Муки слова, Колбановский Арнольд, Год: 1921

Проза
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Скачать в PDF

Арнольд Колбановский.

Муки слова.

I.
Волга.

Утро. Холод. Туман. Осень. Иней не скоро сойдет… Рано еще. Рассвет в полном расцвете. И потому-то Волга так неприятна в эту пору. Неприятна своим недвижным блеском, в котором больше жести, чем зеркала. Ветерка как-будто нет, а в воздухе движется что-то, заставляющее человека содрогаться… Странное существо! — Оно содрогается от холода, от ужаса, от изумления, от радости. Содрогание — ветер в его душе.
Однако, два человека лежали в эту пору на берегу стывшей Волги, затерянные в портовом хламе, среди пристаней, бараков, досчатых гор, бочек, засохшей, полузамерзшей грязи — два человека лежали, как мертвые. Они спали вместе с дыханием. Их пульсы тоже спали. Два тела спали…
Прошел час. Рассвет умирал. По холодному воздуху, как нить ветра, пронесся пароходный гудок. Со стороны города, выплывавшего из берегового тумана, завторили один за другим фабричные гудки. Кое-где задвигались существа, содрогающиеся от холода, ужаса, изумления и радости.
Будет день. День содрогающегося человека и день умирающей реки.

2.
Лакоников и Болтоников.

Один вздрогнул и поднял голову. Здоровенная ручища легла на пышную, почти поповскую шевелюру и загладила ее назад, открыв широкий, прыщавый лоб.
Зевнул большой, как туча, рот с белыми здоровыми зубами. Вышел задушенный, зевательный звук, закрылся, глазки узенькие, монгольские, забегали по нагроможденным ящикам, скользнули по кусочку белой реки и упали вместе с повернувшейся головой на мертвоподобного, лежавшего рядом, человека:
— Болтоников! — глухим басом окликнул мертвого вставший. — Болтоников!.. Вставай!.. Холодно!.. Работа!.. Поесть надо!.. Вставай!.. Бол-то-ни-ков! — затормошила здоровенная ручища маленькую фигурку.
Фигурка вздрогнула, потянулась, что-то произнесла невнятно, как булькание воды под пристанью, и поднялась на ноги, оглядев сверху вниз сидевшую, здоровенную фигуру.
— А-ха-ха-ха-ха-а-а! — зевнула фигурка. — Который час?
Фигура пожала плечами:
— Не знаю!
— Эх, Лакоников, Лакоников! — ответила фигурка. — Не знаешь! Ни-че-го не знаешь! Что ж это ты? Все ничего не знаешь, ничего не…
— Твой день начался! Поехал болтать, дурило!.. Брось!
— Чего там бросать!.. Что, разве говорить вредно? Чем больше человек скажет…
— Да перестань ты, чорт! Протри глаза сначала! По-е-хал болтать! Чорт!..
— Ну, пусть будет ‘чорт’!.. Черти так не умеют говорить, как я!.. И что это тебя коробит, когда я о чем-нибудь говорю… Человек должен говорить как можно больше! Ты знаешь, что такое человеческий мозг? — фигурка подняла кверху указательный палец. — Человеческий мозг — невероятное чудо! Машина, которой не могла бы выдумать никакая сказка!.. Что значит: точка мозга? Это… это… что-то в миллион раз разумнее, нежели вся человеческая цивилизация… И что пользуется большим почетом? — точка мозга или цивилизация? — конечно: точка мозга! На цивилизацию нападает природа, тысячи законов жизни и борьбы, а на точку мозга — интуиция… Лакоников!.. Чего ж ты уходишь? В трактир без денег!.. У меня деньги!.. Послушай!.. Остановись!.. Лакоников! Хочешь? Я расскажу тебе сон!.. Так! Постой! Подожди! Чего бежать! Никогда не вредно говорить — даже о чем угодно. Вздор молоть — и то хорошо! До чего-нибудь доскажешься! Тысячу слов — в ухо и на ветер, а одно в мозг. Слово западет в мозг и родится огромнейшая идея… Ведь ты сам во вчерашнем разговоре…
— Не пищи! Сон — где твой?
— А-а! Ты сны любишь слушать!.. Ну-ну! Ладно! Сон… Расскажу и когда еще о чем-нибудь буду говорить — не мешай! Я… разговариваю… сам… с собой! Я знаю, что в речи человеческой всегда прячется гениальная идея, открытие… и нужно только заметить ее, найти… войти и завоевать!.. Сократ в Афинах…
— Сон, шепелявое дурило! Сон!.. Легче станет, дурило!
— Сон, сон… расскажу! Никогда не даешь досказать мысли до конца! Для тебя — говорить ничего не значит, а для меня речь — это творчество! Если бы нашелся такой человек, который согласился бы слушать меня целые сутки, я бы посадил его перед собой и говорил бы, говорил бы, говорил бы… честное мое слово — забыл бы о еде, о питье, о сне… Хоть раз поговорил бы, а затем… Я уверяю тебя, что гениальная идея, и, если не гениальная, то во всяком случае нужная… закралась бы в мою суточную речь и доставила бы мне столько радости!.. Столько…
— Слушай! Я тебе в шею дам! Закрой плевало, чорт. Ступай мыться!.. Я иду к реке!.. Чертина! Не надоест!.. Да у меня в тысячу раз, чорт ты эдакий, больше мыслей! И миллион мыслей. И ни чорта гениального не найду… а ты и подавно! Я — дурак, а ты… идиотина! Говорит, говорит (ругательство) и не надоест ему! Болванье! К чорту ступай со своим языком! Никогда с ним (ругательство) дня спокойного не бывает! Я тебе…… душа твоя, в шею никогда не давал, а вот сейчас вот так бы убил! С утра до вечера и так голодно и холодно, и полиция на носу, а он еще всю душу гадит своими ересями!.. Чудак ты!.. (Детина заплакал странными жуткими слезами). Забываешь… когда… и… где… живешь!..
— Что ты? Что ты? Вот тебе и раз! Да я… Да что ты на самом деле! Лакоников!.. Да ты…
— Да я, болван (ругательство)! Если не замолчишь — утоплю вон там! У меня уже день из-за тебя испорчен! Души моей не знаешь, болтунье сволочное чер-ти-на! (Детина истерически зарыдал.)
Лакоников и Болтоников сидели на ящиках. Один, плача у себя на коленях, другой, глядя в пасмурное, мутное небо и что-то шепча про себя.
У Лаконикова отпадали слезы, у Болтоникова пожимались плечи и шептались губы…
Целый день эти люди проводили на берегу.
Утро — препирались. День работали, как машины.
Грузили, крутили канаты, чистили, полоскались в холодной воде… Вечером — забивались, несогреваемые лохмотьями, в грязные углы, где нагроможденный хлам не пропускал ветра, и готовились ко сну. Ко сну смертеподобному.
Вечером Лакоников и Болтоников вели свои беседы, часто прерываемые ругательствами Лаконикова и пискливыми оправданьями Болтоникова.
Два человека. Они отражали какие-то два явления… Человек — это целый клад явлений. Целый словарь аналогий…
Два человека — два мозга. Мозг — самое совершенное творение, именно потому, что он создан творить.

3.
Осенний вечер.

Осенний вечер идет к ночи. Он потонет в ней. Ночь проглотит его.
Между ящиками лежат два тела, завернутые в рогожи: Лакоников и Болтоников.
Лакоников поет песню, которой никто никогда не пел и не слыхивал. Он импровизирует ее вместе с мотивом. Она вырывается из его могучей груди, как рыдание:
Жизнь моя! жизнь моя! радость моя!
Неужели я в молчании, неужели я в слезах,
Неужели в своей силе, в своем духе огнебурном
Проживу тебя я… жизнь моя! ра-а-а-дость моя!
Холод осени пугает, голод нищенства хохочет!
Лязг и грохот непосильного, нелепого труда
Меня — всесильного,
Меня — живущего,
Меня — владетеля души громовулканной,
Рыдания и песни извергающей
Пожрать, убить, смести с лица земли — пытается.
Болтоников кашлянул рядом и молвил про себя: — ‘Поэт в никуда!’. Лакоников продолжал:
О-ох! Под ящиком заброшенный, безгрошевый
Лежу под ящиком как брошенная падаль
И рвусь душой, мечусь душой,
Весь мир готов я поглотить.
Изобразить, украсить, слить
С вселенной и с собой,
С вселенной и с собой.
Болтоников: Ну да-а! Я и вселенная — одно и то же! Вселенная во мне. Она увеличивается в действительности, когда растет в представлении!.. Артур Шопенгауэр…
Лакоников: Бол-вань-е!
— Ну да! Мне нельзя говорить! Тебе и петь и что угодно можно, а мне и говорить нельзя! Мы… созданы… говорить… а… не… петь!.. Мы — люди, а… не… соловьи!
— Дохлая ворона!
— Ну да!.. ругайся! Искусство!.. в нас… живет… Мы получаем вселенную и отдаем ее, как зеркало отдает свет. Искусство! — это отражение… нашей…
И с набитым дураков
С шепелявым слюнтяем
Я должен
Влачить свою жизнь
Из месяца в месяц,
Из года в год!..
Правильно! Дух мой всесильный
Рядом с духом пустым
Пусть граничит!
— Ну да! Всесильный! По кулакам…
— Языкоболт!
— Слезобрызг!
— Морду набью!
— Вот! Вот! Ты только это и умеешь! Лучше спать! Чем с тобой…
— Спи! Надоел!
— Ну и ладно… всякое… бллл… моч… супр… гмл… шалт… трр… хррр…

4.
Ночь.

Холодно. Туманно-сыро. Пустынно. Жестяная Волга черна, как небо, но ярче блестит. Ночь. Осенний соловей — человек оглашает дали песней, полной рыданий, движенья, вопросов и мыслей. Одинокой песней, которая останется без ответа.
Источник текста: Колбановский А. Муки слова. [Рассказ] // Красная новь. 1921. N 4. С.99-102.
Колбановский Арнольд
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Слоновое средство, Вудхаус Пелам, Год: 1926
  2. Без замены штрафом, Вудхаус Пелам, Год: 1925
  3. Драматический эффект, О-Монро Ришар, Год: 1907
  4. Сорванец девчонка, Вудхаус Пелам, Год: 1924
  5. О том, как Пеппино повезло, Ойетти Уго, Год: 1916
  6. Замечательное крушение ‘Томаса Хайка’, Стоктон Фрэнк Ричард, Год: 1889
  7. Школа детективных рассказов, Вудхаус Пелам, Год: 1929
  8. Вонючка, Клаузен Карл, Год: 1925
Электронная библиотека