Михаил Афанасьевич Афанасьев, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1899

Время на прочтение: 4 минут(ы)
Осоргин М. А. Московские письма.
Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2003. — (Материалы Лаборатории городской культуры и СМИ Перм. ун-та. Вып. 1)

Михаил Афанасьевич Афанасьев

Известие о смерти М. А. Афанасьева вызвало во мне, вместе с чувством искреннего сожаления, множество воспоминаний об этом замечательном в своем роде человеке. Как раз на днях мне пришлось познакомиться в Москве с одним господином, очень почтенного возраста, с длинной седой бородой, который оказался пермяком по рождению, из разговора я узнал, что он уже сорок лет как уехал из Перми. Из всех жителей он помнил только одного Михаила Афанасьевича, который, как оказалось к немалому моему изумлению, был его учителем чистописания, и уже в его воспоминаниях был пожилым человеком, носил парик и писал стихи. Последняя страсть, как известно, до самой могилы не оставляла Михаила Афанасьевича.
Кто близко знал Михаила Афанасьевича, тот подтвердит, что это был удивительный человек, с необыкновенным запасом молодой энергии в дряхлом теле. В целом свете у M. А. не было родного человека, если забыть его прошлое, до появления его на пермском горизонте. Зато вся Пермь была ему знакома, и своих друзей, особенно маленьких друзей, он считал сотнями. Призванный к скромному труду преподавания каллиграфии, M. А. расширял свою программу, с искренним рвением занимаясь воспитанием своих учеников и учениц. Что бы ни говорили, но дети умеют ценить, когда с ними обращаются мягко, сердечно, тепло, и, притом, не по-начальнически, а как бы на равной ноге, — a M. А. с детьми был и сам ребенком, он читал им стихи как известных поэтов, так и своего сочинения, рассказывал сказки, даже пел детские песни, сам вместе с ними. Опасаясь появления вездесущего начальства, дети считали его ‘своим’, — а это уже много значит. Всем, конечно, приходилось видеть, как M. А., окруженный толпой детей, тихим шагом шествовал из гимназии домой, поминутно останавливаясь на пути, чтобы поздороваться с кем-нибудь из своих бесчисленных знакомых. На своей последней квартире (угол Сибирской и Большой Ямской) он жил, кажется, 30 с лишним лет. Но в прошлом году он думал переехать, так как хозяева хотели ему набавить на квартирную плату какой-то пустяк. По крайней мере, он этим объяснял мне свое намерение.
У старика было несколько слабостей, которые служили обычной темой насмешек над ним. Но эти маленькие слабости делали, по-моему, его оригинальнее и невольно возбуждали к нему симпатию. Первою и самой постоянной слабостью M. А. была страсть к стихотворству. Ни одного торжественного праздника, ни одного приезда ‘важной персоны’, ни одного бала не пропускал M. А., не отметив его хотя бы четверостишием. Здесь не место, конечно, приводить эти, по большей части очень слабые вирши, да и не для того пишу я эти строки, чтобы смеяться над покойным непризнанным поэтом. Но не могу не заметить, что ни одно печальное слово не темнило стихотворения M. А., главной основой которых были торжественность и чувствительность. Второю слабостью старика была нестареющая в нем страсть к молодому и изящному, благодаря которой он до последних дней всерьез поговаривал о женитьбе. Третьей слабостью M. А. была некоторая, обычная, впрочем, в его возрасте и положении, скупость, которая заставляла его жить крайне умеренно, только в последние годы жизни, особенно после 50-летнего юбилея, M. А. стал чаще позволять себе удовольствия, вроде театра, концертов, спектаклей и даже балов. Но без этих, столь простительных и даже отчасти симпатичных слабостей, фигура М. А., которую мы сейчас вызываем в своих воспоминаниях, не была бы такою цельною и такою знакомою каждому пермяку.
И вот я прочел в объявлении, что этот почтенный старик умер в Александровской больнице. Значит, вот где была его последняя квартира на этом свете!
Всю жизнь прожил этот человек незаметным маленьким тружеником, и если нажил себе славу, то только своею долговечностью. Ровная, тихая жизнь, редко-редко нарушавшаяся небольшими неприятностями и только один раз осветившаяся ярким светом юбилея. Пятьдесят лет честной, посильной работы — да разве это заслуга?!
Нет, только тот осмелится заклеймить насмешкою память этого труженика, кто дождался такого же юбилея своей деятельности, но такой человек умеет ценить и уважать труд.
Припомню в заключение, что после смерти старого поэта должно остаться много его бумаг, которые не могут, конечно, иметь никакого значения сами по себе, но дадут, вероятно, огромный материал для характеристики M. А. С удовольствием вспоминаю, как M. А., расположением которого я всегда пользовался, предложил мне однажды собрать, исправить и ‘издать в свою пользу’ (sic!) его многочисленные стихотворения. Я тогда шуткою отделался от этого предложения, но теперь жалею, что не воспользовался удобным случаем, чтобы завладеть его творениями. Будет очень досадно, если бумаги эти пойдут на растопку печей и на цыгарки.
5 февраля 1899 г.

Комментарии

Михаил Афанасьевич Афанасьев. 5 фев. 1899 г.
С. 155. В 1927 году Осоргин вновь вспоминает Афанасьева и посвящает ему очерк ‘Поэт’. Заметно меняются акценты в оценке Афанасьева: в некрологе он представлен городским чудаком, одной из милых странностей которого была ‘страсть к стихотворству’. Очерк подчинен созданию образа провинциального поэта, феномен которого заключался в том, что ‘именно этот никчемный и неудачливый стихотворец — и был настоящим поэтом, в отличие от тех, кто искусно стряпает строчки, но в ком нет чистой души…’ Сопоставление этих текстов проявляет особенности мемуарной прозы Осоргина, построенной на значительной художественной трансформации реальных событий и фактов.
Сообщение о смерти М. А.Афанасьева 21 января 1899 года было опубликовано в ПГВ на следующий день.
С. 156. …В целом свете у М. А. не было родного человека… — согласно личному делу, сохранившемуся в архиве Пермской женской гимназии, М. А. Афанасьев был дважды женат и имел ‘замужнюю дочь’.
С. 157. В мае 1894 года Пермь отмечала 50-летний юбилей учительской деятельности М. А. Афанасьева. Был большой праздничный прием с вручением драгоценного перстня от Министерства образования (в очерке Осоргин пишет об отрезе бумазеи и трех высоких крахмальных воротничках, подаренных купцом Болдыревым), с чтением поздравительных адресов, телеграмм и стихов. ‘Пермские губернские ведомости’ подробно освещали это событие. К праздничным дням была издана отдельная брошюра поздравительных адресов, составленных многочисленными учениками М. Афанасьева.
Александровская больница — центральная (и единственная) городская больница, была построена в 1833 г. и названа в честь посещения Перми императором Александром I.
С. 158. …Будет очень досадно, если бумаги эти пойдут на растопку печей и на цыгарки… — в очерке ‘Поэт’ Осоргин пишет о том, как он побывал летом этого года на квартире, где жил Афанасьев, и пытался найти его рукописи. Оказалось, что хозяйка дома ‘бумажки повыгребла, там мыши гнезд повили’ и ‘все пожгла’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека