Н. Ю. Чугунова. Языковая структура образа рассказчика в жанре non-fiction, Рекемчук Александр Евсеевич, Год: 2011 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 27 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

На правах рукописи

ЧУГУНОВА Наталья Юрьевна

ЯЗЫКОВАЯ СТРУКТУРА ОБРАЗА РАССКАЗЧИКА

В ЖАНРЕ NON—FICTION

(НА МАТЕРИАЛЕ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ

ПРОЗЫ А. РЕКЕМЧУКА)

Специальность 10.02.01 — русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Улан-Удэ — 2011

Работа выполнена в научно-исследовательской лаборатории ‘Интерпретация текста’ ГОУ ВПО ‘Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет им. Н.Г. Чернышевского’

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Ахметова Галия Дуфаровна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Майоров Александр Петрович

кандидат филологических наук, доцент

Патенко Гульчачак Ринатовна

Ведущая организация: ГОУ ВПО ‘Югорский государственный

университет’

Защита диссертации состоится ’14’ июня 2011 года в 11.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.022.05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Бурятском государственном университете по адресу: 670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24 а, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Бурятского государственного университета по адресу: 670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24 а.

Электронная версия автореферата размещена на сайте http://www.bsu.ru ГОУ ВПО ‘Бурятский государственный университет’.

Fax: (3012)-21-05-88

E-mail: dissovetbsu@bsu.ru

Автореферат разослан ‘5’ мая 2011 г.

Учёный секретарь

диссертационного совета

кандидат педагогических наук,

доцент Г.А. Судоплатова

Общая характеристика работы

Реферируемая работа посвящена анализу языковой структуры образа рассказчика в тексте жанра non-fiction на материале автобиографической прозы А. Рекемчука.

Одним из наиболее продуктивных направлений в развитии современного языкознания, по мнению исследователей, является антропоцентризм, в котором, по мнению Е.С. Кубряковой, ‘человек, языковая личность становится точкой отсчета для исследования языковых явлений’ [Кубрякова 1995: 28]. В тексте антропоцентрический уклон зависит в первую очередь от идиостиля писателя и его отношения к жизни. Присутствие в художественном тексте конструктивного личностного начала изучается исследователями с двух сторон: со стороны языковой и литературоведческой, которые, в свою очередь, объединены в стилистике.

Стремительному развитию стилистики текста в коммуникативно-жанровом аспекте, по мнению исследователей, послужило то, что литература рубежа веков стала периодом обновления, смешения самых разных видов и жанров художественного творчества, периодом рождения новых жанров и форм [Кайда 2011: 50]. Кроме того, в конце ХХ — начале XXI века происходит переосмысление литературных традиций, что приводит к появлению гибридных жанровых форм. По словам, Г.Д. Ахметовой, сочетание новых исканий и традиций реализма приводит к появлению феномена постреализма (ср.: новый реализм, психологический реализм и др.), который вобрал в себя характерные черты реализма и постмодернизма [Ахметова 2006: 40].

Наряду с данными процессами происходят изменения в словесной структуре текста: преобразованиям подвергается образ героя, соответственно, и образ рассказчика как один из ликов образа автора. Актуализирующееся в литературе последнего десятилетия активное личностное начало привело к усилению автобиографичности, документальности, публицистичности, ослаблению сюжетной линии и появлению в тексте автора-творца (хотя это вопрос достаточно спорный).

В данное время исследователей привлекает появление и широкое распространение жанра non-fiction. Существуют разные подходы к определению этого жанра. Е.Г. Местергази в своей монографии ‘Литература нон-фикшн/non-fiction: Экспериментальная энциклопедия. Русская версия’ выделяет три смысловых поля, на которые распространяется понятие ‘non-fiction’: ‘интеллектуальная литература’, ‘массовая литература’, ‘документальная литература’ [Местергази 2007: 36].

В диссертационном исследовании за основу возьмем определение, данное Н.Б. Ивановой, которая в статье ‘По ту сторону вымысла’ характеризует non-fiction следующим образом: ‘Все, что не fiction, но остающееся в пределах художественного письма (в пределах интеллектуально-художественного дискурса)’ [Иванова 2005: 6].

Автобиографическую прозу Александра Евсеевича Рекемчука, одного из писателей-прозаиков России второй половины XX — начала XXI вв., мы относим к жанру non-fiction. Из множества произведений А. Рекемчука остановимся на его повести ‘Пир в Одессе после холеры’ и романе ‘Мамонты’. В автобиографической прозе А. Рекемчука находим следующие композиционно-языковые приемы организации текста: нетипичный для языка художественной прозы образ рассказчика, организующий повествование, усложненная архитектоника, модификация стиля, условность грамматического лица (термин Г.Д. Ахметовой), усиление межтекстовых связей.

Перечисленные процессы обнаруживают себя в языковой организации текста жанра non-fiction, что отражается на языковой композиции и, соответственно, изменяет организующий ее центр — образ рассказчика.

В прозе non-fiction тексты подписаны фамилией автора — творца произведения, который, одновременно, является героем, повествование наполнено автобиографическими и документальными фактами (письма, фотографии). Это приводит к тому, что в сознании адресата текста стираются границы между образом автора / рассказчика и автором — творцом произведения.

В исследованиях М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, А.И. Горшкова четко разграничиваются понятия ‘образ автора’ и ‘образ рассказчика’. Отметим, что хотя данные понятия и разграничиваются исследователями, но в языковом пространстве текста они могут сближаться, а иногда, почти совпадать
друг с другом.

Проблема языковой организации образа рассказчика в жанре non-fiction является актуальной прежде всего потому, что этот жанр почти не исследован в языковом плане, однако становится распространенным в последнее время и привлекает внимание ученых. Возникает необходимость его изучения именно как востребованного временем самостоятельного жанра. В этой связи становится актуальной проблема соотношения организации языковой композиции художественных и нехудожественных текстов, а также языковой структуры образа рассказчика как организующего центра. Данная проблема в узком смысле связана с теорией стилистики текста, а в широком — с отражением основных положений антропоцентризма.

Научная новизна исследования заключается, во-первых, в материале исследования, так как до настоящего времени попыток исследовать язык автобиографических произведений А. Рекемчука не предпринималось.

Во-вторых, в диссертации впервые рассматривается языковая структура образа рассказчика в тексте, относящемся к жанру non-fiction, а также определено соотношение литературы non-fiction и художественной литературы.

В-третьих, исследование посвящено анализу языковой композиции текста, написанного в жанре non-fiction, и ее организующему центру — образу рассказчика. Впервые на материале современной автобиографической прозы анализируются документальный и межтекстовый словесные ряды как важнейшие компоненты языковой композиции текста жанра non-fiction.

В-четвертых, анализируются основные языковые и архитектонические приемы создания образа рассказчика (автобиографичность, публицистичность, дневниковость, субъективность, ассоциативность, эмоциональность и др.) в структуре текста жанра non-fiction на конкретном языковом материале.

Методологической основой для исследования послужили труды М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Л.С. Выготского, В.М. Жирмунского, Ю.М. Лотмана, Б.В. Томашевского, В.Б. Шкловского, Б.А. Успенского, Г.Я. Солганика, О.А. Нечаевой, В.В. Одинцова, И.Р. Гальперина, А.И. Горшкова, Н.С. Валгиной, И.П. Ильина, Л.Г. Кайды, В.Г. Костомарова, Г.Д. Ахметовой, А.О. Большева, А.Г. Бодровой, Т.Г. Кучиной, Т.Г. Симоновой и др.

Работы данных учёных посвящены проблемам интерпретации текста, анализу образа автора с точки зрения его функционирования в тексте, проблемам определения жанра, архитектоническому строению текста, а также феномену документально-автобиографической прозы.

Методы исследования. 1. Общенаучный метод: наблюдение за особенностями языковой композиции текста анализируемых произведений. 2. Общефилологические методы: композиционный анализ, контекстологический анализ при рассмотрении словесных рядов в составе композиционных отрезков, композиционных отрезков в составе текста. 3. Контент-анализ: регистрация частоты появления ключевых слов в тексте.

Объектом данного исследования является проза non-fiction.

Предмет исследования — языковая структура образа рассказчика. В данном исследовании наряду с понятием ‘языковая структура образа’ употребляется понятие ‘языковая организация образа’.

Цель исследования — проанализировать языковую организацию образа рассказчика в составе целого текста, относящегося к жанру non-fiction. Для достижения поставленной цели определены следующие задачи исследования:

1) проанализировать явление языковой композиции в тексте жанра non-fiction,

2) выявить композиционно-языковой аспект образа рассказчика в тексте жанра non-fiction,

3) раскрыть соотношение архитектоники и языковой композиции в прозе non-fiction,

4) проанализировать принципы организации образа рассказчика в тексте жанра non-fiction.

Материал исследования — автобиографические произведения А. Рекемчука ‘Мамонты’ и ‘Пир в Одессе после холеры’.

Положения, выносимые на защиту:

1. Выявление образа рассказчика как особого организующего композиционного центра в тексте жанра non-fiction может считаться самостоятельной проблемой изучения языка русской прозы. Языковая структура образа рассказчика в тексте жанра non-fiction определена сквозным движением документального словесного ряда, взаимодействующего с межтекстовым и разговорно-просторечным словесными рядами.

2. Для текста, относящегося к жанру non-fiction, характерна языковая композиция, отличительными признаками которой является существование в тексте постоянно взаимодействующих и переплетающихся разных точек видения, и архитектоника, которая определена наличием в тексте субъективности, ассоциативности и эмоциональности.

3. Раскрытию языковой структуры образа рассказчика в тексте жанра non-fiction способствует выявление композиционно-языкового аспекта текста жанра non-fiction. Это связано с приемами архитектоники, которые представляют элемент стиля текста жанра non-fiction.

4. Языковая структура образа рассказчика в тексте жанра non-fiction проявляется, прежде всего, в автобиографичности, которая раскрывается в дневниковости, публицистичности и использовании языковых элементов разных стилей, а также для нее характерно взаимодействие жанров и языковых элементов стилей.

Теоретическая значимость. Научные выводы могут послужить основой для дальнейшего изучения проблем, связанных с анализом языковой композиции текста жанра non-fiction и ее организующим центром — образом рассказчика.

Практическая ценность заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы в вузовском курсе преподавания стилистики русского языка, филологического анализа текста, истории русской литературы, а также при разработке элективных курсов, знакомящих студентов со спецификой языковых процессов современной русской прозы.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав (часть языкового материала анализируется в I главе), заключения и списка литературы.

Апробация работы:

1. 1-я Международная научная конференция ‘Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты’ (Чита: ЗабГГПУ, 29-30 октября 2007 г.), 2. Научно-практическая конференция с международным участием ‘Филологическое образование в школе: приоритеты и перспективы’ (Улан-Удэ: 11 декабря 2007), 3. II Международная научная конференция ‘Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты’ (Чита: ЗабГГПУ, 30-31 октября 2009 г.), 4. Международная научно-практическая конференция ‘Русский язык в современном Китае’ (Китай, г. Хайлар, Хулуньбуирский институт, 20-23 апреля 2009 года), 5. III Международная научная конференция ‘Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты’ (Чита: ЗабГГПУ, 10-11 декабря 2010 г.).

Основные положения исследования отражены в 15 публикациях общим объемом 7,65 п.л., в том числе две статьи в журнале ‘Гуманитарный вектор’ (Чита) и одна статья в журнале ‘Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. Серия ‘Филология, история, востоковедение’ (Чита), которые входят в перечень изданий, реферируемых ВАК РФ.

Автором исследования разработаны и проведены лекционно-практические занятия по дисциплинам ‘Стилистика и литературное редактирование’, ‘Стилистика русского языка и культура речи’, на которых были внедрены материалы и основные результаты диссертационного исследования.

Диссертация обсуждалась на расширенном заседании НИЛ ‘Интерпретация текста’ и НИИ Филологии и межкультурной коммуникации с участием кафедры русского языка и методики его преподавания, кафедры русского языка как иностранного, кафедры журналистики и связей с общественностью, кафедры литературы Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского (г. Чита).

Основное содержание работы

В первой главе ‘Текст жанра non—fiction: языковая композиция и архитектоника’ представлено обобщение теоретических исследований, посвященных определению сущности жанра non-fiction, языковой композиции и архитектоники текста жанра non-fiction. В первом параграфе ‘Композиционно-языковой аспект жанра non—fiction‘ рассматриваются теоретические аспекты проблемы жанра. М.М. Бахтин выделил в языке ‘относительно устойчивые тематические, композиционные и стилистические типы высказываний’ [Бахтин 1986: 237] и назвал их речевыми жанрами. В число речевых жанров ученый включил простые (первичные) и сложные ‘вторичные’. Простые жанры, преобразовываясь, входят в состав сложных. К сложным речевым жанрам относятся литературные жанры (роман, повесть и пр.).

М.Н. Кожина рассматривает проблему жанра и проблему стиля неотрывно друг от друга. Жанр определяется ею как ‘типизированная разновидность литературных произведений’ [Кожина 2002: 158], к отличительным признакам которой относятся: единство компонентов содержательной формы (системное единство содержания, своеобразная композиция, стиль, образность и т.д.), устойчивость, типизированность, нормативность.

Изучение категорий жанра — основа языковой интерпретации произведения словесности. Каждый жанр обладает своими способами, своими языковыми средствами выражения и композиционного построения. Текст жанра non-fiction в композиционно-языковом аспекте представляет собой взаимодействие элементов разных стилей и жанров, что обусловливает сочетание в тексте речевых средств разных типов. В повествование произведений часто включаются ‘чужие’ тексты.

Важную роль в организации повествования играет образ рассказчика, который передает и авторскую позицию. По словам М.М. Бахтина, ‘персональное совпадение ‘в жизни’ лица о котором говорится, с лицом, которое говорит, не упраздняет различия этих элементов внутри художественного целого’ [Бахтин 1986: 393].

Образ рассказчика в тексте жанра non-fiction способствует смешению пространственно-временных планов. Для текста жанра non-fiction характерна сложная динамическая временная организация, предполагающая взаимодействие различных временных планов. Приведем пример из текста: ‘Колеи железной дороги рассекали холм, громоздя ярусами песчаные берега. По верху кустилась дернина, а дальше стояли сосны… Под соснами паслись коровы… Ход моих размышлений был прерван звоном колокольчика. Уже настроившись на волну внезапных ассоциаций, цветовых и звуковых аллюзий, я предположил, что это звенит наяву ботало на вые черно-белой гулящей коровы, пасущейся в моих воспоминаниях… Но оказалось, что это шествует по узкому вагонному коридорчику, даря улыбки встречным, московская поэтесса Лариса Васильева… у нее на шее было ожерелье, к низу которого прицеплен изящный колокольчик, мелодично позванивающий в такт ее шагам, в лад колыханью ее груди. Он как бы оповещал о ее царственном приближении…’ [Рекемчук 2006: 7-10].

В данном композиционном отрезке переплетению пространственно-временных планов способствует использование глаголов и глагольных форм настоящего и прошедшего времени. Из одиннадцати глаголов девять употребляется в прошедшем времени (рассекали, кустилась, стояли, паслись, предположил и др.) и только два глагола (звенит, шествует) в настоящем времени. Следовательно, основная функция развертывания повествования принадлежит глагольным формам прошедшего времени. Функция передачи особого автобиографического континуума (настоящего актуализированного времени) принадлежит причастиям (пасущейся, гулящей, позванивающий) и деепричастиям (громоздя, даря, настроившись). Повествование здесь создается на ассоциативном уровне: каждое событие, всплывающее в памяти героя, чередуется с другими, но все они взаимодействуют друг с другом.

А. Рекемчук в своих произведениях вместо хроникального принципа организации языкового материала обращается к ассоциативному, так что общая картина действительности складывается из отдельных эпизодов. Сложную языковую структуру автобиографического текста создают речевые планы автора, рассказчика, персонажей. Языковые формы самовыражения рассказчика (определенно-личные конструкции, слова, с неопределенным значением, вводные слова, разговорный словесный ряд и др.) объединяются в текст жанра non-fiction, в котором образ рассказчика становится организующим центром языковой композиции.

Автобиографические произведения А. Рекемчука строятся как повествование об основных событиях жизни автора и характеризуются ретроспективной установкой. Текст жанра non-fiction содержит в себе установку на массовое прочтение. Автобиографический текст ориентируется, прежде всего, на повествование от первого лица, признаками которого являются установка на достоверность, особая субъективность, основанная на близости образа рассказчика и образа автора, нечеткость границ пространственно-временных планов. Нетипичность образа рассказчика проявляется в его автобиографичности.

Во втором параграфе ‘Языковая композиция текста жанра non—fiction‘ рассматриваются теоретические аспекты проблемы композиции и языковой композиции. В соответствии с теорией В.В. Виноградова, композиция определяется литературно-художественным методом изображаемой действительности. Ученый описывает композицию как систему чередований ‘разных форм и типов речи, разных стилей, синтезируемых в ‘образе автора’ и его создающих’ [Виноградов 2005: 210]. Именно в этом аспекте в современной филологии раскрывается понятие языковой композиции.

Исследователи [Татару 2009: 10] отмечают редкость обращения к языковой композиции в современном языкознании. Первой работой, полностью посвященной проблеме языковой композиции, является монография Г.Д. Ахметовой ‘Языковая композиция художественного текста (проблемы теоретической феноменализации, структурной модификации и эволюции на материале русской прозы 80-90-х годов XX в.)’. В монографии дается подробное описание языковой композиции художественного текста, выделяются ее структурные компоненты. Языковая композиция является основой построения целого текста, так как именно в составе языковой композиции можно рассматривать феномен образа рассказчика как организующего ее компонента.

Проблема языковой композиции художественного текста связана с теорией композиции. Существует много подходов к определению композиции текста. О композиции в разное время писали В.В. Одинцов, А.И. Горшков, Л.Г. Кайда, В.В. Кожинов, Ю.М. Лотман, В.И. Тюпа, М.А. Лавыш, О.В. Шалыгина и др. Чаще всего под композицией понимается построение, взаимное расположение и соотношение частей какого-либо произведения. Материал, из которого состоит композиция, был описан М.М. Бахтиным, В.В. Виноградовым, Л.С. Выготским, В.М. Жирмунским, В.Б. Шкловским, Н.А. Николиной и др.

Взаимосвязь композиции и языковой композиции художественного текста обусловлена, на наш взгляд, смещением точки видения (автора, рассказчика, героя). Мена точек видения определяет динамику языковой композиции текста, тогда как композиция текста нередко характеризуется статичностью.

Языковая композиция свойственна не только художественным, но и нехудожественным произведениям. Все категории, которые обнаруживаются в художественном тексте, развернуто или редуцированно присутствуют в нехудожественном повествовании.

Рассмотрим языковую композицию текста жанра non-fiction. Для этого обратимся к тексту романа ‘Мамонты’: ‘За час до прибытия в Харьков я вышел из купе и приник к окну, тому, что слева по ходу поезда.

Можно было бы и остаться в купе, там удобней, сиди себе на мягком диване за стаканом чая, покуривай, пускай дым в приспущенное окошко — впрочем, к той поре я уже бросил курить, — смотри, вспоминай… Но надо было дать возможность Луизе причепуриться перед выходом на люди.

Кроме того, память подсказывала мне, что тот мальчик сидел на песчаном откосе, над путями, по левую руку, если поезд следует из Москвы. Колеи железной дороги рассекали холм, громоздя ярусами песчаные берега. По верху кустилась дернина, а дальше стояли сосны с огненными стволами, будто бы опаленными, обугленными у корней. Под соснами паслись коровы, на шее одной из них, черно-белой, как старое кино, позвякивало ботало, колоколец, наверное, эта корова была по натуре бродяжкой, гуленой.

Мальчик сидел на краю обрыва, свесив ноги в дырчатых сандалиях, подперев кулачком подбородок. У него была ярко-рыжая голова, щедро окропленный веснушками нос. Белая кожа, которую не брал загар (весь пигмент ушел на веснушки), серые глаза, иногда при взгляде вверх, перенимавшие синеву неба.

Этим мальчиком был я. Мне было семь лет…’ [Рекемчук 2006: 7].

Повествование композиционно построено от первого лица (речевая сфера рассказчика), которое в некоторых случаях переходит в третье (речевая сфера автора). Формой выражения лица здесь служит не только местоимение первого лица, но и существительное (мальчик), а также глаголы в форме императива (в транспозиционном употреблении со значением непринужденного действия), указывающие на форму второго лица (сиди, смотри, вспоминай). Очевидно, можно говорить об условности грамматического лица, определенного перемещением точки видения из речевой сферы рассказчика в речевую сферу автора. В романе условно выделяются два ‘Я’: ‘Я’-тогда (герой в детстве), ‘Я’-сейчас (герой в зрелом возрасте). Их связывает образ рассказчика. В образе рассказчика объединены восприятие и языковые особенности мальчика и взрослого человека, вспоминающего свое детство. На образ рассказчика указывают: сравнение (черно-белой, как старое кино), вставная конструкция (весь пигмент ушел на веснушки), вводные слова (впрочем, наверное), разговорно-просторечное слово (причепуриться).

Субъективно-речевой план (отметим, что в данном исследовании понятие ‘субъективно-речевой план’ и ‘субъективированное повествование’ рассматриваются нами как синонимы) рассказчика включает такие лексико-грамматические средства, как чередование форм лица и включение в повествование разговорно-просторечного и публицистического словесных рядов.

Далее в параграфе анализируется языковая структура текста жанра non-fiction. В языковой композиции текста жанра non-fiction находим следующие составляющие ее компоненты: композиционные отрезки, словесные ряды, точка видения (автора, рассказчика, героя), субъективированное повествование. Организующим центром для всех компонентов языковой композиции текста жанра non-fiction является образ рассказчика. Отметим, что компоненты, составляющие языковую композицию текста жанра non-fiction, свойственны также для языковой композиции художественного текста. Приведем пример: ‘Вне сомнений, это и было то самое место, куда я забредал когда-то. Я не ошибся ни в стороне, ни в расстоянии. Здесь, конечно, здесь…

Но в том-то и дело, что все здесь неузнаваемо переменилось.

Пропали древние, поросшие бархатными мхами могильные камни. Куда-то подевались кресты с косыми рейками домиком. А главное, исчезли, будто их и не было вовсе, те самые надписи, ради которых я потащился опять на Рогожское кладбище. Да не один: повлек за собою целую ораву промерзших до костей и, может быть, не очень сытно позавтракавших юнцов и юниц.

Заметив мою растерянность, они кротко отводили взгляды, постукивали подошвами одна о другую, тихо переговаривались, дыша морозным паром…

На месте исчезнувших старых могил теснились новые захоронения. Спесиво дыбились гранитные и мраморные обелиски, отполированные до зеркального блеска. Громоздились нелепые статуи в рост каких-то молодцов с блатными челками. Имена и фамилии на постаментах ничего не говорящие, ни уму, ни сердцу, почему-то ассоциировались с газетными столбцами уголовной хроники…

Время не остановишь. Поколения сменяют друг друга. Ветхие захоронения, за которыми нет пригляда близких людей и потомков, нет оплаты кладбищенских услуг, — их, в конце концов, отдают другим постояльцам. Гробы ложатся поверх гробов. И такой порядок заведен не в одной лишь России…’ [Рекемчук 2006: 69-70].

В приведенном контексте субъективированное повествование выражается через использование в дискурсе рассказчика лексико-грамматического словесного ряда, на что указывает наличие вводных компонентов (вне сомнений, конечно, а главное, может быть), слов с неопределенной семантикой (когда-то, куда-то, какие-то, как-то, почему-то), отрицательных конструкций (ни в стороне, ни на расстоянии, ничего не говорящие ни уму, ни сердцу). Разговорной словесный ряд представлен словами ‘потащился’, ‘блатные’, ‘орава’. Кроме того, показателем субъективированности повествования можно назвать графический словесный ряд (термин Г.Д. Ахметовой) (слово ‘домиками’ выделено в тексте курсивом) и иронический словесный ряд (Спесиво дыбились обелиски, отполированные до зеркального блеска, нелепые статуи молодцов с блатными челками).

В данном композиционном отрезке усиливается публицистичность, проявляющаяся в дискурсах, посвященных теме смены поколений. Грамматическая форма местоимения 1-го лица сменяется формой 2-го лица, определенно-личные предложения — обобщенно-личным (‘Время не остановишь’), разговорная лексика — литературным языком. В этой части текста возникает впечатление, что образ автора объединяется с образом рассказчика, но дистанция по-прежнему существует: автор выражает свои убеждения через эстетико-художественный компонент литературной личности рассказчика.

Г.Д. Ахметова называет авторские отступления и рассуждения, включенные в дискурс рассказчика, ‘условно объективированными’, поскольку ‘они всегда отражают ту или иную точку видения’ [Ахметова 2002: 102-103]. ‘Объективация’ повествования рассказчика в приведенном примере осуществляется путем сближения двух точек видения — автора и рассказчика. Речевая сфера рассказчика из субъективированной переходит в ‘условно объективированную’. В конце контекста повествование вновь возвращается в субъективированное ‘я’ рассказчика.

Таким образом, в данном композиционном отрезке, который представляет собой один из компонентов языковой композиции, обнаруживаются другие компоненты: точка видения (автора, рассказчика), субъективированное повествование и словесные ряды (лексико-грамматический, разговорный, графический, иронический).

В тексте романа ‘Мамонты’ динамическому развертыванию языковой композиции и организующему ее образу рассказчика способствует взаимодействие разных словесных рядов: словесно-звукового, ритмико-интонационного, лексико-грамматического, глагольного, почтительно-разговорного, разговорно-просторечного, иронического, межтекстового, библейского, документального, графического, смыслового и др.

В основе наименования данных словесных рядов лежат следующие принципы: 1. взаимосвязь звукового оформления слова (фразы) и его лексического значения (словесно-звуковой, ритмико-интонационный), 2. связь словесного ряда с образом главного героя, местом действия (полисемичный, почтительно-разговорный, атрибутивный), 3. стилистическая окраска языковых единиц (общеупотребительный, разговорный, просторечный, публицистический, книжный, документальный, научный), 4. связь с эмоционально-экспрессивной стороной текста (иронический), 5. изобразительно-выразительные средства (метафорический), связь графических средств изображения с образом автора или образом рассказчика (графический), 6. межтекстовые связи (межтекстовый).

Языковая структура образа рассказчика в тексте жанра non-fiction определена сквозным движением документального словесного ряда, взаимодействующего с разговорно-просторечным и межтекстовым словесными рядами. Вариативность их взаимодействия определяется объектом описания.

Образ автора и образ рассказчика в прозе non-fiction близки друг другу, но рассказчик отличается стилистически (на это указывает разговорно-просторечный словесный ряд в речевой сфере рассказчика). Следовательно, образ рассказчика, организующий языковую композицию текста жанра non-fiction, может быть определен как явный рассказчик. Приведем примеры из романа ‘Мамонты’ и повести ‘Пир в Одессе после холеры’: ‘Мне было семь лет, но я еще не учился в школе, потому что мой день рождения приходился аккурат на середину учебного года’, ‘Мама посылала меня в столовку с судками, я брал обеды на дом, чтобы не сдохнуть с голоду, покуда она на работе, да и ей самой когда куховарить?’, ‘Так о чем бишь я?’, ‘В этот раз я уже не шастал по заграницам…’, ‘Давеча, когда я пригребся в Смольный,… устроился на полу, в коридоре, малость вздремнул…’.

В третьем параграфе ‘Приемы архитектоники как элемент стиля текста жанра non—fiction‘ нами проанализированы приемы, способствующие усложнению архитектоники текста жанра non-fiction.

Архитектоника, или внешняя композиция текста, является одним из предметов изучения филологического анализа текста и определяется Н.А. Николиной как ‘членение текста на определенные части (главы, подглавки, абзацы, строфы и пр.), их последовательность и взаимосвязь’ [Николина 2003: 45].

Назовем основные архитектонические особенности текста жанра non-fiction: непоследовательность в изложении событий, динамичность повествования, внешняя несоразмерность частей текста, построение повествования от первого лица, введение в повествовательную ткань рассуждений и комментариев рассказчика.

В романе ‘Мамонты’ традиционное линейное повествование модифицируется в тексте в логически непоследовательное движение линии повествования с внезапными переходами от одних мыслей и воспоминаний к другим. Действие романа начинается с середины, повествование разворачивается стремительно, от одного временного плана к другому, также отмечается внешняя несоразмерность частей текста.

Архитектоническое членение текста жанра non-fiction определяется его автобиографичностью. Компоненты текста (главы, подглавки, тематико-композиционные отрезки и пр.) выстроены в ассоциативно-свободной последовательности, композиционные части неодинаковы и по объему представленной в них информации, и по охвату времени (например, прошлое описано в текстах значительно подробнее, нежели настоящее). Роман ‘Мамонты’ и повесть ‘Пир в Одессе после холеры’ начинаются с воспоминаний автора. Слово память является ключевым в романе ‘Мамонты’ и встречается в тексте около двухсот раз (стерлись из памяти, память подсказывала мне, вспомнил, я узнал эту улицу той особенной памятью души, обломками своей и чужой памяти, детские воспоминания стираются из памяти и т.д.).

Роман ‘Мамонты’ делится на пять глав, которые отделены друг от друга графическими пробелами (т.е. пропуском строк). Каждая глава подлежит внутреннему членению на подглавки, которые членятся на тематические отрезки, разделенные пробелами. Каждый такой отрезок условно назовем тематически-композиционным, поскольку, с одной стороны, в нем заключена определенная тема, с другой, через один или несколько подобных отрезков эта тема имеет развитие.

Например, в романе ‘Мамонты’ один из тематически-композиционных отрезков заканчивается так: ‘Санька едва куском не подавился: ишь, пролетарий выискался! С эдакой буржуйской бабочкой…

Маму Галю тоже разбирал смех’ [Рекемчук 2006: 258]. Следующий отрезок, отделенный от предыдущего пробелом, начинается со слов: ‘Не сдержал хохотка и Зигфрид Кюн, сидевший со мною рядом… Да, я знал по личному опыту, что такое кинопробы’.

На первый взгляд, членение автором данного фрагмента текста является безосновательным. Но проведя сопоставительный анализ двух композиционных отрезков, приходим к выводу, что причиной для членения текста послужили разные формы повествования (в первом случае повествование построено от 3-го лица, во втором — от 1-го, что обусловливает наличие двух речевых потоков рассказчика (условно объективированного и субъективированного)).

Еще одной причиной членения автором текста романа служит принцип воссоздания времени и пространства. Роман ‘Мамонты’ отличается фрагментарностью повествования. Описываемые в тексте время и пространство отличаются неоднородностью и характеризуются резкими смещениями, ‘пропусками’ изображаемых событий. По нашему мнению, такая организация текста призвана передать особенности течения биографического времени, выражать эмоциональную напряженность повествования.

Приведем примеры, где архитектоническое членение текста обусловлено различием временного и пространственного континуумов: 1) ‘В 1932 году мы переехали из Одессы в Киев’ [Рекемчук 2006: 232], ‘Много лет спустя, когда уже и я был не молод, а мама и вовсе стара…’ [там же], 2) ‘Тогда в семидесятых, в Тунисе, я не задумывался об этом, поскольку даже представления не имел о тех страстях, разыгравшихся в Марокко’ [Рекемчук 2006: 450], ‘В 2003 году на книжной ярмарке в Доме художника, что у Крымского моста, я купил только что вышедший из печати ‘Бизертинский морской сборник’ — избранные страницы летописей, которые в самом начале двадцатых вели русские моряки, волей судеб оказавшиеся на чужбине’ [Рекемчук 2006: 451].

Приведенные фрагменты текста дробят повествование на пространственно-временные блоки за счет хронологических помет, выраженных порядковыми и количественными числительными (1932 год, 2003 год, в семидесятых) и словами, с неопределенным временным значением (много лет спустя, тогда), обозначения места действия (Киев, Тунис, книжная ярмарка в Доме художника, у Крымского моста). Отметим, что резкие переходы от одного временного плана к другому, от одного тематически-композиционного отрезка к последующему носят здесь ассоциативный характер.

Приведем пример из повести ‘Пир в Одессе после холеры’: ‘Было ли в том предначертанье судьбы? Или подсознательное ощущение вины лишь за то, что родился на свет? Или то был инстинкт покорной жертвенности, который вообще характерен для ‘совков’? Готовность разделить удел поколений?

Не знаю. Я до сих пор мучаюсь этой загадкой.

Пожалуй, все вместе — плюс стечение обстоятельств’ [Рекемчук 2003: 142].

Данный тематически-композиционный отрезок, состоящий из нескольких предложений, также выделен в повествовании рассказчика. Предшествующий предоставленному отрезку фрагмент текста приводит рассказчика к размышлениям, выраженным в форме монолога. На отношение приведенного отрезка к размышлениям указывает употребление в дискурсе рассказчика вопросительных предложений, вводного слова ‘пожалуй’, повторяющегося союза ‘или’, объединенным в несобственно-прямой речи. Внутри контекста наблюдается членение высказывания, за счет увеличения длительности пауз между предложениями, фиксируемых вопросительными знаками вместо запятых. Подобное членение повествовательной структуры актуализирует текст, придает ему динамику.

Кроме приведенных примеров, в тексте жанра non-fiction от основного повествования отделяется: 1) речь рассказчика (рассуждения, комментарии), 2) речь персонажей (иногда с участием в ней рассказчика) (диалоги), 3) ‘чужая речь’ (‘вставные’ тексты). Для автобиографической прозы А. Рекемчука характерно преобладание ассоциативной связи между частями текста. Такое членение текста, на наш взгляд, определяет сложность архитектоники текста жанра non-fiction.

Одной из главных особенностей архитектоники романа ‘Мамонты’ является то, что в его структуру включены не только ‘заимствованные’ тексты, но и повесть ‘Пир в Одессе после холеры’. Повесть ‘Пир в Одессе после холеры’ написана и опубликована в 2003 году как целое законченное произведение. В 2006 году вышел в свет роман ‘Мамонты’, в котором повесть входит в состав одной из глав с аналогичным названием.

Мы полагаем, что вышеперечисленные приемы построения текста жанра non-fiction указывают на сложность его архитектоники. По приведенным признакам, характерным для внешней композиции нехудожественного текста, можно говорить об открытости архитектонического построения, т.е. такого построения, которое можно расширить / уменьшить, трансформировать в другой жанр и пр.

Вторая глава ‘Образ рассказчика в жанре non—fiction: языковой аспект’ посвящена принципам организации образа рассказчика в жанре non-fiction. В первом параграфе ‘Автобиографичность как важнейший композиционно-языковой принцип организации образа рассказчика в тексте жанра non—fiction‘ автобиографичность рассматривается как признак, отличающий образ рассказчика в тексте жанра non-fiction от образа рассказчика художественной прозы.

Автобиографичность — отражение в произведении словесности событий из жизни автора, близости в каком-либо отношении автору героя произведения. В России автобиографические тексты изучены еще недостаточно в языковом плане, хотя такие исследования есть: ключевыми остаются статьи о мемуаристике М.М. Бахтина и Л.Я. Гинзбург, а также работы С.Н. Буниной, А.Б. Бушева, Е.В. Васильевой, С.В. Волошиной, Т.Г. Кучиной, Е.Г. Местергази, Н.А. Николиной, Е.Г. Самарской и др.

Автобиографическая проза А. Рекемчука содержит установку на массовое прочтение, что существенно усиливает художественность произведения и сближает текст жанра non-fiction с текстом художественной литературы, в которой феномен человеческой памяти выражается в дискурсе рассказчика путем воспроизведения особого пространственно-временного континуума.

В романе ‘Мамонты’ рассказчик представлен в двух образах: зрелый, самодостаточный мужчина (здесь образ рассказчика почти тождествен образу автора), и рассказчик-герой (мальчик, проходящий трудный путь становления личности). Номинальное совпадение автора, героя и рассказчика, обусловливает существование в тексте двух временных континуумов — ‘Я’ в прошлом и ‘Я’ в настоящем.

Приведем пример из романа ‘Мамонты’: ‘Вполне естественно, что образ отца мог быть составлен только из тех реалий, которые запечатлела память. Из тех встреч и бесед с отцом, которые были на самом деле.

Среди них всего более привлекает эпизод киевской ранней весны, когда отец, нахлобучив свою серую шляпу со щегольски примятой тульей и сняв с крюка шишковатую трость с изогнутой, как бараний рог, рукоятью, заявил, что отправляется гулять на Владимирскую горку, а мама — догадавшись, куда он навострил лыжи, — сказала: вот и хорошо, мальчик пойдет гулять вместе с тобой, сегодня такая чудесная погода, сейчас я соберу его…

Но в отличие от той весны, когда это было на самом деле, теперь была осень, стоял октябрь… Отец воткнул свою трость в землю, в ворох палых листьев и, по обыкновению, уселся на рукоять, заложив ногу на ногу, вперив отсутствующий взгляд в черту горизонта. Я бегал вокруг памятника Крестителю, иногда отбегал подале, собирая с земли облетевшие листья необыкновенно яркой и причудливой расцветки. В моих руках уже был целый букет…

Вздохнув, я разжал руки, листья осыпались к моим ногам, а я дотянулся до книжной полки, что была рядом, аккурат за моим письменным столом, наугад, не глядя, нащупал нужный корешок, вытянул его из ряда, и книга привычно раскрылась на той самой странице…

Чтение мое было прервано странным звуком… Я оглянулся, вгляделся сквозь пеструю завесь поникших ветвей…

По дороге, по спуску, которым мы только что поднимались в гору, теперь — обратным током валила толпа людей, тупо глядящих себе под ноги…

Я обернулся: взгляд отца тоже был устремлен на этих…’ [Рекемчук 2006: 594-595].

В анализируемом композиционном отрезке точка видения рассказчика-взрослого (‘я’ повествующего [Щукина 2004: 21]) выражена в оценке описываемых событий (серая шляпа со щегольски примятой тульей, шишковатая трость с изогнутой, как бараний рог, рукоятью, отсутствующий взгляд, пестрая завесь поникших ветвей), разговорно-просторечным словесным рядом (навострил лыжи, валила, нахлобучивший, аккурат (прост.)), особым распределением пространственно-временных осей (Киев, ранняя весна — Москва, осень, октябрь, тогда — теперь, сегодня, только что). Точка видения рассказчика-ребенка (‘я’ повествуемого) выражена непосредственностью детского восприятия (листья, необыкновенно яркой и причудливой расцветки). Преобладание в речевой сфере ‘я’ повествующего глаголов прошедшего времени (было, воткнул, уселся, бегал и др.), а в речи ‘я’ повествуемого форм настоящего времени (привлекает, отправляется гулять, собирая) указывает на разные точки отсчета временных планов.

Из контекста видно, что для текста жанра non-fiction характерно совмещение разных пространственно-временных планов. Рассказ ведется одним субъектом, но временной план такого дискурса имеет две точки отсчета — ‘Я’-тогда — прошлое, ‘Я’-сейчас — настоящее. Это определяет существование в тексте разных точек видения.

В тексте жанра non-fiction автобиографичность также проявляется во взаимодействии языковых элементов разных жанров (репортаж, документ (допрос, протокол изъятия, биография, автобиография), дневник), в соединении публицистичности, документальности, дневниковости и ‘чужих’ текстов.

Языковые элементы разных жанров, соединяясь и переплетаясь в прозе non-fiction, усложняют образ рассказчика. Поскольку композиционные рамки повествования от 1-ого лица несколько сужают рамки повествования, авторам приходится пользоваться различными композиционно-языковыми приемами для того, чтобы их расширить (грамматические сдвиги, сближение образа автора с образом рассказчика, включение в текст объемных риторических конструкций, языковых элементов разных стилей, диалога, ‘чужую’ речь, членение повествования размышлениями и комментариями и др.).

Приведем пример документа, так как он наиболее часто встречается в повествовании, и, кроме того, для текста жанра non-fiction важна документальная составляющая, определяющая высокую степень достоверности. Обратимся к тексту допроса: ‘Допрос 16 июля 1937 года.

Воп. Кто Вам поручил вербовку Смеркиса?

Отв. Никто. Сделал я это по своей инициативе. Смеркиса я знал по Бессарабии с положительной стороны.

Воп. Следствие располагает данными, что Смеркис являлся агентом сигуранцы, о чем Вам было известно. Подтверждаете ли Вы это?

Отв. Нет, не подтверждаю, т.к. ничего о связи Смеркиса с сигуранцей я не знал и не знаю.

Воп. Куда Вы выехали из Праги?

Отв. Из Праги я выехал в Париж.

Воп. Поездка в Париж была предусмотрена Вашим маршрутом?

Отв. Нет, т.к. из Праги я согласно полученному заданию должен был выехать в Румынию.

Воп. Значит, в Париж Вы выехали самовольно?

Отв. Да, самовольно.

Воп. Зачем Вы ездили в Париж?..

При этом на столе у следователя, в закрытой папке, уже лежат служебные объяснения десятилетней давности, где, в частности, упомянуты жена и дочь, проживающие именно в Париже…’ [Рекемчук 2006: 580].

Выделенный курсивом текст является частью протокола допроса, на что указывает вопросно-ответная форма изложения, а также ее безэмоциональность. Характерной чертой, указывающей на стандартизованность документа, является официальность и вежливость обращения (местоимение 2 лица, множественного числа ‘Вы’ в обращении к лицу). Вопросно-ответная форма изложения выражена как полными (Куда Вы выехали из Праги? Из Праги я выехал в Париж), так и неполными (Да, самовольно) предложениями: вопросы задаются конкретно, ответы, в свою очередь, даются точные, не позволяющие инотолкования. Перед текстом допроса указывается число и год, в котором был составлен документ (16 июля 1937 года). На отношение к документу указывает официальный характер речи, придающий выражениям черты императивности и регламентированности. Документальный словесный ряд представлен инфинитивом со словом должен (должен был выехать), предлогом с существительным в дательном падеже (согласно полученному заданию). Документальный словесный ряд граничит здесь с общеупотребительным словесным рядом, не отличающимся графически от основного текста.

Роман ‘Мамонты’ — это отражение событий из жизни автора, поэтому тексту свойственна автобиографичность, которая проявляется в номинативном совпадении автора, рассказчика и героя произведения, в повествовании, организованном от первого лица, в описании субъектом событий прошлого и настоящего, что композиционно проявляется в нелинейности повествования.

Текст жанра non-fiction совмещает в своей структуре языковые элементы разных жанров, но особая роль отведена документам. Включение в основной текст языковых элементов документальных жанров обусловливает высокую степень достоверности представленного читателю материала, следовательно, высокую степень автобиографичности.

Автобиографичность связана с языковой структурой повествования, для которой характерно динамичное развертывание документальных, межтекстовых и разговорных словесных рядов. Организующим центром в таком повествовании является рассказчик, следовательно, композиционно-языковые элементы автобиографичности, соединяясь и переплетаясь в литературе non-fiction, организуют языковую структуру образа рассказчика.

Во втором параграфе ‘Межтекстовые связи как организующий принцип построения образа рассказчика в тексте жанра non—fiction‘ межтекстовый словесный ряд рассматривается нами как один из компонентов, организующих языковую структуру образа рассказчика.

Межтекстовые связи, употребляемые в тексте, приобретают статус межтекстовых словесных рядов, т.е. они становятся компонентами языковой композиции, активно взаимодействуют с другими словесными рядами. Значимость межтекстового словесного ряда для современной прозы определяется своеобразием включения его в текст, функционирования в тексте и взаимодействия с другими словесными рядами в составе языковой композиции.

Межтекстовый словесный ряд в прозе non-fiction способствует динамике развертывания образа рассказчика. Проза non-fiction основана на документальности, на воссоздании подлинности произошедшего. Документальная основа связана с цитированием.

В автобиографической прозе А. Рекемчука находим следующие приемы межтекстовых связей: цитату, эпиграф, цитатные заглавия, аллюзию, ‘круг чтения героев’, ‘текст в тексте’. Рассмотрим некоторые из них.

Так, эпиграфом для романа ‘Мамонты’ служит цитата из романа французского писателя Шодерло де Лакло ‘Опасные связи’: ‘…мы не можем поручиться за подлинность этого собрания писем и даже имеем весьма веские основания полагать, что это всего-навсего Роман’ [Рекемчук 2006: 3]. Используя прием явного цитирования, А. Рекемчук указывает жанр — роман в письмах, в котором написаны воспоминания о его собственной жизни. Эпиграф здесь косвенно указывает на особенности структуры произведения, на его композиционное развертывание, членение текста на части. Наряду с переданной эпиграфом информацией о тексте, получаем информацию о его содержании. Таким образом, эпиграф выявляет концепцию произведения и актуализирует его смысловую доминанту.

Обратимся к аллюзии, под которой понимается соотнесение описываемого или происходящего в действительности с каким-либо устойчивым понятием или выражением литературного, исторического, мифологического порядка, в несколько иной формулировке аллюзия — это намек посредством упоминания общеизвестного реального факта, исторического события, литературного произведения или какого-либо эпизода из него и т.п. Аллюзия играет важную роль в создании обогащенных образами текстов различных жанров, способствуя повышению их эмоционально-оценочного содержания [Горшков 2008: 82].

Примером аллюзии в прозе А. Рекемчука может служить следующий контекст: ‘Она подошла к девочке, стоявшей у самой двери — к девочке лет одиннадцати, с густыми черными бровями, отчеркнувшими белый лоб, с карими глазами, глядящими сейчас на меня исподлобья, настороженно… Я спросил на всякий случай:

— Как твоя фамилия?

Она назвалась глухо. Это была известная горская фамилия. Настолько известная, что указывала даже место рождения.

— Ты из Северной Осетии?

— Да.

Я запнулся, не решаясь выговорить название города, только что потрясшее весь мир.

— Ты оттуда?

— Да…’ [Рекемчук 2006: 370].

Это пример аллюзии, намека на трагические события, произошедшие 1 сентября 2004 года в городе Беслан. Языковое выражение образа рассказчика реализуется через атрибутивный словесный ряд (девочка лет одиннадцати, густые черные брови, белый лоб, с карими глазами, глядящими исподлобья, настороженно) и графический словесный ряд (оттуда). Графический словесный ряд становится здесь показателем экспрессивности. Основное повествование прерывается диалогом рассказчика и героини, на что указывает вопросно-ответная форма высказывания и неполные предложения (Да). Ответная реплика девочки-героини выражает недосказанность, пунктуационно выделенную многоточием.

В прозе А. Рекемчука разнообразны источники межтекстового словесного ряда. Это словарные и энциклопедические статьи, произведения отечественных и зарубежных писателей и поэтов, а также библейские тексты. Межтекстовый словесный ряд, переплетаясь и разворачиваясь параллельно с другими словесными рядами, усложняет языковую структуру образа рассказчика и языковую композицию текста жанра non-fiction.

В третьем параграфе ‘Взаимодействие элементов разных стилей в языковой структуре образа рассказчика’ выявлены и проанализированы элементы разных стилей, способствующие языковой организации образа рассказчика.

Языковая композиция текста характеризуется взаимодействием словесных рядов. Словесные ряды в языковой композиции жанра non-fiction представлены элементами разных функциональных стилей. В автобиографической прозе А. Рекемчука встречаются элементы всех стилей: официально-делового, публицистического, разговорно-обиходного, научного, художественного и церковно-религиозного. Элементы этих стилей организуют языковую структуру образа рассказчика.

Проза А. Рекемчука прежде всего связана с публицистическим стилем. Элементы публицистического стиля в тексте жанра non-fiction свидетельствуют о взаимодействии языковой системы современной прозы с языком публицистики. Публицистический словесный ряд может функционировать в публицистическом тексте, включенном в повествование рассказчика, а также взаимодействовать с другими словесными рядами, организуя образ рассказчика.

Интересен текст интервью, представленный в романе ‘Мамонты’: ‘Не стану корчить из себя ученого — все равно, никто не поверит, — а процитирую высказывания на сей счет известного математика, профессора МГУ Леонида Васильевича Лескова, опубликованные недавно одной из газет под заглавием ‘Интеллектуальная причина универсума’ и снабженные весьма примечательным подзаголовком: ‘Интернет — возможно, лишь жалкое подобие хранилища Информации Вселенной’.

Он говорит:

‘Полтергейст, ясновидение, экстрасенсорика, парапсихология, телепатия…

Я считаю, что все они имеют одну физическую природу. Их объяснение надо искать в учении о квантовом вакууме — мэоне. Это короткое слово, придуманное еще древнегреческими философами, точнее всего можно перевести как ‘отсутствие бытия’, Ничто, потенциально насыщенное всем’. Наши далекие предки предполагали, что окружающий нас вакуум — не просто пустота, а бесконечно насыщенная субстанция.

… Можно предположить, что мэон — это космический банк информации, построенный по голографическому принципу, гигантский ‘склад’ смыслов, находящийся вне времени и пространства. Там нет прошлого или будущего, секунды или вечности. Там все едино. Если продолжить цепочку образов, это гигантская информационная паутина Вселенной, куда более изощренная и сложная, чем земной Интернет. Верующие люди сказали бы: человек, созданный по образу и подобию Бога, пытается и здесь подражать Творцу, сам не сознавая, что все уже создано до него, только лучше и совершеннее…’.

Его бомбят вопросами, касающимися возможностей Интернета — получения информации, обмена ею, переписки.

Он отвечает:

‘Точно та же возможность скрыта в мэоне. Только интернетом мы пользуемся сознательно, а некоторые даже умело и профессионально, здесь же — лишь интуитивно, робкими, неуверенными движениями, методом ‘тыка’. Именно так можно объяснить поэтические озарения и научные открытия, явившиеся во сне или, словно удар молнии, ниспосланные ‘свыше’. Яркая, внезапная вспышка нового знания, поступившего как бы ниоткуда — это то, что мы называем интуицией’.

Мне скажут: дед, не выламывайся, не гони пургу!

И я соглашусь покорно, как всю жизнь соглашался с окриками, ставящими меня на место. Ишь, раздухарился…’ [Рекемчук 2006: 306-307].

В данном контексте используются языковые элементы научного, публицистического, разговорного и церковно-религиозного стилей. На элементы научного стиля указывает использование абстрактной терминологической лексики (‘полтергейст’, ‘ясновидение’, ‘экстрасенсорика’, ‘парапсихология’, ‘телепатия’, ‘матрица’ и др.), отвлеченная обобщенность повествования (‘Ничто, потенциально насыщенное всем’, ‘вспышка нового знания, поступившего как бы ниоткуда’, ‘там все едино’), а также доказательность / недоказательность высказываемого (я считаю, точнее всего, можно предположить, именно так можно объяснить). За счет присутствия в повествовании рассказчика местоимений 1-го лица единственного и множественного числа монологическая речь превращается в диалогическую, выстраивается модель ‘Я — Мы’. Элементы церковно-религиозного стиля выражены в речевой сфере образа рассказчика: ‘Верующие люди сказали бы: человек, созданный по образу и подобию Бога, пытается и здесь подражать Творцу, сам не сознавая, что все уже создано до него, только лучше и совершеннее’. Элементы разговорного стиля переданы в языковой сфере образа рассказчика. Разговорно-просторечный словесный ряд представлен словами (корчить, бомбить) и предложениями (Дед, не выламывайся, не гони пургу!, Ишь, раздухарился).

В автобиографической прозе А. Рекемчука наблюдается взаимодействие элементов разных стилей (официально-делового, публицистического, разговорно-обиходного, научного, художественного и церковно-религиозного). Языковые элементы разных стилей входят в состав словесных рядов и организуют языковую структуру образа рассказчика. Элементы публицистического стиля (экспрессивность, использование многообразных языковых единиц, возможность взаимодействия элементов разных стилей) также характерны для текста жанра non-fiction. В тексте жанра non-fiction велика роль разговорно-обиходного стиля. Речевая сфера образа рассказчика близка по некоторым своим чертам устной разговорной речи и широко использует ее средства (разговорные слова и выражения, неполные предложения, высокую степень эмоциональности высказываний). Особенно употребление элементов художественного стиля, которые представлены в прозе А. Рекемчука словами оценки (выражены обычно прилагательными) и сравнениями. Элементы художественного стиля обусловливают художественную образность повествования. Элементы официально-делового стиля представлены включением в повествование документов.

Итак, элементы разных стилей взаимодействуют друг с другом в языковой композиции текста жанра non-fiction. Выраженные различными языковыми средствами они усложняют языковую структуру образа рассказчика в тексте жанра non-fiction.

В Заключении обобщаются результаты исследования и формулируются выводы.

Языковая структура образа рассказчика в тексте жанра non-fiction представляет собой такой компонент языковой композиции, который тесно связан с образом автора, следовательно, Образ рассказчика в тексте жанра non-fiction организован взаимодействием динамически развертывающихся словесных рядов (документального, межтекстового, разговорно-просторечного). Наиболее типичными признаками языковой структуры такого рассказчика являются автобиографичность, межтекстовые связи и взаимодействие языковых элементов разных стилей. Приемы межтекстовых связей усиливают ‘типичность образов’ или явлений произведения, входят в состав словесных рядов, которые мы назвали ‘межтекстовые’. Межтекстовый словесный ряд, взаимодействуя с другими словесными рядами, организует языковую структуру образа рассказчика.

Для текста, относящегося к жанру non-fiction, характерна языковая композиция, в которой совмещаются и накладываются друг на друга разные точки видения (автора, рассказчика, героя), что способствует взаимодействию и переплетению разных пространственно-временных планов.

Для архитектонического строения текста жанра non-fiction характерна прерывистость и фрагментарность повествования, включающего воспоминания и размышления, диалог, ‘чужие’ тексты. Данные признаки определили наличие в тексте субъективности, ассоциативности и эмоциональности. Такая организация повествования обусловила разнообразие приемов архитектоники текста жанра non-fiction. В речевую сферу рассказчика автобиографического текста вводятся рассуждения и комментарии, выраженные чаще всего несобственно-прямой речью, осложнённой условностью грамматического лица. Таким образом, раскрытию языковой структуры образа рассказчика в тексте жанра non-fiction способствует выявление композиционно-языкового аспекта текста жанра non-fiction.

Языковая структура образа рассказчика в тексте жанра non-fiction определена его автобиографичностью, которая раскрывается в дневниковости, публицистичности и использовании языковых элементов разных стилей, а также для нее характерно взаимодействие жанров и языковых элементов стилей. Дневниковость повествования отражается в реальности описываемой действительности и характеризуется элементами исповедальности. Текст жанра non-fiction включает в свою структуру языковые элементы репортажа, допроса, протокола, биографии, автобиографии, дневника.

В прозе А. Рекемчука наблюдается взаимодействие элементов разных стилей, что также обусловлено автобиографичностью. Элементы разных стилей взаимодействуют друг с другом в языковой композиции текста жанра non-fiction. Выраженные различными языковыми и архитектоническими средствами они усложняют языковую структуру образа рассказчика в тексте жанра non-fiction.

Исследование языковой структуры образа рассказчика в составе языковой композиции текстов жанра non-fiction в аспекте стилистики текста проведено впервые. Анализ языковой композиции текста жанра non-fiction дает возможность сделать вывод о том, что документальный, межтекстовый и разговорный словесные ряды являются важнейшими компонентами автобиографической прозы А. Рекемчука. Результаты исследования, представленные в работе, могут явиться основой дальнейшего фундаментального изучения проблемы языковой структуры образа рассказчика как важнейшего компонента языковой композиции текста на материале не только текста жанра non-fiction, но и произведений современной прозы в целом.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора.

Статьи, опубликованные в реферируемых научных изданиях, включенных в реестр ВАК МОиН РФ:

1. Чугунова Н.Ю. Композиционно-языковое своеобразие прозы non fiction (на материале романов А. Рекемчука ‘Мамонты’ и ‘Пир в Одессе после холеры’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Гуманитарный вектор. 2010. No 2 (22). 0,7 п.л.

2. Чугунова Н.Ю. Языковая структура образа рассказчика в тексте жанра non-fiction (на материале автобиографических романов А. Рекемчука) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. Серия ‘Филология, история, востоковедение’. 2010. No 3 (32). 0,7 п.л.

3. Чугунова Н.Ю. Приемы архитектоники как элемент стиля текста жанра non-fiction (на материале автобиографических романов А. Рекемчука) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Гуманитарный вектор. 2010. No 3 (26). 0,7 п.л.

Публикации в журналах, сборниках научных трудов и материалов конференций:

4. Чугунова Н.Ю. О жанре нон-фикшн на (материале романа А. Рекемчука ‘Мамонты’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Материалы 1-й Международной научной конференции ‘Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты’ (Чита, ЗабГГПУ, 29-30 октября 2007 года), — Чита 2007. 323 с. С.127-128. 0,15 п.л.

5. Чугунова Н.Ю. Языковая композиция жанра нон-фикшн (на материале автобиографического романа А. Рекемчука ‘Мамонты’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Молодая наука Забайкалья: Аспирантский сборник/ Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет. Чита, 2008. Ч. 2. 195 с. С. 172-177. 0,4 п.л.

6. Чугунова Н.Ю. Источники интертекстуальности в жанре нон-фикшн (на материале произведений А. Рекемчука ‘Мамонты’, ‘Пир в Одессе после холеры’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Лингвистика. Герменевтика. Концептология.: Сборник научных трудов, посвященный 60-летнему юбилею профессора Е.А. Пименова — Кемерово, 2008. 700 с. С. 647-655. 0,6 п.л.

6. Чугунова Н.Ю. Роман-автобиография как разновидность жанра нон-фикшн (на материале произведений А. Рекемчука ‘Мамонты’, ‘Пир в Одессе после холеры’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Филологическое образование в школе: приоритеты и перспективы: материалы научно-практической конференции с международным участием, г. Улан-Удэ (11 декабря 2007 г.), Улан-Удэ, Изд-во Бурятского госуниверситета, 2008. 264 с. С. 123-126. 0,4 п.л.

7. Чугунова Н.Ю. Публицистика в автобиографическом романе (на материале произведений А. Рекемчука ‘Мамонты’, ‘Пир в Одессе после холеры’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Современные проблемы лингвистики и методики преподавания русского языка в вузе и школе: сборник научных трудов, Вып. 3. Воронеж 2008. 264 с. С. 134-141. 0,4 п.л.

8. Чугунова Н.Ю. Словесные ряды разных жанров и функциональных стилей в прозе нон-фикшн (на материале романов А. Рекемчука ‘Мамонты’, ‘Пир в Одессе после холеры’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Гуманитарный вектор. 2009. No 2 (18).103 с. С 86-89. 0,4 п.л.

9. Чугунова Н.Ю. Жанровое и стилевое разнообразие литературы нон-фикшн [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты: Материалы II-й Международной науч. конф. (Чита, ЗабГГПУ, 30 — 31 октября 2009 г.). Чита: ЗабГГПУ, 2009. 422 с. С. 143-147. 0,4 п.л.

10. Чугунова Н.Ю. Языковые элементы жанров публицистики в жанре нон-фикшн (на материале романов А. Рекемчука ‘Мамонты’, ‘Пир в Одессе после холеры’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Сборник материалов международной научно-практической конференции, посвященной Году русского языка в Китае ‘Русский язык в современном Китае’ (КНР, г. Хайлар, Хулуньбуирский институт, 20-23 апреля 2009 года) / ЗабГГПУ, 2009. 178 с. С. 165-171. 0,4 п.л.

11. Чугунова Н.Ю. Приемы межтекстовых связей в прозе нон-фикшн (на материале автобиографических романов А. Рекемчука) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. Серия ‘Филология, история, востоковедение’. 2009. No 3 (26). 291 с. С. 272-274. 0,4 п.л.

12. Чугунова Н.Ю. Языковая композиция текста прозы non fiction (на материале автобиографических романов А. Рекемчука) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Язык и ментальность: сборник статей, отв. ред. М.В. Пименова. Санкт-Петербург: СПбГУ, 2010. 696 с. С. 589-597. 0,8 п.л.

13. Чугунова Н.Ю. Автобиографичность жанра non-fiction: языковой аспект (на материале романов А. Рекемчука ‘Мамонты’ и ‘Пир в Одессе после холеры’) [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты: Материалы III-й Международной науч. конф. (Чита, ЗабГГПУ, 10-11 декабря 2010 г.) / Сост. Г.Д. Ахметова, Т.Ю. Игнатович. Чита: Изд-во ЗабГГПУ, 2010. 0,5 п.л.

14. Чугунова Н.Ю. Речевая сфера образа рассказчика в тексте жанра non-fiction: композиционно-языковой аспект [Текст] / Н.Ю. Чугунова // Образы мира в зеркале языка: сборник науч. статей, отв. ред. В.В. Колесов, М.В. Пименова, В.И. Теркулов. М.: Флинта, Наука, 2011. С. 385-391. 0,7 п.л.