Mmoires de Lord Byron..., Байрон Джордж Гордон, Год: 1830 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Mmoires de Lord Byron, publis par Th. Moore, traduits de l’anglais par М-me Louise Svv. Belloc. Premi&egrave,re livraison. (Записки Лорда Байрона, изданныя Томасомъ Муромъ, 1-е Отдленіе).— Парижъ, 1830. 2 т. въ 8-ю д. л.

Прежде нежели начнемъ мы разбирать сіи Записки, открывающія намъ вс подробности богатой приключеніями жизни славнйшаго изъ Поэтовъ нашего времени, и служащія къ изреченію безпристрастнаго суда о его характер, столь худо понятомъ современниками предубжденными или завистливыми, — мы извлечемъ нсколько выписокъ, которыя, надемся, читатели наши прочтутъ съ удовольствіемъ. Таковыя выписки, взятыя не на удачу (ибо публика въ прав требовать, чтобъ мы не полагались наудачу тамъ, гд дло идетъ о возбужденіи любопытства), по выбранныя изъ множества мстъ, равно любопытныхъ, суть какъ бы предтечами удовольствія, которое общается чтеніемъ записокъ Байрона, он освободятъ насъ отъ всякихъ похвалъ труду переводчицы. Г-ж Св. Беллокъ, давно уже извстной прекраснымъ своимъ сочиненіемъ о жизни и твореніяхъ Лорда Байрона, не чужды ни одинъ изъ обычаевъ Англійскаго общества, ни одно изъ лицъ, являвшихся въ ономъ

‘Байронъ имлъ, по выход своемъ изъ Университета, и даже прежде, одну или дв любовныя связи, но въ нихъ голова его больше участвовала, нежели сердце. Одинъ изъ странныхъ оттнковъ его характера былъ тотъ, что любовь, подобно всмъ молодымъ людямъ, хвалиться успхами своими въ длахъ любовныхъ, пока они были еще въ перспектив, — онъ становился таинственнымъ и скрытнымъ съ тхъ поръ, какъ дло начинало слаживаться. Малйшій намекъ о любви его, даже самой пустой, заставлялъ его краснться, какъ двушку, и приводилъ его въ смущеніе. Товарищи его имли привычку говорить между собою: ‘Видно у Байрона есть какая нибудь любовная связь, потому что онъ сталъ скрытенъ и угрюмъ, какъ любовникъ обманутый. ‘Эту стыдливость имлъ онъ и съ самимъ собою: въ замчаніяхъ своихъ, какъ и въ самыхъ дружескихъ письмахъ, онъ говоритъ только о тхъ предметахъ своей страсти, которые, для него, остались чистыми. Кажется, первая подруга его сердца (и можетъ быть, мать ребенка, къ которому онъ написалъ слдующее стихотвореніе, донын еще не бывшее въ печати) умерла очень молода, и что онъ приписывалъ себ раннюю ея кончину. Сіе несчастіе поразило его, какъ предчувствіе будущей его судьбы и одиночества, которое его ожидало. ‘Я остался одинъ при вступленіи моемъ въ свтъ,’ говорилъ онъ позже, ‘одинъ въ моей любви, одинъ въ домашней моей жизни, и умру одинъ, я животное совершенно одинокое, не по выбору, но по необходимости‘.

Къ моему сыну.

‘Эти золотистые волосы, эти голубые глаза, блестящіе какъ глаза твоей матери, эти розовыя уста, коихъ ямочки и улыбки сладко восхищаютъ сердце: все мн напоминаетъ минувшую жизнь радостей, все потрясаетъ мою душу, дитя мое!’

‘Нкогда ты будешь лепетать имя твоего отца. Ахъ, Вилльямъ! зачмъ это и не твое имя! Тогда не было бы ни терзаній, ни тревогъ совсти…. Но поздно! мои попеченія оградятъ твой покой, тнь твоей матери улыбнется отъ радости, изъ любви къ теб она проститъ былое, о сынъ мой!

‘Мурава покрыла смиренную ея могилу, и чуждая грудь приняла тебя. Свтъ насмхается твоему рожденію, и съ трудомъ даетъ теб имя на земл, но его усилія не помрачатъ ни одной изъ твоихъ надеждъ, ибо сердце твоего отца съ тобою.

‘И зачмъ бы отвергнулъ я права природы? О, нтъ! Пускай свтъ ропщетъ и смется надо мной, пускай строгіе нравоучители вопіютъ: я назову тебя любимымъ сыномъ любви моей, прелестный Херувимъ, залогъ юности и радостей! Отецъ бодрствуетъ у твоей колыбели.

‘О, какъ сладостно мн будетъ, прежде чмъ старость изроетъ морщинами лице мое, прежде чмъ утечетъ половина моей жизни, слдовать въ теб и за сыномъ, и за братомъ, употребить мои преклонныя лта на возвращеніе теб правъ твоихъ.

‘Хотя отецъ твой молодь и безразсуденъ, но никогда вихрь молодости не заглушитъ въ немъ любви отцовской! И дотол, пока черты Елены будутъ жить въ теб, сердце, познавшее сіи прошедшія радости, не покинетъ никогда, о сынъ мой, сей послдній залогъ блаженства, уже не существующаго.’

Мы передаемъ, безъ малйшей перемны, сіе небольшое стихотвореніе, образецъ пріятности и поэзіи, голосъ сердца, исполненнаго самыхъ чистыхъ чувствованій, и совсмъ тмъ столь недостойно оклеветаннаго въ послдствіи. Байронъ скоро лишился сего сына, котораго въ будущемъ называлъ онъ своимъ братомъ, своимъ товарищемъ. Поэту не исполнилось еще 19-ти лтъ, когда онъ написалъ сіи стихи. Посмотримъ на него, теперь, при отъзд его изъ Англіи. Мы помнимъ прекрасную пснь отплытія въ Чильдъ-Гарольд?

Adieu, аdieu! my native shore, etc.,

не въ такомъ вовсе тон описываетъ онъ свое отплытіе другу своему Гогдзону (Hogdson), перемшивая шуточную прозу съ шуточными стихами.

‘Покидаю Англію безъ сожалнія, возвращусь въ нее безъ удовольствія. Я, какъ Адамъ, первый гршникъ, осужденный на изгнаніе, но у меня нтъ Евы: если я вкусилъ плода, то, право, онъ былъ изъ самыхъ кислыхъ и дикихъ. Такъ кончится моя первая глава. Прощай.’

Съ Фалмутскаго рейда, 30 юня 1809.

‘Ура, Гогдзонъ! отплываемъ. Эмбарго снято. Втеръ дуетъ, парусъ надувается, флагъ разввается на верху мачты. Слушай! вотъ прощальный выстрлъ! Крикъ женщинъ, брань матросовъ, все возвщаетъ минуту отплытія. Вотъ плутъ таможенный принимается за дло, глазами и руками. Чемоданы опоражниваются, сундуки трещатъ, ни мышья порка не укроется отъ поисковъ, на зло всей сумятиц,

‘Гребцы наши отвязываютъ веревки, которыми барка причалена къ берегу, руки ихъ впились въ весла, съ набережной спускаютъ пожитки: поспшимъ, часы уходятъ, отваливай отъ берега.— ‘Остерегитесь: въ этомъ ящик находятся напитки.’ — ‘Задержки ладью.’ — ‘Мн дурно, Богъ мой!’ — ‘Дурно, сударыня? о, на корабл будетъ еще хуже.’ — Такъ кричатъ мужчины, женщины, господа, госпожи, слуги, служанки. Вс толкаются, сталкиваются, словно рой пчелъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Оконч., въ слд. No.)

‘Литературная газета’, No 13, 1830

Письмо 2-е, къ нему же.

Гибралтаръ, 6-го Августа, 1830.

‘Севилла прекрасна, а Сіерра-Морена, которую отчасти мы объхали, есть цпь горъ изрядной величины, но, къ чорту описанія, всегда скучныя!… Кадиксъ, восхитительный Кадиксъ, чудо мірозданія! Красота его улицъ и домовъ не уступаетъ миловидности его обитательницъ, ибо, не взирая на вс мои народные предразсудки, я долженъ сознаться, что женщины Кадикскія столь же превосходятъ Англичанокъ красотою, какъ Англичане превышаютъ Испанцевъ во всемъ, что составляетъ достоинство человка. Красавицы Кадикскія, суть чародйки здшняго края. Чуть было не влюбися я здсь въ долгіе черные волосы, въ нжные, томные глаза и въ формы столь прелестныя, что мн и во сн бы ихъ не привидлось, знавъ только однообразную приторность и полу-сонный видъ моихъ единоземокъ. Прибавь къ тому сладострастное и благопристойное кокетство, противъ котораго никакъ нельзя устоять.

‘Дуэньи, о которыхъ такъ много нашумли въ романахъ, здсь очень сговорчивы, он отпугиваютъ только филиновъ и вороновъ, по подпускаютъ близко птицъ, у которыхъ перья красиве … Вс женщины Испанскія сходны между собою: воспитаніе одно для всхъ. Жена Герцога также мало образована, какъ и поселянка, а жена поселянина также ловка въ поступкахъ, какъ и Герцогиня. Правду сказать, вс он отмнно плнительны, но у всхъ ихъ въ душ одна только мысль, и главное дло цлой ихъ жизни — любовь.’

Мы хотли бы разсказать одинъ случай съ Байрономъ въ Севилл, гд добродтель его, какъ онъ называетъ, была подвержена искушенію одною прелестною Андалузянкой, которая сказала ему, допустивъ однако жъ его удалиться: Atlios, tu liermoso! me gusto mucho. Но мы лучше присовтуемъ читателю обратиться къ цломудреннымъ разсказамъ самого Поэта, а почерпнемъ изъ его записокъ нсколько анекдотовъ о Шеридан, котораго онъ очень любилъ и къ которому оказывалъ неограниченное удивленіе.

‘Я видлъ два или три раза Шеридана плачущимъ: можетъ быть и вино отчасти приводило его въ слезы, но впечатлніе было отъ сего тмъ сильне, ибо кто могъ бы спести, видя льющіяся изъ глазъ Мальбруговыхъ слезы безсильной старости, или видя Свифта, умирающаго въ безумств и отдающагося на позоръ черни въ своемъ сумасшествіи?

‘Въ одинъ разъ, между прочими, у Робинса, посл роскошнаго обда, на который созваны были знаменитйшія особы и люди славнйшіе по уму, имлъ я честь сидть подл Шеридана. Сказано было нсколько замчаній на счетъ твердости, которую явили Виги, отказавшись отъ всхъ должностей, чтобы не измнить своимъ правиламъ. ‘Господа,’ сказалъ Шериданъ, обратившись къ собесдникамъ: ‘пожалуй, легко Милорду Г …. Графу Г … Маркизу Б …, или Лорду Г … получающимъ милліоны доходовъ, выказывать свой патріотизмъ и противиться искушеніямъ, но они не знаютъ, какая сила души нужна тмъ, которые, съ гордостью равною, съ дарованіями, можетъ бытъ, высшими, съ страстьми живйшими, не имли вовсю жизнь свою ни одного шиллинга.’ И говоря это, онъ заплакалъ.

‘Неразъ слыхалъ я отъ него, что онъ никогда на имлъ ни шиллинга своихъ денегъ. Правда, что онъ находилъ средство вытаскивать ихъ много изъ чужихъ кармановъ.

‘Въ 1815 году, случилось мн зайти къ моему Прокурору, я засталъ у него Шеридана. Посл взаимныхъ вжливостей, сей послдній ушелъ. Я спросилъ, что его привело? ‘Охъ,’ отвчалъ мн дловый человкъ: ‘это вс старая псня, онъ приходилъ просить меня, чтобъ я не подавалъ на него иска отъ имени его погребщика, по дламъ котораго хожу я.’ — ‘Что же,’ спросилъ я, ‘намрены вы сдлать?’ — ‘Ничего покамстъ,’ — отвчалъ онъ: ‘у кого станетъ духу волочить по судамъ стараго Шерри? и то сказать, что изъ этого выиграешь?’ Таковъ-то былъ Шериданъ: онъ ублажалъ Прокуроровъ.

‘При мн однажды онъ сдлалъ выходку противъ самого себя, въ честь Гаррика. Онъ напалъ на посвященіе вдовствующей Леди …, пришелъ въ изступленіе, кричалъ, что это подлогъ, что никогда, ничего не посвящалъ онъ этой старой ворчунь и пр. и пр., и цлый часъ не переставалъ онъ бранить свое собственное посвященіе, или лучше, ту, которая была предметомъ онаго. Если бы вс Писатели были также искренни, это было бы забавно.

‘Когда онъ умиралъ, его уговаривали выдержать операцію, которая могла спасти его. ‘Нтъ, нтъ,’ отвчалъ онъ: ‘я уже выдержалъ дв, и этого довольно въ жизнь человка.’ — ‘Какія же?’ спросили его.— ‘Я позволилъ себ остричь волосы, и сидлъ, когда писали съ меня портретъ.’

(Изъ одного французскаго журнала).

‘Литературная газета’, No 14, 1830

Читайте также: