![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/a01-27.jpg)
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/a02-23.jpg)
МИЛОЧКА
МИЛОЧКА
ПЯТЬ РАЗСКАЗОВЪ
ДЛЯ ДТЕЙ СРЕДНЯГО B03PACTA
В. П. Андреевской.
Съ 4-мя раскрашенными рисунками.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА Ф. А. БИТЕПАЖА.
Оглавленіе.
МИЛОЧКА.
МИЛОЧКА.
Милочка, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1891
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Милочка (съ картинкой)
Мачиха (съ картинкой)
Папина книга (съ картинкой)
Чужая тайна (съ картинкой)
Ваня
На двор стоялъ одинъ изъ тхъ непривтливыхъ осеннихъ дней, про которые можно по справедливости сказать, что ‘въ такую погоду добрый хозяинъ собаку не выгонитъ’, мелкій, точно сквозь сито моросившій дождь, шелъ не переставая, съ самаго утра и подгоняемый отъ времени до времени сильными порывами пронзительнаго втра, безцеремонно падалъ на шляпы, пальто и зонтики прохожихъ.
По улицамъ и тротуарамъ небольшаго узднаго городка N…— гд происходитъ разсказъ мой — виднлись цлыя лужи, и все окружающее пространство казалось окутаннымъ густымъ туманомъ, среди котораго тамъ и сямъ мелькали тусклые, едва мерцающіе фонари, свтъ отъ нихъ, и въ обыкновенную пору не особенно завидный, теперь казался еще мизерне.
— Ну, ужъ погодка!— проговорила вслухъ сама себ бдно-одтая старушка, торопливо шагавшая по скользкому тротуару, она держала въ рукахъ довольно объёмистую корзинку съ яблоками и казалась очень утомленною.— ‘Скоре бы добраться до дому,— продолжала женщина свои размышленія,— хоть по часамъ-то оно рановато, да длать нечего, видно сегодня надо отказаться отъ выручки!..’
Съ этими словами старушка бережно накрыла товаръ свой промокшею отъ дождя тряпкою и, грузно шлепая по вод и грязи стоптанными сапогами, чуть не бгомъ пустилась по направленію къ дому.
Идти пришлось порядочно, такъ какъ жилище ея находилось въ одной изъ отдаленныхъ частей города, гд вмсто тротуаровъ тянулись простые деревянные мостки, а фонарей почти совсмъ не было, но вотъ наконецъ длинное путешествіе кончилось. Татьяна — такъ звали старушку — навернула въ ворота низкаго, одноэтажнаго дома и, поднявшись по лстниц, по прошествіи нсколькихъ минутъ очутилась въ маленькой, совершенно бдной, хотя въ то же самое время чрезвычайно опрятной комнатк.
Только-что успла она поставить на столъ корзинку съ яблоками, зажечь свчу, снять насквозь промокшее платье и обувь, какъ вдругъ услышала стукъ въ наружныя двери.
— Кто тамъ?— спросила Татьяна.
— Мы, бабушка, пусти!— отозвался дтскій голосъ.
Татьяна молча отодвинула дверную задвижку, на порог показался мальчуганъ лтъ восьми, онъ держалъ за руку прелестную маленькую двочку.
— Мы уже два раза, бабушка, стучали,— заговорилъ мальчуганъ,— только тебя все не было дома.
— А намъ очень хотлось кушать,— добавила двочка:— мама же спитъ, не просыпаясь, почти съ тхъ поръ, какъ ты ушла на рынокъ продавать яблоки.
— Бдняжки, вы должны дйствительно проголодаться, садитесь скоре къ столу, я накормлю васъ чмъ-нибудь, а пока вотъ возьмите полакомтесь…
И добрая женщина, доставъ изъ корзинки два самыя, большія яблока, подала одно изъ нихъ мальчику, котораго звали Федей, а другое его сестренк Людмилочк.
Дти поблагодарили Татьяну и принялись кушать полученный гостинецъ съ большимъ аппетитомъ, при чемъ внимательно слдили глазами за каждымъ движеніемъ старушки, которая, подойдя къ шкафу, вынула оттуда миску со щами, и немного гречневой каши, вроятно оставшіяся отъ обда.
— Садитесь,— обратилась она къ своимъ маленькимъ постителямъ.
Послдніе не заставили дважды повторить любезное предложеніе, щи и каша на голодный желудокъ показались имъ очень вкусными, они кушали съ видимымъ наслажденіемъ и, противъ обыкновенія, даже совсмъ не разговаривали, безпрестанно наполняя маленькіе ротики, въ комнат, минутъ около десяти, царствовала полнйшая тишина, нарушаемая только легкимъ позвякиваніемъ оловянныхъ ложекъ о тарелки, наконецъ Татьяна заговорила первая.
— А что, мама посл меня не жаловалась больше на боль въ груди, и не кашляла?— обратилась она къ Фед.
— Сначала немного охала, потомъ перестала и заснула.
— Въ горниц-то у васъ я думая холодно, ты не топилъ сегодня?
— Чмъ топить, бабушка, когда нтъ ни дровъ, ни денегъ, чтобы купить ихъ.
Старушка грустно покачала головой, опять наступило молчаніе, и опять она же первая нарушила его слдующими словами:
— Закусили немножко, утолили голодъ?
— Спасибо, бабушка, закусили, теперь мы больше не голодны, дай теб Богъ здоровья.
— А коли не голодны, такъ пойдемте къ мам, можетъ ей что-нибудь надобно, вдь она, бдняга, слаба, встать съ постели безъ посторонней помощи не въ силахъ.
Дти поспшно выскочили изъ-за стола и послдовали за Татьяной по направленію къ выходной двери.
Пройдя черезъ холодныя сни, они вошли въ крошечную, сырую, непривтливую горенку, гд жили Федя и Людмилочка, или просто Милочка, какъ обыкновенно называли маленькую двочку домашніе. Жили они со своею матерью, бдною вдовою, которая, оставшись посл смерти мужа безъ всякихъ средствъ, собственными трудами прокармливала себя и семью, до тхъ поръ, пока была здорова и имла достаточно силъ, чтобы работать, но къ несчастію силы скоро истощились, здоровье оказалось надорваннымъ, она слегла, и вотъ тутъ-то для бдныхъ малютокъ наступилъ цлый рядъ мучительныхъ, голодныхъ дней и всевозможнаго лишенья, такъ что еслибы не добрая сосдка, бабушка Татьяна, то имъ наврное пришлось бы очень жутко.
— Тише, не шумите,— шепнула имъ старушка, осторожно шагая по полу, и держа въ рук сальный огарокъ, который тщательно прикрывала ладонью, чтобы свтъ отъ него не обезпокоилъ больную.
Но больная, повидимому, не обратила ни малйшаго вниманія на него, потому что продолжала по прежнему лежать покойно, и даже не пошевельнулась.
— Спитъ,— проговорилъ едва слышно Федя.
— Спитъ должно быть,— такъ же тихо отвчала Татьяна, затмъ поставила свчу на сундукъ и приблизилась къ кровати.
Освщенная едва пылающимъ сальнымъ огаркомъ комната представляла ужасную картину: холодъ, сыростъ, нищета… вотъ что наполняло ее, вотъ что гнздилось въ ней всюду… Бдная больная женщина, далеко еще не старая, лежала на сколоченной изъ простыхъ досокъ койк, и когда-то очевидно красивое лицо ея, теперь смотрло угрюмо, оно было совершенно блдно, искажено страданіемъ, носъ какъ-то заострился, губы посинли, длинныя, костлявыя руки, словно плетки, тянулись вдоль исхудалаго туловища… глаза оставались закрытыми.
Татьяна нагнулась къ больной совсмъ близко, взяла за руку, попробовала пульсъ, дотронулась до похолодвшаго лба, послушала біеніе сердца, затмъ, вставъ на колни, оснила себя крестнымъ знаменіемъ, припала головою къ подушк, и едва сдерживая рыданіе проговорила тихо, тихо:
— Скончалась, несчастная, одна одинешенька безъ всякой помощи! Еслибы я это могла предвидть, не ушла бы на базаръ сегодня торговать яблоками.
— Бабушка, что ты говоришь? О чемъ плачешь?— тревожно спросилъ Федя, держа за руку Милочку, которая, не сознавая своего печальнаго положенія, совершенно спокойно смотрла на старушку, и никакъ не могла сообразить, что такое случилось.
— Встаньте, друзья мои, на колни… Помолитесь за маму. Она умерла…— пояснила Татьяна.
Федя разразился громкимъ рыданіемъ, Милочка глядя на него тоже заплакала, но затмъ почти сейчасъ же обратилась къ старушк съ вопросомъ, что значитъ слово ‘умерла’.
— Это значитъ, что ее взялъ Боженька… Что она больше не будетъ жить съ вами, и что вы ее никогда, никогда не увидите.
Милочка пристально взглянула на мать, горько заплакала и, припавъ головкою къ ея блдному лицу, принялась молча покрывать его поцлуями. Федя длалъ тоже самое. Глядя на нихъ, у Татьяны, какъ говорится, сердце разрывалось на части.
Эта нмая сцена продолжалась довольно долго, затмъ старушка, желая положить ей конецъ, осторожно отстранила Милочку отъ трупа матери, взяла ее на руки, и позвавъ Федю, удалилась съ ними обратно въ свою каморку, гд, наскоро устроивъ дв постели, одну просто на полу, другую на скамейк, уложила дтей спать, и сама отправилась къ остальнымъ сосдямъ, обитателемъ маленькаго домика, чтобы сообщить обо всемъ случившемся, и предложить на общія средства похоронить бдную женщину.
Предложеніе было охотно принято, сосди оказались очень добрыми, несмотря на то, что почти вс, безъ исключенія, были люди недостаточные.
Съ наступленіемъ слдующаго дня начались различныя хлопоты, больше всхъ конечно волновалась Татьяна.
Федя ходилъ блдный, растерянный, глаза его опухли отъ слезъ, Милочка же какъ будто успокоилась… она почти не плакала, а только глядла на всхъ не то съ удивленіемъ, не то съ какимъ-то безотчетнымъ страхомъ, и постоянно прижималась или къ братишк, или къ бабушк Татьян, которая, пріютивъ сиротокъ у себя, цлые три дня даже не отлучалась на базаръ торговать яблоками, что для нея было очень чувствительно, такъ какъ она жила на вырученныя деньги, и средства начали замтно истощаться.
Вечеромъ, въ день похоронъ матери Феди и Милочки, Татьяна, уложивъ дтей спать, глубоко задумалась: жаль ей было бросить малютокъ, жаль разстаться съ ними, а между тмъ оставлять у себя тоже было немыслимо, она ршительно не знала на чемъ остановиться, какъ поступить… Цлая вереница мыслей, одна другой мрачне, одна другой печальне, тянулись въ ея покрытой сдиною голов, старушка сидла неподвижно на придвинутомъ къ окну табурет, безцльно смотрла на улицу, гд, кром почернвшей отъ времени и сырости стны сосдняго дома, ничего не было видно, по всей вроятности она долго, долго просидла бы подобнымъ образомъ, увлеченная тяжелыми думами, еслибъ не услыхала, что кто-то осторожно постучался въ двери.
— Кто бы могъ придти въ такую позднюю пору?— проговорила она вздрогнувъ, и встала съ мста, чтобы впустить неожиданнаго постителя.
— Кто тамъ?— спросила она нершительно, прежде чмъ отворить дверь.
— Я, тетушка Татьяна, отопри!— отозвался женскій голосъ.
— Да кто такой ‘я’ — назовись по имени.
— Господи! неужели не узнала, я — Настасья.
— Ахъ, Настасья, милая, очень рада! Откуда Богъ принесъ, здравствуй!
И широко распахнувъ дверь, старушка съ распростертыми объятіями встртила дорогую гостью, которая оказалась ея племянница, пріхавшая изъ пригородной деревни съ цлымъ возомъ молока, сливокъ и прочихъ молочныхъ продуктовъ для продажи.
— Все это оставила неподалеку на постояломъ двор, а сама забжала къ теб на ночлегъ, не выгонишь?— сказала молодая женщина, усаживаясь на скамейку,— ба, да что это у тебя два ночлежника никакъ? Откуда Богъ послалъ, одинъ лучше другого!— добавила она, взглянувъ на спящихъ сиротокъ.
Татьяна въ короткихъ словахъ передала племянниц печальную исторію Феди и Милочки. Настасья слушала внимательно, она, нсколько разъ заходя къ Татьян, видала мать бдныхъ малютокъ, знала ее еще здоровою, и теперь, услыхавъ о ея смерти, искренно пожалла.
— Что же ты однако думаешь длать, тетушка, съ этими дтьми?— спросила она, когда старушка замолчала.
— Что длать?
— Да.
— Ума не приложу, Настенька, выгнать на улицу жалко, а оставить у себя невозможно. Сама знаешь мои достатки, живу перебиваясь изо-дня въ день, одной кое-какъ хватаетъ, да и то не всегда, а тутъ еще двоихъ дтей прокормить, шутка ли сказать… откуда я возьму… Потомъ тоже воспитать ихъ надо, въ школу опредлить, или ремеслу какому научить! Гд мн на старости лтъ такими длами заниматься… Ни ума, ни силъ не хватаетъ!— Настасья вполн согласилась съ мнніемъ своей собесдницы, разговоръ между ними продолжался довольно долго, много было сказано разныхъ разностей, разныхъ предположеній, наконецъ на общемъ совт поршили такъ: Милочка должна была остаться жить съ Татьяной по крайней мр года два, однимъ словомъ, до тхъ поръ, пока немножко подростетъ и пока для нея еще ничего не надобно, кром хорошаго ухода, а затмъ Татьяна намревалась какъ-нибудь устроить ее въ пріютъ, что же касается Феди, то Настасья общала увезти его съ собою въ деревню.
— Мы возьмемъ мальчика вмсто сына,— говорила она,— мой мужъ будетъ очень радъ, дтей у насъ нтъ, и мужъ нсколько разъ говорилъ, что охотно поискалъ бы пріемыша.
— Такъ что ты завтра же увезешь Федю?
— Конечно!
— А если мужъ твой передумалъ, если онъ разсердится и не захочетъ взять его?
— Нтъ же, тетушка, по-русски говорю теб, мой Максимъ давно желаетъ имть пріемнаго сына, онъ наврное обрадуется и очень полюбитъ Федю, который, какъ кажется, добрый, хорошій мальчикъ…— Тутъ рчь крестьянки вдругъ оборвалась на полуфраз, она услыхала, что кто-то тихо всхлипываетъ.
— Федя, что съ тобою? не спишь разв?— тревожно окликнула мальчика Татьяна, замтивъ, что онъ повернулся на постели и, уткнувшись лицомъ въ подушку, судорожно вздрагиваетъ всмъ своимъ маленькимъ, тщедушнымъ тльцемъ.
— Я еще не усплъ заснуть, бабушка, и слышалъ весь вашъ разговоръ!— отозвался мальчикъ сквозь слезы.
— О чемъ же ты плачешь, касатикъ?
— Какъ о чемъ плачу, бабушка, разв мн легко будетъ разстаться съ Милочкой, вдь теперь кром ее у меня никого не осталось на свт… да и тебя, бабушка, жалко… долго вдь жили вмст, привыкъ… мама очень любила тебя и часто говорила: славная эта Татьяна, добрая… Татьяна вмсто отвта взяла Федю на руки, положила его головку къ себ на плечо и, крпко обхвативъ за талію, сама готова была расплакаться.
— Ну, полно, полно,— вмшалась Настасья, ласково погладивъ мальчика по курчавымъ волосамъ,— не на вкъ разстанешься съ Милочкой и съ бабушкой, разъ, а иногда и два раза въ мсяцъ, мы доставляемъ сюда молоко для продажи, ты будешь прізжать съ нами постоянно, не плачь же, не горюй, въ деревн теб очень понравится.
Мальчикъ ничего не отвчалъ, а только тихо всхлипывалъ.
— У насъ есть лошадь,— продолжала между тмъ Настасья,— коровы, овцы, курицы, жизнь веселая… Зимой будешь играть въ снжки съ другими ребятишками, лтомъ ходить въ поле и въ лсъ за грибами да за ягодами…
Весь этотъ монологъ Настасья проговорила какъ-то скоро, отрывисто, она чувствовала, что, глядя на взаимную тоску старушки и мальчика-сиротки, у нея слезы подступаютъ къ горлу, она боялась, что не совладаетъ съ собою, расплачется, и начала говорить безъ склада и лада все, что приходило на умъ, надясь этой болтовней сколько нибудь утшить Федю.
Слова ея, однако, не пропали даромъ, Федя, слушая ихъ, хотя не пересталъ плакать, но тмъ не мене невольно задумался о веселыхъ играхъ среди товарищей, о ежедневныхъ прогулкахъ по лсу, о томъ, что ему, вроятно, будутъ позволять ухаживать за лошадью, задавать ей кормъ, водить на водопой… Пылкое дтское воображеніе мальчика рисовало ему такія заманчивыя картины, что онъ, увлекшись ими, незамтно для самого себя, мало-по-малу сладко задремалъ, и въ конц-концовъ уснулъ такъ крпко, что даже не слыхалъ, какъ Татьяна снова уложила его на прежнее мсто и прикрыла одяломъ.
На слдующее утро Федя проснулся довольно поздно, когда онъ открылъ глаза, въ комнат кром Милочки, копошившейся въ коробк съ лоскутками и куклами, сшитыми покойною матерью изъ старенькихъ тряпочекъ, никого не было. Онъ лниво потянулся на постел и, стараясь припомнить вс подробности вчерашняго разговора, опять чуть не расплакался.
— Милочка,— окликнулъ онъ сестру,— гд бабушка Татьяна, гд та женщина, которая пріхала вчера сюда поздно вечеромъ?
— Разв эта женщина еще вчера пріхала?— вмсто отвта въ свою очередь спросила двочка.
— Ахъ да, я и забылъ, ты вдь спала, когда она вошла въ комнату и ничего не знаешь, но гд же теперь-то она, вотъ что для меня интересно?
— Ушла вмст съ бабушкой.
— Давно?
— Порядочно.
— Куда?
— Бабушка на рынокъ, продавать яблоки, чтобы на вырученныя деньги купить хлба, а женщина въ городъ по какому-то длу, она должно быть очень добрая, Федя.
— Почему ты такъ думаешь?
— Потому что общала принести намъ къ обду творогу, сметаны, молока и сливокъ, все это вдь очень вкусно… мы угостимся на славу, угостимся такъ, какъ давно, давно не угощались…
— Но за то потомъ, Милочка, долго не будемъ обдать вмст.
Милочка взглянула на брата вопросительно.
— Да,— продолжалъ послдній,— долго, долго!— и, вставъ съ постели Началъ поспшно складывать и прибирать ее вмст съ подушкой и одяломъ.
— Почему же мы долго не будемъ вмст обдать?— спросила Милочка серьезно.
— Потому, моя голубушка, что женщина эта сегодня же увезетъ меня съ собою…
— Какъ увезетъ?
— Просто посадитъ на телгу и увезетъ.
— Куда?— все съ большимъ я большимъ безпокойствомъ спрашивала Милочка.
— Далеко… въ деревню… я уже больше не буду жить у бабушки…
— А я-то какъ же?
— Ты останешься здсь.
— Останусь здсь?
— Да.
— Безъ тебя, Федя?
Мальчикъ утвердительно кивнулъ головой.
Милочка привстала съ мста, хорошенькое личико ея моментально покрылось блдностью, губы задрожали, она бросилась на шею брата и, охвативъ ее рученками, такъ и повисла, обливаясь горючими слезами.
— Нтъ, Федя, не бывать этому, не пущу я тебя къ ней, ни за что не пущу!
— Да, голубка моя, тебя и не спросятъ.
— Не пущу, не пущу! Противная, гадкая женщина!— кричала она на всю комнату,— не хочу я ни творогу ея, ни сметаны, ни сливокъ…
И не переставая плавать, бдная малютка положительно приходила въ отчаяніе.
Видя безграничное горе сестренки, Федя, позабывъ о собственныхъ страданіяхъ, принялся ее уговаривать какъ только могъ и умлъ. Самымъ краснорчивымъ образомъ старался онъ описать свою жизнь въ деревн, и прелесть ихъ свиданій здсь у бабушки аккуратно разъ или два въ мсяцъ.
Милочка сначала вовсе не слушала рчь Феди, заглушая ее криками и всхлипываніемъ, затмъ, немного успокоившись, притихла, но выраженіе ея личика сдлалось до того сумрачно, до того печально, что, глядя на него, Федя, безгранично любившій сестру, даже испугался.
Около получаса бдные сиротки просидли другъ противъ друга молча, наконецъ въ сняхъ послышался шорохъ, наружная дверь отворилась и на порог показалась Татьяна съ корзинкой въ рукахъ.
— Все распродала, слава Богу,— сказала она, вынимая изъ корзинки толстый ломоть хлба и еще нсколько свертковъ,— придетъ Настасья, принесетъ намъ деревенскаго гостинца, устроимъ обдъ на славу!
— Я, бабушка, не буду кушать ея гостинцевъ,— возразила Милочка,— она гадкая, злая, хочетъ увезти отъ насъ Федю,— и бдная двочка снова разразилась громкими рыданіями. Татьян стоило большого труда уговорить ее, Милочка твердо стояла на своемъ, утверждая, что ни за какія блага въ мір не прикоснется ни къ творогу, ни къ сметан, ни къ сливкамъ. И дйствительно, когда Настасья, по прошествіи нкотораго времени, принесла общанное угощеніе, она на-отрзъ отъ него отказалась.
— А теб, Федюша, чулочки красные купила,— обратилась молодая женщина къ Фед,— наднь на дорогу, чтобы ноги не озябли, да шарфикъ голубенькій намотай на шею — будешь у меня молодецъ-молодцомъ.— Федя улыбнулся, поблагодарилъ свою пріемную мать и слъ за столъ вмст съ остальными, обдъ прошелъ очень скучно, всмъ было какъ-то не по себ, не смотря на то, что принесенный Настасьею творогъ, сметана и сливки казались чрезвычайно аппетитными и что давно-давно въ убогой комнатк бдной продавщицы яблокъ никто не запомнилъ подобнаго угощенія.
— Милочка, зачмъ забилась въ уголъ?— ласково обратилась къ ней Настасья,— иди кушать, разв не любишь молочнаго?
Милочка вмсто отвта сердито насупила брови и отвернулась.
— Оставь ее,— сказала бабушка Татьяна,— она не хочетъ.
— Неужели, Милочка, ты не любишь такого вкуснаго кушанья?— продолжала молодая женщина.
— Напротивъ, очень люблю!
— Тогда почему же отказываешься?
— Потому что все это твое, а я тебя не люблю, ты гадкая, противная!— сквозь слезы отозвалась маленькая двочка.
— Чмъ же, Милочка, я гадкая, противная?
— Тмъ, что хочешь увести отъ насъ Федю!
— Но, душенька, вдь у меня ему лучше будетъ,— возразила Настасья и, вставъ изъ-за стола, подошла ближе къ двочк, ласково погладила ее по головк и осторожно потянула къ столу.
— Отчего лучше?
— У меня въ деревн хорошенькій домикъ, лошадка есть, коровы, курочки, барашки, лтомъ, когда на двор будетъ тепло, Федя станетъ ходить въ лсъ гулять… а сколько цвтовъ-то разныхъ у насъ на пол — и красные, и синіе, и желтые… всякіе… всякіе…
Слушая рчь молодой женщины, Милочка, сама того не замчая, очутилась вмст съ нею за обденнымъ столомъ, и несмотря на твердое намреніе ни къ чему не прикасаться, мало-по-малу принялась за вкусное кушанье съ большимъ аппетитомъ.
— Вотъ такъ-то лучше,— сказала бабушка,— а то что пользы капризничать, ни себ, ни другимъ никакого удовольствія.
Милочка сквозь слезы даже улыбнулась, по окончаніи обда Настасья начала собираться въ дорогу, Федя молча слдилъ глазами за каждымъ ея движеніемъ, и чмъ ближе дло подвигалось къ концу, тмъ блдне, задумчиве и угрюме становилось его миловидное личико. Вся окружающая обстановка, несмотря на свою неприглядность, казалась ему теперь чмъ-то роднымъ, близкимъ… ему жаль было каждаго уголка, но больше всего, конечно, жаль бабушку и Милочку, которую онъ никогда не видалъ такою грустною какъ сегодня.
Присвъ на скамейку, мальчуганъ задумался… Живо вспомнилась ему покойная мама, вчно хлопотавшая о томъ, чтобы ея дорогія дтишки были по возможности сыты и въ тепл, да оно и дйствительно такъ было, пока бдная женщина чувствовала себя въ состояніи работать, то каждый добытый подчасъ съ большимъ трудомъ грошъ тащила домой, но за то потомъ, когда надорванныя силы не выдержали и она слегла, для нихъ наступило нехорошее время, пришлось близко познакомиться съ нуждою, зачастую дрожать въ нетопленной горниц, оставаться безъ обда и по необходимости выходить на улицу въ рваной обуви и старенькихъ платьицахъ… Какъ часто въ подобныя тяжелыя минуты маленькая Милочка, заливаясь слезами, громко заявляла что ей холодно… что она хочетъ кушать… А мама?… Бдная, дорогая мама… смотрла на нее съ горечью, плакала сама, и ничего не могла подлать… Силы измняли съ каждымъ часомъ, она таяла какъ воскъ… Ужасно, ужасно, мысленно повторялъ себ Федя, и подъ вліяніемъ печальныхъ думъ готовъ былъ расплакаться, но печальныя думы осаждали его, склонивъ курчавую головку, онъ сидлъ неподвижно. Но вотъ, окончившая наконецъ сборы Настасья прервала его размышленія лаконическимъ словомъ: ‘готово’. Федя встрепенулся, вздрогнулъ.
— Какъ! уже?— проговорилъ онъ упавшимъ голосомъ.
— А что, ты словно испугался?
— Нтъ, тетя Настя, ничего, только вотъ какъ же это… значитъ надо прощаться съ бабушкой и съ Милочкой…
— Да, конечно, и не теряя времени, потому что я должна какъ можно скоре отправиться на постоялый дворъ, гд мои земляки, вроятно, давно уже ожидаютъ меня,— Федя не двигался съ мста,
— Ну, что же, касатикъ, прощайся!— замтила Настасья. Тогда мальчикъ подошелъ къ бабушк, пристально взглянулъ ей въ глаза и, замтивъ, что они подернуты слезою, громко разрыдался.
— Прощай, родная!— проговорилъ онъ, едва переводя духъ.
— Прощай, голубчикъ! Господь съ тобою, будь счастливъ… не грусти… скоро увидимся…— отозвалась Татьяна скороговоркою, видимо стараясь казаться покойною.
Федя охватилъ старушку за шею обими руками, да такъ и повисъ на нсколько минутъ, затмъ молча оттолкнулъ ее, бросился къ Милочк, прижалъ ее къ себ крпко, крпко.
— Не пущу!— вскричала Милочка, вцпившись въ братишку обими руками,— гадкая, противная, злая тетя Настя, зачмъ она увозитъ тебя, Федя! Милый, дорогой, не узжай! Останься съ нами!..
Федя прижалъ Милочку еще сильне, оба они горько плакали, бабушка Татьяна и Настасья, предвидя, что разставанью не будетъ конца, подошли къ нимъ и съ трудомъ кое-какъ оттащили въ разныя стороны,
— Федя, не ходи, останься съ нами!— продолжала кричать Милочка,— пусть противная тетя Настя детъ одна въ свою деревню, Богъ съ нею, не надо теб ни цвтовъ, ни ягодъ, ничего, ничего не надо… останься съ нами… не ходи!..
Но Федя уже не слышалъ голоса сестренки: онъ былъ далеко…
Тетушка Настасья чуть не силою тащила его по направленію къ постоялому двору, гд дйствительно, какъ она предполагала, земляки давно уже были готовы и только ждали ея возвращенія, чтобы отправиться въ путь.
Добрая бабушка Татьяна тмъ временемъ длала всевозможныя усилія чтобы какъ нибудь успокоить Милочку, посадила къ себ на колни, начала ласково гладить по головк, уговаривать, но затмъ, видя, что ни то, ни другое не приноситъ пользы, принялась разсказывать сказки, до которыхъ Милочка была большая охотница.
Грустно склонивъ головку на плечо старушки, малютка, изрдка всхлипывая и отъ времени до времени утирая рукавами катившіяся слезы, слушала тихую рчь съ большимъ вниманіемъ, въ особенности когда вопросъ зашелъ о Красной Шапочк и о томъ, какъ лютый волкъ, нарядившись бабушкой, чуть-чуть не проглотилъ свою маленькую внучку.
— Какая глупенькая была Красная Шапочка! Неужели она не могла отличить волка отъ бабушки?— замтила Милочка, когда старушка кончила сказку.
— Врно не могла или не умла, моя пташечка.
— Я бы всегда и везд узнала тебя, бабушка, и не только волкъ, но даже самъ косматый медвдь никогда не сбилъ бы меня съ толку.
Старушка улыбнулась на замчаніе Милочки, радуясь въ душ, что ея любимица въ конц-концевъ перестала плакать.
— Ну-ка, моя крошечка, займись куколками да тряпочками,— продолжала она, спуская двочку съ колнъ.
— А ты, бабушка, что будешь длать?
— Я-то?
— Да, пойдешь куда-нибудь?
— Отправлюсь на рынокъ, надо припасти деньжонокъ къ завтрему, чтобы купить кое-чего къ обду и ужину.
— Возьми меня съ собою.
— Нтъ, Милочка, нельзя.
— Почему нельзя?
— Сегодня больно холодно, да и дождь пошелъ.
— Ничего, бабушка, я тепло однусь.
— Нтъ, пташечка дорогая, нельзя, лучше въ другой разъ, сегодня же посиди дома, тмъ боле, что мн, прежде чмъ идти на рынокъ, придется сбгать еще довольно далеко къ огороднику.
— Зачмъ?
— Взять у него для продажи общанный четверикъ яблокъ.
Милочка больше не настаивала и молча принялась перебирать сложенные въ ящик лоскутки, бережно свертывая каждый изъ нихъ въ трубочку и въ сотый разъ перекладывая съ мста на мсто. Все это она продлывала до тхъ поръ, пока Татьяна оставалась въ комнат, но едва успла послдняя захлопнуть за собою дверь, ящикъ, лоскутки и тряпочныя куклы моментально были отброшены въ сторону, и совершенно, повидимому, покойное личико маленькой сиротки снова приняло мрачное выраженіе, глаза наполнились слезами.
— Федя, Федя!— проговорила она въ полголоса, закрыла лицо рученками, задумалась, заплакала и просидла въ такомъ положеніи до тхъ поръ, пока Татьяна не вернулась обратно отъ огородника.
— Здравствуй, бабушка!— сказала она ей, стараясь улыбнуться.
— Здравствуй, голубка, здравствуй, что ты тутъ безъ меня подлывала, все играла въ куколки?
Милочка ничего не отвчала, лгать она не любила, а правды сказать не хотлось. Старушка, между тмъ, сложивъ мшокъ съ яблоками подъ кровать, отсыпала изъ него нсколько десятковъ въ корзинку и, поцловавъ двочку, отправилась распродавать ихъ на рынокъ.
На слдующій день погода немного прояснилась, на двор сдлалось тепле, и Татьяна, отправляясь на свой обычный промыселъ, взяла Милочку съ собою. Милочк съ перваго раза очень понравилось торговать яблоками, она помогала Татьян отсчитывать ихъ, получать деньги, но затмъ это начало надодать ей, мысль о Фед не покидала ее, и страшная, убійственная тоска порою до того сосала маленькое сердечко, что она положительно не знала на что ршиться, что предпринять.
Татьяна видла это и отлично понимала, но помочь бд было не въ ея власти, она надялась только на милость Божію, да на то, что бдная сиротка наврное въ конц-концовъ привыкнетъ къ мысли о разлук съ братомъ, и жизнь ихъ вдвоемъ потечетъ обычнымъ порядкомъ… Но не такъ думала Милочка, она втайн задалась мыслью во что бы то ни стало отыскать братишку, соединиться съ нимъ, и для этого даже нсколько разъ заводила рчь съ бабушкой, гд находится деревня, куда тетя Настя завезла Федю, и какъ она называется.
Татьяна, которой, конечно, даже въ голову не могла придти настоящая причина подобныхъ разспросовъ, отвчала охотно, но Милочка изъ разсказовъ ея поняла очень немного, хотя это, впрочемъ, не помшало ей все-таки въ одинъ прекрасный день привести задуманный планъ въ исполненіе, т.-е., воспользовавшись отсутствіемъ старушки, ршиться тихонько убжать изъ дома на поиски дорогого брата.
Прежде чмъ выйти на улицу, Милочка поспшно надла на ноги новые чулки, башмаки и повязала на голову красненькій платочекъ съ блыми крапинками, подаренный ей въ день Ангела одною сосдкою, затмъ, вспомнивъ, что путь, по словамъ бабушки, предстоялъ далекій, она захватила кусокъ чернаго хлба и яблоко, и спустившись по грязной лстниц, ведущей въ ихъ скромное жилище, торопливо вышла за ворота съ намреніемъ направляться все прямо, куда глаза глядятъ. Заворачивая изъ улицы въ улицу, маленькая бглянка по. прошествіи самаго непродолжительнаго срока, очутилась наконецъ за заставой, въ пол.
Широкая, гладко назженная дорога тянулась длинною полосою впередъ, такъ далеко, что, казалось, и конца ей не будетъ, маленькія ножки Милочки двигались скоро, скоро. Мысль увидться съ Федей придавала силу и энергію, двочка бжала безостановочно — часъ, два, три… Наконецъ, физическая усталость взяла верхъ, Милочка почувствовала, что, несмотря на горячее желаніе идти и идти впередъ, она этого не можетъ, вслдствіе чего, свернувъ немного въ сторону, къ опушк лса, почти въ изнеможеніи опустилась на траву. По счастію, за послдніе дни погода разгулялась настолько, что выпавшій недавно сильный дождь не оставилъ особенныхъ слдовъ, трава нсколько пообсохла, хотя земля, конечно, была сырою и холодною, но Милочка этого не замтила.
— Присяду, немножко отдохну, закушу хлбцемъ да яблокомъ, а тамъ опять пущусь дальше!— подумала она, и вытянувъ усталыя ножонки, съ наслажденіемъ принялась кушать.
Кругомъ все было тихо, покойно. Нигд не слышно ни звука, только дерево, подъ которымъ притаилась Милочка, изрдка шелестило своими осенними полусухими, сроватыми листьями, словно съ кмъ-то перешептываясь, но шелестъ этотъ не только не безпокоилъ нашу маленькую путешественницу, а еще, напротивъ, нравился. Ей казалось, что онъ говоритъ о Фед, о покойной матери, о бабушк…
— Бабушка, бдная, добрая бабушка, какъ она должна теперь безпокоиться!— невольно подумала Милочка,— она такъ любитъ, такъ бережетъ меня… и вдругъ, вернувшись домой съ базара, не застанетъ своей Милочки… Ужъ не вернуться ли назадъ?.. А Федя?.. Если я вернусь назадъ, надо будетъ сознаться бабушк, что я тихонько ушла изъ дома съ цлью отправиться его отыскивать, бабушка разсердится, больше не пуститъ, станетъ наблюдать за мною… придется навсегда отказаться отъ мысли увидть его!.. А прідетъ ли онъ въ городъ или нтъ — это еще неизвстно, нтъ, ни за что на свт не вернусь домой… Лучше пусть бабушка поскучаетъ немного, вдь потомъ я опять буду съ нею, скажу всю правду, гд была… что длала… какъ напала на слдъ Федюши… знаю заране, что бабушка не будетъ бранить меня…
Разсуждая подобнымъ образомъ, двочка, убаюкиваемая шелестомъ листьевъ, закрыла глаза и крпко заснула.
На двор между тмъ начало смеркаться: пасмурное осеннее небо заволоклось тучами, пошелъ дождь, въ воздух сдлалось сыро, холодно, платье на Милочк промокло, а она все продолжала лежать неподвижно и спала тмъ хорошимъ, крпкимъ, безмятежнымъ сномъ, какимъ обыкновенно спятъ маленькія дти.
Во сн ей грезился Федя: какъ будто она нашла его въ какомъ-то необыкновенномъ хрустальномъ дворц, окруженномъ густымъ тнистымъ садомъ, въ саду этомъ стояло нсколько бесдокъ, сдланныхъ изъ пряниковъ, до которыхъ — скажемъ, между прочимъ — Милочка была большая охотница, Федя, взявъ ее за руку, водилъ по дорожкамъ и предлагалъ попробовать укусить уголъ пряничной бесдки, Милочк все это казалось очень страннымъ, но тмъ не мене она привстала на цыпочки, раскрыла свой маленькій ротикъ, и только что собиралась воспользоваться предложеніемъ брата, какъ вдругъ услыхала гд-то по близости шорохъ и… проснулась.
Когда она открыла глаза, ни Феди, ни хрустальнаго дворца, ни пряничной бесдки, конечно, не было, но шорохъ слышался совершенно ясно, при этомъ она немедленно замтила около себя присутствіе каког