На далеком Востоке, Кроуфорд Фрэнсис Марион, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 218 минут(ы)

НА ДАЛЕКОМЪ ВОСТОК.

(Mr. Isaacs).

Романъ Маріона Крофорда.

Глава I.

Что бы ни говорили Жанъ-Жакъ Руссо и его школа, не вс люди родятся свободными, но и не вс въ оковахъ, если оковы эти не созданы ими же самими. Нтъ сомннія, что въ странахъ, гд чрезмрная свобода или тиранія способствуютъ образованію того класса людей, которыхъ называютъ авантюристами, человкъ, силою ли свой воли или еще боле могущественною силою своего раболпія, можетъ достигнуть высочайшихъ степеней, точно также, какъ, при отсутствіи этихъ свойствъ, онъ способенъ спуститься до самой низкой ступени общественной іерархіи. Тамъ, гд свобода вырождается въ распущенность, жестокіе и хищническіе инстинкты людей смлыхъ и безсовстныхъ отдаютъ большею частью въ ихъ распоряженіе достояніе, почести и повышенія, по справедливости, принадлежащія другимъ, въ тхъ же многочисленныхъ и несчастныхъ странахъ, гд господство тирана замнило власть Бога, неутомимые льстецы, которые терпливо переносятъ всевозможные удары и остаются умренными среди окружающаго ихъ обилія, несомннно, должны проложить себ современемъ путь къ власти.

На Восток, гд наслдственный или, по крайней мр, традиціонный деспотизмъ никогда не искоренялся съ самой отдаленной поры и гд среди господствующихъ расъ царитъ общественный строй, несравненно боле унизительный для остальныхъ племенъ, чмъ феодализмъ,— условія для роста и развитія настоящихъ искателей приключеній гораздо благопріятне, нежели въ любой изъ свободныхъ странъ.

Характеръ китайскаго народа понятенъ намъ боле всхъ остальныхъ. Оттоманская имперія и Персія понын управляются шайкою льстецовъ, дйствующихъ отъ имени своего номинальнаго властителя. Въ то же время, Индія, находящаяся въ однородныхъ условіяхъ подъ британскимъ господствомъ, являетъ примръ самаго беззастнчиваго военнаго деспотизма, не останавливающагося ни передъ кровопролитіемъ, ни передъ хитростями для того, чтобы выгнать изъ злополучныхъ рабовъ (другаго имени для нихъ нтъ) послдній грошъ или отнять у богатыхъ ихъ законное достояніе. Эти страны изобилуютъ разсказами объ авантюристахъ, превратившихся изъ простыхъ рядовыхъ въ главнокомандующихъ войскомъ, о странствующихъ торговцахъ, женившихся на принцессахъ, смлыхъ матросахъ, возвысившихся до адмиральскаго чина, малообразованныхъ младшихъ сыновьяхъ англійскихъ перовъ, окончившихъ жизнь законными обладателями неправильно нажитыхъ милліоновъ.

Съ сильнымъ личнымъ деспотизмомъ перваго Наполеона началась во Франціи новая эра авантюристовъ, не изящныхъ и утонченныхъ, какъ С. Жерменъ, Каліостро или графиня де-ла-Моттъ, но отъявленныхъ негодяевъ, которые, пуская въ дло ножъ или бичъ, обращали на себя вниманіе только животною силою или грубостью.

Восточные авантюристы окружены несравненно боле поэтическимъ и изящнымъ ореоломъ. Здсь рдко приходится пускать въ ходъ ножъ или бичъ, а если и случается иногда, то это длается какъ можно незамтне. Хочетъ ли султанъ избавиться отъ ненужной ему жены, ее преспокойно задлываютъ въ мшокъ вмст съ нсколькими ядрами и безъ дальнйшихъ церемоній опускаютъ въ Босфоръ. Добродушный, немного старомодный мэдпурскій раджа обдлывалъ эти дла безъ всякой огласки, а когда милосердые британцы желаютъ сохранить тайну, человка вшаютъ въ уединенномъ мст, куда не заглядываютъ репортеры. Какъ нкогда въ греческихъ трагедіяхъ, кровопролитіе совершается всегда за сценою, и въ настоящее время эти дла только прибыльны, но не доставляютъ уже никакой славы. Тни убитыхъ появляются, правда, иногда на столбцахъ какихъ-нибудь непокорныхъ индійскихъ газетъ и слабо бормочутъ: ‘Ото-то-той!’, какъ нкогда тнь Дарія, но добродушные британцы обращаютъ весьма мало вниманія на такіе визиты. За то, если грубый и кровожадный типъ искателей приключеній встрчаетъ мало спроса на Восток, тамъ открывается широкій просторъ умному и скромному льстецу, а иногда и честному, даровитому человку, который достаточно свободенъ отъ восточныхъ предразсудковъ, чтобы энергически браться за все, что встрчается на пути, опережая другихъ соискателей только неутомимостью и смтливостью.

Я зналъ когда-то человка, который не былъ ни льстецомъ, ни авантюристомъ, но проложилъ себ дорогу къ несмтному богатству и могуществу только своей громадною выдержкою, хотя его возвышенные взгляды на соціальныя цли человчества мшали ему принимать прямое участіе въ разршеніи политическихъ вопросовъ. Bon chien chasse de race,— пословица эта одинаково примнима къ собакамъ, лошадямъ, рогатому скоту и къ людямъ, а въ этомъ человк, самомъ благородномъ тип арійскаго племени, были въ высшей степени развиты т качества, которымъ его раса обязана своимъ преобладаніемъ. Результатъ его дятельности способенъ завлечь этнографа въ лабиринтъ догадокъ, но самый фактъ такъ заманчивъ, что я не въ силахъ воздержаться отъ желанія разсказать его, хотя бы вышеупомянутый этнографъ и сбился съ толку въ своихъ попыткахъ разршить загадку.

——

Въ сентябр 1879 года, какъ разъ въ то время, когда былъ умерщвленъ въ Кабул сэръ Каваньяри, я находился въ Симл, въ нижней части Гималаи, куда меня привлекли интересы одной англо-индійской газеты, редакторомъ которой я состоялъ въ то время. Въ другихъ странахъ, въ особенности въ Европ или Америк, есть сотни мстъ вдоль моря или на склонахъ горъ, гд извстныя болзни излечиваются соотвтствующими противоядіями, водою, воздухомъ или тмъ и другимъ вмст. Слдуя аристократическому и священному примру зальцбургскихъ епископовъ за послднія восемь столтій, континентальные монархи считаютъ воздухъ и воды Гаштейна единственнымъ средствомъ для освженія мозга, утомившагося подъ бременемъ короны. Изнженный сибаритъ детъ въ Эмсъ, Висбаденъ или Ахенъ, а почти неизлчимый стастолюбецъ — въ Эксъ, въ Савой, или въ Карлсбадъ. Америка также богата всевозможными Виездами, отъ прелестныхъ водъ Саратоги и магнетическихъ ключей Лэнсинга или Мичигана, отъ Виргиніи, настоящей сокровищницы источниковъ съ клокочущими срными водами до теплыхъ ключей Арканзаса, этой ultima Tlmle фланирующаго, и доведеннаго до отчаянія человчества. Но въ Индіи, въ чемъ бы ни заключалась болзнь, въ изнурительной лихорадк, блой горячк, маларіи, схваченной на охот за тиграми въ Терай, или дизентеріи, полученной на берегахъ Ганга, существуетъ только одно мсто для изцленія — горы, и главною горною станціею считается Симла.

Въ Симлу или, какъ говорятъ туземцы, Шумлу, находящуюся на склон высокихъ Гималаевъ, стекаются въ сырой періодъ мунсуна постители еще боле разнообразные, чмъ даже въ Баньеръ-де-Бигорръ на юг Франціи, гд веселый французъ, пріхавшій только съ однимъ легкимъ, спрашиваетъ у дамы позволенія удалиться на минуту, чтобы разстаться съ остаткомъ послдняго легкаго: ‘Pardon, madame, je m’en vais cracher mon autre poumon’.

Въ Симлу перекочевываетъ на лто вся администрація: вице-король, члены совта, клерки, наборщики и толпа паразитовъ. Сюда высшій сановникъ перевозитъ изъ равнины жену, дочерей и свою больную печень. Сюда же стекаются и журналисты, чтобы собирать новости, которыя просачиваются изъ плохо сколоченнаго зданія административныхъ тайнъ, а за недостаткомъ новостей сочиняютъ ихъ сами, сколько требуется для наполненія столбцовъ ежедневной газеты.

На склонахъ ‘Джэко’, лсистой возвышенности, господствующей надъ городомъ, предпріимчивый нмецъ устраиваетъ, концертную залу и разводитъ садъ для любителей пива, подъ тнью рододендроновъ таинственно движутся госпожа Блавацкая, полковникъ Олькотъ и мистеръ Сипнетъ и даютъ свои диковинныя представленія, а для дополненія пестрой толпы нтъ недостатка въ богатыхъ туристахъ изъ Америки, берлинскихъ ботаникахъ и британскихъ пэрахъ. Въ самой Симл нтъ дорогъ для катанья въ экипажахъ, за исключеніемъ одной узенькой дорожки, которая, во время моего пребыванія тамъ (а, по всему вроятію, и теперь), предназначалась для исключительнаго пользованія вице-короля. Здсь вс здятъ верхомъ — мужчины, женщины и дти, можно видть въ изобиліи экземпляры всхъ конскихъ породъ, начиная съ чистокровныхъ жеребцовъ лорда Кильдэра и кончая широкими, похожими на ладью, лошадьми, мистера Кэрри Гэркивса, коммиссара по государственнымъ доходамъ въ Бенгаліи. Нтъ необходимости останавливаться подробно на описаніи этого благословеннаго уголка, гд баронъ Дахъ нашелъ бы новыя подкрпленія для своей теоріи притягательной силы горъ.

Немного оріентировавшись и помстивъ слугъ и багажъ въ одной изъ лучшихъ гостинницъ, я началъ оглядываться и, въ качеств интеллигентнаго американскаго наблюдателя, какимъ я себя считаю, нашелъ не мало удовольствія въ изученіи характера пестрой толпы, которая двигалась на веранд и по алле.

Наконецъ, пробилъ часъ обда. Вмст съ остальной публикой я направился въ столовую и занялъ указанный мн стулъ. Мсто, мн отведенное, было послднимъ съ одной стороны длиннаго стола, противъ него находился незанятый стулъ, за которымъ, скрестивъ руки, стояли двое замчательно хорошо одтыхъ слугъ, въ блыхъ съ золотомъ тюрбанахъ, видимо, поджидая своего господина. Онъ не долго промедлилъ. Не припомню, чтобы во всю жизнь меня такъ поразила чья-либо наружность. Незнакомецъ слъ противъ меня, и немедленно одинъ изъ слугъ, ‘китматтаровъ’, какъ ихъ здсь зовутъ, удалился и вскор вернулся съ драгоцннйшимъ бокаломъ и фляжкою чистйшей венеціанской работы. Взявъ бокалъ, слуга наполнилъ его холодною водою и подалъ своему господину. Человкъ, пьющій воду,— рдкость въ Индіи, но чтобы кто-нибудь обставлялъ этотъ актъ такой художественностью,— это было явленіемъ, невиданнымъ мною до той поры. Я заинтересовался до послдней степени и слдилъ за скромной трапезой незнакомца,— онъ лъ очень мало.

Невольно сопоставлялъ я его съ нашими сосдями, которые, подобно плннымъ Цирцеи, соперничали, казалось, въ истребленіи говядины, баранины и стакановъ отвратительной смси водки, содовой воды и льду, погубившей уже подъ тропическимъ солнцемъ столько здоровыхъ людей. Наблюдая за моимъ сосдомъ, мн почудилось, что онъ непремнно итальянецъ. Я зорко разглядывалъ его и прислушивался къ его словамъ, надясь, не изобличитъ ли что-нибудь его акцентъ. Со слугами онъ говорилъ по-индостански, и я сразу подмтилъ своеобразный звукъ зубныхъ согласныхъ, совершенно недоступный уроженцамъ свера.

Прежде чмъ идти дальше, я попытаюсь изобразить вншность мистера Айзекса. Сдлать это удовлетворительно я, конечно, не могъ бы по первому взгляду, но послдующее знакомство и т событія, которыя я собираюсь разсказать, часто сводили насъ и давали такой просторъ моей наблюдательности, что малйшія детали его наружности, характера и манеръ неизгладимо врзались въ моей памяти.

Айзексъ былъ нсколько выше средняго роста, хотя никто не назвалъ бы его высокимъ. Вс его движенія, плавныя или порывистыя (а онъ часто переходилъ отъ одной крайности къ другой), отличались непринужденнымъ изяществомъ, котораго никто, знакомый съ анатоміей, не затруднился бы объяснить. Полная гармонія членовъ, симметрія мускуловъ, равномрное распредленіе силы, не громадной и подавляющей, но за то всегда присущей ему, природная утонченность каждаго движенія,— все это указывало на организмъ, въ которомъ преобладаетъ пропорціональность, членовъ и мышцъ. Безконечно гибкая и подвижная фигура служила, если можно такъ выразиться, только пьедесталомъ для благородной головы и еще боле благороднаго ума, которому она была обязана своею жизненностью и величавостью. Овальное лицо, поразительно прозрачнаго оливковаго оттнка, отличалось несомннно восточнымъ характеромъ. Высокій лобъ и закругленныя, тонкія брови превосходно заканчивали орлиный носъ съ широкими, хорошо очерченными ноздрями, въ которыхъ сказывалась энергія и мужество. Ротъ, часто улыбающійся, никогда не смялся, сжатыя губы не были узкими, хитрыми или искривленными, какъ часто случается въ восточныхъ лицахъ, а скоре отличались величественною греческою полнотою. Изогнутыя линіи ихъ быстро принимали выраженіе симпатіи или презрнія, сдерживаемое и подавляемое остальными чертами лица, подобно тому, какъ суровый, угловатый арабъ то обуздываетъ непокорнаго коня, то даетъ ему полную волю.

Но если щедрая природа наградила мистера Айзекса исключительною красотою, то не она, все-таки, привлекала, главнымъ образомъ, вниманіе- наблюдателя. Я упомянулъ о его изящной фигур и безукоризненныхъ иранскихъ чертахъ, хотя едва ли замтилъ ихъ при первой встрч. Приковали и покорили меня его глаза. Я видлъ когда-то во Франціи уборъ, составленный изъ шести драгоцнныхъ камней, прекрасныхъ каждый по своему, но сгруппированныхъ такъ, что они сливались какъ бы въ одно цлое и, при каждомъ движеніи, распространяли блескъ, измняли цвтъ и тысячью переливовъ отражали солнечные лучи. Еслибъ я искалъ сравненія для глазъ моего друга, я нашелъ бы его, хотя, все-таки, въ несовершенномъ вид, именно въ этомъ художественномъ произведеніи ювелирнаго искусства. Они были темные и замчательно большіе:, полузакрытые, они казались продолговатыми, а когда внезапно открывались подъ вліяніемъ гнва или удивленія — круглыми и проницательными, какъ у орла. Ихъ глубина, жизненность и неугасающая яркость какъ бы свидтельствовали о сконцентрированной въ нихъ сил сотенъ поколній персидскихъ маговъ. Въ этихъ глазахъ горлъ божественный огонь, не нуждавшійся ни въ пищ, ни въ крпкихъ напиткахъ для поддержанія своей силы.

Я мысленно разршилъ занимавшій меня вопросъ. Судя по глазамъ, воздержности и зубнымъ согласнымъ, незнакомецъ могъ быть итальянцемъ. Родившись въ Италіи, хотя и американецъ по происхожденію, я обратился къ нему на этомъ язык, почти увренный въ отвт. Къ удивленію и даже нкоторому смущенію моему, онъ произнесъ два слова на ново-греческомъ язык — ‘не понимаю’, видимо, думая, что я говорю на какомъ-нибудь изъ греческихъ нарчій и отвчая единственною знакомою ему фразой, хотя и неправильно построенною.

— Извините,— началъ я по-англійски,— я счелъ васъ за соотечественника и осмлился обратиться къ вамъ на своемъ родномъ нарчіи. Позвольте узнать, говорите вы по-англійски?

Я не мало удивился, когда онъ отвчалъ на чистйшемъ англійскомъ язык, которымъ владлъ, повидимому, въ совершенств. Мы разговорились, онъ оказался человкомъ впечатлительнымъ, остроумнымъ, весьма занимательнымъ, вполн знакомымъ съ англо-индійскими и чисто англійскими интересами, очевидно, начитаннымъ. Въ Индіи обдъ тянется долго, и мы имли много времени для сближенія, что, впрочемъ, всегда легко для людей не англійскаго происхожденія. Когда, по окончаніи дессерта, незнакомецъ пригласилъ меня курить въ свою комнату, я съ удовольствіемъ принялъ этотъ вызовъ.

Мы разстались на нсколько мгновеній, и я послалъ слугу къ завдывающему гостинницею, чтобы спросить имя страннаго человка, который походилъ на итальянца, а говорилъ, какъ членъ бэліольской коллегіи. Узнавъ, что его зовутъ ‘мистеромъ Айзексомъ’, я двинулся по корридорамъ и верандамъ въ сопровожденіи слуги, несшаго мою трубку, и достигъ, наконецъ, комнатъ моего новаго знакомца.

Обычай курить ‘наргилэ’ давно уже исчезъ въ Индіи изъ англійскаго общества. Мсто его заняли ‘чирутъ’, родъ сигары изъ Бирмана или Тричинополя, египетская сигаретка или дорогія манильскія и гаванскія сигары. Въ порыв энтузіазма ко всему восточному, я прибгнулъ сначала къ этой уже отжившей мод, и такъ увлекся наслажденіемъ, которое доставлялъ мн нсколько неуклюжій снарядъ, что не покидалъ своей привычки во все время пребыванія на Восток. Такимъ образомъ, когда мистеръ Айзексъ пригласилъ меня курить въ свои комнаты или, врне, въ пространство, разстилавшееся передъ нами (сентябрскій воздухъ былъ еще тепелъ въ горахъ), я приказалъ носильщику приготовить мой наргилэ и снести его внизъ. По приглашенію хозяина, я пріотворилъ стеклянную дверь, чтобъ осмотрть помщеніе, гд проводилъ лтніе мсяцы этотъ человкъ, такъ мало походившій на остальныхъ.

Войдя въ комнату, я, въ теченіе нсколькихъ минутъ, не могъ произнести ни слова, даже едва дышалъ. Мн почудилось, будто я внезапно перенесся въ то подземелье, куда злой волшебникъ послалъ Аладина искать лампу. Мягкій, но ясный свтъ наполнялъ комнату, я не сразу понялъ, откуда онъ распространяется, впрочемъ, я и не доискивался причины: настолько поразила меня изумительная роскошь обстановки. По первому взгляду казалось, будто стны и потолокъ выложены золотомъ и драгоцнными камнями, въ дйствительности оно почти такъ и было. Комната, какъ я скоро замтилъ, была не велика, по крайней мр для Индіи, въ каждомъ свободномъ уголк лежали груды золота, алмазныхъ украшеній, блестящаго оружія или стояли неуклюжіе, но сверкающіе идолы. Тутъ были сабли въ ножнахъ, усыпанныхъ брилліантами и сафирами, съ крестообразными рукоятками, украшенными рубинами въ золотой оправ,— добыча, отнятая у какого-нибудь раджи или набоба, низложеннаго во время возстанія. Тутъ были и наргилэ въ четыре фута вышиною, покрытые алмазами и тонкими украшеніями багдадской или гератской работы, золотые кувшины для воды и чарки изъ нефрита, ятаганы изъ Рума и идолы изъ далекаго Востока. Блестящія лампы, восьмиугольной восточной формы, висли съ потолка и, наполненныя ароматическимъ масломъ, разливали повсюду мягкій свтъ. Полъ былъ покрытъ богатымъ ковромъ, а на низкихъ диванахъ лежали груды подушекъ изъ темной шелковой ткани съ золотомъ. Въ одномъ изъ угловъ комнаты, повидимому, любимомъ мст отдохновенія хозяина, лежали раскрытыя на полу дв, три роскошно иллюстрированныя арабскія рукописи, а рядомъ съ ними стояло на угляхъ серебряное блюдо, съ котораго возносилась тонкая, блоснжная струйка дыма, распространявшаго въ воздух легкій ароматъ.

Внезапный переходъ отъ обычныхъ условій чопорнаго англоиндійскаго отеля къ такой обстановк былъ чмъ-то новымъ и до крайности пріятнымъ для меня. Неудивительно, что я остановился пораженный, безъ словъ. Мистеръ Айзексъ стоялъ у дверей, пока я вглядывался въ странную картину, которая неожиданно раскрылась передо мною. Наконецъ, я обернулся и отъ созерцанія великолпія неодушевленныхъ сокровищъ, меня окружающихъ, перенесъ взоръ на величественное лицо того прекраснаго живаго существа, которое, по мановенію волшебнаго жезла или, говоря прозаичне, своимъ приглашеніемъ покурить, перенесло меня изъ заурядной будничной среды въ страну, полную лучезарной фантазіи волшебнаго Востока и не мене блестящей его дйствительности.

Пока я глядлъ на мистера Айзекса, мн казалось, что его темные глаза, въ которыхъ, боле чмъ когда-либо, я видлъ (и впервые понялъ) непостижимое сочетаніе яркости драгоцнныхъ камней съ искрою божественнаго огня, притягивали и отражали свтъ, падавшій сверху изъ лампъ. Съ минуту стояли мы неподвижно: онъ, видимо забавляясь моимъ изумленіемъ, я,— въ высшей степени заинтересованный загадочностью его личности и богатствъ.

— Да,— сказалъ, наконецъ, Айзексъ,— вы, конечно, удивляетесь моему маленькому Эльдорадо, такъ уютно спрятанному въ нижнемъ этаж зауряднаго отеля. Быть можетъ, васъ удивляетъ даже самое присутствіе мое здсь. Но выйдемте на воздухъ, вашъ наргилэ уже разгорлся, а вмст съ нимъ засіяли и звзды.

Я послдовалъ за нимъ на веранду, гд стояли длинныя тростниковыя кресла, употребительныя въ этой мстности, и, взявъ конецъ трубки изъ рукъ важнаго мусульманина, на чьей обязанности лежало ея приготовленіе, услся съ тмъ безпечнымъ и лнивымъ настроеніемъ духа, которое можно извдать только въ тропическихъ странахъ.

Молча и съ величайшимъ наслажденіемъ, медленно вдыхалъ я душистый паръ табаку, ароматическихъ травъ и меда, которыми былъ наполненъ наргилэ. Никакого звука не было слышно, кром монотоннаго журчанья и клокотанья дыма, проходившаго черезъ воду, или нжнаго шелеста листьевъ громаднаго рододендрона, который возвышался посреди поляны, простирая темныя втви къ ночному небу. Луна еще не показывалась, хотя звзды были ясны и свтлы:, бловатая, какъ пна, линія млечнаго пути разстилалась надъ нашими головами, точно борозда, оставленная на неб громаднымъ кораблемъ^, мягкій, ласкающій свтъ лампъ изъ комнаты Айзекса ложился золотымъ пятномъ на одну половину веранды, а серебряное блюдо, угли котораго раздувались легкимъ втеркомъ, распространяло небольшое ароматическое облако, и запахъ этотъ пріятно сливался съ испареніями моей трубки. Слуга въ тюрбан сидлъ поодаль, на краю ступеней, поджавъ подъ себя ноги и устремивъ взоръ въ полумракъ, какъ могутъ сидть индусы цлые часы подрядъ. Айзексъ лежалъ неподвижно въ кресл, закинувъ руки надъ головою, свтъ изъ открытой двери падалъ прямо на украшенный алмазами мундштукъ его наргилэ. Онъ вздохнулъ, на половину грустный, на половину довольный, и, казалось, хотлъ начать разговоръ, но вдохновеніе, видимо, еще не оснило его, и молчаніе не нарушалось. Что касается меня, я до того углубился въ размышленіе обо всемъ, виднномъ мною, что мн не о чемъ было говорить:, къ тому же, странная личность этого человка возбуждала желаніе дать ему самому начать разговоръ, чтобы получить, такимъ образомъ, понятіе о его ум и склад мыслей. Бываютъ минуты, когда молчаніе кажется священнымъ, а нарушеніе его святотатствомъ, хотя никто не былъ бы въ состояніи объяснить установившейся тишины. Въ такія мгновенія вс какъ бы инстинктивно поддаются одному и тому же вліянію, и человкъ, который первый нарушитъ очарованіе, испытываетъ неловкость, говоритъ что-нибудь очень глупое или произноситъ фразу, напыщенную и сентенціозную. Пока я курилъ, слдя за большой пылающей чашей наргилэ, уголекъ, приподнятый жаромъ, упалъ черезъ край сосуда и ударился о металлическую подставку. Острый слухъ слуги на ступеняхъ уловилъ этотъ звукъ, онъ всталъ и подошелъ, чтобы поправить огонь. Движеніе это послужило отвлеченіемъ: очарованіе было нарушено.

— Нмцы утверждаютъ,— началъ Айзексъ,— что въ такія минуты надъ домомъ проносится ангелъ. Я этому не врю.

Слова эти меня удивили. Я никакъ не ожидалъ, что мистеръ Айзексъ начнетъ разговоръ съ замчанія о нмцахъ. По тону его голоса я заключилъ, что онъ считаетъ это изреченіе какъ бы однимъ изъ символовъ вры всего тевтонскаго племени.

— Я этому не врю,— задумчиво повторилъ онъ.— На свт нтъ такого явленія, какъ проносящійся ангелъ. Это совершенно неправильное выраженіе. Если существуютъ вообще ангелы и если они перемняютъ мсто, это не можетъ быть названо движеніемъ, такія перемщенія должны совершаться моментально и не могутъ быть связаны съ понятіемъ о времени. Думали ли вы когда-нибудь объ ангелахъ?… Кстати, извините, пожалуйста, мою безцеремонность, но некому познакомить насъ, позвольте же узнать ваше имя?

— Меня зовутъ Григгсомъ, Павломъ Григгсомъ. Я американецъ, но родился въ Италіи. Мн уже извстно, что ваше имя Айзексъ, но, откровенно говоря, я не понимаю, откуда оно вамъ досталось, такъ какъ не полагаю, чтобы вы были англійскаго, американскаго или еврейскаго происхожденія.

— Врно,— отвчалъ онъ,— я не янки, не еврей и не потребитель мяса, словомъ, не европеецъ. А такъ какъ вы, по всему вроятію, никогда не отгадаете моей національности, то скажу вамъ, что я персіянинъ, чистокровный иранецъ, выродившійся потомокъ Зороастра, какъ вы его называете, хотя по вр послдователь пророка, да будетъ благословенно его имя,— прибавилъ онъ съ выраженіемъ лица, котораго я въ то время не понялъ.— Я называю себя Айзексомъ только для удобства въ дловыхъ сношеніяхъ. Въ этомъ нтъ никакой скрытности съ моей стороны, такъ какъ исторія моя извстна многимъ. Имя это иметъ привлекательный семитическій звукъ, который весьма идетъ къ моему роду занятій, къ тому же, для англичанъ проще и короче написать его, чмъ Абдулъ-Гафизъ-бэнъ-Исакъ, какъ я, собственно, прозываюсь.

— Такъ какъ вы придаете вашему длу настолько значенія, что мняете даже для него имя, позвольте же узнать, въ чемъ оно, собственно, состоитъ? Оно, должно быть, весьма прибыльно, судя по тому скопленію богатствъ, которое вы мн мелькомъ показали.

— Да. Мое занятіе вращается именно около богатства. Я — торговецъ драгоцнными камнями и другими подобными же предметами. Когда-нибудь я вамъ покажу свои брилліанты, ихъ стоитъ посмотрть.

Встртить въ Индіи людей всхъ національностей, которые покупаютъ и продаютъ драгоцнные камни и обогащаются этимъ, дло не рдкое. Я подумалъ, что Айзексъ пріхалъ, вроятно, когда-нибудь съ караваномъ изъ Багдада и поселился здсь. Но, съ другой стороны, его знакомство съ англійскимъ языкомъ, на которомъ онъ говорилъ такъ же чисто, какъ еслибъ воспитывался въ Оксфорд или Итон, тщательный, хотя и простой англійскій костюмъ, а въ особенности утонченность манеръ,— все это указывало на боле продолжительное пребываніе въ культурныхъ условіяхъ новой отчизны, чмъ согласовалось съ его моложавостью. Весьма позволительное любопытство побудило меня упомянуть объ этомъ.

— Вы, вроятно, пріхали сюда въ очень молодые годы,— началъ я.— Коренной персіянинъ не научается въ теченіе немногихъ лтъ говорить по-англійски, какъ человкъ съ университетскимъ образованіемъ, или ссылаться на нмецкія поговорки, если не знаетъ тайны, съ помощью которой люди поглощаютъ знанія безъ всякаго усилія и усвоиваютъ ихъ себ безъ труднаго процесса умственнаго пищеваренія.

— Я старше, чмъ кажусь, даже значительно старше. Въ Индіи я живу уже 12 лтъ и, обладая природной способностью къ языкамъ, которая поддерживается еще постояннымъ общеніемъ съ англичанами, мн удалось пріобрсти нкоторую бглость и хорошій выговоръ. Жизнь моя довольно богата приключеніями. Нтъ причинъ, почему бы мн не передать вамъ кое-что изъ нихъ, тмъ боле, что вы не англичанинъ, и выслушаете меня поэтому безъ предразсудковъ. Только интересуетесь ли вы такимъ разсказомъ?

Я просилъ его продолжать и приказалъ слуг поправить трубки, чтобы ничто не мшало намъ впослдствіи. Когда это было сдлано, Айзексъ началъ:

— Я попытаюсь сжать свой длинный разсказъ. Мы, персіяне, настолько же любимъ слушать безконечныя повствованія или смотрть на свадебныя пляски, какъ ненавидимъ плясать сами или разсказывать длинныя исторіи. Родился я, какъ вамъ уже извстно, въ Персіи, отъ персидскихъ родителей. Не стану обременять вашей памяти именами, къ которымъ вы не привыкли. Отецъ мой былъ зажиточнымъ купцомъ и человкомъ незаурядно начитаннымъ въ арабской и персидской литературахъ. Я вскор обнаружилъ большую склонность къ книгамъ, и мн доставлялись вс средства для удовлетворенія этого влеченія. Когда мн стукнуло двнадцать лтъ, я былъ захваченъ партіею торговцевъ невольниками и отвезенъ въ Румъ, по вашему, Турцію. Не стану описывать моихъ слезъ и негодованія. хали мы быстро, хозяева обращались со мною хорошо, что, впрочемъ, длается всегда, такъ какъ цнность невольника зависитъ отъ его сытаго и здороваго вида. Въ Стамбул меня скоро продали за большую сумму, благодаря моей свтлой кож и способности писать и пть персидскія псни. Быть похищеннымъ и проданнымъ такимъ образомъ — на Восток дло весьма обыкновенное для мальчиковъ. Богатый паша готовъ платить за нихъ, что только запросятъ. Судьба этихъ невольниковъ не всегда счастливая.

Айзексъ остановился на минуту и раза два или три сильно затянулся изъ трубки.

— Видите ли вы яркую звзду на юг?— спросилъ онъ вдругъ, указывая въ ту сторону длиннымъ, украшеннымъ алмазами, мундштукомъ.

— Да. Это, должно быть, Сиріусъ.

— Это моя звзда. Врите ли вы вліянію звздъ на судьбу человка? Конечно, нтъ, вдь, вы европеецъ, какъ же вамъ врить въ это! Продолжаю… Звзды, или судьба, или Кали, ну, какъ бы вы ни звали вашъ кизметъ, т.-е. вашу долю добра и зла, присудили мн участь боле счастливую, чмъ обыкновенно выпадаетъ на долю молодыхъ невольниковъ въ Рум. Купилъ меня одинъ очень богатый и еще боле ученый старикъ, который такъ увлекся моими свдніями въ арабскомъ язык и письменности, что ршился сдлать изъ меня не слугу, предназначеннаго подавать кофе или трубки, и не раба, который долженъ выносить на себ еще боле тяжкое бремя пороковъ хозяина, а своего ученика. Ничто лучше этого не могло случиться со мною. Старикъ помстилъ меня въ своемъ дом и обращался со мною безукоризненно хорошо, хотя и заставлялъ усиленно работать за книгами. Нечего говорить, что съ такимъ наставникомъ я длалъ быстрые успхи и, двадцати одного года отъ роду, былъ уже замчательно образованъ для турка. Но тутъ внезапно умеръ мой благодтель, и я пришелъ въ большое уныніе. Вдь, какъ ни говорите, я, все-таки, былъ только невольникомъ и могъ быть проданъ во всякое время. Я бжалъ. Дятельный и выносливый, хотя и не одаренный большою мышечною силой, я легко переносилъ трудности долгаго перехода, скудное питаніе и плохое житье. Встртившись съ группою паломниковъ, я ршился отправиться съ ними въ Мекку. Я былъ, конечно, кореннымъ магометаниномъ, какимъ остался и понын, и мое знакомство съ кораномъ вскор прославило меня въ нашемъ караван. На меня смотрли, какъ на полезное пріобртеніе и какъ на достойнаго паломника. Прекрасное сложеніе предохранило меня отъ болзней и истощенія, отъ которыхъ погибло вдоль большой дороги не мало товарищей. Прочіе богомольцы, изъ уваженія къ моей молодости и набожности, охотно давали мн то небольшое количество риса и финиковъ, въ которомъ я нуждался для поддержанія жизни и силъ… Вы, вроятно, читали о Мекк, а вашъ цирюльникъ, конечно, бывавшій тамъ, безъ сомннія, сотни разъ описывалъ свои приключенія въ пустын. Вы легко представите себ, что я не имлъ намренія возвращаться въ Румъ. Исполнивъ вс установленные обряди, я направился въ едду и вступилъ на бортъ арабскаго судна, которое должно было причалить въ Мекк и доставить кофе въ Бомбей. Въ уплату за перевозъ мн пришлось работать, а такъ какъ я былъ совершенно неопытенъ въ морскомъ дл, зная только каики Золотаго Рога, вы легко поймете, что капитану корабля представилось много поводовъ къ неудовольствію. Ловкость и сообразительность сослужили мн, однако, и тутъ хорошую службу, чрезъ нсколько дней я уже довольно присмотрлся къ длу, чтобы, не хуже другихъ, умть натягивать канатъ или спускать косые паруса. Слухъ, что я только что возвращаюсь изъ паломничества въ Мекку, также доставилъ мн нкоторую долю уваженія среди экипажа. Наконецъ, мы высадились въ Бомбе. Я находился въ жалкомъ состояніи. Мой небольшой запасъ одежды былъ въ лохмотьяхъ, тяжелый трудъ и скудная пища сдлали меня еще худе, чмъ было позволительно даже въ мои юношескіе годы и при стройной фигур. Все мое достояніе заключалось въ трехъ пенсахъ мелкими мдными деньгами, которые я тщательно сберегалъ на черный день. Я не понималъ ни одного изъ индійскихъ нарчій, а еще мене по-англійски, не былъ знакомъ ни съ кмъ, кром матросовъ судна, на которомъ пріхалъ, вс они были столь же бдны, какъ и я, но ихъ, по крайней мр, ограждали отъ голодной смерти т скудныя порціи, которыя раздавались имъ во время пребыванія на суш. Цлые дни ходилъ я по базарамъ, заговаривая иногда съ важными старыми торговцами или длиннобородыми мусульманами, въ надежд, что они хоть немного понимаютъ по-арабски, но не находилъ никого. По вечерамъ я погружался въ водоемъ храма, переполненный недавними дождями, и ложился спать безъ ужина на ступеняхъ большой мечети. Покоясь на жесткихъ камняхъ, я смотрлъ на свою звзду, ободрялся и засыпалъ. Однажды мн приснился чудный сонъ. Мн казалось, что я не сплю, а лежу на ступеняхъ и созерцаю дивнаго руководителя моей судьбы. Пока я глядлъ на него, звзда легкимъ кругообразнымъ движеніемъ скользнула съ небеснаго престола, подобно метеору, падающему на землю, потомъ, сверкая, какъ опалъ, неземная, потрясающая душу, опустилась на втви пальмы, склонявшейся надъ водоемомъ. Обликъ ея напоминалъ черты лица пророка,— да будетъ благословенно его имя!— а члены походили на члены древняго Амешаспенты (безсмертнаго святаго, генія-исполнителя воли Ормузда). Одежды на призрак не было никакой, свтъ окутывалъ его точно покровомъ, а серебристые волосы осняли голову, подобно лучезарному внцу. Говоръ его напоминалъ звуки тысячи лютенъ, нжные, сильные, то раздававшіеся, то умолкавшіе въ ночномъ воздух, подобно псн, которую поетъ влюбленный подъ окнами своей милой. Это была любовная псня могущественной звзды къ прекрасной дремлющей земл. Наконецъ, призракъ, взглянувъ на меня, сказалъ: ‘Абдулъ-Гафизъ, не теряй бодрости. Я съ тобою и не покину тебя до того самаго дня, когда ты вступишь на огненный мостъ, который ведетъ къ смерти. Ты дотронешься до рчныхъ брилліантовъ и морскихъ жемчуговъ, и они останутся въ твоей власти, и велико будетъ твое богатство. Солнечный лучъ, сокрытый въ алмазахъ, согретъ и укрпитъ твое сердце, лунный свтъ, таящійся въ жемчуг, дастъ теб покой въ ночную пору, и дти твои будутъ для тебя въ стран неврныхъ подобно гирлянд розъ’. Звзда скользнула съ пальмовыхъ втвей, коснулась меня, дохнула свжимъ дыханіемъ далекаго небосклона и скрылась. Я проснулся и увидалъ ее на обыкновенномъ мст, далеко, у самаго горизонта, она была одна, такъ какъ на неб занималась уже заря и вс меньшія свтила уже угасли. Я всталъ съ каменныхъ ступеней, казавшихся мн, подъ впечатлніемъ ободряющаго сновиднія, цвточнымъ моремъ, обернулся на западъ, возблагодарилъ Аллаха и побрелъ своей дорогой. Солнце уже взошло, всюду пробуждалась жизнь, это пробужденіе жизненности сказывалось во мн въ вид страшнаго аппетита. Я оглянулся, ища лавки, гд бы я могъ купить пищи на свои скудные гроши, замтивъ торговца сластями, разставлявшаго товаръ, я подошелъ къ нему, осмотрлъ странные шарики, сдланные изъ муки и сахара, и масляничныя сласти. Выбравъ то, что мн казалось по средствамъ, я заговорилъ съ торговцемъ, чтобы привлечь его вниманіе, зная, конечно, что онъ меня не пойметъ, и притронулся одной рукою до предмета, въ которомъ я нуждался, а другою показывалъ нкоторыя изъ своихъ мелкихъ денегъ. Не усплъ я прикоснуться до сластей, какъ продавецъ страшно разсердился, вскочилъ съ мста, созвалъ сосдей, и вс принялись браниться, кричать, кликать человка, котораго я принялъ за солдата, хотя въ своихъ длинныхъ, просторныхъ шароварахъ грязно-чернаго цвта и неопрятномъ красномъ тюрбан онъ походилъ скоре на обезьяну. Впослдствіи я узналъ, что это былъ полицейскій. Онъ схватилъ меня за руку. Зная, что за мною не было никакой вины, и желая открыть, по возможности, въ чемъ дло, я послдовалъ за нимъ. Прождавъ нсколько часовъ въ чемъ-то врод небольшого сарая, гд находилось еще нсколько полицейскихъ, я былъ отведенъ къ какому-то англичанину. Понятно, что вс попытки къ объясненію оставались тщетными. Я не говорилъ ни на одномъ язык, кром арабскаго или персидскаго, которыхъ никто изъ присутствовавшихъ не понималъ. Подъ конецъ, когда я начиналъ уже отчаиваться и тщетно старался припомнить немногія греческія слова, слышанныя мною въ Стамбул, какой-то старикъ, съ длинною бородою, заглянулъ въ дверь судилища, переполненнаго народомъ. Инстинктивно я обратился къ нему и произнесъ нсколько арабскихъ словъ. Съ моему несказанному облегченію, онъ отвтилъ на томъ же язык и вызвался быть переводчикомъ. Чрезъ мгновеніе я уже зналъ, что совершилъ преступленіе, дотронувшись до сластей, которыя лежали на прилавк… Вамъ, безспорно, извстно, что въ Индіи считается тяжкой виною, влекущей за собою пеню или тюремное заключеніе, если человкъ не индусскаго происхожденія осквернитъ пищу члена, хотя бы даже самой низкой касты. Прикосновеніе къ одному предмету на дломъ лотк уже позоритъ весь товаръ и длаетъ его негоднымъ для индуса, какъ бы скромно ни было его положеніе. Такъ, какъ я ничего не зналъ о кастахъ и ихъ предразсудкахъ, то мулл только съ величайшимъ трудомъ удалось разъяснить мн, въ чемъ собственно заключалась моя погршность, я узналъ, что англійскіе суды, обязанные, въ собственныхъ интересахъ, поддерживать и охранять кастовые обычаи индусовъ, изъ опасенія новаго возстанія, не могутъ сдлать никакого исключенія даже въ пользу чужеземца, незнакомаго съ индійскими нравами. Предсдательствовавшій англичанинъ наложилъ на меня пеню, но, такъ какъ онъ былъ человкъ очень молодой и не усплъ еще освоиться съ безпощаднымъ восточнымъ деспотизмомъ, онъ великодушно заплатилъ за меня деньги и, сверхъ того, подарилъ мн еще рупію. Это составляло всего два шиллинга, но, не имвъ уже нсколько мсяцевъ въ рукахъ такой суммы, я былъ такъ же благодаренъ, какъ будто получилъ цлую сотню. Если я когда-нибудь встрчусь съ нимъ, я непремнно расквитаюсь, ему я обязанъ всмъ своимъ состояніемъ… Такъ какъ дло мое было окончено, я вышелъ изъ судилища съ старымъ муллою, который пригласилъ меня въ свой домъ, разспросилъ о прошломъ, предварительно давъ мн хорошій обдъ, состоявшій изъ риса, сластей и маленькой чашки ароматическаго кофе. Пока я лъ, мулла сидлъ молча, заботился о моихъ нуждахъ и, видимо, радовался добру, которое длалъ. Вслдъ затмъ онъ принесъ пачку бирриса, маленькихъ сигаретокъ, свернутыхъ изъ табачныхъ листьевъ, и тутъ я разсказалъ ему вс мои приключенія, умоляя помочь мн пріискать работу. Онъ общалъ и пригласилъ меня жить у него, пока я сдлаюсь независимымъ. На слдующій день я получилъ уже занятіе въ дом одного англійскаго адвоката, который велъ громадный процессъ изъ-за какого-то магометанскаго княжества. За эту работу я долженъ былъ получать шесть рупій, т.-е. двнадцать шиллинговъ въ мсяцъ, но еще до истеченія срока, благодаря участію добраго адвоката и усердію ero единоврца-муллы, я былъ уже переведенъ въ свиту гайдерабадскаго низама, находившагося тогдачъ въ Бомбе. Вскор я освоился съ различными нарчіями, сколько это было необходимо, и принялся за изученіе англійскаго языка, для этого не было недостатка въ случаяхъ. По истеченіи двухъ лтъ, я говорилъ уже достаточно хорошо, чтобы меня понимали, а акцентъ мой съ самаго начала приводилъ въ удивленіе всхъ. Изъ своего жалованья мн удалось сберечь около сотни рупій. Съ раннихъ лтъ знакомый со свойствами многихъ видовъ драгоцнныхъ камней, я ршился употребить свои сбереженія на покупку алмаза или жемчужины. Вскор я сошелся съ однимъ старымъ марварри относительно пріобртенія маленькаго камня, стоимость котораго, какъ мн казалось, онъ плохо понималъ вслдствіе его дурной шлифовки. Торговецъ былъ хитеръ и несговорчивъ, но превосходство моихъ свдній по части брилліантовъ дало мн перевсъ. Я заплатилъ за маленькій камень девяносто три рупіи, а черезъ мсяцъ перепродалъ его за двсти рупій молодому англичанину, желавшему сдлать жен подарокъ. Вслдъ затмъ я купилъ другой камень, уже побольше, и снова нажилъ почти сто процентовъ: затмъ пріобрлъ еще два камня и т. д., пока, наконецъ, сколотивъ достаточный капиталъ, не распростился съ дворомъ низама, гд мое жалованье, какъ писца и арабскаго переводчика, никогда не превосходило шестнадцати рупій въ мсяцъ. Узжая, я уносилъ съ собою около двухъ тысячъ рупій деньгами и драгоцнными камнями. Я направился къ сверу и поселился, наконецъ, въ Дели, гд основался въ качеств торговца брилліантами и цнными предметами. Прошло теперь двнадцать лтъ, какъ я въ Бомбе. Ни разу не запятналъ я своихъ рукъ ростовщичествомъ, хотя дважды ссужалъ большія суммы подъ законные проценты для цлей, разоблачать которыя я не въ прав и никогда не обманывалъ покупателя и не оцнивалъ ниже стоимости камня, который покупалъ у бдняка. Состояніе мое, какъ вы сами могли судить, значительно. Однако, находясь въ постоянномъ общеніи съ индусами и англичанами, я сохранилъ право называться набожнымъ мусульманиномъ и послдователемъ пророка,— да будетъ благословенно его имя!

Айзексъ замолкъ. Убывающая луна показалась въ эту минуту надъ горою, обликъ ея имлъ тотъ странно-печальный видъ, который всегда свойственъ ей посл полнолунія, точно она оплакиваетъ утраченную красоту. Втеръ уныло загудлъ въ втвяхъ рододендроновъ и ананасныхъ деревьевъ, и Кираматъ-али, мой слуга, замтно дрожалъ, кутаясь въ длинную суконную ливрею. Мы встали и перешли въ комнаты моего новаго пріятеля, яркость огней, нжность ковровъ и пуховыхъ подушекъ манили насъ ссть и продолжать бесду. Но было уже поздно, Айзексъ, какъ истый сынъ востока, разсказалъ мн свою исторію, не торопясь, а сли мы курить уже въ девять часовъ. И такъ, пожелавъ ему покойной ночи и размышляя обо всемъ виднномъ и слышанномъ мною, я удалился къ себ, бросивъ передъ уходомъ съ веранды послдній взглядъ на Сиріусъ и печальную луну.

Глава II.

Въ индійскихъ равнинахъ люди встаютъ до зари и только, проживъ нсколько недль въ боле прохладной горной атмосфер, снова усвоиваютъ вредную привычку дозволять солнцу появляться раньше себя. Первые часы утра, когда человкъ бродитъ безцльно, облеченный въ просторный фланелевый костюмъ, или несется галопомъ по зеленому майдану, безспорно принадлежатъ къ числу самыхъ прелестныхъ изо всего дня.

На другое утро посл событій, разсказанныхъ въ предшествующей глав, я проснулся, по обыкновенію, въ шесть часовъ и вышелъ на веранду, чтобъ взглянуть на холмы, какъ на новое и прелестное зрлище, посл безконечныхъ равнинъ сверозападныхъ провинцій. Было еще почти темно, но на восток уже брезжился слабый свтъ, который быстро разрастался на моихъ глазахъ. Обогнувъ уголъ дома, я замтилъ надъ втвями темныхъ рододендроновъ снжную вершину и, не усплъ я налюбоваться на нее, какъ первые лучи далекой зари уже коснулись ея, и чудная гора зардлась, подобно прелестной женщин, отъ поцлуя пробуждающагося свтила. Старая исторія: небо, заискивающее расположенія земли чуднымъ золотымъ дождемъ!

Вотъ показалась неба дочь…

невольно прошепталъ я прелестный стихъ древняго ведійскаго гимна, обращеннаго къ дв-зар. Никогда, живя въ пыльныхъ равнинахъ, не понималъ и не цнилъ я всей его правдивости, но здсь, среди вольныхъ холмовъ, радостный привтъ утреннему свту слышался, казалось, отовсюду, подобно тому, какъ, за тысячу лтъ передъ тмъ, блаженный трепетъ вновь пробуждающейся жизни вдохновилъ странствующихъ предковъ арійскаго племени. Почти безсознательно я тихо повторялъ гимнъ, который плъ нкогда въ Аллагабад мой старый наставникъ браминъ, являясь на зар и садясь подъ портикомъ въ ожиданіи меня:

Блаженство-блескъ, пурпуровая, свтлая

Макгони лучезарная!

Явилась ты, и всюду открываются

Пути благопроходные!

Богатая! Широко ты раскинулась

Багрянымъ свтомъ по небу,

Открыла грудь румяную и пышную.

Заря великолпная!

Везутъ быки, червонные какъ золото,

Тебя далеко, славную,

А ты, какъ воинъ, вражескія полчища,

Разсеваешь сумраки!

Везд, непобдимая, ты шествуешь,

И по горамъ проходишь ты,

И въ воды, и въ пещеры углубляешься,

Царица самосвтлая!

Подай намъ, дочь небесная, сокровища

Для нашего питанія!

О, ты, что въ часъ молитвы нашей утренней,

Являешься, дарящая!

Пернатыя летятъ къ теб изъ гнздъ своихъ,

И люди поднимаются,

И всмъ довольство сыплешь ты обильное,

Высоко-колесничная!

Я вернулся въ комнату, чтобы написать нсколько писемъ. Черезъ мгновенье, въ дверяхъ появился роскошно одтый, блобородый чупрасси и, низко поклонившись и приложивъ руку ко лбу, далъ мн понять, что ‘если великій повелитель земли, покровитель бдныхъ, соблаговолитъ выслушать нижайшаго изъ своихъ слугъ, онъ узнаетъ что-нибудь выгодное для себя’.

Говоря это, онъ подалъ мн письмо отъ одного должностнаго лица, съ которымъ я имлъ дло. Это былъ отвтъ на записку, отправленную мною наканун съ просьбою объ аудіенціи. Я вскор покончилъ это дло, вернулся домой къ завтраку и, наконецъ, удалился къ себ, чтобы немного отдохнуть. Пробылъ я въ комнат съ часъ, покуривая трубку и дремля надъ книгою, какъ вдругъ слуга возвстилъ о прибытіи какого-то сагиба, желавшаго меня видть,— и передо мной предсталъ Айзексъ, внося съ собою точно отраженіе солнечныхъ лучей. Блестящіе глаза его ярко сверкали въ полутемной комнат. Я былъ въ восторг отъ его посщенія, такъ какъ чувствовалъ, что мозгъ мой начинаетъ притупляться отъ непривычной праздности и что книга, которую я читалъ, не въ состояніи пробудить или оживить меня. Это былъ, къ тому же, весьма пріятный сюрпризъ. Отельные знакомые рдко сближаются, кром того, я боялся еще, какъ бы моя вчерашняя молчаливость не произвела на Айзекса невыгоднаго впечатлнія, и поршилъ быть очень любезнымъ съ нимъ при первой встрч.

Правду сказать, трудно было бы объяснить причину влеченія, которое я чувствовалъ къ Айзексу. Отъ природы я всегда недоврчивъ къ людямъ, которые начинаютъ знакомство съ личныхъ признаній, и, несмотря на всю привлекательность манеръ Айзекса, я, все-таки, невольно призадумывался надъ мотивомъ, побудившимъ его разсказать совершенно незнакомому человку всю свою исторію. Хотя я и родился на юг, но во мн остались нетронутыми черты характера, свойственныя жителямъ свера, только съ нкоторымъ оттнкомъ вншняго лоска итальянцевъ, а раннее изученіе Ларошфуко и его школы не предрасполагаетъ къ безграничной вр въ людское безкорыстіе. Тмъ не мене, въ личности Айзекса было что-то способное разсять недоврчивость, цинизмъ и мелкую подозрительность. Такъ свтлый горный ручей смываетъ съ полувысохшаго рчнаго ложа жалкія, грязныя лужи, пыль и соръ. Это было совершенно неизвданное мною ощущеніе и новая эра въ моихъ отношеніяхъ къ людямъ: желаніе понять этотъ благородный умъ и изучить его внутреннюю работу брало во мн верхъ надъ мелкими сомнніями и предубжденіями. Поэтому, когда предо мною предсталъ Айзексъ, уподобляясь богу солнца, несмотря на свой непритязательный срый костюмъ и спокойныя манеры, я почувствовалъ легкую дрожь удовольствія, по мткому опредленію Свинборна, равняющуюся тому, что чувствуетъ человкъ, когда нжная рука гладитъ его по волосамъ.

— Что за дивный день посл всего этого ужаснаго дождя!— были его первыя слова.— Цлыхъ три мсяца ливней, грязи, неизбжныхъ ватерпруфовъ, не говоря уже о пріятности липнуть къ мокрому сдлу, имть на ногахъ не сапоги, а какія-то ведра съ водою, и чувствовать, какъ потоки льются вверхъ и внизъ по рукавамъ, вопреки всмъ законамъ тяготнія. Такова наша здшняя жизнь во время мунсуна. Уфъ!

Онъ бросился въ тростниковое кресло, вытянулъ свои изящныя ноги, для того, чтобы солнечные лучи, проникавшіе въ полурастворенную дверь, пріятно ласкали его подошвы и напоминали ему объ установившейся прелестной погод.

— Что длали вы сегодня?— сказалъ я, за неимніемъ лучшаго вопроса, все еще не оправившись отъ умственнаго застоя, который вызывалъ во мн послдній нумеръ журнала, только что мною прочитанный.

— О, право, не знаю!… Женаты вы?— неожиданно спросилъ онъ.

— Боже избави!— серьезно и даже съ нкоторымъ волненіемъ отвчалъ я.

— Аминь!— раздался отвтъ.— Что касается меня, то я женатъ и жены мои перессорились между собою.

— Ваши жены? или мн только послышалось, что вы говорите во множественномъ числ?

— Нтъ. У меня ихъ, на бду, цлыхъ три. Еслибъ ихъ было только дв, он ладили бы лучше между собою. Вы, конечно, согласитесь, что два человка еще составляютъ компанію, а три — уже нтъ, какъ гласитъ ваша пословица.

Айзексъ произнесъ это задумчиво, точно соображая, не сократить ли ему это число.

Примненіе поговорки къ такому случаю было дломъ, совершенно новымъ на моей памяти. Что касается тройственности брачныхъ узъ моего пріятеля, я пересталъ удивляться, вспомнивъ, что онъ магометанинъ. Айзексъ погрузился въ размышленія, потомъ внезапно всталъ и взялъ со стола сигаретку.

— Желалъ бы я знать…— началъ онъ.

Первая спичка не разгоралась, и онъ возился нкоторое время со второю, наконецъ, выпустивъ большое облако дыма, и свъ на другой стулъ, онъ продолжалъ: Интересно знать, не дйствовала ли бы машина лучше, еслибъ я взялъ четвертую жену?

Онъ глядлъ на меня въ упоръ, точно спрашивая моего мннія.

Никогда не случалось мн находиться въ прямыхъ сношеніяхъ съ образованными, зажиточными мусульманами. Быть спрошеннымъ напрямикъ, да еще на основаніи общихъ принциповъ, совершенно независимо отъ имющейся въ виду особы, лучше ли четыре жены, чмъ три, представлялось нсколько затруднительнымъ. Айзексъ былъ совершенно способенъ заключить еще до обда, ради водворенія мира, четвертый бракъ, и не думаю, чтобы шагъ этотъ показался ему ложнымъ.

— Найдетъ коса на камень,— отвчалъ я.— У васъ также есть пословицы, и одна изъ нихъ гласитъ, что для человка лучше сидть, чмъ стоять, лежать, чмъ сидть, умереть, чмъ лежать. Я примнилъ бы эту пословицу и къ брачному длу. Съ помощью подобнаго послдовательнаго мышленія окажется, что человку выгодне не имть ни одной жены, чмъ обладать тремя.

Его бойкій умъ сразу подмтилъ слабый пунктъ моего аргумента.

— Не имть никакой жены,— возразилъ онъ,— значило бы для счастія человка то же самое, что смерть. Отрицательное счастіе — весьма отрицательное.

— Такое счастіе все же лучше положительной бды.

— Послушайте,— сказалъ онъ,— мы играемъ словами и понятіями, какъ будто это ведетъ къ чему-нибудь, кром пустоты. Неужели вы, въ самомъ дл, сомнваетесь въ значеніи брака?

— Нтъ. Бракъ — отличная вещь, если два человка такъ бдны, что зависятъ другъ отъ друга для пріобртенія насущнаго хлба или довольно богаты, чтобы жить врозь. Для человка въ моемъ положеніи бракъ былъ бы верхомъ безумія, поступкомъ, уступающимъ по опрометчивости только преднамренному самоубійству. Вы — богаты, и, еслибъ у васъ была только одна жена, которая жила бы въ Дели, пока вы находитесь въ Симл, вы были бы, несомннно, очень счастливы.

— Въ этомъ есть своя доля правды,— сказалъ Айзексъ.— Еслибъ женщина жила одна, она могла бы скучать, бить слугъ, но только не ссориться. Къ тому же, гораздо легче наблюдать за однимъ верблюдомъ, чмъ за тремя. Думаю, что надо будетъ попробовать это средство.

Наступило молчаніе, Айзексъ какъ будто ршалъ въ своемъ ум судьбу двухъ женъ, которыхъ хотлъ принести въ жертву своему моногамическому опыту. Вслдъ затмъ онъ спросилъ меня, привелъ ли я съ собой лошадей, и, узнавъ, что нтъ, предложилъ одну изъ своихъ, чтобы совершить прогулку у подножья Джэко и, если хватитъ время, взглянуть на Аннандэль, гд происходили скачки. Я съ радостью принялъ предложеніе, и Айзексъ отрядилъ одного изъ моихъ слугъ, преданнаго Кираматъ-Али, чтобы велть сдлать лошадей. Тмъ временемъ разговоръ перешелъ на кабульскую экспедицію, предпринятую для отомщенія смерти Каваньяри. Айзексъ смотрлъ на это дло совершенно одинаково со мною. Онъ находилъ отправку четырехъ англичанъ, подъ прикрытіемъ небольшаго отряда туземныхъ солдатъ, ни съ чмъ несравнимымъ безуміемъ, достойнымъ, впрочемъ, всей англійской политики въ Афганистан.

— Вы, англичане,— виноватъ, я забылъ, что вы не изъ нихъ,— итакъ, англичане совершаютъ большинство своихъ подвиговъ, только благодаря тому, что легкомысленно ставятъ себя въ такое положеніе, въ какое не попалъ бы ни одинъ здравомыслящій человкъ. Вспомните о Балаклав, подумайте о томъ, что длалось во время индійскаго возстанія и первой афганской войны, наконецъ, вникните въ самое возстаніе: что оно такое, какъ не результатъ безумной мысли, будто Индіей можно вчно управлять такими невинными средствами, какъ преданность туземныхъ офицеровъ и благодарность народа добродушному британскому правительству. Бдный Каваньяри! Онъ былъ здсь въ прошломъ году до отъзда въ миссію и не разъ повторялъ, что никогда боле не вернется сюда. А, между тмъ, трудно было выбрать человка, боле пригоднаго для борьбы или для политическихъ переговоровъ, если только догадались дать ему надежную охрану.

Окончивъ этотъ панегирикъ, пріятель мой бросилъ потухшую папироску, зажегъ другую и, казалось, снова погрузился въ разршеніе вопроса о тройственномъ брачномъ союз. Я былъ увренъ, что онъ взвшиваетъ въ своемъ ум, разстаться ли ему съ Зобеидою и Зюлейкою, и оставить Амину, или пустить на вс четыре стороны Зюлейку и Амину, и сдлать изъ Зобеиды свточъ своего домашняго очага. Наконецъ, Кираматъ, сторожившій на веранд, возвстилъ о приближеніи лошадей, и мы сошли внизъ.

Я былъ вполн увренъ, что человкъ съ такими привычками и вкусами, какъ у Айзекса, не станетъ скупиться на конюшню, и зналъ поэтому, приблизительно, какого рода лошади насъ ожидаютъ. Это были два великолпные арабскіе жеребца, одинъ изъ нихъ принадлежалъ къ рдкой пород, которая пригодна для перенесенія тяжестей и иногда встрчается на далекомъ восток. Головы маленькія, ноги тонкія, хвосты на подобіе плюмажа, грудь широкая,— такія лошади способны въ теченіе многихъ часовъ подрядъ носить самаго тяжелаго человка, движенія ихъ ровны, неутомительны, поступь твердая какъ у мула, правъ кроткій какъ у ребенка.

Мы сли на коней и двинулись въ путь. Гора, на которой расположена Симла, состоитъ изъ двухъ вершинъ, врод швейцарскихъ пиковъ, одна изъ нихъ выше другой. Въ ущельи между ними и на мене высокомъ склон расположенъ городъ, виллы, гд помщаются правительственныя учрежденія и живутъ должностныя лица, покрываютъ большое пространство. Значительнйшая изъ двухъ вершинъ, Джэко, густо поросла первобытнымъ лсомъ рододендроновъ и ананасныхъ деревьевъ, и, хотя есть виллы, разсянныя въ чащ, окаймляющей городъ, он настолько удалены отъ главной дороги, что не видны изъ тнистой аллеи. Съ противоположной стороны, тамъ, гд деревья рдки, открывается широкій кругозоръ за горные хребты, и единственное человческое жилье, представляющееся здсь взорамъ,— католическій монастырь, маленькая итальянская колокольня котораго вырзывается на голубомъ неб и увеличиваетъ красоту ландшафта.

Во время пути мы продолжали бесдовать о новой афганской войн, хотя ни одинъ изъ насъ не былъ расположенъ вести оживленный разговоръ. Нжащій ароматъ ананасныхъ деревьевъ, безукоризненныя движенія арабскаго коня и радостное сознаніе, что худшая часть тропическаго года уже за нами, вполн удовлетворяли меня. Я упивался разрженнымъ горнымъ воздухомъ съ глубокимъ наслажденіемъ человка, который столько времени задыхался отъ жары и пыли и совершенно измученъ весною и лтомъ, проведенными въ равнинахъ Индостана.

Дорога длаетъ много крутыхъ изгибовъ. Поднимаясь кругообразно по гор, я халъ по внутренней части пути, а не у края. Достигнувъ открытаго пространства, мы пріостановились на минуту, чтобы полюбоваться уже покрытыми раннимъ мракомъ глубокими долинами, высокими шпицами горъ, озаренными лучами заката и черными массами листвы, среди которой нкоторые гигантскіе стволы еще освщались прощальнымъ свтомъ угасавшаго дня. Наконецъ, почувствовавъ приближеніе вечерней прохлады, мы повернули назадъ и понеслись по ровному пространству стремя къ стремени, колно къ колну. Рзкій поворотъ дороги пріостановилъ насъ, но еще прежде, чмъ намъ удалось вполн осадить лошадей, не мене насъ обрадованныхъ нсколькими минутами ровнаго пути, мы успли уже обогнуть уголъ и налетть съ розмаха на какого-то человка, спокойно хавшаго рысцою, съ поводьями, намотанными на одномъ пальц и мягкою шляпою, болтавшеюся на затылк. Произошло минутное смятеніе, посыпались извиненія съ нашей стороны, встрченныя худо скрытымъ неудовольствіемъ со стороны потерпвшаго, который былъ, главнымъ образомъ, смущенъ и лишь весьма немного помятъ.

— Однако, господа!— началъ онъ.— А! это вы, мистеръ Айзексъ! Ничего не случилось, увряю васъ, по крайней мр, ничего серьезнаго. Не хорошо здить скоро на поворотахъ! Никакой бды не случилось, ровно ничего важнаго! Какъ ваше здоровье?

Все это было сказано, не переводя духъ.

— Здравствуйте, мистеръ Гэркинсъ… Мой пріятель, мистеръ Григгсъ…

— И настоящій виновникъ катастрофы,— прибавилъ я примирительнымъ тономъ, все еще оставаясь на внутренней сторон дороги.

— Мистеръ Григгсъ?— повторилъ мистеръ Кэрри Гэркинсъ,— Григгсъ изъ Аллагабада? Редакторъ Ежедневнаго Завывателя? Какъ же! Какъ же! Мы съ вами переписывались. Очень радъ увидать васъ, наконецъ, живьемъ.

Никакого удовольствія я на его лиц, однако, не подмтилъ. Гэркинсъ былъ коммиссаромъ по государственнымъ доходамъ, жилъ въ Мэднэджер и отличался ярымъ консерватизмомъ. Не разъ имлъ я уже съ нимъ на столбцахъ Завывателя столкновенія, давшія поводъ къ значительной переписк.

— Надюсь, теперешняя стычка не повлечетъ за собою боле вредныхъ послдствій, чмъ наши печатныя столкновенія, мистеръ Гэркинсъ?..

— О, ничуть! Ни слова боле объ этомъ! Непріятно, конечно, но послдствій никакихъ не будетъ, ни малйшихъ…

Онъ натянулъ поводья и, глядя на меня въ упоръ, выговорилъ послднія два слова съ той медлительностью, которая свойственна англичанамъ посл произнесенія очень быстрой фразы.

Пока онъ еще говорилъ, я замтилъ двухъ всадниковъ, шагомъ приближавшихся къ намъ и длавшихъ величайшія усилія, чтобы скрыть веселость, возбужденную въ нихъ приключеніемъ стараго джентльмена. Дйствительно, мистеръ Гэркинсъ, человкъ тучный, да еще хавшій, къ тому же, на громадной, толстой лошади, не представлялъ черезъ-чуръ величественнаго зрлища. Благодаря нашему столкновенію, онъ былъ наполовину выбитъ изъ сдла:, приводя ногу въ прежнее положеніе, онъ засучилъ панталоны до самаго колна, между тмъ какъ широкая поярковая шляпа косо сидла на его голов, а воротникъ сюртука поднялся до самаго темени.

— Милый дядя,— сказала дама, подъзжая къ нему,— ты не ушибся, надюсь?

Сидя на лошади и длая усилія, чтобы не смяться, она казалась очень миловидною. Стройная фигура ея была затянута въ срую амазонку, на голов красовалась шляпа съ широкими полями, блокурые волосы придавали ей видъ шведки, а глаза были темные и съ густыми рсницами. Въ эту минуту она улыбалась, обнаруживая хорошенькіе зубки, будто радуясь спасенію милаго дяди, но все лицо ея дышало оживленіемъ и насмшливостью. Спутникъ ея, человкъ съ большимъ носомъ и длинными усами, походилъ на англійскаго военнаго. Какая-то отвага въ лиц длала его очень привлекательнымъ. По нкоторымъ признакамъ я заключилъ, что онъ кавалерійскій офицеръ. Айзексъ низко поклонился дам и поворотилъ лошадь. Всадница равнодушно кивнула ему въ отвтъ, но не усплъ онъ отвернуться, какъ снова взглянула на него, ласковый и задумчивый взоръ ея обнаруживалъ, что она очень, интересуется незнакомцемъ, если онъ вообще былъ ей незнакомъ.

Въ продолженіе всего этого времени мистеръ Гэркинсъ разговаривалъ со мною и предлагалъ тысячи вопросовъ: когда я пріхалъ, зачмъ, сколько времени останусь и т. д. Изъ этого было видно, что, расположенный ко мн или нтъ, онъ во всякомъ случа, очень занятъ моими дйствіями. Отвчая на его вопросы, я нашелъ случай назвать королеву ‘императрицею’, похвалить индійскую политику лорда Биконсфильда и поздравить мистера Гэркинса съ цвтущимъ состояніемъ округа. Хотя это послднее обстоятельство вовсе не было его личною заслугою, онъ, тмъ не мене, попался на удочку, порывисто, какъ всегда. Вслдъ затмъ онъ представилъ насъ другъ лругу:

— Кэтъ, ты уже знакома съ мистеромъ Айзексомъ, мистеръ Григгсъ… миссъ Вестонго, лордъ Стипльтонъ Кильдэръ… мистеръ Айзексъ.

Мы поклонились и двинулись по прямому пути, по которому хали до столкновенія. Айзексъ и англичанинъ находились по об стороны миссъ Вестонго, Гэркинсъ и я замыкали процессію. Я старался, но безуспшно, навести разговоръ на Айзекса.

— Да, да, славный малый для огнепоклонника или… что онъ тамъ такое, я и не знаю. Понимаетъ толкъ въ лошадяхъ, ну, да и рупій у него пропасть. Большой чудакъ. Кстати, мистеръ Григгсъ, эта новая экспедиція будетъ стоить намъ препорядочныхъ денегъ, не такъ ли?

— Да. Не думаю, чтобъ вы отдлались дешевле десяти милліоновъ фунтовъ. А гд возьмете вы ихъ? Трудновато будетъ вамъ, мистеръ Гэркинсъ, производить новые поборы въ Бенгаліи, придется ввести подоходный налогъ и всякія другія удовольствія.

— Подоходный налогъ? Не думаю. Вдь, онъ коснулся бы членовъ совта и самого вице-короля, понимаете? Они ни за что не введутъ его, ради своихъ личныхъ выгодъ. Интересно знать, какъ понравился бы лорду Литтону подоходный налогъ, а?

И старикъ захихикалъ.

Мы приблизились къ концу прямаго пути. Айзексъ осадилъ лошадь и простился съ миссъ Вестонго и ея спутниками. Я поклонился съ своего мста и пожалъ протянутую руку Гэркинса. Онъ снова былъ въ хорошемъ настроеніи духа и, когда мы удалились, крикнулъ намъ вслдъ, чтобы навстили его. Я мысленно ршилъ воспользоваться этимъ приглашеніемъ, и мы въ третій разъ поскакали по тому же открытому пространству.

Когда мы въхали въ лсъ, подъ деревьями было уже почти темно. Я вынулъ изъ кармана чирутъ и закурилъ. Айзексъ послдовалъ моему примру, и мы, молча, хали шагомъ. Я обдумывалъ сцену, только что виднную мною, мн представлялась красивая англичанка на чистокровномъ кон, а рядомъ съ нею чудная арабская лошадь и изящный всадникъ. Что за прелестная пара! Какіе благородные представители двухъ великихъ расъ! Почему бы этому пылкому молодому персіянину, съ его богатствомъ, красотою, дарованіями, не посвататься къ подобной двушк, чистокровной англичанк, которая любила бы его, дала бы ему домашній очагъ, дтей, и — я невольно прибавилъ — будничное счастье? Часто случается, что, помимо нашей воли, мысль заходитъ въ безвыходный закоулокъ, въ особенности, когда мы пытаемся начертить планъ чужой жизни или навязать другому человку то, что лично намъ кажется счастьемъ. Случайное сочетаніе извстныхъ лицъ нравится намъ, мы соединяемъ ихъ въ своемъ воображеніи, разрисовываемъ картину все дале, пока вдругъ не очутимся въ цломъ лабиринт несообразностей. Можно ли было придумать что-нибудь нелпе пожизненнаго союза неукрощеннаго и, по всему вроятію, неукротимаго молодаго человка, съ его тремя женами, представленіями о звздахъ и мусульманскими врованіями, и двушки, въ род миссъ Вестонго? Восточный мудрецъ, пытающійся вести жизнь англійскаго сквайра, охотящійся въ красной куртк, произносящій рчи на выборахъ,— я чуть было не расхохотался и затянулся сигарою.

Тмъ временемъ Айзексу было, видимо, не по себ. Онъ высвободилъ сначала ноги изъ стремянъ, снова всунулъ ихъ туда, потомъ началъ напвать отрывокъ персидской мелодіи и далъ потухнуть сигар, посл чего разразился громкими арабскими проклятіями противъ несносныхъ спичекъ, которыя никогда не хотятъ горть. Вслдъ затмъ онъ пустилъ лошадь галопомъ, но, благодаря темнот, это не могло быть продолжительнымъ удовольствіемъ на такой дорог, какъ ваша. Наконецъ, потерпвъ полную неудачу въ своихъ попыткахъ длать невозможныя вещи, онъ обратился ко мн:

— Вы уже раньше знали мистера Гэркинса, даже переписывались съ нимъ?

— Мало того, мы полемизировали… А вы, какъ я вижу, знакомы съ миссъ Вестонго?

— Да. Что вы думаете о ней?

— Чудный экземпляръ этого типа. Блокурая, да еще англичанка, она непремнно растолстетъ въ тридцать пять лтъ и станетъ краситься въ сорокъ, но пока — это совершенство, конечно, въ своемъ род,— прибавилъ я, не желая вызывать моего пріятеля на защиту красоты его трехъ женъ.

— Я рдко вижу англичанокъ,— сказалъ Айзексъ.— Положеніе мое своеобразно, и хотя мужчины,— съ иными я даже очень близокъ,— часто приглашаютъ меня къ себ, мн все кажется, при встрч съ женщинами, что я подмчаю въ нихъ какое-то презрніе къ моей національности, неуловимый оттнокъ въ обращеніи, точно он желаютъ дать мн понять, что я, все-таки, только одной ступенью выше туземцевъ, словомъ, ‘негръ’, говоря излюбленнымъ ими терминомъ. Поэтому я избгаю ихъ въ большинств случаевъ, такъ какъ нравъ у меня вспыльчивый. Я понимаю очень хорошо, въ чемъ дло. Отцы и мужья пріучаютъ ихъ смотрть на индусовъ, какъ на существа низшія, съ чмъ, въ сущности, и я согласенъ. По он идутъ еще дальше и подводятъ всхъ жителей Азіи подъ одну категорію, а я не желаю, чтобы меня приравнивали къ племени, которое считаю истощеннымъ и безсильнымъ. Что касается мужчинъ,— дло дру гое. Они знаютъ, что я богатъ, вліятеленъ, надются, что война или возстаніе дадутъ имъ возможность ограбить меня, въ чемъ, впрочемъ, ошибаются! Возьмемъ хоть нашего толстаго друга, котораго мы чуть было не убили нсколько минутъ тому назадъ, онъ всегда крайне вжливъ со мною и при всякой встрч зоветъ къ себ въ гости.

— Я самъ желалъ бы поближе присмотрться къ мистеру Кэрри Гэркинсу,— отвчалъ я.— Мн кажется, онъ вовсе не такой дурной человкъ, какъ я думалъ. Навщаете вы его?

— Иногда, по зрломъ размышленіи скажу даже довольно часто.

Потомъ, посл минутнаго молчанія, онъ прибавилъ:

— Она мн нравится.

Я обратилъ его вниманіе на смшеніе родовъ. Айзексъ, наврно, улыбнулся во мрак, но отвчалъ спокойно:

— Я хочу сказать, миссъ Вестонго. Она мн нравится, я это чувствую. Она красива, умна, хотя, если останется здсь дольше, сдлается такою же, какъ и вс. Пойдемте къ нимъ завтра… А вотъ мы и дома и поспли какъ разъ во-время къ обду. Зайдите ко мн потомъ покурить.

Глава III.

Облеченный въ широкую одежду изъ легкой кашмирской ткани, Айзексъ полулежалъ, полусидлъ на мягкихъ, темныхъ подушкахъ въ углу первой комнаты. Ноги его, по восточному обычаю, были безъ туфель, голову покрывала вышитая шапочка странной формы. При желтомъ свт висячихъ лампъ, онъ читалъ арабскую книгу, и лицо его выражало смущеніе, несвойственное его смлымъ чертамъ. При моемъ появленіи, книга упала на подушки, глубоко погрузясь въ мягкій пухъ, и одна изъ большихъ золотыхъ застежекъ рзко звякнула. Айзексъ поднялъ на меня глаза, но не всталъ, а только, улыбаясь, произнесъ арабское привтствіе:

— Да будетъ съ вами миръ.

— И съ вами также,— отвчалъ я на томъ же язык.

Онъ снова улыбнулся моему непривычному произношенію. Я слъ рядомъ съ нимъ на диванъ и спросилъ: покончилъ ли онъ сколько-нибудь удовлетворительно съ своими домашними затрудненіями.

— Отецъ мой,— началъ онъ,— да будетъ съ нимъ миръ — имлъ всего только одну жену, мою мать. Вы знаете, что мусульманамъ разршены четыре законныя жены. Вотъ отрывокъ начала четвертой главы Корана: ‘Если ты боишься, что не съумешь быть справедливымъ къ сиротамъ женскаго пола, возьми въ жены столько женщинъ, сколько теб нравится, двухъ, трехъ или четырехъ, но не боле. Если же ты не увренъ, что съумешь быть справедливымъ къ столькимъ женщинамъ за разъ, женись только на одной или возьми невольницъ, тобою купленныхъ…’ Первая часть этого отрывка,— продолжалъ Айзексъ,— спорная, я говорю о томъ мст, которое касается сиротъ. Но послдняя довольно ясна. Когда пророкъ говоритъ о тхъ, кто боится, что не съуметъ быть справедливымъ ко многимъ женжинамъ за разъ, я увренъ, онъ, въ своей мудрости, подразумваетъ что-нибудь выше простой заботы о матеріальныхъ потребностяхъ. Онъ желаетъ, чтобы не было раздоровъ, сердечнаго сокрушенія, ненужныхъ ссоръ. Женщины — созданіе дьявола, он — ревнивы, и управлять многими изъ нихъ такъ, чтобы он ладили между собою,— задача страшная, изнурительная, ожесточающая душу, безконечная и не ведущая ни къ чему.

— Ну, это какъ разъ то, что и я вамъ говорилъ! Человку лучше не имть ни одной жены, чмъ обладать тремя. Но зачмъ говорите вы объ этомъ со мною, не врующимъ, христіаниномъ, которому, по словамъ вашего пророка, суждено ‘не глотать ничего, кром огня, и горть по смерти въ вчномъ пламени’? Это, я думаю, противно привычкамъ вашихъ единоврцевъ, да и можете ли вы ожидать совта отъ неврнаго франка?

— Да я и не ожидаю,— былъ лаконическій отвтъ.

— Къ тому же, съ вашими воззрніями на женщинъ вообще, на ихъ призваніе, цли и на будущую жизнь, есть ли хоть малйшая возможность, чтобы мы безпристрастно разсмотрли вопросъ о брак? По европейскимъ понятіямъ, женщины имютъ души и, что гораздо важне, он, по всему вроятію, скоро получатъ даже избирательныя права. Во всякомъ случа, он пользуются у насъ уваженіемъ и рыцарскими услугами большей части муяшинъ. Вы зовете женщинъ созданіями дьявола, мы — небесными ангелами, и, если такіе чудаки, какъ я, отказываются сочетаться на всю жизнь, то только потому, что не смотрятъ на постоянное общеніе съ ангеломъ съ тмъ увлеченіемъ, какого заслуживаетъ подобная привилегія. Полагаю, что также смотритъ на этотъ вопросъ большинство закоснлыхъ холостяковъ. Вдь, не одни только буддисты считаютъ, что главная цль человческаго существованія — вчное счастье.

— Они утверждаютъ,— быстро перебилъ меня Айзексъ,— что невжды стремятся къ удовольствію, а мудрецъ — къ счастію. Подъ какую-же категорію подвели бы вы бракъ, позвольте узнать? Вдь, подходитъ же онъ подъ ту или другую?

— Не скажу, чтобы доводъ вашъ былъ убдителенъ. Вникните хоть въ свое собственное дло, разъ вы коснулись его.

— Оставьте мое дло. Разберемъ лучше ваши понятія объ одноженств, о женщинахъ-ангелахъ, ихъ избирательныхъ правахъ, о домашнемъ счастьи и всемъ прочемъ. Возьмемъ очаровательное существо, только что вами описанное, и предположимъ, что вы сочетались съ нимъ, скажите, чего бы вы достигли: удовольствія или счастія?

— Удовольствіе только отдыхъ, ободряющій насъ на пути къ истинному счастью,— возразилъ я, надясь избавиться отъ прямаго отвта сентенціозною фразою.

— Вы не отдлаетесь отъ меня такъ легко,— сказалъ Айзексъ.

Онъ глядлъ на меня въ упоръ глубокимъ, пытливымъ взглядомъ, едва ли соотвтствовавшимъ шутливости нашего спора. Видя, что я, наконецъ, колеблюсь, онъ нетерпливо выпрямился, спустилъ ноги и охватилъ руками одно колно, чтобы приблизиться ко мн.

— Чмъ же это будетъ: удовольствіемъ или счастіемъ?— повторилъ онъ.

Внезапный свтъ озарилъ мою затуманившуюся голову.

— И тмъ, и другимъ,— отвчалъ я.— Еслибъ вы видли ту идеальную женщину, которую я охотно нарисовалъ бы вамъ, вы лучше поняли бы меня. Удовольствіе, доставляемое обществомъ прелестной женщины, было бы только отдохновеніемъ на вашемъ общемъ жизненномъ пути. Наступитъ день, когда она уже не будетъ красива, а только добра, благородна, врна вамъ и себ:, если удовольствіе было для васъ тмъ, чмъ оно должно быть, вы увидите, что для вашего счастія оно уже боле не нужно. Оно сослужило свою службу, подобно тому, какъ подпоры необходимы для корабля во время строенія когда же блокрылое судно плавно спустится въ великій океанъ блаженства, вс искусственныя подпоры должны распасться и забыться навки. Тмъ не мене, въ свое время он не были безцльны, а, напротивъ, играли важную роль въ судьб корабля.

Внимательно выслушавъ меня до конца, Айзексъ выпустилъ изъ рукъ колно и откинулся на подушки, какъ будто приготовляясь къ борьб. Мои слова произвели на него впечатлненіе, только онъ былне такой человкъ, чтобы сознаться въ этомъ легко. Желая, по всему вроятію, выиграть время, онъ приказалъ подать шербету, и, несмотря на то, что слуги двигались неслышно, присутствіе ихъ, все-таки, вызвало перерывъ.

Когда все снова успокоилось, Айзексъ сидлъ уже выпрямившись и затягивался изъ длиннаго чубука. Лицо его приняло то нсколько тупое, равнодушное выраженіе, которое свойственно жителямъ востока и дйствуетъ на силу краснорчія, точно охлаждающій душъ.

Правду сказать, мн вовсе не интересно было обратить его къ моимъ взглядамъ на женщинъ. Да были ли это еще мои собственные взгляды? Могло ли хоть что-нибудь на свт склонить меня, Григгса, богатаго ли, бднаго, или только обезпеченнаго, жениться на комъ бы то ни было, хоть бы даже на миссъ Вестонго? По всему вроятію, нтъ. Тмъ не мене, мое пристрастіе къ холостой жизни не мшало мн врить, что женщины имютъ души. Еще по утру вопросъ о брак хотя бы всхъ обитателей земнаго шара былъ для меня совершенно не интересенъ, а теперь я, отъявленный и безконечно-довольный холостякъ, старался убдить человка съ тремя женами, что бракъ — отличная вещь въ своемъ род и что удовольствіе медоваго мсяца — только слабое введеніе къ блаженству серебряной свадьбы. Въ этомъ былъ, наврно, виноватъ самъ Айзексъ. Онъ пустился на развдки и увлекалъ меня съ собою на буксир. Мн стало казаться, что онъ желаетъ, чтобы я его убдилъ, и прикидывается равнодушнымъ для успокоенія совсти.

— Ну,— началъ я, наконецъ,— замчаете ли вы какой-нибудь проблъ въ моей логик или притч?

— Въ вашей притч — нтъ. Она безукоризненно правильна, вы не запутались въ метафорахъ, все врно и согласно съ морской наукой. Разсужденія же, по моему, не стоятъ ничего. Я не врю, чтобы удовольствіе вело къ счастію, не врю, чтобы у женщинъ были души,— словомъ, отвергаю весь аргументъ съ начала до конца. Вотъ моя позиція,— прибавилъ онъ съ улыбкой, которая противорчила рзкости его словъ.— Выбейте меня изъ нея, если можете. Ночь длинна, а я терпливъ, какъ вьючное животное.

— Не думаю, чтобы такой вопросъ могъ разбираться строго логически. Когда затронуты чувства,— а гд же затронуты они боле, чмъ въ нашихъ сношеніяхъ съ женщинами?— единственная возможность придти къ какому-нибудь врному заключенію,— это, вообразить себя въ извстномъ положеніи, примривъ его, такъ сказать, на себ и посмотрвъ, какъ оно идетъ къ намъ. Двинемся же по этому пути. Вообразимъ, что вы не женаты, что ваши три жены и ихъ дти исчезли…

— Да услышитъ васъ милосердый Аллахъ!— съ жаромъ воскликнулъ Айзексъ.

— Исчезли окончательно,— продолжалъ я.— Вообразимъ дале, что вы бесдуете ежедневно съ прекрасною женщиной, которая читала то, что вы читали, думала т же думы и мечтала о той же благородной жизни, которая грезится вамъ во сн и на яву, что эта женщина, узнавъ вашу странную исторію, плакала надъ вашими страданіями, радовалась вашимъ побдамъ, понимала недомолвленныя мысли и сочувствовала вашимъ тайнымъ стремленіями. Представимъ себ, что вы видите въ ней родственную натуру, подмчаете подъ покровомъ женской нжности и скромности умъ сильный, душу непобдимую, вообразимъ все это и подумаемъ вслдъ затмъ, что отъ васъ зависитъ взять эту женщину за руку и идти съ нею на жизнь и на смерть. Положимъ, что вы женитесь на ней,— не съ тмъ, чтобы запереть ее въ изнживающую атмосферу розовой воды, наргилэ и сластей, гд она зачахнетъ отъ нравственной пустоты или замучитъ васъ жалобами, ревностью и несвоевременными ласками, а съ тмъ, чтобы она была съ вами постоянно, помогала вамъ словомъ, мыслью, дломъ, когда вы всего боле нуждаетесь въ этомъ, сдлалась частью васъ самихъ, такъ что разлука съ нею разрушитъ однимъ ударомъ весь строй вашей жизни. Не скажете ли вы тогда, что съ такою женщиною мимолетное удовольствіе первыхъ отношеній послужило только ступенью къ прочному счастью и къ такой дружб, какой вы никогда не встртите подъ старость между мужчинами. Не становилась ли бы ея преданная любовь и безконечная симпатія дороже вамъ съ каждымъ днемъ, хотя и поблекли бы розы щекъ, блестящіе волосы поблли отъ пыли житейскаго пути? Не чувствовали ли бы вы, умирая, желанія навки соединиться тамъ, гд нтъ боле разставанія съ женщиною, съ которою на земл васъ могла разлучить только смерть? Не поврили ли бы вы тогда, что у нея есть душа?

— Вашимъ предположеніямъ нтъ конца, и, надо сказать, все это выходитъ очень мило. Я, пожалуй, готовъ и самъ предположить кое-что.

Онъ отхлебнулъ глотокъ шербета изъ высокаго хрустальнаго бокала, который слуга поставилъ около него на маленькій треножный стулъ. Медленно глотая прохладное питье, онъ полулюбопытнымъ, полусерьезнымъ взглядомъ смотрлъ мн прямо въ глаза черезъ стаканъ. Я затруднился бы сказать, забавляетъ ли его моя восторженная картина супружескаго блаженства, или нравится ему, и поэтому ждалъ, чтобы онъ самъ заговорилъ.

— Теперь, когда вы окончили плаванье на корабл блаженства по голубымъ водамъ вашего воображенія, позвольте же и мн, человку, рожденному на суш, любителю охоты, подвести своего коня къ нкоторымъ преградамъ, встрчающимся въ неудобной стран неприкрашенныхъ фактовъ, гд я предполагаю гоняться за хитрой лисою — брачною жизнью. Я никогда не гонялся еще за лисицами, но отлично могу себ представить, какъ это длается. Во-первыхъ, вамъ хорошо воображать, что Аллаху, по его неисчерпаемому милосердію, угодно было избавить меня отъ моихъ трехъ обузъ, тмъ не мене, он, все-таки, тутъ и, увряю васъ, представляютъ весьма серьезныя препятствія. Есть, конечно, средство облегчать домашнія тягости, если он становятся намъ не подъ силу. Я имю полную возможность развестись съ моими тремя женами безъ особаго скандала. Но, еслибъ я даже сдлалъ это, разв мой брачный опытъ не оставитъ во мн неизгладимаго предубжденія противъ женщинъ, какъ неразлучныхъ товарищей? Разв я не увренъ, что вс. он одинаково спорятъ, болтаютъ, грызутъ сласти? Еслибъ я даже поискалъ за границею…

— Остановитесь,— сказалъ я.— Я не очень краснорчивъ, и, конечно, не съумю убдить васъ въ томъ, что у всхъ женщинъ есть души. По всему вроятію, въ Персіи или Индіи он ихъ не имютъ. Я желалъ бы только уврить васъ, что есть на свт женщины, которымъ дана хоть малая доля безсмертія. Но простите мой перерывъ. Еслибъ вы ‘поискали за границей’, хотли вы сказать…

— Еслибъ я поискалъ тамъ, то, по всему вроятію, подмтилъ бы мелкія, ничтожныя черты той же категоріи, если и не вполн однородныя. Англичанъ я мало знаю и тмъ легче могъ бы ошибиться. Предположимъ, если хотите, что, освободившись отъ моихъ оковъ, съ тмъ чтобы начать новую жизнь, я почувствовалъ бы влеченіе къ какой-нибудь англичанк. (надо думать, что въ эту минуту что-нибудь испортилось въ его мундштук: такъ внимательно принялся онъ его разглядывать),— почувствовалъ бы влеченіе,— продолжалъ онъ, немного погодя,— ну, хоть къ миссъ Вестонго…— голосъ его внезапно оборвался.

И такъ, мое предположеніе было врно. Картинка, рисовавшаяся въ моемъ воображеніи на возвратномъ пути и съ негодованіемъ отвергнутая холоднымъ разсудкомъ, представлялась и его уму. Онъ тоже смотрлъ на красивую дочь свера и воображалъ себя рядомъ съ нею, ея любовникомъ, мужемъ. Весь этотъ разговоръ былъ только заране придуманной хитростью, чтобы доставить себ удовольствіе обсуждать возможность такого брака, не вызывая ни удивленія, ни комментаріевъ. Я уже раньше догадывался объ этомъ, но теперь внезапное углубленіе Айзекса въ созерцаніе мундштука, для прикрытія несомнннаго смущенія, уничтожило мои послднія сомннія.

Ясно, что мой двухдневный знакомый былъ влюбленъ. Онъ видлъ во мн человка не красиваго, не опаснаго, вмст съ тмъ, опытнаго, и нуждался въ повренномъ, какъ школьникъ. Я подумалъ, что онъ, наврно, влюбленъ впервые. Въ Индіи мало процвтаютъ романтическія чувствами Айзексъ женился, конечно, только изъ приличія и для удобства, а не по истинной привязанности. Это была первая страсть человка, долгое время носившагося по волнамъ житейскаго моря, какъ щепка, и своею ршительностью и умомъ проложившаго себ путъ къ богатству и могуществу, вопреки всмъ препятствіямъ. Въ настоящую минуту его смущеніе придавало ему очень юношескій видъ. Заботы не оставили морщинъ на его гладкомъ лбу, въ черныхъ волосахъ не замчалось ни одной серебристой нити, и когда, вслдъ за молчаніемъ, водворившимся посл упоминанія имени любимой женщины, онъ вскинулъ на меня свои прекрасные глаза, въ нихъ свтилось чисто юношеское выраженіе страсти и тревоги.

— Мн кажется, мистеръ Айзексъ, что вы употребили противъ вашихъ собственныхъ мнній аргументъ боле сильный, чмъ я нашелъ бы во всемъ запас моей логики.

Пока онъ глядлъ на меня, передъ моимъ умственнымъ взоромъ открывался цлый рядъ возможностей. Я, конечно, ошибался, считая такой бракъ немыслимымъ и несообразнымъ. Какая же несообразность была бы въ томъ, еслибъ Айзексъ женился на миссъ Вестонго? Вс мои выводы были ложны. Зачмъ ему хать непремнно въ Англію, носить красную куртку и быть посмшищемъ на мстныхъ выборахъ? Зачмъ этой идеальной чет не избрать бы какого-нибудь счастливаго уголка, настолько же отдаленнаго отъ растлвающаго вліянія англо-саксонскихъ предразсудковъ, какъ и отъ чувственной жизни богатыхъ классовъ на восток. Я увлекся этой мыслью и съ удвоенной силой возвращался къ своимъ доводамъ и догадкамъ.

‘Почему бы нтъ?’ повторялъ я въ ум разъ за разомъ въ теченіе минутной паузы, наступившей вслдъ за послдними словами Айзекса.

— Вы правы,— медленно произнесъ онъ, полузакрытые глаза его глядли внизъ, на ноги.— Да, вы правы. Почему бы нтъ? Дйствительно, почему бы нтъ?

Его проникновеніе моей мысли было, наврно, чисто случайное. Пока онъ оспаривалъ меня, онъ говорилъ равнодушно, презрительно относился къ моимъ взглядамъ и вызывающимъ образомъ ко всему западному методу мышленія. А теперь, очевидно чисто по наитію, онъ далъ прямой отвтъ на вопросъ, мысленно мною поставленный. Что еще важне, отвтъ его былъ произнесенъ тономъ спокойнаго, давнишняго убжденія, безъ тни сомннія, монотонно и естественно, какъ христіанинъ произноситъ ‘Credo in unum Deum’, считая это неоспоримою истиной, или какъ правоврный мусульманинъ говоритъ ‘Illah ill allah’, презрительно, игнорируя даже существованіе людей, которые осмлились бы отрицать этотъ догматъ. Никакіе аргументы, ни цлые часы терпливыхъ разсужденій или мткихъ доводовъ не могли бы такъ рзко измнить весь тонъ рчей этого человка, какъ сдлало одно упоминаніе имени любимой женщины. Не я содйствовалъ его обращенію. Мои убжденія послужили только оправданіемъ совершившейся въ немъ перемны. Да полно, обратился ли онъ еще? А если да, то вполн ли искренно?

— Да, я, кажется, обращенъ,— отвчалъ Айзексъ все также монотонно.

Я встряхнулся, выпилъ глотокъ шербета, сбросилъ съ ноги туфлю. Ужь не спалъ ли я, или не говорилъ ли вслухъ, не произносилъ ли дйствительно тхъ вопросовъ, на которые онъ такъ быстро и врно отвчалъ? Вздоръ! Одно простое совпаденіе!… Я позвалъ слугу и веллъ ему наполнить трубку. Айзексъ сидлъ тихо, неподвижно, углубленный въ размышленія, не спуская глазъ съ своихъ ногъ, лицо его выражало полное отсутствіе мысли, почти доходившее до тупости, дымъ медленно поднимался лнивыми кругами изъ забытаго наргилэ.

— Такъ вы дйствительно обращены?— спросилъ я вслухъ.

Никакого отвта не послышалось. Я зорко слдилъ за Айзексомъ.

— Мистеръ Айзексъ!…

Молчаніе… Возможно ли, чтобы онъ заснулъ? Глаза его были открыты, но лицо казалось очень блднымъ. Его выпрямленный станъ отстранялъ, однако, всякое подозрніе въ безсознательности.

— Айзексъ! Абдулъ-Гафизъ! Что съ вами?…

Онъ не шевелился. Я всталъ съ своего мста и опустился на колна рядомъ съ нимъ. Онъ сидлъ вытянувшись, неподвижно, какъ статуя. Кираматъ-Али, наблюдавшій за нимъ, дико всплеснулъ руками и закричалъ:

— Wah! Wall! Sahib raargya… Онъ умеръ!

Я отстранилъ его жестомъ, онъ умолкъ и прикорнулъ въ углу комнаты, не спуская съ насъ глазъ. Стоя на колнахъ, я низко наклонился и заглянулъ въ глаза моего друга. Ясно было, что онъ меня не видитъ, хотя и глядитъ въ упоръ на свои ноги.. Я ощупалъ цульсъ. Онъ былъ очень слабъ, почти незамтенъ, наврное, ниже сорока ударовъ въ минуту. Взявъ правую руку Айзекса, я попытался положить ее на свое плечо. Рука совершенно окоченла. Никакого сомннія не оставалось: Айзексъ былъ въ гипнотическомъ состояніи. Я снова взялся за пульсъ, онъ уже не бился.

Мн не былъ незнакомъ этотъ любопытный феноменъ, вовремя котораго умъ вполн бодрствуетъ, физическія же способности замираютъ непробудно до употребленія подходящихъ средствъ. Я вышелъ и вдохнулъ въ себя струю свжаго воздуха, приказавъ слугамъ не шумть, такъ какъ сагибъ спитъ. Достаточно освжившись, я вернулся въ комнату, сбросилъ съ себя туфли и съ минуту постоялъ около моего друга, попрежнему, неподвижнаго.

Природа, по своей неисчерпаемой мудрости, вознаградила меня за полное отсутствіе красоты большою силой и однимъ изъ тхъ исключительныхъ сложеній, которыя всегда богаты электричествомъ. Не бывъ тмъ, что называютъ месмеристомъ,я, однако, обладалъ значительною магнетическою силой, которую и старался развить въ себ по возможности. Въ теченіе долгихъ бесдъ съ старымъ браминомъ Ману-Лаломъ, учившимъ меня языкамъ и философіи въ бытность мою въ индійской низменности, мы со всхъ сторонъ обсуждали вопросъ о столбняк. Старый пундитъ былъ замчательнымъ месмеристомъ и, не охотно говоря о томъ, что принято называть сверхъестественнымъ, онъ далъ мн, однако, нсколько неоцнимыхъ указаній о примненіи присущей мн силы. Теперь для этого представился превосходный случай.

Я вытеръ ноги о мягкій коверъ, собрался съ силами и сталъ длать надъ головою и тломъ моего друга установленныя движенія. Постепенно лучъ жизни возвращался на его лиц, кровь пришла въ движеніе подъ прозрачною оливковою кожей, губы открылись и испустили легкій вздохъ. Сознаніе, какъ всегда бываетъ, пробудилось съ того момента, на которомъ замерло, съ первымъ же движеніемъ Айзексъ снова принялся разсматривать мундштукъ, который держалъ въ рук. Потомъ, внезапно поднявъ глаза и видя меня наклоненнымъ надъ собою, онъ вздрогнулъ, слегка повелъ плечами взадъ и впередъ и, заговоривъ на этотъ разъ уже своимъ естественнымъ голосомъ, спросилъ:

— Я спалъ, не такъ ли? Что случилось? Зачмъ глядите вы на меня такъ?

Потомъ посл краткаго вопрошающаго молчанія, лицо его внезапно измнилось и лучъ досады скользнулъ по его чертамъ.

— А, понимаю!— не громко произнесъ онъ.— Это уже было разъ со мною. Садитесь. Теперь опять все въ порядк.

Онъ проглотилъ немного шербета и принялъ прежнее положеніе. Я просилъ его лечь спать и хотлъ удалиться, но онъ не отпускалъ меня и, казалось, такъ искренно желалъ моего присутствія, что я снова услся. Все, что случилось, заняло не боле десяти минутъ.

— Побудьте со мною еще немного,— повторилъ онъ.— Я нуждаюсь въ вашемъ обществ, быть можетъ, и совт. У меня было видніе, и вы должны выслушать его… Пока я сидлъ тутъ, передъ вами, мн снилось, что духъ мой покинулъ тло, несся въ ночномъ воздух и парилъ надъ Симлою. Взоръ мой проникалъ во вс дома, и я сознавалъ то, что въ нихъ происходитъ, но остановился онъ только на одной изъ виллъ, потому что тамъ, въ просторной комнат лежала на постели, знакомая мн, спящая женщина. Густые, блокурые волосы падали грудою на подушку, точно голова устала отъ тяжести этой массы золота. Длинныя, темныя рсницы бросали небольшія тни на лицо спящей двушки, а полуоткрытыя губы, казалось, улыбались, наслаждаясь ароматомъ собственнаго дыханія, освжавшаго ихъ при каждомъ вздох. Пока я глядлъ, дыханіе это какъ будто концентрировалось, воплощалось, окрашивалось, наконецъ, я его увидалъ парящимъ въ вид собственнаго образа двушки между моимъ бодрствующимъ духомъ и ея тломъ. Все боле и боле приближалось ко мн чудное видніе, пока мы не очутились лицомъ къ лицу въ ночной темнот. И когда она подняла тяжелыя рсницы, я увидалъ въ ея глазахъ выраженіе полнаго доврія, любви и безконечной радости. Потомъ она обратилась къ югу, указала на мою звзду, ярко сіявшую среди меньшихъ свтилъ. Долгимъ, нжнымъ взглядомъ приказавъ мн слдовать за собою, двственная душа ея понеслась въ пространств, сначала нсколько медленне, потомъ съ отуманивающею быстротою, и исчезла, наконецъ, съ небосклона въ вид падающей звзды, не оставивъ никакого слда за собою, кром безконечно грустнаго сожалнія во мн и жажды соединиться съ нею въ необъятномъ царств мира. Но сдлать этого я не могъ, потому что душа моя призывалась обратно къ тлу. Тмъ не мене, я благословляю Аллаха, давшаго мн возможность хоть разъ узрть ее въ этомъ вид и узнать, что у нея есть такая же душа, какъ у меня, я созерцалъ ея духъ и теперь знаю его.

Айзексъ медленно всталъ и направился къ открытой двери. Я послдовалъ за нимъ, и съ минуту мы стояли, глядя на разстилавшееся у ногъ нашихъ зрлище. Было около полуночи: убывающая луна медленно восходила.

— Григгсъ,— сказалъ Айзексъ, впервые отбросивъ боле церемонную форму обращенія,— все это очень странно. Мн кажется, что я влюбленъ.

— Въ этомъ я не сомнваюсь,— отвчалъ я.— Да будетъ съ вами миръ!

— И съ вами также!

На этомъ мы разстались.

Глава IV.

Въ Симл утренніе визиты длаются именно по утрамъ, а не въ сумерки, какъ въ боле культурныхъ странахъ. Вскор посл разсвта я получилъ отъ Айзекса записку, которою онъ извщалъ, что ему нужно създить къ байтопурскому радж по длу о какихъ-то драгоцнныхъ камняхъ, но что онъ готовъ пойти со мною къ мистеру Кэрри Гэркинсу часовъ въ десять или немного поздне. Я долго думалъ о событіяхъ вчерашняго вечера и съ большимъ любопытствомъ ожидалъ слдующей встрчи съ Айзексомъ. Посл всего случившагося наканун ничто не могло врне освтить его истинныхъ чувствъ къ миссъ Вестонго, какъ именно нашъ совмстный визитъ. Я ршился не пропускать ни одного жеста, слова или выраженія, которые могли бы выяснить интересовавшій меня вопросъ,— осуществимъ, возможенъ и разуменъ ли такой бракъ.

Къ назначенному времени я былъ готовъ. Мы сли на лошадей и выхали, былъ ясный осенній день. Вс визиты длаются въ Симл верхомъ, такъ какъ разстоянія часто очень значительны. дешь тихо, въ сопровожденіи саиса, который иногда идетъ шагомъ, иногда бжитъ рысцою, смотря по обстоятельствамъ. Мы двигались по оживленной алле, кишвшей всадниками, массою ярко одтыхъ туземныхъ слугъ и чупрасси изъ разныхъ правительственныхъ учрежденій, которые или спшили по длу, или останавливались, чтобы поболтать съ какимъ-нибудь невзрачнымъ знакомцемъ. Вскор мы поровнялись съ небольшими лавками, построенными на склон холма, у подножія церкви, и увидали пеструю массу хлбныхъ торговцевъ, ювелировъ, кондитеровъ, продавцевъ металлическихъ и глиняныхъ сосудовъ, они были погружены по колно въ свой товаръ и курили неизбжную трубку. Мы замтили хитрые глаза покупателей, ястребиные взгляды продавцевъ, длинные, на подобіе змй, пальцы, жадно хватавшіе на лету деньги, или судорожно искривленные, когда приходилось разстаться хоть съ однимъ грошемъ. Эта оживленная сцена, напоминавшая ярмарочное представленіе, помщается среди непроходимой пустыни Гималая, точно для развлеченія какого-нибудь веселаго мстнаго духа, утомленнаго торжественной тишиною грозныхъ горъ. Безпечно болтали мы объ одушевленныхъ и неодушевленныхъ предметахъ, насъ окружавшихъ, смялись надъ клятвенными увреніями продавцевъ, непоколебимымъ скептицизмомъ покупателей, величіемъ эффектнаго какого-то стараго гонца, блобородаго, одтаго въ пурпуръ и золото и напыщенно описывавшаго групп бдныхъ родственниковъ блескъ послдняго празднества въ Петергоф, гд еще царилъ лордъ Литтонъ. Я улыбнулся, а Айзексъ нахмурился, когда старый, волосатый отшельникъ внезапно появился изъ своего логовища и, продираясь сквозь толпу индусовъ, закричалъ во весь голосъ: ‘Нтъ Бога, кром Бога, и Магометъ его пророкъ!’ Универсальность восточнаго духа просто изумительна. Обычаи, костюмы, образъ мыслей и говоръ поразительно схожи у всхъ народовъ Азіи къ западу отъ Тибета и къ югу отъ, Туркестана. Всего боле различія замчается въ язык, а, между тмъ, человкъ, непривычный къ мстнымъ нарчіямъ, никогда не различитъ по слуху индостанскаго, персидскаго, арабскаго и турецкаго говора.

Двигаясь все дале, мы скоро очутились на той самой дорог, огибающей Джэко, по которой хали наканун вечеромъ. На склон холма, затерянная въ густой чащ рододендроновъ, находилась вилла мистера Кэрри Гэркинга, доска, помщенная въ начал аллеи для верховой зды (дороги для экипажей не было), возвщала намъ, что имніе носитъ горделивое названіе: ‘Кернсбрукъ-Кэстля’, по общепринятому въ Симл обычаю давать громкія имена малымъ вещамъ.

Подъхавъ къ полян близъ дома, мы оставили лошадей на попеченіи саиса и пошли по дорожк къ веранд, Картинка, представившаяся нашимъ взорамъ, была очень изящна, какъ бы нарочно придуманная для нашего удовольствія. Вилла казалась обширной для Симлы, на глубокой и тнистой веранд стулья всхъ сортовъ и формъ были расположены самымъ непринужденнымъ образомъ, точно на нихъ сейчасъ сидли. Въ одномъ углу вислъ просторный гамакъ. На немъ, опустивъ ноги къ земл и придерживаясь за крайнюю веревку, сидла красивая миссъ Вестонго, одта она была въ плотно облегавшій вс формы костюмъ изъ простой синей саржи, безъ всякой отдлки, такое платье идетъ только къ одной женщин изъ десяти тысячъ, хотя ничто не обнаруживаетъ до такой степени всей граціи фигуры и движеній. Двушка подбрасывала своей маленькою ножкою клубокъ съ шерстью, для забавы крошечнаго ручнаго шакала — единственнаго, котораго я когда-либо видлъ совершенно прирученнымъ. Это былъ прелестный зврокъ, съ длинною срою шерстью и ясными сверкающими глазами, веселыми и шаловливыми, какъ у гнома. На ше вислъ у него на голубой лент маленькій серебряный колокольчикъ, который звякалъ время отъ времени, когда крошечное существо прыгало изъ стороны въ сторону, въ погон за мячомъ, съ одинаковымъ равнодушіемъ падая, при этомъ, то на лапы, то на голову.

Такъ увлеклась двушка своею живою игрушкою, что не замтила нашего приближенія, и только, когда шаги зазвучали на полу веранды, слегка вздрогнула, оглянулась и попыталась встать. Каждый, кому случалось сидть бокомъ въ гамак, съ ногами, болтающимися по воздуху, и всей тяжестью тла, направленной на центръ, знаетъ, какъ трудно встать, не говорю уже, граціозно, но хотя бы настолько искусно, чтобы не скатиться или не пуститься бжать.

Несмотря на то, что мы бросились на помощь къ миссъ Вестонго, она уже посл первой попытки убдилась въ безразсудств всякаго движенія и, улыбаясь, съ легкою краскою въ лиц, отказалась отъ своего замысла. Маленькій шакалъ прижался къ стн дома и, критически разсматривая нсъ, слегка ворчалъ.

— Я очень рада видть васъ, мистеръ Айзексъ. Какъ поживаете, мистеръ…

— Григгсъ,— подсказалъ Айзексъ, натягивая веревку гамака.

— Мистеръ Григгсъ?— продолжала она.— Наша вчерашняя встрча была краткая, но мткая, по крайней мр, ваша съ съ дядей. Сегодня я одна дома, дядя похалъ въ Калку встрчать моего брата, который пріхалъ недли на дв, чтобы избавиться отъ бомбейской плсени. Придвиньте стулья и садитесь. Не знаю, куда двались ‘носильщикъ’, ‘мальчикъ’ и прочіе слуги, да еслибъ они и были здсь, я все равно не могла бы съ ними объясниться. Вамъ придется самимъ прислуживать себ.

Я первый нашелъ стулъ и, обернувшись, чтобы принести его, замтилъ, что миссъ Вестонго слдитъ за Айзексомъ съ тмъ самымъ выраженіемъ, которое я уловилъ на ея лиц еще наканун вечеромъ, только теперь я лучше могъ разсмотрть его. Это былъ милый, дружескій взглядъ, не столько нжный, сколько добрый, глаза ея слегка щурились, и въ нихъ выражалось легкое любопытство. Она, видимо, готовилась заговорить съ нимъ, какъ только онъ обернется къ ней лицомъ.

— Вы замтили, что я давала ему урокъ?— начала она, когда Айзексъ принесъ, наконецъ, стулъ.

Онъ взглянулъ на забавнаго зврка, который, сидя подъ окномъ и поджавъ подъ себя пушистый хвостикъ, вопросительно склонилъ голову на сторону.

— Манеры его, во всякомъ случа, совершенствуются,— отвчалъ мой пріятель.

— Да. Теперь можно, кажется, съ увренностью сказать, что онъ зле съ виду, чмъ на дл.

— Ну, этого никакъ нельзя было утверждать въ мой послдній пріздъ. Помните ли, въ какое ужасное состояніе онъ привелъ мою одежду? А, между тмъ, вдь, это мой крестникъ, я поручилъ его вашему попеченію и далъ ему имя.

— Не думайте, чтобъ я была неблагодарна,— отвчала миссъ Вестонго.— Снэпъ, Снэпъ! Иди, милый, къ своей госпож, дай себя поласкать!

Несмотря на этотъ краснорчивый призывъ, младенецъ-шакалъ Снэпъ только ласково рычалъ и махалъ изъ стороны въ сторону пушистымъ хвостикомъ.

— Смотрите,— продолжала двушка,— ваши заботы не привели еще къ хорошимъ результатамъ. Онъ такъ же мало расположенъ повиноваться, какъ и вы сами.

Взглядъ ея, обращенный въ сторону Айзекса, не падалъ, однако, прямо на него, да и вообще она могла видть разв только край его стула. Айзексъ, напротивъ того, считалъ, казалось, каждый волосокъ въ ея рсницахъ и какъ будто мысленно запечатлвалъ въ своей памяти очертаніе ея бровей.

— Снэпъ!— приказалъ онъ.

Шакалъ немедленно всталъ и, подойдя къ нему, началъ ластиться къ его протянутой рук.

— Вы клевещете на меня, миссъ Вестонго. Снэпъ такъ же послушенъ, какъ и я.

— Зачмъ же играли вы надняхъ въ теннисъ лвою рукою, хотя знаете, что это меня сбиваетъ съ толку?

— Вдь, я не игрокъ, миссъ Вестонго,— отвчалъ онъ.— Не понимая всей точности игры, мн простительно употреблять ту руку, которою мн удобне и легче дйствовать.

— Есть люди, одинаково хорошо владющіе обими руками,— началъ я,— древніе персы, изобртатели игры въ polo…

— Мн не столько досадно, мистеръ Айзексъ,— говоря это, молодая двушка глядла на меня, хотя прервала и совершенно игнорировала мою поучительную фразу,— я не столько досадую на васъ за употребленіе лвой руки, сколько за примненіе такихъ же непозволительныхъ средствъ въ отношеніи къ людямъ и неодушевленнымъ предметамъ. Всего искусне вы въ утонченныхъ нападкахъ на женщинъ.

— Какъ можете вы говорить это?— возразилъ Айзексъ.— Вамъ извстно, съ какимъ почтительнымъ, чуть ли не благоговйнымъ чувствомъ я гляжу на всхъ женщинъ,— глаза его видимо прояснились,— и на васъ тмъ боле.

Англичанки, въ особенности очень молодыя, не избалованы любезностями. Он настолько свыкаются съ своими соотечественниками, что смотрятъ на малйшій комплиментъ, какъ на неизбжный приступъ къ оскорбленію. Миссъ Вестонго не составляла исключенія въ этомъ случа и гордо выпрямилась.

Водворилось минутное молчаніе, во время котораго Айзексъ казался смущеннымъ, а молодая двушка, повидимому, обдумывала смыслъ намека, скрытаго въ его послднихъ словахъ. Взоры ея медленно скользили по полу и коснулись его ногъ, потомъ она вскинула глаза, и ихъ взгляды встртились: она измнилась въ лиц и тотчасъ же потупилась.

— Не соблаговолите ли вы сообщить намъ, мистеръ Айзексъ, списокъ тхъ дамъ, на которыхъ вы смотрите почтительно, чуть не благоговйно?

Одна изъ нашихъ лошадей, которыхъ саисъ держалъ подъ уздцы, тихо заржала въ эту минуту и дала Айзексу предлогъ отвернуться.

— Миссъ Вестонго,— спокойно началъ онъ,— вамъ извстно, что я магометанинъ и женатъ. Весьма возможно, что я заимствовалъ изъ вашего языка фразу, выражающую боле того, что я имлъ въ виду, хотя мн и не къ лицу брать назадъ мои послднія слова, такъ какъ они врны.

Теперь настала моя очередь изумиться. Я недоумвалъ, до какихъ предловъ завлечетъ Айзекса его смлость. Въ числ прочихъ качествъ онъ обладалъ способностью говорить правду даже женщинамъ, и не въ вид роскоши, но въ силу привычки. Пока я смотрлъ на него, кровь прилила къ его голов. Миссъ Вестонго слдила за нимъ глазами и, какъ истая женщина, видя, что онъ смущенъ, сразу обрла полное самообладаніе.

— О, я и забыла вашу жену въ Дели.

Она наполовину повернулась въ гамак и, посл нкоторыхъ поисковъ, во время которыхъ мы молчали, нашла за спиною вышиванье. Шерсть выбилась изъ иголки и миссъ Вестонго подняла ее противъ свта, обогнула нитку вокругъ ушка и пропустила ее въ маленькое отверстіе. Я догадался, что Айзексъ сидлъ, должно быть, по направленію къ свту, такъ какъ вдванье иголки заняло довольно продолжительное время.

— Мистеръ Григгсъ,— тихо начала двушка, и по медлительности этого обращенія я сообразилъ, что она, по женской привычк, говоритъ со мною, но мтитъ въ Айзекса,— мистеръ Григгсъ, знаете вы что-нибудь о магометанахъ?

— Вопросъ этотъ весьма обширенъ,— отвчалъ я,— почти такъ же сложенъ, какъ и мусульманская религія.

Она стала вышивать и приготовилась, повидимому, слушать длинную рчь. Маленькій шакалъ бокомъ подошелъ къ ней и началъ ластиться къ ея ногамъ. Я не имлъ, однако, намренія читать лекціи о религіи пророка:, мн только казалось, что пріятель мой смущенъ, и я хотлъ занять ее чмъ-нибудь, если будетъ возможно.

— У первобытныхъ народовъ и у очень молодыхъ людей,— продолжалъ я,— бракъ считается символомъ вры, нравственнымъ правиломъ и соціальнымъ закономъ.

— Вы, вроятно, женаты, мистеръ Григгсъ?— спросила она съ видомъ самаго дтскаго простодушія.

— Извините, пожалуйста, миссъ Вестонго, я не унижаюсь до того, чтобы называть себя первобытнымъ человкомъ и не настолько возношусь, чтобы считать себя молодымъ!

Она засмялась. Я раззадорилъ ее концомъ своей фразы.

— Изъ вашихъ словъ о первобытныхъ народахъ или очень молодыхъ людяхъ,— сказала она,— мн показалось, что ихъ взгляды на этотъ вопросъ кажутся вамъ совершенно естественными.

— Повторяю, что я не имю претензіи считаться очень культурнымъ или молодымъ, тмъ мене оригинальнымъ человкомъ, и отреченіе отъ всхъ этихъ свойствъ оправдываетъ мое закоснлое пристрастіе къ холостой жизни. Многіе изъ магометанъ молоды и оригинальны, нкоторые, какъ вы сами видите, культурны, и вс женаты. ‘Нтъ Бога, кром Бога, и Магометъ его пророкъ’, а кто не хочетъ жениться, тотъ недостоинъ уваженія,— вотъ все ихъ врованіе.

Айзексъ нахмурился отъ моего кощунства:, несмотря на это, я продолжалъ.

— Я не имю намренія оскорблять такое почтенное и полезное врованіе. Думаю, что вамъ трудно будетъ сбить въ этомъ отношеніи съ толку мистера Айзекса.

— Я и пытаться не стану,— отвчала двушка, опустивъ работу на колна и съ минуту поглядвъ на меня.— Но разъ вы заговорили о врованіяхъ, позвольте узнать, къ какому исповданію принадлежите вы сами?

— Я католикъ,— отвчалъ я, но тутъ же прибавилъ: — правду сказать, я не вижу, въ чемъ вра въ непогршимость папы касается моихъ взглядовъ на магометанскіе браки?

— Однако, что думаете вы о нихъ?— спросила она, снова взявшись за работу и внимательно разглядывая ее.

— Я полагаю, что, если они оправдываются въ принцип условіями восточной жизни, за то бываютъ нердко случаи, когда система эта оказывается весьма вредною. Молодые люди часто женятся на нсколькихъ женщинахъ за разъ, только изъ подражательности, недостаточно взвсивъ всю важность шага. Мн кажется, что и браки, и разводы устраиваются слишкомъ легко, если вспомнить ихъ значеніе, и я вполн увренъ, что ни одинъ человкъ съ западнымъ образованіемъ, даже принявъ исламъ, не воспользуется перемною вры для того, чтобы, сочетаться съ четырьмя женами. Это борьба теоріи съ практикою, объяснять которую я не стану. Логически теорія, быть можетъ, иногда права, но въ дйствительной жизни весьма часто оказывается вредною.

— Да,— началъ Айзексъ,— бываютъ случаи…

Онъ вдругъ остановился, миссъ Вестонго, весьма прилежно занимавшаяся работою, спокойно взглянула на него, но онъ уже весь погрузился, казалось, въ созерцаніе лошадей, щипавшихъ по ту сторону поляны короткую траву, насколько саисъ позволялъ имъ вытягивать шеи.

— Признаюсь,— начала она,— что мои свднія о магометанахъ почерпнуты, главнымъ образомъ, изъ давнишняго чтенія Тысячи и одной ночи. Мн кажется, что мусульмане обращаются съ женщинами, точно у нихъ нтъ души, ума, и он совершенно неспособны на что-нибудь разумное, если ихъ предоставить самимъ себ. Это чисто мужская религія. Такъ думаетъ объ этомъ и дядя, а онъ долженъ это знать.

Разговоръ вращался точно въ заколдованномъ кругу. И я, и Айзексъ слишкомъ интересовались этимъ вопросомъ, чтобы относиться серьезно къ такимъ пустымъ фразамъ. Могла ли эта красивая, но не очень интеллигентная англичанка, съ ея предразсудками и неумлостью, вести пренія, понять или анализировать такой жгучій вопросъ! Я въ ней разочаровался. Конечно, было довольно естественно, что съ такими людьми, какъ мы, миссъ Вестонго находилась совершенно вн своей стихіи. Это былъ типъ блестящей, здоровой двушки свера, счастіе которой гораздо боле зависитъ отъ физическихъ силъ и умнья наслаждаться жизнью, чмъ отъ какихъ-либо природныхъ или пріобртенныхъ умственныхъ качествъ. На лошади, за игрою въ теннисъ или даже на балу она предстала бы въ самомъ выгодномъ свт, чувствовала бы себя легко и длала бы какъ разъ то, что слдуетъ. Но, вынужденная поддерживать разговоръ врод того, въ который ее вовлекло любопытство относительно Айзекса, она не знала, что длать, была натянута и даже утратила часть природной граціи. Зачмъ избгала она его глазъ и придумала такую невинную хитрость, какъ вдваніе иголки, чтобы имть возможность смотрть на него? Американка или Француженка сразу поняла бы, что вся сила ея въ полной откровенности. Миссъ Вестонго должна была знать, что, по своей прямодушной натур, Айзексъ, не обинуясь, откроетъ ей все, что ей хочется вывдать, словомъ, что ея позиція очень сильна и даетъ ей возможность глядть ему прямо въ лицо. А, вмсто того, она была смущена, искренно радуясь видть Айзекса, она начинала желать, чтобы онъ скоре ушелъ, и только потому, что не знала, о чемъ говорить, и не хотла дать ему самому выбрать тему. Такъ какъ мы не были расположены продолжать анализъ брачнаго вопроса или оспаривать мннія мистера Кэрри Гэркинса, на которыя только что сослалась его племянница, то водворилось молчаніе. Я кинулся на выручку и бойко перемнилъ предметъ разговора.

— Подете вы сегодня смотрть polo? Мн говорили, что партія будетъ довольно интересная.

— О, да, конечно. Я ни за что не согласилась бы пропустить ее. Лордъ Стипльтонъ прідетъ завтракать, и мы отправимся вс вмст въ Аннандэль. Конечно, и вы тоже? Это будетъ нчто грандіозное. Играете вы въ polo, мистеръ Григгсъ? Мистеръ Айзексъ — отличный игрокъ, когда ему не лнь потрудиться. Тутъ онъ сильне, чмъ въ теннис.

— Я очень люблю эту игру,— отвчалъ я,— но у меня здсь нтъ лошадей, а съ моимъ всомъ трудно найти коня для такой тяжелой работы.

— Объ этомъ не безпокойтесь,— вмшался Айзексъ,— вы знаете, моя конюшня всегда въ вашемъ распоряженіи. У меня есть пара пони, которые отлично свезутъ васъ. Устроимте игру на этихъ дняхъ, лишь только освободится мсто. Мы выступимъ другъ противъ друга, и далекій Западъ помряется съ далекимъ Востокомъ.

— Что за прелесть!— воскликнула миссъ Вестонго съ лицомъ, просіявшимъ отъ удовольствія.— А я буду держать ставку и возложу внецъ на чело побдителя.

— Въ чемъ будетъ состоять награда?— спросилъ Айзексъ съ веселою улыбкою.

По временамъ онъ понималъ все очень буквально, точно мальчикъ.

— Это зависитъ оттого, кто будетъ побдителемъ,— отвчала двушка.

На тропинк подъ деревьями раздался въ эту минуту звукъ подковъ, вслдъ затмъ послышался голосъ, громко звавшій саиса, повидимому, замшкавшагося гд-то далеко позади. Голосъ былъ сильный и звучный, и говорившій осыпалъ ругательствами всю женскую родню грума до четвертаго и пятаго колна, обнаруживая значительное знакомство съ индостанскимъ языкомъ. Миссъ Вестонго, еще мало жившая въ Индіи, не понимала ни слова изъ безцеремонныхъ ругательствъ, доносившихся изъ лсу, но Айзексъ казался раздосадованнымъ, да и я мысленно поставилъ черную отмтку противъ имени новаго гостя, кто бы онъ ни былъ.

— Это лордъ Стипльтонъ,— сказала миссъ Вестонго.— У него всегда исторіи съ прислугою. Не уходите,— прибавила она, видя, что я берусь за шляпу.— Это такой славный человкъ, вамъ слдуетъ съ нимъ ближе познакомиться.

Поръ Стипльтонъ Кильдэръ появился въ эту минуту на углу поляны, за нимъ гнался запыхавшійся грумъ, гд-то промедлившій на дорог и тмъ возбудившій гнвъ своего господина. Лордъ Стипльтонъ представлялъ собою прекрасный типъ молодаго англичанина, хотя, какъ ирландецъ по происхожденію, съ негодованіемъ отрекся бы отъ этой національности. Онъ былъ высокаго роста, строенъ, хотя и не плотнаго сложенія. Голова его была закинута назадъ и все изобличало въ немъ военнаго, онъ шелъ, тщательно избгая крючковъ, вколоченныхъ въ траву для стки тенниса. На немъ была большая срая поярковая шляпа, и онъ пожалъ наши руки, не снимая ея съ головы, потомъ услся въ кресл, какъ можно ближе къ гамаку миссъ Вестонго.

— Какъ поживаете?.. Ахъ, да, мистеръ Айзексъ, мистеръ Григгсъ изъ Аллабада… Чудный день, не правда ли?

Онъ какъ-то неопредленно глядлъ на траву.

— Я до такой степени взбсился на моего саиса,— продолжалъ онъ,— что совершенно забылъ, какъ близко я отъ вашего дома. Мн ужасно досадно, что я такъ вспылилъ. Вы не полагали, надюсь, что я хочу его убить?

Айзексъ глядлъ хмуро.

— Да,— сказалъ онъ,— намъ казалось, что Махмуду придется плохо. Миссъ Вестонго, насколько мн извстно, не понимаетъ по -индостански.

Неподдльное огорченіе выразилось на лиц англичанина.

— Вы не поврите, какъ мн жаль, что вы могли меня слышать,— простодушно сказалъ онъ.— Я такъ горячъ! Позвольте мн искренно извиниться передъ всми за безпокойство, причиненное моимъ грубымъ нравомъ.

Преступленіе его не было вовсе такъ ужасно, а въ его безхитростныхъ извиненіяхъ слышалось что-то такое честное и открытое, что я совершенно увлекся имъ. Это былъ истинный джентльменъ. Айзексъ молча поклонился, а миссъ Вестонго, повидимому, не придавала всему случившемуся большаго значенія.

— Мы говорили о polo, когда вы пришли, лордъ Стипльтонъ. Мистеръ Айзексъ и мистеръ Григгсъ собираются помриться силами, а я буду держать ставку. Не хотите ли и вы участвовать въ игр?

— Можно?— сказалъ обрадованный ея помощью молодой человкъ.— Вы дозволяете? Я былъ бы въ восторг. Мн такъ рдко приходится играть здсь съ кмъ-нибудь, кром извстнаго кружка.

Онъ вопросительно смотрлъ на насъ.

— Намъ будетъ очень пріятно,— отвтилъ Айзексъ.— Когда состоится игра? Кстати, не поможете ли вы организовать ее?

Онъ внезапно, какъ казалось, очень заинтересовался предполагаемымъ состязаніемъ.

— Съ удовольствіемъ,— сказалъ Кильдэръ.— Я постараюсь найти партнеровъ, а играть мы можемь въ понедльникъ. Я наврное знаю, что мсто свободно въ этотъ день.

— Отлично, пусть будетъ въ понедльникъ. Мы живемъ на гор, у Лаури.

— А я остановился у Джэка Тайджиби, близъ Петергофа. Зайдите къ намъ. Я извщу васъ еще до понедльника. Ахъ, мистеръ Григгсъ, я прочелъ надняхъ что-то очень любезное о себ въ Ежедневномъ Завывател,— искренно благодарю. Нтъ, серьезно, я вамъ много обязанъ, обо мн говорятъ иногда возмутительныя вещи. Прощайте, будьте здоровы. Очень радъ что васъ видлъ.

— Прощайте, миссъ Вестонго.

— До свиданія. Очень мило, что вы сжалились надъ моимъ одиночествомъ..

Она ласково улыбнулась Айзексу и вжливо мн. Мы ушли. Когда мы оглянулись, уже сидя верхомъ, что-бы поклониться въ послдній разъ, мы увидали, что миссъ Вестонго удалось встать съ гамака и что она надваетъ шляпку, въ то время, какъ лордъ Стинльтонъ выбираетъ изъ стоявшаго на веранд ящика шары и ракеты. Пока мы раскланивались, они начали спускаться съ лстницы и, предвкушая удовольствіе любимой игры, казались истиннымъ воплощеніемъ физической силы и здоровья. Подъ лучами яркаго осенняго солнца, фигуры ихъ рельефно вырзывались на темномъ фон веранды, и я невольно подумалъ, что картинка очень недурна. Впрочемъ, за послднее время я всюду видлъ только одн картинки, и воображеніе мое разыгралось въ новомъ направленіи.

Мы двинулись. Впечатлніе, вынесенное мною изъ нашего визита, не было удовлетворительно. Я надялся застать мистера Кэрри Гэркинса и завлечь его въ политическія пренія. Мы говорили бы безъ умолку о подоходномъ налог, пошлин на хлопокъ, Кабул, а миссъ Вестонго и Айзексъ пользовались бы пріятнымъ fte-h-tte’омх Вмсто того, я игралъ роль того несчастнаго третьяго лица, которое нарушаетъ равновсіе столькихъ жизненныхъ радостей. Я зналъ, что Айзексъ не смутился бы, оставшись съ глазу на глазъ съ женщиною, и не смутилъ бы ее. Для этого у него было слишкомъ много такта, да и отзывчивость его была такъ велика, что онъ долженъ былъ нравиться женщинамъ quand mme, такой случай непремнно далъ бы ему перевсъ надъ Кильдэромъ, въ которомъ я заподозрвалъ соперника его въ поклоненіи молодой двушк. Въ влюбленномъ англичанин всегда замчается какой-то непринужденный видъ обладанія любимымъ предметомъ, ошибаться тутъ невозможно. Оттнокъ этотъ весьма неуловимъ и не выражается въ раннюю пору своего развитія ни въ словахъ, ни въ дйствіяхъ, тмъ не мене, онъ тутъ, и сочетаніе этого ‘притяжательнаго’ настроенія съ нкоторою робостью бываетъ забавно.

— Григгсъ,— сказалъ Айзексъ,— видали вы когда-нибудь байтопурскаго раджу?

— Нтъ, вы имли съ нимъ дло сегодня утромъ, не такъ ли?

— Да, нкоторое дло, если вы ужь такъ выражаетесь. Коли хотите видть раджу, я могъ бы свести васъ къ нему думаю, что васъ заинтересуетъ это…. дло. Подобныя драгоцнности не часто покупаются и продаются такимъ образомъ, къ тому же, и самъ раджа очень забавенъ. Ему, по крайней мр, дв тысячи лтъ, и онъ непремнно переселится на Сатурнъ посл своей смерти. Пальцы его длинны и крючковаты, а что онъ разъ положитъ въ свой карманъ, того никогда уже не вынетъ оттуда.

— Соблазнительная картина, отличный контрастъ съ тою, которая осталась за нами. Я — охотникъ до контрастовъ и не прочь бы повидать раджу.

— Вы его увидите.

Мы закурили свои чируты.

——

— Мы подемъ къ радж въ четыре часа,— началъ Айзексъ, входя въ мою комнату посл завтрака, въ которомъ, какъ я уже усплъ замтить, рдко принималъ участіе.— Я сказалъ сегодня утромъ, что пріду въ три, но туземцевъ полезно заставлять ждать. Это возбуждаетъ ихъ нетерпніе, и они длаютъ промахи.

— Въ васъ, я вижу, много маккіавелизма. Нечего спрашивать, кто изъ васъ заискиваетъ въ другомъ.

— Да, это довольно очевидно.— Онъ слъ и взялъ со стола послдній нумеръ Завывателя, потомъ внезапно поднялъ голову.— Григгсъ, почему бы вамъ не пріхать въ Дели? Мы основали бы тамъ газету, конечно, въ интересахъ консервативной партіи.

— Въ интересахъ мистера Кэрри Гэркинса?— спросилъ я.

— Именно. Вы врно угадали мои мысли.

— Есть у васъ совсть?

— Политическая совсть? Конечно, нтъ, то-есть за предлами моей родины, единственной страны, гд этотъ предметъ въ цн. Успокойтесь, у меня нтъ никакой совсти.

— И вы въ самомъ дл такъ же охотно писали бы въ пользу консерваторовъ, какъ и либераловъ?

— Безъ сомннія. Въ настоящее время я не могъ бы, конечно, писать въ пользу консерваторовъ очень хорошо, потому, что они въ сил, а гораздо пріятне бранить, чмъ выслушивать брань, да и легче. Но насколько вопросъ касается какихъ-либо предразсудковъ съ моей стороны, ихъ у меня нтъ. Я такъ же охотно сталъ бы защищать и тхъ, кто грабитъ Индію ‘для ея собственнаго блага’, и тхъ, которые дйствуютъ съ боле циническою откровенностью и, не красня, кладутъ добычу въ собственный карманъ. Мн нисколько не интересно знать, обворовываютъ ли Петра въ пользу Павла, или лишаютъ достоянія Павла, чтобы вознаградить Петра.

— Это самый правильный взглядъ. Я могъ бы разсказать вамъ недурныя вещи на эту тему. Что касается нашего газетнаго предпріятія, это будетъ только лишней ставкой въ случа, если старикъ заупрямится.

— Айзексъ,— началъ я,— я знаю васъ очень мало, но вы уже, однако, до нкоторой степени сдлали меня своимъ повреннымъ, должно быть, потому, что я не англичанинъ. Я могу быть вамъ полезенъ и, увряю васъ, искренно желаю., этого. Тмъ временемъ, позвольте мн предложить вамъ одинъ вопросъ.

Я замолчалъ, ожидая отвта. Мы стояли у открытой двери, Айзексъ прислонился о притолку. Откинувъ голову назадъ и полузакрывъ глаза, онъ зорко слдилъ за мною не безъ нкотораго любопытства. Мн казалось, что улыбка скользнула по его губамъ, точно онъ предвидлъ, въ чемъ будетъ состоять вопросъ.

— Извольте,— медленно отвчалъ онъ.— Спрашивайте, что хотите. Мн нечего скрывать.

— Вы серьезно собираетесь жениться на миссъ Вестонго или сдлать ей предложеніе?

— Я серьезно собираюсь сдлать миссъ Вестонго предложеніе и жениться на ней.

Заявляя такъ категорически свои намренія, онъ глядлъ очень ршительно. Я зналъ, что онъ говоритъ серьезно, и былъ достаточно знакомъ съ характеромъ восточныхъ народовъ, чтобы понять, что такой человкъ, какъ Абдулъ Гафизъ-бен-Мсакъ, съ его сильными страстями, безконечнымъ умомъ и громаднымъ состояніемъ, врядъ ли потерпитъ пораженіе. Когда азіатское равнодушіе уступаетъ мсто страсти, нельзя предвидть предловъ, до которыхъ жалкій и порывистый темпераментъ, скрывающійся за нимъ, способенъ увлечь человка.

Айзексъ, видимо, окончательно ршился. Я не думалъ, чтобы ему были извстны обычные пріемы ухаживанья за англійскими двушками, но, взглянувъ на его изящную фигуру и дивные глаза, въ сотый разъ замтивъ повелительный аристократическій видъ, составлявшій сущность его характера, я понялъ, что сопернику его придется плохо. Айзексъ отгадалъ мои мысли.

— Что думаете вы обо мн?— улыбаясь спросилъ онъ.— Готовы ли вы держать пари за меня? Я имю нкоторыя преимущества, съ этимъ вы должны согласиться,— преимущества матеріальныя. Они же — люди вовсе небогатые.

— Милйшій Айзексъ, я согласенъ держать пари за вашъ успхъ. Что же касается ‘матеріальныхъ преимуществъ’,— не полагайтесь ни на минуту на свое богатство. Не льстите себя надеждою на что-нибудь похожее на торгъ, какъ будто вы женитесь на персіянк. Я увренъ, что у этой молодой двицы нтъ ни капли меркантильности въ крови.

— Аллахъ избави! Но за то въ жилахъ самого мистера Гэркинса есть даже очень много продажности. Я намренъ брать форпосты одинъ за другимъ. Онъ ея дядя, опекунъ и единственный родственникъ, за исключеніемъ брата. Не думаю, чтобы кому-нибудь изъ нихъ было бы непріятно, если она выйдетъ за человка съ незапятнаннымъ именемъ и значительнымъ состояніемъ.

— Но вы забываете ваши три обузы, какъ вы сами прозвали ихъ вчера вечеромъ?

— Нтъ, я ихъ не забываю. Религія разршаетъ мн жениться въ четвертый разъ, и нечего говорить, что миссъ Вестонго будетъ моей единственною женою.

— Но позволятъ ли ей братъ и опекунъ стать въ такое положеніе?

— Почему же нтъ? Англичане, какъ вамъ извстно, почти не считаютъ наши союзы настоящими браками, за ихъ шаткость. Таково преобладающее воззрніе.

— Да, я знаю. Но за то они посмотрятъ и на вашъ бракъ съ миссъ Вестонго съ той же точки зрнія, а это ничуть не облегчитъ вашего положенія, насколько я вижу.

— Извините. Я внчался бы съ миссъ Вестонго по англійскому брачному обряду, на основаніи англійскихъ законовъ, и былъ бы настолько же связанъ съ нею, и съ нею одною, какъ англичанинъ.

— Вы обдумали вопросъ со всхъ сторонъ и, очевидно, совтовались съ юристами. Дйствительно, насколько дло касается технической стороны, вы имете, по моему мннію, столько же шансовъ, какъ и лордъ Стипльтонъ Кильдэръ.

Айзексъ насупился, глаза его засверкали. Я сразу догадался, что онъ считаетъ ирландскаго офицера своимъ соперникомъ, и даже опаснымъ. Къ тому же, на его пути находилось еще одно затрудненіе.

— Что касается религіи, то лордъ Стипльтонъ обставленъ не много лучше васъ въ дл женитьбы на миссъ Вестонго. Кильдэры съ незапамятныхъ временъ — католики и очень гордятся этимъ. Теоретически, католику такъ же трудно жениться на протестантк, какъ мусульманину на христіанк вообще, какого бы то ни было исповданія. Даже еще трудне, пожалуй, потому что вашъ бракъ зависитъ только отъ согласія двушки, его же — отъ разршенія церкви. Ему предстоитъ осилить всевозможныя препятствія, вамъ же нужно только сдлать собственную особу пріятною, что, если посмотрть на васъ, кажется довольно возможнымъ,— прибавилъ я, смясь.

— Jo hoga, so boga — что будетъ, то будетъ,— отвчалъ онъ,— только, съ религіею или безъ нея, я все равно женюсь.

Потомъ, закуривъ папиросу, онъ продолжалъ:

— Идемте, пора хать къ его величеству, будущему повелителю Сатурна, байтопурскому магарадж.

Я веллъ подать шляпу и перчатки.

— Кстати, Григгсъ, надньте на всякій случай фракъ. Вдь, старикъ, какой ни на есть, а все же король, и лучше будетъ, если вы произведете на него выгодное впечатлніе.

Я удалился, чтобы исполнить его просьбу. Когда я возвращался, онъ быстро обернулся и пошелъ мн на встрчу съ протянутыми руками. Лицо его казалось очень серьезнымъ.

— Григгсъ, я люблю эту двушку больше, чмъ могу сказать,— произнесъ онъ, взявъ меня за руки.

— Милый другъ, я въ этомъ увренъ. Люди не впадаютъ въ гипнотизмъ при имени лица, къ которому они равнодушны. Я не сомнваюсь въ томъ, что вы любите ее очень нжно и честно.

— И вы, и она появились въ моей жизни почти одновременно, только поговоривъ съ вами вчера вечеромъ, я принялъ окончательное ршеніе. Хотите вы помочь мн? У меня нтъ ни одного друга на свт.

Простодушный, юношескій взглядъ снова свтился въ его глазахъ, пока онъ, держа меня за руки, ждалъ отвта. Я былъ до такой степени очарованъ, что тутъ же пошелъ бы за него въ огонь и въ воду, да, пожалуй, и теперь тоже.

— Да, я согласенъ помочь вамъ. Я готовъ быть вашимъ другомъ.

— Спасибо. Я вамъ врю.

Онъ выпустилъ мои руки, и мы молча вышли.

Глава V.

Въ теченіе моихъ долгихъ странствованій я никому не общалъ еще своей дружбы или безусловной поддержки. Въ личности Айзекса было, однако, что-то неуловимое, передъ чмъ падали всякія предубжденія, правила или предвзятыя мысли. Я зналъ его всего только третій день и, какъ школьникъ, клялся уже въ вчной дружб и общалъ помогать ему жениться на двушк, которую я впервые встртилъ наканун. Но, разъ связавши себя общаніемъ, я ршился добросовстно исполнить свою роль до конца, въ чемъ бы она ни заключалась. Мы молча хали по дорог, пока Айзексъ не заговорилъ, наконецъ, о предстоявшемъ намъ посщеніи.

— Мн кажется,— началъ онъ,— что вамъ не худо бы знать кое-что впередъ о дл, которое насъ ожидаетъ. Путь нашъ длиненъ, а двигаться скоро мы не можемъ по этимъ крутизнамъ, времени у насъ пропасть. Не думайте, чтобъ я просилъ васъ хать со мною только потому, что это васъ займетъ. Выкиньте также изъ головы мысль, будто вопросъ касается покупки или продажи брилліантовъ. Дло очень серьезно, и, если вы предпочитаете не участвовать въ немъ, скажите прямо. Сегодня утромъ я общалъ радж привезти къ нему посл полудня надежнаго и опытнаго человка, который въ состояніи дать совтъ, а, быть можетъ, и помочь. Лично я знакомъ съ вами недолго, но уже давно знаю васъ по слухамъ. Поэтому я и ршился привезти именно васъ, если только вы согласны хать. По самой сущности дла я не имю права сказать вамъ ничего боле опредленнаго, пока не получу вашего согласія сопровождать меня.

— Я готовъ хать.

— Въ такомъ случа я постараюсь разъяснить вамъ все, по возможности, кратко. Раджа находится въ большомъ затрудненіи. Вы легко поймете, зная положеніе его владній, что теперешнія смуты въ Кабул должны сильно озабочивать его. Неожиданный ходъ событій, такъ быстро смняющихъ другъ друга съ тхъ поръ, какъ англичане изъ тщеславіи и легкомыслія принесли въ жертву Каваніари и его друзей, поколебалъ вру туземныхъ властителей въ прочность англійскаго господства. Они совершенно обезумли отъ страха и боятся мести окружающихъ ихъ племенъ въ случа поруганія англичанъ, съ другой стороны, они опасаются еще, какъ бы сами англичане, находясь въ безвыходномъ положеніи, не стали брать съ нихъ тяжелыхъ налоговъ для поддержанія того, что они величаютъ ‘имперіею’. Они не очень умны, эти бдные, старые короли и юные князьки, иначе давно увидали бы, что англичане не посмютъ прибгнуть въ настоящее время къ устарвшей тактик Клайва. Старику Байтопуру, все-таки, извстна судьба аудскаго короля, и онъ страшится, какъ бы и его не постигла та же участь.

— Мн кажется, что въ этомъ отношеніи онъ можетъ успокоиться,— возразилъ я.— Байтопурское королевство расположено слишкомъ неудобно, да и черезъ-чуръ переполнено москитами, чтобы казаться привлекательнымъ англичанамъ. Къ тому же, въ настоящее время тамъ боле розъ, чмъ рубиновъ.

— Совершенно врно, и этотъ вопросъ меня очень интересуетъ, такъ какъ старикъ долженъ мн громадныя суммы. Я помогалъ ему во время послдняго голода.

— Ну, это врядъ ли окажется выгодной спекуляціей,— замтилъ я.— Увидите ли вы когда-нибудь хоть одну рупію изъ явхъ денегъ?

— Да, онъ заплатитъ мн, хотя, признаюсь, я этого не думалъ съ недлю тому назадъ, пожалуй, даже вчера. Я только потому далъ ему средства прокормить народъ и спасти многихъ людей отъ голодной смерти, что въ числ его подданныя масса мусульманъ, несмотря на то, что самъ раджа — индусъ. Что касается его лично, то по мн пусть онъ издохнетъ хоть завтра, какъ собака, я не далъ бы ему гроша или куска хлба для поддержанія его презрннаго старческаго тла.

— Значитъ, свиданіе это касается уплаты суммъ, вамъ данныхъ взаймы?

— Да, хотя это и не самая интересная часть дла. Раджа хочется заплатить мн натурою, человческимъ мясомъ, сверхъ того, онъ предлагаетъ мн еще сдлаться королемъ, если я прощу ему долгъ. Послдняя часть предложенія — чисто фантастическая. Общаніе же уплатить долгъ извстнымъ количествомъ человческихъ существъ онъ сдержать можетъ. Я еще пока не окончательно ршился.

Я смотрлъ на Азейкса съ величайшимъ изумленіемъ. Чы хотлъ онъ сказать? Ужь не предлагаетъ ли ему раджа въ уплату своего долга еще нсколькихъ женъ,— такихъ красавецъ, которымъ нтъ цны? Не можетъ быть, я наврное зналъ, что теперь онъ, не колеблясь, отвергъ бы такое предложеніе.

— Не объясните ли вы мн, что значатъ ваши слова объ уплат долга человческими существами?— спросилъ я.

— Извольте. Байтопурскій раджа иметъ въ своей власти одного человчка. Находясь подъ надзоромъ тройной стражи, тщательно охраняемый, человкъ этотъ живетъ въ ожиданіи участи, которую опредлитъ ему раджа. Англичане дали бы громадныя деньги за него, но Байтопуръ боится, какъ бы при этомъ не возникли также и нкоторые щекотливые вопросы, и правительство не отказалось бы поврить его отвтамъ. Задолжавъ мн значительную сумму, онъ надется, что я соглашусь принять отъ него плнника и, такъ сказать, реализировать его, это погасило бы долгъ и избавило бы раджу отъ необходимости или покончить втайн съ этимъ человкомъ, или вступить съ правительствомъ въ опасные переговоры. Осуществленіе этого плана весьма возможно, и отъ меня зависитъ сказать да или нтъ въ отвтъ на предложеніе раджи. Поняли вы теперь? Дло, какъ видите, довольно серьезно.

— Но человкъ этотъ — кто же онъ? Почему нуженъ онъ до такой степени англичанамъ?

Айзексъ близко подъхалъ ко мн и, оглянувшись, чтобы убдиться, далеко ли отсталъ отъ насъ саисъ, положилъ руку на мое плечо, нагнулся съ сдла такъ, что губы его почти касались моего уха, и быстро прошепталъ:

— Ширъ-Али.

— Чорта съ два!— воскликнулъ я, забывъ отъ изумленія и декорумъ, и тонкости языка.

Вс, кто жилъ въ Индіи въ 1879 году, несомннно помнятъ безконечныя догадки, вызванныя весною того же года исчезновеніемъ афганскаго эмира Ширъ-Али. Побжденный англичанами при Али-Музжид и Пейвар, считая дло проиграннымъ, онъ бжалъ невдомо куда, хотя есть поводы думать, что онъ снова могъ бы добиться власти и популярности среди племенъ Афганистана, еслибъ появился между ними вскор посл убійства Каваніари.

— Да,— продолжалъ Айзексъ,— онъ уже шесть недль въ плну въ байтопурскомъ дворц, и ни одна душа не вдаетъ объ этомъ, кром раджи, васъ и меня. Прибылъ онъ въ Байтопуръ, скромно переодтый въ костюмъ горнаго хаджи, несмотря на то, что онъ мусульманинъ, и, добившись частной аудіенціи, открылъ радж свое настоящее имя, предложилъ принять совмстное нападеніе на Кабулъ, только что умиротворенный въ то время англичанами, и сулилъ ему всевозможныя выгоды за эту помощь. Старый Байто, который тоже не дуракъ, засадилъ его въ тюрьму подъ охрану панджабскихъ солдатъ, не говорящихъ ни слова по-афгански, и, по зрломъ размышленіи, уложилъ пожитки и прибылъ въ Симлу небольшими перездами, такъ какъ подобное путешествіе не легко для человка его лтъ. Явился онъ сюда третьяго дня подъ предлогомъ принести поздравленіе вице-королю съ успхомъ британскаго оружія. Вслдствіе дурныхъ встей, полученныхъ изъ Кабула, ему пришлось, однако, нсколько умрить восторженность предположенной рчи. Понятно, что онъ первымъ дломъ послалъ за мною, и я имлъ съ нимъ сегодня утромъ продолжительное свиданіе, во время котораго онъ и сообщилъ мн вс подробности. Я сказалъ, что не ршусь дйствовать безъ участія третьяго лица, необходимаго, какъ свидтель, при сдлк съ такимъ человкомъ, вотъ я и обратился къ вамъ.

— Но что значитъ его предложеніе подарить вамъ корону? Радв онъ считаетъ васъ пригоднымъ для роли новаго кабульскаго эмира?

— Именно. Моя религія, а, главное, мои богатства подали ему мысль, что, какъ природный персіянинъ, я былъ бы самымъ подходящимъ человкомъ для вакантнаго кабульскаго престола. Англичане пришли бы, безъ сомннія, въ восторгъ отъ этого. Но, конечно, это только фантастическій и нелпый замыселъ. Думаю, что я соглашусь лучше на второе предложеніе и приму отъ раджи плнника. Это будетъ, по крайней мр, врная спекуляція.

Я молчалъ. Простота моихъ отношеній къ Айзексу заставила меня забыть на время его несмтныя богатства и власть. Мн и въ голову не приходило, что онъ можетъ быть близко замшанъ въ такія важныя интриги или что независимые туземные князья смотрятъ на него, какъ на будущаго афганскаго эмира. Возражать было тутъ нечего, и я ршился ограничиться ролью, на которую былъ призванъ, именно ролью свидтеля, не боле. Еслибъ спросили моего совта, я смло подалъ бы голосъ за освобожденіе Ширъ-Али и протестовалъ бы противъ торга бднымъ человкомъ. Подъ вліяніемъ этихъ мыслей мн припомнились слова, произнесенныя Айзексомъ, когда мы вызжали поутру отъ миссъ Вестонго: ‘Подобныя драгоцнности не часто покупаются и продаются такимъ образомъ’. По истин не часто!

— Вы видите,— началъ Айзексъ, когда мы приближались уже къ цли нашей поздки,— что Байтопуръ въ моей власти, съ тломъ и душою, одного слова моего было бы достаточно, чтобы выдать его британскому правительству ‘за укрывательство измнниковъ’, какъ оно, наврное, назвало бы его поступокъ. Съ другой стороны, тотъ фактъ, что вы, третье лицо въ нашей сдлк,— редакторъ газеты и можете во всякое время предать дло гласности, послужитъ мн лишнимъ обезпеченіемъ. Я держу старика въ тискахъ. А теперь напустите на себя побольше важности, длайте видъ, что вы непроницаемы, какъ скала, и непреклонны, какъ сталь. Мы подъзжаемъ къ его буталу.

Я не могъ не любоваться полнйшимъ спокойствіемъ и осторожностью, съ какими Айзексъ велъ дло, отъ котораго зависли милліоны денегъ, возможное обвиненіе раджи въ государственной измн и вся суть афганскаго вопроса, между тмъ какъ, въ то же время, душа его была поглощена чуднымъ видніемъ, носившимся передъ нимъ во сн и на яву. Что бы я ни думалъ о купл и продаж Ширъ-Али, я долженъ былъ сознаться, что у Айзекса, все-таки, великій, неутомимый умъ. У него были, вс задатки для вождя толпы, и я отъ всей души надялся, что ему когда-нибудь выпадетъ на долю роль правителя.

Домъ, гд помстился байтопурскій раджа на время своего пребыванія въ Симл, походилъ на вс жилища этой мстности. Веранда была переполнена слугами въ богатыхъ, хотя и нсколько пестрыхъ и не очень чистыхъ ливреяхъ. По алле водили взадъ и впередъ лошадей, покрытыхъ вычурными, высокими сдлами и вышитыми, но нсколько поношенными чепраками. Когда мы подъхали къ двери, насъ охватилъ сильный запахъ розовой воды, куреній и табаку,— тотъ неуловимый ароматъ, который свойственъ восточному high life’у. Вмст съ тмъ, всюду замчалась какая-то неряшливая расточительность и мишурная пышность, если можно такъ выразиться. Это явленіе, впрочемъ, всегда неразлучно со свитою туземныхъ властителей или богатыхъ купцовъ и рзко противорчитъ громадной цнности нкоторыхъ украшеній на одежд главныхъ должностныхъ лицъ

Айзексъ сказалъ дежурному прислужнику нсколько словъ въ полголоса, и насъ тотчасъ же впустили въ маленькую пріемную, съ боку дома, выходившую, какъ и вс комнаты въ Индіи, на веранду. По стнамъ стояли низкія деревянныя скамьи, мы сли, ожидая, пока предупредятъ раджу о нашемъ прибытіи. Вскор появился джемадоръ и возвстилъ, что ‘если sahib log, покровитель бдныхъ, соблаговолитъ слдовать за нимъ’, онъ отведетъ насъ въ присутствіе его королевскаго величества. Мы встали и пошли за раболпнымъ джемадоромъ въ другую комнату.

Пріемная, гд ожидалъ насъ раджа, была еще меньше той, въ которую насъ впустили сначала. Находилась она въ самой глубин дома и только на половину озарялась лучами солнца, пробивавшимися сквозь густую листву. Мсто это было, вроятно, выбрано для свиданія за его уединенность. Передъ закрытымъ окномъ медленно ходилъ взадъ и впередъ часовой, чтбы удалять всхъ любопытныхъ. Дверь, въ которую мы вошли, была завшана тяжелою занавсью. Помщеніе показалось мн вполн безопаснымъ.

Старый Вайтопуръ сидлъ, поджавъ ноги, на груд темнокрасныхъ подушекъ, рядомъ съ нимъ стояли туфли, а впереди — громадный наргилэ. На радж была надта простая блая чалма, украшенная съ одной стороны крупнымъ алмазомъ, станъ его облекала или, врне, окутывала одежда изъ темной, тяжелой ткани, точно ему было холодно отъ осенняго воздуха. Продолговатое лицо раджи имло пепельно-желтый оттнокъ, а длинные блые усы падали, извиваясь, на темную одежду. Одна изъ его рукъ высовывалась изъ густыхъ складокъ платья, поднося въ губамъ украшенный драгоцнными камнями мундштукъ: длинные, кривые пальцы какъ-то странно изгибались вокругъ золотаго чубука, точно наслаждаясь прикосновеніемъ къ драгоцнному металлу и алмазамъ. При нашемъ появленіи темные глаза раджи метнули въ мою сторону быстрый, испытующій взглядъ, потомъ снова опустились. Ни одно движеніе тла или головы не обнаружило, чтобъ онъ сознавалъ наше присутствіе. Айзексъ произнесъ пространное привтствіе на индостанскомъ язык (я послдовалъ его примру), но не снялъ обуви и не сдлалъ ничего, кром обыкновеннаго поклона. Ясно было, что власть въ его рукахъ. Старикъ вынулъ чубукъ изо рта и низкимъ, глухимъ голодомъ произнесъ, что радъ насъ видть и изъ уваженія къ нашему богатству, слав и большой мудрости отложитъ въ сторону всякія церемоніи и попроситъ насъ ссть. Мы расположились противъ него, на подушкахъ, скрестивъ ноги, и какъ можно ближе къ нему, такъ что, казалось, будто мы совершаемъ втроемъ какой-то священный обрядъ, орудіемъ котораго служитъ стоявшій посредин треугольника высокій наргилэ.

Усвшись, Айзексъ обратился къ радж, все еще на индостанскомъ язык, и сказалъ, что блескъ его величества, подобный солнцу, разсевающему тучи, наводитъ на него такой страхъ и содроганіе, что онъ униженно проситъ позволенія изъясняться по-персидски, зная, что безконечно мудрый властитель говоритъ на этомъ язык даже лучше его самого.

Не дожидаясь отвта и не обнаруживая никакихъ видимыхх знаковъ страха и трепета, Айзексъ сразу заговорилъ на своемъ родномъ нарчіи и, отбросивъ всякія околичности и церемоніи, смло приступилъ къ длу. Онъ не затруднился объяснить радж силу своей позиціи, настаивалъ на томъ, что одного намека англичанамъ на мсто, гд скрывается Ширъ-Али, будетъ достаточно, чтобы повергнуть Байтопура въ безнадежныя и безконечныя затрудненія, изъ которыхъ возможенъ только одинъ выходъ — поглощеніе его владній британской имперіею. Онъ распространился насчетъ крупныхъ суммъ, которыя долженъ ему раджа за помощь, оказанную во время голода, и искусно далъ понять, будто желаетъ немедленной уплаты всхъ денегъ

— Если ваше величество откажется исполнить мои справедливыя требованія, я имю возможность удовлетворить ихъ самъ, и никакія соображенія милосердія или жалости не побудятъ меня уменьшить хоть на одну рупію итогъ вашего долга, не увеличеннаго, какъ вамъ хорошо извстно, никакими незаконными процентами. Ни въ одномъ англійскомъ или индійскомъ банк не могли бы вы занять денегъ на такихъ выгодныхъ условіяхъ, и, если я былъ милосердъ до сихъ поръ, то не буду снисходителенъ доле. Вы знаете, что говоритъ пророкъ Аллаха: ‘По истин жизнь за жизнь, око за око, носъ за носъ, ухо за ухо, месть за пораненіе’. Срокъ вашего общанія истекъ, и вы заплатите мн сполна. А мудрый Франкъ, сидящій по мою правую руку — не онъ ли тотъ смлый писатель, который даетъ публик каждый день новую книгу, листокъ новостей, Khabar-i-Khagaz, куда заносятся дянія злодевъ, поступки обманщиковъ, и гд нерадивые получаютъ достойную мзду? Неужели вы думаете, что онъ не напишетъ о васъ большой статьи въ нсколько столбцовъ, не вручитъ ее злымъ духамъ, исполняющимъ его велнія, которые тотчасъ же размножатъ то, что имъ написано, и распространятъ это по всей британской имперіи за ничтожную плату въ одну анну съ экземпляра? Тогда вс будутъ знать, какъ позорно отрекается отъ своихъ долговъ байтопурскій раджа и какъ онъ укрываетъ въ своемъ дворц измнниковъ.

Все это Айзексъ произнесъ торжественнымъ и внушительнымъ голосомъ, который долженъ былъ нагнать страхъ и ужасъ на душу несчастнаго должника. Что касается раджи, холодныя капли пота стояли на его лиц, а при послднихъ словахъ ужасъ его достигъ такихъ предловъ, что длинные пальцы судорожно разогнулись и сверкающій мундштукъ, подобно голов зми, упалъ къ его ногамъ, посреди шелковыхъ колецъ наргилэ. Съ ту же минуту, почувствовавъ пустоту въ своей рук, его величество съ большею быстротою, чмъ я ожидалъ, кинулся съ распростертыми когтями, точно соколъ на добычу, и, схвативъ блестящій мундштукъ, съ видомъ замтнаго облегченія, поднесъ его къ губамъ. Онъ сдлалъ это, несомннно, только въ силу привычки, такъ какъ не считалъ насъ, конечно, людьми, способными украсть его игрушку, но въ этомъ поступк была такая хищность, въ которой сказалась вся прирожденная ему скаредность. На минуту водворилось молчаніе. Старикъ, видимо, глубоко проникся опасностью своего положенія. Айзексъ продолжалъ:

— Ваше величество, конечно, понимаете, что вы со всхъ сторонъ окружены гибелью. Мн же не угрожаетъ никакой опасности. Я могу, если захочу, хоть завтра купить васъ вмст со всмъ Байтопуромъ. Но я — человкъ справедливый. Если пророкъ,— да будетъ благословенно его имя!— дйствительно сказалъ, что мы должны брать око за око, носъ за носъ и мстить за пораненіе, то онъ говоритъ также, что ‘кто проститъ вину изъ милосердія, тому это послужитъ искупленіемъ’. Ваше величество — человкъ жестокій, и мн хорошо извстно, что если я заставлю васъ уплатить долгъ сейчасъ же, вы безжалостно прижмете и обложите данью вашихъ подданныхъ для наполненія своихъ сундуковъ. Многіе же изъ этихъ подданныхъ правоврные послдователи пророка,— да будетъ съ нимъ миръ!— а въ писаніи сказано: ‘ограбь чужеземца, но не трогай брата’. Если же я заставлю васъ грабить моихъ братьевъ, не будетъ ли грхъ мой и искупленіе за него также на мн? Законные проценты на вашъ долгъ возрасли уже до нсколькихъ лакхъ рупій. Но ради моихъ братьевъ, находящихся въ оковахъ у васъ, неврнаго, осужденнаго горть въ неугасимомъ, яркомъ пламени, я, все-таки, заключу съ вами договоръ, и вотъ въ чемъ онъ будетъ состоять. Вы отдадите въ мои руки еще до наступленія темной половины слдующей луны…— Айзексъ понизилъ голосъ до едва слышнаго шепота, безмолвіе комнаты нарушалось только звукомъ шаговъ часоваго на перепад,— вы отдадите въ мои руки Ширъ-Али, бывшаго афганскаго эмира, нын сокрытаго въ вашемъ байтопурскомъ дворц, передадите его цлымъ и невредимымъ въ мст, которое я самъ выберу, къ сверу отсюда, въ ущель около Кейтунга, и не троньте ни одного волоса на его голов. Если я захочу, я передамъ его англичанамъ, а захочу — убью, и вы не смете сдлать мн ни одного замчанія по этому поводу. Откажетесь — я пойду въ великому лорду сагибу, разскажу о вашихъ дяніяхъ, васъ арестуютъ еще до наступленія ныншней ночи. и не будетъ вамъ тогда спасенія. Если же вы согласитесь подписать договоръ, я не скажу никому ни слова, вы удете отсюда съ миромъ, кром того, ради правоврныхъ, живущихъ въ вашемъ королевств, я прощу вамъ вс проценты съ долга, и вы заплатите мн его по мр возможности. Я кончилъ, теперь вамъ говорить.

Айзексъ спокойно вынулъ изъ кармана два свитка, исписанные персидскимъ шрифтомъ, закурилъ папиросу и принялся тщательно перечитывать ихъ, отыскивая проблы или ошибки въ документахъ. На лиц раджи выражалось величайшее волненіе, но онъ мужественно затягивался изъ трубки и силился взвсить свое положеніе. Въ надежд освободиться отъ всего долга за разъ, онъ необдуманно предалъ себя въ руки человка, который, его ненавидлъ, хотя старикъ и понялъ эту ненависть слишкомъ поздно. Онъ льстилъ себя мыслью, что заемъ былъ данъ изъ дружескаго участія и желанія оказать ему поддержку, теперь оказывалось, что Айзексъ далъ деньги только изъ дйствительныхъ или только мнимыхъ религіозныхъ мотивовъ и въ интересахъ своихъ единоврцевъ. Я молча наблюдалъ за разнообразными страстями, мелькавшими по отталкивающему лицу старика. Молчаніе длилось около четверти часа.

— Дайте сюда условіе,— сказалъ онъ, наконецъ.— Я нахожусь въ когтяхъ тигра. Я подпишу договоръ, если это нужно. Но вамъ воздастся за это, Абдулъ Гяфизъ, когда тло ваше будетъ съдено шакалами и лсными кабанами, душа воплотится въ образъ презрннаго работника, и вы будете мести улицы въ городахъ моего царства, царства моего сына и внука, вы и ваше потомство до десятитысячнаго поколнія.

Боле глубокаго презрнія или непримиримой вражды индусъ выразить не въ состояніи. Айзексъ только улыбнулся, но лицо его имло сосредоточенное, неуклонное и жестокое выраженіе, когда онъ отвчалъ на это оскорбленіе.

— Я не намренъ спорить съ вами. Но если вы не поторопитесь подписать бумаги, я могу перемнить свои планы и послать въ Петергофъ за соварами. Совтую не терять времени.

Онъ вынулъ изъ кармана небольшую чернильницу и тростниковое перо.

— Подпишите,— сказалъ онъ, вставая,— прежде чмъ солдатъ на веранд трижды пройдетъ мимо окна, или я предамъ васъ въ руки англичанъ.

Дрожа всмъ тломъ, съ крупными каплями пота, стоявшими, какъ бисеръ, на лиц, старикъ схватилъ перо и подписалъ свое имя и титулы сперва подъ одной бумагой, потомъ подъ другой. То же самое сдлалъ и Айзексъ, выставившій имя сполна персидскимъ шрифтомъ, а подъ конецъ подписалъ и я, крупными буквами внизу каждаго свитка, свое имя: ‘Павелъ Григгсъ’, прибавивъ слово ‘свидтель’, на случай, еслибъ сдлка огласилась.

— Теперь,— обратился Айзексъ къ радж,— пошлите сейчасъ же гонца и велите отвезти того человка, о которомъ идетъ рчь, подъ сильнымъ конвоемъ и окольными путями въ кейтунгское ущель, и пусть они расположатся тамъ станомъ до начала третьей недли, считая съ ныншняго дня, когда луна будетъ во всей полнот. Я буду тамъ и приму отъ нихъ этого человка. Горе вамъ, если я его тамъ не застану, горе, если вы будете угнетать правоврныхъ въ вашемъ царств!

Онъ повернулся на каблукахъ, и я послдовалъ за нимъ изъ комнаты, отвсивъ предварительно краткій поклонъ старику,— церемонія, которую Айзексъ выпустилъ преднамренно или по забывчивости, этого я не могъ бы сказать. Мы вышли на открытый воздухъ и, свъ на лошадей, ухали, оставивъ позади себя двойной рядъ слугъ, кланявшихся до земли. Продолжительность аудіенціи съ раджею дала имъ высокое понятіе о нашемъ значеніи. Пріхали мы въ четыре часа, а теперь было уже около пяти. Длинные перерывы и персидскія разглагольствованія заняли не мало времени.

— Не замтно, чтобы вы очень нуждались въ моихъ совтахъ или поддержк,— началъ я.— Располагая такимъ арсеналомъ орудій, вы могли бы справиться съ полдюжиною раджей.

— Да, быть можетъ. Но я имю вскія причины желать, чтобы это дло было скоре покончено, а редакторъ ежедневной газеты — вещь ужасная для туземныхъ царьковъ. Вы это, наврное, замтили.

— Что намрены вы длать съ этимъ человкомъ, когда онъ будетъ въ вашихъ рукахъ, если это не нескромный вопросъ?

— Длать съ нимъ?— спросилъ Айзексъ съ нкоторымъ удивленіемъ.— Возможно ли, что вы еще не догадались? Онъ славный человкъ и истинный правоврный. Я дамъ ему письма и деньги, чтобы добраться до Багдада или въ другое мсто, гд онъ будетъ въ безопасности. Онъ удетъ съ миромъ, свободный, какъ воздухъ.

Я до половины подозрвалъ эти великодушныя намренія, но Айзексъ такъ искусно выказывалъ неуклонную жестокость во время недавняго свиданія съ индусскимъ принцемъ, что для меня было непонятно, какъ могъ одинъ и тотъ же человкъ быть столь безжалостнымъ и добрымъ одновременно. Никакихъ слдовъ жестокости не было теперь на его прекрасныхъ чертахъ, и когда, озаренные послдними лучами солнца, заходившаго за горами, мы огибали холмъ, лицо Айзекса казалось совершенно просвтленнымъ, такъ что я едва могъ даже глядть на него. Онъ держалъ шляпу въ рук и съ минуту смотрлъ на западъ, точно благодаря угасающій день за его красу и свжесть. Я невольно подумалъ, что счастливо солнце, увидавъ на прощанье съ Симлою такую дивную картину, благодаря ей, оно, наврное, будетъ ярче сіять на слдующій день,— вдь, ни что прекрасне не представится его взорамъ во время двнадцати часоваго странствованія по другой половин вселенной.

— А теперь,— сказалъ Айзексъ,— уже поздно, если мы подемъ, однако, по направленію къ Аннандэлю, мы можемъ встртить всю компанію на возвратномъ пути съ polo.

Глаза его сверкнули при одной этой мысли. Ширъ-Али, раджа, договоръ, капиталъ, проценты,— все было забыто въ ожиданіи минутнаго свиданія съ любимой женщиною.

Глава VI.

— Почему не пріхали вы смотрть игру? Посл вашего энтузіазма по поводу polo, я никакъ не думала, что вы пропустите такую интересную партію.

Таковы были первыя слова миссъ Вестонго, когда мы встртили ее и Кильдэра на узкой тропинк, которая вела въ Аннандэль. За нею хало два человка — мистеръ Кэрри Геркинсъ и Джонъ Вестонго. Съ послднимъ насъ, какъ слдуетъ, тотчасъ же познакомили. Это былъ спокойный, худощавый молодой человкъ, напоминавшій чертами сестру, но безъ малйшаго слда ея прекраснаго цвта лица или жизненности. Онъ отличался чисто-бомбейской блдностью и, казалось, весь испарился отъ вчныхъ дождей. Пока насъ представляли другъ другу, Айзексъ вздрогнулъ и пробормоталъ, что имлъ уже, какъ ему кажется, удовольствіе видть раньше мистера Вестонго.

— Весьма возможно, весьма возможно,— привтливо произнесъ этотъ джентльменъ,— въ особенности, если вы бываете въ Бомбе.

— Я былъ въ Бомбе лтъ двнадцать тому назадъ. Вы, по всему вроятію, забыли меня.

— Да. Я былъ молодъ и зеленъ тогда. Удивляюсь, какъ это вы меня помните.

Онъ не обнаруживалъ особеннаго интереса въ этомъ дл, хотя и улыбался привтливо.

Миссъ Вестонго дразнила въ эту минуту, должно быть, лорда Стипльтона, потому что онъ весь раскраснлся и казался раздосадованнымъ, а она, напротивъ, находилась въ превосходномъ настроеніи духа. Мы повернули, чтобы хать назадъ съ остальною компаніею, и ловкимъ движеніемъ Айзексъ придвинулъ свою лошадь къ миссъ Вестонго и не покидалъ уже боле этой позиціи. Они находились во глав колонны, тропа была настолько узка, что не дозволяла боле чмъ двумъ человкамъ хать рядомъ, я поршилъ дать молодымъ людямъ возможность воспользоваться этимъ шансомъ. Для этого я незамтно разгорячилъ свою лошадь, прикоснувшись къ ней сначала каблукомъ, а потомъ быстро натянувъ узду, она бросилась поперегъ дороги и произвела небольшое замшательство, которымъ воспользовались хавшіе впереди всадники, чтобы увеличить разстояніе, отдлявшее насъ отъ остальной компаніи. За ними слдовали мы съ мистеромъ Геркинсомъ, между тмъ какъ Кильдеръ уныло плелся сзади съ Джономъ Вестонго. Геркинсъ и я, какъ люди тучные, да и хавшіе, къ тому же, на грузныхъ лошадяхъ, держали позицію въ своей власти, и вскор Айзексъ и миссъ Вестонго были уже на разстояніи нсколькихъ сотъ ярдовъ отъ насъ, и мы только изрдка видли ихъ между деревьями, когда изгибалась тропа.

— О чемъ говорятъ эти юнцы за нами?— началъ мистеръ Геркинсъ.— Наврное, о тиграхъ?

Такъ оно, конечно, и было.

— Знаете ли вы, что я услышалъ сегодня, когда вернулся домой?— продолжалъ Геркинсъ.— Этотъ втренникъ Кильдеръ сдлалъ моей племянниц предложеніе… (Лошадь его въ эту минуту споткнулась, но тутъ же оправилась).

— Неужели?— сказалъ я, нсколько испуганный.

— Ахъ нтъ, нтъ! Вовсе не въ этомъ смысл. Ха, ха, ха! Превосходно, превосходно Нтъ, нтъ! Лордъ Стипльтонъ зоветъ насъ всхъ на охоту за тиграми, чтобы позабавить Джона, и сдлалъ миссъ Вестонго предложеніе — ха! ха! ха! право, очень забавно!— хать съ нами!

— Думаю, что вы ничего не имете противъ этого, мистеръ Геркинсъ? Дамы постоянно участвуютъ въ такихъ экспедиціяхъ и, повидимому, никому не мшаютъ.

— Имю ли я что-нибудь противъ этого? Конечно, имю. Ужь не полагаете ли вы, что я желаю уложить племянницу въ раннюю могилу? Вспомните только о лихорадкахъ, суровомъ образ жизни на охот и тому подобномъ, а она, къ тому же, только что пріхала изъ Англіи.

— Глядя на нее, кажется, будто она въ состояніи вынести все,— отвчалъ я.

Пордвшія деревья давали вамъ возможность видть Айзекса и миссъ Вестонго, хавшихъ рысцею и, повидимому, погруженныхъ въ серьезную бесду. Сидя, выпрямившись, на лошади, на половину повернувшись на сдл, чтобы слушать то, что говорилъ ей Айзексъ, она казалась достаточно сильною, чтобы хоть сейчасъ отправиться на охоту за тиграми.

— Надюсь, что вы ей не скажете этого,— замтилъ Геркинсъ.— Если она разъ заберетъ себ въ голову, что это вещь возможная, съ нею сладу не будетъ. Вы ее не знаете. Да и я самъ едва знаю ее. Почти до вчерашняго дня никогда не видались мы съ тхъ поръ, какъ она была младенцемъ. Вотъ вы такъ самый подходящій человкъ для охоты за тиграми. Почему бы не похать вамъ съ Айзексомъ и Кильдэромъ и не убить столько этихъ животныхъ, сколько душа ваша запроситъ?

— Мн все равно, увряю васъ. Думаю, что Завыватель съуметъ обойтись безъ меня недли дв. Какую пеструю комоанію составимъ, однако, мы! Только подумайте: гражданскій чиновникъ изъ Бомбея, ирландскій лордъ, персидскій милліонеръ и редакторъ газеты — янки. Чортъ возьми! Прибавьте къ этому знаменитаго комиссара по государственнымъ доходамъ, всми признанную красавицу,— и нашъ секстетъ готовъ.

Геркинсъ былъ, казалось, очень доволенъ относящеюся до него грубою лестью. Внезапно я вспомнилъ, что если онъ далеко не славился, какъ комиссаръ, за то былъ, какъ я недавно гд-то прочелъ, превосходнымъ стрлкомъ въ молодости. Это давало мн лишній шансъ.

— Къ тому же, мистеръ Геркинсъ, компанія охотниковъ была бы неполна безъ опытнаго Немврода, чтобы подавать совты и руководить ею. Кто же годится для этой роли, какъ не участникъ въ столькихъ экспедиціяхъ, товарищъ Маори, человкъ, убившій въ 1861 году въ непальскихъ горахъ двнадцатифутоваго тигра?

— У васъ, однако, отличная память, мистеръ Григгсъ,— отвчалъ восхищенный старикъ, внезапно попавшій на любимую тему.— Видитъ Богъ, что еслибъ я могъ и на этотъ разъ разсчитывать на такую же удачу, я хоть завтра отправился бы съ вами на охоту.

— Почему же нтъ? Не мало еще на свт этихъ громадныхъ истребителей людей,— отвчалъ я и тутъ, же безъ запинки повторилъ съ полстраницы боле или мене точной статистики людей, погибшихъ за истекшій годъ отъ дикихъ зврей или змй.— Понятно, что большинство этихъ несчастныхъ сдлалось жертвою тигровъ, и убить нкоторыхъ изъ этихъ животныхъ было бы по истин добрымъ дломъ. Всякій можетъ увидать тигра, но не всякій съуметъ съ нимъ покончить, между тмъ какъ ваши подвиги въ этой сфер стали достояніемъ исторіи. Вы, право, должны бы сдлать полезное дло, мистеръ Геркинсъ, и създить съ нами. Тогда была бы у насъ надежда на настоящій спортъ.

— Право, пока я васъ слушаю, я и самъ начинаю думать что это доставило бы мн величайшее удовольствіе. Племянницу свою я могъ бы поручить лэди… лэди… ну, какъ тамъ ее зовутъ?… Знаете, жену верховнаго судьи? Вамъ слдовало бы ее знать, что же касается меня, я теперь уже не въ состояніи запоминать именъ.

Онъ какъ-то раздраженно произносилъ эти отрывочныя фразы.

— Вы, несомннно, говорите о лэди Смитъ-Томкинсъ. Да, вы могли бы поручить ей свою племянницу, если, конечно, у нея была уже корь и она не боится этой болзни. Я слышалъ сегодня утромъ, что у трехъ маленькихъ Смитъ-томкинсовъ корь, да еще въ сильнйшей степени.

— Неужели? Въ такомъ случа мы, наврное, найдемъ кого-нибудь другаго.

Я ни минуты не сомнвался, что въ это самое время Айзексъ и миссъ Вестонго строятъ планы для той же экспедиціи за тиграми, поэтому я снова каснулся вопроса о спорт о пожелалъ знать, куда же мы собственно подемъ. Это дало поводъ къ долгимъ преніямъ, и еще прежде чмъ мы подъхали къ вилл мистера Геркинса,— все въ томъ же порядк, конечно,— для меня стало уже ясно, что старикъ поршилъ убить еще на своемъ вку, по крайней мр, хоть одного тигра, и что скоре, чмъ отказаться отъ удовольствія поохотиться, онъ согласится взять съ собою и племянницу. Что касается направленія нашей экспедиціи, это должно было ршиться дня черезъ два. Нельзя сказать, чтобы время было самое подходящее для подобной охоты,— ранняя весна гораздо лучше,— но найти тигровъ всегда можно въ лсахъ Терая, мстности, лежащей у подножья холмовъ, къ сверу отъ Луда.

Когда мы приблизились въ дому, уже совершенно стемнло. Мы хали все время почти шагомъ. Свтъ, падавшій на веранду изъ открытой двери, давалъ намъ возможность разглядть миссъ Вестонго, сидвшую въ громадномъ кресл, и Айзекса, слегка наклонившагося надъ нею, держа шляпу въ рук. Они все еще разговаривали о чемъ-то между собою, но, когда мы подъхали къ полян, громкими окликами призывая своихъ саисовъ, Айзексъ выпрямился, бросилъ взглядъ въ нашу сторону, и голоса смолкли. Ясно было, что ему удалось сильно заинтересовать миссъ Вестонго, по крайней мр, мн показалось,— хотя разстояніе, насъ отдлявшее, было довольно значительно, и свтъ, озарявшій ихъ, былъ не очень ярокъ,— что, когда Айзексъ выпрямился и замолчалъ, двушка посмотрла ему прямо въ лицо, какъ будто сожаля, что онъ не продолжаетъ разговора. Я слзъ съ лошади вмст съ моими спутниками и подошелъ проститься съ миссъ Вестонго.

— Приходите завтра вечеромъ обдать,— сказалъ Геркинсъ,— мы устроимъ тогда все дло. Ровно въ семь часовъ. Завтра воскресенье, не забывайте. Кильдэръ, вамъ тоже слдуетъ пріхать, если вы серьезно хотите участвовать въ охот. Помните же, въ семь часовъ. Мы должны выхать аккуратно, чтобы вернуться сюда до отъзда вице-короля.

— Въ такомъ случа,— сказалъ Кильдэръ, обращаясь ко мн,— мы могли бы ршить и то, что относится до нашего состязанія въ понедльникъ. Не такъ ли?

— Конечно, это очень любезно съ вашей стороны.

— Помилуйте, это пустяки! Покойной ночи.

Мы поклонились и отправились отыскивать своихъ лошадей Посл нкоторыхъ колебаній (темнота казалась очень густою въ сравненіи съ свтомъ, вырывавшимся изъ двери виллы) намъ удалось уссться на коней и мы похали домой лсомъ.

— Благодарю, Григгсъ,— сказалъ Айзексъ.— Да не утомятся никогда ваши ноги и не уменьшится во вки ваша тнь!

— Не стоитъ благодарности. А за пожеланіе насчетъ тни — спасибо. Только врядъ ли она можетъ когда-либо сократиться боле, чмъ въ настоящую минуту. Что за потемки, право!

Я отлично понималъ, за что онъ благодарилъ меня. Немного погодя, я закурилъ чирутъ.

— Айзексъ,— началъ я,— вы, однако, преловкій малый, честное слово.

— Это почему?

— Вы еще спрашиваете? Да разв вы не строили хладнокровнйшимъ образомъ съ миссъ Вестонго плановъ продолжительной охоты за тиграми, между, тмъ какъ общали появиться черезъ три недли въ окрестностяхъ какого-то Кейтунга, хотя чортъ знаетъ, гд это мсто? Во всякомъ случа оно должно быть въ совершенно противуположномъ направленіи отъ цли нашей поздки, такъ какъ въ настоящее время года не найдешь ни одного тигра ближе Терая.

— Я не понимаю, въ чемъ тутъ затрудненіе,— отвчалъ онъ.— Мы можемъ пріхать въ Аудъ въ два дня, убивать тигровъ дней десять и вернуться опять въ два дня. Выйдетъ какъ разъ дв недли. Чтобы дохать до Кейтунга, нужно не боле недли. Быть можетъ, я ошибаюсь, но мн кажется, что довольно будетъ и трехъ дней. Еще до отъзда въ Аудъ я устрою черезъ гонцовъ смну лошадей и съ помощью двойнаго комплекта куліевъ и множества пони мы будемъ двигаться быстро тамъ, гд дороги хороши, и, будьте уврены, прибудемъ къ мсту свиданія во время.

— Въ такомъ случа отлично. Только Геркинсъ врядъ ли согласится вернуться раньше трехъ недль, а я не думаю, чтобъ вы захотли разстаться съ нашей компаніею

Айзексъ, очевидно, тщательно обдумалъ весь планъ трехнедльной экскурсіи. Я не продолжалъ разговора, полагая, что другъ мой поглощенъ размышленіями о своихъ многочисленныхъ предпріятіяхъ. Дло не легкое, когда надо примирить вопросы первой важности съ требованіями сильной страсти! Мн не хотлось тревожить его, къ тому же, я съ трудомъ справлялся съ лошадью въ непроницаемомъ мрак, насъ окружавшемъ.

Вдругъ она рзко кинулась въ сторону, потомъ остановилась, какъ вкопанная, дрожа всми членами. Лошадь Айзекса взвилась на дыбы, фыркнула, и наконецъ, сильно ударилась о меня. Затмъ все стихло. Я ничего не могъ разсмотрть. Внезапно, во мрак ночи раздался чей-то голосъ, низкій, музыкальный, и мн показалось, что я вижу очертанія темной фигуры какъ разъ около колнъ Айзекса. Кто бы ни былъ пшеходъ, онъ находился, во всякомъ случа, по ту сторону моего спутника, и вскор я могъ разглядть контуры его головы.

— Миръ теб, Абдулъ Гафизъ!— раздалось во мрак.

— Алейкумъ салаамъ, Рамъ Лэль!— отвчалъ Айзексъ. Онъ, наврное, узналъ человка только по голосу.

— Абдулъ,— продолжалъ незнакомецъ по-персидски,— у меня есть до тебя сегодня дло. Ты дешь домой, если позволишь, я буду съ тобою черезъ два часа.

— Твоя воля для меня законъ. Да будетъ такъ.

Мн показалось, что голова исчезла.

— Да будетъ такъ,— повторилъ, какъ эхо, голосъ, слабя и быстро удаляясь. Лошади, на минуту встревоженныя неожиданнымъ появленіемъ незнакомца, успокоились. Признаюсь, эпизодъ этотъ произвелъ на меня поразительно-непріятное впечатлніе. Странно, что какому-то проходимцу,— персіянину, судя по его акценту,— извстно, гд находится въ ту или другую минуту мой пріятель и что они узнаютъ другъ друга по голосу! Я вспомнилъ, что нашъ пріздъ въ виллу Геркинса былъ совершеннымъ экспромптомъ, и мн казалось, что Айзексъ не говорилъ ни съ кмъ, даже со своимъ саисомъ, съ той минуты, какъ мы встртились съ миссъ Вестонго полтора часа тому назадъ на аннандэльской дорог.

— Хотлъ бы я знать, что ему нужно?— началъ мой пріятель, говоря, повидимому, самъ съ собою.

— Во всякомъ случа, ему хорошо извстно, гд васъ отыскивать,— отвчалъ я.— Онъ долженъ имть даръ провиднія, чтобы догадаться, что вы были въ Кэрнсбрук.

— Онъ его иметъ. Вообще это весьма странный человкъ, однако, онъ уже не разъ оказывалъ мн услуги, и, хотя я и не понимаю хорошенько, какимъ путемъ онъ приходитъ къ извстнымъ заключеніямъ, а еще мене его способа передвиженія, я всегда радъ его совтамъ.

— Но кто онъ? Персіянинъ? Вы назвали его индусскимъ именемъ, но это, быть можетъ, только уловка. Что онъ, мудрецъ изъ Ирана?

— Онъ очень мудрый человкъ, но только не изъ Ирана, нтъ. Онъ родомъ браминъ, по влеченію буддистъ и, полагаю, назвалъ бы себя ‘адептомъ’ по профессіи, еслибъ можно было сказать, что у него вообще есть профессія. Появляется и исчезаетъ онъ неожиданно, съ поразительною быстротою. Посщеніи его кратки, но онъ всегда отлично знаетъ вс обстоятельства моего дла, въ чемъ бы оно ни состояло. Онъ придетъ сегодня вечеромъ и дастъ мн въ нсколькихъ словахъ совтъ, которому я послдую или нтъ, смотря по желанію. Не успю я отвтить ему или оправиться отъ своего изумленія, какъ онъ уже исчезнетъ, точно растворится въ воздух. А если я спрошу слугъ, куда онъ двался, они выпучатъ на меня глаза, думая, что я рехнулся, пока я не покажу имъ, что комната дйствительно пуста, и не сдлаю выговора, зачмъ они спятъ, вмсто того, чтобы смотрть за тми, кто входитъ ко мн или выходитъ. Знаетъ онъ больше языковъ, чмъ я, и гораздо лучше. Онъ говорилъ мн когда-то, что воспитывался въ Эдинбург, и его безукоризненное знакомство съ европейскими длами и интересами заставляетъ думать, что онъ, наврное, жилъ въ Европ долго. Вникали ли вы когда-нибудь въ высшіе фазисы буддизма? Это весьма любопытно.

— Да, я читалъ кое-что объ этомъ. Правду сказать, читалъ даже много, а думалъ еще больше. Предметъ, какъ вы говорите, весьма интересный. Еслибъ я былъ уроженцемъ Азіи, я увренъ, что постарался бы достигнуть, хотя потребовалась бы даже цлая жизнь, чтобы пройти черезъ вс степени посвященія. Есть что-то раціональное въ теоріяхъ буддизма, отрицающихъ, какъ вамъ извстно, всякую сверхъестественную силу. Вмст съ тмъ, во взглядахъ буддистовъ на жизнь, въ ихъ понятіяхъ объ идеал есть что-то такое высокое и чистое, что неудивительно, если Эдвинъ Арнольдъ заставилъ всхъ нашихъ трансценденталистовъ, унитаристовъ и свободныхъ мыслителей призадуматься надъ этимъ вопросомъ и надъ тмъ, нтъ ли на Восток въ числ ученыхъ такихъ же великихъ людей, какъ Эмерсонъ или Чаннингъ.

Я остановился. Величайшій мой недостатокъ заключается въ томъ, что разъ меня натолкнутъ на сколько-нибудь извстную мн тему, я сейчасъ же впадаю въ дидактическій тонъ. Я умолкъ, вспомнивъ, что Айзексъ, находясь, по его собственнымъ показаніямъ, въ частномъ общеніи съ ‘адептомъ’ высшей степени, наврное, знаетъ объ этомъ вопрос гораздо боле меня.

— Я также,— началъ онъ,— сильно пораженъ красотою высшаго мышленія буддистовъ и, по временамъ, готовъ былъ даже перейти въ этотъ толкъ. Что касается, повидимому, сверхъестественныхъ, силъ и того употребленія, которое они изъ нихъ длаютъ, признаюсь, меня нисколько не интересуютъ явленія подобнаго рода. Мы живемъ въ стран, гд чудеса — вещь довольно обыкновенная. Кто объяснитъ фокусъ съ манговымъ деревомъ или съ корзиною? Кто скажетъ, какимъ образомъ человкъ закидываетъ веревку на воздухъ, взбирается по ней, потомъ исчезаетъ въ голубомъ пространств, унося ее съ собю? А, между тмъ, вы видли эти фокусы, я тоже, они извстны всмъ,— и сами исполнители вовсе не претендуютъ даже на сверхъестественное вмшательство или помощь свыше. Заставите ли вы мангиферу вырасти въ полчаса изъ смени въ цлое дерево, перенесетесь ли за десять тысячъ миль въ столько же секундъ, проникая по пути черезъ кирпичныя или каменныя стны и повергая простыхъ смертныхъ въ изумленіе вашимъ знакомствомъ съ ихъ длами,— вся разница тутъ только въ степени искусства. Я не вижу существеннаго отличія между двумя ‘феноменами’, какъ величаютъ ихъ газеты, съ тхъ поръ, какъ госпожа Блавацкая вызвала въ нашей стран раздоры по этому предмету. Вся разница въ количеств силы, направленной на какое-нибудь дйствіе. Мн случилось видть въ одной калькутской мастерской молотъ, который надламывалъ яичную скорлупу, не раздробляя яйца, и, въ то же время, совершенно расплющивалъ кусокъ желза величиною съ вашу голову. ‘Феномены’ могутъ забавлять женщинъ и дтей, но истинная красота системы — въ общанномъ достиженіи счастія. Для меня совершенно безразлично, даетъ ли посвященнымъ полное отчужденіе отъ земныхъ заботъ возможность переноситься по желанію въ антиподамъ, концентрировать лучи небесныхъ свтилъ для практическихъ цлей или, наконецъ, возбуждать жизненныя силы природы до ненормальной дятельности. По своему я достаточно счастливъ и при существующемъ порядк вещей, и не былъ бы ни на волосъ блаженне, еслибъ могъ умчаться посл обда участвовать въ теченіе нсколькихъ часовъ въ американской политик и вернуться завтра утромъ домой къ своимъ дламъ.

— Вы берете крайности,— отвчалъ я.— Ни одинъ человкъ въ здравомъ ум не соединялъ еще до сихъ поръ идею счастія съ американскою политикою!

— Въ одномъ, однако, я вполн увренъ,— и Айзексъ пріостановился на минуту, точно подбирая слова.— Именно вотъ въ чемъ. Если непредвиднное обстоятельство, все равно, мое ли собственное безуміе, или рука мудраго Аллаха, разстроитъ когда-нибудь тотъ душевный миръ, которымъ я наслаждался цлыхъ десять лтъ съ незначительными перерывами, если я сдлаюсь несчастнымъ на вки, безъ надежды на обыкновенное утшеніе,— я буду искать успокоенія въ чистыхъ ученіяхъ буддизма. Стремленіе къ счастію, стоящему неизмримо выше всхъ земныхъ соображеній покоя или физическаго наслажденія, не можетъ противорчить ни моей религіи, ни вашей.

— Конечно, нтъ,— отвчалъ я.— Но, принявъ въ соображеніе, что вы самый строгій изъ мусульманъ, мн кажется, что вы поразительно либеральны. Вы серьезно думали о возможности сдлаться однимъ изъ ‘братьевъ’, какъ они себя величаютъ?

— Ни разу до ныншняго дня мн и въ голову не приходило, чтобы могло случиться что-нибудь, отъ чего на вки разстроится моя жизнь. Что-то сегодня подсказало мн, что такое существованіе не можетъ быть прочно. Я теперь увренъ, что это такъ. Исходомъ должно быть или безконечное блаженство, или еще боле безпредльное страданіе. Еще не знаю пока, что будетъ.

Его чистый, мягкій голосъ слегка дрогнулъ. Передъ нами сверкали уже огни отеля.

— Я не буду обдать съ вами сегодня, Григгсъ,— продолжалъ Айзексъ.— Лучше велю, подать себ что-нибудь въ свою комнату. Приходите ко мн, какъ только вы освободитесь, конечно, если вамъ нечего длать. Нтъ причины, почему бы вамъ не повидать Гамъ Лэля, такъ какъ мы смотримъ, кажется, одинаково на его религію, школу или философію,— подъищите какое-нибудь опредленіе для этого, во время обда.

Мы разстались. Длинный и треволненный день очень утомилъ меня, и, подобно Айзексу, я не чувствовалъ ни малйшаго желанія подвергнуть себя въ эту минуту трескотн, шуму и освщенію общественной столовой. Я послдовалъ его примру и веллъ подать себ обдать въ свою комнату, потомъ принялся за наргилэ и ршился воспользоваться приглашеніемъ Айзекса не раньше того времени, когда онъ ожидалъ Рамъ Лэля. Мн необходимо было нсколько уединиться, чтобы собраться съ мыслями и обозрть событія послднихъ сутокъ. Я сознавалъ, что очень быстро сближался съ Айзексомъ, и хотлъ подумать о немъ и разршить по возможности загадку его жизни, но, когда я пытался разсмотрть положеніе длъ логически и произнести ему приговоръ, я чувствовалъ себя невольно увлеченнымъ чудными картинами, которыя проносились передъ моими взорами, и не въ силахъ былъ отдлять событій отъ человка. Думалъ ли я о миссъ Вестонго, о жалкомъ, старомъ радж или о Рамъ Лэл — буддист, черты Айзекса постоянно мелькали передо мною. Онъ былъ центральною фигурою каждой картины, всегда на первомъ план, спокойный, красивый, господствующій надъ событіями. Я пустился въ цлый рядъ самыхъ тривіальныхъ разсужденій, чтобы хоть сколько-нибудь успокоить свой смущенный разумъ, какъ, наврное, сдлалъ бы всякій человкъ, привыкшій понимать то, что совершается передъ нимъ, и внезапно сбитый съ толку. Конечно, говорилъ я самъ себ, нтъ ничего удивительнаго, что онъ какъ-будто руководитъ событіями. Обстоятельства, при которыхъ я узналъ его, всецло созданы имъ самимъ. Счастіе всегда улыбалось ему, и онъ ни за что не сталъ бы вызывать такихъ духовъ, которыхъ не въ силахъ обуздать. Ему отлично извстно, какъ нужно ухаживать за прелестной англичанкой, и онъ, наврное, въ эту самую минуту глумится надъ простакомъ, который, поврилъ, будто онъ серьезно спрашивалъ его совта. Что за глупость! Точно мое мнніе можетъ вліять на такого человка, какъ онъ! Просто даже смшно!

Я пилъ кофе, чувствуя величайшее отвращеніе къ самому себ. Все время, пока я старался растолковать себ, что Айзексъ только счастливый спекуляторъ, не лучше и не хуже другихъ людей, я видлъ передъ собою его лицо, котораго никакъ не могъ отогнать. Мн представлялся прекрасный юношескій взглядъ его глубокихъ, темныхъ глазъ, нжныя очертанія рта, величественный, правильный изгибъ бровей. Нтъ, я былъ просто глупъ! Никогда не встрчалъ я и не встрчу боле во всю мою жизнь такого человка, какъ онъ. Могла ли миссъ Вестонго не полюбить это идеальное существо? Я вспомнилъ его великодушіе. Онъ, наврное, сдержитъ свое общаніе и избавитъ отъ всхъ тревогъ бднаго Ширъ-Али, до смерти затравленнаго англійскими и афганскими врагами. Не во власти ли Айзекса байтопурскій раджа? Онъ могъ бы взыскать съ него сполна уплату долга, капитала съ процентами, и, все-таки, спасти афганскаго вождя. Но онъ боится, какъ бы не пострадали бдные магометане отъ вымогательствъ своего повелителя, и добровольно простилъ проценты, доходившіе уже до крупной суммы, а уплату капитала предоставилъ усмотрнію раджи. Прощалъ ли когда-нибудь житель Востока долгъ, хотя бы даже родному брату? По крайней мр, не на моей памяти.

Я всталъ и пошелъ къ Айзексу. Какъ и наканун, я засталъ его на груд подушекъ, за чтеніемъ рукописи. Онъ улыбнулся, взглянувъ на меня, и жестомъ пригласилъ ссть,— отмтивъ пальцемъ мсто, которое читалъ, потомъ, окончивъ начатый стихъ, отложилъ книгу въ сторону и откинулся за подушки.

— И такъ, вамъ, видно, интересно повидать Рамъ Лэля. Онъ будетъ здсь черезъ мгновенье, если только не измнитъ своего намренія.

Въ эту минуту до насъ донеслись со двора звуки голосовъ. Кто-то спрашивалъ Айзекса, и слуга отвчалъ. Высокая фигура въ сромъ кафтан и простомъ бломъ тюрбан стояла въ дверяхъ.

— Я никогда не мняю своихъ намреній,— сказалъ незнакомецъ на чистйшемъ англійскомъ язык, хотя съ удареніемъ, свойственнымъ индусамъ, когда они стараются осилить европейскія нарчія. Голосъ былъ музыкальный, высокій, вмст съ тмъ, нжный и пріятный, именно такой, какой можно слышать на большомъ разстояніи, безъ видимаго усилія для говорящаго.

— Я никогда не мняю своихъ намреній,— повторилъ везнакомецъ.— Я здсь. У тебя все благополучно?

— Все благополучно, Рамъ Лэль. Благодарю. Садитесь, если вы хотите остаться съ нами нкоторое время. Мой другъ, мистеръ Григгсъ, о которомъ вы, по всему вероятію, знаете. Онъ думаетъ о многихъ вопросахъ, какъ и я, и мн очень хотлось, чтобы вы съ нимъ встртились.

Пока Айзексъ говорилъ, Рамъ Лэль сдлалъ нсколько шаговъ впередъ и остановился на минуту, подъ мягкимъ свтомъ лампы. Срая, очень высокая фигура его не отличалась ничмъ особеннымъ. Онъ былъ срый съ головы до ногъ. Длинный кафтанъ, облекавшій его, тюрбанъ, сначала показавшійся мн блымъ, кожа лица, остроконечная борода, большіе усы, густыя брови,— все это выдлялось срымъ пятномъ на варварскомъ блеск богато-драпированныхъ стнъ, точно картина, рисованная срыми красками. Желтый свтъ лампы любовно освщалъ, казалось, мягкіе контуры старика, какъ бы утомившись отъ переливовъ и отраженій золота и тысячегранныхъ драгоцнныхъ камней. Рамъ Лэль взглянулъ на меня, я увидалъ, что и глава его тоже срые,— большая рдкость на Восток,— что они очень отдалены одинъ отъ другаго и придаютъ его лицу выраженіе большаго достоинства и безстрашной прямоты. Судя по чертамъ лица, онъ былъ очень худъ, высокіе плечи казались угловатыми, хотя длинное, свободное одяніе скрывало отъ взоровъ его станъ. Я имлъ достаточно времени, чтобы разсмотрть вс подробности, потому что онъ стоялъ съ минуту посреди комнаты, какъ бы обдумывая, остаться или уйти. Потомъ спокойно направился къ дивану и слъ, скрестивъ ноги.

— Абдулъ, ты сдлалъ сегодня доброе дло, надюсь, ты не измнишь своихъ намреній, прежде чмъ выполнишь то, что задумалъ.

— Я никогда не мняю своихъ намреній, Рамъ Лэль,— отвчалъ Айзексъ, улыбнувшись, повторяя подлинныя слова гостя.

Я сначала испугался. О какомъ добромъ дл говорилъ буддистъ, если не о предполагавшемся освобожденіи Ширъ-Али? Какъ могъ онъ знать объ этомъ? Потомъ вспомнилъ, что, по собственному показанію Айзекса, этотъ человкъ былъ адептомъ высшихъ степеней, пророкомъ, сердцевдцемъ. Я ршился не удивляться ничему, что бы ни случилось на моихъ глазахъ, и только недоумвалъ, зачмъ этому изумительному человку заблагоразсудилось войти въ дверь, какъ простому смертному, а не черезъ полъ или потолокъ?

— Прости,— отвчалъ Рамъ Лэль,— если я осмлюсь противорчить теб. Ты мняешь иногда свои взгляды. Кто еще недавно насмхался надъ женщинами, ихъ безсмертіемъ, добродтелью и умомъ? Не станешь ли ты и теперь уврять меня, другъ Абдулъ, что твои взгляды не измнились? Думаешь ли ты о чемъ-нибудь во сн или на яву, кром той женщины, ради которой совершилась эта перемна? Не всегда ли ея образъ передъ тобою и не наполняетъ ли вяніе ея красоты твою душу? Не поразила ли тебя ея духовная прелесть столько же, сколько и тлесная? Теперь мы, наврное, долгое время не услышимъ отъ тебя никакихъ сомнній относительно женщинъ. Поздравляю съ этимъ обращеніемъ. Ты сдлалъ шагъ къ высшему пониманію міра, въ которомъ живешь.

Айзексъ вовсе не казался удивленнымъ близкимъ знакомствомъ гостя съ его длами. онъ молча наклонилъ голову, подтверждая то, что сказалъ Рамъ Лэль, и ждалъ, не будетъ ли онъ продолжать.

— Я пришелъ,— снова началъ буддистъ,— дать теб добрый совтъ — лучшій изъ всхъ, который имется у меня. По всему вроятію, ты его не примешь, потоку что ты самый самостоятельный изъ всхъ извстныхъ мн людей, хотя измнился нсколько съ тхъ поръ, какъ влюбленъ, доказательствомъ этого служитъ близость съ мистеромъ Григгсомъ.

Онъ взглянулъ на меня, и въ его срыхъ глазахъ промелькнуло что-то, похожее на улыбку.

— Мой совтъ — не допускать замышляемой охоты за тиграми, если отъ тебя зависитъ ей помшать. Ничего добраго изъ этого не произойдетъ, а можетъ случиться большая бда. Я высказался потому, что иначе не былъ бы спокоенъ. Конечно, ты поступишь, какъ хочешь, только не забывай никогда, что я во время указалъ настоящій путь.

— Спасибо, Рамъ Лэль, за дружескую заботливостію обо мн. Не думаю, чтобы я поступилъ по вашему совту, тмъ не мене, я, все-таки, очень благодаренъ. Есть, однако, одна вещь, о которой я хочу съ вами поговорить и даже спросить вашего мннія.

— Какая польза отъ моихъ совтовъ, другъ мой, коли ты имъ не слдуешь? Еслибъ я жилъ съ тобою, былъ твоимъ постояннымъ товарищемъ, ты, по крайней мр, двадцать разъ за дню спрашивалъ бы моего мннія, и, все-таки, поступалъ бы діаметрально-противуположно тому, что я скажу. Еслибъ я не видлъ въ теб чего-то, что замчаю въ весьма немногихъ людяхъ, меня бы сегодня здсь не было. На свт много глупцовъ, достаточно разсудительныхъ, чтобы принимать иногда совты умнаго человка, но весьма мало умныхъ людей, настолько мудрыхъ, чтобы слдовать руководству тхъ, кто выше ихъ,— какъ сдлали бы они, еслибъ почувствовали себя глупыми, хоть на время. Однако, потому именно, что ты такъ своенравенъ, я помогу теб еще раза два, а потомъ предоставлю тебя твоей участи, которую, по своей слпот, ты называешь кизметомъ, не сознавая, что судьба всегда въ твоихъ рукахъ, а въ настоящую минуту даже боле, чмъ когда-либо. Спрашивай, я готовъ отвчать.

— Благодарю, Рамъ Лэль. Вотъ, что мн хотлось бы знать. Вамъ извстно, что я заключилъ договоръ совершенно новаго рода. Человкъ, о которомъ идетъ рчь, долженъ быть отданъ въ мои руки близъ Кейтунга. Меня озабочиваетъ его дальнйшая судьба, и я былъ бы очень радъ, еслибъ вы мн сказали, что съ нимъ длать. хать я долженъ непремнно одинъ, такъ какъ не желаю имть свидтелей, ради моей собственной безопасности и для цлости того человка, котораго я готовлюсь освободить, мн необходимо придумать, что длать, когда я встрчусь съ соварами, высланными, чтобы его сопровождать. Они вполн способны убить насъ обоихъ, если раджа только прикажетъ. Пока я живъ и могу выдать старика англичанамъ, плнникъ въ безопасности, но нтъ ничего легче, какъ поршить съ нами, и тогда всему длу будетъ конецъ.

— Разумется, имъ весьма не трудно убить васъ,— отвчалъ Рамъ Лэль, потомъ прибавилъ нсколько ироническимъ тономъ:— если ты непремнно хочешь вложить голову въ пасть тигра, какъ можешь ты надяться, что я помшаю этому животному ее отгрызть? Это былъ бы ‘феноменъ’, не такъ ли? А не дальше какъ егодняшняго вечера ты утверждалъ, что презираешь ‘феномены’.

— Я сказалъ, что равнодушенъ къ нимъ, я не говорилъ, что ихъ презираю. Только мн кажется, что это дло можетъ быть устроено безъ сверхъестественнаго вмшательства.

— Еслибъ это не былъ такой хорошій поступокъ съ твоей стороны, я и вмшиваться бы не сталъ. Но разъ ты хочешь рисковать жизнью за то, что кажется теб правымъ дломъ, я постараюсь не дать теб погибнуть. На разстояніи дневнаго пути отъ Кейтунга, я встрчусь съ тобою гд-нибудь на дорог, мы отправимся вмст и устроимъ дло. Только если я долженъ помогать теб, я не общаю обойтись безъ нкоторыхъ чудесъ, какъ ты ихъ называешь, хотя теб хорошо извстно, что это собственно не чудеса. А пока поступай, какъ хочешь, относительно тигровой охоты, я не скажу боле ни слова.

Онъ остановился, потомъ, освободивъ стройную руку изъ складокъ кафтана и указавъ на стну, находившуюся за мною и Айзексомъ, сказалъ:

— Какъ замчательно сдланъ этотъ ятаганъ!

Мы невольно обернулись, чтобы взглянуть на указанное оружіе, которое занимало центръ группы афганскихъ ножей, осыпанныхъ алмазами сабель.

— Да,— сказалъ Айзексъ, оборачиваясь, чтобы отвчать гостю,— это весьма…

Онъ вдругъ остановился. Не замтивъ прежде ятагана, затеряннаго среди множества другихъ предметовъ, и залюбовавшись его необычайной красотою, я тоже обернулся, къ великому изумленію, я увидалъ, что Айзексъ глядитъ въ пустое пространство. На диван, гд за мгновенье передъ тмъ сидлъ Рамъ Лэль, не было никого. Старикъ исчезъ.

— Какъ это, однако, внезапно,— сказалъ я.

— Даже боле обыкновеннаго,— былъ отвтъ.— Видли вы, какъ онъ скрылся? Куда вышелъ онъ, въ дверь?

— Я ничего не замтилъ,— отвчалъ я.— Когда я обернулся, чтобъ посмотрть на стну, онъ спокойно сидлъ на этомъ диван и указывалъ рукою на ятаганъ. Что же, онъ обыкновенно уходитъ такъ скоро?

— Да, боле или мене. А теперь я покажу вамъ нчто забавное. Айзексъ всталъ и подошелъ къ двери.

— Нарэнъ!— кликнулъ онъ.

Нарэнъ, носильщикъ, сидвшій на корточкахъ передъ наружною дверью, вскочилъ и подошелъ къ сарму господину.

— Нарэнъ,— продолжалъ Айзексъ,— зачмъ не проводилъ ты по лстниц пундита? Что это теб вздумалось? Разв ты не знаешь своей обязанности?!

Нарэнъ стоялъ, разинувъ ротъ.

— Какого пундита, сагибъ?— спросилъ онъ.

— Да того, что пришелъ сюда съ четверть часа тому назадъ. Онъ только что вышелъ, а ты, негодяй, даже не всталъ чтобы поклониться ему.

Нарэнъ клялся, что никакой пундитъ, сагибъ, или кто бы то ни былъ, не переступалъ дороги съ той минуты, какъ вошелъ Рамъ Лэль.

— Ахъ ты, лнивая индусская собака! Такъ-то ты исполняешь свои обязанности?

Айзексъ, видимо, наслаждался этой сценой.

— Сагибъ,— отвчалъ дрожащій Нарэнъ, очевидно, забывъ эпитетъ, приданный ему его господиномъ,— вы — благодтель бдныхъ, вы — мой отецъ, братъ, моя мать, вся моя родня (обычная форма индусскихъ моленій), но, клянусь благословеннымъ Кришной, я ни на минуту не засыпалъ.

— Ужь не хочешь ли ты уврить меня, что пундитъ вылетлъ черезъ потолокъ или спрятался подъ подушки? Не клянись своими лживыми идолами, рабъ, я все равно не поврю теб.

— Сагибъ!— воскликнулъ Нарэнъ, ухватившись за мысль, что пундитъ таинственно исчезъ черезъ стны.— Именно такъ! Пундитъ — великій іоги и повеллъ втрамъ унести себя.

Несчастному, видимо, не хотлось разстаться съ такой блестящею мыслью, Айзексъ, казалось, нсколько успокоился.

— Почему думаешь ты, что онъ спросилъ онъ уже мягче.

У Нарэна не было на готов отвта, и онъ стоялъ въ дверяхъ, глупо оглядывая комнату, изъ которой такъ неожиданно исчезъ сверхъестественный гость.

— Тмъ не мене,— продолжалъ Айзексъ,— ты не такъ виноватъ, какъ думаешь. Пундитъ — боле могущественный іоги, чмъ могла бы придумать вся ваша идіотская религія. Не печалься, вотъ теб восемь аннъ за то, что я утверждалъ, будто ты спишь, когда ты и не думалъ дремать.

— Ему, правда, все равно, назвалъ ли я его собакой или нтъ,— обратился во мн Айзексъ.— Я никогда не сталъ бы говорить такъ съ магометаниномъ, но этихъ индусовъ оскорбляютъ еще гораздо хуже, такъ что моя аллегорія сравнительно милостивая.

Онъ услся на подушки, снялъ туфли и, уютно свернувшись, приготовился бесдовать.

— Что думаете вы о Рамъ Лэл?— спросилъ онъ, когда Нарэнъ подалъ наргилэ и шербетъ.

— Правду сказать, милйшій другъ, я и самъ не знаю, что думать. Я еще не достаточно оправился отъ изумленія.

Въ его личности и обращеніи нтъ, признаюсь, ничего поразительнаго. Онъ держитъ себя и говоритъ, какъ, образованный туземецъ, и между его манерами и странными рчами, наконецъ, необычайнымъ способомъ исчезновенія — весьма рзкій контрастъ. Было бы естественне, скажу даже — приличне, еслибъ онъ появлялся въ классическомъ костюм астролога, окруженный зодіаками, синими огнями и черными кошками. Почему, думаете вы, желаетъ онъ удержать васъ отъ охоты?

— Этого я и самъ сказать не могу. Быть можетъ, онъ боится, чтобы со мною не приключилось чего-нибудь и не помшало исполнить мое обязательство, быть можетъ, онъ не одобряетъ…— тутъ Айзексъ умолкъ, какъ будто не желая касаться предмета неодобренія Рамъ Лэля.— Тмъ не мене, я, все-таки, намренъ осуществить нашу экспедицію и, кром того, хочу насладиться ею всласть и убить тигра, если мн удастся съ нимъ встртиться.

— Мн показалось, что старикъ въ восторг отъ вашего обращенія, какъ онъ выражается. Онъ утверждаетъ, что вновь пріобртенная вами вра въ женщинъ — шагъ къ лучшему пониманію жизни.

— Вселенной,— поправилъ меня Айзексъ.— Между ‘жизнью’ и ‘вселенной’ есть громадная разница. Одно выраженіе безпредльно, другое — иметъ границы. Изъ всего, чему я научился у Рамъ Лэля, я вывелъ заключеніе, что конечная цль адептовъ — пріобртеніе счастія, достигнуть его можно только путемъ мудрости, и я догадываюсь, что подъ мудростью они подразумваютъ пониманіе вселенной, въ самомъ широкъ смысл слова. Вселенная представляется имъ въ вид громаднаго хранилища фактовъ физическаго и соціальнаго свойства, познать ихъ они предлагаютъ путемъ трансцендентальнаго метода. Если эти выраженія кажутся вамъ неподходящими, постараюсь объясниться иначе, если же вы меня понимаете, то и прекрасно. Я употребляю, конечно, слово трансцендентальный въ томъ смысл, какой придаютъ западные математики этому мало понятному мн способу мышленія. Мн кажется, что онъ состоитъ въ умньи достигать конечныхъ результатовъ, искусно пользуясь безконечнымъ.

— Недурное опредленіе трансцендентальнаго анализа для человка, который, по его собственнымъ словамъ, ничего въ немъ не смыслитъ,— замтилъ я.— Не стану обвинять васъ въ смшеніи выраженій. Я не рдко думалъ, что люди зовутъ ‘философіей девятнадцатаго вка’ только то, что, въ сущности, сводится къ примненію умозрнія къ житейскимъ вопросамъ. Возьмите, напримръ, хоть теорію Дарвина. Не замнила ли теперь идея постепеннаго развитія прежнее понятіе о первоначальномъ совершенств? Возьмемъ Индію и новую систему конкурсовъ, которую туземцы никогда, впрочемъ, не поймутъ. Прежде чиновники получали должности свыше, рождались, такъ сказать, совершенными, какъ Афродита, изъ морской пны, появлялись во всеоружіи и вполн готовыми изъ головы англоиндійской компаніи, точно Паллада Аина изъ головы Зевса. Теперь все это измнилось. Чиновниковъ выбираютъ тщательно изъ цлой массы кандидатовъ, и, разъ они выбраны, они являются конечнымъ результатомъ безконечныхъ вроятностей за и противъ ихъ избранія.

— Какъ я уже раньше говорилъ,— началъ Айзексъ,— я ничего или почти что ничего не понимаю въ западной математик, но имю, однако, общее представленіе о вашихъ сравненіяхъ. Въ Азіи, среди туземцевъ, господствуетъ мнніе, будто знаніе можетъ быть усвоено разъ навсегда. Здсь думаютъ, что если вы въ состояніи обрсти его, вы тотчасъ же познаете всю премудрость и получаете ключъ ко всмъ тайнамъ. Въ этомъ заключается причина продолжительныхъ постовъ и уединенныхъ размышленій аскетовъ. Они врятъ, что, ослабляя связь между тломъ и душою, освобождаютъ тмъ самымъ духъ и даютъ ему возможность временно воплощаться въ другихъ предметахъ, одушевленныхъ или неодушевленныхъ, кром того тла, съ которые онъ связанъ съ самаго начала, они думаютъ также, что духъ получаетъ, благодаря этому, прямыя свднія о разныхъ вещахъ и никогда боле не утрачиваетъ ихъ. Въ свою очередь, западные философы утверждаютъ, что человкъ можетъ понимать вншніе предметы только съ помощью чувствъ, хотя, въ настоящемъ смысл слова, чувства тоже стоятъ вн его умственной сферы. Такимъ образомъ, если чувства не вполн надежны, то и знанія, ими добытыя, также не могутъ быть вполн достоврны. Разсужденіе, съ помощью котораго дйствуютъ западные ученые, безстрашно опираясь на завдомо неточныя данныя, состоитъ изъ разумнаго пользованія конечнымъ знаніемъ для того, чтобы посильно вычислить его точность.

— Я вижу, что вы меня поняли,— отвчалъ я.— Однако, что касается восточныхъ народовъ, вы, какъ будто, отрицаете въ нихъ способность къ умозрнію и считаете адептовъ людьми, стремящимися пріобртать знаніе общимъ способомъ. Тутъ есть противорчіе.

— Нтъ, я его не вижу, потому что не включаю ни въ ту, ни въ другую категорію высшихъ адептовъ, достаточно мудрыхъ, чтобы пользоваться обоими методами за разъ. Мн кажется, что они стараются слить ихъ во едино. Они врятъ въ достиженіе полнаго знанія, тратятъ много времени на изученіе природы и подраздляютъ явленія ея на такія мелкія категоріи, которыя изумили бы западнаго мыслителя. Вмст съ тмъ, они считаютъ чувства нормальнаго человка способными безконечно изощряться и полагаютъ, что цнность результатовъ зависитъ именно отъ этого. Для подобной цли они изощряютъ свои умственныя и физическія свойства и строго воздерживаются отъ всякихъ наслажденій, ненужныхъ для ихъ уравновшенія.

— Къ тому же самому стремится и простой факиръ,— замтилъ я.

— Но ничего не достигаетъ. Простой факиръ — идіотъ. Постомъ и самобичеваніемъ, которыхъ не одобритъ ни одинъ адептъ, онъ можетъ изощрить свои чувства до того, что получитъ способность слышать звуки и видть предметы, недоступные вамъ и мн. Но вся его система лишена научной основы. Онъ считаетъ знаніе чмъ-то мгновенно достижимымъ и полагаетъ, что ему представится видніе и откроетъ сразу все. Его преданность длу изумительна, если только онъ человкъ искренній, а не негодяй, эксплуатирующій набожность, какъ средство къ жизни, но это преданность весьма низменная. Истинные адепты считаютъ развитіе ума не мене нужнымъ, чмъ умренное умерщвленіе плоти, и высшій буддизмъ обращаетъ равное вниманіе на то и на другое.

— Извините,— началъ я,— если я сдлаю нкоторое отступленіе. Мыслители длятся повсюду на дв группы: одни стремятся подойти къ знанію, другіе — овладть имъ. Но есть еще третья группа. Къ ней принадлежатъ люди, считающіе знаніе безпредльною равниною, надъ которою они носятся и которую они могутъ обозрвать во всякое время. Какъ разъ подъ ними разстилается что-то врод обширной карты, гд, посреди не объятной пустыни, изображено только то, что имъ извстно. Понимаете вы меня?

— Вполн. Въ сущности, это только разница между аналитическимъ и синтетическимъ мышленіемъ, между субъективнымъ и объективнымъ взглядами.

— Вы постоянно изумляете меня, Айзексъ. Гд научились вы говорить объ анализ и синтез, субъект и объект, трансцендентализм и тому подобномъ?

При его склад ума, казалось такъ естественно понимать употребленіе философскихъ выраженій, что мн до сихъ поръ и въ голову не приходило удивляться, какъ могъ человкъ съ чисто восточнымъ образованіемъ имть свднія о такихъ предметахъ? Широкій смыслъ, въ которомъ онъ примнилъ слова ‘аналитическій’ и ‘синтетическій’ къ моимъ двумъ опредленіямъ, привлекъ мое вниманіе и вызвалъ мой послдній вопросъ.

— Я много читалъ,— просто отвчалъ Айзексъ, потомъ задумчиво прибавилъ:— Мн кажется, впрочемъ, что у меня отъ природы философскій умъ. Старикъ, который училъ меня въ Стамбул, когда я былъ еще мальчикомъ, цлыми часами говорилъ со мною о философіи, хотя я не думаю, чтобы онъ много смыслилъ въ ней. Онъ былъ человкъ неутомимо трудолюбивый и карабкался по всевозможнымъ лстницамъ въ поискахъ за знаніемъ. Со мною онъ былъ вообще очень добръ и терпливъ,— да будетъ съ нимъ миръ Аллаха!

Становилось поздно, и мы вскор разстались. На слдующій день было воскресенье. Мн предстояло написать множество писемъ, и мы условились съ Айзексомъ встртиться посл завтрака и совершить прогулку верхомъ съ Геркинсомъ и мистеромъ и миссъ Вестонго.

Я отправился въ свою комнату и посидлъ еще немного надъ томомъ Канта, съ которымъ всегда путешествую. Чтеніе это было для меня чмъ-то врод философскаго камня, на которомъ я оттачивалъ свои умственныя способности, когда он притуплялись о твердыя геологическія наслоенія людскихъ умовъ. Читать долго я, однако, не могъ: такъ поглощала меня личность того человка, съ которымъ я только что бесдовалъ, а вскор я предался своимъ мечтамъ и задумался надъ событіями истекшаго дня.

Глава VII.

Склонность англичанъ чтить ‘субботній’ день дома и за границею вошла въ настоящее время въ пословицу, но если въ Лондон они ведутъ себя по воскресеньямъ добропорядочно, то въ Симл достигаютъ въ эти дни просто образцовой добродтели. Трудятся ли они, сытно ли дятъ и наживаютъ подагру дома, на своемъ остров, или изъ жажды наживы кипятъ, какъ въ котл, подъ тропическимъ зноемъ Цейлона и Сингапура, рискуютъ ли они жизнью, отыскивая сверный полюсъ или сверо-западный проздъ, подвергаютъ ли себя опасности, охотясь въ Тера за тиграми,— воскреснаго дня они никогда не упустятъ, имъ все равно, палитъ ли солнце, бушуетъ ли непогода. На палуб парохода среди Чермнаго моря, близъ свернаго полюса, въ хижин застигнутаго льдами путешественника, въ тснот швейцарской гостинницы, въ уединенной индійской горной станціи всегда выищется какой-нибудь пасторъ, одтый въ невозможное облаченіе, который немедленно вытащитъ изъ глубины сундука, корзины съ провизіею или ящика съ оружіемъ библію и пару замасленныхъ проповдей и съ жаромъ примется за дло еженедльнаго спасенія душъ. Но, что еще гораздо важне, его слушаютъ со вниманіемъ, и, если въ остальные дни старики называютъ его надодливымъ, а молодые — глупымъ, то во время проповди онъ окруженъ достоинствомъ, не ему принадлежащимъ, и пользуется авторитетомъ, на который не могъ бы лично никогда претендовать. Достоинство это составляетъ принадлежность всего англійскаго народа, который, несмотря на свои недостатки, иметъ мужество отстаивать свои убжденія, а авторитету этому англичане научаются поклониться съ дтства, гд бы традиціи ни дали ему возможность проявиться. Ничего дурнаго въ этомъ нтъ. Это почтенная черта характера, хотя она и навлекаетъ на англичанъ много незаслуженныхъ насмшекъ. Можно расходиться съ ними въ религіозныхъ врованіяхъ и въ оцнк истиннаго значенія этихъ богослуженій, которыя часто были бы забавными по исполненію, еслибъ ихъ не охраняла полнйшая искренность какъ самого проповдника, такъ и слушателей. Но ни одинъ безпристрастный судья не станетъ отрицать, что обычай этотъ внушаетъ уваженіе къ англійской послдовательности и удивленіе къ такому глубокому равнодушію къ чужому мннію.

Мн кажется, что періодическія проявленія религіозности, на которыя я ссылаюсь, тсно и неразрывно связаны съ солидностью и погребальною торжественностью одежды, бесды и поведенія британцевъ въ воскресные дни. На это время они совершенно преобразовываются, и имъ необходимо выдерживать это двойственное существованіе до конца, иначе оно распадется и покинетъ ихъ. Авгличане не могутъ быть религіозными поутру и предаваться наслажденіямъ остатокъ дня. Приходится воздерживаться отъ всего, напоминающаго имъ, что, кром души, у нихъ есть и умъ. Никакого развлеченія, даже чтенія самаго невиннаго произведенія человческой фантазіи не позволитъ себ англичанинъ во все время, пока находится въ своемъ еженедльномъ религіозномъ экстаз.

Объяснить это явленіе я не могу, тутъ вопросъ расы, задача для этнолога. Достоврно, однако, что нкоторое отступленіе отъ строгаго почитанія ‘субботняго’ дня, начавшееся за послднюю четверть столтія, не идетъ рука объ руку съ развитіемъ англійскаго мышленія. Первая республика пыталась установить во Франціи десятидневную недлю и потерпла полнйшую неудачу. Т изъ англичанъ, которые стараются хоть нсколько убавить своеобразные религіозные доспхи, въ которые въ теченіе столькихъ поколній они привыкли облекаться въ седьмой день недли, не настолько имли успха въ своей попытк, чтобы завербовать многихъ послдователей. Ужь очень непривлекательны они въ минуты воскресной разнузданности.

Погруженный приблизительно въ подобныя размышленія, я полулежалъ въ длинномъ кресл близъ открытой двери въ сентябрское воскресное утро. Погода опять нсколько потеплла, и солнце весело озаряло черезъ поляну высокія втви и яркіе листья рододендроновъ. Въ дом все затихло. Все населеніе ушло въ церковь, находившуюся въ тнистой алле, а слуги наслаждались немногими послдними теплыми днями, которые выпадутъ имъ на долю до отъзда ихъ господъ въ равнину. Слуга-индусъ ненавидитъ холодъ. Онъ боится его столько же, какъ и лихорадки и франмасоновъ. Блаженное существованіе, по его понятіямъ, это — ничего не длать, не носить никакой одежды, сть много, имть сто тридцать пять градусовъ тепла на веранд и сто десять внутри дома. Тогда онъ счастливъ. Тло его переполнено хорошимъ рисомъ, душа — гордостью, онъ желалъ бы носить такъ мало одежды, какъ только ему позволятъ, и, позволятъ ему или нтъ, исполняетъ меньше работы, чмъ какая-либо другая порода слугъ. И такъ, челядь грлась на солнышк, сидя рядами и даже не ссорясь и не разсказывая безконечныхъ сказокъ, везд было тихо, сонливо и тепло. Я лниво дремалъ, уронилъ книгу на колни, сдлалъ попытку бороться противъ сна, но, наконецъ, все-таки, крпко заснулъ.

Проснулся я оттого, что Кираматъ-Али дергалъ меня за ногу, какъ длаютъ всегда туземцы, когда боятся послдствій пробужденія своего повелителя. Лишь только я открылъ глаза, онъ подалъ мн на поднос визитную карточку и объяснилъ, что какой-то господинъ желаетъ со мною говорить. Я взглянулъ на карточку и съ удивленіемъ увидлъ имя Кильдэра. ‘Лордъ Стипльтонъ Кильдэръ, 33 уланскаго полка’,— вотъ все, что я прочелъ, ни слова, написаннаго карандашемъ, никакой просьбы. Я веллъ Бирамату впустить сагиба, удивляясь, зачмъ онъ пріхалъ. По индійскому этикету, если нуженъ былъ вообще визитъ, то на мн лежала обязанность сдлать его. Прежде чмъ я усплъ раздуматься объ этомъ предмет, я услыхалъ на веранд бряцанье шпоръ и сабли, и въ комнату вошелъ Кильдэръ, одтый въ полную форму своего полка. Я всталъ, чтобы его привтствовать, и меня, какъ и при первомъ нашемъ свиданіи, снова поразили его воинственная осанка и стройная фигура. Снявъ мохнатый плащъ (онъ былъ съ головы до ногъ въ полномъ облаченіи), лордъ Стипльтонъ услся.

— Я такъ радъ, что засталъ васъ дома,— началъ онъ,— Меня безпокоила мысль, что и вы, подобно всмъ прочимъ, уйдете въ церковь.

— Нтъ. Я ходилъ сегодня рано утромъ. Вдь, я принадлежу къ другому исповданію. Вы, вроятно, по пути въ Петергофъ?

— Да. Тамъ сегодня оффиціальный пріемъ,— не помню хорошенько, кого именно встрчаютъ,— и намъ приказано явиться Это преневыносимая обязанность.

— Охотно врю.

— Мистеръ Григгсъ, я пришелъ спросить васъ кое о чемъ. Вы слышали о моемъ предложеніи устроить охоту за тиграми? Мистеръ Геркинсъ говорилъ вчера о ней.

— Да. Ему хотлось, чтобы мы хали съ Айзексомъ, и онъ думалъ оставить племянницу у леди Смитъ-Томкинсъ.

— Намъ было бы ужасно скучно безъ дамы. Не о чемъ будетъ говорить, кром тигровъ и другихъ мстныхъ гадостей. Какъ вамъ кажется?

— Пожалуй, что такъ. Я сказалъ мистеру Геркинсу, что у всхъ маленькихъ Смитъ-Томкинсовъ въ настоящее время корь и что домъ ихъ опасенъ. Если у нихъ нтъ еще кори, то, наврное, будетъ. Господь справедливъ и не отдастъ васъ всецло на жертву интересной бесд о тиграхъ и прочихъ прелестяхъ.

— Клянусь Богомъ, мистеръ Григгсъ, у васъ была блестящая мысль. Совершенно врно, что дти заразятся когда-нибудь корью. Дло въ томъ, что я вложилъ въ эту экспедицію всю свою душу. Миссъ Вестонго говорила какъ-то, что никогда не видала еще тигра, кром какъ въ клтк, я поршилъ, что она непремнно его увидитъ. Вообще, это доставитъ намъ всмъ безконечное удовольствіе. Какъ разъ въ ту самую минуту, когда никто не помышляетъ о тиграхъ, возьмешь, да убьешь громадное животное, въ пятнадцать или шестнадцать футовъ длины, вернешься, покрытый славою и уколами москитовъ, и разскажешь всмъ, что его убила миссъ Вестонго изъ карманнаго пистолета. Это будетъ чистое наслажденіе.

— Мн тоже очень хочется, чтобы осуществилась эта охота,— отвчалъ я.— Право, я не вижу причины, почему бы ей и не быть. Мистеръ Геркинсъ говорилъ вчера о тиграхъ въ самыхъ веселыхъ выраженіяхъ, и, думаю, что нкотораго давленія съ вашей стороны окажется достаточно, чтобы внушить ему правильный взглядъ за его обязанности относительно племянницы.

Кильдэръ казался очень довольнымъ, веселымъ, преисполненнымъ надеждъ и энтузіазма, какъ и подобало человку ирландской крови. Онъ, видимо, надялся провести время такъ же пріятно, какъ и самъ Айзексъ. Я подумалъ, что изученіе этихъ двухъ соперниковъ будетъ очень занимательно. Лтъ сомннія, что лордъ Стипльтонъ — хорошій стрлокъ и храбрый человкъ, онъ, конечно, пойдетъ на всякій рискъ, чтобы снискать одобреніе миссъ Вестонго, что касается Айзекса, онъ, очевидно, изъ числа тхъ людей, которые всегда ровны — въ минуту опасности и во всякую иную.

— Вотъ объ этомъ-то я и желалъ поговорить съ вами,— продолжалъ Кильдэръ.— Мы встртимся у Геркинса сегодня вечеромъ за обдомъ, и мн хотлось подготовить себ какъ можно боле союзниковъ.

— Вы во всякомъ случа можете разсчитывать на меня, лордъ Стипльтонъ. Ничто не могло бы доставить мн большаго удовольствія, чмъ двухнедльный отдыхъ въ пріятной компаніи.

— Вотъ и отлично. А теперь,— продолжалъ онъ, вставая,— мн надо спшить въ Петергофъ. И такъ, сегодня вечеромъ произойдетъ организованное наступленіе на Геркинса? Это дло ршенное, не правда ли?

Онъ взялъ со стола мохнатое пальто и готовился уйти, поправивъ предварительно портупею и стряхнувъ съ рукава золу отъ папиросы.

— Вполн ршенное,— отвчалъ я.— Мы вытащимъ Геркинса на арену еще раньше трехдневнаго срока.

Пожавъ мою руку, Кильдэръ вышелъ.

Я былъ радъ, что видлся съ нимъ, хотя меня и разбудили изъ сладкой дремоты, чтобы его принять. Онъ былъ до того веселъ, простъ и бодръ, что не полюбить его было невозможно. Сразу чувствовалось, что это вполн честный человкъ, который сдлаетъ то, что кажется ему нужнымъ, не взирая ни на кого, что онъ поддержитъ пріятеля въ бд и пойдетъ на всртчу всякой опасности съ тою же ршимостью исполнить долгъ и одержать побду, какъ еслибъ дло шло о партіи въ крокетъ или о скачк. Благодаря его ирландской крови, въ немъ было мене чопорности, чмъ у англичанъ, мене погони на вншностью и гораздо боле энтузіазма, а его доброе сердце и природная вжливость во всемъ указывали ему настоящій путь. Съ своими ясными голубыми глазами, длинными блокурыми усами и загорлымъ лицомъ онъ вносилъ всюду лучъ свта, плотно облекавшій его мундиръ обнаруживалъ стройный станъ и эластическую поступь. Вообще впечатлніе, которое онъ производилъ, было въ высшей стпени свжее и бодрое. Мн жаль было, что онъ ушелъ. Я охотно поговорилъ бы съ нимъ о рыбной ловл, стрльб, катань на лодк, атлетическихъ упражненіяхъ, лошадяхъ и многихъ другихъ предметахъ, которые интересовали меня въ давнишніе, школьные годы, еще прежде чмъ вачалась моя скитальческая жизнь. Я слдилъ за Кильдэромъ, пока онъ усаживался на коня, узжая, онъ приподнялъ руку для поклона. Бдняга! Неужели и ему суждено пасть подъ афганскими ножами или выстрлами въ рядахъ арміи, отправлявшейся въ Кабулъ для отомщенія туземцамъ?

Я вернулся къ своей книг и занимался чтеніемъ съ той самой минуты, когда солнечные лучи проникли въ отворенную дверь и, освтивъ комнату, напомнили мн, что пора идти къ Айзексу.

Когда мы шли съ нимъ, нсколько времени спустя, мимо церкви, народъ выходилъ оттуда посл вечерней службы, я увидалъ Кильдэра у входа уже въ штатскомъ плать, онъ, видимо, поджидалъ кого-то. Я зналъ, что при его строгомъ соблюденіи католическихъ правилъ,— въ семейств Кильдэровъ это соблюденіе зависло боле отъ фамильной гордости, чмъ отъ религіозныхъ убжденій,— онъ ни за что не вошелъ бы въ такое время въ англійскую церковь, и былъ увренъ, что онъ подкарауливаетъ миссъ Вестонго. Дорога извивается у подножья церкви, такъ что, миновавъ зданіе, получается черезъ нсколько мгновеній возможность увидать надъ собою аллею и людей, движущихся по ней,— по крайней мр, хоть ихъ головы, если пшеходы находятся у самаго края дороги. Я чувствовалъ непонятное любопытство въ этотъ вечеръ, нарочно отсталъ немного отъ Айзекса, оглянулся и принялся слдить за вереницею головъ и плечъ, которыя вырзывались на голубомъ фон неба и непрерывно двигались по дорог надъ моей головою. Немного спустя, я былъ вознагражденъ за свое любопытство, блокурая головка миссъ Вестонго и ея широкополая шляпа вступили въ кругъ моего зрнія, а черезъ минуту я увидалъ около нея и лорда Стипльтона, вроятно, протолкавшагося къ ней сквось толпу. Она быстро обернулась, но я не замтилъ, чтобъ она покраснла.

Мн очень хотлось знать, кому изъ двухъ молодыхъ людей двушка оказываетъ предпочтеніе. Утренній визитъ Кильдэра, во время котораго молодой человкъ мало говорилъ о себ, далъ мн, однако, новое представленіе о немъ, я почувствовалъ, что такимъ соперникомъ не слдуетъ пренебрегать. Изъ небольшаго эпизода, только что мною замченнаго, я убдился, что Кидьдэръ не пропускалъ ни одного случая быть съ миссъ Вестонго и даже имлъ терпніе поджидать ее и отыкивать въ толп. Я лично мало зналъ двушку, но усплъ уже подмтить, что Айзексъ способенъ заинтересовать ее въ бесд съ глазу на глазъ. ‘Говорящій всегда иметъ шансы, если только достаточно смлъ’, промелькнуло въ моей голов, я былъ недоволенъ и ршился доставить своему пріятелю возможность поговорить съ миссъ Вестонго и не дале того же вечера, если это будетъ въ моей власти. Тмъ временемъ я хотлъ вовлечь Айзекса въ разговоръ объ одномъ изъ тхъ вопросовъ, которые, казалось, всего боле занимали его. Онъ не замтилъ парочки въ алле и невозмутимо халъ рысцею, закинувъ голову назадъ и запустивъ руку въ карманъ короткой визитки, казалось, это было воплощеніе полнйшей бенпечности.

Я взвшивалъ въ своемъ ум, открыть ли мн огонь съ безсмертія души, брачной жизни или дифференціальнаго исчисленія, какъ вдругъ, въ ту минуту, какъ мы вызжали изъ узкой улицы на дорогу, огибающую Джако, Айзексъ обратился во мн съ словами:

— Слушайте, Григгсъ, я хочу растолковать вамъ кое-что.

— Что именно?

— Прекрасно, когда Рамъ Лель даетъ совты о такихъ вопросахъ, которые онъ понимаетъ, я питаю къ нему величайшее уваженіе, но только не думаю, чтобы онъ когда-либо былъ въ моемъ положеніи. Я вложилъ всю свою душу въ эту охоту. Миссъ Вестонго говорила надняхъ, что никогда не видала еще тигра, и я тогда же поршалъ, что она его увидитъ.

Я засмялся. Между взглядами ирландца и персіянина на удовольствіе предстоявшей охоты не замчалось существеннаго разногласія. Миссъ Вестонго, очевидно, желала видть тигровъ и твердо намревалась осуществить это желаніе, иначе не стала бы высказывать его именно тмъ двумъ молодымъ людямъ, которые всего легче могли доставить ей это невинное развлеченіе. Лордъ Стипльтонъ, но своему общественному положенію, и Айзексъ, по богатству, могли, еслибъ только захотли, организовать для ея удовольствія такую охоту, какой она никогда и во сн не видывала. Я подумалъ, что лучше было бы дождаться весны, но вспомнилъ, что ей нужно вернуться въ Англію въ апрл и провести первые мсяцы года съ братомъ въ Бомбе.

— Вы желаете видть миссъ Вестонго, а она — созерцать тигровъ! Милйшій другъ, смло выступайте на состязаніе и одерживайте побду. Бьюсь объ закладъ за вашъ успхъ.

— Чему сметесь вы, Григгсъ?— спросилъ Айзексъ, не видвшій ничего особенно забавнаго въ томъ, что говорилъ.

— Я смюсь только оттого, что другой молодой человкъ высказалъ сегодня утромъ въ разговор со мною т же самые взгляды и почти тми же словами.

— Мистеръ Вестонго?

— Нтъ. Вы отлично знаете, что мистеръ Вестонго мало интересуется ршеніемъ вопроса въ ту или другую сторону. Весь этотъ планъ ‘забавлять брата Джона’ ничто иное, какъ чистйшая мистификація. Осуществить его нтъ никакой возможности. Легче развеселить гробовщика, чмъ заставить смяться жителя Бомбея. Пустота жизни вчно тяготетъ надъ этими людьми. Нтъ. Со мною говорилъ Кильдэръ. Онъ захалъ сегодня утромъ, сообщилъ мн, что миссъ Вестонго никогда не видала тигра, и высказалъ ршимость показать ей этого звря. Братъ Джонъ! Много Кильдэръ о немъ думаетъ!

— Братъ Джонъ, какъ вы его зовете, гораздо добре, чмъ кажется. Я многимъ обязанъ брату Джону.

Оливковая кожа Айзекса слегка зардлась, онъ съ особеннымъ удареніемъ повторилъ эпитетъ, который я придалъ мистеру Вестонго, точно это выраженіе его оскорбляло.

— Я ничего не хочу сказать дурнаго о мистер Вестонго,— сказалъ я, какъ бы извиняясь.— Помню, что когда мы встртилась съ нимъ вчера посл обда, вы говорили, что уже видали его давнымъ давно въ Бомбе.

— Вы не забыли того, что я разсказывалъ вамъ о себ надняхъ?

— Отлично помню.

— Вестонго тотъ самый молодой чиновникъ, который заплатилъ за меня пеню и далъ мн рупію, когда я былъ еще оборванцемъ-матросомъ съ вновь прибывшаго изъ Мокки судна и не зналъ ни одного слова по-англійски. Этой рупіи я обязанъ всмъ своимъ благосостояніемъ. Я никогда не забываю лицъ и вполн увренъ, что этотъ молодой чиновникъ былъ именно Джонъ Вестонго. Понимаете вы теперь? Его доброт я обязанъ всмъ, что имю на свт.

— Грхъ, которому нтъ прощенія, неблагодарность,— отвчалъ я.— Никто, конечно, не обвинитъ васъ въ немъ. Какое, однако, странное совпаденіе!

— Мн кажется, что это даже больше простаго совпадевія. Человку всегда представляется хоть разъ въ жизни возможность уплатить, и, Аллахъ свидтель, я заплачу его, насколько это въ моей власти. Клянусь бородою пророка,— да будетъ благословенно его имя!— я не неблагодаренъ.

Говоря это, пріятель мой былъ очень взволнованъ. Это былъ уже не спокойный мистеръ Айзексъ, а Абдулъ Гафизъ, пылкій и восторженный персіянинъ.

— Вы совершенно врно говорите, другъ мой,— горячо продолжалъ онъ,— что неблагодарность грхъ, которому нтъ прощенія. Еслибъ благословенный пророкъ Аллаха жилъ въ наши дни, онъ несомннно сказалъ бы что-нибудь объ участи, которая ждетъ людей, не помнящихъ добра. Это — язва нашихъ дней, кто забываетъ или не желаетъ помнить благодянія, оказаннаго ему кмъ бы то ни было, обособляетъ себя отъ остальныхъ людей, поклоняется только своей жалкой личности, длаетъ изъ себя кумира и какъ бы говоритъ: ‘я боле значу на свт, чмъ вс прочіе, совершенно справедливо и законно, чтобы мн все давали, а я бы только бралъ’. Неблагодарность — тотъ же эгоизмъ, а эгоизмъ значитъ поклоненіе своей личности, возвышеніе ея надъ человчествомъ, надъ добротою, самимъ Богомъ. А когда человкъ погибнетъ, и ангелъ Аль-Сидъ-Жиль, записывающій наши дянія, развернетъ свитокъ, что окажется въ него занесеннымъ, то такъ и останется. Израфиль призоветъ людей на судъ, вс свитки будутъ вскрыты: кто бралъ, ничего не давая взамнъ, а, напротивъ, неблагодарно забывая добро и отстраняя отъ себя память о полученныхъ услугахъ, тотъ причтется къ числу неврующихъ, вымогателей, неправедныхъ и будетъ кипть въ вчномъ пламени. Клянусь каждымъ волосомъ бороды пророка, да будетъ благословенно имя его!

Никогда не видалъ я еще Айзекса до такой степени возбужденнымъ. Краска исчезла съ его лица и уступила мсто величайшей блдности, глаза сверкали, какъ разгорвшіеся угли, когда онъ взглянулъ на небо, произнося послднія слова.

Я вспомнилъ, какая сильная религіозная экзальтація таится во всхъ уроженцахъ Азіи, и этимъ объяснилъ возбужденность моего друга. Религія была для него чмъ-то очень высокимъ и несомнннымъ, вчно присущимъ его жизни, и я задумался о будущности этого человка съ его выдающимися способностями, поразительною чуткостью и возвышенными взглядами за обязанности относительно ближнихъ. Я не расположенъ вообще къ поклоненію героямъ, однако, долженъ былъ сознаться, что въ первый разъ во всю мою жизнь сошелся съ человкомъ, который былъ готовъ стоять за свои врованія и умереть за то, что казалось ему, по его понятіямъ, справедливымъ.

Посл непродолжительнаго молчанія, во время котораго мы миновали послднія виллы, разсянныя по дорог за городомъ, Айзексъ снова заговорилъ, на этотъ разъ уже вполн спокойно. Его временное возбужденіе совершенно улеглось.

— Я очень горячо отношусь къ подобнымъ вопросамъ,— сказалъ онъ, и внезапно умолкъ.

— Это видно, и я глубоко уважаю васъ за такія чувства,— отвчалъ я.— Мн кажется, что вы первый благодарный человкъ, котораго я когда-либо встрчалъ, рдкая, почти единственная птица на земл.

— Be говорите, пожалуйста, этого.

— Нтъ, я это утверждаю. Въ васъ очень мало философіи девятнадцатаго столтія, Айзексъ. Ваша вра въ обязательства, налагаемыя благодарностью, и въ способность людей совершенствоваться мало отзывается ‘трансцендентальнымъ анализомъ’.

— За то въ васъ его слишкомъ много,— серьезно отвчалъ онъ.— Мн кажется, вы и сами не сознаете, что значитъ вашъ цинизмъ. По всему вроятію, если вы тотъ человкъ, за котораго я васъ принимаю, вы очень оскорбитесь, если вамъ скажутъ, что вы не врите ни въ одинъ изъ догматовъ вашей религіи. А, между тмъ, несмотря на вашу вру, вы не признаете даже Бога.

— Не знаю, какимъ путемъ дошли вы до этого вывода,— отвчалъ я.— Мн приходится отрицать вашу догадку, хотя я и рискую вовлечь васъ въ новый споръ.

Я ршительно не понималъ, куда мтитъ Айзексъ.

— Можете ли вы врить въ Бога и, вмст съ тмъ, считать безусловно дурнымъ благороднйшее изъ его твореній? Это непослдовательно.

— Но почему считаете вы меня такимъ циникомъ?— спросилъ я, возвращаясь немного назадъ, чтобы выиграть время.

— Небольшая туча, незначительная тяжесть воздуха,— вотъ все, что обличаетъ приближеніе кемзина, который вскор одолетъ и уничтожитъ подъ своимъ песчанымъ мракомъ людей и животныхъ. Вы высказали какъ-то нсколько замчаній, которыя обнаружили въ васъ мало вры въ человческую природу, а разъ вы не врите въ нее, на что же станете вы уповать? За нсколько минутъ передъ тмъ вы сказали, что я первый благодарный человкъ, котораго вамъ когда-либо пришлось встртить. Значитъ, все остальное человчество — эгоисты, поклоняющіеся только самимъ себ,— словомъ, существа низкія, такъ какъ вы тоже находите, вмст со мною, что неблагодарность непростительный грхъ. Словомъ, Богъ создалъ вселенную, преисполненную погибшихъ гршниковъ, и, если вы не сдлаете въ вашу собственную пользу того исключенія, которое такъ любезно длаете въ мою, никто не будетъ спасенъ, кром одного меня. А, между тмъ, вы утверждаете, что Господь милосердъ. Не отрицайте же боле вашей полнйшей непослдовательности.

— Я сдлаю вамъ, быть можетъ, вскор нсколько уступокъ, только не желаю поддаваться такой логик. Вы ошиблись, выпустивъ изъ вида средній выводъ. Я никогда не утверждалъ, чтобы вс люди, кром васъ, были неблагодарны, а только сказалъ, что видлъ неблагодарность во всхъ, съ кмъ встрчался на своемъ вку. Въ этомъ большая разница.

— Въ такомъ случа я могу только сказать, что вашъ жизненный опытъ очень неудачный,— горячо возразилъ Айзексъ.

— Да, онъ былъ не совсмъ счастливъ,— отвтилъ я.— Но, разъ вы длаете мн уступку, я тоже сознаюсь, пожалуй, что немного погорячился и зашелъ слишкомъ далеко. Тмъ не мене, я никогда еще, сколько мн помнится, не встрчалъ на свт человка, который такъ живо, какъ вы, принималъ бы къ сердцу этотъ вопросъ.

— Ну, теперь вы говорите, какъ совершенно разумное существо,— отвчалъ Айзексъ, вполн примиренный.— Исключительныя чувства являются слдствіемъ необычайныхъ обстоятельствъ. Я находился въ такомъ бдственномъ состояніи, какое рдко выпадаетъ на долю ни въ чемъ неповиннаго человка, съ чуткимъ темпераментомъ и хорошими способностями. Теперь у меня въ рукахъ богатства и преимущества, которыя опять-таки рдко достаются людямъ моихъ лтъ и съ моимъ прошлымъ. Я помню, что первый шагъ на пути къ успху былъ сдланъ мною, благодаря доброт Джона Вестонго, хотя и не могъ до сихъ поръ узнать даже его имени, я встртился съ нимъ, какъ вы сами видли, совершенно случайно. Случайность эту я называю милостью Аллаха, и наше свиданіе пробудило т чувства признательности, которыя таились во мн въ теченіе многихъ лт, какъ нчто священное. Я позволяю вамъ думать, что, будь мое благосостояніе незначительне, моя благодарность была бы сообразно съ тмъ мене горяча, это весьма возможно, хотя первоначальный даръ оттого не измняется,— какъ была рупія, такъ и остается. Вы имете право считать человка признательнымъ, смотря по важности полученнаго подарка, лишь бы вы признавали чувство благодарности вообще.

Всю эту рчь Айзексъ произнесъ совершенно просто и естественно, точно обдумывая дло посторонняго человка.

— Честное слово, Айзексъ, я не могъ бы сдлать это ни за что на свт. Я увренъ, что вы были такъ же благодарны двнадцать лтъ тому назадъ, находясь въ бдности, какъ теперь, сдлавшись богатымъ человкомъ.

Онъ молчалъ, но выраженіе величайшей мягкости промелькнуло по его лицу. По временамъ какая-то почти неземная доброта свтилась въ его глазахъ.— Вернемтесь теперь къ тому предмету, съ котораго начался нашъ разговоръ, къ тиграмъ,— сказалъ я, наконецъ.— Если мы въ самомъ дл демъ на охоту, мы должны пуститься въ дорогу утромъ посл завтра или, пожалуй, хоть завтра.

— Нтъ, завтра должно состояться наше состязаніе въ polo,на которое я очень радуюсь. Къ тому же, понадобится дня три, чтобы собрать слоновъ, а я только сегодня телеграфировалъ окружному надсмотрщику относительно необходимыхъ распоряженій.

— Такъ вы приняли уже вс нужныя мры? Кильдэръ знаетъ о вашихъ приказаніяхъ?

— Конечно. Онъ былъ у меня сегодня на зар, и мы ршили приготовить все нужное и считать вопросъ съ дядюшкой Геркинсомъ ршеннымъ. Нечего удивляться! Кильдэръ и я — союзники и большіе пріятели!

‘Настоящій сынъ Востока,— подумалъ я.— Какъ уменъ и дальновиденъ этотъ персіянинъ, какъ смлъ и безбоязненъ — ирландецъ! Странно, однако, что Кильдэръ скрылъ отъ меня свое свиданіе съ Айзексомъ’. Впрочемъ, въ этомъ молчаніи относительно союза съ соперникомъ была какая-то суровая деликатность, одновременно противурчивая и порывистая. Мы хали, строя планы будущей экспедиціи. Вс члены ея, кром Кильдэра, недавно пріхавшаго въ Индію, уже не разъ стрляли тигровъ. Насъ было достаточно числомъ, и не зачмъ, казалось, приглашать еще кого-нибудь. Надсмотрщикъ, которой телеграфировалъ Айзексъ, былъ его давнишній знакомый: по всему вроятію, онъ присоединится къ намъ на нсколько дней. Все представлялось намъ очень легкимъ и ни въ чемъ не предвидлось ни малйшаго препятствія. Вскор мы вернулись въ гостинницу, переодлись и по извилистымъ дорогамъ направились къ вилл мистера Кэрри Геркинса.

На веранд мы встртились съ самимъ хозяиномъ. Онъ горячо привтствовалъ насъ и хвалилъ за аккуратность, дйствительно, часы въ зал били ровно семь, когда мы снимали легкую верхнею одежду. Въ сняхъ съ нами поздоровались миссъ Вестонго и ея братъ.

— Джонъ,— сказала молодая двушка,— помнишь, я говорила теб, что здсь есть человкъ, котораго ты избавилъ отъ бды безчисленное количество лтъ тому назадъ? Вотъ онъ. Я снова представлю васъ другъ другу. Мистеръ Джонъ Вестонго, мистеръ Абдулъ-Гафизъ-бенъ-Исакъ, извстный въ просторчіи своимъ пріятелямъ подъ именемъ мистера Айзекса.

Лицо ея сіяло отъ удовольствія, а мн показалось и отъ гордости, пока она подводила брата къ Айзексу, глаза ея долго смотрли на молодаго персіянина, и въ ея взгляд я прочелъ больше, чмъ простое участіе. Мужчины пожали другъ другу руки и стояли нсколько секундъ молча, съ совершенно различнымъ выраженіемъ лица. На чертахъ Вестонго отпечатллось величайшее изумленіе, хотя онъ былъ несомннно доволенъ. Доброе сердце, подсказавшее ему двнадцать лтъ тому назадъ хорошій поступокъ, не измлось съ тхъ поръ нисколько и было выше мелкихъ національныхъ предразсудковъ. Удивленіе, отразившееся на его лиц, уступило мсто несомннно ласковой и довольной улыбк, пока онъ пожималъ руку, лежавшую въ его рук. Мн показалось даже, что кровь слегка прилила къ его блднымъ щекамъ.

— Ахъ, Боже мой,— сказалъ онъ,— теперь я вполн призналъ васъ. Какъ это, однако, неожиданно! Сестра напомнила мн этотъ эпизодъ, который я, впрочемъ, и самъ не забывалъ и, вглядываясь въ васъ, я вполн узналъ ваши черты. Очень, очень радъ!

Айзексъ хотлъ отвчать что-то, но голосъ его дрогнулъ и лицо совершенно поблднло. Влажность глазъ свидтельствовала о неподдльномъ волненіи.

— Мистеръ Вестонго,— началъ онъ,— вамъ я обязанъ всмъ, что имю на свт. Наша встрча для меня большее удовольствіе, чмъ я когда-либо надялся испытать. Позвольте еще разъ поблагодарить васъ.

Тутъ голосъ окончательно измнилъ ему. Айзексъ внезапно замолкъ и отвернулся, будто отыскивая что-то въ карман пальто.

— Правду сказать,— отвчалъ Вестонго,— то, что я сдлалъ для васъ, очень незначительно.

Они отправились вдвоемъ въ гостинную. Вестонго предлагалъ всевозможные вопросы, на которые Айзексъ, уже совершенно оправившись, давалъ отвты. Мы остались въ сняхъ, чтобы встртить лорда Стипльтона, всходившаго въ эту минуту по лстниц. Послышались новыя привтствія, во время которыхъ появился главный китмамгаръ и возвстилъ ‘покровителямъ бдныхъ, sahib log’, что ихъ яства готовы. Посл этого мы направились въ столовую.

Айзекса, посадили по правую руку миссъ Вестонго, рядомъ съ нимъ помстился ея братъ. Геркинсъ слъ на другомъ конц стола, а Кильдэръ и я противъ Вестонго и Айзекса, насъ было какъ разъ шесть человкъ. Понятно, что Кильдэръ слъ ближе къ молодой двушк.

Обдъ начался очень весело. Я замтилъ, что откровенная благодарность Айзекса и его радость при встрч съ человкомъ, который нкогда оказалъ ему помощь, очень расположили въ его пользу Джона Вестонго. Есть ли на свт кто-нибудь, кому не было бы пріятно узнать, что доброе дло, почти безсознательно совершонное имъ давнымъ-давно, принесло плоды и было поворотнымъ пунктомъ въ чужой судьб? Есть ли удовольствіе выше того, какое мы испытываемъ, видя счастіе другихъ въ тхъ рдкихъ случаяхъ, гд наше благодяніе оказалось заслуженнымъ? Я имлъ время сообразить, что Айзексъ передалъ, по всему вроятію, свою исторію миссъ Вестонго еще наканун, лишь только узналъ ея брата. Быть можетъ, онъ разсказывалъ это и раньше, мн не было извстно, сколько времени длилось у нихъ знакомство. Внезапно она обратилась къ нему съ словами:

— Мистеръ Айзексъ, нкоторые изъ насъ знаютъ кое-что изъ вашей исторіи. Почему бы вамъ не разсказать теперь я всего остальнаго? Дядя еще ничего не слыхалъ, а лордъ Стипльтонъ, какъ мн хорошо извстно, любитъ романы.

Айзексъ долго колебался, но уступилъ, наконецъ, общимъ настояніямъ. Разсказывалъ онъ хорошо. Подробности, по крайней мр, въ фактическомъ отношеніи, были т же, которыя онъ сообщалъ и мн, но эффектъ выходилъ совершенно иной. Я съ удивленіемъ видлъ, какъ онъ овладлъ англійскимъ языкомъ и понялъ свою аудиторію. Легкими измненіями въ выраженіяхъ и оттнкахъ онъ придалъ повствованію яркость и эффектность, нелишенныя юмора и совершенно свободныя отъ нсколько мистической окраски, которую я замтилъ, когда мы были одни. Говорилъ онъ непринужденно, не стсняясь, и разсказъ его былъ, безспорно, маленькимъ тріумфомъ. Я еще ни разу не видалъ Айзекса во фрак и подумалъ, что онъ боле всхъ присутствующихъ походитъ на истинно-утонченнаго свтскаго человка. Кильдэръ былъ всегда гораздо эффектне въ мундир и побрякушкахъ своей профессіи. Въ черномъ фрак и бломъ галстух онъ походилъ на зауряднаго, красиваго молодаго англичанина, совершенно лишеннаго всякой индивидуальности. Айзексъ, напротивъ, съ его блднымъ цвтомъ лица и тонкими барскими чертами, казался аристократомъ старой школы, рядомъ съ нимъ Вестонго высматривалъ болзненнымъ, точно полинявшимъ, Кильдэръ былъ слишкомъ грубо здоровъ, а Геркинсь и я, какъ два различные типа некрасивыхъ людей, только оттняли остальныхъ.

Я слдилъ за миссъ Вестонго во время разсказа Айзекса. Она, очевидно, уже прежде слышала его, такъ какъ въ ея взор заране отражалось волненіе, которое она предвкушала при каждой новой подробности. Краска на ея лиц то вспыхивала, то снова исчезала, въ глазахъ, глядвшихъ изъ-подъ темныхъ бровей, такъ странно и, вмст съ тмъ, красиво отдлявшихся отъ ея пепельныхъ волосъ, свтился нжный лучъ. Она была одта въ темное платье изъ мягкой ткани, вырзанное четвероугольникомъ на груди, и простой золотой обручъ служилъ ей единственнымъ украшеніемъ. Это было, безспорно, прелестное созданіе, одна изъ тхъ эффектных женщинъ, отъ которыхъ постоянно ждутъ чего-то, пока он не перейдутъ отъ молодости къ зрлому возрасту, и міръ не пойметъ, наконецъ, что, въ сущности, это вовсе не героини романовъ, а просто обыкновенныя честныя, добрыя женщины, хорошія жены и матери, очень любящія дом и мужей, хотя природ, по какому-то непонятному капризу, заблагоразсудилось придать имъ черты Семирамиды, Клеопатры или оанны д’Аркъ.

— Скажите, пожалуйста, какъ это интересно!— воскликнулъ мистеръ Геркинсъ, когда Айзексъ кончилъ и вокругъ стола послышался легкій шепотъ сочувственнаго одобренія.

— Я много бы далъ, чтобъ испытать все это,— произнесъ лордъ Стипльтонъ, медленно поднося къ губамъ стаканъ клэрета.

— Каково!— воскликнулъ Джонъ Вестонго.— А я и не подозрвалъ даже, что бесдую съ такимъ Синдбадомъ!

И онъ взялъ съ блюда еще немного зеленаго перцу.

— Честное слово, Айзексъ,— замтилъ я,— кто-нибудь долженъ непремнно сдлать изъ вашего разсказа романъ. Онъ имлъ бы громадный сбытъ.

— А почему бы не вы, Григгсъ?— спросилъ онъ.— Вы — литераторъ, и я съ радостью отдаю свою судьбу въ ваше распоряженіе.

— Когда-нибудь напишу,— отвчалъ я.

— Сдлайте это, мистеръ Григгсъ,— вмшалась молодая двушка,— и закончите разсказъ описаніемъ охоты за тиграми. Вы можете перенести мсто дйствія въ Австралію, Барбадосъ или другое такое же мсто, описать всю нашу компанію и, если вамъ заблагоразсудится, умертвить насъ всхъ по очереди. Это было бы такъ весело!

Бдная миссъ Вестонго!

— Легко подмтить, что именно боле всего занимаетъ васъ,— сказалъ лордъ Стпильтонъ.— васъ на ум только одни тигры, слдовательно, и у меня также,— любезно прибавилъ онъ.

— О, нтъ! Я думала о мистер Айзекс.

Она вдругъ вспыхнула, и въ первый разъ съ начала нашего знакомства я увидлъ ее истинно смущенной. Очень понятно, что она думала объ Айзекс и о только что слышанныхъ странныхъ приключеніяхъ, но еслибъ она не интересовалась имъ, она не измнилась бы до такой степени въ лиц. По крайней мр, мн такъ казалось.

— Выпей скоре воды, милая,— простодушно замтилъ мистеръ Геркинсъ.— Это кушанье дйствительно ужасно горячитъ.

Джонъ Вестонго, внимательно крошившій въ тарелку зеленый перецъ и куски сухаря, медленно взглянулъ на сестру и улыбнулся.

— Какой, ты, однако, галченокъ, Кэтъ,— сказалъ онъ.— Будутъ же надъ тобою смяться въ Бомбе!

Вся эта сцена меня очень забавляла, понятно, что краска въ лиц миссъ Вестонго не уменьшилась отъ замчаній дяди и брата, а скоре увеличилась. Кильдэръ усиленно пилъ кларетъ, чтобы скрыть досаду. Лицо моего пріятеля имло странное выраженіе. Водворилось непродолжительное молчаніе, и на мгновенье Айзексъ поднялъ глаза на молодую двушку. Это былъ только мимолетный взглядъ, но онъ изобличилъ, по крайней мр, мн, знавшему чувства моего друга, безконечное изумленіе, радость, симпатію. Своимъ быстрымъ умомъ онъ понялъ, что одержалъ въ этотъ день первую побду надъ соперникомъ.

Когда глаза ихъ встртились, румянецъ также быстро исчезъ съ лица миссъ Вестонго, какъ показался, она была теперь смертельно блдна. Выпивъ немного воды, она скоро, казалось, оправилась. Я начиналъ думать, что она серьезно увлекается Айзексомъ.

— Позволь спросить, Джонъ,— обратилась двушка къ брату,— почему назвалъ ты меня галченкомъ? Нельзя сказать, чтобы это было очень милое прозвище.

— Галченкомъ зовутъ здсь всякаго неопытнаго юнца,— вмшался мистеръ Геркинсъ.— Джонъ окрестилъ тебя такъ потому, что ты не умешь сть перца. Ты, вдь, не зябнешь такъ, какъ онъ! Ха, ха, ха!

Старикъ до такой степени хохоталъ надъ этой шуткой, что весь раскраснлся. Мы тоже смялись, или, по крайней мр, длали видъ, будто смемся, отвлеченіе это было намъ всмъ по душ, такъ какъ мы замтили смущеніе молодой двушки.

— Галчата — вещь хорошая,— сказалъ я.— Мистеръ Вестонго тоже былъ галченкомъ, когда далъ Айзексу свою историческую рупію.

Я кинулъ эту бомбу въ общій разговоръ и снова невозмутимо занялся истребленіемъ риса.

Айзексъ былъ въ слишкомъ хорошемъ настроеніи духа, чтобы чмъ-нибудь обижаться. Обращаясь къ миссъ Вестонго, онъ только замтилъ:

— Григгсъ — циникъ, какъ вамъ извстно. Вы не должны врить ничему, что онъ говоритъ.

— Если длать добро значитъ быть галченкомъ, я желаю всегда оставаться имъ,— быстро отвчала двушка.— Надюсь, что братъ мой и теперь все тотъ же.

— Совершенно тотъ же, увряю тебя,— отвчалъ онъ.— Тмъ не мене, мистеръ Григгсъ, все-таки, вполн правъ и обнаруживаетъ глубокое знакомство съ индійскою жизнью. Въ Бомбе никто, кром разв самаго наивнаго изъ наивныхъ людей, не давалъ еще никому на свт рупіи и, полагаю, никогда и не дастъ.

— Ахъ, Джонъ, ужь не хочешь ли и ты сдлаться циникомъ?

— Нтъ, Кэтъ, я вовсе не циникъ. Не думаю, однако, чтобы ты даже хорошенько знала, что такое ‘циникъ’.

— Напротивъ, отлично знаю. Діогенъ былъ циникомъ, св. еронимъ и многіе другіе.

— Человкъ, который, живетъ въ бочк, оскорбляетъ Александра Великаго и такъ дале,— замтилъ Кильдэръ, ничего не говорившій въ продолженіе нкотораго времени.

— Мистеръ Григгсъ,— обратился ко мн Джонъ Вестонго,— вы — лицо обвиняемое: потрудитесь же опредлить хорошенько, что подразумваете вы подъ словомъ циникъ, посл васъ наступитъ чередъ мистера Айзекса, какъ обвинителя.

— Очень хорошо, я готовъ. Циникъ — всякій, кто не хочетъ длать никому добра, потому что считаетъ человчество павшимъ до невозможности подняться. Большинство людей, которые длаютъ добро, тоже циники, потому что имъ хорошо извстно, что своими благодяніями они творятъ боле зла, чмъ пользы. Мистеръ Вестонго уметъ разобраться въ этомъ трудномъ вопрос, слдовательно, онъ не циникъ.

— Вы отлично сдлали, Григгсъ, что вставили эту спасительную оговорку,— обратился ко мн Айзексъ черезъ столъ.— Мн хочется сдлать теперь характеристику вашей собственной личности, такъ какъ мн кажется, что вы — настоящій идеалъ философи этого рода. Вы врите теоретически во все высокое и прекрасное, но, благодаря равнодушію къ хорошему, если оно проявляется въ скромной оболочк,— по вашему, необходимо, чтобы вещь была совершенна, или она вамъ ни на что не нужна,— вы дошли до того, что не видите добра ни въ чемъ, кром самыхъ блестящихъ проявленій героизма, которыя мы встрчаемъ въ исторіи. Вы создаете въ своемъ воображеніи идеалъ честнаго человка и недовольны всмъ, что ниже полнаго совершенства. Въ результат оказывается, что, если вы лично способны на добрый поступокъ по философскому влеченію къ идеалу, вы не хотите врить, чтобы и другіе могли совершенствоваться, сознательно или нтъ. Вы не допускаете также, что человкъ можетъ сдлаться лучше подъ вліяніемъ другаго лица, вншнихъ обстоятельствъ, наконецъ, того добра, которое оказываете ему вы или кто-нибудь другой. Только благодаря тому, что вы дйствительно преклоняетесь передъ прекраснымъ, идеальнымъ созданіемъ вашей фантазіи, дйствительно любите его, вы сдлались тмъ человкомъ, какимъ мы васъ знаемъ, не будь этого, вы были бы невыносимйшимъ изъ всхъ моихъ знакомыхъ, вмсто того, чтобы быть однимъ изъ самыхъ пріятныхъ.

Айзексъ былъ одаренъ поразительной откровенностью. Онъ всегда говорилъ только то, что думалъ, совершенно не заботясь о послдствіяхъ, но говорилъ честно и съ увлеченіемъ, даже когда рзко осуждалъ то, что ему не нравилось, сердиться на него не было никакой возможности. Вс разсмялись, услыхавъ его нападки на меня, и, удовлетворивъ моему желанію наблюдать за миссъ Вестонго, ради чего я и сдлалъ собственно замчаніе о галчатахъ, я подумалъ, что пора, наконецъ, обратить разговоръ на предстоявшую охоту.

— Милйшій другъ,— началъ я,— мн кажется, что, вопреки заключительному удару, ваше опредленіе циника такъ же лестно для всей этой школы вообще, какъ и для меня въ частности. Однако,— продолжалъ я, обращаясь къ Геркинсу,— я согласенъ съ лордомъ Стипльтономъ, что главный предметъ нашихъ помысловъ въ настоящее время — крестовый походъ противъ тигровъ. Что скажете вы на это? Не отправиться ли намъ всмъ вмст, вшестеромъ?

— Хорошо, хорошо, мистеръ Григгсъ, мы увидимъ. Только, если мы вообще демъ, когда же думаете вы тронуться?

— Чмъ скоре, тмъ лучше, конечно,— вмшался Кильдэръ.

Онъ пустился въ цлую вереницу доказательствъ въ пользу немедленнаго отъзда, не исключая самой невроятной статистики привычекъ тигровъ въ зимнюю пору, Это было, впрочемъ, весьма понятно съ его стороны, такъ какъ онъ былъ кореннымъ ирландцемъ и ни разу въ жизни не видалъ еще тигра. Мистеръ Геркинсъ тщетно пытался остановить потокъ его краснорчія, но, наконецъ, все-таки, изловилъ Стипльтона на заявленіи, будто тигры станутъ скоро линять и шкуры ихъ не будутъ тогда ни на что годны. Кильдэръ готовъ былъ также невозмутимо утверждать, что тигры теряютъ въ декабр зубы и хвосты, ему, видимо, хотлось только вовлечь Геркинса въ пренія по поводу охоты, что было весьма легко. Изумительныя теоріи ирландца вскор довели стараго джентльмена до полнйшаго бшенства, черезъ нсколько мгновеній онъ уже клятвенно заврялъ, что лордъ Стипльтонъ не видалъ, должно быть, никогда тигровъ — ‘ни одного, во всю вашу жизнь, сэръ’,— что ему пора, наконецъ, увидать ихъ, давнымъ-давно пора, и что не пройдетъ недли, какъ онъ ихъ увидитъ. ‘Да, сэръ, не пройдетъ недли, хотя бы мн пришлось тащить васъ на рукахъ, какъ младенца. Даю вамъ честное слово, сэръ!’

Только того намъ и нужно было. Десять минутъ спустя, мы уже осушали бокалы за успхъ охоты и за здоровье миссъ Вестонго въ особенности. Айзексъ присоединился въ остальнымъ и, хотя выпилъ только глотокъ шербету, я, все-таки, подумалъ, глядя на его сверкающіе глаза и блдное лицо, что никогда еще ни одинъ рыцарь не пилъ боле искренняго тоста въ честь своей дамы. Миссъ Вестонго встала и вышла изъ комнаты, оставивъ насъ курить. Разговоръ сдлался общимъ и вращался, понятно, вокругъ охоты. Черезъ нсколько минутъ Айзексъ бросилъ папиросу и потихоньку вышелъ. Я ршился задержать остальную компанію возможно доле, усердно помогалъ Геркинсу передавать клэретъ, разсказывалъ всевозможные анекдоты о людяхъ всхъ націй и племенъ, уже устарвшіе, не способные развеселить въ Америк простаго школьника, но представлявшіеся простодушнымъ британцамъ пучиною остроумія и юмора. Благодаря громаднымъ усиліямъ,— надо сказать, что я терпть не могу напрягаться въ разговор,— мн удалось продлить засданіе на цлыхъ полторы сигары, наконецъ, все-таки, пришлось допустить передвиженіе, и посл нсколько устарвшаго замчанія со стороны Геркинса, что всему хорошему наступаетъ когда-нибудь конецъ, мы вернулись въ гостинную.

Айзексъ и миссъ Вестонго разглядывали вмст какія-то англійскія фотографіи. Она восторженно хвалила красоты готической архитектуры, между тмъ какъ онъ пользовался выгодами своего положенія, чтобы не спускать съ нея глазъ, пока она наклонялась надъ альбомомъ. Когда мы вошли, она сыграла что-то на разстроенномъ фортепіано,— въ Индіи никогда не бывало еще неразстрреннаго инструмента,— и спла что-то очень мило. Сначала она пла о какомъ-то труп, лежащемъ во ржи, потомъ о влюбленномъ, впивающемся во что-то глазами, при чемъ ей очень недурно вторилъ ея братъ. Я не много смыслю въ музык, но намекъ на воздержность Айзекса, упивающагося именно только одними глазами, показался мн довольно яснымъ. Онъ замтилъ, впрочемъ, что больше любитъ эту псню, когда она поется двумя голосами, чмъ однимъ, изъ чего я вывелъ заключеніе, что онъ слышитъ ее уже не въ первый разъ.

— Мистеръ Айзексъ,— сказала двушка,— вы часто общали намъ спть что-нибудь по-персидски. Не сдержите ли вы теперь слово?

— Когда мы будемъ среди тигровъ, миссъ Вестонго, на будущей недл, тогда я постараюсь раздобыться лютню и охотно спою вамъ что-нибудь.

Становилось поздно, мы вскор распрощались, условившись встртиться на другой день въ Аннандэл для polo, въ которомъ общалъ участвовать и Вестонго. Онъ сговаривался о чемъ-то на завтрашній день съ Айзексомъ, вообще они относились другъ къ другу очень симпатично. Кильдэръ слъ на лошадь и похалъ домой вмст съ нами, хотя путь его былъ гораздо длинне. Если молодой человкъ и чувствовалъ, быть можетъ, нкоторую досаду на успхи Айзекса, но онъ былъ истымъ джентльменомъ, чтобы обнаруживать ее. хали мы почти ощупью подъ деревьями, при свт звздъ, заботясь только о томъ, какъ бы не дать споткнуться лошадямъ. Отрывочный разговоръ, единственно возможный при подобныхъ условіяхъ, если и былъ дружелюбенъ, не отличался, конечно, оживленіемъ. Вскор посл радушнаго ‘покойной ночи’ съ обихъ сторонъ, мы разстались съ Кильдэромъ, предоставивъ ему продолжать путь въ одиночеств.

Глава VIII.

Было около четырехъ часовъ, когда мы съ Айзексомъ выхали изъ узкой дороги на поляну, отведенную для polo. Мы были одты въ костюмы, плотно облегавшіе вс члены,— что необходимо для этой игры,— а сверху были накинуты легкія пальто. Повернувъ на поляну, мы увидали группы мужчинъ, одтыхъ точно такъ же, и множество грумовъ, водившихъ взадъ и впередъ пони. Тутъ же находилась миссъ Вестонго, въ срой амазонк и широкополой шляп, а рядомъ съ двушкою стоялъ лордъ Стипльтонъ, наслаждавшійся ея обществомъ въ ожиданіи остальныхъ игроковъ. Невдалек гарцовалъ Гэркинсъ на своей маленькой, толстой лошади, между тмъ какъ Джонъ Вестонго, засунувъ руки въ карманы и держа въ зубахъ большой чирутъ, разсянно глядлъ кругомъ. Мужчины, боле или мене извстные намъ и знакомые другъ съ другомъ, бродили по полян, безсвязно болтая между собою, а еще нсколько человкъ прибыло уже посл нашего прізда. На иныхъ были цвтные джерси, ярко вырзывавшіеся въ открытомъ ворот пальто, на другихъ, пріхавшихъ только посмотрть игру,— обыкновенные костюмы. Еще дальше, медленно прохаживаясь взадъ и впередъ и кидая по временамъ взгляды въ ту сторону, гд готовилось состязаніе, виднлись дв, три группы дамъ, окруженныхъ кавалерами и сопровождаемыхъ на почтительномъ разстояніи саноами, въ пестрыхъ тюрбанахъ и кушакахъ, куммеръ-буидахъ, какъ ихъ зовутъ въ Индіи.

Рдкая игра требуетъ такъ мало приготовленій, какъ именно polo, онъ перешелъ къ намъ изъ такой отдаленной эпохи, когда хорошей зд и врному взгляду придавалось боле значенія, чмъ какимъ бы то ни было мелкимъ тонкостямъ и опредленнымъ правиламъ. Всякій первоклассный наздникъ, ловко владющій руками, можетъ легко научиться играть въ polo. Самые неповоротливые члены въ состояніи сдлаться гибкими, наиболе непокорная кисть руки получаетъ современемъ изворотливость, только одно условіе необходимо для игрока — умнье хорошо здить верхомъ. Исходя отсюда, нтъ причины, почему бы всякому желающему не участвовать въ игр, если только онъ достаточно остороженъ, чтобы не размозжить головы партнеру и не ранить пони черезъ-чуръ необузданнымъ движеніемъ молотка.

Вскор оказалось, что вс участники въ состязаніи уже на лицо, насъ было восемь человкъ. Кильдэръ распредлилъ противниковъ и позаботился о необходимомъ числ игроковъ. Мы сли верхомъ и заняли мста, Кильдэръ и Айзексъ на одной сторон, Вестонго и я — на другой, вмст съ двумя, только слегка знакомыми намъ мужчинами. При первомъ натиск выиграли мы. Вестонго, извстный игрокъ, ловко отбросилъ мячъ и помчался за нимъ, я кинулся по его слдамъ. Съ своей стороны, Айзексъ несся съ такою же легкостью и, когда мячъ уклонился нсколько въ бокъ, ударившись о-земь, нагнулся низко, почти совершенно слзъ съ сдла, и искусно остановилъ его. Кильдэръ, скакавшій какъ разъ за Айзексомъ, во время нанесъ ловкій ударъ и откинулъ мячъ далеко назадъ въ ту самую минуту, когда Вестонго и я приближались галопомъ. Повернувъ обратно, я увидалъ, что одинъ изъ нашихъ партнеровъ задержалъ мячъ и слегка подбрасывалъ его. Это былъ очень неискусный пріемъ, тмъ боле, что Вестонго и я продвинулись далеко впередъ, за то игрокъ вскор получилъ заслуженную мзду. Айзексъ и Кильдэръ кинулись въ его сторону, но, опереженный товарищемъ, лордъ Стинльтонъ вскор остановился, между тмъ какъ Айзексъ подскакалъ къ неповоротливому противнику, въ одно мгновеніе отбилъ у него мячъ, ловко отвернулся отъ втораго игрока и искуснымъ ударомъ пропустилъ мячъ между шестами. Партія длилась не боле трехъ минутъ, издали, съ той стороны, гд стояли зрители, послышались легкіе апплодисменты. Я ясно видлъ, что миссъ Вестонго двинулась съ дядею въ то направленіе, гд были побдители, гладившіе своихъ пони и поправлявшіе на нихъ сдла и стремена. Айзексъ стоялъ къ ней спиною, но, услыхавъ звукъ копытъ, обернулся и низко поклонился красивой двушк, лицо которой, какъ видно было даже издали, сіяло отъ удовольствія. Они немного поговорили между собою, потомъ зрители снова удалились и мы запяли свои мста.

Вторая партія была гораздо продолжительне. Начать ее пришлось теперь нашимъ противникамъ, такъ какъ Кильдэръ одержалъ верхъ при первомъ натиск. Стычки были самыя разнообразныя, благодаря размашистымъ ударамъ Айзекса, ловкой его зд и превосходному пони (что давало ему большой перевсъ надъ другими), мячъ былъ дважды отброшенъ далеко за черту. Наконецъ, мн удалось умчать его въ нашу сторону посл одного изъ ударовъ Айзекса, который гнался за мною. Я былъ далеко впереди и, прежде чмъ онъ могъ настигнуть меня, забросилъ мячъ въ сторону Джона Вестонго. Съ быстротою молніи онъ погналъ его дальше, и черезъ мгновеніе мы попали прямо въ цль при громкихъ крикахъ зрителей, напряженно слдившихъ за затянувшеюся игрою. На этотъ разъ миссъ Вестонго подъхала уже къ нашей сторон, чтобы поздравить брата съ успхомъ, но мн показалось, что на ея лиц мене румянца и что хотя она ласково улыбнулась, говоря: ‘Отлично съиграно, Джонъ’, въ ея голос не слышалось того энтузіазма, на кототорый Джонъ, дйствительно мастерски игравшій, имлъ право разсчитывать. Она спокойно сидла на сдл, оглядывая арену, между тмъ какъ мы слзали съ лошадей, запыхавшихся отъ тяжелой борьбы и покрытыхъ пною. Грумы подбжали къ намъ съ одялами и пучками травы, чтобы обтереть бдныхъ животныхъ и, тепло укрывъ ихъ, отвести въ конюшню, снявъ предварительно сдла.

Солнце рано покидаетъ Аннандэль, я надлъ пальто и закурилъ папиросу, въ то время какъ саисы сдлали новыхъ пони. На свт мало такихъ красивыхъ зрлищъ, какъ англійскія игры гд-нибудь на прекрасной полян. Англичане живутъ, движутся, существуютъ только на вольномъ воздух. Всего привлекательне они во время состязанія въ крокетъ, теннисъ, polo, или на скачкахъ, все равно, участвуютъ ли они въ борьб, или только слдятъ за нею. Ихъ свжій цвтъ лица такъ же идетъ къ зелени травы и деревьевъ, какъ клумбы розъ или другихъ пышныхъ цвтовъ къ газону и папоротнику нашихъ садовъ и долинъ. Поразительная жизненность, свойственная ихъ племени, какъ бы увеличивается отъ соприкосновенія съ природою, а подвижность, которою надлило ихъ Провидніе, длаетъ ихъ особенно изящными и привлекательными, когда, облеченные въ просторные блые костюмы, они поглощены игрою. Въ эту минуту они изящны, какъ стадо антилопъ или оленей, и напоминаютъ красивыхъ животныхъ, полныхъ силъ, здоровья, умнья наслаждаться. Нчто подобное промелькнуло, по всему вроятію, въ моемъ ум и, въ связи съ пріятнымъ чувствомъ, которое испытываетъ всякій сильный человкъ посл большаго физическаго напряженія, расположило меня, должно быть, мягко какъ относительно моихъ товарищей, такъ и человчества вообще. Къ тому же, не слдуетъ забывать, что послднюю партію, все-таки, выиграли мы.

— У васъ очень довольный видъ,— сказала мн миссъ Вестонго, вроятно, наблюдавшая за мною.— Я не знала, что циники бываютъ довольны.

— Я хорошо помню, что кто-то общалъ внчать побдителей,— отвчалъ я,— и надюсь быть однимъ изъ нихъ. Вамъ это не будетъ непріятно?

— Непріятно? Ахъ, нтъ, нисколько. Попытайтесь. Только если вы еще долго простоите здсь, не снимая пальто, у васъ будетъ не много шансовъ. Товарищи ваши уже верхомъ и ждутъ васъ.

— Игра завязывается не на шутку,— сказалъ я про себя, садясь на лошадь.— Надюсь, что Айзексъ одержитъ побду, но онъ сейчасъ уличилъ бы меня, еслибъ я нарочно игралъ ему въ руки.

Лошади были свжія, и, судя по опыту послднихъ состязаній, можно было предположить, что партія затянется. Такъ оно и вышло.

Съ самаго начала дло пошло плохо. Пони Джона Вестонго оказался очень безпокойнымъ, и онъ долженъ былъ объздить его на арен, прежде чмъ могъ занять свое мсто. Когда, наконецъ, былъ сдланъ первый ударъ, мячъ низко понесся по земл, кружась и прыгая изъ стороны въ сторону. Кильдэръ и Айзексъ промахнулись и вернулись назадъ, борьба завязалась мене чмъ въ тридцати ярдахъ отъ ихъ цли. Вс играли превосходно, кружились и скакали точно въ кавалерійской стычк. Удары сыпались одинъ за другимъ, наконецъ, я настигъ мячъ въ ту самую минуту, когда онъ пронесся между ногами моей лошади, яростно преслдуемый противниками, лишенный возможности нанести хорошій ударъ, я помчался, гоня его передъ собою.

Тогда началась одна изъ тхъ безконечныхъ кругообразныхъ партій, хорошо извстныхъ всмъ игрокамъ въ polo. Мы скакали тсными рядами вокругъ поля битвы, иногда кому-нибудь изъ насъ удавалось откинуть мячъ немного въ сторону, но это движеніе тутъ же парализовалось неудачнымъ встрчнымъ ударомъ сосда, то хали мы во весь опоръ, то круто останавливались, потомъ снова пускались вскачь, лошади и всадники обливались потомъ и находились, казалось, въ состояніи какого-то помраченія, котораго нельзя достигнуть никакими иными средствами. Наконецъ, въ ту самую минуту, когда мы прозжали мимо своей цли, кто-то, я не могъ разглядть хорошенько — кто именно, закинулъ мячъ въ открытое пространство. Айзексъ, только что промахнувшійся и находившійся впереди всхъ, поскакалъ за нимъ какъ безумный, высоко поднявъ молотокъ для удара. Позади, гнался по пятамъ тотъ самый игрокъ, который раздражалъ меня уже въ первую партію своими пріемами. Всъ его былъ очень незначителенъ и онъ приберегъ, къ тому же, для послдней стычки своего лучшаго пони, такъ что когда Айзексъ понесся съ быстротою молніи, человчекъ этотъ находился какъ разъ за нимъ, далеко закинувъ назадъ молотъ для мткаго удара. Онъ былъ хорошій наздникъ, но, очевидно, не такой опытный игрокъ, какъ вс остальные. Быстро приближались они къ мячу, пріятель мой отклонился нсколько влво, чтобы имть его подъ правою рукою, этимъ движеніемъ онъ до нкоторой степени перерзалъ путь противнику. Въ ту самую минуту, когда Айзексъ сильно замахнулся, его соперникъ, возбужденный борьбою до забвенія всякой осторожности, неистово закинулъ назадъ молотокъ, какъ и слдовало новичку. Длинная гибкая рукоятка стукнула пони Айзекса въ бокъ, отпрянувъ вверхъ, и конецъ молотка ударилъ Айзекса въ голову повыше затылка. Мы видли, какъ онъ вскинулъ руками, молотокъ вислъ на его правой кисти, привязанный за ремень. Взбшенный арабскій пони ринулся впередъ, стиснутыя колна всадника ослабли, черезъ мгновенье Айзексъ тяжело пошатнулся въ сдл и свсился на бокъ. Лвая нога его запуталась въ стремени и лошадь тащила его за собою нсколько шаговъ, пока, наконецъ, не освободилась окончательно и не умчалась по гладкой полян. Катастрофа совершилась въ одно мгновеніе, виновникъ ея бросилъ молотокъ, чтобы скоре подоспть къ пострадавшему, пони мой споткнулся о длинную рукоятку, упалъ и тяжело перебросилъ меня черезъ свою голову. Я отдлался легкимъ ударомъ копыта одной изъ остальныхъ лошадей и, предоставивъ пони его судьб, побжалъ, какъ могъ скоре, къ мсту, гд лежалъ Айзексъ, окруженный шестью игроками, спшившимися, чтобы подать ему помощь. Но кто-то уже опередилъ всхъ.

Несчастіе случилось на самой середин арены, противъ того мста, гд расположились миссъ Вестонго и ея дядя, чтобы слдить за состязаніемъ. Ударъ руки и взмахъ повода заставилъ чистокровнаго коня ринуться впередъ и пуститься галопомъ, минуту спустя, двушка прискакала во весь опоръ къ тому мсту, гд лежалъ Айзексъ, осадила лошадь такъ, что она присла до земли, спрыгнула на траву и быстро опустилась на колна. Когда подъхали остальные, она успла уже приподнять голову Айзекса и терла его руки. Ошибиться насчетъ мотива ей поступка было невозможно. Не разъ видала она уже подобныя несчастія и знала, что когда человкъ падаетъ такимъ образомъ, можно наврное сказать, что онъ тяжело раненъ.

Айзексъ былъ смертельно блденъ и на перчатк миссъ Вестонго виднлись небольшіе слды крови. Ея черты казались еще мертвенне его лица, хотя ни одно движеніе губъ или бровей не изобличало волненія. Виновникъ катастрофы стоялъ на колнахъ по другую сторону Айзекса и теръ одну изъ его рукъ. Кильдэръ и Вестонго умчались стремглавъ и вскор вернулись съ фляжкою водки и спиртомъ, за ними слдовалъ грумъ съ водою. Я хотлъ заставить Айзекса проглотить нсколько капель водки, но миссъ Вестонго отняла у меня бутылку.

— Это было бы ему непріятно, вы, вдь, знаете, что онъ ничего не пьетъ,— сказала она спокойнымъ, тихимъ голосомъ. Потомъ, наливъ немного водки на платокъ, смочила брови, лицо и волосы Айзекса крпкимъ алкоголемъ.

— Распустите поясъ, снимите кто-нибудь съ него сапоги,— кричалъ Гэркинсъ, подъзжая къ намъ запыхавшись.— Да снимите же поясъ, чортъ озьми! Ахъ, Боже мой, Боже мой!

Онъ. торопливо слзалъ съ лошади.

Миссъ Вестонго не спускала глазъ съ распростертаго на земл человка, прижимала мокрый платокъ къ его лбу и мочила водкою ладонь той руки, которую держала. Черезъ нсколько мгновеній Айзексъ глубоко и тяжело вздохнулъ, потомъ открылъ глаза.

— Что случилось?— сказалъ онъ.

Но тотчасъ опомнившись и сдлавъ попытку шевельнуть головою, продолжалъ:

— Ахъ, я упалъ. Дайте напиться.

Присутствующіе вздохнули свободне при звук его голоса, я поднесъ кружку съ водой къ его губамъ.

— Что случилось съ мячемъ?— быстро спросилъ Айзексъ, приподнимаясь.

Потомъ, повернувъ голову, онъ увидалъ любимую двушку на колнахъ около себя. Кровь стремительно хлынула къ его лицу, и глаза его, за мгновенье передъ тмъ тусклые и безсознательные, сверкнули.

— Что такое! Какъ, это вы, миссъ Вестонго?

Онъ вскочилъ на ноги и упалъ бы навзничь, еслибъ я не усплъ подхватить его, голова его еще кружилась отъ тяжелаго удара. Кровь то приливала къ лицу, то снова отливала, пока онъ опирался на мою руку, смущенный, растерянный, не поднимая глазъ съ земли.

— Я долженъ тысячу разъ извиниться передъ вами,— началъ онъ.

— Ничуть, ничуть, милйшій,— прервалъ его Гэркинсъ.— Племянница моя находилась ближе всхъ въ ту минуту, когда вы упали, и подъхала къ вамъ, какъ и слдовало сдлать хорошей двушк.

Говоря это, старикъ помогалъ миссъ Вестонго встать и, казалось, былъ такъ доволенъ и гордъ ею, что пріятно было глядть на него.

— А теперь,— продолжалъ онъ,— надо посмотрть, насколько вы ушиблены, дьявольскій ударъ, нечего говорить, достаточно, чтобы убить человка наповалъ. Если вы не можете хать верхомъ, мы понесемъ васъ на рукахъ. Экая даль, право, на грхъ!

Произнося эти отрывочныя фразы, онъ ощупывалъ голову Айзекса, чтобы убдиться, если возможно, какъ велико поврежденіе. Въ продолженіе всего этого времени виновникъ бды стоялъ по близости, совершенно смущенный, бормоча несвязныя извиненія и все время стараясь чмъ-нибудь услужить своей жертв. Пока Гэркинсъ вертлъ и ощупывалъ его голову, Айзексъ взялъ руку своего недавняго противника и подержалъ ее съ минуту.

— Я нисколько не раненъ, увряю васъ,— сказалъ онъ.— Съ тому же, я самъ виноватъ, зачмъ пошелъ вамъ на перерзъ въ такую минуту. Не думайте боле объ этомъ, прошу васъ.

Онъ ласково улыбался молодому человку, который казался очень признательнымъ и съ той минуты былъ бы готовъ идти за него въ огонь и въ воду. Я услыхалъ голосъ Кильдэра, произносившаго про себя отрывочныя фразы.

— Честное слово, истинный джентльменъ! Этотъ несносный шалопай не отдлался бы отъ меня такъ дешево. Кстати, Айзексъ,— продолжалъ онъ вслухъ, приближаясь къ намъ,— извстно ли вамъ, что побда осталась за вами? Никто не остановилъ мяча посл вашего удара, и саисы говорятъ, что онъ попалъ какъ разъ въ самый центръ. Развеселитесь же, вы, все-таки, хоть чего-нибудь добились вашими стараніями и паденіемъ.

Извстіе это было вполн врно. Флегматическіе саисы слдили не за падавшимъ человкомъ, а за ходомъ мяча. Миссъ Вестонго, какъ двушка истинно благоразумная и полная самообладанія, убдившись, что катастрофа не будетъ имть серьезныхъ послдствій, обнаружила самый безпредльный восторгъ.

— Благодарю, миссъ Вестонго,— сказалъ ей Айзексъ.— Вы сдержали слово, увнчали побдителя.

— Водкою,— замтилъ я, складывая шарфъ, который кто-то далъ мн, чтобы привязать мокрый компрессъ къ голов Айзекса.

— Никакого настоящаго поврежденія нтъ,— объявилъ Гэркинсъ,— только очень сильный ушибъ. Вы совершенно поправитесь къ утру, кожа лишь мстами порвана.

— Григгсъ,— обратился ко мн Айзексъ, который могъ уже стоять твердо,— держите мокрый платокъ тамъ, гд слдуетъ, и дайте сюда шарфъ.

Я исполнилъ его требованіе. Онъ взялъ блую шерстяную шаль, разъ шесть обернулъ ее вокругъ своей головы въ вид тюрбана, ловко и изящно. Это необыкновенно шло къ его восточнымъ чертамъ и темнымъ глазамъ, и я видлъ, что такъ думала и миссъ Вестонго. Изъ группы туземныхъ грумовъ, слдившихъ за Айзексомъ и понимавшихъ толкъ въ томъ, что происходило, послышался одобрительный ропотъ.

— Вдь, я не разъ ужь длалъ это,— улыбаясь, сказалъ Айзексъ.— А теперь дайте мн пальто и отправимтесь домой. Я отлично могу хать верхомъ.

— У него поразительное самообладаніе,— сказалъ Джонъ Вестонго Кильдэру.

— Клянусь Богомъ, да,— былъ отвтъ,— Мн случалось не разъ видть, какъ люди, просто упавшіе на вспаханномъ пол и не потерявшіе даже сознанія, придавали гораздо больше важности своему приключенію. Я никакъ не ожидалъ этого.

— Айзексъ не такой человкъ, чтобы придавать важность чему бы то ни было въ этомъ род,— вмшался я.

Пріятель мой упорно отказался отъ дальнйшей помощи и, походивъ взадъ и впередъ въ теченіе нсколькихъ минутъ, заявилъ, что вполн владетъ теперь ногами. Попросивъ папиросу и тщательно закуривъ ее, онъ слъ на лошадь, какъ ни въ чемъ не бывало, и направился къ дому, въ сопровожденіи зрителей, изъ которыхъ многіе были лично знакомы ему и приблизились боле или мене поспшно, чтобы вжливо освдомиться о случившемся. Никто не оспаривалъ у Айзекса права хать рядомъ съ миссъ Вестонго. Онъ былъ побдителемъ и могъ, слдовательно, претендовать на лучшее мсто. Мы хали вс въ разсыпную, но не на большомъ разстояніи другъ отъ друга, такъ что Айзексъ и миссъ Вестонго не имли возможности удалиться отъ насъ, какъ въ воскресенье вечеромъ, однако, они бесдовали между собою, а двушка смялась. Айзексъ всячески старался доказать, что цнитъ преимущества своего положенія, и хотя, насколько было мн извстно, чувствовалъ сильную боль, тмъ не мене, говорилъ весело и сидлъ на лошади непринужденно, изображая довольно странную фигуру въ свтломъ англійскомъ пальто и большомъ бломъ тюрбан, свитомъ изъ шали. Когда мы въхали въ аллею на вершин холма, Гэркинсъ созвалъ военный совтъ.

— Придется, конечно, отложить охоту,— началъ онъ.

— По всему вроятію,— уныло пробормоталъ Кильдэръ.

— Это почему?— вмшался Айзексъ.— Ни за что на свт! Съ пробитою головою, или нтъ, мы, все-таки, непремнно выдемъ завтра утромъ. Я достаточно здоровъ для этого, не безпокойтесь.

— Пустяки, вы знаете, что это пустяки,— сказалъ Гэркинсъ.— Завтра вы будете лежать въ постели съ страшною головною болью. Ужасная вещь эти удары по затылку.

— Ни за что не буду лежать. Мой багажъ уже уложенъ, слуги отправлены въ Калку и завтра утромъ я вызжаю.

— Конечно, если вы полагаете, что будете въ состояніи двинуться,— послышались возгласы.

Айзексъ далъ слово — во-время увдомить остальную компанію о необходимости отложить экспедицію, если почувствуетъ себя завтра дурно.

— Впрочемъ,— прибавилъ онъ,— даже еслибъ я не могъ хать, нтъ причины, почему бы не отправиться другимъ.

— Глупости,— отрзалъ Гэркинсъ.

— О!— воскликнула миссъ Вестонго съ смущеннымъ видомъ

— Нечего объ этомъ и говорить,— сказалъ Джонъ.

— Просто нелпо, никому и въ голову не придетъ хать безъ васъ,— громко прибавилъ лордъ Стипльтонъ Кильдэръ, вопреки своей вол привязывавшійся къ Айзексу.

Мы подъхали въ эту минуту къ дому.

— Я не стану обдать сегодня, Григгсъ,— сказалъ мой пріятель, когда мы остановились передъ его дверью.— Зайдите ко мн, вы можете оказать мн услугу.

Мы вошли въ устланную богатыми коврами комнату. Айзексъ подошелъ къ странному древне-японскому шкафу и, отворивъ рзныя дверцы и отдленія, вынулъ небольшой желзный сундучетъ. Отперевъ его какимъ-то способомъ, извстнымъ ему одному, безъ помощи ключа, онъ досталъ оттуда маленькій пузырекъ изъ нефрита и поднесъ его къ свту.

— Теперь,— началъ онъ,— будьте такъ добры согрть этотъ сосудъ въ вашихъ рукахъ, пока я пойду въ слдующую комнату и сниму сапоги, шпоры и все прочее. Только смотрите, ни за что на свт не откупоривайте пузырька, пока я не вернусь,— настоятельно прибавилъ онъ.

— Хорошо, идите съ Богомъ,— отвчалъ я и началъ согрвать холодный пузырекъ, лежавшій въ моей рук, точно льдинка.

Черезъ нсколько минутъ Айзексъ вернулся, одтый въ широкій костюмъ изъ кашемирской ткани и въ низкія восточныя туфли, которыя всегда носилъ въ комнат. Онъ слъ на подушки и откинулся назадъ, усталый, блдный. Приказавъ зажечь лампы и закрыть двери, онъ сдлалъ мн знакъ подойти къ нему.

— Сотрясеніе было препорядочное,— сказалъ онъ,— и голова моя очень повреждена. Тмъ не мене, я намренъ хать завтра вопреки всему. Въ этомъ маленькому пузырьк весьма сильное лкарство, невдомое вашей западной медицин. Прошу васъ употребить его и выполнить вс мои наставленія съ величайшею точностью. Если вы боитесь забыть то, что я вамъ скажу, запишите мои слова, такъ какъ ошибка можетъ быть вредна для васъ и была бы, наврное, пагубна для меня.

Я вынулъ изъ кармана старое письмо и карандашъ, не ршаясь довриться своей памяти.

— Положите пузырекъ себ на грудь, пока вы будете писать, онъ долженъ согрться приблизительно до температуры человческаго тла. Теперь слушайте. Въ этой серебряной коробк находится воскъ. Прежде всего, завяжите себ ротъ шелковымъ платкомъ, а потомъ тщательно заложите носъ воскомъ. Когда это будетъ сдлано, раскройте пузырекъ, какъ можно быстре, и налейте немного лкарства на вашу руку, вы должны торопиться, потому что оно легко улетучивается. Вотрите его въ мой затылокъ, закупоривъ предварительно пузырекъ. Когда рука ваша высохнетъ, подержите открытую бутылочку около моего носа ровно дв минуты по вашимъ часамъ. По истеченіи этого времени, я буду спать. Вложите пузырекъ въ карманъ моего кафтана, откройте вс двери и окна, скажите слугамъ оставить ихъ такъ и не пускать ко мн никого. Посл этого вы можете удалиться, я буду спать очень сладко. Вернитесь и разбудите меня незадолго до полуночи. Вы легко достигнете этого, приподнявъ мою голову и сжавъ одну изъ моихъ рукъ. Помните, что если вы забудете разбудить меня и оставите меня спать до часу, я никогда боле не открою глазъ и умру раньше утра. Сдлайте все, какъ я вамъ сказалъ, ради нашей дружбы, проснувшись, я возьму ванну и просплю остатокъ ночи уже естественнымъ сномъ.

Я тщательно выполнилъ вс его наставленія. Не усплъ я еще окончательно натереть его голову, какъ онъ началъ дремать, а когда и отнялъ пузырекъ отъ его ноздрей, Айзексъ уже спалъ крпкимъ сномъ. Я положилъ драгоцнный сосудъ въ указанное мсто, поправилъ члены моего пріятеля на подушкахъ, открылъ вс окна и двери и, поручивъ его заботамъ слуги, пошелъ въ свою комнату. Когда я снялъ шелковую повязку и воскъ, предохранявшіе меня отъ вліянія сильнаго снадобья, меня охватилъ необъяснимый запахъ, пропитавшій всю мою одежду, ароматическій, вмст съ тмъ, дкій и пронзительный. Никогда еще не обонялъ я ничего подобнаго и полагалъ, что смсь эта заключала въ себ что-то, похожее на опіумъ. Я снесъ нсколько книгъ въ комнату Айзекса и провелъ тамъ весь, вечеръ, не желая оставить его на попеченіи любопытнаго слуги, за пять минутъ до полуночи я разбудилъ его указаннымъ имъ способомъ. Онъ спалъ, казалось, легко, потому что сразу проснулся, открывъ глаза, онъ, прежде всего, спряталъ бутылочку. По его словамъ, онъ чувствовалъ себя совершенно здоровымъ, и, дйствительно, осмотрвъ ушибленное мсто, я не нашелъ ни опухоли, ни воспаленія. Запахъ лкарства, очень летучаго, какъ онъ самъ говорилъ, почти совершенно разсялся. Айзексъ просилъ меня идти спать, сказавъ, что приметъ ванну и тоже ляжетъ. Я разстался съ нимъ на ночь, размышляя о свойствахъ непонятнаго и драгоцннаго лкарства.

Глава IX.

Гималайская тонга — восхитительная вещь. Описать ее очень легко, потому что, въ сущности, это только древняя военная колесница персовъ, хотя до такой степени измненная, что теперь четыре человка могутъ свободно сидть въ ней спина къ спин, или, врне, три, кром возницы. Построена она необыкновенно прочно, колеса изумительно тяжелы, а дышло напоминаетъ мачту. Никакой сбруи нтъ на лошадяхъ, за исключеніемъ одного ремня, который оканчивается наверху чмъ-то врод замка и прикрпленъ къ желзному ярму посредствомъ дышла, такъ что не можетъ соскользнуть ни въ ту, ни въ другую сторону, нтъ ни хомута, ни постромокъ, возжи идутъ прямо отъ тяжелаго мундштука къ рукамъ возницы, проходя сквозь кольца въ ярм. Возница, сухопарый, длиннобородый магометанинъ, вооруженъ большимъ бичемъ, прикрпленнымъ къ короткой, толстой рукоятк, хотя онъ сидитъ низко, на одномъ уровн съ пассажиромъ, помстившимся на передк, онъ съ изумительною ловкостью направляетъ своихъ на половину разбитыхъ лошадей вдоль страшныхъ обрывовъ и мимо крутыхъ поворотовъ, гд никакая ограда не успокоиваетъ, хоть на минуту, встревоженный умъ. Дорога отъ Симлы къ Калк, у подножія холмовъ, такъ узка, что если встртятся два экипажа, изъ нихъ одинъ долженъ придвинуться къ самому краю, пока прозжаетъ другой, и въ виду частыхъ встрчъ, каждый возница снабженъ почтовымъ рогомъ громадныхъ размровъ и самаго негармоничнаго звука. По дорог тянутся запряженные волами возы, доставляющіе провизію въ горную станцію. Меньшія тяжести, врод сундуковъ и багажа, переносятся обыкновенно куліями, которые избираютъ боле краткую тропу, въ то время какъ экипажный путь между Симлою и Умбаллою, станціею желзной дороги, тянется на протяженіи девяносто двухъ миль. Нкоторое количество багажа можетъ быть, однако, уложено въ тонгъ, вмстимость которой весьма значительна.

Въ трехъ подобныхъ экипажахъ начали мы спускаться съ горы во вторникъ утромъ. Насъ было шесть человкъ. Чтобы предохранить себя отъ пыли, мы облеклись въ полотняные плащи всевозможныхъ покроевъ и оттнковъ и вооружились громаднымъ количествомъ курительныхъ принадлежностей. Неровность дороги не даетъ никакой возможности читать, къ тому же, быстрота движенія и мнимая опасность пути, въ сущности, вовсе не существующая, мшаютъ скук одолть запыленнаго путешественника. хали мы весь день, останавливаясь раза два для отдыха и мняя лошадей чрезъ пять или шесть миль. Вс были въ отличномъ расположеніи духа и часто переходили изъ одного экипажа въ другой для разнообразія. Айзексъ, къ всеобщему удивленію, не испытывавшій никакого неудобства отъ своего вчерашняго приключенія, не покидалъ тонги миссъ Вестонго и сидлъ спереди рядомъ съ возницею, въ то время какъ она занимала съ братомъ или дядей заднее мсто, несравненно боле удобное. Подъ конецъ, Айзексу, все-таки, пришлось уступить Кильдэру, который долгое время выказывалъ большое терпніе, однако, въ заключеніе, все-таки, сказалъ: ‘Это, право, несправедливо съ вашей стороны’, посл чего Айзексъ любезно отстранился. Наконецъ, мы достигли Калки, гд тонга замняется dlt gharry или почтовыми каретами, въ которыхъ можно сидть днемъ и лежать ночью, такъ какъ подъ козлами находится пустое пространство, разсчитанное для самыхъ длинныхъ ногъ. Лежа въ одномъ изъ подобныхъ экипажей, кажется, будто находишься на катафалк и играешь роль въ похоронной церемоніи. На этотъ разъ, однако, было еще рано, и мы услись по-двое для совершенія послдней части пути. Благодаря искуснымъ распоряженіямъ Айзекса и Кильдэра, два отдленія ожидали насъ въ курьерскомъ позд, и хотя разница между температурою Симлы и равнинъ, все еще не просохшихъ посл недавняго дождливаго сезона, была громадная, дорога совершалась легко, и мы бодро пустились въ дальнйшій путь, пообдавъ предварительно въ маленькомъ отел. Уходя съ служанкою въ отдленіе, приготовленное для нисъ, миссъ Вестонго весело пожелала намъ покойной ночи. Я не стану вдаваться въ описаніе скучныхъ подробностей пути, мы спали, просыпались, снова засыпали, курили, изрдка приготовляли изъ взятыхъ съ собою припасовъ холодное питье, такъ какъ въ Индіи вагоны настолько обширны, что путешественники берутъ обыкновенно съ собою большую корзину съ провизіею, ящикъ со льдомъ и бутылками и одинъ или два сундука. Довольно будетъ сказать, что мы прибыли на другой день въ Физабадъ, въ Ауд, и были встрчены проводниками и туземными охотниками или шикарри, которые увряли насъ, что въ окрестностяхъ одинокой пегнэггерской станціи, гд должны были ожидать насъ на другой день слоны, появлялись недавно тигры. Перездъ изъ Физабада въ Пегнэггеръ былъ непродолжителенъ. Мы выхали прохладнымъ вечеромъ, отправивъ слугъ впередъ на авось, какъ длается все въ Индіи. Для меня осталось вчною тайной, какимъ образомъ туземная челядь умудряется всегда очутиться въ извстную минуту именно тамъ, гд ей быть надлежитъ. Скажешь, напримръ, слуг: ‘Иди туда-то и жди меня’, прізжаешь и находишь его на мст, хотя, какимъ образомъ онъ попалъ сюда съ своимъ смшнымъ узелкомъ, кухонною утварью, лучшимъ чайникомъ, завернутымъ въ газетную бумагу, и съ сотнею другихъ предметовъ, остается неразршимою загадкою. Тмъ не мене, онъ тутъ, чистенькій, осклабляющійся, какъ всегда, и еслибъ онъ не былъ чистъ, не осклаблялся и не запасся чаемъ и чирутами, вы не продержали бы его при себ ни одного дня, хотя вы сами ни въ какомъ случа не могли бы выглядть при подобныхъ обстоятельствахъ даже въ половину такимъ опрятнымъ и довольнымъ.

На слдующій день мы очутились въ Пегнэггер, окруженные шикарри и снабженные, благодаря человческой изобртательности и предусмотрительности Айзекса и Гэркинса, всевозможными охотничьими приспособленіями. Тутъ было громадное количество палатокъ для спанья, кухни, слугъ, ружья и аммуниція всхъ размровъ, кукри, широкіе, крпкіе ножи, напоминающіе длинные американскіе, клинки (которые, къ чести, слав и прибыли британской промышленности, выдлываются исключительно въ Шеффильд), громадные ящики съ припасами, корзины съ кухонною и столовою утварью, груды блья и холста для шатровъ. Тутъ же находился маленькій надсмотрщикъ изъ Пегнэггера, въ крошечномъ тл котораго скрывалась сильная душа. Еще раньше нашей экспедиціи онъ ходилъ пшкомъ стрлять тигровъ въ обществ одного нмецкаго доктора и покрылъ себя неувядающею славою. Теперь доктора не было боле въ Индіи и отважный англичанинъ согласился принять мсто въ одной изъ нашихъ гоудъ (ящикъ на спин слона) и убивать тигровъ съ меньшимъ рискомъ, чмъ прежде.

Первый день ушелъ весь на перездъ къ мсту нашихъ будущихъ подвиговъ, партія наша увеличилась безчисленнымъ количествомъ загонщиковъ, множествомъ охотниковъ, не говоря уже о масс слугъ, необходимыхъ для индійскаго лагеря. Разговоръ при подобныхъ случаяхъ бываетъ не особенно оживленъ, такъ какъ компанія обыкновенно разсевается въ разныя стороны, въ воздух носится какое-то выжидательное настроеніе, опытные охотники больше бесдуютъ съ туземцами, знакомыми съ мстностью, чмъ между собою, а молодые или размышляютъ о томъ, сколько тигровъ имъ удастся убить, или слушаютъ, разинувъ ротъ, безконечные разсказы, такъ и льющіеся изъ устъ бородатаго стараго шикарри, который убилъ въ молодости ударомъ ножа царя лсовъ и до настоящей минуты носитъ на своей темной груди слды этой борьбы на жизнь и на смерть. Старый Гэркинсъ, повидимому, находившійся въ своей стихіи, разъзжалъ во вс направленія на маленькой лошадк, разспрашивая загонщиковъ и шикарри и возвращаясь время отъ времени, чтобы крикнуть какую-нибудь свжую новость крошечному надсмотрщику, взгромоздившемуся на одного изъ слоновъ и выглядывавшему черезъ край гоуды. Большая древесная шляпа, украшавшая его голову, придавала ему сходство съ громаднымъ грибомъ на очень тоненькой ножк, который неожиданно выросъ бы на спин грузнаго животнаго. Онъ ласково улыбался съ высоты своего величія старому спортсмену и, казалось, зналъ ршительно все, о чемъ бы ни шла рчь. Случилось такъ, что въ то самое время, когда пришла телеграмма отъ Айзекса, онъ замышлялъ небольшую экскурсію на собственный страхъ и отправилъ уже загонщиковъ и развдчиковъ, чтобы высмотрть тигровъ. Это было намъ, конечно, очень съ руки, и маленькій человчекъ приходилъ въ восторгъ отъ удачнаго совпаденія, которое дало ему возможность участвовать въ такой охот, какой онъ и не видывалъ съ того самаго времени, когда, три года тому назадъ, тшилъ себя истребленіемъ тигровъ принцъ Вельскій. Что касается миссъ Вестонго, то, сидя вмст съ братомъ на одномъ изъ слоновъ, она находилась въ самомъ веселомъ настроеніи духа, между тмъ какъ Айзексъ гарцовалъ кругомъ, осыпая ее комплиментами и любезностями, къ которымъ она весьма быстро привыкала. Вслдъ за ними хали на другомъ слон Кильдэръ и я, серьезно разсуждая объ охот и по временамъ крича находившемуся впереди Джону Вестонго какіе-нибудь вопросы, касавшіеся спорта въ Южной Индіи.

Еще до наступленія вечера мы прибыли къ нашей первой стоянк близъ деревни, находившейся на опушк чащи, шатры были раскинуты на небольшой возвышенности, покрытой зеленою и колыхавшеюся травою. Слуги выкосили часть ея и возились съ кольями и всми приспособленіями, необходимыми для сооруженія холщевыхъ палатокъ. Мы бродили вокругъ, иные изъ насъ руководили работами, другіе приносили заходящему солнцу жертву въ вид прохладительныхъ напитковъ и клубовъ табачнаго дыма. Миссъ Вестонго слышала съ самаго своего прізда въ Индію толки о лагерной жизни и часто желала провести ночь въ одной изъ тхъ временныхъ комнатъ, которыя сооружаются, по мр надобности, при всхъ англійскихъ бунгало для помщенія холостаго гостя, если въ дом уже слишкомъ тсно. Двушка была въ восторг отъ мысли прожить цлыхъ дв недли подъ шатромъ и съ безпредльнымъ любопытствомъ слдила за вколачиваніемъ кольевъ, водруженіемъ шестовъ и тщательнымъ убранствомъ своего будущаго жилья. Въ немъ былъ коверъ, кресла, столы, даже маленькая библіотечка съ любимыми книгами. Посреди условій цивилизованной жизни намъ кажется отяготительнымъ взять корзину съ завтракомъ и романъ въ какое-нибудь тнистое мсто, чтобы насладиться отдыхомъ на вольномъ воздух, и мы готовы бы, кажется, скоре умереть съ голода, чмъ нести провизію. Въ Индіи достаточно произнести одно слово и, точно по волшебству, возникаетъ въ пустынной мстности цлое поселеніе шатровъ, снабженныхъ всей необходимой роскошью, а роскошь, необходимая для нашего развращеннаго поколнія, весьма значительна. Сооружается кухонный шатеръ, и искусный чернокожій артистъ изготовляетъ въ часъ времени такой обдъ, какого не получишь ни въ одномъ отел. Громадный переносный сундукъ со льдомъ обнаруживаетъ передъ взорами измученнаго зрителя цлую сокровищницу прохладительныхъ винъ и содовой воды, а если экспедиція предпринимается въ очень отдаленное мсто, то денно и нощно работаетъ маленькая машина, чтобы умножать запасъ льду. На веранд, передъ шатрами, васъ ожидаютъ посл обда длинныя кресла, покуривая ароматическую сигару и слдя за выступающими одна за другою звздами, чувствуешь себя такъ уютно, точно пообдалъ въ собственномъ просторномъ бунгало въ Мэднеджер.

Вскор все было готово и, посл долгихъ омовеній и быстрой смны туалета, мы собрались вокругъ обденнаго стола, приготовленнаго въ особо отведенной для этого палатк, компанія была все та же, что въ воскресенье вечеромъ въ дом мистера Кэрри Гэркинса, съ прибавленіемъ только маленькаго пегнэггерскаго надсмотрщика, чьи разсказы о его далекомъ округ были полны юмора и пикантности. Разговоръ перешелъ на разныя приключенія, и Кильдэръ, недавно бывшій съ полкомъ въ южной Африк, сообщилъ намъ кое-что о зулусахъ и боэрахъ въ свойственномъ ирландцамъ гиперболическомъ стил. Никогда не сказывается ирландская кровь такъ сильно, какъ при передач разсказа, и никакой оксфордскій акцентъ или англійское воспитаніе не въ силахъ побороть этой склонности. Національный діалектъ исчезъ, но любовь къ чудесному осталась. Айзексъ привелъ случай, бывшій съ ‘однимъ знакомымъ’, котораго тигръ стащилъ со слона вмст съ гоудой, такъ что ему пришлось убить животное изъ револьвера на полъ-аршинномъ разстояніи.

— Ахъ, да!— сказалъ маленькій надсмотрщикъ.— Я читалъ объ этомъ въ свое время и хорошо помню этотъ случай. Дло происходило въ Перне, два года тому назадъ, а человкъ, о которомъ идетъ рчь, былъ мистеръ Айзексъ, изъ Дели. Странное имя, неправда ли?

Вс расхохотались, не исключая самого надсмотрщика.

— Вотъ вамъ наказаніе за скромность, Айзексъ,— воскликнулъ старикъ Гэркинсъ, смясь до слезъ.

— Неужели это правда?— спросила молодая двушка, съ восхищеніемъ глядя на Айзекса, видимо, раздосадованнаго.

Разговоръ продолжался въ этомъ род. Вс были веселы, иныхъ клонило ко сну посл обда. Мы сидли на длинныхъ креслахъ подъ навсомъ. Мсяца не было, но звзды сіяли такъ, какъ он не сіяютъ нигд, кром Индіи, вечерній втерокъ пріятно шелестилъ веревками палатокъ посл длиннаго, знойнаго дня. Миссъ Вестонго увряла всхъ въ сотый разъ, что очень любитъ запахъ сигаръ, и мы курили, тихо бесдуя. Внезапно Гэркинсъ встрепенулся и громко чихнулъ. Утомленный длиннымъ переходомъ, жарою и хорошимъ обдомъ, на половину погруженный въ сладкую дремоту, онъ всунулъ въ ротъ сигару не тмъ концомъ. Отбросивъ ее въ сторону, онъ разразился залпомъ невинныхъ ругательствъ, поклялся, что сейчасъ же пойдетъ спать, такъ какъ не въ силахъ доле выносить нашей вялости, но ограничился тмъ, что, перемнивъ позицію, захраплъ во всю мочь.

— Какая жалость, что у насъ нтъ фортепіано, Кэтъ!— сказалъ Джонъ Вестонго, лщбившій музыку.— Не можешь ли ты спть что-нибудь безъ аккомпанимента?

— Ахъ, нтъ! Мистеръ Айзексъ,— сказала двушка, обратившись въ ту сторону, гд виднлся огонь его папироски и слабыя очертанія кресла, насколько ихъ можно различить при свт звздъ,— вотъ мы теперь въ лагер. Гд же лютня, которую вы общали приготовить? Мн кажется, что настало, наконецъ, время сдержать ваше слово.

— Хорошо,— отвчалъ онъ,— въ моемъ багаж найдется, наврное, старая гитара или нчто подобное. Но это разбудитъ мистера Гэркинса, который, судя по издаваемымъ имъ звукамъ, спитъ.

Послышались со всхъ сторонъ увренія, что потревожить мистера Гэркинса — вещь нелегкая. Чей-то голосъ, очень напоминавшій интонаціи Кильдэра, бормоталъ даже гд-то во мрак, что ‘никакого вреда ему отъ этого не будетъ’. Призвали врнаго Нарэна и приказали принести гитару, если только онъ въ состояніи найти ее. Меня нсколько удивила готовность Айзекса пть, но, съ одной стороны, я еще никогда не слыхалъ его голоса, а съ другой — недостаточно принималъ въ соображеніе восточную вжливость его характера, не позволявшую ему ни отказывать въ чемъ бы то ни было, ни ломаться. Нарэнъ вернулся съ очень новымъ по виду ящикомъ, въ которомъ находилась гитара, открывъ его, онъ подалъ инструментъ своему господину. Когда Айзексъ, чтобы осмотрть гитару, поднесъ ее къ двери, откуда вырывался лучъ свта, она оказалась совершенно новою. Я былъ увренъ, что онъ нарочно купилъ ее въ музыкальномъ магазин въ Симл для забавы нашей компаніи.

— Я думала, что вы играете на лютн,— сказала миссъ Вестонго,— на настоящей, прелестной древне-ассирійской лютн, или на чемъ-нибудь въ этомъ род.

— Нтъ, простая гитара несравненно лучше, да съ нею и возни меньше,— отвчалъ Айзексъ, возвращаясь къ своему мсту въ темномъ углу и тихо настраивая инструментъ.— Привести въ порядокъ старинную лютню очень хлопотливо, къ тому же, и звукъ въ ней вовсе недержится. За то этотъ инструментъ, какъ вы видите,— или, врне, какъ вы не видите,— иметъ весьма удобные ключи, съ помощью которыхъ можно настроить его въ мигъ.

Говоря это, Айзексъ натягивалъ струны и вслдъ затмъ прибавилъ:

— Теперь все готово.

Въ ночной тиши раздались два, три звучные аккорда.

— Что же мн спть вамъ?— продолжалъ онъ.— Я жду приказаній.

— Что-нибудь нжное, мягкое, ласкающее,— сказала миссъ Вестонго.

— Любовную псню?— спокойно спросилъ онъ.

— Пожалуй,— отвчала она,— если вы этого хотите. Почему бы и не любовную псню?

— Никакой причины нтъ,— поспшно вмшался я.

Лордъ Стипльтонъ Кильдэръ нетерпливо бросилъ въ сторону сигару, а чрезъ мгновеніе началъ зажигать другую, какъ будто его первое движеніе было безсознательно.

Айзексъ мягко ударилъ по струнамъ и началъ какой-то бглый аккомпаниментъ. Голосъ его, показавшійся мн очень высокимъ, былъ поразительно ровенъ и округленъ. Мн чудилось, что онъ, наврное, гораздо сильне, чмъ желаетъ показать пвецъ. Плъ онъ безъ всякихъ усилій:, въ его манер вовсе не замчалось той изнженности, которая поражаетъ въ европейскихъ пвцахъ, когда они берутъ высокія ноты. Я ничего не смыслю въ музык, но мн, все-таки, казалось, что я никогда еще не слыхалъ опернаго тенора съ голосомъ такого качества. Слова псни были персидскія, и чистыя интонаціи этого языка очень подходили къ полустрастному, полугрустному напву. Я нашелъ впослдствіи переводъ этого сонета и привожу его здсь, хотя онъ даетъ лишь слабое понятіе о музыкальности оригинальнаго стиха:

Сонъ очи мн смежилъ минувшей ночью, но счастье не дремало,

Всю ночь, всю долгу ночь возлюбленной моей въ душ носился образъ,

И слышится еще мн голосъ ея нжный.

О, небо! Какъ лились т сладкія слова изъ устъ еще сладчайшихъ.

Увы! не сохранилось въ памяти моей, что въ эту ночь во сн она сказала,

А все старался я до утренней зари твердить и повторять т сладкія слова.

Темне ночи день мн кажется,

Когда не освщенъ ея онъ красотою.

О, счастливъ мигъ, когда впервые увидлъ образъ милый я.

Благословеніе очамъ Ями! Отнын виднья чудныя пускай ласкаютъ ихъ.

Они ему во сн тотъ образъ показали,

Который ждалъ всю жизнь узрть онъ на-яву.

Чудный голосъ замеръ. Айзексъ поразительно ловко ввелъ нкоторые отрывки мелодіи въ заключительные аккорды. Пніе было до такой степени ново, такъ мало походило на какую-либо музыку, слышанную большинствомъ изъ насъ,— словомъ, такъ несомннно хорошо, что вс рукоплескали и выражали величайшій восторгъ и удивленіе. Послднею заговорила миссъ Вестонго.

— Это просто прелесть!— сказала она.— Какъ хотлось бы мн понять слова: такъ ли они нжны, какъ музыка?

— Еще нжне,— отвчалъ Айзексъ и бгло перевелъ два, три стиха.

— Въ самомъ дл прекрасно, сказала двушка.— А теперь, спойте мн еще что-нибудь, сдлайте одолженіе.

Противустоять такому призыву было невозможно. Айзексъ придвинулся и демонстративно плъ только для нея, и ни для кого боле. Это была такая же псня, какъ и первая, но, мн казалось, еще боле страстная и мене мечтательная. Могучій, но мягкій голосъ то громко раздавался, то замиралъ на время, потомъ снова звучалъ огненными вибраціями. На этотъ разъ двушка уже не требовала перевода, но кто-то другой попросилъ, объ этомъ, когда смолкли похвалы.

— Я не могу переводить такихъ вещей, какъ слдуетъ,— сказалъ Айзексъ,— или дать вамъ врное понятіе о сил и жизненности персидскаго стиха. Быть можетъ, Григгсъ, который отлично понимаетъ его, да, къ тому же, еще литераторъ, сдлаетъ это для васъ. А я и пытаться не стану.

Я заявилъ о своей полнйшей неспособности выполнить такую задачу и, чтобы перемнить разговоръ, спросилъ Айзекса, гд онъ научился такъ хорошо играть на гитар.

— Въ Стамбул,— отвчалъ онъ,— давнымъ-давно. Тамъ вс играютъ и большинство поетъ любовные стихи. Вдь, это такъ легко.

И онъ принялся наигрывать гаммы съ изумительной быстротою, въ подтвержденіе своихъ словъ.

— А вы никогда не поете англійскихъ псенъ, мистеръ Айзексъ?— спросилъ восхищенный пегнэггерскій надсмотрщикъ, не слыхавшій ни одной нотки въ теченіе многихъ мсяцевъ.

— Да, иногда,— отвчалъ онъ.— Мн кажется, что я могъ бы спть: ‘Упиваюсь я только глазами’. Знаете вы эту псню?

Говоря это, онъ принялся наигрывать ее на гитар.

— Какъ не знать! Еще бы!— послышался голосъ Кильдэра. Ему начинало касаться, что концертъ тянется слишкомъ долго.

— Ахъ, спойте это, мистеръ Айзексъ,— сказала молодая двушка,— а я и братъ станемъ вамъ вторить. Это будетъ такъ хорошо.

И дйствительно, вышло очень хорошо. Айзексъ плъ мелодію яснымъ, высокимъ голосомъ, а миссъ Вестонго и Джонъ подтягивали. Слышавъ этотъ напвъ уже нсколько тысячъ разъ на своемъ вку, я достаточно привыкъ къ нему, чтобы наслаждаться.

— Прекрасно,— сказалъ Кильдэръ. Ему было стыдно своего недавняго нетерпливаго замчанія, и онъ желалъ загладить вину.

— Что? Какъ? Что такое?— проговорилъ Гэркинсъ, проснувшійся въ эту самую минуту.— Ахъ, конечно! Моя племянница поетъ восхитительно. Настоящая артистка.

Онъ выкарабкался изъ своего кресла, сказавъ, что намъ давнымъ-давно пора идти спать, если мы имемъ намреніе начать охоту съ ранняго утра. Представитель Пегнэггера поддержалъ его, мы разстались на ночь не безъ сожалнія и разбрелись по шатрамъ. Айзексъ и я помстились въ одной общей палатк, которую онъ веллъ нарочно привезти прямо изъ Дели, такъ какъ она была особенно приспособлена къ его привычкамъ.

На другой день, съ разсвтомъ, насъ разбудилъ шумъ приготовленій, и не успли мы еще одться, какъ въ лагер раздавались уже голоса Гэркинса и надсмотрщика, будившихъ сонную прислугу и приказывавшихъ ей подымать и насъ. Два старые спортсмена считали своимъ долгомъ быть первыми на ногахъ. Въ спокойной увренности, что все, что они сдлаютъ, будетъ хорошо, Айзексъ и я медленно наслаждались чаемъ и плодами, сидя въ дверяхъ шатра, между темъ какъ Кираматъ-Али, Нарэнъ и Махмудъ чистили въ послдній разъ оружіе и длали вс приготовленія, необходимыя для труднаго дня.

На зар появилась миссъ Вестонго. Она шла по мокрой трав въ ту сторону, гд дядя длалъ послднія распоряженія относительно приготовленія гоуды. Прелестна и свжа была двушка въ это срое утро. На ней было темно-синее платье, легкая шляпа изъ древесной сердцевины, напоминавшая по форм шлемъ, сдерживала ея непокорные, блдно-золотистые волосы, почти совершенно скрывая ихъ. Шла она такъ легко, будто ея маленькія изящныя ножки были снабжены, подобно ногамъ древняго Гермеса, крылышками, которыя облегчаютъ и безъ того незначительный ея всъ. Черезъ плечо вислъ широкій ремень, унизанный мелкими рядами патроновъ, а на конц находился футляръ изъ коричневой кожи съ револьверомъ очень солидныхъ размровъ. Она ни за что не согласилась бы взять маленькій, почти игрушечный пистолетъ, а выбрала настоящее, тяжелое шестиствольное оружіе, которое могло принести дйствительную пользу на близкомъ разстояніи. Такъ стояла она нсколько минутъ, разговаривая съ Гэркинсомъ и не замчая насъ въ тни шатра, находившагося на разстояніи тридцати ярдовъ. Мы зорко слдили за нею съ совершенно различными чувствами, по всему вроятію, но, все-таки, искренно любуясь красивымъ, гибкимъ, а, вмст съ тмъ, и стройнымъ существомъ. Двушка на половину обернулась къ намъ, и я увидлъ на ея груди цвты. Откуда взялись они? Какъ могли распуститься въ этой пустын розы? Быть можетъ, она привезла ихъ изъ Физабада? Но это было неправдоподобно. Или не добыты ли они въ Пегнэггер? Да, тамъ, наврное, цвли розы въ саду надсмотрщика.

Айзексъ приподнялся съ мста.

— О, да пойдемте же, Григгсъ. Вы уже вдоволь напились чаю.

— Идите себ. Я послдую за вами черезъ минуту,— отвчалъ я, но тутъ же меня оснила внезапная мысль, и я пошелъ за нимъ, безъ шляпы, чтобы поздороваться съ миссъ Вестонго. Она весело улыбалась, протягивая руку.

— Здравствуйте, мистеръ Айзексъ. Тысячу разъ благодарю васъ за розы. Откуда достали вы ихъ? Он, право, слишкомъ хороши!

И такъ, случилось какъ разъ то, что я думалъ. Айзексъ отправлялъ, по всему вроятію, ночью гонца въ Пегнэггеръ.

— Весьма легко, увряю васъ. Я такъ радъ, что он вамъ нравятся. Только он не очень свжи, какъ я теперь вижу,— неодобрительно прибавилъ онъ, какъ длаютъ всегда мужчины, когда дарятъ цвты любимымъ женщинамъ.

Никогда не случалось мн слышать, чтобы человкъ хулилъ т цвты, которые подноситъ кому-нибудь по чувству долга. Быть можетъ, это происходитъ оттого, что женщина, любимая боле всего на свт, иметъ для насъ прелесть и красоту, затемняющую боле грубый колоритъ розы и ароматъ фіалокъ.

— О, нтъ,— отвчала миссъ Вестонго, энергически ударяя на отрицаніе,— он прелестны. Только я хочу узнать, откуда вы ихъ добыли.

Я разговорился съ Гэркинсомъ, который слдилъ за размщеніемъ ружей, однако, все-таки, разслышалъ отвтъ Айзекса, хотя пріятель мой понизилъ голосъ.

— Не хвалите ихъ. Вы — самое красивое и совершенное созданіе Божіе.

Я сдлалъ сверхъестественное усиліе не свести глазъ съ Гэркинса, но взглядъ мой былъ, по всему вроятію, безсмысленный и тусклый, потому что старикъ тутъ же спросилъ, на что я гляжу. Не думаю, чтобъ Айзексъ безпокоился о томъ, слышу ли я разговоръ, или нтъ, такъ какъ въ моемъ сочувствіи онъ былъ увренъ. Совершенно не то было относительно Гэркинса. Пріятель мой сдлалъ, очевидно, большіе успхи за послднее время. Никакой досады не слышалось въ отвт миссъ Вестонго, хотя она совершенно игнорировала любезную фразу Айзекса.

— Нтъ,— серьезно продолжала двушка,— если вы хотите получить одинъ изъ этихъ цвтовъ, вы должны сказать мн, откуда добыли ихъ.

Я медленно обернулся. Она держала въ рук розу и переводила глаза отъ нея къ нему, точно соображая, пойдетъ ли она къ его оливковой кож и охотничьему костюму. Онъ не въ силахъ былъ противустоять.

— Если вы непремнно хотите, я скажу вамъ, но только это величайшій секретъ,— улыбаясь, прибавилъ Айзексъ.— Григгсъ, клянитесь!

Я поднялъ руку и пробормоталъ что-то о могилахъ моихъ предковъ.

— И такъ,— продолжалъ онъ,— вчера вечеромъ я увидалъ при дом надсмотрщика садъ, въ саду цвли розы, тщательно выхоленныя, потому что сезонъ уже поздній. Я отвелъ въ сторону садовника и сказалъ ему: ‘Милый другъ, видишь ли ты это серебро, рупіи и пайсы? Если ты выберешь лучшія изъ своихъ розъ и вручишь ихъ быстрому гонцу, котораго я пришлю, когда начнутъ появляться на неб звзды, я дамъ теб столько денегъ, сколько ты не наживешь у своего хозяина въ мсяцъ. Если же ты не хочешь или не сумешь сдлать этого, я велю осквернить могилу твоего отца и заколоть на ней свинью, а, кром того, вернусь и изобью тебя толстой палкой’. Малый этотъ былъ магометанинъ, и въ его глазахъ свтилась веселая усмшка, пока онъ бралъ деньги и произносилъ страшныя клятвы. Я оставилъ въ Пегнэггер скорохода съ корзиною, и вотъ какимъ образомъ вы получили розы. Только смотрите, не говорите объ этомъ надсмотрщику.

Вс разсмялись. Миссъ Вестонго подала розу Айзексу. Длая видъ, что нюхаетъ ее, онъ прикоснулся до нея губами, а потомъ вдлъ въ петличку. Въ эту минуту подошелъ къ намъ Кильдэръ и отвлекъ наше вниманіе въ другую сторону, за нимъ приблизился надсмотрщикъ, который разсялъ насъ вправо и влво, говоря, что намъ давно бы слдовало сидть въ гоудахъ и быть въ пути. И такъ, мы подтянулись ремнями, кто носилъ шляпу, надлъ ее, а кто предпочиталъ тюрбанъ, наклонялся, чтобы дать слуг возможность обмотать его вокругъ головы. Потомъ вс двинулись въ ту сторону, гд ждали насъ слоны, и заняли свои мста, магоуты (вожаки) принудили грузныхъ животныхъ встать съ колнъ на ноги, и мы, колыхаясь, направились къ лсу. Легконогіе слоны, которые служатъ загонщиками и идутъ на вол между вьючными животными, присоединились къ намъ, и вскор мы уже двигались по пространству, поросшему камышемъ и папоротникомъ, и прокладывали себ путь среди втвей къ самому центру болотистой чащи.

Гэркинсъ, который, благодаря долголтнему опыту, былъ такъ же хладнокровенъ на охот за тиграми, какъ за чтеніемъ Піонера въ своемъ тнистомъ бунгало, взялъ въ свою гоуду миссъ Вестонго, а для пущей безопасности, маленькій пегнэггерскій надсмотрщикъ, отличный стрлокъ, позволилъ только двумъ легконогимъ слонамъ отдлять его отъ Гэркинса. Такъ какъ всхъ животныхъ было до тридцати семи, компанія наша раскинулась на большое протяженіе. По моему, слоновъ было слишкомъ много для шести гоудъ, но впослдствіи оказалось, что я ошибся, и охота вышла очень удачною. Надсмотрщикъ, отлично знакойщій съ мстностью, игралъ въ этотъ день роль деспота. Повелнія его исполнялись безусловно и безропотно, по первому слову его, мы пускались впередъ, прокладывая себ путь черезъ вс препятствія, или останавливались длинною вереницею. Двигались мы уже, должно быть, часа два, зорко слдя за каждой былинкой или тростниковой зарослью, въ надежд увидть всми желанную полосатую шкуру среди камышей, какъ вдругъ неожиданный и рзкій ружейный выстрлъ заставилъ насъ круто остановиться. Вс глубоко вздохнули и обернулись, съ оружіемъ въ рук, въ ту сторону, откуда послышался звукъ. Стрлялъ Кильдэръ, увидавшій, наконецъ, своего перваго тигра, а, вмст съ тмъ, и перваго въ эту охоту. Животное находилось въ пяти шагахъ отъ него, оно кралось къ влажной трав, въ надежд пробраться между слонами съ свойственной его пород хитростью. Кильдэръ выстрлилъ слишкомъ поспшно и нанесъ тигру рану въ бокъ, которая довела его до бшенства. Рзкимъ прыжкомъ, какъ бы поднявшимъ его перпендикулярно отъ земли, величавое животное взвилось на воздухъ и опустилось на голову слона Кильдэра, между тмъ какъ испуганный возница кинулся за гоуду. Такая минута была бы тяжела даже для самаго испытаннаго спортсмена, но страшная встрча съ тигромъ на аршинномъ разстояніи составляла для новичка жестокое испытаніе. Ближайшіе къ Кильдэру люди утверждали, что въ это грозное мгновеніе онъ даже не измнился въ лиц. Слонъ длалъ страшныя усилія, чтобы сбросить звря съ своей головы, посл перваго выстрла лордъ Стипльтонъ тотчасъ же схватилъ второе ружье и, цлясь не боле секунды, спустилъ курокъ въ то самое время, когда колыхавшаяся голова и шея слона приблизили къ нему гигантскую кошку. Страшные когти, глубоко вонзившіеся въ толстую кожу бднаго слона, ослабли, прекрасные, гибкіе члены вытянулись подъ тяжестью тла и первая добыча этого дня грузно упала на землю мертвою, прострленною въ голову.

Громкій крикъ торжества огласилъ всю линію. Вожакъ или магоутъ осторожно вышелъ изъ своего убжища за гоудою, чтобы посмотрть, все ли безопасно. Кильдэръ держалъ себя превосходно, и поздравленія посыпались на него со всхъ сторонъ. Миссъ Вестонго махала платкомъ въ знакъ одобренія, вс рукоплескали, далеко влво отъ побдителя Айзексъ, находившійся въ послдней гоуд, энергически отбивалъ себ ладони, и звонкій, высокій голосъ его разносился по всей линіи, точно звукъ трубы.

— Отлично, Кильдэръ! Въ самомъ дл превосходно!— слышалось издали.

И похвала соперника доставила лорду Стипльтону, быть можетъ, всего боле удовольствія.

Тмъ временемъ шикарри собрались вокругъ павшаго звря. Это была молодая тигрица, длиною около восьми футовъ. Чистая, блестящая шкура доказывала, что животное не отвдывало еще людскаго мяса. Одинъ изъ легконогихъ слоновъ приблизился и, опустившись на колни, охотно принялъ на себя ношу, хорошо зная, что убитая красавица принадлежала къ числу самыхъ яростныхъ его враговъ. Магоутъ заявилъ, что слонъ, на которомъ халъ Кильдэръ, въ состояніи идти дальше, и только нсколько крупныхъ капель крови обозначали мсто, куда вонзились когти тигрицы. Мы снова двинулись въ путь, изслдуя чащу, кружась и стягивая длинную линію въ два ряда всякій разъ, когда намъ казалось, что какое-нибудь полосатое чудовище могло ускользнуть отъ нашего вниманія. Идя впередъ или возвращаясь вспять подъ дневнымъ зноемъ, мы наткнулись посл полудня на вторую добычу. На этотъ разъ намъ достался большой старый тигръ, длиною въ девять футовъ съ лишнимъ, какъ оказалось, когда онъ лежалъ, растянувшись на земл. Онъ сдлался легкою добычею надсмотрщика, который съ перваго раза всадилъ ему пулю прямо въ сердце и презрительно улыбался, вынимая изъ ружья пустой патронъ. Ему было бы гораздо пріятне, еслибъ на его долю выпала удача Кильдэра.

Какъ ни говори, а два тигра въ одинъ день было недурно по времени года. Айзексъ, наврное, досадовалъ, что ему не удалось сдлать ни одного выстрла, между тмъ какъ сопернику представилась такая отличная возможность выказать ловкость и мужество. Признаюсь, я предпочелъ бы небольшую партію съ двнадцатью слонами и тремя гоудами всей этой громадной и дорогой охот. Со мною было заряженное дробью ружье, и я утшался тмъ, что убивалъ на обратномъ пути павлиновъ. Было ршено оставаться два дня въ томъ же лагер, такъ какъ мы могли проникнуть на слдующее утро въ лсъ съ другой стороны и не безуспшно изслдовать уже пройденное пространство.

Былъ шестой часъ, когда мы добрались до палатокъ и вышли изъ гоудъ, довольные, поразмять немного ноги быстрою ходьбою. Убитые тигры были вынесены на середину лагеря, и слуги сбжались поглазть на результатъ охоты. Мы разошлись, чтобы переодться и немного освжиться передъ обдомъ.

Глава X.

Пока я снималъ съ головы тюрбанъ, измятый и потерявшій форму, благодаря тревогамъ дня, Айзексъ безутшно глядлъ на свои чистыя ружья и на рядъ патроновъ, которые Нарэнъ выкладывалъ на столъ. Солнце стояло низко и горизонтальные лучи падали сквозь приподнятую дверь шатра на мрачное лицо моего пріятеля. Въ это мгновеніе что-то заслонило солнечный свтъ и темная тнь легла на полъ. Я оглянулся и увидалъ туземца, стоявшаго на порог и кланявшагося въ ожиданіи, чтобы съ нимъ заговорили. Онъ былъ не изъ числа нашихъ слугъ, а изъ простыхъ хлбопашцевъ. Вся его одежда состояла въ довольно грязномъ тюрбан и въ короткихъ штанахъ.

— Ку а chahte ho? Что теб надо?— нетерпливо спросилъ Айзексъ. Онъ находился далеко не въ хорошемъ расположеніи духа.— Ужь не хочешь ли ты отнять у насъ солнечный свтъ, которымъ самъ наслаждаешься?

— Лицо сагиба уподобляется и солнцу, и лун,— умоляющимъ голосомъ произнесъ незнакомецъ.— Но если великій повелитель мой пожелаетъ выслушать меня, я скажу ему что-то, отчего возрадуется его сердце.

— Говори, неврный.

— Покровитель бдныхъ, вы — мой отецъ и моя мать! Я знаю, гд притаился большой тигръ, людодъ, жестокосердый, упивающійся кровью.

— Негодяй,— отвчалъ Айзексъ, хладнокровно снимая куртку,— тигра, о которомъ ты говоришь, ты видлъ уже много мсяцевъ тому назадъ. Какъ смешь ты являться ко мн съ праздными росказнями?

Айзексу была извстна хитрость туземцевъ, которые, въ надежд на награду, навязываютъ неопытнымъ прізжимъ тигровъ, виднныхъ ими давнымъ-давно.

— Сагибъ, я не лгунъ. Я видлъ тигра, царя лсовъ, нынче утромъ.

Тонъ Айзекса нсколько смягчился. Онъ слъ и закурилъ свою вчную папиросу.

— Рабъ,— началъ онъ, точно соображая что-то,— если дло обстоитъ такъ, какъ ты говоришь, я убью тигра, если же нтъ, убью тебя, велю зарыть твое тло вмст съ остовомъ быка, и душа твоя навки погибнетъ.

Туземецъ, казалось, мало смутился этой угрозой. Онъ приблизился къ Айзексу и снова поклонился.

— Тигръ недалеко отъ жилища сагиба, отца моего,— сказалъ онъ, понижая голосъ.— Третьяго дня онъ растерзалъ одного человка изъ нашей деревни, а въ теченіе послдняго мсяца сълъ уже пятерыхъ. Я видлъ, какъ онъ вошелъ въ свое логовище, онъ, наврное, выйдетъ изъ него еще до зари, сагибъ поразитъ его своею молніей и, конечно, не откажетъ мн въ его ушахъ, чтобы я могъ сдлать изъ нихъ jadu, талисманъ противъ внезапной смерти.

— Песъ, если ты говоришь правду и мн удастся убить тигра, царя животныхъ, я обогащу тебя, только ушей его ты не получишь. Мн самому нуженъ jadu. Я сказалъ, жди моихъ приказаній.

Туземецъ поклонился до самой земли, потомъ прикорнулъ у двери шатра съ изумительнымъ терпніемъ, свойственнымъ индусамъ, и сталъ ждать, пока Айзексъ отобдаетъ. Когда черезъ десять минутъ пріятель мой вышелъ уже совсмъ готовый, онъ остановился около незнакомца и сказалъ ему:

— Не говори ни съ кмъ о тигр въ моемъ отсутствіи или я отржу теб уши.

Мы отправились обдать.

Солнце уже садилось и утопало въ сіяніи вечерней зари, новый мсяцъ лниво шелъ по его слдамъ. Я постоялъ съ минуту, чтобы взглянуть на него, и удивился, услыхавъ за собою голосъ миссъ Вестонго.

— Ужь не произносите ли вы какихъ-нибудь пожеланій, глядя на нарождающійся мсяцъ, мистеръ Григгсъ?— спросила она.

— Да, произношу,— отвчалъ я,— а вы чего желаете себ, миссъ Вестонго, позвольте узнать?

Айзексъ подошелъ въ это мгновеніе. Красивая двушка стояла неподвижно, глядя на западъ, алый свтъ заката озарялъ блдно-золотую массу ея волосъ.

— Вы сказали, кажется, что желаете чего-то, миссъ Вестонго?— спросилъ онъ.— Не могу ли я вамъ это достать? Еще цвтовъ, быть можетъ? Ихъ очень легко добыть.

— Нтъ, то-есть цвтовъ я не особенно желаю. Я хотла бы, чтобы такая охота могла длиться вчно, и мн пріятно было бы имть пару тигровыхъ ушей. Моя старая няня говоритъ, что они предохраняютъ отъ злыхъ духовъ, болзней и многаго другаго.

— Знаю, это очень странное поврье. Полагаю, что т два звря уже лишились своихъ ушей. Эти негодяи срзаютъ ихъ вмигъ.

— Да. Я уже осматривала ихъ. Придется ждать до завтра. Только общайте дать мн уши, если вы убьете тигра, мистеръ Айзексъ.

— Охотно общаю. Я готовъ общать все, чего бы вы…

Послдняя часть фразы пропала для меня, такъ какъ я поспшно удалялся, чтобы оставить ихъ вдвоемъ.

За обдомъ мы говорили, конечно, о спорт дня, и всевозможные комплименты сыпались на лорда Стипльтона, который былъ очень доволенъ и пилъ много вина. Гэркинсъ и надсмотрщикъ утверждали, что онъ будетъ замчательнымъ охотникомъ, если только научится выжидать. Мы были голодны и нсколько утомлены, выкуривъ молча сигару, компанія разошлась на ночь. Прежде всхъ встала миссъ Вестонго. Айзексъ ушелъ къ себ, а я остался одинъ въ длинномъ кресл у опуствшей палатки. Кираматъ-Али принесъ мн новый наргилэ, я лежалъ, спокойно покуривая, и думалъ о всевозможныхъ, самыхъ разнообразныхъ вещахъ: о тиграхъ, золотистыхъ волосахъ, опять о тиграхъ, объ Айзекс, Ширъ-Али, Байтоп… какъ бишь его имя?… Байтоп… топ… Я заснулъ.

Кто-то коснулся моей руки и внезапно разбудилъ меня. Я вскочилъ на ноги и схватилъ неизвстнаго за горло, прежде чмъ, при свт звздъ, усплъ разглядть, что это Айзексъ.

— Однако, васъ не особенно пріятно будить,— тихо сказалъ онъ, когда я, наконецъ, выпустилъ его.— Вы получите лихорадку, если будете спать на открытомъ воздух въ это время года. Теперь слушайте же: настала полночь, и мн нужно сходить тутъ по близости.

За поясомъ у него виднлся большой ножъ, а черезъ плечо вислъ ремень съ патронами.

— Я иду съ вами,— сказалъ я, догадавшись о его намреніяхъ.— Чрезъ мгновеніе я буду къ вашимъ услугамъ.

Я всталъ, чтобы идти къ своему шатру.

— Нтъ. Я долженъ отправиться одинъ и сдлать дло самъ. У меня есть на это особая причина. Мн хотлось только предупредить васъ о моемъ уход, на случай, если бы вы меня хватились. Я возьму съ собою того человка въ качеств проводника.

— Дайте ему хоть ружье,— сказалъ я.

— Онъ все равно не съуметъ имъ воспользоваться,— отвчалъ Айзексъ.— На всякій случай онъ возьметъ вашъ большой ножъ.

— Что-жь, и отлично! Я не стану мшать невиннымъ и дтскимъ забавамъ, которыми вы желаете коротать свои вечерніе досуги. А завтра утромъ общаю придти на ваши похороны. Покойной ночи.

— Покойной ночи. Я вернусь еще прежде чмъ вы успете встать.

Онъ поспшно направился въ ту сторону, гд его ожидалъ туземецъ съ ружьями. Хорошо, что онъ догадался, по крайней мр, захватить хоть два ружья. Мн было досадно на Айзекса за его нелпую отвагу. Зачмъ не беретъ онъ слона и не отправляется въ путь, какъ разумное, мыслящее существо, вмсто того, чтобы уходить украдкой съ какимъ-то жалкимъ созданіемъ и прятаться всю ночь въ камышахъ, подвергаясь опасности и отъ ядовитыхъ змй, и отъ того звря, котораго онъ шелъ убить? И все это изъ-за какой-то двушки, англичанки, у которой только и есть, что блокурые волосы да большіе глаза, а ума не больше, чмъ у овцы! Не она ли посылаетъ его на врную смерть въ болотистой чащ только для немедленнаго удовлетворенія жалкой прихоти? Если бы какая-нибудь женщина полюбила меня, Павла Григгса,— слава Богу, этого еще никогда не бывало,— пошелъ ли бы я въ трясину и глухую мстность рисковать своей драгоцнной шкурой, чтобы добыть ей пару кошачьихъ ушей? Ни за что! Но погодите. А еслибъ я былъ на мст Айзекса и миссъ Вестонго любила меня?… Я даже расхохотался при такой мысли. Однако, предположимъ, все-таки, что это такъ. Я допущу это для примра. Пожалуй, что и я пошелъ бы на какой-нибудь рискъ. Вдь, хорошо, если женщина полюбитъ разъ и навсегда. Встртить бы такую двушку, какую я описывалъ надняхъ Айзексу, знать, что она ждала моего появленія на своемъ жизненномъ пути, что она желаетъ, чтобъ я сдлался для нея тмъ, чмъ могу быть для любимой женщины. Только такой двушки нтъ и никогда не будетъ. Тмъ не мене, я какъ-то отдыхалъ душою при мысли о подобномъ счастьи: свой домашній очагъ, жена, дти, старый истасканный странническій посохъ поставленъ въ уголъ, чтобы никогда боле изъ него не выходить… Какъ странно, что есть люди, которые имютъ все это и даже гораздо больше, и точно не видятъ, что у нихъ въ рукахъ вс несложные, элементы земнаго благополучія, если бы только они умли воспользоваться ими. А мы, отверженные скитальцы, порожденіе грха и мрака, въ чьихъ рукахъ вс заповди одинаково хрупки, мы дали бы все, что имемъ, за счастье собственнаго домашняго очага. Какъ странно, однако, что слова, недавно сказанныя мною Айзексу, все-таки, врны! ‘Не женитесь, если вы не настолько бдны, чтобы зависть другъ отъ друга для пріобртенія насущнаго хлба, и не довольно богаты, чтобы жить врозь’. Да, это такъ бываетъ девяносто девять разъ изъ ста. Только я теперь прибавилъ бы къ этому спасительную оговорку: ‘или если вы не вполн уврены, что любите другъ друга’. Вотъ, гд находится пресловутый pons asinarum, тотъ мостъ, на которомъ постоянно гибнутъ юные глупцы и выжившіе изъ ума старики. Они всегда уврены, что полюбили навкъ и съ презрніемъ отвергаютъ вс нашептыванія мудрости. ‘Полюбить другую женщину? Никогда, пока во мн есть еще искра жизни’,— отвчаетъ счастливый, не испорченный юноша. ‘Пожалть о своемъ поступк? Да разв я школьникъ, увлеченный первою страстью?’ — вопрошаетъ престарлый женихъ. И они женятся, а черезъ годъ или два восторженный юноша похищаетъ жену другого, такого же энтузіаста, а восьмидесятилтній супругъ видитъ себя въ положеніи банки съ медомъ, на которую, подобно мухамъ, опускается цлый рой жениныхъ родныхъ. Конечно, человкъ средняго возраста, такой бодрый, какъ я, можетъ ручаться за себя и… А, все-таки, я былъ несправедливъ къ Айзексу и миссъ Вестонго. Еслибъ женщина полюбила меня, я далъ бы ей, столько тигровыхъ ушей, сколько бы ей хотлось. ‘Надюсь, однако, что онъ вернется домой невредимъ’,— прибавилъ я въ вид послсловія къ своимъ размышленіямъ. Потомъ я легъ и приказалъ Кирамату-Али разбудить меня за полчаса до зари.

Я былъ возбужденъ, спалъ дурно и видлъ много сновъ. Наконецъ, зажегъ свчу и посмотрлъ на часы. Ровно четыре. До разсвта остается еще боле часа. Я зналъ, что Айзексъ отправился туда, гд проводилъ дни тигръ, онъ былъ увренъ, что животное вернется на зар въ логовище. Зачмъ только пошелъ онъ такъ рано, или, быть можетъ, мсто это не близко отсюда? Я лежалъ нкоторое время неподвижно, но мн казалось, что въ палатк жарко и душно. Вставъ, я накинулъ кафтанъ, вытащилъ стулъ на веранду, слъ или, врне, легъ на него и остался такъ на прохладномъ утреннемъ воздух. Вскор я забылся и спалъ крпкимъ сномъ до той поры, пока Кираматъ-Али не дернулъ меня за ногу, сказавъ, что черезъ полчаса разсвтетъ. Проведя ночь дурно, я вышелъ, въ чемъ былъ, чтобы походить по трав. Вонъ, на противуположномъ конц стана шатеръ миссъ Вестонго. Она, наврное, спитъ покойно, не подозрвая даже, что въ эту самую минуту любимый человкъ рискуетъ жизнью для ея удовольствія. Она, конечно, не спала бы, еслибъ знала это, а глядла бы въ темноту, прислушиваясь къ выстрлу. Изъ-за нашей столовой показывался слабый свтъ далеко надъ деревьями, подобно лондонскому освщенію, которое видно на разстояніи двадцати, даже тридцати миль. На неб появился блдно-срый, хмурый оттнокъ, отъ котораго тускнли звзды.

Звукъ выстрла огласилъ вдругъ холодный воздухъ, не очень далеко отъ насъ, какъ мн показалось. Я сдерживалъ дыханіе, ожидая втораго выстрла, но его не было. И такъ, все кончено. Или Айзексъ убилъ тигра первымъ зарядомъ, или тигръ разстерзалъ его, прежде чмъ онъ усплъ вторично спустить курокъ. Я былъ страшно взволнованъ. Если онъ цлъ, я буду очень радъ, что онъ вернется домой одинъ, покрытый славой. Оставалось только ждать. Я пошелъ въ шатеръ выкупаться, что весьма легко тамъ, гд ванна состоитъ въ обливаніи изъ громаднаго кувшина. Въ индійскихъ шатрахъ всегда устраивается пристройка съ канавкою для стока воды. Я вернулся въ свою комнату освженный. Было уже совершенно свтло, и я принялся неторопливо одваться, чтобы убить время. Когда я надвалъ сапоги, Айзексъ спокойно вошелъ въ палатку и положилъ ружье на столъ. Онъ казался очень блднымъ, платье его было покрыто грязью, листьями и обрывками ползучихъ растеній, но по его движеніямъ было видно, что онъ не раненъ. Даже усталости почти не замчалось.

— Ну?— сказалъ я тревожно.

— Очень хорошо, благодарю васъ. Вотъ они.

И онъ вынулъ изъ кармана свои spolia оріта въ вид пары ушей, показавшихся мн очень большими. Къ нимъ пристало немного крови, точно также какъ и къ рук, которую онъ подавалъ мн для осмотра драгоцннаго трофея. Мы стояли у открытой двери, и пока я съ любопытствомъ разсматривалъ уши, Айзексъ обратилъ вниманіе на свою одежду.

— Надо пойти выкупаться,— сказалъ онъ.— Я былъ, должно быть, въ очень грязномъ мст.

— Милйшій другъ,— началъ я, взявъ его за руку,— это просто нелпо,— я хочу сказать, ваше напускное спокойствіе. Мн было очень досадно, что вы рискуете головою въ зубахъ тигра, но я душевно радъ видть васъ опять живымъ и невредимымъ. Отъ всего сердца поздравляю.

— Спасибо, старый другъ,— сказалъ онъ. Его блдное лицо немного прояснилось.— Я и самъ очень радъ. Знаете ли, у меня есть какое-то суеврное чувство, будто я долженъ буквально исполнять каждое желаніе ея, даже на половину выраженное.

— Суевріе это, какъ вы его называете, достойно самаго храбраго рыцаря, когда-либо бравшагося за копье. Не разставайтесь съ нимъ. Это — чувство благородное, великодушное.

— Быть можетъ,— отвчалъ Айзексъ.— Только я ужь черезъ-чуръ суевренъ,— прибавилъ онъ, идя въ шатеръ для омовенія. Вскор раздался плескъ воды.

— Кстати, Григгсъ,— кричалъ онъ мн черезъ парусину,— я, вдь, забылъ сказать вамъ, что звря везутъ сюда. Логовище оказалось гораздо ближе, чмъ мы полагали, и онъ будетъ здсь минутъ черезъ двадцать.— Тутъ громкій плескъ прервалъ его рчь.— Можете идти теперь на т похороны, о которыхъ выговорили вчера вечеромъ.— Голосъ его снова покрылся звукомъ льющейся воды,— Тигръ былъ довольно большой, футовъ десять съ лишнимъ, какъ мн кажется. Смряйте-ка его, Григгсъ, когда онъ…— Новый каскадъ закончилъ послднюю фразу.

Я вышелъ, захвативъ съ собою тесьму для измренія. Вскор показалась процессія. Два или три шикарри возвращались въ лагерь съ слономъ, за которымъ Айзексъ поспшно отправилъ туземца, лишь только убдился, что тигръ уже мертвъ. Они взбирались по небольшому холму за нашей столовой. Громадный слонъ выступалъ ровною поступью, неся на себ большое желтое чудовище, на которое маленькій магоутъ по временамъ тревожно озирался. Верхомъ на убитомъ цар лсовъ сидлъ проводникъ, напвая на своемъ сверномъ нарчіи какой-то странный, побдный гимнъ и ударяя по временамъ въ ладони надъ головою съ выраженіемъ величайшаго удовольствія, когда-либо видннаго мною на человческомъ лиц. Шествіе приблизилось къ средин лагеря, куда, наканун ночью, были принесены остальные тигры, уже раньше вскрытые и ободранные. Когда слонъ сталъ на колни, шикарри стащили всю ношу за разъ: тигра, подушку, туземца, причемъ послдній ловко отпрыгнулъ въ сторону. Зврь, лишившій столькихъ людей жизни, лежалъ теперь распростертый на земл. Мы вытянули и смряли его, въ немъ было одиннадцать футовъ отъ кончика носа до конца хвоста, одного только вершка не хватало. Выпрямивъ его еще немного, получилась полная мра — одиннадцать футовъ.

Тмъ временемъ вокругъ насъ собрались слуги и шикарри и всть о подвиг Айзекса разнеслась по лагерю. Солнце только что всходило, когда Гэркинсъ высунулъ голову изъ шатра и пожелалъ узнать, что означаетъ весь этотъ гвалтъ.

— Ничего важнаго,— крикнулъ я,— Айзексъ убилъ въ ночь одиннадцатифутоваго тигра, вотъ и все.

— Чортъ возьми!— кратко и мтко отвчалъ Гэркинсъ, глядя изъ шатра на громадное животное, распростертое теперь, на виду у всхъ, такъ какъ слона уже успли увести.

— Разгоните этихъ шалопаевъ и дайте мн хоть взглянуть на него,— кричалъ старикъ, собирая занавсъ шатра вокругъ своей шеи, такъ что казалось, будто его растрепанные сдые волосы и веселое красное лицо не прикрплены ни къ какому туловищу.

Я вернулся къ себ. Айзексъ укладывалъ уши, тщательно очищенныя отъ крови, въ прелестную серебряную коробочку, которую Нарэнъ отыскалъ въ одномъ изъ многочисленныхъ сундуковъ своего господина.

— Отнеси эту коробочку въ шатеръ миссъ Вестонго,— сказалъ онъ, отдавая ее слуг.— Кланяйся ей отъ меня и пожелай много ‘мира’.

Слуга вышелъ.

— Она отошлетъ коробку,— замтилъ я.— Таковы вс англичанки. Миссъ Вестонго приметъ тигровыя уши, чуть было не стоившія вамъ жизни, и скоре умретъ, чмъ оставитъ у себя ‘безъ позволенія дядюшки’ серебряную коробочку, въ которую вы ихъ уложили.

— Мн все равно,— отвчалъ онъ,— лишь бы она приняла уши. Но я очень ошибаюсь, или она оставитъ у себя и коробку. Она нисколько не походитъ на прочихъ англичанокъ.

Въ этомъ я вовсе не былъ увренъ. Мы сли пить чай въ дверяхъ шатра, Айзексъ казался голоднымъ и изнуреннымъ жаждою, какъ и слдовало ожидать. Освжившись купаньемъ и побывавъ въ рукахъ нашего лагернаго брадобря, онъ боле походилъ на себя, только крайняя блдность, которую я подмтилъ сначала на его лиц, уступила теперь мсто легкой краск, проступавшей сквозь оливковую кожу и, по всему вроятію, вызванной, по минованіи опасности, недавнимъ возбужденіемъ. Пока мы сидли за чаемъ, остальная компанія, нсколько заспавшаяся отъ усталости, начала появляться изъ шатровъ и окружать мертваго тигра, дивясь разсказу восхищеннаго туземца, который помстился на корточкахъ у головы звря и описывалъ приключеніе всмъ вновь прибывающимъ. Сидя въ тни шатра, мы могли видть всю группу и изучать выраженіе лицъ. Маленькій пегнэггерскій надсмотрщикъ перемривалъ звря разъ за разомъ, Гэркинсъ стоялъ, запустивъ руки въ карманы куртки и широко раздвинувъ ноги, потомъ переходилъ на другую сторону и занималъ ту же позицію. Лордъ Стипльтонъ Кильдэръ бродилъ вокругъ тигра, покручивая длинные усы и ничего не говоря, но съ нсколько озабоченнымъ видомъ. Джонъ Вестонго, въ которомъ воплотился, казалось, весь артистическій духъ нашей компаніи, послалъ за стуломъ, веллъ слуг держать надъ собою зонтикъ и принялся срисовывать звря въ записную книжку. Вскор появилась его сестра съ большимъ букетомъ розъ у пояса и въ широкополой шляп, на половину скрывавшей ея лицо. Двушка взглянула на тигра, потомъ окинула быстрымъ взоромъ присутствующихъ, ища Айзекса. Въ рук ея находился маленькій предметъ, завернутый въ тонкую блую бумагу. Я подошелъ, оставивъ Айзекса у шатра, и ршился принять самый невинный видъ.

— Конечно,— началъ я,— эти негодяи успли уже отрзать у него, по обыкновенію, уши.

— Этого они никогда не преминутъ сдлать,— сказалъ Гэркинсъ.

— О, нтъ, дядя,— возразила миссъ Вестонго,— онъ далъ ихъ мн.

— Кто?— спросилъ Гэркинсъ, широко раскрывая свои маленькіе глазки.

— Мистеръ Айзексъ. Разв не онъ убилъ тигра? Онъ прислалъ мн уши въ серебряной коробочк. Вотъ она, т.-е. коробочка. Я, конечно, возвращу ее.

— Какъ могъ онъ знать, что теб нужны уши?— спросилъ дядя, съ краскою въ лиц.

— Мы говорили объ этомъ вчера передъ обдомъ, и онъ общалъ дать мн уши, если убьетъ сегодня тигра.

Гэркинсъ становился все красне и красне подъ лучами утренняго солнца. Въ немъ, видимо, готовилась буря. Мы стояли по ту сторону мертваго тигра, обмниваясь всевозможными неожиданными любезностями и возгласами, чтобы не замчать гнва Гэркинса и не уходить слишкомъ поспшно. Тмъ не мене, я, все-таки, слышалъ весь разговоръ, такъ какъ старикъ не старался даже понизить голосъ.

— И ты могла позволить ему идти на такую опасность? Онъ, наврное, провелъ тамъ всю ночь, по крайней мр, такъ говоритъ этотъ дьявольскій негръ. Да еще пшкомъ! Слышишь ли ты? Пшкомъ! Да знаешь ли ты, что это значитъ — стрлять тигровъ пшкомъ? Что? Какъ? Да онъ могъ быть растерзанъ до смерти. Что бы ты тогда сказала? Что ты говоришь? Клянусь честью! У васъ, двушекъ, воспитанныхъ въ Англіи, не больше души, чмъ у сотни старыхъ Джаггернаутовъ!

Гэркинсъ былъ въ полномъ бшенств. Мы двинулись къ столовой, нарочно громко разсуждая о томъ, какъ страшно палитъ по утрамъ солнце. Я уловилъ, однако, начало отвта миссъ Вестонго. Она едва ли хорошо понимала положеніе дла и думала, вроятно, что дядя шутитъ, тмъ не мене, отвчала холодно, такъ какъ ее раздражали его слова.

— Вы не полагаете, конечно, что я желала, чтобы онъ шелъ?— донеслось до моего слуха.

За этимъ послдовало что-то, сказанное вполголоса. Мы ушли въ столовую.

— Знаешь ли, Кэтъ,— раздавался въ открытомъ пространств гнвный голосъ Гэркинса,— что еслибъ какая-нибудь молодая женщина просила меня…

Джонъ Вестонго всталъ и, повидимому, прервалъ дядю. Двушка медленно пошла къ своему шатру, въ то время какъ мужчины продолжали разговоръ. Я подумалъ, что Айзексъ выказалъ большую догадливость, не принимая участія въ утреннихъ преніяхъ. Гэркинсъ и Джонъ ушли вмст въ палатку, убитый тигръ одиноко лежалъ на трав, между тмъ какъ солнце всходило все выше, обдавая палящими лучами чудовище, туземца и зелень. Вскор шикарри привели маленькаго слона и увезли тигра, чтобы содрать съ него шкуру. Кильдэръ и надсмотрщикъ объявили, что пойдутъ стрлять мелкую дичь. Айзексъ, вроятно, заснулъ. Я сидлъ одинъ въ столовой, потомъ кликнулъ Кирамата-Али и приказалъ подать бумагу, перья и наргилэ, такъ какъ было ясно, что мы не выйдемъ изъ лагеря въ этотъ день. Слуга Гэркинса подошелъ къ шатру съ бутылками и льдомъ, старикъ, наврное, желалъ разогнать свой гнвъ стаканомъ прохладительнаго, а потомъ проспать большую часть утра. Джонъ тоже выпьетъ, конечно, стаканъ, но не заснетъ, потому что, какъ житель Бомбея, одаренъ крпкою головою, не поддающеюся вліянію спиртныхъ напитковъ. И такъ, я читалъ, писалъ и былъ вполн счастливъ, потому что, родившись на юг, люблю полуденный зной, жужжанье мухъ и запахъ выжженной травы.

Около двнадцати часовъ, когда я начиналъ уже думать, что поработалъ достаточно на этотъ день, темнокожая горничная миссъ Вестонго вышла изъ палатки и начала разглядывать окрестность, заслоняя рукою глаза. Одта она была въ безукоризненно-блое платье, на ногахъ и рукахъ красовались тяжелые серебряные обручи. Видимо удовлетворенная осмотромъ, она вернулась въ шатеръ и вскор снова появилась съ миссъ Вестонго, неся большую кипу романовъ, рукодлье и письменныя принадлежности. Он приблизились къ тому мсту, гд я сидлъ подъ прохладнымъ шатромъ, и миссъ Вестонго расположилась на одной сторон стола, въ конц котораго я писалъ.

— Въ моей палатк такъ жарко,— сказала она, какъ бы извиняясь, и принялась развертывать вышиванье.

— Да, совершенно нестерпимо,— вжливо отвчалъ я, хотя вовсе не думалъ о температур.

Настало продолжительное молчаніе, во время котораго я собралъ бумаги и откинулся на спинку стула. Я не зналъ, что сказать, да, кажется, отъ меня ничего и не ожидали. По временамъ я взглядывалъ на віолодую двушку, она положила шляпу на столъ, и богатыя пряди ея ослпительныхъ волосъ тотчасъ же заявили свою самостоятельность. Темные глаза были устремлены на работу, въ то время какъ пальцы ловко просовывали взадъ и впередъ иголку въ коричневую ткань.

— Мистеръ Григгсъ,— начала двушка, наконецъ, не глядя на меня,— было ли вамъ извстно, что вшстеръ Айзексъ собирается идти вчера убивать это гадкое животное?

Я давно ожидалъ этого вопроса.

— Да, онъ предупредилъ меня о своемъ намреніи въ полночь, когда готовился уходить.

— Такъ какъ же могли вы позволить ему идти?— спросила она, внезапно взглянувъ на меня и гнвно сдвинувъ темныя брови.

— Не думаю, чтобы мн удалось его удержать. Да врядъ ли кто-нибудь могъ бы сдлать это, разъ уже онъ ршился. Я и такъ почти поссорился съ нимъ.

— Я вполн уврена, что съумла бы остановить его, еслибъ была на вашемъ мст,— простодушно замтила двушка.

— Въ этомъ я нисколько не сомнваюсь. Къ несчастію, васъ въ то время не было налицо, иначе я обратился бы къ вамъ.

— Еслибъ я только знала!— продолжала миссъ Вестонго, запутываясь все боле и боле.— Я не позволила бы ему идти ни… ни за что на свт.

— Неужели? По всему вроятію, нтъ! Но, говоря серьезно, миссъ Вестонго, разв вамъ не лестно, что человкъ готовъ рисковать жизнью для удовлетворенія вашего малйшаго желанія?

— Лестно ли мн?

Она взглянула на-меня съ удивленіемъ и гнвомъ. Я былъ увренъ, что взглядъ ея искренній.

— Во всякомъ случа, тигровыя уши навсегда останутся пріятнымъ воспоминаніемъ, знакомъ уваженія, гордиться которымъ могъ бы всякій.

— Я нисколько не горжусь этимъ, хотя сохраню уши навки, какъ напоминаніе о томъ, что не слдуетъ желать такихъ вещей. Надюсь, что въ будущій разъ, когда мистеръ Айзексъ вздумаетъ сдлать какой-нибудь безумный поступокъ, у васъ хватитъ здраваго смысла помшать ему.

Она вернулась къ своей исходной точк. Я не видлъ никакой пользы отъ продолженія перестрлки и обратилъ разговоръ на другіе предметы. Вскор къ намъ присоединился Джонъ Вестонго и нашелъ во мн сочувственнаго собесдника и слушателя, такъ какъ мы оба гораздо боле интересовались книгами, чмъ охотою, хотя и не прочь были побаловаться по временамъ ружьемъ.

Такимъ образомъ прошла цлая недля. Мы охотились одинъ день и отдыхали на слдующій. Нсколько разъ мняли мы позицію, то изслдовали опушку лса, то прокладывали путь сквозь чащу, гоняясь за тиграми не всегда съ одинаковымъ успхомъ. По вечерамъ, если насъ не особенно одолвала усталость, мы сидли вс вмст и Айзексъ плъ что-нибудь, а подъ конецъ ему удалось убдить миссъ Вестонго пть подъ аккомпаниментъ гитары, что выходило весьма недурно. Молодые люди были постоянно вмст, и Гэркинсъ не разъ говаривалъ во всеуслышаніе, что ‘Айзексъ славный малый, жаль только, что не англичанинъ’, съ чмъ Кильдэръ уныло соглашался. Вс шансы молодаго лорда на успхъ исчезли, онъ отлично понималъ это и переносилъ неудачу, какъ истый джентльменъ, хотя, попрежнему, ловилъ каждый случай сдлать угодное миссъ Вестонго. Ей нравились его мужественныя манеры, и она была благодарна ему за всякую услугу, этимъ все и ограничивалось. Она любила его, какъ своего брата, только, быть можетъ, нсколько меньше, хотя мало видла Джона съ тхъ поръ, какъ была маленькою. Айзексъ, наврное, много говорилъ съ нею о нашей дружб, потому что ко мн она относилась съ большимъ уваженіемъ и часто обращалась въ такихъ случаяхъ, когда, по моему мннію, могла бы посовтоваться съ кмъ-нибудь другимъ. Что касается меня, я служилъ влюбленнымъ всми силами. И тогда, и теперь я сдлалъ бы для Айзекса все, что было въ моей власти, а двушка нравилась мн прямотою и честностью своего обращенія съ нимъ, въ особенности въ дл о тигровыхъ ушахъ, которое она никакъ не могла простить себ, хотя, правду сказать, ни въ чемъ не была виновата. Это были настоящіе влюбленные, сомнваться было невозможно, и еслибъ не изумительное очарованіе Айзекса, не безупречность его имени и не его прославленная честность, Гэркинсъ, наврное, глядлъ бы косо на все это и, по всему вроятію, разстроилъ бы экспедицію.

Мало-по-малу, однако, мы нсколько пресытились тиграми, какъ вдругъ на восьмой день охоты, именно въ четвергъ, какъ я хорошо помню, случилось событіе, оставившее въ умахъ очевидцевъ неизгладимое впечатлніе. Утро было чрезвычайно знойное, самое знойное за все время, мы только что перешли въ бродъ небольшой рукавъ рки, весьма полноводный, благодаря недавнимъ дождямъ, слоны любовно плескались, стараясь смочить свои раскаленные бока и потопить стаи москитовъ, отъ которыхъ они терпятъ страшныя муки, несмотря на свою толстую кожу. Надсмотрщикъ приказалъ намъ остановиться на противуположномъ берегу. Линія наша пришла въ нкоторый безпорядокъ во время переправы, а, между тмъ, многочисленные слды въ густомъ черномъ ил доказывали, что мсто это служило любимымъ убжищемъ тигровъ, хотя въ это время дня они находились, по всему вроятію, на большомъ разстояніи отсюда. Когда мы вышли изъ рчнаго русла, я очутился въ двухъ шагахъ отъ надсмотрщика, такъ какъ вольные слоны все еще барахтались въ вод. Гэркинсъ и миссъ Вестонго хали нсколько впереди. Подъ густою листвой было прохладно, тнисто, но темновато. Надсмотрщикъ наклонился черезъ край гоуды и внимательно разсматривалъ что-то.

— Эти слды подозрительно свжи, мистеръ Григгсъ,— сказалъ онъ, недоврчиво измряя взоромъ небольшія углубленія, еще не покрывшіяся просачивавшеюся водой.— Не такъ ли?

— Да, я ровно ничего не понимаю,— отвчалъ я.

По зову надсмотрщика, подошли два шикарри и наклонились, чтобы разсмотрть слды. Одинъ изъ нихъ, красивый и молодой, двинулся по виднвшимся слдамъ, разглядывая каждый изъ нихъ, чтобы убдиться, что не сбился съ пути. Шелъ онъ медленно и обозрвалъ всякую яму, по мр того, какъ, приближаясь къ мелкой чащ, слды становились все блдне на возвышавшейся почв. Я смотрлъ въ ту сторону, куда, по всему вроятію, направлялись шаги, какъ вдругъ что-то привлекло мои глаза, очень зоркіе даже на большомъ разстояніи. Предметъ, на который я глядлъ, былъ коричневый и лохматый, даже темнокоричневый, отнюдь не такого цвта, какой ожидаешь встртить въ лсной чащ въ сентябр. Я вглядывался пристальне и убдился, что это часть какого-то животнаго, вскор я могъ разсмотрть, что это была голова лани или оленя. Я крикнулъ загонщику остеречься, остановиться и предоставить слонамъ прокладывать въ чащ борозду, какъ умютъ длать только одни эти животныя. Но онъ не понялъ моего индостанскаго языка, такъ какъ я говорилъ на цивилизованномъ нарчіи, которому учатъ въ сверо-западныхъ областяхъ. Загонщикъ шелъ впередъ быстро, я обратился къ руководителю нашей колонны, стараясь разъяснить ему то, что вижу, но въ эту минуту вылзали изъ воды слоны и тснились между нами такъ, что едва ли можно было слышать мои торопливыя слова. Тропа уклонилась влво, какъ разъ въ сторону, гд возсдалъ на своемъ слон Гэркинсъ съ племянницей. Надсмотрщикъ находился справа отъ меня. Загонщикъ упорно продолжалъ путь, двигаясь все быстре по мр того, какъ замчалъ, что идетъ уже по одному слду. Я громко звалъ его, Гэркинса, ршительно всхъ, но никто не внималъ мн, не могъ разъяснить несчастному, что передо мною находится голова послдней, недавно растерзанной жертвы тигра. Никакого не оставалось сомннія, что царь лсовъ долженъ быть гд-нибудь тутъ же, по близости, по всему вроятію, въ этой подозрительно-зеленой, болотистой чащ, какая всегда вырастаетъ на липкой, шоколатнаго цвта грязи. Парень былъ храбрый, къ тому же, не подозрвалъ неминуемой опасности, а что еще важне, разсчитывалъ на бакшишъ. Онъ достигъ уже камышей и грязной зелени, густо и гнилостно разросшейся передъ нами, вотъ онъ занесъ уже ногу и въ самую чащу…

Громадная, огненно-желтая съ чернымъ голова осторожно поднялась надъ линіей зелени и на минуту остановилась, выпучивъ глаза. Несчастный загонщикъ, окаменвъ отъ ужаса, не шевелился, ожидая врной смерти, потомъ сдлалъ движеніе, точно желалъ кинуться въ сторону, и въ ту же минуту тигръ бросился на его обнаженное тло, какъ устремляется большая безжалостная кошка на золотую рыбку, старающуюся уклониться отъ ея когтей. Чудовище нанесло врагу по правому плечу тяжелый ударъ, отъ котораго онъ повалился какъ снопъ, теперь оно стояло уже надъ своей жертвой, положивъ лапу на ея правую руку. Масса слоновъ, пестрыхъ гоудъ, крики загонщиковъ и шикарри отвлекли, по всему вроятію, на минуту вниманіе тигра. Онъ стоялъ, помахивая хвостомъ вправо и влво, на половину опустивъ челюсть, съ сверкающими глазами и, нетерпливый, гнвный, страшный, не то сжималъ, не то раздиралъ мясистую руку безчувственнаго человка, распростертаго подъ нимъ.

Пафъ!— раздался вдругъ трескъ и свистъ ружейнаго выстрла. Сцена мгновенно измнилась.

Съ ревомъ, подобнымъ воплямъ души, претерпвающей вчныя муки, громадное чудовище прыгнуло на воздухъ, по крайней мр, на десять футовъ въ вышину, и упало мертвое, рядомъ съ своею жертвой, прострленное прямо въ грудь и сердце. Воцарилось гробовое молчаніе. Тутъ я оглянулся и увидлъ, что миссъ Вестонго подаетъ дяд второе ружье, въ то время какъ старикъ, замтившій, что первый выстрлъ уже сдлалъ свое дло, наклонялся впередъ. Широкое лицо его было блдно отъ ужаса и руки сжимали пустое ружье.

— Кончено!— крикнулъ съ правой стороны надсмотрщикъ.— Бьюсь объ закладъ, что онъ умеръ.

— Идетъ!— отвчалъ Кильдэръ изъ противуположнаго угла.

И находился ближе всхъ къ мсту дйствія, какъ разъ за Гэркинсомъ. Спрыгнувъ черезъ край гоуды, я пустился бгомъ въ сторону, гд лежалъ раненый, сколько мн помнится, размышляя на бгу о томъ, что биться объ закладъ насчетъ жизни бднаго малаго — низко. Тигры существа очень хитрыя и умираютъ туго. Какъ человкъ осторожный, я взялъ съ собою длинное шестиствольное ружье и, подойдя къ зврю на разстояніе аршина, спокойно всадилъ ему пулю въ глазъ для вящей безопасности. Когда его впослдствіи вскрыли, весь зарядъ Гэркинса оказался у него въ сердц. Старикъ все еще былъ превосходнымъ стрлкомъ. Я приблизился и осмотрлъ распростертаго человка. Видя, что онъ лежитъ ничкомъ, я поднялъ его и положилъ голову на убитаго тигра. Раненый еще дышалъ, самаго бглаго осмотра было достаточно, чтобы убдиться, что его правая ключица и верхняя кость руки раздроблены. Нсколько капель водки оживили его, и онъ тотчасъ же принялся кричать отъ боли. Ко мн вскор присоединился надсмотрщикъ, съ поразительною быстротой онъ оторвалъ отъ гоуды и наскоро обтесалъ нсколько широкихъ бамбуковыхъ пластинокъ. Потянувъ и подавивъ руку, мы вставили ее, какъ умли, и съ помощью моего длиннаго и прочнаго тюрбана устроили повязку, все время угощая несчастнаго водкой. Ключицу мы предоставили ея собственному усмотрнію, такъ какъ подобныя раны излечиваются сами собой.

Подвели слона и возложили на него убитаго тигра, потомъ подняли раненаго и отнесли въ мою гоуду. Остальныя животныя и ихъ сдоки столпились вокругъ мста происшествія, всякій торопился сказать что-нибудь Гэркинсу, который поддержалъ свою охотничью репутацію блестящимъ выстрломъ и спасеніемъ жизни и сдлался героемъ экспедиціи. Миссъ Вестонго помертвла отъ ужаса и жалась къ дяд, точно боялась, что такая катастрофа можетъ случиться во всякое время. Айзексъ, находившійся, попрежнему, на конц линіи, подосплъ въ эту минуту и разсыпался въ поздравленіяхъ.

— Посл того, какъ вы такъ мужественно спасли чужую жизнь, мистеръ Гэркинсъ, вы не будете, конечно, доле стовать на меня за то, что я рисковалъ своею?

— Нтъ, нтъ,— отвчалъ восхищенный старикъ,— только еслибъ этотъ грязный людодъ сшибъ васъ такимъ же образомъ съ ногъ, меня бы тамъ не было, чтобъ его подстрлить.

— Замчательный выстрлъ, сэръ. Завидую вамъ,— сказалъ Кильдэръ.

— Изумительный выстрлъ. По крайней мр, на разстояніи ста ярдовъ,— задумчиво, но громко произнесъ Джонъ Вестонго.

Мы двинулись обратно къ лагерю, хотя было еще рано. Гэркинсъ хихикалъ отъ удовольствія, а человкъ съ раздробленными костями стоналъ. Благодаря, однако, участникамъ экспедиціи, ему, несомннно, суждено было сдлаться богачемъ еще до окончательнаго выздоровленія. Я предался своему любимому занятію и подстрливалъ павлиновъ, это превосходное упражненіе. Айзексъ сказалъ мн поутру передъ нашимъ отъздомъ, что долженъ покинуть насъ на другой день, чтобы встртить Ширъ-Али близъ Кейтунга. Съ тремъ часамъ мы прибыли въ лагерь, въ самую знойнуй пору дня. Раненый загонщикъ былъ уложенъ въ шатр одного изъ слугъ, а съ наступленіемъ ночной прохлады долженъ былъ отправиться въ Пегнэггеръ, гд находился докторъ, который, по письменному приказанію надсмотрщика, займется имъ.

Лагерь былъ раскинутъ въ тнистомъ мст, совсмъ непохожемъ на то, гд мы сначала разбили шатры. Тутъ находилась маленькая роща манговыхъ деревьевъ, нсколько низкорослыхъ, какъ всегда на свер, въ одномъ изъ угловъ плантаціи былъ колодезь и рядомъ съ нимъ небольшой храмъ. Около него жилъ браминъ, родственникъ всхъ лучшихъ семей ближайшей деревни, и собиралъ приношенія отъ суеврныхъ, набожныхъ или свтскихъ паломниковъ, которые ежегодно или ежемсячно посщали его. Прислуга наша гладко выкосила траву подъ деревьями и тнь была не настолько густа, чтобы производить сырость. Нкоторымъ изъ окрестныхъ поселянъ было приказано вырыть канаву и насыпать противъ нашей столовой грубую чапудру или террасу, футовъ въ пятнадцать въ діаметр, гд мы могли бы сидть даже позднею ночью, не опасаясь змй и другихъ вредныхъ животныхъ. Это было прекрасное мсто въ полуденную пору, а еще лучше по ночамъ. Войдя въ шатеръ по нашемъ возвращеніи, я задумалъ отправиться на террасу, предварительно выкупавшись, потомъ послать за наргилэ и романомъ и предаться сладкой дремот.

Глава XI.

Я замтилъ, что Айзексъ очень торопился съ туалетомъ. Когда я вышелъ и поднялся на террасу въ сопровожденіи Кирамата-Али, который несъ книги и табакъ, я лниво окинулъ взоромъ мирную картину, вполн увренный, что увижу своего пріятеля гд-нибудь подъ деревьями и, конечно, не одного. Я не ошибся. Взглянувъ въ тотъ уголъ рощи, гд было святилище стараго брамина, я увидалъ хорошо знакомыя мн фигуры Айзекса и миссъ Вестонго, они медленно шли къ колодцу. Удовлетворивъ любопытству, я началъ перелистывать томъ Канта, замасленный и разорванный, какъ молитвенникъ католическаго священника, и вдыхать большіе клубы табачнаго дыма, не зная хорошенько, читать ли мн, думать ли, или лучше предаться мечтамъ. Разршивъ вопросъ въ пользу боле механической формы умственнаго упражненія, я вперилъ глаза въ одну заманчивую страницу и принялся слдить за строками слва направо, сначала лниво, потомъ съ усиленнымъ интересомъ, наконецъ, съ тмъ полнымъ поглощеніемъ вниманія, которое составляетъ истинную суть всякаго умственнаго занятія. Страница за страницею, силлогизмъ за силлогизмомъ, выводъ за выводомъ въ сотый разъ проходили передо мною, моя любимая книга, стремясь разрушить наши религіозныя врованія и претерпвая въ этомъ отношеніи полнйшую неудачу, все-таки, остается величественнйшимъ проявленіемъ человческаго ума. Я окончилъ главу и, еще плохо сознавая то, что меня окружаетъ, поднялъ голову. Влюбленная парочка была, попрежнему, около колодца, пока я слдилъ за нею, старый, согбенный и сдовласый жрецъ вышелъ изъ небольшаго храма, гд онъ окроплялъ изображеніе Вишну, и началъ съ усиліемъ спускать свои дряхлыя ноги со ступени на ступень, поддерживая нетвердые шаги палкою. Онъ подошелъ къ красивой чет, сидвшей на краю колодца, сложеннаго изъ высушенныхъ на солнц кирпичей и глины, и заговорилъ съ Айзексомъ. Я слдилъ за ними и занялся вопросомъ, дастъ ли ему Айзексъ монету въ дв анны или мдный грошъ, и могу ли я отличить на такомъ разстояніи серебро отъ боле низкаго металла. Странно, что такія мелочи могутъ поглощать наше вниманіе! Бесда съ Айзексомъ, которая должна была завершиться ожидаемымъ актомъ милосердія, очень затягивалась.

Внезапно Айзексъ обернулся и кликнулъ меня. Его звонкій и высокій голосъ раздавался еще явственне отъ пустоты колодца. Пріятель мой звалъ меня къ себ. Я неохотно оторвался отъ книги и пошелъ подъ деревьями въ его сторону.

— Григгсъ,— началъ Айзексъ еще прежде, чмъ я усплъ подойти къ нему.— Этому старику многое извстно. Мн, право, кажется, что онъ іоги.

— Что за возмутительный вздоръ!— нетерпливо замтилъ я.— Слыханное ли дло, чтобъ іоги жили въ храмахъ и пользовались всми земными благами! Вамъ ничего больше отъ меня не нужно?

Миссъ Вестонго, внимательно глядвшая на дно колодца, весело засмялась.

— Я такъ и говорила. Безполезно пытаться заставить мистера Григгса увровать въ подобные пустяки. Вдь, онъ циникъ, какъ вамъ извстно.

— Что касается вншности, миссъ Вестонго, то мн кажется, что вашего пріятеля, брамина, можно гораздо скоре меня принять за философа этой школы. Надо сказать, что онъ не смотритъ сытымъ, не взирая на богатства, которыя я ему приписываю.

Браминъ былъ странный старикъ съ блою бородой, черными, тусклыми и непріятными глазами. Я обратился къ нему по-индостански и сказалъ, что Айзексъ принимаетъ его за іоги. Старикъ даже не взглянулъ на меня, въ его затуманенныхъ глазахъ не промелькнуло никакого луча сознанія. Тмъ не мене, онъ, все-таки, отвтилъ на мое замчаніе.

— Что пользы, еслибъ я даже сдлалъ чудо для васъ, неврующихъ?— спросилъ онъ, и надтреснутый голосъ его звучалъ, точно гд-то вдали.

— Польза для тебя, дружище, выразилась бы въ нсколькихъ монетахъ, рупіяхъ и пайсахъ,— отвчалъ я.— Вспомни, что тебя ожидаетъ, быть можетъ, бакшишъ, и сотвори чудо.

— Я не стану творить чудесъ изъ-за бакшиша,— отвчалъ жрецъ и началъ удаляться, припадая на ногу.

Айзексъ продвинулся въ его сторону и шепнулъ ему что-то на ухо. Старый браминъ обернулся.

— Въ такомъ случа, я сотворю чудо, но бакшиша, все-таки, не возьму. Я сдлаю это для двушки съ блыми волосами.

Онъ долго и пристально вглядывался въ миссъ Вестонго.

— Не угодно ли будетъ сагибъ логу отойти со мной на нсколько шаговъ отъ колодца и пусть кто-нибудь призоветъ слугу и велитъ зачерпнуть воды, чтобъ умыть руки. Я сотворю вотъ какое чудо. Слуг не удастся получить ни одной капли воды, хотя бы у него была сила Шивы, пока я не скажу слово.

Мы удалились въ глубь рощи. Я кликнулъ Кирамата-Али и веллъ прислать водоносца. Вскор онъ появился съ веревкою и кожанымъ ведромъ.

— Зачерпни воды, чтобъ я могъ умыть руки,— сказалъ я.

— Achha, sahib.

Онъ пошелъ къ колодцу, спустилъ въ него ведро, тряхнулъ веревкою, чтобъ опрокинуть его и дать ему наполниться, потомъ началъ тянуть его вверхъ. Жрецъ глядлъ на него въ упоръ. Ведро точно за что-то зацпилось. Водоносецъ сильно рванулъ его, потомъ откинулся назадъ всей тяжестью, натягивая веревку вдоль края кирпичной ограды. Ведро не двигалось. Изумленный водоносецъ заглянулъ въ колодецъ, чтобъ увидть, не мшаетъ ли какой-нибудь камень. Я не могъ противустоять искушенію и подошелъ, чтобы тоже взглянуть. Нтъ, ведро было полно и плавало на дн колодца. Водоносецъ упорно тянулъ веревку, между тмъ какъ браминъ не спускалъ съ него глазъ, теперь уже яркихъ и огненныхъ. Я вернулся къ мсту, гд стояли остальные. Все это длилось не боле пяти минутъ. Наконецъ, губы жреца неслышно шевельнулись.

Напряженіе каната тотчасъ же ослабло. Тучный водоносецъ упалъ въ траву, пятками вверхъ, перекинувъ ведро черезъ край ограды, потомъ вскочилъ на ноги и кинулся вонъ изъ рощи съ громкимъ крикомъ: ‘дьяволъ, дьяволъ!’ Упорство его длилось только, пока не шевельнулось ведро, тутъ ужасъ взялъ надъ нимъ верхъ и онъ кинулся бжать со всхъ ногъ.

— Случалось ли вамъ уже видть что-нибудь подобное, миссъ Вестонго?— спросилъ я.

— Нтъ. А вамъ? Какъ это длается?

— Я видалъ такія вещи, но не часто. Немногимъ извстно, какъ это длается. Я не могу объяснить этого явленія, точно также какъ и фокуса съ манговымъ деревомъ, который до извстной степени относится къ той же категоріи.

Браминъ обернулся къ Айзексу, глаза его снова были тусклы и отуманены.

— Я сотворилъ чудо только ради васъ,— проговорилъ онъ.— Теперь я скажу вамъ еще одно слово. Вы сдлали дурно, что не приняли совта вашего друга. Вамъ не слдовало идти убивать царя лсовъ, не слдовало также кидать двушку съ блыми волосами въ пасть тигра. Я сказалъ. Да будетъ съ вами миръ.

Онъ удалился.

— И съ вами также, другъ,— машинально отвчалъ Айзексъ, но когда я взглянулъ на него, онъ былъ блденъ до самыхъ губъ.

Миссъ Вестонго не понимала языка, на которомъ они говорили, а Айзексъ не сталъ, конечно, переводить ей словъ брамина. Мы повернули назадъ и начали подниматься по холму. Вскор я уврилъ ихъ, что меня ждетъ неотложное дло, и оставилъ ихъ вдвоемъ подъ деревьями. Они были такъ счастливы вмст и такъ красивы, эта прелестная лилія англійскихъ долинъ и темно-алая роза персидскаго Гюлистана! Солнце бросало косые лучи между втвями деревъ и, наконецъ, скрылось въ розоватой дымк, луна, достигшая теперь половины, уже мягко озаряла манговую рощу, влюбленные все гуляли взадъ, и впередъ у колодца. Неудивительно, что имъ не хотлось разставаться, это былъ послдній вечеръ ихъ совмстной жизни. Я былъ увренъ, что Айзексъ говоритъ ей о своемъ предстоявшемъ отъзд, необходимомъ по причин, которую онъ, наврное, не сообщитъ ни ей, ни кому другому.

Наконецъ, вс снова собрались въ столовой. Гэркинсъ былъ изъ первыхъ, племянница его была послднею. Старикъ былъ прелестенъ въ этотъ вечеръ, его добродушное, красное лицо сіяло отъ удовольствія, онъ держалъ себя, какъ побдоносный полководецъ за дамскимъ чайнымъ столомъ. Надо сказать, что онъ имлъ полное право быть счастливымъ, и его порывистая веселость была необходима, какъ противовсъ глубокому унынію, овладвшему, повидимому, его племянницею. Краска исчезла съ ея лица и ея темные глаза съ тяжелыми рсницами и черными бровями сверкали какъ-то странно. Противоположность между блыми льняными волосами, ложившимися вокругъ ея головы простыми, массивными волнами, какъ у греческихъ статуй, и большими глазами, темными, какъ ночь, просто поражала въ тотъ вечеръ своею необычайною красотой. Сидя во глав стола, подобно мраморной царевн, она не молчала, но была такъ не весела, что Джонъ Вестонго, который не зналъ, что Айзексъ узжаетъ поутру, а еслибъ и зналъ, не предположилъ бы, наврное, что сестра приметъ это такъ сильно къ сердцу, замтилъ ея подавленность.

— Что съ тобою, Кэтъ?— ласково спросилъ онъ.— Не болитъ-ли у тебя голова?

Двушка нсколько разсянно глядла въ эту минуту въ пространство.

— О, нтъ,— отвчала она, стараясь улыбнуться.— Я только думала.

— Вотъ почему ты такъ мало похожа на себя, дружокъ,— весело вмшался Гэркинсъ, смясь надъ своей грубой, маленькой шуткой.

— А разв я въ чемъ-нибудь измнилась?— задумчиво спросила двушка.

Удержать Гэркинса не было никакихъ силъ. Кильдэръ и надсмотрщикъ были тоже въ очень веселомъ и бодромъ настроеніи духа, и обдъ сошелъ не такъ вяло, какъ можно было опасаться. По окончаніи его, Айзексъ объявилъ о своемъ намреніи выхать на слдующій день рано утромъ. Неотложное дло внезапно призываетъ его, гонецъ прибылъ передъ самымъ столомъ, отправиться надо непремнно на зар. Миссъ Вестонго была, конечно, предупреждена, но остальные — нтъ. Лордъ Стипльтонъ Кильдэръ, только что собиравшійся закурить чирутъ, выронилъ изъ рукъ спичку и уставился на Айзекса съ выраженіемъ полнйшаго изумленія, между тмъ какъ спичка трещала, тлла и, наконецъ, потухла въ трав. Джонъ Вестонго, искренно полюбившій Айзекса и, быть можетъ, надявшійся, что онъ женится на Кэтъ, казался сначала опечаленнымъ, потомъ по его лицу мелькнуло на половину сердитое выраженіе, тотчасъ же, однако, смягчившееся. Кэрри Гэркинсъ клялся во всеуслышаніе, что объ отъзд и думать нечего, это разстроитъ всю партію, онъ этого и слышать не хочетъ и т. д.

— Я долженъ хать,— спокойно отвчалъ Айзексъ.— Дло очень серьезно. Мн чрезвычайно жаль покидать васъ, даже гораздо боле жаль, чмъ я могу выразить, но отправиться я, все-таки, долженъ.

— Это невозможно, понимаете ли, чортъ возьми, сэръ? Вы душа общества! Это совершенно немыслимо!

— Уважаемый мистеръ Гэркинсъ,— сказалъ Айзексъ, обращаясь къ старику,— еслибъ сегодня утромъ, когда вы собирались спасти жизнь бдняка, я просилъ васъ не длать этого, согласились бы вы?

— Конечно, нтъ,— сердито отвтилъ Гэркинсъ.

— Ну, и я также не могу уступить вамъ, хотя далъ бы все на свт, чтобы остаться.

— Но, вдь, ничья жизнь не зависитъ отъ вашего завтрашняго отъзда. Что хотите вы сказать? Клянусь честью, я ничего не понимаю.

— Не могу отвчать вамъ на этотъ вопросъ, мистеръ Гэркинсъ, но отъ моего отъзда зависитъ нчто, столь же важное для заинтересованнаго лица, какъ сама жизнь. Врьте,— прибавилъ Айзексъ, подходя къ старику и кладя ему руку на плечо,— что я ду не охотно.

— Надюсь, что нтъ,— все еще сердито, но уже нсколько боле мягко отвчалъ Гэркинсъ.— Хотите хать, такъ васъ не удержишь, только намъ всмъ искренно жаль васъ, вотъ и все… Махмудъ! давай огня, лнивый поросенокъ, чтобы я могъ курить.

И старикъ кинулся въ кресло, которое даже своимъ скрипомъ выражало досаду и раздраженіе.

И такъ, все было кончено. Айзексъ пошелъ въ свою палатку, чтобы сдлать, какъ я думалъ, нкоторыя приготовленія, но не возвратился. Миссъ Вестонго также удалилась, чему никто не удивился. Кильдэръ всталъ и спросилъ, не хочу ли я пройтись до колодца или въ другое мсто, ужь очень хороша ночь. Я согласился и мы начали медленно спускаться рука объ руку. Молодой мсяцъ ярко сіялъ сквозь манговыя деревья, озаряя блестящіе листья страннымъ, зеленоватымъ свтомъ. Шли мы не торопясь и мало разговаривая. Мн было вполн понятно молчаніе Кильдэра, да и говорить намъ было не о чемъ. Почва была гладкая и ровная, такъ какъ прислуга коротко выкосила траву, а маленькая горбатая корова брамина выщипала все, что осталось.

Мы обогнули уголъ рощи, намреваясь вернуться другимъ путемъ. Внезапно я увидалъ передъ собою что-то, что приковало мое вниманіе: это были дв человческія фигуры на разстояніи не боле тридцати ярдовъ. Он стояли неподвижно, отвернувшись отъ насъ, и при свт луны, пробивавшейся сквозь листву, можно было разглядть мужчину и женщину. Его рука окружала ея стройный, гибкій, нсколько наклоненный станъ, а ея голова опиралась на его плечо. У меня отличные глаза и ошибиться я не могъ, но я надялся, что Кильдэръ ничего не замтилъ. Судорожное движеніе руки, небрежно просунутой въ мою, доказало мн, что бда свершилась, прежде чмъ я усплъ отвлечь его вниманіе. Инстинктивно мы повернули влво и, выйдя въ открытое пространство, направились въ ту сторону, откуда пришли. Я не глядлъ на Кильдэра, чрезъ мгновеніе онъ началъ говорить о лунномъ свт, тиграхъ, о томъ, стрляютъ ли ихъ когда-нибудь въ свтлыя ночи,— словомъ, что-то безсвязное. Я поддерживалъ, однако, разговоръ и мы бесдовали непринужденно, пока не вошли опять въ столовую и не услись по мстамъ, втайн сожаля, что предприняли прогулку. Черезъ нсколько минутъ подошелъ къ намъ Айзексъ изъ своего шатра, куда онъ вернулся, вроятно, съ другой стороны. Онъ былъ совершенно спокоенъ и тотчасъ же началъ говорить о непріятномъ путешествіи, предстоявшемъ ему. Немного погодя, мы поднялись и онъ простился со всми поочереди, Гэркинсъ веллъ Джону позвать сестру, если она еще видима, такъ какъ ‘мистеръ Айзексъ желаетъ съ ней раскланяться’. Миссъ Вестонго явилась, пожала его руку и, стоя рядомъ съ дядей, выразила надежду на скорое свиданіе, посл чего мой пріятель и я вернулись къ себ.

Долго сидли мы еще въ палатк. Айзексъ не чувствовалъ, повидимому, потребности въ отдых, а я тмъ мене. Первые полчаса ушли на разныя приказанія врному Нарэну, неслышно двигавшемуся среди чемодановъ, ящиковъ съ ружьями и сапоговъ, которые покрывали полъ. Наконецъ, все было готово къ отъзду до зари, и Айзексъ обратился ко мн съ словами:

— Мы, конечно, снова встртимся въ Симл, Григгсъ?

— Надюсь. Непремнно встртимся, если только эти негодяи не убьютъ васъ въ Кейтунг. Я бы не доврился имъ.

— Я имъ ничуть не врю, но у меня есть всемогущій союзникъ въ лиц Рамъ Лэля. Не показалось ли вамъ странно, что браминъ знаетъ о его предостереженіи и раздляетъ это мнніе?

— Мы живемъ въ стран, гд ничто не должно удивлять насъ, какъ я уже говорилъ вамъ, помнится, дв недли тому назадъ, при первой нашей встрч,— отвчалъ я.— Что браминъ иметъ нкоторыя свднія по части колдовства, скоре видно изъ его словъ о Рамъ Лэл, чмъ изъ нелпаго фокуса съ моимъ водоносцемъ.

— Ну, удивить васъ не легко, Григгсъ. Однако, и я съ вами согласенъ. Тмъ не мене, я все же не понимаю, почему я не долженъ былъ хать сюда, или позволить пріхать другимъ. Браминъ меня просто испугалъ.

— Я это замтилъ. Вы поблднли, какъ полотно, а, между тмъ, не вы ли смялись надъ Рамъ Лэлемъ, когда онъ совтовалъ вамъ не пускаться въ путь?

— Браминъ пошелъ дальше Рамъ Лэля. Онъ утверждаетъ, что я не долженъ былъ кидать бловолосую двушку въ пасть тигра. Тутъ только я понялъ, кого касалось первое предостереженіе, и мысль о возможной опасности для нея меня испугала.

— Три недли тому назадъ вы не испугались бы ни изъ-за какой женщины,— сказалъ я.— Мн кажется, что ваши взгляды на нкоторые вопросы существенно измнились. Вы такъ же не похожъ на того Айзекса, какимъ я васъ узналъ, какъ трезвый человкъ на пьянаго. Такова ужь наша природа, нынче мы смемся надъ женщинами, а завтра рискуемъ жизнью и душою по ихъ капризу.

— Мн не нравятся такія разсужденія о людяхъ, Григгсъ, я не люблю также и вашихъ взглядовъ на женщинъ. Вы ихъ просто ненавидите.

— Нтъ. Только вы предпочитаете, повидимому, мои бредни объ ‘идеальныхъ существахъ’. Честное слово, другъ, если вы желаете имть мрило для себя самого, вспомните нашъ недавній разговоръ. Ровно дв недли тому назадъ,— или, быть можетъ, они исполнятся только завтра,— я отчитывалъ васъ за ваши взгляды на женщинъ, просилъ вспомнить, что у нихъ также есть души, что он способны любить и быть любимыми. А теперь вы уже обвиняете меня въ ненависти къ прекрасному полу и, надо сказать, безъ малйшаго вызова съ моей стороны. Бирнамскій лсъ идетъ на Дунсинанъ, да еще яростно.

— Этого я не отрицаю, даже спорить объ этомъ не хочу. Я измнился за послдній мсяцъ.

Онъ задумчиво скрестилъ ноги, откинулся на спинку длиннаго кресла и машинально дергалъ туфлю.

— Мн кажется, что я даже очень измнился,— повторилъ онъ.

— Тутъ нтъ ничего удивительнаго. Полагаю, что ваши взгляды на безсмертіе, будущее состояніе прекраснаго пола, на примненіе трансцендентальнаго анализа къ брачному вопросу измнились въ одно время?

— Будьте же благоразумны,— отвчалъ онъ.— Все это началось съ того вечера, когда со мною случился странный припадокъ и то видніе, о которомъ я съ вами говорилъ. Съ тхъ поръ я уже не тотъ человкъ и радъ этому. Теперь я нахожу, что женщины даже гораздо обворожительне, чмъ вы ихъ изображали, и далеко не достаточно цнятся.

Внезапно онъ отбросилъ утонченно-англійскую конструкцію фразъ и впалъ въ нчто, гораздо боле близкое къ его родному говору.

— Звзда, руководительница моей жизни, исчезла. У меня нтъ боле звзды. Лучшій алмазъ южнаго неба отвратилъ отъ меня свои лучи, поблднлъ передъ блымъ золотомъ сверной страны,— тмъ золотомъ, что будетъ моимъ черезъ вс циклы солнца и котораго ни одинъ человкъ, ни одинъ монархъ не отниметъ у меня. Какое мн дло до звздъ небесныхъ? Не сошла ли моя звзда на землю, чтобы остаться со мною навкъ? А когда жизнь кончится, свитокъ наполнится, не унесетъ ли она меня отсюда черезъ огненный мостъ, далеко за предлы рая моего народа, съ его безсмысленно-чувственными представленіями о гуріяхъ и крпкихъ винахъ?— Не увлечетъ ли она меня изъ временной, узкой жизни, къ той вчной жизни, гд нтъ предловъ, горестей, стсненій? Не сольются ли наши души воедино, не станутъ ли он одною душой, чтобы вмст парить въ безчисленныхъ кругахъ вншняго вращающагося міра, и не только извстное число лтъ или вковъ, не временно, а всегда? Свтъ жизни — женщина, любовь къ жизни воплощается въ любви къ женщин, свтъ, который не блднетъ, жизнь не угасающая, любовь, не имющая предла,— мой свтъ, моя жизнь, моя любовь!

Вся душа, все сердце его сказалось въ этой рчи, стиснутые блые пальцы, полузакрытые глаза, страстный, дрожащій голосъ доканчивали то, что онъ не договаривалъ. Чувство, которое онъ испытывалъ, было несомннно высокое, благородное, достойное этого умственно и физически прекраснаго человка. Онъ любитъ идеалъ, представшій передъ нимъ въ образ красивой англичанки, поклонялся въ ней этому идеалу, не предполагая даже возможности ошибки. Счастливецъ! Быть можетъ, онъ скоре проживетъ жизнь, не замтивъ своего заблужденія, чмъ большинство влюбленныхъ, двушка, дйствительно, была поразительно красива, добра и чистосердечна. Но не ошибаются ли всегда т, кто надется найти совершенное въ несовершенномъ, безконечное въ конечномъ? Увы! Все та же старая исторія, безъисходный кругъ, постоянно возобновляющійся математическій взглядъ на такія вещи, къ которымъ нельзя относиться съ математической точки зрнія. Что за жалкій предметъ, въ сущности, нашъ умъ! Мы только знакомы съ однимъ способомъ мышленія, вытекающимъ изъ круга нашихъ знаній, тотчасъ же примняемъ его къ такимъ вещамъ, о которыхъ не имемъ никакого понятія, и потомъ ропщемъ, если результатъ окажется простымъ reductio ad absurdum и обнаружитъ всю безконечную ложь и ничтожество нашихъ гипотезъ, догадокъ и такъ называемыхъ аксіомъ. Конфуцій, начавшій свою систему съ изумительнаго положенія, что ‘человкъ добръ’, достигъ гораздо боле полезныхъ выводовъ, чмъ Шоппенгауеръ и вс пессимисты, взятые вмст. Однако, Айзексъ былъ, все-таки, влюбленъ и ожидалъ отъ меня выраженій сочувствія.

— Милый другъ,— началъ я,— весьма пріятно слышать такія рчи, это освжитъ наши врованія въ человческую природу, нашъ энтузіазмъ и т. д. И какъ-то самъ высказывалъ нчто подобное, но вы не хотли въ то время согласиться со мною. Мн кажется, что вы окончательно обращены.

— Да, я дйствительно обращенъ. Недавно я не счелъ бы это возможнымъ, а теперь мн не врится, чтобы я когда-либо думалъ иначе. Полагаю, что такъ бываетъ съ большинствомъ вновь обращенныхъ, не исключая даже религіозныхъ адептовъ, со всми, кого легкокрылый духъ перенесъ изъ выжженной степи въ садъ, полный цвтущихъ розъ.

Онъ не въ силахъ былъ долго придерживаться зауряднаго склада рчи.

— А, между тмъ,— продолжалъ онъ,— палящій песокъ пустыни, ночная прохлада, клочекъ жалкой, увядающей зелени съ небольшимъ веселымъ ручейкомъ, протекающимъ посреди истоптаннаго верблюдами оазиса,— все это казалось мн прежде такъ привлекательнымъ, что я чувствовалъ себя совершенно довольнымъ и не подозрвалъ даже существованія чего-нибудь лучшаго. А теперь мн даже смшно вспомнить объ этомъ. Стою я посреди прелестнаго сада, древо жизни — рядомъ со мною, высокое, стройное, покрытое никогда неувядающими цвтами и плодами, которые освжаютъ засохшія губы и истомленный духъ. Садъ этотъ данъ намъ, какъ временная обитель, посл чего насъ ожидаетъ вчность небесныхъ сферъ.

Айзексъ снова воспламенился. Нкоторое время я молчлъ — онъ разжалъ руки, поднялъ ихъ, закинулъ за голову и глубоко вздохнулъ, точно желалъ насладиться новой жизнью, въ немъ зародившейся.

— Простите, если я верну васъ на землю,— началъ я, немного погодя,— но сдлали ли вы вс необходимыя распоряженія? Не могу ли я послужить вамъ чмъ-нибудь посл вашего отъзда? Что скажу я всмъ этимъ добрымъ людямъ, когда они станутъ разспрашивать меня насчетъ вашего внезапнаго исчезновенія?

— Да, я чуть было не забылъ всего этого. Если вы будете такъ добры, я желалъ бы, чтобы вы довели экспедицію до конца и заботились бы о покрытіи расходовъ. Тутъ есть гд-то въ моемъ багаж мшки съ рупіями. Нарэнъ знаетъ объ этомъ. Я не возьму его съ собою… или, нтъ, по зрломъ размышленіи, я лучше передамъ деньги вамъ, а его возьму въ Симлу. Теперь подумаемъ о второмъ вопрос. Не говорите никому, кром разв миссъ Вестонго, куда я ухалъ, да и съ нею дйствуйте по своему собственному усмотрнію. Мы встртимся вс въ Симл дней черезъ десять, и я не хочу, чтобы мое теперешнее дло огласилось, какъ вы легко поймете. Больше ничего нтъ, кажется, спасибо…

Онъ остановился, точно раздумывая о чемъ-то.

— Да, есть еще одинъ вопросъ. Если въ этой сдлк съ Байтопуромъ случится что-нибудь изъ ряда вонъ и мн понадобится вашъ совтъ, согласитесь ли вы его дать? Вы ничего не будете имть противъ этого?

— Конечно, нтъ. Все, что…

— Въ такомъ случа, если Рамъ Лэль найдетъ, что вы намъ нужны, онъ отправитъ къ вамъ скорохода съ письмомъ, подписаннымъ мною и составленнымъ на персидскомъ шикаст, которымъ вы такъ владете. Прідете ли вы ко мн, если я пришлю за вами? Рамъ Лэль поручится за вашу цлость.

— Пріду,— отвчалъ я, хотя тутъ же подумалъ, что для меня, человка осторожнаго, было нсколько рисковано отдавать свою жизнь въ руки такого таинственнаго существа, какъ Рамъ Лэль, который появляется и исчезаетъ непостижимымъ образомъ и находится въ связи съ подозрительными старыми фокусниками-браминами. Я доврялъ Айзексу гораздо больше, чмъ его другу, адепту.

— Полагаю,— началъ я, смутно надясь еще удержать его,— что нтъ никакого средства покончить это дло такъ, чтобы вы могли остаться здсь.

— Нтъ, другъ Григгсъ. Еслибъ былъ такой способъ, я ни за что не ухалъ бы сегодня, изъ всхъ дней года, всхъ дней моей жизни. Другаго средства нтъ, клянусь могилою моего отца, да будетъ съ нимъ миръ Аллаха!

Немного спустя, мы легли спать.

Глава XII.

Въ четыре часа Нарэнъ разбудилъ насъ, а минутъ черезъ двадцать Айзексъ уже былъ верхомъ. Я тоже веллъ сдлать себ лошадь, мн хотлось воспользоваться утреннею прохладою, чтобы проводить пріятеля. Мы миновали сонный лагерь, по обыкновенію индусскихъ слугъ, Нарэнъ скрылся куда-то, чтобы снова появиться въ конц дневнаго пути улыбающимся, какъ всегда. Молодой мсяцъ исчезъ незадолго передъ тмъ, но звзды еще ярко сіяли, а подъ деревьями было совершенно темно.

Ярдовъ двадцать за послднимъ шатромъ какая-те темная фигура внезапно выдлилась изъ мрака и положила руку на поводъ лошади Айзекса. Онъ остановился и нагнулся съ сдла, до слуха моего донесся неясный шепотъ. Все эта длилось не боле мгновенія, потомъ тнь быстро исчезла. Я былъ увренъ, что слышалъ во мрак звукъ поцлуя, а въ воздух носился несомннный запахъ розъ. Меня это удивило, но я промолчалъ. Подкарауливать любимаго человка въ утреннія сумерки, чтобы дать ему поцлуй, розу и сказать прощальное слово!… Миссъ Вестонго, наврное, приняла меня въ темнот за слугу Айзекса.

— Григгсъ,— сказалъ онъ, когда мы разставались миль шесть или семь дальше,— странная вещь случилась со мною сегодня утромъ. Я поручаю теперь вашему попеченію не одн только деньги.

— Знаю. Врьте мн. Прощайте.

Онъ ухалъ.

Признаюсь, возвращаясь въ лагерь, я былъ очень грустенъ. Мое знакомство съ Айзексомъ, такъ быстро перешедшее въ близость, сдлалось какъ бы частью моей жизни. Я чувствовалъ къ нему привязанность, никогда еще не испытанную мною до той поры къ кому бы то ни было. Охотно похалъ бы я съ нимъ въ Кейтунгъ, предчувствіе говорило мн, что готовится бда. Айзексъ не касался боле дла съ Байтопуромъ, такъ какъ все было ршено заране, насколько вообще возможно ршить что-нибудь. Говорить было теперь не о чемъ, настало время дйствовать. Я зналъ, однако, что Айзексъ не довряетъ радж и безъ помощи Рамъ Лэля, въ чемъ бы она ни состояла, ни за что не отправился бы одинъ на такое свиданіе.

Вернувшись, я нашелъ лагерь въ полномъ движеніи, было уже семь часовъ. Слуга сказалъ мн, что Кильдэръ и надсмотрщикъ отправились верхомъ стрлять мелкую дичь. Гаркинсъ и шикарри занимались вытягиваніемъ и отдлкою тигровой шкуры, добытой старикомъ наканун. Ни миссъ Вестонго, ни ея братъ еще не выходили изъ палатокъ. Я переодлся, отдохнулъ, напился чаю и задумался надъ тмъ, что станется съ нашей компаніей безъ Айзекса, который, по крайней мр, для меня и еще для одного лица, былъ ея душою, какъ врно замтилъ вчера Гаркинсъ. Погода стояла уже не такая теплая, какъ наканун, и я предался размышленіямъ, не соблазнить ли Кильдэра и Вестонго поохотиться за кабанами, или не расположиться ли мн въ столовой съ книгами. Неожиданное прибытіе верховаго съ письмами изъ далекаго почтоваго отдленія ршило мои недоумнія въ пользу боле мирнаго занятія. Я просмотрлъ газеты и убдился, что англичане все боле и боле впутываются.во всевозможныя затрудненія, составлявшія отличительную черту афганской экспедиціи 1879 года. Увидавъ дале изъ полученнаго мною письма, съ просьбою о присылк двадцати фунтовъ, что племянникъ, единственный родственникъ мой на всемъ свт, не погибъ еще той безвременной смертью, которую такъ давно заслуживалъ, я началъ соображать, за какую бы книгу мн приняться. Переходя, такимъ образомъ, отъ одного дла къ другому, я очутился часовъ въ десять утра въ столовой, рядомъ съ миссъ Вестонго, окруженной вышиваньемъ и письменными принадлежностями, совершенно такъ, какъ съ недлю тому назадъ. По просьб двушки, я не прервалъ своего занятія. Я только что оканчивалъ яростную статью для Завывателя, въ полной увренности, что она окажется достаточно мткою, несмотря на промежутокъ времени, который пройдетъ до ея появленія. Въ Индіи можно напечатать передовую статью хоть черезъ мсяцъ, и она, все-таки, вполн достигнетъ своей цли, если только горячо написана. Журналистика, не нуждается здсь въ такой быстрот, какъ въ Нью-орк, за то она гораздо лучше оплачивается.

— Вы очень заняты, мистеръ Григгсъ?— послышался вопросъ.

— Ахъ, нтъ, самое пустяшное дло,— отвчалъ я, продолжая писать,— ‘ни съ чмъ несравнимое безуміе… возмутительное шарлатанство…’

— Мистеръ Григгсъ, вы понимаете вс эти вещи?

— ‘…Афганская политика…’ какже, понимаю, миссъ Вестонго… ‘лорда Биконсфильда…’

Будетъ, подумалъ я, полагаю, что эта статья взбситъ Гэркинса, если онъ ее когда-нибудь увидитъ, чего не дай Богъ. Я кончилъ и свернулъ перенумерованные листки въ трубочку.

— Извините, пожалуйста, миссъ Вестонго: я дописывалъ фразу. Теперь я совершенно къ вашимъ услугамъ.

— Не безпокойтесь, я вижу, что вы очень заняты.

— Ничуть, увряю васъ. На подержать ли вамъ этотъ запутанный мотокъ?

— Благодарю. Это такъ утомительно, а я вовсе не расположена сегодня къ прилежанію.

Взявъ шерсть, я принялся за дло, въ сущности, вовсе не трудное. Я расправилъ петли, нашелъ концы и началъ наматывать нитку на клочекъ бумаги. Странно, право, до какой степени шерсть уметъ завязываться, безъ посторонней помощи, во всевозможные узлы, точно канатъ на корабельныхъ снастяхъ. Тмъ не мене, дло двигалось впередъ довольно успшно. Я посмотрлъ на лицо миссъ Вестонго, блдное и усталое отъ безсонной ночи, но такое же прелестное, какъ всегда, да, безъ сомннія, прелестное. Она слабо улыбнулась.

— Какіе у васъ, однако, ловкіе пальцы. Гд научились вы этому? Нтъ ли у васъ дома сестры, которая заставляетъ васъ мотать для нея шерсть?

— Нтъ. У меня нтъ сестры. Но я долго былъ на мор.

— Не тамъ же привыкли вы мотать шерсть. По всему вроятію, васъ еще ребенкомъ обучала этому мать, если только вы были когда-нибудь маленькимъ.

— Матери своей я не помню., А развязывать узлы я научился на мор.

— Простите,— сказала она, догадавшись, что коснулась больнаго мста.— Какую странную жизнь вели вы, однако!

— Пожалуй, что такъ. Я не помню никого изъ своихъ родныхъ, кром брата, который былъ гораздо старше меня. Онъ умеръ уже давнымъ-давно, и теперь сынъ его — мой единственный родственникъ. Самъ же я родился въ Италіи.

— Когда же успли вы научиться столькимъ вещамъ? Вы знаете, кажется, вс языки на свт.

— Я получилъ хорошее воспитаніе. Былъ одинъ человкъ, который интересовался мною и, еще прежде чмъ сдлаться морякомъ, я учился въ Рим по-гречески и по-латыни.

Мн непріятно было отвчать на эти вопросы. Я не люблю говорить о своемъ прошломъ, да еще съ такой двушкой, какъ она. Думаю, что миссъ Вестонго замтила мое нежеланіе, по крайней мр, когда я подалъ ей клубокъ съ аккуратно намотанной шерстью, она поблагодарила меня и вслдъ затмъ перемнила предметъ разговора или, врне, перенесла его на другую почву.

— Есть что-то независимое въ жизни искателя приключеній, т.-е., я хочу сказать, человка, который странствуетъ по свту, совершая разные подвиги. Еслибъ я была мужчиной, я непремнно сдлалась бы такимъ авантюристомъ, какъ вы.

— Да я и вполовину не такой авантюристъ, выражаясь вашими словами, какъ покинувшій насъ сегодня утромъ другъ.

Это было первое упоминаніе объ Айзекс со времени его отъзда. Сорвалось оно у меня невольно, такъ какъ ни за что на свт не сталъ бы я сознательно увеличивать ея горя. Миссъ Вестонго откинулась на спинку стула и опустила на колна руки съ работою, глаза ея упорно глядли въ открытую дверь, лицо было смертельно блдно, какъ бываетъ только у людей съ очень нжною кожею, когда они больны или ранены. Двушка сидла неподвижно. Я недоумвалъ, нездорова ли она, или перемна въ ея вншности вызвана исключительно отъздомъ Айзекса.

— Не прочесть ли мн вамъ что-нибудь, миссъ Вестонго? Вотъ книга сравнительно новая: Свточъ Азіи Эдвина Арнольда. Это поэма, посвященная Индіи. Доставитъ ли она вамъ удовольствіе?

Двушка догадалась объ искренности моего намренія. Что-то похожее на улыбку промелькнуло по ея губамъ.

— Вы очень добры, мистеръ Григгсъ. Пожалуйста, почитайте.

Я взялъ книгу и началъ читать прелестные, мелодическіе стихи, полные прекрасныхъ, высокихъ, ясно изложенныхъ мыслей. Музыка стиха и глубина мысли утшили, тронули, убаюкали бдную двушку, утро прошло незамтно. Думаю, что тишина и поэзія усилили въ ней чувство доврія ко мн, какъ къ другу любимаго человка, по крайней мр, когда я пріостановился на минуту, видя, что кто-то подходитъ къ нашему шатру, она спросила просто:

— Куда онъ ухалъ?

— Сдлать благородное дло — спасти жизнь человка, котораго онъ никогда не видалъ.

Лицо ея озарилось радостнымъ свтомъ, застывшая кровь, покинувъ ея щечки подъ вліяніемъ горя первой разлуки, снова прилила къ нимъ, черты ея выражали теперь всю гордость любви и счастія, которыми она наслаждалась вчера и насладится опять,— но только когда? Бдная двушка! Ей казалось такъ трудно ждать.

День прошелъ съ грхомъ пополамъ, но обдъ былъ мраченъ. Миссъ Вестонго, видимо, чувствовала себя далеко не хорошо. Я недоумвалъ, какъ могло горе временной разлуки произвести такую внезапную перемну въ сильномъ и здоровомъ, хотя бы и чуткомъ существ. Кильдэръ и надсмотрщикъ пытались оживить общество, но Джонъ Вестонго безпокоился о сестр, и даже старый Кэрри Гэркинсъ начиналъ догадываться, что тутъ что-то неладно. Мы курили на воздух, двушка ни за что не хотла уйти, хотя Джонъ просилъ ее объ этомъ. Пока мы сидли вс вмст (посл обда прошло, быть можетъ, съ полчаса), внезапно прискакалъ во весь опоръ гонецъ и, спрыгнувъ съ лошади, спросилъ, который изъ насъ ‘Gurregis Sahib’, какъ обыкновенно произносятъ туземцы мое благозвучное имя. Узнавъ, что это я, онъ низко поклонился и вручилъ мн письмо, которое я поспшно поднесъ къ свту. Оно было на персидскомъ шикаст, а внизу стояла подпись: ‘Абдулъ-Гафизъ-бенъ-Исакъ’.— ‘Рамъ Лэль,— писалъ Айзексъ,— встртился неожиданно со мною и отправляетъ вамъ это посланіе ему одному извстнымъ способомъ, быстрымъ, какъ полетъ орла. Необходимо, чтобы вы присоединились къ намъ близъ Сультанпура, ниже Кейтунга, посл двнадцати часовъ того дня, когда настанетъ полнолуніе. Позжайте на Джулиндеръ и Сультанпуръ, вы легко настигнете меня, такъ какъ я ду черезъ Симлу. Ради нашей дружбы, ради моей любви, не откажите. Вопросъ касается жизни и смерти. Деньги передайте Кильдэру. Да будетъ съ вами миръ!’

У меня вырвался совершенно неопредленный вздохъ. Радовался ли я увидать друга, сожаллъ ли, что приходится покинуть любимую имъ женщину въ ея теперешнемъ положеніи,— я едва ли и самъ это зналъ.

— Мн кажется, что намъ лучше всмъ вернуться въ Симлу,— сказалъ Джонъ Вестонго, когда я сообщилъ, что неотложное дло отзоветъ меня на зар.

— Да, здсь скоро никого не будетъ,— уныло замтилъ Гэркинсъ.

Я нашелъ случай намекнуть миссъ Вестонго на цль моей поздки, а деньги передалъ Кильдэру.

Въ утреннемъ мрак, въ ту минуту, когда я уже почти миновалъ шатры, та же тнь, которую я видлъ однажды, мелькнула передо мною и положила руку на поводъ моей лошади. Я остановился на томъ самомъ мст, гд за сутки передъ тмъ осадилъ коня Айзексъ.

— Отдайте ему это отъ меня. Господь васъ храни.

Минуту спустя, двушка исчезла, оставивъ въ моей рук маленькій свертокъ. Я положилъ его на грудь и ухалъ.

‘Какъ она его, однако, любитъ!’ — подумалъ я.

——

Путешествіе, которое я предпринялъ, было не особенно пріятно. Для того, чтобы во-время попасть въ неприступное мсто, избранное Айзексомъ для освобожденія Ширъ-Али, мн необходимо было пробираться дорогою боле прямою и трудною, чмъ та, до которой халъ мой другъ. Онъ вернулся на Симлу и, благодаря тщательнымъ мрамъ, прибудетъ въ Кейтунгъ, часто мняя лошадей тамъ, гд можно хать верхомъ, или пользуясь услугами цлаго отряда носильщиковъ, если дорога слишкомъ крута для четвероногихъ вьючныхъ животныхъ. Я же, напротивъ того, долженъ былъ покинуть желзную дорогу въ Джудиндер, совершенно незнакомомъ мн мст, съ помощью собственной сообразительности и обильнаго запаса рупій мн приходилось прокладывать себ путь на протяженіи двухсотъ миль въ стран, о которой я не имлъ ровно никакого понятія. Перспектива была не особенно соблазнительна, но я надялся, что въ такомъ важномъ дл человкъ съ умомъ и богатствомъ Айзекса, къ тому же знакомый съ мстными условіями, непремнно сдлаетъ хоть нкоторыя необходимыя приготовленія. Чтобы достигнуть цли моего путешествія, я имлъ не боле шести дней.

Я ршился взять съ собою до Джулиндера только одного слугу, Кирамата-Али, и отослать его оттуда въ Симлу съ нашимъ скуднымъ багажемъ, такъ какъ, разъ покинувъ желзную дорогу, я намревался двигаться совершенно налегк, безъ всякой задержки. Прохалъ я, быть можетъ, уже миль около пяти, за мною на сильной лошади слдовалъ Кираматъ-Али. Внезапно я увидалъ передъ собою незнакомаго саиса, въ простой блой одежд, онъ низко кланялся и держалъ подъ уздцы пару крпкихъ молодыхъ пони.

— Пундитъ Рамъ Лэль шлетъ вашей милости миръ и проситъ васъ хать безостановочно. Dk (смна лошадей) устроенъ вплоть до огненныхъ колесницъ (желзной дороги).

Черезъ мгновенье лошади были осдланы, Кираматъ-Али и я помогали саису. Посланные Рамъ Лэля отличались, повидимому, поразительной, быстротою. Предположимъ, что онъ встртилъ Айзекса въ ту минуту, когда пріятель мой достигъ желзной дороги, даже и въ этомъ случа ни одна обыкновенная лошадь не могла бы доставить ко мн гонца къ тому времени, когда я получилъ письмо. Тмъ мене могъ бы простой индусъ устроить въ двнадцати-часовой срокъ или почтовую смну лошадей на протяженіи сотни миль. Разъ все готово, перездъ завислъ уже только отъ физической выносливости всадника, такъ какъ лошади находились на разстояніи пяти или шести миль другъ отъ друга. Всмъ было хорошо извстно, что лордъ Стипльтонъ Кильдэръ прохалъ недавно отъ Симлы до Умбаллы въ ночь и вернулся обратно на другой день,— словомъ, совершилъ девяносто дв миля въ конецъ, постоянно мняя лошадей. Меня удивляла только быстрота, съ которою были сдланы необходимыя распоряженія. Вмст съ тмъ, это же самое и успокоивало меня. Если Рамъ Лэль могъ организовать въ такое короткое время перездъ, то, конечно, имя въ своемъ распоряженіи два лишнихъ дня, съуметъ устроить dk и на большей части пути отъ Джулиндера въ Кейтунгъ.

Не стану описывать подробностей моего путешествія. Я прибылъ на станцію желзной дороги и разсчитывалъ протрястись еще сорокъ восемь часовъ, засыпая только урывками. Нигд перезды не совершаются, правда, съ такими удобствами, какъ въ Индіи, гд вагоны имютъ только два отдленія, въ которыхъ размщаешься обыкновенно по двое, хотя, съ помощью висячихъ коекъ, можно хать вчетверомъ. Къ каждому отдленію примыкаетъ просторное помщеніе съ ваннами, гд имешь право купаться, сколько хочешь, для вентиляціи и охлажденія воздуха также устроено множество приспособленій. Тмъ не мене, жара бываетъ иногда нестерпима, и безостановочный перездъ изъ Бомбея въ Калькутту въ знойные мсяцы года — тяжкое испытаніе даже для самаго крпкаго сложенія.

Мн предстояло хать около сорока восьми часовъ, и я поршилъ отдыхать въ это время сколько дозволить тряска, такъ какъ, разъ я буду верхомъ, пройдутъ долгіе дни, прежде чмъ мн удастся хоть сколько-нибудь заснуть. Мы неслись обширными полями, покрытыми сахарнымъ тростникомъ, большею частью связаннымъ теперь въ громадные стоячіе пучки, мимо насъ мелькали безпредльныя пространства тщательно обработанной земли, перерзанныя съ правильностью шахматной доски ручейками и каналами, благодаря превосходной систем орошенія. Мстами попадались точно высокіе навсы, состоявшіе изъ четырехъ бамбуковыхъ столбовъ по угламъ, сверху переплетенныхъ втвями. На нихъ сидятъ поселяне, когда зретъ рожь, чтобы стеречь ее отъ воровъ и скота и отгонять птицъ. Все дале неслись мы, минуя Мирутъ и Моцуффернэггеръ, Умбаллу и Лудіану, пока не достигли на зар джулиндерской станціи. Выйдя изъ вагона, я только что собирался начать разспросы относительно своихъ будущихъ дйствій, какъ вдругъ ко мн подошелъ высокій, хорошо одтый мусульманинъ, въ простомъ бломъ кафтан и тюрбан, безукоризненно чистомъ и свжемъ, какъ мн показалось, по крайней мр, посл пыльной дороги.

Вжливый туземецъ вскор объяснилъ мн, что онъ агентъ Айзекса въ Джулиндер и что телеграмма предупредила его о моемъ прізд. Это сняло съ меня большую заботу, ясно, что вс мры были приняты, по возможности, для моего комфорта, Айзексъ просилъ моей помощи, но постарался избавить меня отъ ненужныхъ физическихъ неудобствъ, теперь я былъ увренъ, что легко и быстро одолю вс препятствія. Такъ оно и оказалось. Мусульманинъ отвелъ меня въ свой домъ, гд я нашелъ просторное помщеніе, въ которомъ останавливался Айзексъ. Ванна была приготовлена со всевозможною роскошью, посл чего мн подали весьма недурной завтракъ. Вслдъ затмъ появился самъ хозяинъ и объяснилъ,ъ что ему приказано распорядиться относительно моего дальнйшаго путешествія. Онъ организовалъ dk на протяженіи ста миль, т же мры приняты и дале, вплоть до моей конечной цли, которая была ему, однако, неизвстна. Слуга мой долженъ остаться здсь и вернуться въ Симлу съ багажемъ.

Часъ спустя, я садился уже на лошадь, чтобы начать свой долгій перездъ, со мной былъ револьверъ, а, на случай нужды, и нсколько рупій въ мшк. Хозяинъ сообщилъ мн, что мстность считается совершенно безопасною, если только я не боюсь лихорадки, которая свирпствуетъ по всей низменности у подножія холмовъ. Этого я не страшился. Опытъ показалъ мн, что есть люди, которые расположены къ этой болзни и заражаются ею въ первый же годъ своего пребыванія въ Индіи. За то другіе совершенно нечувствительны къ маларіи и, спятъ ли на открытомъ воздух въ дождливый сезонъ, бродятъ ли осенью по болотистымъ чащамъ, не заразятся никакой лихорадкой, хотя страдаютъ, быть можетъ, разными другими болзнями.

Все дале и дале двигался я, иногда по дурнымъ дорогамъ, а иногда и безъ всякой дороги, по широкой зеленой троп, гд свжая трава, выросшая посл дождей, не была еще примята волами и скрипучими колесами тяжелыхъ возовъ. Черезъ каждыя семь или восемь миль я встрчалъ, саиса съ свжимъ пони, привязаннымъ къ столбу и щипавшимъ траву на конц длинной веревки. Саисъ большею частью сидлъ тутъ же, поджавъ подъ себя ноги, рядомъ съ нимъ находился мшокъ съ провизіей и сложенная изъ камня трехсторонняя печка, почернвшая отъ варки недавняго обда, иногда я заставалъ его за изготовленіемъ, а иногда за истребленіемъ любимаго блюда, смотря по времени дня. халъ я день и ночь мимо заснувшихъ деревень, гд шакалы выли вокругъ открытыхъ дверей хижинъ, мимо обширныхъ полей съ недавнею жатвою, холмовъ, густо поросшихъ лсомъ, широкаго изгиба рки Сутлея, по возвышенной плоскости, около Сультанпура. Мало-по-малу деревни начали рдть, поля показались мене обработанными, по мр того, какъ громада Гималаевъ вырзывалась все ясне при свт луны. халъ я на всевозможныхъ лошадяхъ, толстыхъ и тощихъ, объзжанныхъ и необъзженныхъ, высокихъ и низкорослыхъ, съ римскими носами и съ шеями, напоминавшими гусиныя. Все дале двигался я, перенося сдло, узду и мшокъ съ одного коня на другаго и оставляя позади себя замученное животное. Прозжая какъ-то разъ въ бродъ рку и стащивъ сапоги, чтобы освжить ноги, я не могъ противустоять искушенію, наскоро сбросилъ одежду и кинулся въ воду, потомъ поскакалъ дале. Подо мною раздавался мрный звукъ подковъ, быстро ударявшихся о дорогу, точно земля была окутаннымъ сукномъ барабаномъ, по которому мы отбивали немолчную дробь.

До зари я прохалъ, должно быть, около ста тридцати миль, и быстрота эта начинала сказываться даже на моемъ крпкомъ организм. Для человка, привыкшаго въ верховой зд, утомленіе сводится до минимума, если черезъ часъ или два ему даютъ свжую лошадь. Нечего заботиться тогда о благосостояніи этого полезнаго животнаго, бжать ему придется семь или восемь миль, и задача его кончена. Не надо постоянно пересаживаться на сдл или прибгать въ тмъ мелкимъ уловкамъ для правильнаго распредленія тяжести, которыя обыкновенно поглощаютъ все вниманіе всадника, если онъ намренъ оставаться на той же лошади миль сто или даже пятьдесятъ. Въ увренности, что впереди найдется свжій конь, сидишь свободно, вовсе не думая о томъ, какъ бы облегчить свой всъ. Пробжавъ миль около тридцати, уже начинаешь выдергивать ноги изъ стремянъ, а если случайно дешь на старой лошади, которая не обращаетъ вниманія на такіе пустяки, то, по всему вроятію, перекинешь даже одну ногу черезъ сдло и продешь нсколько миль бокомъ. По пути раза два задремлешь и проснешься съ чувствомъ, будто падаешь въ пропасть, хотя, по моему мннію, человкъ можетъ спать во время полнаго галопа, и давленіе его колнъ ни на минуту не ослабнетъ, пока онъ не встрепенется при пробужденіи. Тмъ не мене, вопреки примру лорда Стипльтонъ Кильдэра и его поздк въ Умбаллу и обратно въ двадцать четыре часа, даже самый сильный человкъ, продлавъ боле ста миль верхомъ, чувствуетъ потребность въ отдых, ходьб и сн.

Ко мн подошелъ новый посланный Рамъ Лэля въ то мгновеніе, когда, прозжая при восход солнца по очень неудобному пути, я бросился съ сдла на прохладную траву. Агентъ, кто бы онъ ни былъ, оказался человкомъ очень страннаго вида, въ грязномъ коричневомъ суконномъ кафтан, съ широкимъ кушакомъ, обмотаннымъ вокругъ стана. Остроконечная шапка, украшенная мишурнымъ золотымъ кружевомъ, покрывала его голову, жирныя черныя кудри неопрятно извивались по выдающимся скуламъ, смшиваясь съ жидкою, всклокоченною бородкой. Довольно подозрительная рукоятка, стянутая мдною проволокою, высовывала змеподобную голову изъ складокъ кушака, а ноги незнакомца, засунутые въ мстные башмаки на толстыхъ подошвахъ, напоминали тарантула въ сапогахъ. Онъ неловко поклонился и губы его скривились въ улыбку, потомъ обратился ко мн съ обычнымъ привтствіемъ сверныхъ странъ: ‘да не утомятся никогда ваши ноги въ пути’. Такъ какъ я провелъ двадцать четыре часа въ сдл, то не ноги мои были самою утомленною частью тла, тмъ не мене, я отвтилъ пожеланіемъ, чтобы тнь стоявшаго передо мною засаленнаго джентльмена не уменьшилась ни на волосъ въ теченіе слдующихъ десяти тысячъ лтъ. Посл того мы приступили къ длу, и я замтилъ, что незнакомецъ изъясняется на очень ломанномъ, едва понятномъ индостанскомъ нарчіи. Я попытался обратиться къ нему по-персидски, но тщетно. По его словамъ, онъ говорилъ на этомъ язык, но только не на такомъ діалект, чтобы я могъ его понять. Мы снова вернулись къ индостанскому говору, и я вывелъ заключеніе, что незнакомецъ, должно быть, странствующій кабулецъ.

Въ вид рекомендаціи, онъ упомянулъ объ Айзекс, назвавъ его Абдулъ-Гафизъ-Сагибомъ, замтно было, что онъ знаетъ его лично. Абдулъ,— сказалъ онъ,— находится недалеко отсюда,— конечно, въ тотъ смысл, какъ понимаются разстоянія въ Гималаяхъ. Встрчусь я съ нимъ, по всему вроятію, посл завтра. хать верхомъ вскор будетъ невозможно, такъ какъ ущелье по ту сторону Сультанпура недоступно для лошадей. За то тамъ меня ожидаютъ куліи съ низкими носилками, прикрпленными къ бамбуковымъ палкамъ, въ которыхъ путешествія совершаются быстро и безъ утомленія, но съ вредными послдствіями для пищеварительныхъ органовъ. Незнакомецъ сказалъ дале, что проводитъ меня всю слдующую станцію, вплоть до носильщиковъ. Мн показалось, что ему очень хотлось узнать цль моей поздки, но онъ былъ мудръ и, помня данныя ему инструкціи, не мучилъ меня разспросами. Я невозмутимо заявилъ, что сдло — престолъ воина, воздухъ черныхъ горъ — дыханіе свободы, но что голосъ пустаго желудка уподобляется рыканью царя лсовъ. На это туземецъ отвчалъ, что лса и находящаяся въ нихъ дичь — мои, что я властелинъ ихъ, а, по всему вроятію, и всей вселенной. Но онъ осмлился убить собственною рукою козленка и нсколько птицъ, которыхъ сейчасъ же и изготовитъ, если я соблаговолю вкусить отъ нихъ. Я возразилъ, что свтъ моего лица озаритъ такого преданнаго слугу въ размрахъ нсколькихъ монетъ, рупій и паисовъ, но что особенности моей касты воспрещаютъ мн вкушать что-либо, сваренное не мною. Принявъ, однако, въ соображеніе его труды и добродушіе, я приглашаю врнаго послдователя пророка,— да будетъ благословенно его имя,— раздлить трапезу, которую сейчасъ же изготовлю. Услышавъ это, незнакомецъ пришелъ въ большой восторгъ и принесъ мясо, завернутое, для предохраненія отъ муравьевъ, въ нчто похожее на попону.

Я недурной поваръ въ случа нужды. Мы услись, соорудили печь изъ камней, развели огонь и дали пламени превратиться въ горящіе угли, приготовивъ мясо, какъ умлъ, я приправилъ его перцемъ и порохомъ. Намъ было очень весело. Съ этой минуты незнакомецъ принадлежалъ всецло мн, я зналъ, что могу теперь доврять ему. Бивакъ посреди Гималаевъ, если человкъ совершенно одинъ, далеко отъ всякой помощи — не такое мсто, чтобы предаваться предразсудкамъ относительно цвта кожи. Я не очень задумывался надъ этимъ вопросомъ и жадно лъ мясо и разрзалъ птицъ своимъ складнымъ ножомъ.

Нижніе Гималаи сначала крайне непривлекательны. Все здсь громадно, но не величественно, а на первыхъ порахъ даже не поражаетъ размрами. Нижнія части горъ представляются зрителю рядомъ мягко изгибающихся холмовъ и лсистыхъ долинъ, мстами кажется, будто можно бы, даже удобно, охотиться въ окрестностяхъ. Только съ трудомъ убждаешься, что все здсь иметъ гигантскія пропорціи, что живыя изгороди состоятъ изъ рослыхъ рододендроновъ, каскады воды — настоящія рки, а каменныя стны — цлые торные кряжи.

Именно въ подобномъ мст, приблизительно въ двнадцать часовъ назначеннаго дня, куліи ссадили меня съ носилокъ, предупредивъ, что я достигъ конца своего путешествія. Черезъ минуту раздались ясные звуки радостнаго привтствія. Обернувшись, и увидалъ Айзекса, онъ быстро шелъ ко мн, безстрашно прыгая вдоль края пропасти, точно всю свою жизнь пасъ козъ и разорялъ орлиныя гнзда. Съ своей стороны, и я двинулся къ нему на встрчу, черезъ мгновеніе мы жали другъ другу руки съ нелицемрнымъ восторгомъ. Что значилъ для меня Гэрвинсъ и вся его компанія! Здсь былъ тотъ человкъ, котораго я искалъ, единственный на всемъ земномъ шар, чья дружба иметъ для меня цну. А, между тмъ, съ нашей первой встрчи прошло всего только три недли, къ тому же, я вовсе не одаренъ восторженнымъ темпераментомъ.

— Что новаго, другъ Григгсъ?

— Она кланяется вамъ и шлетъ вотъ это,— отвтилъ я, вынимая изъ кармана свертокъ, всунутый въ мою руку миссъ Вестонго, когда я узжалъ въ темнот.

Лицо Айзекса внезапно омрачилось. Это была та самая серебряная коробка, которую онъ подарилъ двушк. Возможно ли, что она употребила такія усилія только для того, чтобъ возвратить ее? Онъ уныло вертлъ коробку въ рукахъ.

— Вы бы лучше открыли ее. Въ ней, наврное, есть что-нибудь.

Никогда не видалъ я на человческомъ лиц такой полнйшей перемны, какая произошла въ одну секунду въ чертахъ Айзекса. Получивъ обратно коробку, онъ не подумалъ открыть ее, подъ вліяніемъ разочарованія. Теперь же онъ откинулъ назадъ крышку. Связанная кусочкомъ узкой ленты и тщательно приглаженная, лежала тяжелая прядь золотисто-блыхъ волосъ, такихъ прелестныхъ, что все кругомъ померкло — трава, наша одежда и даже блый значекъ, ниспадавшій съ тюрбана Айзекса. Покоясь въ изящной коробк, волосы эти какъ бы распространяли яркое сіяніе, несмотря на ослпительный полдень.

Не усплъ Айзексъ увидать, въ чемъ дло, какъ отвернулся съ сіяющимъ отъ радости лицомъ и отошелъ отъ меня на нсколько шаговъ, наклонивъ голову и, видимо, созерцая свое новое сокровище. Потомъ онъ защелкнулъ пружину и, положивъ коробочку въ карманъ, обратился ко мн съ словами:

— Спасибо, Григгсъ. Какъ поживаютъ они вс?

— Право, стоило прохать верхомъ двсти миль, чтобы увидть ваше лицо въ ту минуту, когда вы открыли коробку.— Вс здоровы. Когда я оставилъ ихъ, они громко клялись, что экспедиція кончена и пора вернуться въ Симлу.

— Чмъ скоре, тмъ лучше. Мы будемъ тамъ черезъ три дня съ помощью изумительныхъ почтовыхъ сношеній Рамъ Лэля.

— Да, благодаря вамъ обоимъ, я умудрился дохать сюда совершенно благополучно. Какимъ образомъ устроили вы это? Съ самаго Джулиндера ни разу не было недостатка въ лошадяхъ.

— О, это очень легко,— отвчалъ Айзексъ.— Въ Индіи вы можете устроить dk хоть на луну, если только согласны заплатить за это, можете достать любую вещь, гд бы она ни находилась, на неб, на земл или въ аду. Весь вопросъ въ деньгахъ. Однако, милый другъ, вы очень похудли съ нашей разлуки. Путешествіе васъ утомило.

— А гд же Рамъ Лэль?— спросилъ я, интересуясь услыхать кое-что о предстоявшемъ намъ передвиженіи.

— Право, не знаю. Вроятно, гд-нибудь здсь, онъ, наврное, магнетизируетъ змй, останавливаетъ падающія лавины,— словомъ, предается какимъ-нибудь изъ тхъ игривыхъ занятій, которымъ научился, по его словамъ, въ Эдинбург. Мы славно провели послдніе два дня. Рамъ Лэль ни разу никуда не исчезалъ, не проглатывалъ, такъ сказать, самого себя, не изрекалъ таинственныхъ и странныхъ пророчествъ. Все время толковали мы объ отвлеченныхъ предметахъ. Онъ столько же знаетъ о радуг, алгебр и тому подобномъ, какъ и вы сами. Рекомендую его вамъ. Думаю, что это былъ бы для васъ отличный товарищъ. Вотъ онъ, съ карманами, набитыми змями и другими вредными животными. Я просилъ его изловить и приручить для миссъ Вестонго золотистаго орла, но, по его мннію, онъ сълъ бы шакала, а по всему вроятію, и слугъ, такъ что я временно отказался отъ этой мысли.

Айзексъ находился, очевидно, въ превосходномъ настроеніи духа. Въ эту минуту къ намъ подошелъ Рамъ Лэль. Я сразу увидалъ, что среди культурныхъ условій Симлы буддистъ былъ совершенно иной человкъ, здсь же Рамъ Лэль, образованный жрецъ науки, окруженный своими любимыми животными, растеніями и холмами, былъ неузнаваемъ. Правда, онъ казался такимъ же срымъ, какъ и всегда, но теперь все въ немъ было опредленне, контуры рзче, черты лица боле напоминали Данта, да и разсмотрть ихъ было легче подъ яркими лучами солнца. Никому и въ голову не пришло бы, что онъ можетъ уссться, поджавъ ноги, и внезапно раствориться въ воздух. Онъ казался гораздо плотне, не такъ худъ, голосъ былъ гуще и не имлъ даже тни того страннаго, далекаго звука, который я подмтилъ въ немъ прежде.

— Ахъ,— сказалъ Рамъ Лэль по-англійски,— вотъ, наконецъ, и мистеръ Григгсъ. Какъ разъ во-время. Такъ вотъ тотъ джентльменъ, котораго не легко удивить! Это и отлично. Я люблю людей съ спокойными нервами. По вашему лицу я вижу, что вы голодны… Абдулъ-Гафизъ, почему бы намъ не пообдать? Гораздо лучше, если мы покончимъ съ тлесною немощью еще до наступленія ночи.

— Безъ всякаго сомннія. Идемъ же. Но, прежде всего, раздлайтесь съ носильщиками. Пусть они ждутъ насъ до завтрашняго вечера но ту сторону долины. У нихъ всегда есть запасъ пищи, а топлива здсь вволю.

Какъ разъ за уступомъ холма находился небольшой шатеръ, защищенный отъ сверныхъ втровъ высокими глыбами скалъ и такъ тщательно устроенный и скрпленный, что могъ бы противустоять, въ случа нужды, даже бур. Мы направились туда втроемъ и услись вокругъ огня, такъ какъ въ сентябр воздухъ въ ущельяхъ суровъ, даже просто холоденъ. Айзексъ досталъ провизіи, мы ли вс вмст, точно насъ не разлучали вковыя національныя различія. Рамъ Лэль держалъ себя совершенно просто, непринужденно и говорилъ очень привтливо. Во время трапезы не было сдлано никакого намека на странный поводъ, ради котораго мы сошлись на вершин Гималаевъ со всхъ странъ свта. Только по окончаніи ея Рамъ Лэль началъ говорить, лъ онъ меньше другихъ, вскор насытился и принялся изумительно ловко крутить папиросы, пока мы удовлетворяли свой боле молодой и здорбвый аппетитъ.

— Абдулъ Гафизъ,— началъ буддистъ, срое лицо кото, раго наклонялось надъ безцвтными руками, крутившими бумагу,— не скажемъ ли мы теперь мистеру Григгсу, что намъ предстоитъ длать? Потомъ онъ можетъ лечь въ шатр и спать до вечера, такъ какъ усталъ и нуждается въ отдых, чтобы возстановить силы.

— Да будетъ такъ, Рамъ Лэль,— отвчалъ Айзексъ.

— Ну, и отлично. Такъ вотъ каково положеніе длъ, мистеръ Григгсъ. Ни Айзексъ, ни я не довряемъ тмъ людямъ, съ которыми намъ предстоитъ встртиться. Опасаясь быть убитыми невзначай, мы придумали послать за вами, чтобы насъ охранять.

Онъ добродушно улыбался, глядя на растерянное выраженіе моего лица.

— Именно такъ,— продолжалъ онъ,— и вы сейчасъ узнаете, что должны длать. Мсто нашихъ будущихъ дйствій недалеко отсюда, вонъ тамъ въ долин. Ожидаемая партія уже приближается, а въ полночь мы сойдемъ внизъ и встртимся съ нею. Свиданіе произойдетъ, конечно, такъ, какъ вс переговоры для передачи плнныхъ. Предводитель отряда выступитъ впередъ съ ввреннымъ ему человкомъ, а, бытъ можетъ, и съ однимъ изъ соваровъ. Мы станемъ въ рядъ одинъ около другаго и будемъ ждать ихъ приближенія. Вотъ въ чемъ заключается ихъ заговоръ. Они поршили убить, если окажется возможнымъ, Ширъ-Али и Айзекса. На наше присутствіе они не разсчитываютъ, а, вроятно, думаютъ, что нашъ другъ прідетъ подъ охраною коннаго отряда. Посланные раджи постараются подкрасться близко къ тому мсту, гд мы будемъ стоять, и, по знаку своего вождя, въ ту минуту, когда онъ положитъ руку на плечо Айзекса, кинутся на Ширъ-Али и изржутъ его въ куски, да и Айзекса также, если только ихъ начальникъ не съуетъ сдлать это самъ. Слушайте же, мистеръ Григгсъ. Вотъ, чего мы отъ васъ ожидаемъ. Вашъ другъ, и мой не желаетъ, чтобы я пустилъ въ ходъ чудеса, такъ что вамъ придется сдлать силою то, чего можно бы достигнуть хитростью, хотя и не такъ скоро. Когда вы увидите, что начальникъ отряда кладетъ руку на плечо Айзекса, хватайте его за горло, но не забывайте его другой руки, такъ какъ въ ней будетъ оружіе. Не дайте ему только ранить Айзекса, а я позабочусь о всхъ остальныхъ, для которыхъ, наврное, потребуется все мое вниманіе.

— Но,— возразилъ я,— предположимъ, однако, что предводитель шайки окажется сильне или быстре меня. Что тогда?

— Не бойтесь,— улыбаясь, отвчалъ Айзексъ,— такихъ людей не бываетъ.

— Послушайте,— вмшался Рамъ Лэль,— этимъ вы не смущайтесь, а старайтесь только повалить человка на землю и убить его. Ручаюсь, что вы справитесь съ нимъ превосходно, а если окажется какое-нибудь затрудненіе, быть можетъ, я буду въ состояніи помочь вамъ.

— Хорошо, давайте мн папиросъ.

Я не усплъ еще выкурить и одной, какъ заснулъ.

Когда я открылъ глаза, солнце уже сло, но яркій свтъ разливался повсюду. Полный мсяцъ только что всходилъ надъ холмами, распространяя на окрестность серебристый блескъ. Далекія снжныя вершины отражали его на глубокія, мрачныя долины. Высокая скала, подъ защитою которой ютился нашъ шатеръ, казалось, превратилась изъ грубаго камня въ драгоцнный металлъ. Сіяніе разливалось повсюду, на шесты и веревки палатки, на стройную фигуру Айзекса, подтягивавшагося ремнемъ и искавшаго въ портфел условіе съ раджею. Рамъ Лэль, обыкновенно срый и безцвтный, походилъ теперь на серебряную, статую, а тлвшее пламя костра казалось тусклымъ, едва виднымъ. Дивная была луна! Я взглянулъ на часы: стрлка показывала восемь.

— Да,— сказалъ Айзексъ,— вы утомились и спали долго. Пора двигаться въ путь. Въ этой бутылк немного виски. Я не употребляю ее, но Рамъ Лэль говоритъ, что вамъ лучше выпить, иначе вы можете схватить лихорадку.

Я послушался. Потомъ мы пошли, оставивъ вс свои вещи въ шатр, дверь котораго укрпили кольями. По близости не было туземцевъ, носильщики удалились на ту сторону долины, а шакалы не нашли бы у насъ ничего привлекательнаго, такъ какъ мы выбросили вс остатки трапезы. Что касается оружія, у меня былъ хорошій револьверъ и толстая палка. Айзексъ также вооружился пистолетомъ и турецкимъ ножомъ, Рамъ Лэль, сколько я могъ замтитъ, не взялъ ничего, за исключеніемъ длиннаго и легкаго посоха.

Лунный свтъ придавалъ окрестности поразительно дикій видъ, мы спускались съ горы тропою, далеко не гладкою или удобною. Время отъ времени, по мр того, какъ мы приближались къ цли, мы огибали край какого-нибудь выступа и могли на минуту обозрть равнину. Шагъ дале, и мы снова погружались въ мракъ, заворачивали за какія-то глыбы, прокладывали себ путь среди катившихся камней. Наконецъ, обогнувъ уголъ, мы вышли на небольшой скалистый выступъ и пріостановились. Рамъ Лэль, повидимому, знакомый съ дорогою, шелъ впереди и поднялъ руку въ знакъ молчанія. Айзексъ и я стали на колна и перегнулись черезъ край обрыва. Футовъ двсти съ небольшимъ, подъ нами, на широкой зеленой полос, окаймлявшей крутыя скалы, виднлся небольшой конный пикетъ. Нсколько человкъ, въ маленькихъ, плотныхъ тюрбанахъ и яркой одежд сидло, поджавъ ноги, стреноженныя лошади, разсянныя на полян, такъ усердно щипали траву, что глухой звукъ мрнаго жеванья долеталъ до насъ. Посреди маленькаго лагеря мы замтили человка, сидвшаго на ковр, закутаннаго въ тяжелую одежду и спокойно курившаго кальянъ. Рядомъ съ нимъ стояла другая фигура, ярче остальныхъ отражавшая лунный свтъ, судя по наряду, надо было думать, что это предводитель шайки, сидящій не могъ быть никмъ инымъ, кром Ширъ-Али.

Осторожно спустились мы по послднимъ изгибамъ крутой тропинки, оборачиваясь, чтобы взглянуть на всадниковъ и плника, всякій разъ, когда оказывалось возможнымъ что-нибудь разсмотрть, наконецъ, мы вступили въ долину, приблизительно на четверть мили отъ мста, гд находился отрядъ. Здсь, на окномъ пространств, мы пріостановились на минуту, и Рамъ Лель возобновилъ данныя мн инструкціи.

— Если предводитель положитъ руку на плечо Айзекса, хватайте его и валите на землю,— сказалъ онъ.— Не можете повалить, убейте какимъ хотите способомъ, выстрлите ему подъ руку изъ пистолета. Дло идетъ о жизни и смерти.

— Хорошо.

Мы смло двинулись по широкой полян. Было около полуночи и луна стояла почти совершенно отвсно. Признаюсь, вся обстановка, гигантскія массы горъ, необозримыя пространства загадочной синевы, сквозь которую странно и неестественно вырзывались снжныя вершины,— все это нагоняло на меня невольный страхъ. Глухо и таинственно звучало клокотанье быстрой рки вокругъ поляны, по которой мы пробирались, мягкій шелестъ громадныхъ горныхъ летучихъ мышей, кружившихся надъ нами, когда мы спугивали ихъ съ втвей, непріятно и тяжело раздавался въ воздух.

Мы были, быть можетъ, шагахъ въ тридцати отъ небольшаго лагеря, гд находилось человкъ около шестидесяти. Тогда Айзексъ остановился и произнесъ привтствіе.

— Миръ вамъ, жители Байтопура!— громко крикнулъ онъ.

Это была заране условленная форма обращенія. Въ ту же минуту предводитель обернулся и взглянулъ на насъ, потомъ далъ вполголоса какое-то приказаніе и, взявъ плнника за руку, помогъ ему встать. Въ лагер началась бготня. Солдаты собирались, казалось, въ отрядъ и двигались къ краю бивака. Иные начинали сдлать лошадей. Мсяцъ сіялъ такъ ярко, что ихъ было видно, какъ днемъ.

Дв фигуры направлялись въ нашу сторону, предводитель и Ширъ-Али. Разглядывая ихъ не безъ любопытства, я замтилъ что предводитель выше вершка на два или на три, за то широкая грудь и слегка согнутыя ноги Ширъ-Али производили впечатлніе громадной силы. Это былъ съ головы до пятъ жестокосердый, неумолимый воинъ, согласно требованію Айзекса, о немъ, видимо, заботились. Одтъ онъ былъ въ драгоцнныя ткани, борода была тщательно подстрижена, а индійскій тюрбанъ изящно обвивался вокругъ темнаго и выпуклаго лба.

Первымъ дломъ предводителя, насколько это оказывалось возможнымъ, было убдиться въ томъ, нтъ ли засады въ болотистой чащ, у подножья горы. По всему вроятію, онъ уже раньше высылалъ соглядатаевъ и зналъ почти наврное, тамъ никого нтъ. Чтобъ выиграть время, онъ началъ читать договоръ съ начала до конца и сравнивать его съ копіею. Пока это длилось, я продвинулся къ нему какъ можно ближе, между тмъ какъ Айзексъ и Ширъ-Али оживленно говорили между собою по персидски. Ширъ-Али сказалъ своему собесднику, что чтеніе документа только притворство со стороны предводителя, такъ какъ онъ ни слова не понимаетъ на этомъ язык. Услыхавъ такую всть, Айзексъ немедленно предупредилъ Ширъ-Али о замышлявшемся противъ нихъ убійств, о которомъ узналъ его другъ, Рамъ Лэль. Я видлъ, какъ сверкнули глаза стараго воина, между тмъ какъ, при первомъ упоминаніи о возможности борьбы, рука его начала искать оружіе тамъ, гд его не было. Предводитель обратился тогда и Айзексу, и я придвинулся еще ближе, чтобы быть наготов для удара. Однако, ничего не послдовало. Начальникъ отряда говорилъ очень вжливо на весьма порядочномъ индостанскомъ язык. Но что это длается съ луною?

За нсколько минутъ передъ тмъ казалось, будто на такомъ ясномъ неб немыслимы ни туманъ, ни облака. Теперь легкое полупрозрачное испареніе поднималось откуда-то, омрачая блескъ дивной ночи. Я взглянулъ на Рамъ Лэля. Онъ стоялъ подбоченясь одной рукою, опираясь другою на посохъ, и глядлъ на мсяцъ съ напряженнымъ вниманіемъ. Въ эту минуту предводитель подалъ Айзексу для подписи готовую квитанцію въ которой значилось, что плнникъ добросовстно переданъ новому владльцу. Свтъ становился все блдне и Айзексъ съ трудомъ читалъ росписку. Онъ поднесъ свитокъ къ глазамъ и за половину обернулся, чтобы лучше видть. Въ это самое мгновеніе рослый предводитель протянулъ руку и положилъ ее на его плечо, другой рукою онъ сдлалъ знакъ отряду, все ближе и ближе подползавшему къ намъ во время безконечнаго разговора. Я былъ наготов и, не усплъ предводитель коснуться плеча Айзекса, какъ я уже схватилъ его одной рукой за горло, а другою за поднятую для сигнала руку. Борьба была непродолжительна, но страшна по своей отчаянности. Сильный панджабецъ извивался и корчился подъ моими пальцами, какъ котъ, глаза его сверкали подобно горящимъ угольямъ, онъ то видался впередъ, то отпрыгивалъ назадъ, въ бшеныхъ и безполезныхъ усиліяхъ достать мои ноги и опрокинуть меня. Все было тщетно. Я крпко сжалъ его горло и одну изъ рукъ и держалъ далеко отъ себя. Пальцы мои все глубже и глубже, впивались въ его шею, мы шатались изъ стороны въ сторону, грудь объ грудь, сжимая и держа другъ друга, пока, наконецъ, посл страшнаго напряженія всхъ мышцъ, рука моего врага не откинулась порывисто, сломанная какъ тростникъ, а тло, подаваясь назадъ, не упало тяжело на землю подо мною.

Вся моя сила была направлена на эту борьбу: тмъ не мене, кружась и нагибаясь изъ стороны въ сторону, я имлъ возможность бгло слдить за остальными.

Подобно двственно-блому покрову, скрывающему безжизненные члены двушки, бархатному, нжному, но непроницаемому, какъ сама смерть, наводящему ужасъ на душу и заставляющему стынуть кровь, что-то спускалось на землю. Фигура сраго старца получала мистическіе, гигантскіе, неземные размры, большія блыя руки простирали впередъ худыя ладони, какъ бы для того, чтобы принять громадную пелену, опускавшуюся между луннымъ свтомъ и дремавшею землею. Глаза Рамъ Лэля походили на звзды, его величавая сдая голова какъ бы парила въ недосягаемой вышин. А густой, непроглядный туманъ все спускался, окутывая лошадей, всадниковъ, борцовъ, эмира, его похитителей, покрывая и сжимая своими мягкими бархатистыми объятіями все кругомъ, пока ни одинъ изъ насъ не въ силахъ былъ разглядть на двухвершковомъ разстояніи своей собственной руки.

Я чувствовалъ подъ колномъ, какъ вздымалась грудь павшаго врага, какъ трепетала его сломанная рука подъ мучительнымъ давленіемъ моей руки, но не могъ разсмотрть ни лица, ни груди, ни даже своихъ собственныхъ пальцевъ. Только надо мною, когда я случайно поднялъ глаза, казалось, парила сверхъестественная фигура Рамъ Лэля, вырзывавшаяся, какъ блое видніе, сквозь густую близну тумана. Это длилось съ минуту. Чья-то рука коснулась моего плеча. Голосъ Айзекса, говорившаго съ Ширъ-Али, раздался надъ моимъ ухомъ. Рамъ Лэль увлекалъ меня за собою.

— Торопитесь,— послышалось мн,— возьмите мою руку, я выведу васъ къ свту.

Мы поспшно бжали по мягкой трав одинъ за другимъ, слдя за звукомъ собственныхъ шаговъ, и черезъ мгновенье были уже въ ущельи. Туманъ становился рже, и мы могли различать теперь дорогу. Торопливо неслись мы вверхъ по скалистой троп, пока не достигли яснаго, свтлаго луннаго сіянія, попрежнему, разливавшаго повсюду серебристый блескъ. Далеко подъ нами разстилался непроницаемый, густой и тяжелый покровъ, скрывая отъ нашихъ взоровъ лагерь, лошадей и солдатъ.

— Другъ,— сказалъ Айзексъ,— ты теперь свободенъ, какъ я самъ. Воздай хвалу Аллаху и пойдемъ съ миромъ.

Дикій старый воинъ схватилъ протянутую руку персіянина и огласилъ окрестность громкимъ кликомъ:

— Illallaho-ho-ho-ho!!

Голосъ его былъ звонокъ, какъ мдь.

— La illah illallah,— проговорилъ Айзексъ громко.

Горы, деревья и рки разносили эхо по всей долин.

— Слава Богу!— сказалъ я Рамъ Лэлю,

— Называйте Его, какъ хотите, другъ Григгсъ,— отвчалъ пундитъ.

Уже разсвло, когда мы вернулись въ шатеръ наверху ущелья.

Глава XIII.

— Абдулъ Гафизъ,— началъ Рамъ Лэль, когда мы уже сидли вокругъ огня, готовя себ ужинъ,— если желаешь, я провожу твоего друга въ такое мсто, гд онъ будетъ въ безопасности, и направлю его стопы на пути, ведущіе въ свтлую обитель. Ты усталъ и захочешь отдохнуть до полудня, я же не утомленъ, а члены афганца подобны желзу.

Онъ говорилъ по-персидски для того, чтобы Ширъ-Али могъ его понять. Старый воинъ обнаружилъ сначала нкоторое безпокойство, но вскор увидалъ, что его цлость зависитъ исключительно отъ немедленнаго удаленія изъ окрестностей Кейтунга, черезъ-чуръ близкаго, съ одной стороны, отъ Симлы, а съ другой — отъ границъ Байтопура.

— Благодарю, Рамъ Лэль,— отвчалъ Айзексъ,— я съ радостью принимаю ваше предложеніе. Куда сведете вы нашего друга, эмира?

— Я проведу его врною дорогою въ Тибетъ, гд братья мои позаботятся о немъ. Вскор онъ безопасно пройдетъ въ татарскую землю, а оттуда — въ русскія владнія, гд много послдователей пророка. Если ты дашь ему т письма, которыя приготовилъ, онъ вручитъ ихъ главнымъ мулламъ и будетъ благоденствовать. Что касается денегъ, дай ему немного золота, если у тебя есть, а не то серебра, если же ничего нтъ, не заботься объ этомъ, свобода духа выше тучности тла.

— Bishmillah! Ты говоришь какъ мудрецъ, старикъ,— сказалъ Ширъ-Али.— Тмъ не мене, нсколько рупій…

— Не бойся,— прервалъ его Айзексъ.— У меня припасены для тебя серебряныя рупіи, а въ этомъ мшк двсти золотыхъ монетъ. Он рдкость въ Индіи и не ходятъ тамъ какъ деньги, но куда бы ты ни пошелъ, ты всюду купишь на нихъ то, что теб нужно на многіе дни. Возьми еще этотъ брилліантъ, въ случа крайности продай его, и ты будешь богатъ.

Это великодушіе окончательно убдило Ширъ-Али, до той поры онъ все еще подозрвалъ предательство или, по крайней мр, боялся врить въ свою свободу. Суровый, величавый вонъ, храбрый патріотъ, который закрылъ ворота Кабула передъ сэромъ Невиллемъ Чамберлэномъ и вынесъ вс опасности и несчастія, скоре чмъ допустить алчныхъ англичанъ въ свои владнія, былъ, попрежнему, гордъ и непреклоненъ, несмотря на плнъ, бдность, заботы, душевныя и физическія страданія, энергическій вождь непоколебимаго племени умлъ мужественно переносить удары судьбы. Но, когда Айзексъ далъ ему щедрый запасъ денегъ и отпустилъ съ миромъ, благодарность взяла верхъ онъ казался глубоко потрясеннымъ. Крупныя слезы катились по суровымъ щекамъ, голова поникла на дрожавшія руки. Черезъ мгновеніе, однако, обычное вншнее спокойствіе вернулось къ нему.

— Да вознаградитъ тебя Аллахъ, братъ,— сказалъ онъ,— мн же врядъ ли когда-нибудь придется отплатить теб.

— Я ничего не сдлалъ особеннаго,— отвчалъ Айзексъ.— Не могъ же я дать правоврному томиться во власти нечестивыхъ! Поистин это дло рукъ Аллаха, чье имя велико и могущественно. Онъ не допустилъ послдователя своего пророку сдлаться жертвою шакаловъ и нечистыхъ животныхъ. Нтъ Бога, кром Бога!!

Посл того, окончивъ трапезу, Рамъ Лэль и Ширъ-Али разстались съ нами и направились на сверо-востокъ къ Тибету, а Айзексъ и я проспали въ шатр до полудня. Потомъ мы встали и тоже двинулись въ путь, сдлавъ изъ палатки и утвари аккуратный свертокъ, который несли поочереди по крутой и неровной тропинк, пока не встртили носильщиковъ, сидвшихъ вокругъ костра посл полуденной трапезы. На пути мы толковали о событіяхъ минувшей ночи. Мн казалось, что дло могло бы совершиться гораздо проще, но Айзексъ любилъ поступать по своему и обыкновенно имлъ вскія причины для своихъ дйствій.

— Не думаю,— отвчалъ онъ на мой вопросъ.— Пока вы боролись съ этимъ негодяемъ, который легко справился бы и мною, Ширъ-Али и я покончили съ соварами, подкрадывавшимися къ намъ по знаку своего начальника. Эмиръ говоритъ, что убилъ одного изъ нихъ, да и мой маленькій ножъ сдлалъ, по видимому, свое дло.

Онъ вынулъ зловщій кинжалъ, запачканный повыше рукоятки темною кровью, и началъ чистить его палочкой.

— Милйшій другъ,— отвчалъ я,— мн очень пріятно, что я сослужилъ вамъ службу. Дйствительно, если нельзя было предупредить Ширъ-Али объ условленномъ сигнал, я былъ единственнымъ человкомъ, способнымъ одолть панджабца. Тмъ и мене, мн, все-таки, непонятно, почему Рамъ Лэль, если онъ повелваетъ силами природы и можетъ заставить спуститься съ неба густой туманъ, подъ покровомъ котораго мы спаслись, то почему онъ не погубилъ преспокойно всей шайки молніею, несвареніемъ желудка или другимъ, такимъ же простымъ и дйствительнымъ средствомъ? Намъ не пришлось бы тогда рисковать жизнью, чтобы докончить то, чего онъ не додлалъ.

— На это есть тысяча отвтовъ,— возразилъ Айзексъ.— Вопервыхъ, почему знаете вы, что Рамъ Лэль могъ сдлать еще что-нибудь, а не только открыть заговоръ и окутать насъ туманомъ? Онъ вовсе не претендуетъ на сверхъестественную власть, а просто утверждаетъ, что лучше нашего знакомъ съ силами природы. Да, кром того, почему думаете вы, что туманъ былъ непремнно дломъ его рукъ? Ваше пылкое воображеніе, еще боле воспламенившееся отъ борьбы, во время которой кровь приливаетъ обыкновенно къ голов, показало вамъ образъ Рамъ Лэля увеличеннымъ до сверхъестественности. Даже безъ всякаго тумана мы, по всему вроятію, ушли бы совершенно невредимыми. Эти негодяи ни за что не стали бы драться посл того, какъ палъ ихъ вождь. Къ тому же, мн хотлось показать Рамъ Лалю, что я могу сдлать кое-что и самъ имю друзей не мене могущественныхъ, чмъ онъ. Старикъ стремится захватить надо мною слишкомъ много власти. Этого не люблю.

— Ну, если вы смотрите на дло съ этой точки зрнія, говорить боле не о чемъ. Экскурсія наша была для меня очень пріятна и интересна, и я радъ, что только сломалъ руку этого мошенника, а не убилъ его, какъ вы съ Ширъ-Али вашихъ соваровъ.

— Не знаю, убилъ ли я его или нтъ. Вроятно, да. Бдняжка! Но въ противномъ случа онъ закололъ бы меня.

— Безъ сомннія. Нечего тужить о непоправимой бд,— отвчалъ я.

Мы услись на носилки и пустились въ дальнйшій путь. По мр приближенія къ Симл, пріятель мой становился все веселе, плъ дикія персидскія и арабскія любовныя псни, велъ, день и ночь оживленнйшій разговоръ,— словомъ, то плъ, то говорилъ.

— Григгсъ,— спросилъ онъ, когда мы приближались къ концу путешествія,— представился ли вамъ случай сказать миссъ Вестонго, куда я похалъ?

— Да. Она спрашивала меня объ этомъ, и я сказалъ ей, что вы задумали спасти чужую жизнь. Мн показалось, что она очень довольна, но въ эту минуту кто-то подошелъ къ намъ, и мы не возвращались боле къ этому вопросу… Я получилъ письмо въ день вашего отъзда.

— Она казалась довольною?

— Очень. Я замтилъ, что румянецъ выступилъ на ея щекахъ.

— Разв она была такъ блдна передъ тмъ?— тревожно спросилъ онъ.

— Да, пожалуй, что такъ. Вы помните ее наканун вашего отъзда? На другой день она показалась мн еще блдне, но, когда я сказалъ, что вы похали сдлать доброе дло, краска появилась на минуту на ея лиц.

— Вы не думали, однако, что она больна, Григгсъ?

— Миссъ Вестонго не смотрла здоровою, но не забывайте, что она тревожилась о васъ и очень огорчалась вашимъ отъздомъ.

— Однако, вы, все-таки, не считали ее больною?— настаивалъ онъ.

— О, нтъ. Всему виною только вашъ отъздъ.

Веселость его исчезла, и весь тотъ день онъ говорилъ мало.

Когда мы поднимались на послднія высоты, мсяцъ величаво всходилъ за нами. Было, должно быть, часовъ около десяти такъ какъ нельзя бы было видть луны надъ выемомъ горы съ восточной стороны, еслибъ она не взошла, по крайней мр уже съ часъ.

— Желалъ бы я знать, гд они теперь,— сказалъ, наконец Айзексъ.

— Кто, Ширъ-Али и Рамъ Лэль?

— Да. Полагаю, что они перешли уже границу Тибета созерцаютъ восходъ мсяца изъ дверей какого-нибудь буддисскаго монастыря. Хорошо, что меня тамъ нтъ.

— Айзексъ,— началъ я,— мн, право, очень хотлось бы знать почему вы такъ хлопотали изъ-за Ширъ-Али. Я думаю, что вы могли бы добиться его освобожденія проще, если хотли только сдлать доброе дло.

— Зовите это, какъ знаете. Я такъ много читалъ объ этомъ несчастномъ, что воображеніе мое воспламенилось, и я не могъ представить себ такого храбраго патріота, наконецъ, истинно правоврнаго, въ когтяхъ негоднаго стараго раджи. Что касается хода дла, поняли ли вы, какою тайной намъ, удалось его окружить? Вдь, никто, кром васъ, меня и байтопурцевъ, не знаетъ о нашей сдлк. Ужь не думаете ли вы, что меня потерпли бы въ стран хоть одинъ день, еслибъ этотъ фактъ огласился. А, главное, что сказалъ бы обо мн мистеръ Кэрри Гэркинсъ еслибъ зналъ, что я освободилъ и обогатилъ злйшаго врага его божества, лорда Биконсфильда?

Въ этихъ словахъ было много правды. Никакимъ инымъ путемъ освобожденіе Ширъ-Али не могло бы совершиться такъ быстро и таинственно, какъ теперь. Мы поднимались уже на послдній холмъ, тщетно стараясь заставить лошадей бжать легкимъ галопомъ. Еще задолго до нашего прибытія на станцію он упорно пошли шагомъ.

Такимъ образомъ, добрались мы до Симлы на зар и разошлись по комнатамъ, измученные многодневнымъ пребываніемъ въ сдл и на носилкахъ, и изнывая по хорошемъ завтрак, кресл и ванн. Я зналъ наврное, что Айзексъ не ляжетъ въ постель. Онъ думаетъ, что миссъ Вестонго уже вернулась домой и, безъ сомннія, пойдетъ къ ней, лишь только успетъ позавтракать. И такъ, мы разстались, чтобъ переодться и выбриться,— моей бород было по меньшей мр съ недлю,— и составить себ тотъ комфортъ, котораго вполн заслужили своими разнообразными приключеніями. Три дня съ половиною употребили мы на перездъ изъ Кейтунга въ Симлу.

Въ дверяхъ моей комнаты стоялъ врный Кираматъ-Али, кланяясь и, согласно своимъ понятіямъ о почтительномъ привтствіи, длая видъ, будто посыпаетъ прахомъ свою голову. На стол лежали письма, одно изъ нихъ, небольшая записка, прежде всего кинулось мн въ глаза. Я инстинктивно взялъ его въ руки, хотя не зналъ почерка. Оно было отъ Гэркинса.

‘Суббота утромъ.

‘Любезный мистеръ Григгсъ! Если вы вернулись въ Симлу, я былъ бы радъ повидаться съ вами на полчаса по длу первой важности. Племянница моя, миссъ Вестонго, опасно больна.

‘Весь вашъ Кэрри Гэркинсъ’.

Сегодня понедльникъ, письмо помчено двумя днями раньше. Я торопливо одлся и приказалъ сдлать лошадь, все время недоумвая, получилъ ли Айзексъ подобное же посланіе. Что съ миссъ Вестонго? Я былъ увренъ, что болзнь ея началась еще до моего отъзда изъ Терая и ускорилась горемъ разлуки съ Айзексомъ, ничто не содйствуетъ такъ сильно развитію болзни, если она уже подготовляется, какъ именно душевныя тревоги. Я сошелъ съ лстницы мимо открытой двери Айзекса. Онъ спокойно читалъ газету и курилъ утреннюю сигару, въ ожиданіи предстоявшаго визита. Ясно, что онъ ничего не слыхалъ о болзни миссъ Вестонго. Я ршился не говорить съ нимъ, пока не узнаю худшаго. Вслдствіе этого, я только сказалъ ему, что вернусь черезъ часъ завтракать, и пошелъ дале. Очутившись на кон, я помчался какъ можно скоре, разсевая по дорог направо и налво толпу чупрасскихъ дтей и торговцевъ на базар. Вскор я слзъ съ лошади на углу поляны близъ дома Гэркинса, направился въ веранд и освдомился о хозяин. Меня провели въ его спальню, такъ какъ было еще очень рано и онъ одвался.

Я замтилъ во вншности и манерахъ старика рзкую перемну за послдніе десять дней. Ярко-красный цвтъ лица почти совершенно поблекъ, глаза сдлались больше и не такъ ясны, онъ сильно похудлъ. Гэркинсъ подошелъ ко мн отъ туалетнаго зеркала, чтобы поздороваться, тнь прежней улыбки промелькнула по его губамъ, пока онъ поспшно протягивалъ мн руку.

— Любезнйшій Григгсъ, искренно радъ васъ видть.

— Я пріхалъ въ Симлу мене двухъ часовъ тому назадъ,— отвчалъ я,— и нашелъ вашу записку. Какъ здоровье миссъ Вестонго? Мн такъ жаль было слышать…

— Не говорите о ней, Григгсъ. Мн кажется, что она у… умираетъ.

Онъ почти разрыдался, но мужественно поборолъ себя. Я былъ пораженъ, хотя минутное размышленіе подсказало мн, что здоровая и сильная двушка не можетъ умереть такъ легко. Я выразилъ свое сочувствіе, какъ умлъ.

— Что съ нею? Какая болзнь?— спросилъ я, когда старикъ нсколько успокоился.

— Болотная лихорадка, милйшій, болотная лихорадка, схваченная на этой дьявольской охот. О, зачмъ только я взялъ Кэтъ съ собою? Зачмъ похали мы вообще? Что бы мн быть стойкимъ, чортъ возьми, сэръ, скажите на милость?

Подъ вліяніемъ гнва на самого себя, къ Гэркинсу вернулось что-то врод его обыкновенной рзкой энергіи. Но вслдъ затмъ ее снова замнило то растерянно-унылое выраженіе, которое я подмтилъ на его лиц сначала. Онъ слъ, опершись локтями на колна и запустивъ руки въ жидкіе волосы, это было настоящее воплощеніе отчаянія. Я старался утшить его, но, признаюсь, самъ готовъ былъ разрыдаться, и ршительно не зналъ, что длать, разв пойти приготовить Айзекса?

— Мистеръ Григгсъ,— сказалъ, наконецъ, старикъ,— она постоянно спрашивала о васъ все это время, и докторъ полагаетъ, что вамъ лучше повидаться съ нею, это, быть можетъ, успокоитъ ее. Понимаете?

Даже гораздо лучше, чмъ онъ думалъ.

Люди, опасно больные, не знаютъ утра и вечера. Для нихъ вс часы равны, и разница заключается только въ томъ, страдаютъ они или нтъ. Сидлка и докторъ, чередующіеся у ихъ изголовья днемъ и ночью, замняютъ имъ солнце и мсяцъ, По мр того, какъ больному становится хуже, какъ онъ приближается къ вчности, понятіе о времени все мене и мене руководитъ его дйствіями. Умирающій приметъ постителя въ полночь или полдень, думая только объ одномъ — какъ бы въ послдній разъ увидть лицо друга или врага. Поэтому я вовсе не удивился, узнавъ, что миссъ Вестонго желаетъ со мною говорить. Въ промежутокъ между приступами лихорадки ее посадили въ кресло, братъ былъ съ нею. Я могъ войти, она даже настоятельно просила объ этомъ. Я вошелъ. Утреннее солнце весело ударяло на ставни и комната выглядла привтливо, когда я появился на порог. Джонъ Вестонго, блдне смерти, быстро подошелъ къ двери и схватилъ мою руку.

У окна, на длинномъ тростниковомъ кресл, тщательно закрытая множествомъ мягкихъ блыхъ покрывалъ и шалей отъ коварнаго скознаго втра, лежала Кэтъ Вестонго — призракъ прежней красивой двушки. Густая масса блдныхъ волосъ роскошно падала на ея плечи, блестящіе глаза горли, какъ жаръ, подъ темными бровями — вотъ и все. Почти никакихъ красокъ, кром золотистыхъ волосъ и черныхъ глазъ, въ ней не оставалось.. Ясные, отчетливые контуры лица были все т же, но оно поражало теперь худобою и казалось совершенно безтлеснымъ, блдныя губы едва сходились надъ хорошенькими блыми зубами. Изумительное и странное зрлище представляла эта гордая, царственная красавица, повергнутая въ прахъ и лишенная всхъ красокъ, кром блой и алой,—цвтовъ траура,— алыхъ губъ и поблднвшихъ щекъ!

Я много разъ видлъ, какъ умираютъ люди, и не усплъ взглянуть на Кэтъ Вестонго, какъ уже зналъ, что рука смерти коснулась ея, охватила, чтобъ никогда боле не отпускать. Джонъ подвелъ меня къ сестр, легкая улыбка показала, что она рада мн. Я благоговйно преклонилъ колно, какъ сдлалъ бы, еслибъ она была уже мертвою. Двушка заговорила первая, ясно и свободно, какъ мн показалось. Люди, больные лихорадкою, рдко утрачиваютъ способность рчи.

— Я такъ рада, что вы пришли. Есть много вещей, о которыхъ мн хочется просить васъ.

— Извольте, миссъ Вестонго. Я сдлаю все, что могу.

— Вернулся онъ?— цродолжала двушка, потомъ, замтивъ, что я взглянулъ на ея брата, прибавила:— Джону все извстно, онъ очень радъ.

— Мы вернулись вмст сегодня утромъ. Я сейчасъ же пришелъ къ вамъ.

— Благодарю. Это очень мило съ вашей стороны. Отдали вы ему коробку?

— Да. Онъ не знаетъ, что вы больны, и собирается къ вамъ въ одиннадцать часовъ.

— Скажите ему придти теперь. Сейчасъ же. Понимаете?

Потомъ она прибавила тихо, только для меня одного:

— Мн кажется, они этого не знаютъ, но я умираю. Я умру еще раньше ныншней ночи. Не говорите ему этого. Заставьте его только придти тотчасъ же. Джонъ все знаетъ. А теперь идите, я устала. Нтъ, погодите. Что, онъ спасъ жизнь того человка?

— Да. Плнникъ теперь цлъ и невредимъ въ Тибет.

— Это благородное дло. Идите же. Вы всегда были добры ко мн и любите его. Когда вы меня снова увидите, меня уже не будетъ.

Голосъ ея замтно слаблъ, хотя былъ все еще вполн внятенъ.

— Когда меня не станетъ, положите на меня цвтокъ ради нашей дружбы. Вы всегда были такъ добры. Прощайте, милый мистеръ Григгсъ. Прощайте. Да хранитъ васъ Богъ.

Я быстро пошелъ къ двери, опасаясь, какъ бы это раздирающее душу зрлище не лишило меня самообладанія. Было невыносимо тяжко видть угасаніе такого прелестнаго существа, едва прикоснувшагося къ чаш жизни и любви.

— Приведите его сюда сейчасъ же, Григгсъ, прошу васъ. Мн все извстно. Быть можетъ, это ее спасетъ,— сказалъ Джонъ Вестонго, схватилъ мою руку и потомъ почти вытолкнулъ меня въ дверь, чтобы ускорить дло.

Я мчался по извилистымъ тропамъ и изгибамъ дороги, по базару, мимо церкви, по узкому шоссе около гостиницы. Айзексъ все еще читалъ газету и курилъ.

— Ну, что?— весело спросилъ онъ. Солнечные лучи разсяли въ немъ вс тревоги ночи.

— Милый другъ,— началъ я,— миссъ Вестонго желаетъ видть васъ немедленно.

— Что? Какъ? Я, конечно, сейчасъ поду, но почему знаете вы это?

— Подождите съ минутку, Айзексъ. Она нездорова, правду сказать, даже совсмъ больна.

— Что случилось, ради самого Бога? Да что съ вами, Григгсъ? Вы блы, какъ полотно. О, Боже мой, Боже мой! Она умерла.

Я быстро подхватилъ его, такъ какъ иначе онъ не устоялъ бы на ногахъ.

— Нтъ,— сказалъ я,— она не умерла. Но, милый другъ мой, она умираетъ. Не думаю, чтобы она дожила до ночи. Поэтому садитесь на лошадь и отправляйтесь къ ней скоре, пока еще не поздно.

Айзексъ былъ храбръ и изумительно выносливъ. Посл первой неудержимой вспышки горя, лицо его ни на минуту не измнилось, пока онъ машинально приказывалъ сдлать лошадь и натягивалъ сапоги. Онъ былъ страшно блденъ и отъ подавляемаго волненія большіе красные круги выступили подъ глазами, точна ему нанесли ударъ. Только разъ заговорилъ онъ еще, прежде чмъ ссть верхомъ:

— Что съ нею?

— Болотная лихорадка.

Онъ застоналъ.

— Не хать ли мн съ вами?— спросилъ я, думая, что это будетъ полезно.

Онъ покачалъ головою и поскакалъ.

Я вернулся къ себ и кинулся на постель. Бдняга! Ну, возможна ли такая бда? Какъ ужасно, что ничмъ нельзя помочь этой милой двушк. А онъ? Онъ отдалъ бы жизнь, власть, богатство, счастье, чтобъ возвратить ей хоть тнь румянца, ну, хоть столько, сколько требуется, чтобы окрасить розовый листъ, самый крошечный листочекъ,— и не можетъ этого сдлать. Бдный, бдный! Что будетъ съ нимъ сегодня, завтра? Я мысленно видлъ его на колнахъ около постели, видлъ, какъ онъ орошаетъ жгучими слезами исхудалыя руки, почти слышалъ сдержанныя рыданія, прощальныя слова, обращенныя въ отлетающей душ. Картина рисовалась все ярче, въ моемъ воображеніи. Какъ красива будетъ миссъ Вестонго мертвою!

Я вздрогнулъ, когда эта мысль промелькнула въ моемъ ум. Какъ поверхностно мое знакомство съ бдною двушкою, какъ мало мста занимаетъ она въ моей жизни, если я могу такъ безсердечно думать о красот ея бездыханнаго тла! Конечно, это довольно естественно. Почему бы мн чувствовать личное горе о ней? Странно даже, что я какъ будто ожидалъ этого, я, который не горевалъ ни о комъ на свт, разв только о бдной, милой старой Люціи, которая воспитывала меня, отправляла въ школу, давала мн на улицахъ Рима тридцать лтъ тому назадъ жареные каштаны, когда я зналъ свои уроки. Я былъ тамъ, когда она умерла. Бдная старая женщина! Какъ она любила меня, а я — ее! Помню, какъ я плакалъ, хотя былъ уже бородатымъ мужчиной. Сколько времени прошло съ той поры? Пожалуй, лтъ десять.

Мысли мои бродили посреди всевозможныхъ воспоминаній. Внезапно что-то вернуло меня къ дйствительности. Зачмъ должна эта сверная красавица умереть жалкою смертью здсь, въ Индіи? О, это вчное зачмъ! Зачмъ похали мы въ это время года въ лса Терая? Это было безуміе. Мы хорошо знали это, да и Рамъ Лэль тоже. Вотъ почему онъ предостерегалъ насъ. О, Рамъ Лэль, мудрый старецъ съ сдой бородою, влажными, блыми, бархатистыми туманами, таинственными пророчествами! Рамъ Лэль, ужь не загадаешь ли ты и мн когда-нибудь загадку, отъ которой я долженъ буду погибнуть?

Холодный втерокъ пронесся надъ моей головою, я обернулся на постели, чтобы посмотрть, откуда онъ шелъ, и внезапно вскочилъ на ноги. Волосы мои стали дыбомъ отъ ужаса. Задумавшись, я произнесъ имя Рамъ Лэля вслухъ, и вотъ онъ сидитъ передо мною на стул, близъ дверей, срый, какъ всегда, длинный посохъ идетъ отъ его ногъ къ плечамъ, опираясь на грудь. Старикъ спокойно глядлъ на меня.

— Я, кажется, пришелъ кстати, мистеръ Григгсъ. Lupus fabula. Вы произносили мое имя, когда я входилъ. Это очень лестно для человка съ такими скромными притязаніями на популярность. Вы желаете, чтобы я предсказалъ вамъ будущее? Къ сожалнію, я не прорицатель.

— Оставьте мое будущее. Выздороветъ ли миссъ Вестонго?

— Нтъ. Она умретъ на закат солнца.

— Откуда знаете вы это, если сами говорите, что вы не пророкъ?

— Потому что я эдинбургскій докторъ медицины.

— Такъ зачмъ же вы не спасете ее? Шотландскій докторъ, да еще одаренный способностью длать съ природою такіе фокусы, какіе вы выкидывали въ эту ночь, могъ бы, кажется, принести нкоторую пользу. Впрочемъ, кто знаетъ, быть можетъ, я и говорю-то въ настоящую минуту вовсе не съ вами? Вы теперь въ Тибет съ Ширъ-Али, а здсь только ваша безплотная сущность. Еслибъ я стоялъ поближе, я, наврное, могъ бы проткнуть васъ насквозь пальцемъ, въ то самое время, когда вы увряете меня, что вы эдинбургскій докторъ.

— Совершенно врно, мистеръ Григгсъ. Въ настоящую минуту тло мое преспокойно почиваетъ въ тибетскомъ монастыр, а это — мое безплотное я, которое, въ силу привычки, я начинаю любить почти столько же. Но будемте серьезны…

— Мн кажется, что ваши внезапныя появленія въ такой необычайной форм — вещь довольно серьезная.

— Оставимте шутки. Я предупреждалъ Айзекса не допускать тигровой охоты. Онъ не хотлъ послушаться моего совта, теперь слишкомъ поздно. Я не всемогущъ.

— Конечно, нтъ. Тмъ не мене, вы могли бы принести хоть нкоторую пользу, еслибъ сходили туда. Пока есть жизнь, есть и надежда.

— Пословицы,— презрительно замтилъ Рамъ Лэль,— это мудрость умныхъ людей, размненная на мелочи для удобства невждъ, и та, на которую вы сейчасъ сослались, одна изъ нихъ. Здсь есть еще жизнь, но уже нтъ надежды.

— Боюсь, что вы правы. Я видлъ миссъ Вестонго сегодня утромъ и думаю, что не увижу ея боле никогда, по крайней мр, въ живыхъ. Она уже тогда казалась на половину мертвою. Бдная двушка, бдный осиротлый Айзексъ!

— Это вы врно говорите, мистеръ Григгсъ,— произнесъ Рамъ Лэль.— Впрочемъ, быть можетъ, о немъ слдуетъ жалть меньше, чмъ о ней. Кто знаетъ, быть можетъ, жалть не надо ни о комъ изъ нихъ, а скоре завидовать?

— Но почему же? Или вы говорите самыя заурядныя, общія мста, или опять принимаетесь за темныя пророчества, которыя разъясните post fado къ вашему собственному удовольствію и всеобщему негодованію.

Я терялъ всякое терпніе съ этимъ человкомъ. Если онъ дйствительно обладаетъ той необычайной властью, которую, ему приписываютъ другіе,— я никогда не слыхалъ, чтобы онъ самъ утверждалъ это,— если онъ можетъ пророчествовать, зачмъ же не длаетъ онъ этого съ пользою для другихъ, не говоритъ ясно? Меня онъ не обманетъ. Я не оспариваю у него того, что онъ дйствительно въ состояніи сдлать, но не одобряю его пріемовъ.

— Я понимаю ваши мысли, другъ Григгсъ,— началъ Рамъ Лэль, совершенно не смущаясь моимъ нападеніемъ.— Вы желаете, чтобъ я говорилъ съ вами ясно, потому что считаете самого себя человкомъ науки, прямодушнымъ, съ свтлой головою. Хорошо же, будь по вашему. Мн кажется, вы могли бы, еслибъ заблагоразсудили, сдлаться современемъ однимъ изъ братьевъ. Но теперь вы этого еще не желаете, да и въ будущемъ не захотите. Тмъ не мене, вы смекаете кое-что въ нашей наук. Предлагая мн свои презрительные вопросы, вы отлично знаете, что можете отвчать на нихъ такъ же хорошо, какъ и я самъ. Я не всемогущъ. Власти у меня немного больше, чмъ у васъ. При нкоторыхъ условіяхъ я могу достигнуть извстныхъ результатовъ, осязательныхъ, очевидныхъ, понятныхъ всмъ, но моя сила, какъ вамъ вполн ясно, коренится только въ знакомств съ законами природы, которые западные ученые въ своей мудрости игнорируютъ. Я могу подбавить масла въ лампу, и, если свтильня еще цла, лампа будетъ горть, пожалуй, хоть сотни лтъ. Но дайте мн лампу безъ свтильни, и я даромъ потрачу масло, горть она, все-таки, не будетъ, если въ ней нтъ того волокна, которое поддерживаетъ огонь. Тоже самое и съ тломъ человка. Пока въ нервахъ и тонкихъ тканяхъ есть жизненная сила и то, что составляетъ сущность человческаго бытія, я могу подлить крови въ сосуды и, не случись непредвиднныхъ несчастій, человкъ проживетъ долго, и многія сотни поколній пройдутъ мимо него. Но если нтъ жизненности, нтъ ея самаго существеннаго условія, онъ долженъ умереть, я могу наполнить жилы кровью и заставить сердце биться на время сильне, но въ немъ, все-таки, не будетъ необходимой искры. Такова теперь миссъ Вестонго, мертвая, хотя еще дышетъ и нжно прощается съ любимымъ человкомъ.

— Знаю. Понимаю васъ отлично. Но не отрицайте, что было время, когда вы могли спасти ее. Почему не сдлали вы этого?

Рамъ Лэль странно улыбнулся, я сказалъ бы самодовольно, еслибъ улыбка его не была такая добрая и нжная.

— О, да,— отвчалъ онъ, вздохнувъ, но безъ всякаго горя и сожалнія.— Да, Григгсъ, я могъ спасти ее и непремнно сдлалъ бы это, еслибъ Айзексъ не убдилъ ее хать въ такое время года въ мстность, полную испареній, когда я совтовалъ оставаться здсь. Теперь объ этомъ безполезно даже и говорить.

— Мн кажется, что вы могли бы высказать ему свое мнніе немного ясне. Ему и въ голову не приходило, что вы боитесь опасности для нея.

— Нтъ, по всему вроятію, не приходило. Только не мое дло создавать чужую судьбу. Если я подаю хорошій совтъ, этого довольно. Къ тому же, для Айзекса гораздо лучше, чтобъ миссъ Вестонго умерла.

— Ваши мудрыя сентенціи просто нестерпимы. Не найдете ли вы кого другого, съ кмъ бы подлиться радостью при вид несчастій моего друга?

— Успокойтесь. Повторяю, что это лучше и для него, и для нея также. Вспомните, что вы недавно сами говорили ему о разниц между удовольствіемъ и счастіемъ. Они еще соединятся, счастіе ихъ будетъ не мене вчно оттого, что радость въ этой жизни была кратковременна. Разв вы не можете представить себ безконечнаго мира и блаженства безъ удовлетворенія земной чувственности?

— Я не назвалъ бы этимъ именемъ такой прекрасный союзъ, какимъ, наврное, былъ бы ихъ бракъ. Что касается меня, то я искренно желалъ бы насладиться сначала удовольствіемъ по своему, а потомъ уже счастіемъ по вашему.

— Я знаю васъ лучше, чмъ вы думаете, мистеръ Григгсъ. Вы только спорщикъ, но вовсе не скептикъ. Еслибъ я началъ отрицать то, что теперь утверждаю, вы такъ же усердно отстаивали бы мои доводы, какъ защищаете въ настоящее время свои. Вамъ очень часто грозитъ опасность выродиться въ зауряднаго софиста.

— Очень вроятно. Это прелестная профессія. Тмъ временемъ, впавъ въ совершенно противуположную крайность, въ донъ кихотовское поклоненіе отвлеченному догмату, который кажется вамъ непреложнымъ, и ршившись заставить людей умирать за него, вы причиняете страшныя тлесныя страданія и несказанныя душевныя мученія бдной женщин и нашему другу, котораго имете вс причины любить. Идите же, Рамъ Лэль, магикъ, колдунъ, энтузіастъ, пророкъ! вы ошибаетесь, какъ все ваши единомышленники.

— Нтъ, я не ошибаюсь, время это покажетъ. Къ тому же, позвольте вамъ замтить, что двушка, о которой идетъ рчь, вовсе не страдаетъ въ настоящее время, и что ‘несказанныя душевныя мученія’ Айзекса, въ сущности, лкарство, очень полезное для человка съ его душою. А теперь я уйду, вы не изъ тхъ людей, съ которыми я охотно бесдую подолгу. Вы рзки и любите спорить, хотя по временамъ весьма забавны. Я же рдко выхожу изъ себя и никогда не спорю, жизни слишкомъ коротка для того. А, между тмъ, времени у меня, все-таки, больше, чмъ у васъ, моя жизнь будетъ значительно длинне. Прощайте пока, врьте, что черезъ нсколько лтъ наши друзья будутъ гораздо счастливе и блаженне, чмъ когда-либо будемъ мы съ вами во вс неисчислимые циклы этой или какой-либо другой жизни.

Рамъ Лэль вздохнулъ, произнося послднія слова, и исчезъ, въ комнат, гд я лежалъ, таинственно носился музыкальный звукъ этого глубокаго вздоха, въ которомъ выразилось сильное горе. Бдный Рамъ Лэль! Онъ, наврное, испыталъ въ молодости какое-нибудь разочарованіе и оно оставило въ его сердц больное мсто, несмотря на всю его мудрость и на пареніе надъ бренною землею.

Мн не хотлось двигаться. Я зналъ, гд находится Айзексъ, гд онъ останется до страшнаго конца, и не желалъ выходить на воздухъ, пока другъ мой стоитъ на колнахъ у смертнаго ложа. Онъ можетъ вернуться ежеминутно. Сколько времени продлится это терзаніе? Дай, милосердый Богъ, чтобы все свершилось быстро, безъ страданій. О! да, вдь, сильные люди умираютъ такъ туго! Я видлъ разъ человка… Нтъ, въ этомъ я былъ увренъ. Ей не придется боле страдать.

Глава XIV.

Часы шли за часами. Изнуренный тревогами послднихъ дней и волненіями утра, я лежалъ въ своей комнат, не будучи въ состояніи заснуть ни на минуту. Раза два спускался я къ Айзексу, чтобы узнать, въ пришелъ ли онъ домой, но онъ еще не возвращался и никакихъ встей о немъ не было. Мало-по~малу поднимались вечернія тни и наполнили сначала одну комнату, потомъ другую, пока стало слишкомъ темно, чтобы читать, тогда я отложилъ въ сторону книгу и вышелъ на веранду подышать свжимъ воздухомъ. Тяжело проходило время, объ отсутствующемъ друг все еще не было ни слуха, ни духа.

Около одиннадцати часовъ убывающій мсяцъ еще разъ взошелъ надъ холмами, распространяя свои лучи по живописной полян, уже окрашенной первыми печальными оттнками увядающей красы. Утомленная природа взяла, наконецъ, верхъ, продрогнувъ до костей, я легъ въ постель и заснулъ.

Сначала я спалъ покойно. Вскор, однако, недавнія событія начали дико и негармонично вплетаться въ мои ночныя виднія, а то, что готовило будущее, придавало картин еще боле мрачный колоритъ. Прошедшее, настоящее и грядущее тснились въ мою душу, извращенныя, безъ той перспективы, которая помогаетъ отличать зло отъ добра, давно минувшее и забытое страданіе отъ ожидаемаго. По временамъ наступало полнйшее торжество хаоса надъ разсудкомъ, потомъ мнимая побда отуманеннаго ума надъ нескладицею взволнованной фантазіи. Я провелъ самую ужасную ночь. Пока я не просыпался, мн казалось, что легче было бы не спать, не успвалъ я пробудиться, какъ уже сонъ представлялся мн желаннымъ отдыхомъ. Наконецъ, настала страшная минута, но уже не во сн. Въ утреннемъ сумрак Айзексъ появился у моего изголовья, лицо его казалось еще сре мягкаго, неопредленнаго свта зари. Мн было невыносимо тяжко, хотя я готовился къ этому со вчерашняго дня. Я испытывалъ то, что долженъ чувствовать во Франціи преступникъ, осужденный на смерть, не знающій ни дня, ни часа казни и получающій первую всть о ней лишь тогда, когда является за нимъ палачъ.

Какой онъ былъ срый и изнуренный! Я вскочилъ на ноги, взялъ его мертвенно-холодныя руки и вывелъ его въ другую комнату. Говорить я не могъ, такъ какъ не зналъ, какое дйствіе произвелъ на него страшный и неожиданный ударъ. Айзексъ такъ мало походилъ на другихъ людей… Почему намъ такъ тяжело утшать скорбящихъ? Почему самое доброе дло, которое дано человку совершить, вмст съ тмъ, и самое мучительное?

Я увренъ, что большинство чувствуетъ то же, что гораздо пріятне выносить болзни и раны,— чмъ стоять рядомъ съ больнымъ и наблюдать, какъ холодное, блестящее остріе проникаетъ кожу, тло, кости. Безспорно, легче страдать самому, чмъ ежедневно, ежечасно оправлять подушки бднаго, истерзаннаго существа, взывающаго къ Богу, прося положить предлъ пытк. Тайный инстинктъ, низкій и малодушный, но, тмъ не мене, вполн человческій, побуждаетъ насъ отвращаться отъ зрлища томительной или отталкивающей агоніи, пока добрый ангелъ не внушитъ намъ силу побороть грубое чувство и исполнить долгъ. ‘Выказывай состраданіе,— говоритъ старый французскій мудрецъ,— длай все, что можешь, чтобы облегчить чужое горе, но никогда не испытывай истиннаго участія или симпатіи, это не приводитъ къ добру’. Слова эти были только уловкой, придуманною Ларошфуко, чтобы имть возможность длать добро на дл — онъ былъ одаренъ всми добродтелями, которыя отвергалъ для себя и отрицалъ въ другихъ.

Нчто подобное чувствовалъ я, когда велъ Айзекса въ другую комнату, не зная, какую форму приметъ его горе и, быть можетъ, испытывая въ эту минуту такое же жгучее страданіе, какъ и онъ самъ. Я зналъ, что онъ придетъ, хотя и желая чтобъ это не случилось, и понималъ вполн, что долженъ употребить вс усилія, чтобы отпустить его нсколько мене печальнымъ, чмъ онъ пришелъ. Я не ожидалъ поразительнаго безстрастія голоса, которымъ онъ произнесъ свои первыя слова мрно и ритмически вылетавшія изъ его блдныхъ устъ.

— Все кончено, другъ!

— Все только начинается,— послышался отъ двери торжественный голосъ Рамъ Лэля.

Онъ приблизился къ намъ.

— Другъ Айзексъ,— продолжалъ онъ,— я пришелъ не съ тмъ чтобы насмхаться надъ твоимъ горемъ или терзать твою измученную душу праздными утшеніями. Но я люблю тебя, братъ, мн хочется поговорить съ тобою въ тяжелую минуту ей скорби, дать теб совтъ. Ты страдаешь ужасно, и горю твоему нельзя пособить разумомъ, такъ какъ въ настоящую минуту ты не познаешь боле ни самого себя, ни собственныхъ мыслей. Но я нарисую передъ тобою три картины, и он покажутъ теб, что ты въ настоящемъ, чмъ ты былъ до сихъ поръ и чмъ будешь…. Немного лтъ тому назадъ я узналъ тебя, ты былъ еще очень молодъ и занималъ въ свт исключительное положеніе. Уже тогда ты былъ богатъ, хотя не такъ, къ теперь, красивъ, полонъ силъ. Нын тебя оснила высшая красота, залогъ жизни, боле просвтленной. Ты былъ счастливъ, потому что считалъ себя счастливымъ, но такое благополучіе скоре вншнее, чмъ внутреннее. Ты былъ матеріалистомъ. Чисто земные помыслы руководили тобою, твои радости, правда, весьма безвредныя, проистекали изъ того, что тебя окружало,— богатства, власти, книжной науки, пожалуй даже любви къ женщинамъ, если только можно считать за женщинъ т существа, въ которыя ты въ то время врилъ, ты собиралъ богатства грудами и наполнялъ брилліантами свои склады. Ты прикасался къ рчнымъ алмазамъ и морскимъ жемчугамъ, и они пребывали съ тобою подобно свту мсяца и солнца. И ты говорилъ: ‘Смотрите, вотъ звзда, которая управляетъ лтнимъ зноемъ, это мой’. Ты бралъ себ женщинъ дивной красоты, съ волосами, какъ вороново врыло или лотосъ, кожа ихъ была подобна нжному шелку, дыханіе напоминало свжесть зари, а глаза — алмазы. Тогда, ликуя въ своемъ сердц, ты говорилъ, что счастливъ. И жилъ ты въ мир и идилліи, и радость твоя возрастала. Ты осуществилъ свое первое назначеніе и пилъ изъ чаши, переполненной до края. И если бы, по закону природы, человкъ могъ извлекать изъ прочнаго удовольствія миръ вчный, неувядающій, ты былъ бы счастливъ, пока длится твоя жизнь. Но, рядомъ съ физическими силами, съ умньемъ наслаждаться земными благами, какъ вс люди, хотя въ другой степени, теб дано еще нчто иное. Въ твоей груди бьется сердце, такое дивное по своей чуткости, такое прекрасное по пониманію добра, что малйшее волненіе радости, которое оно испытываетъ, стоитъ многихъ лтъ и вковъ простаго чувственнаго наслажденія. Тло, вкусивъ все, что ему доступно, и найдя въ этомъ удовольствіе, пресыщается, сердце — ткань, отдляющая тло отъ души. Оно также любитъ, только тло любитъ лишь самого себя, а сердце — источникъ той любви, которая распространяется на другихъ. Оно пробудилось въ теб. Говорить ли мн о первыхъ зародышахъ твоей любви? Ужь не думаешь ли ты, видя, что я старъ и никмъ не любимъ, что я никогда не зналъ юности и сердечныхъ радостей? Увы, зналъ, и даже гораздо лучше, чмъ ты думаешь. Разцвтъ жизненнаго древа совершается не вдругъ. Маленькіе листки увеличиваются и крпнутъ, хотя они все еще сокрыты въ почв пока весеннее тепло и свтъ не заставятъ ихъ распуститься. Жаворонокъ растетъ въ гнзд, подъ крыломъ матери, изрдка лниво перепархивая и не чувствуя въ себ дара возноситься за облака, пока внезапно, на яркой зар, въ крошечной груди не пробудится могучее сознаніе силы. Человческое сердце подобно сложеннымъ листкамъ почки и неумлому жаворонку. Безмятежный сонъ, который предшествуетъ полному разцвту силъ,— состояніе блаженное, пока оно длится. Но сравнить его съ радостнымъ дыханіемъ пробудившагося листка совершено невозможно. Скромное гнздо, гд зародилась птичка, долго служитъ ей счастливымъ убжищемъ, но она забываетъ его, когда первый взмахъ крыла вознесетъ крошечное тло за облака. Сердце человка,— твое сердце, мой другъ,— возносится отъ земли къ небу, лишь только оно познаетъ всю прелесть другой жизни. Завса спала съ твоихъ глазъ, когда ты встртилъ ту женщину, которую теб предстояло любить. Я нашелъ тебя инымъ человкомъ, боле счастливымъ, хотя ты едва ли сознался бы въ этомъ. Неувренность въ будущемъ окрашивала твою любовь оттнкомъ печали, неизвстной теб до той поры, но такая печаль только увеличиваетъ прелесть любви, длаетъ ее рельефне и ясне. Новый міръ открывается передъ тобою съ безконечною перспективою невообразимаго блаженства. Ты оглянулся на свое прежнее, безпечное, радостное, наслаждавшееся жизнью и властью, и не понялъ, какъ могъ ты удовлетворяться такими мелочами. Вс добрыя и злыя дла твои утратили свою окраску и превратились въ тусклый ровный фонъ, на которомъ въ яркомъ сіяніи выступила прекрасная безсмертная женская душа. Das evig Weibliche манила тебя за собою, какъ нкогда доктора Фауста. До сихъ пор ты зналъ только женщинъ, но не зналъ женщины, какъ и многіе изъ послдователей пророка. Наступило время перемны полной, окончательной. Нтъ боле въ теб мста сомнніямъ безпечному скептицизму, не слышится отрицанія женской дупи индивидуальности. Ты сдлалъ громадный шагъ къ пониманію окружающаго міра. Полный новой жизни, ты шелъ впередъ проникнутый желаніемъ совершать подвиги, ради любимой двушки. Отъ зари до заката, отъ вечера до зари только одно видніе носилось передъ тобою и увлекало тебя впередъ. Ты пошелъ бы на всякій рискъ, чтобъ только заслужить ея улыбку, увидать радостную краску на ея лиц, за слово похвалы ты принесъ бы самую тяжкую жертву. И когда далеко отсюда, подъ мангиферами Терая губы твои впервые коснулись ея губъ, и рука окружила ея станъ — радость твоя уподоблялась блаженству безсмертныхъ.

Рамъ Лель пріостановился. Айзексъ, сидвшій до той поры точно окаменлый, съ сухими глазами, закрылъ лицо рукою и запустилъ блые пальцы въ свои блестящіе черные волосы, казалось, единственный живой предметъ въ немъ: такъ мертвенно и пепельно было его лицо. Онъ не поднималъ боле головы, пока старикъ продолжалъ.

— Не думай, другъ и братъ мой, что я пришелъ безцльно говорить о твоемъ гор и снова пробуждать страшныя страданія, такъ недавно истерзавшія твою душу. Я люблю тебя и коснулся прошлаго только для того, чтобы изобразить будущее. Все, что ты испыталъ въ короткіе дни твоей любви, было искренно, благородно, и никогда не забудется. Но ныншнею ночью свершилась вторая изъ твоихъ трехъ судебъ. Теб слдовало бы радоваться, Абдулъ-Гафизъ, что душа любимой двушки отлетла къ двственной близн туда, гд и ты скоро будешь, чтобы никогда боле не разлучаться съ нею. Передъ тобою открывается твоя третья судьба, обширная, грозная, но несказанно величественная. Тло и сердце осушили до дна чашу наслажденій, воспользовались вполн всмъ, что выпадало на ихъ долю. Ты имлъ богатства, успхъ вс радости, которыя даетъ утонченная художественная роскошь, ты насладился также вполн и самою чистою, возвышенною любовью. Не думай, что этимъ все кончается. Высшая изъ твоихъ трехъ судебъ только началась. Два дня тому назадъ ты не поврилъ бы, еслибъ я сказалъ, что въ теб есть что-то лучше любящаго сердца, теперь ты вришь. Это божественная часть сердца, которая хочетъ отршиться отъ тла и вознестись къ небу. Твоя любовь прекрасне той, которая выпадаетъ обыкновенно на долю человка. Ни тни сомннія не было между вами. Чувство ваше было сладко, оно казалось вамъ кратковременнымъ, но, въ дйствительности, оно длилось долго, такъ долго, какъ жизнь иныхъ людей. Ты сталъ на много лтъ старше, чмъ былъ при начал твоей любви, мсяца два тому назадъ ты былъ весь погруженъ въ земные помыслы, какъ и естественно въ твоемъ положеніи. Теперь ты перешелъ ту опасную грань, за которую увлекаетъ насъ любовь, сама не зная, куда приведетъ своихъ послдователей, назадъ ли — къ чувственности, впередъ ли — къ высшему блаженству. Твоя врность и правда непоколебимы, тебя ждетъ отнын духовный союзъ въ эфирныхъ пространствахъ неба. Возьми мою руку, братъ, пойдемъ вмст тропою, ведущею на эти высоты, къ тому раю, гд ты снова встртишь родственную теб душу.

Лицо Айзекса все еще было закрыто руками. Рамъ Лэль нжно прикоснулся къ усталой голов и любовно глядлъ на молодаго человка, лаская его густые черные волосы. Потомъ онъ поднялъ глаза и окинулъ взоромъ прояснившійся ландшафтъ, по которому утреннее солнце снова разливало тепло и красоту.

— Братъ,— продолжалъ онъ,— пойдемъ со мною! Ты страдалъ слишкомъ много для того, чтобы снова вернуться въ свтъ, даже еслибъ захотлъ. Идемъ же. Душа твоя будетъ жить во вки, горе превратится въ радость, а изнемогшее сердце снова воспрянетъ до неизвданной еще высоты. Подобно тому, какъ солнце правильно проходитъ по предначертанному ему пути вслдъ за убгающею зарею и, въ своей благости, стократъ осуществляетъ свои неясныя общанія, подобно тому, какъ тяжелые покровы мрачной ночи забываются при наступленіи радостнаго дня, такъ и твоя кратковременная пора скорби быстро исчезнетъ при первыхъ лучахъ божественнаго свта. Я пришелъ не съ тмъ, чтобы требовать отъ тебя забвенія, а чтобы воскресить твои воспоминанія. Помни прошлое, лелй память о немъ въ тайник твоей души, гд хранятся немногіе, благоухающіе цвты, сорванные нами среди терній жизни. Помни также будущее. Не забывай, что жизнь мимолетна, а трудъ сладокъ, что посл нсколькихъ краткихъ лтъ ты соберешь жатву невиданной до тол красоты. Не страшись идти по слдамъ тхъ, кто опередилъ тебя, раньше достигъ цли и одержалъ побду. Что значитъ для тебя отнын все земное? Можешь ли ты дорожить теперь золотомъ, алмазами, лошадьми, невольниками? Длай съ ними что хочешь, но только оставь ихъ позади себя. Тяжесть денегъ утомляетъ ноги, прокладывающія себ путь къ вчности. Даже плоть наша угнетаетъ духъ и вскор разстается съ нимъ, чтобы дать ему парить на свобод. Пойдемъ, я подлюсь съ тобою своими слабыми силами и помогу преодолть первыя препятствія, по крайней мр, т изъ нихъ, которыхъ ты еще не побдилъ. Будь смлъ, безстрашенъ, твердъ. Могутъ ли люди или небо дать теб награду выше вчнаго общенія съ просвтленнымъ духомъ, чающимъ твоего пришествія? Въ любимой двушк сосредоточивалась вся твоя жизнь, такъ говорилъ ты, пока она еще жила, теперь это тысячу разъ справедливе, такъ какъ съ нею неразлучны вчное блаженство, небесное сіяніе, духовная любовь. Пойдемъ же, братъ, иди за мною.

Медленно приподнялъ Айзексъ голову и долго глядлъ на старика. И пока онъ глядлъ на него, его блдное лицо казалось прозрачнымъ, и сіяніе лучезарнаго духа то вспыхивало, то исчезало на немъ, подобно зарниц на сверномъ небосклон. Медленно всталъ онъ, наконецъ, положилъ руку на руку буддиста и сказалъ:

— Братъ, я иду. Укажи мн путь.

— Съ радостью буду я твоимъ руководителемъ, Абдулъ,— отвчалъ Рамъ Лэль.— Охотно пойду я съ тобою, куда захочешь. Ни одинъ наставникъ не имлъ еще такого достойнаго ученика, никто не принималъ, еще чистаго ученія братьевъ искренне или честне. Путь, по которому ты пойдешь, кратокъ, камни, лежащіе на немъ, вознесутъ тебя вверхъ, подобно крыльямъ, вмсто того, чтобы служить теб преткновеніемъ. Скрытыя силы природы укрпятъ тебя, ея тайны сдлаютъ тебя мудрымъ, глубокіе, живительные ключи вчной воды освжатъ твою душу и пища ангеловъ будетъ твоею. Горе твое превратится въ сладость, а изъ язвъ минувшихъ страданій произрастутъ золотые цвты будущаго внца. Ты не устанешь во время пути и не пожелаешь отдыха по дорог.

— Другъ, скажи мн, что длать, чтобъ достигнуть всего этого?

— Будь вренъ той, которая опередила тебя, и учись у насъ, людей свдущихъ, въ чемъ состоитъ истинное блаженство. Теб нужна лишь небольшая помощь, другъ мой. Отгони только мысль, будто та, которую ты любишь боле всего на свт, погибла для тебя навки. Радуйся, а не горюй, что она уже вступила туда, куда ты стремишься всми силами. Радуйся и тому, что она видитъ т картины, слышитъ т звуки, которые еще слишкомъ ярки и сильны для твоихъ глазъ и ушей. Иныя изъ этихъ дивныхъ явленій ты увидишь еще тлнными очами, но самое величественное сокрыто отъ нашихъ чувствъ, какъ бы тонки и чутки они ни были. Врь, ты достигнешь этого блаженства раньше меня. Моя бдная душа все еще прикована къ земл едва видимыми нитями наслажденія и презрнной боли, он, правда, тонки, какъ паутина, и, наврное, скоро порвутся. Тмъ не мене, я еще связанъ, не освободился окончательно. Ты же, братъ мой, разомъ перенесся отъ земнаго къ духовному бытію. Въ теб скоро замретъ, если не замерла уже, низкая любовь къ жизни ради нея самой. Твоя душа, порывающаяся въ высшія сферы, почти совершенно свободна отъ любви къ земл и отъ страха смерти. Еслибъ ты могъ сейчасъ же лечь и умереть, ты радостно привтствовалъ бы свою кончину. Связь между тобою и міромъ очень хрупка, тонки, почти неуловимы лг блдныя тни, которыя омрачаютъ еще для тебя яркія краски божественнаго сіянія. Гляди впередъ, вверхъ, вдаль, но только не назадъ, и дни твоего чаянія будутъ кратки. Она стоитъ передъ тобою, манитъ тебя, молитъ не медлить. Исполни ея велнія такъ, какъ еслибъ ты былъ уже у желаннаго конца и боялся отсрочить хоть на минуту осуществленіе твоихъ надеждъ.

— Будь покоенъ, Рамъ Лэль. Ршимость моя не измнится, мужество не поколеблется, пока не будетъ достигнута цль.

Точно свтъ высшаго міра озарялъ прекрасное чело и черты Айзекса, пока онъ глядлъ на своего будущаго наставника. ‘Какая изумительная власть у этихъ адептовъ!— подумалось мн.— Что за дивная магнетическая сила надъ душами меньшихъ братьевъ, простымъ словомъ превращающая скорбь въ радость, пораженіе въ торжество!’ Даже я, всми помыслами прикованный къ земл, не относился равнодушно къ величественнымъ общаніямъ, которыя краснорчиво лились изъ устъ сдаго старца въ это раннее утро. Они направились къ двери. Оборачиваясь, чтобъ идти, Рамъ Лэль сказалъ:

— Мы покидаемъ васъ, другъ Григгсъ, но еще вернемся сегодня вечеромъ проститься съ вами.

Я остался одинъ. Другой утшитель занялъ мое мсто, лучше меня понимавшій человческую природу и жизнь духа, одинъ изъ тхъ апостоловъ, которые во вс времена и у всхъ народовъ являлись посредниками между бренною землею и вчностью, утшали человка, павшаго духомъ, и поддерживали въ немъ порывы къ небу.

——

Вечеромъ, когда я сидлъ въ своей комнат, дверь отворилась и они предстали предо мною, рука объ руку.

— Другъ,— сказалъ Айзексъ,— я пришелъ проститься. Никогда боле не увидите вы меня. Мн хотлось еще разъ поблагодарить васъ отъ глубины сердца за дружбу, услуги, крпость вашей руки въ минуту бдствія и цнность совтовъ въ часы нершимости.

— Айзексъ,— отвчалъ я,— мн неизвстна цль вашего пути, и слдовать за вами я не могу. Одно только я знаю, что вы очень близки къ той жизни, о которой мн и мечтать даже нельзя. Молю Бога, чтобъ вы быстро достигли желаннаго конца и того счастія, котораго такъ достойны. Еще разъ предлагаю вамъ свои услуги, если я могу сдлать что-нибудь для васъ.

— Длать боле нечего, хотя я и увренъ, что вы исполнили бы все съ радостью. Вс свои земныя блага я передалъ единственному человку, кром васъ, относительно котораго у меня есть долгъ благодарности,— Джону Вестонго. Еслибъ я зналъ васъ не такъ хорошо, я подлился бы и съ вами своими богатствами. Объ одномъ прошу васъ. Возьмите этотъ алмазъ, сохраните его въ память обо мн. Нтъ, не, глядите на него такъ. Не думайте о его цнности. Пусть онъ только напоминаетъ вамъ человка, который будетъ часто думать о васъ, бы такъ много сдлали для меня.

— Я желалъ бы сдлать еще гораздо больше,— отвчалъ я и не могъ доле говорить, голосъ измнилъ мн.

— Помните меня,— продолжалъ Айзексъ (яркій свтъ озарялъ его лицо, несмотря на вечернія сумерки),— помните меня, но только не такимъ, какимъ я теперь или, какимъ былъ поутру, въ минуту тяжкаго горя, вспоминайте обо мн, какъ о человк, стремящемся къ счастію, которое выше мимолетной радости, какъ все небесное выше земнаго. Не какъ о несчастномъ, оплакивающемъ исчезнувшій свтъ, думайте обо мн, а какъ о жадно чающемъ первыхъ слабыхъ проблесковъ вчнаго дня. Но, главное, не считайте меня одинокимъ, а какъ бы навсегда обвнчаннымъ съ тою, которая переселилась туда раньше меня.

Рамъ Лэль положилъ руку на мое плечо и долго глядлъ мн въ глаза.

— Прощайте на время, мой случайный знакомый,— сказалъ онъ,— и помните, что вы имете во мн друга. Настанетъ, быть можетъ, день, когда и васъ постигнетъ тяжкое горе, утшить которое не могутъ ни книги, ни уединеніе. Прощайте, да будетъ съ вами все хорошее на земл.

Айзексъ положилъ об руки на мои плечи, и я снова увидалъ дивный блескъ его глазъ, затуманенныхъ, но не омраченныхъ послднимъ взглядомъ нжной дружбы.

— Прощайте, любезный Григгсъ. Вы были наставникомъ и добрымъ геніемъ моей любви. Научитесь сами тмъ урокамъ, которые такъ хорошо преподаете другимъ. Будьте тмъ, чмъ вы желали сдлать меня.

Еще одинъ любовный взглядъ, долгое пожатіе руки, и они вышли вмст подъ ясное звздное небо. Никогда я ихъ боле не видалъ.

А. В.

‘Русская Мысль’, кн. I—IV, 1885