Дмитрий Мамин-Сибиряк
Дмитрий Мамин-Сибиряк
Монетка
Монетка
I.
I.
II.
II.
III.
III.
—————————————————-
Монетка, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1910
Время на прочтение: 8 минут(ы)
В Пропадинске он появился неизвестно откуда, точно свалился с неба, причем выбрал и время самое неудобное — последние дни перед самым Рождеством, когда стоял сильный мороз. Первым открыл его присутствие базарный староста Пров Силантьич Иков, который по обязанности службы ранним утром, еще до света, обходил на Черном рынке ряды крестьянских возов с разными деревенскими продуктами. Смотрит Пров Силантьич, а между возами ходит неизвестный человек с какой-то деревянной шкатулкой через плечо на широком ремне. Всего удивительнее было то, что, несмотря на страшный мороз, неизвестный человек ходил в одном осеннем рваном пальто, а голову пресмешно замотал для тепла каким-то бабьим платком.
Пров Силантьич привык считать себя начальством и довольно строго спросил:
— Что есть за человек и в каком смысле шатаешься между возами?
— А я только сегодня приехал… совсем только сегодня… Ей Богу! — ответил неизвестный человек, поскакивая с ноги на ногу, чтобы согреться. — Уф — какой страшный холод…
— Мне это все единственно, приехал ты или пришел, а может быть ты вор?..
— О, храни Боже… И что только скажет купец, такой славный русский купец!..
— Паспорт имеешь?
— О, настоящий паспорт… и марки и печать настоящие…
Пров Силантьич посмотрел на незнакомца, поднял брови и спросил:
— А в каком смысле ты между возами шляешься?
— О, я же товар продаю мужичкам… У меня всякий товар, какого кто хочет. Я дешевле всех на свете продаю… так дешево, что даже и придумать дешевле невозможно, потом я медных дел мастер…
— Может и фальшивую монету умеешь приготовлять?
— О, как это можно… Пхе-е! У Вас есть самовар — я его сделаю, как новый, кастрюли починиваем, лампы, часы, старое платье покупаем, играем музыку на вечерах… Я все могу, и, вы будете довольны и всегда скажете: вот молодец.
— Так, так, вижу, что кругом молодец, пойдем-ка в участок, там разберут…
При слове ‘участок’ незнакомец как-то весь съежился и даже сделал движение, как человек, который хочет убежать. Но Пров Силантьич уже держал его за ворот.
— А, вот ты кто таков… Нечего сказать, хорош купец. В участок! Там, брат, все разберут,
Полицейское управление было в двух шагах, сейчас под пожарной каланчой. Неизвестный человек при входе сделал еще попытку скрыться, но Пров Силантьич его удержал.
— Иди, иди, друг, там все разберут.
В участке сидел околоточный Иван Митрич, проверявший ночную добычу. Двое подобраны на улице в бесчувственном состоянии, поймали вора, сломана у кладбищенской церкви кружка, у извозчика угнали лошадь и т. д.
— Подожди, не до тебя — ворчал Иван Митрич, когда Иков предъявил неизвестного подозрительного человека, который успел сдернуть с головы платок и предстал во всей красоте. Это был тщедушный старик еврей, беззубый, с сильной проседью и слезившимися глазами. Большие уши торчали у него, как у летучей мыши.
— Паспорт… — коротко проговорил Иван Митрич.
Читая заявленный лист, он несколько раз осматривал предъявителя с ног до головы и, очевидно, сверял приметы.
— Что же, паспорт того… правильный, Исай Левдик?
— Он самый, ваше высокое благородие…
— А ты хорошенько посмотри паспорт-то, — настаивал Пров Силантьич. — Может вор…
— Ну этого в паспортах не пишут. Он, вон, мастер…
— О, я все могу! — уверял Левдик. — Вы только скажите: ‘почини часы, Исайко!’ Или: ‘Исайко, достань мне такое… чего и не придумать’.
— Вот видишь? — засмеялся околоточный, обращаясь к сомневавшемуся Прову Силантевичу. — От скуки на все руки… Как ты сюда-то попал, орел?
— А я в Томске с губернатором поссорился. Он мне и сказал: ‘Убирайся вон’. — Да. Только и всего. У! какой строгий губернатор… Я, говорит покажу тебе черту оседлости. ‘Вон’… Серьезно сказал.
В Пропадинске, крошечном уездном зауральском городишке, до сих пор не было ни одного еврея, и это окончательно смутило благочестивого Прова Силантьнча. Были немцы, были татары, был даже ссыльный черкес, а от евреев Бог помиловал. И паспорт правильный — значит сам подделал. Наверно, фальшивый монетчик.
— Ничего нельзя поделать, — говорил Иван Митрич когда Левдик ушел.
— Зачем же он упирался и хотел бежать если его дело правое? Честный человек не побежит…
— А кто его знает. Ведь ты не был у него на уме. А паспорт правильный. Ремесленник, значит, может жить.
В Пропадинске было всего две тысячи жителей, которые жили как-то так неизвестно чем. Купцы сидели в лавках, чиновники служили, мещане исполняли все остальное, чего требовал несложный обиход городишки. Оживлялся город только зимой, когда начиналась торговля хлебом. В общем жили не дурно, а так себе — ни шатко, ни валко, ни на сторону. Такое ничтожное событие, как появление первого еврея, сделалось чуть не злобой дня.
А Левдик уже устроился в окраине города где появилась вывеска: ‘Мастер медных дел’. Работы на первое время не было и он каждое утро, как на службу, отправлялся на рынок. Подойдет к возу с хлебом, спросит цену и покачает головой.
— Ох, и зачем только бедному человеку нужно хлеб есть.
Через несколько дней он знал уже цены решительно на все и что-то такое прикидывал в уме. Всякая торговля влекла его к себе неудержимо, и он по целым часам стоял, прислушиваясь, как городские прасолы сбивают цены у мужиков.
Понял Левдик обошел все лавки и магазины, где на него смотрели, как на редкого и смешного зверя.
— Ну, чего стоишь? Накидывались приказчики.
— А так… Может быть вам какую-нибудь медную работу нужно. А то я и на скрипке играю…
Купцы только качали головами. Вот мастер, нечего сказать. От скуки они выкидывали над ним разные веселые штуки и по пути дали кличку: Монетка. Исайко-Монетка — так эта кличка и пошла гулять.
С легкой руки Икова все почему-то подозревали Левдика в изготовлении фальшивой монеты.
Доказательств и улик не было, но это еще ничего не значило — не сделал, так сделает. Потом всех занимала ‘религия’ Левдика. Ни господских, ни богородичных праздников не признает, ни празднеств, — одним словом, хуже всякого татарина.
— Татарин вот как знает своего Аллу, — рассуждали купцы. — А ты, Монетка, ни два — ни полтора.
Особенно донимали Левдика по субботам. Нарочно подошлют молодцов с какой-нибудь работой и мешают справлять шабаш.
В субботу Левдик точно сходил с ума и ничего не понимал. Сидит, бормочет и в руки ничего не возьмет. Купцы давшие работу, нарочно посылали деньги в субботу — возьмет он или не возьмет. Левдик не брал, что до известной степени подняло его авторитет.
— Значит тоже свой закон держит. Сколько разов прямо в руки ему деньги совали — ни-ни, не берет. А уж, кажется, на что все они жадные до денег.
Благодаря своей неиссякаемой энергии и терпению, Левдик устроился скоро. И работу разыскал, и на скрипке играл на святках и поручения всевозможные исполнял, и умел все сделать дешевле других. Околоточный Иван Митрич нарочно посылал за ним когда что-нибудь было нужно к спеху.
— Ты, Монетка, смотри — одна нога здесь другая там. Понимаешь?
— Я?! Да я из кожи своей вылезу для высокого благородия. На что жиду кожа, а было бы начальство довольно.
— Ладно, ладно… Только смотри у меня на счет фальшивой монеты — не потерплю.
В течение полугода все как-то привыкли к Монетке точно он всегда жил в Пропадинске. Исключение составлял один Иков, благочестивый и богобоязненный старичок, который всегда отплевывался, когда Монетка проходил мимо.
— Христа продал, скверновец! — ворчал старик.
К Левдику даже его доброхоты относились как-то не по-человечески. Ну, что ему сделается, еврею. Вон целую зиму проходил без шубы. Другой бы подох, а Монетка только подпрыгивает да ожигается. Как жил этот Левдик, что у него было на уме — никого, конечно, не интересовало. Все знали только одно: уж жид устроится само собой. Вот наши мастера медники пьянствуют и чужие вещи пропивают, которые отдают им в починку, да еще походи за таким мастером, да покланяйся, а Монетка сам придет за работой и сам принесет ее в срок. И работает чисто, нечего похаять.
— Что же, известно, жид… — объясняли все. — Водка ему не полагается, вот главная причина. Что ему не жить…
Общее удивление достигло последнего предела, когда весной Монетка пришел на рынок в сопровождении молодого еврейчика с красными припухшими веками и торчавшими ушами.
— Это еще что за зверь? — изумлялись купцы.
— А сын…
— Чей сын?
— А мой… Я его сам родил, значит — мой.
— По ушам-то как раз твой будет, Ну, и Монетка… Ловко.
Кажется ничего не было удивительного в том, что у человека есть сын, но все считали нужным удивляться. Старичок Иков даже обиделся.
— Вот вам и второй фальшивый монетчик. Да… Вот как посматривает.
— Янкель у меня и на музыке играет и по портновской части, — объяснял счастливый Монетка. — У, какой способный дитю…
Из Томска с первым пароходом приехала к Левдику вся семья, состоявшая из восьми душ — жена, три сына и четыре дочери. Они приехали уж на все готовое и разместились все в одной комнате. Купцы только теперь догадались, что Монетка не только плут, но и богат. Ведь такую семьищу надо прокормить. По сапожкам купить, так восемь пар нужно, а это кругленькую копеечку стоит. Когда приставали к Левдику, он в каком-то умилении закрывал глаза и точно оправдывался.
— Будет день — будет хлеб. О, у меня жена такая умная… Она тоже все умеет.
— И тоже с губернатором ссорилась?
— Нет, губернатор меня гонял… ‘Я, говорит, серьезный человек, а ты — жид’. Он не знал, что мы все голодом должны были помереть, если бы Янкель не играл на музыке лучше меня…
Жена Левдика, действительно, оказалась умной. Сначала она ничем не проявляла себя, а потом начала ходить по домам и скупать старое, поношенное платье. Дело велось потихоньку, по-семейному. Чиновницы были даже рады этой статье дохода, потому что мало ли в доме наберется разной рвани, а рубль деньги. Купчихи и те не брезговали и охотно под сурдинку сбывали разный хлам.
— Куда ты такое барахло скупаешь, Лия? — удивлялись продавщицы, — На улицу выбросить, так никто не поднимет…
— У нас уйдет, — объясняла Лия. — И даже очень уйдет…
Под вывеской ‘Медных дел мастер’ открылась настоящая портновская мастерская. Тут, всем было достаточно работы. Янкель был закройщиком, а остальные шили. Работа начиналась с раннего утра и кончалась поздним вечером.
— И хитрые какие, что придумали, — удивлялись соседи. — Как ни поглядишь — все работают. Прямо сказать: жадные. Лучшие вещи подновлялись, а потом куда-то отправлялись. Самые плохие шли на шапки и фуражки. Этот последний товар имел хороший сбыт, особенно среди крестьян. Городские торговцы шапками ходили даже жаловаться на Левдика полицеймейстеру, чтобы унял разбойников.
— Продавайте и вы дешевле — вот и все, — посоветовал полицеймейстер
— Никак невозможно вашескородие. Самим дороже стоит, а они не иначе, как из краденного делают…
— Вот и медники тоже приходили жаловаться и тоже говорят, что Монетка из краденной меди работает. А забыли поговорку: не пойман — не вор…
Так и ушли ни с чем.
Обозленные лавочники, теперь не давали Левдику прохода.
— Эй, ты, Монетка, ты это что же делаешь?
— Как что? Работаю… — удивлялся Левдик.
— Какая же это работа!.. Ты так по миру пустишь со своей-то работой. В колья вас всех надо, работников… Все цены на товар сбили.
Больше всего возмущало то, что еврейская семья ютилась в одной комнате, выгадывая на квартирной плате, а потом ели они Бог знает что — один хлеб с луком. Этак и всякий может разбогатеть. Да еще работают по воскресеньям, когда добрые люди Богу молятся.
— Мы в субботу не работаем, — оправдывался Левдик.
— Это дело ваше, а вот воскресенье…
Даже солидные купцы начали коситься на Монетку. Что же это в самом деле: сегодня медных дел мастер, завтра музыкант, послезавтра портной, а там и еще что-нибудь объяснится. Недаром Монетка шляется по базару да все цены узнает. Того гляди к хлебному делу пристроится или кабак откроет. От такого человека всего можно ожидать. Конечно, работают, живут тесно, мрут с голода, а все-таки кто их знает, что у них на уме.
Больше всех волновался Иков и повторял:
— Я говорил, что дело не чисто! Да… Вот оно по-моему и выходит.
Время шло. К еврейской семье в течении года успели привыкнуть, по крайней мере, никто не удивлялся, когда встречали вечно куда-нибудь торопившегося Левдика. Что же, на то он жид, чтобы торопиться. Так уж ему назначено. Но тут случилось нечто такое, что сделало Левдика опять предметом общего внимания. Дело было весной когда в Пропадинске разыгралась эпидемия скарлатины и дифтерита. Лия за бесценок купила у какой-то чиновницы все платье после умершего от дифтерита ребенка, принесла его домой и заразила всю семью. В одну неделю умерло три маленьких Левдика, а еще через неделю и сама Лия. Ни чиновница, продававшая зараженное платье, ни сама Лия покупавшая его, конечно, не имели никакого понятия о том, что делают.
— Все равно, ежели бы не у меня, так у кого-нибудь другого она купила бы платье после больного, — оправдывалась чиновница, когда доктор ей объяснил в чем дело. — Да и то сказать, кто бы подумал, что евреям что-нибудь сделается от таких пустяков.
Доктор только развел руками. Извольте объяснять что-нибудь обывателям Пропадинска, которые привыкли, чтобы их дети умирали, как мухи, весной от дифтерита и скарлатины, горлышком, как говорили, летом — от дизентерии, а зимой от целой коллекции тифов. Святая наука в непроходимых дебрях пропадинского невежества едва теплилась замиравшим болотным огоньком.
Левдик не показывался на рынке целый месяц. Купцы уже начинали забывать о его существовании, как в одно прекрасное утро он появился. Его не встретили обычными шутками, а все ждали что он сам будет делать. Прежде всего удивило всех то, что лицо у Левдика было совсем веселое, и он даже улыбался.
— Ну, что, Монетка, как поживаешь?
— Ничего поживаю… слава Богу.
— Жену-то, поди, тоже жаль?
— Жену? Какую жену?
— А деток тоже жаль?
— Каких деток? — удивился Левдик. — У меня есть скрипка…
— я музыкант медных дел… веселые Исайка много играет… танцы играю… да. Я играю, а другие танцуют, ‘Исайко, играй шибче’! Весело играет…
У бедного Левдика оказалось тихое помешательство. Он точно забыл все свое прошлое, а от прежних привычек осталась одна — каждое утро ходить на рынок.
— Ведь вот, поди ж ты, тоже чувствует, — удивлялся Пров Силантьич, когда мимо него проходил сумасшедший Монетка.
Источник текста: журнал ‘Пробуждение’ No 1, 1910 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.