НА ГРАНИЦ.
НА ГРАНИЦ.
(РАЗСКАЗЪ.)
I.
ЗАПРАВИТЕЛИ.
I.
ЗАПРАВИТЕЛИ.
I.
II.
III.
IV.
V.
II.
ИСПОЛНИТЕЛИ.
II.
ИСПОЛНИТЕЛИ.
I.
II.
III.
IV.
На границе, Н—ев П., Год: 1880
Время на прочтение: 44 минут(ы)
Я хорошо помню то знаменательное утро, въ которое я ршился перемнить родъ службы и оставить N—скій уланскій полкъ, пріютившій меня со времени выхода моего изъ блестящей военной школы.
День былъ зимній, праздничный, но на душ у меня было далеко не празднично: не говоря уже о дурной погод съ дождемъ и изморозью, превратившей немощенныя улицы еврейскаго мстечка, въ которомъ квартировалъ N—скій полкъ, въ непроходимое болото, воспоминанія вчерашняго дня были такого сорта, что вполн оправдывали мое невеселое расположеніе духа. Утромъ, на ученіи, полковой командиръ сдлалъ мн очень строгій выговоръ за какую-то неправильность въ построеніи моего взвода, затмъ, весь день меня преслдовалъ по пятамъ полковой ростовщикъ Янкель, наконецъ, вечеръ пришлось провести tte tte съ мстнымъ батюшкой, снабдившимъ меня весьма значительной для него суммой денегъ, за весьма чувствительные проценты. Къ довершенію всего, цлую ночь мн снился гроладный паукъ съ рожей Янкеля, вздыхавшій безнадежнымъ баритономъ батюшки.
Мои финансы видимо приходили въ разстройство: товарищескія пирушки и разные праздники, устраиваемые, скуки ради, сообща, стоили много денегъ, между тмъ какъ полковой казначей разъ въ треть отпускалъ микроскопическую сумму, изображавшую третное штабъ-ротмистрское содержаніе, прошедшее черезъ горнило разныхъ удержаній самыхъ разнообразныхъ наименованій, а управляющій изъ родового имнья сообщалъ все очень не утшительныя всти о неурожа, падеж скота, необходимости чинить какіе-то амбары и т. п.
Ко всему этому, способы убивать время, практиковавшіеся въ полку, мн были не по душ. Я начиналъ сознавать, что одолвавшая меня умственная лнь можетъ, въ конц-концовъ, окончательно притупить даже способность думать о чемъ-нибудь, не имющемъ отношеній къ конюшн.
Надо было ршить что предпринять, чтобы выйти изъ этого незавиднаго положенія. Продавъ родное гнздо и уплативъ долги, мн оставалось средствъ не больше какъ на годъ, полтора, много два, такого житья, какое я велъ въ полку. Необходимость перемны службы была очевидна. Но что же предпринять? Время было такое, когда и кавалерійскіе офицеры мечтали приносить пользу отечеству. Нкоторые баллотировались въ мировые судьи, другіе шли въ только что нарождавшееся земство. Но эти пути были для меня закрыты необходимостью продать имнье на уплату долговъ. Въ чиновники идти не хотлось — бюрократія считалась тогда при послднемъ издыханіи. И вотъ, меня оснила мысль перейти въ пограничную стражу. Военная служба безъ ежедневной канители въ манеж и смотровъ на плацъ-парадахъ, нсколько суровая обстановка условій жизни, тревоги по ночамъ, бшенная скачка на лихой лошади за отстрливающимися контрабандирами, наконецъ несомннная польза, приносимая отечественной промышленности охраною границы отъ вторженія контрабанды — все это соблазняло меня, въ то время юнаго штабъ-ротмистра, и я, не долго думая, написалъ своему вліятельному дяд въ Петербургъ. А черезъ два мсяца уже являлся новому начальству.
Пока шло разршеніе вопроса, въ какой округъ меня назначить, я усплъ открыть въ своей новой служб и матерьяльную привлекательность. Одинъ очень обязательный молодой человкъ показалъ мн большой списокъ офицеровъ и нижнихъ чиновъ пограничной стражи, получившихъ, за задержаніе контрабанды, награды, въ теченіи предшествующихъ двухъ мсяцевъ, въ списк этомъ, противъ фамилій разныхъ Пахомовыхъ и Ивановыхъ, стояли внушительныя цифры 831 р. 45 к., 682 р. 13 1/2 к., даже вахмистръ съ малороссійской фамиліей на чукъ получилъ пятьсотъ съ чмъ-то рублей. Ну, подумалось мн, если къ весьма приличному штатному содержанію будетъ прибавка хотя бы еще съ тысячу рублей, то такимъ путемъ легко поправить свое состояніе, даже не продавая имнія: вдь на границ, вдали отъ общества, много издержать, пожалуй, и невозможно. И въ воображеніи моемъ рисовались картины будущаго служенія государству, одна другой привлекательне: жизнь хотя и уединенная, но полная энергіи въ борьб со зломъ, бумажникъ полный радужныхъ ассигнацій и т. д.
Черезъ нсколько дней, мое военное высшее начальство представляло меня моему гражданскому же высшему начальству, при чемъ между обоими сановниками произошелъ при мн разговоръ о томъ, куда назначить такого браваго молодца. Присутствовавшій при представленіи, благообразный чиновникъ, обритый по форм, доложилъ, что Телятинъ въ Затрущобскомъ Округ нуждается въ офицерахъ, и хотя на вс вакансіи уже представлены кандидаты, но таковые высшему начальству совершенно неизвстны, между тмъ округъ необходимо освжить, потому что его задаютъ рутина и интриги. Въ виду такихъ данныхъ, начальство тутъ же поршило штабсъ-капитана Неудачнева, т. е. меня, назначить отряднымъ офицеромъ въ затрущобскую бригаду.
Назначеніе это и волновало, и радовало меня. Слова, небрежно брошенныя благоразумнымъ чиновникомъ въ пріемной: ‘рутина и интриги’, не давали мн покоя. Съ одной стороны, пугала встрча съ такими неприглядными явленіями, съ другой, я былъ польщенъ, что ду въ округъ въ качеств свжаго элемента, долженствующаго принять участіе въ искорененіи этихъ явленій. Мысль же, почему, признавая извстную машину негодною, управляющіе принялись лишь за перемну небольшого количества малозначущихъ гаекъ, не трогая самого цилиндра, не приходила мн въ то время въ голову.
Сборы мои были очень не продолжительны, и вскор я выхалъ изъ Петербурга для слдованія къ мсту новаго служенія. Дядя подарилъ мн прекраснаго скакуна, на которомъ я уже мысленно носился по полямъ и доламъ своего участка.
Хотя разсказъ мой относится къ эпох не особенно отдаленной, тмъ не мене средства сообщенія того времени были мало похожи на теперешнія. Локомотивъ довезъ меня едвали до половины пути, который мн предстоялъ. Отъ конечной желзнодорожной станціи было добрыхъ 500 верстъ, почтовыя кареты, перекладныя и наконецъ еврейскій возница, замнившій послднюю по совту случайнаго спутника, дали мн возможность припомнить поздки въ отпускъ изъ полка.
Послдняя станція до Затрущобска совершенно случайно познакомила меня съ закулисною стороною пограничнаго надзора. Въ дорог я былъ одтъ въ прежнюю форму, а потому не возбуждалъ никакихъ подозрній людей, имвшихъ причины опасаться зеленаго канта. Хозяинъ постоялаго двора, гд я остановился на ночлегъ, долго возился съ двумя другими евреями въ комнат, сосдней съ моей, отбивалъ какія-то крышки, бросалъ на полъ тюки и проч. Часамъ къ десяти, наконецъ, все смолкло, оба еврея ушли и хозяинъ осторожно отворилъ мою дверь и остановился на порог.— ‘Что теб?’ — ‘Мозе господину пулковнику треба яки-си жечи?’ проговорилъ онъ въ полголоса.— ‘Какія тамъ жечи? я хочу спать!’ — ‘Г. пулковнику много еще часу спать! купите лучше хорошія сигары, ахъ, яки сигары! добавилъ Хацкель, поднеся пальцы къ губамъ: — я дамъ г. пулковнику что-нибудь особнова, остріяцкій царь не куритъ такихъ сигаръ’.
Меня это заинтересовало — въ двадцати верстахъ отъ границы, еврей, не стсняясь, предлагаетъ контрабанду совершенно незнакомому прозжему.
— Ну, давай сигары, увидимъ, каковы он! согласился я.
Не прошло и пяти минутъ, какъ Хацкель явился снова въ комнату, неся въ лвой рук до восими различныхъ сигарныхъ ящиковъ, а въ правой держа какой-то тюкъ. Сигары оказались весьма порядочными, но цну за нихъ Хацкель заломилъ такую, что хоть бы и Елисеву въ пору. Купивъ сотню ровно за 20% того, что было запрошено съ перваго слова, я поинтересовался узнать, что содержится въ тюк. Едва я усплъ выразить свое любопытство, какъ Хацкель сталъ вынимать изъ него все содержимое безъ малйшаго стсненія. Кусокъ шелковой матеріи, полотно, носовые платки, носки и, наконецъ, игральныя карты съ картинками весьма сомнительной нравственности — все это быстро развернулось на моемъ трехногомъ стол.
— Скажи, пожалуйста, Хацкель: какимъ образомъ достаешь ты весь этотъ товаръ, когда граница оберегается стражей? спросилъ я, озадаченный развязностью моего хозяина.
— Г-нъ пулковникъ самъ сказалъ, что границу оберегаетъ стража, т. е. люди, а разв люди могутъ все видть и все знать? Стража ловитъ свое, а мы возимъ свое.
— Т. е., какъ это свое и свое?
— А такъ, что мы даемъ страж поимку, которую хотимъ дать, чтобы и имъ профитъ былъ, а что получше, веземъ на зеленую комору {Т. е., зеленая таможня — такъ контрабандиры называютъ открытую границу.}, поучительно повствовалъ Хацкель и даже принялъ какой-то покровительственный тонъ.— Стражу оставлять безъ поимки не можно, продолжалъ онъ: — она тогда будетъ по пятамъ ходить! Однихъ мужиковъ ловишь — профиту нтъ, глупый мужикъ, если и попадется, то съ пузыремъ спирта, съ этого сытъ не будешь.
Такъ вотъ они, послдствія-то рутины и интриги! думалось мн въ кровати. Много-таки предстоитъ мн работы, но тмъ лучше, будемъ бороться и устроимъ такъ, что мсяцевъ черезъ шесть, при одномъ имени шт.-кап. Неудачнева, всякій Хацкель будетъ дрожать, какъ осиновый листъ.
Въ свжее весеннее утро я подъзжалъ къ Затрущобску, любуясь на живописныя окрестности этого городка, молодая зелень особенно пріятно ласкала глазъ, а пирамидальные тополя еще издалека стройно вырзывались на голубомъ горизонт. Въ двухъ верстахъ отъ цли моего путешествія, мы прохали подъ шлагбаумомъ, у котораго стоялъ пограничный солдатъ въ папах, а вправо, у окна хорошенькаго домика съ палисадникомъ, сидлъ, флегматично покуривая, еще не старый офицеръ, мой сотоварищъ по оружію. Двое ребятъ, видимо его дти, рзвившіеся въ палисадник, корова, смотрвшая изъ воротъ, и стадо индекъ, несшихся съ крикомъ передъ телегой — все это придавало первому виднному мною посту идиллическій характеръ.
— Зачмъ здсь постъ, когда до границы еще версты три? спросилъ я своего возницу, отставного солдата.
— Это контрольный пунктъ второй линіи, отвчалъ онъ: — тутъ идетъ поврка провозимыхъ изъ Затрущобска товаровъ.
— А мимо разв нельзя провезти контрабанду?
— Извстно можно, такъ жиды и длаютъ, страсть сколько тащутъ!
— Такъ зачмъ же постъ?
— Надо быть, для порядка, ваше благородіе.
Наружный видъ городка показался мн очень привтливымъ. Домики чистенькіе, почти вс съ садиками, улицы хотя и не мощеныя, но ровныя и прямыя: евреевъ, въ особенности ихъ ребятишекъ, сравнительно мало. Потомъ оказалось, что они живутъ ‘на жидахъ’, въ скученныхъ, грязныхъ домишкахъ.
Гостинница для господъ прізжающихъ, или просто постоялый дворъ, куда меня привезли, была если и не важная, то и не особенно скверная, по крайней мр, занятая мною комната, выходившая окнами въ садъ съ массою цвтущихъ фруктовыхъ деревьевъ, выглядла почти комфортабельно.
У подъзда меня встртили Грищукъ, хозяинъ гостинницы, разбитной малый лтъ тридцати пяти, нажившій себ деньгу, какъ мн потомъ передавали, провозомъ контрабанды на лошади, которую никогда ни одна изъ объзчичьихъ лошадей догнать не могла, его сестра, Ганна, болтливая двушка, еще молодая, но сильно помченная оспой, и Мойше, неизбжный факторъ-еврей, уже не молодой, въ приличномъ лабсардак и съ необыкновенно наивными глазами.
Едва обратился я къ Мойш съ вопросомъ, гд квартируютъ бригадный командиръ и начальникъ округа и когда ихъ можно застать, какъ юркій жидокъ сейчасъ же задалъ мн съ своей стороны также вопросъ:
— Панъ, вроятно, капитанъ Неудачневъ, что назначенъ къ намъ изъ N—скаго уланскаго полка?
— А ты почемъ же знаешь, что Неудачневъ назначенъ къ вамъ?
— А якъ же мн это не знать? Мойше знаетъ всхъ своихъ офицеровъ, и вс офицеры знаютъ Мойше.
Съ этими словами онъ юркнулъ въ дверь и засменилъ мелкою рысцою по улиц узнавать, дома-ли начальство. Я тмъ временемъ одлъ парадную форму и черезъ четверть часа уже шелъ, съ Мойшей въ авангард, являться по начальству. По дорог нсколько евреевъ перекинулись отрывочными фразами съ моимъ спутникомъ, видимо обо мн, такъ какъ ‘der neue Kapitain’ фигурировалъ во всхъ запросахъ.
Бригадный помщался въ казенномъ дом, возл казармы, передъ которой на плацу мн бросились въ глаза уже знакомые аттрибуты гарнизонной кавалерійской службы: барьеры, гимнастика и ровъ, къ нимъ присоединились три чучелы съ растопыренными руками, на нихъ было обыкновенное крестьянское платье, а на тряпичныхъ головахъ старыя папахи.
— Какая это казарма и что это за чучелы? спросилъ я Мойшу.
— Это помщеніе учебной команды, а чучелы представляютъ контрабандировъ. Ихъ рубятъ солдаты своими саблями.
— Значитъ, съ контрабандирами бываютъ и вооруженныя стычки? любопытствовалъ я.
— Ай вей! зачмъ стычки! возопилъ Мойша:— здсь смирно, солдаты рубятъ только чучелъ, а людей какъ можно убивать! Вотъ панъ самъ увидитъ, добавилъ онъ, лукаво улыбнувшись.
Бригадный принялъ меня очень хорошо. Это былъ нестарый генералъ съ майорскимъ брюшкомъ и необыкновенно сангвиническою физіономіей. Онъ упомянулъ о моемъ дяд, занимавшемъ довольно видный постъ, почти съ благоговньемъ, хотя дядя лично его и не зналъ, и, отпуская меня, сказалъ: ‘очень радъ вашему назначенью въ мою бригаду, мн необходимы бравые, молодые офицеры, а то служба идетъ неудовлетворительно, въ особенности зда. Теперь идите къ начальнику округа, а въ три часа, милости просимъ къ намъ обдать, за-просто въ сюртук. Я надюсь, добавилъ онъ, самъ улыбаясь своей шутк: — что ваша служба у насъ докажетъ, что фамилія ваша не иметъ съ ней ничего общаго’.
Домъ начальника округа стоялъ на возвышенности, весь въ зелени. Прекрасный садъ кончался крутымъ берегомъ веселой рчки, въ полуверст отъ него поворачивавшей къ границ, квартира была большая и отлично меблированная. Вс пройденныя мною до кабинета комнаты изобличали домовитаго хозяина, владющаго хорошимъ вкусомъ.
Въ кабинет, за громаднымъ письменнымъ столомъ, поражавшимъ чрезмрною аккуратностью въ размщеніи всего, на немъ находившагося, сидлъ Иванъ Ивановичъ Телятинъ, дйствительный статскій совтникъ и начальникъ округа.
Вмсто гемороидальнаго чиновника съ выбритыми усами и зачесанными впередъ висками, какимъ я почему-то воображалъ себ непремнно ‘рутинера’, я стоялъ лицомъ къ лицу съ весьма презентабельнымъ джентльмэномъ, съ вьющимися, слегка серебристыми волосами и великолпными, пушистыми усами, одтымъ въ англійскій костюмъ новйшаго фасона. Еслибы не совсмъ круглые на выкатъ глаза безъ всякаго выраженія — это былъ бы вполн bel homme.
Его превосходительство всталъ со стула, остановился посреди комнаты и какъ-то тревожно шевелилъ правой рукой, видимо недоумвая, подать мн ее или нтъ. Наконецъ, рука спряталась въ карманъ.
— Честь имю явиться: штабсъ-капитанъ Неудачневъ.
Молчаніе.
— Прибылъ сегодня изъ Петербурга и ожидаю приказаній, куда отправляться.
Новое молчаніе и упорный взглядъ прямо мн въ глаза. Мы стояли другъ противъ друга въ самомъ неловкомъ положеніи.
— Вы были у бригаднаго командира? промямлилъ, наконецъ, г. Телятинъ.
— Былъ, ваше пр—во!
Еще минута неловкаго ожиданія, затмъ поклонъ съ новымъ подергиваньемъ правой руки у кармана, и я чуть не бгомъ несся изъ святилища, въ которомъ, мн казалось, совсмъ не было воздуха.
До обда оставалось еще часа четыре, а потому, переодвшись, я зашелъ позавтракать въ буфетъ своей гостинницы. Тамъ, кром стойки съ водками всхъ цвтовъ и нсколькихъ столиковъ, помщался довольно грязный билліардъ съ лузами неимоврной величины, въ вид открытой пасти не то дельфиновъ, не то тигровъ. Два постителя играли обыкновенную русскую партію, одинъ, громаднаго роста съ взъерошенными волосами и разбойничьимъ видомъ, былъ одтъ въ офицерскій сюртукъ пограничной стражи съ капитанскими погонами, другой, средняго роста, худенькій, съ рысьими глазами и сизымъ носомъ, въ какомъ-то плюшевомъ пиджак желтоватаго цвта и зеленомъ галстух, сильно смахивалъ на благороднаго свидтеля изъ-подъ Иверскихъ воротъ.
Я выпилъ рюмку водки и, спрося порцію мясного, прислъ къ одному изъ столиковъ. Игроки нсколько времени меня осматривали, о чемъ-то перешептываясь.
— Мы, кажется, сослуживцы? вдругъ пискнулъ гигантъ совершенно бабьимъ фальцетомъ, вовсе не гармонировавшимъ съ его разбойничьимъ видомъ.— Позвольте познакомиться: капитанъ Ершовъ, командующій сосднимъ отрядомъ.
Я отрекомендовался въ свою очередь.
— А вотъ это, указалъ онъ на подъячаго:— Парамонъ Капитонычъ Приснославенскій или въ просторчіи Глицеринъ, падшій ангелъ и ходатай по кляузнымъ дламъ!
— Полно, Иванъ Петровичъ, порочить! заговорилъ падшій ангелъ съ сильнымъ семинарскимъ акцентомъ: — я лучше самъ отрекомендуюсь: Приснославенскій, коллежскій совтникъ въ отставк! обратился онъ ко мн: — жертва телячьяго азарта и склонности еврея Пинкуса къ провозу большихъ партій глицерина!
— Ну, Капитонъ Парамонычъ, что скромничать! глицеринъ на твоемъ досмотр ходилъ подъ тми же марками, какъ и духи! {Духи платятъ высокую пошлину, а глицеринъ пропускается безпошлинно.} пищалъ гигантъ.
— А кто это доказалъ? Мюкке, что-ли? онъ, братъ, по недостатку уликъ полагалъ дло прекратить, а бда вся въ томъ, что Теля была еще не уходившеюся, брыкалась.
Мн стало, однакожъ, неловко отъ такихъ откровенностей при первой встрч. Замтивъ это, Ершовъ перемнилъ разговоръ.
— Вы, кажется, въ страж еще не служили?
— Нтъ, я прямо изъ N—скаго уланскаго полка.
— Такъ-съ, протянулъ капитанъ:— стало быть, наградами задержателямъ, да конфискаціями товаровъ изволили прельститься? Н-да-съ, доходная статья… Тридцать семь рублей тридцать пять копеекъ и четыре выговора за два мсяца!
— Награды, конечно, не мшаютъ, но, поступая въ службу, я о нихъ мало зналъ. Мн, главное, хотлось избавиться отъ гарнизонной службы и заняться боле живымъ и полезнымъ дломъ.
— Хи, хи… захихикалъ Ершовъ: — это у насъ-то вы живое дло искать пріхали! что-жь, добре! Ужо Мамоновъ покажетъ вамъ это живое дло: брюки по сроку такому-то, ремешки по такому-то… Это у него, дйствительно, живо идетъ, а вотъ у Телятина живого только цесарки во двор, да павлинъ въ саду!
— А вы давно въ служб? старался я замять желчныя выходки капитана.
— Двадцать-третій годъ преуспваю-съ! какъ видите, быстро иду по лстниц отличій, Мамону нашу въ дворянскомъ полку въ геометріи наставлялъ, когда ихняя головка къ оной наук неспособной оказывалась, а теперь вотъ Мамоновъ меня маршировк учитъ и въ недлю три раза вызываетъ для распеканій. Я, изволите-ли видть, до сдыхъ волосъ дожилъ, а того не понимаю, что лошади, купленныя по выбору начальства, никогда въ кавалеріи не служившаго, не могутъ быть дурны!
— Ахъ, Ювеналъ, Ювеналъ! вмшался подъячій: — и изъ-за чего ты только ядъ свой изъ фіала выливаешь! ну, что тутъ удивительнаго, что генералъ осерчалъ, когда ты лошадей браковать сталъ! Вдь он заплачены дороже прошлогоднихъ — ну, стало быть, безспорно должны быть и лучше!
Я видимо наскочилъ на недовольныхъ новыми порядками, а потому, раскланявшись, удалился въ свою комнату.
— Если Мамона васъ за-просто обдать пригласитъ, то не забудьте надть эполеты, крикнулъ мн на прощанье гигантъ и съ особеннымъ азартомъ посадилъ желтаго въ уголъ.
Появленіе мое въ эполетахъ, кажется, очень порадовало генерала. Онъ покровительственно потрепалъ меня по плечу, назвавъ петербургскимъ франтомъ, и ввелъ въ гостинную, гд за маленькимъ рабочимъ столомъ мотала шерсть статная брюнетка бальзаковскаго возраста, а противъ нея, на низенькой табуретк, помщался, держа мотокъ въ распростертыхъ рукахъ, сутуловатый офицеръ съ четырьмя звздочками на пограничныхъ погонахъ. За большимъ столомъ, перелистывалъ альбомъ худенькій блондинъ рыжеватаго оттнка, одтый съ претензіей на тогдашнюю эксцентричную моду парижскихъ petit crev и съ признаками неуклюжихъ рукъ нмецкаго портного.
— Леночка! затараторилъ генералъ: — позволь представить теб нашего новаго сослуживца, Неудачнева. Господа! будьте знакомы! обратился онъ ко мн и обоимъ господамъ.— Захаръ Ивановичъ Подметкинъ, бригадный адъютантъ, Эрастъ Готлибовичъ Мюкке, чиновникъ особыхъ порученій!
Ея превосходительство, къ которой очень мало шло уменьшительное Леночка, привтствовала меня на французскомъ язык. Разговаривая съ ней о провинціальной жизни и петербургскихъ новостяхъ, я невольно наблюдалъ плюгавенькую фигурку Мюкке, который меня заинтересовалъ еще въ Петербург, по разсказамъ молодого чиновника, поразившаго меня внушительными цифрами наградныхъ денегъ. Такъ какъ этого Мюкке не разъ встртитъ читатель настоящаго разсказа, то я и считаю не лишнимъ сказать о немъ нсколько словъ. Неокончившій курса привилегированнаго учебнаго заведенія, служившій нсколько времени въ губернаторской канцеляріи, гд онъ понаторлъ въ канцелярскомъ слог и умньи производить дознанія по формамъ слдственнаго производства, Мюкке, попавъ въ округъ, въ район котораго дйствовали старые процессуальные суды, сразу сталъ мстнымъ юрисконсультомъ, любимцемъ Телятина и грозой всхъ старыхъ капитановъ стражи, не умвшихъ письменно огрызаться отъ нападокъ ядовитаго комаришки, какъ прозвали его многочисленные недоброжелатели. Нахалъ и ферлакуръ съ дамами, нахалъ и сплетникъ въ обществ себ равныхъ, нахалъ и интриганъ на служебномъ поприщ, онъ и Телятина покорилъ своимъ нахальствомъ. Всмъ обязанный послднему, онъ никогда не стснялся выставить его въ самомъ смшномъ вид, прославляя направо и налво рутинерство своего патрона, рутинерство, которому онъ, въ сущности, былъ самъ преданъ въ той же степени, только нсколько въ другой форм.
Въ министерств его не любили и прозвали, вмст съ Телятинымъ, выденныхъ яицъ длъ мастерами. Это меткое названіе я вполн оцнилъ черезъ годъ посл водворенія моего въ округ. Самое пустячное дло о недоставленномъ въ таможню пузыр съ водкой, отбитой отъ бжавшаго контрабандира, или о пререканіи акцизнаго надсмотрщика съ пограничнымъ вахмистромъ о прав на награду за найденную во двор крестьянина бутылку въ 2/100 ведра заграничнаго спирта онъ раздувалъ до невозможныхъ размровъ и на сотн листовъ побдоносно доказывалъ, что водка изъ пузыря была выпита однимъ изъ трехъ сторожей, бывшихъ дежурными въ т дни, когда спиртъ хранился на посту, и что вахмистръ и акцизный надсмотрщикъ оба виноваты въ неисполненіи такихъ-то и такихъ-то статей тома VI-го, а потому и подлежащая въ награду за конфискованныя дв сотыя ведра спирта одна копейка должна быть обращена въ государственный доходъ полностью. И что только не фигурировало въ этихъ длахъ! и жалобы нижнихъ чиновъ на вахмистра и вахмистра на нижнихъ чиновъ, и подозрніе отряднаго офицера въ укрывательств пропажи пузыря, и интимныя отношенія жены надсмотрщика къ вахмистру, и бранныя слова, которыя крестьянинъ произносилъ, обернувшись къ овину, во время обыска. За то, всякое дйствительно сложное дло запутывалось такъ, что, при разршеніи вопроса о дальнйшемъ направленіи, Телятинъ, просидвъ надъ нимъ дня четыре, созывалъ, наконецъ, совтъ изъ Мамонова и Мюкке и затмъ составляли общими силами пространный докладъ въ министерство, которое обыкновенно возвращало его съ нахлобучкой за цлый рядъ существенныхъ упущеній и чрезмрное обремененіе дла ненужными справками.
Обдъ прошелъ довольно оживленно, хотя главнйшей темой разговора служила гастрономія. За кофе, въ гостинной, Мюкке, закуривъ огромную сигару и примостившись въ уголъ дивана, улыбался своимъ собственнымъ думамъ. Наконецъ, онъ не вытерплъ и сказалъ:
— А какую я сегодня Дубинину пулю отлилъ — просто чудо! онъ даже коричневый отъ злости сталъ.
— Что, что такое? засуетились около него Мамоновъ и Подметкинъ.
Дубининъ былъ управляющій мстной таможни и не пользовался расположеніемъ общества за угрюмость характера, дловитость и явное нерасположеніе къ сплетнямъ.
— А вотъ, извольте видть — пошелъ я сегодня поутру въ таможню продолжать дознаніе по обнаруженному, при послдней ревизіи, неправильному направленію дла о провоз черезъ таможню женой члена Блявскаго, безъ оплаты пошлинъ, зубной щетки и двухъ перочинныхъ ножей. Вы знаете, что Дубининъ на меня за это дло ужасно сердится, такъ какъ я гну на обвиненіе его въ бездйствіи власти. Онъ даже позволилъ себ сказать прямо мн въ лицо: это вдь не духи подъ видомъ глицерина, которые шли до моего прізда передъ вашимъ носомъ года три.— Это я ему еще припомню, вставилъ онъ въ скобкахъ, скрививши ротъ на сторону.— Ну-съ, такъ иду я по таможенному двору, и вдругъ изъ пакгауза выходитъ дрягиль Хаимка и въ рукахъ у него бутылка прованскаго масла. Мн, знаете, сразу блестящая мысль. Стой! говорю, куда несешь? Оказалось, что это Буковичъ приказалъ отлить изъ бочки и поставить въ сняхъ на окно… Хотлъ-было тутъ же составить протоколъ, да спохватился, повернулъ назадъ и къ Телятину! Черезъ четверть часа, на его лошади, опять подкатилъ къ таможн, вхожу въ сни, а моя бутылочка тутъ-какъ-тутъ на окн красуется! Сейчасъ за Буковичемъ и Хаимкой, да еще человкъ десять свидтелей прихватилъ. Пока доложили Дубинину, а у меня уже трое были спрошены. Прибгаетъ онъ изъ пакгауза, весь багровый: ‘что это, говоритъ, вы бурю въ стакан воды поднимаете? масла на лампадку къ образу взяли, а вы тутъ какой-то криминалъ усмотрли!’ А я ему сейчасъ рипостъ: если вы изволите признавать распоряженія г. начальника округа скандаломъ, то благоволите донести ему объ этомъ, а мн такія рчи слушать не приходится, тмъ боле, что лампадка остается подъ сильнымъ сомнніемъ. Такъ Дубининъ даже позеленлъ, сейчасъ же сократился, а я еще протокольчиковъ десятокъ составилъ. Словомъ сказать, такой ему камуфлетъ поднесъ, что глицеринъ ему будетъ памятенъ!
Мн стало противно глядть на этого ядовитаго комаришку, и я, раскланявшись, пошелъ домой, въ сопровожденіи Подметкина, которому было со мной по пути. Какъ только мы отворили калитку и вышли на площадь, съ нсколькихъ сторонъ раздались свистки и крики совы.
— Это контрабандиры даютъ другъ дружк знать, чтобы насъ остерегаться, добродушно замтилъ мой спутникъ.
— Какъ, даже здсь, возл самой казармы, они гуляютъ свободно? удивился я.
— Помилуйте, ихъ здсь страсть сколько! ужь очень удобное мсто: сады да огороды.
— Ну, и часто вы ихъ ловите?
— По правд сказать, рдко, да и то больше случайно натыкаемся. Организація у нихъ ужь очень хороша!
Я такъ и заснулъ на сопоставленіи хорошей организаціи контрабанднаго промысла съ усиліями поставленныхъ для противодйствія ему лицъ: изловить бутылку масла на пути изъ пакгауза въ лампадку!
На слдующее утро, когда я еще лежалъ въ кровати, ко мн вошелъ Подметкинъ. За чаемъ онъ съ увлеченіемъ повствовалъ о порядк довольствія нижнихъ чиновъ, о срокахъ службы мундирныхъ вещей и о хорошихъ качествахъ объзчичьихъ лошадей.
Когда я совсмъ одлся, онъ пригласилъ меня пройти въ бригадную канцелярію, а затмъ въ таможню, таинственно прибавивъ: вамъ хотятъ дать васьковскій отрядъ здшней роты, поимки въ немъ все большія и прибыльныя. Имъ теперь временно завдуетъ вашъ будущій сосдъ, Ершовъ.
Въ канцеляріи я познакомился съ двумя запасными офицерами, что-то въ род военныхъ чиновниковъ особыхъ порученій. Одинъ — капитанъ Вихоркинъ, изъ военно-аудиторскихъ писарей, дока по части выемокъ у евреевъ сосднихъ мстечекъ мелкой контрабанды, въ род отрзковъ миткаля и платковъ на манеръ турецкихъ, безъ котораго ни одна уважающая себя еврейка не выйдетъ на улицу въ шабашъ. Другой — 56-тилтній поручикъ Большовъ, около года какъ опредленный въ стражу изъ отставки. Онъ вышелъ, тридцать лтъ тому назадъ, изъ армейскихъ гусаръ въ отставку, пролъ въ самый короткій срокъ родовое имніе, посл чего опредлился въ гражданскую службу, въ которой постепенно добрался до мста совтника питейнаго отдленія казенной палаты и, по упраздненіи откуповъ, остался въ чин статскаго совтника за штатомъ. А такъ какъ вс безгршные доходы, соединенные съ этимъ мстомъ, шли на кормленіе мстныхъ губернскихъ тузовъ, то, съ упраздненіемъ доходной должности, старый гурманъ остался безъ всякихъ средствъ. Тузы сейчасъ же отвернулись, и ему ничего боле не оставалось, какъ принять съ благодарностью предложеніе поступить въ стражу съ прежнимъ чиномъ поручика, плохо гармонировавшимъ съ его сдинами.
Ничего въ дл не смысля, несмотря на продолжительную, усердную и полезную службу, и питая склонность къ кутежамъ на чужой счетъ, по неимнію собственныхъ средствъ, слабохарактерный Большовъ, незамтно для самого себя, благодаря отсутствію такта и недюжинной способности къ подражанію, вскор сталъ въ положеніе затрущобскаго буффона. Никто отъ него никогда не требовалъ никакого дла, за то холостая компанія, посл обда, за которымъ старикъ осушалъ не въ мру много краснаго вина, помирала со смху, когда онъ начиналъ разсказывать безчисленные скоромные анекдоты. Телятинъ, большой аматеръ до женскаго пола, очень любилъ эти анекдоты, когда они разсказывались въ интимномъ кружк, куда допускался и Большовъ, получившій когда-то очень порядочное образованіе. Мамоновъ, въ отсутствіи своей Леночки, тоже весьма сиисходительно слушалъ повствованія сдого поручика.
Чтобы покончить съ интеллигентными силами окружного управленія, слдуетъ упомянуть о второмъ чиновник особыхъ порученій, Мухобоев, отставномъ артиллерист-академик, сначала очень усердно принявшемся за дло, а потомъ вдругъ его бросившемъ.
Ко времени моего прізда, онъ велъ періодами совершенно разную жизнь: то усердно занимался химіей, которую изучилъ основательно, и тогда сидлъ либо дома, никого не принимая, либо у Телятина, тоже занимавшагося химіей, то вдругъ ударялся въ кутежи, игралъ вс ночи на-пролетъ въ карты, посл чего вставалъ къ полудню, часа два занимался чисткою ногтей и расчесываніемъ своихъ прекрасныхъ русыхъ волосъ, и къ тремъ часамъ шелъ обдать къ Телятину, гд, опрокинувъ рюмки четыре водки, нещадно трунилъ надъ Мюкке.
Послднею спицею интеллигентнаго колеса окружной машины былъ Иліодоръ Пафнутьевичъ Ивановъ, секретарь окружной канцеляріи, трудолюбивый, но ужасно медлительный мученикъ своего дла. Никогда не мудрствуя лукаво, онъ по пяти часовъ въ сутки торчалъ передъ столомъ Телятина, собственноручно редактировавшаго самыя пустйшія бумаги, и невозмутимо передавалъ канцеляристамъ для переписки въ восьмой разъ одно и тоже представленіе, на стиль котораго почему-либо обратилъ свое вниманіе г. начальникъ округа.
Таможня, по своему вншнему виду, произвела на меня крайне непріятное впечатлніе: старый, дурно оштукатуренный двухэтажный домъ смотрлъ какой-то больницей, а окружавшіе его съ трехъ сторонъ деревянные сараи-пакгаузы покосились на сторону. Нижній этажъ занимала канцелярія, а на верху была квартира управляющаго. Несмотря на присутствіе массы евреевъ, въ таможн царствовала чистота и порядокъ, этимъ она всецло обязана была Дубинину, заставшему при прізд ужасную грязь и такое смшеніе жидовскаго элемента съ чиновничьимъ, что разобраться въ этомъ вертеп человку мене опытному было бы не подъ силу.
Дубининъ принялъ меня очень ласково и, несмотря на очень сдержанный характеръ, почему-то разговорился со мной но душ.
— Жаль мн васъ, молодой человкъ, сказалъ онъ мн на прощанье какъ-то особенно душевно:— вамъ бы лучше было попасть въ N-скій округъ, тотъ хоть боевой, а потому нуждается въ энергичныхъ людяхъ, тогда какъ здсь, того и гляди, васъ охладятъ бутылкой оливковаго масла, вылитой на голову какимъ-нибудь законникомъ въ род Мюкке.
Переписка о назначеніи меня командующимъ васьковскимъ отрядомъ тянулась одиннадцать дней. Какъ ни странно это покажется непосвященнымъ въ пріемы бюрократіи, однако Подметкинъ, поздравляя меня съ новою должностью, выразилъ нкоторое даже умиленіе, что вопросъ ршился такъ быстро. Въ скорйшемъ движеніи его принялъ, изволите-ли видть, участіе самъ г. начальникъ округа, а то бы раньше мсяца ни за что не отдлаться. Началось съ того, что при явк я подалъ два рапорта о прибытіи начальнику округа и бригадному командиру, затмъ, послдній написалъ первому, посл словесныхъ соглашеній, представленіе о назначеніи меня на вакантный постъ командующаго васьковскимъ отрядомъ. Телятинъ затребовалъ въ дополненіе къ этому копію съ моего формулярнаго списка (у него была уже въ канцеляріи одна копія, но подъ другимъ дломъ, о назначеніи офицеровъ въ бригаду). Мамоновъ написалъ дополнительное представленіе съ этою копіею, на немъ была дана изъ канцеляріи Ивановымъ подробная справка, съ какого времени и по какой причин отрядъ былъ безъ офицера. Вслдствіе ея, послдовала подробная мотивированная резолюція Телятина, написанная мелкимъ почеркомъ на всемъ свободномъ пол представленія, въ которой, принимая во вниманіе съ одной и съ другой стороны, и въ соображеніе съ третьей, и при всемъ томъ, имя въ виду… назначеніе мое утверждалось. Ршеніе это сообщено бригадному особымъ предложеніемъ, вызвавшимъ съ своей стороны нсколько новыхъ бумагъ отъ послдняго: ротному командиру, мн, временно завдовавшему отрядомъ Ершову и, наконецъ, опять Телятину, что все исполнено.
Въ результат образовалось по этому случаю пять новыхъ длъ: въ окружной и бригадной канцеляріяхъ о назначеніи штабсъ-капитана Неудачнева командующимъ васьковскимъ отрядомъ, отличавшихся лишь тмъ, что вс бумаги, бывшія въ подлинник въ одномъ, были въ копіи въ другомъ и наоборотъ: въ ротной канцеляріи, отдлявшейся отъ бригадной тонкою перегородкою — дло о передач, въ присутствіи ротнаго командира, васьковскаго отряда капитаномъ Ершовымъ шт.-кап. Неудачневу, у меня — о принятіи отряда отъ капитана Ершова, и у этого послдняго — о сдач отряда мн. Всего, съ разными вдомостями, въ пяти длахъ 72 бумаги на 116 писанныхъ листахъ!
Пока тянулась вся эта канитель, я проводилъ время преимущественно въ своей гостинниц, изучая уставъ, изрдка поигрывая на билліард, да слушая разсказы веселой сестры хозяина, Ганны, о подвигахъ контрабандировъ и героевъ мстной интеллигенціи. Двушка эта, очень наблюдательная и сообщительная, была моимъ лучшимъ собесдникомъ, благодаря совершеннному отсутствію кокетства низшей пробы, столь свойственнаго камеристкамъ зазжихъ домовъ. Отъ нея я узналъ, между прочимъ, какъ свирпый генералъ изъ нмцевъ, Фаустъ, предмстникъ Телятина, провезъ, ничего не подозрвая, четыре пуда шелковой матеріи, уложенной братомъ Ганны, Грищукомъ, подъ генеральское сиднье, при возвращеніи изъ заграничнаго городка, куда генералъ любилъ здить пить ‘чисто нмецкое’ пиво, а также, какъ этотъ же Грищукъ донесъ самъ на себя въ таможню о провоз контрабанды въ двойномъ дн саней съ сномъ. По этому доносу, третьи и пятнадцатые сани, въ транспорт съ сномъ въ 16 подводъ, были тщательно осмотрны и въ двойныхъ днахъ дйствительно обнаружено нсколько кусковъ шерстяной матеріи. За это Грищукъ поплатился четырьмя дрянными лошадьми и двумя санями, бывшими подъ извозомъ, 312 рублями пени, внесенной имъ за подставного хозяина, бездомнаго мщанина, да ведромъ спирта, поднесеннаго этому послднему за непріятности по допросамъ и путешествіе къ приставу, а также за безвинное фигурированіе въ спискахъ контрабандировъ. Отъ доли своей, какъ доносчика, Грищукъ великодушно отказался по той простой причин, что между остальными четырнадцатью санями, осмотрнными довольно поверхностно, десять саней имли тоже двойныя дна, подъ которыми прошло безнаказанно шелковой матеріи на четыре тысячи рублей пошлины.
Изъ быта мстной интеллигенціи Ганна сообщила мн, что затрущобская Мессалина, жена акцизнаго чиновника, посл долгихъ подходцевъ, покорила, наконецъ, сердце Телятина и теперь размщаетъ своихъ многочисленныхъ родственниковъ и поклонниковъ по разнымъ третьестепеннымъ таможеннымъ учрежденіямъ, куда кандидаты изъ Петербурга не идутъ. Потомъ, она передала мн, что Мухобоевъ, которому Телятинъ хотлъ-было поручить дознаніе о бутылк масла, пойманной Мюкке на таможенномъ двор, прямо объявилъ имъ обоимъ, что онъ прежде всего порядочный человкъ, а потомъ уже чиновникъ, а потому такими ярыжными длами заниматься’не станетъ.
Признаюсь, протестъ этотъ, выраженный, конечно, въ нсколько рзкой форм, мн очень понравился и побудилъ меня сблизиться съ Мухобоевымъ. Онъ оказался чрезвычайно симпатичнымъ человкомъ, несмотря на нкоторую напускную грубость въ обращеніи. Подленькія побужденія, руководившія людьми, съ которыми ему приходилось постоянно сталкиваться, пустота и необразованность мстнаго общества, чрезвычайная податливость прекраснаго пола, наконецъ, полнйшая безхарактерность Телятина — все это, вмст взятое, имло чрезвычайно пагубное вліяніе на характеръ Мухобоева. Изъ привычнаго къ умственному труду, всегда веселаго и очень ровнаго въ обращеніи молодого человка онъ сдлался нервнымъ, раздражительнымъ, по временамъ совершенно неспособнымъ ни къ чему, кром карточной игры, какъ онъ самъ мн потомъ признавался. Телятинъ, покойная жена котораго была его родной теткой и который занимался одно время его воспитаніемъ, такъ привязался къ способному и живому мальчику, что даже и теперь, когда мальчикъ этотъ обратился въ безпокойнаго подчиненнаго, не могъ долго сердиться на него. Мухобоевъ, въ свою очередь, очень его любилъ, хотя, конечно, видлъ вс его недостатки.
— Вы, пожалуйста, не думайте, говорилъ онъ мн:— что дядя дйствительно такой безчувственный чинушка, какимъ онъ представляется съ перваго разу. Онъ прекраснйшей души и благороднйшій человкъ. Вся бда въ томъ, что онъ попалъ въ этотъ омутъ, гд живой души не отыщешь, а при его безхарактерности, подобная обстановка губительно дйствуетъ и, чего добраго, черезъ нсколько лтъ совсмъ затянетъ его въ тину!
— Ну, а вы, спрашивалъ я его:— разв, при вашей откровенности, вы не въ состояніи открыть ему глаза и показать въ настоящемъ свт всхъ этихъ Мюкке и Ко?
— Пробовалъ, батинька, и даже настойчиво, махнувъ рукой, проговорилъ мой собесдникъ:— ничего не вышло! Поймите, что вдь тутъ нужно улавливать затаенную мысль всякой затваемой пакости, нужно рыться во всхъ нечистотахъ, постоянно дышать ихъ міазмами — а на это не хватаетъ выдержки! Я бросилъ службу, которую любилъ, принялся здсь за работу энергично и усплъ провести, скажу безъ хвастовства, нсколько весьма полезныхъ длъ. По несчастью, случилось здсь дло, въ разршеніи котораго въ извстномъ направленіи была заинтересована вся клика, съ Мюкке во глав. Я велъ его по совсти, но, по неопытности, сдлалъ нсколько промаховъ съ формальной стороны. Поднялась цлая буря, и меня не постыдились обвинить во взяточничеств. Произошла сцена съ дядей, посл которой я потребовалъ удаленія одного барина, теперь уже выгнаннаго министерствомъ, дядя сначала согласился, а потомъ передумалъ. Съ тхъ поръ я бросилъ заниматься длами и только по временамъ играю роль древняго хора, высказывая при случа дяд, что объ его управленіи могутъ думать честные люди. Да вотъ еще химіей съ нимъ занимаюсь.
Въ разсказ этомъ было столько искренности, что онъ еще боле сблизилъ меня съ Мухобоевымъ, и мы въ короткое время стали самыми добрыми друзьями.
Получивъ предписаніе принять отрядъ, я отправился къ своему ротному командиру, поставленному надъ шестью отрядами. Войдя въ сни небольшого домика, окруженнаго садикомъ, я наткнулся на бабу, продававшую старое платье еврею. На просьбу мою доложить ротному о моемъ приход, баба указала на дверь и промолвила:
— Идите себ прямо, онъ тамъ юпки строчитъ!
Въ гостинной съ очень убогой обстановкой я засталъ человка лтъ пятидесяти, съ большою сдою головою и короткимъ туловищемъ, одтаго въ неопредленнаго цвта архалукъ и сидящаго за швейной машинкой. Онъ такъ былъ углубленъ въ подшиванье какихъ-то юпокъ, закрывавшихъ его по плечи, что не замтилъ моего прихода, и я могъ свободно любоваться на чадолюбиваго вдовца, подготовлявшаго своимъ двумъ взрослымъ дочерямъ тарлатановыя платья къ предстоявшему семейному вечеру въ клуб, въ то время, какъ барышни читали въ тни только-что расцвтшей сирени собраніе иностранныхъ романовъ. Я постучалъ шпорами, и мой капитанъ стремительно вскочилъ и сталь извиняться, что не одтъ по форм.
Начались казенные разговоры о прежней моей служб и о необходимости привести отрядъ въ порядокъ.
— Позвольте просить васъ, г. капитанъ, началъ я:— объяснить мн мои обязанности, я человкъ новый и въ устав нашелъ весьма немного указаній на то, что собственно требуется отъ отряднаго офицера.
Катитанъ вдругъ подтянулся и недоврчиво покосился на меня.
— Вамъ надо ознакомиться съ длами здшняго отряда, тамъ все бы увидли, сказалъ онъ какъ-то нехотя.
— Но въ длахъ, которыя я просмотрлъ, нтъ ничего общаго, принципіальнаго: тамъ все случайности того или другого задержанія.
— Тамъ, напротивъ, все совершенно ясно, наконецъ, есть инструкція, которою вы должны руководствоваться.
— Я долженъ сознаться, что инструкція, вами рекомендуемая, очень неполна. Она составлена нсколько десятковъ лтъ тому назадъ и положительно устарла. Я, напримръ, ршительно не понимаю, какъ исполнить правило: объзжать отрядъ днемъ и ночью, а если можно, то и чаще?
— А такъ и длайте… какъ написано, безъ фанаберій, прервалъ меня ротный, начиная какъ-то странно растягивать слова.
— Извините меня, г. капитанъ, но это не указаніе, которое я у васъ просилъ.
— Да что… вы, вы… тычете мн ка-ка-пи-пи-питаномъ? вдругъ заревлъ онъ на меня, уже совсмъ заикаясь:— я, я… я знаю, что я капитанъ, что вы-ы ты-чите мн чи-инъ мой? смяться что-ли выдумазаали? Я… я… я по-о-кажу мальчиш-шк смяться надъ за-за-заслуженнымъ офи-фи-фи…церомъ!
— Г. капитанъ! прикрикнулъ я въ свою очередь: — прошу васъ не забывать, что я не мальчишка, а штабсъ-капитанъ, и никому не позволю обращаться со мной неприлично! Я ршительно не понимаю, почему чинъ капитана для васъ оскорбителенъ. Если это такъ, то скажите прямо, какъ васъ слдуетъ звать вн службы, я, пожалуй, готовъ величать васъ хоть богдыханомъ!
Капитанъ вдругъ присмирлъ, съёжился и, схвативъ меня за об руки, началъ извиняться, объясняя, что погорячился потому, что подозрвалъ во мн желаніе подсмяться надъ его, несоотвтствовавшимъ годамъ, чиномъ.
Когда же я возобновилъ разговоръ о разъясненіи моихъ будущихъ обязанностей, онъ снова ушелъ въ свою скорлупу, твердя съ какимъ-то кретинскимъ видомъ: такъ и длайте, какъ написано. Я махнулъ рукой и ушелъ ни съ чмъ.
Сатиръ Клементьевичъ Нудный — такъ прозывался ротный командиръ — былъ изъ воспитанниковъ блаженной памяти казанскаго батальона военныхъ кантонистовъ. Дослужившись тамъ до фельдфебеля, онъ держалъ экзаменъ на подпоручика и, при помощи протекціи, выдержалъ его якобы удовлетворительно. Въ стражу онъ попалъ черезъ генерала Фауста, при дтяхъ котораго покойная жена Нуднаго жила нянькою, роту же получилъ недавно, единственно въ силу пословицы: на безлюдьи и ома дворянинъ.
Сатиръ Клементьичъ отличался прекраснымъ почеркомъ и полнйшею безграматностью, при неудержимой страсти къ писанію бумагъ собственнаго сочиненія. Съ подчиненными онъ былъ заносчивъ, если не встрчалъ отпора, передъ начальствомъ совершенно терялся, а въ домашнемъ быту состоялъ въ полномъ подчиненіи дочерей и бабы, продававшей старье, и командовалъ только истрепанной собакой Балеткой. На смотрахъ и вообще при всякомъ душевномъ волненіи неистово заикался. Боясь, какъ онъ выражался, ‘кромпометаціи’, онъ никогда не давалъ своимъ подчиненнымъ какихъ-либо указаній по служб, не исходившихъ непосредственно отъ высшаго начальства, послднія же умлъ выразить такъ литературно, что никто никогда не могъ уловить ихъ смысла.
На слдующій день, вечеромъ, ко мн зашелъ Мухобоевъ и лаконически произнесъ: ‘Одвайтесь!’
— Зачмъ? куда?
— Ничего страшнаго, идемъ на семейный вечеръ въ клубъ. Я что-то заскучалъ, химическій анализъ боле не удовлетворяетъ. Пойдемъ, полюбуемся мстными красавицами.
Когда мы вошли, около 9 часовъ, въ клубъ, вечеръ былъ уже въ полномъ разгар: въ зал до 14 паръ танцовали отважную польку-мазурку съ прищелкиваніемъ каблуковъ, въ отдльной комнат помщались любители зеленаго поля, между которыми я замтилъ обоихъ генераловъ, игравшихъ въ вистъ съ Дубининымъ и Большовымъ. Главными танцорами были: Петренко, исправляющій должность судебнаго слдователя, при первомъ же знакомств заявлявшій, что по его ‘виховору’ нельзя узнать, что онъ ‘хохолъ’, за нимъ слдовалъ Піонтковскій, телеграфистъ, ярый мазуристъ въ розовомъ галстух. Надъ всми дамами царила Чаркина, жена акцизнаго, очень декольтированная брюнетка съ подведенными бровями и сомнительнымъ румянцемъ. Генеральша Мамонова выплывала только въ кадрили. Между барышнями отличались своею миловидностью об дочери Нуднаго, въ блыхъ тарлатановыхъ платьяхъ, за шитьемъ которыхъ я засталъ ихъ папеньку.
— Ну теперь, окончивъ инспекцію, пойдемте, батенька, къ источнику всхъ униженныхъ и оскорбленныхъ, произнесъ Мухобоевъ и почти насильно потащилъ меня въ буфетъ.
Едва я вошелъ въ эту комнату, какъ услыхалъ знакомый мн веселый голосъ, кричавшій: ‘Птушокъ, птушокъ, золотой гребешокъ, тебя-ли зрю?’
Не могло быть сомннія: это былъ голосъ Боровикова, моего товарища но школ, гд онъ меня иначе не называлъ, какъ птушкомъ.
— Шурка! воскликнулъ я въ радостномъ изумленіи: — здорово! вотъ не ожидалъ встртить тебя въ этихъ палестинахъ!
— А я и не подозрвалъ, что вы товарищи! вмшался Мухобоевъ:— а то бы поторопился свести васъ. Майоръ еще третьяго дня пріхалъ, мы вчера съ нимъ цлый день путались, а васъ оставили скучать.
Мы подсли къ столу, за которымъ помщался Шурка визави съ бутылкой шампанскаго. Потребовалось подкрпленіе, и дружественная бесда заставила меня забыть на нкоторое время невеселыя мысли, осаждавшія меня въ послдніе дни. Наговорившись вдоволь о прекрасномъ прошломъ, я поинтересовался узнать, какимъ образомъ Шурка Боровиковъ попалъ въ стражу. Я не встрчался съ нимъ со времени выпуска, когда онъ поступилъ въ одинъ изъ самыхъ аристократическихъ полковъ гвардейской кавалеріи, а я похалъ въ свой N—скій уланскій полкъ.
— Видишь-ли, душа моя, повствовалъ Шурка, прихлебывая шампанское:— я чуточку зарвался, надлалъ долговъ, примрно тысченокъ на пятьдесятъ, которые папенька уплатилъ, и чуть не женился на извстной всему Питеру вдовушк Зерниной. Но та, какъ только узнала, что фатеръ отъ уплаты могущихъ появиться новыхъ долговъ отказался, сейчасъ съиграла назадъ. Тогда семейный совтъ, не спросясь меня, и устроилъ мой переводъ въ эту трущобу. Средствій продолжать прежній train не было, а переименованіе изъ штабсъ-ротмистровъ въ майоры мн даже льстило, ну, я и сдался… А ты, птушокъ, тоже врно профершпилился и попалъ сюда для освженія личнаго состава?
Я разсказалъ ему свою исторію, прибавивъ, что ршился бросить прежніе кутежи и серьёзно заняться новымъ дломъ. Затмъ, полюбопытствовалъ узнать, какъ устроился Шурка и какъ идетъ у него пограничная служба.
— Ну братъ, я вижу, ты совсмъ испортился, прервалъ меня Шурка: — чортъ знаетъ объ какихъ пустякахъ задумываешься. Служба, душа моя, везд одна: дла не длай, а отъ дла не бгай, и что ты особеннаго увидалъ въ пограничной служб? Т же лошади, которыхъ ежедневно чистятъ и лижутъ, т же шнуровыя книги, да вдомости о фуражномъ и людскомъ довольствіи. А устроился я отлично. Мстечко у насъ хотя и мизерное, но вино и женщины есть, слдовательно, жить можно. У насъ тамъ таможня маленькая и управляетъ ею извстный Ваничка Чижиковъ. Глупъ непроходимо, сидитъ цлый день въ канцеляріи, а жена у него бутончикъ лтъ девятнадцати, всего второй годъ замужемъ. Квартирую же я у аптекаря, за 25 руб. въ мсяцъ дв комнаты со столомъ, а аптекарша у этого аптекаря пухленькая блондинка Стася. Тлеса, душа моя, такія, что въ Питер на нихъ тысченокъ пять въ годъ просадить можно было бы, а здсь — par amour.
— А офицеры у тебя въ рот каковы? спросилъ я.
— Офицерство, признаться сказать, швахъ! одинъ есть молодой поручикъ Гудковъ, тотъ ничего себ, дльный и носовые платки у него всегда чистые, за то остальные шесть ни къ чорту! офицерское подобіе даже утратили. Все строчатъ другъ на друга доносы, а я эту дребедень въ каминъ бросаю. Думаю, совсмъ переписку упразднить, и такъ уже два доноса сжегъ по ошибк изъ тхъ, что Телятинъ прислалъ для разбора.
— А поимки въ твоихъ отрядахъ большія?
— Случаются и хорошія, но все больше отъ успвшихъ скрыться проносителей. Мн за это вотъ его дядя даже выговаривалъ. Не можетъ, говоритъ, быть, чтобы вс успвали бжать! а чортъ ихъ тамъ разберетъ, какъ они это между собой обработываютъ — на нтъ и суда нтъ! Вонъ старый хрычъ Мазуреско, изъ румынъ, такъ тотъ просто самъ возитъ контрабанду: нагрузитъ бричку, положитъ въ карманъ на всякій случай отношеніе въ таможню, что, молъ, везетъ отбитую контрабанду, да въ ближайшее мстечко къ евреямъ и волочетъ!
— Ну послушай, Шурка, возмутился я:— вдь если это такъ, то тутъ и твоей вины малость есть!
— Да я-то, душа моя, при чемъ тутъ? удивился Шурка:— я вдь не сыщикъ, чтобы эту мазуру ловить. Стасю въ неврности изобличить — это я, пожалуй, могу, а на такія дла есть Мюкке. Онъ три дознанія производилъ, но по недостатку уликъ, какъ онъ выражается, таковыя оставлены безъ дальнйшаго хода.
— А дядя знаетъ объ этомъ? спросилъ Мухобоевъ.
— Вашъ сердобольный дядя утшалъ меня еще сегодня, что черезъ годъ Мазуреско выслужитъ пенсію и тогда будетъ уволенъ совсмъ въ отставку, а пока рекомендовалъ строго за нимъ наблюдать.
Послышался призывъ къ мазурк, Шурка вскочилъ и побжалъ въ залъ.
— Я, братъ, съ помпадуршей танцую, шепнулъ онъ мн.
Пока шла мазурка, которою дирижировалъ Боровиковъ, немилосердно муштруя растерявшихся танцоровъ, и во время которой у молодой жены стараго архиваріуса кринолинъ повернулся совсмъ на бокъ, что не мшало ей продолжать прыгать съ Піонтковскимъ, Мухобоевъ усплъ выпить еще дв бутылки и вернулся въ залъ въ очень возбужденномъ состояніи.
— Марья Ивановна! обратился онъ вдругъ громко къ жен архиваріуса:— у васъ юпки падаютъ.
Марья Ивановна сконфузилась и побжала въ уборную, а Піонтковскій началъ-было объясняться съ Мухобоевымъ, но тотъ такъ выразительно посмотрлъ на свой кулакъ, проговоривъ басомъ: ‘а ты, Пшепендовскій, не въ свое дло не суйся!’, что мазуристъ моментально стушевался.
— Ну, теперь пойдемте до дому, обратился Мухобоевъ ко мн:— я думаю, и вамъ надола эта собачья комедія. Вонъ комаришка точитъ свое жало съ Сатиромъ, который отъ счастья заикается. Тошно смотрть на этихъ мерзавцевъ! добавилъ онъ громко, нимало не стсняясь близкимъ сосдствомъ Мюкке и Нуднаго, которые благоразумно притворились, что ничего не слыхали.
Боясь новаго скандала со стороны моего буйнаго во хмлю пріятеля, я поспшилъ принять его приглашеніе и ушелъ, не простившись даже съ Шуркой, который, къ величайшему огорченію Телятина, совершенно завладлъ помпадуршей, не обращая ни малйшаго вниманія на бднаго генерала, круглые глаза котораго готовы были выскочить.
На улиц Мухобоевъ очнулся и глубоко вдохнулъ прохладный ароматный воздухъ.
— Какой я сталъ въ сущности скотиной! воскликнулъ онъ:— вы, голубчикъ, не судите меня слишкомъ строго: это, вдь, я изрдка дебоширничаю. Да вы, впрочемъ, сами видли, что это за народъ!
Съ этими словами онъ простился и поспшно пошелъ домой.
Приступая къ разсказу о житейскихъ и служебныхъ треволненіяхъ, которыя мн пришлось испытать при столкновеніи съ порядками, регулированіе которыхъ лежало на обязанности только-что описаннаго ареопага, я позволю себ предварительно познакомить читателя съ устройствомъ мало кому знакомаго пограничнаго надзора.
Стража, предназначенная къ охраненію границы, какъ отъ вторженія контрабанды, такъ и вообще отъ перехода чрезъ нее не въ указанныхъ для этого пунктахъ, размщается по постамъ, въ кордонныхъ домахъ, отстоящихъ одинъ отъ другого приблизительно верстахъ въ трехъ-четырехъ. Дома эти частью принадлежатъ казн, частью арендуются на боле или мене продолжительные сроки. Нердко случается, что офицеру нтъ никакой возможности помститься мало-мальски прилично, особенно семейному. На каждомъ посту, примняясь къ требованіямъ мстности, находится нсколько конныхъ объздчиковъ и пшихъ стражниковъ подъ начальствомъ старшаго, 5 или 6 постовъ соединяются въ отрядъ подъ командою оберъ-офицера, помощникомъ у котораго состоитъ отрядный вахмистръ. Нсколько отрядовъ составляютъ роту, командиръ которой иметъ преимущественно наблюденіе за фронтовою и хозяйственною частями, хотя не чуждается и прямого дла. Вся стража одного таможеннаго округа, отъ 2-хъ до 6-ти ротъ, смотря по протяженію, формируетъ бригаду. Бригадный командиръ подчиненъ начальнику округа, хотя тамъ, гд послдніе изъ гражданскихъ чиновниковъ, онъ иметъ вполн самостоятельное значеніе въ инспекторскомъ отношеніи.
Граница, состоявшая въ вдніи моего отряда, не имла никакихъ естественныхъ предловъ, а была чисто географическая и обозначалась столбами съ соотвтственною надписью. Вдоль ея шла патрульная дорога въ нсколько шаговъ ширины. Днемъ, граница оберегалась конными разъздами, пшими патрулями, а въ самыхъ бойкихъ мстахъ часовыми. Ночью, разъзды усиливались, а стражники занимали секреты. Перейти фиктивную преграду не представляло даже днемъ большого затрудненія, такъ какъ на протяженіи многихъ верстъ, по об стороны патрульной дороги, тянулся громадный, густой лсъ.
Водвореніе мое на посту васьковскаго отряда совершилось въ нсколько дней, въ теченіи которыхъ Ершовъ сдавалъ, я принималъ, а Нудный мшалъ сдавать и принимать отрядъ на законномъ основаніи. Оба капитана, наконецъ, ухали, и я остался одинъ, лицомъ къ лицу съ своими новыми обязанностями. Хотя мстность была очень живописна, лса кругомъ благоухали и квартирка моя изъ 3-хъ комнатъ въ казенномъ дом вполн удовлетворяла несложнымъ требованіямъ холостяка, тмъ не мене, съ первыхъ же дней моего водворенія стало ясно, что жизнь въ такомъ захолусть возможна безъ выпивки только подъ условіемъ постоянныхъ занятій. Хорошенькій садикъ мой давалъ возможность скоротать не безъ удовольствія часикъ по утру, да столько же вечеромъ, при поливк цвтовъ, разсаду которыхъ мн обязательно доставилъ Ершовъ. Книги изъ моей походной библіотеки могли дать еще часа два полезно проведеннаго времени, обдъ и ужинъ въ одиночеств кончались какъ-то необыкновенно быстро, а все остающееся время я ршился посвятить служб. Началъ обучать людей всякимъ наукамъ, часто назначалъ зду со скачкою черезъ препятствія и рубкою примрныхъ контрабандировъ, неизмнно торчавшихъ у каждаго офицерскаго поста, и самымъ ревностнымъ образомъ вызжалъ по ночамъ то въ секретъ, т. е. въ засаду, то длалъ объздъ линіи для поврки высланныхъ на границу людей. Каждое утро вахмистръ, жившій на другомъ фланг отряда, являлся ко мн съ рапортомъ и докладывалъ, что все обстоитъ благополучно и — увы! поимокъ не задержано. Зная, что отрядъ мой считался однимъ изъ самыхъ бойкихъ въ округ по провозу контрабанды, я терзался и искалъ объясненія, почему, при самомъ бдительномъ надзор, мы въ 10 ночей нетолько не задержали, но даже и не видли ни одного, сколько-нибудь заслуживающаго вниманія транспорта. Конечно, дневное утомленіе людей дежурствами, классами, ученіями, да разсылкою съ почтой, отчасти объясняло наши неудачи. Не давъ выспаться человку днемъ, нельзя требовать отъ него неутомимаго бодрствованія ночью, и мн не разъ случалось будить стражниковъ, залегшихъ въ секретъ. Но конные патрули несомннно бодрствовали, да и пшіе секреты, видя мою дятельность, значительно подтянулись, а поимокъ все нтъ да нтъ.
Я ршился, наконецъ, устроивъ свое гнздо и урегулировавъ по возможности не обременительно дневныя занятія нижнихъ чиновъ, сдлать визиты моимъ сосдямъ по отрядамъ, Ершову на лвомъ фланг и поручику Бирштейну на правомъ, да кстати поразвдать у нихъ о мстномъ характер контрабанднаго промысла.
Подъзжая на своемъ скакун къ старой помщичьей усадьб, въ которой помщался Ершовъ съ постовою командою, я увидалъ съ полдюжины здоровыхъ мальчугановъ, отъ 11 до 4 лтъ, съ азартомъ скакавшихъ чрезъ конный барьеръ. Направо, на огород, между грядами съ разсадою, сидлъ на корточкахъ гигантъ и усердно пололъ сорныя травы. Въ парусинномъ пальто, безъ галстука, съ взъерошенной, прикрытой мятой соломенной шляпой головой, онъ напомнилъ мн степняка помщика изъ мелкопомстныхъ. На обширномъ двор гуляли цлыя стада индекъ и куръ, а въ небольшомъ пруду, примыкавшемъ къ огороду, полоскались и ныряли утки и чинно плавали гуси.
— А! милый сосдъ!.. привтствовалъ меня бросившій работу Ершовъ, простирая ко мн свои мозолистыя, перепачканныя въ земл, руки:— наконецъ-то мы васъ дождались, а то, признаться сказать, я ужь думалъ, что вы гнушаетесь нашимъ братомъ, чернорабочимъ!
Я объяснилъ причину, задержавшую меня вс эти дни дома, и мы отправились въ усадьбу въ сопровожденіи мальчугановъ, ловко перепрыгивавшихъ плетни и канавы. Маленькій четырехълтній бутузъ старался не отставать отъ старшихъ и безпрестанно кувыркался черезъ голову.
Гостиная, она же и столовая, была крайне скромно меблирована, но подкупала безукоризненною чистотою и веселымъ балкономъ-террасой, обросшей дикимъ виноградомъ.
— Милости просимъ, садитесь, будьте гостемъ! говорилъ хозяинъ, двигая стульями:— какъ видите, мы живемъ совсмъ по простот, надо же чмъ-нибудь содержать эту армію, прибавилъ онъ, указывая на мальчиковъ:— вдь у меня еще дв старшихъ двочки!
Пока онъ перечислялъ свою армію, въ комнату вошла или, лучше сказать, вкатилась небольшого роста, совсмъ кругленькая женщина лтъ подъ сорокъ, одтая въ простенькое ситцевое платье. Хозяинъ представилъ меня ей, какъ своей жен… ‘А это — мои старшія’, добавилъ онъ, указывая на слдовавшихъ за матерью двухъ двушекъ, рослыхъ и цвтущихъ здоровьемъ.
— Мы здсь живемъ въ уединеніи, повствовала немного на распвъ Любовь Ниловна, жена Ершова.— Общества не видимъ, за то и болзней городскихъ не знаемъ, вотъ старшей моей семнадцатый годъ, а ни у нея, ни у остальныхъ никакихъ болзней, кром кори, не было.
— Какъ же вы проводите время? спросилъ я, чтобы поддержать разговоръ.
— Какъ вамъ сказать? отвчала хозяйка:— живемъ очень тихо, но не скучаемъ. Двушекъ учу на фортепьяно и тому немногому, что сама знаю. Двое мальчиковъ тоже ужь начали правильныя занятія, въ лсъ ходимъ, гербаризируемъ. Опять и хозяйство. Съ двумя молодыми помощницами едва справляюсь, накормить да обшить всхъ, сидя сложа руки, тоже вдь не поспешь. Мужъ съ отрядомъ да съ огородомъ возится, а когда на охоту, такъ и на цлый день закатится. Вонъ и старшаго сынишку, Ваню, ужь къ ружью пріучаетъ.
Поговоривъ немного, Любовь Ниловна вышла, гремя ключами, по хозяйству, а я воспользовался ея отсутствіемъ, чтобы разспросить Ершова о способахъ ловить контрабанду, причемъ пожаловался на свои неудачи.
— Да вы доносчиковъ-то подыскали? огорошилъ онъ меня вопросомъ.
— Какихъ доносчиковъ? Я просто караулю границу почти вс ночи на-пролетъ.
— Ну, такъ ничего и не поймаете. Безъ доносчиковъ нельзя, да и съ ними надо держать ухо востро. Незнающаго человка проведутъ, какъ пить дадутъ!
— Какъ же вы длаете, чтобы васъ не провели?
— А я, батюшка мой — старый воробей, да притомъ у меня и фортель есть, выработанный собственнымъ опытомъ, не безъ гордости сообщилъ Ершовъ, добродушно подмигивая.
— Ради Бога, подлитесь со мною этимъ фортелемъ, умолялъ я, горя нетерпніемъ узнать что-нибудь по своей новой спеціальности.
Но Ершовъ какъ-то плутовато прищурилъ глаза и скептически покачалъ головой.
— Вы, Петръ Петровичъ, человкъ молодой, началъ онъ серьёзно:— вамъ не все равно, какимъ оружіемъ побивать врага, вамъ, небось, подавай все рыцарское. А я человкъ старый, обремененный семьей, денно и нощно помышляющій, какъ бы зашибить лишнюю копейку, поэтому и въ средствахъ я не разборчивъ. Конечно, продолжалъ онъ, какъ бы оправдываясь передъ самимъ собой:— подлости заправской я не сдлаю, казны не обсчитаю, ну, а жидову, говоря откровенно, эксплуатирую безъ зазрнія совсти. Мой фортель весь въ томъ, что я постоянно ссорю между собой самыхъ крупныхъ торгашей-контрабандировъ. Случится, напримръ, задержать нсколько пачекъ, я сейчасъ по ихъ таинственнымъ знакамъ узнаю, кому он принадлежатъ. И сейчасъ призываю хозяина къ себ: ‘что, братъ Мошка, влопался? говорю. И по дломъ теб дураку, ты вотъ Хаимку щадишь, а онъ на тебя указалъ’.— Разв онъ? спрашиваетъ взволнованно Мошка.— А по твоему, я по запаху узналъ? Смотришь, а дня черезъ три получается анонимный доносъ на Хаимку. И такъ вотъ всхъ перессорилъ.
Мн этотъ фортель показался не безукоризненнымъ, что, впрочемъ, я и высказалъ откровенно его автору.
Ухать отъ Ершовыхъ не пообдавъ оказалось совершенно невозможнымъ. Я остался и не раскаялся: день провели въ прекрасномъ саду, находившемся по другую сторону усадьбы. Любовь Ниловна слишкомъ поскромничала, упомянувъ о томъ немногомъ, что знаетъ. Оказалось, что она получила солидное образованіе и до сихъ поръ не забросила литературы. Удляя изъ своего немногаго, сумму на выписку лучшаго періодическаго журнала и наиболе выдающихся новыхъ книгъ, она съ живымъ интересомъ слдила, посреди своихъ хозяйственныхъ заботъ, за всмъ, что длается на свт. Разговоръ съ ней освжилъ меня, а старикъ Ершовъ сообщилъ мн много практическихъ совтовъ, какъ лучше смотрть за границей.
Я ухалъ отъ нихъ подъ вечеръ, когда гигантъ, въ сопровожденіи всей арміи, вооруженной лейками, отправился поливать садъ и огородъ. Не зазжая домой, я прямо отправился въ разъздъ, который увнчался, наконецъ, маленькимъ успхомъ. Часу во второмъ ночи, я задержалъ лично, въ первый разъ, крестьянина съ шестью пузырями, наполненными спиртомъ. Эта ничтожная поимка все-таки меня порадовала, хотя радость моя была отравлена слезами колнопреклоненнаго проносителя.
Къ другому моему сосду, нмцу Карлу Ивановичу Бирштейну, я попалъ на другой день къ закату солнца, и его, какъ и Ершова, я засталъ въ рабочемъ костюм, но не въ огород, а въ саду, крошечномъ и чрезвычайно аккуратно распланированномъ, на подобіе тхъ садиковъ-игрушечекъ, которые часто попадаются около нмецкихъ желзно-дорожныхъ станцій. Карлъ Ивановичъ оказался жовьяльнымъ бюргеромъ съ вчной трубкой въ зубахъ, а супруга его, худая вершковъ 11 нмка, сантиментальною Кугигундою, говорившею на ломанномъ русскомъ язык. Далеко было ихъ убранной не безъ претензіи на уютность квартир, съ цвтущими бальзаминами и пеларгоніями на окнахъ, отъ простой и неприглядной снаружи, по симпатичной усадьбы Ершова.
Амалія Карловна, вышедшая изъ спальни въ франтовскомъ плать, стсняла меня своею чопорностью, а ‘зистэмъ’ Карла Ивановича относительно добыванія доносчиковъ и ловли прибыльныхъ поимокъ, оказался на столько проще по нравственному складу фортеля Ершова, что я поспшилъ откланяться и вернулся домой совсмъ не въ своей тарелк.
Оказалось, что поручикъ просто входитъ въ сдлку съ контрабандирами: т даютъ ему, на указанномъ впередъ мст, цнную поимку, съ условіемъ, чтобы извстные пункты въ эту ночь были, по возможности, свободны отъ секретовъ, и Карлъ Ивановичъ съ легкимъ сердцемъ ловитъ свою поимку, позаботившись предварительно объ исполненіи другого условія съ своими доносчиками. Что тащутъ тогда въ другомъ мст эти послдніе, до него ужь не касается, если патрули ничего не видли. Онъ даже очень простодушно предлагалъ и мн свой ‘зистэмъ’, на томъ основаніи, что большинство старыхъ служакъ такъ длаютъ. Начальство очень довольно, да и въ карманъ кое-что на табакъ попадаетъ.
По истеченіи мсяца я представилъ вдомость задержаніямъ, произведеннымъ за это время въ моемъ отряд, въ которой имя мое фигурировало только разъ противъ шести пузырей спирта, оцненныхъ въ таможн въ 6 руб. 32 коп. Вдомости эти представлялись, помимо донесеній по каждому задержанію, писавшихся въ трехъ экземплярахъ: начальнику округа, бригадному и въ таможню. Недли черезъ три пришелъ отвтъ, въ которомъ Телятинъ поставлялъ мн на видъ уменьшеніе какъ числа поимокъ, такъ и ихъ цнности, а въ особенности подчеркивалась моя личная бездятельность, выразившаяся на бумаг въ томъ, что вс задержанія сдланы самостоятельно нижними чинами.
Не симпатизируя фортелямъ Ершова и гнушаясь системой Бирштейна, я опять задумался надъ способами сдлать мой надзоръ боле дйствительнымъ. Пришлось обратиться къ вахмистру, старому служак, внушавшему мн своею наружностью и дятельностью полное довріе. Хоменко былъ польщенъ моимъ обращеніемъ и, подобно Ершову, прежде всего обратилъ вниманіе на отсутствіе доносчика, предложивъ даже на дняхъ прислать мн своего.
— Да зачмъ я буду лишать тебя законнаго дохода, пользуясь доносомъ, который былъ бы иначе поданъ теб? протестовалъ я.
— Помилуйте, ваше благородіе, ничего этого быть не можетъ. Онъ за мои малыя деньги даетъ мн и доносы средственные, а вы извольте дать побольше, тогда и доносъ будетъ много лучше, пояснялъ Хоменко. А когда я сказалъ, что начальство требуетъ непремнно моего личнаго участія въ задержаніяхъ, то онъ прибавилъ:
— Вашему благородію, при такомъ постоянномъ безпокойств, безпремнно слдуетъ вписываться въ наши лучшія поимки, мы и задерживаемъ теперь, благодаря не надо быть лучшему расположенію секретовъ.
— Помилуй, братецъ, что ты это выдумалъ! Ну, какъ я буду ни съ того, ни съ сего показывать себя задержателемъ, когда я только секреты разставлялъ? Вдь это у людей изъ кармана награду значитъ тащить слдуетъ?
— Къ этому, ваше благородіе, наши солдатики привыкши. Прежніе господа, чуть поимка побольше, сейчасъ на себя берутъ.
— Почему же настоящіе задержатели не протестуютъ? спросилъ я, заинтересованный такою безцеремонностью господъ: — вдь въ таможн ихъ опрашиваютъ?
— Людей можно такъ вымуштровать, что они сами господину же офицеру покажутъ, что получили отъ него приказаніе слдить въ томъ самомъ мст, гд произошло задержаніе.
— Это какъ же?
— Да вотъ хоть ротный нашъ, господинъ капитанъ Нудный, когда они года два назадъ командовали этимъ отрядомъ, то, какъ только нижніе чины покажутъ ему, что поимку они задержали, значитъ, сами по себ, онъ ихъ сейчасъ на ученье пшими по конному, да на песк часа два и проморитъ. Раза два, три такъ продлалъ, солдатики и стали говорить, какъ желалъ г. капитанъ.
Хоменко, не смотря на добродушный топъ, такъ съумлъ подчеркнуть недобросовстность господъ офицеровъ, что я поспшилъ замять разговоръ.
Черезъ нсколько дней, я разговорился съ Ершовымъ про вписываніе въ чужія поимки, о которыхъ разсказывалъ вахмистръ, и старался вывдать отъ него причину, по которой большая часть поимокъ нижнихъ чиновъ была безъ проносителей, успвавшихъ будто бы всегда бжать.
Онъ слушалъ меня, облокотившись на столъ, улыбка, не то саркастическая, не то сожалнія, играла на его толстыхъ губахъ.
— Вижу, сударь мой, прервалъ онъ свое молчаніе: — что вы туго усвоиваете себ наши пограничные порядки. Не будетъ изъ васъ никогда хорошаго пограничнаго офицера, въ томъ смысл, какъ понимаетъ это начальство. Почему, напримръ, вы такъ смотрите на вписыванія въ чужія поимки? Ну, возьмите хотя бы меня. Я полагаю, что вы достаточно хорошо со мной ознакомились и знаете, что я, дорожа каждой своей копейкой, ни за что не позволю ни себ, ни кому другому обидть солдата, отнявъ у него заслуженный имъ грошъ! А между тмъ, я самъ неоднократно вписывался въ чужія поимки, конечно, покрупне.
— Извините меня, я этого не понимаю, прервалъ я его, удивленный такимъ признаніемъ.
— А между тмъ, дло очень простое. Начальство требуетъ отъ меня поимокъ, а между тмъ, Хаимку съ Мошкой почему-нибудь поссорить не удается, остается одинъ исходъ: вписаться въ солдатскую поимку. Конечно, наградныя я всегда въ этихъ случаяхъ отдаю настоящему задержателю, за то передъ начальствомъ являюсь исправнымъ офицеромъ. Втереть очки нашимъ генераламъ или эксплуатировать жидову я за грхъ не считаю, да и вамъ совтовалъ бы усвоить себ тотъ же взглядъ на нашу службу. Съ волками жить — по волчьи выть, такъ-то, сударь мой, заключилъ онъ свое поученіе.
— Ну, а относительно хроническаго упуска проносителей, какъ вы полагаете? возобновилъ я разспросы посл нсколькихъ минутъ молчанія.
— Объ этомъ я ничего не полагаю, а достоврно знаю, что семьдесятъ пять процентовъ изъ проносителей нарочно упускаются задержателями, кто за рубль, а кто и даромъ. И опять-таки вашъ покорнйшій слуга и въ этомъ дл тоже гршенъ. Не одинъ десятокъ изъ задержанныхъ мною Грицко да Янко платились, вмсто пени, хорошимъ подзатыльникомъ. Тутъ ужь чисто коммерческій разсчетъ подсказываетъ, что надо такъ поступить: товаръ безъ проносителя живо продается, дло въ таможн не тянется, и наградныя поступаютъ въ карманъ тогда, когда еще не усплъ забыть, что сдлалъ поимку. Тогда какъ съ проносителемъ дло неминуемо затягивается, товаръ лежитъ непроданнымъ и портится, потому что разные стрекулисты ни за что не пропустятъ случая заработать синенькую и подучиваютъ тайнаго хозяина подавать отъ имени задержаннаго апелляціи въ департаментъ, министру и даже въ сенатъ, если оцнка большая. Тогда прощайтесь съ наградой на долго! Года два-три, а не то и четыре пройдетъ, пока вы вернете т денежки, которыя дали доносчику, а про пеню и говорить нечего. Вы, пожалуй, опять скажете, что это дло не чистое? крикнулъ гигантъ въ заключеніе: — а по моему, закоснлому во грхахъ убжденію, такъ поступать — значитъ умть примняться къ не нами созданнымъ обстоятельствамъ.
Ровно черезъ три дня, Алтеръ Фуксъ, доносчикъ вахмистра, явился ко мн и, оглядвши кругомъ, нтъ-ли кого посторонняго, таинственно сообщилъ мн, что, въ два часа слдующей ночи, у пяти дубковъ должна пройти контрабанда. Ему, Фуксу, наврно неизвстно, что именно, ни, судя по приготовленіямъ, будетъ не мене трехъ лошадей.
Алтеръ Фуксъ былъ плюгавенькій жидокъ лтъ сорока, вчно боязливо озиравшійся и безпрестанно вздрагивавшій. Онъ не внушалъ мн никакого доврія, такъ какъ вс эти пріемы казались напускными, ради принятой роли. Я былъ даже увренъ, что на этотъ разъ онъ безсовстно вретъ и прекрасно знаетъ, что будетъ задержано нами въ эту ночь.
Пошли переговоры о вознагражденіи: Фуксъ требовалъ 25 р. впередъ и 75 немедленно по задержаніи. Я стоялъ на своихъ условіяхъ: 25 р. по задержаніи, а по полученіи наградныхъ остальные, до 33% изъ всей наградной суммы.
— Ну, пусть будетъ по вашему, наконецъ согласился Алтеръ:— но тогда подъ условіемъ отпустить проносителей!
— Это уже отъ меня не зависитъ, отвчалъ я:— успемъ поймать, такъ не упустимъ. Будь спокоенъ.
— Чиво тутъ шпикоенъ! протестовалъ доносчикъ: — ежели поймаете, я конца дла чекать не могу, въ такемъ раз панъ дастъ мн сорокъ процентовъ съ оцнки, а не съ продажи!
Пришлось согласиться, и я немедленно сдлалъ вс распоряженія, чтобы въ указанномъ мст было незамтно сосредоточено къ часу ночи достаточное число людей.
Часовъ въ 9 вечера, когда я собирался въ объздъ, съ тмъ, чтобы своевременно присоединиться къ секрету, объздчикъ Мироновъ, бывшій у меня за деньщика, вдругъ спросилъ:
— Ваше благородіе, къ пяти дубкамъ на поимку изволите хать?
— А ты почему это знаешь? воскликнулъ я, удивленный.
— Да я тутъ Фукса видлъ, онъ что-то съ стражникомъ Барчукомъ шептался объ этомъ мст, а Барчукъ у старшаго въ секретъ къ волчьей ям просился посл того, отвчалъ Мироновъ многозначительно.
— Ты къ чему же тутъ волчью яму-то приплелъ?
— А то, ваше б—іе, что Барчукъ хитрый, спроста въ секретъ проситься не станетъ, онъ, наврно, съ жидомъ опять уговорился что-нибудь пропустить.
— А разв за нимъ это водится?
Мироновъ утвердительно кивнулъ головой и прибавилъ:
— Онъ постоянно съ Алтеромъ и Мошкой дружитъ, у него и деньги завсегда водятся. Товарищи сказываютъ, что онъ имъ многое пропущаетъ, даже брички сколько разъ Верницкому на фольваркъ доставлялъ.
Сообщеніе Миронова показалось мн очень правдоподобнымъ. Мимо волчьей ямы шла торная дорожка отъ заграничнаго села къ фольварку, а Барчукъ, молодой, красивый и очень расторопный солдатикъ, имлъ чрезвычайно плутоватую физіономію. Онъ, повидимому, былъ изъ незаконнорожденныхъ барскихъ дтей и, кое-чему научившись въ бытность дворовымъ, смахивалъ на продувного писаря. Въ секреты, по близости волчьей ямы, онъ хаживалъ частенько.
Я приказалъ Миронову никому ничего не говорить, а къ полночи быть готовымъ въ командировку. Самъ же похалъ въ разъздъ, собралъ на постахъ четырехъ лучшихъ объздчиковъ, выслалъ ихъ на опушку лса, а затмъ, дохавъ до пяти дубковъ, сказалъ вахмистру, что чувствую себя не хорошо, возвращаюсь домой, и передалъ ему начальство надъ засадой. Пріхавъ домой, я придрался къ какой-то неисправности Барчука и арестовалъ его, а къ волчьей ям послалъ Миронова. Затмъ, собралъ высланныхъ на опушку четырехъ объздчиковъ и занялъ съ ними засаду такъ, чтобы контрабандиры не могли, открывъ насъ, вернуться за границу.
Ночь была темная, дождливая. Втеръ неистово шумлъ въ лсу, донося до насъ какіе-то неясные звуки: то будто волчій вой, то плачъ ребенка. Я былъ сильно возбужденъ и безпрестанно поглядывалъ по направленію къ границ, но прошелъ часъ, потомъ другой, а въ лсу никого не показывалось. Время тянулось ужасно медленно. Нельзя было даже закурить папироски, чтобы не выдать нашего присутствія зоркимъ глазамъ контрабандировъ. Наконецъ, около половины третьяго, когда дождь прекратился, со стороны границы показался конный, который, прохавъ мимо меня, осторожно направился къ ям. Я подумалъ, что испортилъ все дло, не оставивъ въ ней Барчука и замнивъ его Мироновымъ, котораго, конечно, признаетъ развдчикъ, и тогда другіе два всадника, силуэты которыхъ неясно обрисовывались на самой границ, конечно, не перейдутъ ея. Но Мироновъ оказался находчиве меня. Въ ям развдчикъ не нашелъ никого. Онъ осторожно осмотрлся, пошарилъ въ сосднихъ кустахъ и затмъ протяжно завылъ волкомъ. Всадники двинулись впередъ, ведя въ поводу еще по одной лошади. Еще минута томительнаго ожиданія, блеснулъ огонекъ и грянулъ сигнальный выстрлъ Миронова. Мы бросились къ своимъ лошадямъ, стоявшимъ въ канавкахъ, и начали погоню за всадниками, которые, выпустивъ лошадей, бывшихъ въ поводу, старались уйти отъ насъ. Развдчикъ и одинъ всадникъ бросились по направленію къ фольварку, а другой всадникъ — къ границ. Въ погон за ними, въ темнот, я получилъ сильный ударъ въ голову о сломанную втку, но усплъ собственноручно поймать одну вьючную лошадь. Объздчики задержали одного всадника, а другой усплъ ускакать къ фольварку. За нимъ скрылась въ темнот и вторая вьючная лошадь, замчательно ловко избгшая преслдованія объздчика Карпенко, лихого наздника. На выстрлъ прибжали еще два стражника изъ сосднихъ секретовъ и помогли словить развдчика, соскочившаго съ лошади и прятавшагося въ чащ.
Я вернулся домой къ 4-мъ часамъ утра, усталый и промокшій, и сейчасъ же заснулъ богатырскимъ сномъ. Когда я проснулся, былъ уже одиннадцатый часъ на исход, и вахмистръ давно уже ждалъ со своею поимкою: шесть пудовъ чая безъ проносителя. Трофеями же моего задержанія были два крестьянина, три лошади и четыре пуда не особенно добротной черной шелковой матеріи.
Афера, на которую шелъ Алтеръ, давая доносъ на чай и уговариваясь въ то же время съ Барчукомъ о шелковой матеріи, была, очевидно, выгодная: онъ способствовалъ задержанію чая рублей на 240 по самой высокой оцнк и, подъ прикрытіемъ этого, думалъ провезти матерію, одной пошлины съ которой, если предположить, что мы задержали половину транспорта, 1,600 рублей. Такимъ образомъ, ‘зистэмъ’ Бирштейна, которая, по слухамъ, практиковалась далеко не имъ однимъ, возбуждая удивленіе ближайшаго начальству къ умнью извстныхъ личностей ловить контрабанду, серьёзно била по карману казну.
Цлый день прошелъ въ писаніи протоколовъ и шести донесеній. Въ рапорт начальнику округа я подробно изложилъ причины прорыва внутрь края половины транспорта съ шелковою матеріею.
Покончивъ съ этой литературой и отправивъ опечатанные тюки въ таможню, я поспшилъ къ Ершову сообщить о своихъ подвигахъ. Онъ внимательно меня выслушалъ и указалъ нкоторые промахи: мсто засады было выбрано дурно: необходимо было обезпечить дорогу къ фольварку, занявъ ее главными силами, а со стороны границы слдовало оставить въ помощь секрету лишь одного коннаго. Кром того, стараніе изловить провозителей, по его мннію, способствовало уходу вьючной лошади, на которой всегда вьючится значительно боле, чмъ на лошадяхъ подъ верхомъ. Я старался оправдаться тмъ, что ожидалъ бгства непремнно за границу и желаніемъ изловить кого-либо изъ провозителей, чтобы вывдать хозяевъ контрабанды и уличить Алтера и Барчука.
— И, конечно, достигли своей цли? съехидничалъ Ершовъ, прищуривая, по своему обыкновенію, правый глазъ.
— Признаюсь, не узналъ ничего, отвчалъ я:— задержанные упорно увряютъ, что везли товаръ неизвстнымъ имъ евреямъ, общавшимъ встртить ихъ за лсомъ.
— И для подобнаго открытія упустили тысченку аршинъ шелку, а съ ними рублей 300 наградныхъ? подсказалъ мой собесдникъ.
Я былъ опечаленъ нестолько упущеніемъ 300 рублей, сколько тмъ, что далъ возможность водворить на глазахъ у себя такую крупную контрабанду.
— Что же мн длать съ Барчукомъ?
— А ровно ничего, смотрите за нимъ въ оба и не назначайте въ важные секреты.
Такъ прошло лто, и незамтно подкралась осень съ ея ненастьями. Службу я ни мало не забросилъ и рдкую ночь не вызжалъ на границу, несмотря, однако, на бдительный надзоръ за ней, поимки, посл одновременнаго задержанія чая и шелковой матеріи, совершенно прекратились, если не считать случайныхъ задержаній пузырей со спиртомъ и небольшихъ пачекъ съ плохимъ ситцемъ и дрянными платками для крестьянскихъ бабъ. Алтера Фукса я прогналъ за его продлку съ шелковой матеріей. Изъ округа пришелъ уже строгій выговоръ за явную бездятельность, да другой — по поводу донесенія моего о прорыв внутрь края части шелковой матеріи у волчьей ямы. Вахмистръ, между прочимъ, передалъ мн, что евреи перенесли вс свои операціи въ отрядъ Бирштейна и ужасно на меня сердятся и даже приготовляютъ какой-то доносъ, а Барчукъ, подозрвавшій, что его арестовали тогда не спроста, лзъ изъ кожи, чтобы выказать свою благонадежность. Онъ задержалъ трехъ крестьянъ, тайно переходившихъ границу, и одного военнаго дезертира, за которыхъ и получилъ законныя денежныя награды. Наконецъ, въ исход сентября, часу въ десятомъ вечера, онъ представилъ на постъ совершенно новую коляску, запряженную парою очень хорошихъ лошадей. Въ ней помщался помщикъ Верницкій, молодой и очень презентабельный баринъ, одтый въ бурку и дорожную шапку, а подъ сидньемъ находился чемоданъ, въ которомъ оказались два куска свтлой шелковой матеріи, столовое блье, тысяча сигаръ и прекрасный золотой браслетъ съ жемчугомъ. Я былъ чрезвычайно удивленъ такимъ задержаніемъ и пригласилъ Верницкаго для составленія протокола къ себ въ квартиру. Барчукъ представилъ, кром того, два двадцати-пяти рублевые билета, какъ данные ему въ подкупъ. На оффиціальномъ допрос Верницкій показалъ, что, желая, по случаю предстоящей женитьбы, обзавестись новымъ экипажемъ и сдлать кое-какіе подарки невст, онъ пріобрлъ все задержанное за границей и хотлъ, по совту неизвстнаго ему по фамиліи еврея-комиссіонера, провезти все помимо таможни, но былъ задержанъ, не взирая на 50 рублей, данные для того, чтобы отпустили.
Поршивъ формальности и отпустивъ Барчука, я оставилъ Верницкаго напиться чаю и закусить, по случаю ненастной погоды. Онъ охотно согласился. Въ разговор съ нимъ, я коснулся вопроса, какимъ образомъ онъ ршился рисковать коляской, дорогими подарками, да еще и пеней, немного не достигавшей тысячи рублей, изъ-за пошлины, мене 200 рублей? Верницкій немного замялся, но потомъ, какъ-будто на что-то ршившись, сказалъ:
— Съ вами, кажется, можно говорить откровенно. Вся суть въ томъ, что я шелъ почти наврняка. Барчукъ неоднократно пропускалъ мн разныя вещи и всегда аккуратно держалъ данное слово. И на этотъ разъ, какъ и въ предшествовавшіе, онъ получилъ отъ меня за пропускъ впередъ 50 рублей, но въ лсу вдругъ остановилъ, далъ выстрлъ, на который прискакалъ другой объздчикъ, и меня приволокли сюда. Ну, что-жь, добавилъ онъ беззаботно:— по дломъ! voleur, voleur et demi!
— Отчего же вы не сказали всего этого на допрос и не уличили мошенника? спросилъ я.
— Помилуйте, зачмъ же я буду дважды играть въ дурака! вскричалъ молодой человкъ.— Заплачу пеню, и все тутъ. Я думалъ, что держу Барчука въ рукахъ, записавъ NoNo билетовъ, данныхъ ему впередъ, но онъ оказался хитре меня и представилъ ихъ въ вид подкупа. Ничмъ не рискуя, онъ получитъ ихъ обратно, да еще съ благодарностью начальства!
Я былъ возмущенъ поступкомъ Барчука: онъ провелъ Верницкаго, безнаказанно надсмялся надо мной и въ заключеніе долженъ былъ получить награду боле пятисотъ рублей! Обо всхъ его продлкахъ я передалъ Нудному, назжавшему теперь довольно часто, по случаю предстоявшаго смотра. Онъ хотлъ-было оставить все по старому, но я такъ энергически протестовалъ противъ дальнйшаго пребыванія этого мошенника въ моемъ отряд, грозя все разсказать бригадному, что Нудный, по обыкновенію, струсилъ и перевелъ Барчука въ отрядъ Бирштейна, который впослдствіи не могъ нахвалиться расторопностью молодого солдата. Сколько онъ протащилъ тамъ за два года контрабанды — одному Богу извстно.