Н. А. Некрасов в роли редактора-издателя ‘Современника’, Евгеньев-Максимов Владислав Евгеньевич, Год: 1913

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Н. А. Некрасовъ въ роли редактора-издателя ‘Современника’.
(По неизданнымъ воспоминаніямъ и письмамъ).

Сотрудничество Некрасова въ журналахъ началось, какъ извстно, съ конца 30-хъ годовъ. Первоначально оно имло чисто случайный характеръ, выражаясь въ помщеніи небольшихъ, попреимуществу стихотворныхъ, произведеній въ такихъ изданіяхъ, какъ ‘Сынъ Отечества’, ‘Литературная Газета’, ‘Прибавленіе къ Инвалиду’, но года черезъ два-три посл своего прізда въ Петербургъ, Некрасовъ уже длается постояннымъ сотрудникомъ довольно солиднаго органа ‘Пантеона русскаго и всхъ европейскихъ театровъ’. Въ нашемъ распоряженіи имются письма Некрасова къ редактору этого журнала Ф. А. Кони, изъ которыхъ явствуетъ, что уже въ 1841 году между ними было заключено условіе, въ силу котораго Некрасовъ обязался писать въ ‘Пантеонъ’ по 12 листовъ въ годъ. Само собой разумется, что Кони, умный и опытный литераторъ, не сталъ бы заключать подобнаго условія съ писателемъ, отъ котораго не ждалъ существенной помощи въ сложномъ и отвтственномъ журнальномъ дл. Одно изъ вышеупомянутыхъ неизданныхъ писемъ свидтельствуетъ даже о томъ, что Кони во время своихъ отлучекъ изъ Петербурга поручалъ журналъ Некрасову, который, такимъ образомъ, являлся какъ бы временнымъ его редакторомъ. Однако, ‘Пантеонъ’ съ его тяготніемъ къ вопросамъ искусства, въ частности театра, представлялъ собою слишкомъ узкое поприще для Некрасова, котораго со средины 40-хъ годовъ, не безъ вліянія, надо думать, его новаго знакомца Блинскаго, стало неудержимо тянуть какъ къ публицистическому обсужденію, такъ и художественному отображенію вопросовъ современной общественности. Не безынтересны въ этомъ отношеніи изданные Некрасовымъ, въ періодъ отъ 1843 по 1846 годъ, четыре альманаха. Въ первомъ изъ нихъ (‘Статейки въ стихахъ безъ картинокъ’), сравнительно слабо, а въ остальныхъ (‘Физіологія Петербурга’, ‘Первое апрля’, ‘Петербургскій Сборникъ’) уже довольно замтно звучитъ опредленная общественная нота. Недаромъ издатель альманаховъ сумлъ привлечь къ участію въ нихъ такихъ ярко-выраженныхъ писателей-общественниковъ, какъ Блинскій, Тургеневъ, Достоевскій, Герценъ и Григоровичъ, недаромъ онъ самъ помщалъ въ нихъ и дкія стихотворныя сатиры противъ литературныхъ реакціонеровъ (‘Онъ у насъ осьмое чудо’), и рзкія антикрпостническія стихотворенія (‘Въ дорог’), и талантливые очерки изъ жизни столичнаго пролетаріата (разсказъ ‘Петербургскіе углы’).
Изданіе альманаховъ явилось какъ бы подготовкой къ несравненно боле важному и трудному издательскому предпріятію, каковымъ явилось пріобртеніе права у П. А. Плетнева на ‘Современникъ’, ‘основанный, какъ говорится въ договор Плетнева съ Некрасовымъ и Панаевымъ, покойнымъ Двора Его Императорскаго Величества Камеръ-Юнкеромъ Александромъ Сергевымъ Пушкинымъ’.
О дятельности Некрасова, какъ издателя и редактора ‘Современника’, писалось достаточно много. Съ несомннностью выяснено, что своимъ огромнымъ вліяніемъ на общество ‘Современникъ’ обязанъ именно Некрасову, обладавшему огромнымъ организаторскимъ талантомъ, умвшему объединять вокругъ себя наиболе талантливыхъ и наиболе прогрессивныхъ писателей своего времени. ‘Некрасовъ былъ идеальнымъ редакторомъ-издателемъ и довелъ свой журналъ ‘Современникъ’ до почти идеальнаго совершенства’ — такъ оцниваетъ журнальную дятельность поэта когда-то ссорившійся и полемизировавшій съ нимъ человкъ — М. А. Антоновичъ. Особою заслугой Некрасова этотъ послдній считаетъ, привлеченіе къ сотрудничеству въ его журнал Чернышевскаго и Добролюбова, которымъ суждено было сдлаться властителями думъ поколнія 50—60 гг. и отцами создавшагося тогда могучаго общественнаго теченія — народничества. ‘Куда бы длись Чернышевскій и Добролюбовъ, если бы первые шаги ихъ на литературномъ поприщ не были поддержаны Некрасовымъ?’ — нсколько разъ повторилъ въ бесд съ нами М. А. Антоновичъ. И въ самомъ, дл, въ поддержк, оказанной Некрасовымъ этимъ двумъ выдающимся литературнымъ дятелямъ, нельзя не видть его крупной заслуги передъ обществомъ. Если, пріобртая въ свое время для ‘Современника’ сотрудничество Блинскаго, Некрасовъ лишь слдовалъ общему голосу, уже съ начала 40-хъ гг. признававшему въ Блинскомъ авторитетнйшаго представителя русской критики, то угадать перворазрядные таланты въ автор провалившейся диссертаціи и только что выпущенномъ студент Педагогическаго Института могъ только человкъ съ незауряднымъ чутьемъ и рдкою проницательностью.
Безспорный успхъ ‘Современника’, который въ 50 и 60 гг. пріобрлъ значеніе крупнаго общественнаго фактора, являлся свтлой стороной журнальной дятельности Некрасова. Къ сожалнію, на своемъ пути журналиста онъ встрчалъ немало и терній. Наибольшее количество ихъ доставляла ему цензура. О притсненіяхъ, непрестанно чинимыхъ ею ‘Современнику’, о тхъ, часто унизительныхъ компромиссахъ, на которые долженъ былъ нердко итти Некрасовъ для смягченія черезчуръ ретивыхъ ея представителей,— нтъ надобности распространяться: цензурныя мытарства редактора ‘Современника’ общеизвстны. Неудивительно, что, обычно спокойный и сдержанный, Некрасовъ не могъ говорить о цензур иначе, какъ со ‘страшной вспыльчивостью’, а глаза его принимали выраженіе, которое ‘охотники видятъ въ глазахъ у смертельно раненаго медвдя, когда подходятъ къ нему, и онъ глядитъ на нихъ’ (‘Воспоминанія’ Терпигорева въ ‘Историческомъ Встник’, мартъ, 1896 г.).
Не меньше тяжелыхъ минутъ приносили Некрасову зависть и, какъ выражался Салтыковъ, ‘злопыхательство’, благодаря которымъ дружно подхватывался и широко распространялся всякій оскорбительный для чести поэта слухъ. Само собой разумется, что не стой Некрасовъ, какъ редакторъ наиболе популярнаго и вліятельнаго журнала, на виду у всхъ — о немъ говорили бы значительно меньше. Вдь по журнальнымъ именно дламъ ему приходилось вести разнообразнйшія сношенія со множествомъ людей, главнымъ образомъ, съ литераторами, среди же рядовой литературной братіи всегда и повсюду встрчается немало изломанныхъ характеровъ, больныхъ самолюбій, склонныхъ къ повышенной оцнк своихъ произведеній и органически не переваривающихъ иной критики, кром дифирамбической. Неудивительно, при такихъ условіяхъ, что у самаго осторожнаго и снисходительнаго редактора бываетъ достаточное количество ожесточенныхъ недоброжелателей. Выли они и у Некрасова. ‘Злопыхательные’ толки пріобртали въ ихъ устахъ тмъ большее значеніе, что Некрасовъ, будучи ‘человкомъ средняго нравственнаго уровня’ (выраженіе Елисеева), невсегда жилъ, употребляя его собственный стихъ, ‘согласно съ строгою моралью’. Здсь мы переходимъ къ вопросу о такъ-называемыхъ ‘паденіяхъ’ Некрасова. Реабилитація или обвиненіе Некрасова, какъ личности, станутъ возможными лишь тогда, когда будутъ опубликованы соотвтствующіе біографическіе матеріалы. Однако, и теперь уже съ несомннностью выясняется преувеличенность, а. иногда и просто неосновательность многихъ ‘винъ’ поэта. Такъ несомнннымъ преувеличеніемъ страдаютъ, на кашъ взглядъ, столь тсно связанныя съ журнальной дятельностью Некрасова обвиненія его въ своекорыстіи, жадности къ деньгамъ, эксплоатаціи сотрудниковъ. Упорное и настойчивое повтореніе этихъ обвиненій оказывало вліяніе даже на людей, въ общемъ относившихся къ Некрасову благожелательно. Къ числу ихъ, безспорно, принадлежалъ Ф. М. Достоевскій, а между тмъ именно имъ пущено въ оборота крылатое словцо: ‘милліонъ — вотъ демонъ Некрасова’… Въ нашемъ распоряженіи имются нкоторые неизданные до сихъ поръ матеріалы, проливающіе свта на истинное отношеніе Некрасова къ деньгамъ. Съ ними мы постараемся возможно подробне познакомить нашихъ читателей.
П. А. Плетневъ, внукъ П. А. Плетнева, о которомъ было упомянуто выше, разршилъ намъ использовать очень интересное письмо поэта къ его дду. Приводимъ его полностью.

19-го декабря, 1865 г.
Г.-Петербургъ.

Милостивый Государь
Петръ Александровичъ,

лтомъ этого года писалъ я Вамъ письмо по адресу, данному мн свящ. Бочаровымъ въ бытность мою въ Париж весной 1864 г. Не получивъ отвта, думаю, что письма этого Вы не получили, и повторяю его содержаніе.
Въ нашемъ контракт есть пункта: если журналъ будетъ запрещенъ вслдствіе явнаго нарушенія нами постановленій цензуры, то мы платимъ Вамъ 30 т. р. асс. Такъ какъ обстоятельства измнились, то я прошу Васъ этотъ пункта уничтожить. Теперь, собственно, у насъ цензуры нтъ, но запретить журналъ могутъ всякій разъ, какъ это вздумается Министру Внутреннихъ Длъ. Я, собственно, полагаю, что въ случа подобнаго намренія г. Министра запретятъ не журналъ, ибо онъ не моя собственность, а Ваша, а запретятъ мн изданіе и редакцію его, но все-таки не желаю находиться подъ сомнніемъ, имя въ перспектив, въ случа дурного оборота дла, потерю еще 30 т. асс. Поэтому прошу Васъ объ отмн этого пункта, къ настоящему положенію длъ не идущаго, если же Вы на это не будете согласны, то прошу Васъ назначить лицъ для третейскаго суда по этому длу съ своей стороны и списаться съ ними, ибо этотъ судъ, назначенный въ нашемъ контракт въ случа споровъ и недоразумній между нами, есть единственное средство уяснить дло и установить его на дальнйшее время.
Еще прошу Васъ, Петръ Александровичъ, оставить на дальнйшее время ту же ренту съ ‘Современника’, какую Вы получали въ послдніе годы, т. е. дв тысячи, а не три въ годъ, ибо съ тхъ поръ положеніе журнала не улучшилось, а ухудшилось: онъ иметъ только 4000 подписчиковъ, расходы увеличились но взносу залога, на штрафы, рискъ изданія сопряженъ съ опасностью для личности редактора.
Петръ Александровичъ! Прошу Васъ принять во вниманіе слдующія обстоятельства. Панаевъ умеръ, оставивъ долгу на своей половин ‘Современника’ до 17 т. р. сер.— Два наши сотрудника — одинъ смертью, другой ссылкою лишены были возможности возмстить своею работою значительную сумму, которую редакція выдала имъ впередъ, для погашенія этихъ-то долговъ издавалъ я ‘Современникъ’ въ послдніе годы, сверхъ того, посл Панаева осталась мать, старуха 75 лта, безъ куска хлба, сынъ 4 лтъ — тоже, посл Чернышевскаго — жена и двое малолтнихъ дтей, посл Добролюбова двое малолтнихъ братьевъ, всмъ этимъ лицамъ дается кусокъ хлба и инымъ и средства къ воспитанію изъ средствъ ‘Современника’, который съ каждымъ годомъ приносить мене. Чтобъ выдавать Вамъ полную ренту, я долженъ сжимать этихъ бдныхъ людей, долгъ тоже почти не убываетъ. Неужели Вы будете меня тснить, и мои вышеизложенныя просьбы, вполн законныя и умренныя, не получатъ отвта утвердительнаго?
Уже боле двнадцати лтъ книги ‘Современника’ ведутся на строго коммерческомъ основаніи, не мною, а лицомъ, Вамъ извстнымъ, имющимъ довренность отъ меня и имвшимъ ее отъ г. Панаева, по этимъ книгамъ можно прослдить и доказать (ибо на всякій грошъ, выданный изъ редакціи и конторы, сохраняются росписки), что все сказанное мною здсь о положеніи ‘Современника’ и о моей роли въ немъ справедливо, я ничмъ лично тутъ не пользуюсь, а напротивъ, теряю мое время и трудъ. Моя цль, избавить ‘Современникъ’ отъ долга и поддержать, покуда возможно, бдныхъ сиротъ, завщанныхъ ‘Современнику’ людьми, бывшими ему полезными. Не становитесь мн поперекъ дороги къ этой цли. Это будетъ дло недостойное Васъ. Было время, ‘Современникъ’ давалъ намъ средство жить и давалъ Вамъ доходъ, который въ сложности за девятнадцать лтъ составляетъ сумму, превосходящую 50 т. сер.
Теперь, по крайней мр, при моемъ участіи, дло это долго итти не будетъ. Чтобы покрыть долгъ, мн нужно два или три пода, и тогда я оставлю это дло, т. е. передамъ ‘Современникъ’ Вамъ, или кому Вы назначите, теперь же, повторяю, не тсните меня, или не вынуждайте къ крайнимъ мрамъ. Не забывайте и того, что по контракту я передъ Вами отвтчикъ, собственно, только въ половинной дол. Если не получу отвта удовлетворительнаго, буду искать третейскаго суда, дабы насъ разобралъ но этимъ вопросамъ, и для этого представлю наши книги и цифры, надюсь, он будутъ говорить въ мою пользу: въ крайнемъ случа цифры эти опубликую, чтобы, по крайней мр, публика знала, какъ я велъ свое дло. Чтобы успокоить меня, вамъ довольно прислать мн за вашею подписью такую бумагу.
‘Вслдствіе измнившихся цензурныхъ обстоятельствъ, пунктъ X условія, заключеннаго мною по ‘Современнику’ съ покойнымъ И. И. Панаевымъ и Н. А. Некрасовымъ, начиная отъ словъ ‘буде отъ неосторожности редакціи’ и до конца, согласенъ считать недйствительнымъ, т. е. для г. Некрасова, ныншняго издателя и редактора ‘Современника’, необязательнымъ, сверхъ того, соглашаюсь, вмсто ежегодной арендной платы за журналъ трехъ тысячъ, получать отнын, т. е. съ 1866 года включительно, по дв тысячи рубл. сер. въ годъ’.
Я объяснился откровенно и просто, считая этотъ путь вообще лучшимъ, а съ Вами тмъ боле, знаю Васъ за человка справедливаго и думаю, что если Вы только не усомнитесь въ представленномъ мною положеніи дла, то согласитесь на мои просьбы. А что положеніе дла именно таково, за это отвчаю (такъ какъ по отсутствію вашему Вы не можете просмотрть наши книги) моимъ честнымъ словомъ.
Жду вашего отвта. Теперь скажу нсколько словъ о настоящемъ положеніи ‘Современника’. Онъ получилъ два предостереженія (впрочемъ, не думайте, что предостереженія получены однимъ только ‘Современникомъ’,— у насъ для начала на нихъ довольны щедры). Посл третьяго предостереженія, журналъ, но закону, закрывается временно отъ двухъ до шести мсяцевъ, а потомъ предостереженія снимаются впередъ до новыхъ. Я, однако же, надюсь избжать въ слдующемъ году 8-го предостереженія, для чего принялъ свои мры и имлъ объясненія съ начальствомъ.- Насчетъ запрещенія журнала мн положительно заявлено, что подобнаго намренія нтъ у правительства, я ставилъ вопросъ прямо, предлагая, что самъ лучше закрою журналъ, если имется подобное намреніе.— Самое худшее тутъ то, что два предостереженія публика наша, по новости закона, приняла за близкіе предвстники смерти журнала, и подписка на 1866 годъ остановилась. Теперь я хлопочу, чтобъ разсять это предубжденіе, и съ этою цлью написалъ объясненіе, которое я пущу въ публику, показавъ предварительно Министру. Итакъ, вотъ наши дла съ вншней стороны. Что касается до существа реформы, то покуда не легче и почти не (лучше, но, кажется, дло удержится, а это главное.

Будьте здоровы! Посильный Вашъ работникъ Н. Некрасовъ.

Вчитываясь въ содержаніе этого письма, нельзя не прійти въ заключенію, что оно написано человкомъ, легко разбирающимся въ такъ называемыхъ практическихъ вопросахъ, умющимъ убдительно и краснорчиво отстаивать матеріальные интересы руководимаго имъ дла Но ‘практичность’ Некрасова, сказавшаяся здсь, не иметъ никакого отношенія въ нажив или пріобртательству въ дух Павла Ивановича Чичикова. Прежде всего, обращаясь въ Плетневу со своей просьбой-требованіемъ, Некрасовъ былъ совершенно нравъ но существу, такъ какъ отечественные журналисты со введеніемъ новаго цензурнаго устава, несмотря на то, что онъ лишенъ былъ нкоторыхъ преимуществъ по сравненію со старымъ, не имли основаній особенно радоваться. Событія недалекаго будущаго должны были показать имъ, что журналы въ род того же ‘Современника’, благополучно лавировавшіе между Сциллой и Харибдой дореформенной цензуры, задохлись въ тискахъ цензуры реформированной. Некрасовъ, выразившій въ ‘Псняхъ о свободномъ слов’ глубокое недовріе къ совершившемуся преобразованію, не могъ не опасаться за участь своего журнала, и поэтому его обращеніе къ Плетневу, въ которомъ онъ напираетъ на то, что ‘обстоятельства, измнились’, представляется вполн естественнымъ. Такъ поступилъ бы любой практическій дятель, не опасаясь упрековъ въ корысти и желанія всякими правдами и неправдами освободиться отъ стснительнаго денежнаго обязательства.
Затмъ, при оцнк разсматриваемаго поступка издателя ‘Современника’, необходимо имть въ виду т побужденія, которыя имъ въ данномъ случа руководили. Некрасовъ хлопоталъ не о себ, а о ‘бдныхъ сиротахъ, завщанныхъ ‘Современнику’ людьми, бывшими ему полезными’. Эти люди, правда, остались должны журналу значительную сумму, что формально развязывало руки Некрасову, длило для него совершенно необязательной поддержку ихъ семействъ. Но, очевидно, для него нравственныя обязательства несравненно больше значили, чмъ формальныя, и онъ, этотъ ‘ловкій длецъ’, демономъ котораго являлся милліонъ, тратилъ ‘время и трудъ’, чтобы помочь ‘бднымъ сиротамъ’. Всякій мало-мальски объективный человкъ признаетъ, что въ данномъ случа Некрасовъ дйствовалъ съ рдкимъ благородствомъ и безкорыстіемъ.
И вотъ еще любопытная черточка: руководствуясь, безъ всякаго сомннія, въ отношеніи семействъ Чернышевскаго и Добролюбова, чувствомъ искренняго расположенія — какъ близокъ былъ издатель ‘Современника’ Чернышевскому и Добролюбову, осъ этомъ мы недавно читали въ статьяхъ гг. Русанова (‘Русское Богатство’, 1910 г. No 4) и Ляцкаго (‘Современный Міръ’, 1911 г. NoNo 9, 10 и 11). Некрасовъ не пожелалъ внести въ свое письмо эмоціональнаго элемента и сохранилъ въ немъ, отъ начала до конца его. строго дловой тонъ. Одно только выраженіе, ‘бдныя сироты, завщанныя ‘Современнику’ людьми, бывшими ему полезными’, пріоткрываетъ нсколько завсу надъ душой замкнутаго, сосредоточеннаго въ себ, ненавидвшаго всякую сентиментальность поэта. ‘Современникъ’, въ изданіе котораго Некрасовъ влагалъ всю свою душу, являлся для него живымъ организмомъ, объединившимъ своихъ сотрудниковъ въ тсную и дружную семью. Ея внутренняя спайка, достигавшаяся идейнымъ единомысліемъ, общимъ стремленіемъ быть полезными журналу и тому длу, которое онъ отстаивалъ, оказывалась способной выдержать даже удары, наносимые силою непреоборимыхъ обстоятельствъ. Заточенъ Чернышевскій, умеръ Добролюбовъ, но ихъ семьи не остались одинокими: они завщаны журналу, и журналъ отъ нихъ не откажется…
Скептически настроенному читателю наши разсужденія могутъ показаться неубдительными и голословными на томъ основаніи, что они основываются на письм Некрасова, явно заинтересованнаго въ томъ, чтобы Плетневъ согласился на его просьбу. Правда, поэтъ ссылается на книги ‘Современника’, по которымъ де можно прослдить и доказать, что все сказанное имъ о положеніи журнала и его роли въ немъ справедливо. Однако, послдовательный скептикъ возразитъ на это, что Некрасову очень хорошо извстно было, о чемъ онъ и упоминаетъ въ своемъ письм, что Плетневъ, находясь въ отсутствіи, ознакомиться съ книгами все равно не можетъ…
Чтобы подкрпить свой взглядъ на вопросъ, мы имемъ возможность сослаться на свидтельство лица — о немъ тоже есть упоминаніе въ письм — которое вело отчетность журнала, на основаніи довренности, выданной ему Некрасовымъ. Это лицо — Ипполитъ Александровичъ Панаевъ, извстный какъ по своей близкой прикосновенности къ кружку ‘Современника’, такъ и по многочисленнымъ философскимъ работамъ, издававшимся имъ съ 70-хъ вплоть до 90-хъ гг. Ип. А. Панаевъ выступалъ однажды въ печати въ защиту Некрасова. Это было въ 1889 году (см. ‘Новое Время’, 18 января), посл появленія въ бульварномъ журнальчик ‘Развлеченіе’ оскорбительныхъ для памяти поэта воспоминаній Н. В. Успенскаго (см. ‘Развлеченіе’ 1888 г. NoNo 20—21, ‘Изъ прошлаго’). Въ своихъ воспоминаніяхъ H. В. Успенскій, котораго полуголодная жизнь литературнаго пролетарія довела до полнаго нравственнаго паденія, обвиняетъ Некрасова въ чисто мошенническихъ продлкахъ съ такою же легкостью, съ какою утверждаетъ (‘Развлеченіе’ NoNo 26—27), что Толстой дралъ за виски учениковъ яснополянской школы.
Опровергая измышленія Н. В. Успенскаго, Ип. Ал. Панаевъ, приводитъ въ своей стать цлый рядъ цифръ изъ конторскихъ книгъ ‘Современника’, съ неоспоримостью устанавливающихъ, что Успенскій не только не былъ обсчитанъ редакторомъ ‘Современника’, какъ онъ утверждалъ это въ ‘Развлеченіи’, но остался долженъ ему значительную сумму.
Наряду съ выясненіемъ фактической стороны дла въ замтк Панаева содержатся и общія, крайне благожелательныя сужденія о Некрасов, а также нкоторыя свднія объ его журнальной дятельности, такъ, по словамъ Панаева,— ‘всего мене Некрасовъ былъ ‘дльцомъ’, т. е. человкомъ, умющимъ обдлывать въ свою пользу длишки’, вслдствіе чего ‘по прекращенія изданія журнала за многими сотрудниками ‘Современника’ осталось столько денегъ, должныхъ редакціи, что изъ нихъ могъ бы составиться порядочный капиталъ’.
Съ несравненно большей полнотою И. А. Папаевъ характеризуетъ Некрасова и какъ нравственную личность и какъ журналиста въ своихъ неизданныхъ воспоминаніяхъ о немъ. Автору этихъ строкъ удалось ознакомиться съ ихъ содержаніемъ по бловому списку, доставшемуся ему отъ покойнаго С. Н. Кривенко, который получилъ его отъ самого И. А. Панаева, и по черновику — нсколько боле подробному — хранящемуся у сына покойнаго И. А. Панаева, Алекс. Ив. Панаева {Пользуемся случаемъ принести А. И. Панаеву искреннюю благодарность за любезное разршеніе опубликовать воспоминанія его отца.}.
(Въ начал своихъ воспоминаній И. А. Панаевъ указываетъ, что однимъ изъ мотивовъ, побудившимъ его ихъ написать, являлись постоянные вопросы о Некрасов, съ которыми многіе обращались жъ нему, какъ къ человку, въ теченіе боле тридцати лтъ лично знакомому съ поэтомъ. Эти вопросы, ‘въ которыхъ, иногда, звучала, какъ бы нота ироніи, и проглядывало нкоторое злорадство, задвали И. А. за живое, тмъ боле, что, хорошо зная Некрасова, онъ ‘никогда не сомнвался въ добрыхъ и достойныхъ уваженія качествахъ его сердца’.
‘Для публики,— продолжалъ Панаевъ,— важно знать, существовало ли противорчіе между всмъ прекраснымъ и добрымъ, наполнявшимъ его произведенія, и нравственными качествами того, кто такъ хорошо выражалъ это прекрасное и доброе. Существовалъ ли разладъ между добрымъ чувствомъ, выраженнымъ прекраснымъ стихомъ, и чувствомъ, живущимъ въ сердц поэта?
На это я, твердо и не колеблясь, отвчу: никакого разлада не было. Некрасовъ, но своимъ нравственнымъ качествамъ, вовсе не противорчилъ тому образу, который рисовало воображеніе многихъ почитателей его таланта, не знавшихъ его.
Это былъ человкъ мягкій, добрый, независтливый, щедрый, гостепріимный и совершенно,— какъ говорится,— простой. Но достаточною твердостью характера онъ не обладалъ.— Обстоятельства сложились такъ, что ему, почти всю жизнь, пришлось проводитъ въ полуофиціальныхъ кружкахъ. Это не была его естественная среда, потому что въ ней онъ не могъ чувствовать себя свободнымъ: внутреннія движенія были связаны, женированы, сердце сжато. Вслдствіе этого, несмотря на врожденныя мягкость, снисходительность и простосердечіе, вншніе пріемы казались, иногда, сухими, угловатыми, и отъ нихъ какъ бы вяло холодомъ…
Приходя къ Некрасову въ такія недобрыя минуты, бывало, сидишь у него, нсколько времени, молча… А потомъ, вскор, снгъ растаетъ, и растаетъ непремнно… Чувствовать обиду, какъ бы наносимую холодностью пріема, тому, кто зналъ характеръ Некрасова, было невозможно.— Но не вс были ему близки, а потому нтъ ничего удивительнаго, что многіе судили о немъ, какъ о человк непривтливомъ и холодномъ. Не знали многіе и того, что Н. А. никогда не пользовался полнымъ здоровьемъ и долго думалъ о себ такъ, какъ когда-то выразился:
Цвтутъ, растутъ колосья наливные,
А я чуть живъ…
Нервы его были сильно расшатаны, особыя обстоятельства его грустной молодости, извстныя его близкимъ, не могли не отзываться на настроеніи духа.
Да, повторяю еще разъ: это, въ сущности, былъ простодушный человкъ,— человкъ съ настоящею примитивною русской натурою,— веселый и грустный, способный увлекаться, не разсчитывающій на завтрашній день и живущій этимъ русскимъ ‘авось’, на которое мы часто нетодуемъ, но въ глубокій смыслъ котораго никогда не вникаемъ’.
Не останавливаясь на оцнк этого сужденія о личности Некрасова, перейдемъ къ той части воспоминаній Панаева, гд онъ касается, по-преимуществу, журнальной дятельности Некрасова.
‘Вопросы постороннихъ лицъ,— пишетъ И. А. Панаевъ,— о нравственной личности Некрасова скоро сходили и сходятся къ вопросамъ объ отношеніяхъ его, какъ издателя и редактора журнала, къ другимъ литераторамъ.
Если кто-либо усомнится въ компетентности моего суда о личности Некрасова, вообще, то ужъ въ отвт на послдніе вопросы усомнившійся долженъ будетъ признать вполн мою компетентность, когда узнаетъ, что, въ періодъ существованія журнала ‘Современникъ’, издаваемаго Н. А. Некрасовымъ, совмстно съ двоюроднымъ братомъ моимъ Иваномъ Ивановичемъ Панаевымъ, я, въ теченіе десяти лтъ (съ 1856 года по 1866 годъ) завдывалъ хозяйственной частью журнала и при жизни Панаева, и посл его смерти. Вс распоряженія по расчетамъ съ сотрудниками мн были извстны, и уплата производилась черезъ мои руки. До сихъ поръ у меня цлы приходо-расходныя книги съ расчетами и росписками получателей. Сохранилъ я все это для того, чтобы имть, на всякій случай, доказательства для опроверженья взводимыхъ на Н. А. клеветъ {Этотъ отзывъ о немъ написанъ мною вскор посл его смерти, и я хотлъ бы, чтобы онъ былъ напечатанъ непремнно, по крайней мр, посл моей смерти.}.
Я мотъ бы заговорить ране, и при его жизни, и много разъ хотлъ это сдлать, но Н. А. не допускалъ меня привести въ исполненіе мое намреніе, говоря, что это можно сдлать когда-нибудь посл… тогда, когда его не будетъ. И въ этомъ случа онъ думалъ такъ, какъ написалъ:
Что ты, сердце мое, расходилося?…
Постыдись! Ужъ про насъ не впервой
Снжнымъ комомъ прошла, прокатилася
Клевета по Руси, по родной.
Не тужи! Пусть растетъ, пусть катается,
Не тужи! Какъ умремъ,
Кто-нибудь и о насъ проболтается,
Добрымъ словцомъ…
Замчаніе мое о томъ, что я могу умереть прежде, Н. А. оставлялъ обыкновенно безъ отвта и оканчивалъ какою-нибудь добродушною шуткою. Въ памяти моей (могущей, впрочемъ, всегда быть провренной упоминаемыми выше книгами) осталось яснымъ, что расчеты съ участвующими въ ‘Современник’ постоянными и случайными сотрудниками, по распоряженіямъ какъ Н. А. Некрасова, такъ и И. И. Панаева, производились самымъ широкимъ образомъ,— производились такъ широко и нерасчетливо, что для текущихъ и необходимыхъ расходовъ по изданію не разъ встрчались затрудненія, вынуждавшія прибгать къ займамъ.
Затрудненія отстранялись, иногда, только благодаря субсидіямъ, даваемымъ Некрасовымъ изъ его собственныхъ денегъ, полученныхъ имъ изъ источниковъ, постороннихъ журналу, и о которыхъ я скажу ниже.
При этомъ надо замтить, что Н. А. Некрасовъ и И. И. Панаевъ, въ денежномъ отношеніи, пользовались выгодами, доставляемыми журналомъ, весьма умренно, и иногда получали мене, чмъ тотъ или другой изъ постоянныхъ сотрудниковъ. Не говоря уже о послднихъ, нсколько литераторовъ, едва выступавшихъ на литературное поприще, кром значительной полистной платы, получали ежемсячное содержаніе, что, по мннію Н. А. и И. И. Панаева, было необходимо для того, чтобы поддержать начинающихъ и дать возможность развиться замченнымъ въ нихъ признакамъ таланта. Безъ всякаго соображенія съ финансовымъ состояніемъ журнала, многимъ деньги выдавались впередъ, въ счетъ будущихъ работъ, на неопредленное время. На замчанія мои, что деньги расходуются несвоевременно и ставятъ изданіе въ затрудненіе. Некрасовъ часто говорилъ, что, если денегъ у журнала не хватитъ, то для необходимыхъ потребностей изданія онъ дастъ свои собственныя. деньги, что неоднократно и длалъ.
Приходившіе ко мн за полученіемъ слдующихъ денегъ часто заявляли мн, что отъ Некрасова уже прежде получена ими такая или другая сумма, тогда какъ я объ этомъ ничего не зналъ. Такія выдачи изъ своихъ денегъ Н. А. производилъ безпрестанно, но, несмотря на весьма частыя свиданія со много, забывалъ говорить о выданныхъ деньгахъ. Я просилъ его много разъ выдачи записывать, далъ ему для записыванія большую графленую книгу, а человкъ его {Человкъ этотъ иметъ домъ въ г. Павловск. Онъ получалъ отъ Некрасова не малый пансіонъ и продолжаетъ получать его и посл смерти Н. А. Некрасова.} купилъ ему большой карандашъ, въ палецъ толщины и чуть ли не въ аршинъ длиною (карандашъ для черченія шаблоновъ), такъ какъ Н. А. уврялъ, что не записываетъ оттого, что не находитъ во-время карандаша, ‘зарывающагося’ вчно подъ корректурными листами, газетами, рукописями и другими бумагами. По ничего не помотало: книга осталась совершенно чистою, и я насилу могъ добиваться, раза два или три въ годъ, чтобы онъ удлилъ часокъ на припоминаніе сдланныхъ имъ выдачъ. Припоминаніе происходило въ моемъ присутствіи: Н. А. бралъ, наконецъ, листокъ бумаги, и записывалъ (обыкновенно лежа) то, что могъ вспомнить. Разумется, при этомъ немало сдланныхъ выдачъ не было записано: онъ или дйствительно не припоминалъ ихъ, или не хотлъ вспоминать, и я имю основаніе думать, что не одна тысяча рублей осталась не записанною.
Много талантовъ Н. А. предугадалъ, и многимъ своевременнымъ пособіемъ въ трудное время далъ возможность развиваться. Имена такихъ лицъ извстны не мн одному. Выдачи впередъ, постоянныя ежемсячныя содержанія многимъ лицамъ производились несмотря на то, что интересы издателей сильно страдали. Почти всякому обращавшемуся къ нимъ писателю деньги, выдавались впередъ. Некрасовъ, распоряжавшійся выдачами, съ согласія И. И. Панаева, никакъ не мотъ ршиться отказать, совсмъ, въ выдач просившему. Одному деньги выдавались по случаю болзни, другому по случаю поздки за. границу, третьему — по случаю вызда изъ Петербурга въ провинцію или прізда изъ провинціи. На средства. ‘Современника’ поддерживались семьи бывшихъ сотрудниковъ, воспитывались малолтніе братья умершаго сотрудника, и т. п.
Помню одинъ случай. Разъ, когда касса журнала была почти пуста, я пріхалъ къ Некрасову, поставилъ ему на видъ вс обстоятельства дла, и онъ убдился, что выдачъ впередъ, въ томъ году, ршительно невозможно длать, потому что предстояли, по изданію, разныя необходимыя крупныя уплаты, а на приходъ могли поступить лишь ничтожныя суммы. ‘Не буду выдавать ршительно — нечего длать!’ — сказалъ онъ.— Только что кончили мы нашъ разговоръ и пришли къ твердому ршенію, какъ явился одинъ изъ молодыхъ писателей и нашъ же должникъ, объявилъ Н. А., что онъ хочетъ хать въ деревню, и просилъ у него денегъ впередъ. Подъ вліяніемъ только лишь оконченнаго разговора, Н. А. сказалъ: ‘Денегъ то у насъ нтъ… да вы, кажется, и нашъ должникъ’…— Да,— отвчалъ пришедшій,— но здсь положительно ничего не моту длать… А вотъ въ деревню… Тамъ на свобод… вы, конечно, понимаете это…. буду работать хорошо и пришлю вамъ работу’.— Некрасовъ молчалъ… потомъ, не глядя на меня, потянулся за бумагой и написалъ записочку о выдач изъ конторы денегъ. Когда упоминаемый господинъ ушелъ, мы оба разсмялись. ‘Нельзя, другъ,— говорилъ Н. А. шутя:— что длать! всякому нужны деньги’. Подобныя слова онъ повторялъ неоднократно, отвчая на замчанія мои о чрезмрныхъ расходахъ, стсняющихъ дло.
Вообще, выдачи денегъ изъ кассы ‘Современника’ длались въ такихъ размрахъ, что у издателей ничего, къ концу года, не оставалось.— посл смерти И. И. Панаева не осталось ни гроша. Если бы у Некрасова не было денегъ, независимо отъ журнала, то онъ, самъ, конечно, тоже былъ бы безъ гроша, когда дло продолжалось бы все такимъ же образомъ.
Резюмируя все, что сказано мною касательно денежныхъ отношеній къ литераторамъ ‘Современника’, я скажу, что, по сохранившимся у меня книгамъ и роспискамъ, всякій сомнвающійся можетъ увидть, что такихъ лицъ, изъ помщавшихъ свои работы въ журнал, которыя не остались бы должными ‘Современнику’, очень мало, я что общая сумма долговъ представляетъ крупную сумму.
А между тмъ, въ продолженіе изданія, несмотря на затруднительное, порою, положеніе кассы и на свои собственныя нужды, ни Некрасовъ, ни Панаевъ, никогда не напоминали о долгахъ должникамъ и не допускали того, чтобы контора длала имъ либо прямыя или косвенныя напоминанія.
Вскор, по прекращеніи журнала, лтъ за 12 до кончины Н. А., я ухалъ изъ Петербурга, и мои дловыя отношенія съ Некрасовымъ кончились, но дружескія его отношенія со мною и моими братьями не прекращались. Въ теченіе этихъ 12 лтъ, возвратившись разъ изъ-за границы, я ему разсказалъ, что распускаемыя клеветы проникли даже въ Внскій Университетъ, и напомнилъ ему, что у меня хранятся вс документы, могущіе блестящимъ образомъ изобличить клеветниковъ. ‘Это хорошо,— отвчалъ онъ:— можетъ быть, когда-нибудь понадобится’… и не прибавилъ боле ни слова’.
Въ черновомъ экземпляр воспоминаній Панаева здсь была обширная вставка, выясняющая денежныя отношенія между Некрасовымъ и, повидимому, боле другихъ повинномъ въ стремленіи набросить тнь на доброе имя редактора ‘Современника’, Н. Успенскимъ.
Эту вставку мы приводимъ полностью.
‘Былъ еще одинъ случай, объ которомъ я и до сихъ поръ не могу вспоминать равнодушно.
Къ Некрасову явился разъ одинъ молодой человкъ [обозначимъ имя его знакомъ (*)] безъ всякихъ средствъ и принесъ ему маленькія статейки. Он были написаны интересно, и въ автор Некрасовъ находилъ зародыши таланта. Такъ какъ молодой человкъ, какъ я уже упомянулъ, былъ безъ всякихъ средствъ, Н. А., распорядился о выдач ему ежемсячно по 75 рублей, и, кром того, объ уплат за помщаемыя коротенькія статейки, сколько мн помнится, тоже по 75 рублей съ листа. ‘Надо поддержать молодого человка, изъ него выйдетъ писатель’.
Выдачи производились не короткое время. Имя въ виду, безспорно, благую цль издателей, расходъ этотъ я длалъ охотно. Молодой человкъ часто приходилъ ко мн за деньгами, и мн очень пріятно было видть, какъ онъ становился на ноги. Разъ, тогда, когда уже за нимъ числилась значительная сумма, онъ, придя ко мн, объявилъ, что ршилъ хать за границу, и что Некрасовъ даетъ ему средства на это. О выдач денегъ онъ принесъ отъ Н. А. записку. Деньги на путешествіе были выданы, и молодой человкъ ухалъ. Но мсяца черезъ два или три, вроятно, соскучившись за границей (иностранныхъ языковъ онъ не зналъ), написалъ, что желаетъ возвратиться въ Россію и просилъ о высылк ему на возвращеніе денегъ. Это было лтомъ, и Н. А. случайно тогда пріхалъ на нсколько дней въ Петербургъ. Въ касс денегъ было очень мало, и я потому сказалъ Некрасову, что Г. (*) дйствуетъ ужъ слишкомъ безцеремонно, и что денегъ, въ настоящее время, послать не изъ чего. Н. А. согласился со мною, но на этотъ предметъ далъ свои деньги и написалъ молодому человку письмо, которое, прочитавъ, я послалъ съ деньгами.
Въ письм этомъ Некрасовъ говорилъ, что желаніе возвратиться пришло Г. (*), вроятно, потому, что онъ совстится расходовать ‘Современниковскія’ деньги, вспоминая, что онъ уже и безъ того долженъ, что совститься не для чего, такъ какъ Г. (*) молодъ и успетъ разсчитаться съ нимъ работою. Пусть же онъ, Г. (*), продолжаетъ свое путешествіе, сколько это будетъ нужно, или для его здоровья или для его удовольствія, а о долг своемъ броситъ безпокоиться.
Письмо было полно самой добродушной и деликатной веселости. самыхъ искреннихъ и ободряющихъ выраженій…
Черезъ нсколько времени Г. (*) вернулся, снова сталъ получать помсячныя деньги — потомъ вдругъ прервалъ всякія сношенія съ ‘Современникомъ’, разумется, не разсчитавшись съ нимъ и распустивъ про Некрасова самую возмутительную клевету касательно денежныхъ съ нимъ отношеній, основываясь на нелпйшемъ предположеніи о мнимыхъ выгодахъ, которыя Н. А. могъ извлечь отъ изданія имъ, Некрасовымъ, на свой собственный счетъ собранія статеекъ Г. (*), помщенныхъ въ ‘Современник’, отдльной книжкой тогда какъ сумма, которая могла бы выручиться отъ продажи экземпляровъ, не могла бы выручить и 1/4 должной Г—омъ (*) ‘Современнику’ суммы. Н. А. такъ мало заботился объ изданіи, что напечатанные листы для книги лежали въ типографіи нсколько мсяцевъ, и лежали въ такомъ вид и тогда, когда Г. (*) сталъ распушить свою клевету.
Когда мн передали о послдней, я не хотлъ врить, но, убдившись, отправился къ Некрасову и разсказалъ ему объ этомъ. Н. А. не вознегодовалъ, какъ я имлъ право ожидать. ‘Ничего нтъ удивительнаго, сказалъ онъ, не первый разъ… Напрасно ты такъ волнуешься. Онъ еще вчера взялъ у меня деньги (сколько мн помнится, 500 руб. сер.)’. Я предлагалъ Н. А. тотчасъ же изобличить Г. (*)… У меня въ рукахъ, для этого, были вс средства. Я хотлъ вывсить на стн конторы журнала, бывшей при книжномъ магазин, счетъ Г. (‘.). На одной сторон было бы указано число напечатанныхъ листовъ въ ‘Современник’, на другой вс сдланныя Г. (*) выдачи съ подлинными росписками его въ полученіи денегъ. Изъ счета было бы ясно видно, какъ поддерживался и какъ разсчитывался за работу Г. (*). Некрасовъ не согласился на мое предложеніе, несмотря на то, что я сильно настаивалъ: ‘Къ чему, говорилъ онъ:— когда-нибудь узнаютъ, что все это вздоръ… Вотъ я его позову и вымою ему голову’. Дйствительно, Некрасовъ позвалъ Г. (*) къ себ… но дло кончилось тмъ, что Некрасовъ его не похвалилъ’.
Въ дальнйшемъ И. А. Панаевъ переходитъ къ вопросу объ источникахъ тхъ личныхъ средствъ, которыми располагалъ Некрасовъ, и которыя давали ему, какъ мы видли, возможность поддерживать ‘Современникъ’ въ трудные моменты его существованія.
‘Н. А. получалъ не малыя суммы отъ продажи своихъ сочиненій и игралъ въ карты, и одно время весьма счастливо. Хорошо ли играть въ карты?— это уже другой вопросъ. Много почитаемыхъ и уважаемыхъ людей играютъ въ карты, и это не мшаетъ имъ быть почитаемыми и уважаемыми въ обществ. Клевета, не касается ихъ имени. По крайней мр, деньги, выигранныя Некрасовымъ у людей, которымъ не много стоило и проиграть, были употребляемы уже гораздо лучше, чмъ деньги, выигранныя многими другими. На деньги Некрасова немало поддерживалось неимущихъ людей, много развилось талантовъ, много бдняковъ выходили изъ затруднительнаго положенія.
Не будемъ же строго укорять поэта за эту, свойственную многимъ натурамъ, и натурамъ недюжиннымъ, слабость, тмъ боле, что у Н. А. это было скоре средство для развлеченія или для отвлеченія отъ тягостныхъ и мрачныхъ думъ. Развилась эта слабость въ ту пору, когда онъ былъ боленъ, хандрилъ, собирался умирать, и натура его жаждала сильныхъ ощущеній, могущихъ отрывать его отъ обычно его грустныхъ мыслей…
Охоту Н. А. любилъ гораздо боле, чмъ карты, и лтомъ, въ деревн, конечно, забывалъ о картахъ. Въ Петербург же искусственная жизнь создала и искусственныя привычки.
Отчего клевета не обходила его? Не потому ли, что, выражая такъ хорошо и такъ горячо скорбь о разныхъ людскихъ бдствіяхъ, онъ жилъ, между тмъ, самъ жизнью достаточнаго человка, не испытывая матеріальныхъ лишеній?
Но тогда негодовать на насъ всхъ надо. Вс мы искренно скорбимъ о людскихъ бдствіяхъ, а живемъ, между тмъ, такъ, какъ живутъ люди съ достаткомъ. Неужели слдуетъ объяснять негодованіе нижеслдующимъ мотивомъ: ‘онъ имлъ громадный талантъ, и, кром этого, во вторую половину жизни, деньги. Какъ, и то и другое?’… Многіе, къ сожалнію, не могутъ переносить этого. Имъ какъ будто обидно,— точно талантъ или деньги отняты у нихъ… и они, многіе, негодуютъ на такое совмщеніе благъ. Почему негодуютъ — не хочется понять. Скоре бы радоваться, вспомнивъ о томъ, какъ неприглядны были ранніе дни жизни поэта. Онъ испытывалъ немало бдствій, и крайнюю бдность и совершенную изолированность въ т самые годы, когда люди начинаютъ развиваться и нуждаются въ нравственной и матеріальной помощи… А затмъ сколько лтъ трудовой, можно сказать — труженической жизни’…
Трогательно заключительное сужденіе И. А. Панаева о Некрасов: ‘Въ заключеніе, всмъ, интересующимся личностью Некрасова, я считаю обязанностью сказать: бросьте свои сомннія, перестаньте слушать разныя небылицы и клеветы, и врьте, что вашъ поэтъ былъ тмъ, чмъ рисуетъ ваше воображеніе, и что подсказываетъ вамъ о немъ сердце. Т именно чувства, которыя онъ возбуждалъ или пробуждалъ въ немъ своими стихами, онъ ощущалъ самъ, ощущалъ, несомннно, въ т минуты, когда эти чувства передавалъ бумаг. Это былъ поэтъ искренній, человкъ простодушный, добрый, и,— что встрчается весьма рдко,— человкъ, не заботящійся о завтрашнемъ дн, когда сегодня надо помочь другому’.
Мы далеки отъ мысли утверждать, что взглядъ И. А. Панаева на общія свойства личности Некрасова безошибочно вренъ. И. А. Панаевъ принадлежалъ къ числу очень близкихъ покойному поэту людей, а потому онъ легко и незамтно для самого себя могъ погршить противъ требованій строгаго безпристрастія. Иное дло его сужденія о журнальной дятельности Н. А. Некрасова. Здсь И. А. Панаевъ находился въ области хорошо извстныхъ ему фактовъ, и каждое его слово иметъ несомннное значеніе. Картина, рисуемая Панаевымъ, до мелочей соотвтствуетъ той, которая возникаетъ въ нашемъ представленіи по прочтеніи письма Некрасова къ Плетневу. Оба использованные нами источника указываютъ на удивительно безкорыстное отношеніе Некрасова къ журналу, ради котораго ему было не жаль ни времени, ни даже личныхъ средствъ, на его искреннюю пріязнь къ сотрудникамъ ‘Современника’, наконецъ, на его глубокую вру въ правоту и чистоту своего образа дйствій въ длахъ редакціонно-издательскихъ, которыя позволяли ему настаивать на третейскомъ суд съ Плетневымъ, въ случа несогласія этого послдняго на его предложеніе, которыя заставляли его пренебрегать распускаемыми на его счетъ кілеветами, вмсто того, чтобы опровергнуть ихъ съ фактами въ рукахъ, какъ этого хотлось Панаеву.
Характерно, что и Чернышевскій, воспоминанія котораго о Некрасов недавно напечатаны въ ‘Современномъ Мір’ (1911 г., No 9), въ подобномъ же свт изображаетъ его, какъ редактора-издателя журнала. ‘Самъ я,— говорилъ Некрасовъ Чернышевскому въ первое же свиданіе съ нимъ,— не въ тягость касс журнала… Не скажу вамъ, что вовсе не беру никакой доли черезъ его доходовъ, въ вознагражденіе себ за редакціонный трудъ. Но думаю, что это меньше, чмъ т деньги, которыя расходую на журнальныя надобности изъ моихъ собственныхъ денегъ’.
Вскор посл этого Чернышевскій, сдлавшись близкимъ сотрудникомъ журнала, лично ознакомился съ его денежными длами и имлъ возможность убдиться, что Некрасовъ говорилъ ему ‘само собой разумется, чистйшую правду безъ всякой утрировки’. Надо замтить, что приведенный разговоръ происходилъ осенью 1853 г., когда матеріальное благосостояніе поэта далеко не было столь прочнымъ, какъ въ періодъ завдыванія конторой ‘Современника’ И. А. Панаева. Прямота, прямодушіе и несомннное безкорыстіе, проявленныя Некрасовымъ при начал его сношеній съ Чернышевскимъ, произвели на этого послдняго глубокое впечатлніе и опредлили разъ навсегда ихъ личныя отношенія въ дух взаимнаго уваженія и благожелательства. И въ послдующіе годы Чернышевскій не имлъ случая сомнваться въ упомянутыхъ качествахъ редактора ‘Современника’. ‘Во все продолженіе моихъ дловыхъ отношеній къ Некрасову, пишетъ Чернышевскій, не было ни одного денежнаго вопроса между нами, въ которомъ, онъ не согласился бы принять мое ршеніе’. Только однажды между ними возникъ продолжительный денежный споръ. Хотя Чернышевскій и ‘считалъ себя неправымъ въ своемъ требованіи’, но продолжалъ упорно стоять на своемъ и ‘не принималъ никакихъ резоновъ’. И что же? Некрасовъ, разсказываетъ Чернышевскій, ‘скрпя сердце, пожертвовалъ мн интересами — не своими: свои онъ съ перваго слова отдалъ на мой произволъ,— но интересами посторонняго спору, беззащитнаго, при покинутости Некрасовымъ, безпомощнаго и безотвтпаго Панаева’.
Не лишнее оговорить, что Чернышевскій въ данномъ случа шелъ на сознательно несправедливыя требованія не ради какихъ-либо личныхъ выгодъ, а исключительно, изъ ‘желанія успокоить болзненную мнительность Добролюбова’, бывшаго тогда за границей.
Было бы, однако, ошибочно на основаніи этого эпизода предполагать, что Некрасовъ былъ недостаточно внимателенъ къ Добролюбову. Наоборотъ, съ самаго начала ихъ знакомства поэтъ обнаруживалъ трогательную, чисто отеческую заботливость о немъ. Побывавъ, однажды, на квартир Добролюбова и найдя ее сырой, Некрасовъ разразился упреками по адресу Чернышевскаго, почему онъ не предупредилъ его объ этомъ заране, и тотчасъ отрядилъ своего брата Федора Алексевича и камердинера Василія искать но городу подходящее для Добролюбова помщеніе. Когда поиски эти кончились неудачей, то Некрасовъ, жившій на одной квартир съ Панаевымъ, предоставилъ Добролюбову дв комнаты, прилегавшія къ его квартир и стоявшія до того времени пустыми. Здсь Добролюбовъ устроился очень уютно, тмъ боле, что, обдая вмст съ Панаевымъ и Некрасовымъ, онъ былъ избавленъ отъ мелочныхъ заботь о стол. Не мене ярко проявилось доброе отношеніе Некрасова къ Добролюбову во время болзни этого послдняго. Въ подтвержденіе приведемъ отрывокъ изъ письма Некрасова къ Добролюбову отъ 18 іюля 1860 года, въ которомъ онъ опять-таки показалъ себя на рдкость безкорыстнымъ человкомъ…Теперь’,— пишетъ Некрасовъ,— ‘о дл, которое васъ особенно устрашаетъ, о деньгахъ. Я если-бъ васъ меньше зналъ, то мотъ бы даже разсердиться. За кого же вы насъ принимаете: я уже самъ не разъ говорилъ, что ваше вступленіе въ ‘Современникъ’ принесло ему столько пользы (доказанной цифрою подписчиковъ въ послдніе годы), что намъ трудно и сосчитаться, и, во всякомъ случа, мы у васъ въ долгу, а не вы у насъ. Счеты пойдутъ тогда, когда почему-нибудь наши дла упадутъ: тогда, конечно, вы будете получать меньше, хоть работать и больше. Какія же иныя могутъ быть между нами условія и отношенія? Итакъ, единственная мра въ настоящемъ случа возможность, а я уже вамъ сказалъ, что вы можете въ ныншнемъ году получить до 6 т. р. Что до необходимаго, то и говорить нечего — да, наконецъ, чтобы успокоить васъ но этой части, скажу вамъ, что въ ныншнемъ году я выигралъ до 60 тысячъ, изъ коихъ наличными 35 и на заемныя письма 25. Изъ наличныхъ у меня до 25 т. въ рукахъ сію минуту. Куда вамъ прислать денегъ и кому здсь дать. Пишите? Ну! надола эта матерія!..’ (см. ‘Современный Міръ’ 1911 г., No 11). Добролюбовъ, въ свою очередь, платилъ Некрасову нжнйшимъ расположеніемъ. Вотъ нсколько строкъ изъ письма его къ Чернышевскому: письмо его (Некрасова къ Добролюбову) недоброе (увдомляло о болзни съ предчувствіемъ смерти)… Не дай Богъ никому получать такія записочки за границей отъ близкихъ людей. Успокаиваетъ меня только то, что Вы ничего не говорите объ его болзни. Но. пожалуйста, напишите мн въ Одессу, что онъ и какъ. Вдь, кром Васъ да его, у меня нтъ теперь въ Петербург никого. Въ нкоторыхъ отношеніяхъ онъ даже ближе ко мн’ (ст. М. А. Антоновича о Некрасов. ‘Журналъ для всхъ’ 1903 г., No 2).
Таковы были отношенія Н. А. съ крупнйшими представителями редакціоннаго кружка ‘Современника’ 60-хъ гг. Нравственная высота духовнаго облика, какъ Добролюбова, такъ, въ особенности, Чернышевскаго — общеизвстна. Поэтому самый фактъ ихъ интимной дружбы съ Некрасовымъ не можетъ не свидтельствовать въ его пользу. Окончательный приговоръ надъ личностью Некрасова, какъ было указано выше,— дло будущаго, но уже въ настоящее время имются серьезныя основанія думать, что этотъ приговоръ будетъ благопріятнымъ для Некрасова. Образъ дйствій Некрасова, какъ редактора-издателя ‘Современника’, его отношеніе къ сотрудникамъ, вообще его роль въ редакціонной семь журнала таковы, что за нихъ должны проститься многія ‘вины’ поэта. Въ которыхъ онъ такъ горько каялся въ своихъ вдохновенныхъ стихахъ.

В. Евгеньевъ.

‘Современникъ’, кн. VII, 1913

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека