Наши тезисы, Брик Осип Максимович, Год: 1933 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

О. Брик

НАШИ ТЕЗИСЫ

К ВЫСТУПЛЕНИЯМ НА С’ЕЗДЕ

Самое главное

Перед советской литературой стоит огромная задача. Советским писателям предоставлены неограниченные возможности. Все к их услугам. Фабрики, заводы, совхозы, колхозы, академии, научные институты, правительственные, партийные, профсоюзные организации, пароходы. паровозы, самолеты — все готово помочь писателю в его работе. Работай!

А между тем далеко не все и далеко не в полной мере осознали огромность стоящей перед ними задачи, смысл любовного внимания, которым окружен советский писатель. Многие думают, по-старинке, что дело писателя — цвести и благоухать, радуя глаз и обоняние окружающих радугой своих лепестков и ароматом своих тычинок. И чем непринужденней и ‘естественней’ он будет благоухать, тем это будет лучше. — тем больше будет ему оказано любви и внимания.

Это — ошибка.

Советский писатель — не цветок на полянке, а ударный работник на одном из ответственных участков фронта классовой борьбы.

Звали ударников в писатели, — пора позвать писателей в ударники.

Задача советского писателя — вооруженным словом бороться за победу социализма у нас и во всем мире.

О социалистическом реализме

Социалистический реализм — не научный термин и не какой-то новый ‘жанр’ наряду с существующими жанрами. Социалистический реализм — это предложение писателя не залетать за облака, не блуждать, по дебрям экзотики, не тонуть в глубях человеческого подсознанья, а твердо стоять на ногах и видеть перед собой не миражи, не причуды фантазирующего сознания, а реальные события, реальные вещи и реальных людей.

И затем: вся эта реальность, все эти реальные вещи, люди и события должны быть освоены не бесстрастно рефлектирующим сознанием, а боевым сознанием активного борца за социализм.

В этом смысл и значение лозунга о социалистическом реализме.

Тот не советский писатель, кто этого лозунга не примет. Тот не советский писатель, для которого реальность заслонена испарениями его индивидуально-замкнутого сознания. Тот не советский писатель, кто воспринимает существующее вне борьбы за социализм.

Но ни в какой мере лозунг социалистического реализма не предопределяет тех конкретных творческих методов, которыми так увиденные и понятые вещи, люди и события могут быть наиболее выразительно показаны и рассказаны.

Грубейшая ошибка — сводить ‘сводящую литературно-политическую директиву к пустячным разговорам о ‘жанрах’, о ‘стиле’, о ‘композиции’ и прочим никчемностям из старых учебников теории словесности.

Социалистический реализм — это и основная установка всякого советского писателя, а не рецепт для написания повестей и рассказов ‘в стиле социалистического реализма’.

Социалистический реализм предполагает величайшее многообразие творческих путей, потому что многообразна реальность и многообразны конкретные задачи, которые стоят перед писателем, когда он принимается об этой реальности рассказывать. И нелепо было бы втискивать все это многообразие в рамки одного жанра или стиля.

И разве гротеск Гоголя не такой же реализм, как размеренное повествование Тургенева? Разве фантастика Свифта не такой же реализм, как и педантичное правдоподобие Золя?

Тот, кто продолжает мыслить о литературе категориями старой схоластической теории словесности, ничего не поймет в проблематике советской литературы, тот никогда не поймет, что такое социалистический реализм.

О вечном и злободневном

Многие писатели беспокоятся, что произведения их не долго проживут. что они однодневки. И пытаются всякими средствами помочь этой беде. Сработать на вечность.

Обычное средство — это подальше уйти от злободневности, взять тему ‘пообщей’, ‘повечней’.

Средство это никуда не годится. Оно дает обратный эффект.

При прочих равных условиях выживает то литературное произведение, которое в момент появления на свет было максимально злободневно. Примеры тому можно найти сотнями в истории всемирной литературы.

Секрет вечности не в вечных темах, а совсем в другом.

Всякое явление, всякое событие, о котором пишет писатель, существует в развитии. В нем заключено и его прошлое, и его будущее. Тот писатель, который увидит явление, событие в неподвижности, в его сегодняшнем дне, тот увидит его под’итоженное прошлое, тот ни о чем другом, кроме как об этом прошлом рассказать не сумеет. И произведение его отойдет в прошлое, прежде (даже чем появится на свет (см. ‘Суд’ Киршона).

Если же писатель увидит в явлении, в событии его завтрашний день — то, что еще даже еле заметно, то, что только еще намечается,— тот сумеет рассказать о том, что заживет и зазвучит в полной мере тогда, когда это завтра, это будущее наступит.

Чтобы добиться вечности, надо проникнуть в глубочайшее нутро совершающихся сегодня событий и безошибочно понять смысл происходящих них процессов. А все написанное по уже подсчитанным и подытоженным отчетам неизбежно поступит вместе с этими отчетами в архив, как бы вечна ни была тема, как бы блестяще не было оформленье.

О формализме

Ругают формалистов. И правильно, что ругают. Но кто такие формалисты?

Формалисты — это все те, кто отделяет методы оформления материала от самого материала и от того конкретного назначения, который, этот, так оформленный, материал имеет.

Формалисты все те, которые отделяют форму Пушкина от пушкинской тематики, от пушкинского языка и от тех целей, которые себе ставил Пушкин, так оформляя свой материал.

Формалисты все те, которые проделывают подобную операцию со всеми так называемыми классиками.

Формалисты все те, которые полагают, что можно взять эту отделенную от конкретной тематики, от с конкретного языка, от конкретного назначения форму и соединить ее совершенно другим языком, другой тематикой и другой целевой установкой.

С другой стороны, формалисты все те, которые, работая над проблемами формы, забывают, что ни одно произведение человеческих рук не исчерпывается формой, что каждое произведение живо не формой, а той практической ценностью, которую она имеет в человеческом обиходе. Форма есть необходимое условие вхождения произведения в человеческий обиход, но не ею определяется его бытие. Произведение, которое целиком исчерпывается формой, никому не нужно и никакой ценности в человеческом обиходе иметь не может. Это уже не револьвер, а кусок металла, имеющий вид револьвера. Это не дом, а сооружение, похожее на дом. Это не повесть, а словесный комплекс, ни о чем не повествующий и только притворяющийся повестью. Формалисты все те, которые толкуют о форме впустую, которые оформляют свои литературные произведения не зная, для кого и для чего они его оформляют, какого воздействия добиваются.

О новаторстве

Писатели толкуют о новаторстве! Гадают, как бы записать по-новому.

Может быть, без метафор, может быть, без рифм, без сюжета, без прилагательных, без запятых, — а может быть, наоборот, развернутыми метафорами, сложнейшими рифмами, длинными фразами, — а может быть, все-таки короткими предложениями, почти одними существительными, — может быть, как Джойс, или как Генри, или как Толстой, или как Дос Пассос и т. д. и т. п. Гадают, как гадают дамы у модистки, мучительно выбирая себе наряд по последней моде. Создается впечатление, будто новаторство — это каприз писателя. ‘Хочу пишу по-старинке, хочу пишу по-новому, а как по-новому — еще не знаю, придумаю чего-нибудь поновей’.

Это — чушь.

Новаторство — не прихоть, не мода, а железная необходимость, заставляющая мастера искать новый метод работы, когда старый оказывается недостаточным для выполнения взятой на себя задачи.

Но многие из наших писателей никаких задач себе не ставят, поэтому и не ощущают железной принудительности новаторства. А отстать от моды не хочется. Отсюда беспринципное гаданье, капризы, погоня за новинкой и никому ненужное, мусорное трюкачество.

О творческих об‘единениях

Литературные группировки, сложившиеся в первоначальный период роста советской литературы, постепенно изживали себя. Первой самораспустилась группа ЛЕФ, последней была распущена группа налитпостовцев. Старые группировки стали к определенному историческому моменту тормозами дальнейшего развития советской литературы. И роспуск их закономерен и плодотворен.

Но потребность в творческих об’единениях осталась, и игнорировать ее было бы неразумно.

Работа писателя — сложная и ответственная работа. Делать ее в одиночку почти невозможно. Нужен совет, нужна помощь творчески близкого товарища. Никакие критики, никакие консультанты со стороны, даже самые внимательные, такого товарища заменять не могут.

Следует ли возражать против таких творческих содружеств?

Разумеется, нет. Но этого мало. Их надо поощрять.

Пусть творческие об’единения не только работают совместно, но и совместно выступают. Пусть отвечают товарищи друг за друга. Это повысит ответственность каждого за то, что он написал.

Не нужно никаких широковещательных деклараций, никаких пышных уставов и клятв на мечах. Достаточно самого факта совместного выступления хотя бы на творческом вечере, хотя бы в своем сборнике, или на страницах ‘Литгазеты’. Чем меньше регламентации, чем свободней об’единение, тем меньше опасности перерождения творческого соединения в кампанейскую группку, спаянную уже не творческими, а мещански-бытовыми интересами.

Только халтурщикам не нужны творческие объединения. Литературные делишки удобней обделывать в одиночку. Но всем подлинным советским писателям творческие об’единения — пасущая потребность. Особенно молодежи. Особенно начинающим.

Опасаться таких об’единений нечего. Их надо вызвать к жизни и укрепить.

‘Литературная газета’, No 24, 1933