Л. Д. Троцкий
Л. Д. Троцкий
Примечания
Примечания
Мистицизм и канонизация Розанова, Троцкий Лев Давидович, Год: 1922
Время на прочтение: 4 минут(ы)
В. В. РОЗАНОВ: PRO ET CONTRA
Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. Книга II
Издательство Русского Христианского гуманитарного института
Санкт-Петербург 1995
Но ни в чем, может быть, не обнаружилось с такой интимной убедительностью опустошение и гниение интеллигентского индивидуализма, как в повальной нынешней канонизации Розанова: ‘гениальный’ философ, и провидец, и поэт, и мимоходом рыцарь духа. А между тем Розанов был заведомой дрянью, трусом, приживальщиком, подлипалой. И это составляло суть его. Даровитость была в пределах выражения этой сути.
Когда говорят о ‘гениальности’ Розанова, выдвигают главным образом его откровения в области пола. Но попробовал бы кто-нибудь из почитателей свести воедино и систематизировать то, что сказано Розановым на его приспособленном для недомолвок и двусмысленностей языке о влиянии пола на поэзию, религию, государственность, — получилось бы нечто весьма скудное и нимало не новое. Австрийская психоаналитическая школа (Фрейд1, Юнг2, Альберт Адлер3 и др.) внесла неизмеримо больший вклад в вопрос о роли полового момента в формировании личного характера и общественного сознания. Тут по существу дела и сравнивать нельзя. Даже и парадоксальнейшие преувеличения Фрейда куда более значительны и плодотворны, чем размашистые догадки Розанова, который сплошь сбивается на умышленное юродство и прямую болтовню, твердит зады и врет за двух.
И тем не менее должно признать, что не стыдящиеся славословить Розанова и склоняться перед ним внешние и внутренние эмигранты попадают в точку: в своем духовном приживальстве, в пресмыкательстве своем, в трусости своей Розанов только доводил до крайнего выражения их основные духовные черты, — трусость перед жизнью и трусость перед смертью.
Некий Виктор Ховин — теоретик футуризма, что ли? — удостоверяет, что подлая переметчивость Розанова проистекала из сложнейших и тончайших причин: если Розанов, забежав было в революцию (1905 г.), не покидая, впрочем, ‘Нового времени’, повернул затем вправо, то единственно потому, что испугался обнаруженной им сверхличной банальности, и если добежал до выполнения щегловитовских поручений по ритуалу4, и если писал одновременно в ‘Новом времени’ в правом направлении, а в ‘Русском слове’, за псевдонимом, — в левом, и если в качестве сводни сманивал к Суворину молодых писателей5, то единственно опять-таки от сложности и глубины душевной своей организации. Эта глуповатая и слащавая апологетика была бы хоть чуть-чуть убедительнее, если бы Розанов приблизился к революции во время гонений на нее, чтобы затем отшатнуться от нее во время победы. Но вот чего уж с Розановым не бывало и быть не могло. Ходынскую катастрофу, как очистительную жертву6, он воспевал в эпоху торжествующей победоносцевщины. Учредительное собрание и террор, все самое что ни на есть революционное, он принял в октябрьский период 1905 г., когда молодая революция, казалось, уложила правящих на обе лопатки. После 3 июня (1907 г.) он пел третьеиюньцев7. В эпоху бейлисиады доказывал употребление евреями христианской крови. Незадолго до смерти писал со свойственным ему юродским кривлянием о евреях как о ‘первой нации в мире’, что, конечно, немногим лучше бейлисиады, хоть и с другой стороны. Самое доподлинное в Розанове: перед силой всю жизнь червем вился. Червеобразный человек и писатель: извивающийся, скользкий, липкий, укорачивается и растягивается по мере нужды — и как червь, противен. Православную церковь Розанов бесцеремонно — разумеется в своем кругу — называл навозной кучей8. Но обрядности держался (из трусости и на всякий случай), а помирать пришлось, пять раз причащался, тоже… на всякий случай. Он и с небом своим двурушничал, как с издателем и читателем.
Розанов продавал себя публично, за монету. И философия его таковская, к этому приспособленная. Точно так же и стиль его. Был он поэтом интерьерчика, квартиры со всеми удобствами. Глумясь над учителями и пророками, сам он неизменно учительствовал: главное в жизни — мягонькое, тепленькое, жирненькое, сладенькое. Интеллигенция в последние десятилетия быстро обуржуазивалась и очень тяготела к мягонькому и сладенькому, но в то же время стеснялась Розанова, как подрастающий буржуазный отпрыск стесняется разнузданной кокотки, которая свою науку преподает публично. Но по существу-то Розанов всегда был ихним. А теперь, когда старые перегородки внутри ‘образованного’ общества потеряли всякое значение, равно как и стыдливость, фигура Розанова принимает в их глазах титанические размеры. И они объединяются ныне в культ Розанова: тут и теоретики футуризма (Шкловский, Ховин), и Ремизов, и мечтатели-антропософы, и немечтательный Иосиф Гессен9, и бывшие правые, и бывшие левые! ‘Осанна приживальщику! Он учил нас любить сладкое, а мы бредили буревестником и все потеряли. И вот мы оставлены историей — без сладкого…’
Впервые: Петроградская правда. 1922. 21 сент. Печатается по кн.: Троцкий Л. Д. Литература и революция. М. 1991. С. 46-49.
Троцкий (наст. фам. Бронштейн) Лев Давидович (1879—1940) — один из лидеров партии большевиков, нередко выступал с определяющими политику партии в области литературы оценками произведений с ‘классовых’ позиций.
1 Фрейд Зигмунд (1856—1939) — австрийский врач-психиатр и психолог, основатель психоанализа. Розанова не раз сопоставляли с Фрейдом (см.: Poggioli R. On the Works and Thoughts of Vasily Rozanov // Poggioli R. The Phoenix and the Spider. Cambridge. 1957).
2 Юнг Карл Густав (1875—1961) — швейцарский психолог и философ, основатель аналитической психологии.
3 Адлер Альфред (1870—1937) — австрийский врач-психиатр и психолог, ученик Фрейда.
4 Щегловитов Иван Григорьевич (1869—1918) — министр юстиции в 1906—1915 гг. Организатор суда над Бейлисом. Никакого ‘поручения’ выступить по вопросу ‘ритуального убийства’ Розанов от Щегловитова, разумеется, не получал.
5 ‘Сманиванием’ к Суворину молодых писателей Розанов не занимался. Многие близкие к Розанову писатели и публицисты (Ф. Э. Шперк, П. П. Перцов, И. Ф. Романов и даже — в конце 1890-х—начале 1990-х гг. — Д. С. Мережковский) были не прочь сотрудничать в хорошо платившем ‘Новом времени’. Так, Мережковский писал в 1900 г. П. П. Перцову: ‘Тому, что Вы переселились в ‘Н<,овое>, в<,ремя>,’, я очень сочувствую. И остроумно и даже мудро. Нельзя ли мне туда же? Уготовьте мне путь. Я с радостью’ (Рус. литература. 1991. No 3. С. 141).
6 Имеются в виду статьи: Розанов В. Две гаммы человеческих чувств (По поводу Ходынской катастрофы // Рус. обозрение. 1896. No 8, и 1 марта 1881 г.—18 мая 1896 г. // Рус. обозрение. 1897. No 5.
7 Высочайшим манифестом 3 июля 1907 г. была прекращена деятельность 2-й Государственной Думы и определены условия выбора депутатов в 3-ю Думу, сделавшие ее более консервативной.
8 См.: Белый А. Начало века. М. 1990. С. 494-495.
9 Гессен Иосиф Владимирович (1865—1943) — юрист, либеральный публицист, редактор газеты ‘Речь’, часто выступавшей против Розанова. С 1919 г. — в эмиграции, где был редактором газеты ‘Руль’ и выпускал ‘Архив русской революции’.