Напрасный труд любви, Шекспир Вильям, Год: 1594

Бесплодные усилия любви (1594)
Время на прочтение: 70 минут(ы)
Скачать в PDF

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

В. ШЕКСПИРА

ВЪ ПРОЗ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛЪ П. А. КАНШИНЪ.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ

КЪ ЖУРНАЛУ

‘ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРНІЕ’

за 1893 ГОДЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДЕВА.

1893.

Томъ двнадцатый.

1) Напрасный трудъ любви. 2) Вс хорошо, что кончается хорошо. 3) Какъ вамъ угодно. 4) Два благородныхъ родственника. 5) Завщаніе.

НАПРАСНЫЙ ТРУДЪ ЛЮБВИ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Фердинандъ, король наваррскій.
Биронъ, Лонгвиль, Дюмэнъ — вельможи въ его свит.
Бойе, Меркадъ — вельможи въ свит французской принцессы
Донъ Адріано де Армадо, причудливый испанецъ.
Натаніель, пасторъ.
Олофернъ, школьный учитель.
Тупица, полицейскій.
Башка, крестьянинъ.
Мошка, пажъ дона Армадо.
Лсничій.
Принцесса французская.
Розалина, Марія, Катарина — дамы въ ея свит.
Жакенета, крестьянка.
Офицеры и пр. Свита короля и принцесса.

Дйствіе происходитъ въ Наварр.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА I.

Наварра. Паркъ передъ дворцомъ.

Входятъ: Король, Биронъ, Лонгвилъ и Дюмэнъ.

Король. Пусть слава, за которою вс гонятся въ жизни, живетъ начертанною на нашихъ мдныхъ гробницахъ, ставъ милостью намъ среди немилости смерти! На зло прожорливому, какъ бакланъ, времени, наши старанія въ преходящую минуту доставятъ намъ ту честь, которая притупитъ остріе его косы и сдлаетъ насъ наслдниками вчности!.. Поэтому, храбрые побдители (вы таковы, при этой борьб противъ вашихъ собственныхъ привязанностей и всего громаднаго полчища мірскихъ вожделній, мой послдній указъ остается во всей своей сил: Наварра должна сдлаться всемірнымъ чудомъ, нашъ дворъ станетъ маленькою академіей, посвященной мирной и созерцательной наук. Вс вы трое, Биронъ, Дюманъ и Лонгвиль, поклялись прожить три года со мною, быть моими соучастниками въ изученіи и хранить уставъ, начертанный на этомъ лист. Ваша присяга принята, подпишите теперь свои имена, для того, чтобы собственная рука низвергла часть того, кто покусится нарушить хотя бы самую малую частицу этого условія. Если вы достаточно тверды для исполненія того, въ чемъ поклялись, подпишитесь подъ вашими торжественными клятвами и сдержите ихъ!
Лонгвиль. Я ршился: постъ продолжится всего три года и душа будетъ пировать, хотя тло и угнетется. У жирнаго брюха тощая голова и отъ лакомыхъ кусочковъ полнютъ ребра, но тупетъ мозгъ.
Дюмэнъ. Любезный государь, Дюмэнъ уже постится: онъ предоставляетъ низкимъ рабамъ грубаго міра грубое наслажденіе мірскими благами. Я отрекаюсь отъ любви, богатства, пышности, я мертвъ для нихъ и буду жить лишь съ этими по философки.
Биронъ. Я могу лишь повторить такія завренія, я клялся въ томъ же, дорогой нашъ государь, а именно: жить и учиться здсь три года, но тутъ находятся еще и другія строгія требованія, напримръ, не видться ни съ какою женщиною въ теченіе этого срока,— я надюсь, что это не вписано здсь,— дале, одинъ день въ недлю ничего не пить, а въ другіе дни вкушать только по разу въ сутки,— надюсь, что не вписано и это,— затмъ, спать только по три часа ночью и никакъ не дремать въ теченіе дня (а я-то привыкъ не стсняться цлою ночью, да еще превращать полдня въ глубокую ночь!) Надюсь, что и это не вписана сюда. О, это слишкомъ тяжелый трудъ, неудобоисполнимый: не видать дамъ, учиться, поститься и не спать!
Король. Вы поклялись обходиться безъ всего этого.
Биронъ. Позвольте мн сказать, что нтъ, государь: я поклялся только заниматься науками съ вашимъ величествомъ и оставаться здсь, при вашемъ двор, въ продолженіи трехъ лтъ.
Лонгвиль. Вы поклялись въ этомъ, Биронъ, и тоже во всемъ прочемъ.
Биронъ. И да, и нтъ, ваша милость, потому что я клялся въ шутку. Какая цль науки? Скажите это мн!
Король. Узнавать то, чего мы иначе не могли-бы узнать.
Биронъ. Вы хотите сказать, узнавать вещи сокрытыя и заповдныя для обыкновеннаго ума?
Король. Да въ этомъ божественная награда ученья.
Биронъ. Если такъ, то хорошо, я поклянусь изучать то, что мн запрещено знать, напримръ, буду стараться узнать, гд я могъ бы пообдать, когда мн строго запрещено что-либо вкушать, или гд мн удалось бы повстрчаться съ любовницей, когда любовницы сокрыты отъ обыкновеннаго ума? Или еще, какимъ способомъ, давъ трудно исполнимую клятву, можно нарушить ее, оставаясь ей врнымъ? Если въ этомъ польза науки, и если врно, что учащійся познаетъ то, чего онъ дотол не знаетъ, то берите съ меня клятву, и я никогда не отрекусь отъ нея.
Король. Вы упоминаете о томъ, что совершенно препятствуетъ изученію и увлекаетъ наши умы къ суетнымъ наслажденіямъ.
Биронъ. Вс наслажденія суетны, но боле всхъ т, которыя достанутся съ трудомъ, а принесутъ лишь горе, таково корпніе надъ книгою для отысканія свта истины, а эта истина, между тмъ, предательски ослпляетъ смотрящаго въ книгу. Свтъ, ища свта, обманываетъ свтомъ свтъ. Да, прежде нежели вы отыщете, гд находится свтъ въ темнот, у васъ померкнетъ свтъ съ потерей вашего зрнія. Научите меня, какъ дйствительно угодить глазамъ, устремивъ ихъ на боле прекрасные глаза, которые, хотя и ослпятъ меня, но будутъ моею путеводной звздой и подарятъ мн тотъ свтъ, которымъ они меня ослпили. Наука подобна блестящему небесному солнцу, которое не допускаетъ, чтобы въ немъ рылись наглые взоры. Немногаго добились мелкіе букводы, разв что кое-какого авторитета, благодаря чужимъ книгамъ. Эти земные крестные отцы небесныхъ свтилъ, дающіе имена каждой неподвижной звзд, извлекаютъ изъ ночного блеска звздъ не больше пользы, чмъ т, которые просто гуляютъ, не зная, что такое эти звзды. Знать слишкомъ много — значитъ заботиться лишь о слав, а имя дать съуметъ всякій крестный!
Король. Съ какой научностью онъ разсуждаетъ противъ науки!
Дюмэнъ. Поучаетъ отлично, чтобы остановить всякое хорошее изученіе!
Лонгвиль. Выпалываетъ зерно и оставляетъ на корню что слдуетъ полоть!
Биронъ. Весна недалеко, когда гусыночки уже съ яичкомъ.
Дюмэнъ. Это же какъ?
Биронъ. Все вовремя и къ мсту.
Дюмэнъ. Безсмыслица!
Биронъ. Ну, хотя въ риму.
Лонгвиль. Биронъ похожъ на завистливую, подъдающую стужу, которая жалитъ первенцевъ весны.
Биронъ. Пусть такъ! Зачмъ надменное лто будетъ красоваться, прежде чмъ птицамъ настанетъ поводъ пть? Зачмъ буду я радоваться недоношенному порожденію? Я такъ же мало желаю розъ въ Рождество, какъ снга при майскихъ потхахъ, но люблю каждую вещь въ свое время года. Такъ, для васъ,— учиться уже поздно, это все равно, что влзть на домъ для того, чтобы отворить калитку.
Король. Ну, хорошо, уходите, отправляйтесь къ себ, Биронъ. Прощайте!
Биронъ. Нтъ, добрый государь! Я поклялся оставаться съ вами, и хотя я говорилъ въ пользу невжества боле, нежели вы можете сказать въ пользу всего ангельскаго знанія, но я намренъ выдержать то, въ чемъ поклялся, и подвергнусь ежедневной эпитеміи этихъ трехъ лтъ. Дайте мн бумагу, позвольте ее прочесть, я подпишусь подъ ея самыми тяжелыми условіями.
Король. Вотъ подчиненіе, которое смываетъ съ тебя весь позоръ!
Биронъ (читаетъ). А также: ‘Ни одна женщина не должна подходить ближе, чмъ на милю, къ моему двору’… И это было объявлено?
Лонгвиль. Четыре дня уже тому назадъ.
Биронъ. Прочтемъ и штрафъ. (Читаетъ) ‘Подъ страхомъ лишиться языки’… Кто это придумалъ?
Лонгвиль. Ну, что-же, это я.
Биронъ. Милостивый Боже! Зачмъ?
Лонгвиль. Чтобы напугать ихъ такой ужасной карой.
Биронъ. Опасное постановленіе, противное всякой вжливости! {Читаетъ). А также: ‘Если кто либо изъ мужчинъ будетъ изобличенъ въ блуд съ женщиной въ продолженіи трехлтняго срока, онъ будетъ подвергнутъ такому публичному наказанію, которое заблагоразсудить наложитъ на него остальной дворъ’. Ну, эту статью, государь, нарушите вы сами, потому что, какъ вамъ хорошо извстно, сюда детъ посланницей дочь французскаго короля. Это прелестная два, полная величія, должна переговорить съ вами объ уступк Аквитаніи ея престарлому, больному, лежащему на одр, отцу. Поэтому такая статья включена напрасно, или же напрасно явится сюда эта восхитительная принцесса.
Король. Что скажете, синьоры? Мы это и забыли.
Биронъ. Да, и въ ученьи можно хватить черезъ край: пока мы учимся, чтобъ пріобрсть, что мы хотимъ, мы забиваемъ длать то, что слдуетъ, и когда достигаемъ того, за чмъ наиболе гнались, то эта побда походитъ на взятіе огнемъ города, взять — взяли, а нечего брать.
Король. Намъ надо поневол отказаться отъ этой статьи. Принцесса должна, по необходимости, помститься здсь.
Биронъ. Необходимость заставитъ нарушать все три тысячи разъ въ теченіе этихъ трехъ лтъ: вдь каждый человкъ рожденъ съ своими наклонностями, которыя онъ можетъ побороть никакъ не своей волей, а разв что особой благодатью. Если я измню своей клятв, то у меня готово извиненіе: я нарушу ее лишь по крайней необходимости. Потому я подписываюсь ршительно подъ всми условіями. (Подписывается). И пусть тотъ, кто нарушитъ ихъ въ малйшей степени, ожидаетъ себ вчнаго позора: искушенія одинаковы какъ для другихъ, такъ и для меня, однако, думается мн, что хотя я выказывалъ такую неохоту, я послдній измню данной клятв. Но будутъ у насъ подъ рукою какія нибудь развлеченія?
Король. О, какже! Нашъ дворъ посщенъ, какъ вамъ извстно, весьма образованнымъ испанскимъ путешественникомъ, человкомъ, посвященнымъ во вс новйшія моды и котораго цлый рудникъ фразъ въ мозгу, звукъ его собственнаго напыщеннаго языка восхищаетъ его, какъ чарующая гармонія, кто человкъ даровитый, котораго правда и неправда избрали судьею своихъ споро въ. Этотъ чудакъ, этотъ именуемый Армадо будетъ разсказывать намъ, въ промежуткахъ между нашими занятіями, своимъ превыспреннимъ слогомъ о подвигахъ разныхъ рыцарей смуглой Испаніи, погибшихъ въ міровыхъ битвахъ. Насколько онъ нравится вамъ, синьоры, я не знаю, но, увряю васъ, я люблю слушать, какъ онъ лжетъ, и я хочу опредлить его къ себ въ минестрели.
Биронъ. Армадо замчательная личность, человкъ вновь выкованныхъ словечекъ, настоящій рыцарь моды.
Лонгвиль. Нашъ паренекъ Башка да онъ будутъ нашей потхой, причемъ три года ученья пройдутъ незамтно.

Входитъ Тупица съ письмомъ, потомъ Башка.

Тупица. Который тутъ самъ король?
Биронъ. Вотъ этотъ, малый. А теб что?
Тупица. Я самъ представляю его личность, потому что я его милости полицейскій, но мн желательно видть его самого въ плоти и въ крови.
Биронъ. Вотъ онъ.
Туница. Сеньоръ Арм…. Арм…. привтствуетъ васъ. Тамъ какой-то переполохъ. Изъ этого письма лучше увидите все.
Башка. Ваша милость, содержаніе письма касается меня.
Король. Письмо отъ великолпнаго Армадо!
Биронъ. Какъ бы ни было пусто его содержаніе, но Господь даетъ надежду намъ на громкія слова.
Лонгвиль. Высокая надежда на пустяки! Пошли намъ Богъ терпнья!
Биронъ. Терпнья слушать? Или воздержаться отъ слушанія?
Лонгвиль. Прослушать смирно и смяться лишь умренно, или же воздержаться отъ того и другого.
Биронъ. Хорошо, но все будетъ зависть отъ степени, на которую возведетъ его писаніе нашу веселость.
Башка. Дло тутъ до меня, ваша милость, да и касательно Жакенеты. Выходитъ, что поймали меня на этомъ самомъ?
Биронъ. На чемъ самомъ?
Башка. На томъ, какъ оно есть, ваша милость. Вотъ по всмъ тремъ пунктамъ: видли меня съ нею въ замк… сидлъ, значить, съ нею… потомъ поймали меня, когда иду за всю въ паркъ. Выходитъ, что и по длу, и на дл, я за нею. Теперь, ваша милость, насчетъ дла: извстное дло, мужчин приходится говорить съ женщиной. А какъ именно… ну, какъ придется.
Биронъ. Изъ чего слдуетъ?
Башка. А то послдуетъ, что поршатъ надо мной. Богъ за праваго!
Король. Хотите вы внимательно прослушать это письмо?
Биронъ. Какъ мы прослушали бы оракула!
Башка. Чего проще для человка, какъ послушаться своей плоти?
Король (читаетъ). Великій уполномоченный, намстникъ поднебесья, единовластный правитель Наварры, земной богъ моей души и благосклонный покровитель моихъ тлесъ.
Башка. До сихъ поръ ни слова о Башк.
Король (читаетъ) Дло въ томъ…
Башка. Можетъ, и въ томъ, но если онъ говоритъ, въ томъ, то, говоря правду, не совсмъ-то въ томъ.
Король. Спокойствіе!
Башка. …да будетъ со мною и со всми, кто не сметъ драться!
Король. Ни слова боле!
Башка. …о чужихъ тайнахъ, прошу васъ.
Король (читаетъ). Дло въ томъ, что, угнетенный черною меланхоліей, я подчинилъ это подавляющее мрачное расположеніе духа благотворному воздйствію твоего цлительнаго воздуха и, клянусь своимъ дворянствомъ! вышелъ прогуляться. Когда именно? Часу въ шестомъ, когда животныя охотне пасутся, птицы наиболе клюютъ, а люди садятся за ту трапезу, которая называется ужиномъ. Итакъ, время опредлено, теперь, относительно мста, я разумю, то, въ которомъ я ходилъ: оно именуется твоимъ паркомъ. Дале, той стороны, гд, я разумю, гд я наткнулся на безстыдное и изъ ряду вонъ выходящее событіе, которое извлекаетъ теперь изъ моего блоснжнаго пера эти черныя, какъ смоль, письмена, которыя ты здсь видишь, усматриваешь, наблюдаешь или зришь. Но, насчетъ стороны: она лежитъ къ сверо-сверо-востоку на востокъ отъ западнаго угла твоего затйливо-извлистаго сада. Здсь я увидлъ дурковатаго парня, презрннаго ничтожнаго, предмета твоихъ шутокъ…
Башка. Это меня.
Король. …этого невжественнаго, тупаго человка…
Башка. Меня.
Король. …этого подлаго раба…
Башка. Все меня.
Король. …котораго, насколько помню, зовутъ Башка…
Башка. Меня, меня!
Король. …который былъ вкуп и союзно, вопреки твоему утвержденному и обнародованному указу, съ… съ… О, съ… но мн нестерпимо и произнести съ кмъ…
Башка. Съ двушкой.
Король. …съ одною изъ дщерей нашей праматери Евы, съ самкою, или, для боле нжнаго выраженія, съ женщиной. Его я (какъ то повелваетъ мн мой высокочтимый долгъ) посылаю къ теб за полученіемъ должной кары, со служащимъ у твоей высокой милости, Антоніомъ Тупицей, человкомъ заслуженнымъ, ловкимъ, умющимъ себя вести и достойнымъ уваженія…
Тупица. Со мною,то есть, съ вашего позволенія: я Антоніо Тупица,
Король. …А что до Жакенеты (такъ зовутъ тотъ боле утлый сосудъ, который я поймалъ съ вышеназваннымъ молодцомъ), я придержалъ ее, какъ имющую подвергнуться всей ярости твоихъ законовъ, и доставлю ее въ судъ при малйшемъ твоемъ на то мановеніи. Твой, со всми завреніями въ преданности, которою горитъ мое сердце,

Донъ Адріано де Армадо’.

Биронъ. Это не такъ хорошо, какъ я ожидалъ, но лучше всего мною слышаннаго.
Король. Да, лучшее изъ худшаго. Но, что скажешь ты на это?
Башка. Ваше величество, я сознаюсь насчетъ двушки.
Король. Ты слышалъ объ указ?
Башка. Признаюсь, что слышалъ, да вникалъ-то мало.
Король. Было объявлено о год заключенія тому, кто будетъ пойманъ съ женщиной.
Башка. Меня застали не съ женщиной, ваша милость: съ барышней.
Король. Было объявлено и о барышняхъ.
Башка. Да это не то, чтобы барышня, а два.
Король. Было и это наименованіе, объявлялось: и съ двой.
Башка. Если такъ, я отрицаю ея двственность, а былъ я пойманъ съ незамужней.
Король. Эта незамужняя ни къ чему теб не послужитъ, любезный!
Башка. Весьма послужитъ, ваша милость.
Король. Произношу теб приговоръ: просидишь недлю на отрубяхъ и вод.
Башка. Лучше бы мсяцъ на баранин и похлебк!
Король. И донъ Армадо будетъ твоимъ сторожемъ, мессиръ Биронъ, передайте его ему, а мы, господа, пойдемъ примнять на дл то, въ чемъ мы такъ твердо поклялись другъ другу (Уходятъ: Королъ, Лонгвиль и Дюмэнъ).
Биронъ. Я прозакладываю свою голову противъ чьей-либо шляпы, что вс эти клятвы и указы окажутся только пустяками. Ну, ты! двигайся!
Башка. Я страдаю за правду, ваша милость, потому что меня взаправду поймали съ Жакенетой, и Жакенета взаправду двушка… Поэтому привтствую тебя, горькая чаша благоденствія! Когда нибудь мн снова улыбнется огорченіе, а пока владй много, скорбь (Уходятъ).

СЦЕНА II.

Другая часть парка, передъ дономъ Армадо.

Входятъ: Армадо и Жошка.

Армадо. Малышъ, что означаетъ, если X, человкъ высокаго ума, становится меланхоличнымъ?
Мошка. Это ясно обозначаетъ, что онъ будетъ казаться грустнымъ.
Армадо. Разв грусть и меланхолія не одно и то же, маленькій бсенокъ?
Мошка. Нтъ, нтъ, Боже избави, ваша милость, нтъ!
Армадо. Но въ чемъ-же ты видишь различіе между грустью и меланхоліей, мой нжный юнецъ?
Мошка. Въ простомъ проявленіи ихъ, мой черствый старецъ.
Армадо. Черствый старецъ? Что за черствый старецъ.
Мошка. А что за нжный юнецъ? Что за нжный юнецъ,
Армадо. Я назвалъ такъ тебя, нжный юнецъ, въ смысл удобоприлагаемаго эпитета, соотвтствующаго твоему молодому возрасту, который можетъ именоваться нжнымъ.
Мошка. А я сказалъ: черствый старецъ, находя это соотвтственнымъ вашему пожилому возрасту, который можно назвать черствымъ.
Армадо. Мило и умстно.
Мошка. Что разумете вы, синьоръ: я милъ и мои слова умстны? Или я умстенъ и милы мои слова?
Армадо. Ты милъ, потому что малъ.
Мошка. Маленько милъ, потому что малъ? А почему умстенъ?
Армадо. Умстенъ, потому что проворенъ.
Мошка. Вы говорите мн это въ похвалу, хозяинъ?
Армадо. Въ заслуженную похвалу.
Мошка. Можно такъ похвалить и угря.
Армадо. Какъ? Разв угорь находчивъ?
Мошка. Проворенъ угорь, вотъ что.
Армадо. Я хотлъ сказать, что ты проворенъ на отвтъ. Ты волнуешь мн кровь.
Мошка. Слушаю, ваша милость.
Армадо. Я не люблю, когда мн что на крестъ.
Мошка (всторону). Онъ выразился наизнанку: кресты его не любятъ.
Армадо. Я общалъ заниматься три года науками съ поролемъ.
Мошка. Можете спросить это въ одинъ часъ, ваша милость.
Аpмадо. Невозможно!
Мошка. Сколько выйдетъ если одинъ помножить на три?
Армадо. Я плохъ на вычитанія, это дло цловальника.
Мошка. Вы дворянинъ и игрокъ, ваша милость.
Армадо. Сознаюсь въ томъ и другомъ: то и другое завершаетъ лоскъ порядочнаго человка.
Мошка. Въ такомъ случа, я увренъ, вы можете сказать, какую сумму составитъ двойка и тузъ.
Армадо. Составится однимъ больше двухъ.
Мошка. Простые люди называютъ эти: три.
Армадо. Врно.
Мошка. Вотъ видите, мудрая-ли штука ученье? Вы узнали, что такое три, прежде чмъ успли три раза моргнуть. Теперь, разв трудно присоединить къ слову ‘три’ и заучить ‘три года’ въ двухъ словахъ? Это докажетъ вамъ и пляшущая лошадь.
Армадо. Превосходное вычисленіе!
Мошка (всторону). Чтобы доказать теб, что ты нуль.
Армадо. Я хочу признаться теперь, что я влюбленъ и при всей унизительности любви для воина, я влюбился еще въ женщину низкаго сословія. Еслибы, обнаживъ мою шпагу противъ моей наклонности любить, я могъ избавиться отъ этого проклятаго чувства, я взялъ-бы въ плнъ мою страсть и обмнялъ-бы ее у какого-нибудь придворнаго француза на новомодный реверансъ. Мн совстно вздыхать: кажется, что слдовало-бы мн отречься отъ Купидона. Утшь меня, юноша: скажи, кто изъ великихъ людей былъ влюбленъ?
Мошка. Геркулесъ, ваша милость.
Армадо. Любезный Геркулесъ! Давай еще авторитетовъ, милый мальчикъ, давай еще, и, дорогое мое дитя, подбирай людей извстныхъ своей славой и подвигами.
Мошка. Сампсонъ, ваша милость. Это былъ человкъ извстный своими подвигами, большими подвигами: онъ сдвинулъ городскія ворота и понесъ ихъ на плечахъ, какъ носильщикъ. Онъ былъ тоже влюбленъ.
Армадо. О, молодецъ Сампсонъ! Силачъ Сампсонъ! Я превосхожу тебя въ фехтованьи, какъ ты превосходилъ меня въ перетаскиваніи воротъ. А въ кого былъ влюбленъ Сампсонъ, милый Мошка?
Мошка. Въ женщину, ваша милость.
Армадо. Какого цвта?
Мошка. Всхъ четырехъ, или трехъ, или двухъ, или одного изъ четырехъ.
Армадо. Скажи точне, какого цвта?
Мошка. Зеленоватаго, цвта морской воды, господинъ.
Армадо. Неужели это одинъ изъ четырехъ цвтовъ?
Мошка. Я такъ читалъ, и даже самый лучшій.
Армадо. Зеленый цвтъ, дйствительно, цвтъ влюбленныхъ. Но чтобы выбрать себ возлюбленную такого оттнка, это было, мн кажется, немножко неосновательно со стороны Сампсона. Можетъ быть, она плнила его своимъ умомъ?
Мошка. Именно, ваша милость, она была очень умна:
Армадо. Моя возлюбленная непорочно-благо и алаго цвта!
Мошка. Но подъ такимъ цвтомъ могутъ скрываться весьма порочныя мысли.
Армадо. Докажи, докажи, многообразованное дитя!
Мошка. Да помогутъ мн остроуміе моего отца и языкъ моей матери!
Армадо. Что за нжное воззваніе со стороны ребенка: Какъ мило и какъ трогательно!
Мошка. ‘Если она создана изъ близны и румянца, то ея недостатки будутъ вчно сокрытыми, потому что щеки должны вспыхивать румянцемъ отъ стыда, а блдностью изобличать страхъ. Если же она испугается, почувствуетъ себя виноватой, вы этого никакъ не узнаете: ея щеки окрашены на всегда тми цвтами, которые должны были бы являться лишь по вызову природы’. Вотъ грозное изреченіе противъ близны и румянца, ваша милость!
Армадо. Нтъ-ли еще, мальчикъ, баллады о ‘Корол и Нищей’?
Мошка. Свтъ согршилъ такою балладой лтъ триста тому назадъ, но теперь, кажется мн, ея уже не отыщешь, а если она и найдется, то не будетъ годна ни по словамъ, ни по мелодіи.
Армадо. Я напишу новые стихи на то же содержаніе, чтобы оправдать мое увлеченіе бывшимъ высокимъ примромъ. Мальчикъ мой, я влюбленъ въ эту крестьянку, которую я засталъ въ парк съ этимъ разсуждающимъ увальнемъ, Башкою. Это достойная двушка.
Мошка (всторону). Достойная плетки, впрочемъ, тоже и лучшаго возлюбленнаго, нежели мой господинъ.
Армадо. Спой, мальчикъ, мой духъ отягченъ любовью.
Мошка. Это изумительно, потому что вы любите легкую двицу.
Армадо. Я говорю, пой.
Мошка. Обождите, пока пройдутъ эти люди.

Входятъ: Тупица, Башка и Жакенета.

Тупица. Ваша милость, его величество приказываетъ вамъ взять подъ свою стражу Башку, вы должны не доставлять ему никакого удовольствія, но также и не подвергать его наказанію, а только заставить его пропоститься три дня въ недлю. Что до этой сударыни, то я долженъ удержать ее при парк, она приставлена къ молочной. Счастливо оставаться!
Армадо. Я выдамъ себя румянцемъ… Двушка!
Жакенета. Чего вамъ?
Армадо. Я навщу тебя въ твоей каморк.
Жакенета. Пожалуй себ.
Армадо. Я знаю, гд она.
Жакенета. Господи, чего вы не знаете!
Армадо. Я тебя поудивлю.
Жакенета. Своей рожей?
Агмадо. Я люблю тебя!
Жакенета. Слыхала уже.
Армадо. Итакъ, до свиданья!
Жакенета. Скатертью дорога!
Тупица. Идемъ, что-ли, Жакенета (Уходятъ).
Армадо. А ты, подлецъ, попостишься за свои вины, пока тебя не простятъ.
Башка. Надюсь, господинъ, что заставите меня поститься на полный желудокъ.
Армадо. Ты будешь тяжко наказанъ.
Башка. Значитъ, вы одолжите меня боле, чмъ своихъ людей, потому что оплачиваете ихъ очень слегка.
Армадо. Уведите этого мерзавца. Подъ замокъ его!
Мошка. Ступай, преступный рабъ! Иди!
Башка. Не запирайте меня, ваша милость, разршено поститься на свобод.
Мошка. Нтъ, любезный, разршеніе и постъ не вяжутся вмст. Ступай въ тюрьму.
Башка. Ладно, но если я когда нибудь увижу снова веселые дни угнетенія, которые я уже видлъ, то иные увидятъ…
Мошка. Что они увидятъ?
Башка. Ничего, господинъ Мошка, кром того, на что будутъ смотрть. Узникамъ не годится слишкомъ молчать, и потому я не скажу боле ни слова. Благодареніе Богу, у меня также мало терпнья, какъ и у всякаго другого, поэтому я буду терпть (Мошка и Башка уходятъ).
Армадо. Я люблю самую почву,— хотя она ничтожна,— гд ея башмакъ,— хотя онъ еще ничтожне,— направляемый ея ногою,— хотя еще ничтожнйшею всего,— кладетъ свой слдъ. Я преступлю свою клятву,— что будетъ большимъ вроломствомъ,— если стану любить, и можетъ-ли быть врною та любовь, которая достигнута нарушеніемъ врности? Любовь овладваетъ нами, любовь — это бсъ. Нтъ другого нечистаго духа, кром любви. Однако, и Сампсонъ подвергся искушенію, а на что уже былъ силенъ, былъ соблазненъ и Соломонъ, а на что уже былъ мудръ! Стрлы Купидона слишкомъ крпки противъ палицы Геркулеса, гд сладить съ ними шпаг испанца! Мн не удастся тягаться съ нимъ по правиламъ: онъ пренебрегаетъ фехтованьемъ, не признаетъ дуэли, его унижаютъ, называя ребенкомъ, но онъ торжествуетъ, покоряя мужей. Прости доблесть! Прости, моя шпага! Умолкни, барабанъ! Властитель вашъ влюбленъ! Да, онъ любитъ. Да поможетъ мн какой-нибудь импровизированный богъ стихотворства, потому что, чувствую это, я стану писать сонеты. Изобртай умъ! пиши перо! во мн хватитъ на цлые томы въ листъ! (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Другая часть того же парка. Павильонъ, въ глубин сцены шатры.

Входятъ: Принцесса, Розалина, Марія, Катарина, Бойе, вельможи и лица свиты.

Бойе. Теперь, ваше высочество, соберитесь вполн съ своими мыслями. Сообразите, кого посылаетъ король, вашъ отецъ, къ кому онъ васъ посылаетъ, въ чемъ состоитъ это посольство. Вамъ, стоящей такъ высоко въ людскомъ уваженіи, приходится вести переговоры съ единственнымъ наслдникомъ всхъ совершенствъ, доступныхъ человку: съ безукоризненнымъ королемъ Наварры. И предметъ вашего иска не меньше, чмъ Аквитанія,— приданое, достойное королевы! Будьте столь же щедры на всякую любезность къ королю, какъ была щедра природа къ вамъ, когда она обобрала весь міръ для того, чтобы надлить васъ одну всми совершенствами.
Принцесса. Добрйшій Бойе, какъ ни ничтожна моя красота, она не нуждается въ расцвчиваніи вашими похвалами. Красота удостовряется свидтельствомъ глазъ, а не лавочными зазываніями, я мене горжусь, выслушивая ваши восхваленія, чмъ вы стараетесь прослыть умнымъ, расточая свое остроуміе на возвеличеніе меня. Но, теперь я поучу учителя. Добрый мой Бойе, вы не можете не знать того, о чемъ шумитъ везд болтливая молва, король наваррскій далъ клятву въ томъ, что, до истеченія трехлтняго срока его трудныхъ научныхъ занятій, ни одна женщина не приблизится къ его молчаливому двору. Поэтому мн кажется необходимымъ узнать его волю, прежде чмъ переступить его заповдную дверь, и съ этой цлью, въ надежд на ваши постоянства, мы избираемъ васъ, какъ самаго краснорчивйшаго нашего адвоката. Передайте ему, что дочь французскаго короля, прибывъ по важнйшему длу, требующему скорйшаго разршенія, испрашиваетъ личной аудіенціи у его величества. Спшите, выразите ему это, а мы обождемъ здсь, какъ смиренные просители его высочайшей воли.
Бойе. Гордясь порученіемъ, иду охотно (Уходитъ).
Принцесса. Всякая гордость заявляетъ себя охотно, и ваша такова. — Но, любезные синьеры, кто прочіе сподивжники добродтельнаго короля, принесшіе съ нимъ обтъ?
1-й вельможа. Одинъ изъ нихъ Лонгвиль.
Принцесса. Вы знаете его?
Марія. Я знаю его, ваше величество. На одномъ пиру, по случаю брака синьора Перигоръ съ прекрасною наслдницею Джэка Фольконбриджа, я встртила въ Нормандіи этого Лонгвиля. Онъ слыветь за человка совершеннаго во всхъ отношеніяхъ: онъ очень образованъ, превосходный воинъ, онъ достигаетъ всего, чего только захочетъ. Единственнымъ пятномъ на блеск его доблести (если только блескъ доблести можетъ быть запятнанъ чмъ нибудь) служитъ слишкомъ дкій умъ въ связи съ слишкомъ грубой волей. Первый ржетъ всхъ, вторая требуетъ, чтобы онъ не щадилъ никого, попадающагося ему подъ руку.
Принцесса. Повидимому веселый пересмшникъ, не такъ-ли?
Марія. Такъ говорятъ о немъ т, которые особенно изучили его характеръ.
Принцесса. Это скоротечное остроуміе увядаетъ также скоро, какъ расцвтаетъ. Кто-же остальные?
Катарина. Молодой Дюмэнъ, богато одаренный юноша, любимый за его добродтель всми, кто только любитъ добродтель. Въ его власти сдлать много зла, но онъ зла и не знаетъ, онъ уменъ настолько, что можетъ обойтись безъ красоты, и красивъ такъ, что могъ бы нравиться и безъ всякаго ума. Я видла его разъ у герцога Алансонскаго, и изъ того хорошаго, что я видла въ немъ, я упоминаю еще слишкомъ мало, по сравненію съ его достоинствами.
Розалина. Въ то время былъ съ нимъ еще одинъ изъ здшнихъ ученыхъ: если мн сказали врно, зовутъ его Биронъ. Мн не случалось болтать часокъ съ мужчиной боле веселымъ, притомъ въ предлахъ дозволительной шутливости. Его глаза такъ и ловятъ тэмы для его остроумія: все, что они успютъ подмтить, онъ обращаетъ въ предметъ веселой шутки, и его ловкій языкъ, выразитель его мысли, передаетъ все въ такихъ мткихъ и изящныхъ словахъ, что старики его заслушиваются, а молодежь приходитъ въ восхищенье, до того пріятны и забавны его рчи.
Принцесса. Господь помилуй моихъ дамъ! Не влюблены ли он вс, если каждая изъ нихъ убрала своего всевозможными почетными украшеніями?
Марія. Вотъ и Бойе.

Бойе возвращается.

Принцесса. Какъ были вы приняты, мессиръ?
Бойе. Король наваррскій былъ уже извщенъ о вашемъ приближеніи, и какъ онъ, такъ и его сподвижники по клятв были готовы принять васъ, высокородная дама, еще и до моего прихода. Однако, я усплъ узнать, что онъ предоставитъ вамъ расположиться въ пол, какъ непріятелю, явившемуся осадить его дворъ, но не ршится снять съ себя клятву, допустивъ васъ въ свой пустынный дворецъ. Вотъ и король (Вс 123, дамы надваютъ маски).

Входятъ Король, Лонгвиль, Дюмэнъ, Биронъ и свита.

Король. Прекрасная принцесса, добро пожаловать ко двору наваррскому.
Принцесса. Прекрасная,— это слово я возвращаю вамъ, а пожаловать я еще не могла: крыша этого двора слишкомъ высока, чтобы принадлежать вамъ, а пожаловать въ простое поле,— это слишкомъ унизиться для меня.
Король. Ваше высочество, добро пожаловать къ моему двору.
Принцесса. Туда могу пожаловать, ведите меня.
Король. Выслушайте меня, прекрасная дама: я далъ клятву.
Принцесса. Помоги ему Матерь Божія! онъ будетъ клятвопреступникомъ.
Король. Ни за что на свт, прекрасная дама, ни за что по доброй вол.
Принцесса. Что-же, воля сломаетъ волю, воля и никто боле.
Король. Ваша милость не знаете, въ чемъ состоитъ мой обтъ.
Принцесса. Еслибы и ваше величество не знали этого, то были бы умны, а теперь ваше знаніе доказываетъ невжество. Я слышала, что вы поклялись въ затворничеств. Хранить такой обтъ — смертельный грхъ, ваше величество, а нарушить его — тоже грхъ. Но, простите мн, я слишкомъ много себ позволяю, мн не идетъ наставлять наставника. Благоволите прочесть о цли моего прибытія и поршите тотчасъ же мое ходатайство (Передаетъ ему бумагу).
Король. Ршу тотчасъ-же, принцесса, если только могу.
Принцесса. Вы поторопитесь, для того, чтобы я ухала скоре: удерживая меня, вы нарушаете свой обтъ.
Биронъ. Не танцовалъ-ли я однажды съ вами въ Брабант?
Розалина. Не танцовала-ли я однажды съ вами въ Брабант?
Биронъ. Какъ-же, помню!
Розалина. Какъ требовался, поэтому, вашъ вопросъ!
Биронъ. Не горячитесь такъ.
Розалина. Вы сами раздражаете меня вашими вопросами.
Биронъ. Вашъ умъ слишкомъ ретивъ, онъ слишкомъ мчится и можетъ устать.
Розалина. Не прежде, чмъ сброситъ сдока въ грязь.
Биронъ. Въ какое время дня?
Розалина. Въ тотъ часъ, о которомъ спрашиваютъ дураки.
Биронъ. Всякаго счастья вашей маск!
Розалина. Всякаго счастья лицу, которое подъ ней!
Биронъ. И да посчастливится вамъ имть много поклонниковъ!
Розалина. Аминь! но только, чтобы вы не были въ ихъ числ.
Король. Принцесса, вашъ отецъ оповщаетъ насъ объ уплат намъ ста тысячъ ефимковъ,— что составляетъ лишь половину общей суммы, выданной моимъ отцомъ ему во время его войнъ. Еслибы даже мой отецъ или я,— чего никогда не было, получили эту часть, то все же остается намъ дополучить сто тысячъ, въ обезпеченіе чего мы и удерживаемъ часть Аквитаніи, хотя она и ниже такой оцнки. Еслибы король, вашъ отецъ, согласился возвратить намъ хотя эту половину должной суммы, мы готовы отказаться отъ нашихъ правъ на Аквитанію и оставаться въ дружб съ его величествомъ. Но, повидимому, онъ мало расположенъ къ этому, потому что требуетъ возврата ему какихъ-то ста тысячъ ефимковъ, а не думаетъ уплатить такихъ ста тысячъ для выкупа своихъ правъ на Аквитанію, съ которою мы разстались-бы охотно, желая лучше имть сумму, ссуженную нашимъ отцомъ, нежели столь разоренную Аквитанію. Дорогая принцесса, еслибы требованія вашего отца не были столь далеки отъ всякаго благоразумнаго требованія, одна ваша прелестная личность заставила бы меня пойти на соглашеніе, даже вопреки благоразумію, и вы воротились бы вполн довольною опять во Францію.
Принцесса. Вы оскорбляете моего отца и пятнаете честь своего собственнаго имени, такъ недостойно отпираясь отъ полученія того, что было выплачено столь добросовстно.
Король. Я увряю васъ, что не слыхивалъ объ этомъ. И если вы докажете мн эту уплату, я готовъ возвратить ее обратно или отдать Аквитанію.
Принцесса. Я ловлю васъ на слов. Бойе, покажите расписки, выданныя на эту сумму особыми уполномоченными его отца, Карла.
Король. Удостоврьте тмъ меня.
Бойе. Простите, ваше величество, еще не прибылъ пакетъ съ этими и другими документами, но завтра они будутъ вамъ представлены.
Король. Этого будетъ достаточно и, при нашемъ совщаніи, я буду готовъ снизойти на всякую разумную уступку. Тмъ временемъ, примите отъ меня такое гостепріимство, которое можетъ быть предложено вашему достоинству моей честью безъ нарушенія чести: вы не можете, прекрасная принцесса, переступить моего порога, но здсь, вн его, вы должны быть приняты такъ, что должны считать себя помщенною въ моемъ сердц, хотя и не будучи допущены подъ кровъ моего жилища. Вы простите меня по вашей снисходительности. Прощайте! мы постимъ васъ снова завтра.
Принцесса. Доброе здоровье и всякій успхъ да сопутствуютъ вашему величеству!
Король. Желаю теб того же самаго повсюду! (Уходитъ съ своею свитой).
Биронъ. Сударыня, васъ я препоручу моему сердцу.
Розалина. Прошу васъ, препоручите, я была бы рада его видть.
Биронъ. Я желалъ бы, чтобы вы послушали его стоны.
Розалина. Что же, больно оно, глупенькое?
Биронъ. Оно страдаетъ.
Розалина. Какъ жаль! Пустите ему кровь.
Бпронъ. Разв это поможетъ?
Розалина. По моей врачебной наук, да.
Биронъ. Не пронзите-ли вы его своимъ взглядомъ?
Розаляна. О, нтъ! Моимъ ножомъ.
Биронъ. Ну, Господь да сохранятъ вамъ жизнь!
Розаляна. А вашу отъ продолжительности.
Биронъ (Уходя). Не задержу васъ выраженіемъ благодарности.
Дюмэнъ. Прошу васъ, одно слово: кто эта дама?
Бойе. Наслдница герцога алансонскаго, по имени: Розалина.
Дюмэнъ. Прелестная особа! Мессиръ, счастливо оставаться! (Уходитъ).
Лонгвиль. Позвольте мн спросить: кто эта въ бломъ?
Бойе. Какъ будто женщина, если присмотрться къ ней при свт.
Лонгвиль. Можетъ быть, легка при свт? Я спрашиваю ея имя.
Бойе. У нея только одно для нея самой, требовать его стыдно.
Лонгвиль. Прошу васъ сказать, чья она дочь?
Бойе. Своей матери, насколько мн извстно.
Лонгвиль. Чтобъ тебя побрало съ твоей бородой!
Бойе. Мессиръ, не сердитесь. Это наслдница Фольконбриджа.
Лонгвиль. Ну, мой гнвъ прошелъ. Это очаровательная особа.
Бойе. Похоже на то, мессиръ, очень можетъ быть (Лонгвилъ уходитъ).
Биронъ. Какъ зовутъ ту, что въ шапочк?
Бойе. Катариною, сдается мн.
Бйронъ. Замужемъ она, или нтъ?
Бойе. Захочетъ, будетъ.
Биронъ. Благопріятствія вамъ! Прощайте!
Бойе. Мн — уже напутствія, мессиръ, благопріятствія вамъ! (Биронъ уходитъ, дамы снимаютъ маски).
Марія. Этотъ послдній Биронъ, потшный весельчакъ: у него, что ни слово, то шутка.
Бойе. И что ни шутка, то только словцо.
Принцесса. Вы длали хорошо, что ему не спускали.
Бойе. Я былъ такъ-же готовъ сцпиться съ нимъ, какъ онъ пойти на абордажъ.
Марія. Два озлившіяся барана!
Бойе. Почему не суда? Готовы быть и баранами, если допустите насъ пастись на вашихъ устахъ.
Марія. Вы бараны, а я пастбище? Этимъ довершается шутка?
Бойе. Вы разршаете, слдовательно, мн пастись? (Хочетъ поцловать ее).
Марія. Потише, милое животное, мои уста не общій выгонъ, хотя раздлены.
Бойе. Кому же он принадлежатъ?
Марія. Моему будущему и мн.
Принцесса. Остроумные люди любятъ спорить, но, милые мои, примиритесь: междоусобіе на словахъ лучше обратить противъ короля и его букводовъ, здсь оно неумстно.
Бойе. Если мои наблюденія (рдко ошибочныя) надъ неизмнною реторикою сердца, изобличаемою взорами, не обманываютъ меня, то король уже зараженъ.
Приннесса. Чмъ?
Бойе. Тмъ, что мы, любящіе, называемъ страстью.
Принцесса. Ваши доказательства?
Бойе. Извольте: вс его ощущенія сосредоточились въ палат его глазъ, въ которыхъ проглядывало желаніе, его сердце, на которомъ, какъ на агат, отпечатллось ваше изображеніе, гордилось имъ, выражая это горделивымъ взоромъ, его языкъ, старавшійся опередить зрніе, путался, торопясь занять мсто глазъ, вс чувства стремились туда же, чтобы наслаждаться лишь лицезрніемъ красивйшей изъ красивыхъ. Я видлъ, что вс его чувства водворились въ его пазахъ, какъ драгоцнности подъ хрусталемъ, достойныя царской покупки: искушая васъ своею цнностью изъ-за стекла, они приглашаютъ васъ купить ихъ, когда вы проходите мимо. На остальномъ его лиц выражалось такое восхищеніе, что вс глаза могли видть, до чего доходилъ восторгъ его глазъ. Я отдаю вамъ всю Аквитанію и все, что принадлежитъ самому королю, если вы согласитесь, ради меня, подарить ему одинъ любовный поцлуй.
Принцесса. Пойдемте въ нашъ павильонъ. Бойе расположенъ…
Бойе. Высказать лишь то словами, что обнаружено глазами короля. Я придалъ лишь уста его глазамъ, снабдивъ ихъ языкомъ, который не лжетъ, я ручаюсь.
Розалина. Ты, старый любовный ходатай и болтаешь искусно,
Марія. Онъ ддъ купидона и узнаетъ вс новости отъ него.
Розалина. Въ такомъ случа, Венера походила только на свою мать: отецъ ея слишкомъ безобразенъ.
Бойе. Вы слышали, дурачливыя особы?
Марія. Нтъ.
Бойе. Такъ видите-ли что?
Розалина. Дорогу, чтобы уйти прочь.
Бойе. Мн васъ не одолть (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА. I.

Новое мсто въ парк.

Входятъ: Армадо и Мошка.

Армадо. Пой, мое дитя, услади мой слухъ.
Мошка (начинаетъ пть). Конколинель…
Армадо. Прелестная мелодія!.. Иди, расцвтающее сущеетво, возьми этотъ ключъ, выпусти того парня, приведи его сюда, я поручу ему письмо къ моей возлюбленной.
Мошка. Ваша милость, хотите поддлаться къ своей любезной, французской пляской?
Армадо. Какъ, ты хочешь, чтобы я горланилъ по-французски?
Мошка. Нтъ, превосходнйшій наставникъ, вы должны только напвать сквозь зубы и приплясывать при этомъ ногами, разнообразя это закатываніемъ глазъ, и тянуть ноту за нотой, то грудью, какъ будто вы проглотили любовь, воспвая ее, или носомъ, какъ будто вы втягиваете въ себя любовь, принюхиваясь къ ней, шляпа у васъ будетъ нахлобучена на глаза, какъ навсъ надъ лавочкой, руки скрещены на камзол у вашего поджараго живота, какъ у зайца на вертел, или же засунуты въ карманы, какъ у людей на старинныхъ картинахъ. И не придерживайтесь долго одной мелодіи, но только задньте ее и за новую! Таковы таланты, таковы пріемы, которыми губятъ хорошенькихъ женщинъ,— которыя загубились бы и безъ этого,— и длаютъ замчательными мужчинъ (замчаете это, мужчины?), вслдствіе чего многіе и стараются въ этомъ направленіи.
Армадо. Откуда набрался ты такой опытности?
Мошка. Купилъ за грошъ наблюдательности.
Армадо. Однако!… Однако!…
Мошка. Вотъ и забылъ своего конька.
Армадо. Ты называешь мою любовь конькомъ?
Мошка. Нтъ, ваша милость: конекъ, это еще жеребенокъ, а ваша возлюбленная уже иноходецъ, можетъ быть. Вы не забыли вашей возлюбленной?
Армадо. Почти что.
Мошка. Нерадивый ученикъ! Выучите ее наизусть.
Армадо. Выучилъ, и всмъ сердцемъ, мальчикъ.
Мошка. И даже противъ сердца, ваша милость, я докажу вамъ вс эти три положенія.
Армадо. Что докажешь?
Мошка. Докажу сутъ человческую, увряю васъ, и по тремъ пунктамъ: вы любите ее наизусть, потому что сердцу вашему ея не достать, любите ее сердцемъ, потому что ваше сердце влюблено, и любите противъ сердца, потому что вы выходите изъ себя оттого, что не можете ею обладать.
Армадо. Вс эти три — я!
Мошка (всторону). Будь ты трижды три, все же будешь ничто.
Армадо. Позови этого крестьянина, онъ отнесетъ мое письмо.
Мошка. Прекрасная посылка: лошакъ посломъ отъ осла!
Армадо. Ха, ха!Что ты говоришь?
Мошка. Да что, ваша милость, я говорю, что вамъ не худо посадить этого осла на лошака, потому что онъ едва бредетъ. Но я иду.
Армадо. Дорога не дальняя. Пошелъ!
Мошка. Такъ быстро, какъ свинецъ.
Армадо. Что ты разумешь, остроумный милочка? Разв свинецъ не тяжелый, грузный, неповоротливый металлъ?
Мошка. Minime, почтенный наставникъ, или, лучше, просто наставникъ, никакъ нтъ.
Армадо. Я говорю, свинецъ неповоротливъ.
Мошка. Вы слишкомъ поспшны, ваша милость, утверждая это. Разв неповоротливъ свинецъ, вылетающій изъ ружья?
Армадо. О, сладкій дымъ реторики! Онъ сравниваетъ меня съ дуломъ, а себя съ пулей. Стрляю тобой въ того парня.
Мошка. Такъ хлопайте! Лечу! (уходитъ).
Армадо. Очень острый юноша! И говорливъ, и развязенъ изящно!… Съ твоего позволенія, о чудное поднебесье, я долженъ возсылать къ теб вздохи, суровая грусть, доблесть уступаетъ теб мсто… Но мой посолъ воротился.

Входятъ: Мошка и Башка.

Мошка. Чудеса, ваша милость! Вотъ башка, сломавшая себ ногу.
Армадо. Опять загадка? Двоемысліе? Ну принимайся за посылку, начинай.
Башка. Никакой не надо загадки, двоесмыслія, посылки, никакого шарлатанскаго зелья! Одного придорожника, простого придорожника! Не надо мн посылки, не надо посылки, ваша милость, не надо, а дайте мн придорожника!
Армадо. Клянусь, ты вызываешь хохотъ! Твоя глупость разгонитъ всякую желчь! Напряженіе моихъ легкихъ заставляетъ меня нелпо смяться! Прости мн, мое созвздіе! Неужели этотъ неучъ принимаетъ зелье за ‘посылку’, а слово ‘посылку’ за зелье?…
Мошка. А разв умные понимаютъ иначе? Разв посылка не зелье?
Армадо. Нтъ, пажъ, это эпилогъ или рчь, разъясняющая то, что было темнаго въ предъидущемъ сказаніи. Я поясню это примромъ:
‘Лиса, обезьяна и шмель составляли все нечетъ, будучи лишь втроемъ.’ Это притча, теперь посылка…
Мошка.. Я пристегну посылку, повторите притчу.
Армадо. ‘Лиса, обезьяна и шмель составляли все нечетъ, будучи лишь втроемъ’…
Мошка. ‘Пока не вышелъ изъ дома гусь и не прекратилъ нечетъ, ставъ четвертымъ’. Теперь я начну съ вашей притчи, а вы доскажете посылку:
‘Лиса, обезьяна и шмель составляли все нечетъ, будучи лишь втроемъ…
Армадо. Пока не вышелъ изъ дома гусь и не прекратилъ нечетъ, ставъ четвертымъ’.
Мошка. Превосходная посылка, завершенная гусемъ. Чего вамъ еще?
Башка (всторону). Мальчишка продалъ ему гуся, это ясно… Ваша милость, вы не даромъ отдали деньги, если гусь жиренъ. Купить безъ обмана — дло нелегкое. Такъ вотъ что оно, жирная-то посылка: это жирный гусь!
Армадо. Однако, позвольте. позвольте… Съ чего начались эти разсужденія?
Мошка. Съ доклада о томъ, что нкій Башка сломалъ себ голень. Тогда вы потребовали ‘посылки’.
Башка. Врно, а я просилъ придорожника. Тутъ вы съ своимъ разсужденіемъ, а мальчикъ съ жирной посылкой, то есть, съ гусемъ, что выкупили. Этимъ и кончился торгъ.
Армадо. Да скажите мн, какъ переломилъ себ голень Башка?
Мошка. Я разскажу, какъ било.
Башка. Не можешь, потому что не прочувствовалъ этого, Мошка. Эту посылку передамъ я: я, Башка, сидвшій благополучно взаперти, выбгая прочь, споткнулся о порогъ и переломилъ себ голень.
Армадо. Оставимъ этотъ предметъ.
Башка. Пока моя голень не станетъ опять порядочнымъ предметомъ.
Армадо. Башка, я снимаю съ тебя узы!
Башка. О, свяжите меня брачными узами съ какой нибудь француженкой… Мн пахнетъ тутъ какою-то посылкой, гусемъ, значитъ.
Армадо. Клянусь душою, я разумю то, что освобождаю тебя длаю тебя вольнымъ: ты былъ заключенъ, арестованъ, въ плну, запертъ.
Башка. Врно, врно, а вы теперь врод моего слабительнаго, но освободите меня.
Армадо. Я дарую теб свободу, выпускаю тебя изъ заключенія и, взамнъ того, возлагаю на тебя только слдующее: отнеси эту записку деревенской двушк Жакенет, и вотъ теб вознагражденіе (даетъ ему деньги). Лучшею порукою моей чести то, что я всегда вознаграждаю своихъ слугъ! Мошка, слдуй за мною (Уходитъ).
Мошка. Я изображаю заключеніе. Синьоръ Башка, прощайте (Уходитъ).
Башка. Мой крохотный кусочекъ человчьяго мяса! Мой миленькій жиденокъ!.. Посмотримъ на вознагражденіе… Вознагражденіе!.. О, вотъ какъ зовутся по латыни три фартинга!.. Три фартинга:— вознагражденіе. Что стоитъ эта тесемка?.. Одинъ пенни… Нтъ я дамъ за нее только вознагражденіе. И вещь уступаютъ. Вознагражденіе!.. Это даже красиве названо, чмъ французскій ефимокъ. Я теперь, что ни продавать, ни покупать, все съ этимъ словомъ…

Входитъ Биронъ.

Биронъ. О, плутъ Башка! Вотъ встрча кстати!
Башка. Позвольте спросить, ваша милость, сколько лентъ розоваго цвта можно купить за вознагражденіе?
Биронъ. Какое вознагражденіе?
Башка. Извстно.ваша милость: полпенни съ фартингомъ.
Биронъ. Что же, можно купить то, что дадутъ за три фартинга.
Башка. Спасибо вашей чести! Счастливо оставаться.
Биронъ.Стой, рабъ,ты мн нуженъ. Если ты хочешь выслужиться передо мной, добрый мой холопъ, сдлай мн то, о чемъ я попрошу.
Башка. Когда прикажете это сдлать, ваша милость?
Биронъ. Теперь, посл полудня.
Башка. Извольте, сдлаю. До свиданья!
Биронъ. Да ты не знаешь еще, въ чемъ дло.
Башка. Какъ сдлаю, такъ и буду знать.
Биронъ. Ты долженъ, подлецъ, узнать это прежде.
Башка. Я зайду завтра утромъ къ вашей чести.
Биронъ. Это должно быть сдлано до этого-же вечера. Слушай, холопъ, дло лишь вотъ въ чемъ: принцесса будетъ охотиться въ этомъ парк, въ ея свит находится прекрасная дама: когда чьи уста говорятъ благозвучно, то, значитъ они произносятъ ея имя. Ее зовутъ Розалина. Вызови ее и постарайся передать въ ея блыя руки эту запечатанную записку. Вотъ и мзда. Иди (Даетъ ему деньги).
Башка. Мзда!.. О, милйшая мзда! Она гораздо лучше вознагражденія, на одиннадцать пенсовъ съ фартингомъ лучше! О, прекрасная мзда! Сдлаю все, ваша милость, сдлаю въ точности… Мзда… вознагражденіе… (Уходитъ).
Биронъ. А я, прахъ побери! влюбленъ!. Я, бывшій бичомъ любви, я подстерегавшій каждый чувствительный вздохъ, я, порицатель, мало того, ночной досмотрщикъ, властный педантъ надъ малюткой, боле повелительнымъ, чмъ кто-либо изъ смертныхъ! О, этотъ малютка съ повязкой на глазахъ, плаксивый, слпой, своенравный, старый младенецъ, карлоисполинъ, вщій Купидонъ! Помазанный владыка вздоховъ и стоновъ, властитель праздныхъ и недовольныхъ, грозный правитель юбокъ и гульфиковъ, единственный императоръ и полководецъ снующихъ судебныхъ приставовъ… О, мое сердечко! …И мн приходится быть его адъютантомъ, и носить его цвта, какъ обручъ скомороха! Что?.. Я?.. Я влюбленъ!.. Я ухаживаю!.. Я ищу себ жену! Жену, которая, какъ нмецкіе часы, все требуетъ поправки, все не налаживается, никакъ не идетъ врно: это указатель, которому надо указывать — какъ указывать безъ ошибки. и я нарушу клятву, что всего хуже. Притомъ, изъ трехъ, я выбралъ самую дурную, эту бловатую причудницу съ бархатистыми бровями и двумя черными пулями, посаженными въ ея лицо вмсто глазъ, да еще, клянусь небомъ, такую, что проведетъ самого Аргуса, будь онъ при ней евнухомъ и стражемъ! О, я вздыхаю по ней! Не сплю изъ-за нея! Молю ее!.. Ну, это наказаніе, которое Купидонъ налагаетъ на меня за мое презрніе къ его всемогущему, страшному, крохотному могуществу. Нечего длать, я буду молить, писать, любить, ухаживать, стенать. Кому приходится любить госпожу, кому судомойку! (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Тоже въ парк.

Входятъ: Принцесса, Розалина, Марія, Катарина, Бойе, вельможи, cвuma и лсничій.

Принцесса. Это король пришпоривалъ такъ сильно своего коня, мчась на крутой подъемъ холма?
Бойе. Не знаю, но, мн кажется, не онъ.
Принцесса. Кто бы это ни былъ,но выказалъ онъ подъемъ духа! И такъ, синьоры, сегодня ршится наше дло, а въ субботу мы воротимся во Францію… А теперь, другъ лсничій, гд т кусты, изъ-за которыхъ мы будемъ совершать убійства?
Лсничій. Вотъ тамъ, на опушк той рощи, это такое мсто, съ котораго вы прекрасно поохотитесь.
Принцесса. Благодаря моей красот, я та прекрасная, которая охотится, ты я говоришь по этому, что я прекрасно поохочусь.
Лсничій. Простите, ваше высочество, я разумлъ не то.
Принцесса. Какъ, какъ? Сначала похвалилъ меня, а потомъ опять нтъ? О, кратковременная моя гордость!.. Такъ я не красива? Увы, горе!
Лсничій. Вы красивы…
Принцесса. Нтъ, не описывай меня, если кто уже некрасивъ, тому не измнятъ лица похвалы. Вотъ мое хорошее зеркало, возьми это за правдивыя слова (Даетъ ему денегъ). Хорошая плата за брань, это даже боле, чмъ можно требовать!
Лсничій. Все, чмъ вы обладаете, можетъ быть-только хорошо!
Принцесса. Смотрите, смотрите! Моя красота спасается лишь моими дяніями. О, ересь въ оцнк красоты, достойная нашихъ дней! Дающая рука, будь она безобразна, осыпается похвалами… Но давайте лукъ. Когда милосердіе готовится убивать, хорошая стрльба должна считаться дурной. Но я теперь могу обратить всю стрльбу себ въ достоинство: если не попаду, то, значитъ, не сдлала этого изъ состраданія, если попаду, то только для того, чтобы выказать свое искусство, а не съ обдуманной цлью убить. И, безъ сомннія, такъ и бываетъ иногда: честолюбіе оказывается виновникомъ ужасныхъ преступленій, ради славы, ради похвалъ, этихъ вншнихъ приманокъ, мы извращаемъ направленіе нашего сердца. Такъ я, только ради похвалы, хочу теперь пролить кровь бднаго оленя, которому въ сердц моемъ не желаю вреда.
Бойе. Не ради ли похвалъ только строптивыя жены захватываютъ власть, когда стараются держать мужей подъ башмакомъ?
Принцесса. Только ради похвалъ. И нельзя не хвалить всякую женщину, которая одолетъ мужчину.

Входить Башка.

Но, вотъ одинъ изъ членовъ общины.
Башка. Добраго вечера всмъ! Но, позвольте: которая тутъ головой у васъ?
Принцесса. Ты можешь ее узнать, любезный, по остальнымъ, которыя безъ головъ.
Башка. Ну, которая надъ всми набольшая, всхъ выше?
Принцесса. Та, которая потолще и подлинне.
Башка. Потолще и подлинне! Такъ и есть, что правда, то правда. Еслибы ваша талія, сударыня, была такъ тонка, какъ мой умъ, то вашей таліи пригодился бы какъ разъ поясокъ одной изъ этихъ двицъ. Не вы ли старшая будете? Вы потолще всхъ.
Принцесса. Что вамъ нужно? Что вамъ нужно?
Башка. У меня письмо отъ господина Бирона къ госпож Розалин.
Принцесса. О, давай письмо, давай… Это мой хорошій другъ.. Ты отойди, добрый посолъ. Бойе, вы умете хорошо разрзать жаркое, вскройте этого каплуна.
Бойе. Готовъ служить. Но это недоразумніе, письмо не касается никого здсь: оно написано къ Жакенет.
Принцесса. Мы все же прочтемъ его, клянусь! Сверните шею этому сургучу, и пусть слушаютъ вс.
Бойе (читаетъ). ‘Именемъ неба! Что ты хороша, это не подлежитъ сомннію, врно, что ты прекрасна, истинная правда, что ты привлекательна. Ты, прелестнйшая всякой прелести, красивйшая всякой красоты, боле истинная, чмъ сама истина, сжалься надъ своимъ доблестнымъ вассаломъ! Великій и весьма славный царь Кофетуа бросилъ взоръ на зловредную и отъявленную нищую Зенелофону. Ему-то уже можно было сказать: vene, vidi, vici, что, выраженное на язык понятномъ для массы (О, низкая и темная масса’) означаетъ: онъ пришелъ, увидлъ и побдилъ. Пришелъ разъ, увидлъ, два, побдилъ, три. Кто пришелъ? Царь. Зачмъ пришелъ? Чтобы увидть. Зачмъ увидть? Чтобы побдить. Къ кому онъ пришелъ? Къ нищей. Кого увидалъ? Нищую. Кого побдилъ? Нищую. Выводъ. Побда. На чьей сторон? На сторон царя. Плнъ обращается въ обогащеніе. Съ чьей стороны? Со стороны нищей. Развязка: бракъ. Съ чьей стороны? Царя? Нтъ, съ обихъ сторонъ въ одну, или съ одной въ об. Я царь, такъ по сравненію: ты нищая, вслдствіе твоего низкаго происхожденія. Могу я потребовать твоей любви? Могу. Могу я принудить тебя къ любви? Могъ бы. Буду я умолять тебя о любви? Буду. На что обмняешь ты свои лохмотья? На платья. Свое нищенство? На титулъ. Себя? На меня. И такъ, въ ожиданіи твоего отвта, я унижаю свои уста на твоихъ ногахъ, мои глаза на твоемъ лиц, и мое сердце повсюду на теб. Твой, съ нжнйшимъ желаніемъ теб служить

Донъ Адріано де Армадо.

‘Такъ рыкаетъ немейскій левъ противъ тебя, о, овечка намченная имъ въ свою добычу! Пади покорно къ его ногамъ, и онъ, вмсто того чтобы пожрать, согласится поиграть съ тобой. Но если ты вздумаешь противиться ему, несчастная, чмъ станешь ты? Жертвой его ярости, пищей для его берлоги’.
Принцесса. Что за птица настрочившій кто письмо? Что за флюгеръ? Что за втрогонъ? Слыхали вы что нибудь получше этого?
Бойе. Я очень ошибаюсь, если не признаю этого слога.
Принцесса. Плоха была-бы у васъ память, еслибы вы его скоро забыли.
Бойе. Этотъ Армадо испанецъ, состоящій здсь при двор, чудакъ, родъ монарха, служащій потхою для короля и его товарищей по ученью.
Принцесса. Послушай, ты: кто далъ теб письмо?
Башка. Я сказывалъ уже: мой господинъ.
Принцесса. Кому долженъ былъ ты его отдать?
Башка. Отъ моего господина госпож.
Принцесса. Отъ какого господина, какой госпож?
Башка. Отъ синьора Бирона, моего хорошаго господина, Французской госпож, которую зовутъ Розалина.
Принцесса. Ты перепуталъ письма. Идемъ, синьоры. Пока, моя милая, возьми это письмо, свое получишь въ другой разъ (Уходитъ со свитой).
Бойе. Кто-же здсь добьется своего? Кто добьется?
Розалина. Хотите знать?
Бойе. О, да, моя сокровищница красоты!
Розалина. Та, что владетъ лукомъ. Ловко отбито?
Бойе. Принцесса хочетъ убивать рогатыхъ, но если ты вступишь въ бракъ, провались я, если въ томъ году не народятся рога! Ловко направлено?
Розалина. Ладно, я стрлокъ.
Бойе. А кто-же дичь?
Розалина. Если выбирать по рогамъ, то вы, подойдите поближе. Тоже ловко, не такъ-ли?
Марія.Вы вчно схватываетесь-съ нею,Бойе, а она бьетъ прямо въ лобъ.
Бойе. А ей попало пониже… Что, попалъ?
Розалина. Не пустить-ли мн въ тебя старымъ присловьемъ, которое было уже въ ходу, когда французскій король Пепинъ былъ еще мальчикомъ, это насчетъ того, чтобы попасть.
Бойе. Я могу отвтить теб такимъ-же старымъ, бывшимъ въ ходу, когда британская королева Джиневра была еще двочкой, это тоже насчетъ того, чтобы попасть.
Розалина (поетъ). ‘Не попасть теб, не попасть, не попасть, мой почтенный!’
Бойе. ‘Если мн не попасть, не попасть, не попасть, попадетъ другой!’ (Розалина и Катарина уходятъ).
Башка. Прахъ побери, какъ они это забавно! Не промахнулись оба!
Марія. Превосходные выстрлы, оба попали въ мишень.
Бойе. Мишень! Замчательная мишень! Вы назвали его мишенью? Надо скоре поставить на ней отмтку, чтобы прицливаться, если придется.
Марія. Вашъ выстрлъ будетъ въ поле. Я полагаю, вы разучились.
Башка. Онъ долженъ цлить поближе, безъ того ему не попасть въ цль.
Бойе. Если мой выстрлъ будетъ вн цли, то вашъ будетъ въ ней.
Башка. Она приметъ послдній выстрлъ, стиснувъ гвоздь.
Марія. Довольно, вы начинаете говорить сальности. Языкъ у васъ грязенъ.
Башка. Она слишкомъ тверда для вашихъ стрлъ, ваша милость, поиграйте съ нею въ шары.
Бойе. Боюсь столкновеній. Прощай, милый филинъ (Уходитъ съ Маріей).
Башка. Нечего сказать, молодецъ! Какъ есть, простая дервевенщина! Боже мой, ловко-же мы отдлали его, эти дамы и я! Прахъ возьми, что за милыя шуточки! Что за удачливый простой здравый смыслъ! Все это такъ ловко, хотя и непристойно, но кстати… Армадо, тотъ опять по другому… О, что за изысканный человкъ! Какъ онъ ходитъ передъ дамой, какъ носить ея веръ! Какъ онъ длаетъ ей ручкой! И какъ нжно клянется!.. А его пажъ, это горсточка ума! Ну, право, такой занимательный малышъ! (Вдали крики). Что тамъ? (Убгаетъ).

СЦЕНА II.

Тамъ-же.

Входятъ: Олофернъ, Натаніелъ и Тупица.

Натаніель. Весьма почтенная забава, дйствительно, и совершаемая по чистой совсти.
Олофернъ. Зврь былъ, какъ вы видли, in sanguis: въ крови, посплъ какъ яблоко, висящее, подобно серьг въ ух, coelo, то-есть неба, тверди, небосклона, и затмъ упалъ, какъ ракъ, на лоно terra, то-есть земли, почвы, суши.
Натаніель. Правду сказать, господинъ Олофернъ, вы разнообразите эпитеты, по меньшей мр, какъ любой ученый. Но я замчу вамъ, что это была лишь годовалая косуля.
Олофернъ. Мессиръ Натаніель, haud credo.
Тупица. Не haud credo, а молодая лань.
Олофернъ. Вотъ дикое замчаніе! Но, въ своемъ род, наведеніе, какъ-бы in via, то-есть путемъ объясненія, для того, чтобы facere, сдлать, если возможно, возраженіе, или, лучше сказать, ostentare, то-есть выказать свой взглядъ, согласно непривычному, неразвитому, необразованному, неочищенному, неотесанному, или, лучше, невжественному, или, еще лучше, неосновательному пониманію… Счесть мой haud credo за животное!
Тупица. Я говорю, что это животное было не haud credo, а лань.
Олофернъ. Дважды погрязшая тупость! Bis coetus! О, чудище невжества, до чего ты безобразенъ!
Натаніель. Мессиръ, онъ не питался никогда лакомствами, содержимыми въ книгахъ, не далъ бумаги, не пивалъ чернилъ, его умъ остался безъ отдлки, онъ только животное, способное на одни низкія ощущенія. И такія жалкія растенія находятся у насъ передъ глазами для того, чтобы мы (люди съ чувствомъ и вкусомъ) были благодарны за то, что мы могли развиться лучше ихъ. Какъ мн непригодно быть пустымъ, неучтивымъ и глупымъ, точно такъ какъ было-бы неумстно засадить такую деревенщину за ученье, въ школу. Но omne bene, скажу я, держась ддовскаго мннія: ‘частенько умютъ переносить бурю т, которые втра не любятъ’.
Тупица. Вы оба ученые люди, можете вы мн разгадать, кому это было мсяцъ отроду при Каиновомъ рожденіи, а и теперь еще пяти недль нтъ?
Олофернъ. Диктин, другъ Тупица, Диктин, другъ Тупица.
Тупица. Это кто же Диктина?
Натаніель. Такъ зовутъ Фебу, луну, мсяцъ.
Олофернъ. Лун было только четыре недли, когда и Адаму было не боле того, и ей не было и пяти недль, когда ему исполнилось сто лтъ. Отношеніе годится для того и другого.
Тупица. Врно, сношеніе годится.
Олофернъ. Господь помоги твоему умишку! Я говорю: отношеніе годится для того и другого.
Тупица. И я говорю, что поношеніе годится обоимъ, потому что мсяцу всегда только мсяцъ, да сверхъ того я говорю, что принцесса убила молодую лань.
Олофернъ. Мессиръ Натаніель, хотите выслушать мою эпитафію-экспромтъ на смерть этого животнаго? Чтобы угодить этому неучу, я называю ланью животное, убитое принцессой.
Натаніель. Perge, ученый Олофернъ, perge, но только постарайтесь избжать подлыхъ выраженій.
Олофирнъ. Я буду немножко острить надъ буквами: этимъ и обнаруживается искусство (Декламируетъ).
Принцессой былъ олень сраженъ,
Былъ годовалымъ только онъ,
Но въ честь принцессиныхъ заслугъ
Горланить радъ былъ врагъ и другъ,
Что тотъ, олень былъ старъ и сдъ,
И жилъ едваль не съ сотню лтъ!
Натаніель. Рдкій талантъ!
Тупица. Если талантъ цпокъ, такъ онъ его подцпитъ этимъ талантомъ.
Олофернъ. Я имю уже такой даръ, оно просто, просто: у меня порывистое, необузданное воображеніе, напитанное образами, фигурами, очерками, предметами, мыслями, сопоставленіями, движеніями, перемнами. Они зарождаются въ сосуд памяти, выращиваются въ утроб ріа mater и появляются на свтъ при удобномъ случа. Но этотъ даръ хорошъ лишь, если онъ крайне ярокъ, а я могу быть благодаренъ въ этомъ отношеніи.
Натаніель. Мессиръ, славлю Бога за васъ, то же сдлаютъ и мои прихожане: вы отлично наставляете ихъ сыновей и дочери ихъ длаютъ тоже у васъ большіе успхи. Вы полезный членъ общины.
Олофернъ. Mehercle, если ихъ сыновья не глупы, они не будутъ лишены моего поученія, если ихъ дочери способны, я ихъ направлю. Но, vir sapit, qui paucae loquitur, намъ кланяется какое-то женское существо.

Входятъ: Жакенета и Башка.

Жакенета. Пошли вамъ Богъ добраго утра, г. пасторъ!
Олофернъ. Пасторъ!.. Почти что прободи. Если кого надо прободить, то кого же?
Башка. Разумется того, господинъ школьный учитель, кто боле всхъ на бочку похожъ.
Олофернъ. Прободить бочку! Блестящая мысль въ комк земли! Достаточная искра для булыжника, достаточная жемчужина для свиньи! Очень мило, очень хорошо!
Жакенета. Добрый господинъ пасторъ, будьте такъ добры прочесть мн это письмо. Принесъ мн его Башка отъ дона Армато. Прошу васъ, прочтите его.
Олофернъ. ‘Fauste, precor gelida quando pecns omue sub umbra ruminat…’ и такъ дале. О, мой добрый, старый мантуанецъ! Я могу сказать о теб, какъ путешественникъ о Венеціи. ‘Venegia, Venegia, chi non te vede, ei non te pregia’. Старый мантуанецъ! Старый мантуанецъ! Кто тебя не понимаетъ, тотъ тебя не оцниваетъ. Ut, re, sol, la, mi, fa… Простите, что же въ этомъ письм? Или лучше, какъ говоритъ Горацій въ своихъ… Но, что это, стихи?
Натаніель. Да, и очень литературные.
Олофернъ. Дайте мн прослушать куплетъ, строфу, стихъ… Lege, domine.
Натаніель (читаетъ). ‘Если любовь заставляетъ меня преступить клятву, какъ могу я клясться въ любви? О, т клятвы лишь прочны, которыя посвящены красот! И хотя я измняю себ, теб я пребуду вренъ: т идеи, которыя были дубами для меня, гнутся передъ тобою, какъ тростникъ. Моя наука покидаетъ свои блужданія и видитъ книгу себ лишь въ твоихъ очахъ, въ которыхъ живутъ вс наслажденія, заключаемыя въ учености. Если мы стремимся къ познанію, то достаточно познать тебя: вполн образованъ только тотъ языкъ, который съуметъ тебя истолковывать, невжественна та душа, которая можетъ зрть тебя безъ восторга (нкоторое мое достоинство именно въ томъ, что я всмъ въ теб восхищаюсь). Въ твоихъ глазахъ Юпитеровы молніи, голосъ твой — его грозные громы, но когда ты не одушевлена гнвомъ, этотъ голосъ — музыка и нжный пламень! Будучи божественной, прости мн, возлюбленная, если я воспваю небесныя достоинства на столь земномъ язык’.
Олофернъ. Вы не оттняете обращеній, и потому теряется выразительность. Позвольте мн пересмотрть эти стишки… Удачны одн римы, что же до изящества, легкости и золотого поэтическаго размра… caret! Овидій Назонъ былъ мастеръ на это… Отчего онъ прозывался Назономъ, однако? Оттого, что у него былъ нюхъ на благоуханные цвты фантазіи, на вспышки вымысла. Imitari — это еще ничего: и собака подражаетъ своему хозяину, обезьяна своему сторожу, разукрашенная лошадь своему всаднику… Но, двственная молодая особа, это посланіе къ вамъ?
Жакенета. Да, ваша милость, отъ мессира Бирона, одного изъ вельможъ при иностранной королев.
Олофернъ. Я просмотрю адресъ… ‘Въ б 123,лоснжныя руки прекраснйшей госпожи Розалины’: Взгляну еще разъ на текстъ самаго письма, чтобы узнать имя лица, пишущаго къ вышеназванной особ: ‘Готовый къ услугамъ вашей милости Биронъ’. Мессиръ Натаніель, этотъ Биронъ одинъ изъ давшихъ обтъ вмст съ королемъ, онъ написалъ это посланіе къ одной изъ дамъ, состоящихъ въ свит иностранной принцессы, а оно — случайно, или путемъ своего слдованія — попало не по назначенію… Ступай, бги, моя милая, передай эту записочку въ царственныя руки короля: она можетъ имть большое значеніе. Не мшкай съ прощальными привтствіями, я слагаю съ тебя эту обязанность. Прощай!
Жакнета. Любезный Башка, иди со мною… Ваша милость, да хранитъ васъ Господь!
Башка. Я съ тобой, двушка (Уходятъ).
Натаніель. Мессиръ, вы поступили по страху Божьему, весьма благочестиво, и, какъ говоритъ одинъ отецъ…
Олофернъ. Прошу, не говорите мн объ отцахъ, я не терплю цвтныхъ значковъ. Но вернемся къ стихамъ. Они вамъ нравятся, мессиръ Натаніель?
Натаніель. Превосходны въ отношеніи стиля.
Олофернъ. Я обдаю завтра у отца одного изъ моихъ учениковъ: если вамъ будетъ угодно благословить нашу трапезу молитвой, то я, по моей пріязни съ родителями вышеназваннаго ребенка, могу ручаться вамъ, что вы будете ben temdo. А я докажу вамъ тамъ, что эти стихи очень безграмотны, что они лишены всякой поэзіи, остроумія, вдохновенія. Не откажите въ вашемъ обществ.
Натаніель. Очень благодаренъ. Общество (сказано въ писаніи) счастье жизни.
Олофернъ. И, несомннно, писаніе доказываетъ это… (Къ Тупиц). Приглашаю и васъ, не говорите нтъ: раиса verba. Идемъ. Знать занята своей забавой, мы тоже пойдемъ поразвлечься (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Другая часть парка.

Входитъ Биронъ, съ запиской въ рукахъ.

Биронъ. Король охотится за оленемъ, я преслдую самаго себя, они тамъ раскинули тенета, я барахтаюсь въ смол, которая протухла… Протухнуть! нехорошее слово. Нечего длать, властвуй, печаль! Такъ говорятъ, говорилъ дуракъ, а я говорю, такъ и я дуракъ. Хорошо придумано, мой умъ!.. Но, клянусь, любовь глупа, какъ Аяксъ: тотъ убивалъ барановъ, она убиваетъ меня, выходитъ я баранъ. Опять прекрасно доказано съ моей стороны! Я не хочу любить, повсьте меня, если хочу, право, не хочу. Но глазокъ у нея… клянусь свтомъ, я не полюбилъ-бы ее, еслибы не этотъ глазокъ… или оба ея глазка, Однако, я только и длаю, что лгу, и лгу самому себ. Вдаетъ небо, я люблю, и это научило уже меня писать стихи и грустить. Вотъ на лицо и стихи мои, и моя грусть. Я отправилъ уже къ Розалин одинъ изъ моихъ сонетовъ. Понесъ его увалень, послалъ дуракъ, получила дама, милый увалень, милйшій дуракъ, еще милйшая дама! Прахъ побери, я ни крошки не озабочивался-бы этимъ, еслибы остальные трое врзались также, какъ я! Вотъ идетъ одинъ изъ нихъ съ запиской… Да поможетъ ему Богъ вздыхать! (Влзаетъ на дерево).

Входитъ Король, держа записку.

Король. Увы!
Биронъ (всторону). Подстрленъ, видитъ небо!.. Продолжай, милый Купидонъ: ты поразилъ его своей пернатой стрлой подъ лвый сосокъ!.. Узнаемъ тайны…
Король (читаетъ). ‘Златое солнце не даетъ такого сладкаго поцлуя свжей утренней рос на роз, какъ лучи твоихъ очей, когда они осушиваютъ на моихъ щекахъ орошающую ихъ ночную росу. Серебряная луна не свтитъ и вполовину столь ясно сквозь прозрачное лоно водной глубины, какъ твоя краса сквозь мои слезы, ты сверкаешь въ каждой пророненной мною слез, шествуешь, какъ въ колесниц, въ каждой ея капл, такъ проходишь ты побдно среди моей скорби. Взгляни лишь на накопляющіяся у меня слезы, и он укажутъ твое торжество сквозь причиненное тобою горе. Но ты сама не люби, и ты тогда сохранишь мои слезы, какъ зеркало, заставляя меня вчно плакать. О, королева королевъ! какъ ты восхитительна! Этого не изобразитъ ни одно помышленіе, не передастъ языкъ ни одного смертнаго!!..’ Но какъ сообщить ей о моихъ страданіяхъ? Я уроню эту записку… Милая листва, осни безуміе!.. Но кто это идетъ? (отходитъ въ сторону).

Входитъ Лонгвиль съ запиской въ рукахъ.

Король. Какъ, Лонгвиль! И онъ читаетъ… Слушай, мое ухо!
Биронъ (всторону). Явись еще одинъ безумецъ въ моемъ образ!
Лонгвиль. Увы! я нарушилъ клятву!
Биронъ (всторону). Онъ идетъ съ билетомъ, какъ клятвопреступникъ.
Король (всторону). Влюбленъ, надюсь… О, радостное сообщество въ позор!
Биронъ (всторону). Пьяницы любятъ товарищей по пьянству.
Лонгвиль. Неужели я первый измнилъ клятв?
Биронъ (всторону). Я могъ-бы тебя успокоить: двухъ другихъ я уже знаю, ты совершаешь тріумвиратъ, вершину нашего общества, крайній уголъ вислицы, на которой повсилась наша простота.
Лонгвиль. Боюсь, что эти тупые стихи не въ состояніи будутъ ее тронуть. О, милая Марія, любви моей императрица! Я изорву это стихотвореніе и напишу теб прозой.
Биронъ (всторону). О, стихи служатъ украшеніемъ на нарядныхъ штанахъ Купидона, не порти ихъ вида.
Лонгвиль. Или ничего, сойдетъ (читаетъ). ‘Не небесное ли краснорчіе твоего взгляда (съ которымъ не можетъ бороться свтъ) склонило мое сердце къ измн моей клятв? Но измна, совершенная ради тебя, не заслуживаетъ кары. Я отказался отъ женщинъ, но я могу доказать, что моя клятва не относилась къ теб, такъ какъ ты богиня. Клятва моя была земная, любовь къ теб — небесная, если заслужу твое благоволеніе, то съ меня снимается низкій проступокъ. Клятвы лишь выдыханіе, а выдыханіе паръ, ты, мое прекрасное солнце, озаряющее мою землю, впивай эфиръ этой клятвы она будетъ въ теб, если она нарушена, это не моя вина, а если она нарушена и мною, то кто же безуменъ на столько, что не захочетъ пожертвовать клятвой ради пріобртенная?’
Биронъ (всторону). Это печень превращаетъ плоть въ божество, молодую гусыню въ богиню. Чистое, чистое идолопоклонство! Прости намъ, Господь! Прости Господь! Мы вс сбились съ толку.

Входитъ Дюмэнъ съ запиской въ рукахъ.

Лонгвиль. Но черезъ кого переслать?.. Кто-то идетъ… Отойду (Отходитъ всторону).
Биронъ (всторону). Вс спрятались! Вс! старинная дтская игра. Я сижу здсь въ поднебесьи, подобно полубогу, наблюдая за тайными несчастныхъ безумцевъ. Еще-бы куль на мельницу! О, небо! Мое желаніе исполняется: Дюмэнъ тоже преобразился: четыре кулика на одномъ блюд!
Дюменъ. О, божественная Катишь!,
Биронъ (всторону). О, весьма земной гаеръ!
Дюмэнъ. Клянусь небомъ, чудо для смертныхъ глазъ!
Биронъ (всторону). Клянусь землей, она весьма тлесна, ты врешь.
Дюмэнъ. Ея золотистые волоса посрамляютъ янтарь!
Биронъ (всторону). Ворона янтарнаго цвта, дйствительно, замчательна,
Дюмэнъ. Стройна, какъ кедръ!
Биронъ (всторону). Позволь: плечо у нея беременно.
Дюмэнъ. Прелестна, какъ день!
Биронъ (всторону). Какъ иные дни, въ которые солнце не свтитъ.
Дюыэнъ. О, еслибы исполнилось мое желаніе!
Лонгвиль (всторону). И мое!
Король (всторону). И мое тоже, милостивый Господь!
Биронъ (есторону). Да исполнится и мое, аминь! Хороша молитва?
Дюмэнъ. Я хотлъ-бы ее позабыть, но она палитъ мою кровь, какъ лихорадка, и напоминаетъ о себ.
Биронъ. Лихорадка палитъ теб кровь, такъ надрзъ выпуститъ ее въ соусникъ. Милая увертка!
Дюмэнъ. Перечитаю еще разъ ту оду, что я написалъ.
Биронъ (всторону). Замчу еще разъ, какъ любовь уметъ разнообразить разсужденія.
Дюмэнъ (читаетъ). ‘Однажды (о, роковой день!) любовь, которой вчный май, подмтила восхитительнйшій цвтокъ, нжившійся на сладострастномъ воздух. Невидимый втерокъ проскальзывалъ сквозь его бархатные лепестки, а влюбленный, умирая съ тоски, завидовалъ этому дыханію небесъ. ‘Втерокъ, говорилъ онъ цвтку, можетъ обдувать твои щеки, какъ желалъ-бы я торжествовать подобно втерку! Но, увы! рука моя связана клятвою не срывать тебя съ твоихъ шиповъ! Клятва, увы! вовсе непригодная для юности,— юности, любящей срывать то, что благоуханно! Не назови преступленіемъ, если я нарушу клятву ради тебя, ради которой самъ Юпитеръ поклялся-бы, что Юнона лишь эіопка, и отрекся-бы отъ сана Юпитера, чтобы обратиться въ смертнаго ради твоей любви!..’ Пошлю это, прибавя что-нибудь попроще для изъявленія страданій моей искренней, алкающей любви! О, еслибы король, Биронъ и Лонгвиль тоже влюбились! Ихъ проступокъ, служащій мн примромъ, смылъ-бы клеймо измны съ моего чела! Нтъ виновныхъ, когда вс виноваты.
Лонгвиль (приближаясь). Дюмэнъ, твоя любовь очень нечеловколюбива, если ты желаешь себ товарищей въ любовной тоск. Ты можешь блднть, но я покраснлъ-бы, право, еслибы кто подслушалъ такое мое нытье.
Король (приближаясь). Такъ покраснйте-же, мессиръ! Вы въ одномъ положеніи съ нимъ, укоряя его, вы вдвойн виноваты. Вы не влюблены въ Марію? Лонгвиль не сочинялъ сонетовъ въ ея честь? Онъ никогда не скрещивалъ рукъ на своей влюбленной груди, чтобы сдержать свое сердце? Я былъ незамтно спрятанъ въ этихъ кустахъ и наблюдалъ за вами обоими и краснлъ за обоихъ. Я слышалъ ваши преступные стихи, подмтилъ ваши пріемы: видлъ, какъ вылетали ваши вздохи, видлъ всю вашу страсть. Увы! кричалъ одинъ. О, Юпитеръ! взывалъ другой. Одинъ называлъ ея волоса золотомъ, другой — ея глаза кристалломъ, вы (обращаясь къ Лонгвилю) готовы нарушить вру и клятву для полученія рая, а по вашему (обращаясь къ Дюмэну), Юпитеръ готовъ стать клятвопреступникомъ ради вашей возлюбленной. Что скажетъ Биронъ, узнавъ о нарушеніи клятвъ, произнесенныхъ такъ усердно? Какъ будетъ онъ издваться! Сколько потратитъ своего остроумія! Какъ будетъ онъ торжествовать, прыгать и смяться! Клянусь всми виднными мною сокровищами, не хотлъ бы я, чтобы онъ узналъ подобное обо мн!
Биронъ. Теперь я слзу, чтобы отхлестать лицемріе! (Слзаетъ съ дерева). О, мой милостивый владыко, простите мн! Вы добрая душа! пристойно-ли вамъ укорять въ любви этихъ червяковъ, когда вы влюблены боле ихъ? Что, ваши глаза не колесницы, въ вашихъ слезахъ не отражается одна принцесса? Вы не хотите преступать клятвы, это ненавистное дло, писать сонеты? это достойно только министрелей… Не стыдно-ли вамъ? И всмъ тремъ вамъ, попавшимся такъ славно? Вы нашли соринку въ глазу короля, онъ нашелъ ее у васъ, но я найду бревно у каждаго изъ васъ трехъ. О, что за глупую сцену пришлось мн видть, какіе вздохи, стоны, уныніе, печаль! О, до чего пришлось мн удерживаться, при вид короля, обращеннаго въ комара! Великаго Геркулеса, пиликающаго на скрипк, велемудраго Соломона, напвающаго плясовой мотивъ, Нестора, играющаго въ колышки съ дтьми, насмшливаго Тимона, забавляющагося пустыми игрушками! Гд твое горе, скажи мн, добрый Дюмэнъ? И ты милый Лонгвиль, гд у тебя болитъ? А у моего государя? у всхъ боль въ груди. Ей! крпительной похлебки!
Король. Твои шутки слишкомъ дки. Неужели мы унижены твоимъ высшимъ взглядомъ’?
Биронъ. Не вы унижены мною,— я униженъ вами, я, который честенъ, я, считающій грхомъ нарушить данную мной клятву,— я униженъ тмъ, что состою товарищемъ людей, измнчивыхъ, какъ луна, страшно непостоянныхъ. Видали-ли вы, чтобы я писывалъ стихи? Или страдалъ по какой-нибудь дв? Или терялъ минуту на охорашиваніе себя? Слыхали вы, чтобы я расхваливалъ ручку, ступню, лицо, глаза, походку, позу, чело, грудь, талію, ногу, какой-нибудь членъ?..
Король. Потише, къ чему такая стремительность? Мчится такъ честный человкъ или воръ?
Биронъ. Я мчусь прочь отъ любви, пропустите меня, прекрасный влюбленный!

Входятъ: Жакенета и Башка.

Жакенета. Божіе благословеніе королю!
Король. Что у тебя за подношеніе?
Башка. Какая-то измна.
Король. При чемъ здсь измна?
Баніка. Ни при чемъ, ваша милость.
Король. Если она никому не вредитъ, то и ты, и измна можете спокойно убираться отсюда.
Жакенета. Прошу ваше величество прочесть это письмо, нашъ пасторъ заподозрилъ его: тутъ измна, говоритъ онъ.
Король (передавая письмо Бирону). Биронъ, прочти (Жакенет). Откуда оно у тебя?
Жакенета. Отъ Башки.
Король. А теб далъ кто?
Башка. Діонъ Адрамадіо… дінъ Адрамадіо.
Король. Но, это что?.. Что съ тобой? Зачмъ ты его рвешь?
Биронъ. Тутъ шутка, государь, одна шутка, вамъ нечего безпокоиться.
Лонгвиль. Но она его взволновала. Надо прослушать, что это.
Дюмэнъ (поднимая обрывки бумаги). Почеркъ Бирона, вотъ и его подпись.
Биронъ (Башк). О, непотребный болванъ! Ты родился на мой позоръ. Я виноватъ, ваше величество, виноватъ… Сознаюсь, сознаюсь.
Король. Въ чемъ?
Биронъ. Въ томъ, что вамъ, тремъ безумцамъ, не хватало четвертаго для ровнаго счета. Онъ, онъ, вы король, и я — мы карманные воришки въ любви и заслуживаемъ смерть. О, прогоните этихъ слушателей, и я разскажу вамъ боле!
Дюмэнъ. Теперь у насъ четъ.
Биронъ. Врно, врно: насъ четверо. Уйдутъ эти голубки?
Король. Уходите, вы! Прочь!
Башка. Прочь, честный народъ! Остаются одни измнники (Уходитъ съ Жакенетой).
Биронъ. Любезные синьоры, любезные влюбленные, обнимемтесь! Мы врны, на сколько могутъ быть врными плоть и кровь. Mope должно имть свой приливъ и отливъ, небо должно показывать свой ликъ, молодая кровь не можетъ повиноваться предписаніямъ старости: мы не можемъ бороться съ причиной нашего рожденія, поэтому намъ было неизбжно нарушить клятву.
Король. Неужели эта разорванная записка обнаруживаетъ твою влюбленность?
Биронъ. Неужели, спрашиваете вы? Кто же можетъ увидать божественную Розалину и не уподобиться дикому и суровому индусу, который склоняетъ свою рабскую голову при первомъ луч съ великолпнаго востока и, ослпленный, лобзаетъ низкій прахъ, припавъ къ нему покорною грудью? Чей высокомрный, орлиный взглядъ осмливается устремиться на ея небесное чело и не ослпляется его величіемъ?
Король. Что за рвеніе, что за восторгъ одушевляютъ тебя теперь? Моя возлюбленная, ея госпожа, прелестная луна. Розалина, лишь свтило — спутникъ, едва замтна въ ея свт.
Биронъ. Въ такомъ случа, глаза мои не глаза, и я не Биронъ! О, безъ моей возлюбленной день обратится въ ночь. Соединенная прелесть всхъ цвтовъ лица встрчается, какъ на ярмарк, на ея прекрасномъ лиц, въ которомъ множество достоинствъ составляютъ одно: въ немъ нтъ недостатка ни въ чемъ, чего только можно желать. Дайте мн цвтистость всхъ сладкозвучныхъ устъ… Но, нтъ! Прочь, изысканная реторика! Она не нуждается въ теб. Однимъ продажнымъ вещамъ подобаетъ торгашеское расхваливаніе, она превыше похвалъ, и слишкомъ скудная похвала лишь пятнаетъ. Дряхлый пустынникъ, изможденный сотнею зимъ, сброситъ пятьдесятъ изъ нихъ, взглянувъ ей въ глаза. Красота освжаетъ старость, какъ младенца, и придаетъ клюк дтство колыбели. О, она солнце, придающее блескъ всему!
Король. Но, видитъ небо! Твоя возлюбленная черна, какъ черное дерево.
Биронъ. Черное дерево похоже на нее? О, божественное дерево! Жена изъ такого дерева была бы блаженствомъ. О, кто здсь можетъ привести меня къ присяг? Гд та книга, на которой я могу поклясться, что та красавица не красива, которая не научится ея взорамъ, ни одно лицо не миловидно, если оно не такъ смугло!
Король. О, парадоксъ! Черный цвтъ — вывска ада, цвтъ темницъ, хмурый зракъ ночи, а внцу красоты приличествуетъ ясность неба.
Биронъ. Соблазняютъ еще скоре т дьяволы, которые походятъ на свтлыхъ духовъ! О, если чело моей дамы оснено чернымъ, то это потому, что оно облеклось въ трауръ при вид того, какъ краски и чужіе волоса восхищаютъ обожателей своимъ обманомъ. Она родилась, чтобы сдлать черное свтлымъ, ея хотніе переустроитъ современную моду, естественный румянецъ принимается теперь за румяны, и потому теперь т румяныя, которыя не захотятъ, чтобы ими пренебрегали, окрасятся въ черное, чтобы подражать ея смуглости.
Дюмэнъ. Чтобы походить на нее, окрасили себя трубочисты.
Лонгвиль. И съ ея появленія угольщики считаются сіяющими.
Король. А эіопы хвалятся своимъ прекраснымъ цвтомъ лица.
Дюмэнъ. При темнот не требуется боле свчъ: мракъ — это свтъ.
Биронъ. Ваши возлюбленныя не смютъ выдти подъ дождь, боясь, какъ бы онъ не смылъ ихъ цвта.
Король. Вашей не мшало бы пойти, потому что, говоря напрямикъ, я найду много лицъ почище, хотя бы и неумытыхъ.
Биронъ. Я докажу, что она красива, хотя бы мн пришлось говорить до страшнаго суда!
Король. Ни одинъ дьяволъ не испугаетъ тебя въ томъ какъ она.
Дюмэнъ. Не видывалъ я, чтобы человкъ цнилъ дрянь такъ высоко!
Лонгвиль (показывая ему свою обувь). Взгляни, вотъ твоя возлюбленная: что мой башмакъ, что ея лицо.
Биронъ. О, еслибы улицы были вымощены твоими глазами, ея ноги были-бы слишкомъ нжны для такой дороги.
Дюмэнъ. Фуй! Если она такъ пойдетъ, то вся улица увидитъ лежащее выше у нея, какъ еслибы она шла внизъ головой.
Король. Но къ чему все это? Разв не вс мы влюблены?
Биронъ. О, нтъ ничего врне этого: и вс мы клятвопреступники поэтому.
Король. Такъ прекратимъ эту болтовню, а ты, добрый Биронъ, докажи намъ, что наша любовь законна и мы не нарушали клятвы.
Дюмэнъ. И вправду!.. Найди извиненіе проступку.
Лонгвиль. Да, какой-нибудь примръ, чтобы насъ оправдать, какую-нибудь увертку, сутяжничество, на которомъ чорта проведешь.
Дюмэнъ. Какой-нибудь бальзамъ противъ измны слову.
Биронъ. О, его найдется боле, чмъ нужно! Внимайте-же, любезные воины нжной склонности! Разсмотримъ, чему мы поклялись сначала: поститься… заниматься науками… не видать женщинъ. Все это низкая измна противъ царственной юности. Скажите, можете вы поститься? Ваши желудки слишкомъ молоды и лишнее воздержаніе порождаетъ болзнь. А давъ обтъ учиться, синьоры, каждый изъ васъ отрекся отъ настоящей книги: можете-ли вы вчно мечтать, углубляться и смотрть въ одно? Какъ можете вы, государь, и вы, и вы, найти самую суть ученія безъ красоты женскаго лица? Я почерпнулъ такую систему изъ женскихъ глазъ, они основа, книги, академіи, въ которыхъ искрится настоящій огнь Прометея! Вчное корпнье сковываетъ въ артеріяхъ вашъ живой духъ, такъ движеніе и продолжительный трудъ истощаютъ мускульную силу путника. Дале, общавъ не смотрть на женское лицо, вы тмъ измнили назначенію вашихъ глазъ и самой наук, виновниц вашихъ обтовъ. Есть-ли въ мір такой авторъ, который преподаетъ красоту лучше, чмъ женскіе глаза? Ученость лишь придача къ намъ самимъ, и тамъ, гд мы, тамъ и наша ученость. Слдовательно, если мы смотримъ въ женскіе глаза, не видимъ-ли мы тамъ и нашихъ познаній? О, мы дали обтъ учиться, синьоры, но мы тмъ измнили нашимъ книгамъ, потому что, гд-же вы, мой государь, или вы, или вы, среди вашего тяжелаго созерцанія, нашли-бы столь пламенные стихи, которые внушаются вамъ прекрасными наставницами? Другія малоподвижныя науки засядутъ въ мозгу и, находя лишь скудное примненіе, рдко обнаруживаютъ жатву, полученную съ нихъ тяжелымъ трудомъ, но любовь, изученная первоначально въ женскихъ глазахъ, не остается замкнутою въ мозгу, но, съ быстротою всхъ элементовъ, распространяется такъ скоро, какъ мысль, по всмъ нашимъ чувствамъ, сообщая каждому двойную силу, превосходящую ихъ обычную способность и отправленіе. Такъ, она придаетъ чудную силу зрнія глазамъ: глаза орла ослпнутъ скоре, нежели глаза влюбленнаго, ухо влюбленнаго подмтитъ малйшій звукъ, когда не разслышитъ ничего даже осторожнйшій воръ, осязаніе любящаго мягче, чувствительне, нежели нжные рожки улитки въ ея раковинк, разборчивый вкусъ Бахуса грубъ противъ языка у влюбленнаго, что касается доблести, разв любовь не Геркулесъ, всегда готовая взбираться на гесперидскія деревья? Она хитра, какъ сфинксъ, нжна, мелодична, блистательна, какъ лира Аполлона со струнами изъ его волосъ, а когда любовь заговоритъ,— голоса всхъ боговъ опьяняютъ небо своею гармоніей. Ни одинъ поэтъ не долженъ прикоснуться къ перу для писанія, не разводя своихъ чернилъ любовными вздохами. О, тогда его стихи очаруютъ слухъ дикарей, вселятъ тихое смиреніе въ тирановъ. Я вывожу это ученіе изъ женскихъ глазъ: они искрятся всегда истымъ огнемъ Прометея, они книги, науки, академіи, которыя поучаютъ, содержатъ и питаютъ весь міръ, безъ нихъ никто не можетъ преуспвать ни въ чемъ. И вы были, поэтому, безумны, отрекаясь отъ женщинъ, и будете безумными, сдержавъ свой обтъ. Ради мудрости, имя которой любятъ вс люди, или ради любви, которая дорожитъ людьми, или ради мужчинъ, произведшихъ этихъ женщинъ, или ради женщинъ, благодаря которымъ мы, мужчины, стали мужчинами,— пожертвуемъ своими клятвами, чтобы спасти себя, иначе мы пожертвуемъ собою, ради спасенія нашихъ клятвъ. Нарушать такъ обты будетъ благочестіемъ: милосердіе предписано намъ закономъ свыше, а разв можно отдлять любовь отъ милосердія?
Король. Во имя святого Купидона! воины, въ походъ!
Биронъ. Впередъ ваши знамена, синьоры, и нападемъ! Безъ разбора, опрокинемъ ихъ! Но, помните, что, въ этой схватк вы должны закрыть имъ солнце.
Лонгвиль. Но, къ длу! Оставимъ эту болтовню. Ршаемся мы ухаживать за этими французскими двицами?
Король. И побдить ихъ. Придумаемъ поэтому какое-нибудь развлеченіе для нихъ въ ихъ шатрахъ.
Биронъ. Прежде всего отведемъ ихъ изъ парка туда каждый изъ насъ взявъ за руку свою возлюбленную, посл полудня, позабавимъ ихъ какимъ-нибудь необыкновеннымъ развлеченіемъ, такимъ, которое можно будетъ подготовить въ столь короткій срокъ. Собранія, танцы, маскарады и разныя забавы предшествуютъ прекрасной любви, усыпая ея путь цвтами.
Король. Идемъ, идемъ! Не будемъ терять того, что только можетъ назваться временемъ и можетъ быть употреблено нами.
Бирокъ. Allons, allons! Посявъ куколь, не соберешь ржи, и правосудіе коловращается всегда равномрно, легкомысленныя двушки могутъ оказаться язвою для людей, нарушившихъ клятву, если такъ, то мы купимъ за свою мдь не лучшее сокровище! (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА I.

Другая часть парка.

Входятъ: Олофернъ, Натаніель и Тупица.

Олофернъ. Satis quod sufficit.
Натаніель. Славлю Бога за васъ, ваша милость, ваши разсужденія за обдомъ были остры и убдительны, забавны безъ неприличія, остроумны безъ натяжки, смлы безъ наглости, учены безъ педантизма и новы безъ ереси…Я бесдовалъ quondam съ однимъ изъ товарищей короля, именуемымъ, называющимся или прозваннымъ донъ Адріано де Армадо.
Олофернъ. Novi hominem tanquam te: онъ высокомренъ, рчь его рзка, языкъ остеръ, взоръ надмененъ, походка торжественна, обращеніе, вообще, тщеславно, странно, напышенно. Онъ слишкомъ щеголеватъ, щепетиленъ, неестественъ, страненъ, слишкомъ иноземенъ, если могу такъ выразиться.
Натаніель. Весьма оригинальный и мткій эпитетъ! (Заноситъ выраженіе въ свою записную книжку).
Олофернъ. Нить его болтовни ссучена тоньше, нежели основа его доказательствъ. Терпть не могу этихъ фанатичныхъ чудаковъ, этихъ неуживчивыхъ и придирчивыхъ собесдниковъ, этихъ исказителей правописанія, онъ говоритъ dout когда долженъ сказать doubt, det, когда долженъ выговаривать debt: d, е, b, t, а не d, e, t, онъ мямлитъ: cauf вмсто calf, hauf вмсто half, вмсто neighbour, выговариваетъ nebour, neigh сокращаетъ въ ne. Это отовратительно (онъ произнесъ бы ‘отвратительно’), это доводитъ до лишенія разсудка. Ne intelligis, domine? Это можетъ взбсить, свести съ ума.
Наташель. Laus deo, bone intelligo.
Олофернъ. Bone?.. Надо бы сказать: bene. Немножко увчите Присція. Но это еще можетъ сойти.

Входятъ: Армадо, Мошка и Башка.

Натаніель. Videsne quis venit?
Олофернъ. Video et gaudeo.
Армадо (Мошк). Несмысленные…
Олофернъ. Почему несмысленные, а не ‘неосмысленные’?
Армадо. Мужи міра, пріятно встртиться съ вами!
Олофернъ. Весьма боевой синьоръ, нашъ привтъ!
Мошка (Башк). Они участвовали на большомъ язычномъ пиру и наворовали съ него крохъ.
Башка. О, они долго питались изъ корзины словесныхъ отбросовъ! Я удивляюсь, какъ еще твой господинъ не проглотилъ тебя вмсто слова, потому что ты на цлую голову короче, чмъ, напримръ, honorificabilitudinitatibus. Тебя легче проглотить, чмъ изюмъ изъ горящей водки.
Мошка. Молчи, свалка начинается.
Армадо (Олоферну). Милостивый государь, вдь вы образованный человкъ?
Мошка. О, да, онъ учитъ дтей по букварю. Что будетъ, если е и б сложить обратно, съ удареніемъ на первой букв?
Олофернъ. Бе, бе, отрокъ мой, съ протяженіемъ звука.
Мошка. Бе, бе, глупый баранъ, и съ рожками. Видите, каково его ученье!
Олофернъ. Quis, quis? Кто подразумвается подъ твоимъ созвучіемъ?
Мошка. Если говорю я — то, конечно — вы.
Олофернъ. Я…
Мошка. Вотъ вы и сами подтверждаете это.
Армадо. Клянусь солеными волнами Средиземнаго моря это ловко: быстрый выпадъ остроумія: разъ, два, впередъ — и проткнулъ! Это услаждаетъ мн разумъ, неподдльное остроуміе!
Мошка. И преподнесенное ребенкомъ старцу, у котораго свое-то состарилось.
Олофеенъ. Но въ чемъ риторическая фигура?
Мошка. Въ рогахъ.
Одофевнъ. Ты споришь, какъ ребенокъ. Поди, подгоняй свою юлу.
Мошка. Подарите мн одинъ вашъ рогъ, чтобы устроить ее, и я стану подгонять вашу гнусность circum circa. Юла изъ рога рогоносца!
Башка. Еслибы у меня былъ всего на все одинъ только пении, я отдалъ бы его теб на пряникъ! Вотъ вознагражденіе, полученное мною отъ твоего господина, бери, о грошевый кошель ума, о скромность съ голубиное яичко! О, еслибы небу было угодно, чтобы ты былъ бы хотя моимъ побочнымъ сыномъ! Что за счастливымъ отцомъ ты сдлалъ бы меня! Валяй! У тебя ума съ навозную кучу, до конца ногтей, какъ говорится!
Олофернъ. О, усматриваю исковерканную латынь: навозная куча вмсто ungaem.
Армадо. Собратъ по учености, pracambula. Отдлимся отъ этихъ невждъ. Это вы обучаете молодежь въ школ, что на вершин горы?
Одофернъ. Или mons, возвышенности.
Армадо. Пусть такъ, если вамъ угодно, вмсто горы.
Одофернъ. Обучаю, безспорно.
Армадо. Милостивый государь, королю угодно и желательно доставить развлеченіе принцесс въ ея шатр, на склон этого же дня,— что грубою толпою зовется: пополудни.
Олофернъ. Выраженіе ‘склонъ дня’, весьма чтимый синьоръ, подходящее, соотвтственное и равнозначущее для послполуденнаго времени. Это слово хорошо выбрано, подведено, оно красиво и точно, увряю васъ, синьоръ, увряю васъ.
Армадо. Король — благороднйшая личность и, врьте мн, мой близкій, весьма хорошій другъ… Я не стану распространяться насчетъ нашей короткости… Позволяю себ напомнить вамъ о лишней вжливости… Прошу васъ, накройтесь… Среди весьма важныхъ и многозначительныхъ длъ… имющихъ громадную важность… Но, это въ сторону… Я долженъ вамъ замтить, что его величеству бываетъ иногда угодно упираться на мое бдное плечо и поигрывать вотъ такъ, съ моимъ вншнимъ приростомъ, усами… Но милочка мой, оставимъ это въ сторон. Однако, я не басни плету: его величеству было благоугодно излить нкоторыя особыя милости на меня, воина, человка постранствовавшаго, видвшаго свтъ, но это въ сторону. Дло въ томъ, что… Но, милйшій мой, прошу сохранить это въ тайн… Король желаетъ, чтобы я угостилъ принцессу, эту милую цыпочку какимъ нибудь прелестнымъ представленіемъ, или зрлищемъ, или пантомимой, или фарсомъ, или фейерверкомъ. Теперь, слыша, что пасторъ и ваша любезная личность мастера на такія штуки, на такія скоропалительныя потхи, если можно такъ выразиться, я сообщаю вамъ обо всемъ, съ цлью просить вашего содйствія.
Олофернъ. Синьоръ, вы можете вывести передъ нею ‘Девять героевъ…’ Мессиръ Натаніель, дло идетъ объ устройств какого-нибудь представленія, какого нибудь зрлища на склон этого дня, при нашей помощи, по вол короля и этого любезнаго, достославнаго и весьма ученаго дворянина… И это передъ принцессой, я полагаю, что ничего не можетъ быть лучше, какъ ‘Девять героевъ’.
Натаніель. Гд вы найдете девятерыхъ людей, способныхъ ихъ представить?
Олофернъ. Іосіей будете вы, я или этотъ почтенный господинъ изобразитъ Іуду Маккавея, этотъ парень, въ виду громадности его членовъ или суставовъ, будетъ великимъ Помпеемъ, пажъ — Геркулесомъ…
Армадо. Простите, но это не идетъ: онъ величиною меньше пальца этого героя, онъ не доросъ и до конца его палицы.
Олофернъ. Хотите меня выслушать? Онъ будетъ представлять Геркулеса въ его малолтств: его enter и его exit будутъ состоять въ удавленіи змя, и я подготовлю защитительное слово на этотъ предметъ.
Мошка. Славно придумано! Такъ, что если кто вздумаетъ свистать, вы можете крикнуть: ‘Браво, Геркулесъ! Ты давишь теперь змю!’ Такимъ путемъ можно обращать обиду съ пріятность, хотя немногимъ это удается.
Армадо. А прочихъ героевъ?..
Олофернъ. Я представлю троихъ.
Мошка. Трижды геройскій человкъ!
Армадо. Сказать вамъ нчто?
Олофернъ. Мы слушаемъ.
Армадо. Если это не сладится, мы сыграемъ фарсъ. Прошу васъ послдовать за мною.
Олофернъ. Via! Почтенный Тупица, ты не проронилъ ни слова все время.
Тупица. И не понялъ тоже ни одного, ваша милость.
Олофернъ. Allons! Мы найдемъ теб дло.
Тупица. Я готовъ принять участіе въ пляск или въ чемъ тамъ еще… Могу бить въ бубны передъ героями и заставить ихъ плясать въ хоровод.
Олофернъ. Туповатъ ты, честный Тупица, для нашей игры. Идемъ (Уходятъ).

СЦЕНА II.

Часть парка передъ шатромъ принцессы.

Входятъ: Принцесса, Катарина, Розалина и Марія.

Принцесса. Милыя мои, мы можемъ обогатиться до нашего отъзда, если продолжатся такіе щедрые подарки: дамъ хотятъ замуровать алмазами. Смотрите, что я получила отъ влюбленнаго короля.
Розалина. Ваше высочество, ничего боле не было прислано при этомъ?
Принцесса. Не было-ли чего? Да, было столько любви въ стихахъ, сколько можетъ помститься на лист бумаги, исписанномъ съ обихъ сторонъ, на поляхъ и повсюду, а на печати было имя Купидона.
Розалина. Это было средствомъ заставить рости этого божка, а то онъ уже пять тысячъ лтъ ребенкомъ.
Катарина. И въ то же время — это лукавый, несчастный висльникъ!
Розалина. Ты никогда не подружишься съ нимъ: онъ убилъ твою сестру.
Катарина. Онъ обрекъ ее на меланхолію, грусть, уныніе, такъ и скончалась она, а будь она втрена, какъ ты, такого же веселаго, игриваго, податливаго нрава, она успла бы сдлаться бабушкой, прежде нежели умереть. Такъ выживешь и ты, потому что легкіе сердцемъ долговчны.
Розалина. Что за темный смыслъ въ твоемъ намек, мышенокъ, на мою легкость?
Катарина. Я разумю легкость черной красоты.
Розалина. Посвти свои слова поярче, чтобы ихъ поняли.
Катарина. Не загаси свта совсмъ, снимая со свчи: мн придется кончить рчь въ тни.
Розалина. Да ты и всегда дйствуешь въ тни.
Катарина. А ты иначе, будучи легковсной.
Розалина. Да, во мн мене вса, поэтому я и легковсна.
Катарина. Мене вса… Ты не придаешь мн никакого вса, вотъ что.
Розалина. На то причина: неизлечимаго не лечатъ.
Принцесса. Об отличились. Прекрасно разыграли схватку остроумія. Но, Розалина, ты тоже получила подарокъ: отъ кого и что?
Розалина. Извольте, объясню. Будь мое лицо столь прекрасно, какъ ваше, мой подарокъ былъ бы такъ же великъ, но взгляните и на это. Я получила и стихи, благодарю за нихъ Бирона. Строфы врны, и еслибы ихъ содержаніе было такъ же врно, я оказалась бы прекраснйшей богиней на земл: меня приравниваютъ къ двадцати тысячамъ красавицъ. О, какой портретъ мой начерталъ онъ въ своемъ письм.
Принцесса. Схожій во всемъ?
Розалина. Лишь въ буквахъ имени, но не въ описаніи достоинствъ.
Принцесса. Такъ вы прекрасны лишь, какъ его чернила? Хорошо заключеніе!
Катарина. Прекрасна какъ буква Р на прописяхъ.
Розалина. Держись съ своимъ карандашемъ! Я не хочу умирать твоей должницей, моя красная воскресная отмтка, моя золотая буква! О, еслибы у тебя лицо не было такъ испещрено этими О!
Катарина. Оспа теб за эту шутку! Проклятіе всмъ насмшницамъ!
Принцесса. Но что прислано теб отъ прекраснаго Дюмэна?
Катарина. Эта перчатка, ваше высочество.
Принцесса. Но онъ прислалъ, наврное, пару?
Катарина. Да, ваше высочество, и сверхъ того еще тысячу стиховъ отъ врнаго поклонника: великое дло изліяніе лицемрія и пошлый наборъ отъявленныхъ глупостей.
Марія. А Лонгвиль прислалъ мн это, вмст съ этимъ жемчугомъ: письмо длиною чуть не въ полмили!
Принцесса. Да, кажется. И не желала-ли ты въ душ, чтобы ожерелье было подлинне, а письмо покороче?
Марія. О, да, или чтобъ не разнять мн моихъ рукъ.
Принцесса. Мы двушки умныя, если смемся такъ надъ нашими поклонниками.
Розалина. Они особенно глупы тмъ, что покупаютъ такою цной наши насмшки. Я помучаю еще этого Бирона ли моего отъзда, О, еслибы я могла нанять его на недльку какъ заставила-бы я его ластиться, просить, умолять, выжидать минуты, подстерегать благопріятное время, тратить свое щедрое остроуміе на безцльные стихи, подчинять свои услуги вполн моимъ причудамъ и даже гордиться тмъ, что я поставляю себ въ гордость его униженіе! Я хотла-бы вліять на него роковымъ образомъ до того, что онъ сталъ-бы моей игрушкою, а я его судьбою!
Принцесса. Никто не вязнетъ такъ крпко, однажды попавшись, какъ умница, потерявшій разсудокъ: безуміе, высиженное мудростью, опирается на нее и на школьную ученость, а собственная красота ума краситъ ученаго глупца.
Розалина. Молодая кровь кипитъ не такъ неудержимо, какъ степенность рвется къ похотливости.
Марія. Безуміе выступаетъ не такъ рзко у глупцовъ, какъ у умниковъ, потому что, когда ихъ умъ мутится, они ищутъ всячески въ сил своего ума доказательствъ въ пользу своего заблужденія.

Входитъ Бойе.

Принцесса. Сюда идетъ Бойе, и съ веселымъ лицомъ.
Бойе. О, я умираю отъ хохота. Гд ея высочество?
Принцесса. Какія новости, Бойе?
Бойе. Готовьтесь, ваше высочество, готовьтесь! Къ оружію, женщины, къ оружію! Уже на кон враги вашего спокойствія! Любовь приближается подъ личиной и во всеоружіи учености. Васъ хотятъ поймать врасплохъ, соберитесь-же съ духомъ, приступите къ своей оборон или спрячьте свои головы, какъ трусы, и бгите отсюда.
Принцесса. Святой Денисъ на святого Купидона! Кто-же они, мчащіеся на насъ? Повдай, лазутчикъ, повдай!
Бойе. Я хотлъ сомкнуть глаза на полчаса подъ прохладною снью смоковницы, какъ вдругъ мой предположенный отдыхъ былъ нарушенъ: я увидлъ, что подъ эту-же снь направляются король и его товарищи. Я пробрался осторожно въ сосдніе кусты и оттуда подслушалъ то, что вы услышите: они прибудутъ сюда вскор переодтые, встникомъ ихъ будетъ миловидный и лукавый пажъ, который хорошо заучилъ наизусть свою роль посланца. Они втолковали ему и движенія, и выраженье: ‘Такъ долженъ ты говорить, такъ держать свой станъ’. И они боялись при этомъ, какъ-бы онъ не растерялся въ вашемъ величественномъ присутствіи. Король говорилъ ему: ‘Теб придется увидть ангела, но ты не страшись, а говори смло’. Мальчикъ отвчалъ ‘Ангелъ не что дурное: я испугался-бы, еслибы она была дьяволомъ’. Вс разсмялись на это, похлопали его по плечу, ободряя еще боле смльчака своими похвалами. Одинъ потиралъ себ локти, вотъ такъ, хохоталъ и клялся, что не было сказано лучшаго словца до сихъ поръ, другой щелкалъ пальцами, съ крикомъ: ‘Ну, поступимъ такъ, будь, что будетъ!’ Третій подскакивалъ, восклицая: ‘Все идетъ на ладъ!’ Четвертый вертлся на носкахъ и свалился. Тогда и вс попадали на землю, такъ надрываясь отъ усерднаго хохота, что среди этого дурачливаго припадка, ради обузданія ихъ глупости, показались у нихъ суровыя слезы печали.
Принцесса. Но, что-же, что-же? Они хотятъ придти къ намъ?
Бойе. Придутъ, придутъ. И нарядились они московитами или русскими. Я догадываюсь, что они намреваются поболтать, полюбезничать, потанцовать, каждый изъ нихъ изложитъ свой любовный искъ передъ своей избранницей. И каждый узнаетъ свою по поднесенному имъ ей подарку.
Принцесса. Вотъ какъ! Проведемъ-же этихъ любезниковъ. Сударыни, мы вс наднемъ маски, и ни одинъ изъ нихъ, несмотря на все свое ухаживанье, не удостоится увидть лица ни одной дамы… Слушай, Розалина, ты наднешь мой подарокъ и король будетъ любезничать съ тобой, принимая тебя за свой предметъ. Бери это, милая, и давай мн свое, такъ Биронъ приметъ меня за Розалину… А вы об обмняйтесь тоже своими подарками, для того, чтобы ваши поклонники ухаживали-бы ошибочно, благодаря этому обмну.
Розалина. Хорошо, и выставимъ наши подарки повидне.
Катарина. Но что у васъ за цль при этихъ перемнахъ?
Принцесся. Цль та, чтобы разстроить предположенное ими. Они дйствуютъ лишь ради насмшливой потхи, а я хочу отплатить насмшкой за насмшку. Они откроютъ своя затаенныя мысли не истиннымъ своимъ возлюбленнымъ, и мы посмемся надъ ними при первой-же нашей встрч, когда будемъ привтствовать ихъ и бесдовать съ ними уже съ открытымъ лицомъ.
Розалина. Но можемъ мы танцовать съ ними, если они насъ пригласятъ?
Принцесса. Нтъ, хоть умирать, а не двинемъ ноги, не окажемъ тоже снисхожденія и ихъ заученнымъ рчамъ, а когда они заговорятъ, отворотимся въ сторону.
Бойе. Но такое презрніе поразитъ сердца ораторовъ и разлучитъ ихъ память съ ролью.
Принцесса. Я того и хочу, и я уврена, что, сбившись разъ, они забудутъ и остальное. Нтъ ничего забавне, какъ сбить забаву забавой и присвоить себ замышленное ими, а намъ остаться при своемъ. Такъ мы одержимъ верхъ, разстроивъ устроенную противъ насъ игру, а они, осмянные вполн, удалятся съ позоромъ. (Звуки трубъ за сценой).
Бойе. Звучатъ рога. Надвайте маски, ряженые идутъ. (Вс дамы надваютъ маски).

Входятъ: Король, Биронъ, Лонгвилъ и Дюменъ въ русскихъ костюмахъ и маскахъ. Мошка, музыканты и свита.

Мошка. Привтствіе роскошнйшимъ красотамъ въ мір.
Бойе. Красота пока не роскошне тафты.
Мошка. ‘Священное собраніе прелестнйшихъ дамъ, которыя… (Дамы оборачиваются къ нему спиною), которыя когда либо обращали… свои спины… къ смертнымъ очамъ!’
Биронъ (подсказываетъ). Свои очи, подлецъ, свои очи!
Мошка. ‘Обращали свои очи къ смертнымъ очамъ! Но…’
Бойе. Не хватаетъ тебя боле, это видно.
Мошка. ‘Небесные духи, по благости вашей, удостойте не смотрть’…
Биронъ. Посмотрть, мерзавецъ!
Мошка. ‘Удостойте посмотрть вашими лучезарными какъ солнце очами… какъ солнце очами’…
Боце. Он не отвтятъ на такое воззваніе, говори лучше: лучезарными, какъ дочери, очами.
Мошка. Он не слушаютъ меня, и это меня сбиваетъ.
Биронъ. Такой-то ты мастеръ? Пошелъ вонъ, мошенникъ!
Розалина. Чего хотятъ эти чужестранцы? Узнайте ихъ намренія, Бойе. Если они говорятъ на нашемъ язык, то пусть кто нибудь изъ нихъ разскажетъ попросту о ихъ цли. Спросите, что имъ надо.
Бойе. Что вамъ угодно отъ принцессы?
Биронъ. Ничего, кром мирнаго и привтливаго свиданія.
Розалина. Чего они хотятъ?
Бойе. Только мирнаго согласія и привтливаго свиданія.
Розалина. Что же, они это получили, пусть уходятъ.
Бойе. Она говоритъ, вы получили это и можете уйти.
Король. Скажи ей, что мы омрили много миль, чтобы пройтись съ нею въ танц на этой лужайк.
Бойе. Они говорятъ, что отмрили много миль, чтобы пройтись съ вами въ танц по этой лужайк.
Розалина. Не то: спроси ихъ, сколько дюймовъ въ мил, если они отмрили нсколько миль, то имъ не трудно знать мру одной.
Бойе. Если вы, для прихода сюда, мрили мили и даже много миль, то принцесса желаетъ узнать отъ васъ: сколько дюймовъ въ мил?
Биронъ. Скажи ей, что мы измряли ихъ только тяжелыми шагами.
Бойе. Она слышитъ сама,
Розалина. Сколько тяжелыхъ шаговъ, при прохожденіи вами столькихъ тяжелыхъ миль, насчитывали вы на протяженіи одной мили?
Биронъ. Мы не считаемъ ничего, что тратимъ для васъ. Наша преданность такъ обильна, такъ безпредльна, что мы можемъ употреблять ее безъ всякаго счета. Соблаговолите показать намъ свтило вашего лика, чтобы мы, подобно дикарямъ, могли покланяться ему.
Розалина. Мое лицо только луна, да еще затуманенная.
Король. Счастливыя облака, заволакивающія его такъ! Удостой, свтлый мсяцъ, вмст съ этими твоими звздами, озарить, прогнавъ эти облака, наши прослезившіеся глаза.
Розалина. О, пустой челобитчикъ! Проси чего побольше: ты молишь теперь лишь объ отраженіи мсяца въ вод.
Король. Такъ протанцуйте съ нами хотя одну перемну. Ты пригласила меня просить, моя просьба поэтому не неумстна.
Розалина. Пусть заиграетъ музыка… Скоре принимайтесь… (Музыка играетъ). Нтъ… не надо танцевъ. Такъ мняюсь я подобно мсяцу.
Король. Вы не хотите танцовать? Что за причуда?
Розалина. Вы застали полнолуніе, а теперь уже другая фаза.
Король. Но мсяцъ все-же остается мсяцемъ, а я его слугою. Музыка играетъ. Удостойте послдовать за нею.
Розалина. Нашъ слухъ и слдуетъ.
Король. Но пусть длаютъ-то же ваши ноги.
Розалина. Если вы чужестранцы и зашли сюда случайно… мы не хотимъ быть невжливыми. Дайте руки… но танцовать мы не будемъ.
Король. Зачмъ же и подавать руку?
Розалина. Только затмъ, чтобы разстаться по-дружески. Раскланяемся, милыя, и кончимъ этотъ танецъ.
Король. Отмрьте намъ поболе, не будьте такъ разсчетливы.
Розалина. Не можемъ отпустить боле за эту цну.
Король. Оцните себя сами. Чмъ можно заплатить за ваше общество?
Розалина. Только вашимъ отсутствіемъ.
Король. Это немыслимо.
Розалина. Тогда нельзя насъ и купить. И такъ, прощайте! Двойной привть вашей маск и въ полраза вамъ!
Король. Если вы отказываетесь танцовать, то хотя побесдуемте еще.
Розалина. Разв въ сторон.
Король. Это мн еще пріятне (Отходятъ,разговаривая).
Биронъ. Блорукая госпожа, позвольте на одно сладкое слово…
Принцесса. Соты, молоко, сахаръ. Вотъ цлыхъ три.
Биронъ. Тогда еще тройку, если вы такъ скупы: медъ, молодое пиво, мальвуазія. Славно брошены кости?.. Вотъ вамъ полдюжины сладостей.
Принцесса. Седьмая сладость, прощайте! Если вы фальшивите, я не играю боле съ вами.
Биронъ. Одно слово наедин!
Принцесса. Только не сладкое.
Биронъ. Ты ворочаешь мн желчь.
Принцесса. Желчь?.. Это горько.
Биронъ. Значитъ кстати (Отходятъ въ сторону).
Дюмэнъ. Позволите вы мн обмняться съ вами словомъ?
Марія. Говорите.
Дюмэнъ. Прекрасная дама…
Марія. Вы это сказали?.. Прекрасный синьоръ… Вотъ вамъ въ обмнъ за вашу прекрасную даму.
Дюмэнъ. Позвольте мн сказать вамъ еще столько же въ сторонк, а затмъ я прощусь (Отходятъ, разговаривая).
Катарина. Какъ видно, ваша маска сдлана безъ языка.
Лонгвиль. Я знаю, сударыня, почему вы это говорите.
Катарина. О, говорите, почему. Скоре, я хочу знать.
Лонгвиль. У васъ двойной языкъ подъ маской и вы хотите уступить половину его моей нмой маск.
Катарина. Голландецъ спрашивалъ: телятина, вдь это тоже, что теленокъ?
Лонгвиль. Теленокъ, прекрасная дама?..
Катарина. Нтъ, прекрасный синьоръ — теленокъ.
Лонгвиль. Подлимъ это слово.
Катарина. Нтъ, я не хочу быть вашей половиной, берите цлымъ и выростите его, онъ можетъ стать быкомъ.
Лонгвиль. Смотрите, какъ вы запутываетесь сами въ этихъ дкихъ насмшкахъ! Неужели вы хотите наставлять рога, цломудренная особа? Не длайте этого.
Катарина. Такъ помирайте теленкомъ, прежде чмъ выростутъ у васъ рога.
Лонгвиль! Но одно словечко съ вами наедин, прежде чмъ я умру.
Катарина. Но мычите тише, не то мясникъ услышитъ вашъ голосъ (Отходятъ въ сторону).
Бойе. Языки у насмшливыхъ женщинъ остры, какъ незамтный край бритвы, перерзывающій невидимый волосокъ. Он неуловимы, до того тонки ихъ выходки, ихъ фантазія крылата, она проворне стрлъ, пуль, втра, мысли, самыхъ быстрйшихъ вещей.
Розалина. Ни слова боле, двушки, конецъ, конецъ.
Биронъ. Клянусь небомъ! мы вс отбиты однми насмшками!
Король. Прощайте, неразумныя женщины, у васъ мало смысла (Уходятъ: Король, Мошка, Биронъ и пр. Тоже свита и музыканты).
Принцесса. Двадцать. Прощайте! мерзлые московиты! неужели это тотъ выводокъ умниковъ, которымъ такъ восхищаются?
Бойе. Это свчи, которыя задуты вашимъ нжнымъ дыханіемъ.
Роздлина. Ихъ остроуміе толстовато: опухлое, опухлое, жирное, жирное!
Принцесса. О, скудость находчивости, королевско-бдныя остроты! Какъ вы думаете, повсятся они въ этотъ-же вечеръ или же ршатся показать когда либо опять свои лица безъ масокъ’?
Розалина. О, вс они были въ такомъ жалкомъ состояніи! Король былъ готовъ заплакать ради ласковаго слова.
Принцесса. Биронъ налагалъ на себя всякія заклятья.
Марія. Дюмэнъ былъ весь къ моимъ услугамъ, какъ и его шпага. Вдь она не остра? сказала я, и мой слуга тотчасъ умолкъ.
Катарина. Лонгвиль говорилъ, что я гнету его сердце, и знаете, какъ онъ назвалъ меня?
Принцесса. Тошнотой, быть можетъ?
Катарина. Вотъ именно.
Принцесса. Уходи, если ты болзнь!
Розалина. Ну, люди поостроумне ихъ ходили въ форменныхъ шапкахъ! Но, слушайте: король поклялся мн въ любви.
Принцесса. А юркій Биронъ обязался любить меня.
Катарина. А Лонгвиль такъ и родился быть мотъ слугою.
Маріи. Дюмэнъ мой и держится такъ-же цпко, какъ кора на дерев.
Бойе. Ваше высочество и прекрасныя дамы, внимайте мн, они тотчасъ-же будутъ снова здсь въ своихъ собственныхъ обличьяхъ, потому что невозможно, чтобы они переварили ваше жестокое обращеніе.
Принцесса. Неужели они воротятся?
Бойе. Непремнно, непремнно, Господь это знаетъ, и будутъ прыгать отъ радости, хотя и хромаютъ отъ вашихъ побоевъ, поэтому обмняйтесь подарками и, когда они появятся, расцвтите какъ душистыя розы на этомъ лтнемъ воздух.
Принцесса. Какъ расцвсти? Какъ расцвсти?.. Говори понятне.
Бойе. Красавицы въ маскахъ — это розы въ почкахъ, безъ масокъ он показываются во всей своей нжной окраск, какъ ангелы, выступающіе изъ-за облаковъ, или какъ распустившіяся розы.
Принцесса. Прочь, колебанія! Но какъ намъ поступать, если они возвратятся въ своемъ собственномъ вид для ухаживанія за нами?
Розалина. Милостивая принцесса, если вамъ угодно принять мой совтъ, будемъ продолжать смяться надъ ними, какъ подъ маскою, такъ и открыто. Пожалуемся имъ на приходившихъ сюда дураковъ, одтыхъ московитами, въ безобразномъ наряд, будемъ недоумвать, кто-бы это былъ и съ какой цлью такое нелпое зрлище, такой пошло составленный прологъ, такія грубыя фигуры были выведены сюда, къ нашему шатру.
Бойе. Сударыни, уходите. Любезники уже близко.
Принцесса. Скоре къ нашимъ шатрамъ, бжимъ, какъ дикія козы, черезъ поле (Уходятъ: Принцесса, Розалина, Катарина и Марія).

Входятъ: Король, Биронъ, Лонгвиль и Дюмэнъ въ своихъ обыкновенныхъ платьяхъ.

Король. Любезный синьоръ. Богъ въ помочь! Гд принцесса?
Бойе. Ушла въ свой шатеръ. Угодно вашему величеству дать мн порученіе къ ней?…
Король. О томъ, что я прошу ее принять меня на два слова.
Бойе. Я готовъ: готова. и она, я знаю это, ваше величество (Уходитъ).
Биронъ. Этотъ молодецъ подклевываетъ остроты, какъ голуби зерно, и потомъ произноситъ ихъ снова, когда Богъ пасть. Онъ торговецъ словцами и разноситъ свой товаръ по посидлкамъ, угощеньямъ, сборищамъ, ярмаркамъ, базарамъ, а намъ, продающимъ оптомъ, какъ то Господу извстно не дано такого умнья показывать товаръ лицомъ. Этотъ любезникъ подцпляетъ ловко женщинъ, будь онъ Адамомъ, онъ соблазнилъ-бы Еву. Онъ мастеръ тоже рзать жаркое, шепелявить: это онъ длаетъ вжливе поцлуя ручкой, онъ обезьяна моды, щеголь щепетильный, который, при игр, ругаетъ кости лишь приличными словами, поетъ и теноромъ — очень скверно, но какъ, церемоніймейстеръ, превосходитъ всхъ. Дамы называютъ его: милый, ступени, по которымъ онъ всходитъ, лобзаютъ ему ноги. Таковъ этотъ цвтокъ, улыбающійся всмъ, выказывая зубы, блые, какъ моржевая кость. И всякій, кто хочетъ умереть со спокойной совстью, платитъ ему должное, называя его сладкоязычнымъ Бойе.
Король. Типунъ на его сладкій языкъ, желаю ему этого отъ всего сердца за то, что онъ сбилъ пажа Армадо въ его роли!

Бойе вводитъ Принцессу, за нею Розалина, Марія, Катарина и свита.

Биронъ. Смотрите на этотъ выходъ! Приличіе, чмъ было ты, пока этотъ человкъ не научилъ тебя? И чмъ ты теперь?
Король. Привтствую васъ, прекрасныя принцессы. Желаю вамъ яснаго дня!
Принцесса. Ясно и съ градомъ. это не вяжется между собой, мн кажется.
Король. Составьте мою рчь лучше, если можете.
Принцесса. Нтъ, привтствуйте меня получше, я разршаю вамъ это.
Король. Мы пришли васъ навстить и желаемъ проводить васъ въ нашъ дворецъ. Соблаговолите на это.
Принцесса. Я останусь при этомъ пол, а вы при вашей клятв. Ни Богъ, ни я,— не жалуетъ клятвопреступниковъ.
Король. Не укоряйте меня въ томъ, къ чему вы сами меня побудили. Достоинство вашихъ глазъ заставляетъ меня нарушить мой обтъ.
Принцесса. Напрасно вы назвали достоинство, слдовало сказать: недостоинство, потому что ничто благое не склоняетъ человка на измну клятв. Нтъ, клянусь моей двственной честью, до сихъ поръ чистой еще, какъ непорочная лилія, я лучше перенесу цлый міръ мученій, чмъ ршусь быть гостьею подъ вашимъ кровомъ,— до того ненавистно мн стать причиной нарушенія обтовъ небу, данныхъ столь чистосердечно!
Король. Но вы прожили здсь въ такомъ запустніи, не видя никого, не посщенныя никмъ, и это стыдъ для насъ.
Принцесса. О, нтъ, ваше величество, не такъ, клянусь вамъ. Мы забавлялись здсь, у насъ была пріятная потха — отсюда только что ушло цлое общество русскихъ.
Король. Какъ, ваше высочество’? Русскихъ?
Принцесса. Да, ваше величество, и такихъ любезныхъ, вжливыхъ, умлыхъ въ обращеньи.
Розалина. Принцесса, говорите правду. Было не то, ваше величество: моя принцесса, по современному обычаю, изъ вжливости хвалитъ незаслуживающее похвалы. Дйствительно, мы четверо встртились съ четверыми въ русской одежд. Они пробыли здсь съ часъ, потолковали много, но въ теченіе этого часа, ваше величество, они не наградили насъ ни однимъ удачнымъ словомъ. Я не ршусь назвать ихъ дураками, но, думаю я такъ, что, когда имъ захочется пить, то дураки охотно возьмутся за питье.
Биронъ. Эта острота суховата для меня. Прелестная, милая красотка, вашъ умъ обращаетъ умныя вещи въ глупыя. Когда мы устремляемъ наилучше видящіе глаза на величавое небесное око, то свтъ ихъ погибаетъ отъ свта. Ваше свойство въ томъ-же род: для вашего выспренняго уровня умныя вещи кажутся глупыми, богатыя бдными.
Розалина. Вы, значитъ, умны и богаты, потому что на мой взглядъ…
Биронъ. Я глупъ и совершенно бденъ?
Розалина. Такое вырываніе словъ у меня съ языка не дурно только потому еще, что вы берете лишь принадлежащее вамъ.
Биронъ. О, я весь вашъ, со всмъ, что я имю!
Розалина. Весь глупецъ мой?
Биронъ. Меньше не могу дать.
Розалина. Въ какой вы были маск?
Биронъ. Гд?.. Когда?.. Какая маска? О чемъ вы меня спрашиваете?
Розалина. Ну, ну, та маска, тотъ лишній футляръ, который скрывалъ худшія черты за лучшими.
Король. Мы обнаружены: он засмютъ насъ совсмъ!
Дюмэнъ. Признаемся и обратимъ все въ шутку.
Принцесса. Вы поражены, ваше величество? Почему вы такъ пріуныли?
Розалина. Помогите, поддержите ему голову! Онъ обмираетъ! Почему вы такъ блдны? Врно, морская болзнь… Еще бы, прибыть изъ Московіи!
Биронъ. Такъ шлютъ созвздія намъ кару за клятвопрестпленіе! Какой мдный лобъ выдержитъ это доле?.. Здсь я красавица, изощряй свой умъ на мн, сокрушай меня насмшкою, уничтожай издвательствомъ, пронзай своимъ дкимъ остроуміемъ мое невжество, ржь меня на куски твоими ловкими выходками,— и я никогда боле не приглашу тебя на танецъ, не стану ухаживать за тобою въ русской одежд! О, никогда не положусь я боле на писанныя рчи, ни на выразительность языка школьника-мальчишки, никогда не приду въ маск къ моей подруг, не буду объясняться въ стихахъ, подобныхъ пснямъ слпого арфиста! Тафтяныя фразы, шелкотканныя выраженія, трижды бархатистыя гиперболы, щепетильная изысканность, педантическія уподобленія,— вс эти лтнія мухи раздули во мн причудливую напыщенность. Я отрекаюсь отъ нихъ, клянусь здсь этой блою перчаткой, — а что за блая ручка подъ нею, Господи! — что отнын мои любовныя признанія будутъ выражаться лишь сермяжными ‘да’ и дерюжными ‘нтъ’. И, для начала… Двушка!.. помоги мн, Боже!.. моя любовь къ теб здорова, безъ сучка и задоринки.
Розалина. Безъ ‘безъ’, прошу васъ.
Биронъ. Это у меня еще остатокъ прежняго бреда. Будь снисходительна къ недужному: это пройдетъ мало-по-малу. Разсудимъ потихоньку… На этихъ трехъ надо написать: ‘Господь, помилуй насъ!’ Они заражены и въ самомъ сердц: проказа тамъ и занесена вашими очами. Эти господа посщены недугомъ, да и вы отъ него не свободны, потому что я вижу на васъ Божіи отмтки.
Принцесса. Нтъ, свободны т, которые дали намъ эти отмтки.
Биронъ. Мы уже проиграли, не добивайте насъ. Розалина. Позвольте, какъ можетъ быть, что вы проиграли, когда ведете искъ?
Биронъ. Молчите, я не хочу имть дла съ вами.
Розалина. И я, если будетъ по моему.
Биронъ (къ другимъ). Говорите за себя, мн нтъ боле силы.
Король. Прекрасная дама, научите насъ, чмъ загладить нашъ проступокъ.
Принцесса. Самое лучшее — покаяніемъ. Были вы здсь недавно переряженнымъ?
Король. Былъ, принцесса.
Принцесса. И дйствовали сознательно?
Король. Да, прекрасная дама.
Принцесса. Что же нашептывали вы на ухо вашей дам, когда были здсь?
Король. Что я цню ее боле всего на свт.
Принцесса. Но если она отвтитъ вамъ, вы отвергнете ее?
Король. Нтъ, клянусь честью!
Принцесса. Тише, тише, берегитесь! Однажды уже нарушивъ свои обты, вы не затруднитесь сдлать это снова.
Король. Презирайте меня, если я нарушу эту клятву.
Принцесса. И буду, поэтому сдержите ее… Розалина, что нашептывалъ теб на ухо этотъ русскій?
Розалина. Ваше высочество, онъ клялся, что я ему дороже зеницы ока, что я драгоцнне всего свта, прибавляя, сверхъ того, что женится на мн или же умретъ, любя меня.
Принцесса. Пошли Богъ теб счастья съ нимъ! Благородный синьоръ готовъ честно сдержать свое слово.
Король. Что вы разумете, принцесса? Клянусь моей жизнью, моей честью, я никогда не давалъ такого обта этой дам.
Розалина. Клянусь небомъ, давали! И въ залогъ того вы дали это мн… но возьмите это обратно.
Король. И мою преданность, и это я поднесъ принцесс, и я узналъ ее по этой драгоцнности на ея рукав.
Принцесса. Извините, ваше величество, эта вещь была на ней… А синьоръ Биронъ влюбленъ въ меня, за что я ему благодарна. Что же, берете меня или свой жемчугъ обратно?
Биронъ. Ни то и ни другое. Отказываюсь отъ обоихъ… Я вижу всю продлку… Здсь былъ заговоръ… Он узнали преждевременно о нашей зат и ршили разстроить ее, какъ рождественскій фарсъ… Какой нибудь встовщикъ, угодникъ, ловкій паяцъ, сплетникъ, прихлебатель, лакей, улыбками сморщившій свое лицо до времени и принаровившійся смшить принцессу, когда она въ расположеніи духа, пересказалъ о нашей зат. Узнавъ ее, дамы обмнялись нашими подарками, а мы, смотря лишь на эти примты, ухаживали за ложной вывской… И вотъ, для вящаго ужаса, уже нарушивъ наши обты, мы преступили клятвы вновь: и вольно, и невольно. Это врно такъ… и не вы-ли (обращаясь къ Бойе) передали о нашей выдумк, чтобы сдлать насъ обманщиками? Не вы-ли знаете мрку слда, оставляемаго ножкою принцессы, но вы-ли готовы хохотать по одному знаку ея глазъ? Не вы-ли стоите между ея спиною и огнемъ, держа подносъ и болтая шутливо? Вы сбили нашего пажа… Говорите, что хотите, умирайте, когда вздумаете, саваномъ вамъ будетъ женская рубашка. Вы поглядываете на меня искоса, да?.. Вотъ взглядъ, разящій какъ свинцовый мечъ!
Бойе. Какъ рзво,какимъ махомъ пронесся онъ по арен!
Биронъ. А ты настигаешь меня… Тише, я свое кончилъ.

Входитъ Башка.

Добро пожаловать, истая умница! Ты разстроилъ славную схватку.
Башка. О, Боже мой, ваша милость, тамъ желаютъ знать, могутъ-ли войти три героя или нтъ?
Биронъ. Какъ? Ихъ только трое?
Башка. Нтъ, ваша милость, а только выйдетъ очень хорошо, потому что каждый представитъ троихъ.
Биронъ. А трижды три — девять.
Башка. Нтъ, ваша милость, позвольте, ваша милость, надюсь, что не такъ. Не считайте насъ за рехнувшихся, ваша милость, будьте благонадежны, мы знаемъ, что знаемъ, и я надюсь, что трижды три…
Биронъ. Не девять.
Башка. Если не ошибаюсь, ваша милость, то знаю, сколько это выйдетъ.
Биронъ. Клянусь Юпитеромъ! Я всегда считалъ, что три тройки составляютъ девять.
Башка. О, Боже, ваша милость, худо было бы, еслибы вамъ пришлось снискивать себ хлбъ счетоводствомъ.
Биронъ. Но сколько же выйдетъ?
Башка. О, Боже, ваша милость, сами эти лица, сами актеры, ваша милость, покажутъ вамъ, сколько ихъ выходитъ, а что до меня, то они говорятъ, что я изображу только одного человка… и еще бднягу… великаго Помпіона, ваша милость.
Биронъ. Ты одинъ изъ героевъ?
Башка. Имъ захотлось счесть меня достойнымъ великаго Помпіона. Самъ я, право, не знаю степени его достоинства, но представить его долженъ.
Биронъ. Поди, вели имъ готовиться.
Башка. Мы устроимъ это преотлично, уже постараемся (Уходитъ).
Король. Биронъ, они пристыдятъ насъ, не допускай ихъ сюда.
Биронъ. Мы уже закалены противъ стыда, ваше величество, притомъ намъ даже выгодно показать актеровъ похуже короля и его товарищей.
Король. Я говорю, пусть они не приходятъ.
Принцесса. Нтъ, добрый государь, позвольте мн теперь настоять на своемъ. Забава еще смшне, когда составлена не съ этой цлью, и когда старанія все наладить пропадаютъ отъ самаго усердія устроителей, ихъ неудачныя попытки создаютъ причины къ смху, какъ все, высоко задуманное и гибнущее при своемъ рожденіи!
Биронъ. Отличное описаніе нашей забавы, государь!

Входитъ Армадо.

Армадо. Помазанникъ! Испрашиваю такой траты твоего нжнаго королевскаго дыханія, сколько потребно его на пару словъ,

Говоритъ съ королемъ, вручая ему бумагу.

Принцесса. Это служитель Божій?
Биронъ. Почему вы спрашиваете это?
Принцесса. Онъ говоритъ не такъ, какъ созданный по подобію Божіему.
Армадо. Это все равно, мой прекрасный, любезный медовый монархъ! Потому что, завряю это, школьный учитель крайне причудливъ: слишкомъ, слишкомъ самонадянъ, слишкомъ, слишкомъ самонадянъ, но мы возложимъ это, какъ говорится, на fortuna della guerra. Желаю вамъ душевнаго мира, велико-королевское сочетаніе! (Уходитъ).
Король. Сюда явятся герои въ хорошемъ состав: Армадо представитъ Гектора троянскаго, тотъ парень — великаго Помпея, приходскій пасторъ — Александра, пажъ Армадо — Геркулеса, педантъ — Іуду Маккавея. И когда эти четыре героя удачно сыграютъ первое представленіе, вс четверо смнятъ костюмы и представятъ остальныхъ пять.
Биронъ. Ихъ пятеро и въ первомъ представленіи.
Король. Ты ошибаешься, это не такъ.
Биронъ. Педантъ, хвастунъ, подзаборный пасторъ, дуракъ и мальчишка. Какъ ни бросать костей въ novum, у цлаго міра не выпадетъ подобной пятерки, въ которой каждый хорошъ въ своемъ род.
Король. Корабль подъ парусами и идетъ уже сюда.

Приносятъ кресла для короля, принцессы и пр. Появленіе Девяти Героевъ. Входитъ Башка, наряженный Помпеемъ.

Башка. ‘Я Помпей…
Бойе. Лжешь, не онъ.
Вашка. ‘Я Помпей…
Бойе. Съ головой леопарда на колн.
Биронъ. Врно сказано, старый пересмшникъ. Я желаю подружиться съ тобою.
Башка. ‘Я Помпей, прозванный высокимъ…
Дюмэнъ. Великимъ.
Башка. Да, великимъ… ‘Помпей, прозванный великимъ и который часто въ пол, съ тарчемъ и съ щитомъ, заставлялъ утомиться врага. Странствуя по берегу, я зашелъ сюда случайно и слагаю свое оружіе къ ногамъ этой прекрасной французской двицы…’ И если теперь, ваше высочество, скажете мн: ‘Благодарствуй, Помпей’,— я свое справилъ.
Принцесса. Великое спасибо, великій Помпей!
Башка. Столькаго и не стоитъ, но надюсь, что я былъ совсмъ хорошъ? Ошибку сдлалъ только въ ‘великомъ’.
Биронъ. Закладываю свою шляпу противъ полпенни, что Башка былъ наилучшимъ изъ героевъ.

Входитъ Натаніелъ, наряженный Александромъ.

Натаніель. ‘Когда я въ мір жилъ, я былъ властителемъ міра. На востокъ, западъ, сверъ, югъ распространялъ я свое побдное могущество. По моему гербу видно, что я Ализандръ.
Бойе. Вашъ носъ говоритъ: нтъ, неправда. Онъ стоитъ слишкомъ прямо:
Биронъ. А вашъ носъ пронюхалъ это, рыцарь съ тонкимъ обоняніемъ!
Принцесса. Но вы смущаете побдителя. Продолжай, почтенный Александръ.
Натаніель. ‘Когда я въ мір жилъ, я былъ властителемъ міра…’
Бойе. Весьма врно, ты былъ этимъ, Ализандръ.
Биронъ. Великій Помпей…
Башка. Къ вашимъ услугамъ, я, Башка.
Биронъ. Уведи завоевателя, уведи Ализандра.
Башка (Натаніэлю). О, ваша милость, вы низвергли Ализандра побдоноснаго! Сдернуть съ васъ за это размалеванное платье, и вашъ левъ, который держитъ булаву, сидя на судн, будетъ переданъ Аяксу, девятому герою. Завоеватель и ороблъ въ рчи! Уходи со стыда, Ализандръ. (Натаніель удаляется). Конечно, вамъ не могло понравиться… Глуповатый, но добрый малый, человкъ честный, но, знаете, скоро теряется! А сосдъ онъ, право, прекраснйшій… и мастеръ играть въ шары. Но, что до Ализандра… увы! сами видли: роль ему не по плечу… А вотъ идутъ другіе герои Эти выскажутъ свое по другому.
Принцесса. Отойди въ сторону, почтенный Помпей.

Входятъ: Олофернъ, наряженный Іудой, и Мошка, наряженный Геркулесомъ.

Олофернъ. ‘Великій Геркулесъ, изображаемый этимъ крошкой, убилъ своею палицей Цербера, этого трехголоваго canus. А когда онъ былъ еще малюткой, ребенкомъ, сморчкомъ, то удавилъ змя въ своихъ manus. Quoniam, онъ показанъ здсь въ своемъ несовершеннолтіи, ergo, я являюсь съ этой апологіей’. Выходи поважне и проваливай. Мошка уходитъ.
Олофернъ. Я Іуда…
Дюмэнъ. Іуда!
Олофернъ. Не Искаріотъ, милостивый государь. Я Іуда, по прозванію Маккавей…
Дюмэнъ. Подстриженный Іуда Маккавей выйдетъ просто Іуда.
Биронъ. Лобзающій предатель! Какъ сталъ ты такимъ Іудой?
Олофернъ. Я Іуда…
Дюмэнъ. Тмъ постыдне для тебя, Іуда.
Олофернъ. Чего вы желаете, милостивый государь?
Бойе. Чтобы Іуда повсился.
Олофернъ. Покажите, сударь, примръ, вы подревне.
Биронъ. Основательно: Іуда повисъ на древ.
Олофернъ. Я не хочу, чтобы меня оскорбляли въ лицо!
Биронъ. Потому, что у тебя нтъ лица.
Олофернъ. А это что?
Бойе. Головка цитры.
Дюмэнъ. Головка шила.
Биронъ. Мертвая голова въ кольц.
Лонгвиль. Лицо на старой римской монет, же истертое.
Бойе. Эфесъ Кесареваго меча.
Биронъ. Профиль св. Георгія на застежк.
Дюмэнъ. Но на свинцовой застежк.
Биронъ. И пристегнутой къ шапк зубодера. А теперь продолжай, мы уяснили твою личность.
Олофернъ. Нтъ, вы уничтожили мою личность.
Биронъ. Неправда. Мы надавали теб столько личинъ.
Олоферсъ. Но обличили только себя.
Биронъ. Будь ты и львомъ, мы поступили бы одинаково.
Бойе. Но онъ только оселъ, поэтому отпустите его. И такъ, любезный іудей, прощай! Чего ты еще ждешь?
Дюмэнъ. Окончанія своего имени.
Биронъ.То есть осла къ Іуд? Дадимъ его: Іуда-оселъ, уходи!
Олофернъ. Это не великодушно, не благородно, не вжливо…
Бойе. Посвтите господину Іуд, не то онъ еще споткнется.
Принцесса. Увы, бдный Маккавей, какъ его осмяли!

Входитъ Армадо, наряженный Гекторомъ.

Биронъ. Прячь голову, Ахиллъ! Идетъ Гекторъ во всеоружіи.
Дюмэнъ. Хотя вс шутки падутъ на мою же голову, я потшусь теперь!
Король. Гекторъ былъ лишь троянцемъ къ сравненіи съ этимъ.
Бойе. Но Гекторъ ли это?
Дюмэнъ. Мн кажется, Гекторъ былъ не такъ складенъ.
Лонгвиль. Ноги у него слишкомъ длинны для Гектора.
Дюмэнъ. Икры толще, несомннно.
Бойе. Да онъ и въ связкахъ пополне.
Биронъ. Не можетъ быть,чтобы это былъ Гекторъ.
Дюмэнъ. Онъ или божество, или живописецъ, потому что творитъ рожи.
Армадо. Всемогущій Марсъ, сильнйшій изъ всхъ носящихъ копья, далъ одинъ даръ Гектору…
Дюмэнъ. Позолоченный мушкатный орхъ.
Биронъ. Лимонъ.
Лонгвиль. Начиненный гвоздикой.
Дюмэнъ. Нтъ, надтреснутый.
Армадо. Молчать!.. Всемогущій Марсъ, сильнйшій изъ всхъ носящихъ копья, далъ одинъ даръ Гектору, наслднику Иліона, человку столь крпкогрудому, что онъ могъ сражаться, съ утра и до ночи, вн своего шатра. Я этотъ цвтъ…
Дюмэнъ. Эта мята.
Лонгвиль. Эти заячьи лапки.
Армадо. Любезный Лонгвиль, подтяните вашъ языкъ.
Лонгвиль. Я долженъ, напротивъ, отпустить ему поводья, потому что онъ мчится на Гектора.
Дюмэнъ. Но Гекторъ самъ борзой!
Армадо. Доблестный воинъ умеръ и сгнилъ, милые цыплята, не тревожьте костей въ могилахъ. Когда же онъ дышалъ, то это былъ мужъ… Но я долженъ продолжать свою роль (Обращаясь къ принцесс). Ваше прекрасное высочество, благоволите склонить ко мн чувство слуха!

Биронъ нашептываетъ что-то Башк.

Принцесса. Говори, храбрый Гекторъ. Мы очень довольны.
Армадо. Боготворю чудную прелесть твоей туфли!
Бойе. Онъ любитъ ее съ фута.
Дюмэнъ. Не можотъ съ ярда.
Армадо. Гекторъ далеко превосходилъ Аннибала…
Башка. Она обогнала ихъ, братъ Гекторъ, обогнала, два мсяца уже на пути.
Армадо. Что ты мелешь?
Башка. Чего тутъ! Если вы не честный троянецъ, бдняжка хоть пропадай. Она готова: младенецъ уже возится у нея въ утроб, а онъ вдь вашъ.
Армадо. Ты меня позоришь передъ властительными лицами? Ты умрешь за это.
Башка. Тогда Гектора отдерутъ, за то что Жакенета отъ него затяжелла, и повсятъ, за то что онъ убилъ Помпея.
Дюмэнъ. Неоцненный Помпей!
Бойе. Знаменитый Помпей!
Биронъ. Боле великій, чмъ великій, великій, великій великій Помпей! Громадный Помпей!
Дюмэнъ. Гекторъ трепещетъ.
Биронъ. Помпей возбужденъ. Подбавьте жару! Подбавьте жару! Подстрекайте ихъ! Подстрекайте!
Дюмэнъ. Гекторъ вызоветъ его на бои!
Биронъ. Разумется, если у него въ груди найдется крови поболе чмъ надо, чтобы напоить блоху.
Армадо. Клянусь свернымъ полюсомъ, я вызываю тебя!
Башка. Не буду я драться дубьемъ, какъ какой сверянинъ, а изрублю его, и совершу это мечомъ. Позвольте мн взять опять мое оружіе.
Дюмэнъ. Очистите мсто разъяреннымъ героямъ!
Башка. Я буду драться въ рубашк.
Дюмэнъ. Отважный Помпей!
Бошка. Ваша милость, дайте, я вамъ помогу разстегнуться. Разв вы не видите, что Помпей разоблачается для боя? Что-же вы? Вы срамите свою репутацію.
Армадо. Синьоры и воины, извините меня. Я не буду сражаться въ рубашк.
Дюмэнъ. Вамъ нельзя отказываться, Помпей вызываетъ васъ на это.
Армадо. Милые мои, не могу и не хочу.
Биронъ. Но по какой причин?
Армадо. Сказать вамъ голую истину, у меня нтъ рубашки. Я не ношу блья изъ покаянія.
Бойе. Да, на него было это возложено въ Рим, за то, что у него не водится блья. И съ тхъ поръ, могу поклясться, онъ и не носитъ на себ ничего, кром кухонной тряпки отъ Жакенеты, и носитъ онъ ее на сердц, какъ залогъ любви.

Входитъ Меркадъ.

Меркадъ. Господь да хранитъ ваше высочество!
Принцесса. Добро пожаловать, Меркадъ, хотя ты разстраиваешь нашу забаву.
Меркадъ. Сожалю о томъ, принцесса, и всти, принесенныя мною, тяжко мн выговорить… Король, отецъ вашъ…
Принцесса. Скончался… неужели?
Меркадъ. Такъ точно. Въ этомъ моя всть.
Биронъ. Герои, уходите, сцена становится мрачною.
Армадо. Что до меня, я теперь перевожу духъ. Сквозь щелку умренности сверкнулъ имъ лучъ погибели, но я оправдаю еще свою воинскую честь.

Герои уходятъ.

Король. Что поршитъ ваше высочество?
Принцесса. Бойе, готовьте все, я хочу отправиться въ этотъ-же вечеръ.
Король. О нтъ, принцесса, прошу васъ, останьтесь.
Принцесса. Готовьтесь, говорю. Благодарю васъ, благородные синьоры, за вс ваши любезныя старанія, и прошу, изъ глубины моей столь опечаленной души, благоволить простить, или хотя скрыть, благодаря вашей мудрости, наши несдержанныя выходки. Если мы выказали себя слишкомъ смлыми въ бесдахъ съ вами, виною тому ваша снисходительность… Прощайте, достойный государь! Огорченное сердце не владетъ послушною рчью, извините-же меня, если я выражаю такъ кратко мою благодарность за столь легко удовлетворенныя вами мои притязанія.
Король. Короткость времени заставляетъ и вс событія спшить къ концу, и часто срочный часъ ршаетъ то, чего не могъ разршить продолжительный разборъ дла. Хотя скорбь на чел дочери несогласна съ улыбками любви, желающей достигнуть цли своихъ священныхъ домогательствъ, но если шла уже однажды рчь о любви, то печаль не должна отклонять такихъ предначертаній. Оплакивать утраченныхъ друзей не будетъ столь здравымъ и полезнымъ, какъ радоваться вновь пріобртенной привязанности.
Принцесса. Я васъ не понимаю и моя скорбь удвоивается.
Биронъ. Простое прямое слово проникаетъ лучше въ скорбный слухъ. Поймите короля изъ его намековъ. Ради вашихъ прелестей теряли мы время и измнили нашимъ клятвамъ. Ваша краса, о, дамы, переродила насъ, измнивъ нашъ нравъ противоположно нашему направленію, и если что было въ насъ смшно, то потому, что любовь полна неразумныхъ выходокъ, легкомысленна, какъ дитя, вертлява и тщеславна, она вселяется взглядомъ, и потому, какъ взглядъ полна различныхъ образовъ, обычаевъ, измняющихся по мр перехода взора съ одного предмета на другой. Если въ вашихъ небесныхъ глазахъ, пестрая личина легковсной любви, принятая нами на себя, не шла къ нашимъ обтамъ и нашей степенности, то разв не эти самые небесные глаза, прозрвшіе наши проступки, вызвали насъ на такое дло? На основаніи этого, сударыни, если наша любовь вызвана вами, то и заблужденія, совершенныя ею, ваши. Мы оказались вроломными, измнивъ однажды для того, чтобы быть вчно врными тмъ, кто вынуждаетъ насъ къ тому и другому, то-есть, врными вамъ, красавицы. И наше клятвопреступленіе, грховное по существу, очищается такимъ образомъ и становится благимъ дломъ.
Принцесса. Мы получили ваши письма, полныя любви, ваши подарки, выразители любви, и нашимъ двичьимъ разсудкомъ отнесли все это къ любезностямъ, забавной шутк, вжливости, своего рода угощенью и средству провести время. Ничмъ боле, по отношенію къ намъ, мы этого не считали, вслдствіе чего и отвчали на вашу любовь тмъ-же способомъ, потшаясь.
Дюмэнъ. Наши письма, ваше высочество, содержали нчто повыше шутки.
Лонгвиль. И наши взгляды тоже.
Розалина. А мы понимали ихъ по-своему.
Король. Но, въ эту послднюю минуту, согласитесь подарить насъ любовью.
Принцесса. Мн кажется, такой срокъ слишкомъ кратокъ для того, чтобы заключить вковчный договоръ. Нтъ, нтъ, ваше величество: вы слишкомъ измняли, слишкомъ повинны въ нжномъ грх, поэтому, если, ради моей любви (которой пока нтъ) вы готовы на все, то вотъ что вы сдлайте: я не довряю вашимъ клятвамъ, но удалитесь немедленно въ какую-нибудь пустынную, заброшенную обитель, вдаль отъ всхъ мірскихъ удовольствій, пребудьте тамъ, пока двнадцать небесныхъ сновидній не совершатъ свое годичное теченье, и если эта суровая, отшельническая жизнь не измнитъ предложенія, которое вы длаете теперь сгоряча, если стужа, постъ, дурной кровъ и тонкая одежда не заставятъ поблекнуть пышный цвтъ вашей любви, но онъ вынесетъ испытаніе и останется любовью, тогда, по прошествіи года, тогда приди потребовать охъ меня по своимъ законамъ и, клянусь этой двственной рукою, теперь сжимающей твою руку, я буду твоей… А я, съ настоящей минуты, замкнусь, печальная, въ своемъ уныломъ жилищ, проливая скорбныя слезы надъ памятью усопшаго отца. Если ты не согласенъ на это, разъединимъ наши руки, не связавъ ничмъ сердца другъ у друга.
Король. Если я не вынесу этого, или даже чего боле способнаго укротить спокойствіемъ мои силы, пусть рука смерти сомкнетъ внезапно мои глаза! Съ этого времени, сердце мое въ твоей груди.
Биронъ. А что-же мн, моя любовь? что-же мн?
Розалина. Вы также должны быть очищены, ваши грхи тяжки, вы заражены проступками и клятвонарушеніемъ, поэтому, если вы домогаетесь моей благосклонности, вы должны прожить двнадцать мсяцевъ и безъ отдыха отыскивать печальныя постели больныхъ людей.
Дюмэнъ. А что-же мн, моя возлюбленная? Чего пожелаешь мн!
Катарина. Жены?.. Нтъ, бороды, добраго здоровья и прямоты. Желаю съ тройной нжностью вамъ этихъ трехъ вещей.
Дюмэнъ. Могу я сказать: благодарю, милая жена?
Катарина. Нтъ еще, синьоръ, но въ продолженіе двнадцати мсяцевъ съ однимъ днемъ, я не буду обращать вниманія на рчи гладколицыхъ ухаживателей. Прядите, когда король явится къ моей госпож, тогда, если у меня окажется въ запас любовь, я удлю вамъ изъ нея кое-что.
Дюмэнъ. Я буду твоимъ искреннимъ и врнымъ слугою до тхъ поръ.
Катарина. Но только не клянитесь, чтобы опять не нарушить клятвы!
Лонгвиль. Что Марія скажетъ?
Марія. По прошествіи двнадцати мсяцевъ, я смню свое черное платье на врнаго друга.
Лонгвиль. Я буду ждать терпливо, но срокъ очень длиненъ.
Марія. Тмъ онъ похожъ на васъ: немного такихъ длинныхъ между молодыми.
Биронъ. О чемъ задумалась моя дама? Милая, взгляни на меня, всмотрись въ мои глаза, окна моего сердца, которое ждетъ отвта на свою смиренную мольбу. Наложи на меня какой-либо подвигъ ради твоей любви.
Розалина. Часто слыхала я о васъ, мессиръ Биронъ, прежде нежели увидла васъ, широкая людская молва зоветъ васъ человкомъ пропитаннымъ насмшкой, готовымъ на дкія сравненія и издвательства, которыя простираются вами на все, попадающееся вамъ на зубокъ. Для того чтобы искоренить эту полынь изъ вашего плодовитаго мозга и тмъ завоевать меня (безъ этого я не буду вашей), не угодно-ли вамъ, въ продолженіе двнадцати мсяцевъ, изо дня въ день, навщать онмлыхъ больныхъ и бесдовать лишь со стонущими страдальцами? Вы должны будете стараться всми силами вашего яраго остроумія, заставлять усмхаться страждущихъ недужныхъ.
Беронъ. Какъ, вызывать безумный хохотъ изъ груди смерти? Это невозможно, немыслимо, веселость не можетъ вжиться въ разстающуюся съ тломъ душу.
Розалина. Но это средство для усмиренія язвительнаго ума, все вліяніе котораго зависитъ отъ распущенности внимающихъ ему съ хохотомъ тупоголовыхъ слушателей. Успхъ остроты въ ух того, который слушаетъ, а не на язык того, который ее сочинилъ. Слдовательно, если слухъ недужныхъ, оглушенный звукомъ ихъ собственныхъ стоновъ, отзовется на ваши праздныя шутки, то продолжайте ихъ и я приму васъ съ вашимъ недостаткомъ, если-же больные не захотятъ васъ слушать, то откажитесь отъ такого свойства ума и я, найдя васъ избавленнымъ отъ сказочнаго недостатка, буду очень рада вашему исправленію.
Биронъ. Двнадцать мсяцевъ! Ну, будь, что будетъ, я буду острить двнадцать мсяцевъ въ больницахъ.
Принцесса. Теперь, любезный король, я должна проститься съ вами.
Король. Нтъ, ваше высочество, мы проводимъ васъ.
Биронъ. Наши ухаживанія кончаются не такъ, какъ въ старыхъ комедіяхъ: Жакъ не женится на Жанн. А вжливость могла-бы заставить нашихъ дамъ покончить всю забаву, какъ въ комедіи.
Король. Что-же, еще двнадцать мсяцевъ съ однимъ днемъ, и все будетъ кончено.
Биронъ. Слишкомъ продолжительно это для пьесы.

Входитъ Армадо.

Армадо. Любезный государь, дозвольте мн…
Принцесса. Не нашъ-ли это Гекторъ?
Дюмэнъ. Доблестный троянскій витязь!
Арнадо. Я облобызаю твой монаршій пальчикъ и прощусь, я далъ обтъ: я поклялся Жакенет, что буду пахаремъ три года ради ея сладкой любви. Но, досточтимое ваше величество, не благоугодно-ли будетъ вамъ выслушать діалогъ, сочиненный двумя учеными мужами въ восхваленія филина и кукушки? Онъ долженъ былъ декламироваться въ конц нашего представленія.
Король. Зовите ихъ скоре, мы прослушаемъ.
Армадо. Ей, вы! приближьтесь.

Входятъ: Олофернъ, Натаніелъ, Мошка, Башка и пр.

Армадо. Съ этой стороны Hiems, зима, съ этой — ег, весна. Одна представлена филиномъ, другая кукушкой. ег, начинай.

ПСНЯ.

I.

Весна. Когда пестрыя маргаритки и синія фіалки, и серебристо блый полевой крессъ, и желтая буквица разцвчиваютъ красою наши дуга, тогда, на каждомъ дерев, кукушка издвается надъ женатыми, потому что поетъ: ‘Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..’ О, страшное слово, непріятное для всякаго супружескаго уха!

II.

Когда пастухи играютъ на соломенныхъ свирляхъ и часы возвщаются пахарямъ веселыми жаворонками, когда парятся голуби, грачи и галки, а двушки блятъ свои лтнія сорочки, тогда, на каждомъ дерев, кукушка издвается надъ женатыми, потому что поетъ: ‘Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..’ О, страшное слово, непріятное для всякаго супружескаго уха!

III.

Зима. Когда ледяныя сосульки висятъ на стнахъ и пастухъ Дикъ дуетъ себ въ кулакъ, а Томъ таскаетъ полнья въ залы и молоко мерзнетъ въ горшкахъ на пути къ дому,— когда кровь стынетъ и дороги плохи, тогда поетъ по ночамъ лупоглазый филинъ: ‘Ту-гу! Ту-уитъ! Ту-гу!’ Веселая псня, пока жирная Жанна завариваетъ котелокъ.

IV.

Когда кругомъ громко воетъ втеръ и рчь пастора заглушается его кашлемъ, и птицы сидятъ, нахохлившись, въ снгу, и носъ у Маріанны краснетъ и перхнетъ, а въ кострюл шипятъ печеныя яблоки, тогда поетъ по ночамъ лупоглазый филинъ: ‘Ту-гу! Ту-уитъ! Ту-гу!’ Веселая псня, пока жирная Жанна завариваетъ котелокъ.
Армадо. Слова Меркурія грубы посл псень Аполлона. Идите вы сюда, а мы — туда (Уходятъ).

ПРИМЧАНІЯ

Многіе критики считаютъ эту пьесу слишкомъ легкою и не вполн достойною Шекспира, но Джонсонъ, соглашаясь съ тмъ, что въ ней отведено слишкомъ много мста фарсу, находитъ въ ней блестки остроумія, вполн шекспировскаго юмора, особенно въ типахъ дона Армадо, Натаніэля и Олоферна, въ лиц которыхъ осмяны псевдоклассицизмъ и напыщенное педантство.— Мелонъ относитъ сочиненіе пьесы къ 1594 году.
Стр. 4. Подъ ‘этими’ Дюмэнъ разуметъ своихъ товарищей.
Стр. 11. Игра словъ. Армадо говоритъ: ‘Zlove not to be crossed’, что значитъ собственно: Не люблю, чтобы мн перечили, но Мошка пользуется словомъ crossed, чтобы намекнуть на безденежье своего господина, cross значитъ крестъ, но пажъ разуметъ подъ этимъ словомъ ходячую монету съ изображеніемъ на ней креста.
Стр. 11. Пляшущая лошадь. Знаменитая въ то время лошадь ‘Марокко’, дрессированная Банкомъ. Кром Шекспира, о ней упоминаютъ Бенъ-Джонсонъ, Уальтеръ Ралей и др. Она продлывала изумительныя вещи по команд своего хозяина, взбираясь, между прочимъ, рысью на вершину собора Петра и Павла въ Лондон. Но Банкъ имлъ неосторожность отправиться съ нею въ Римъ, гд и былъ сожженъ, вмст съ своимъ бднымъ ‘Марокко’, по обвиненію въ колдовств.
Стр. 12. Въ символик цвтовъ зеленый цвтъ посвященъ надежд.
Стр. 13. Баллада о цар Кофетуа и нищей Пенолофонъ была очень популярна при Шекспир, который упоминаетъ ней тоже въ Ромео и Джульет.
Стр. 20. Игра словъ: light — свтъ и light — легка, втрена.
Стр. 20. Игра словъ: ship — судно и sheep — баранъ, выговаривается одинаково.
Стр. 20. Игра словъ: several (раздленный) означало тоже особый участокъ, не огороженный, но предоставленный въ общемъ пол пользованію одного лица.
Стр. 22. Псня Мошки, начинающаяся припвомъ: Канколинель! пропущена у автора.
Стр. 22. Игра словъ: brawl танецъ (испорченное французское названіе branle) и to brawl — горланить.
Стр. 22. Слова Мошки: ‘Купилъ на грошъ наблюдательности’ составляютъ намекъ на старинную пьесу: ‘А penny worth ofwit’. Пенни — мелкая монета.
Стр. 23. ‘Выучите ее наизусть’. Фраза построена на игр словъ: heart — сердце и learn by heart — выучить наизусть.
Стр. 23. Minime — никакъ нтъ.
Стр. 25. Фразы Армадо и Башки: ‘снимаю съ тебя узы’ и ‘свяжите меня узами съ француженкой’ построены на созвучіи словъ. Армадо говоритъ: ‘Senfranchise you’, а Башка отвчаетъ, что радъ браку съ ‘one Fances’, что выговаривается одинаково.
Стр. 26. Башка слышитъ въ первый разъ малоупотребительныя слова ‘remuneration’ и ‘guerdon’ (награда, вознагражденіе, мзда).
Стр. 26. Биронъ говоритъ о судебныхъ приставахъ (paritors) при духовныхъ судахъ, разбиравшихъ, преимущественно, дда о прелюбодяніи.
Стр. 28. Игра словъ: poulet значитъ по французски тоже любовная записка.
Стр. 29. Намекъ на одного извстнаго помшаннаго того времени, итальянца, воображавшаго себя всемірнымъ монархомъ.
Стр. 30. Джиневра — супруга короля Артура, не отличавшаяся супружеской врностью.
Стр. 30. Бумажки, служившія цлью на мишени, придерживались гвоздями, втиснуть гвоздь пулею было верхомъ искусной стрльбы.
Стр. 33. Игра словъ на созвучіе: ‘parson (пасторъ)’ и ‘pierce on (проткнуть, прободить)’ выговариваются почти одинаково.
Стр. 33. Подъ именемъ ‘добраго мантуанца’ разумется мантуанскій монахъ Джеованни-Баптиста, идилліи котораго были переведены на англійскій языкъ.
Стр. 34. ‘Разукрашенная лошадь’. Намекъ на ту же дрессированную лошадь, Марокко.
Стр. 34. Заставляя Жакенету говорить, что ею получено письмо отъ Бирона, авторъ длаетъ описку: выше Жакенета сказала, что письмо получено ею отъ Армадо.
Стр. 34. Подъ именемъ ‘цвтныхъ значковъ’ Олофернъ разуметъ вншнія отличія людей, расы и пр.
Стр. 36. Клятвопреступникамъ навшивался билетъ съ обозначеніемъ ихъ преступленія.
Стр. 36. Намекъ на мишурный костюмъ Купидона, вводимаго въ театральныхъ пьесахъ.
Стр. 37. Печень считалась въ прежнее время мсторожденіемъ любви.
Стр. 37. Влюбленные того времени ввели въ моду вскрывать себ жилы, чтобы выпить крови за здоровье своихъ красавицъ, или писать этою кровью ихъ имена, въ доказательство своей любви.
Стр. 38. Биронъ приводитъ слова изъ королевскаго сонета. Онъ приравниваетъ дале короля къ комару, потому что комаръ пищитъ во время своего полета.
Стр. 49. Вся шутливая перебранка между Катариной и Розалиной держится на двойномъ смысл слова ‘faeir’, которое значитъ ‘красивая’ и также ‘блокурая, блолицая’. Такъ он играютъ и словомъ ‘light’ (свтлый, ясный) и ‘light’ (легковсный, тоже легкомысленный). О Розалин говорится во всей пьес какъ о смуглянк. Слова ея о томъ, что лицо Катарины испещрено буквами ‘О’, служатъ намекомъ на знаки оспы.
Стр. 60. ‘Святой Денисъ…’ Французскій боевой кличъ: ‘St. Denies et Montjoye!’
Стр. 52. ‘Красота не роскошне тафты…’ т. е. масокъ, надтыхъ дамами.
Стр. 52. Лучезарными, какъ дочери… Тутъ игра словъ на ‘sun’ (солнце) и ‘son’ (сынъ), которыя выговариваются одинаково, поэтому Бойе и совтуетъ Мошк сказать лучше дочери, вмсто сыновей.
Стр. 57. ‘All hoil!’ — привтствіе, но ‘hail’ означаетъ тоже градъ.
Стр. 62. ‘Novum’, любимая игра того времени.
Стр. 63. Въ герольдическомъ костюм Помпея колно украшено у него головой леопарда.— На гравюрахъ XV вка часто изображался Александръ Македонскій, верхомъ на кон и имя по одну сторону Юлія Цезаря, по другую Гектора. На щит Александра былъ изображенъ левъ, возсдающій на скамь, которую непочтительный Башка называетъ иначе.
Стр. 65. ‘Гекторъ былъ лишь троянцемъ…’ Въ средніе вка слово ‘троянецъ’ принималось въ томъ смысл, какъ теперь ‘un grec’ на французскомъ язык (мошенникъ, шулеръ).
Стр. 66. Онъ любитъ ее съ фута… Игра словъ на ‘foot’ — (нога) и ‘foot’ (футъ).
Шекспир Вильям
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Потерянные труды любви, Шекспир Вильям, Год: 1594
  2. Бесплодные усилия любви, Шекспир Вильям, Год: 1594
  3. Бесплодные усилия любви, Шекспир Вильям, Год: 1594
  4. Двенадцатая ночь, или Что угодно, Шекспир Вильям, Год: 1600
  5. Венецианский купец, Шекспир Вильям, Год: 1596
  6. Просперо и Ариель, Шекспир Вильям, Год: 1837
  7. Гамлет, принц датский, Шекспир Вильям, Год: 1601
  8. Король Лир, Шекспир Вильям, Год: 1605
Электронная библиотека