ДЕВЯТОЕ ЮНЯ.
ДЕВЯТОЕ ЮНЯ.
ГЛАВА I.
ГЛАВА I.
ГЛАВА II.
ГЛАВА II.
Твоя навсегда Юста.’
ГЛАВА III.
ГЛАВА III.
ГЛАВА IV.
ГЛАВА IV.
Девятое июня, Английская_литература, Год: 1857
Время на прочтение: 74 минут(ы)
Наконецъ это предосадно и преобидно! Неужели такой джентльменъ, какъ я, пріхавъ лечиться въ Матлокъ Батъ, станетъ кататься въ крытомъ экипаж? Желательно знать, сколько попадетъ свжаго воздуха въ эту закупоренную клтку? Нтъ, нтъ! легкая рысь — отличная вещь для здоровья, поду на рыже-чалой лошадк, которая возила,— мало того, и излечивала — многихъ джентльменовъ блдне меня лицомъ въ тысячу разъ. Правда, она не молода, но, пожалуй, есть и трехгодовалый конь, который и въ упряжи и подъ сдломъ идетъ необыкновенно спокойно. Мстность, на нсколько миль въ окружности, какъ извстно всякому, представляетъ великолпную картину, а кто же увидитъ ее въ душной карет?
Чтобъ дать полную свободу своимъ чувствамъ, содержатель лошадей освободилъ огромныя пуговицы изъ огромныхъ петлей своего кучерскаго кафтана и расправилъ нсколько складокъ толстаго галстуха. Мн невидно было всего его лица, онъ смотрлъ, потупивъ голову, такъ, что я мелькомъ только видлъ его лобъ, и то когда онъ ладонью приглаживалъ опускавшіеся волосы, прочія черты его лица сливались съ подбородкомъ, терявшимся въ глубин распущеннаго шейнаго платка. Онъ говорилъ съ жаромъ не мн, но донышку своей шляпы, которую держалъ подл самого рта для того, мн кажется, чтобъ падало на нее каждое слово.
— Но вдь я плохой здокъ, сказалъ я, признаваясь въ моихъ недостаткахъ по этой части такъ тихо, какъ только можно.— Во всю мою жизнь я всего разъ двадцать садился на лошадь и два раза съ нее падалъ.
— Это ничего не значитъ, возразилъ онъ.— Не люблю я хвастаться, при этомъ онъ провелъ пальцемъ по донышку шляпы нсколько небольшихъ кружковъ: — но ужь если кто уметъ учить джентльменовъ верховой зд, такъ это я. Оставивъ военную службу (я служилъ въ гусарахъ), я поступилъ берейторомъ въ Брайтонскій манежь, и находился въ немъ, пока не завелъ своего хозяйства.
Взглянувъ на меня, и бгло, но внимательно, осмотрвъ мою фигуру, онъ прибавилъ:
— Помилуйте, сэръ! да вы какъ будто нарочно созданы, чтобъ здить верхомъ! Удивляюсь, право, удивляюсь, почему вы до сихъ поръ не сроднились съ сдломъ. Впрочемъ, привыкать, къ хорошему никогда не поздно.
— Послушайте, сэръ, сказалъ онъ, въ отвтъ на мое замчаніе объ опасности попытки: — я сяду на гндую лошадку, которую постоянно отдаю дамамъ: он на ней преспокойно разъзжаютъ въ фаэтон, и поду вмст съ вами, а вы возьмете старую кобылу, и если вы не додете до мста спокойне, чмъ въ батскомъ портшез, то не будь я Томъ Гокль.
— Могу ли я положиться на ваше слово, что она не станетъ шалить?
Обиженный моимъ минутнымъ подозрніемъ, будто бы у него было желаніе, чтобъ я сломалъ себ шею, мистеръ Гокль отвчалъ:
— Помилуйте, сэръ! да вы можете хать на ней съ шелковинкой вмсто поводьевъ.
Втеченіе этого разговора, происходившаго въ лицевой комнат моей квартиры, на площади Музеума, я полагалъ, что содержатель лошадей былъ объемистый и пожилыхъ лтъ мужчина, не замчая того, что кучерской кафтанъ былъ слишкомъ великъ для него и что голенищи его сапоговъ не плотно обхватывали ноги. Поэтому, когда я подошелъ къ конюшнямъ и увидлъ стройнаго среднихъ лтъ мужчину, въ довольно щегольскомъ короткополомъ сюртук, когда я увидлъ его надвавшимъ замшевыя перчатки, съ хлыстикомъ подъ мышкой, въ туго натянутыхъ сапогахъ, въ шляп, наклоненной на одну сторону, и съ франтовски причесанными висками,— я не врилъ глазамъ своимъ и приписалъ все это моимъ трусливымъ опасеніямъ, особливо же, когда увидлъ, что кобыла и маленькая лошадка были осдланы и занузданы, и когда услышалъ его приказаніе конюху: прибавить цпочку къ мундштуку старой Руфы, на случай, чтобъ не вздумала шалить съ джентльменомъ. Зажмуривъ, однако, глаза, я сдлалъ отчаянное усиліе, и не обращая ни малйшаго вниманія на улыбку мистера Гокля и его конюха, слъ на лошадь. Чувства мои наконецъ успокоились, и я замтилъ, что содержатель лошадей остался прежнимъ человкомъ, хотя совершенно измнившись въ наружности чрезъ перемну одежды.
Въ то время, когда мы прозжали, другъ подл друга — онъ на маленькой лошадк, а я на высокой кобыл,— мимо Гэй-Тора, черезъ мостъ Матлокъ и кругомъ Чорчь-Роксъ, мистеръ Гокль перемшивалъ свои наставленія въ верховой зд съ описаніями мстности. По его словамъ, онъ очень любилъ это мсто, потому что родился въ Крукстонскихъ Ивахъ, и, оставивъ домъ еще юношей, только недавно воротился на родину. Отсутствіе заставило его полюбить эти мста еще боле.
— А вотъ и Крукстонъ-голль! сказалъ онъ, указывая хлыстикомъ.— Сидите, сэръ, пряме!
— Вы показываете, вроятно, вонъ на то, не привлекательное, даже безобразное кирпичное зданіе, съ тяжелыми украшеніями изъ гранита? спросилъ я, увидвъ четыреугольный, суровый домъ, совершенно неумстно возвышавшійся среди открытаго и богатаго пейзажа.
— Именно такъ, было отвтомъ: — не могу сказать многаго про это зданіе, но оно стоитъ…. опустите, сэръ, ваши каблуки!… оно стоитъ на прекраснйшемъ мст изъ всей окрестности. Мы сейчасъ подемъ по земл владтеля этого дома. Изъ окна гостиной вы можете видть прямехонько чрезъ цвточный садъ этотъ самый оврагъ, но которому мы демъ. Прибавьте рыси, сэръ,— не вдругъ…. постепенно, не задергивайте.. этого не надо…. а то, пожалуй, она встанетъ на дыбы.
Мы взъхали на возвышенное мсто подл Крукстонъ-голла, и остановились посмотрть между деревьями, чрезъ кустарника и верескъ, на узкій оврагъ, лежавшій между Крукстонскимъ садомъ и Дервентомъ. Поверхность оврага покрывалась яркою зеленью, на которой по ту и другую сторону высились стройныя и величавыя сосны, съ густыми и вчно зелеными втвями.
— Видите ли вы дубъ по ту сторону оврага, между березами?
Посл нкотораго затрудненія я наконецъ отъискалъ его.
— Будучи мальчикомъ, продолжалъ мистеръ Гокль: — я очень часто взлзалъ на это дерево.
— За птичьими гнздами?
— О, нтъ! такъ, для развлеченія. Съ этого дуба я подслушалъ такія вещи, которыхъ не забуду во всю мою жизнь — Согните немного колни, сэръ!
Мы снова похали легкой рысью.
— Вроятно, вы подслушали семейныя тайны, сказалъ я, стараясь отвлечь вниманіе мистера Гокля отъ неуклюжей фигуры, которую представлялъ я своею особой.
— Вроятно вы отгадали. Извольте видть, съ самого начала я былъ въ Крукстонъ-голл конюхомъ, впослдствіи мистеръ Джорджъ Дорнли сдлалъ меня своимъ грумомъ. Это было еще при жизни стараго сквайра. О! теперь совсмъ не то, что было прежде. Тогда не занимались здсь разчисткою каменистыхъ полей, не продавали снятаго молока, капусты и плодовъ… Укоротите, сэръ, правый поводъ! Вы совсмъ почти вытянули трензель съ лвой стороны!… Не было тогда такого множества нищихъ, черезъ паркъ не было проложено тропинокъ, стойла въ конюшняхъ вс до одного были заняты, въ замк каждый день бывали празднества… Вы не научитесь, сэрь, здить верхомъ, если станете поднимать каблуки!
— Врно ныншній владтель неочень роскошенъ? сказалъ я.
— Роскошенъ? и мистеръ Гокль бросилъ на меня быстрый и свирпый взглядъ, какъ будто я былъ тотъ самый скряга, о которомъ въ эту минуту онъ думалъ.— Роскошенъ? ну, ужь извините. Это, я вамъ скажу, такая неприступная, зубастая паршивая собака, что нельзя и представить себ,— во всхъ стойлахъ у него всего одна только лошадь, и то какое-то отвратительное животное,— сухопаре гончей собаки.
— А что же, на счетъ дуба-то?
Въ это время мы въхали въ густую тнь широкой и длинной аллеи.
— Извольте, я разскажу.
Лицо мистера Гокля приняло серьзное выраженіе.
— Тому назадъ уже много лтъ. Въ то время край нашъ испытывалъ множество бдствій. Овесъ былъ по шестидесяти шиллинговъ квартеръ: работы было мало, а рукъ очень много, поэтому мятежи и разбои были безпрерывны. Помщики постоянно находились въ страх, что ихъ живьемъ сожгутъ въ постели.— Сидите тверже, сэръ!… Несмотря на то, добрый нашъ, веселый старый сквайръ продолжалъ жить по прежнему. Хотя простой народъ и ворчалъ на расточительность богатыхъ людей, вовсе не думая, какъ хорошо это для торговли, но сквайръ не отказывалъ себ ни въ чемъ: задавалъ завтраки, обды и балы, а когда второй его сынъ (у него ихъ было два: Джорджъ и Кальдеръ) задумалъ жениться, то праздниковъ такихъ никогда не бывало. Говорятъ, одна свадьба стоила старику больше тысячи фунтовъ стерлинговъ. На нее были вс приглашены, и знатные люди, и простые, и богатые, и бдные, чтобъ доставить удобства лошадямъ постителей, вся лощина по скату оврага была заставлена балаганами, надъ всмъ лугомъ передъ замкомъ была растянута огромная палатка, потому что свадебный пиръ долженъ былъ кончиться баломъ, изъ Лондона выписаны были повара и фейерверкеры, рабочіе изъ всего прихода получили подарки, имъ, ихъ женамъ и дтямъ давали столько говядины и пива, сколько могли они състь и выпить. Еслибъ въ это время, наткнулись на пиръ сами разбойники, то старый сквайръ нашелъ бы и для нихъ вдоволь и питья и кушанья. Не безпокойтесь, пожалуйста, держитесь пряме.
— Однакожь, вы долго взлзаете на дубъ, замтилъ я, для разнообразія.
— Подождите, сэръ, все въ свое время. Надо вамъ сказать, невста была въ тоже время и богатой наслдницей. Съ ней и съ моимъ господиномъ приключилась странная исторія. Старый сквайръ хотлъ непремнно, чтобъ женился на ней мистеръ Джорджъ, который былъ наслдникомъ Крукстона. Между тмъ, мистеръ Джорджъ только поигралъ ея сердцемъ, и, въ этомъ отношеніи, признаюсь, я не могу похвалить его, впрочемъ, онъ былъ мой господинъ, и лучше такого господина, мн кажется, не найти въ цломъ свт. Взглянули бы вы на его посадку! загляднье, да и только!
При этихъ словахъ, сказанныхъ особенно выразительно, мистеръ Гокль бросилъ на меня косвенный взглядъ, въ которомъ, какъ мн показалось, проглядывало презрніе къ моей посадк.
— Хорошо, продолжалъ онъ: — дло было ршеное, хотя я никакъ не думалъ, что оно будетъ приведено къ какому нибудь концу, потому что отправляясь въ аббатство Стонардъ (оно находится позади насъ, всего въ двухъ миляхъ), мы обыкновенно хали самымъ тихимъ шагомъ, и когда прізжали туда, мистеръ Джорджъ не долго давалъ мн проводить лошадей: онъ выходилъ очень скоро, съ улыбкой садился въ сдло, радуясь окончанію визита и возвращался домой полнымъ галопомъ. Я увренъ, что въ аббатств его принимали не совсмъ-то радушно, увренъ потому, что никто, даже и миссъ Стонардъ не выходила къ дверямъ пожелать счастливаго пути, когда онъ садился на лошадь. Иногда мы встрчали мистера Кальдера, хавшаго на темно-сромъ жеребц туда, откуда мы въхали. Эти встрчи обыкновенно случались въ то время, когда мы возвращались домой по опушк болота, мимо деревни, длая мили дв крюку. Въ эти разы мн всегда приходилось ждать моего господина довольно долго, потому что мистеръ Джорджъ никогда не прозжалъ мимо мистриссъ Левэйнъ, не поговоривъ съ ней и съ ея дочерью… Подтяните поводья, сэръ, не распускайте ихъ, пожалуйста!… Мистриссъ Левэйнъ была вдова крукстонскаго священника и жила въ коттедж на углу сельскаго кладбища: такъ угловымъ коттеджемъ мы и называли ея домъ.
— Врно миссъ Стонардъ была хорошенькая? спросилъ я.
— Да, недурна, отвчалъ мистеръ Гокль.— Она была прекрасно сложена, это показывали ея коротенькія платьица, съ открытой грудью, имла довольно высокій ростъ и носила въ кружокъ остриженные волосы, въ ту пору, надо вамъ сказать, было въ мод обрзывать и гривы и хвосты. Черты лица ея были пріятны, ко всему этому прибавьте черные глаза, близну лица, прямой носъ, широкія ноздри, полныя щоки, и вы будете имть о ней понятіе. Но мн не нравилось ея выраженіе. Ея глаза были слишкомъ свтлы и холодны. Ея взглядъ какъ будто прокалывалъ насквозь и приводилъ въ невольный трепетъ — Вотъ такъ! хорошо! только крпче держите поводья. Между мистеромъ Джорджемъ и его отцомъ никогда не было добраго согласія. Старый сквайръ считался заклятымъ тори, а сынъ его былъ ревностнымъ защитникомъ народныхъ правъ, носилъ блую шляпу, какъ это принято у радикаловъ, и говорилъ спичи на митингахъ, подъ открытымъ небомъ, при свт факеловъ. Все это братъ мистера Джорджа, отецъ его и сэръ Бэйль Стонардъ называли измною и уголовнымъ преступленіемъ. Но за то, если бы вы знали, какъ любили его бдные!… Прекрасно, однажды, на большомъ митинг въ Вальсэнд, онъ съ жаромъ говорилъ рчь о неблаговидныхъ дйствіяхъ правительства и нападалъ на дворянство, называвшее простой народъ толпою свиней, такъ что, когда онъ воротился въ Крукстонъ-голль, между нимъ и отцомъ произошелъ страшно крупный разговоръ. Отъ политики они перешли къ предстоявшему брачному союзу, наконецъ, мистеръ Джорджъ, въ порыв гнва, объявилъ старому джентльмену, что если ужь надо жениться, то онъ женится на двушк, которая ему нравится, и что жениться на миссъ Стонардъ онъ вовсе не намренъ. Старикъ-отецъ выбжалъ изъ комнаты въ ужасномъ бшенств, слъ на коня, и вихремъ помчался въ аббатство… Пошевелите поводьями, сэръ, разбудите ее, она начинаетъ дремать Что же касается до мистера Джорджа, то онъ отправился въ Лондонъ къ парламентскимъ занятіямъ, само собою разумется, взявъ съ собою и меня.
— Однако, мы все еще далеко отъ дуба.
— Не такъ далеко, какъ вы думаете, продолжалъ мистеръ Гокль. Къ изумленію стараго сквайра, всть объ отказ отъ брака была принята въ аббатств Стонардъ весьма хладнокровно, И посл нкотораго времени было ршено, что отецъ лишитъ Джорджа наслдства, и что молодая лэди, ничего не теряя, по ихъ выраженію, выйдетъ за мужъ за другаго брата. Послднее распоряженіе было прекрасно: ихъ скрытные, но ршительные характеры, какъ нельзя боле соотвтствовали одинъ другому, мистеръ Джорджъ при его прямомъ, откровенномъ и благородномъ характер, никогда бы не былъ счастливъ, женившись на миссъ Стонардъ. Какъ бы то ни было, передъ самой свадьбой, и какъ разъ передъ тмъ, когда мистеръ Джорджъ собрался хать за границу,— состоялось примиреніе, и онъ прибылъ домой вмст со мною. Начались удивительныя приготовленія. Дв ночи сряду мы не смыкали глазъ. Наканун свадьбы, я помогалъ ставить послднюю палатку для временнаго стойла, какъ вдругъ одинъ изъ нашихъ попросилъ меня залзть на дубъ, который я показалъ вамъ, и привязать тамъ веревку, которая должна была поддерживать середній шестъ той палатки. Мн слдовало дожидаться тамъ, пока укрпятъ веревку, но я до такой степени измучился, что совсмъ обезсиллъ. Однакожь, съ помощію садовой скамьи, я вскарабкался, преспокойно услся на толстый нижній сукъ, прислонясь спиной къ стволу дуба, и, поврите ли, съ веревкой въ рук, заснулъ въ одну минуту. Не знаю, право, хотли ли надо мной подшутить, или, можетъ статься, обо мн забыли, но только когда я проснулся, луна сіяла во всемъ своемъ блеск.— Я услышалъ, что внизу, подо мной, разговариваютъ двое людей: въ одномъ изъ двухъ голосовъ, я узналъ голосъ моего господина. И дйствительно, онъ сидлъ на скамь, стоявшей подъ дубомъ, въ одной рук онъ держалъ блую пухленькую ручку, другая такая же маленькая и необыкновенно прекрасная ручка, обнявъ его шею, лежала у него на плеч. Я припоминаю каждое слово ихъ разговора, какъ будто только за минуту слышалъ его.
— Вроятно, вы имли причину не забывать его, замтилъ я.
— А вотъ увидите. Маленькая ручка трепетала въ рук моего господина, а другая ручка все крпче и крпче обнимала его. Луна сіяла такъ ярко, что свтъ ея не уступалъ дневному свту. Я видлъ, какъ слезы падали на плечо мистера Джорджа. Онъ спрашивалъ: неужели она въ самомъ дл боится и печалится…. и онъ прошепталъ что-то на ухо, но она отвернулась, и не удерживая слезъ, отвчала: нтъ, и потомъ говорила, что она безъ малйшаго ропота будетъ переносить и позоръ и молву и даже преслдованіе, чувствуя въ глубин души своей, что оба они не знали за собой вины, за которую бы должны отвчать. Нтъ, не того она страшилась и не о томъ сокрушалась. Она страшилась за него, и при этомъ печально посмотрла въ лицо мистера Джорджа. Онъ старался разсять ея опасенія, и уврялъ, что къ дню его рожденія, къ девятому іюня, когда вернется изъ Италіи, все будетъ устроено и все будетъ прекрасно. Минуты дв спустя, она сказала, что Богъ знаетъ, что еще можетъ случиться до того дня. Она знала, что за женщина его бывшая невста: знала, что эта невста непремнно сдлаетъ ей что нибудь дурное, и никогда не позабудетъ его отказа жениться на ней. ‘Узнавъ, кто ея соперница,— и миленькое созданіе затрепетало еще боле — поврь мн, она не оставитъ насъ въ поко, пока не погубитъ обоихъ.’ Мистеръ Джорджъ сказалъ, что, по его мннію, больше всего нужно опасаться брата, особенно когда онъ, а съ нимъ вмст и весь свтъ, узнаетъ…. тутъ онъ снова прошепталъ ей что-то на ухо, она снова потупила головку, но на этотъ разъ уже не плакала. Мистеръ Джорджъ поцаловалъ ее, ласкаясь къ нему, она умоляла его не ходить больше на опасные политическіе митинги. Она гордилась его популярностью, и любила отъ всей души за его благородную защиту бднаго класса людей. Ея мать неоднократно говорила ей, будто бы мистеръ Кальдеръ, при своемъ черствомъ, каменномъ сердц, старается убдить стараго сквайра, что брату его не миновать вислицы, и что онъ уже и теперь отверженъ отъ общества.
‘Я сидлъ на дерев такъ долго, что прозябь до костей, и хотлъ перемнить свое положеніе. Забывъ совсмъ, что при мн была веревка, я выпустилъ ее изъ рукъ. Она упала прямехонько на шляпу мистера Джорджа. Испуганные, они соскочили со скамейки, мистеръ Джорджъ обнялъ станъ молоденькой лэди, чтобъ защитить ее и успокоить. Само собою разумется, я спустился съ дерева.
‘— Бездльникъ! ты насъ подслушиваешь! сказалъ онъ.
‘Я признался.
‘— Кто тебя назначилъ быть моимъ лазутчикомъ? вскричалъ онъ.— И ты ршился на это? ты, который шь мой хлбъ? Кто теб веллъ поступить такимъ образомъ?
‘Мистеръ Джорджъ былъ очень вспыльчивъ.
‘Я сказалъ, что меня никто не заставлялъ, и объяснилъ, какъ это случилось. Я признался, что но невол слышалъ ихъ разговоръ, но такъ какъ онъ былъ добрымъ для меня господиномъ, то я торжественно далъ клятву, изъ всего ихъ разговора не сказать ни слова ни одной живой душ. Я высказалъ то, что было на моей душ. Но все это время молоденькая лэди смотрла на меня, приняла участіе во мн и тихимъ, нжнымъ голосомъ сказала: ‘Я думаю, милый Джорджъ, ты можешь положиться на него’, съ этимъ вмст она оставила легкія усилія освободиться изъ объятій мистера Джорджа, какъ будто уже вовсе не боялась моего присутствія въ ихъ тайномъ свиданіи. Никогда не забуду ее — никогда!
Тутъ отставной грумъ и гусаръ впалъ въ глубокую задумчивость, и втеченіе нсколькихъ минуть оставался безмолвнымъ, слегка понукая лошадку, чтобъ держаться наровн со мною. Углубленный въ размышленія, по поводу грустнаго воспоминанія о своей прежней жизни, онъ, въ послдніе полчаса, позволилъ мн надлать множество отступленій отъ правилъ верховой зды, наконецъ, какое-то страшное движеніе моихъ колней и каблуковъ вывело его изъ задумчивости. Кротко упрекнувъ меня, онъ предложилъ пуститься въ полный галопъ.
— Укоротите лвый поводъ, и троньте ее лвымъ каблукомъ! сказалъ онъ.— Вотъ такъ! она пойдетъ отлично, вы будете сидть, какъ въ колыбели.
Въ это время, прохавъ по опушк болота, мимо Крукстонскихъ Ивъ, и сдлавъ прогулку миль въ десять, мы поворотили нашихъ коней въ обратный путь. Здсь я попросилъ моего обязательнаго проводника показать коттеджъ, у котораго мистеръ Джорджъ заставлялъ его такъ долго ждать себя посл поздокъ своихъ въ аббатство Стонардъ.
— Вы, правы, сэръ! замтилъ онъ, лукаво посмотрвъ на меня изъ-подъ полей своей шляпы: — молоденькая лэди подъ дубомъ была никто иная, какъ миссъ Левэйнъ. Вотъ и Угловой Коттеджъ.
Онъ указалъ мн на покрытый плющемъ, сверху до низу, коттеджъ, при соединеніи трехъ дорогъ. Большая дорога изъ Матлока и Воттингэма подходила прямо къ нему и потомъ раздлялась подл его треугольнаго садика, направляясь вправо къ аббатству Стонардъ по опушк болота. Красивенькіе ворота, съ небольшимъ навсомъ, проводили къ церкви, черезъ кладбище, отдленное отъ коттеджа лвой втвью воттингэмской дороги.
— Однако вы ничего не сказали мн о свадьб мистера Кальдера, замтилъ я, когда мы поднимались по Крукстонской сторон горы Линней.
— Пожалуйста, не выпрямляйте своихъ ногъ, сказалъ онъ, вмсто отвта: — опустите каблуки, и держите стремена подъ суставами пальцевъ.
— Но, насчетъ свадьбы-то?
— Свадьба была, какой еще не видывали въ этомъ округ: на нее собралось восемьдесятъ джентльменовъ и лэди на верховыхъ лошадяхъ, кром экипажей. Балъ и фейерверки были удивительны. Что касается до ужина…. Сидите крпче, сэръ!
Надо приписать чуду, что я не свернулся съ сдла. Передъ самымъ носомъ старой Руфы, изъ отверстія въ изгород, совершенно неожиданно выскочилъ какой-то мужчина верхомъ на лошади, и испуганная Руфа, безъ малйшаго предупрежденія, бросилась въ сторону черезъ дорогу. Нежданный всадникъ сдлалъ нсколько шаговъ въ гору, потомъ повернулъ, и самымъ тихимъ шагомъ похалъ назадъ. Его конь былъ тощій, но рослый и сильный. Всадникъ сидлъ на немъ какъ вкопанный. Его шляпа, сильно налощенная и съ узкими полями, его панталоны, подхваченныя снизу тоненькими штрипками, его однобортный коричневый сюртукъ, застегнутый на груди на дв пуговки, небрежно, но со вкусомъ повязанный шейный платокъ, придавали всей его фигур стройный и юношескій видь. Но, когда онъ приблизился, я замтилъ, по крупнымъ морщинамъ на его лиц, что онъ былъ далеко старе средняго возраста. При прозд мимо Гокля, на суровомъ, загорломъ лиц незнакомца показалось что-то въ род улыбки, между тмъ, какъ взоръ его былъ холоденъ и неподвиженъ.
— Это врно вашъ другъ? спросилъ я, когда незнакомецъ удалился на значительное разстояніе. езуитъ, я думаю, или барышникъ?
Не смю повторить здсь словъ, которыми начался отвтъ моего проводника-наставника.
— Вы хотите знать, кто этотъ человкъ? Это такой мерзавецъ, такой негодяй, который столько же иметъ права существовать на свт, какъ и тотъ человкъ, котораго на прошлой недл повсили за убійство. Это сквайръ Крукстонъ: такъ, по крайней мр, онъ называетъ себя.
Лицо Гокля, постоянно носившее оттнокъ улыбки и почтительнаго выраженія, вдругъ измнилось. Онъ началъ размахивать хлыстикомъ надъ головой своей лошадки такъ быстро, какъ будто въ рукахъ его была сабля и онъ врубился въ непріятельскій отрядъ.
— Подемте скоре, сказалъ онъ, надвинувъ шляпу на самыя брови. Я не хочу и думать объ этомъ разбойник!
Молча мы въхали на дворъ мистера Гокля. Съ той минуты, когда онъ произнесъ послднія слова, никакія просьбы, никакія убжденія не могли вынудить отъ него ни одного слова къ продолженію разсказа.
— Нтъ, нтъ, сказалъ онъ наконецъ, въ какомъ-то раздумьи: — я ужь и то высказалъ чужую тайну и даже слишкомъ много. Тмъ боле, продолжалъ онъ, слзая съ лошади и угрюмо посмотрвъ мн въ лицо: — тмъ боле, что мы не знаемъ другъ друга.
— Надюсь, мистеръ Гокль, познакомиться съ вами покороче. Вы, вроятно, навстите меня.
Сказавъ это, я побрелъ домой, едва передвигая ноги, и въ какомъ-то непріятно-болзненномъ изнеможеніи.
Джентльмены, пользующіеся хорошимъ здоровьемъ, но, подобно мн, непривыкшіе къ сдлу, легко поймутъ, почему на другой день посл моей поздки, я не былъ способенъ заняться ни какимъ дломъ. Около полудня, скука моего заточенія была облегчена мистеромъ Гоклемъ, который пришелъ, чтобы дать мн гомеопатическій совтъ къ излеченію моего недуга вмст съ причиной его, повтореніемъ вчерашней прогулки. Я отказался ршительно.
— Дло въ томъ, сэръ, отрывисто сказалъ онъ и безъ всякихъ возраженій, подходя къ соф, на которой я лежалъ:— когда дла его приняли самый дурной оборотъ….
— Чьи дла?
— Моего господина, мистера Джорджа Дорили, отвчалъ онъ.
— О! вы доставите мн величайшее удовольствіе окончаніемъ вашего разсказа, прервалъ я.
— Да, я хочу кончить его, продолжалъ онъ откровенно. Есть люди, которые привлекаютъ къ себ съ перваго взгляда, а есть и такіе, отъ первой встрчи съ которыми, такъ и хочется бжать. Вы напомнили мн многое о мистер Джордж, и меня какъ будто силой влекло сюда, чтобъ разсказать вамъ о немъ все.
— Садитесь, пожалуйста, сказалъ я.
Даровитый наздникъ слъ (о! какъ я ему завидовалъ!) Онъ слъ на край стула, раздвинулъ ноги, и облокотился одной рукой на пачку бумагъ, завязанныхъ въ носовой платокъ и положенныхъ на колно.
— Когда дла его приняли самый дурной оборотъ, прибавилъ онъ: — мистеръ Джорджъ отдалъ мн вотъ эти бумаги. Он лучше моего разскажутъ вамъ другую половину его исторіи.
Мистеръ Гокль вручилъ мн пачку, и взявъ торжественную клятву, что я ихъ возвращу, удалился.
Я никогда не воровалъ, никогда не стрлялъ дичи въ чужихъ имніяхъ, но, мн кажется, совсть моя, когда я развернулъ первое письмо, познакомила меня съ ощущеніями похитителя чужой собственности. Однакожь, любопытство и добровольный вызовъ мистера Гокля взяли верхъ надъ этими ощущеніями, и я смло углубился въ сокровенные тайники семейныхъ длъ, знать которыя я не имлъ ни малйшаго права.
Весьма естественно, съ самого начала мое вниманіе остановилось на пакет съ письмами, писанными женской рукою. Они окаймлены были траурной полоской, вс носили на себ адресъ на имя мистеръ Джорджа, эсквайра, и вс, за исключеніемъ двухъ, покрыты были штемпелями иностранныхъ почтъ. Я оставилъ просматривать какую-то газету, изданную въ ноябр 1817 года, оставилъ полученныя письма на мое имя — нкоторыя изъ нихъ были написаны крючковатымъ почеркомъ адвоката — и весь углубился въ чтеніе писемъ молоденькой лэди. Разобравъ ихъ по числамъ, я увидлъ, что первое было написано спустя около мсяца посл свиданія, описаннаго Гоклемъ во время нашей прогулки. Оно, повидимому, застало молодаго Дорнли во Флоренціи, и, въ выраженіяхъ глубокой горести, извщало о неожиданной кончин матери миссъ Левэйнъ. Между этимъ письмомъ и другими прошелъ долгій промежутокъ времени, вс они были адресованы въ различныя мста по дорог изъ Флоренціи въ Англію, послднее письмо отправлено было въ Ноттингэмъ, въ гостинницу Ройяль Джорджъ. Второе письмо было слдующаго содержанія:
‘Печаль посл горестной утраты начинаетъ проходить, я считаю своею обязанностію передъ тобою, неоцненный мой Джорджъ, преодолвать свою горесть. Я забываю прошедшее и смотрю въ одно только будущее. Еще одинъ мсяцъ, и тогда какая перемна! Мн кажется, я не въ состояніи буду перенесть счастіе, которое меня ожидаетъ! Вся жизнь моя, повидимому, истекаетъ, капля по капл, въ потокъ времени, который такъ быстро приближается къ девятому іюня. Да, ты не долженъ выговаривать мн, какъ выговаривалъ въ прошедшемъ письм, за мое нетерпніе, не долженъ упрекать меня въ томъ, что я не употребляю всхъ моихъ усилій управлять моими чувствами, и теперь такъ спокойна, какъ миссъ Пильсъ, наша почтмейстерша квакерка. Но я должна описать теб мое лекарство. Докторъ Боль сказалъ на прошлой недли, что вс мои умственныя способности заняты одной и той же идеей. Онъ посовтовалъ мн немедленное путешествіе и перемну.
‘Неоцненный мой Джорджъ! я путешествую вмст съ тобою здсь, дома. Я слжу за твоимъ путешествіемъ по дневнику бднаго моего папа, веденному имъ во время обратнаго путешествія изъ Флоренціи, когда онъ былъ наставникомъ твоего, равно какъ и его, задушевнаго друга лорда Вордли. Съ наступленіемъ дня я мысленно сажусь въ карету, и перезжаю въ нсколько часовъ изъ одного мста въ другое, любуюсь виноградниками, дворцами, поселянами, пасторами, сельскими часовнями, горами, озерами, долинами и деревнями, и все это вмст съ тобой, вмст съ тобой останавливаюсь для перемны лошадей, обдаю, и снова пускаюсь лъ дорогу. Сегодня вторникъ, четверть пятаго по-полудни, и я възжаю вмст съ тобою въ Ниццу. Я знаю, что это такъ въ самомъ дл, потому что вмст съ тобой я въхала въ Геную,— вчера тому было дв недли, въ тотъ самый часъ, въ который ты остановился тамъ, какъ это видно изъ твоего письма, полученнаго мною вчера. Я буду путешествовать съ тобою, милый Джорджъ, день и ночь, пока не услышу, что ты спшишь къ девятому іюня, и уже спускаешься съ горы Линней, которая такъ мило красуется передъ моимъ окномъ.’
Письмо, писанное три дня спустя, было такое:
‘Мистриссъ Кальдеръ почти постоянно живетъ теперь въ Крукстонъ-голл, и меня чрезвычайно безпокоятъ учащенныя ея посщенія. Я вижу въ этихъ посщеніяхъ олицетворенное преслдованіе. Они намрены послать твоего отца въ Батъ, для перемны воздуха, но докторъ Боль говоритъ, что они хотятъ это сдлать для того только, чтобъ удалить его до твоего прізда. Каждый разъ, когда въ немъ проявляется способность говорить, онъ спрашиваетъ о теб, и я знаю, что когда ты воротишься, онъ приметъ тебя въ распростертыя объятія, если только они допустятъ это. Симптомы апоплексическаго удара миновали, но онъ все еще безнадеженъ. Тайна наша, повидимому, никому не извстна, но я страшусь пытливыхъ взоровъ мистриссъ Кальдеръ и ея разсчитанныхъ посщеній. Гд ты теперь, милый другъ мой? Неужели все еще въ Ницц?
‘Вотъ и нашъ врный союзникъ, Томъ, съ своей телжкой, поэтому я должна кончить. Отдаю теб всю мою душу.
Число слдующаго письма было недлею позже.
‘Мистриссъ Кальдеръ постоянно говоритъ, что бдный мистеръ Дорнли, до паралича, безпрестанно стовалъ, что все вліяніе и преимущества Крукстонскаго наслдства должны, съ его смертью, перейти къ радикалу, который будетъ пользоваться ими, по ихъ словамъ, для неблаговидныхъ цлей. Докторъ Боль говоритъ совсмъ другое. Добрый старикъ иногда хватаетъ доктора за руку, жметъ ее и силится сказать: ‘Джорджъ!’ — какъ будто онъ съ нетерпніемъ хочетъ увидть тебя. Еслибъ ты только могъ увидться съ нимъ, то, я уврена, онъ благословитъ нашъ бракъ.
‘Я начинаю бояться, что у мистриссъ Кальдеръ есть нкоторыя подозрнія. Выражая сожалніе, касательно моего скучнаго и жалкаго существованія, она бездушно говоритъ, что мама моя счастлива, оставивъ этотъ свтъ, и показывая видъ, что никакая клевета, которую сама же взводитъ на тебя, не можетъ касаться меня, чувствуетъ въ тоже время, что она подвергаетъ меня пытк. Однажды она сказала мн, что величайшимъ утшеніемъ для твоего отца, передъ его болзнью, служило то обстоятельство, что ты не женатъ, мысль, что имніе его должно перейти въ наслдство твоимъ дтямъ, убила бы его. Благодарю Небо, что я имла твердость перенести все это, и что не измнила себ ни при одномъ душевномъ движеніи во время ея посщеній, за то, когда она уходила, со мной длались такіе сильные истерическіе припадки, что необходимо было посылать за докторомъ Болемъ. Говоря о мистер и мистриссъ Кальдеръ, докторъ Боль постоянно принимаетъ серьзное выраженіе въ лиц, однажды онъ даже намекнулъ, что они ни чмъ не подорожатъ, чтобъ устранить тебя. Гордость мистриссъ Кальдеръ непреклонна, и, какъ жена второго сына, она показываетъ видъ, что страдаетъ подъ бременемъ какого-то неизгладимаго позора. О, еслибъ только она знала, до какой степени я, въ моемъ совершенномъ одиночеств, нуждаюсь въ сестринской любви, съ какою горячностью я прижала бы, даже ее, къ груди моей, и какъ благословляла бы свою судьбу, во время твоего отсутствія, еслибъ имла хоть одну подругу, которая бы сочувствовала мн!
‘А между тмъ, неоцненный мой Джорджъ, я продолжаю считать часы и минуты небольшаго промежутка, отдляющаго насъ отъ девятаго іюня. Ты и я весело продолжаемъ наше путешествіе, и теперь вызжаемъ изъ Дижона. Я вижу, какъ твое милое лицо выглядываетъ изъ окна дорожной кареты, и слышу, какъ твой звучный голосъ приказываетъ почтальону поспшить. Осталось еще три недли! О, еслибъ эти три недли обратились только въ одну недлю, въ одинъ день, въ одну минуту!’
Спустя нсколько дней:
‘Сейчасъ только говорили, что твой визитъ къ лорду Вордли, во Флоренціи, длаетъ твой выборъ въ Шатберійскомъ округ несомнннымъ. Они еще будутъ говорить о теб, но я всячески стараюсь отклонить отъ себя разговоръ подобнаго рода. Вчера я сказала мистеру Кальдеру (который прізжаетъ теперь чаще, чмъ когда нибудь, и иногда вмст съ женой), что по газетамъ въ округ все спокойно. ‘Это вздоръ! воскликнулъ онъ: нельзя ожидать спокойствія, пока округомъ будутъ ворочать такіе злоумышленники, какъ Джорджъ Дорнли!’ — и еще что-то въ этомъ род, говорилъ также, что государство совершенно погибнетъ, если такіе люди, какъ ты, будутъ получать въ наслдство богатыя имнія и, вмст съ тмъ, сильное вліяніе. Онъ говорилъ это безъ гнва, но сухо, сквозь зубы, какъ будто пережевывалъ каждое слово, его рука, въ тоже время, крпко сжимала колно. Мистриссъ Кальдеръ съ каждымъ днемъ становится враждебне. Она говорила о предосудительности тайныхъ браковъ, и доказывала ‘что не слдуетъ считать ихъ законными,’, — говорила, что дти твои, сравнительно съ ея дтями, будутъ нищими, измряла меня съ головы до ногъ злобнымъ взглядомъ, приводившимъ меня въ трепетъ. Я почти была убждена, что ей все извстно, и эта мысль разрывала на части мое бдное сердце. Хотя я постоянно сижу въ большомъ кресл, спиной къ свту, и никогда не оставляю подушки съ коклюшами, но у нея такой пронзительный взглядъ, что, мн кажется, она видитъ и въ потемкахъ. Онъ и она говорили о болзни твоего отца, не столько сожаля о его болзни, сколько о томъ, что, въ этомъ жалкомъ положеніи, онъ не можетъ сдлать распоряженій относительно назначенія наслдника.
‘Наперекоръ всему этому, сидя за рукодльемъ (я наплела кружевъ, покрайней мр, на полдюжины маленькихъ чепчиковъ и на самую большую рубашечку!), я продолжаю мое путешествіе. Я слышу звонъ почтовыхъ колокольчиковъ, слышу хлопанье бича, отъ времени до времени чувствую дорожные толчки, кто-то сердится на почтовыхъ станціяхъ, и прибгаетъ къ ужасно сильнымъ выраженіямъ. Теперь мы вызжаемъ изъ Парижа: не правда-ли, милый мой, неоцненный Джорджъ?’
Вотъ это письмо отправлено недлей позже:
‘Вчера отправили въ Батъ бднаго, добраго мистера Дорили, и хотя я не видала его съ тхъ поръ, какъ ты оставилъ меня, но чувствую свое одиночество сильне прежняго. Если правда не огорчитъ тебя, мой милый мужъ, то скажу теб, что я не описала и десятой доли тхъ преслдованій, которыя переносила отъ брата твоего и его жены, но я всегда буду стараться думать о нихъ, какъ о твоихъ родственникахъ, съ привязанностію и даже любовью. Докторъ Боль боялся, чтобы вслдствіе этого не случилось со мной чего нибудь преждевременно, но онъ не знаетъ еще, до какой степени я могу назваться непоколебимой и разсудительной женщиной.
‘Это письмо застанетъ тебя въ Дувр, изъ котораго мы весело помчимся въ Лондонъ. Твое письмо, мн кажется, запоздало на почт. Я въ восторг отъ распоряженій твоего лондонскаго друга, и, не теряя ни минуты времени, спшу воспользоваться твоими совтами. Я узнаю, что коттеджъ, который онъ нанялъ для насъ въ Гэмпсгед, находится почти за-городомъ, и въ тоже время въ недальнемъ разстояніи отъ Парламента, гд будетъ проходить большая часть твоего времени. Но, неоцненный мой Джорджъ, не сердись, если я не оставлю нашего миленькаго коттеджа до твоего прізда. Еслибъ письмо твое пришло вовремя, то, можетъ быть, я обрадовалась бы случаю удалиться (прости за выраженіе) отъ моимъ враговъ: но теперь, когда проходитъ послдняя недля моимъ ожиданіямъ, когда, съ минуты нашей разлуки, воображеніе постоянно рисовало картину нашей встрчи здсь, въ этомъ маленькомъ домик, съ которымъ соединена каждая минута счастія моей жизни, счастія, которымъ я обязана единственно теб, я ршилась лучше перенесть мои огорченія втеченіе еще нсколькихъ дней, чмъ хать для встрчи съ тобой въ Лондонъ. Къ тому же докторъ Боль говоритъ, что путешествіе теперь для меня не безопасно. По твоимъ словамъ, ты пемедленно по прізд въ Лондонъ долженъ постить Стутбери. Этотъ городъ лежитъ по дорог въ Крукстонъ, и если ты промедлишь хоть днемъ, тогда день твоего рожденія, давно ожидаемое девятое іюня, пройдетъ безвозвратно и уже лишится той прелести, которой я жду отъ него.
‘Кром твоего брата и его жены, меня никто не навщаетъ. Правда, изрдка меня навщаетъ нашъ священникъ, но мистриссъ Драли и ея дочери ни разу не заглянули въ мой коттеджъ, и рдко говорятъ со мной, встрчаясь на дорог. Даже добрая миссъ Пильсъ, квакерка, болтовня которой всегда занимала меня, въ послднее время замтно скупится на бесду со мной, когда я являюсь на почту, и раза два намекнула на непріятную молву относительно меня, на молву, которая, я трепещу отъ одной мысли, должна такъ радовать ихъ. Но, ненаглядный мой Джорджъ, въ будущій понедльникъ наступить свтлое, лучезарное девятое іюня, ты прідешь, и весь свтъ узнаетъ, что я… О, я схожу съума отъ радости!’
Послднее нисьмо было адресовано въ ноттингэмскую гостинницу.
‘Неоцненный мой Джорджъ, я посылаю это письмо, по твоему адресу, въ гостинницу Ройяль Джорджъ. Пожалуйста, поклонись отъ меня доброй содержательниц этого дома, которая была такъ внимательна ко мн въ день нашей тайной поздки, поклонись и моей хорошенькой служанк, дочери хозяйки дома. Какъ хорошо сохранили он нашу тайну!
‘Ночью мы выдемъ изъ Лондона, въ дилижанс, и притомъ снаружи. Надобно хорошенько укутаться, потому что ныншнія іюньскія ночи весьма измнчивы. Я не знавала такого холоднаго лта.
‘Черную Нэпъ вчера отправили въ Стутбери. У фермера Торпъ какое-то дло въ этомъ город, и онъ съ удовольствіемъ взялъ на себя провести туда твою лошадь. Я знаю, увидвъ ее, ты останешься доволенъ ея состояніемъ. Поблагодари за это Томаса, когда увидишь его въ Альфретон: онъ чрезвычайно гордится ею, и, надо сказать, во все время твоего отсутствія, былъ усерднымъ и превосходнымъ слугою. Я ршилась послать его въ Альфретонъ, чтобъ доставить теб возможность пріхать домой на своей лошади. Полагаю, ты будешь мчаться — домой ко мн! Восторгъ этой мысли безпредленъ…’
‘О, обожаемый мной — мужъ мой! съ приближеніемъ понедльника, счастье мое становится невообразимо! Еслибъ грустныя воспоминанія и тревожныя опасенія не омрачали его, мн кажется, я совсмъ лишилась бы разсудка. Иногда мн думается, что какія нибудь обстоятельства могутъ замедлить или совершенно помшать нашей встрч, иногда кажется, что ей ничто не можетъ помшать, и что нтъ на земл, а тмъ боле на Неб, такой чудовищной жестокости, которая разрушила бы ожидающій меня міръ счастья! Молю небо, да низпошлетъ оно на тебя тысячу благословеній!
P. S. Распечатываю письмо, чтобъ сказать теб, что докторъ Боль неожиданно получилъ предложеніе немедленно отправиться въ Батъ, для передачи батскимъ докторамъ метода леченія, котораго они должны держаться относительно твоего отца.’
Остальную часть исторіи, которую узналъ я частью изъ пакета, переданнаго Гоклемъ, частью отъ него самого, и отъ лицъ, съ которыми я познакомился впослдствіи, я буду разсказывать уже въ послдующихъ главахъ отъ своего лица.
Густой шотландскій туманъ опустился на Ноттингэмъ въ то девятое іюня, которое въ первой четверти ныншняго столтія совпадало съ понедльникомъ. Наканун этого дня въ гостинницу Ройяль Джорджъ прибылъ видный, плечистый, среднихъ лтъ мужчина, на красивомъ кон, и, получивъ на другое утро письмо, адресованное на имя Ноббля, оставилъ часть своего завтрака, поспшно вышелъ изъ гостинницы и не возвращался до обда.
Онъ стоялъ подл буфета, когда къ гостинниц подъхалъ на черной кобыл молодой путешественникъ, вошелъ въ общую комнату, сбросилъ съ себя мокрый блый пальто, приказалъ немедленно высушить его, и, постучавъ въ маленькое буфетное окно, спросилъ, мтъ ли писемъ на его имя. Миловидная двушка отворила окно, съ веселой улыбкой потрясла густыми локонами, и, выразивъ надежду, что молодой джентльменъ въ добромъ здоровь, подала ему два письма. Онъ, однакожъ, не от. вчалъ на любезный вопросъ съ своей обычной любезностью, потому что первое письмо, которое онъ распечаталъ, замтно его огорчило. На письм не было почтоваго штемпеля, и потому онъ спросилъ, кто его доставилъ?
— Лакей изъ гостинницы ‘Зеленый кабакъ’, отвчала миловидная двушка.
Въ то время, когда онъ читалъ, мистеръ Ноббль, стоя въ сторон и показывая видъ, будто стрижетъ ногти большимъ перочиннымъ ножемъ, не приподнималъ своихъ глазъ, но, нахмуривъ брови, измрялъ изъ-подъ нихъ постителя. Новый гость, заказавъ обдъ, вошелъ въ отдльную комнату. Мистеръ Ноббль удалился обдать въ кофейную. Удаляясь, онъ оглянулся назадъ, и на широкомъ лиц его показалась широкая улыбка, потому что въ эту минуту другой джентльменъ, закрывая за собою дверь, подносилъ къ губамъ письмо съ траурной каймой, полученное съ почты.
Замчательно, что аккуратно черезъ часъ т же самыя лица, отобдавъ въ различныхъ комнатахъ, появились на тхъ же самыхъ мстахъ, въ одно и то же время. Оба приказали дать лошадей въ одинъ и тотъ же моментъ, и оба отправились по одной и той же дорог.
— Не вмст ли намъ хать? спросилъ мистеръ Ноббль.
— Благодарю васъ, отвчалъ боле молчаливый путешественникъ: у меня есть дло въ Альфретон и потому я долженъ опередить васъ.
— Странно! Я тоже тороплюсь въ Альфретонъ. Я хочу застать тамъ Честерфильдскій дилижансъ, и потому долженъ хать очень быстро.
Молодой человкъ, къкоторому относились эти слова, не сдлалъ отвта на нихъ: онъ какъ будто нсслышалъихъ, читая объявленія, наклеенныя на стн корридора и носившія названія: ‘Возмущеніе’, ‘Поджигательство’, ‘Измна’, ‘Мятежные митинги’, и г. п., въ одномъ изъ этихъ объявленій предлагалось пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ награды за поимку одного возмутителя, въ другомъ — двсти фунтовъ — за другаго.
— Веселыя времена настали! сказалъ мистеръ Ноббль весьма смло.
Молодой джентльменъ, оторвавшись отъ чтенія, быстро повернулъ голову, и съ изумленіемъ посмотрлъ на мистера Ноббля, но продолжалъ молчать. Онъ зналъ очень хорошо, что при отмн грамоты Habeas Corpus, при тюремныхъ заточеніяхъ, весьма часто безъ всякой вины и преступленія со стороны заточеннаго, и даже безъ всякаго суда, при множеств шпіоновъ, рыскавшихъ по всмъ мятежнымъ и голодающимъ частямъ государства, каждый свободный англичанинъ, не имвшій независимаго состоянія, по крайней мр, въ пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ годоваго дохода (какъ замтилъ Сидней Смитъ), долженъ былъ быть крайне осторожнымъ въ выраженіи своихъ политическихъ мнній передъ незнакомцемъ. Быть можетъ, мистеръ Ноббль имлъ пятьсотъ фунтовъ дохода: его новый синій фракъ съ золочеными пуговицами, его щегольскіе сапоги съ отворотами, его конь кровной породы, и его нескромныя сужденія о дйствіяхъ правительства, когда оба незнакомца сли на коней и легкой рысью поскакали изъ города,— подтверждали бы эту идею, еслибъ не нкоторая фамильярность и хвастовство, скрыть которыя мистеръ Ноббль не могъ при всемъ своемъ желаніи.
Его политическія мннія, довольно жаркія, очевидно, согласовались съ мнніями его товарища, который, несмотря на усилившійся мелкій дождь, ослабилъ нсколько поводья, чтобы продолжать разговоръ. Но въ это время, молодой джентльменъ застегнулъ блый пальто, засунулъ кисточки гессенскихъ сапоговъ, и, миновавъ толпу фабричныхъ двушекъ, пробиравшихся по грязной дорог къ вечернему чаю, далъ коню шпоры, пожелалъ спутнику добраго вечера, и вскор далеко находился отъ звуковъ голоса политика, и отъ шлепанья деревянныхъ башмаковъ фабричныхъ двушекъ.
Мистеръ Ноблль даль отъхать молодому джентльмену до Сельстона, и снова настигъ его. Но даже и теперь попытки его возобновить разговоръ не увнчались успхомъ. Незнакомецъ былъ учтивъ, но еще разъ пожелалъ добраго вечера, и еще разъ шпоры коню,— это было отвтомъ на вс его вопросы. Проскакавъ мили три, черная кобыла остановилась на углу двухъ дорогъ, и въ тоже время изъ-подь ближайшаго плетня вышелъ молодой грумъ съ сухимъ чернымъ пальто и съ срой лошадью. Его господинъ немедленно перемнилъ и то и другое, ему не хотлось быть узнаннымъ: онъ уже что прохалъ мимо нсколькихъ бродягъ. Перемняя пальто, онъ спросилъ грума, какія онъ получилъ приказанія отъ своей госпожи?
— Я долженъ отвести Черную Пэнъ въ Дэбри, оставить ее тамъ въ гостинниц, и оттуда сейчасъ же отправиться въ Лондонъ, отвчалъ грумъ.
— Только?
— По прізд въ Лондонъ, я долженъ немедленно хать въ Чалькотъ-Коттеджъ, близь Гэмпстеда, и сказать хозяйк дома, что вы и моя госпожа прибудете въ коттеджъ въ четвергъ. А въ четвергъ я долженъ встртить васъ, съ каретой, въ Ислингтон, въ гостинниц ‘Павлинъ.’
— Прекрасно. Но планы мои совершенно измнились. Позжай сейчасъ же въ Угловой Коттеджъ, позжай какъ можно скоре, только осторожнй, потому что Черная Пэнъ очень устала, и скажи твоей госпож, что я буду нсколькими часами позже, чмъ надялся. Потомъ ты можешь ссть въ Шеффильдскій дилижансъ, хать въ Лондонъ и исполнить все, что приказано.
Во время этого разговора, юноша въ знакъ выраженія радости, что снова увидлъ своего господина, весьма быстро пощелкивалъ указательнымъ пальцемъ по полямъ своей шляпы.
Господинъ поднялъ свою лошадь въ галопъ, между тмъ какъ его грумъ легкой рысью поскакалъ въ обратную сторону. За нсколько минутъ передъ тмъ, какъ мистеръ Ноббль, ничего не подозрвая, подъхалъ къ перекрестку, молодой джентльменъ остановился на минуту у дверей гостинницы ‘Лисица’, въ Альфретон.
— Не угодно ли, сэръ, пожаловать въ комнату и скушать что нибудь горячее? спросилъ содержатель гостинницы: — вы промокли насквозь.
— Благодарю васъ, нтъ. Скажите, не проходилъ ли мимо васъ грумъ, по дорог въ Пенгриджъ?
Онъ хотлъ узнать, не шатался ли въ этомъ мст его грумъ безъ всякой нужды.
Содержатель гостинницы, не совсмъ довольный поспшностью путешественника, отвчалъ, что втеченіе дня прошло потому направленію нсколько бродягъ, но былъ ли между ними грумъ джентльмена, и какой именно, онъ не могъ сказать утвердительно. Джентльменъ, не сказавъ больше ни слова, похалъ дальше.
Спустя нсколько минутъ, къ гостинниц подъзжалъ другой всадникъ, и содержатель гостинницы вышелъ на дорогу, въ полной готовности принять лошадь прозжаго. Но и этотъ всадникъ прохалъ мимо, не спросивъ ни слова о честерфильдскомъ дилижанс.
— Удивительная вещь, что мимо насъ и притомъ ночью дутъ въ Пентриджъ,— чтобы это значило? врно опять какія нибудь штуки капитана! вошедши въ двери, сказалъ жен своей содержатель гостинницы.— Днемъ шли туда пшкомъ какіе-то бродяги, а теперь, смотришь, ужь дутъ и верхами!
Жена выразила увренность, что мистеръ Флипъ разскажетъ все, что тамъ творится, лишь только подъдетъ съ дилижансомъ, а подъхать онъ долженъ былъ черезъ нсколько минутъ, ‘если только не торопится въ Ноттингэмъ, въ гостинницу Ройяль Джорджъ’ прибавила она, начиная подогрвать для мистера Флипа эль съ полынной эссенціей.
Между тмъ, молодой джентльменъ, оставивъ за собою еще мили дв, услышалъ, что его кто-то догоняетъ, и, оглянувшись назадъ, увидлъ, что въ погоню за нимъ мчится его давишны спутникъ.
— Срая лошадь и черный пальто! воскликнулъ мистеръ Ноббль, про себя, подъзжая къ всаднику.— Чортъ возьми, какая неудача! я потерялъ его изъ виду! Впрочемъ, и при этой мысли лицо его просвтлло:— онъ могъ перемнить въ Альфретон и платье и лошадь.
Чтобъ разршить свои сомннія, онъ въ третій разъ поровнялся съ незнакомцемъ, подинъ взглядъ на него совершенно его успокоилъ.
— Клянусь Георгомъ! воскликнулъ онъ:— какъ я радъ, что еще вижу васъ — очень радъ, очень!
Но джентльменъ, прекрасныя черты лица котораго обличили его, ни слова не отвчалъ на этотъ комплиментъ. Онъ только сказалъ, что, вроятно, мистеръ Ноббль перемнилъ свое намреніе хать въ дилижанс.
— Я совсмъ отдумалъ хать туда, куда хотли
Наступило минутное молчаніе.
— Впрочемъ, я скажу вамъ напрямикъ, куда я ду. Я ду въ Пентриджъ, въ гостинницу ‘Блый Конь’, чтобы видться тамъ съ капитаномъ: вотъ куда я ду. Незнакомецъ выслушалъ эти слова съ удивленіемъ и обнаружилъ нкоторое волненіе.
— Ничего, ничего, сказалъ Ноббль: — вамъ не слдуетъ бояться, стоить мн сказать одно только словцо, и мы будемъ друзьями. Но вотъ и дилижансъ: подождемте, пока онъ продетъ, и тогда вы услышите это слово.
Черезъ минуту мистеръ Флипъ прохалъ мимо всадниковъ, которые дали дорогу дилижансу, фонари его колесницы въ пасмурныхъ сумеркахъ бросали на дорогу тусклый, красноватый свтъ. Когда всадники, пропустивъ дилижансъ, снова соединились, Ноббль доврчиво наклонился на сторону своего сдла, и прошепталъ:
— Заклпки!
Спутникъ его не ршился отвчать на этотъ пароль.
— Надо вамъ правду сказать, сказалъ онъ: — я не принадлежу ни къ какому обществу, и не имю никакихъ тайнъ. То, что я длаю въ политическомъ отношеніи, я длаю, не подчиняясь никому….
— Кром лорда Вордли, прервалъ другой съ усмшкой: — я знаю все о васъ, хотя вы и можете полагать, что я не знаю. Вы джентльменъ, котораго зовутъ Молодымъ Сквайромъ. Вы хали прямо въ Крукстонъ, но одно изъ писемъ, полученныхъ вами въ гостинниц ‘Ройяль Джорджъ’, сообщило вамъ нашъ пароль, и принудило хать, вмсто Крукстона, на Пентриджскій митингъ.
— Значитъ, вы депутатъ этого митинга, возразилъ Молодой Сквайръ, стараясь скрыть свое изумленіе.
— Такъ точно. Депутатъ отъ восточныхъ провинцій, и еще разъ повторяю вамъ: Заклпки!
— О двухъ шляпкахъ! было отвтомъ.
Посл непродолжительнаго молчанія, втеченіе котораго каждый раздумывалъ, какое направленіе приметъ разговоръ теперь, когда взаимныя отношенія должны отличаться довріемъ другъ къ другу, наконецъ Ноббль, приписывая молчаніе своего товарища недоврчивости, сказалъ довольно сурово:
— Послушайте, хоть вы и Сквайръ, но я не позволю длать съ нашимъ братомъ, что хотите, это будетъ похоже на трусость съ моей стороны. Я убжденъ, что вы дете заставить ноттингэмскаго капитана поджать, какъ говорится, хвостъ.
— Я не обязанъ, сэръ, отдавать вамъ отчетъ въ моихъ дйствіяхъ, сказалъ Молодой Сквайръ.
— Можетъ статься…. Вчера вечеромъ я не видлъ васъ на ноттингэмекомъ митинг, прибавилъ мистеръ Ноббль.
— Я тамъ не былъ, рзко отвчалъ джентльменъ.
Мистеръ Ноббль улыбнулся.
— Но я знаю все, что тамъ происходило.
Мистеръ Ноббль нахмурился и что-то проворчалъ.
Онъ провелъ минуту въ этомъ мрачномъ расположеніи, и наконецъ сказалъ:
— Я вамъ вотъ что скажу: напрасно вы дете въ этотъ край лить холодную воду на горячее и доброе дло. Капитанъ уже собралъ свою команду, и готовъ выступить въ походъ. Команда его хорошо вооружена, замтьте это, и онъ на волосъ не отступитъ отъ своего намренія. Мы ршились приступить къ длу въ эту же ночь. Вы, да и каждый изъ васъ, слишкомъ опоздали съ своими обветшалыми спичами и холодными увщаніями относительно терпнія и конституціоннаго образа дйствій.
— Мы стараемся убдить людей здравомыслящихъ, обнаружить чудовищный обманъ ихъ безумныхъ предводителей, сказалъ Молодой Сквайръ:— и хотя, въ послднее время, я не принималъ ни малйшаго участія въ политик,— я былъ за границей,— по все же я долженъ, я буду стараться достичь своей цли.
— Только, пожалуйста, не испытывайте вашихъ стараній надъ капитаномъ, въ противномъ случа вы дорого поплатитесь, возразилъ Ноббль суровымъ тономъ.— Кровь его товарищей взволнована — она кипитъ въ ихъ груди, берегитесь остудит ее.
— Принимать ли ваши слова за угрозу или предостереженіе, сказалъ молодой джентльменъ ршительнымъ тономъ: — для меня это все равно. Я пріхалъ сюда не за тмъ, чтобы ссориться.
— А за тмъ, чтобъ трусить!
Молодой сквайръ не разслышалъ этого оскорбительнаго упрека. Въ это время они подъхали къ группамъ работниковъ и ребятишекъ, изъ нихъ нкоторые, расхаживая по дорог, шумно о чемъ-то разсуждали, а другіе брянчали пиками и ружьями, вскидывая ихъ на плечи. Нкоторые несли длинные факелы, огромные какъ колья и предназначенные освщать дорогу ко время похода, иные пробовали ружейные и пистолетные кремни. Словомъ, такой былъ страшный шумъ и сумятица, что они заглушили бы голосъ несравненно сильне голоса мистера Ноббля.
Они слзли съ коней у гостинницы ‘Блый Конь’ въ Пентридж. Конюхъ принялъ кровнаго коня и отвелъ его въ конюшню, но Молодой Сквайръ объявилъ, что онъ немедленно отправится въ обратный путь, и потому желаетъ привязать свою срую лошадь у водопоя, при этихъ словахъ, зваки, толпа которыхъ увеличивалась съ каждой минутой, дали дорогу молодому джентльмену. Каждый новопришелецъ освдомлялся, сдлано ли что нибудь, а если нтъ, то будетъ ли сдлано, и каждый получалъ отвтъ, что капитанъ и его товарищи все еще совщаются въ комнат. Можетъ статься, джентльмены, пріхавшіе верхами, и привезли извстія, которыхъ онъ ожидаетъ.
Когда Ноббль вошелъ въ комнату, ноттингэмскій капитанъ, при тускломъ свт единственной свчи, на грязномъ стол, покрытомъ лужами пива, табакомъ и трубками, разсматривалъ карту.
— Да, говорилъ онъ окружавшимъ его, передвигая пальцемъ по карт съ одного мста на другое.— Прежде всего мы обойдемъ деревни. Изъ каждаго дома къ намъ долженъ присоединиться мужчина съ ружьемъ, ни какъ не меньше. Въ Лэнэнд насъ встртятъ винчфильдскіе поселяне. Оттуда мы двинемся на чугунный заводъ Буттерли, тамъ возьмемъ пушку и столько людей, сколько будетъ возможно, потомъ въ загородь Тофэма, чрезъ Рипли и Кондоръ, чтобъ переманить на нашу сторону сванвикцевъ. Посл того, уже цлымъ отрядомъ пойдемъ мимо Альфретона, Сомеркотса, черезъ мостъ Пай, къИствуду. Оттуда въ ноттингэмскій лсъ, куда собрались уже ноттингэмскіе ребята тысячами, и, въ какихъ нибудь полчаса, Ноттингэмъ будетъ нашъ.
— Чего же вы ждете? нетерпливо спросилъ одинъ изъ окружавшихъ.
— Я жду норвичскаго депутата, онъ долженъ привезти мн извстіе о времени возстанія въ другихъ мстахъ, отвчалъ капиталъ.
— А вотъ и онъ на лицо, сказалъ голосъ въ самыхъ дверяхъ.
Ноббль выступилъ впередъ. Капитанъ всталъ съ мста.
— Ну, что же, сказалъ онъ отрывисто: — въ которомъ часу?
— Въ десять, отвчалъ Ноббль.
— Повсемстно?
— Повсемстно. Готовы ли вы?
— Вс до единаго, отвчалъ капитанъ: — теперь ровно девять.
Свернувъ карту, и взявъ ее въ руку на подобіе жезла, онъ подошелъ къ дверямъ. Втеченіе двухъ-трехъ минутъ съ жаромъ разговаривалъ онъ съ мистеромъ Нобблемъ. Часть этого разговора была слышна Молодому Сквайру, который въ доводахъ своего спутника видлъ или преувеличенія, или чистйшую ложь. Ноттингэмскій капитанъ, обрадованный и взволнованный ими, подтянулъ свой передникъ, и безъ того уже крпко перетягивавшій его полосатые сермяжные панталоны и коричневый длиннополый сюртукъ (капитанъ въ домашнемъ быту былъ ни боле, ни мене, какъ чулочный ткачъ) — махнулъ бумажнымъ жезломъ и отправился сказать привтственную рчь едва видимымъ группамъ, которыя шумли и брянчали оружіемъ передъ пивной лавкой и въ наступившей темнот, увеличиваемой безпрерывнымъ дождемъ, становились еще незамтне. Отдавъ приказаніе къ водворенію тишины и порядка, онъ объявилъ имъ, что въ десять часовъ вечера, вс государства, то есть Англія, Шотландія, Ирландія и Франція ‘непремнно поднимутъ оружіе и пойдутъ за насъ‘, что цль ихъ предпріятія заключается въ томъ, чтобы осадить Ноттнигэмъ и потомъ взять его, что солдаты въ ноттингэмскихъ казармахъ вс на сторон защитниковъ праваго дла, что знаменитый ноттингэмскій митингъ наканун этого дня былъ переполненъ красными мундирами, державшими сторону народа, что жители, вооруженные съ головы до ногъ, вышли изъ города и ожидаютъ ихъ прибытія въ ноттингэмскомъ лсу, что сверныя тучи (подразумевая подъ этимъ йоркширскихъ депутатовъ и ихъ союзниковъ) несутся, уничтожая все передъ собою въ другихъ мстахъ, и что каждый получитъ по сту гиней и сколько душ угодно рому, когда городъ будетъ взятъ, что въ этотъ самый моментъ семьдесять-пять тысячъ вооруженныхъ людей идутъ въ Лондонъ съ запада, и семьдесять-пять тысячъ съ востока, что ключи отъ Лондонскаго Тоуэра уже въ рукахъ Гэмпденскаго клуба, что къ утру монетный дворъ, дворецъ, банкъ, Вестминстеръ и Сити будутъ во владніи ихъ союзниковъ. Онъ кончилъ свою рчь безсмысленными стихами, произнося ихъ съ одушевленіемъ вдохновеннаго поэта. Слушатели привтствовали оратора оглушительными криками: ‘Прочь всхъ притснителей! Прочь сборщиковъ податей! Свобода и реформа Парламента!…’ Между тмъ какъ взрослые мужчины кричали во все горло, ребятишки прыгали, бросали шайки на воздухъ и стрляли изъ ружей, толпа вооруженныхъ людей умоляла капитана вести ихъ къ побд или смерти.
Молодой Сквайръ, остававшійся до этой минуты незамченнымъ зрителемъ, выступилъ теперь впередъ, и звучнымъ своимъ голосомъ потребовалъ вниманія.
— Джентльменъ, котораго зовутъ Молодымъ Сквайромъ, отвчали другіе.
— Это-то и есть Молодой Сквайръ? Вотъ оно что! Кром хорошаго мы ничего не слышали объ этомъ Сквайр, послушаемъ же его и теперь.
Молодой Сквайръ смло объявилъ, что сообщенныя имъ извстія — чистйшая ложь. Сверныя тучи давно уже разсяны, и Ноттингэмъ, на субботнемъ ночномъ митинг, принялъ ршеніе въ пользу миролюбивыхъ мръ, на этомъ митинг не было ни одного солдата.
Подл водопоя раздался изступленный голосъ:
— Ложь! ложь!
Молодой Сквайръ объявила имъ, что тщетно стали бы они искать въ ноттингэмскомъ лсу вооруженныхъ мятежниковъ (общій крикъ: ‘Вы ровно ничего не знаете объ этомъ!’). Что касается до всеобщаго возстанія, то но свдніямъ, которыя находятся въ его распоряженіи, ничего подобнаго не было, нтъ и не будетъ ни въ Лондон, ни въ какомъ другомъ мст. Горячо и страстно умолялъ онъ ихъ удержаться отъ нарушеній порядка, уврялъ ихъ, что каждый шагъ, который они ршатся сдлать съ этого мста, и съ цлями, которыя они имютъ въ виду, будетъ шагомъ къ собственной ихъ гибели.
Въ толп поднялся ропотъ, какой-то глухой, невнятный говоръ,— замтно было, что слова Молодаго Сквайра произвели нкоторое дйствіе и что толпа колебалась. Это тотчасъ было замчено предводителями: между Нобблемъ и капитаномъ началось непродолжительное, но горячее совщаніе. Ткачъ выступилъ впередъ, прежде чмъ Сквайръ усплъ сказать еще одно слово.
— Позвольте мн предложить этому удивительному Молодому Сквайру одинъ вопросъ, сказалъ онъ громко и многозначущимъ тономъ.— Не вы ли, сэръ, предлагаете себя въ депутаты отъ Стутбери, этого гнилаго мстечка, принадлежащаго лорду Вордли?
Молодой Сквайръ ни сколько не медля отвчалъ, что онъ дйствительно считается кандидатомъ на это мсто, и кандидатомъ безъ соперниковъ, и хотлъ было прибавить, что онъ будетъ засдать въ Парламент съ единственною цлью — защищать права народа,— но поднявшійся въ толп свистъ и шиканье заставили его умолкнуть. Его называли не защитникомъ, но притснителемъ народа, измнникомъ, который ради личныхъ своихъ выгодъ, продался аристократіи. Толпа всей массой стала тсниться къ невысокому крыльцу, на которомъ онъ стоялъ, его бы, кажется, въ одинъ моментъ сдернули съ площадки, еслибъ, въ темнот наступившей ночи, можно было отличить его отъ окружавшихъ лицъ. Въ эту минуту мистеръ Ноббль, подъ предлогомъ водворенія спокойствія, а въ сущности, чтобъ еще боле разгорячить толпу, предложилъ, что, такъ какъ Молодой Сквайръ набросилъ сомнніе на преданность нотгингэмскихъ приверженцевъ, то пусть кто нибудь създитъ въ ноттингэмскій лсъ и привезетъ врное извстіе, стоятъ ли тамъ лагеремъ вооруженные люди, или нтъ? Сынъ содержателя гостинницы, молодой Таннеръ, стоявшій подл Ноббля, взвелъ курокъ своего пистолета и, проскрежетавъ зубами, сказалъ:
— Если онъ солгалъ, мы разстрляемъ его!
Капитанъ хлопнулъ молодого человка по плечу и сказалъ, что лучше его никто не исполнить такого порученія.
— Бери лошадь Молодого Сквайра, сказалъ онъ: — и лети какъ можно скоре въ Иствудъ и обратно.
Моллдой Сквайръ сильно протестовалъ противъ этого распоряженія, онъ бросился было къ лошади, но желзная рука капитана не позволила ему тронуться съ мста.
— Нтъ, нтъ, сказалъ онъ:— мы не такъ легко разстаемся съ измнниками, какъ вы полагаете.
Молодой человкъ при всемъ своемъ сопротивленіи, долженъ былъ уступить числу и превосходной сил. Капитанъ, между тмъ, не теряя ни минуты, приказалъ помощникамъ своимъ выстроить отряды. Условный часъ приближался.
— Или теперь, или никогда! воскликнулъ онъ.— Зажигайте факелы!
На улиц появился пылающій пукъ хворосту, изъ-подъ очага гостинницы. Каждый предводитель десяти человкъ зажегъ свой факелъ, и, проходя сквозь толпу, увлекалъ за собою свой десятокъ. Эти пылающія знамена, разбрасывая искры, трещали отъ каждой капли дождя, и разливали тусклые кружки красноватаго свта, нисколько не уменьшавшаго ночную темноту. Посланный, садясь на лошадь сквайра, не могъ различить авангарда этой маленькой нестройной арміи отъ аріергарда, онъ даже не въ состояніи былъ разсмотрть, по какому направленію она двинулась въ походъ. Голосъ капитана заглушалъ и громкій говоръ, обличавшій возбужденіе въ народ, и шлепанье множества ногъ по грязи.
— Сначала къ чугуннымъ заводамъ, потомъ по человку и ружью изъ каждаго дома, начиная отъ этого мста, до Нотгингэма! Смотрть за плнникомъ!
— За плнникомъ! повторилъ Фланкеръ, далъ шпоры срому скакуну, и помчалъ въ непроницаемую мглу: — Молодому Сквайру, для развлеченія, мы очень скоро доставимъ товарищей. Кто можетъ стрлять и сражаться, но не хочетъ, того разстрливать.
Густая шотландская мгла, или, врне, дождь мелкій какъ пыль и перемшанный съ крупными каплями, дождь, отъ котораго потускли свтлыя пуговки мистера Ноббля и потемнлъ синій его фракъ, дождь, который заставилъ его спутника перемнить одежду на перекрестк между Ноттингэмомъ и Пентриджемъ, распустилъ вс дороги и наводнилъ вс луга, окружавшіе деревню, которую я назвалъ Крукстонскими Ивами, — съ плетней, какъ съ каскадовъ, катилась вода и журчала въ канавахъ, рогатый скотъ, старавшійся укрыться подъ деревьями, возвращался на открытыя поля, чтобъ избгнуть тяжелыхъ неправильныхъ стоковъ съ древесныхъ втвей, покрытая штукатуркой и окропленная дождемъ, церковная башня бросала рзкую тнь на мокрый глянецъ аспидной кровли, потоки водосточныхъ трубъ пробивали подл сельскихъ домиковъ небольшія ямки, манившія ребятишекъ окунать головы при вход или выход изъ дома, срый котенокъ изъ почтовой конторы, переступая съ камешка на камешекъ, осторожно пробирался съ визитомъ къ своей родственниц въ дом Мэри Гарстангъ, почтмейстерская собака, поджавъ хвостъ, медленно волочилась по улиц, забывая лаять на выходки утятъ, купавшихся въ лужахъ и съ тревожнымъ крикомъ дававшихъ дорогу такому безпокойному прохожему. Весьма немногія изъ человческихъ существъ проходили въ тотъ вечеръ по деревн, кром разв грума изъ Угловаго Коттэджа (который халъ на срой лошади но дорог въ Альфретонъ), и почтальона. Колеса ноттингэмской повозки, оставлявшія за собою пару струившихся впадинъ, остановились у воротъ постоялаго двора, остановились потому, что усталыя лошади не хотли сдлать этими колесами ни одного поворота. Маленькая валлійская лошадка извощика, съ головы, гривы и хвоста которой катились потоки, остановилась посреди дороги какъ вкопанная, съ какимъ-то глупымъ выраженіемъ. Ни фырканье другихъ лошадей, сопровождаемое звономъ колокольчиковъ, ни ведро воды, вылитое на копыта, не могли вывести ее изъ этого оцпеннія. Самъ извощикъ безпечно прислонился къ столбу подъ навсомъ постоялаго двора, вглядываясь въ холодную, непроницаемую мглу, вглядываясь въ нее даже въ то время, когда лицо его закрывалось кружкой пива, вглядываясь въ нее и, въ тоже время, спрашивая конюха, перестанетъ ли этотъ нескончаемый дождь, вглядываясь въ нее и, въ тоже время, отдавая приказаніе мальчику вынуть изъ передка повозки коробку, отдать ее на почту и принести оттуда восемь пенсъ.
Мальчикъ получилъ эти деньги и, зажавъ ихъ въ кулакъ, возвращался домой, но он неожиданно разсыпались по дорог, ихъ вышибла изъ его руки служанка Угловаго Коттеджа, опрометью и закрывъ голову передникомъ, бжавшая узнать ‘привезли ли вещи.’ Почтмейстерша отвтила, что ‘вещи привезены благополучно и завтра же будутъ готовы къ отправленію въ Лондонъ, вмст съ поклажей миссъ Левайнъ.’ Получивъ такой отвтъ, молодая служанка исчезла, выразивъ восторгъ свой такимъ размашистымъ притворомъ дверей, что съ одного изъ стеколъ отлетла жестяная вывска, извщавшая дворянство, купечество и вообще всю публику, что миссъ Пильсъ кроитъ и шьетъ различнаго рода платья и наряды по самымъ сходнымъ цпамъ.
Поставивъ на мсто свое объявленіе такъ спокойно, какъ будто вывска падала каждый день, миссъ Пильсъ вынула изъ картона миньятюрный чепчикъ, кусокъ тюля, свертокъ блой фланели, обрзокъ шелковой матеріи и нсколько ярдовъ каленкора. Потомъ она выкроила полдюжины чепчиковъ, и приготовилась шить ихъ и оторочить кружевомъ собственнаго рукодлья особы, заказавшей эту работу.
Миссъ Пильсъ была очень задумчива и очень печальна. Она не могла заниматься работой съ обычнымъ прилежаніемъ, хотя работа была спшная. Она часто вздыхала, и глаза ея наполнились слезами, такъ что она принуждена была оставить шитье. Не гршно ли еще ей заниматься работой подобнаго рода? Не сдлала ли она преступленіе, давъ согласіе, по убдительной просьб, помочь одинокой молодой женщин, которую свтъ называлъ несчастною? Не вмнять ли ей въ преступленіе Помощь жертв несчастія? И опять, когда узнаютъ, что она тайно помогала миссъ Левэйнъ, не перестанутъ ли вс лэди длать ей заказы? Можетъ быть и перестанутъ. Она знала, что мистриссъ Кальдеръ сдлаетъ это первая. Что же длать? о потер работы она бы не стала сожалть, еслибъ только знала, что она поступила справедливо! Потомъ взглядъ на большое окно Угловаго Коттеджа, видъ блднаго, озабоченнаго лица, съ большими глазами, окаймленными черными бровями, и устремлявшимися въ туманную даль, каждый разъ, когда слышался отдаленный звукъ лошадиныхъ копытъ, разсевали ея нершимость, и иголка протыкала матерію чаще и быстре прежняго.
— Къ тому же, продолжала думать совстливая швея: — миссъ Левэйнъ сама, ея мать, такъ недавно оставившая этотъ свтъ, нея отецъ, покойный священникъ, умный и набожный,— уклоненіе отъ помощи всегда вмняли и себ и другимъ въ прегршеніе.
Во всемъ приход едва ли нашлось бы семейство, которое не благодарило бы ихъ за благодянія, за помощь, начиная отъ простыхъ словъ утшенія и тайнаго подаянія милостыни, до сохраненія отъ совершенной гибели. Когда ея мать боле двухъ лтъ находилась въ болзненномъ и безпомощномъ состояніи, и когда сама миссъ Пильсъ доведена была почти до крайности, то или священникъ Левэйнъ, или мистриссъ Левэйнъ, или миссъ Левэйнъ, ежедневно приходили навстить больную, и никогда съ пустыми руками. Кто какъ не мистеръ Левэйнъ, своимъ вліяніемъ доставилъ ей мсто почтмейстерши, хотя она и все ея семейство были диссиденты. А почемъ знать, можетъ быть миссъ Левэйнъ и невинна. Быть можетъ она замужемъ, но обстоятельства заставляютъ ее держать это въ тайн.
Тнь повозки, медленно тащившейся но дорог въ Матлокъ, закрыла на минуту окно, и миссъ Пильсъ снова прекратила работу. Голова ея начинала болть. Печальныя догадки, приходившія ей въ голову относительно миссъ Левэйнъ, становились выше ея силъ. Ее тревожила тнь мистриссъ Кальдеръ Дорнли которая въ послднее время часто приходила къ ея дому, тихонько отворяла дверь, принужденно садилась въ ея комнат и предлагала пытливые вопросы на счетъ Угловаго Коттеджа: ‘не замчала ли миссъ Пильсъ, не входилъ ли кто-нибудь въ Коттеджъ, не выходилъ ли кто? Откуда приходили письма на имя миссъ Левэйнъ, и куда отъ нея отправлялись?— говорила мистриссъ Кальдеръ всегда (даже по кроткимъ понятіямъ миссъ Пильсъ) съ какою-то злобой, и, упоминая, какъ иногда знатныя фамиліи подвергаются позору чрезъ пороки двчонокъ низкаго происхожденія, она бросала изъ черныхъ глазъ своихъ яркія искры гнва, вс свои сужденія она постоянно относила къ ‘молодой особ, которая живетъ напротивъ’, и оканчивала свои посщенія угрозами позора и гибели всмъ жителямъ Крукстонскаго имнья, которые осмлятся содйствовать или скрывать фамильное безчестіе, замышляемое противъ фамилій Дорнли и Стонарда, все равно будетъ ли это рожденіе дитяти или бракъ. Между тмъ очевидно было, что эти выраженія не истекали изъ нравственныхъ правилъ, потому что мистриссъ Кальдеръ постоянно оказывала благоволеніе втренной и безнравственной женщин, Мери Гарстангъ, и ея ребенку.
Встревоженная квакерка, чтобъ облегчить себя отъ грустныхъ размышленій, снова посмотрла на окно противоположнаго коттеджа. Тоже самое лицо представилось ей, т же большіе глаза пристально смотрли на Ноттингэмскую дорогу. Миссъ Пильсъ знала, что мистеръ Джорджъ Дорнли долженъ пріхать и взять миссъ Левэйнъ въ Лондонъ, въ день своего рожденія. Ахъ, да! вдь сегодня девятое іюня! Нтъ никакого сомннія, что она поджидаетъ его. Но что, ежели онъ не прідетъ?
Это обстоятельство привело ей на умъ, что внезапная горесть и даже внезапная радость иногда ускоряютъ о даже окончательно совершаютъ тотъ случай въ жизни женщины, котораго миссъ Левэйнъ ожидала, и потому она снова принялась за шитье и ршилась кончить заказъ къ вечеру.
Въ свою очередь и Юста Левэйнъ была занята въ гостинной Угловаго Коттеджа. Посл завтрака ей предстояло уложить вещи къ отправленію въ Лондонъ, но уложить, не трогая тхъ хорошенькихъ украшеній въ комнатахъ, которыя ожидаемый гость любилъ видть. Въ промежутки дятельности она продолжала свое воображаемое путешествіе вмст съ нимъ, пока воображеніе повиновалось ей. Оно перенесло ее изъ Дувра въ Лондонъ, изъ Лондона въ Стутбери и изъ Стутбери въ Ноттингэмъ, оно перенесло ее въ ту самую гостинницу, гд годъ тому назадъ, она провела счастливйшій день своего существованія. Она мысленно видла, что предметъ ея нетерпливыхъ ожиданій, предметъ ея пламенной любви садится у дверей гостинницы на Черную Нэпъ, чтобъ хать къ ней, и чувствовала, что теперь ихъ раздляетъ нсколько часовъ, сокращавшихся съ каждой минутой.
Подъ вліяніемъ надеждъ, что, можетъ быть, онъ вздумаетъ сдлать ей сюрпризъ и прідетъ раньше назначеннаго срока, Юста безпрестанно посматривала на часы, и, зная вс изгибы и повороты дороги, слдила мыслью за каждымъ его шагомъ до условнаго мста встрчи съ его грумомъ, и оттуда до дверей ея коттеджа…. Но воображеніе, какъ будто нарочно, не согласовалось съ дйствительностью, и Юста снова ворочалась назадъ, и снова слдила за ожидаемымъ гостемъ по той же дорог, и когда воображеніе приводило ее снова къ дверямъ, дйствительность снова удаляла его, заставляя Юсту испытывать всю горечь разочарованія. Въ то время, когда вс способности души, вс фибры физическаго организма напряжены были въ одно всепоглощающее ожиданіе,— желаніе прибытія гостя смшивалось съ неопредленнымъ опасеніемъ, что это желаніе не осуществится. Радость встрчи была бы восхитительна, и чмъ боле приближалась минута встрчи, тмъ мене Юста чувствовала въ себ силъ перенести такую радость. Поэтому, каждое послдующее разочарованіе, когда она слышала, или воображала, чтослышала, приближеніе конскаго топота, и когда звуки его замолкали вдали, служило въ нкоторой степени облегченіемъ.
Чтобъ разсять подобныя мысли, она еще разъ дала волю своему воображенію рисовать картину предстоящей встрчи. Она представляла себ, какъ Джорджъ Дорнли взбирается на вершину горы, слышала, какъ онъ мчится къ ней на бойкомъ сромъ кон. Она стояла у дверей, чтобъ встртить его, она была уже въ его крпкихъ объятіяхъ, ощущала на щек своей его горячій поцалуй, слышала какъ звучный, благородный голосъ его смягчался постепенно и шепталъ си на ухо о страстной любви…. Голова ея начинала кружиться…. Она падала въ обморокъ.
Докторъ Боль, знавшій лучше, чмъ кто нибудь, въ какомъ критическомъ положеніи находилась миссъ Левэйнъ въ это время, счелъ бы едва слышный приходъ мистрисъ Кальдеръ въ комнату Юсты за весьма счастливое посщеніе. Мистриссъ Кальдеръ, выпущенная своимъ мужемъ изъ кареты подл церкви, перешла черезъ кладбище, вошла въ коттеджъ, и положила въ передней мокрый плащъ и мокрую шляпку, никмъ не — слышанная, никмъ незамченная. Она явилась какъ разъ вовремя, чтобы охладить воображеніе Юсты и избавить ее отъ обморока. При вид мистриссъ Кальдеръ, въ Юст произошла совершенная реакція, такъ что Юста вскор успокоилась и могла говорить. Боязливость была въ ея натур, по теперь, надежда, столь близкая къ осуществленію, придавала ей бодрость и силу,— ей, взволнованной, озабоченной и безпомощной. Она ршилась даже сказать, что присутствіе постительницы въ это время было крайне некстати.
Мистриссъ Кальдеръ, расположившись на самомъ жесткомъ и самомъ прямомъ стул, вынула изъ кармана какое-то рукодлье, выкроенное по строгой геометрической выкройк. Дйствія эти обозначали, что ея визитъ будетъ довольно продолжителенъ.
— Я постила васъ по обязанности, сказала она: — и условилась съ мужемъ остаться, пока онъ не задетъ за мной изъ Матлока. Какъ ни непріятно для васъ и для меня, миссъ Левэйнъ, но я должна исполнить возложенную на меня обязанность.
— Кмъ? невинно спросила Юста.
— Моимъ мужемъ и моею совстью, былъ отвтъ.— Теперь нельзя терять времени, мы отчасти ожидаемъ нашего брата, потому что сегодня день его рожденія, онъ распорядился пріхать сегодня домой….
— Вы отчасти ожидаете его? прервала Юста, ужасаясь мысли объ отмн прізда.— Неужели вы неуврены, что онъ прідетъ?
Мистриссъ Кальдеръ всегда была такъ непогршительна въ своихъ доводахъ и догадкахъ, что никогда не обращала вниманія на вопросы, которыми прорывалась ея рчь.
— И, продолжала она, тмъ же тономъ, какимъ начала, и почти не переводя духъ:— такъ какъ мужъ мой поручилъ мн узнать отъ васъ нкоторые факты, весьма важные для нашей фамиліи, то я и пришла сюда узнать ихъ.
Посл этого она поставила на видъ, самымъ яснымъ и самымъ убдительнымъ образомъ, какое важное значеніе въ государств иметъ Крукстонское помстье и Крукстонская фамилія, въ противоположность этому она представила низкое происхожденіе миссъ Левэинъ, объяснивъ, что, хотя ея покойная мать и была дочь епископа, по отецъ епископа былъ пивоваръ, а ддъ миссъ Левэинъ, со стороны отца, былъ весьма незначительный фермеръ. Но этому всякая мысль о брак между двумя такими фамиліями возбудитъ негодованіе отъ одного конца округа до другаго, говорить о другихъ смшныхъ несообразностяхъ, она не считала за нужное.
Мистриссъ Дорнли имла привычку не смотрть въ лицо тому, съ кмъ говорила, а тмъ боле, въ лицо тхъ, кого не любила. Слдовательно, она не замтила, что Юста,— терзаемая сомнніями, столпившимися въ ея душ, и старавшаяся убдить себя, что Джорджъ, спша къ ней, находится отъ нея въ нсколькихъ миляхъ,— не обращала на ея слова ни малйшаго вниманія. Озабоченная и нетерпливая, она не могла оставаться на соф, и ходила по комнат встревоженная, но молчаливая.
Мистриссъ Кальдеръ переносила это терпніе съ равнодушіемъ стоика. Ни разу она не поправила нитки въ иголк,— ниразу не отвела глазъ отъ рукодлья: — она терпливо ожидала, когда Юста сядетъ на софу.
И когда Юста сла, мистриссъ Кальдеръ сказала ей жосткимъ и холоднымъ тономъ:
— Я должна же наконецъ получить для мужа удовлетворительное объясненіе. Теперь девять часовъ, а онъ условился быть здсь въ четверть десятаго. До его возвращенія, и до прізда его брата (если только онъ прідетъ), я должна узнать, Замужемъ вы, или нтъ,,— знать это для насъ тмъ боле нужно, что черезъ мсяцъ или два, сколько я могу судить, вы будете матерью.
Никогда до этого она не говорила такъ прямо, и ея слова постепенно возбуждали вниманіе Юсты.
Юста хотла говорить, по только волновалась ея грудь, и она не могла вымолвить слова. Съ умоляющимъ видомъ она смотрла на нее и рыдала. Но это ни къ чему не вело, мистроссъ Кальдеръ не отрывала глазъ отъ своей работы и не показывала ни малйшаго нетерпнія услышать требуемое признаніе. Рыданіе ей нравилось, и когда оно сдлалось громче и сильне, она выразила надежду, что миссъ Левэйнъ не захочетъ, какъ это длаютъ молодыя женщины въ простомъ сословіи, уклониться отъ признанія, прибгнувъ къ истерик. Бдная Юста! она уже и то находилась подъ вліяніемъ истерическаго припадка. Но, вспомнивъ, что объясненіе касалось интересовъ и желаній ея мужа, она успокоилась, и прерывающимся голосомъ сказала:
— Я уже неоднократно повторяла вамъ, что клятва и честь обязываютъ меня не открывать никому характеръ моихъ отношеній къ мистеру Джорджу. О, пожалйте меня! Не принуждайте меня измнить моей клятв! Не искушайте меня! Я переносила и ваше презрніе и гнвъ вашего мужа. Я слышала, что вы называли того, кого я люблю боле жизни своей, и вольнодумцемъ и измнникомъ. Это продолжалось нсколько мсяцовъ, неужьли вы не подождете еще какой нибудь часъ? Неужьли вы не подождете прізда мистера Дорили, который дастъ отвтъ вамъ и за меня и за себя?
— Неизвстно еще, прідетъ ли онъ. Я, съ своей стороны, такого мннія, что нкоторыя обстоятельства задержать его. Правительство….
— Я уврена, что онъ прідетъ, какъ уврена въ томъ, что Провидніе теперь бодрствуетъ надо мною, съ горячностью воскликнула Юста.— Онъ долженъ пріхать. Для чего же я и живу на свт, какъ не для его прізда?
Послднія слова произнесла Юста почти съ изступленіемъ.
— Правительство, продолжала мистриссъ Кальдеръ съ невозмутимымъ спокойствіемъ:— можетъ найти поводъ задержать его тамъ, гд его присутствіе необходимо, оно можетъ заключить его въ безопасное мсто, гд мятежныя дйствія, въ которыхъ онъ виноватъ былъ до отъзда за границу, не могутъ повторяться.
— Но онъ прідетъ — сюда — ко мн. Его не разлучатъ со мною каменныя стны, онъ пробьется ко мн сквозь полчища враговъ. Я считаю невозможнымъ для него не пріхать, какъ невозможно будетъ для меня жить въ этомъ мір, если онъ не прідетъ.
— Во всякомъ случа, сказала мистриссъ Кальдеръ, длая петельку:— на вопросъ мой должно отвчать. Колебаться вамъ нечего: за мужемъ ли вы или нтъ, но участь вашей жизни будетъ весьма незавидная. Если вы не жена, вамъ придется переносить презрніе, которое вс здравомыслящіе люди…. Она не кончила этой фразы, но только замтила, что становится темно работать.— Если вы за мужемъ, продолжала она, сложивъ руки:— то ваше дитя будетъ нищимъ,— безъ всякихъ правъ на наслдство.
Душа Юсты снова затворилась для всего, кром пламеннаго желанія увидть Джорджа Дорнли. Она снова посмотрла на часы, и соображая время съ разстояніемъ, разсчитывала, что теперь Джорджъ долженъ находиться въ нсколькихъ шагахъ, потому что назначенное время почти наступило. Вошедшая съ свчами служанка вывела ее изъ раздумья вопросомъ, не запереть ли ставни?
— Нтъ, нтъ, не запирать, торопливо сказала Юста:— они заглушать вс звуки съ дороги!
Когда двочка вышла изъ комнаты, мистриссъ Кальдеръ снова принялась за шитье.
— Докторъ Боль, сказала она:— и мистеръ Биршо, фамильный адвокатъ, объявили, что здоровье стараго мистера Дорнля такъ значительно поправилось, благодаря батскому воздуху, что онъ скоро будетъ въ состояніи заняться семейными длами, и что если старшій его сыпь женился на особ безъ званія и состоянія, то онъ первымъ дломъ своимъ поставить лишить его права на наслдство Крукстонскихъ имній.
Мистриссъ Кальдеръ остановилась, чтобъ посмотрть, какое дйствіе произведутъ ея слова на Юсту и взглянула вверхъ. Она увидла, что Юста обратилась вся въ ожиданіе, однимъ ухомъ она прильнула къ окну, вс способности души ея повидимому сосредоточились въ слух. Замтивъ, что слова ни къ чему не вели, строгая нравоучительница сочла обязанностью приступить къ длу ршительне.
— Я сказала, миссъ Левэйнъ, что положительная нищета…
— Тс! воскликнула Юста, поднявъ кверху палецъ.— Я слышу конскій топотъ — и съ этими словами притаила дыханіе.— Да, я не ошибаюсь, это дйствительно конскій топотъ.
И она снова стала вслушиваться, лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ.
— Я серьзно должна обратить ваше вниманіе, продолжала мистриссъ Кальдеръ: — на позорное….
— Нтъ, сказала Юста, опускаясь въ кресло:— это дв лошади. Не можетъ быть, чтобъ это былъ онъ!
Потомъ, желая смягчить одну душевную пытку переходомъ къ другой, она согласилась выслушать свою постительницу.
Мистриссъ Кальдеръ, въ немногихъ, по колкихъ словахъ описала непремнное лишеніе наслдства, ожидающее Джорджа Дорнли, и Юста, до этой поры никогда не размышлявшая о бдствіи мужа, приписывая это бдствіе, если бы оно случилось, единственно себ, чувствовала, что голова ея горла и въ глазахъ начинало темнть, по слезы облегчили ее. Иголка мистриссъ Кальдеръ продолжала шить кисею такъ механически и такъ правильно, какъ маятникъ. Въ это время послышался стукъ колесъ Крукстонской кареты, и Юста, страшась прихода Кальдера Дорнли, ршилась въ послдній разъ обратиться къ жен его съ мольбою.
— Вы ненавидите меня, я это знаю, сказала она, глядя на нее сквозь слезы.— Вы ненавидите и Джорджа боле того, чмъ нкогда его любили. Мистриссъ Кальдеръ прикусила губу, и ея нитка, до этого времени твердая и прямая, дрожала теперь въ воздух.
— Но, какъ женщина женщину, я умоляю васъ имть ко мн сожалніе. Я всегда была доброжелательна къ вамъ. Я могла бы быть вамъ сестрою. Совершенно одинокая, я искала сестринскаго сочувствія и состраданія. Въ цломъ мір у меня нтъ друга, кром одного, любовь котораго ко мн составляетъ, какъ вы говорите, источникъ его гибели. Подарите мн хоть одно ласковое слово… и Юста зарыдала.— Подарите мн взглядъ, который бы вы бросили на умирающаго нищаго.— Юста придвинулась къ ней ближе.— Если, продолжала она страстно: вы ненавидите меня, потому только, что я скрывала отъ васъ мою тайну, если нарушеніе моей торжественной клятвы спасетъ Джорджа отъ бдствія….
— Кончайте, сказала невстка угрюмо и въ то же время пристально глядя на умолявшую.
— Я признаюсь. Мы повнчаны.