьезно касавшемся судьбы одной изъ его сестеръ, Чарльзъ умлъ молчать. Одно только довріе матери могло обуздать его страсть къ рзкимъ намекамъ, колкимъ шуткамъ и насмшкамъ, которыя въ этомъ случа не довели бы до добра. Мистриссъ Эдмонстонъ была отъ природы женщина съ живымъ, откровеннымъ характеромъ. Ей непремнно нужно было сообщить кому нибудь то, что ее тяготило. Въ подобныхъ случаяхъ она руководилась женскимъ инстинктомъ, и выбирая себ довренное лицо, попадала всегда очень удачно. Она не умла скрытничать, какъ Лора, и на ея мст непремнно выдала бы свои чувства.
Настала середа. Трудно было тмъ, кто зналъ, что длается за кулисами. Къ великому неудовольствію Филиппа, первое лицо, которое онъ встртилъ, была лэди Эвелина, оставшаяся по просьб своихъ пріятельницъ для обда въ четвергъ. Молодой Торндаль велъ себя похвально, какъ выразился бы Чарльзъ. Страшась соблазна, онъ удалялся постоянно отъ Эвелины, отвчалъ улыбкой или сухимъ замчаніемъ на ея бойкія reparties и держался больше общества джентльменовъ. Лора все времи была молчалива, серьезна и неестественна. Филиппъ всячески старался быть развязнымъ, но безъ успха. Одинъ Гэй смялся и шутилъ попрежнему, внутренно удивляясь, что его вс такъ такъ скоро простили. Эмми терялась въ догадкахъ на счетъ окружающихъ ее и любезничала, какъ умла. Вечеромъ затяли игру, будто бы для развлеченія Шарлотты, а въ самомъ дл для того только, чтобы помочь натянутому расположенію духа всего общества.
Игра состояла въ слдующемъ: на отдльной бумажк играющіе должны были написать каждый названіе своего любимаго цвтка, какое нибудь историческое имя, качество души и эпоху, въ которую онъ желалъ бы жить. Билеты свертывались и клались вс въ одно мсто. Затмъ одинъ изъ играющихъ читалъ ихъ поочереди вслухъ, а прочіе должны были угадать, чей билетъ.
Чарльзъ вынулъ первый билетъ и прочиталъ громко: Ландышъ, истина, Іоанна дАркъ, Padre Christoforo, настоящая эпоха.
— Это билетъ Эмми! воскликнулъ Гэй.
— Справедливо, а почему вы отгадали? спросилъ больной.
— По имени Padre Christoforo, она въ восторгі отъ Il Promessi spasi, Манцони.
— Какъ, Эмми мтитъ въ Іоанны д’Аркъ, а сама боится кузнечиковъ, закричала смясь Эвелина.
— Я хотла бы быть сестрой Іоанны и слушать ея разсказы о видніяхъ, съ улыбкой отвчала Эмми,
— Вы бы ее тогда научили, Эмми, какъ врить видніямъ, замтилъ Филиппъ.
— Неужели вы такъ мало уважаете Іоанну л’Аркъ, Филиппъ, что находите возможнымъ смяться надъ ней, спросилъ Гэй.
— Нтъ, я ее уважаю, хоть нахожу, что ея враги и друзья одинаково ей повредили. Впрочемъ, я не считаю нужнымъ анализировать ея характеръ.
Гэй наморщилъ брови, началъ кусать перо и наконецъ бросилъ его на столъ, опрокинулся на спинку кресла и сложилъ руки.
Лавенда, начала читать Шарлотта.
— Это кто выбралъ лавенду? спросила Эвелина.
— Я знаю кто, замтила мистриссъ Эдмонстонъ, поднимая голову отъ работы. Я никогда не забуду лавендовыхъ кустовъ, растущихъ въ палисадник, подл кухни въ Стэйльгурст. Филиппъ засмялся, Шарлотта продолжала читать, между тмъ какъ Лора, покраснвъ до ушей, уткнула носъ въ работу.
Лавенда, повторила Шарлотта: — твердость воли, Страффордь, Корделія, послдняя война въ Крыму. Вотъ странно-то, сказала двочка, послушайте, что написано на слдующемъ билет: козья жимолость, твердость воли, лордъ Страффордъ, Корделія, настоящая эпоха. Какъ? Лора? ты врно списала съ билета Филиппа?
Лора, вся красная, не подняла даже глазъ, Филиппъ сконфузился и Эвелина расхохоталась, говоря, что ему должно быть очень лестно, что Лора покраснла.
— Ну, ну, Шарлота, продолжай, уже поздно, — прервалъ съ живостью Чарльзъ Эвелину.
Двочка прочла нсколько билетовъ, наконецъ попала на послдній. Онъ принадлежалъ Гэю.
Верескъ, истина, король Карлъ I, сэръ Галаходъ, настоящая эпоха.
— Сэръ кто? — спросилъ Чарльзъ.
— Разв вы его не знаете? — воскликнулъ Гэй. Сэръ Галаходъ, извстный рыцарь, жившій во времена принца Артура. Кто жъ объ немъ не слыхалъ? Филиппъ, скажите, неужели вы не читали его исторіи?
— Я какъ-то заглянулъ въ его біографію. Очень, кажется, любопытна, но написана она на древнемъ аыглійскомъ язык, и потому ее трудно разобрать.
— Ахъ! съ негодованіемъ воскликнулъ:— Гэй вы, значитъ, только заглянули въ книгу. Но если бы вы дали себ трудъ прочесть, какъ я, два толстые волюма, вы бы иначе разсуждали. Я три лта сряду наслаждался ими, катаясь въ лодк.
— Это только доказываетъ, что всякая книга, какого бы достоинства она ни была, длается въ нашихъ глазахъ безцнна по воспоминаніямъ дтства.
— Совсмъ нтъ! Книга сама по себ замчательная. Какая тамъ глубина мыслей, таинственность, какіе прекрасные характеры рыцарей….
— Ну, сейчасъ видно, что вы судите объ ней по впечатлнію, произведенному ею на ваше воображеніе въ дтств. Нельзя же требовать отъ другихъ, чтобы они раздляли ваше мнніе, сказалъ Филиппъ. Я первый стою противъ смси религіозныхъ идей съ романомъ.
— Я вижу, что вы положительно книги не читали, — прервалъ его Гэй съ нетерпніемъ.
— Книгу довольно перелистовать, чтобы узнать стоитъ ли терять время на ея чтеніе, или нтъ.
— Вотъ какъ? значитъ тотъ, кто перелистовалъ книгу, можетъ судить объ ней также смло, какъ тотъ, кто прочелъ ее отъ доски до доски? Въ первый разъ это слышу! — замтилъ Чарльзъ.
— Конечно, это не парадоксъ. Достоинство каждаго предмета цнится врне постороннимъ наблюдателемъ, чмъ пристрастнымъ лицомъ, который смотритъ на него съ извстной уже точки зрнія, — возразилъ Филиппъ.
Чарльзъ захохоталъ, Гэй вскочилъ съ мста и, подойдя къ окну, началъ барабанить пальцами по стеклу. Этотъ вечеръ, вообще, прошелъ бурно. Когда молодыя двушки отправились спать, Эвелина спросила Лору:— Что это значитъ, Лора, ты поссорилась, что ли, съ капитаномъ Морвилемъ?
— Чего ты не выдумаешь! отвчала она.— Прощай, пора ложиться! и она убжала къ себ въ комнату.
— Эмми, растолкуй хоть ты мн, пожалуста, отчего они не говорятъ между собой? — настаивала Эвелина, когда Лора ушла.
— Оттого врно, что у насъ есть гость въ дом, сказала Эмми.
— Вотъ невинность-то! Не стоитъ и толковать съ тобою! вскричала Эвелина и хотла уже уйдти, когда Эмми схватила ее за руку и остановивъ сказала:
— Не уходи, не узнавъ, въ чемъ дло. Видишь-ли что, Чарльзъ дотого дразнилъ Лору Филиппомъ, что сестра начала его даже конфузиться, особенно при чужихъ людяхъ. Вотъ они и перестали говорить другъ съ другомъ, не желая, чтобы Торндаль перетолковалъ по-своему насмшки брата.
— Ну, ну, ну, положимъ что такъ! Ты ничего не понимаешь, я вижу.
— Да что жъ мн понимать? спросила съ удивленіемъ Эмми.
— Какъ что? разв ты не видишь, что Лора очень любитъ Филиппа?
— А что жъ такое? Если бы у насъ не было Чарльза, мы бы вс любили Филиппа какъ роднаго брата.
— Какъ брата! Ха! ха! ха! ты притворяешься, кажется, глупенькой, Эмми. Разв ты не поняла моихъ словъ?
— О нтъ! возразила та, вся вспыхнувъ. Очень хорошо поняла, но тогда бы Филиппъ сдлалъ предложеніе.
— А кто знаетъ? можетъ, предложеніе и сдлано?
— Не можетъ быть, мы въ близкомъ родств, сказала Эмми, совершенно сконфуженная. Теб не слдуетъ даже говорить объ этомъ, Эва. Я знаю, что ты шутишь, но мн эти шутки не нравятся, да и мама не любитъ, чтобы со мной говорили о любви. Прошу тебя, не труни надъ ними и не конфузь ceстру. Пожалуста!
У Эмми было какое-то особенное умнье просить, такъ что Эвелина тутъ же общала исполнить ея просьбу. Притомъ, она слишкомъ уважала Лору и капитана Морвиля, чтобы позволить себ насмяться надъ ними, хотя строгость послдняго иногда и подзадоривала ее на колкости.
На слдующее утро мистриссъ Эдмонстонъ ршила, что ей не слдуетъ оставлить молодежь одну въ гостиной, и она услась тамъ съ своей работой, по, какъ нарочно, кавалеры въ этотъ день держались въ сторон отъ дамъ. Лора была спокойне, хотя ей до сихъ поръ не удалось переговорить tte—tte съ Филиппомъ, который упорно отдалялся отъ нея, воображая, что никто не замчаетъ перемны въ ихъ отношеніяхъ.
Насталъ обдъ. Лора заране волновалась при мысли, что Филиппу придется быть ея кавалеромъ. Такъ и вышло, онъ подалъ ей руку, и за столомъ они размстились очень удачно. Сосдка Филиппа съ другой стороны была мистриссъ Браунлау, болтавшая безъ умолку съ де Курси, а сосдъ Лоры былъ глухой мистеръ Гайлэй, который довольствовался скромной бесдой съ миссъ Браунлау. Чарльзъ лежалъ у себя въ комнат: слдить за ними не кому было. Вплоть до середины обда они разговаривали о пустякахъ.
— Нашъ полкъ будетъ стоять въ Келтербери и мн часто можно будетъ здить въ Гольуэль, сказалъ наконецъ Филиппъ вполголоса, видя, что вс заняты.
— Какъ я рада! Только, Бога ради, теперь не говори, шепнула ему Лора.
— Не бойся, никто не слышитъ, а мн нужно многое теб сказать.— Она опустила голову на тарелку и слушала.
— Ты хорошо дйствовала, ты удержала его — и Филиппъ взглянулъ въ ту сторону, гд сидлъ Гэй, — но теперь постарайся владть собою и не конфузься безпрестанно.
— Что жъ мн длать, если я такъ глупа. Я не могу съ собою сладить, возразила тихо Лора.
— Вздоръ. Пустыя женщины сладить съ собою не могутъ, а ты должна!
У Лоры забилось сердце отъ радости. Она забьна объ опасности быть услышанной и помнила одно, что Филиппъ надется на нее, какъ на себя самого.
— Да что жъ мн длать! повторила она снова.
— Борись! борись и укрпляй свою волю. Брось пустыя занятія въ род рисованія: они только занимаютъ руки, а голова въ это время не работаетъ.
— Я пробовала, читать, да сладить съ мыслями не могу.
— Примись за другое дло. За математику, за алгебру, напримръ. Я пришлю теб книгу, первое руководство къ алгебр: она поможетъ теб вылечиться отъ фантазій и излишней впечатлительности.
— Пришли, я буду очень рада, хотя и не чувствую, чтобы я длалась пусте прежняго, но вокругъ меня все какъ-то перемнилось, я счастлива, а весела быть не могу.
— Для тебя настаетъ новая эра жизни, Лора, ты переходишь за порогъ дтства, безотчетныя радости уже потеряли для тебя свою прелесть.
— Что-жъ за бда? за то я теперь счастлива.
— Да, конечно. Но нужно умть управлять своими чувствами. Нужно укрплять свою мыслительную способность, чтобы пріобрсти твердый характеръ.
Филиппъ сильно ошибался, вдавапсь въ метафизику, онъ вовсе не развивалъ Лоры, а напротивъ, лишалъ ее свободы мысли и порабощалъ ее еще боле. И она все-таки ожила посл ихъ разговора, начала любезничать съ гостями по старому, и даже охотно играла и пла весь вечеръ, сознавая, что она должна это длать ради его.
Лэди Эвелина была царицей ихъ вечера. У нея въ манерахъ и въ наружности было столько очаровательнаго и притягивающаго, что Филиппъ невольно сознался что Торндалю не легко бороться съ желаніемъ присоединиться къ кружку избранныхъ, столпившихся около амбразуры окна, гд она царила, какъ королева, и оживляла всхъ, какъ фея. Она заставила Гэя пть съ нею дуэтъ. Мистриссъ Эдмонстонъ никогда не рисковала просить его пть въ обществ, не зная, понравится ли это Г.ю или нтъ. Но Эвелина смло объмвила, что она не пропоетъ ни одной ирландской псни иначе, какъ съ нимъ вдвоемъ, и онъ тотчасъ же согласился. Конечно, вс пришли въ восторгъ, упросили его спть еще тріо съ Эмми и Лорой, и мистриссъ Браунлау, знавшая толкъ въ музык, такъ и разсыпалась въ похвалахть. Филиппу сдлалось досадно, что Гэй какъ будто хвастаетъ своимъ талантомъ. Гости разъхались, семья разошлась спать. Филиппъ остался въ гостиной доканчивать какое-то письмо, а Гэй, отведя Чарльза на верхъ, спустился на минуту, чтобы взять вещь, которую онъ забылъ внизу.
— Вы сегодня, кажется, много оживляли вечеръ, — замтилъ Филиппъ, поднимая голову, при вход его. Гэй покраснлъ, не понимая, въ чемъ тутъ кроется насмшка.
— Или можетъ быть вы находите, что человкъ, необладающій хорошимъ ухомъ, какъ я, не имеи права судить о пніи? продолжалъ Филиппъ.
— Я ничего не думаю, знаю только одно, что лучше музыки нтъ ничего на свт, — съ живостью возразилъ Гэй.
— Гд-жъ намъ понимать ея тайны! Однако, вотъ что я вамъ скажу, Гэй: позвольте васъ предостеречь, музыка длается часто причиною ненужныхъ сближеній съ лицами, которыя могутъ насъ дотого опутать, что мы не вывернетесь.
Гэй покраснлъ, но отвтилъ очень спокойно:
— Очень можетъ быть! Прощайте, Филиппъ!
Филиппъ посмотрль ему вслдъ.
— Чимъ это я могъ его обидть? подумалъ онъ. — Я далъ ему, кажется, добрый совтъ, общество мистриссь Браунлау совсмъ не годится для такой впечатлительной натуры, какъ его.
На слдующій день оба Морвиля ухали. Вскор посл ихъ отъзда Лора получила алгебру — оригинальный подарокъ отъ жениха. Прислана она была открыто, въ присутствіи всей семьи. Мать ея и братъ нашли, что подарокъ, хотя и дльный, но весьма эксцентричный.
Когда лордъ Килькоранъ объявилъ лочери, что и они должны ухать, Эвелина начала очень тосковать, ее утшала одна надежда, что Лора прідетъ къ нимъ въ Ирландію.
— Мы тамъ примемся съ тобой за раціональныя занятія (ея любимое выраженіе), — говорща она:— будемъ вмст читать, учить дтей въ школахъ.
— Эхъ! — замтилъ Чарльзъ, осавшись наедин съ магерью.— А я крпко подозрваю, что пріздъ сэръ Гэя Мервиль утшилъ бы ее лучше вслкой раціональности.
— Это было бы недурно, — возразила мать.— Эва славная двушка, съ большими способностями.
— Способности, пожалуй, у нея есть, да на что она ихъ употребляетъ?
— Конечно, имъ нужно будетъ подождать нсколько лтъ до свадьбы, — сказала мистрисъ Эдмонстонъ:— тмъ боле, что Гэй еще такой ребенокъ до сихъ поръ. У нихъ останется много времени впереди для развитія.
— Совершенно врно, madame m&egrave,re, да дло въ томъ, довольно ли сильна любовь лэди Эвелины къ Гэю, чтобы отучить ее отъ кокетства со всей ирландской молодежью и заставить разлюбить праздную домашнюю ихъ жизнь?
— Можно еще спросить, достаточно ли для этого, чтобы только Эвелина любила Гэя? Нужно знать, что онъ думаетъ.
— Еще бы! Я убжденъ, что онъ вовсе не намренъ отрекаться отъ васъ — своей первой и единственной любви. Ему просто нравилось болтать съ Эвой, онъ ее считалъ не невстой, а скоре сиреной, отрывающей его отъ безцнныхъ, по его мннію, латинскихъ и греческихъ писателей.
— Правда! мн даже совстно, что я вздумала сватать. Прошу тебя, Чарли, и не вспоминать объ этомъ, — сказала мать.

ГЛАВА XI.

Чрезъ недлю, мистеръ Эдмонстонъ и его старшая дочь должны были выхать въ Ирландію. Лора втайн тосковала, что ей предстоитъ разлука съ семьей и съ Филиппомъ, тмъ боле, что полкъ послдняго выступалъ изъ Броадстона. Но вмст съ тмъ, нервы ея были дотого раздражены, что она радовалась каждой перемн въ образ домашней своей жизни. Отъ страха выдать свою тайну, она готова была бжать куда бы то ни было: такъ тяжело казалось ей оставаться на мст. Когда она и отецъ ея пріхали на станцію желзной дороги въ Броадстонъ, Филиппъ былъ уже тамъ. Мистеръ Эдмонстонъ нашелъ, что еще рано, и потому отправился въ городъ за чмъ-то. Молодые люди остались одни на платформ. Чувствуя, что времени терять нечего, они хотли хорошенько наговориться между собою, но слова ихъ какъ-то не вязались.
— Вашъ полкъ выступитъ прежде, чмъ я вернусь, Филиппъ, — начала Лора.
— Да, — отвчалъ Филиппъ:— мы уходимъ недли черезъ три.
— Но вдь теб можно будетъ прізжать къ намъ въ Гольуэль, надюсь?
— Я думаю, что да. У меня только это и есть впереди. Ныншнее лто не повторится боле! вздохнувъ замтилъ Филиппъ.
— Да, это лто незабвенное! — сказала Лора.
— Особенно для меня. Я получилъ то, чего никогда не ожидалъ, а между тмъ я только теперь и понялъ, какая важная помха счастію — бдность!
— Ахъ, Филиппъ, разв я не знаю, что ты сдлался бденъ потому только, что слишкомъ честно и благородно поступилъ, — возразила съ жаромъ Лора. — Гэй самъ не разъ говорилъ, что онъ завидуеть твоему положенію въ свт. Безъ средствъ, безъ титула, ты съумлъ заслужить общее уваженіе.
— Да я бы ни за что въ свт не согласился, чтобы покойный отецъ мой завладлъ Рэдклифомъ. Гэй прямой наслдникъ дда, какое же право имли бы мы воспользоваться минутнымъ порывомъ великодушія старика сэръ Гэя. Но, милая Лора, и теб и Гэю легко говорить, что мое настоящее положеніе завидно. Каково мн-то знать, что я могъ бы имть вс средства, чтобы доставить теб полное довольство въ жизни, и что все это выскочило у меня почти изъ рукъ: это не легко было перенести! А замужество сестры Маргариты? вдь я пожертвовалъ ей лучшіе годы моей жизни и для чего? — чтобы видть, какъ она унизила себя неравнымъ бракомъ.
— Правда, ты перенесъ, по милости сестры, много горя, — сказала Лора.
— Еще бы! не будь этого, я и не вспомнилъ бы о потерянномъ состояніи и испорченной карьер. Впрочемъ, зачмъ говорить о томъ, чего не воротишь,— кажется твой отецъ идетъ сюда.
Онъ замолчалъ. Мистеръ Эдмонстонъ прибжалъ запыхавшись и ему было не дотого, чтобы слдить за лицомъ Лоры, которое было сильно взволновано. Поздъ черезъ минуту тронулся, онъ высунулъ голову изъ вагона и закричалъ Филиппу вслдъ:
— Смотри-же, братецъ, прізжай къ намъ, въ случа, если ты скоро вернешься.
Послднее слово какъ-то непріятно поразило Филиппа. Съ горькимъ чувствомъ на сердц вернулся онъ въ казармы. Дорогой онъ встртилъ полковницу Дэнъ, котораы просила его совта, какъ бы ей половче пригласить сэръ Гэя на обдъ къ себ, черезъ недлю.
— Это такой милый, любезный, молодой человкъ, — говорила старая лэди: — мы должны непремнно оказать ему вниманіе, онъ такъ искренно извинялся, что не былъ на послднемъ нашемъ бал.
— Я увренъ, что Гэй будетъ очень счастливь, получивъ ваше приглашеніе, — замтилъ Филиппъ:— и прідетъ непремнно.
— Мы сейчасъ къ нему напишемъ. Что это за красивый, ловкій джентльмэнъ, въ немъ нтъ ни малйшей тни ни тщеславія, ни пустоты!
— Да, онъ держитъ себя отлично въ свт, — сказалъ Филиппъ.
— И при томъ какъ богатъ! Мы уврены, что онъ современемъ займеть одно изъ первыхъ мстъ въ нашемъ обществ.
Эти слова рзнули Филиппа какъ ножомъ. Какая разница между положеніемъ Гэя и его собственнымъ! Тотъ еще мальчикъ, характеръ его не выработался, способности еще не выяснились для общества, а по своему состоянію и родовому титулу, онъ уже занялъ мсто недосягаемое для такой скромной личности, какъ Филиппъ, который, не смотря на личные свои таланты на гораздо большія нравственныя права, чмъ Гэй, и при томть человкъ чисто аристократическаго происхожденія, со стороны отца и матери, и онъ не сметъ даже мечтать о привиллегіяхъ, почти попираемыхъ Гэемъ.
— Одно, чего онъ не можетъ у меня отнять, — думалъ Филиппъ:— это Лору и мои умственныя способности, правда, служебная моя будущность испорчена, Лору я долго не назову своей, но кто знаетъ?… и Филиппъ невольно замечтался о томъ, что бы онъ сдлалъ, будучи сэръ Филиппомъ лордомъ Рэдклифъ въ случа, если бы Гэй умеръ въ дтств, какъ это предполагали. Но, вздрогнувъ отъ этихъ мыслей, онъ заставилъ себя думать о другомъ.
Гэй не пришелъ въ восторгъ отъ приглашенія мистриссъ Дэнъ. Сознавая, что ему нужно загладить передъ ней свое преступленіе касательно бала, онъ, конечно, ршился хать, но дотого ворчалъ, что насмшилъ мистриссъ Эдмонстонъ, которая замтила, что ему пора и совсть знать, не все подл печки сидть. Дло въ томъ, что дома-то было хорошо. Въ Гольуэл жилось какъ-то привольно, каждый старался оживить свой домашній кружокъ. Гэй совершенно посвятилъ себя больному Чарльзу и развлекалъ его даже боле, чмъ мать этого желала. По утрамъ они вмст занимались чтеніемъ по-латыни, а посл завтрака Гэй каталъ Чарльза въ фаэтон, по тмъ мстамъ, куда вся семья отправлялась гулять. Вочеромъ занимались музыкой, поэзіей и разговорами. Мистриссъ Эдмонстонъ очень радовалась, видя, что живая, черезчуръ впечатлительная натура Гэя проходитъ хорошую школу подъ руководствомъ насмшливаго критика, Чарльза. Послднему удавалось не разъ, двумя-тремя острыми замчаніями разомъ охладитъ неумстный восторгъ Гэя, во время чтенія какой-нибудь книги или стихотворенія.
Въ сентябр мсяц, въ Англіи, обыкновенно начинается охотничій сезонъ. Мистеръ Эдмонстонъ разршилъ Гэю пользоваться своими правами наслдника Рэдклифа, и сказалъ, что онъ можетъ устроить себ, если хочетъ, кругъ знакомства между охотниками, въ ихъ околодк. Гэю приходилось не разъ слышать отъ сосдей замчанія, что бдныя куропатки давно не слыхали выстрла. Но онъ боялся охотиться въ Гольуэл: мста было мало, по его мннію: того и гляди попадешь въ бду и застрлишь чужую дичь. То-ли дло дома, тамъ на нсколько верстъ тянулись земли, принадлежавшія рэдклифскому помщику!
Вотъ почему Гэй только по утрамъ и позволялъ себ иногда побгать съ ружьемъ и съ Буяномъ, а затмъ цлый день онъ посвящалъ занятіямъ. Ему сначала даже не очень нравилось, когда его приглашали на обды съ охотою, и особенно когда сосди длали ему дружескія замчанія, какъ ему должно быть скучно сидть съ глазу на глазъ съ мистриссъ Эдмонстонъ и ея калкой-сыномъ. Но впослдствія онъ увлекся и съ удовольствіемъ участвовалъ во всхъ охотничьихъ пирушкахъ.
Разъ вечеромъ, вернувшись домой посл одного такого обда и не найдя никого въ гостиной, онъ побжалъ на верхъ и, шумно растворивъ двери уборной, крикнулъ:
— Слышали вы? въ Броадстон готовится концертъ.
Чарльзъ въ это время уже спалъ и потому Гэй на цыпочкахъ вышелъ изъ комнаты, собираясь сообщить ему новость на другой день. Онъ находился въ какомъ-то страшномъ волненіи по случаю предстоящаго концерта. Ему было досадно, что его назначили вечеромъ, и что, слдовательно, Чарльзу нельзя будетъ попасть туда. Филиппъ, съ своей стороны, положительно объявилъ, что онъ на концертъ не подетъ, тмъ боле, что для мистриссъ Эдмонстонъ и для ея дочерей достаточно и одного кавалера — Гэя. Филиппу очень надоли толки объ этомъ вечер, и онъ нарочно отправился осматривать развалины какого-то аббатства вблизи Броадстона, именно въ тотъ день, какъ вс семья собиралась въ концертъ.
Выходя изъ дому уже передъ вечеромъ, онъ встртился на улиц съ какимъ-то неизвстнымъ господиномъ, который, увидавъ его, подошелъ и скороговоркой, но съ явнымъ смущеніемъ, проговорилъ:
— Сэръ! извините, наши родственныя отношенія….
Филиппъ выпрямился во весь ростъ и величественмо оглядлъ фигуру говорившаго.
— Что вамъ угодно, сэръ? — произнесъ онъ медленно.
Передъ нимъ стоялъ, повидимому, иностранецъ, въ какомъ-то эксцентричномъ костюм, онъ низко раскланивался и, едва переводя духъ отъ робости, продолжалъ:
— Прошу извинить — я имю честь говорить съ сэръ Гэемъ Морвиль, какъ кажется?
— Я капитанъ Морвиль, сэръ, — отвчалъ гордо Филиппъ.
— Ахъ, извините! я ошибся. Mille pardons! и и незнакомый удалился, оставивъ Филиппа въ крайнемъ недоумніи. Эдмонстоны между тмъ сидли уже въ броадстонскомъ концерт и наслаждались прекрасной музыкой. Въ средин одной итальянской аріи, которую Эмми слушала съ большимъ вниманіемъ, Гэй вдругъ тронулъ молодую двушку за руку.
— ПосмотритеІ— сказалъ онъ, указывая ей пальцемъ на слдующія слова, намечатанныя на афиш:

Соло для скрипки….. Mr S. B. Dixon.

Эмми вопросительно взглянула на Гэя. Говорить нельзя было, она замтила только, что онъ весь вспыхнулъ, когда скрипачъ взошелъ на эстраду, и что во все время, пока тотъ игралъ, ея сосдь сидлъ, опустивъ глаза. Концертъ кончился, они сли въ карету, но не усплъ экипажъ тронуться съ мста, какъ Гэй воскликнулъ:
— Мистриссъ Эдмонстонъ! вдь это мой дядя? Я увренъ, что такъ. Завтра же поду верхомъ въ Броадстонъ и разузнаю.
— Дядя вашъ? спросила она съ удивленіемъ.— Вотъ не воображала-то!
— S. B. Dixon! Его зовутъ Себастьяномъ. Это врно онъ. Онъ вернулся изъ Америки. Вотъ странно-то! Какъ вы думаете, я успю еще застать его дома завтра утромъ?
— Безъ сомннія, артисты встаютъ всегда поздно.
— Такъ я до завтрака къ нему отправлюсь. Впрочемъ, не зайдти ли лучше къ Редфорду прежде, или въ музыкальный магазинъ для справки? Немудрено и ошибиться. Но какъ я буду радъ, если это онъ! такъ давно желалъ его видть.
— Неужели? подумала про себя мистриссь Эдмонстонъ:— однако, не вс такъ же думаютъ, какъ Гэй. Бдный родственникъ не находка. Это длаетъ ему честь. Но лучше бы господинъ Диксонъ не являлся сюда. Мужа дома нтъ, хоть тутъ дурнаго ничего не выйдетъ, но все-таки я не знаю, какъ лучше поступить. Запретить Гэю хать въ Броадстонъ нельзя, я, пожалуй, сильно огорчу его, и кто знаетъ? можетъ быть, дядя-то и исправился теперь. Вдь онъ близкій его родственникъ, я не имю права запрещать ему съ нимъ видться, Конечно, у Гэя свой царь въ голов, а вce лучше было бы, если бы мужъ былъ дома.
Вслдствіе этихъ размышленій, мистриссъ Эдмонстонъ ни слова не сказала Гэю, когда тотъ рано утромъ, на другой день, отправился верхомъ въ Броадстонъ. Онъ остановился въ гостиниц, въ ту минуту, какъ онъ слзалъ съ лошади, какой-то мальчикъ подалъ ему маленькую записочку. Гэй дотого углубился въ чтеніе ея, что не замтилъ Филиппа, который, проходя по улиц мимо, окликнулъ его два раза. Наконецъ, вздрогнувъ, онъ поднялъ голову и, подавая записку кузену, радостно сказалъ:
— Прочитайте — это онъ самъ.
— Кто такой? — спросилъ Филипить.
— Дядя! Родной братъ покойной моей матери
— Себастьянъ Диксонъ? — прочиталъ Филиппъ. А! врно это онъ вчера принялъ меня за васъ.
— Я его увидлъ вчера въ концерт и сейчасъ догадался, что это онъ. Я пріхалъ сюда съ тмъ, чтобы съ нимъ видться, а выходитъ, что онъ ужъ ждетъ меня. Какое счастіе! Какъ я давно хотлъ его видть, вдь онъ одинъ можетъ разсказать мн что-нибудь о моей милой, дорогой матери. Онъ родной ея братъ! Я всю ночь объ немъ продумалъ. Какъ онъ это догадался, что я здсь? Однако, бгу, онъ меня ждетъ! — сказалъ Гэй и хотлъ дйствительно бжать.
— Погодите! — остэновилъ его Филиппъ. — Подумайте хорошенько, что вы длаете? Я серьезно вамъ совтую не связываться съ Диксономъ, по крайней мр лично съ нимъ, дла не имйте. Дайте, я съ нимъ прежде повидаюсь и узнаю, что ему нужно.
— Онъ ждетъ меня, — возразилъ горячо Гэй.— Вы ему не племянникъ.
— И слава Богу! — подумалъ Филиппъ.— Такъ неужели вы думаете, что онъ домогается свиданія съ вами, только вслдствіе нжнаго, родственнаго чувства къ вамъ, громко добавилъ онъ.
— Не знаю и знать не хочу! — запальчиво произнесь Гэй. — Я не позволю, вамъ подозрвать брата моей матери.
— Это боле чмъ подозрніе. Выслушайте мены спокойно. Я вамъ добра желаю. Этотъ человкъ погубилъ вашего отца. Онъ главная причина вражды между вашимъ ддомъ и отцомъ.
— Этому прошло уже восемнадцать лть! — сказалъ Гэй, шагая по комнат и кусая себ губы отъ негодованія.
— Выслушайте меня, Гэй! вспомните, что онъ и его товарищи не годятся для вашего общества. Что-жъ длать, если вы родные? Кто васъ удерживаетъ отъ возможности ему помочь? Дайте ему сколько нужно, но будьте осторожны. Я вамъ заране говорю: или онъ васъ погубитъ, какъ отца, или сдлается вашимъ бременемъ на всю жизнь.
— Замолчите! я больше слушать васъ не могу! — закричалъ вн себя Гэй.— Онъ мн дядя, и я знать ничего не хочу. Мое общественное положеніе! глупости какія! Разв это дло касается до него? Я не позволю, чтобы меня вооружали противъ моихъ родныхъ!
Они снова заходилъ по комнат и вдругъ остановился передъ Филиппомъ.
— Впрочемъ, благодарю васъ за совтъ, — промзнесъ онъ, успокоившись немного.— Простите, что я погорячился. Я знаю, вы желаете мн добра, но дядю я все-таки навщу. Съ этими словами Гэй вышелъ изъ комнаты.
Черезъ минуту онъ ужъ очутился въ музыкальномъ магазин и крпко жалъ руку дяд, говоря:
— Очень радъ васъ видть! Я предчувствовалъ, что это вы!
— Благородное сердце! Истинный сынъ моей незабвенной сестры и ея великодушнаго мужа! — восклицалъ нсколько театрально мистеръ Диксонъ, хотя въ то же время непритворныя слезы наполнили его глаза.
— Я замтилъ ваше имя на афишк, — продолжалъ Гэй: — и хотлъ тутъ же, во время концерта, съ вами заговорить, но со мной были дамы, нельзя было ихъ оставить.
— Ахъ! я ужъ и такъ думалъ, что вамъ не позволятъ послушаться голоса сердца, къ счастію моему, вашъ опекунъ ухалъ, — сказалъ Диксонъ.
Предостереженіе Филиппа мелькнуло въ голов Гэя. Богъ знаетъ, допустилъ ли бы его опекунъ до свиданія съ извстнымъ, по своей жизни, странствующимъ артистомъ.
— Кто вамъ сказалъ, что я здсь? — спросилъ снова Гэй.
— Обязательный мистеръ Редфордъ, не зная, что мы въ родств, какъ-то въ разговорь упомянулъ, что въ числ его учениковъ есть прелестнишій теноръ, сэръ Гэй Морвиль. Можете себ представить, что почувствовалъ, узнавъ, что вы наслдовали талантъ и слухъ вашей покойной матери!
Мистеръ Диксонъ долго распространялся о томъ, какъ онъ черезъ переписку съ Маркгэмомъ знали все, что касалось до Гэя, какъ его мать умерла, какъ ддъ любилъ ребенка и берегъ его, какъ старикъ сэръ Гэй умеръ, и какъ молодаго Гэя перевезли въ домъ опекуна, имя котораго Маркгэмъ не счелъ за нужное ему открыть. Болтливый артистъ передалъ также Гэю, какъ онъ принялъ Филиппа за него.
— Онъ очень похожъ на вашего отца, — сказалъ Диксонъ:— красивый, высокій молодой человкъ, съ такой же прямой, гордой осанкой, какъ мой покойный другъ. Вдь капитанъ — сынъ архидіакона Морвиля, — прибавилъ онъ. — Да, этотъ человкъ много мн повредилъ, меня вообще въ Стэйльгурст не любили. Встрча съ капитаномъ сконфузила меня, она мн показалась дурнымъ предзнаменованіемъ, и я ршился уже окольными путями добиться до свиданія съ вами. Сердце говорило одно, но страхъ останавливалъ меня. Кто знаетъ! какъ онъ еще меня приметъ? думалъ я… и что же? кром ласки, сердечнаго привта я ничего не встртилъ!…
Дядя и племянникъ не могли сойдтись другъ съ другомъ. Себастьянъ Диксонъ не получилъ никакого образованія, по малости своего таланта, онъ еще съ дтства попалъ на сцену и велъ безпутную жизнь. Не смотря на пагубное свое вліяніе на отца Гэя, онъ все-таки былъ искренно къ нему привязанъ. Похищеніе его красавицы сестры, бгство и тайный бракъ, были имъ устроены по любви къ приключеніямъ, а вовсе не съ корыстной цлью. Онъ былъ, по природ, гордый и страстный человкъ, никогда не могъ онъ простить старику сэръ Гэю того, что онъ не призналъ брака его сестры. Вотъ почему онъ и подговаривалъ зятя не мириться съ отцомъ и вооружилъ тмъ противъ себя архидіакона Морвиля. Онъ радовался, что содержитъ своими трудами молодыхъ супруговъ, на зло старику барону. Но родовая гордость молодаго Морвиля возмущалась тмъ, что вся его семья, а главное, что онъ самъ, сынъ лорда и наслдникъ Рэдклифа, находится на содержаніи артиста. Чувство оскорбленнаго самолюбія, тоска по родин и непобдимая любовь къ отцу, взяли верхъ надъ семейнымъ вліяніемъ Диксона. Mopвиль поссорился съ зятемъ и увезъ жену, съ отчаяніемъ въ душ, ршась просить прощенія у непреклоннаго отца.
Диксонъ не могъ простить этой выходки молодый супругамъ, даже извстіе о страшной смерти затя не примирило его съ бдной сестрой. Съ этихъ поръ ему самому не повезло. Онъ несчастливо женился, слава его померкла, новые артисты затерли его, деньги и прежніе успхи не такъ легко давались въ руки. Онъ цлый часъ разсказывалъ Гэю свои семейныя и общественныя неудачи, такъ что тому уже стало неловко, а интересы родства показались ему не такъ заманчивы, какъ въ первую минуту свиданія. Они оба сошлись только на музык. Объ ней они разговорились съ одинакимъ одушевленіемъ, и Гэй общалъ дяд провести съ нимъ денька два въ Лондон, когда онъ, въ октябр, подетъ въ университетъ.
На слдующее утро, узнавъ, что Гэй на урок у мистера Лазсель, Филиппъ отправился въ Гольуэль, пошелъ къ тетк въ уборную и, свъ подл нея, началъ прямо съ того, что она сдлала большую ошибку, допустивъ Гэя до свиданія съ дядей.
— Мы съ нимъ наживемъ себ большую непріятность, — говорилъ благоразумный капитанъ:— вы знаете, какой Гэй упрямый, ему никакъ не нужно было позволять, чтобы онъ настоялъ на своемъ. Его покойный отецъ палъ чисто жертвою этого Диксона.
— Боже мой! — сказала встревоженная мистриссъ Эдмонстонъ:— ужъ ты не слыхалъ-ли чего объ немъ? что я надлала! да еще безъ мужа!
— Я справлялся объ немъ у Редфорда, тамъ говоритъ, что, по таланту, Диксонъ далеко не знаменитость, а что вообще онъ человкъ совершенно безхарактерный и пустой, а это для Гэя весьма вредно. Я его самъ встртилъ на улиц, онъ принялъ меня за своего племянника. По нпружности, это что называютъ французы un ran, мн онъ очень не понравился, признаюсь вамъ.
— Надюсь, что Гэй бдетъ съ нимъ остороженъ, — возразила мистрисъ Эдмонстонъ.— Онъ къ себ очень строгъ. Ты не слыхалъ, Филиппъ, не въ долгу ли Диксонъ, не будетъ ли онъ просить у Гэя денежной помощи?
— Не думаю. Онъ получаетъ содержаніе отъ театра, притомъ зарабатываеть себ достаточно концертами. Да это было бы еще не бда, если бы Гэй тратилъ деньги на поддержку бднаго родственника. Я боюсь худшаго.
— Какъ я виновата! Какъ жаль, что мужъ мой ухалъ. Посовтуй, что мн длать?
— Поговорите серьезно съ Гэемъ. Вы женщина, онъ съ вами не станетъ горячиться, какъ со мной. Объясните ему все зло, которое можетъ произойдти отъ его сближенія съ такимъ человкомъ, какъ Диксонъ. Вдь онъ сгубитъ себя преждевременно. Настойте, чтобы онъ не здилъ съ нимъ въ Лондонъ. Пустить малъчика съ такимъ отжившимъ кутилой, какъ этотъ дядюшка, въ столицу! Отдать его на руки человку, который знаетъ вс закулисныя тайны, да вдь это грхъ!
— Непремнно, непремнно поговорю! — отвчала тетка въ волненіи.
Мистриссъ Эдмонстонъ общала, но не исполнила даннаго слова. Она просто трусила Гэя, боялась вооружить его противъ себя и увеличить еще боле свою ошибку. Она все ждала мужа, надясь, что тотъ вернется домой до поступленія Гэя въ Оксфордъ, а главное думала, что онъ письменно ршитъ трудный вопросъ. Она сильно ошиблась, она забыла, что мужъ ея тогда только ршительно дйствуеть, когда она или Филиппъ у него подъ рукою. Такъ точно случилось и теперь. Мистеръ Эдмонстонъ получилъ вдругъ три письма: одно отъ Гэя, гд тотъ откровенно описывалъ ему встрчу съ Диксономъ и говорилъ о намреніи своемъ провести съ дядей дня два въ Лондон, другое отъ Филиппа, въ которомъ тотъ умолялъ его употребить свою власть и не разршать Гэю поздки въ Лондонъ, и третье отъ жены, съ подробнымъ описаніемъ всего случившагося. Бдный мужъ сталъ въ тупикъ, онъ пошелъ за совтомъ къ сестр, но, разсказывая ей въ чемъ дло, такъ перепуталъ обстоятельства, что сестра смутилась и еще боле затемнила вопросъ, кончилось тмъ, что мистеръ Эдмонстонъ отправилъ домой три разнородныхъ отвта: Филиппу написалъ, что нужно попридержать Гэя, потому что жаль будетъ, если мальчикъ испортится. Гэю объявилъ, что его дядюшка старый негодяй, что съ нимъ нужно быть осторожнымъ, иначе онъ пропадетъ, какъ покойный его отецъ, а къ жен настрочилъ длинное посланіе, оканчивавшееся вопросомъ: почему въ его отсутствіе дома все идетъ вверхъ дномъ?
Онъ вообразилъ, что разршилъ дло этими тремя письмами, а жена, напротивъ, еще сильне стала тревожиться.
Посл тщательнаго размышленія, она ршилась поговорить сама съ Гэемъ, но неудачно, она вздумала начать разговоръ въ присутствіи Филиппа, тотъ, по обыкновенію, сталъ читать ему мораль. Гэй разсердился до нельзя и едва удержался, чтобы не вспылить. Когда Филиппъ ушелъ, мистриссъ Эдмонстонъ наадла кротко убждать Гэя, чтобы онъ обратилъ вниманіе на свое положеніе.
— Дядя вашъ не въ нужд, — говорила она: — и помощи вашей не требуетъ, но, живя вмст съ нимъ въ Лондон, вы можете попасть въ такое общество, гд вс ваши хорошіе нравственные задатки пропадутъ ни за что. Прошу васъ, не здите съ нимъ!
— Это васъ Филиппъ научилъ, — сказалъ съ горечью Гэй: — а вы меня извините, если я сдлаю такъ, какъ я хочу. Приказаніе мистера Эдмонстона для меня свято, какъ законъ, но Филиппа я не обязанъ слушать.
— Но вдь онъ вамъ не приказываетъ, а совтуетъ.
— Онъ пристрастенъ и несправедливъ въ этомъ случа, какъ всегда, — продолжалъ Гэй. — Дядя никогда не введетъ меня въ дурное общество, я увренъ. А если я оказываю ему вниманіе, то за это врно и вы меня не осудите. Нельзя быть равнодушнымъ къ человку, который такъ много любилъ моихъ родителей. Если онъ не джентльмэнъ по происхожденію и бденъ:— не мн, сыну его сестры, пренебрегать имъ.
— Гэй, я уважаю васъ за это, — замтила мистриссъ Эдмонстонъ:— но боюсь одного, — хорошій ли человкъ вашъ дядя?
— Это вамъ все Филиппъ наговорилъ, я вижу, — замтилъ Гэй.
— Такъ неужели-жъ вы ршитесь хать съ нимъ въ Лондонъ?
— Да, хоть мн и непріятно васъ огорчать, но я чувствую, что я долженъ хать. Я длаю это не изъ упрямства, — задумчиво продолжалъ Гэй: — нтъ, но я дядей пренебрегать не смю, особенно потому, что онъ далеко ниже меня по своему положенію. Это, впрочемъ, единственная вещь, которую ему ставятъ въ укоръ, — прибавилъ онъ съ улыбкой.— Что-жъ касается до васъ, то я увренъ, что вы меня простите, если я не приму вашего совта. Вдь это все не ваши мысли, а Филиппа, не правда ли? признайтесь, что такъ!
Тетка засмялась, говоря, что, можетъ быть, онъ и не ошибается, но вдь Филиппъ такой опытный.
— Правда, — сказалъ Гэй: — а все-таки онъ не долженъ смть вооружать меня противъ моихъ родныхъ!
Преніе кончилось. Гэй ухалъ въ Лондонъ. Филиппъ назвалъ это своеволіемъ, а тетка слабостью характера. Мистеръ Эдмонстонъ, по прізд домой, ршилъ, что съ возу упало, то пропало, и приказалъ и не поминать боле о случившемся.

ГЛАВА XII.

Однажды, въ лтній, хорошій день, два года спустя посл описанныхъ нами происшествій, Мэри Россъ, сидя за обдомъ, начала проситься у своего отца въ Гольуэль, говоря, что ей непремнно нужно сдлать визитъ Эвелин де Курси, пріхавшей погостить къ Эдмонстонамъ.
— Какъ это она вздумала собраться въ деревню, когда теперь въ Лондон такъ весело? спросилъ отецъ.
— Чарльзъ увряетъ, будто она заплясалась тамъ до полусмерти, и что ее прислали отдыхать въ деревню. Мн нужно съ ней повидаться, папа, да еще посовтоваться съ сэръ Гэемъ на счетъ дтскаго хора. Дти у меня готовятъ гимнъ къ школьному празднику.
— Такъ ты ждешь сэръ Гэя, къ этому дню, въ школу?
— Да какъ же? Я только и разсчитываю, что на него, онъ общалъ поучить меня, какъ управлять хоромъ.
— И ты не боишься, что онъ отречется отъ тебя, какъ отъ мистриссъ Браунлау?
— Папа, неужели вы осуждаете сэръ Гэя за то, что онъ пересталъ здить въ ихъ домъ? Не врьте, пожалуйста, сплетнямъ, я вамъ разскажу все, какъ было, только не браните его.
— Я, мой другъ, всегда удивлялся этому тсному знакомству, и жаллъ сэръ Гэя, что онъ туда такъ часто здитъ, а осуждать его и не думаю, — возразилъ отецъ.
— Дло въ томъ, — начала Мэри:— что мистриссъ Эдмонстонъ непремнно настаивала, чтобы онъ бывалъ почаще въ обществ дамъ. Она нарочно приглашала къ себ двицъ и возила его съ собой на вс балы, хотя онъ сильно былъ противъ этого.
— Какъ противъ? Я всегда считалъ, что онъ любитъ дамское общество. Ты сама же мн разсказывала, какъ онъ радовался, собираясь на первый балъ.
— Тогда онъ былъ двумя годами моложе, да и самый балъ былъ для него новостью. У него въ характер есть что-то оригинальное, непонятное для другихъ. Такъ, напримръ, на одномъ вечер заговорили о какомъ-то молодомъ человк, который увезъ свою невсту, вс начали подшучивать надъ этимъ происшествіемъ. Я сидла подл сэръ Гэя и наблюдала за нимъ, онъ не только не улыбнулся, а напротивъ, на лиц его выразилось живйшее страданіе и, нагнувшись ко мн, онъ сказалъ въ полголоса:
— Напрасно вс они смются надъ этимъ.
— Да, — замтилъ мистеръ Россъ:— у него въ характер какая-то смсь веселости и серьезнаго.
— Ну, вотъ, когда у мистриссъ Браунлау гостили племянницы, она начала давать музыкальные вечера и безпрестанно приглашала къ себ сэръ Гэя. Сначала мистриссъ Эдмонстонъ сама его туда посылала. Онъ здилъ съ удовольствіемъ, но впослдствіи, увидавъ, что эти частыя посщенія отнимаютъ у него пропасть времени, а главное, что тонъ этихъ вечеровъ не очень приличенъ, онъ началъ уклоняться, мистриссъ Эдмонстонъ приписывала это его дикости и привычк сидть дома, она какъ-то разъ отправилась къ мистриссъ Браунлау сама и убдилась, что дамы такъ вшаются ему на шею и дотого ужъ надодаютъ ему своими восторгами, когда онъ начинаетъ пть, что она сама рада была ухать, и очень сожалла, зачмъ поставила его въ такое непріятное положеніе.
— Спасибо, Мэри! я очень радъ, что узнали правду, — сказалъ отецъ. — Мн Филиппъ Морвиль иначе это передавалъ.
— Капитанъ Морвиль всегда ищетъ случая придраться къ сэръ Гэю. Это не то, что Чарльзъ.
— Какъ Чарльзъ-то Эдмонстонъ исправился! Никогда больше не жалуется на судьбу, не злословитъ другихъ. Постоянно занятъ дломъ, — сказалъ мистеръ Россъ.
— Да, онъ самъ учится и Эмми пріучаетъ къ тому же. Когда гувернантку отпустили, мы вс думали, что Эмми ровно ничмъ не станетъ заниматься, а будетъ только исполнять прихоти больнаго, да рзвиться. Съ тхъ поръ, какъ Чарльзъ измнилъ свой образъ жизни, она видимо развилась. Вы, можетъ быть, не замчаете этого, потому что, по наружности, она такая же шалунья-кошка, но на дл она совсмъ другая.
— Славная она двочка. Ей, какъ кажется, не вредно позднее развитіе, — замтилъ отецъ.
— Об сестры въ этомъ отношеніи представляютъ сильный контрастъ, — сказала Мэри. Лора, по наружности, гораздо старше Эмми, никто не повритъ, чтобы между ними былъ всего одинъ годъ разницы. Ну, кто Лор дастъ 20 лтъ? Вдь она глядитъ 25-ти-лтней двушкой. Мн сда*тся, что она черезчуръ много занимается. Однако, папа, обдъ кончился, а я разговорилась, пора идти.
Отецъ и дочь простились, и Мэри весело пустилась въ путь. Войдя въ рощу, примыкавшую къ дому мистера Эдмонстонъ, она услыхала голоса и отрывки старинной псни, которую плъ свжій, чистый голосъ:
Не плачь же, милая!…
Тутъ слезы не помогутъ,
И сломанный ужъ разъ цвтокъ,
Ни дождикъ, ни роса поднять не могутъ. *)
*) Weep no more lady, weep no more,
Thy sorrow is vain,
For violets pluck’d the sweetest showers
Will ne’er make grow again.
Раздался громкій смхъ, и на поворот аллеи показались Гэй, Эмми и Шарлотта, занятые прививкою кустовъ дикаго шиповника.
Въ эти два года Гэй мало перемнился, онъ не выросъ и даже не пополнлъ. Мэри видла, что онъ стоя на колняхъ, проворно длаетъ насчки своимъ садовымъ ножемъ на тхъ вткахъ, которыя были потолще и посвже. Эмми подавала ему черенки розъ, а Шарлотта, въ внк изъ полевыхъ цвтовъ на шляпк, приготовляла лычки для перевязыванья втокъ и суетясь безпрестанно путалась въ колючемъ шиповник.
— А вотъ идетъ и наша монашенка въ срой ряс, — закричалъ Гэй, увидавъ Мэри, приближавшуюся къ нимъ, въ скромномъ сромъ плать.— Она подтвердитъ мою псню, Эмми!
— Мэри, смотрите, чмъ мы занимаемся, — сказала Шарлотта.— Прививаемъ розы изъ Рэдклифа къ шиповнику. Нашъ Маркгэмъ выслалъ лучшіе сорта изъ оранжерей Гэя.
— Нтъ, эти розы не изъ парка, у насъ нтъ такой роскоши, — возразилъ Гэй.— Маркгэмъ самъ большой цвтоводъ: эти черенки отъ него.
— Неужели вы перержете весь этотъ чудесный шиповникъ? спросила Мэри.
— Не правда ли, какъ жаль! — сказала Эмми.— Но что-жъ длать? Въ саду вс кусты уже привиты, а эти мы пересадимъ въ цвтникъ осенью.
— Она все это время утшала себя мыслью, — замтилъ Гэй: — что шиповнику лучше будетъ въ цвтник, чмъ въ лсу.
— Впрочемъ, я до сихъ поръ сомнваюсь, — продолжала Эмми:— чтобы крупныя центифоліи были красиве, чмъ пурпуровые цвты шиповника и бутоны его съ длинными ушками.
— Теперь, я понимаю, зачмъ сэръ Гэй плъ теб псню о сломанномъ цвтк, Эмми, — замтила Мэри. Теб, видно, очень жаль бднаго шиповника. Однако не бросайте своего дла, я посмотрю, каково-то вы умете прививать, вдь я въ этомъ дл толкъ знаю.
— Намъ остается сдлать еще два прививка, — сказалъ Гэй, и руки его живо заработали. Мэри полюбовалась, съ какой быстротой онъ длалъ глубокіе надрзы въ зеленой кор ствола и, вложивъ туда, очснь осторожно, маленькій черенокъ, крпко перевязывалъ его ватой и тонкимъ лычкомъ.
— А гд вс ваши? спросила Мэри.
— Папа повезъ Чарльза кататься, — отвчала Эмми: — а мама съ Лорой и Эвелиной читаютъ и работаютъ на лугу. Эв лучше, но она еще слаба и по солнцу гулять не можетъ.
Мэри заговорила о предстоящемъ школьномъ праздник.
— Гэй! неужели вы удете до него? — воскликнула Шарлотта.— Вдь вотъ вы какой гадкій! Всхъ насъ промняли на свою несносную математику!
— А когда у васъ праздникъ назначенъ? — спросилъ Гэй.
— Черезъ недлю въ четвергъ, — отвчала Мэри.— Вы, впрочемъ, не воображайте, чтобы у насъ готовилось что-нибудь необыкновенное, сэръ Гэй.
— Гэй! неужели вы удете? повторила умоляющимъ тономъ Эмми.
— Не думаю. Я могу остаться до пятницы. Благодарю за приглашеніе, миссъ Россъ. Я очень люблю такія зрлища. Ну, Эмми, — прибавилъ онъ весело:— прививка готова, теперь нужно досчечку съ надписью привязать.
— И прекрасно! — воскликнула та.— Мэри, погляди, какъ отлично налитографировано названіе розы, это Гэй сдлалъ, не смотря на то, что онъ пишетъ предурно. ‘Семь сестеръ’ зовутъ эту розу. Растите же, милыя, — заключила молодая двушка, обращаясь къ цвтамъ:— осенью мы придемъ за вами и пересадимъ васъ къ себ поближе!
Гэй началъ собирать граблями обрзанныя втви и сложилъ ихъ въ кучу, чтобы приказать потомъ убрать, а барышни направились къ дому.
— Гэй ныншній годъ удетъ отъ насъ до конца каникулъ, — разсказывала Эмми своей подруг.— Онъ условился съ нсколькими товарищами приготовлиться къ экзамену вмст, подъ руководствомъ одного хорошаго своего знакомаго, мистера Уэльвуда.
— Куда-жъ они отправятся? — спросила Мэри.
— Еще не ршено. Гэй предлагалъ поселиться на это время на берегу моря, а Филиппъ совтуетъ нанять очень уединенную ферму въ Стэйльгурстскомъ приход, какъ разъ между Сентъ-Мильдредомъ и Стэйльгурстомъ, въ самомъ тихомъ мст. Гэй, узнавъ, что для мистера Уэльвуда эта ферма будетъ очень удобна, потому что у того есть знакомство въ Сентъ-Мильдред, зараье согласился ее нанять. На дняхъ вопросъ будетъ окончательно ршенъ.
Выбравшись на лугъ, он увидали трехъ дамъ, сидвшихъ подъ акаціями. Лора постарла, но не подурнла въ эти два года. Напротивъ того, она замтно пополнла и сдлалась свже, чмъ была, но въ темно-синихъ глазахъ ея свтилось что-то задумчивое, а на лбу лежала глубокая складка. Это была уже не двушка, а зрлая женщина по развитію.
Вс они заговорили о школьномъ праздник.
— Церковная служба кончится въ четыре часа, — говорила Мэри: — затмъ, дтямъ подадутъ чай на двор, передъ школой, а гости будутъ пить его въ саду, потомъ начнутся дтскія игры, въ которыхъ могутъ участвовать и приглашенныя.
Мистриссъ Эдмонстонъ съ удовольствіемъ согласилась пріхать на дтскій вечеръ, а Эвелина общала поправиться въ здоровь къ этому дню, говоря, что она научигъ дтей разнымъ играмъ.
‘Англійскія дти впрочемъ такія несносныя’, прибавила она, и тутъ же, къ великому негодованію Шарлотты, привела въ примръ, съ разными, конечно, прикрасами, нсколько анекдотовъ о тупости ученицъ Лоры, сообщенныхъ ей никмъ другимъ, какъ Чарльзомъ. Мэри объявила, что она пришла посовтоваться съ Гэемъ и Эмми на счетъ пнія дтей, и т сейчасъ же побжали съ ней въ домъ и пропли ей для пробы нсколько гимновъ съ акомпаниментомъ фортепіано. Лишенная всякихъ музыкальныхъ способностей, бдная миссъ Россъ немного поняла изъ ихъ наставленій и ршилась обратиться къ помощи школьнаго учителя, который имлъ несчастіе, по словамъ ея, попасть въ общество двухъ истинныхъ профановъ по части музыки, — отца ея и ея самой. Вся семья проводила Мэри до границы Гольуэля, когда же ей пришлось повернуть на свою дорогу, она оглянулась на красивую, оживленную группу, стоявшую близъ изгороди, и невольно подумала: ‘Какъ они должны быть счастливы, живя вс вмст! А между тмъ Лора далеко не такъ весела, какъ бывало. Отчего бы это? ‘…
Отношенія Лоры и Филиппа не измнились. Полкъ его стоялъ недалеко отъ Гольуэля, и онъ здилъ теперь довольно часто къ Эдмонстонамъ, успокоенный тмъ, что Лора пріучила себя не волноваться въ его присутствіи. Они оба избгали случая оставаться глазъ на глазъ, но вліяніе Филиппа на кузину было такъ сильно, что она привыкла понимать его мысли и желанія по одному взгляду. Любила она его безгранично, но довренныхъ лицъ въ своей семь она никогда не имла, и потому очень боялась возбудить подозрніе въ комъ нибудь изъ родныхъ. Постоянная борьба съ скрытой, сосредоточенной страстью придавала ея лицу то странное выраженіе, которое заставило задуматься Мэри Россъ.
Лора всегда робла, когда разговоръ заходилъ о семейныхъ романахъ, а въ присутствіи Эвелины, смертной охотницы до такого рода исторій, говорить въ этомъ тон приходилось часто. Молодежь очень любила гулять въ сумерки по широкой террас дома. Лора и Эва всегда ходили вмст. Въ тотъ самый день, какъ Мэри Россъ приходила къ нимъ въ гости, Эвелина, ни къ селу ни къ городу, завела рчь о томъ, что, по ея мннію, неестественно, чтобы истинно честная двушка ршилась скрыть отъ родителей, что она дала кому нибудь слово. Лора, опираясь на только что прочитанный ими романъ, увряла, что такой поступокъ можетъ быть очень извинителенъ, если принять въ соображеніе т обстоятельства, въ которыя можетъ быть поставлена двушка.
Но, выговоривъ эту мысль, она струсила, сконфузилась и начала убждать Эву вернуться въ комнаты, увряя, что вечерняя сырость и лишнее утомленіе могутъ произвести вредныя послдствія на ея здоровье. Та разсердилась за такую настойчивость со стороны Лоры, и долго не соглашалась уйдти, тмъ боле, что она во все время прогулки внимательно наблюдала за интимной парочкой, медленно прохаживавшейся внизу по алле, идущей вдоль всего дома. Она не выпускала изъ глазъ Гэя и Эмми, и даже старалась вслушаться въ нкоторые отрывки изъ ихъ разговора. Почти каждое слово ихъ долетало до террасы, по милости чистаго, вечерняго воздуха.
— Какая тишина! Что за прелестный вечеръ! — говорила Эмми.
— Здсь недостаетъ плеска волнъ о каменистый берегъ, чтобы была полне — гармонія, замтилъ Гэй.
— Желала бы я видть море!
— Ахъ, Эмми! вы не можете себ вообразить, что такое море, освщенное солнцемъ. Я не знаю высшаго наслажденія, какъ стоять гд нибудь на обрыв, видть передъ собой неизмримое пространство волнующейся массы воды, дышать свжимъ морскимъ воздухомъ, чувствовать, что на васъ дуетъ втеръ, обгающій весь земной шаръ, и любоваться на волны, плещущія подъ вашими ногами! Врите ли, я иногда жажду моря!
— Вы слышали, что папа совтовалъ? Онъ говорилъ, что вы бы могли приготовляться къ экзамену, съ вашими товарищами, у себя, въ Рэдклифскомъ дом.
— Отчего бы нтъ? Но Мэркгамъ не останетса этимъ доволенъ, а бдная моя мистриссъ Дру, та съ ногъ собьется отъ хлопотъ.
— Неужели они вамъ не будутъ рады? — спросила Эмми.
— Напротивъ, они были бы въ восторг. Но привези я съ собой трехъ или четырехъ молодыхъ людей, кончено, они перепугаются ихъ, какъ дикихъ зврей. Притомъ я недавно былъ дома, мн не слдуетъ туда хать, пока я положительно не устрою свое положеніе въ свт.
— А рады вы будете поселиться тамъ навсегда?
— Еще бы! Я думаю безъ меня тамъ что дичи развелось. Мн только трудно будетъ привыкать первое время къ домашнему порядку. Къ тому же у меня тамъ и викарій новый.
— Вы еще его не знаете? Мн кто-то говорилъ, будто его жена, мистриссъ Атчюрдъ, знакома съ лэди Торндаль.
— Да, Торндали увряли меня, что мужъ и жена примрные люди, и что они будутъ очень полезны для прихода. Не мшало бы насъ просвтить, мы тамъ вс люди темные, намъ нужны хорошіе наставники.
— Господа! господа! — крикнулъ изъ окна мистеръ Эдмонстонъ:— пора въ комнаты.
Гэй и Эмми немедленно скрылись.
Долго продумала въ эту ночь мистриссъ Эдмонстонъ, она давно уже подмтила, что Эвелина заинтересована Гэемъ, и ей очень хотлось поскоре узнать, какой результатъ выйдетъ изъ теперешняго ея пребыванія у нихъ въ Гольуэл. Мистриссъ Эдмонстонъ очень любила Эву, которая въ послднее время измнилась къ лучшему, излишняя ея бойкость исчезла, и, подъ руководствомъ Лоры, молодая двушка становилась все боле и боле благоразумной. Любя Гэя наравн съ своими дтьми, добрая мать семейства начинала уже убждать себя, что Эва длается вполн достойной молодаго Морвиля. ‘Какъ обрадуются этому браку лордъ и лэди Килькоранъ!’ думала мистриссъ Эдмонстонъ. Среди такихъ воздушныхъ замковъ у ней иногда мелькала въ голов мысль, что не Эва, а ея Эмми неразлучна съ нимъ. Они читали, пли, ухаживали за цвтами, гуляли вечеромъ по террас, постоянно вдвоемъ. ‘Очень можетъ быть, что я ошибаюсь, говорила сама себ нжная мать, но между Гэемъ и Эмми въ послднее время завязалась очень тсная дружба. Нужно мн быть осторожнй’. Вслдствіе этого она нердко силою принуждала Гэя вызжать въ свтъ, и тмъ еще боле притягивала его къ дому. Гэю было всего 20 лтъ, жили они въ деревн, слдовательно ему нужно было еще очень пожить и пожить, прежде чмъ жениться. ‘Я знаю, думала мистриссъ Эдмонстонъ, Гэй безчестнаго поступка не сдлаетъ, но разв другіе не будутъ имть права толковать, что я свела его съ моей дочерью, опутала его въ то время, когда онъ еще не могъ дать себ отчета въ своихъ чувствахъ!’
Впрочемъ, какъ мать, мистриссъ Эдмонстонъ тревожилась не столько за Гэя, сколько за Эмми, которая привыкла обращаться съ Гэемъ какъ съ братомъ, и легко могла привязаться къ нему дотого, что разлука съ нимъ сдлалась бы ей очень тяжела.
‘Пора измнить эти отношенія, пора прервать слишкомъ тсную ихъ дружбу. Это будетъ горько для Эмми, я знаю:— думала мать, — но лучше разомъ остановить увлеченіе, чмъ разочаровать бднаго ребенка такъ, какъ Лору’.
Сознаніе, что она мало слдила за развитіемъ старшей дочери, сильно мучило мистриссъ Эдмонстонъ, она боялась впасть въ ту же ошибку и съ меньшей, притомъ на дн души ея шевелилось убжденіе, что если Гэй дйствительно любитъ Эмми, то его не оскорбитъ временная холодность съ ея стороны. Но она сильно волновалась при мысли, какъ взяться за этотъ щекотливый вопросъ. Въ эту минуту кто-то постучался къ ней въ двери, и въ комнату вошла Эмми.
— Что это ты, душа моя, не спишь? спросила мать.
— Мы вс сидли въ комнат Эвелины, мама, — сказала Эмми. — Эва намъ разсказывала про лондонскую свою жизнь, а затмъ мы разговорились о завтрашнемъ дн. Гэй общалъ прослушать хоръ пвчихъ въ школ, мы условились, если вы разршите, отправиться всмъ завтра утромъ въ Истъгиль, Чарльза повезли бы въ фаэтон, а мы бы взяли съ собой осла. Тамъ бы позавтракали у Мэри и съ ней вмст взобрались бы на вершину горы. Гэй давно насъ туда приглашаетъ, оттуда, говорятъ, видъ прелестный, а на гор есть тропинка, по которой Чарльза можно будетъ покойно довести до верху.
Мать ничего не отвтила. Эмми показалось это очень страннымъ. У нихъ ежедневно устроивались прогулки въ такомъ род, и мать никогда имъ не препятствовала, а тутъ вдругъ она задумалась на отвт.
Дло въ томъ, что Гэй затялъ все это путешествіе. Мистриссъ Эдмонстонъ боялась, чтобы это обстоятельство не повлекло за собой важныхъ послдствій.
— Можетъ быть, у васъ есть другой планъ въ виду, мама? — спросила Эмми: — намъ все равно.
— Нтъ, душа моя, — отвчала мать:— я не запрещаю. И сердце ея дрогнуло. — Мн нужно бы съ тобой переговорить кой о чемъ.
Эмми остановилась прямо противъ нея въ ожиданіи вопроса. Мистриссъ Эдмонстонъ запнулась, и наконецъ произнесла:
— Эмми! я тебя не упрекаю, но совтую быть не много осторожне съ Гэемъ….
Молодая двушка вспыхнула. Видя, что она попала въ цль, мать продолжала смле:
— Ты съ нимъ въ послднее время слишкомъ сблизилась, душа моя. Дурнаго тутъ ничего нтъ, я знаю, и потому ты не должна понапрасну тревожиться. Но я прошу тебя только быть осторожне. Ты знаешь, хоть вы и зовете его кузеномъ, но вдь онъ вамъ почти неродня.
— Мама, голубушка, не продолжайте! — сказала Эмми прерывающимся отъ волненія голосомъ: — мн тамъ стыдно за себя! Мать замтила, что ея слова сильно потрясли бдняжку Эмми, вообразившую, что она совершила что-то такое неприличное для молодой двушки, и потому она всячески старалась успокоить ее.
— Я теб повторяю, другъ мой, — говорила она:— что ты ничего дурнаго не сдлала. Я тебя только предупреждаю, чтобы спасти отъ дурныхъ послдствій. Теб не нужно такъ часто оставаться съ Гэемъ глазъ на глазъ, вотъ и все. Вы въ послднее время пли, гуляли по вечерамъ, работали въ саду, все вмст. Ну, такъ ты теперь отдались немного, сиди чаще со мной и съ Лорой. Больше я ничего не требую.
Каждое слово матери увеличивало смущеніе Эмми. Прямое обвиненіе въ кокетств не такъ бы сконфузило свтскую двушку, какъ это ничтожное замчаніе испугало скромную, чистую Эмми. Она втайн сознавала, что сама нердко поощряла ухаживанье Гэя за собой, и это мучило ее, какъ преступленіе. Безъ словъ кинулась она къ матери на шею и, крпко прижавшись къ ней, спрятала свое пылающее лицо на родной груди. Мать нжно обняла ее и начала цловать, приговаривая:
— Ну ступай же, дитя мое, милая ты моя Эмми! пора спать!
— Прощайте, мама! — прошептала сквозь слезы дочь.— Мн такъ совстно за себя!… увряю васъ!
— Ну, полно, это все пустяки. Будь осторожне и не толкуй объ этомъ больше. Господь съ тобой! — сказала мистриссъ Эдмонстонъ, и он разошлись.
Бдная Эмми! Кончены вс ея радости, вс ея игры съ милымъ Гэемъ! Сердце ея сильно заныло при воспоминаніи о немъ. Бывало, еще издали слышитъ она его тихій свистъ, каждое слово, произнесенное его свжимъ, звучнымъ голосомъ, отдавалось точно музыка въ ея ушахъ, ничего она не длала безъ его помощи или совта, и чтожъ теперь? кром стыда и раскаянія, ей ничего не осталось на память.
— Меня такъ и тянетъ къ нему, — думала она, обливаясь слезами:— но я должна оторваться отъ него. Все кончено!…
И ставъ на колна, молодая двушка горячо просила Бога подать ей силы отказаться отъ своего счастія. Она и не подозрвала, что въ эти два года Гэй, по милости ея скромности, сдерживалъ свое сердце еще боле, чмъ она. Эмми старалась убдить себя, что она сама завлекала Гэя, и потому должна нести за это наказаніе, она никакъ не воображала, что Гэю будетъ невыносимо тяжко переносить ея холодность.
На другой день, утромъ, началась пытка Эмми. Она явилась внизъ, вполн вооруженная твердостью, и на вопросъ Лоры, согласна ли мать на ихъ прогулку, отвчала, что, кажется, нтъ. Но подоспвшая, какъ нельзя боле кстати, мистриссъ Эдмонстонъ объявила дочерямъ, что она сама съ ними отправляется въ Истъ-Гиль, потому что, обдумавъ хорошенько все дло, она нашла, что затрудненія вс исчезли. Эмми поняла мать, вспыхнула — и взглядомъ поблагодарила ее.
Когда Лор приходилось измнить свое обращеніе съ Гэемъ, она со свойственнымъ ей благоразуміемъ скоро умла поставить себя съ нимъ на настоящую ногу. Но Эмми, не столько увренная въ своихъ силахъ, впала сейчасъ въ крайности. Разговаривать съ Гэемъ она просто боялась, за завтракомъ не промолвила ни слова ни съ кмъ и, гуляя по саду, держалась, какъ пришитая, къ Лор и Эвелин. Чарльзъ, выглянувъ изъ окна, крикнулъ ей:
— Эмми! ступай читать, Гэй ужъ здсь.
— Мн нельзя, Чарльзъ: читайте одни, прошу тебя! — умоляющимъ голосомъ возразила она, вся вспыхнувъ. Насталъ часъ прогулки. Эмми отправилась пшкомъ рядомъ съ Лорой, Гэй велъ впереди мистриссъ Эдмонстонъ подъ руку, но, остановившись у какихъ-то воротъ, чтобы подержать ихъ, пока Шарлотта не продетъ на своемъ осленк, онъ пошелъ уже съ обими сестрами рядомъ и началъ разговаривать съ Эмми. Той вдругъ понадобилось непремнно сорвать цвтокъ наперстнянки, растущей вдоль забора, она бросилась въ кусты и, притаившись тамъ ждала, чтобы Лора и Гэй отошли подальше впередъ. Но они оба остановились какъ нарочно, и Гэй началъ звать ее. Она побжала къ Шарлотт и пошла рядомъ съ осломъ. У слдующихъ воротъ, Гэй очутился подл нея. Оставалось одно — спрятаться подъ крыло матери. Эмми такъ и сдлала, она не отошла отъ мистриссъ Эдмонстонъ все время, пока они были на Истъ-Гил. Когда они начали взбираться на гору, то Эмми, вслдствіе усталости, должна была въ свою очередь ссть на осла, а тотъ какъ на бду не соглашался никакъ идти иначе какъ впереди пшеходовъ, такъ что Гэю было очень удобно вести его подъ устцы и идти рядомъ съ Эмми, подвергая ее такимъ образомъ невольному tte—tte съ собой. Видъ съ вершины горы былъ въ самомъ дл великолпный. Эмми заглядлась и увлеклась восторженными описаніями Гэя, который началъ разсказывать ей, какіе виды у нихъ въ Рэдклиф. Она насилу опомнилась и подошла опять ближе къ матери. Но Гэй не отсталъ и тутъ.
— Я еще вамъ не все показалъ, — говорилъ ои.— тутъ на склон горы есть густой лсъ, откуда я вамъ доставалъ много растеній, пойдемъ-те осмотримъ его.
Мистриссъ Эдмонстонъ положительно отказалась отъ такого длиннаго путешествія, Эвелина давно ужъ выбилась изъ силъ, Лора не была охотница до ботаники, и бдная Эмми, грустно посматривая на заманчивый лсъ, тихо отвтила:
— Нтъ, благодарю, мн нельзя туда идти! Вмсто этого, она побжала къ фаэтону, гд сидли Чарльзъ и Мэри. Шарлотта во все горло стала ее звать назадъ, говоря, что она глупенькая, что въ лсу отлично, но Эмми ничего не слушала, Гэй догналъ ее и нжнымъ, убдительнымъ голосомъ началъ также упрашивать, говоря, что спускъ въ лсъ очень удобенъ, и что они тамъ найдутъ даже кукушкины слезки. Эмми давно хотлось видть, какъ они растутъ, искушеніе было велико, но и тутъ она превозмогла себя, сказавъ очень спокойно:
— Нтъ, не пойду, благодарю васъ.
Если бы Мэри догадалась въ чемъ дло, она, какъ врный другъ, не замедлила бы пойдти вмст съ Эмми въ лсъ, но, взглянувъ на измученное блдное личико своей подруги, она подумала, что та отказывается идти только потому, что очень устала. Оно съ одной стороны было врно. Гэй даже предлагалъ Эмми свою руку, чтобы опереться, но та уклонилась, и кончилось тмъ, что бдная молодая двушка черезъ силу дошла съ старшей сестрою и Эвой, стараясь все время идти съ ними рядомъ. Мистриссъ Эдмонстонъ немного встревожилась за дочь, но та была очень довольна, что могла уйдти къ себ въ комнату, подъ предлогомъ сильной головной боли.
День былъ испорченъ, это правда, за то совсть
Эмми осталась спокойна: она исгюлнила свой долгъ.
На слдующій день она поступила съ собой еще строже, на урокъ чтенія съ братомъ она не пришла, хотя Чарльзъ и разворчался за это, но она не обратила на него вниманія, съ Гэемъ вмст, впродолженіе цлаго дня, она въ одной и той же комнат не оставалась ни на минуту, вечеромъ, когда сестры и онъ затяли какую-то прогулку, она осталась сть Чарльзомъ въ его спальн. На бду и Гэй явился туда же. Эмми сконфузилась, ей очень захотлось посидть съ нимъ вдвоемъ около Чарльза, но благоразуміе взяло верхъ, схвативъ мантилью, она быстро вскочила съ мста и хотла выйдти чрезъ окно въ садъ, но зацпилась за гвоздь платьемъ и обернулась поневол. Гэй осторожно распутывалъ кисейную оборочку ея платья и молча, выразительно, съ какой-то грустной нжностью поднялъ на Эмми свои глаза. Потерявшись совершенно, молодая двушка оправила платье и, сказавъ вскользь: — Благодарю васъ, не бда! — спрыгнула въ садъ и исчезла въ густой алле. Пробжавъ нсколько шаговъ, она невольно оглянулась, чтобы посмотрть, нейдетъ ли за нею Гэй. Напрасно! онъ стоялъ неподвижно, прислонившись къ окну, Эмми почувствовала легкое угрызеніе совсти. — Онъ врно считаетъ меня теперь злой кокеткой, капризной, — подумала она:— какая я гадкая! оскорбляю его, этого добраго Гэя, почти наканун его отъзда. Однако длать нечего, такъ слдуетъ быть. Я сама неосторожно завлекла его и должна терпть наказаніе. Современемъ онъ узнаетъ, что я не по своей вол такъ быстро перемнилась къ пему. Впрочемъ, чтожъ я толкую? На что ему Эмми, когда у него есть друзья: мама и Чарльзъ? Скоро онъ удетъ совсмъ, а когда вернется, намъ врно легче будетъ стать въ другія отношенія, чмъ теперь. Не стану же волноваться понапрасну, я исполнила свой долгъ, а тамъ — пусть будетъ, что Богу угодно. Пойду лучше къ Чарльзу, онъ мн общалъ разсказать, какъ рисуютъ на стекл.

ГЛАВА XIII.

— Что это съ Эмми? какая она сдлалась странная! спросилъ Чарльзъ, когда мать пришла укладывать его спать.
— Бдняжка! не обращай на нее вниминія, — отвчала мать довольно сухо, и больной сейчасъ замолчалъ, замтивъ, что она не намрена распространяться съ нимъ на этотъ счетъ.
Лора сразу поняла въ чемъ дло. Близкія отношенія Гэя съ Эмми давно уже обратили ея вниманіе, и теперь, сообразивъ нкоторыя обстоятельства, она догадалась, что мать ужъ объяснилась съ сестрой по этому поводу. Вслдствіе такого заключенія, Лора незамедлила принять Эмми подъ особенное свое покровительство, она всячески старалась устроить такъ, чтобы посторонніе люди не могли подмтить ея неловкаго положенія. Это было легко сдлать тмъ боле, что лэди Эвелина, самая опасная по своей зоркости, такъ была еще слаба посл болзни, что цлые дни проводила, лежа на диван съ книгой, и ей совсмъ было не до наблюденій за другими.
Гэй, между тмъ, точно забылъ, что Эмми существуетъ на земл, онъ не обращалъ на нее, повидимому, никакого вниманія. А между тмъ, если ему, по необходимости, приходилось сдлать что нибудь для Эмми, лицо его принимало такое грустно-поэтическое выраженіе, что поневол можно было догадаться, какъ ему тяжело выносить такую перемну съ ея стороны. Не разъ хотлось Эмми улыбнуться по старому, и взглянуть на Гэя, когда разговоръ заходилъ о предмет сильно интересовавшемъ ихъ обоихъ. Ей даже было досадно, что она не можетъ равнодушно переносить, когда Гэй шутилъ съ Эвелиной или съ другими дамами. Но это рдко случалось, большею частью онъ молчалъ и сидлъ задумавшись. Эмми начала не на шутку тревожиться, не ввелъ ли Гэя дядя Диксонъ въ какую нибудь бду. Человкъ этотъ, въ глазахъ всей семьи Эдмонстонъ, оставался окруженнымъ какой-то таинственностью.
Мистриссъ Эдмонстонъ все видла и ничего не говорила. Ей было жаль и Гэя и Эмми, но вторично вмшиваться она не хотла, тмъ боле что, предваривъ Эмми, она думала, что сдлала все, что было нужно. По временамъ ей становилось досадно на Эвелину, которая улыбками и выразительными взглядами давала чувствовать, что она догадывается въ чемъ дло, мистриссъ Эдмонстонъ бояласъ однаго, чтобы услужливая пріятельница не вздумала конфузить Эмми своими намеками, но сама она ршилась молчать, предоставивъ времени разршить вопросъ, тмъ боле, что Гэй долженъ былъ скоро ухать.
Приготовленіе къ какому нибудь удовольствію было лучшимъ лекарствомъ для Эвелины, и въ день вечера, назначеннаго въ школ Мэри, молодая лэди очень оживилась. Она хохотала и разговаривала съ обычной своей живостью, обращаясь чаще всего къ Гэю. Онъ старался отвчать ей въ томъ же тон, но лицо его попрежнему оставалось грустно. Замтивъ это, Эва сказала:
— А, а! вижу! я вамъ надола. Лучше уйдти и оставить васъ въ поко.
— Нтъ, лэди Эвелина! не уходите, Бога ради, — воскликнулъ Гэй:— я о чемъ-то задумался, право, не знаю!…
— Ну, ужъ и я не могу знать, о чемъ вы задумались, хотя, по правд сказать, догадываюсь въ чемъ дло, — возразила она съ такой лукавой, кокетливой улыбкой, что каждый, на мст Гэя, готовъ бы былъ охотно простить ей ея навязчивость.
— Ужъ я знаю кое-что про васъ! — заключила она смясь.
— Право, нечего знать! — сказалъ Гэй, весь вспыхнувъ. Онъ расхохотался, хотлъ что-то ей отвтить, но запнулся.
Эвелина въ эту минуту увидла, что тетка пристально на нее смотритъ, и, догадавшись, что она позволила себ черезъ-чуръ ужъ много, ловко отретировалась.
— Ну вотъ, я недаромъ говорила, — сказала она:— что нтъ ничего легче сконфузить человка, какъ замтить ему, что его мысли отгаданы.
Мистриссъ Эдмонстонъ, недовольная уже этой сценой, на другой день еще больше разстроилась, увидвъ, что ей невозможно будетъ попасть на школьный праздникъ Мэри. Она проснулась утромъ съ страшной головной болью. Эмми съ радостью предложила матери остаться съ нею дома, но та нашла, что такое распоряженіе можетъ возбудить непріятные толки.
— Притомъ Мэри огорчится твоимъ отсутствіемъ, — говорила мать: — а когда дамъ соберется много, теб очень легко будетъ держаться вдали отъ Гэи. Лора, съ своей стороны, станетъ наблюдать, чтобы Эвелина вела себя какъ слдуетъ.
День былъ солнечный, погода стояда великолпная. Джентльмены играли съ дтьми въ крикетъ, а дамы въ жмурки и фанты. Мэри очень гордилась личнымъ присутствіемъ Гэя, но ее огорчало то, что онъ не былъ веселъ и оживленъ, какъ обыкновенно. Правда, онъ плъ въ церкви, разливалъ дтямъ чай изъ огромныхъ чайниковъ, ухаживалъ за маленькимъ мальчикомъ, упавшимъ около воротъ, словомъ, онъ былъ милъ и внимателенъ со всми, но далеко былъ не прежній Гэй — душа и радость общества.
Эмми, съ своей стороны, все время возилась съ толстымъ, трехлтнимъ мальчуганомъ, который пресерьезно перебрасывался съ ней мячикомъ и ни разу не поймалъ его. Она сторожила дтскія фуражки и шляпы, и гуляла съ Луизой Гарперъ, некрасивой, скучной личностью, которую вс избгали.
Влругъ набжали тучи, подулъ сильный втеръ, началъ лить ливень. Толпа дтей и гости попрятались въ сарай, гд стояли телги. Лора бросилась спасать Эвелину, а Эмми побжала за Шарлоттой, игравшей на лугу въ коршуны. Та очень неохотно отправилась за сестрой къ дому, на дорог он встртили Гэя съ зонтикомъ, онъ молча подалъ его Шарлотт. Эмми вполголоса поблагодарила его, нечаянно посмотрла на Гэя, и что жъ? опять тотъ же выразительный, грустный взглядъ заставилъ ее опустить глаза. У крыльца он увидли хозяина съ дочерью. Мистеръ Россъ отпускалъ дтей домой, потому что дождикъ ужъ шелъ тише. Мэри просила дамъ отправиться къ ней въ комнату и перемнить тамъ мокрые башмаки. Эмми охотно бы осталась у Мэри въ спальн до отъзда домой, но шалунья сестра ея и слышать объ этомъ не хотла. Въ восторг, что она попала подъ дождикъ, Шарлотта съ громкимъ хохотомъ шлепала огромными башмаками, въ которые она сунула свои маленькія ножки, и теребила Эмми, приставая къ ней, чтобы он поскоре сошли внизъ, гд врно вс ужъ собрались. Дйствительно, въ гостиной раздавались смхъ, говоръ и оживленные разсказы о разныхъ происшествіяхъ, случившихся на дорог. Вся молодежь столпилась посреди комнаты и, пользуясь сумерками, шалила, какъ настоящіе школьники. Гэй притаился въ самомъ отдаленномъ углу гостиной, совершенно одинъ.
Голосъ Шарлотты звенлъ, какъ колокольчикъ. Эмми слышала, какъ сестра разсказывала что-то съ большимъ оживленіемъ, и не обратила на это вниманіе, но вдругъ та громко замтила:
— Послушали бы вы, какъ Гэй поетъ этотъ гимнъ!
Вс наперерывъ стали приставать къ ней, чтобы она упросила Гэя спть, тмъ боле, что теперь сумерки, и торжественный гимнъ какъ нельзя боле кстати.
Шарлотта отнкивалась. Эвелина стала упрекать ее за неумстную робость,
— Право, боюсь просить, — говорила двочка,— онъ сегодня такой серьезный!
Эвелина разгулялась подъ конецъ вечера, желая показать при другихъ, что ей извстно многое изъ семейныхъ отношеній Гэя, а главное разсчитывая, что въ темнот можно себ позволить излишнее, она сказала Шарлотт:
— Онъ споетъ, я уврена, нужно только знать, какъ взяться за это. Я теб скажу, какъ сдлать: поди, скажи, что Эмми проситъ его спть.
— Да, да! — закричала Элленъ Гарперъ, и вс расхохотались. Между тмъ Эмми чуть не обезумла отъ ужаса. Она хотла схватить сестру за руку, сказать что-то, но голосъ у нея замеръ, а Луиза Гарперъ оттащила ее въ сторону.
Строгій голосъ Лоры исчезъ въ общемъ гуле хохота и восклицаній.— Шарлота! идите! идите! мы вамъ никогда не простимъ, если вы не пойдете….
— Сестра! стой! не ходи! — умоляла ее Эмми дрожащимъ голокомъ. Зная, что Гэй терпть не можетъ пть церковной музыки при такой публик, Эмми со страхомъ думала: ‘Какъ! и его хотятъ просить отъ моего имени?’ Но ужъ было поздно. Шарлопа слишкомъ расшалилась, еи хотлось подразнить Лору и воодушевленная общимъ настроеніемъ, а главное, — разсчитывая на любезность Гэя, она нодошла къ нему и смло сказала:
— Гэй, Эмми проситъ васъ спть гимнъ ‘Отчизна врныхъ.’
Гэй вскочилъ съ мста. Онъ подошелъ пряло къ Эмми. Шумная толпа притихла передъ нимъ, какъ овцы передъ львомь. Гэй былъ блденъ, лицо его почти окаменело.
— Вы желали этого? — спросилъ онъ у Эмми, дрожащимъ голосомъ. Онъ смотрлъ на нее одну, какъ будто другіе и не существовали.
— Простите, пожалуста! отвчала бдная Эмми, не зная что длать, отъ стыда и униженія.
Глаза Гэя сверкнули зловщимъ огнемъ.
— Я не въ состояніи птъ сегодня, извините!— отвчаль онъ хрипло, повернулся и вышелъ. Въ эту минуту явились мистеръ Россъ съ Мэри, и въ гостиную внесли свчи. Все общество, сконфуженное промахомъ, старалось завести рчь о другомъ. Эмми ничего не чувствовала, что происходило вокругь. Она опомнилась тогда только, когда Лора позвала ее, сказавъ, что карета за ними пріхала.
Хватились сэръ Гэя: — его уже не было.
— Онъ ушелъ домой, — сказалъ мистеръ Россъ:— я встртилъ его въ корридор, и простился съ нимъ.
Старикъ не прибавилъ того, что онъ впослдствіи передалъ дочери, а именно, что Гэй, забывъ о дожд, со сложеннымъ зонтикомъ подъ рукою, чуть не бгомъ отправился домой.
Дамы сли въ карету. Эмми молча прижалась къ углу и едва удерживалась отъ слезъ, вплоть до дому никто не произнесъ ни слова. Лора ршилась пожурить Эву и Шарлотту не ране какъ по прізд домой. Эва чувствовала себя неловко вслдствіе неудачной своей выходки, а Шарлотта притихла заране, зная, что надъ ея головой виситъ гроза.
Пріхали въ Гольуэль. Въ гостиной находились мистеръ Эдмонстонъ и Чарльзъ. Спросили о Гэ, оказалось, что онъ глазъ не показывалъ.
— Врно онъ насквозь промокъ и пробжалъ прямо къ себ въ спальню, — замтилъ отецъ.— Хороши же барышни! — прибавилъ онъ:— сами въ карет пріхали, а его не захватили!
Эмми пошла провдать мать, думая тутъ же передать ей свое горе, но мистриссъ Эдмонстонъ спала уже, и бдной Эмми пришлось отложить разговоръ до утра.
— Нтъ, — думала она, ложась спать:— я и утромъ ничего ей не скажу, а то бдная мама опять пролежитъ цлый день. Но съ 12-часовымъ поздомъ Гэй долженъ былъ ухать, а отецъ собирался верхомъ на судебный митингъ, и потому на слдующее утро Эмми, собравшись съ духомъ, пошла поневол къ матери, съ просьбой поговорить съ ней наедин.
— Мама! что у насъ случилось! — воскликнула бдная Эм.мы, когда мать, свъ на диванъ, приготовилась ее слушать. Она въ подробности разсказала ей все происшедшее у Россовъ, и заключила свою повсть громкимъ рыданіемъ. — Боже мой! что онъ обо мн подумаетъ теперь! — говорила она, закрывь лицо руками.
— Это очень непріятно, — возразила мать:— однако неприличнаго ты ничего не сдлала.
— Но вдь я ясно видла, что онъ страшно разсердился, а теперь врно ему совстно, что онъ не съумлъ удержаться при всхъ! Какъ тутъ быть?
— Лучше всего, откровенно ему сказать, кто виноватъ, — замтила мистриссъ Эдмонстонъ: — это и Шарлотт будетъ полезно, она должна сама передъ нимъ извиниться.
— Въ самомъ дл! — сказала Эмми. Это мо,кно устроить! однако, мама, мы не имемъ права класть всю вину на Эву и Шарлотту. Мн слдовало бы ихъ остановить.
— Гэю врно не понравилось, что он употребили во зло твое имя, — заключила мать улыбаясь:— и потому нужно ихъ проучить за это. Приласкавъ взволнованную дочь, мистриссъ Эдмонстонъ ушла внизъ.
Оставшись одна, Эмми посмотрла нечаянно въ окно уборной и увидла Гэя, который со сложенными на груди руками ходилъ взадъ и впередъ передъ домомъ.
— Пойду я прямо къ нему, — скизала Эмми: — и откровенно объясню, какъ было дло.
Много перечувствовалъ и перенесъ бдный Гэй въ эти дни. Онъ сильно любилъ Эмму. Она сдлала Гольуэль раемъ для него. А между тмъ, странное чувство робости напало на богатаго наслдника Рэдклифа, когда настала минута высказаться. Зная вс свои нравственные недостатки, Гзй отчасти сомнвался, чтобы Эмми платила ему взаимной любовью. Видимая холодность ея въ послднее время ясно подтверждала его сомнніе.
— Она замтила, что я ее люблю, — думалъ онъ:— и, какъ честная двушка, нарочно меня отталкиваетъ, чтобы показать, что она ко мн совершенно равнодушна. Ну, а если?… и опираясь на это если, Гэй ршился не узжать изъ Гольуэля, не объяснившись съ Эмми или съ ея матерью. Скрывать свои чувства въ дом, гд онъ принятъ и любимъ, какъ сынъ, — Гэй считалъ за преступленіе, но со всмъ тмъ, онъ робль, какъ школьникъ при мысли: ну, какъ Эмчи, замтивъ, какой у него вспыльчивый характеръ не согласится идти за него замужъ. Бдный Гэй почти цлый часъ ходилъ взадъ и впередъ по алле, ломая себ голову, какъ бы ему половче объяснить Эмми, что вчерашняя сцена произошла отъ того, что онъ не могъ равнодушно вынести насмшки надъ нею, и въ то же время высказать ей, какъ она ему дорога и какая дерзкая надежда родилась въ его сердц, словомъ, онъ готовился къ разршенію вопроса: быть ли ему счастливымъ и остаться въ Гольуэл, или потерять вс надежды и ухать навсегда, куда глаза глядятъ. Влругъ передъ нимъ, глазъ на глазъ, очутилась маленькая фигурка Эмми.
— Гэй! я пришла извиниться передъ вами за вчерашній вечеръ, — довольно смло сказала молодая двушка:— мн совстно за всхъ насъ.
— Пожалуста, не думайте объ этомъ! — возразилъ сконфуженный Гэй.
— Да, какъ же не думать? Мн бы слдовало остановить Шарлотту, но меня никто не хотлъ слушать. Я знаю, какъ вы не любите, чтобы васъ упрашивали пть. Вотъ отчего мн и стыдно.
— Не вамъ, а то есть мн…. Эмми! не обращайте на это вниманіе, — проговорилъ онъ запинаясь: — позвольте васъ попросить погулять со мною. Мн нужно переговорить съ вами, — замтилъ онъ очень серьезно.
— А что? Я думаю, мама не побранитъ меня за это, — подумала Эмми и молча пошла рядомъ съ Гэемъ. Сердце ея такъ и билось. Гэй сорвалъ длинную втку розы, и, помахивая ею, началъ говорить спокойно, сдержанно, не взглянувъ даже ни разу на Эмми.
— Вамъ нужно сказать, — началъ онъ:— что вашъ голосъ и глаза дотого сильно на меня дйствуютъ, что я забываюсь, какъ это и было вчера. Мн совстно за вчерашнее мое поведеніе. Тмъ боле совстно, что сегодня я ршился высказаться передъ вами откровенно. Эмми! съ той минуты, какъ я васъ увидлъ, я полюбилъ васъ такъ, какъ еще не любилъ никого на свт!…
Эмми почувствовала, что вся кровь прилила къ ея щекамъ. Гэй заыолчалъ, онъ все сильне и сильне волновался, руки и голосъ его задрожали.
— Вы первая дали мн понятіе о томъ, что такое счастіе на земл, — заговорилъ онъ снова.— Въ эта три года я узналъ до чего вы дороги моему сердцу. — У меня нтъ силъ описать вамъ это чувство, Эмми. Сознаюсь вполн, что я недостоинъ васъ, мое воспитаніе, характеръ мой, а главное, — несчастная судьба всего рода не могутъ представлять ничего заманчиваго для такого чистаго существа, какъ вы, но дольше молчать я не въ состояніи — Я ршился открыть вамъ всю душу, судите меня, какъ хотите!…
Эмми порывалась было сказать ему, что она готова длить съ нимъ и горести и радости жизни, но скромность удержала ее, она не проговорила ни слова.
— Съ моей стороны, просто безуміе мечтать о такомъ счасть, — продолжалъ Гэй: — но чтожъ мн длать? Одна мысль, что вы можете полюбить меня, можете сдлаться моимъ ангеломъ-хранителемъ на всю жизнь, — одна эта мысль уже такое блаженство, которое я ни съ чмъ сравнить не могу! Но знайте, Эмма, — заключилъ Гэй, помолчавъ немного, — теперь я еще не требую отъ васъ ршительнаго отвта. Мое будущее впереди. Мн страшно даже подумать, что, связавъ себя словомь, вы можете раскаяться впослдствіи за такую поспшиость. Оборони Богъ отъ этого, и если я высказался теперь, то имлъ въ виду одну цль, чтобы, живя въ дом вашихъ родителей, не длать изъ моей любви къ вамъ преступной тайны.
Въ эту минуту, рядомъ съ ними, въ крытой алле, послышался стукъ колесъ садоваго кресла Чарльза и голосъ Шарлотты. Больной совершалъ свою утреннюю прогулку. Эмми, какъ испуганная птичка, выпорхнула изъ сада, опрометью кинулась въ домъ, и, вся запыхавшаяся, взволнованная, очутилась въ уборной, гд сидла ея мать, одна. Она упала передъ ней на колна, скрыла свое лицо на груди ея и прерывающимся отъ слезъ голосомъ прошептала:
— Мама, мама! онъ сказалъ, что любитъ меня!…
Мистриссъ Эдмонстонъ, повидимому, не очень удивилась этой новости. Она приподняла пылающее личико дочери, крпко поцловала ее и, внимательно посмотрвъ на нее, успокоилась. Глаза Эмми свтились радостью. Кто-то осторожно постучался въ двери, и Гэй, почти недождавшись позволенія войдти, появился на порог комнаты. Лицо его сіяло точно такимъ же счастіемъ, какъ лицо Эмми.
— Идите же сюда, Гэй, — сказала ему, улыбаясь съ нжностью, мистриссъ Эдмонстонъ. Улыбка ея поощрила его боле, чмъ слова. Эмми подняла голову и хотла выдти.
— Не уходите! — остановилъ онъ ее быстро.— Разв вы не хотите слышать, что я буду говорить?
Эмми повиновалась, усвшись на скамеечк у ногъ матери, она взяла ее за руку, и съ гордостью, и вмст съ смущеніемъ, не сводила глазъ съ Гэя.
— Вы новаго отъ меня ничего не услышите, — заговорилъ онъ, обращаясь къ мистриссъ Эдмонстонъ, и затмъ повторилъ почти слово въ слово все, сказанное имъ Эмми въ саду.
Нечего говорить, что мистриссъ Эдмонстонъ была вполн счастлива въ это утро. Она любила отъ всей души Гэя и радовалась, что онъ умлъ оцнить ея Эмми. Она была далека отъ того, чтобы осуждать такое внезапное признаніе въ любви, зная, что Гэй, вслдствіе пылкой натуры, не могъ бы долго скрыватъ своихъ чувствъ. Напротивъ, она искренне радовалась благородному порыву его откровенности. Ей оставалось одно, вести дло осторожно, не показывая дтямъ, что она, булучи вдвое ихъ старше, точно тоже живо сочувствуетъ ихъ любви. Гэй заговорилъ о дурномъ своемъ характер, объ излишнемъ самолюбіи и вспыльчивости, говоря, что онъ не стоитъ такого совершенства, какъ Эмми, но мать успокоила его, сказзвъ, что если онъ будетъ такъ же работать надъ собою, какъ началъ, то она смло довритъ ему счастіе своей дочери.
— Я опасаюсь одного, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ. — Вы еще слишкомъ молоды, свта почти не видали, кто знаетъ? можетъ быть, вамъ въ жизни встртится двушка, которую вы полюбите гораздо сильне, чмъ скромную дочь вашего опекуна. Такъ, по крайней мі,р, подумала бы на моемъ мст каждая благоразумная мать, — прибавила она улыбаясь.
— Но вы сами того не думаете, не правда ли? — сказалъ Гэй, выразительно взглянувъ на Эмми.
— Однако, — заключила весело мистриссъ Эдмонстонъ:— мы съ вами черезчуръ ужъ смлы, безъ папа все покоичили. Впрочемъ, я заране отвчаю за его согласіе, но съ однимъ условіемъ, чтобы это сватовство осталось втайн до вашего совершеннолтія, и чтобы вы положительно не считали себя связаннымъ въ отношеніи Эмми.
— Такая предосторожность очень похвальна съ вашей стороны, — сказалъ Гэй съ горькой усмшкой.— Впрочемъ, мн не слдуетъ жаловаться, хорошо, что вы по крайней мр совсмъ мн не отказали.
Съ этихъ поръ Гэй почувствовалъ себя спокойне и счастливе, чмъ прежле, онъ — сирота, пришлецъ, безродный, былъ уже признамъ своимъ, въ дорогой для него семьи. Съ этого дня его перестали считать гостемъ, и интересы Гэя слились съ интересами Эдмонстоновъ.
Долго разговаривали мать, дочь и нареченный зять о разныхъ планахъ ихъ будущей жизни, пока наконецъ шалунья Шарлотта не ворвалась въ уборную и не переполошила ихъ всхъ.
— А — а! Гэй! вотъ вы гд сидите? — закричала она. А мы-то васъ ищемъ повсюду! Вдь Делоренъ давно уже осдланъ, онъ ждетъ у крыльца минутъ съ десять. Чарли веллъ мн отыскать васъ и сказать, что если вы опоздаете къ обду мистриссъ Гэнлей, она такую жалобу принесетъ на васъ Филиппу, что вы долго не раздлаетесь.
Гэй вскочилъ, крпко пожалъ руку Эмми, и убжалъ одваться. Мать и Шарлотта ушли внизъ. Передъ отъздомъ, Гэй снова заглянулъ въ уборную. Эмми была еще тамъ.
— Прощай, моя дорогая! — сказалъ онъ, взявъ ее нжно за руку. Внизу раздались голоса, звавшіе его наперерывъ, и онъ, постоявъ немного, бросился внизъ. Вся семья была въ волненіи, что онъ опоздаетъ. Чарльзъ, и тотъ поднялся съ дивана и съ нетерпніемъ поглядывалъ на дверь. Гэй не далъ ему слова выговорить, простился со всми и хотлъ уже идти на крыльцо, какъ вдругъ Шарлотта, дернувъ его за рукавъ, спросила:
— А Эмми гд? Что-жъ она нейдетъ съ вами проститься?
— Она, кажется, на верху, — пробормоталъ онъ сконфузившись, и началъ снова прощаться съ мистриссь Эдмонстонъ. Та крпко пожала ему руку и шепнула на ухо:
— Завтра я вамъ передамъ отвтъ мужа. Гэй вскочилъ на лошадь и взглянулъ на верхъ. Тамъ, изъ окна уборной, изъ-за густыхъ розъ, вившихся по ршетк вдоль окна, выглянула кудрявая головка Эмми. Глаза и улыбки ихъ встртились. Гэй поднялъ свою лошадь въ галопъ, и вскор скрылся въ цломъ облак пыли. Буянъ побжалъ, сломя голову, вслдъ за нимъ.
Проводивъ глазами и сердцемъ своего жениха, Эмми бросилась на колна и начала горячо молиться, чтобы Господь помогъ ей сдлать его счастливымъ. Вся семья почуяла, что въ этотъ день случилось какое-то важное происшествіе. Многіе догадывались въ чемъ дло, а Шарлотта смекала только, что отъ нея что-то скрываютъ. Любопытство лэди Эвелины было сильно возбуждено, предчувствуя, что секретъ будетъ ей тогда только сообщенъ, когда вся семья его узнаетъ, она примирилась съ своей участью и отправилась въ садъ, играть съ Шарлоттою въ мячикъ, отложивъ въ стороны вс разспросы. Чарльзъ и Лора ничего не выиграли отъ ея любезности, мать, проводивъ Гэя, снова отправилась на верхъ къ Эмми, и имъ обимъ пришлось придумывать свои собственныя соображенія.
— А что, Лора? спросилъ Чарльзъ, поглаживая свою правую руку:— какъ ты чувствуешь, не болитъ ли у тебя ручка?
Сестра вопросительно взглянула на него, оторвавшись на минуту отъ вышиванья, надъ которымъ она прилежно трудилась. Она совсмъ не поняла вопроса.
— Я тебя спрашиваю, — продолжалъ онъ:— не болитъ ли у тебя рука потому, что Гэй, кажется, мтитъ на руку одной изъ васъ.
— Вотъ мы увидимъ, — возразила Лора очень спокойно.
— Увидимъ, — повторилъ больной.— Если бы у меня были здоровыя ноги, какъ у тебя, я бы давно все узналъ.
— Не лучше ли оставить Эмми одну съ мама, — замтила Лора, продолжая усердно вышивать.
— Такъ ты подозрваешь, что тутъ что нибудь да кроется? — приставалъ Чарльзъ, пристально вглядываясь ей въ лицо, но вспомнивъ, что Лора въ послднее время какъ-то особенно грустна, ему стало жаль сестру, онъ пересталъ ее дразнить и взялся за костыли.
— Чарльзъ! не ходи, голубчикъ, — сказала испуганная Лора.— Ты можешь придти не кстати.
— Я иду къ себ, — возразилъ Чарльзъ, ковыляя по комнат.— Надюсь, ты мн этого запретить не можешь?
Читатель врно вспомнитъ, что дверь его спальни выходила въ уборную. Ему было очень легко устроить оттуда наблюдательный постъ, а o томъ, что онъ будетъ лишній, ему и въ голову не приходило. Не смотря на насмшливый и любопытный свой характеръ, братъ нжно любилъ меньшую сестру.
Стукъ костылей, медленно поднимавшихся по лстниц, былъ услышанъ въ уборной. Эмми, сидвшая на диван подл матери, вскочила, сказавъ:
— Мама! Чарльзъ идетъ сюда. Можно ему все сказать? Я право не умю ничего отъ него скрывать.
— Да, онъ врно самъ догадался, — возразила мать, отворяя двери въ ту минуту, какъ сынъ входилъ уже на послднюю площадку. Она довела его до дивана и оставила Эмми и Чарльза вдвоемъ.
— Ну, Э.мми? — спросилъ братъ, вперивъ глаза на вспыхнувшее лицо сестры.— Что скажешь? Прикажешь мн поблднть отъ отчаянія и упасть въ обморокъ?
— Чарли! Ты врно все узналъ? Какимъ это образомъ? нжно ласкаясь къ нему говорила Эмма. Больной тяжело опустился на диванъ и обнялъ сестру, пріютившуюся подл него на кресл.
— Ну, малютка, желаю теб счастья! — сказалх онъ, стараясь принять шутливый тонъ, между тмъ какъ горло его сжалось отъ слезъ. Ты должна отдать мн честь за отсутствіе всякаго эгоизма въ этомъ желаніи, — прибавилъ онъ грустно.
— Чарли! миленькій ты мой! — говорила сестра, ласкаясь къ нему и красня:— вдь еще не все кончено.
— Какъ не кончено? Ты — красна, какъ индйскій птухъ, а онъ, прощаясь, чуть не переломалъ мн пальцы на рук! Выдумала, что будто я поврю, что не все кончено.
— Я хочу сказать, что мы еще не помолвлены. Вдь мы оба не совершеннолтніе, а я еще такая глупая. Поучи ты меня хорошенько! Мн такъ хочется быть достойной его.
— Нужно спросить, достоинъ ли еще онъ обладать такимъ сокровищемъ, какъ ты, моя малютка, — возразилъ Чарльзъ.— Однако говори ясне, слажено ли у васъ дло? Что это за выраженіе: еще не все кончено? Я не понимаю!
— То есть, свадьба наша еще не ршена. пана ничего не знаетъ о предложеніи Гэя, — отвчала Эмми.
— Ну, а если отецъ даруетъ свое согласіе, тогда значитъ все будетъ кончено? Мы такъ и запишемъ. Разскажи же, Эмми, какъ это у васъ случилось, спросилъ братъ, — или нтъ, все не разсказывай: вдь у тебя теперь есть секреты съ женихомъ. Разскажи, что можно.
Пока братъ и сестра, сидя въ уборной, дружески разговаривали, мистриссъ Эдмонстонъ пошла внизъ, къ Лор. Та, по уход Чарльза, внезапно перешла отъ спокойствія къ отчаянію.
— Деньги, деньги! говорила она, вся поблднвъ отъ внутренняго волненіи.— Какъ много преимуществъ вы даете человку! Гэй еще мальчикъ, безъ всякаго характера, Богъ знаетъ съ кмъ въ родств, вспыльчивъ до безумія:— все это забыто и его принимаютъ, какъ жениха съ распростертыми объятіями, а папа — я уврена, тотъ придетъ даже въ восторгъ отъ его предложенія. А у насъ съ Филиппомъ какъ бы это кончилось? Добрый, умный, благородный Филиппъ — заикнуться о своей любви не сметъ. Слово бднякъ поставило преграду между имъ и мною. Ради денегъ, ради противныхъ денегъ, наша любовь, составляющая для насъ все счастіе на земл, должна быть убита, уничтожена…. Мы оба должны мучиться всю жизнь, скрывая свои чувства отъ другихъ!… И бдная Лора, говоря это, ломала себ руки, бгая взадъ и впередъ по комнат.
Замокъ въ дверяхъ щелкнулъ. Лора опомнилась, и когда мать ея вошла въ комнату, она попрежнему сидла спокойно на мст. Внутренно ей сдлалось совстно, что она какъ будто завидуетъ сестр.
— Ну, Лора, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ:— что ты скажешь на это? И она улыбнулась, какъ человкъ, получившій хорошее извстіе.
— Какъ это случилось? спросила Лора.— Чмъ вы поршили, мама?
— Поршили мы такъ, какъ Гэй этого желалъ. Отложили свадьбу на время. Они оба слишкомъ молоды. Гэй поспшилъ объясниться для того, чтобы не имть отъ насъ тайны.
Эти слова матери кольнули Леру прямо въ сердце.
— Хорошо, что Гэй иметъ право не скрывать своихъ чувствъ, — подумала она.— Попробовалъ бы Филиппъ сдлать то же самое, посмотримъ, то ли бы вы сказали?
— Мн особенно понравились ихъ довріе ко мн и честность, — продолжала мать.— Эмми, конечно, никогда бы отъ насъ этого не скрыла, но меня радуеть то, что и онъ былъ откровененъ.
— Дай Богъ имъ счастія! — проговорила Лора.
— Они будутъ счастливы, я въ этомъ не сомнваюсь, — сказала съ восторгомъ мать.— Мы его теперь очень хорошо узнали. Нтъ другаго человка на свт, которому бы я такъ смло доврила судьбу Эмми, какъ ему.
Лор стало досадно слышать, что мать ставитъ Гэя выше всхъ на свт, она вспомнила предостереженіе Филиппа на счетъ характера молодаго Морвиля.
— Есть люди, которые гораздо выше его по своимъ нравственнымъ качествамъ, — замтила съ разстановкой Лора.
— Ты хочешь напомнить мн о его вспыльчивомъ характер? сказала мать:— меня онъ не пугаетъ. Природная вспыльчивость не опасна, если человкъ руководится религіей и иметъ силу бороться съ нею. По моему, такой характеръ надежне, чмъ характеръ человка хладнокровнаго, но безъ правилъ. Лор показалось преувеличеннымъ такое увлеченіе со стороны матери, она хотла было возразить, но, услыхавъ голоса Шарлотты и Эвы, быстро перемнила разговоръ, и начала совтываться съ матерью, что сказать Эвелин, если та начнетъ ее разспрашивать.
— Мы должны сдлать ее участницей нашей семейной тайны, но съ условіемъ, чтобы она хранила глубокое молчаніе на счетъ ея, — отвчала мистриссъ Эдмонстонъ.— Я сама съ ней переговорю, но нужно прежде сообщить все это папа. Я не сомнваюсь въ его согласіи, но мы слишкомъ ужъ много вольничаемъ безъ него.
Эмми вышла только къ полднику. Она была такая хорошенькая, по милости раскраснвшихся щекъ, что Чарльзъ мысленно пожаллъ, зачмъ Гэй ее не видитъ. Говорила она очень мало и вскор убжала къ себ въ комнату. Лора пошла вслдъ за нею, и когда об сестры остались глазъ на глазъ, он кинулись другъ другу на шею.
— Мама врно передала уже теб, какъ я счастлива, — сказала Эмми, улыбаясь. — Теперь мн остается одно, работать и работать надъ собою. Я не могу забыть твоего замчанія, что у меня характеръ, какъ тло безъ костей. Да, Лора, ради счастія Гэя, я должна перемниться совершенно.
— Зачимъ, если онъ любитъ тебя такую, какъ ты есть? спросила старшая сестра.
— Но я чувствую, что мн недостаетъ твердости воли, что у меня нтъ своихъ убжденій. Я должна учиться жить, чтобы сдлаться вполн достойной такой свтлой личности, какъ Гэй.
Долго говорили сестры о предстоащей перемн въ жизни Эмми, пока, наконецъ, Лору не позвали за чмъ-то внизъ. Эмми пошла гулять въ садъ, чтобы нсколько успокоить свое волненіе, и затмъ отправилась одваться къ обду, Лора пришла ей помочь, какъ вдругъ по лстниц, ведущей ихъ въ спальню, послышались быстрые шаги отца. Онъ постучался въ дверь и, отворивъ ее, вошелъ, разцловалъ Эмми въ об щеки, обнялъ ее рукою за талью и вскричалъ!
— Ну-съ, миссъ Эмми, вы отлично распорядились ныншнимъ утромъ! Слыханное ли это дло, чтобы молодыя лэди принимали предложеніе, когда отца дома нтъ? Какова она у насъ, Лора?
Эмми тотчасъ догадалась, что отецъ шутилъ, но Лор его выходка не понравилась.
— И такъ, душа моя, ты побдила юное сердце? продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ, лаская меньшую дочь.— Поздравляю, поздравляю! Отличный молодой человкъ! Я сказалъ бы то же самое, если бы даже у него ни пэнни не было за душой. Напишу къ нему сегодня же вечеромъ и скажу, что у него предурной вкусъ, но что я не такой человкъ, чтобы стать ему поперекъ дороги. Такъ, что-ли отвчать, Эмми?
— Огвчайте, что угодно, папа! возразила дочь съ улыбкой.
— Что угодно? хорошо! ну, такъ я напишу, что мы обойтись безъ тебя не можемъ, а онъ пусть проваливаетъ.
— Нтъ, папа, вы этого не напишете!
— Вотъ какая у насъ ловкая! Ну, длать нечего, дразнить не буду. Удивляюсь, теб, Лора! Какъ это ты не обидлась? Ты у насъ первая красавица и вдругъ, дерзкая двчонка, сестра, отбиваетъ у тебя жениха изъ-подъ носу, а ты остаешься на мели!…
Лора не умла отвчать на такія шутки и потому промолчала. Мысленно она утшалась сознаніемъ, что не одна красота ея привлекла къ ней Филиппа.
Для мистриссъ Эдмонстонъ оставалось одно затрудненіе, какъ объявить Эвелин о предложеніи Гэя. Она давно замтила, что Эва сильно съ нимъ кокетничаетъ, а потому ей не хотлось задть ея самолюбія, сказавъ, что скромная ея дочь произвела на Гэя гораздо боле сильное впечатлніе, чмъ свтская, бойкая лэди.
Къ счастію, дло вышло совсмъ иначе. Вмсто того. чтобы оскорбиться, Эвелина пришла въ восторгъ и, прыгая по комнат, кричала, что это будетъ прелестная парочка.
— Давно бы имъ образумиться, — говорила она весело. — А то ходятъ себ, повся носъ, хорошо, что я помогла имъ объясниться, вы, тетушка, должны быть мн за это обязаны.
Мистриссъ Эдмонстонъ мысленно находила, что хвастать своими выходками Эва не имла никакой надобности, но смолчала, зная, что она чувствовала себя очень виноватой передъ Гэемъ за прошедшій вечеръ, и теперь искренно радуется, потому что дло приняло такой прекрасный оборотъ.
— Неужели вы не цните моей заслуги, тетя! продолжала болтать лэди Килькоранъ.— Вдь не завари я этой каши вчера, Эмми и Гэй продолжали бы изнывать отъ любви молча. Они должны быть по гробъ мн благодарны!
— Если бы я наврно знала, Эва, — возразила серьезнымъ тономъ тетка:— что ты устроила съ умысломъ вчерашнюю сцену, я теб бы этого никогда не простила, да и самое предложеніе Гэя не могло бы быть принято нами, потому что оно тогда было бы вынужденное. Успокой меня, Бога-ради, скажи: пошалила ли ты, какъ всегда, по втренности или дйствовала по разсчету?
— Боже мой! воображаю, какую головомойку перенесла бдная Шарлотта, если вы меня такъ распекаете! воскликнула Эва съ видомъ притворнаго отчаянія.
Мистриссъ Эдмонстонъ расхохоталась невольно и призналась, что она даже забыла побранить Шарлотту.
— Ну, такъ и не браните ее. Забудьте все прошлое, — вскричала Эвелина. — Она, бдняжка, ни въ чемъ не виновата, она меня послушалась, вотъ и все. А у меня никакого злаго умысла не было, увряю васъ. Будьте же такъ добры, не взыскивайте съ двочки, милая тетя! Если вы меня поблагодарить за услуги не хотите, длать нечего, на мст вашемъ каждая матушка разсыпалась бы въ благодарности, — но вы, по крайней мр, на свадьбу-то меня пригласите, Ахъ! что это за прелесть будетъ! Я пшкомъ приду изъ Килькорана. Вы врно балъ сдлаете?
— О свадьб еще рчи нтъ. Будь умница и держи языкъ за зубами, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ.— Матери все разскажи, а другимъ — ни гу-гу. Морицу ни полслова не говори. У меня есть важныя причины на это. Это еще не помолвка, и мы Гэя не хотим ничмъ связывать.
Эва общала строго выполнить приказаніе тетки, которая успокоилась, зная, что молодая двушка честно сдерживаетъ данное слово.

ГЛАВА XIV.

Площадь Атенея. С.-Мильдредъ

4-го августа.

‘Дорогой Филиппъ! Благодарю тебя за книги, которыя я получила въ цлости, черезъ сэръ Гэя. Мн очень жаль, что ты не нашелъ ихъ достойными вниманія. Неужели ты, человкъ, съ такимь здравымъ смысломъ, не убжденъ еще до сихъ поръ, что лучшимъ средствомъ противъ наклонности къ мечтательности и идеализму, которыя развиваютъ суевріе и пустоту, — извстныя въ настоящую эпоху подъ именемъ вры и поэзіи, — что лучшимъ средствомъ противъ этой болзни служитъ изученіе простыхъ фактовъ, основанныхъ на положительныхъ доказательствахъ. Любопытно наблюдать, какъ эти шаткія теоріи, прилагаемыя къ практик, оказываются несостоятельными. Примръ у меня на глазахъ. У насъ въ С.-Мильдред живутъ дв сестры Уэльвудъ, дочери капитана, убитаго на дуэли старикомъ сэръ Гэемъ Морвиль, эти дв барышни, повидимому, съ намреніемъ вооружаютъ все общество противъ себя, он, напримръ, берутъ къ себ въ домъ нищихъ дтей, даютъ имъ воспитаніе несогласное съ ихъ положеніемъ, держатъ ихъ по правиламъ какого-то строгаго, монастырскаго устава, затмъ, сами ходятъ по больницамъ, гд проповдываютъ что то больнымъ, утомляя ихъ до полусмерти, и, наконецъ, навщаютъ бдныхъ въ самое непозволительное время — ночью. Мужъ мой нашелъ одну изъ нихъ, недавно, въ полночь, въ какой-то лачуг, населенной всякимъ отребьемъ человческаго рода. Об сестры еще довольно молоды, матери и даже руководителя он никакого не имютъ, идутъ по совершенно ложной дорог, и, не смотря на это, приверженцы новой церкви не перестаютъ ими восторгаться. Однако, я уклонилась отъ главнаго предмета своего письма, юнаго баронета сэръ Гэя. Ты описалъ мн его очень врно. Но, признаюсь, я ожидала, что, по наружности, потомокъ Морвилей изъ Рэдклифа будетъ больше смахивать на героя романа или трагедіи, чмъ на простаго смертнаго, онъ далеко ниже своего отца по красот и выразительности лица. Молодой сэръ Гэй смотритъ, впрочемъ, настоящимъ джентльмэномъ, онъ очень любезенъ и остеръ. Мн онъ показался умнымъ человкомъ, но нсколько поверхностнаго образованія, какъ страстный музыкантъ, онъ едва ли можетъ быть способенъ на что-нибудь дльное, родовой Рэдклифскій характеръ сильно въ немъ вкоренился, при малйшемъ противорчіи сэръ Гэй готовъ уже вспылить, когда я разговариваю съ нимъ, мн всегда кажется, что я стою на кратер вулкана. Правда, онъ сильно сдерживается, раза два подмтила, что онъ крпко кусаетъ себ губы во время спора съ кмъ-нибудь изъ насъ:— вотъ теб доказательство, какая тонкая кора прикрываетъ его внутренній огонь. Сознаюсь, впрочемъ, что со мною онъ крайне вжливъ и внимателенъ, а o теб говорить съ полною признательностью. Нужно стараться не вбивать ему въ голову мысли, что онъ, будучи наслдникомъ такого огромнаго состоянія, иметъ въ обществ не малое значеніе, наша милая тетушка, кажется, успла уже надуть ему въ уши, что онъ важная особа. Мы окажемъ ему съ своей стороны всевозможное вниманіе и доставимъ ему случай познакомиться съ образованными людьми, составляющими нашъ кругъ знакомства. Его письма адресуются на наше имя, такъ какъ ферма Соутъ-Муръ въ сторон отъ почтовой станціи. Наши изъ Гольуэля частенько-таки съ нимъ переписываются. Письма отъ опекуна, къ великому моему удивленію, вызываютъ каждый разъ яркій румянецъ на щек молодаго Гэя. Это что-то не даромъ! Недавно, онъ былъ съ визитомъ въ Стэйльгурст, очень жаль, что капитанъ Гарвудъ, въ настоящую минуту, дома, общество его сыновей далеко не полезно для такого юноши, какъ сэръ Гэй. Посл веселыхъ анекдотовъ и разсказовъ о скачкахъ въ С.-Мильдред, которыми Эдуардъ и Томъ Гарвудъ угощаютъ его, я сомнваюсь, чтобы серьезное направленіе моего общества пришлось ему по вкусу. Я стороною слышала, что Томъ опять накуралесилъ что-то въ Кэмбридж.

Любящая тебя сестра,
‘Маргарита Гэнлей.’

Площадь Атенея. С.-Мильдредъ.

6-го сентября.

‘Дорогой Филиппъ! Никто не иметъ такого отвращенія къ сплетнямъ и злословію, какъ я, и потому даю теб полное право судить, какъ хочешь, слдующіе факты, дошедшіе до моего свднія. Сэръ Гэй Морвиль нсколько уже разъ здилъ съ Томомъ Гарвудомъ, а потомъ съ какими-то странными, подозрительными личностями въ С.-Мильдредъ. На дняхъ, горничная моя встртила его въ одной изъ отдаленныхъ улицъ города: онъ выходилъ изъ дома, въ которомъ, повидимому, ему не было никакой надобности быть. Это, впрочемъ, могло случиться и нечаянно, и я никогда не обратила бы твоего вниманія на такое пустое обстоятельство, если бы сегодня утромъ не произошло слдующее. Мн нужно было зайдти къ банкиру Грэй, разговариваю съ нимъ, вдругъ вижу — входитъ личность, извстная въ город за отьявленнаго игрока, предъявляетъ чэкъ и проситъ его промнять. Бумага лежала на конторк, я нечаянно взглянула на подпись, гляжу — рука дядюшки. Я еще разъ взглянула, такъ и есть, его рука. Это было требованіе на 30 ф. стерл., отъ 12-го августа, на имя сэръ Гэя Морвиля, подписано ‘Ч. Эдмонстонъ,’ передача сдлана рукою сэръ Гэя на имя Джона Уайта. Ршившись не осуждать понапрасну бднаго юношу, я остановила этого человка и спросила его имя. Мистеръ Грэй подтвердилъ, что это Джонъ Уайтъ, родъ шулера, который является на всхъ скачкать въ город и живетъ разными пари и карточной игрой.
‘И такъ, любезный брагъ, дйствуй, какъ знаешь, хотя я мало надюсь, чтобы можно было спасти бднаго юношу отъ наслдственныхъ его нороковъ. Видно они ужъ вошли ему въ плоть и кровь, если даже строгое воспитаніе, которое онъ, по твоимъ словамъ, получилъ, не могло искоренить ихъ. Полагаюсь вполн на тебя, зная, какъ ты благоразуменъ. Надюсь, что мое имя не будетъ впутано въ эту исторію. Очень жалю, что мн пришлось первой сообщить такія непріятныя вещи, которыя, вроятно, сильно встревожатъ нашихъ въ Гольуэл.

Любящая тобя сестра,
‘Маргарита Гэнлей.’

Капитанъ Морвиль былъ совершенно одинъ, когда онъ получилъ второе письмо отъ сестры. Онъ насмшливо и вмст горько улыбнулся, читая первыя строки письма, гд говорилось о нелюбви ея къ сплетнямъ, а между тмъ передавалась одна изъ нихъ. Но, когда онъ дошелъ до конца письма, въ глазахъ его сверкнуло чувство самодовольства, что онъ не ошибся въ Гэ, говоря, что ему доврять нельзя. Лицо его приняло строгое, холодное, точно стальное выраженіе, перечитавъ письмо съ большимъ вниманіемъ вторично, онъ сложилъ его, положилъ въ боковой карманъ и отправился по своимъ дламъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Цлый день онъ былъ мраченъ и молчаливъ. На другое утро онъ взялъ суточный билетъ на желзную дорогу въ Броадстонъ, тамъ происходили судебныя засданія, и онъ былъ убжденъ, что встртится на нихъ съ мистеромъ Эдмонстономъ, пріхавъ туда, онъ пошелъ пшкомъ по главной улиц, и первое лицо, которое онъ встртилъ, былъ его дядя, онъ стоялъ на крылыд почтоваго дома и распечатывалъ только что полученное имъ письмо.
— А-а, Филиппъ! закричалъ онъ, увидавъ племянника.— Ты какъ сюда попалъ? Мн, братъ, тебято и нужно. Къ намъ, что ли ты дешь?
— Нтъ, извините, не могу, я долженъ быть назадъ сегодня же, — отвчалъ Филиппъ и, говоря это, онъ замтилъ, что дядя, кончивъ письмо, писанное рукою Гэя, скомкалъ его съ какимъ-то нетерпливымъ движеніемъ руки и сунулъ въ карманъ.
— Во всякомъ случа, хорошо, что ты здсь, — продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Со мной случилась престранная вещь. Не понимаю, что сталось съ Гэемъ: вотъ его письмо. Вообрази, что онъ пишетъ! Требуетъ, чтобы я ему выслалъ тысячу фунтовъ.
— Гмъ! — выразительно сказалъ Филиппъ:— и онъ вамъ ничего не объясняетъ, на что ему деньги?
— Ни слова. На, читай самъ, увидишь, что онъ пишетъ. Однако, нтъ, погоди!
И мистеръ Эдмонстонъ мелькомъ взглянулъ на послднія строчки письма, какъ бы желая не давать читать всего, что было написано, но посл минутнаго колебанія онъ подалъ Филиппу бумагу, говоря:
— Ничего, можешь читать все.

Соутъ-Муръ.

7-го сентября.

‘Дорогой мистеръ Эдмонстонъ!’ писалъ Гэй.— Я знаю напередъ, что вы удивитесь, прочитавъ мое письмо, въ которомъ я, не смотря на данное вамъ слово, прошу увеличить мою ежегодную пенсію. Но я прошу денегъ не для себя и общаю заране, что что эта первая и послдняя моя просьба. Вы меня чрезвычайно обяжете, если пришлете немедленно 1, 000 ф. стерл. на мое имя. Я не имю права открыть вамъ секретъ, на что мн нужны деньги, но я увренъ, что вы мн въ нихъ не откажете. Скажите Чарльзу, что дня черезъ два я къ нему напишу. Уроки и ходьба въ С.-Мильдредъ за письмами (что мы длаемъ ежедневно) отвлекаютъ у насъ почти цлый день, намъ просто некогда писать. Подождемъ еще мсяцъ, длать нечего, а тамъ и закутимъ! Передайте Эмми, что восходъ солнца изъ-за горъ здсь великолпенъ, жаль, что она не можетъ видть этой картины, она стоитъ моря. Сентъ-Мильдредъ очень оживился по милости скачекъ, мы невольно трунимъ надъ Уэльвудомъ, уврявшимъ насъ, что мы попадемъ въ глушь. Въ жизнь свою не имлъ я столько развлеченій, какъ здсь.

Искренно преданный вамъ
‘Гэй Морвиль.’

— Каково? Что бы ты сдлалъ на моемъ мст? Ну, куда ему такая сумма денегъ? — приставалъ къ Филиппу мистеръ Эдмонстонъ, щелкая хлыстомъ и внимательно изучая серьезное лицо племянника, пока тотъ, не поднимая головы, перечитывалъ по нскольку разъ каждую строку.— Каковъ Гэй-то! Ты мн скажи вотъ что, Филиппъ, что это онъ пишетъ? — повторялъ съ горячностью дядя.
— Тутъ не мсто разсуждать, — отвчалъ Филиппъ спокойно, возвращая дяд письмо. — Пойдемъ-те въ читальную залу. Въ этотъ часъ мы никого тамъ не встртимъ. Это недалеко отсюда.
— Ну, ну, ну, хорошо! хорошо! продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ пыхтя и красня, хладнокровіе Филиппа довело его до послдней степени нетерпнія. Придя въ залу библіотеки, дядя и племянникъ услись рядомъ, въ самомъ отдаленномъ углу комнаты.
— Ты мн все-таки скажи, что ты объ этомъ думаешь? началъ снова мистеръ Эдмонстонъ:— не можетъ быть, чтобы Гэй прокутился — малый не таковъ, притомъ теперь, когда онъ — тьфу! что это я болтаю! Нтъ, ты мн скажи лучше, что ты объ этомъ думаешь? повторялъ онъ въ десятый разъ.
— Мн сдается, что его письмо подтверждаетъ очень ясно доносъ, полученный мною вчера.
— Врно отъ сестры? Значитъ, и она слышала что-нибудь.
— Да, сестра писала ко мн, но бы не желалъ я передавать содержаніе ея письма, тмъ боле, что она просила, чтобы ея имени не упоминать. Я пріхалъ сюда для того, чтобы на мст разузнать, давно ли вы съ Гэемъ видлись, и стоитъ ли сообщать вамъ слухи, дошедшіе до меня черезъ сестру. Теперь я убжденъ, что слухи эти врны, и передамъ вамъ ихъ слово въ слово, но съ условіемъ, чтобы вы никому не говорили, даже тетушк, что сестра первая мн ихъ сообщила.
— Хорошо, хорошо, никому ни слова не скажу. Разсказывай скоре.
— Гэй, по милости меньшаго Гарвуда, попалъ, говорятъ, въ очень дурное общество. Нечего сомнваться, что онъ проигрался, и для этого проситъ у васъ денегъ.
Филиппъ никакъ не ожидалъ дйствія, которое его слова произвели на дядю. Мистеръ Эдмонстонъ вскочилъ съ мста.
— Какъ? Гэй проигрался! закричалъ онъ. — Никогда не поврю! Это подлая сплетня! Не врю ей, и никому не позволю клеветать на него!
Онъ задыхался отъ негодованія, и началъ шагать по комнат. Взрывъ продолжался недолго, Филиппъ ждалъ его окончанія съ невозмутимымъ хладнокровіемъ. Мало-по-малу, дядя утихъ, слъ опять подл него и гораздо уже спокойне заговорилъ.
— Это положительно невозможно! Ты вспомни телько то, что онъ связанъ клятвою, никогда не дотрогиваться до бильярднаго кія.
— Да, нарушить клятву было бы невозможно для человка съ твердыми нравственными правилами, — замтилъ Филиппъ.
— Твердыя нравственныя правила! Да у кого ихъ больше, какъ не у Гэя? закричалъ мистеръ Эдмонстонъ.— Ты самъ это двадцать разъ находилъ, да и тетка и Чарльзъ, вс они были твоего мннія. Я скоре себя бы заподозрилъ, чмъ его!
Онъ снова началъ горячиться, но хладнокровіе Филиппа осаждало его порывы.
— Говори, чмъ ты докажешь, что слухи о немъ справедливы? сказалъ онъ минуту спустя. — Помни — мн нужны факты, а не предположенія. Я такъ въ немъ увренъ, что своимъ глазамъ бы не вдругъ поврилъ!
— Очень жаль, если вы такъ неумстно доврчивы, дядя, — заговорилъ, наконецъ, Филиппъ.— Я бы самъ отъ души желалъ, чтобы слухи оказались ложными, но, къ несчастію, письмо Гэя совершенно совпадаетъ съ содержаніемъ писемъ сестры,
— Прочитай же мн еа письмо вслухъ! слабымъ голосомъ произнесъ мистеръ Эдмонстонъ, совершенно упавъ духомъ.
Филиппъ вынулъ оба конверта изъ кармана и, не желая подвергать сестру осужденію за ея сплетни и наушничество, онъ передалъ нкоторыя фразы своими словами, такъ что томъ ихъ и значеніе сгладились. Этого было достаточно для мистера Эдмонстона. Точность въ подробностяхъ ошеломила его, онъ долго сидлъ молча, наконецъ, глубоко вздохнувъ, сказалъ:
— Ну, кто бы это подумалъ? Бдная наша Эмми!
— Эмми! повторилъ Филиппъ.
— Ну, да. Я тутъ ни при чемъ, они сами между собой все поладили, — говорилъ дядя, совсмъ сконфуженный отъ пристальнаго взгляда племянника и внутренно сознавая, что онъ сдлалъ страшную неосторожность.
— Меня все это время дома не было, прізжаю, а у нихъ все ужъ кончено, нельзя же мн было отказать Гэю.
— Такъ, значитъ, Эмми и Гэй помолвлены? спросилъ Филиппъ.
— То есть, какъ помолвлены? не совсмъ, они только сговорены, мы отложили дло надолго, хотимъ подвергнуть его испытанію. Бдная малютка, она очень въ него влюблена, но теперь кончено, свадьб не бывать!
— Какое счастіе, что мы открыли вс его продлки заране, — сказалъ Филиппъ.— Не нужно жалть Эмми, нужно радоваться за нее!
— Конечно, конечно, — задумчиво отвчалъ дядя.— А все-таки этого нельзя было ожидать отъ Гэя!
Видя, что дядя уже поколебался въ своемъ хорошемъ мнніи о Гэ, Филиппъ ршился дйствовать сильне, считая своимъ долгомъ спасти Эмми отъ такого неудачнаго брака.
— Мн кажется, — говорилъ онъ:— что Гэй давно уже запутался въ долгахъ, не можетъ быть, чтобы онъ въ одинъ мсяцъ проигралъ тысячу ф. стерл. въ С.-Мильдред. Какъ ни непріятно сдланное нами открытіе, но мы должны благодарить судьбу, что успли сдлать его во время. Вы, дядя, какъ сказали? Гэй никогда не просилъ у васъ денегъ?
— Ни фартинга лишнихъ, кром несчастныхъ 30 ф., которые ему понадобились недавно на наемъ квартиры и учителя. Такъ онъ, по крайней мр, мн отозвался, когда я спросилъ, на что ему эти деньги.
— Но вдь вы помните, дмдя, что у него постоянно не было ни гроша въ карман, онъ не смлъ даже себ позволить ни малйшей прихоти. Вы замтили это ему какъ-то сами. Вспомните теперь, какъ онъ настойчиво отстаивалъ свой планъ поздки въ Лондонъ, какъ онъ тамъ зажился, не смотря на общія наши предостереженія. Врно милый дядюшка еще тогда сбилъ его съ толку, а здшнія скачки, при помощи Тома Гарвуда, довершили начатое.
— Зачмъ я его только отпустилъ сюда! говорилъ съ отчаяніемъ мистеръ Эдмонстонъ.
— Напротивъ, все къ лучшему. Онъ продолжалъ бы скрывать отъ васъ свое положеніе и кончилъ бы очень скверно. Вы видите, онъ и теперь требуетъ денегъ немедленно, вовсе не заботясь о томъ, будете вы довольны его просьбою или нтъ.
— Да, да, онъ обо мн ничего не упоминаетъ,
— Знаете ли что, — замтилъ Филиппъ:— дло-то теперь выходитъ даже хуже, чмъ я предполагалъ. Можно быть скрытнымъ, втреннымъ, это такъ, но увлекать молодую двушку, какъ онъ сдлалъ съ Эмми, увлекать ее — зная, положеніе своихъ длъ — непростительно со стороны Гэя!
— Конечно, конечно, — кричалъ мистеръ Эдмонстонъ, выходя опять изъ себя: — вотъ что ужасно! Онъ вообразилъ, что я отдамъ свою бдную Эмми игроку! Какъ же, дожидайся! Вотъ я ему докажу, какъ дороги мн его богатства, имнія, титулы…. все… я ему докажу!
— Я былъ увренъ, что вы иначе и не поступите съ нимъ, — сказалъ Филиппъ.
— Еще бы! Я его проучу. А-а! сэръ Гэй, вы думали, что у васъ опекунъ старый дуракъ, что вы ему можете глаза завязать, увидимъ, увидимъ, кто еще кого проучитъ!
— Начните дло осторожне, дядюшка. Незабывайте, какой у него несчастный характеръ, напишите къ нему похладкокровне.
— Похладнокровне! теб хорошо толковать. У меня вся кровь кипитъ, при одномъ восноминаніи о немъ. Еще онъ сметъ длать разныя порученія Эмми, въ томъ же самомъ письм, гд меня обманываетъ! Да я равнодушно этой дерзости перенести не въ состояніи!
— Я желалъ бы одного, — сказалъ Филиппъ:— дать ему возможность лично съ вами объясниться. Можетъ, у него есть законное оправданіе.
— Ни, ни, ни! объясненій никакихъ не принимаю! Какъ! выдавать себя за образчикъ скромности, смть думать о брак съ моей дочерью, и изподтишка кутить? Я ненавижу лицемріе! Не нужно мн его объясненій! Не смй онъ теперь и думать объ Эмми. Сегодня же все это ему пропишу, даже не сегодня, а сейчасъ, на этомъ самомъ мст. Бдная моя Эмми, въ самомъ дл!…
Филиппъ не мшалъ дяд. Онъ зналъ, что гнвъ у него проходитъ очень быстро, весь пылъ сердца улетучивается въ восклицаніяхъ. Если бы онъ имлъ возможность вернуться домой, не написавъ письма, дло было бы проиграно. Доброта сердца, слабость къ Гэю, состраданіе къ слезамъ дочери, а главное — вліяніе жены, имвшей слпое довріе къ молодому преступнику. — все это ослабило бы его намреніе принять строгія мры, и Гэя не было бы возможности спасти.
— Нужно при себ его заставить написать письмо, — думалъ Филиппъ.— Оно будетъ сдержанне и потому боле подйствуетъ на Гэя!
Онъ не ошибся. Мистеръ Эдмонстонъ спросилъ себ бумаги, перо и чернилъ, услся съ очень важнымъ видомъ за столъ, и написалъ слдующеи начало:
‘Любезный Гэй! Я никакъ не ожидалъ, чтобы ты могъ обратиться ко мн съ просьбой о присылк денегъ.’
Филиппъ, стоя сзади дяди, громко прочелъ эту фразу.
— Не годится, дядюшка, — сказалъ онъ:— начните съизнова.
‘Я очень удивился, прочитавъ твою просьбу о присылк денегъ, — продолжалъ писать дядя:— она подтверждаетъ мн невыгодные слухи, которые…’
— Кто говоритъ о слухахъ! возразилъ Филиппъ.— Слухи ничего не значатъ. Каждый на его мст не счелъ бы себя обязаннымъ оправдаться въ слухахъ.
— Да, гмъ! какъ же сказать? невыгодные слухи, которые мн сообщила… Ахъ, да! вдь не нужно упоминать о мистриссъ Гэнлей.
— Бога ради, ни слова о сестр!
— Ну, такъ какъ же сказать-то половче? она подтверждаетъ, подтверждаетъ…— бдный мистеръ Эдмонстонъ, весь въ поту отъ волненія, теръ себ лобъ рукою, не находя словъ для продолженія письма.
— Да вы не пишите въ томъ смысл, какъ будто бы опираетесь на одни слухи. Говорите о фактахъ, приводите доказательства самыя неопровержимыя доказательства, и тогда ужъ онъ будетъ у васъ въ рукахъ, ему не вывернуться ни за что, — сказалъ Филиппъ.
Мистеръ Эдмонстонъ разорвалъ первыя два письма, началъ третье, гд говорилъ, что просьба Гэя подтверждается неопровержимыми доказательствами, но тутъ снова спутался, расхохотался и началъ просить Филиппа помочь ему сочинить отвтъ Гэю. Филиппъ продиктовалъ ему слдующее:
‘Письмо ваше, полученное мною сегодня утромъ, поразило меня боле, чмъ я могъ этого ожидать, оно, по несчастію, подтверждаетъ т свднія, которыя у меня уже подъ рукою. Мн извстно, что, вслдствіе недостатка характера, вы подпали подъ вліяніе неблагонамренныхъ людей, которые втянули васъ въ разорительную и унижающую благороднаго человка страсть — игру. Вотъ какимъ образомъ вы запутались и дошли до необходимости обратиться ко мн съ просьбою о высылк вамъ денегъ. Меня крайне огорчаетъ, что ни правила, въ которыхъ вы до сихъ поръ росли, ни общанія, считавшіяся вами за святыню, ни даже чувства привязанности, высказанныя вами такъ недавно къ одному члену моего семейства, что, словомъ, ничто не могло удержать васъ отъ искушенія, которое, по моему мннію, не должно даже было существовать для человка, серьезно занятаго своимъ образованіемъ.’
— Неужели мн больше ничего не нужно говорить ему объ Эмми, — воскликнулъ мистеръ Эдмонстонъ.— Вдь негодяй почти обезчестилъ ее своимъ поведеніемть!
— Вдь вы сами сказали, что она еще не помолвлена съ Гэемъ? Какое же основаыіе имете вы на то, чтобы оффиціально объявлять разрывъ помолвки несуществующей? Притомъ, не нужно давать ему возможности играть роль жертвы. онъ сейчасъ скажетъ, что съ нымъ жестоко обращаются. Спросите его прямо, можетъ ли онъ оправдаться передъ вами, если нтъ, тогда ужъ кончайте дло. А теперь, погодите, — погодите, сэръ, — и онъ остановилъ перо дяди, уже задвигавшееся по бумаг.— Вдь вы еще ему не объяснили, въ чемъ именно вы его обвиняете.
Филиппъ подумалъ съ минуту и началъ снова диктовать.
‘Я не считаю нужнымъ спрашивать, давно ли вы ведете такой безпутный образъ жизни, мн легче думать, что вы испортились недавно, но ваше величественное требованіе, чтобы деньги были высланы немедленно, доказываетъ мн, что вы быстро идете подъ гору. Мн, какъ видно, нечего читать вамъ наставленія и предостерегать отъ перваго паденія. Теперь это ужъ поздно. Остается только умолять насъ, чтобы вы не увлекались и вспомнили, что отвратительная страсть къ игр ведетъ вс свои жертвы къ униженію и бдности. Какъ опекунъ вашъ, я обязанъ употребить вс средства для уплаты тхъ долговъ, въ которые васъ втянулъ настоящій образъ жизки. Я все сдлаю, но съ условіемъ, чтобы вы имли ко мн полное довріе, чтобы вы отдали мн подробный отчетъ во всхъ своихъ дйствіяхъ, а главное, чтобы вы откровенно высказали мн причину, заставившую васъ требовать отъ меня такую значительную сумму денегъ. Помните это, повторяю вамъ, что только чистосердечное раскаяніе и признаніе мн во всемъ могутъ спасти васъ и возстановить въ моихъ глазахъ вашу репутацію, какъ честнаго человка.’
Строго обдумывая каждое выраженіе, Филиппъ диктовалъ очень медленно и часто останавливался, нетерпливый мистеръ Эдмонстонъ тотчасъ же вставлялъ свою мысль, попадавшую иначе совсимъ не кстати, портилъ все письмо, и его приходилось переписывать съизнова. Они провозились дотого, что на городскихъ часахъ пробило уже пятъ. Филиппъ вскочилъ, говоря, что если черезъ пять минутъ онъ не будетъ на станціи, поздъ удетъ безъ него. Получивъ отъ дяди приглашеніе пріхать въ Гольуэль къ тому дню, какъ придетъ отвтъ отъ Гэя, Филиппъ поспшилъ проститься и уйдти. На счетъ письма онъ былъ спокоенъ. Почти два листа почтовой бумаги были исписаны, дяд оставалось подписаться, запечатать конвертъ и отправить его на почту. Проводивъ племянника, мистеръ Эдмонстонъ не выдержалъ, онъ съ какимъ-то чувствомъ наслажденія приписалъ въ конц письма слдующее:
‘Отъ души желаю, чтобы вы могли оправдаться. Если бы десять человкъ присягнули мн въ томь, что вы поступите съ нами такимъ образомъ, посл того какъ мы васъ приняли въ свою семью, какъ роднаго, и что вы осмлитесь посвататься за мою дочь, будучи уже на такой дурной дорог, — я бы и тогда никому изъ нихъ не поврилъ. Даже теперь, если бы Филиппъ не доставилъ мн ясныхъ доказательствъ, что вс слухи о васъ справедливы, я остался бы при своемъ мнніи, — что вы не виноваты. Филиппъ огорченъ не мене моего. Признайтесь мн откровенно во всемъ, я даю вамъ слово, что выручу васъ изъ долговъ и ничего стараго не вспомню. Недаромъ же я вашъ опекунъ. Я не могу быть съ вами жестокъ.’
Онъ отправилъ письмо, взлзъ на свою длинноногую лошадь, и съ камнемъ на сердц похалъ домой. Выхавъ за городъ, онъ почувствовалъ, чтоего гнвъ на Гэя совершенно остылъ. Ему представилось веселое, счастливое личико дочери, бднаго отца взялъ ужасъ при мысли, какъ ей объявитъ, что Гэй недостоинъ ея руки.
— Не скажу ей ни слова, — сказалъ самъ себ добродушно мистеръ Эдмонстонъ: — пока не получу отъ Гэя отвъта.
Пріхавъ домой, онъ подлился своимъ горемъ съ одной женой, которая положительно утверждала, что Гэй такой же игрокъ, какъ Эмми, она ни на минуту не усомнилась въ его невинности, и посовтовала мужу молчать до времени.

ГЛАВА XV.

Мстечко С.-Мильдредъ служило лтомъ пунктомъ сбора для лучшаго общества, его цлебный минеральный источникъ и репутація мистера Гэнлея, какъ искуснаго доктора, привлекали туда весь модный свтъ и были причиною быстраго возвышенія этого небольшаго городка, расположеннаго у подошвы великолпной цпи скалъ. Скромная растительность и блыя, чистенькія виллы, совсмъ исчезали рядомъ съ темно-красными скалами, совершенно задавившими ихъ своимъ величественнымъ видомъ.
Миляхъ въ десяти отъ С.-Мильдреда, за скалами, находилось село Стэльгурстъ, приходъ покойнаго архидіакона Морвиля и мсто рожденія Филиппа и сестры его Маргариты. Приходъ былъ огромный, и тянулся вдоль всей цпи скалъ. Тамъ, между Стэйльгурстомъ и С.-Мильдредомъ, въ низкой долин, сплошь покрытой мелкимъ цвтущимъ кустарникомъ и верескомъ, въ мстности, носящей у англичанъ названіе moorland, стояла уелиненная ферма Соутъ-Муръ, избранная мистеромъ Уэльвудомъ для временнаго пребыванія своего съ тремя студентами, готовящимися къ университетскому экзамену.
Пріхавъ въ С.-Мильдредъ, Гэй отправился съ первымъ визитомъ къ мистриссъ Гэнлей, которая была заране предупреждена братомъ объ его прізд и готовилась принять молодаго наслдника Рэдклифа подъ свое особенное покровительство. Гэю — оно могло, пожалуй, и пригодиться. Сестра Филиппа пользовалась большимъ почетомъ въ С.-Мильдред, кругъ знакомства у нея былъ отборный, тмъ боле что имя ея отца издавна уважалось во всемъ околодк, не имя дтей, мистриссъ Гэнлей находила возможность съ пользою употреблять свободное время, она, дйствительно, посвятила его своему образованію и развитію многихъ талантовъ, дарованныхъ ей природой, все это, взятое вмст, сдлало ея домъ центромъ всего лучшаго с.-мильдредскаго общества. Она давала тонъ всюду: — ее избрали въ старшины клуба для чтенія, сдлали предсдательницей благотворительнаго общсства, и въ маленькомъ кругу своемъ вообще она играла главную роль. На ея литературные вечера приглашалось самое избранное общество: попасть кть ней, на одинъ изъ такихъ вечеровъ, считалось особенной привилегіей для простыхъ смертныхъ.
Мистриссъ Гэнлей была красивая женщина. Maorie находили, что она въ 32 года стала даже лучше, чмъ была смолоду. Ростомъ она была чуть ли не съ брата, и отличалась манерами чрезвычайно изящными. Увидвъ ее въ первый разъ, Гэй былъ пораженъ сходствомъ между нею, Филиппомъ и мистриссъ Эдмонстонъ, но выраженіе рта мистриссъ Гэнлей было крайне непріятно. У нея вообще, въ чертахъ лица, не было той кротости и почти дтской проототы, которыми отличалась мистриссъ Эдмонстонъ, а ,рата она хотя и очень напоминала смлымъ, самодовольнымъ видомъ, но то, что шло къ мужчин, вовсе не шло къ женщин ея лтъ.
Пробывъ съ Маргаритой глазъ на глазъ не болекакъ съ четверть часа, Гэй убдился, что сестра иметъ то же свойство, что и братъ — раздражать его своимъ разговоромъ, такъ что онъ съ нетерпніемъ ожидалъ возможности вырваться поскоре изъ ея изящной гостиной. Она въ подробности разспрашивала его о жителяхъ Гольуэля, о Лор и Эмми отозвалась какъ о чемъ-то весьма ничтожномъ, немудрено: она оставила ихъ еще дтьми, когда выходила замужъ, и Гэй былъ очень доволенъ, что она объ нихъ не распространялась. Но что его глубоко уязвило, это ея колкія замчанія на счетъ дурнаго характера Чарльза, а главное, насмшливый полусострадательный намекъ, что добрая тетушка его страшно избаловала. Въ тон ея голоса слышалось явное принебреженіе, когда дло касалось мистера и мистриссъ Эдмонстонъ. Будь это два года ране, Гэй не выдержалъ бы и наговорилъ бы изящной лэди кучу дерзостей, но въ настоящую минуту онъ мастерски совладлъ съ собою, далъ ей коротенькій, почтительный отвтъ, но отозвался о дяд и тетк ея съ такимъ глубокимъ уваженіемъ, что мистриссъ Гэнлей, въ свою очередь, почувствовала себя въ неловкомъ положеніи передъ нимъ.
Интересуясь Стэйльгурстомъ во многихъ отношеніихъ, Гэй отправился осматривать его церковь, кладбище и даже завернулъ къ старой жен могильщика, которая служила для него живой лтописью прошлаго. Она разсказывала ему цлый часъ о покойномъ архидіакон, объ умершей миссъ Фанни и о мистер Филипп.
— Нынче времена другія! говорила старушка, покачивая головой: — бывшая миссъ Морвиль и глазъ сюда не кажетъ!
Къ полковнику Гарвуду, какъ къ старому пріятелю своего дда, Гэю пришлось также създить. Смолоду, старикъ покутилъ на свой пай порядкомъ, теперь же онъ сильно остепенился и, не отличаясь никогда особеннымъ умомъ, сдлался подъ старость весьма скучнымъ собесдникомъ. Въ память дружбы его съ ддомъ, Гэй сначала вжливо принялъ приглашеніе навщать его почаще, но когда онъ познакомился съ сыновьями полковника, то убдился, что имъ не сойдтись никогда. Такого рода молодежь была избгаема Гэемъ даже и въ университет. И потому, погруженный въ учебныя занятія и вполн довольный своимъ маленькимъ кружкомъ, поселившимся на ферм Соутъ-Мурь, молодой Mopвиль старался встрчаться какъ можно рже съ Гарвудами, онъ отзывался тмъ, что ему нтъ времени часто здить въ С.-Мильдредъ. А между тмъ, ему отлично жилось въ Соутъ-Мур и онъ своимъ острымъ умомъ и веселымъ характеромъ придавалъ очень много оживленія скромному образу жизни пансіонеровъ мистера Уэльвуда. Самъ онъ часто здилъ въ С.-Мильдредъ къ своимъ кузинамъ, отецъ которыхъ былъ убитъ на дуэли сэръ Гэемъ. Ему хотлось непремнно ввести Гэя въ ихъ домъ, и потому онъ сначала издали завелъ рчь о своемъ ученик, расхваливалъ его во всхъ отношеніяхч, и, наконецъ, въ одинъ прекрасный день, признался сестрамъ, что Гэю очень бы хотлось получить лично ихъ прощеніе.
— Не мшало бы вамъ быть полюбезне съ нимъ, — говорилъ онъ:— и пригласить его пріхать. Я мало встрчалъ въ своей жизни молодыхъ людей, которые были бы достойне его, — заключилъ добрый наставникъ.
Конечно, приглашеніе было немедленно отправлено, и Гей явился съ визитомъ. Об сестры Уэльвудъ были замчательныя личности. Джэнъ, — меньшая, доброе, скромное сущеетво, посвятила всю свою жизнь идеямъ долга и милосердія, Елизавета, — старшая сестра, принадлежила къ тмъ личностямъ, которыя время отъ времени появляются на земл, какъ свтлыя виднія, для облегченія скорбей страждущаго человчества. Для нея дла милосердія не были пустымъ развлеченіемъ женщины, привыкшей вести спокойную жизнь въ довольств, нтъ, она отдавала имъ и время, и силы свои, и средства, бдные получали отъ нея излишекъ отъ доходовъ, а часто и послдній кусокъ хлба, она длила съ ними все, не думая о будущемъ. Елизавета не только учила дтей и навщала несчастныхъ, но она брала сиротъ къ себ на домъ и ходила за больными день и ночь. Повидимому, казалось, что у обихъ сестеръ не могло доставать ни физическихъ силъ, ни матеріальныхъ средствъ для вспомоществованія ближнему, а между тмъ силы ихъ какъ будто росли съ каждой вновь открывающейся нуждой бдныхъ, имъ со всхъ сторонъ лилась какъ бы невидимая номошь. Чмъ ближе Гэй узнавалъ сестеръ, тмъ боле онъ начиналъ уважать ихъ. Эмми и мистриссъ Эдмонстонъ нердко получали отъ него письма, все содержаніе которыхъ заключалось въ разсказахъ о подвигахъ миссъ Уэльвудъ. Личности, подобныя имъ, имютъ свойство возбуждать восторгъ и, съ другой стороны, какую-то озлобленную ненависть въ обществ. Въ С.-Мильдред случилось то же самое. Образовалась партія недовольныхъ, имвшая во глав своей мистриссъ Гэнлей, которая ненавидла старшую миссъ Уэльвудъ за то, что та, въ длахъ филантропіи, обращалась всегда за совтомъ къ кому нибудь изъ священниковъ, а не къ дамамъ благотворительнаго общества. Можетъ быть, тайно она негодовала на нее за то собственно, что миссъ Уэльвудъ имла въ город гораздо боле популярности, чмъ она. Мистриссъ Гэнлей громогласно начала обвинять обихъ сестеръ не за добрыя ихъ дла, конечно, но за оригинальный способъ оказывать ихъ. Она старалась поддлываться подъ тонъ покойнаго своего отца, память котораго очень чтилась сестрами, и, читая имъ нравоученія, она брала на себя роль женщины, боле опытной въ дл, чмъ он, ей и въ голову не приходило обдумать, что будь отецъ ея живъ, онъ не нашелъ бы ровно ничего предосудительнаго въ дйствіяхъ миссъ Уэльвудъ. но слова дочери архидіакона Морвиля имли огромный всъ въ обществ, многія лица, опираясь на мнніе мистриссъ Гэнлей, примкнули къ партіи недовольныхъ, строго осуждали благотворительную дятельность миссъ Уэльвудъ и подвергали ихъ имена самой грязной клевет.
Гэя вс эти выходки бсили до нельзя. Онъ, по разсказамъ мистриссъ Эдмонстонъ и Филиппа, зная достаточно образъ мыслей покойнаго архидіакона, чтобы понять, какъ бы онъ взглянулъ на этотъ вопросъ, и потому онъ не могъ слышать безъ негодыванія, что его родная дочь злоупотребляетъ его именемъ. Главное, что возбуждало въ немъ гнвъ, этой то спокойствіе, съ которымъ люди сытые, окруженные всевозможнымъ комфортомъ, бросали грязью въ двушекъ, высокія нравственныя правила которыхъ были для нихъ недосягаемы. Слушая безпрестанныя сплетни и пересуды о личностяхъ, совершенно честныхъ no своей жизни, Гэй хмурилъ брови, кусалъ губы и, сверкая глазами, позволилъ себ однажды очень коротко, но такъ рзко отвтить, что все общество начало переглядываться, и по уход его замтило, что молодому человку не годится быть дерзкимъ. Мистриссъ Гэнлей положительно струсила его и, боясь разбудить рэдклифскую натуру, какъ она выражалась, начала избгать говорить при немъ о семейств Уэльвудъ. Но страхъ, который Гэй внушилъ Маргарит Гэнлей, способствовалъ къ тому, что она возненавидла его отъ всей души. Во всю свою жизнь она не считала никого, кром Филиппа, достойнымъ стоять выше себя, и потому передъ братомъ она невольно робла. Но, чтобы мальчишка смлъ ее учить и не соглашаться ся ея мнніемъ, этого она простить Гэю не могла!
Отобдавъ однажды у доктора Гэнлей, Гэй быстро собрался уходить, въ восторг, что ему удается убжать отъ литературнаго вечера хозяйки, ему предстояло одно изъ любимыхъ наслажденій, прогулка въ Соутъ-Муръ, при лунномъ свт.
Весело выбжавъ изъ дома Гэнлей, онъ отправился вдоль улицы, насвистывая какую-то арію, какъ вдругъ на углу, какая-то темная фигура выросла передъ нимъ, какъ изъ земли, и знакомый голосъ окликнулъ его.
— Сэръ Гэй! Это вы, если не ошибаюсь, впрочемъ, никому въ свт не удалось бы просвистать такъ правильно шведскую арію, какъ вамъ.
— А-а! дядя! — отвчалъ Гэй. — Вотъ не ожидалъ-то!
Мистеръ Диксонъ захохоталъ, заговорилъ что-то о счастливой встрч, о концерт, о своей жен и дочери, но такъ безтолково и спутанно, что Гэй, подозрвая, что онъ пьянъ, — желалъ только поскоре отъ него отдлаться.
— Гд вы живете? спросилъ онъ, — я завтра навдаюсь къ вамъ.
Дядя опять понесъ какую-то ахинею и, отправившись рядомъ съ Гэемъ, все твердилъ, что онъ простой, откровенный малый, который не любитъ ничего скрывать, и что онъ наврно знаетъ, что Гэй богатъ, какъ Крезъ.
— Если вамъ что нужно, говорите прямо, — возразилъ, наконецъ, Гэй.
Диксонъ началъ разсыпаться въ благодарностяхъ.
— Полноте, я еще ничего вамъ не общалъ, — замтилъ съ легкимъ нетерпніемъ Гэй.— Разскажите обстоятельно, что вамъ нужно, я по крайней мр увижу, въ состояніи ли я для васъ что-нибудь сдлать.
— Какъ! всплеснувъ руками, воскликнулъ артисгъ:— да разв есть вещи, которыя бы наслдникъ Рэдклифа не былъ въ состояніи сдлать? …
— Я вамъ сказалъ, одинъ разъ навсегда, что въ настоящее время у меня въ распоряженіи очень небольшая сумма денегъ. Тсъ! ни слова больше! остановилъ Гэй дядю, ввернувшаго какое-то рзкое замчаніе на счетъ самовластія опекуновъ.
— Какъ это вы переносите? твердилъ неугомонный Диксонъ.— Разв нтъ другаго пути, чтобы достать денегъ? Объявите, что вы желаете занять: да васъ ростовщики будутъ на колняхъ умолять, чтобы вы у нихъ взяли хоть все состояніе, до послдняго фартинга, лишь бы захватить васъ въ свои руки.
— Мн довольно того, что я имю, — холодно сказалъ Гэй.
— Дуракъ же ты посл этого! хотлъ было грянуть дядюшка, но во время удержался.
Все дло объяснилось слдующимъ образомъ. Диксонъ проигралъ такую сумму денегъ, которую, безъ чужой помощи, ему заплатить не было возможности.
— Вс узнаютъ о моемъ позор! восклицалъ онъ въ отчаяніи: — моя репуіація, мое мсто — все погибло!
Гэй молча слушалъ его. Онъ не хотлъ дйствовать по первому влеченію и ршился дома обдумать вопросъ.
— Не знаю, могу ли я васъ выручить, — сказалъ онъ — во всякомъ случа, подумаю. Дайте мн время!
— Время! Но вдь я погибну, пока вы будете раздумывать.
— Я понимаю, что долгъ долженъ быть немедленно заплаченъ, — возразилъ Гэй.— Вашъ адресъ?
Диксонъ назвалъ улицу и No дома.
— Завтра вы отъ меня получите отвтъ. Теперь ничего не могу сказать положительнаго. Прощайте! сказалъ Гэй уходя.
Дорого бы заплатилъ Диксонъ, чтобы угадать мысли племянника, отложившаго свою помощь на завтра, но чувствуя, что Гэй послдняя его надежда, и что онъ рискуетъ потерять ее, онъ молча раскланялся и удалился.
Гэю пришлось строго обдумывать свои дйствія, прежде чмъ ршиться дать значительную денежную помощь дяд. Иногда ему казалось, что полезне было бы послдовать совту Филиппа и прекратить вс сношенія съ Диксономъ. Онъ обращался даже къ опекуну съ этимъ вопросомъ, но мистеръ Эдмонстонъ, со свойственной ему слабостью, не сказалъ ни да, ни нтъ, и Гэю не хотлось ужъ подчиниться лично Филиппу. Не чувствуя особой симпатіи къ дяд, онъ все-таки считалъ безчестнымъ отречься отъ него совершенно, и время отъ времени видлся съ нимъ, но такъ, что мистеръ Эдмонстонъ всегда зналъ о дн ихъ свиданій. Одно, въ чемъ Гэй не могъ оправдать себя вполн въ глазахъ опекуна, это въ поздкахъ своихъ въ Лондонъ.
Филиппъ, длая мысленно различныя предположенія, передавалъ постоянно мистеру Эдмонстону свои опноенія, что Гэй портится, что эти таинственныя отлучки до добра не доведутъ. А дло было очень просто. Узжая и прізжая въ университеть, Гэй останавливался на одну ночь въ Лондон, въ гостиниц, куда являлся неизмнный дядя, не дерзавшій никогда ввести богатаго племянника въ свою убогую лачугу. Они вмст здили въ какой-нибудь концертъ, ужинали вдвоемъ, ночевали и позавтракавъ, на слдующее утро, разставались. Гэй не считалъ эти свиданья важными на столько, чтобы объ нихъ говорить всмъ и каждому, онъ вкратц высказался опекуну, и тотъ, хотя и началъ смотрть сквозь пальцы на эти невинныя похожденія, но считалъ ихъ все-таки лишними. А между тмъ Гэй считалъ себя въ нкоторомъ род въ долгу у дяди. Старикъ нжно къ нему привязался, эти короткія свиданія въ гостиниц были истиннымъ праздникомъ для голоднаго артиста и во время ихъ ужиновъ онъ съ одушевленіемъ разсказывалъ Гэю сцены изъ прошлаго, описывалъ дружбу свою съ его отцомъ, и такъ увлекался, что молодому Морвилю казалось грхомъ лишать старика этого наслажденія. Съ первыхъ же дней знакомства съ Гэемъ, Диксонъ признался ему, что, не смотря на прекрасное жалованье, получаемое имъ отъ театра, онъ постоянно безъ денегъ. Между разговоромъ онъ намекнулъ племяннику, что главная причина его долговъ та, что содержаніе отца и его матери стоило ему огромныхъ издержекъ.
— Мн приходилось не разъ прибгать къ займамъ, — говорилъ Диксонъ: — чтобы только окружить ихъ обстановкой, согласной съ титулами и привычкой вашего покойнаго отца и моего друга. Возвращеніе мое въ Англію (я долженъ былъ бжать отъ кредиторовъ) было разршено правительствомъ съ однимъ условіемъ, чтобы я ежегодно вносилъ извстную сумму на удовлетвореніе нкоторой части моихъ долговъ. Изъ жалованья мн остается очень немного на содержаніе моей семьи. Я слишкомъ гордъ, чтобы высказывать свою бдность, вы понимаете меня, — говорилъ старикъ взволнованнымъ голосомъ, — и потому, врьте, сэръ, мн не легко принимать отъ васъ пособіе!
Долги, сдланные дядей по милости его родителая Гэй считалъ для себя священными и онъ мысленно ршилъ уплатить ихъ сполна, тотчасъ же по ввод своемъ во владніе наслдствомъ посл дда, но бросить теперь дядю безъ помощи казалось для него жестокимъ, онъ ласково предложилъ ему свои услуги. Сначала старикъ церемонился и говорилъ укюнчиво о своихъ нуждахъ. Мало-по-малу, стыдливость перешла въ нахальство и, выманивая у Гэя безпрестанно по нскольку фардинговъ, ты на хлбъ, то на квартиру, то, наконецъ, на лекарство больнымь дтямъ, которыя то и дло умирали, Диксонъ дошелъ дотого, что у Гэя иногда ничего не оставалось отъ мсячнаго жалованья. Не смотря на то, онъ никогда не входилъ въ долги, зато прихотей никакихъ уже не имлъ и жилъ скромне, чмъ вс его товарищи, имвшіе боле чмъ ограниченныя средства, въ сравненіи съ нимъ. Дядя постоянно уврялъ его, что вотъ только бы заплатить такую-то сумму и онъ подетъ давать концерты въ одинъ городъ, куда его давно уже приглашаютъ. Гэй сталъ подозрвать, что деньги его идутъ, можетъ быть, вовсе не туда, куда слдуетъ, и замтивъ однажды, что дядя не въ нормальномъ расположеніи духа, онъ вывдалъ отъ него, что старикъ игралъ и проигрался сильно, но онъ умолялъ Гэя сохранить это въ тайн, ‘иначе кредиторы меня схватятъ’, говорилъ онъ. — Длать было нечего, пришлось выручать дядю, не задолго передъ тмъ Гэй хотлъ выписать въ Соутъ-Муръ своего Делорена съ грумомъ, но теперь онъ разсчиталъ, что содержаніе лошади и человка будетъ стоить ему очень дорого, и потому онъ ршился лучше употребить эти деньги на уплату 30 ф. проигранныхъ дядей, и въ то же время устроить съ миссъ Уэльвудъ одинъ планъ, зародившійся у него въ голов, остальныя деньги онъ хотлъ оставить себ на расходы въ Соутъ-Мур и на обратный путь въ Гольуэль. На этотъ разъ Гэю было даже обидно, что дядя отнимаетъ у него 30 ф. стерл. на удовлетвореніе не нужды, а прихоти, между тмъ какъ самъ Гэй могъ бы сдлать много хорошаго съ помощью этой суммы. Возращаясь домой, въ эту ночь, молодой Морвиль долго размышлялъ, не полезне ли будетъ одинъ разъ навсегда объявить дяд, что онъ готовъ помогать ему, но на уплату карточныхъ долговъ и пари онъ не станетъ давать ему ни пенни.
Рано утромъ, на другой день, Гэй заглянулъ въ кабинетъ мистера Уэльвуда и объявилъ ему, что онъ отправляется въ С.-Мильдредъ, по своимъ дламъ, и вернется не поздже 11-ти часовъ. Свистнувъ Буяна и слегка позавтракавъ хлбомъ съ молокомъ у жены фермера, онъ пустился въ дорогу въ боле спокойномъ дух, чмъ былъ наканун, но на сердц у бднаго Гэя было далеко не весело. Въ город онъ долго искалъ по адресу одну изъ отдаленныхъ улицъ, тамъ добрался до маленькой лавки, гд заспанная горничная мела лстницу, но ставни лавки былнеще не отперты.
— Здсь живетъ мистриссъ Диксонъ? спросилъ Гэй.
— Здсь, — отвчала женщина, вытаращивъ глаза на изящнаго джентльмзна, спрашивающаго въ такой ранній часъ мистриссъ Диксонъ.
— Они живутъ здсь, сэръ, — повторила она:— но самъ онъ еще не вставалъ. Вчера поздно очень вернулся. Вамъ врно угодно съ бариномъ переговорить, — добавила она.— Если прикажете, и доложу сейчасъ мистриссъ Диксомъ.
— Я васъ спрашиваю, дома ли мистриссъ, а не мистеръ Диксонъ, — возразилъ Гэй:— доложите ей, что сэръ Гэй Морвиль желалъ бы съ нею переговорить.
Горничная присла, побжала доложить и чрезъ минуту вернулась съ отвтомъ, что барыня очень рада, просятъ пожаловать. Она повела его чрезъ темный корридоръ, по темной же лстниц, прямо въ грязную, маленькую пріемную, полъ комнаты былъ покрытъ грубымъ ковромъ съ зелеными и малиновыми полосами, тамъ, вмсто всякой мебели, стоялъ волосяной диванъ, на камин красовались какія-то бумажныя украшенія, а въ воздух царствовалъ запахъ сигаръ и водки. По всему было замтно, что хозяева готовились къ завтраку, но Гэя встртила только маленькая двочка, лтъ семи, одтая въ траурное, поношенное платье.
Блдное, болзненное личико ребенка отличалось большими темно-синими, кроткими глазами, густые, блые, какъ ленъ, локоны обрамляли худенькую шею и плечи двочки. Голосъ у нея былъ слабый, робкій, но чрезвычайно пріятный.
— Мама сейчасъ выйдетъ, — сказала она Гэю: — извините ее пожалуйста.
Проговоривь эти дв фразы, она хотла уже на цыпочкахъ ускользнуть изъ комнаты, пока горничная не успла запереть за собою двери, но Гэй протянулъ ей руку, слъ на диванъ и сказалъ:
— Не уходи, моя крошка. Разв ты не хочешь познакомиться съ своимъ кузеномъ Гэемъ?
Ласковая улыбка, кроткій взглядъ и голосъ всегда притягиваютъ дтей къ ихъ собесдникамъ. Двочка тотчасъ же подошла къ нему и положила свою ручку на ладонь Гэя. Онъ тихо погладилъ ея густые, кудрявые волосы и спросилъ:
— Какъ тебя зовутъ?
— Маріанной, — отвчала она.
Это было имя покойной его матери. По описаніямъ, сдланнымъ Диксономъ, малютка была очень похожа на умершую мистриссъ Морвиль. Гэй прижалъ ее ближе къ себ, взялъ ее за холодную руку, и спросилъ:
— Нравится ли ей С.-Мильдредъ?
— Конечно, — сказала она.— Тутъ лучше, чмъ въ въ Лондон. У меня здсь цвты есть.
И она съ гордостью показала ему букетъ самыхъ простыхъ полевыхъ цвтовъ. Гэй полюбовался ими, а двочка, сдлавшаяся смле, начала разсказывать, какія у нихъ тутъ высокія, высокія горы, и какіе пестрые камешки на горахъ, но дверь отворилась, и вошла мистриссъ Диксонъ, а за нею слдомъ Буянъ.
Маріанна испугалась пуделя и крикнула. Мать начала ее бранить, Гэй старался успокоить и кончилось тмъ, что Буяна заставили подать ей лапу. Двочка робко погладила его по ше и черезъ минуту собака и дитя сидли рядомъ на полу, и Маріанна храбро гладила Буяна и даже теребила его слегка за уши. Мистриссъ Диксонъ оказалась высокой, плечистой женщиной, съ очень плебейской наружностью и обращеніемъ. Гэй понялъ теперь ясно, почему дядя неохотно приглашалъ его къ себ на квартиру, ему было совстно имть такую жену посл того, какъ его красавица сестра попала за лорда. Мистриссъ Диксонъ не поцеремонилась при дочери и начала горько жаловаться на мужа, сваливая на него вс ихъ несчастія и бдность.
— Я бы ужъ о себ не стала толковать, — говорила она рзкимъ голосомъ: — мн двчонку жаль. Вы только поглядите, до чего ее довелъ отецъ! Вдь она у насъ послдняя, да и та, пожалуй, долго не протянетъ.
Такъ какъ мужъ ея получилъ нсколько приглашеній на цлый рядъ концертовъ въ здшнемъ околодк, мистриссъ Диксонъ ршилась проводить его до С.-Мильдреда, въ той надежд, что деревенскій воздухъ оживить Маріанну, которая отъ лондонскаго, спертаго воздуха начала чахнуть, какъ бывало чахли вс умершія ихъ дти.
Мистеръ Диксонъ видно радъ былъ вырваться изъ-подъ строгаго надзора жены, ему сильно хотлось покутить порядкомъ во время скачекъ, и онъ съ большимъ ропотомъ согласился на то, чтобы жена и дечь сопровождали его.
— Вотъ онъ какой, — добавила несчастная женщина.— Своему родному дтищу пожаллъ денегъ на леченье. Вдь на силу согласился насъ взять съ собой! За то я тутъ зорко за нимъ наблюдала, не нонимаю, какимъ образомъ онъ выскользнулъ у меня изъ рукъ. Сталъ кутить по ночамъ. Вчера проигрался, хотлъ отыгрываться, напился пьянъ, и теперь хоть дома, но въ такомъ положеніи, что я едва ли смю представить его вамъ.
Гэй предпочелъ покончить дло съ ней одной, а мужа не будить. Ее немного разочаровала сумма 30 ф., которую Гэй общалъ ей выдать, она ожидала, кажется, боле значительной помощи, но, какъ женщина съ сильнымъ характеромъ, она покорилась невозможности получить много и ршилась посредствомъ этихъ денегъ удовлетворить самые крайнія долги.
— Нужно только постараться скрыть отъ нашихъ кредиторовъ, — говорила мистриссъ Диксонъ: — что мужъ играетъ. Покуда это хранится въ тайн, мы не пропадемъ. Завтра, онъ детъ на музыкальный митингъ въ сосдній городъ, ему тамъ нужно прилично себя держать, и потому я на эти дни спокойна: онъ не закутитъ.
Гэй передалъ ей чэкъ, подписанный мистеромъ Эдмонстономъ, и, для большей врности, собственноручно сдлалъ на немъ надпись: съ передачею Джону Уайту, которому Диксонъ проигралъ эту сумму. Поговоривъ еще немного съ хозяйкой дома, Гэй простился съ ней и съ Маріанной, которая во все время разговора его съ матерью сидла съ Буяномъ на полу, опустивъ скромно глаза, такъ что со стороны никакъ нельзя было угадать, слушаетъ она ихъ или нтъ. Когда Гэй нагнулся, чтобы поцловать ее передъ уходомъ, двочка пристально взглянула ему въ лицо и подала ему маленькій блестящій кусочекъ висмута, одно изъ ея сокровищъ, поднятыхъ по дорог въ С.-Мильдредъ.
— Ты эту дрянь даешь сэръ Гэю? спросила мать: — но, вдь ему, дитя, не нужны твои камешки, они для тебя только могутъ быть дороги.
— Ты мн хочешь подарить этотъ камешекъ? сказалъ Гэй.
И двочка, опустивъ голову, вся пунцовая, прошептала едва слышнымъ голосомъ:
— Да-съ!
— Благодарю, душа моя, камешекъ прекрасный, я его спрячу на память отъ тебя, — отвчалъ Гэй съ улыбкой, и дйствительно онъ спряталъ ея подарокъ въ карманъ жилета, нжно поцловалъ ее и вышелъ.
Маріанна пришла въ восторгъ, что угодила гостю, но мать повторила снова. что онъ кинетъ ея дрянь за первый заборъ. Ровно въ 11 часовъ Гэй былъ уже дома и, запершись вмст съ мистеромъ Уэльвудомъ, протолковалъ съ нимъ вплоть до обда, пока прочіе ученики отправились на скачку. Посл пройденныхъ 20 миль пшкомъ, Гэю было не до нея. Его сильно заинтересовалъ планъ миссъ Уэльвудъ, которой очень хотлось устроить въ С.-Мильдред общину изъ нсколькихъ дамъ (въ томъ числ она считала себя и сестру), чтобы подъ ихъ руководствомъ и личнымъ управленіемъ основать родъ школы для дтей, а при ней больницу. Принявшись съ энергіей за дло благотворительности, миссъ Уэльвудъ не отступала ни предъ какимъ препятствіемъ, она смло боролась со злобою, съ невжествомъ и даже съ развратомъ людей, желая достичь одной цли — добра, но недостатокъ матеріальныхъ средствъ положилъ предлъ ея филантропическимъ замысламъ. У нея не хватало денегъ для осуществленія плана объ устройств школы. Мистеръ Уэльвудъ передалъ все это Гэю отрывками изъ собственныхъ заключеній и со словъ своихъ родственницъ. Гэй спросилъ, сколько имъ нужно денегъ на все это.
— Положительной цифры сказать нельзя, — отвчалъ мистеръ Уэльвудъ.— Между 1, 000 и 1, 020 ф. с., я думаю. Кстати, не забудьте, прошу васъ, что весь этотъ планъ есть тайна сестры Елизаветы. Не отгадайте вы сами, что она что-то затваетъ, я бы вамъ слова не сказалъ. Вы для нея очень опасный человкъ, по своимъ близкимъ сношеніямъ съ мистриссъ Гэнлей. Ради Бога, устройте такъ, чтобы до нея ничего не дошло!
Гэй былъ спокоенъ на счетъ себ: отъ него мистриссъ Гэнлей ничего никогда не узнала, но, вспомнивъ, что Филиппъ часто бываетъ въ Гольуэл, и что оттуда, пожалуй, всть могла бы долетть и до Маргариты, онъ ршился даже и своимъ не говорить ничего о задуманномъ план миссь Уэльвудъ,
Въ это время Гэй и ршился выиросить у опекуна 1, 000 ф., не говоря, на что именно они ему нужны. Сначала ему даже было стыдно предложить такую бездлицу миссъ Уэльвудъ, онъ считалъ слишкомъ ничтожной сумму въ 1, 000 ф. ст., да она, диствительно, не составляла большаго разсчета для такого богатаго наслдника, какъ онъ, но ршившись не тревожить вторично мистера Эдмонстона, онъ ране радовался, что можетъ, хотя немного, помочь миссъ Уэльвудъ, и уже мысленно сочинялъ письмо на ея имя, съ просьбою употребить эти деньги на больницу.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека