НА ЧТО НАМЪ НУЖНЫ ЖЕНЩИНЫ?
НА ЧТО НАМЪ НУЖНЫ ЖЕНЩИНЫ?
(The subjection of women. By John Stuart Mill. London. 1869.)
Н. Л.
‘Дло’, No 7, 1869
На что нам нужны женщины?, Благосветлов Григорий Евлампиевич, Год: 1869
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Когда русская журналистика встрчалась съ этимъ, повидимому, крайне-наивнымъ вопросомъ, она ршала его съ развязностію Репетилова. И беллетристы г. Хана, и фельетонисты г. Корша, и уличные ловеласы г. Излера единогласно отвчали, что женщины нужны намъ для того, чтобы родить дтей. Репетиловымъ возражали, что это механическая роль столько же свойственна женщин, сколько и всякой другой самк обширнаго животнаго класса, что женщина, надленная отъ природы такимъ же умомъ и сердцемъ, какъ и мужчина, иметъ право требовать другой дятельности и другого назначенія въ обществ. Репетиловы обзывали эти возраженія утопіей, а возражателей мальчишками. Съ ними соглашалось большинство отцовъ и дтей, и вопросъ считался на всегда поконченнымъ.
Но вотъ передъ нами книга въ 188 страницъ такого автора, котораго даже журналъ г. Хана и газета г. Корша постыдятся назвать мальчишкой. Это Джонъ Стюартъ Милль, человкъ лтъ пятидесяти, одинъ изъ первыхъ мыслителей Англіи, обладающій громадной эрудиціей и такой силой логики, которая разбиваетъ въ дребезги даже довольно сильныхъ противниковъ его философскихъ доктринъ, никто и никогда еще не обвинять Милля въ увлеченіяхъ или въ желаніи порисоваться модными идеями. Онъ не радикалъ, онъ не памфлетистъ, а умъ спокойный, холодный и послдовательный. Съ тхъ поръ, говоритъ онъ, какъ я составилъ себ опредленныя мннія о соціальныхъ и политическихъ вопросахъ, мнніе (о женскомъ вопрос) вмсто того, чтобы ослабть и измниться, постоянно укрплялось во мн опытомъ жизни и размышленіемъ. Я былъ убжденъ, что принципъ, господствующій надъ соціальными отношеніями между обоими полами — легальнымъ подчиненіемъ одного пола другому — есть зло въ самой сущности и одно изъ главныхъ препятствій человческому усовершенствованію, что этотъ принципъ долженъ быть замненъ полнымъ равенствомъ, недопускающимъ никакого преобладанія или привиллегіи съ одной стороны или неспособности съ другой.
Но разв не то же самое говорили русскіе мальчишки, что теперь говоритъ англійскій философъ? Разв они имли дло но съ такими же близорукими противниками, какъ и Милль, отстаивающій свои идеи, какъ онъ выражается, отъ цлаго ‘сонма идіотовъ’! Мы не можемъ не выразить здсь глубочайшей признательности этому писателю за то, что онъ поддержалъ насъ своимъ авторитетомъ и пристыдилъ своей книгой тхъ публицистовъ, которые еще сохранили нкоторую долю способности стыдиться.
Книжка Милля не заключаетъ въ себ ничего новаго, онъ не даетъ ни новыхъ выводовъ, ни новыхъ соображеній по женскому вопросу, но онъ соединилъ въ систему все, что было выработано и высказано современнымъ знаніемъ по этому предмету. У него можно найдти же т идеи, которыя разбросаны въ тысячи журнальныхъ статей и отдльныхъ изданій. Въ этомъ и достоинство его новаго сочиненія. Это настольная книжка каждаго мыслящаго человка, доступная по своему ясному и популярному изложенію большинству — не говоримъ русской, но англійской публики. Книжку эту охотно прочитаетъ и бдная работница, и праздная аристократка, и человкъ образованный, и простой. Для насъ она иметъ особенную цну по своей общедоступности, потому что ли только еще начинаемъ знакомиться съ женскимъ вопросомъ, помучившимъ у другихъ народовъ, какъ напримръ, у американцевъ, не только высокое теоретическое развитіе, но я практическое широкое примненіе.
Если бы люди постарались устроить свою жизнь такъ, чтобы всякая вновь открытая истина немедленно осуществлялась на практик, то женскій вопросъ давно былъ бы разршенъ самымъ удовлетворительнымъ образомъ. Никто искренно не сомнвается въ томъ, что рабское положеніе женщины въ семейств и въ обществ есть уродливая вещь, неоправдаемая ни здравымъ смысломъ, ни требованіями соціальной нравственности. Въ самомъ дл, кто кром идіота, ршится въ наше время утверждать, что все земное назначеніе женщины въ тонъ, чтобы родить дтей и быть въ вчномъ и безусловномъ повиновеніи у своего деспота. Теоретически всякій согласенъ, что равенство половъ также справедливо и необходимо, какъ равенство вообще въ человческихъ отношеніяхъ. Но какъ только дло доходитъ до практическаго примненія этой истины, со всхъ сторонъ являются противники ея, цлый арсеналъ старыхъ предразсудковъ и избитыхъ мыслишекъ выдвигается впередъ въ защиту statu quo, и вопросъ проводится по всмъ ржавымъ шіюзамъ житейской рутины.
Для однихъ онъ кажется предметомъ несвоевременнаго размышленія, для другихъ — физіологическимъ фактомъ, вытекающимъ изъ неравенства организмовъ женскаго и мужского, для третьихъ — мечтой праздной фантазіи и наконецъ для всхъ рзкимъ и опаснымъ противорчіемъ общепринятому порядку. Въ этомъ послднемъ аргумент — вся сила логики противниковъ женской эманципаціи. И надо сознаться, что въ практической жизни это такой полновсный аргументъ, съ которымъ всего трудне бороться, потому что на сторон его всегда огромное большинство, а противъ него только ничтожная горсть мыслящихъ людей. Борьба, очевидно, не ровная, почти безполезная, потому что обычай, укоренившійся во мнніи массы и освященный цлыми вками безсознательной привычки, обыкновенно, не поддается доводамъ разсудка и остается неподвиженъ въ силу своей инерціи. Кром того, въ женскомъ вопрос заинтересована вся остальная половина человчества. Отъ нисшихъ и до высшихъ общественныхъ сферъ, отъ бдняка, смотрящаго на женщину, какъ на свой рабочій скотъ, и до богача, видящаго въ ней самое соблазнительное удовлетвореніе своихъ животныхъ аппетитовъ, вс желаютъ по своему господствовать надъ ней и эксплуатировать ее въ свою пользу. Поэтому соціальная реформа по женскому вопросу, въ сущности, гораздо трудне всякой политической реформы. Въ политик дло касается интересовъ той или другой партіи, того или другого сословія, а здсь всхъ и каждаго. Притомъ политическая зависимость опирается только на физическую силу и этой силой поддерживается, а подчиненіе женщины мужчин запутывается такими сложными отношеніями, въ которыхъ не знаешь, гд оканчивается грубая сила и начинается свободное нравственное чувство. Намъ часто приходится быть свидтелями величайшаго извращенія человческихъ отношеній, и мы не знаемъ, какъ объяснить ихъ. Есть много случаевъ, что мужъ, первосортный негодяй, тиранитъ свою жену безпощадне всякой скотины, и она его любитъ и, за оскорбленія и побои, платитъ самыми сердечными ласками. Вроятно, потому-то и сложился глупый стихъ у эротическаго поэта:
Чмъ меньше женщину мы любимъ,
Тмъ больше нравимся мы ей.
Предки наши толковали это такъ, что чмъ чаще мы колотимъ женщину, тмъ больше заявляемъ ей нашего вниманія и симпатіи, такъ что плеть и любовь были синонимами въ этомъ варварскомъ лексикон. Все это можно объяснить только деморилизаціею во взаимныхъ отношеніяхъ мужчины и женщины, и надо замтить, что эта деморализація гораздо грубе, чмъ въ рабскихъ отношеніяхъ негра къ своему плантатору. ‘Въ борьб, говоритъ Милль, за политическую независимость, всякому извстно, какъ часто защитники ея подкупаются взятками, или уступаютъ страху. Въ положеніи женщинъ каждая подвластная личность находится подъ вліяніемъ хроническаго подкупа или устрашенія ‘. ‘Мужчины, продолжаетъ Милль, требуютъ отъ женщинъ не только повиновенія, они требуютъ отъ нихъ привязанности. Вс, за исключеніемъ послднихъ пошляковъ, желаютъ видть въ женщинахъ, самыхъ близкихъ ямъ, не только подневольныхъ субъектовъ, но и искренно преданныхъ ихъ, не только рабынь, но и наперстницъ. Поэтому они употребляютъ въ практической жизни все, что можетъ опутать ихъ умъ для этой цли. Во всхъ другихъ положеніяхъ соціальной зависимости, чтобы удержать субъектъ въ повиновеніи, расчитываютъ на страхъ, религіозный или личный. Обладатели женщинъ требуютъ больше, чмъ простого повиновенія, и всю систему женскаго воспитанія направляютъ къ этой цли. Вс женщины съ самыхъ раннихъ лтъ воспитываются въ тонъ убжденіи, что идеалъ ихъ характера діаметрально противоположенъ характеру мужчинъ: не самостоятельная воля и свободное управленіе собой, а покорность и вчный контроль другихъ. Вся житейская мораль постоянно напоминаетъ имъ, что подчиненность вол другого есть обязанность женщины, что по самой своей природ она предназначена жить для другихъ… Такимъ образомъ, сообразивъ три вещи — во-первыхъ, естественное влеченіе между противоположными полами, во-вторыхъ, полную зависимость женщины отъ мужчины, отъ котораго она заимствуетъ все, и счастіе и положеніе, наконецъ, какъ главный предметъ человческихъ желаній — уваженіе и соціальное достоинство могутъ быть предметомъ соисканія и обладанія для нея только посредствомъ мужа,— сообразивъ все это, было бы чудомъ, еслибы все, что нравится мужчинамъ, не было вмст съ тмъ путеводной звздой воспитанія женщины и образованія ея характера. Разъ заручившись такимъ вліяніемъ на развитіе женщины, инстинктъ личнаго эгоизма подсказалъ мужчин, что самая существенная часть половой привлекательности заключается для женщины въ ея безусловномъ повиновеніи, нжности, безгласности и въ передач всхъ индивидуальныхъ ея желаній въ руки сильнйшаго. Нтъ сомннія, что ни одно изъ постепенно ниспровергнутыхъ человческихъ угнетеній не было бы ниспровергнуто и до сихъ поръ, еслибъ его поддерживали такими средствами я въ такой обольстительной форм’. Посл этого неудивительно, что женскій вопросъ еще такъ далекъ отъ своего практическаго разршенія и такъ глубоко деморализованъ въ самомъ корн.
А между тмъ врага женской независимости выставляютъ эту деморализацію, какъ доказательство нормальнаго положенія. Какихъ перемнъ еще желать, если сами женщины не только добровольно, но и съ любовію несутъ свое иго. Если он молчатъ — значитъ не на что жаловаться. Но такая аргументація отличается крайней недалекостію своихъ представителей. Во-первыхъ молчаніе вовсе не есть признакъ согласія и никакъ не можетъ быть оправданіемъ какой-бы то ни было нелпости. Во время крпостнаго права наши крестьяне также молчали и многіе изъ нихъ съ любовію относились къ своимъ господамъ. Рабство иметъ свои привязанности, точно также, какъ долговременная тюрьма часто длается предметомъ сожалнія для арестанта, выпускаемаго на волю. Но было бы ужь очень глупо изъ этого заключать, что рабство и тюрьма прекрасныя и желательныя вещи. Если женщины не протестуютъ en masse противъ своего безправнаго положенія, то надо помнить, что все ихъ воспитаніе, вся общественная обстановка внушаютъ имъ отъ колыбели и де гроба чувство повиновенія и сознаніе ихъ собственнаго безсилія. Вс имъ говорятъ, что он рождены не для гражданской дятельности, не для умственнаго труда, а для услажденія часовъ досуга своихъ владыкъ и для украшенія концертныхъ я праздничныхъ залъ. Объ этомъ неустанно повторяютъ имъ наемные педагоги, поэты и романисты, одни дарятъ имъ цпи изъ желза, а другіе плети изъ цвтовъ. Но многіе ли говорятъ имъ о необходимости самостоятельнаго развитія и общественной ихъ независимости? Загляните въ пансіоны, институты, въ домашнюю систему воспитанія — и отвтьте, многіе ли воспитываютъ двушку для другой жизни и для другихъ цлей, кром искусства найдти себ поскоре мужа и получше принаровиться къ его султанскимъ требованіямъ? Въ такой атмосфер не воспитывается чувство независимости и уваженія къ своему яичному достоинству. Самый забитый негръ, по обыкновенію, былъ самымъ покорнымъ бараномъ. Поэтому протестующая сила тутъ мертва и, потому, чтобы не было причинъ для ея проявленія, а потому, что лтъ сознанія своего положенія. Впрочемъ нельзя смазать, чтобы молчаніе было полное. Напротивъ, каждый день и каждый часъ раздается если не голосъ, то стонъ противъ злоупотребленія власти сильнаго надъ безсильной. Сколько является на скамь подсудимыхъ вопіющихъ протестовъ противъ злоупотребленія отцовской, супружеской и братской власти, и сколько невидимыхъ и никому неизвстныхъ слезъ тетерь въ силу того же глухого протеста. Сколько изломанныхъ жизней, испорченныхъ характеровъ, надорванныхъ чувствъ и безполезныхъ жертвъ соединяется въ ртомъ нескончаемомъ протест. Намъ извстна путемъ гласности едва ли и сотая доля тхъ трагическихъ сценъ, которыя совершаются втихомолку развратными самодурами, подъ ихъ семейнымъ кровомъ, да и то не надо забывать, что у женщинъ отняты почти вс средства гласной защиты. Представительныя системы — даже лучшая изъ нихъ американская — лишаютъ ихъ права голоса, всякій полуидіотъ можетъ быть членомъ парламента, и ни одна геніальная женщина не можетъ быть имъ. Въ законодательныхъ собраніяхъ, въ суд, въ адвокатур она не принимаетъ никакого участія, и слдовательно не можетъ отстаивать своихъ интересовъ. Единственная отрасль дятельности — почти незамтная въ львиномъ длеж мужчинъ — это литературная, позволена женщин, но и то съ какими ограниченіями. Какъ писатель, она должна скрывать свое имя отъ общественнаго мннія, отъ пересудовъ и разныхъ оскорбительныхъ намековъ своихъ ближайшихъ сосдей. Поэтому дло не въ томъ, что вс молчатъ, а въ томъ, что, за неимніемъ открытыхъ органовъ для мирнаго и разумнаго протеста, чувство оппозиціи направляется не туда, куда бы ему слдовало. Подъ вліяніемъ домашнихъ дрязгъ и гнета, доведенная до болзненнаго раздраженія, женщина, обыкновенно, ршается на самые странные поступки. Она вымщаетъ свою ненависть на дтяхъ, на животныхъ, на себ, она не разсуждаетъ, гд именно скрывается причина этого патологическаго состоянія, она не восходитъ до пониманія этаго принципа, а обращаетъ свою разрушительную силу на то, что можно осязать, видть и что ближе къ ней находится. Г-жа Умецкая протестовала поджогами ничмъ неповиннаго въ ея гнет отцовскаго дома, и такихъ случаевъ безчисленное множество. Такимъ образомъ защитники афоризма: что молчаніе есть знакъ согласія, — неправа въ самой сущности своего мннія.
Еще хуже, чмъ нравственная зависимость, отражается на характер женщины ея экономическая безпомощность. Въ этомъ отношеніи она предоставлена игр такихъ случайностей, которыхъ испугался бы самый отчаянный пролетарій, еслибъ отнять у него надежду на поддержку его мускульной силы. Не обезпеченная въ семейств, не вышедшая замужъ, бдная женщина считаетъ себя почти потерянной. Мускульный трудъ ея цнится везд дешевле мужского, и притонъ она получаетъ его только тамъ, гд въ немъ не нуждается мужчина. Если же она мать нсколькихъ дтей, то она должна прокормить своимъ скуднымъ заработкомъ не только себя, но и своихъ малютокъ. ‘Вы удивляетесь, господа филантропы и лицемрные моралисты, говоритъ Шатлэ, что проституція, не смотря на ваши громовыя проповди и раздаваемыя вами грошовыя подаянія, ростетъ въ такой ужасающей пропорціи, вы приписываете это явленіе упадку семейной нравственности, и обвиняете въ этомъ современную цивилизацію. Но я могу убдить васъ статистическими неоспоримыми данными, что семейная нравственность XIX вка настолько же выше этой нравственности въ прошломъ столтіи — и неизмримо выше воспваемой вами патріархальной эпохи,— насколько положительное знаніе выше вашихъ догматическихъ словоизверженій. Вспомните только одно, что не только фактически, но и юридически первая ночь новобрачной принадлежала сеньру — въ вашу патріархальную эпоху. Теперь ни одинъ негодяй не потребовалъ бы этого во имя закона, и постыдился бы взять силой. Вспомните, что еще недавно въ нашихъ южныхъ захолустьяхъ Прованса молодая двушка не ршалась выйдти одна изъ дому даже среди благо дня, теперь она безопасно можетъ путешествовать по всей Европ, не боясь ни оскорбленія, ни насилія. Поэтому обвинять упадокъ семейной нравственности въ возрастающемъ поток проституціи, по меньшей мр, неосновательно. Корень зла лежитъ глубже, но вы сквозь ваши зеленые докторскіе очки не можете разсмотрть его. Это зло соціальное, прямо вытекающее изъ экономическаго рабства женщины. Вы постоянно повторяете ей: трудись! и когда она съ груднымъ ребенкомъ явится къ вамъ просить труда на фабрик или мста домашней прислуги, вы отказываете ей въ труд. Вы говорите ей: учись! и когда она съ запасомъ своего знанія явится къ вамъ просить диплома медика, вы просите ее отправиться въ Алжиръ, если ей угодно. Вы ввряете ей домашнее воспитаніе дтей, но когда она проситъ у васъ оффиціальную обязанность школьнаго преподавателя или профессора университета, вы отвергаете ее. Ваши канцеляріи набиты такой неспособной дрянью, что вы сами недовольны ею, а попросись самая трудолюбивая и умная женщина въ вашу канцелярію, вы откажете ей. Что же ея остается длать среди вашего общества, когда вс отрасли дятельности для нея закрыты? Когда она по умственному развитію можетъ стоять неизмримо выше многихъ изъ васъ, и все-таки вы не дадите ей мста даже между конторщиками. Гд же ей искать труда и средствъ къ существованію? На улиц, и только на улиц! Если она не имла счастія броситься въ объятія перваго шалопая, предлагавшаго ей руку, если она не получила въ наслдство независимаго состоянія, то ей трудно не продать себя на обширномъ рынк современной проституціи. Согласитесь, что голодъ не утоляется вашими проповдями и полицейскими строгостями, что чувство самосохраненія слишкомъ законное чувство, чтобы остановиться передъ позоромъ въ общественномъ мнніи, и она продаетъ себя на улиц первому встрчному,— продаетъ молодость, здоровье, сердце и часто самую жизнь, чтобы не умереть голодной смертію. Вотъ гд источникъ проституціи и ея возрастающей прогрессіи (La prostitution des femmes, р. 32.) Той же экономической зависимости надо приписать эксплуатацію женскихъ силъ въ промышленномъ мір. Избытокъ женщинъ, желающихъ работать на фабрик или въ домашней прислуг, увеличивая спросъ на трудъ, пропорціонально этому спросу понижаетъ заработную плату. ‘Есть женщины и, конечно, не одна тысяча ихъ, которыя въ Лондон и Парик, работаютъ, не вставая съ мста по 10 часовъ къ сутки и не добываютъ себ на скудную пищу и какую нибудь квартиру. Еще больше, конечно, тхъ, которыя знаютъ, что путемъ проституціи он могутъ въ одинъ вечеръ достать на цлую недлю безбднаго существованія. Вотъ къ чему приводитъ неравенство половъ, какъ остатокъ стараго варварскаго времени, какъ наслдіе личнаго произвола сильнаго надъ слабымъ’.
Изъ того же принципа, по мннію Милля, вытекаютъ вс мры англійскаго законодательства, касающіяся брака. Законы эти возникли давно, время опередило ихъ, общественное мнніе старается смягчать ихъ прежнюю дикость, но они существуютъ въ полной юридической сил. Они построены на чисто-экономической эксплуатаціи женской личности и женскаго труда., Сначала, говоритъ Милль, женщины пріобртались силою (умыкались), или отецъ, по заведенному обычаю, продавалъ свою дочь ея будущему мужу. До послдняго времени отецъ былъ воленъ распоряжаться дочерью по своему личному произволу и вкусу, безъ всякаго участія ея воли. Правда церковь, въ своемъ уваженіи къ нравственному принципу, зашла такъ далеко, что требовала формальнаго ‘да’ при совершеніи брачнаго обряда, но и это согласіе, разумется, носило совершенно принудительный, подневольный характеръ, для двушки не было никакой физической возможности противиться настоятельнымъ требованіямъ отца, кром, быть можетъ, того исхода, когда она, произнося обтъ монашества, становилась подъ непосредственное покровительство религіи. Посл совершенія брачнаго обряда мужъ въ древнія времена (въ до-христіанскую эпоху) пріобрталъ право жизни и смерти надъ своею женою. На него она не могла аппелировать ни къ какому закону: мужъ былъ для нея единственный судъ и законъ. Долгое время онъ пользовался правокъ давать ей разводъ, но она не пользовалась тмъ же правомъ по отношенію къ нему. Старинные законы Англіи называютъ мужа лордомъ, т. е. верховнымъ господиномъ его жены. И дйствительно мужъ былъ въ буквальномъ смысл ея верховнымъ повелителемъ, и сообразно съ этимъ если жена убивала своего мужа, то это называлось изммной (petty въ отличіе отъ high treason, государственной измны), въ этомъ случа убійцу наказывали съ большей жестокостью, чмъ даже за государственную измну — именно сожженіемъ. Такъ какъ эти различныя изуврства вышли изъ употребленія (по большей части оіи никогда и не были отмнены формально, или же отмна состоялась, когда они и безъ того давнымъ давно были изгнаны изъ практики), то многимъ вообразилось, что по отношенію въ брачному союзу все обстоитъ такъ, какъ ему обстоять надлежитъ, и намъ постоянно твердятъ, что цивилизація и христіанство возстановили священныя права женщины. Напротивъ, женщина я въ настоящее время, по европейскимъ законамъ, остается рабою своего мужа, въ смысл легальной подчиненности она также порабощена, какъ и существа, обыкновенно, называемыя невольниками. Жена не можетъ сдлать ни одного шага безъ прямаго — хотя бы и нмаго — на то позволенія мужа. Она можетъ пріобртать собственность только для него, чуть только имущество переходитъ въ ея руки, хотя бы по наслдству, мужъ ipso facto становится хозяиномъ ея добра. Въ этомъ отношеніи положеніе жены подъ ферулою общаго закона въ Англіи еще хуже участи невольниковъ во многихъ странахъ, у римлянъ, напр., невольнику позволялось имть свою личную собственность (pecullum), и законъ до нкоторой степени гарантировалъ исключительное пользованіе ею. Подобное же преимущество высшіе классы предоставили своимъ женщинамъ изъ Англіи, посредственъ частныхъ контрактовъ, заключаемыхъ помимо закона, посредствомъ заведенія женниныхъ кассъ (pin-money) и т. д., такъ какъ родственное чувство отца оказалось сильне чувства солидарности между членами одного пола, и потому отецъ вообще предпочитаетъ свою дочь совершенно постороннему для него зятю. Посредствомъ различныхъ соглашеній богатые стараются оградить все приданое жены, или его часть отъ полноправнаго контроля мужа, но они же могутъ вврить это имущество ея собственному контролю. Все что они могутъ сдлать — это не допустить мужа до растрата приданаго, но при этомъ и настоящая собственница не располагаетъ правомъ пользованія. Самое имущество ограждено отъ обоихъ, а что до получаемыхъ съ него доходовъ, то при самой лучшей для жены форм соглашенія (когда выговаривается ‘ея отдльное пользованіе’) мужъ не можетъ только собирать ихъ вмсто нея, доходы должны пройти чрезъ ея руки, во если онъ отниметъ ихъ у жены, когда она ихъ получила, то его нельзя ни наказать, ни принудить къ возвращенію похищеннаго. Вотъ и все покровительство, какое самый могущественный, нобльмэнъ Англіи можетъ оказать своей дочери, по отношенію къ нужу, при нын дйствующемъ кодекс. Въ огромномъ большинств случаевъ дло обходится безъ всякихъ соглашеній, и тогда-то происходитъ полнйшее поглощеніе всхъ правъ, всякой собственности, также какъ и викой свободы дйствій. Мужъ и жена называются ‘однимъ лицомъ предъ закономъ для того, чтобы показать, что все, что принадлежитъ ей, принадлежитъ также и ему, однако параллель эта никогда не проводится въ томъ смысл, чтобы все, принадлежащее ему, составляло также и ея собственность, правило это примняется къ нему только въ тхъ немногихъ случаяхъ, когда онъ долженъ отвчать за ея поступки, подобно тому, какъ хозяинъ отвчаетъ за свою челядь или скотину. Я вовсе не хочу утверждать, что жены вообще пользуются не лучшимъ обращеніемъ сравнительно съ невольниками, но ни одинъ рабъ не порабощенъ такъ всецло’ въ такомъ полномъ значеніи слова, какъ жена. Едва-ли какой нибудь рабъ — если только онъ не приставленъ къ личнымъ услугамъ своему господину — порабощенъ во вс часы и минуты своей жизни, вообще же, подобно солдату, онъ иметъ какую нибудь опредленную службу, и когда она исполнена, или когда его отъ нея уволили,— онъ въ извстныхъ предлахъ располагаетъ своимъ собственнымъ временемъ, наслаждается семейной жизнію, въ которую господинъ его вторгается рдко. ‘Дядя Томъ’, при своемъ первомъ господин, жилъ своею самостоятельною жизнію въ ‘хижин’ почти совершенно также, какъ это возможно для человка, отвлекаемаго изъ-подъ семейнаго крова условіями его труда. Не то бываетъ съ женою. За обыкновенной рабою (въ христіанскихъ странахъ) признается право, на нее возлагается даже нравственный долгъ отказывать своему господину въ послдней фамильярности. Жена дло иное: къ какому бы зврскому тирану ни приковало ее несчастіе — хотя бы она знала, что онъ ее ненавидитъ, хотя бы онъ съ наслажденіемъ мучилъ ее ежедневно, хотя бы она не могла превозмочь омерзенія къ нему — несмотря на это онъ можетъ настойчиво требовать отъ нея послдняго униженія, какому можетъ подвергнуться человческое существо — онъ иметъ право заставить ее всегда служить орудіемъ въ животномъ отправленіи, омерзительномъ для ея нравственнаго чувства. Тогда какъ ея личность подавлена этимъ наихудшимъ видомъ рабства, каково же положеніе ея относительно дтей, въ которыхъ сосредоточенъ обоюдный интересъ ея и мужа-повелителя? По закону они — его дти. Онъ одинъ иметъ на нихъ какія бы то ни было легальныя права. Ни съ ними, ни относительно ихъ она ничего не можетъ сдлать, не имя на то полномочія отъ мужа. Даже посл его смерти она не становится ихъ законною опекуншею, если только не была формально назначена въ его духовномъ завщаніи. Прежде онъ могъ даже удалить ихъ отъ нея и лишить ее всякихъ средствъ видться съ ними или имть отъ нихъ извстіе, но теперь право это въ нкоторой степени ограничено актомъ Тальфорда. Таково легальное положеніе жены. И она не иметъ никакихъ способовъ выйти изъ этого положенія. ‘Если ей придетъ желаніе бросить своего мужа — она ничего не можетъ взять съ собою — ни дтей, ничего бы то ни было, принадлежащаго ей по праву. Если ему заблагоразсудится — онъ можетъ заставить ее возвратиться — закономъ или просто физической силой, можетъ также, если ему угодно, отнять у ней въ свою пользу то, что она заработаетъ или что дадутъ ей родственники. Только легальный разводъ, состоявшійся но приговору суда, позволяетъ ей жить отдльно, не подвергаясь опасности опять попасть подъ надзоръ разъяреннаго тюремщика, — или уполномочиваетъ ее употреблять на собственную пользу плоды трудовъ безъ всякихъ опасеній, что не сегодня — завтра на нее можетъ напасть человкъ, котораго она, мотъ быть, не видала лтъ двадцать и который отниметъ все нажитое ею добро. Но до послдняго времени суды предоставляли такую легальную сепарацію только цною издержекъ, длавшихъ ее недоступною для людей, непринадлежащихъ къ высшимъ классамъ. Даже въ настоящее время разводъ дается только въ случаяхъ отсутствія или крайней жестокости супруга. А между тнь каждый день слышатся жалобы на чрезмрную легкость разводовъ. Если женщин отказывается въ какомъ бы то ни было иномъ жизненномъ жребі, крол личкой рабской подчиненности деспоту, если все для нея зависитъ отъ счастливаго выбора человка, который захочетъ сдлать изъ нея фаворитку, а не ломовую скотину, то было бы очень жестоко отягощать ея судьбу еще тмъ условіемъ, что она должна испытывать свое счастіе но боле одного раза. Такъ какъ вс условія ея жизни зависятъ отъ пріисканія добраго господина, то естественнымъ слдствіемъ и результатомъ такого порядка вещей было бы то, что она должна имть право выбирать еще и еще, пока не нападетъ на удачный выборъ. Я вовсе не говорю, что ей слдуетъ предоставить это преимущество. Это совершенно другой вопросъ, и я нисколько не касаюсь развода по отношенію къ праву дальнйшаго вступленія въ бракъ. Но я говорю только, что для тхъ, кому дозволено одно рабство, свободный выборъ рабства долженъ служить единственнымъ, хотя и совершенно недостаточнымъ облегченіемъ. Устраненіе такого выбора окончательно уподобляетъ жену невольнику — и притокъ далеко но въ самой кроткой форм рабства, такъ какъ въ нкоторыхъ кодексахъ рабъ, при извстныхъ обстоятельствахъ дурного обращенія, пожегъ легально заставить господина продать его. Но въ Англіи никакая мра дурного обращенія, безъ уважительнаго резона прелюбодянія, не освобождаетъ жену отъ ея мучителя.’
Если бы это легальное положеніе, такъ врно нарисованное Милленъ, не смягчалось въ практической жизни англичанъ, далеко опередившей ихъ уродливую казуистику, то семейная жизнь, по остроумному выраженію Понча, была бы настоящей пенитенціарной тюрьмой, гд вчно исправляемая женщина была бы самой скучной жертвой своего еще боле скучнаго исправителя — мужа.
Указывая на едиственно-врный путь къ выходу изъ этого обоюдно ненормальнаго положенія, Милль считаетъ равенство половъ первой и необходимой ступенью къ этому выходу.
‘Равенство супруговъ передъ закономъ есть не только единственная мра, которая можетъ согласить подобный союзъ съ справедливостью, по отношенію къ обимъ сторонамъ, и вести ихъ въ обоюдному счастью, но это также единственный способъ сдлать обыденную жизнь человчества школою нравственнаго воспитанія въ высшемъ значеніи этого олова. Только общество между равными можетъ быть питомникомъ дйствительнаго нравственнаго чувства, хотя бы истина эта и не была вообще прочувствована и сознана въ интерес грядущихъ поколній. До сихъ поръ нравственное воспитаніе человчества главнйшимъ образомъ направлялось закономъ силы и приноравливалось къ отношеніямъ, создаваемымъ насиліемъ. Въ мало развитомъ обществ люди съ трудомъ допускаютъ какія бы то ни было связи съ равными. Быть равнымъ — значитъ быть врагомъ. Все общество, отъ самого высокаго до самаго низкаго положенія, представляетъ цпь или скоре лстницу, на которой каждое отдльное лицо стоитъ выше или ниже своего ближайшаго сосда, и кто не приказываетъ, тотъ долженъ повиноваться… Но приказаніе и повиновеніе — вдь это только несчастныя необходимости человческой жизни, общество равныхъ — вотъ ея идеалъ. Уже теперь, по мр облагороженія жизни, господство и повиновеніе боле и боле длаются исключительными явленіями, тогда какъ ассоціація равныхъ обращается въ общее правило. Мораль первыхъ вковъ исторіи основывалась на обязанности подчиняться сил, въ послдующую затмъ эпоху возникло право слабаго на пощаду и защиту сильнаго. Долго ли еще ваша общественная жизнь будетъ довольствоваться моралью, построенною для другого времени. У насъ была мораль подчиненія, дале мораль рыцарства ‘великодушія,— теперь настала пора и для нравственнаго уваженія справедливости.’
Но если равенство половъ возможно въ тсной семейной сфер — а что оно возможно — это доказывается полной семейной гармоніей супруговъ высшаго умственнаго развитія,— то оно логически необходимо и въ другой сфер — въ общественной дятельности. Открыть женщин доступъ къ тнь занятомъ и профессіямъ, которыя теперь составляютъ монополію боле сильнаго пола,— это значитъ увеличить сумму общественной дятельности почти вдвое и дать умственному движенію небывалую до сихъ поръ энергію. Возражать на это тмъ, что у женщины мене ума и способности — значитъ упорствовать изъ чисто-личныхъ и эгоистическихъ цлей. Если Екатерина II была хорошимъ законодателемъ, то почему же какая нибудь Катерина Иванова не можетъ быть хорошимъ медикомъ, ни архитекторомъ? Если въ Италіи въ средніе вка нсколько женщинъ были знаменитыми профессорами университетовъ и извстными учеными своего времени, то почему же въ XIX вк женщина не можетъ быть хорошимъ преподавателемъ узднаго училища? Мы слышимъ отвсюду жалобы на недостатокъ способныхъ людей, и закрываемъ цлой половин населенія двери везд, гд нужна полезная общественная дятельность. У насъ нтъ ни хорошихъ техниковъ, ни наставниковъ, нтъ способныхъ судей и множество послдней дряни въ числ адвокатовъ, и все-таки мы не допускаемъ женщину до этихъ профессій.
Наконецъ въ интересахъ подрастающаго поколнія равенство половъ могло бы оказать громадную услугу. Одинъ изъ величайшихъ недостатковъ современнаго воспитанія — это пренебреженіе къ выработк характера мы той активной способности, которая управляетъ всей дятельностію человка. Безсиліе и троичность — обыкновенныя черты нашего паразитнаго образованія. Чтобы поднять уровень характеровъ сильныхъ и энергическихъ, необходимо вліяніе матери на первоначальное воспитаніе дтей. Но можетъ я мать вліять на сформированіе характера сына ни дочери, когда у нея самой нтъ никакого. Первую пробу на характеръ человка кладетъ независимое положеніе его въ обществ, независимый выборъ дятельности и свободное преслдованіе своихъ цлей. Само собою разумется, что настоящее подневольное положеніе женщины совершенно противоположно этому порядку вещей. Раба можетъ воспитать только раба. Поэтому независимость женщины должна радикально преобразовать жалкую систему современнаго воспитанія и облагородить самыя темныя стороны нашей жизни. Только умственная трусость и своекорыстіе могутъ отступать передъ такими идеалами, лучшими и благороднйшими идеалами будущаго.