Мысли.
Мысли.
*
*
*
*
*
***.
——
Мысли, Дмитриев Иван Иванович, Год: 1808
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Глядя на других, кажется ничего нет легче и приятнее, как жить в шумном свете, но для меня это тяжкая служба — иметь множество знакомых, не по выбору сердца, но по разным маловажным причинам, помнить день их рожденья и именин, наблюдать очередь в визитах, поспевать в один день на крестины, на похороны и на свадебный бал! Между тем, как иной мог бы очень весело провести время в огороде своем, под тенью старой липы, или в уединенной хижине, беседуя с любым мудрецом света, или в прогулке по живописным московским окрестностям: учтивость, обязанность таскают его из дома в дом! Что мы там делаем? Сидим по нескольку часов, согнувшись за картами, потом едим, потом опять за карты, а в промежутках должны говорить — не для того, чтоб слушали нас, но для того, чтобы тянуть разговор: ‘Видел того, тот приехал, там обедал!’ Завтра и на будущий год то же. Жизнь ли это? Однако есть люди, которые от юношества до старости ничего больше не делали, и думают, что нечего больше и делать.
В большом свете тотчас заметят худой вкус в нарядах, неловкость в обхождении, грубость чистосердечия, но не скоро узнают простака, если он щеголеват, умеет хорошо представиться, знает свое место за обедом, играет в карты и — пуще всего — танцует и правильно говорит по-французски. Там и трудно и легко попасть в умные люди.
Мы обыкновенно смотрим на ум с блестящей только стороны его, по большей части требуем от него одной остроты, а еще чаще одного велеречия. Мы часто и умного человека почитаем тупым потому только, что он тяжел в разговоре. Таких должно бы кажется узнавать и ценить по их поступкам.
В наши времена нескромно хвалиться своим великодушием, своею службою, напротив того позволено тщеславиться своим поваром, своим цугом, своим покровителем. А какими средствами иной все это нажил? Учтивый гость не спросит его, а до других ему и дела нет.
Дар краснобая или хорошего говоруна не изощряется в больших обществах, там скорее можно потерять его, ибо там никто не любит долго слушать, каждый развлечен или занят собою. Между тем, как я начинаю рассказывать, один, слушая меня, подслушивает в то же время и разговор двух интриганов, другой заглядывается на красавицу, а третий поминутно смотрит на дверь, не вошел ли вельможа, чтоб не стоять к нему спиною.
Русские стихотворцы более всего пишут оды, типографии наши чаще всего печатают оды, публика наша менее всего читает оды! Но как и читать их, когда многие одисты на знают и сами что говорят! Поэзию их в этом только смысле можно назвать исступлением, истинным бредом! — Для кого же они пишут? — Для двора. — А двор читает их? — И подавно нет. — Что ж заставляет кропать одистов? — Надежда получить подарок. — Уже ли все из одного корыстолюбия? — Большая часть, иной же для того, чтобы прослыть умником между слуг своих, чтоб дядька сказал сыну его: батюшка ваш изволит писать и печатать, пишите, сударь, хорошенько азы, так и ваше будут печатать. — Бедные печатальщики! потерянные масло и сажа!
[Дмитриев И.И.] Мысли / ***ъ // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 1. — С.52-55.