Въ срый какъ свинецъ вечеръ, 18… года, изъ Голигедской гавани отчаливалъ пакеботъ ‘Примиреніе’. Тяжелыя тучи на неб ближе сдвигались другъ къ другу, мелкія, капризныя волны нетерпливо бились о бока судна, а густой черный дымъ, валившій изъ трубы, стлался прямо къ убгавшимъ берегамъ, словно хотлось ему какъ можно поскорй уйдти отъ безпокойнаго моря и оссть на твердой земл.
На пароход было очень немного пассажировъ, да и тхъ мелкій, но упорный дождь заставилъ сойти въ каюты. На палуб оставался только одинъ пассажиръ. Это былъ высокій блондинъ, въ щегольскомъ костюм, съ голубыми глазами, съ тонкимъ носомъ съ горбинкой, съ свтлорусыми шелковистыми усами, изъ подъ которыхъ выглядывали весьма насмшливыя губы. Не обращая вниманія на дождь, онъ курилъ себ сигару, ловко приноравливая свой шагъ къ пароходной качк, какъ человкъ бывалый на мор. Глубоко запустивъ руки въ элегантныхъ перчаткахъ въ просторные карманы своего пальто, и съ особеннымъ свойственнымъ ему лниво-веселымъ видомъ, онъ посматривалъ то за рулевымъ, то за дымомъ изъ трубы, то за сотрясеніемъ машины подъ своими ногами и за бунтующею вокругъ стихіей.
Курчавый, вчно готовый къ услугамъ, кельнеръ то и дло выпрыгивалъ на палубу и мгновенно снова нырялъ внизъ, въ залу, исподняя всевозможныя неважныя услуги, въ которыхъ является такая крайняя надобность всмъ этимъ прекраснымъ людямъ, пассажирамъ. Когда онъ еще разъ прошмыгнулъ съ подносомъ мимо господина прохаживавшагося по палуб, этотъ послдній спросилъ его:
— Очень мало пассажировъ, замтилъ путешественникъ.
— Да, сэръ, очень мало, вы единственный пассажиръ перваго класса.
— Въ самомъ дл? спросилъ путешественникъ,— значитъ, я могу выбирать любую каюту?
— Какую вамъ угодно, сэръ. Тамъ, внизу, есть только еще одна дама.
— А! воскликнулъ въ отвтъ путешественникъ и посмотрлъ черезъ окно палубы въ залу, какъ будто хотлъ отыскать тамъ свою спутницу.— Я боюсь, что намъ предстоитъ трудный перездъ.
— Это наврное, сэръ, поддакнулъ сговорчивый кельнеръ,— втеръ шибко крпчаетъ.
И онъ нырнулъ внизъ.
Путешественникъ закурилъ новую сигару, посмотрлъ на блый пнистый слдъ парохода, и снова принялся ходить взадъ и впередъ по палуб. У него была живая, сообщительная натура, онъ любилъ обмнъ мнній, горячіе споры, вообще все, что приводитъ въ движеніе мысль,— и разсчитывалъ на интересныхъ товарищей путешествія, видвшихъ кое что на свт, съ которыми, куря сигару, можно бы было пріятно поболтать о томъ, о семъ. Теперь же ясно, что ему прійдется проскучать въ одиночеств,— и онъ вспомнилъ о дам, въ обществ которой ему суждено было сдлать это путешествіе.
— Какая досада, что я съ ней не знакомъ! думалъ онъ, — тогда часъ другой незамтно прошелъ бы у насъ въ разговорахъ. Лтъ двадцать тому назадъ я былъ бы въ восторг отъ такого путешествія вдвоемъ, мн бы это казалось чисто-романическимъ приключеніемъ. О, какъ мы, мужчины, бываемъ глупы въ эти юные годы! Тогда я наврно бы воображалъ, что сама судьба устроила такъ, потому что назначала насъ другъ для друга. А можетъ быть она замужемъ, или старуха, или несноснйшая женщина? Придется же мн поскучать до Кингстоуна!
Промаршировавъ такимъ образомъ еще съ полъ часа, онъ опять заглянулъ черезъ окошко внизъ, и на этотъ разъ увидлъ тамъ даму, сидящую за чаемъ.
— По крайней мр то хорошо, что она не страдаетъ морской болзнью, подумалъ онъ, — во всякомъ случа, надо посмотрть ее поближе. Докуривъ сигару, онъ спустился по обитой мдью лсенк въ залу.
Дама, ради которой онъ сошелъ внизъ, могла быть лтъ тридцати, въ томныхъ глазахъ ея сквозила грусть, лицо было блдно, но тмъ не мене ее можно было назвать красивой. Манеры ея отличались изяществомъ, все выраженіе лица говорило, что она много прочувствовала въ жизни, а оттнокъ усталости во всей фигур — усиливалъ это впечатлніе. Частое вздрагиванье ея тонкой, коротенькой верхней губы предательски выдавало напряженную, раздражительную дятельность нервной системы, вообще она казалась интересной страдалицею. Безукоризненный вкусъ ея туалета довершалъ привлекательность всей ея изящной фигуры.
Когда незнакомецъ вошелъ въ залу, она сидла за столомъ — и кельнерша, съ занятымъ и озабоченнымъ видомъ, прислуживала ей. Онъ снялъ шляпу — очевидно, это слдовало принять за поклонъ — и скинулъ дождевой плащъ, потомъ, чтобы дать замтить свое присутствіе, кашлянулъ. Но она его не замчала и продолжала мшать ложечкой чай.
Бросивъ мелькомъ взглядъ въ зеркало,— взглядъ, выражавшій увренность въ своей красивой наружности,— путешественникъ поправилъ мастерски завязанный галстукъ, поближе подошелъ къ столу, и еще разъ кашлянулъ. Въ эту самую минуту, параходъ сильно качнуло, такъ что чайный приборъ зазвенлъ. Дама подняла глаза и легкимъ наклоненіемъ головы показала, что замтила подошедшаго незнакомца.
— Кажется, надо ждать сильной бури., хотлъ начать разговоръ путешественникъ, но едва онъ выговорилъ первыя слова, какъ дама громко вскрикнула. Она бы упала со стула, еслибъ кельнерша не подоспла къ ней на помощь.
Путешественникъ поперемнно то краснлъ, то блднлъ. Онъ дрожалъ какъ въ лихорадк.
— Принесите воды! сказалъ онъ, оправясь немного, кельнерш, намочивъ свой платокъ изъ проворно принесеннаго графина и положивъ его на голову лежащей въ обморок женщин, онъ прибавилъ: — впрочемъ ничего, это пройдетъ, это такъ, неожиданность… испугъ… Но принесите же какихъ нибудь капель!…
Кельнерша побжала за спиртомъ, и тотчасъ же принесла его. Минутъ черезъ пять, благодаря помощи обоихъ, дама пришла въ чувство. Она оглядлась кругомъ, будто просыпаясь отъ тяжелаго сна.
— Такъ вы знакомы съ дамой, сэръ? спросила кельнерша, въ нершительности уходить ей или нтъ.
— Знакомъ ли? Да.
— Я буду, сударыня, тутъ рядомъ, сказала кельнерша, — извольте только позвать. Не угодно ли вамъ теперь еще что нибудь?
— Благодарю васъ, нтъ, отвчала дама,— я совсмъ поправилась, мн больше ничего не надо.
Кельнерша ушла, оба пассажира остались одни, и съ нмымъ недоумніемъ смотрли другъ на друга.
— Такъ въ самомъ дл это не обманъ зрнія! воскликнулъ наконецъ незнакомецъ,— это вы… вы, Мэри?
Дама, запинаясь, отвчала: — Да, конечно я. Но вы! неужели это въ самомъ дл вы?
— Вдь вашъ обморокъ прошелъ, не правда ли? спросилъ онъ,— или не достать ли еще чего нибудь?
— Нтъ, нтъ, благодарю, ничего не надо! но вы ли это въ самомъ дл?
— Я все еще точно вижу сонъ, продолжалъ путешественникъ,— черезъ десять лтъ полной разлуки, встртиться на одномъ пароход, да еще вдобавокъ съ глазу на глазъ! Это просто неслыханная случайность!
— Случайность? повторила дама, вопросительно глядя на него.
— Случайность? Да, разумется, случайность.
— Такъ вы не знали, что я на этомъ пароход?..
— Какими же судьбами могъ я знать? прервалъ ее путешественникъ.— Я только на прошлой недл высадился въ Соутамптонъ. Въ Лондон не было никого изъ моихъ друзей. Я и собрался въ Дублинъ къ Винсей Меггиръ. Вотъ почему я такъ пораженъ. Это самое невроятное приключеніе: посл десятилтней разлуки, мужъ и жена совершенно неожиданно встрчаются на одномъ пароход, гд они притомъ единственные пассажиры! Но вы встаете, Мэри?
Она дйствительно сдлала движеніе чтобы уйти.— Я не знаю, зачмъ мн оставаться, спокойно сказала она.
— Если ужъ вы не можете дышать однимъ воздухомъ со мной, сказалъ господинъ, — то уйду я. Съ какой же стати мн выгонять васъ изъ залы? Я опять пойду на палубу.
Дама взглянула въ окошечко, выходящее на палубу, дождь крупными каплями билъ въ стекла.
— Въ такую ночь нельзя оставаться на палуб, отвчала она съ невольной женской заботливостью.
— Благодарю васъ, сказалъ господинъ.
— Я совсмъ не то думала, возразила она, стараясь поправиться.
— Вы жестоки, сказалъ супругъ, посл нсколькихъ минутъ тяжелаго молчанія.— Если ужъ судьба такимъ необыкновеннымъ образомъ свела насъ, то по крайней мр не длайте эту встрчу враждебной.
— Враждебной? Нтъ! Зачмъ придавать такую важность другъ другу? проговорила она съ холодной усмшкой.
— Послушайте, примите мое предложеніе, продолжалъ супругъ.— Вы пили чай., продолжайте, пожалуйста… онъ васъ укрпитъ… Или… вдругъ прибавилъ онъ, будто осненный внезапной мыслью, — а что, еслибы мы стали пить чай вмст?
— Вмст! отвчала она удивленнымъ тономъ, длая уклончивый жестъ.
— О, не безпокойтесь, пожалуйста, успокоительно сказалъ супругъ, — вы заплатите за вашъ чай, а заплачу за свой, пускай намъ подадутъ его на разныхъ подносахъ,— совершенно платонически, такъ платонически, какъ только возможно!
Не смотря на то, что сердце дамы сильно билось, она не могла удержаться отъ улыбки. Мужъ замтилъ это и немедленно заказалъ себ чай. Когда его принесли, онъ подвинулъ приборъ такъ, что дам пришлось сидть какъ разъ противъ него. Затмъ, каждый изъ нихъ, какъ будто черезъ десять лтъ это было для нихъ въ настоящую минуту самымъ важнымъ дломъ, принялся пить чай.
Мистеръ и миссизъ Тирльби женились въ 185— году. Миссъ Гарброу слыла за одну изъ первыхъ красавицъ, а Френсисъ Тирльби пользовался репутаціей молодаго человка съ довольно эротическими наклонностями. Посл первыхъ трехъ-четырехъ медовыхъ мсяцевъ невозмутимаго счастія, проведенныхъ большею частью подъ мечтательнымъ небомъ юга — среди величественныхъ развалинъ, разрушенныхъ коллонадъ, античныхъ статуй, или у подножія покоящихся вулкановъ — посл этого прекраснаго времени, вернулись они въ холодную, туманную Англію, въ страну бурнаго лта, мягкой, но пасмурной зимы и заботливо-скрываемыхъ домашнихъ бурь.
Прошелъ годъ, среди своихъ старыхъ друзей, старыхъ связей и знакомствъ, легко увлекающійся Френсисъ Тирльби сдлался однимъ изъ тхъ беззаботныхъ мужей, которые большую часть жизни проводятъ въ клубахъ, подъ тмъ предлогомъ что имъ нельзя терять связей съ обществомъ, а тамъ собираются самые блестящіе его представители. Когда ему случалось оставаться дома наедин съ женой, на него какъ разъ находилъ стихъ предаваться глубокимъ размышленіямъ. Она обижалась его невниманіемъ къ ней, а онъ обижался ея обидчивостью. Въ двушкахъ она была избалована, какъ единственная дочь. И его баловали не меньше, онъ былъ единственный сынъ. Ни тотъ ни другая не выказывали ни малйшаго желанія къ уступкамъ. И та и другая сторона обладала даромъ сарказма, способнымъ отравить жизнь, они осыпали свое семейное счастіе градомъ язвительныхъ эпиграммъ и цлой артиллеріей горькихъ словъ взрывали его на воздухъ. Мсяцы проходили между яростными бурями и грозными, удушливыми затишьями. Наконецъ послдовалъ окончательный взрывъ: Френсисъ Тирльби сталъ ревновать жену. Она оставила его домъ, вскор состоялось соглашеніе насчетъ развода.
Посл развода съ женой, мистеръ Тирльби пришелъ къ тому убжденію, что въ дом его стало какъ-то необыкновенно пусто и холодно, что это ничто иное какъ меблированный отель, онъ ршился служить. Его состояніе было помщено въ такъ-называемомъ Индійскомъ дом, и онъ поступилъ на государственную службу по ту сторону океана.
Съ тхъ поръ прошло много лтъ. Онъ опять возвратился въ Англію. Теперь, встртясь такимъ оригинальнымъ образомъ съ женщиной, которую онъ нкогда любилъ,— онъ чувствовалъ, что въ сущности снова влюбленъ въ нее, что же мшаетъ ему съизнова начать ухаживать за ней?— протекшіе года будто не существовали. Вдь вотъ она сидитъ противъ него совершенно какъ въ былое время — и ей не измнила ни одна изъ ея прелестей. Онъ совсмъ растаялъ. Сидя такъ, въ тсной комнат, подъ убаюкиванье пароходной качки, звонъ стакановъ и мерцающій свтъ туда и сюда качающейся лампы, онъ любовался на знакомыя черты, на нкогда столь привлекательную для него игру этого выразительнаго лица,— и ему живо вспоминалось то время, когда эти прекрасныя руки готовили для него чай.
Миссизъ Тирльби между тмъ сидла какъ мраморная богиня, устремивъ глаза въ окошко, о которое яростно билось бушующее море. По наружности по крайней мр, она была олицетворенное спокойствіе, мысли ея были повидимому далеко, она сидла неприступная, гордая. Супругъ, положивъ локоть настолъ и подперевъ рукой голову, смотрлъ на нее съ непритворнымъ восхищеніемъ.
— Кром шутокъ, Мэри, сказалъ онъ,— вы такая хорошенькая, что даже лучше прежняго!
Она покраснла, невольно польщенная, и опять не могла удержаться отъ легкой улыбки, съ увренностью хорошенькой женщины, она чувствовала, что ея бывшій мужъ говоритъ правду и притомъ вполн убжденъ въ своихъ словахъ.
— Наша встрча, началъ онъ,— во всякомъ случа, въ высшей степени оригинальна. Ему лучше хотлось сказать какой нибудь вздоръ, чмъ вовсе ничего не говорить.— Вы вдь, разумется, съ горничной?
— Нтъ, отвчала она.
— Нтъ? что это значитъ?
— Герріэтъ никогда не зжала моремъ — и боялась въ такую погоду хать на пароход. Она увряла, что мы утонемъ. Я и отправилась одна.
— Это еще увеличиваетъ оригинальность! воскликнулъ супругъ, — значитъ въ первомъ класс мы буквально единственная пара…
— Единственные пассажиры, поправила его дама, и губы ея приняли ледяное выраженіе.
— Въ настоящее время, ужъ конечно не пара, отвтилъ мужъ, съ полу-насмшкой, полу-сожалніемъ.
— И не пара въ будущемъ, продолжала дама, замтивъ, что, не смотря на насмшливый тонъ ея супруга, она производитъ на него сильное впечатлніе.
Онъ, съ своей стороны, чтобы облегчить свою обиду отъ такого категорическаго отвта, разомъ выпилъ цлую чашку чаю.
— Ужъ сколько лтъ я не пилъ чаю съ такимъ удовольствіемъ! сказалъ онъ, подавляя тяжелый вздохъ и ставя пустую чашку,— десять лтъ не нилъ я такого чаю.
Это была его всегдашняя манера, объ самыхъ серіозныхъ вещахъ онъ говорилъ шутя, пока не занималъ твердой позиціи и не былъ увренъ въ сил сопротивленія своего противника.
— Смю я сдлать нескромный вопросъ, опять началъ онъ, между тмъ какъ она ни словомъ ни взглядомъ не отвчала ему,— зачмъ дете въ Ирландію?
Теперь миссизъ Тирльби, съ своей стороны, хладнокровно наливала себ вторую чашку.
— Я проведу нсколько недль… О! вдругъ вскрикнула она и оттолкнула отъ себя чайникъ.
Она охала отъ боли. Мистеръ Тирльби подскочилъ къ ней.
— Что такое? воскликнулъ онъ.
— Я обожгла себ руку, отвчала она, и охая и ахая дышала на больное мсто.
— Позвольте, сказалъ онъ.
— Благодарю васъ, не безпокойтесь, сказала дама, мгновенно овладвая собой и пряча руку, — я не позволяю никому интересоваться тмъ, что составляетъ мою исключительную собственность.
Онъ поклонился, однако лицо его вспыхнуло, а дама не могла скрыть на своемъ лиц выраженія жестокаго торжества.
— Сухое мыло отлично помогаетъ, сказалъ онъ потомъ совершенно прозаически.— У меня есть кусокъ въ сакъ-вояж.
— Какъ вы добры! отвчала дама, смягченная его предложеніемъ.
— Помилуйте, Мэри! сказалъ мистеръ Тирльби, поскоре называя ее по имени, чтобы съ помощію этого союзника, упрочить за собой успхъ, и вставая за своимъ цлебнымъ средствомъ.— Я теперь такъ-сказать всесвтный странникъ, нельзя жить безъ запаса.
Онъ открылъ черный кожаный сакъ-вояжъ, стоявшій подл него, натеръ мыла на чистый носовой платокъ, которымъ осторожно, даже нжно обвязалъ руку своей жены. При этой операціи онъ замтилъ на блой рук обручальное кольцо, и завязывая какъ разъ надъ нимъ узелъ, не могъ удержать вздоха.— Этотъ вздохъ отъ чистаго сердца, бдная ручка! вполголоса сказалъ онъ жалобно и нжно, все еще наклоняясь надъ рукой.
— Ничто такъ не прохлаждаетъ какъ мыло, опять началъ онъ съ иронической улыбкой.
— Это правда, съ достоинствомъ отвчала жена. Затмъ нсколько времени оба сидли, погруженные въ свои думы.
— Какая качка! снова заговорилъ онъ, — не прикажете ли помочь вамъ? вы вдь теперь, инвалидъ.
— Вы чрезвычайно любезны, отвчала она.
— Разв я не всегда былъ любезенъ? спросилъ онъ и слъ.
— Всегда, колко подтвердила жена, — хотя и не со мной.
— Милая Мэри!
— Пожалуйста… вы забываетесь…
— Нисколько. Я даже готовъ повторить то же самое. Вообще, отчего это въ самомъ дл мы были такъ несчастливы вмст?
Пароходъ поднимался и опускался, пока Френсисъ говорилъ, не получая отвта. На палуб слышались громкія приказанія, буря ревла, дождь барабанилъ въ окна.
— Это буря, замтилъ супругъ, что было впрочемъ совершенно лишнее.
— Кажется, отвчала супруга.
— Но отчего вы не отвчаете на мой вопросъ?
— На какой?
— О! нетерпливо проговорилъ онъ, — я спрашивалъ: отчего мы были такъ несчастьы?
— Точно такъ же я могу спросить: отчего вы всегда были такъ невнимательны ко мн?
— Ну, я узнаю васъ! воскликнулъ супругъ, — всегда отвчаете на вопросы вопросами. Я отлично помню вашу тогдашнюю манеру. Это всегда раздражало меня.
— А что же васъ не раздражало?
— Понятно все — потому что вы нарочно доводили меня до этого.
— Да, дйствительно такъ.
Пауза. Одна сторона кусаетъ губы, другая — хмуритъ брови. Качка къ полномъ разгар.
— Но, началъ опять мистеръ Тирльби, придерживаясь чтобы не упасть со скамейки,— но конечно я былъ злымъ духомъ, тираномъ,— вдь мужья всегда такіе.
— Отчегоже! у меня былъ сварливый характеръ, женщины вдь всегда сварливы.
— Дорогая моя, началъ мистеръ Тирльби, теперь уже окончательно впавъ въ саркастическій тонъ, — вы были со дня вашего рожденія ангеломъ кротости, и всегда бывали правы. Притомъ же вы переносили ваше несчастіе съ такимъ терпніемъ и покорностію судьб, ‘мой мужъ чудовище, онъ сведетъ меня въ могилу’ — вотъ что было написано на вашемъ кроткомъ лиц, но губы молчали.
— Съ вашихъ за то, съ раздраженіемъ возразила дама, — кажется не сходила веселая улыбка, которою вы всему свту кричали: ‘посмотрите-ка, какой я добрйшій человкъ! Но разв миссизъ Тирльби чмъ нибудь угодишь?’ Ну, слава Богу, я не ношу больше этого имени.
Со стола полетла чашка, чашка миссизъ Тирльби, и супругъ ея былъ настолько золъ, что, какъ будто не зная что буря повалила чашку, качая головой сказалъ: — Но чмъ же виноваты чашки! Вдь мы не дома, миссизъ Тирльби.
— Разв я бросила ее со стола?
— А вы скажете, что нтъ?
— Я не знаю, чего вы отъ меня хотите.
— Ровно ничего, даже не хочу чтобы вы опять бросали на полъ чашки, — вдь вы, конечно, твердо убждены, что этотъ грхъ съ чашкой лежитъ на моей душ, а никакъ не на вашей.
— Вы невыносимы! сверкая глазами вскрикнула миссизъ Тирльби, и такъ сильно ударила рукой о столъ, что и другая чашка полетла за первой и разбилась въ мелкіе дребезги.
Мистеръ Тирльби наклонился, подобралъ пестрые черепки и сказалъ, съ жалобнымъ видомъ показывая ихъ жен.— И это безъ сомннія сдлалъ я. Извините, пожалуйста.
Щеки миссизъ Тирльби пылали отъ гнва, но она все-таки была очень хороша — Юнона въ ссор съ Юпитеромъ.
Мистеръ Тирльби попытался было пройтись по шатающейся зал.— Время, сказалъ онъ,— во всякомъ случа не измнило вашего вздорнаго характера.
— И кром того, возразила миссизъ Тирльби,— оно не заставило меня позабыть, что я выстрадала отъ васъ. Еще черезъ десять разъ десять лтъ это не выйдетъ у меня изъ памяти.
— Черезъ десять разъ десять лтъ, насмшливо отвчалъ супругъ, — вы будете безъ сомннія очень хорошенькой старушкой.
— Ну, да и вы не будете молодымъ человкомъ. Вдь ужъ и теперь вамъ скоро стукнетъ сорокъ.
— Конечно, съ горечью отвчалъ мистеръ Тирльби,— впрочемъ, и въ женщин тридцать пять лтъ не Богъ знаетъ какая молодость.
Плохо, когда ссорящіеся супруги такъ досконально знаютъ взаимныя слабости. Миссизъ Тирльби вспомнила, что у ея мужа были жидкіе волосы, и она съ злорадствомъ открыла, что у него проглядываетъ лысина. Она бросила на его голову такой взглядъ, который былъ способенъ смертельно оскорбить тщеславіе мужа.
А мистеръ Тирльби былъ страшно тщеславенъ.
— Конечно, конечно! ядовито засмялся онъ, хватаясь за рдющее мсто, будто желая скрыть его отъ проницательнаго взгляда миссизъ Тирльби, — что касается степенности вида, то намъ не въ чемъ упрекнуть другъ друга.
Лицо миссизъ Тирльби освтилось торжествующей улыбкой, потому-что ея густые волосы были безукоризненно-черны, какъ въ лучшее время молодости. Она знала что противникъ, взглянувъ на нихъ, долженъ будетъ вполн смириться. Между тмъ, въ этой перестрлк, они почти не замчали, что тамъ, на мор, ярость разнузданныхъ стихій становилась съ каждой минутой грозне и грозне.
Но вдругъ подл залы послышался какой-то стукъ, какъ будто бы заколачивали дверь, это напомнило мистеру Тирльби объ опасности. Онъ пошелъ къ двери, на встрчу ему, изъ каюты выходившей въ залу, рыдая выскочила кельнерша.
— Машина сломалась! кричала она, — нельзя больше управлять пароходомъ!
— Какъ же смютъ запирать насъ здсь? вскрикнулъ мистеръ Тирльби.
Онъ получилъ неутшительный отвтъ, что страшная волна, скатившаяся съ палубы на лстницу, готова была затопить залу, еслибъ не успли заколотить дверь. Затмъ послдовала вторая такая волна.
— Мы погибли! вопила кельнерша.
— Насъ бы не заколотили здсь, успокоительно сказалъ мистеръ Тирльби,— еслибы не было надежды.
— Молитесь, всхлипывая простонала кельнерша,— и я буду молиться. И она, шатаясь, побрела къ себ въ каюту.
Миссизъ Тирльби поблла какъ млъ. Она держалась за одинъ изъ желзныхъ пиластровъ залы. Пароходъ безъ отдыху валяло во вс стороны. Весь чайный приборъ, теперь такъ же и приборъ мистера Тирльби, лежалъ въ дребезгахъ на полу.
Прошло четверть часа напряженнаго страха, въ это время оба плнника, каждый по своему, могли сводить свои счеты съ небомъ.
— Мэри, сказалъ наконецъ мистеръ Тирльби, забитый между заколоченной дверью и лакированнымъ блымъ деревяннымъ столбомъ, который, составляя нижнюю часть главной мачты, скрипя и содрогаясь, говорилъ о бшеной ярости бури,— Мэри, простите ли вы меня?
— Вы думаете, мы погибаемъ?
— Я зналъ, что не вы разбили первую чашку, продолжалъ мистеръ Тирльби,— простите меня.
— Ни первую, ни вторую.
Мистеръ Тирльби хотлъ заспорить, но страшный гудъ и гвалтъ кругомъ заглушили его слова.
— Итакъ, прощеніе и примиреніе… только это и можно было разслышать изъ всего, что онъ говорилъ.
Иногда, во время самой ужасной бури, вдругъ наступаетъ тишина, на одну минуту, конечно. Теперь наступила такая минута.
Миссисъ Тирльби подумала, что опасность миновала.
— Не знаю! сказала она, не сдаваясь на примиреніе,— можетъ быть еще черезъ десять лтъ судьба опять нечаянно столкнетъ насъ другъ съ другомъ. Если я теперь останусь жива, то во всякомъ случа буду благодарить небо за эту встрчу. Теперь я понимаю лучше, чмъ когда нибудь, отчего мы не могли ужиться подъ одной крышей…
Послднія слова были снова заглушены ревомъ бури. Затмъ на палуб затрещало, загремло. Сломалась верхняя часть мачты, внизу сотрясеніе отдалось съ такой силой, что мистера Тирльби вдругъ съ розмаху бросило на полъ. Позади него, пробившись изъ-подъ заколоченной двери, точно сквозь плохо запертый шлюзъ, ворвалась страшнымъ потокомъ морская вода.
Изящно обутыя ножки миссизъ Тирльби стояли по щиколодку въ вод.
— Мы тонемъ? спросила она, и на этотъ разъ въ голос ея слышался дйствительный страхъ.
— Богъ знаетъ!
— Фрэнсисъ!
— Мэри!
Супруги молча смотрли другъ на друга: онъ, сидя въ вод, она, уцпившись за желзный пиластръ, едва удерживаясь на ногахъ въ безпрестанно прибывающей соленой вод.
— Мэри! повторилъ мистеръ Тирльби искреннимъ, сердечнымъ тономъ, онъ очень хорошо понималъ, какъ она должна была бороться съ собой.
— Мн хотлось бы сообщить вамъ нчто, сказала миссисъ Тирльби дрожащимъ голосомъ,— на случай еслибы вы спаслись. Дадите ли вы мн слово, что вы воспользуетесь этимъ только въ единственнымъ случа — именно: если изъ насъ обоихъ, спасетесь только вы?
— Боже избави отъ этого!
— И я также молю его объ этомъ, сказала миссизъ Тирльби,— я не хотла бы умереть, потому что у меня есть обязанности, которыя я должна исполнить.
— Вы не остались свободны?
— По крайней мр не свободна отъ обязанностей.
— Вы взяли на воспитаніе ребенка?
— Онъ мой собственный.
— Вашъ?
Въ эту минуту на палубу рухнула часть трубы и разбила на тысячи кусочковъ верхнее окно въ зал. Дождь захлесталъ въ отверстіе. Еще немного — и казалось зала должна была вполн обратиться въ водяной храмъ.
— Вашъ? спросилъ мистеръ Тирльби, все сидя въ вод.
— Онъ родился черезъ пять мсяцевъ посл нашей разлуки, отвчала миссизъ Тирльби, — да проститъ мн Господь, что я умолчала о своихъ надеждахъ! Я не хотла такой цной возвратить вашу любовь.
Мистеръ Тирльби не способенъ былъ выговорить слова. Онъ длалъ всевозможныя усилія подняться изъ своей сидячей ванны, но сильная качка не позволяла ему достигнуть этого.
— Мэри! воскликнулъ онъ наконецъ,— и мы, въ первую же минуту нашего свиданія, не нашли слова полнаго примиренія! Возможно ли это!— Подождите! воскликнулъ онъ, напрягая вс свои силы, чтобы подняться,— еще минутку терпнія! я не могу не пожать вашей руки. Не правда ли: теперь, теперь ужъ вы не оттолкнете меня?
— Сидите спокойно, просила его миссизъ Тирльби, и въ голос ея слышалось безпокойство,— вы можете упасть, самая большая опасность, кажется, прошла.
Но опасность вовсе не прошла. Все предъидущее было какъ будто слабой прелюдіей къ тому, что теперь начала творить буря. Зеркала срывались со стнъ и звеня летли въ лнившуюся по зал воду, лампа погасла, доски, сорванныя съ палубы, стучали и гремли о боковыя стны, а обломки огромной реи продавили проволочную сть разбитаго ими боковаго окна залы. Казалось, вся вселенная готова была разрушиться.
Мистеръ Тирльби, кое-какъ придерживаясь за шатающійся столъ, ощупью дотащился въ потемкахъ до своей жены. Она все стояла на томъ же мст, но руки ея, ухватившіяся за желзный пилястръ, были холодны какъ ледъ, и сама она больше походила на мертвую чмъ на живую.
— Мэри, сказалъ онъ, одной рукой обнимая жену, другой хватаясь за пилястръ, — кто: двочка или мальчикъ?
— Мальчикъ, едва разслышалъ онъ въ темнот.
— У меня сынъ, мальчикъ почти десяти лтъ? И хорошенькій, не правдали-ли? Похожъ ли онъ хоть немного на меня?
— У него ваши глаза.
— Голубые? Чудесно! Но, надюсь, Мэри, что волосы ваши?
Мистеръ Тирльби молчалъ нсколько минутъ.
— И какъ мы могли такъ отвратительно встртить другъ друга! сказалъ онъ, вспомнивъ насмшки, которыми они перестрливались такъ недавно.
— Я радъ, что у него ваши волосы, прибавилъ онъ,— можно надяться, что это избавитъ его отъ несчастія скоро потерять ихъ. Но какъ назвали вы моего сына?
— Его зовутъ именемъ отца, чуть слышно прозвучало въ отвтъ.
Но желзный пилястръ подался, и страшный толчекъ отбросилъ мистера Тирльби и его полубезчувственную жену въ противоположный уголъ, они очутились среди опрокинутой мебели, нагроможденной тамъ въ безпорядочную кучу. Съ трудомъ нашелъ мистеръ Тирльби для себя и для своей жены новую точку опоры въ этомъ ужасномъ хаос.
— Можетъ быть вамъ еще возможно спастись? простонала миссизъ Тирльби.
— Нтъ, ни мн, ни вамъ.
— Черезъ палубное окно, Фрэнсисъ…
— А что же будетъ съ вами, Мэри?
— Если я и умру, то сынъ нашъ по крайней мр не останется сиротой. Онъ гоститъ въ Дублин у тети Елленъ. Запомните адресъ: Мерейонъ скверъ, миссизъ О`Грэди…
Послднія слова замерли на устахъ говорившей. Она лишилась чувствъ. Вс самые нжные распросы мистера Тирльби оставались безъ отвта.
Бдная женщина! вздыхалъ мистеръ Тирльби, и среди оглушительно ревущихъ вокругъ него стихій, мысли его унеслись въ прошедшее.— Славу Богу, что смерть дала намъ по крайней мр эту отстрочку, сказалъ онъ самъ себ, возвращаясь къ настоящей грозной опасности,— но я думаю, если ужъ такъ суждено, то въ настоящую минуту я могу умереть съ христіанской твердостью. Его зовутъ Фрэнсисомъ, опять думалъ онъ,— а вдь въ наши хорошіе дни и меня она также называла Фрэнсисомъ! Какъ бы мн хотлось еще взглянуть на мальчугана! Держу пари, что у него моя походка. Ни что такъ не наслдственно, какъ походка.
Такимъ образомъ провелъ онъ всю ночь, держа на рукахъ свою безчувственную жену — жену такую, какъ она была въ лучшіе дни,— лаская въ своей душ, волнуемой самыми противуположными чувствами, образъ никогда невиданнаго имъ мальчика. Изъ сосдней каюты доносились до него вопли и мольбы кельнерши, и минутами онъ самъ молился вмст съ ней. А буря ревла, искалченное судно трещало, скрипло и гремло, въ зал раздавался плескъ образовавшаго въ немъ озера, черезъ палубу безпрерывно перекатывались съ громовымъ шумомъ и грохотомъ чудовищныя волны. Но временамъ онъ думалъ, что разнузданныя силы природы сейчасъ же втянутъ свою жертву въ зіяющую бездну. Но судно опять, словно чудомъ, выкарабкивалась вверхъ, и онъ снова начиналъ надяться.
Наконецъ на разсвт онъ сталъ различать на палуб человческіе голоса. Ревъ и гулъ бури уже не заглушалъ ихъ больше. Потомъ, когда первыя слабыя полосы утренняго свта, робко освтили окружавшую его картину опустошенія, на лстниц послышались шаги. Вскор дверь задрожала подъ ударами топоровъ и тяжелаго лома. Когда она отскочила, въ залу ворвался, точно общипанная мокрая ворона, кельнеръ.
— Спасительный пароходъ въ виду, сэръ! воскликнулъ онъ.— Гд миссъ Сусанна? Гд кельнерша? Все благополучно теперь, сэръ. Прошу извинить меня за то, что я не былъ на своемъ мст, но надо было сильно работать помпами. Я долженъ былъ помогать тамъ. А, вотъ она! И оба служащіе духа опустошенной залы, какъ были оба мокрые, бросились въ объятія другъ друга.
Въ дверяхъ показался сдой капитанъ.— Мы перенесли самое трудное, пробормоталъ онъ, — Богъ не оставилъ насъ еще на этотъ разъ.
Мистеръ Тирльби снесъ, свою жену наверхъ. На свжемъ воздух она скоро пришла въ себя. Она принимала, что ей давали для подкрпленія ея силъ, а когда старшій рулевой уврялъ, что онъ сегодня ночью заговорилъ море, она сказала: ‘а я ни за что въ свт не хотла бы проспать эту ночь на земл!’
Спасительный пароходъ подошелъ. Не безъ опасности пересадили на него пассажировъ. Потомъ онъ взялъ своего сильно поврежденнаго товарища на буксиръ, и пошелъ вмст съ нимъ къ Кингстоунской гавани.
— Я вижу тетю Елленъ, сказала красня миссизъ Тирльби, — она пришла навстрчу намъ съ Фрэнсисомъ.
Глаза мистера Тирльби стали влажны.— Мэри, сказалъ онъ, не сводя глазъ съ махавшаго мальчика, — то, что вы назвали нашего сына моимъ именемъ, убждаетъ меня, что иногда вы вспоминали обо мн съ дружескимъ чувствомъ. Но неужели же теперь вы не забудете и не простите всего дурнаго?
Она безмолвно пожала ему руку.
— И мою послднюю злость съ чашкой?
Миссизъ Тирльби улыбнулась.
— Мама, мама! послышалось радостное привтствіе съ пристани, и черезъ нсколько минутъ, мать и сынъ держали другъ друга за руки.
— Наверху стоитъ тетя, сказалъ мальчикъ, потомъ, съ удивленіемъ взглянувъ на господина, который протянулъ ему руку, спросилъ: — а кто же это, мама?
— Твой отецъ, сказала конфузясь миссисъ Тирльби.
— Мой отецъ изъ Индіи?
— Какъ! закричала сверху тетя Елленъ, — мистеръ Тирльби? Возможно ли это? Самъ мистеръ Тирльби?!
— А отчего папа такъ долго оставался въ Индіи? спросилъ мальчикъ.
— Потомъ! уняла его миссисъ Тирльби, давая мужу руку, чтобы идти съ нимъ на берегъ.
— Съ этихъ поръ, сказалъ мистеръ Тирльби, крпко держа за руку также и мальчика, — мы будемъ жить только другъ для друга, и такимъ образомъ постараемся вознаградить себя за потерянное время.