Бесплодные усилия любви, Шекспир Вильям, Год: 1594 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Вильямъ Шекспиръ

БЕЗПЛОДНЫЯ УСИЛІЯ ЛЮБВИ.

Комедія въ 5-ти дйствіяхъ.

ПЕРЕВОДЪ

П. И. ВЕЙНБЕРГА.

——

Съ предисловіемъ

П. О. МОРОЗОВА.

Источник: Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1903. с. 113-180.

http://az.lib.ru

БЕЗПЛОДНЫЯ УСИЛІЯ ЛЮБВИ.

Разсматриваемая комедія была одною изъ 15-ти пьесъ Шекспира, изданныхъ при его жизни. Ея первое изданіе вышло въ 1598 г., подъ заглавіемъ: ‘Забавная и остроумная комедія, называемая ‘Безплодныя усилія любви’ какъ она была представлена предъ Ея Величествомъ въ минувшее Рождество. Вновь исправлена и дополнена В. Шекспиромъ’. Въ позднйшее время она не издавалась отдльно до 1631 г. Въ первомъ собраніи драматическихъ сочиненій Шекспира — in folio 1623 г., — текстъ ея, за исключеніемъ незначительныхъ и, вроятно, случайныхъ отступленій, ничмъ не отличается отъ первоначальнаго изданія, повторяя даже вс его опечатки.

Заглавіе этого первоначальнаго изданія свидтельствуетъ, что пьеса уже раньше была извстна публик, — иначе слова: ‘вновь исправлена и дополнена’ не имли бы смысла. Относительно времени ея сочиненія нтъ боле точныхъ указаній, несомннно только, что она, вмст съ ‘Двумя веронцами’ и ‘Комедіей ошибокъ’, принадлежитъ къ самымъ раннимъ комедіямъ Шекспира. Это подтверждается и особенностями ея слога и языка, сохраняющими юношескую манеру драматурга. Здсь мы встрчаемъ вс отличительныя черты ‘первой манеры’ Шекспира: и слишкомъ частое упоминаніе миологическихъ именъ и лицъ изъ древней исторіи, и обиліе иностранныхъ словъ и фразъ, и пристрастіе къ римованнымъ стихамъ, въ особенности къ такъ называемымъ ‘доггрелямъ’ или римованнымъ сентенціямъ въ стил народной поэзіи, къ которымъ Шекспиръ питалъ, въ первомъ період своей дятельности, слабость, впослдствіи исчезнувшую, наконецъ, встрчается здсь также и аллитерація, нкогда очень распространенная въ англо-саксонскомъ и англійскомъ народномъ стихотворств. Самое заглавіе комедіи въ оригинал — Love’s Labour’s lost — представляетъ аллитерацію, педантъ Олофернъ, называющей этотъ пріемъ искусствомъ играть буквой, пользуется имъ для сочиненія стиховъ о принцесс: ‘The preyful princess pierced and pricked a pretty pleasing pricket’, и т. д.

По своему общему характеру, комедія принадлежитъ къ типу такъ называемыхъ ‘масокъ’, т. е. маскарадныхъ представленій, которыя устраивались обыкновенно на святкахъ въ королевскомъ дворц и въ домахъ знатныхъ вельможъ и имли самое разнообразное содержаніе, — большею частью аллегорическое, нердко — пасторальное и любовное и всегда — веселое, съ примсью шаржа и буффонады и съ непремннымъ участіемъ клоуновъ и другихъ шутовскихъ фигуръ. Изслдователямъ до сихъ поръ не удалось опредлить источника, изъ котораго Шекспиръ могъ заимствовать содержаніе своей пьесы, да въ заимствованіи не было и надобности, такъ какъ фабула комедіи крайне проста и бдна дйствіемъ. Конечно, въ общемъ она навяна знакомствомъ автора съ старинными новеллами и рыцарскими романами, разсказами о ‘любовныхъ судахъ’ и любовныхъ приключеніяхъ королей и принцевъ, но въ ней нтъ опредленнаго ‘анекдота’, и даже нтъ того, что принято называть ‘развязкой’, какъ это признаетъ и самъ Шекспиръ. Исторически никогда не существовавшій король наваррскій Фердинандъ вмст съ нсколькими молодыми людьми изъ своихъ приближенныхъ мечтаетъ устроить свою жизнь на новыхъ, идеальныхъ началахъ строгаго цломудрія и спокойнаго созерцанія, его дворъ долженъ на нкоторое время подвергнуться особому, стснительному искусу: въ продолженіе трехъ лтъ никто изъ членовъ этой ‘смиренной академіи’ не сметъ смотрть на женщинъ, и вс должны строго соблюдать установленныя правила относительно порядка жизни, относительно пищи и сна. Но какъ разъ въ то время, когда король торжественно принимаетъ это ршеніе, къ нему является, въ вид посланницы, французская принцесса въ сопровожденіи своихъ прекрасныхъ дамъ. Появленіе этихъ гостей разрушаетъ вс хитроумные замыслы: король и его друзья забываютъ о своихъ обтахъ, вс влюбляются и начинаютъ сочинять пламенные сонеты и длать разныя глупости. Въ конц пьесы, въ самый разгаръ веселья, внезапно приходитъ печальная всть о кончин французскаго короля, отца принцессы, влюбленныя пары должны разстаться, по крайней мр, на годъ, въ теченіе котораго кавалеры своимъ постоянствомъ и трудомъ должны заслужить благосклонность своихъ дамъ. ‘Мы кончили не такъ, какъ въ старыхъ пьесахъ влюбленные оканчиваютъ: Петръ не женится на Марь’, говоритъ одно изъ дйствующихъ лицъ. ‘Эти дамы своею благосклонностью могли бы окончить все развязкою комедій’. — ‘Что жъ, — подождемъ’, отвчаетъ король: ‘всего, вдь, годъ и день, — и явится развязка!’ — ‘Нахожу я этотъ срокъ для пьесы слишкомъ длиннымъ’.

Шекспиру и не нужна обычная развязка: его вниманіе сосредоточено вовсе не на интриг, которая здсь почти отсутствуетъ, а на діалог, вся пьеса — не что иное, какъ безпрерывный словесный турниръ между лицами разныхъ положеній, которыя только и длаютъ, что ‘срзываютъ’ другъ друга ловкими отвтами и насмшливыми возраженіями. Стиль комедіи представляетъ много сходства съ сонетами Шекспира, написанными около того же времени, нкоторыя мста ея и по форм, и по содержанію, являются почти дословными заимствованіями изъ этихъ сонетовъ. Сонетъ, какъ извстно, былъ любимой поэтической формой эпохи Возрожденія не въ одной только Италіи, но и въ Англіи, гд въ ту пору итальянское вліяніе чувствовалось особенно сильно, — и Шекспиръ въ своей пьес очень удачно схватилъ и воспроизвелъ придворный тонъ этого времени, живого, страстнаго, причудливаго, оригинальнаго, съ его культомъ женщины и любви, изливающимся въ цвтистой, фантастически-своеобразной рчи. Рудольфъ Женэ справедливо видитъ въ этой комедіи интересный pendant къ первымъ опытамъ Шекспира въ области трагедіи: какъ тамъ, напр., въ ‘Тит Андроник’, Шекспиръ преувеличивалъ трагическое, т. е. собственно ужасное, такъ и тутъ онъ доходитъ до излишества не въ комическихъ положеніяхъ, а въ остротахъ, въ игр словами. Здсь и не перечесть всхъ метафоръ, замысловатыхъ фразъ, каламбуровъ и т. п., которыми такъ и сыплютъ дйствующія лица, вс безъ исключенія и каждое на свой особый ладъ. ‘Они — въ хорошемъ расположеніи духа, и заставляютъ свой умъ галопировать и черезъ возможное, и черезъ невозможное, они играютъ словами, извращаютъ ихъ смыслъ, выводятъ изъ нихъ нелпыя и смшныя заключенія, стрляютъ ими другъ въ друга, словно ракетами…. вс свои мысли одваютъ въ оригинальную и блестящую форму.’ (Тэнъ). Передъ нами словно состязаніе искуснйшихъ фехтовальщиковъ, показывающихъ чудеса своей ловкости: клинки мелькаютъ такъ быстро, что нтъ возможности уловить ихъ движенія, и при каждомъ ихъ удар другъ о друга сверкаютъ искры остроумія, живого, веселаго, заразительнаго и вмст съ тмъ изысканнаго до крайности. ‘Этотъ языкъ, говоритъ Тэнъ, слдуетъ представлять себ не безжизненнымъ, какимъ мы его встрчаемъ въ старыхъ книгахъ, но порхающимъ по устамъ молодыхъ дамъ и кавалеровъ въ вышитыхъ жемчугомъ камзолахъ, оживленнымъ ихъ звучнымъ голосомъ, ихъ смхомъ, блескомъ глазъ, движеніями рукъ, которыя играютъ эфесомъ шпаги или мнутъ край шелковаго плаща. Они въ удар, ихъ голова наполнена и переполнена воображеніемъ, и они тшутся себ въ свое удовольствіе… Они говорятъ вовсе не затмъ, чтобы убдить или понять другъ друга, но чтобы дать волю фантазіи, утолить кипучій избытокъ молодости и силы. Они играютъ словами, гнутъ ихъ, какъ попало, обезображиваютъ, любуются неожиданными перспективами и столкновеніемъ контрастовъ, которые такъ и брызжутъ у нихъ, одинъ за другимъ, до безконечности. Они наваливаютъ цвты на цвты, блестки на блестки, имъ нравится все, что блеститъ, они украшаютъ золотомъ, вышивкой, перьями свой языкъ, какъ и свои платья. О ясности, порядк, здравомъ смысл — ни малйшей заботы: тутъ идетъ празднество, какое-то бснованіе, имъ мила эта нелпица, ихъ ничто такъ не плняетъ, какъ этотъ пышный и уморительный карнавалъ. И дйствительно, чего-чего здсь не насмотришься и не наслушаешься: тутъ и грубоватая веселость, и нжное или грустное слово, и пастораль, и громоподобная фанфара неизмримо-длиннаго капитана, и прыжки клоуна. Глаза, уши, вс напряженныя любознательныя чувства находятъ себ пищу въ металлическомъ лязг слоговъ, въ радужныхъ переливахъ красивыхъ словъ, въ неожиданномъ столкновеніи смшныхъ или фамильярныхъ выраженій, въ величавомъ рокот равномрныхъ періодовъ.. Мы ршительно не въ силахъ теперь себ представить подобной изобртательности, смлости фантазіи, неистощимаго обилія чуткой, нервной впечатлительности’.

Такія словесныя схватки, которыя въ нашей комедіи сравниваются то съ игрой въ мячъ, то съ морскимъ сраженіемъ, были въ обыча той эпохи, имъ охотно предавался и самъ Шекспиръ, сидя съ пріятелями въ знаменитой таверн ‘Морской Двы’, он были въ большой мод и въ утонченномъ придворномъ кругу, гд читали и заучивали наизусть образцовое произведеніе этого изысканнаго стиля — романъ Лилли ‘Эвфуэсъ или Анатомія остроумія’, вліяніе котораго чувствуется во многихъ произведеніяхъ Шекспира и едва ли не боле всего — въ этой ранней его комедіи.

Такова, въ общихъ чертахъ, обстановка, среди которой дйствуютъ выведенныя Шекспиромъ лица. Вншнимъ мотивомъ дйствія служитъ споръ между Наваррой и Франціей изъ-за Аквитаніи, разршеніе спорнаго вопроса откладывается ‘до завтра’, потому что не получены важные документы, но это ‘завтра’ такъ и не наступаетъ, и мы ничего не узнаемъ объ исход спора, и даже совсмъ забываемъ о немъ, потому что онъ понадобился только какъ предлогъ для встрчи французской принцессы съ наваррскимъ королемъ.

Однако же, хотя все дйствіе комедіи и ограничивается утонченными забавами придворныхъ и турнирами остроумія, новйшимъ изслдователямъ все-таки удалось подмтить въ этой пьес нкоторое соотвтствіе съ дйствительными историческими обстоятельствами, о которыхъ Шекспиръ несомннно былъ освдомленъ и которыми отчасти воспользовался. Прежде всего, обращаетъ на себя вниманіе самъ король наваррскій. Онъ носитъ имя Фердинанда, наваррскаго короля съ этимъ именемъ въ дйствительности никогда не существовало, но самымъ популярнымъ изъ наваррскихъ королей и, вмст съ тмъ, современникомъ Шекспира, былъ знаменитый Генрихъ, впослдствіи французскій король Генрихъ IV, въ характер котораго, какъ извстно, были черты, родственныя характеру вымышленнаго Фердинанда Шекспировой комедіи. Дале, имена придворныхъ Бирона и Лонгвиля совпадаютъ съ именами двухъ знатнйшихъ приверженцевъ наваррскаго Генриха: Армана Гонто, барона де-Бирона, и Анри, герцога Лонгвиля, въ исторіи Франціи извстенъ также и герцогъ Шарль дю-Мэнъ, бывшій однимъ изъ предводителей лиги противъ Генриха IV. Самое дйствіе пьесы является отраженіемъ событій, происходившихъ въ 1578—79 гг. именно въ Аквитаніи, которая въ то время называлась уже Гіенью. Здсь, въ небольшомъ мстечк Нерак, поселился Генрихъ наваррскій, который посл Вароломеевской ночи разстался съ своей супругой, Маргаритой Валуа, дочерью французскаго короля Генриха II, и велъ уединенную жизнь въ тсномъ кругу молодыхъ дворянъ-гугенотовъ. И вотъ, осенью 1578 г., Маргарита, вмст съ своей матерью, знаменитой Маріей Медичи, пріхала къ Генриху въ Аквитанію, въ сопровожденіи блестящей свиты изъ дамъ и двицъ. Он были встрчены въ Бордо маршаломъ Бирономъ, а затмъ приняты Генрихомъ въ Ла-Реол очень привтливо и дружелюбно, хотя король никогда не чувствовалъ расположенія къ своей супруг. Это посщеніе имло политическую цль: посять раздоръ между гугенотами и утвердить въ южной Франціи или, по крайней мр, въ Аквитаніи, католическую религію и французскій престижъ. Пребываніе королевы въ Нерак и Ош было странной смсью любовныхъ приключеній и политическихъ интригъ, это былъ рядъ блестящихъ празднествъ, съ охотой, спектаклями, сюрпризами и враждебными выходками. Въ свит Маргариты находился, между прочимъ, и ея канцлеръ, краснорчивый Пибракъ, послужившій оригиналомъ для шекспировскаго Бойе. Дипломатическіе переговоры привели къ заключенію особаго договора, за которымъ, однако, вскор (1579) послдовала такъ называемая ‘война влюбленныхъ’. Въ этой войн главную роль играли Тюреннъ, Констансъ, д’Обинье, но Шекспиръ, сочинявшій свою комедію, по всей вроятности, около 1592—93 г., выбралъ имена Бирона, Лонгвиля и Дюмена, боле знакомыя англичанамъ по исторіи недавней осады Руана (зимой 1591-92).

Впрочемъ, поэту были извстны не только эти имена, но и нкоторыя обстоятельства жизни носившихъ ихъ лицъ: онъ называетъ Лонгвиля (II, 1) ‘прославившимъ себя въ войн’, что было совершенно справедливо, такъ какъ молодой герцогъ дйствительно отличился военными подвигами, дале, Лонгвиль и молодой Дюменъ представляются въ комедіи какъ бы кавалерами любовной кадрили, гд ихъ дамами являются Катарина и Марія, Лонгвиль и на самомъ дл былъ женатъ на Катарин, дочери герцога Невера, а Дюменъ впослдствіи женился на ея младшей сестр, Маріи. Можетъ быть, однако, это совпаденіе — не боле, какъ простая случайность.

Вообще по отношенію къ фактическимъ обстоятельствамъ комедія Шекспира представляетъ странную смсь врной передачи подробностей съ незнаніемъ общеизвстныхъ вещей. Принцесса французская послана была въ Наварру королемъ, но этотъ король былъ не отцомъ ея, какъ въ комедіи, а братомъ, при этомъ поэтъ какъ бы совсмъ забылъ о томъ, что эта принцесса уже давно была обвнчана съ королемъ наваррскимъ. Ея пребываніе при наваррскомъ двор продолжалось не нсколько дней, а (съ перерывами) нсколько лтъ: она окончательно разсталась съ мужемъ только въ 1585 г. Точно такъ же Шекспиръ какъ будто совсмъ забылъ и объ ужасахъ Вароломеевской ночи, и о королев-матери, несомннно игравшей выдающуюся роль, и о религіозныхъ междоусобіяхъ: все это не укладывалось въ рамку его безобидной маскарадной комедіи, въ которой кровопролитная ‘война влюбленныхъ’ обратилась въ галантное состязаніе придворныхъ дамъ и кавалеровъ. И только строгій уставъ основанной королемъ ‘академіи’ отчасти напоминаетъ о строгихъ нравственныхъ правилахъ кальвинистовъ.

Но во всемъ остальномъ характеры главныхъ дйствующихъ лицъ комедіи довольно близко соотвтствуютъ дйствительности. Король обрисованъ нсколько идеальными чертами, но его добродушіе, веселость, влюбчивость и переходы отъ простой, трудовой жизни къ роскоши и забавамъ живо напоминаютъ того ‘храбраго короля’, который ‘имлъ три таланта: пить, драться и ухаживать за женщинами’. Вншнія черты принцессы, — ея красота, остроуміе и любезность, — также представлены вполн согласно съ историческими ея описаніями. Общій тонъ французскаго двора, съ его легкомысліемъ, кокетствомъ, галантностью и жаждою удовольствій, схваченъ совершенно врно, наконецъ, даже и мсто дйствія, — большой и прекрасный паркъ, — также соотвтствуетъ дйствительности. Дале, какъ это и было на самомъ дл принцессу встрчаетъ Биронъ, король совщается съ своими друзьями о томъ, принять ли ему принцессу, тотчасъ посл встрчи они расходятся въ разныя стороны и живутъ отдльно, наконецъ, придворные кавалеры, вмст съ королемъ, подшучиваютъ другъ надъ другомъ по поводу своей влюбленности въ прекрасныхъ дамъ изъ свиты принцессы. Все это совершенно совпадаетъ съ тмъ, что мы знаемъ изъ исторіи.

Такимъ образомъ, комедія Шекспира иметъ извстную фактическую основу. Нтъ сомннія, что поэтъ былъ знакомь съ подробностями жизни Генриха наваррскаго, источникомъ этого знакомства могли послужить разсказы кого-либо изъ свиты графа Уоррика или Эссекса, бывшихъ послами во Франціи въ конц 80-хъ и начал 90-хъ годовъ XVI вка. Но этимъ источникомъ Шекспиръ воспользовался съ полною поэтическою свободою, причемъ за исходную точку своей комедіи взялъ обстоятельство, совершенно вымышленное. Наваррскій король съ своими приближенными хочетъ основать ‘академію’: такая мысль никогда не пришла бы въ голову Генриху IV, и вообще — французу, и совершенно не отвчала также и тогдашнимъ англійскимъ нравамъ. Это — черта спеціально итальянская: въ Италіи XVI вка было въ мод учреждать различныя общества этого рода, для которыхъ образцомъ служила флорентийская академія Медичи. Въ этой черт комедіи, точно такъ же, какъ и въ итальянскихъ стихахъ о Венеціи и въ нсколькихъ случайно брошенныхъ въ пьес итальянскихъ словахъ, большинство изслдователей склонно видть слды предполагаемаго пребыванія Шекспира въ верхней Италіи, лтомъ 1592 г. Какъ бы то ни было, многое въ этой пьес напоминаетъ итальянскую комедію dell’arte и ея популярныя маски. Шутъ Башка — близкій родственникъ толстоголоваго мужика Бертолино или Педролино, Жакнетта очень похожа на Коломбину, которая, кстати, часто является невстой Педролино (Пьеро), ‘причудливый испанецъ’ донъ Адріано де Армадо также близко подходитъ къ популярному типу капитана Спавенто или Матаморо, ведущему свое происхожденіе по прямой линіи отъ плавтовскаго ‘хвастливаго воина’ Пиргополиника, школьный учитель Олофернъ соотвтствуетъ ‘педанту’ или ‘доктору’ итальянской комедіи, — хотя его имя, можетъ быть, заимствовано Шекспиромъ изъ ‘Гаргантюа’ Рабле, гд однимъ изъ дйствующихъ лицъ является ‘великій ученый софистъ, именуемый господинъ Тубалъ Олофернъ’, наконецъ, Биронъ и его товарищи похожи на типическихъ ‘влюбленныхъ’ итальянской комедіи, — Флавіо, Леандро и т. п.

Но для этого французско-итальянскаго сюжета Шекспиръ создалъ своеобразную англійскую рамку, приспособивъ свою комедію къ понятіямъ англійской публики. Французская принцесса получила у него идеальный обликъ англійской королевы: Шекспиръ сохранилъ только т черты оригинала, которыя могли быть пріятными для Елизаветы, — красоту, любезность, остроуміе, во всемъ остальномъ принцесса такова, какою казалась — или желала казаться — Елизавета: она любитъ длать своимъ любимцамъ разные сюрпризы, увлекается маскарадами, театральными представленіями, охотой и проч. Холодность принцессы въ отношеніи къ влюбленному королю также представляется искусно сочиненнымъ комплиментомъ королев, причемъ принцесса также сравнивается съ цломудренной богиней луны. Дворъ короля наваррскаго производитъ впечатлніе резиденціи богатаго англійскаго лорда: тутъ и обширный паркъ, въ которомъ охотятся за дичью, и поля, и цвтущіе луга. Къ этой обстановк какъ нельзя лучше подходятъ фигуры сельскаго священника, школьнаго учителя и крестьянина Башки.

Придворный, аристократическій тонъ пьесы показываетъ, что ко времени ея сочиненія Шекспиръ уже усплъ достаточно освоиться съ нравами лондонскаго знатнаго общества. Извстно, что въ начал 90-хъ годовъ поэтъ находился уже въ довольно близкихъ отношеніяхъ къ молодому графу Саутгэмптону, которому онъ посвятилъ свои поэмы ‘Венера и Адонисъ’ и ‘Похищеніе Лукреціи’, послднее изъ этихъ произведеній, по ходу мыслей и поэтическимъ образамъ, довольно близко подходитъ къ нашей комедіи. Это даетъ поводъ предположить, что комедія, такъ же, какъ и поэма, сочинена для Саутгэмптона и его круга. А если это такъ, то въ лиц молодого графа мы имемъ прототипъ для изображенія короля наваррскаго, въ которомъ, такимъ образомъ, оказываются черты, родственныя и Генриху IV, и лицу, боле близкому къ Шекспиру.

Изъ другихъ дйствующихъ лицъ комедіи останавливаетъ на себ вниманіе смуглая брюнетка Розалина: она, во-первыхъ, представляетъ чисто-итальянскій типъ, во-вторыхъ, ея имя, въ нсколько измненной форм — ‘Розалинда’, встрчается еще въ одной шекспировской комедіи: ‘Какъ вамъ будетъ угодно’, сочиненіе которой относится къ концу XVI вка. Нкоторые изслдователи склонны видть въ этой фигур отголосокъ итальянскихъ впечатлній поэта…

Вообще, слдуетъ замтить, что въ этой комедіи встрчаются, такъ сказать, въ зародыш, многіе типы, впослдствіи развитые и вновь переработанные Шекспиромъ. Такъ, напр., Биронъ и Розалина въ боле совершенномъ вид появляются въ комедіи ‘Много шуму изъ ничего’, подъ именами Бенедикта и Беатриче, любовь Армадо къ Жакнет повторяется въ изображеніи любви Оселка къ Одри въ комедіи ‘Какъ вамъ будетъ угодно’, констэбль Тупица воскресаетъ въ лиц стараго Гоббо въ ‘Венеціанскомъ купц’, и пр.

Какъ уже сказано выше, главное содержаніе комедіи заключается въ словесныхъ турнирахъ на любовныя темы, причемъ пускается въ ходъ неистощимое богатство изысканнаго ‘эвфуизма’. Вполн овладвъ этимъ моднымъ стилемъ своего времени, Шекспиръ не могъ не подмтить въ немъ смшныхъ сторонъ — и, комически преувеличивая эти свойства, въ конц концовъ, приводитъ къ признанію побды простого здраваго смысла надъ словесными ухищреніями. Представители эвфуизма въ комедіи составляютъ три отдльныя группы, столкновенія которыхъ и производятъ комическое впечатлніе: это, во-первыхъ, король и принцесса съ своими приближенными дамами и кавалерами, съ рзкимъ и находчивымъ Бирономъ, ‘разнощикомъ остроумія’ Бойе и Розалиной, всегда готовой срзать кого угодно своимъ острымъ какъ бритва языкомъ. Эти лица представляютъ, такъ сказать, высшую школу изысканной рчи. Къ нимъ примыкаетъ уже вполн комическая фигура ‘причудливаго’ испанца Армадо. Прототипъ этого лица указываютъ въ нкоемъ Антоніо Перес, который зимою 1591—92 гг. жилъ въ Беарн, при двор Генриха наваррскаго, а въ слдующемъ году поселился въ Лондон. Это былъ одинъ изъ многочисленныхъ въ ту пору странствующихъ авантюристовъ. Нкогда онъ служилъ при корол Филипп II, но навлекъ на себя его немилость и затмъ, повидимому, сталъ служить Генриху IV и королев Елизавет въ качеств политическаго агента, жилъ поперемнно то въ Англіи, то во Франціи и пользовался покровительствомъ графа Эссекса. Можно думать, что Шекспиръ въ своей комедіи осмялъ ‘великолпный’ слогъ этого испанца, писавшаго англійскимъ лордамъ напыщенныя письма. Въ комедіи донъ Армадо ‘говоритъ не такъ, какъ говорятъ люди, созданные по подобію Божьему’:

Въ мозгу его — рудникъ, откуда извлекаетъ

Онъ фразы пышныя, звукъ собственныхъ рчей

Онъ восхитительной гармоніей считаетъ…

Король и придворные смотрятъ на него, какъ на шута-развлекателя, и потшаются надъ его высокопарными посланіями и надъ его влюбленностью въ простую крестьянку. Самъ же онъ поучается уму-разуму у веселаго, подвижного и остроумнаго пажа ‘Моли’, который тоже, въ свою очередь, потшается надъ нимъ.

Вторую группу составляютъ педантъ Олофернъ и священникъ Натаніилъ, привыкшіе вести другъ съ другомъ ученыя бесды посл обда. Первый — жалкій букводъ, живущій ‘словеснымъ крохоборствомъ’, второй — его хвалитель и подражатель. Къ нимъ примыкаетъ третья группа — шутъ Башка, крестьянка Жакнетта и констэбль Тупица. Башка изъ всхъ силъ старается набраться учености и съ восторгомъ вслушивается въ забавныя шуточки Моли, въ порыв любви къ этому ‘кошельку остроумія’ онъ даже готовъ отдать ему на пряники все свое состояніе, хотя бы оно составляло только одинъ грошъ. Жакнетта, изловленная констэблемъ въ интимномъ разговор съ Башкой, высмиваетъ влюбленнаго въ нее испанца, глупая и неуклюжая фигура Тупицы достойно заключаетъ это простонародное тріо, въ рчахъ котораго съ такимъ своеобразнымъ комизмомъ отражается эвфуизмъ высшаго круга. Въ конц пьесы король и его придворные, замаскированные ‘московитами’, терпятъ полное пораженіе отъ принцессы и дамъ ея свиты, такимъ же полнымъ фіаско оканчивается и маскарадъ ‘девяти героевъ’, придуманный ‘учеными’ — Армадо, Олоферномъ и Натаніиломъ, съ участіемъ Башки и Моли. Вс дйствующія лица смются надъ обоими маскарадами и, вмст съ тмъ, — сами надъ собой. Первымъ приходитъ въ себя Биронъ: онъ проклинаетъ ‘тафтяныя фразы’, ‘лощеныя шелковыя рчи’, ‘трижды полированныя гиперболы’, ‘педантическія фигуры’ и все это напыщенное жеманство, и даетъ общаніе, что отнын его влюбленное сердце будетъ высказываться только или грубымъ ‘да’, или полновснымъ ‘нтъ’. Такимъ же точно образомъ Шекспиръ впослдствіи заставилъ высказываться влюбленнаго короля Генриха V, — свой идеалъ безыскусственности и естественности.

Комедія кончается общаніемъ влюбленныхъ выдержать годовой срокъ, назначенный дамами для ихъ испытанія, и посвятить себя не фразамъ, а длу. Заключительныя псни Весны и Зимы въ похвалу кукушки и совы опять-таки звучатъ торжествомъ простоты и естественности надъ утонченной изысканностью.

Современникъ Шекспира, Фрэнсисъ Миресъ, въ своемъ сочиненіи: ‘Palladis Tamia’ (1598), перечисляя Шекспировскія комедіи, рядомъ съ ‘Безплодными усиліями любви’ ставитъ ‘Успшныя усилія любви’ (Love’s Labour’s won). Такъ какъ въ собраніи сочиненій Шекспира нтъ пьесы подъ этимъ заглавіемъ, то полагаютъ, что онъ впослдствіи замнилъ его другимъ. Большинство изслдователей склонно думать что эта пьеса извстна намъ теперь подъ названіемъ: ‘Все хорошо, что хорошо кончается’. Это предположеніе представляется довольно вроятнымъ, такъ какъ сюжетъ этой пьесы подходитъ къ утраченному заглавію, которое, притомъ, нсколько разъ упоминается и въ самой пьес. Но въ послдней дйствуютъ уже совсмъ другія лица.

П. Морозовъ

Дйствующія лица:

Фердинандъ, король наваррскій.

Биронъ |

Лонгвиль } вельможи въ его свит.

Дюменъ |

Бойе |

} вельможи въ свит французской принцессы.

Меркадъ |

Донъ Адріано де Армадо, причудливый испанецъ.

Натаніилъ, священникъ.

Олофернъ, школьный учитель.

Тупица, констебль.

Башка, шутъ.

Моль, пажъ Армадо.

Лсничій.

Принцесса французская.

Розалина |

Марія } ея приближенныя.

Катарина |

Жакнетта, поселянка.

Вельможи, свита и прочіе.

Дйствіе въ Наварр.

БЕЗПЛОДНЫЯ УСИЛІЯ ЛЮБВИ.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Паркъ въ замк короля наваррскаго.

Входятъ король Фердинандъ, Биронъ, Лонгвиль и Дюменъ.

Король.

Мессеры, пусть та слава, за которой

Вс гонятся при жизни, въ письменахъ

Всегда живетъ надъ нашими гробами

Желзными и украшаетъ насъ

Средь безобразья смерти. Время — хищникъ

Прожорливый, но, вопреки ему,

Усиліе одной минуты можетъ

Купить намъ честь и ею иступить

Его косу и вчность всю въ наслдство

Намъ передать. Поэтому, мои

Воители безстрашные, такими

Я признаю васъ всхъ за то, что вы

Сражаетесь съ своими же страстями

И съ арміей безчисленной мірскихъ

Наклонностей и прихотей — пусть въ сил

Останется послдній нашъ эдиктъ:

Мы сдлаемъ Наварру чудомъ міра,

Смиренной академіей нашъ дворъ,

И въ ней себя мы посвятимъ отнын

Спокойному искусства созерцанью.

Вы вс, Дюменъ, Лонгвиль и Биронъ, мн

Вдь поклялись, что будете три года

Со мною жить товарищами всхъ

Моихъ трудовъ, и исполнять законы,

Которые на этой вотъ доск

Начертаны. Произнесли вы клятву —

Теперь ее должны вы подписать,

Чтобъ честь того, кто букву въ ней нарушитъ

Его же собственной рукой была

Поражена. Итакъ, коль вы готовы

Серьезный вашъ обтъ исполнить, начертайте

Здсь ваши имена и клятву исполняйте.

Лонгвиль.

Ршился я. Три года, вдь, всего

Продлится постъ: поголодаетъ тло,

За то душа насытится вполн.

Тощъ мозгъ у толстыхъ брюхъ, кормись роскошной пищей,

Такъ растолстешь весь, но умъ твой станетъ нищій.

Дюменъ.

Мой дорогой монархъ — и вашъ Дюменъ

Смирилъ себя, рабамъ презрннымъ міра

Животнаго онъ оставляетъ вс

Животныя, мірскія наслажденья.

Для роскоши, любви и славы я умру,

Чтобъ жить философомъ въ стремленіи къ добру.

Биронъ.

Мой государь, все, что они сказали,

Я повторить могу лишь въ отношеньи

Того, въ чемъ клялся, клялся я жъ

Три года здсь учиться. Но еще

Не мало есть другихъ обтовъ строгихъ,

Какъ, напримръ, три года не смотрть

На женщину — условіе, надюсь,

Которое не включено въ уставъ,

Иль день одинъ въ недлю быть безъ пищи

И, сверхъ того, вс остальные дни

Не сть двухъ блюдъ — условіе, надюсь,

Которое не включено въ уставъ,

Иль, наконецъ, спать по ночамъ не больше

Какъ три часа, а днемъ ужъ никогда

Не смть вздремнуть, когда какъ славно ночью

Привыкъ я спать и даже часто день

Въ ночь обращать — условіе, надюсь,

Которое не включено въ уставъ.

О, жизнь безцвтная и тяжкая: поститься,

На женщинъ не смотрть, не спать и все учиться!

Король.

Такъ жить велитъ теб твой клятвенный обтъ.

Биронъ.

Позвольте, государь, сказать на это: нтъ.

Я клятву только далъ — три года здсь остаться

И съ вами, мой король, наукой заниматься.

Король.

Но съ этой клятвою, вдь, ты соединилъ

И остальныя вс.

Биронъ.

О, если такъ, то былъ

Мой шуткою обтъ. Какая цль ученья,

Позвольте мн спросить?

Король.

Какая? Безъ сомннья,

То узнавать, чего иначе никому

Нельзя узнать.

Биронъ.

Все то, конечно, что уму

Обыкновенному — закрытая преграда?

Король.

Да — вотъ ученія небесная награда.

Биронъ.

Ну, если это такъ — клянусь я изучать

Все, что по вашему запрещено мн знать:

Такъ, напримръ, всегда изслдовать, гд можно

Попировать, когда пиры запрещены,

Иль гд съ красавицей сходиться осторожно,

Когда красавицы отъ глазъ удалены,

Иль какъ не исполнять суроваго обта,

Не становясь при томъ безчестнымъ. Если это

Ученья цль и плодъ, то радъ я изучать

Все то, что безъ него не могъ бы я узнать.

Дамъ въ этомъ клятву я и клятвы не нарушу.

Король.

Но эти вещи вс влекутъ и умъ и душу

Къ утхамъ суетнымъ — и, именно, он

Мшаютъ изучать науку въ тишин.

Биронъ.

Утхи суетны — я соглашаюсь съ вами,

Но т всхъ суетнй, которыя трудами

Пріобртаются и кром ужъ труда

Не могутъ ничего доставить никогда.

Такъ: книгу изучать съ мучительнымъ вниманьемъ

И свта истины искать въ ней много лтъ,

Межъ-тмъ какъ истина слпитъ своимъ сіяньемъ,

Свтъ, свта ищущій, у свта крадетъ свтъ,

И прежде, чмъ найдешь ты свтъ во мрак этомъ,

Ослпнувшій твой глазъ навкъ простится съ свтомъ.

Нтъ, научи меня, какъ услаждать мой взглядъ

Другими взорами, которыхъ блескъ прекрасный

Служилъ бы для моихъ источникомъ отрадъ

И, ослпляя ихъ, свтилъ звздою ясной.

Наука — то жъ, что блескъ солнечныхъ лучей.

Которыхъ дерзкій взоръ извдать не дерзаетъ.

И вчный труженикъ пріобртаетъ въ ней

Лишь славу жалкую, которую стяжаетъ

Чужими книгами. Взгляните на земныхъ

Всхъ воспріемниковъ, что имена находятъ

Для каждой звздочки, съ такой же пользой бродятъ

Они среди ночей блистающихъ своихъ,

Какую для себя и неучъ извлекаетъ

Изъ созерцанья звздъ. Кто слишкомъ много знаетъ,

Тому лишь суждено пустую славу знать —

И могутъ имена вс крестные давать.

Король.

Съ какой ученостью возсталъ онъ на ученье!

Дюменъ.

Какъ быстро онъ идетъ, чтобъ прекратить движенье!

Лонгвиль.

И, доброе зерно выбрасывая вонъ,

Негодную траву оставить хочетъ онъ.

Биронъ.

Весна близка, когда у птицъ родятся дти.

Дюменъ.

Но что жъ изъ этого?

Биронъ.

То, что всему на свт

Свой часъ и мсто есть.

Король.

Походишь, Биронъ, ты

На тотъ завистливый морозъ, который гложетъ

Перворожденные весенніе цвты.

Биронъ.

Ну, что жъ, не спорю я. Да разв лто можетъ

Подняться съ гордостью, пока у птицы нтъ

Причины пть начать? Могу-ль я восхищаться

Тмъ, что до времени рождается на свтъ?

Въ рождественскій морозъ не стану я стараться

Добыть букетъ изъ розъ, такъ точно какъ искать

Не стану снга я, когда цвтетъ природа

Всей майской прелестью, на все есть время года,

И въ это время лишь люблю я все вкушать.

Такъ и для васъ давно прошла пор

Дйствующія лица:

Читайте также: