'Мирович'. Исторический роман в 3-х частях Г. П. Данилевского, Сокальский Петр Петрович, Год: 1880 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

‘Мировичъ’. Историческій романъ въ 3-хъ частяхъ Г. П. Данилевскаго. 1880 г. Изд. тип. М. Стасюлевича, въ Спб.

Въ послднее время въ литератур не только нашей, но и въ заграничной, беллетристы съ особенною любовью стали обращать свои таланты на возсозданіе историческихъ лицъ и эпохъ. Историческій романъ бывшій въ ходу въ первой половин ныншняго столтія, подъ перомъ В. Скотта, В. Гюго и др., воскрешалъ времена рыцарства и сослужилъ свою службу въ литературной борьб романтизма съ преданіями псевдоклассицизма. Наши прежніе романисты (Лажечниковъ, Загоскинъ и др.) создавали просто интересное чтеніе съ историческими именами. Еще недавно возможна была полемика о томъ: обязанъ ли романистъ строго придерживаться историческихъ фактовъ, или онъ воленъ давать просторъ своей фантазій въ историческихъ драмахъ и романахъ? Но вотъ явился рядъ новйшихъ историческихъ романовъ, захватывающихъ времена боле къ намъ близкія, частью въ прошломъ столтіи, частью въ ныншнемъ, — и постановка вопроса измнилась, измнились и пріемы авторовъ въ обработк историческаго матеріала. Графъ Толстой (Война и Миръ) и др. уже не идеализируютъ прошлое, какъ это длалось въ эпоху романтизма — въ интересахъ борьбы, а стараются представить намъ своего рода анатомію и физіологію прошлаго, возсоздать живую дйствительность, уяснить общественную жизнь анализомъ психической жизни отдльныхъ лицъ и группъ. Понятно, что, при такой постановк, роль историческаго романа стала шире и глубже, если и современный романъ нын не удовлетворяется одною личною, индивидуальною жизнью и сцпленіемъ лицъ и событій, то тмъ боле это не удовлетворитъ въ историческомъ роман, въ которомъ жизнь какъ бы окончила свой процессъ, — тотъ процессъ, посл котораго нарождается новая ступень цивилизаціи въ обществ и въ отдльныхъ лицахъ. Поэтому въ исторической обстановк, какъ въ законченномъ явленіи, разъясненіе многихъ сторонъ настоящей общественной жизни можетъ быть полне, ясне и сознательне, въ прошломъ — вс зародыши настоящаго.

Придавая большое значеніе въ литератур историческому роману, мы съ особеннымъ интересомъ прочли романъ ‘Мировичъ’ Г. П. Данилевскаго. Имя автора хорошо извстно въ нашей литератур, правда, критика не особенно его баловала и, не смотря на многія прекрасныя страницы въ его прежнихъ произведеніяхъ, не гршила избыткомъ вниманія къ его трудамъ и усвоила себ только стереотипную фразу: ‘Данилевскій — занимательный разскащикъ’. Не касаясь прежнихъ его произведеній, которыя однако жъ постоянно читались съ большимъ интересомъ, мы желали бы высказать нсколько впечатлній по поводу послдняго его романа, это — капитальный трудъ, къ которому нельзя не отнестись съ почтеніемъ.

Не помнимъ, чтобы какой либо другой историческій романъ производилъ на насъ боле глубокое, подавляющее впечатлніе, чмъ ‘Мировичъ’. Отъ него трудно оторваться, пока его не кончишь. Безъ сомннія, одна изъ главныхъ причинъ тому — чрезвычайно интересная эпоха (конецъ царствованія Елизаветы, воцареніе Петра III и затмъ Екатерины II), множество крупныхъ историческихъ фигуръ и романическая, полная трагизма, исторія принца Іоанна брауншвейгскаго, Можно думать, что я заграницею онъ встртитъ большой успхъ {‘Мировичъ’, какъ видно изъ газетъ, переведенъ въ настоящее время на нмецкій языкъ въ Лейпицг г. Лобенштейномъ, на французскій языкъ въ Париж г. Ромальдомъ и на чешскій языкъ въ Праг г. Шураномъ.— Проф. Ходьзко читалъ о немъ лекціи въ Париж, въ Collgede France, въ 1880 г.}, не только какъ романъ sensation, но и какъ яркая историческая картина, полная колорита, изъ эпохи прошлаго столтія.

Укажемъ на необычайную живость возстановленныхъ авторомъ фигуръ Петра III, Екатерины II, Разумовскаго, — этого симпатичнаго, лниваго юмориста-артиста, до макушки хохла, — Ломоносова, Панина, Миниха, Бестужева и многихъ другихъ сановниковъ того времени. Орловы вышли безподобны, кутежи ихъ у Дрезденши и Амбазарши полны реализма самаго голландскаго, и хотя описаніе ихъ, равно какъ и описаніе Петербурга того времени, представляютъ длинноты, затягивающія теченіе разсказа въ 1-й части, но сами по себ они — драгоцнные эпизоды бытовой стороны.

Рядомъ съ яркими фигурами, стоящими какъ бы живьемъ предъ читателемъ, нсколько блднютъ два героя интриги, проведенной въ роман: Мировичъ и любимая имъ двушка, гордая, своенравная Поликсена. Мировичъ, не смотря на то, что авторъ тщательно занимается разработкою его психической жизни, вышелъ какъ бы недорисованнымъ, да и къ тому же является такою, сравнительно, мелочью, ‘дрянцомъ’, что едва ли и заслуживалъ особенной обработки. Попытка его освободить принца Іоанна обставлена такъ, что нужно только удивляться его легкомыслію: ни одного союзника, ни какой вроятности успха, что онъ видитъ и самъ, и тмъ не мене — ршается на попытку въ припадк какой-то галлюцинаціи…. Основа характера Мировича, впрочемъ, понятна. Это — одинъ изъ тхъ паразитовъ челяди, вертящейся около двора, котораго одуряетъ окружающая атмосфера, видя легкіе успхи, добытые не трудомъ и заслугами, а дерзостью и случаемъ, они все свое честолюбіе, сильно возбужденное лицезрніемъ придворной сцены и баловней ‘случая’, устремляютъ на составленіе каррьеры тмъ же оружіемъ: дерзостью, рискомъ, захватомъ. На этомъ характер превосходно обрисовалась растлвающая среда задняго двора дворцовой жизни.

Честолюбіе и зависть, ненасытная жажда свта, блеска, богатства, власти и почестей одинаково отравили все существо Мировича и Поликсены, та же лабораторія, которая выкидывала Орловыхъ на верхъ, отбрасывала эту пару за бортъ, какъ негодный шлакъ при выплавк металловъ. Разъ отвдавши одуряющаго яда, эта чета уже не могла жить безъ него и летла къ нему, какъ мотылекъ на огонь.

Нсколько удивительно, что два столь сходныхъ характера, столкнувшись, притянулись другъ къ другу, они скоре должны были бы взаимно отталкиваться, какъ два однородныхъ электричества. У Поликсены, конечно, былъ интересъ употребить Мировича, какъ орудіе для достиженія почестей, путемъ освобожденія несчастнаго узника Іоанна. Мировичъ долженъ былъ вынуть для нея каштаны изъ огня. Но что же ставилъ на ставку опасной игры Мировичъ? Или свою жизнь, или, въ случа успха, обладаніе капризной, гордой сиротой, которая къ тому же и не дается ему въ руки. По историческимъ даннымъ, Мировичъ представляется самолюбивымъ, легкомысленнымъ, малоразвитымъ армейскимъ авантюристомъ, такимъ является онъ и въ роман. Впрочемъ, настойчивую любовь его къ Поликсен можно объяснить сходствомъ положенія и стремленій: въ стремленіи къ каррьер они оба были естественные союзники, сироты, бездомные, жадные насладиться жизнію, — и если существуетъ любовь по разсчету, по разсчету инстинктивному, безсознательному, то они могли сойтись. А между тмъ, эти маленькіе люди, своею маленькою интригою, привели въ конц концовъ къ крупному, трагическому событію — убіенію царственнаго узника, принца Іоанна. И какъ часто больныя событія своими корнями зарождаются въ малыхъ атомахъ, недоступныхъ глазу историка, но приближаемыхъ къ нашему глазу микроскопомъ романиста.

Но, какъ мы сказали, интересъ романа — сложный. Въ немъ съ большимъ техническимъ искусствомъ переплетены дв романическія интриги: одна — Мировичъ и Поликсена, другая — Петръ III и Екатерина II. Авторъ помстилъ ихъ въ такую роскошную обстановку и окружилъ такою массою прекрасныхъ декорацій, эпизодовъ бытовыхъ и характерныхъ для исторіи цивилизаціи того времени, что интересъ собственно романа поглощенъ трагизмомъ событій, величіемъ и яркостью историческихъ фигуръ, разнообразіемъ обстановки и нердко прелестными описаніями природы.

Намъ особенно симпатичны фигуры: Разумовскаго, Ломоносова, Петра III. Разговоръ послднихъ двухъ на балу у барона Фитингофа прелестенъ по искренности тона. Императоръ сначала думалъ обойтись съ поэтомъ поверхностно, но Ломоносовъ извлекъ тоны изъ глубины души его и выразилъ, по желанію Петра, свой совтъ — помириться съ супругою…. А какіе мастерскіе эпизоды — высадка Петра III у Кронштадта, свиданіе его съ принцемъ Іоанномъ въ темниц, встрча Екатерины II съ принцемъ на станціи у Пеллы, сцена тонущаго Ушакова и др., или штрихи, въ род напр. ‘мышь, пробирающаяся въ солом куреня на паск’. ‘Тихо падающія листья, шуршанье махровыхъ кистей камыша’ или высокохудожественный и психологически врный ‘крикъ птицы ночью въ Малороссіи’, — или Екатерина II, пьющая воду изъ ведра, безмятежно съ утра моющая рукавчики въ день низверженія Петра III и т. д., — все это мастерскіе удары кисти художника.

Тмъ не мене, мы не можемъ сказать, чтобы языкъ автора везд отличался художественными достоинствами, напротивъ, онъ неровенъ мстами, — дланный, изысканный, а мстами нсколько утомляетъ вычурностью, тяжеловатостью, злоупотребленіемъ языкомъ лтописей, церковно-славянскими изрченіями и присказками. Конечно, обиходный, живой языкъ половины прошлаго вка не могъ быть вполн одинаковымъ съ ныншнимъ, но отсюда еще далеко до стремленія — возсоздать подлинный разговорный языкъ той эпохи, на основаніи книжнаго языка, письменныхъ памятниковъ. Не можемъ также пройти молчаніемъ пріема, отъ частаго употребленія производящаго однообразіе тона, и потому наскучающаго, именно — подбираніе всякаго рода сновъ, всего, что ‘грезится’, ‘чудится’, скажется’, ‘мнится’ герою, для иллюстраціи его душевной жизни. Все хорошо въ мру. Одинъ, да добрый сонъ (въ род, напр., ‘сна Обломова’), больше бы пояснялъ, чмъ масса дремотъ и мечтаній Мировича, которымъ авторъ, по нашему мннію, занимается боле, чмъ онъ того заслуживаетъ. Иногда даже кажется, будто авторъ самъ колеблется въ значеніи своего героя и не прочь былъ бы вдохнуть въ него немного ‘идеальнаго’ духа, который страдаетъ въ глухой оппозиціи существующему порядку и тмъ приблизить его къ современному типу недовольцевъ…. Но эти колебанія разрушаются самимъ же авторовъ въ другихъ мстахъ, въ общемъ Мировичъ вышелъ безъ всякаго общественнаго идеала, дающаго право на борьбу и героизмъ. Онъ живетъ только для себя, и временами какъ онъ низокъ и гадовъ (напр., его посщеніе Григорія Орлова въ Москв и замчаніе, что и онъ-де спасалъ императрицу Екатерину II, опозналъ, что колесо ея кареты должно было свалиться съ оси)!…

Но, впрочемъ, Мировичъ — не герой, а скоре ‘типъ’ извстнаго сорта людей 18 вка, нюхавшихъ соръ и выброски задняго двора придворной жизни, съ этой стороны, онъ типъ довольно узкаго кружка, обитавшаго въ подвалахъ царскихъ хоромъ и состоявшаго, такъ сказать, изъ лакеевъ и холоповъ.

Въ конц концевъ, главный интересъ романа — воспроизведеніе эпохи, составляющей истиннаго его героя, а съ нею — колоссальныхъ фигуръ Екатерининскихъ временъ, переворота 1762 г. и трагической жизни и смерти царственнаго узника, Іоанна брауншв. Эта послдняя фигура удалась автору, не смотря на чрезвычайно трудную задачу — передать психологически правдоподобно совершенно невроятный характеръ, сложившійся въ одинокой темниц отъ колыбели до смерти. Читателю становится понятно, почему, не смотря на вс личныя, добрыя намренія Петра III и Екатерины II, принцъ падаетъ, точно отъ роковой судьбы, непреклонною волею событій.

Г. Данилевскій, написавшій въ ‘Мирович’ громадную историческую картину, хотя и вступилъ на новый путь, тмъ не мене остается солидарнымъ и съ прежнимъ своимъ родомъ писанія ‘художественной этнографіи’, о которой говорилъ одинъ извстный писатель, по поводу его ‘Бглыхъ въ Новороссіи’, только нын кисть автора обращена не на Новороссійскія степи, съ ея обитателями, а на Петербургъ 18 вка, съ его затями и интригами.

Въ заключеніе, замтимъ, что не вина Г. Данилевскаго, если его произведенія не возбуждаютъ споровъ и горячихъ толковъ. Въ своемъ ‘Мирович’ онъ приложилъ массу дарованія и труда надъ изученіемъ эпохи 18 вка, въ другихъ его романахъ также обнаруживаются большая наблюдательность, изученіе и любовь къ описываемымъ имъ лицамъ и природ, Въ свое время ‘Бглые въ Новороссіи’ до того поразили яркостью и свжестью красокъ, что лица, не бывавшія на юг Россіи, съ трудомъ врили описаніямъ автора. Почему же произведенія г. Данилевскаго не возбуждаютъ горячихъ пересудъ, толковъ и комментаріевъ? Причина этого кроется, по нашему мннію, въ самомъ свойств таланта г. Данилевскаго. Онъ не тенденціозенъ, герои его не протестуютъ и не колятъ глаза и сами по себ не составляютъ противорчія съ разумомъ вка (подобно типамъ Гоголя). Авторъ, по преимуществу, — художникъ-реалистъ, обладающій мягкою кистью и хорошимъ колоритомъ. Въ галлере его произведеній — масса прекрасныхъ фигуръ и пейзажей, бытовыхъ картинъ и описаній, нердко исполненныхъ истинной поэзіи. Всюду чувствуется симпатичная кисть чистаго художника-артиста, чуждаго тенденціи, художника-этнографа. И если его люди и герои не спорятъ ни съ вкомъ, ни съ существующимъ порядкомъ, то понятно, что не изъ-за чего и зажигаться спорамъ, но это нисколько не умаляетъ значительнаго и симпатичнаго дарованія г. Данилевскаго, какъ одного изъ выдающихся нашихъ беллетристовъ.

П. П. Сокальскій.

Одесса. 10 іюня, 1880 г.

‘Русская Мысль’, No 11, 1880

‘Мировичъ’. Историческій романъ въ 3-хъ частяхъ Г. П. Данилевскаго. 1880 г. Изд. тип. М. Стасюлевича, въ Спб.

Читайте также: