ПЕРСИДСКІЯ ПИСЬМА
МОНТЕСКЬЕ
ПЕРСИДСКІЯ ПИСЬМА
МОНТЕСКЬЕ
СЪ ХАРАКТЕРИСТИКОЙ
П. Первова.
Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1892.
(Литературная характеристика).
Павелъ Первовъ.
‘Пантеонъ Литературы’, 1892
Монтескье, Первов Павел Дмитриевич, Год: 1892
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Не массами создаются великія идеи, но за то самыми грандіозными и прогрессивными являются т историческіе моменты, когда идеи шире всего проникаютъ въ массу. Чмъ шире область, охваченная идеей, тмъ выше стоитъ ея творецъ. Обновить понятія почти уже значить обновить общественный складъ: за реформой въ умахъ неизбжна реформа въ практической жизни.
Когда говорятъ о литературномъ движеніи, подготовлявшемъ французскую революцію, то неизбжно упоминаютъ три имени: Вольтера, Руссо и Монтескье {Шарль де-Секонда, баронъ ла-Бредъ и де-Монтескье родился въ 1689 г. и умеръ въ 1755. Получивши воспитаніе въ духовной конгрегаціи Ораторіи, сначала онъ занимался естественными пауками и былъ судьею въ Бордо. Задумавъ вмст съ Бюффономъ составить ‘физическую исторію древняго и новаго міра’, онъ такъ увлекся изученіемъ исторіи, что ему посвятилъ всю послдующую жизнь.}. Если роль послдняго была мене блестяща, чмъ роль первыхъ, за то она была не мене плодотворна.
Его ‘Персидскія письма’ появились въ 1721 г. Никогда писатель не отвчалъ лучше на запросы времени, никогда не разоблачалъ такой искусной рукой желаній еще скрытыхъ и мыслей еще смутныхъ. Авторъ чувствовалъ всю шаткость учрежденій, устарвшихъ отъ времени, боллъ за ту испорченность, которая царила въ обществ. Онъ ршилъ анализировать зло и найти средство противъ него. Но описывая зло, онъ не замчалъ, что онъ только пропагандируетъ его, что самое произведеніе его представляетъ одинъ изъ важныхъ симптомовъ кризиса, который онъ хотлъ предотвратить. Послдніе годы пышнаго царствованія Людовика XIV были временемъ усиленнаго благочестія. Но преслдуя гугенотовъ и янсенистовъ, налагая на себя благочестіе, на дворъ и подданныхъ онъ могъ наложить только лицемріе. Политика, извлеченная Боссюэтомъ изъ Св. Писанія, была безсильна передъ придворной моралью, извлеченной изъ миологіи. Людовикъ умеръ, и вс Тартюфы обратились въ донъ-Жуановъ. Регентство сбросило съ себя всякія маски, вольнодумство прорвало вс плотины, все стало предметомъ вопроса, спора, сомннія, насмшки. Дубоа внесъ разнузданность въ политику, Джонъ Ло въ общественную экономію. При всемъ томъ вс леляли себя розовыми надеждами. Будучи дворяниномъ и членомъ парламента, мечтая просвщать и блистать, стремясь къ реформ и довряя иллюзіямъ, Монтескье ищетъ для своихъ идей занимательной и гибкой формы, чтобы не оскорбить оффиціальной стыдливости цензоровъ. Онъ выводитъ двухъ персовъ, которые, совершая путешествіе по Европ, обмниваются письмами съ своими пріятелями. Вншнюю обстановку персидской жизни, картину деспотизма и восточныхъ нравовъ Монтескье взялъ у тогдашняго моднаго путешественника Шардена. Но такъ какъ цль Монтескье — нарисовать картину испорченности своей родины, то мстный колоритъ у него мало выдержанъ: гаремы являются скоре гасконскими, чмъ персидскими, полигамія скоре европейской, чмъ восточной. Романтическая подкладка этихъ писемъ очень фривольнаго характера, она въ дух той эротической поэзіи, на которую былъ такой большой спросъ при веселомъ двор регента. Но за то какимъ глубокимъ и полнымъ ироніи наблюдателемъ является авторъ! Онъ то осмиваетъ — и тогда даетъ перо въ руки Рик, одному изъ выведенныхъ имъ персовъ, то поучаетъ — тогда онъ говоритъ устами другого перса, Узбека. Передъ нами цлая роскошная галлерея типовъ, достойныхъ сатиры. Вотъ важный сеньеръ, который даже кашляетъ или ласкаетъ своихъ собакъ оскорбительно для людей. Вотъ модный ‘руководитель’ совсти, который овладлъ не только душами, но и имуществомъ своихъ духовныхъ овецъ. Вотъ жалкій писака, которому пріятне выносить палку на своихъ плечахъ, чмъ критику своихъ произведеній. Вотъ смлый догматистъ, который въ четверть часа ршаетъ по три моральныхъ вопроса и по четыре историческихъ задачи. Но эти типы не перечтешь: ихъ такъ-же много, какъ много въ обществ уродливостей и смшныхъ сторонъ. Монархъ завидуетъ простот турецкаго правленія, министры блуждаютъ безъ системы, парламенты лишены значенія, сословія враждуютъ, семейныя связи порваны,— вотъ что представляется Узбеку въ общественной жизни. Не мало пораженъ персъ и авторитетомъ папы, который можетъ заставить врить во что угодно. Впрочемъ Монтескье не походитъ здсь на Вольтера, онъ обрушивается только на дйствительные безпорядки. Рознь между словомъ и дломъ, между моралью на устахъ и отсутствіемъ ея въ жизни — вотъ цль, куда онъ мечетъ свои сатирическія стрлы. ‘Пока епископы въ собраніи’, говоритъ онъ, ‘они устанавливаютъ правила, а лишь только разошлись, стали придумывать исключенія’. Тамъ дервиши (такъ персъ называетъ монаховъ) даютъ три обта: повиновеніе, бдность и цломудріе, но исполняютъ только первый. Что касается общества, то тутъ полный индифферентизмъ къ религіи, люди живутъ въ прилив и отлив: куда волна несетъ, тамъ и вра. Разъ поколебалась религіозная почва, не прочны и нравственные устои: роскошь и зрлища, игра и любовныя интриги наполняютъ пустоту жизни. Особенно сурово Монтескье относится къ женщинамъ и людямъ, составляющимъ себ карьеру съ помощью любовныхъ интригъ. Онъ клеймитъ позоромъ тхъ Ловеласовъ и Вельмоповъ, которые тщеславились своею распущенностью. Строго онъ относится и къ литератур, которая только забавляла скучающую праздность или погружалась въ букводство. Особенно достается поэтамъ, дававшимъ столько мишурнаго блеска предыдущему царствованію. Литература должна руководить и наставлять, а не забавлять. Не такъ сурово онъ относится къ низшимъ классамъ общества: тутъ онъ находитъ любовь къ труду, экономію и производительность. Вс ремесленники соперничаютъ другъ съ другомъ, но это соперничество есть одинъ изъ двигателей національной индустріи. По мр развитія переписки, изъ ‘Писемъ’ все боле и боле исчезаетъ романъ и условность, восточная мишура и сатирическая рзкость: стрлы сатирики замняются спокойнымъ созерцаніемъ историка моралиста. Въ ‘Письмахъ’ Монтескье ставитъ большую часть вопросовъ и задачъ, въ которые онъ углубился впослдствіи. Въ ‘Письмахъ’ тутъ и тамъ разсяны зерна тхъ идей, которыя разрослись потомъ въ обширное сочиненіе, доставившее всю славу Монтескье. Мы говоримъ о ‘Дух законовъ’/надъ которымъ Монтескье работалъ боле 20 лтъ. Глубокая ученость, обширная начитанность, продолжительныя путешествія дали ему огромный запасъ фактовъ и наблюденій. Онъ задумалъ сгруппировать вс отдльныя явленія исторической жизни народовъ, чтобы открыть законы въ развитіи человческихъ обществъ. До него исторія была наборомъ фактовъ, онъ хотлъ дать систему, въ прихотливой смн событій найти неизмнные принципы. Климатъ и религія, законы и примры прошлаго, нравы и обычаи — вотъ элементы, составляющіе всякое человческое общество. По общество не случайный наборъ предметовъ, а живой организмъ. Законы — нервы этого соціальнаго тла, они должны соотвтствовать природ и функціямъ органовъ, которые ими одушевляются, они зависятъ отъ такихъ элементовъ, которыхъ человкъ не можетъ измнить, а если мняетъ, то съ боль шимъ трудомъ и очень медленно. Они должны соотвтствовать физическому виду страны, климату и почв, положенію и величин ея, образу жизни населенія, степени свободы гражданской, религіи и склонностямъ, богатству и числу жителей, ихъ торговл, нравамъ и обычаямъ. Наконецъ они имютъ отношеніе другъ къ другу, къ своему происхожденію, къ цли законодателя, къ порядку вещей,. на которомъ они основываются. Изученіе всхъ этихъ отношеній и есть изученіе духа законовъ. Соціальныя учрежденія, въ глазахъ Монтескье, это душа людскихъ обществъ. Они сильны и здоровы — общество благоденствуетъ, они слабы и испорчены — общество рушится. Нтъ учрежденія, которое само по себ было бы лучше всхъ прочихъ. Самымъ лучшимъ и самымъ законнымъ Монтескье называетъ то, которое больше всего соотвтствуетъ характеру и преданіямъ народа. Вотъ съ какой точки зрнія изслдуетъ Монтескье различные виды управленія, различая въ каждомъ природу и принципъ. Природа — это вншняя структура, форма, принципъ — это т добродтели или страсти, на которыя опирается управленіе. Отъ природы правленія зависятъ политическіе законы, а отъ принципа — гражданскіе и общественные въ частности. Разрушеніе всегда начи нается съ принциповъ. Справедливость создана привычкой, говорилъ Паскаль: привычка — это и есть мистическая основа авторитета законовъ.— Нтъ, возражалъ Монтескье: корень закона въ природ.
Три формы правленія различаетъ Монтескье: республиканскую, монархическую и деспотическую. Начинаетъ онъ съ республиканской. Образецъ — Римъ той эпохи, когда республика была еще городомъ, Аины и Спарта тхъ вковъ, когда греки были міромъ, а города ихъ націями. Сжатая территорія, дленіе на классы, громадный численный перевсъ рабовъ надъ гражданами, дававшій послднимъ возможность посвящать свой досугъ войн и политик, рдкость торговыхъ сношеній и равность земельныхъ участковъ, мшавшая сосредоточиванью богатствъ въ однхъ рукахъ,— вотъ элементы такого рода республики. Законы издаетъ народъ, т. е. собраніе гражданъ, голоса — ихъ воля. Но за то кром голоса индивидъ не имлъ другихъ личныхъ правъ: во всемъ остальномъ — въ области врованій, въ семейной жизни, въ каждомъ поступк индивидъ подчиненъ большинству голосовъ, которое и образуетъ собою государственный законъ. Такой порядокъ мыслимъ только тамъ, гд глубоко чувствуется общественная солидарность, гд личный интересъ приносится на алтарь общей жертвы. Поэтому-то Монтескье и приходитъ къ выводу, что принципъ республиканскаго правленія есть добродтель, разумя подъ нею любовь къ отечеству и его законамъ. Если добродтель — основа учрежденій, то она одна только и способна ихъ поддерживать, поэтому законы должны учить гражданъ этой добродтели и заставлять ихъ поступать сообразно съ нею. Изъ основнаго тезиса, что благо народа есть высшій законъ, вытекали верховная власть государства надъ семействомъ, обязательное воспитаніе дтей, равномрный раздлъ земель, ограниченіе наслдствъ, законы противъ роскоши и другія подавляющія личную свободу установленія.
Съ особенною любовью Монтескье останавливается на монархіи. Природу монархіи составляютъ основные законы. Монархъ — источникъ всякой политической и гражданской власти, но она течетъ изъ этого источника особыми ‘каналами’: такъ Монтескье называетъ посредствующія и подчиненныя власти, которыя умряютъ капризную волю одного лица. Кром дворянства и духовенства такою властью является корпорація чиновниковъ, которая охраняетъ основные законы и напоминаетъ о нихъ монарху, когда онъ забываетъ о нихъ. Подобная іерархія — необходимое условіе монархическаго правленія. Принципъ монархіи — честь, подъ которой разумется любовь къ монарху и къ своимъ привилегіямъ. Не будучи въ силахъ управлять собою, нація подчиняется одному глав, но это подчиненіе должно быть почетнымъ, оно неразрывно съ величіемъ духа. Вытекающіе изъ этого принципа законы, составляющіе основную пружину монархіи, должны поддерживать чувство чести и т прерогативы, на которыхъ оно покоится. Къ такимъ законамъ относятся всякаго рода привилегіи, права старшинства, права наслдства, запрещеніе дворянамъ заниматься торговлей и т. д. Опираясь на посредствующія власти, которыя часто противоположны другъ другу, монархія должна отличаться умренностью. Исчезаетъ умренность, и тогда честь обращается въ тщеславіе, повиновеніе въ рабство, служба личности заслоняетъ службу государству. Если государь любитъ свободныя души, онъ будетъ имть подданныхъ, если-же онъ любитъ униженіе, онъ будетъ имть рабовъ. Въ послднемъ случа основные законы скоро рушатся, произволъ портитъ придворныхъ, придворные своимъ примромъ портятъ народъ, монархія падаетъ, обращаясь въ народное правленіе или деспотическое. Чтобы предостеречь отечество отъ грозной бды, картину деспотизма Монтескье рисуетъ самыми черными красками. Правда, этой картин нехватаетъ жизни: взятая въ примръ политическая жизнь Персіи и Турціи мало ему была знакома. Сущность деспотизма прекрасно выразилъ Монтескье той знаменитой главой, въ которой всего три строчки, но которая заключаетъ въ себ такой живой образъ: ‘Когда дикари Луизіаны хотятъ добыть плодовъ, они срубаютъ дерево у самаго корня и такимъ образомъ собираютъ плоды. Вотъ что значитъ деспотическое управленіе’.
Для большаго контраста рядомъ съ темной картиной деспотизма Монтескье рисуетъ свтлую картину политической свободы. Отличая ее отъ національной независимости и гражданской свободы, иначе свободы личности и имущества, онъ опредляетъ ее, какъ право длать то, что позволяютъ законы. Необходимое условіе политической свободы — это умренность правленія, а такая умренность является тогда, когда одна власть останавливаетъ другую, — это и есть знаменитая теорія раздленія властей. Законодательную, судебную и исполнительную власть различаетъ еще Аристотель, но Монтескье первый {Между прочимъ нельзя не указать на то, что Янзеномъ (Jannsen, Montesquieu’s Theorie von der Dreiteilund der Gewalten im Staate auf ihre Quelle zurckgefhrt, 1887 г.) доказано, что это ученіе о раздленіи властей изложено Свифтомъ, за 44 года до ‘Духа законовъ’, въ его ‘Discourse of the Contests and Dissensions between the Noblea and the Commons in athens and Rome’.} такъ ярко и убдительно выставилъ необходимость системы раздленія властей, что скоро изъ теоріи она перешла въ практику.
Выяснивъ связь законовъ съ природой и принципами правленія, Монтескье изслдуетъ ихъ въ отношеніи къ преступленіямъ и наказаніямъ, въ отношеніи къ налогамъ и государственнымъ доходамъ. Его опредленіе налога стало классическимъ мстомъ: это часть, которую даетъ каждый гражданинъ изъ своего имущества, для того чтобы безопасно пользоваться остальною частью. Монтескье доказываетъ преимущества косвенныхъ налоговъ, осуждаетъ правительственныя монополіи и налогъ на соль. Но нигд Монтескье не развиваетъ столько силы мысли, какъ въ своихъ разсужденіяхъ объ уголовныхъ законахъ. ‘Нельзя вести людей крайними путями’, восклицаетъ онъ вслдъ за Монтэнемъ: ‘изслдуйте причины всякаго рода распущенности, и вы всегда увидите, что она происходитъ отъ безнаказанности преступленій, а не отъ умренности наказаній’. Какъ, напримръ, ветъ духомъ XVIII в. отъ той полной намековъ главы, которая носитъ неожиданное заглавіе: ‘Безсиліе японскихъ законовъ!’ ‘Чрезмрныя наказанія могутъ испортить даже самый деспотизмъ!’ Законодатель долженъ вести умы съ помощью справедливой умренности наказаній и наградъ, съ помощью правилъ философіи, морали и религіи, съ помощью правильнаго примненія понятій о чести, долженъ внушать стыдъ… Вотъ философская идиллія, о которой мечтали въ XVIII вк. Монтескье сурово порицаетъ конфискаціи, осуждаетъ lettres de cachet, восхваляя англійское Habeas corpus. Онъ положилъ истинныя основанія для свободы мысли и пера. ‘Не за слова нужно наказывать’, говорилъ онъ, ‘а за совершенныя дйствія’. Прежній режимъ не зналъ этой свободы, на практик она провозглашена только революціей. Онъ возстаетъ противъ жестокаго преслдованія реформаторовъ. Говоря объ аутода-фе, которыя еще не прекратились тогда въ Испаніи и Португаліи, Монтескье замчаетъ, что все зло произошло отъ того убжденія, что нужно мстить за Божество. Наказаніемъ для еретика должно быть отлученіе отъ церкви, а если ересь вноситъ смуту въ общество, то она относится къ тмъ преступленіямъ, которыя нарушаютъ спокойствіе гражданъ. Онъ рекомендуетъ большую осторожность въ преслдованіи магіи и ересей. Монтескье боится религіозной пропаганды. Когда мы въ прав принять и не принять новую религію, то мы не должны ее принимать.
Больше всего нападеній вызвали соображенія Монтескье о вліяніи климатовъ на законы. Въ странахъ плодородныхъ, говоритъ Монтескье, устанавливается единоличное управленіе, а въ странахъ безплодныхъ — правленіе многихъ лицъ. Холодный климатъ производитъ больше силы и самоувренности, меньше подозрительности и лукавства. Располагая слишкомъ малымъ числомъ наблюденій, онъ длаетъ здсь слишкомъ большія обобщенія, приписывая первичнымъ и мало доступнымъ причинамъ то, что зависитъ отъ вторичныхъ причинъ, т. е. нравовъ и страстей, предразсудковъ и инстинктовъ,— однимъ словомъ, отъ національнаго характера народовъ. Исходная точка Монтескье все-таки врна. Образъ жизни зависитъ отъ нуждъ, говоритъ онъ, а нужды зависятъ отъ климата, а отъ образа жизни зависятъ законы. Одностороння у него и теорія происхожденія рабства, которое онъ приписываетъ свойствамъ климата, но за то въ высшей степени гуманны и страстны его нападенія на это позорное явленіе въ исторіи человчества. Не мене краснорчиво вооружается онъ противъ постоянныхъ войнъ. Продолжая вооружаться, говоритъ онъ, мы будемъ бдны при всхъ богатствахъ вселенной: у насъ скоро ничего не будетъ кром солдатъ и сами мы станемъ татарами. Онъ ищетъ средства противъ зла и находитъ его во взаимномъ равновсіи силъ, такъ чтобы рядомъ съ сильнымъ государствомъ былъ сильный-же сосдъ. Всякую войну Монтескье считаетъ актомъ насилія, обязанность побдителя — поправить нанесенную имъ бду: всякая побда — огромный долгъ передъ человчествомъ. Сама природа, по мннію Монтескье, кладетъ предлъ завоеваніямъ: прочно завоевать можно только то, что можно ассимилировать.
Говоря объ экономическихъ законахъ, Монтескье первый, раньше Адама Смита, пытался дать научную форму проблемамъ государственной экономіи. Правда, въ его дленіи торговли на торговлю предметами роскоши, свойственную большимъ монархическимъ государствамъ, и торговлю экономическую, свойственную буржуазнымъ націямъ, республикамъ и небольшимъ странамъ, виденъ тотъ феодальный духъ, который находитъ еще противорчіе между монархической честью и торговлей. Но его размышленія объ опасности спекуляцій, о необходимости строго поддерживать законы о банкротствахъ, о тарифахъ и торговыхъ трактатахъ, о протекціонизм и свобод торговли — полны глубокаго интереса и пониманія. Получая огромныя суммы съ таможенъ въ Кадикс, испанскій король, говоритъ онъ, является-очень богатымъ частнымъ человкомъ въ очень бдномъ государств: его могущество было-бы больше, если-бы онъ получалъ ту же сумму со своихъ кастильскихъ провинцій. Торговлю Монтескье считаетъ однимъ изъ самыхъ важныхъ факторовъ международнаго мира.
Кругъ обязанностей государства въ отношеніи къ своимъ членамъ, очерченный Монтескье, очень обширенъ. Государство должно дать всмъ гражданамъ обезпеченное существованіе, должно предупреждать промышленные кризисы, открывать профессіональныя школы, содержать стариковъ, больныхъ и сиротъ, и т. д. Вс эти обязанности у Монтескье вытекаютъ изъ того-же начала, какъ и іерархія сословій и система прерогативъ, т. е. изъ феодальнаго характера монархіи. Вопросу о феодальныхъ законахъ Монтескье посвятилъ большую часть своего труда, послдовательно изучая происхожденіе феодальныхъ податей, системы вассальныхъ отношеній и леновъ, вопросъ о военной служб свободныхъ людей, о юрисдикціи сеньоровъ, о переход бенефицій въ лены, о возникновеніи права старшинства, и т. д. Монтескье первый поставилъ изученіе среднихъ вковъ въ ряду наиболе серьезныхъ историческихъ проблемъ. Освщая законы исторіей и исторію законами, онъ оставилъ своимъ послдователямъ намченное поле дятельности и далъ имъ методъ.
Вотъ основной остовъ идей Монтескье. Мы не будемъ говорить о той масс тонкихъ наблюденій, остроумныхъ сближеній и яркихъ картинъ, которыми пересыпано развитіе этихъ основныхъ положеній.
Его произведеніе не сухой трактатъ, а живая картина. Онъ не мене требовательный артистъ, чмъ, строгій мыслитель. Литературная сторона дла его не мене безпокоитъ, чмъ изысканіе началъ и методъ. Строгій порядокъ онъ хочетъ соединить съ постояннымъ разнообразіемъ. Онъ отлично зналъ читателя своего времени, втренаго и легкомысленнаго, постоянно перебгающаго отъ одной мысли къ другой. Отсюда эта обрывистость, эти постоянныя рубрики и многочисленныя оглавленія. Но, съ другой стороны, онъ не только заставляетъ читать, заставляетъ и мыслить: онъ несравненный мастеръ въ дл открытія широкихъ перспективъ, которыя заманиваютъ и будятъ мысль. Бюффонъ упрекаетъ его въ мозаичности стиля, Вольтеръ — въ томъ, что въ его книг слишкомъ много ума. Его стиль не только искусенъ, но и изворотливъ. Нужно было обходить цензуру, сбить съ толку Сорбону. Пропагандируя, напримръ, англійское государственное устройство, онъ долженъ былъ описывать его въ общемъ вид, безъ техническихъ терминовъ и собственныхъ именъ. О роскоши французскаго двора онъ говоритъ въ глав, озаглавленной: ‘Фатальныя послдствія роскоши въ Кита’, и т. д. Но за то какъ ярка и легка его кисть тамъ, гд можно называть вещи по имени. Монтескье любитъ обобщенія: въ этомъ его величіе и его слабость. Его примры разсчитаны на общія заключенія. У него нтъ ни хронологіи, ни общей перспективы: все помщено на одномъ план. Это — единство времени, мсто и дйствія, перенесенное съ театра въ сферу законовъ. Законы у него представлены не въ историческомъ развитіи, а какъ бы законченными и собранными со всхъ эпохъ. Правда, онъ прочно заложилъ фундаментъ и глубоко забилъ сваи, но онъ скрылъ ихъ съ глазъ. Республику или монархію онъ изучалъ и рисовалъ, какъ Мольеръ своего скупого или мизантропа, какъ Лабрюйеръ своихъ вельможъ. Его общія идеи не результатъ чистаго умозрнія, не составленый а priori, а слдствіе фактовъ, которые онъ наблюдалъ. Тмъ боле ему чести, что вс эти факты вновь и вновь подтверждаются исторіей, что подъ каждой его картиной можно поставить имена и даты, такъ какъ каждая изъ нихъ иметъ тсное соотношеніе съ дйствительностью.
‘Духъ законовъ’ появился въ 1748 г., безъ имени автора и напечатанъ въ Женев. Во Франціи книга Монтескье сначала встртила не мало враговъ: Гельвецій находилъ гигіену Монтескье слишкомъ медленною, Вольтеръ видлъ въ книг Монтескье соперницу своему ‘Опыту о нравахъ’, іезуиты вооружились противъ проповди религіозной терпимости, янсенисты язвительно нанали на книгу, которая, по ихъ мннію, учитъ, что въ монархіи добродтель безполезна. За то итальянцы и англичане встртили ее съ энтузіазмомъ. Король Сардинскій заставлялъ читать ее своего сына, Фридрихъ Великій руководился ею въ своихъ отношеніяхъ къ покоренной Силезіи, Вашингтонъ не разъ справлялся съ нею въ вопросахъ объ устройств великой демократіи, Екатерина II называла ее своимъ требникомъ: ея Наказъ проникнутъ идеями Монтескье. Для Франціи прежняго режима книга Монтескье была яркимъ зеркаломъ. Строгій сторонникъ монархіи, Монтескье хотлъ исцлить болзни господствующаго режима. Королевская власть рядомъ съ привиллегированными сословіями, магистратура, стоящая на страж закона, дворянство, гордое своею честью, отсутствіе монополій, отдаленныхъ экспедицій и завоеваній, религіозная терпимость, гражданская свобода и умренность,— вотъ по мннію Монтескье, идеалъ французской монархіи. Но рисуя этотъ идеалъ, Монтескье не замчалъ, что время ушло уже, что принципъ уже испорченъ. Тюрго, Вержень, Неккеръ хотли воспользоваться рецептами, предложенными Монтескье, но событія быстро и далеко опередили эти мры. Созваніе генеральныхъ штатовъ приглашало каждаго француза высказать свои мысли о реформ государства, каждый образованный французъ конца прошлаго вка имлъ у себя въ библіотек Монтескье, Вольтера и Руссо. И вотъ каждый обращается къ этимъ книгамъ и ищетъ у любимыхъ авторовъ идей и основаній для поддержанія этихъ идей. Но Вольтеръ, разрушая старое, мало давалъ новаго. Руссо давалъ цлую систему: ее можно было брать или не брать, но непремнно цликомъ. Монтескье предлагалъ цлый рядъ системъ, собранныхъ со всей исторіи: у него было что выбрать. У Руссо было много учениковъ, но ссылались чаще на Монтескье. За Руссо стояла одна партія, а на Монтескье опирались многія партіи. ‘Духъ законовъ’ сдлался чмъ-то въ род Дигестовъ: вс партіи извлекали изъ него правила и прецеденты для поддержки своихъ желаній и претензій. Все съ верху до низу подвергалось ломк и реформ. На каждомъ шагу приходилось имть свой собственный планъ. Никогда примры прошлаго не играли такой выдающейся роли, ни одна тогдашняя книга не группировала такъ стройно, не рисовала такъ ярко этихъ примровъ прошлаго. Дворянство цликомъ и буквально держалось взглядовъ Монтескье на форму, опираясь на его убжденіе, что монархическая свобода основана на привилегіяхъ и дленіи сословій. Третье сословіе заимствовало у Монтескье раздленіе властей и массу частныхъ реформъ. Посл ночи 4 августа монархія стала только утопіей эмигрантовъ. Съ тхъ поръ Франція цлый вкъ оправдываетъ дилемму Монтескье, что если падаютъ привиллегіи знати, духовенства и городовъ, то монархія обращается въ народное правленіе или въ деспотическое. Внушенная эмигрантами картина старинной монархіи и возможныхъ реформъ, нарисованная пылкимъ англійскимъ ораторомъ Боркомъ въ его ‘Размышленіяхъ’ цликомъ взята у Монтескье. Но Монтескье, этотъ апологистъ монархіи и прежняго режима, благодаря своимъ ученикамъ и послдователямъ, превратился даже въ пророка демократіи и республики, построенной по образцу римской. Этотъ странный метамисихозъ произошелъ, благодаря той форм, которую Монтескье придалъ своимъ идеямъ. Пытаясь воскресить древнихъ, онъ воодушевлялъ ихъ своею собственною душою, душою своего вка. Классическая литература издавна привила на французской почв духъ античныхъ учрежденій. Тотъ же голосъ, который побуждалъ Монтескье съ такою любовью описывать античныя учрежденія, побудилъ французовъ возобновить эти учрежденія. Историческое воображеніе Монтескье какъ разъ пришлось въ пору наслдственному инстинкту французовъ. Они понимали древнихъ, какъ понималъ ихъ Монтескье. Онъ описалъ, а они задумали реализировать, онъ анализировалъ законы, которые даютъ жизнь республик, они издали эти законы, не принявъ въ разсчетъ тхъ условій климата, нравовъ, народнаго характера, которыя въ систем Монтескье оказываются самыми существенными Монтескье смшалъ вс времена и вс республики, а они перенесли это идеальное законодательство черезъ 20 вковъ, въ совершенно другую страну, въ сферу совершенно противоположной цивилизаціи. Это противно ‘Духу законовъ’, но это духъ вка. Изолируя его правила, они путемъ діалектики выводили изъ нихъ различныя логическія послдствія, изъ его идей сдлали идеи абстрактныя и всеобщія, отливши въ ихъ форму не что иное, какъ свои собственныя страсти. Монтескье послдовательно становился гражданиномъ каждой націи, чтобы излчить каждую націю отъ худшаго изъ ея предразсудковъ, отъ незнанія самой себя, а его истолкователи сдлали его гражданиномъ цлаго міра, космополитическимъ законодателемъ. Терроръ думалъ принудить французовъ перейти отъ вка Людовика XVI къ вку Ликурга. Конституція III-го года республики, этотъ первый призывъ къ порядку и умренности, проникнуты духомъ Монтескье, но перевороть, произведенный Бонапартомъ, снова изгналъ этотъ духъ изъ республики. Бонапартъ тоже постоянно перелистывалъ книгу Монтескье: Code civile, редактированный Порталисомъ, горячимъ поклонникомъ Монтескье, повторяетъ наставленія послдняго! Но если руководители движенія и перестали слдовать духу Монтескье, событія все-таки продолжаютъ идти какъ разъ такъ, какъ они должны идти по мысли Монтескье. Вс событія, сопровождавшія переходъ отъ республики къ имперіи и возвышеніе Бонапарта, удивительнымъ образомъ предсказаны Монтескье. ‘Если у націи подъ республиканскими законами скрываются монархическіе нравы, говоритъ онъ, то война, начатая при республин, обязательно кончится монархіей. Если армія будетъ зависть отъ законодательнаго корпуса, то правленіе станетъ военнымъ. Если республику смнитъ единоличный властитель, то его власть будетъ самою абсолютною’. Какъ поразительно все это исполнилось! Какъ точны и врны историческіе законы, выведенные Монтескье изъ прошлаго и неизбжно примнимые къ будущему! Вся политика Бонапарта есть ничто иное, какъ повтореніе того, что извстно у Монтескье въ глав о римскихъ завоеваніяхъ. Картина Франціи и Европы при Наполеон — это точная копія съ нарисованной Монтескье картины римской имперіи. Та же всеобщая погоня за славой, та же необходимость изумить народъ, чтобы подчинить его, т же войны изъ-за честолюбія, то же искусство нападать на врага его собственнымъ оружіемъ, то же соединеніе народовъ, ничего не имющихъ общаго кром повиновенія. Какъ часто представлялись Наполеону колоссальные образы Александра Македонскаго и Карла Великаго, эти любимые герои Монтескье, такъ ярко ими освщенные и такъ мощно возвеличенные. Реставрація дала власть тмъ поклонникамъ Монтескье, которые были изгнаны революціей. Франція увидала у себя опытъ преобразованной монархіи, о которой мечталъ Монтескье. ТПатобріанъ и Бенжаменъ Констанъ стали теоретически развивать еще дальше идеи Монтескье о монархіи, прилаживая ихъ къ новому порядку вещей. Тайлеранъ былъ большимъ поклонникомъ Монтескье. На материк тутъ и тамъ появились конституціонныя монархіи. Монтескье перенесъ конституціонныя идеи изъ Англіи на материкъ. Такимъ образомъ нсколько главъ его сочиненія сдлали свое дло особо, намтивъ особый путь въ развитіи человческихъ обществъ. Не малую услугу оказалъ Монтескье и самой исторической наук: онъ научилъ связывать факты, искать причинъ, объяснять законы исторіей и исторію правами. Гизо — прямой преемникъ Монтескье.
Таковъ Монтескье. Это человкъ знанія, размышленія и здраваго смысла, середина между Монтэнемъ и Паскалемъ, между верхомъ ироніи и верхомъ разума, уничтожающаго самого себя. Это честный человкъ, поставившій задачею жизни ознакомить людей съ ихъ положеніемъ, чтобы сдлать его боле выносимымъ. Его взгляды врны природ и исторіи, его методъ истинно научный, его вліяніе было громадно.