Мое знакомство с Н. А. Лесковым, Гусев Сергей Сергеевич, Год: 1909

Время на прочтение: 8 минут(ы)

МОЕ ЗНАКОМСТВО СЪ Н. А. ЛСКОВЫМЪ.

Въ август 1894 г. въ петербургскомъ газетномъ мір произошло нкоторое маленькое событіе: газету ‘Русская жизнь’ покинулъ весь составъ редакціи. Ушелъ фактическій редакторъ М. Л. Песисъ, фельетонистъ Ф. Ф. Трозинеръ, редакторъ провинціальнаго отдла H. К. Никифоровъ, передовикъ Н. А. Крыловъ и я, нижеподписавшійся, бывшій редакторомъ беллетристическаго отдла, воскреснымъ фельетонистомъ, провинціальнымъ обозрвателемъ и авторомъ маленькихъ злободневныхъ замтокъ. Принимая въ соображеніе, что ‘Русская жизнь’ получила извстность въ публик именно при упомянутомъ состав сотрудниковъ, нашъ уходъ возбудилъ много слуховъ и разговоровъ. Да онъ и былъ интересенъ — по тмъ подробностямъ, которыми сопровождался. Но объ этомъ — въ другой разъ. Въ настоящемъ случа я упомянулъ о катастроф ‘Русской жизни’ только потому, что она послужила причиной и поводомъ къ моему знакомству съ H. С. Лсковымъ и къ той переписк, которая между нами завязалась.
Началось съ того, что я получилъ отъ Лскова слдующее письмо, помченное шестымъ числомъ сентября 1894 г.:
‘Милостивый государь Сергй Сергевичъ! Я всегда читалъ ваши фельетоны въ ‘Р. Ж.’ и цню ихъ доброе и полезное значеніе. Теперь я интересуюсь тмъ, гд вы станете писать, и хотлъ бы знать: имете ли вы готовое мсто и не было ли бы пригодно для васъ, еслибы я попробовалъ доставить вамъ приглашеніе изъ ‘Русской Мысли’, гд ваше дарованіе и настроеніе нашли бы себя въ удобномъ положеніи? Пожалуйста, не обидьтесь этими моими вопросами, которые истекаютъ изъ моего сочувствія къ тому, чему служить ваша работа. Прошу васъ отвтить.

‘Вашъ покорный слуга Николай Лсковъ’.

Никакого ‘готоваго мста’ у меня не было, и гд я буду писать — я этого не зналъ. Отказываясь отъ работы въ ‘Р. Ж.’, я сейчасъ же очутился въ затруднительномъ финансовомъ положеніи, и черезъ недлю посл ухода изъ ‘Русской жизни’ долженъ былъ уже закладывать въ ломбарды все, что только можно было заложить. Въ этихъ обстоятельствахъ письмо Лскова, конечно, не только не обидло меня, но тронуло несказанно. Онъ одинъ, кром сочувствія, предложилъ и нчто еще боле цнное — готовность на самомъ дл помочь своему брату-писателю, очутившемуся въ затруднительномъ положеніи. Доброе сердце покойнаго подсказало ему, что словъ тутъ мало.
Въ тотъ же день я отвчалъ Лскову, и сейчасъ же, отъ 7 сентября, получилъ отъ него второе письмо:
‘Вы правы: повидаться и переговорить очень нелишне, тмъ боле, что я сегодня получилъ письмо изъ Москвы и завтра (8) вечеромъ хочу имъ отвтить. Тамъ я и прибавилъ бы то, что придумаемъ. Очень возможно, что изъ этого выйдетъ для васъ что-нибудь пригодное.
‘Я бываю дома до 2 съ утра и посл 6 час. вечера. Пожалуйста, когда вамъ угодно, но лучше не откладывая, такъ какъ я долженъ писать въ Москву завтра.
‘Для журнала, по моему мннію, вы можете исполнять работы очень полезныя, но я боюсь, что въ ‘P. М.’ не знакомы съ вашими взглядами и способностями, которыя имъ очень къ масти. Имъ надо это разсказать и показать. Однимъ словомъ, въ самомъ дл, побывайте ко мн поскоре.
‘Образъ дйствій вашей коллегіи съ Пр—вымъ (изд. ‘Русской жизни’) я не одобряю. Это молодо и слабо, и ненужно… Очень жаль, что это такъ сдлали…

‘Искренно вамъ преданный Лсковъ’.

‘P. S. Такъ какъ вечеромъ кто-нибудь заходитъ, то лучше (если можно) пожалуйте до 2 часовъ 8 сентября’.
До двухъ часовъ я быть у Лскова не моръ, потому что слишкомъ поздно получилъ его письмо, но въ назначенный день, 8-го сентября, вечеромъ, я пріхалъ къ нему въ его квартиру (No 4) на Фурштатской, въ д. No 50. Подъ воротами направо подъздъ велъ прямо къ нему, въ первый этажъ дома.
Оригинальная обстановка его кабинета много разъ была описываема, и мн нтъ надобности на ней останавливаться. Да и самъ ея хозяинъ былъ значительно интересне ея. Передъ мной былъ человкъ, общественная и литературная эволюція котораго прошла не только въ противорчіи съ общими законами перемнъ окраски, но и прямо наоборотъ — шиворотъ навыворотъ. Обыкновенно бываетъ такъ: юношескія либеральныя увлеченія, отрезвленіе отъ нихъ и въ конц концовъ не только успокоеніе, но и вражда и ненависть къ тмъ идеаламъ, которыми былъ живъ когда-то. Лсковъ былъ вн правилъ. Онъ началъ службой реакціи и естественно и постепенно перешелъ въ лагерь либераловъ и тогдашней пришибленной, само собою, оппозиціи. Кто. можетъ предвидть шутки судьбы? У насъ изъ политическихъ эмигрантовъ, въ род Кельсіева или Тихомирова, выходили мракобсы… И что интересно: наиболе талантливыя произведенія Лскова принадлежатъ къ послднему періоду его литературной дятельности. Когда онъ служилъ мертвымъ идеаламъ, его работы производили только литературный скандалъ. Съ поворотомъ его на иную дорогу — расцвлъ его талантъ. Его ‘Мелочи архіерейской жизни’ обратили на него серьезное вниманіе и публики, и критики. Его ‘Ожидація’ составила ему прочное литературное имя, и со времени появленія этого разсказа у насъ не появлялось боле яркой характеристики отечественнаго чудотворства. Для тхъ годовъ это было очень значительное политическое явленіе. Святошество вмсто святости, церковная ложь вмсто христіанской правды и суевріе вмсто истинной правды — вотъ т начала, которыя должны были лечь въ основу качающагося государственнаго строя, чтобы онъ не развалился. Притворная набожность вверху, чтобы укрпить вру въ божественное предопредленіе внизу,— вотъ средство къ укрпленію государственныхъ устоевъ. И Лсковъ, который являлся столь ярымъ противниковъ 60-хъ годовъ, талантливо, открещиваясь отъ своего прошлаго, высмялъ эти тупыя усилія мракобсовъ въ своей ‘Ожидаціи’, напечатанной въ ‘Встник Европы’. Онъ не только порвалъ съ своимъ прошлымъ, но и показалъ тутъ, какъ онъ всегда былъ искрененъ и правдивъ. У него была чуткая душа, и Лсковъ не страдалъ лживою стыдливостью, чтобы всенародно признаться въ этомъ.
Онъ по этому одному былъ симпатиченъ.
Я у него не засталъ никого, и нашей бесд никто не помшалъ. Сначала она была чисто дловая — о моемъ сотрудничеств въ ‘Русской Мысли’. Лсковъ, между прочимъ, спросилъ меня, имю ли я тему для перваго дебюта въ журнал. Я объ этомъ уже думалъ и остановился на приказахъ и обязательныхъ постановленіяхъ петербургскаго градоначальника, предусматривающихъ вс мелочи и подробности обывательской жизни и опекающихъ не только общественную, но и частную жизнь. Лсковъ отнесся сочувственно къ этому моему намренію, но выразилъ опасеніе, сумю ли я обойти придирчивость цензуры. Но такъ какъ я въ этомъ отношеніи былъ достаточно обстрленнымъ волкомъ, то въ конц концовъ мы поршили, что я пройду черезъ опасные рифы. Онъ сегодня же хотлъ написать обо мн въ Москву, посл чего я долженъ былъ ждать приглашенія отъ редакціи
Затмъ разговоръ перешелъ вообще на литературу и повременную печать. Я разсказывалъ о своей работ въ провинціальныхъ газетахъ, которой я отдалъ свои лучшія, молодыя силы, а Лсковъ много говорилъ о Л. Н. Толстомъ, котораго былъ искреннимъ почитателемъ. По его словамъ, какъ разъ на дняхъ онъ получилъ отъ него изъ Ясной Поляны радостное, торжествующее письмо. Въ немъ Толстой сообщалъ Лскову о томъ, какъ порадовала его дочь, Татьяна Львовна: она доставшуюся ей по раздлу землю отдала крестьянамъ. И Лсковъ съ восторгомъ отзывался объ этой двушк, нелицемрной послдовательниц ученія своего отца. Потомъ бесда перешла на скептицизмъ въ обществ и литератур, и Лсковъ, скептическій умъ котораго такъ ярко блещетъ въ его произведеніяхъ, находилъ такое литературное направленіе имющимъ и благую цль, и благіе результаты. Въ безпросвтной мгл русскаго существованія скептицизмъ — законное дтище дйствительности, и если онъ ее разъдаетъ кислотой своихъ безотрадныхъ взглядовъ, то длаетъ этимъ доброе дло, разрушая то, что и должно быть разрушено. Сообразно особенностямъ своего таланта, пусть каждый писатель высмиваетъ, вышучиваетъ, бичуетъ нашъ бытъ, условія нашей жизни и ея опекуновъ,— это не дастъ фальшивому самодовольству забрать въ свои руки наши души. Сегодняшній скептицизмъ завтра переродится въ недовольство, а недовольство — предтеча конституціи… А она одна, по мннію покойнаго, могла бы возродить Россію.
— Не на чиновниковъ же разсчитывать!— сказалъ Лсковъ.
Самъ онъ, кстати сказать, былъ тогда членомъ совта министра народнаго просвщенія.
Тутъ же Лсковъ перешелъ къ книг генерала Риттиха, названія которой я теперь не помню, но которая — это осталось въ моей памяти — была посвящена критик нашей арміи. Само собой, книга стала запретной. Авторъ, за десять лтъ до японской войны, предостерегалъ правительство, что армія наша никуда не годится, а особенно — ея офицерскій составъ. Лсковъ совтовалъ мн написать объ этой книг и общалъ ее мн достать.
Я незамтно пробылъ у него часовъ до десяти.
19-го сентября Лсковъ прислалъ мн нсколько строкъ:
‘Сейчасъ получилъ благопріятный для васъ отвтъ изъ ‘Русской Мысли’. Не потрудитесь ли еще разъ повидаться? На переписк эти дла неудобны’.
Я былъ у него, и мы ршили, что я долженъ подождать письма изъ редакціи лично ко мн, а его все не было. Потому, отъ 28 сентября, Лсковъ пишетъ мн:
‘Не смущайтесь и не обижайтесь: они всегда таковы въ переписк со всми. На томъ ихъ Москва стала. Тема ваша мн продолжаетъ очень нравиться. Книгу генерала Риттиха я для васъ выпросилъ, и мн ее на сихъ дняхъ общали прислать. Ко вторнику она, вроятно, и будетъ. На смиреніе себя я всегда соглашаюсь. Очень тяжело быть виновникомъ кары другихъ людей.

‘Преданный вамъ Н. Лсковъ’.

Тутъ требуютъ поясненія дв послднія фразы.
Рчь идетъ о той же книг генерала Риттиха. Какъ я уже упомянулъ, предполагалось, что я напишу о ней, но Лсковъ боялся, какъ бы журналъ не постигла кара, въ случа напечатанія статьи. Однако, опасенія покойнаго были напрасны: статья, правда, была написана, но она никогда не была прочитана никмъ, кром насъ двоихъ.
Наконецъ я получилъ и давно ожидаемое письмо изъ редакціи ‘Русской Мысли’, отъ г. Гольцева. Онъ меня извщалъ, что октябрьская книга журнала у нихъ уже вполн составлена. Чмъ раньше я пришлю статью, которая пойдетъ въ ноябр (‘надюсь, что она подойдетъ, а потому и пойдетъ’) тмъ, конечно, лучше…
А статья у меня уже была готова. Но прежде, чмъ отправить ее въ Москву, я, по просьб Лскова, прочелъ ее ему, и онъ ее вполн одобрилъ. Нашелъ ее корректно написанной, но въ то же время злой и бьющей въ цль. Было нсколько рискованныхъ выраженій, но ихъ возможно было исключить.
Однако,— увы!— статья въ ‘Русской Мысли’ не прошла… ‘къ сожалнію редакціи’.
И Лсковъ, въ своихъ стараніяхъ помочь мн въ моемъ затруднительномъ положеніи, оказался на точк преткновенія. Работы у меня попрежнему никакой не было, съ ‘Русской Мыслью’ вышла эта незадача, еще ничего придумать было нельзя. Я такъ нуждался, что пришлось обратиться къ помощи литературнаго фонда. Писать новую статью для московскаго журнала я не могъ — физически не могъ подъ тмъ настроеніемъ, которое получилось посл первой неудачи. Посылать статью о книг генерала Риттиха означало лишь безцльную трату на почтовыя марки. Что тутъ длать?…
Лсковъ не Могъ примириться съ моей неудачей. Отъ 24 октября 1894 г. онъ мн пишетъ:
‘Мн непріятно было узнать, что вы получили изъ Москвы дурное письмо, и я завтра же длаю попытку разъяснить это и васъ извщу. Наши редакціи имютъ преотвратительную манеру, но таковы он вс (курсивъ Лскова), безъ исключенія, и говорятъ, будто иначе он ‘не могутъ отвчать’, потому что мотивы ведутъ къ пререканіямъ и (даже!) къ скандаламъ. Вроятно, въ этомъ есть доля истины. Но, конечно, это все-таки противно, и я употреблю вс средства, чтобы выяснить ваши недоразумнія’.
Дальше онъ говоритъ:
‘Литературный фондъ далъ вамъ очень мало (кажется, сто рублей). Вамъ слдовало просить займа, а не пособія. Но это уже кончено. Затрудненія ваши такого свойства, что для устраненія ихъ нужны не совты, а вещественныя средства. Тутъ трудно пособить, особенно сидя дома и почти никого не. видя, но у меня на сихъ дняхъ былъ г. Коншинъ изъ ‘Биржевыхъ Вдомостей’ и просилъ меня кое-что сдлать, а я ему сказалъ, что ничего общать не могу, но что есть человкъ молодой и свободный, который можетъ отлично работать, и указалъ на васъ. Онъ мн сказалъ, что ‘они’ васъ очень желаютъ, но что П. (г. Пропперъ) ‘боится’. Мн думается, что тамъ были бы не прочь пріобщить васъ и, при этомъ, конечно, устроить ваши дла, на что есть масса комбинацій. Можетъ быть, вы можете изъ этого что-нибудь извлечь? Я думаю, напримръ, что прямое объясненіе улаживаетъ дла подобнаго рода: а вамъ можно бы поработать тамъ, только подъ псевдонимомъ.

‘Искренно преданный вамъ Н. Лсковъ.

По поводу этого письма мн еще пришлось увидться съ Лсковымъ. Мы говорили по тому поводу, что мн вовсе не хочется итти къ г. Пропперу, который меня ‘боится’, и комбинировали возможность снова вернуться въ ‘Русскую жизнь’: меня опять звали туда. Въ то время я уже понималъ, что въ иниціатор редакціоннаго конфликта, М. Л. Песис, всего мене дйствовали общія литературныя этическія требованія, а редакціонныя разногласія онъ лишь взялъ базой, чтобы сохранить свое положеніе, но, тмъ не мене, разъ принятому ршенію я не могъ измнить. И на эту тему разговоры у меня съ Лсковымъ были очень продолжительны: Онъ признавалъ, что я попалъ въ фальшивое положеніе, но что я правъ въ своей точк зрнія. Г. Песисъ былъ не столько журналистъ, сколько длецъ, но тогда еще мы не знали, что М. Л. Песисъ обратится въ зауряднаго гешефтмахера, сыграетъ этакую роль въ компаніи ‘Надежда’, пріобртетъ себ капиталы и дома… Лсковъ утверждалъ меня въ мысли, что, помимо всхъ прочихъ соображеній, безъ г. Песиса мн нельзя вернуться въ ‘Русскую жизнь’ и потому, что онъ — идейный человкъ. Чт.о я, порвавъ вмст съ другими сотрудниками съ ‘Русской жизнью’, поступилъ ‘молодо, слабо и ненужно’ — это само собой, но разъ такъ вышло — пусть такъ и будетъ.
Относительно ‘Биржевыхъ Вдомостей’ Лсковъ меня тоже не убдилъ.
На этомъ мое знакомство съ покойнымъ писателемъ и окончилось. Я вскор получилъ приглашеніе отъ ‘Самарской Газеты’ и выхалъ туда, чтобы работать вмст съ неизвстнымъ тогда никому М. Горькимъ. А Лскова мн не пришлось больше видть: онъ умеръ въ начал 1895 г. И случилось такъ: въ этомъ году, вступивъ въ кассу взаимопомощи литераторовъ и ученыхъ, я первый взносъ касс сдлалъ за Лскова.

С. Гусевъ (Слово-Глаголь).

‘Историческій Встникъ’, No 9, 1909

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека