Метценгерштейн, По Эдгар Аллан, Год: 1832 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Эдгаръ По

Метценгерштейнъ.

Собраніе сочиненій Эдгара По въ перевод съ англійскаго К. Д. Бальмонта

Томъ первый

Поэмы, сказки

Москва, 1901

Книгоиздательство ‘Скорпіонъ’

OCR Бычков М. Н.

http://az.lib.ru

Pests eram vivus — morens tua mors ero {*}.

Martin Luther.

{* При жизни былъ для тебя чумой — умирая, буду твоей смертью.}

Ужасъ и фатальность бродили везд во вс вка. Зачмъ же указывать время, къ которому относится мой разсказъ? Достаточно будетъ сказать, что тогда существовала въ глубин Венгріи упорная, хотя и скрытая вра въ ученіе о Перевоплощеніи. О самомъ ученіи — т.-е. объ его ложности или о его вроятіи — я не говорю ничего. Я утверждаю, однако, что нашъ скептицизмъ (какъ, по словамъ. Лябрюнера, и все наше несчастіе) въ значительной степени ‘vient de ne pouvoir tre seuls’ (происходитъ отъ того, что мы не можемъ быть одни) {Мерсье, въ ‘L’an deux mille quatre cent quarante’, серьезно поддерживаетъ ученіе о Перевоплощеніи. I. Д. Израэли говоритъ, что ‘нтъ системы боле простой и мене противорчащей разуму’. Полковникъ Эсенъ Алленъ, ‘Green Mountain Boy’, также считается серьезнымъ сторонникомъ ученія о Перевоплощеніи.}.

Но въ суевріи Венгерцевъ были нкоторые пункты, почти приводившіе къ абсурду. Жители Венгріи весьма существенно отличались отъ авторитетовъ Востока. Напримръ — ‘Душа’, говорили венгерцы — я цитирую слова умнаго и остраго Парижанина — ‘ne demeure qu’une seule fois dans un corps sensible. Ainsi — un cheval, un chien, un homme mme, ne sont que la ressemblance illusoire de ces tres’ (Душа живетъ только однажды въ тл, одаренномъ чувствительностью. Такимъ образомъ лошадь, собака, даже человкъ являются ничмъ инымъ, какъ обманчивымъ подобіемъ этихъ существъ).

Фамиліи Берлифитцинга и Метценгерштейна враждовали между собой въ теченіи столтій. Никогда раньше не было двухъ домовъ такихъ знаменитыхъ и взаимно проникнутыхъ ненавистью такой смертельной. Начало этой вражды, повидимому, было обусловлено словами древняго пророчества — ‘Высокое имя потерпитъ страшное паденіе, когда, какъ всадникъ надъ своей лошадью, смертность Метценгерштейна будетъ торжествовать надъ безсмертіемъ Берлифитцинга.’

Конечно, эти слова сами по соб имли мало смысла, если только въ нихъ есть смыслъ. Но еще боле тривіальныя причины обусловили — и не такъ давно — послдствія въ равной мр богатыя событіями. Кром того, между этими владніями, которыя были смежными, давно существовало соперничество въ сфер вліянія на хлопотливое правительство. Затмъ, близкіе сосди рдко бываютъ друзьями, а обитатели Замка Берлифитцингъ могли смотрть съ своихъ высокихъ башенъ въ самыя окна Дворца Метценгерштейнъ. Наконецъ, пышность, боле чмъ феодальная, мене всего была способна смягчить раздраженіе Берлифитцинговъ, не столь родовитыхъ и не столь богатыхъ. Что же удивительнаго, что слова предсказанія, хотя бы и лишенныя смысла, сумли вызвать и были способны поддерживать вражду между двумя фамиліями, уже предрасположенными къ ссор, благодаря всяческимъ подстрекательствамъ родового соперничества? Пророчество, повидимому, указывало, если оно могло только на что нибудь указывать, на окончательное торжество дома, уже и теперь боле могущественнаго, и, конечно, соперникъ боле слабый и мене вліятельный вспоминалъ объ этихъ словахъ съ чувствомъ самой острой вражды.

Вильгельмъ, Графъ Берлифитцингъ, хотя и происходившій отъ благородныхъ предковъ, былъ въ эпоху этого повствованія недужнымъ и выжившимъ изъ ума старикомъ, ничмъ не замчательнымъ, кром необузданной закоренлой фамильной антипатіи къ сопернику и такой страстной любви къ лошадямъ и къ охот, что ни физическое нездоровье, ни преклонный возрасть, ни слабоуміе не удерживали его отъ ежедневнаго занятія этимъ спортомъ.

Что касается Фредерика, Барона Метценгерштейна, онъ былъ еще не старъ. Его отецъ, Министръ Г—, умеръ молодымъ. Его мать, Леди Мэри, быстро послдовала за своимъ мужемъ. Фредерику шелъ въ это время восемнадцатый годъ. Въ город восемнадцать лть не Богъ всть какой возрастъ, но въ глуши — въ великолпной глуши такого стариннаго помстья — колебанія маятника исполнены боле глубокаго значенія.

Благодаря нкоторымъ особеннымъ обстоятельствамъ, исходившимъ изъ распоряженій его отца, молодой Баронъ тотчасъ же посл его смерти вступилъ во владніе обширными богатствами. Не часто находились въ прежнее время въ рукахъ одного венгерскаго дворянина такія громадныя помстья. Его замкамъ не было числа. Всего боле выдлялся изъ нихъ по своимъ размрамъ и пышности ‘Дворецъ Метценгерштейнъ’. Пограничная линія его владній никогда въ точности не была опредлена, но главный его паркъ имлъ въ окружности пятьдесятъ миль.

При наслдованіи такого несравненнаго богатства собственникомъ такимъ молодымъ, и съ характеромъ такимъ извстнымъ, мало оставалось мста для догадокъ относительно вроятнаго теченія событій. И дйствительно, въ продолженіе трехъ дней поведеніе юнаго наслдника далеко превзошло ожиданія самыхъ пламенныхъ его поклонниковъ.

Позорное безпутство — вопіющее предательство — неслыханныя жестокости быстро дали понять трепещущимъ вассаламъ, что никакое рабское подчиненіе съ ихъ стороны,— никакіе уколы совсти съ его — не будутъ отнын обезпечивать ихъ отъ безцеремонныхъ посягательствъ маленькаго Калигулы. На четвертый день, ночью, конюшни въ Замк Берлифитцингъ были объяты пламенемъ: вс сосди единогласно приписали пожаръ злодйскимъ замысламъ Барона, отвратительное коварство котораго уже сказалось въ разныхъ чудовищныхъ дяніяхъ.

Но въ то время какъ происходила суматоха, вызванная пожаромъ, самъ молодой владтель, повидимому погруженный въ глубокія размышленія, сидлъ въ одномъ изъ обширныхъ и пустынныхъ верхнихъ покоевъ фамильнаго Дворца Метценгерштейнъ. Богатая, хотя и поблекшая, обивка, угрюмо висвшая на стнахъ, изображала призрачныя и величественныя фигуры множества знаменитыхъ предковъ. Здсь священники и высшія духовныя особы, разукрашенныя горностаями, сидять запросто съ самодержцемъ и сувереномъ, кладутъ veto на желаніе мірского короля, или воздерживаютъ посредствомъ fiat папскаго верховенства мятежническіе замыслы Архидьявола. Тамъ высокія стройныя фигуры Князей Метценгерштейновъ — ихъ мускулистые боевые кони, попирающіе трупы павшихъ враговъ — заставляли трепетать самые сильные нервы своей могучей выразительностью, и здсь опять сладострастныя фигуры дамъ давно прошедшихъ дней, точно блоснжные лебеди, проплывали въ лабиринт фантастическихъ танцевъ подъ струны воображаемой музыки.

Но въ то время какъ Баронъ съ дйствительнымъ или притворнымъ вниманіемъ слушалъ постепепно возроставшую суматоху въ конюшняхъ Берлифитцинга — или быть можетъ обдумывалъ еще боле новое, еще боле ршительное дяніе дерзости и своевольства — его глаза безотчетно устремились на фигуру громадной лошади, которая, отличаясь неестественной окраской, была изображена на обивк, какъ принадлежащая Сарацигскому предку враждебной фамиліи. Сама лошадь на переднемъ фон рисунка стояла неподвижно, наподобіе статуи — между тмъ какъ значительно дальше, назади, сброшенный всадникъ погибалъ подъ рапироц одного изъ Метценгерштейновъ.

Дьявольская улыбка заиграла на губахъ у Фредерика, когда онъ замтилъ направленіе, въ которомъ, независимо отъ его воли, устремился его взглядъ. Но онъ не отвелъ своихъ глазъ въ сторону. Напротивъ, онъ никакъ не могъ объяснить ту непобдимую тревогу, которая налегла на его чувства, какъ саванъ. Лишь посл усилій онъ могь примтрить свои смутныя и безсвязныя ощущенія съ увренностью, что онъ не спитъ. Чмъ дольше онъ смотрлъ, тмъ боле онъ погружался въ чары — тмъ невозможне казалось ему оторвать свой взоръ отъ картины, заворожившей его. Но шумъ снаружи внезапно выросъ до громадныхъ размровъ, и онъ, сдлавъ надъ собою напряженное усиліе, обратилъ вниманіе на блескъ ослпительнаго краснаго свта, отброшеннаго отъ пылающихъ конюшенъ на окна замка.

Это, однако, продолжалось не боле секунды, взоры Фредерика механически возвратились къ стн. Къ его крайнему ужасу и изумленію голова гигантской лошади перемнила за это время свое положеніе. Шея животнаго, раньше какъ бы съ жалостью согнутая дугой надъ распростертымъ тломъ господина, была тепорь вытянута во всю длину по направленію къ Барону. Глаза, до этого невидимые, теперь были полны энергическаго и совершенно человческаго выраженія, причемъ они блистали необыкновенно краснымъ пылающимъ огнемъ, и растянутыя губы видимо взбшенной лошади выставляли совершенно наружу ея отвратительные зубы, зубы скелета.

Пораженный ужасомъ, молодой Баронъ неврной походкой направился къ двери. Когда онъ открывалъ ее, полоса краснаго свта, ворвавшись въ комнату, отбросила его отчетливую тнь на колеблющуюся обивку, и онъ содрогнулся, увидвъ, что тнь — въ то самое время какъ онъ зашатался на порог — приняла неподвижное положеніе, и какъ разъ наполнила контуры неумолимаго и торжествующаго убійцы, поражавшаго Сарацина Берлифитцинга.

Чтобы усмирить свое смятеніе, Баронъ ринулся на дворъ. У главныхъ воротъ дворца онъ встртилъ трехъ конюховъ. Съ большими усиліями, и съ опасностью для собственной жизни, они удерживали гигантскую огненнаго цвта лошадь, которая бшено билась.

‘Чья лошадь? откуда вы ее взяли?’ спросилъ Фредерикъ придирчивымъ и грубымъ тономъ, тотчасъ же увидавъ, что таинственная лошадь, изображенная на обивк, являлась совершеннымъ двойникомъ лошади, бсившейся передъ нимъ.

‘Это ваша собственность’, отвтилъ одинъ изъ конюховъ, ‘по крайней мр никто не заявляетъ претензій на нее. Мы ее поймали на всемъ бгу, она вся была покрыта пной, и дымилась въ бшенств, и бжала изъ горящихъ конюшенъ Замка Берлифитцингъ. Мы думали, что это — одна изъ выводныхъ лошадей стараго Графа, и хотли отвести ее назадъ. Но тамошніе грумы наотрзъ отказались отъ нея, что очень странно, такъ какъ на ней очевидные знаки того, что она убжала изъ самаго огня’.

‘Кром того, на лбу у нея совершенно явственно виднются буквы В. Ф. Б.’ вмшался второй конюхъ, ‘я думаю, что это, конечно, начальныя буквы Вильгельма Фонъ Берлифитцинга — но вс въ замк ршительно говорятъ, что она знать не знаютъ этой лошади’.

‘Очень странно!’ задумчиво сказалъ молодой Баронъ, и, повидимому, самъ не сознавалъ, что онъ хотлъ сказать этими словами. ‘Вы говорите, что это замчательная лошадь — что это чудо, а не лошадь! Однако, какъ можно видть, съ ней довольно трудно справиться, впрочемъ, пусть она будетъ моей’, прибавилъ онъ посл нкоторой паузы, ‘быть можетъ, такой здокъ, какъ Фредерикъ Метцентерштейнъ, суметъ укротить самого дьявола изъ конюшенъ Берлифитцинга’.

‘Вы ошибаетесь, господинъ мой, лошадь, какъ мы, кажется, упоминали, не принадлежитъ къ конскому заводу Графа. Еслй бы она была изъ его конюшенъ, разв мы бы осмлились привести ее предъ лицо владтеля, носящаго ваше имя. ‘

‘Хорошо!’ сухо замтилъ Баронъ, и въ то же самое мгновеніе изъ дворца поспшными шагами прибжалъ пажъ, весь раскраснвшійся. Онъ прошепталъ на ухо своему господпну о внезапномъ исчезновеніи небольшого куска обивки въ одной изъ комнатъ, тутъ онъ принялся описывать точныя подробности, но онъ настолько понизилъ голосъ, что у него не вырвалось ни одного слова, которое могло бы успокоить возбужденное любопытство конгоховъ.

Молодой Фредерикъ въ теченіи этого разговора казался взволнованнымъ и объятымъ самыми разнообразными ощущеніями. Вскор, однако, къ нему вернулось его хладнокровіе, и упорное злорадство запечатллось на его лиц, когда онъ отдалъ категорическое приказаніе немедленно же запереть упомянутую комнату, и ключъ принести е.му.

‘Ваша милость изволили слышать о несчастной смерти стараго охотника Берлифитцинга?’ спросилъ Барона одинъ изъ его вассаловъ, между тмъ какъ по удаленіи пажа гигантская лошадь, которую благородный владтель присвоилъ себ, начала съ удвоенньтъ бшенствомъ биться и скакать по длинной алле, шедшей отъ дворца къ конюшнямъ Метценгерштейна.

‘Нтъ!’ возразилъ Баронъ, рзко поворачиваясь къ говорящему, ‘умеръ, говорите вы?’

‘Точно такъ, и для вашей милости, вроятно, это неслишкомъ нежеланная новость!’

Быстрая улыбка скользнула по лмцу Фредерика.

‘Какъ онъ умеръ?’

‘Онъ бросился спасать своихъ любимыхъ лошадей, и въ это время самъ погибъ въ огн’.

‘Дйствительно!’ воскликнулъ Баронъ, какъ будто бы правда какой-то возбуждающей мысли лишь мало-по-малу производила на него впечатлніе.

‘Дйствительно!’ повторилъ вассалъ.

‘Ужасно!’ спокойно проговорилъ юноша, и, хладнокровно повернувшись, пошелъ въ замокъ.

Съ этого времени замтная перемна произошла во вншнемъ поведеніи распутнаго Барона Фредерика Фонъ Метценгерштейна. На самомъ дл, своими поступками онъ обманулъ ожиданія всхъ и разбилъ планы многихъ хитроумныхъ мамашъ, при этомъ его привычки и манеры еще мене, чмъ прежде, выказывали какое-либо сродство съ нравами сосдней аристократіи. Онъ больше никогда не показывался за предлами своихъ собственныхъ владній, и во всемъ обширномъ мір, соединенномъ узами общежитія, у него не было ршительно ни одного товарища — если только эта противоестественная необузданная лошадь огненнаго цвта, на которой съ тхъ поръ онъ постоянно скакалъ, не имла какого-нибудь таинственнаго права на названіе его друга.

Тмъ не мене, въ теченіи долгаго времени, со стороны сосдей къ нему періодически поступали многочисленныя приглашенія. ‘Не пожелаетъ-ли Баронъ удостоить своимъ присутствіемъ наши празднества?’ ‘Не пожелаетъ-ли Баронъ принять участіе въ охот на вепря?’ — ‘Метценгерштейнъ не охотится,’ ‘Метценгерштейнъ не будетъ,’ таковы были его лаконичные и высокомрйые отвты.

Эти неоднократныя оскорбленія не могли быть терпимы со стороны надменной знати. Приглашенія стали мене сердечными, мене частыми, съ теченіемъ времени они прократились совершенно. Вдова месчастнаго Графа Берлифитцинга, въ присутствіи слушателей, выразила даже надежду, ‘что Баронъ, быть можетъ, сидить дома, когда и не расположенъ быть дома, разъ онъ презрлъ общество себ равныхъ, что онъ здитъ верхомъ, когда и не желаетъ здить, разъ онъ отдалъ предпочтеніе обществу лошади’. Конечно это была весьма глупая вспышка наслдственнаго чувства оскорбленности, и она только доказывала, какъ своеобразно безсмысленны бываютъ наши выраженія, когда мы хотимъ быть необыкновенно энергичными.

Лица благожелательныя, однако же, приписывали перемну въ поведеніи молодого Барона естественной скорби сына о безвременной утрат родителей,— забывал его жестокое и беззастнчивое поведеніе въ теченіи краткаго періода, послдовавшаго непосредственно за этой утратой. Были и такіе, которые длали предположенія, что тутъ замшано преувеличенное представленіе о личномъ значеніи и личномъ достоинств. Были и такіе, (среди нихъ нужно упомянуть фамильнаго врача), которые не колебались указывать на болзненную меланхолію и наслдственное нездоровье, по поводу чего среди толпы существовали темные намеки весыьма двусмысленнаго свойства.

Дйствительно, извращенная привязанность Барона къ недавно пріобртенному коню — привязанность, достигавшая, повидимому, новой силы посл каждаго новаго проявленія свирпыхъ и демонскихъ наклонностей животнаго — въ конц концовъ сдлалась, въ глазахъ всхъ здравомыслящихъ людей, отвратительной и неестественной страстью. Въ блеск полдня — въ мертвый часъ ночи — былъ-ли онъ здоровъ, былъ-ли онъ боленъ — въ ясную погоду и въ бурю — молодой Метценгерштейнъ, сидя на сдл, казался прикованнымъ къ этой колоссальной лошади, неукротимая дерзновенность которой такъ хорошо согласовалась съ его собственнымъ духомъ.

Были, кром того, обстоятельства, которыя, сочетаясь съ послдними событіями, придавали неземной и зловщій характеръ маніи всадника и способностямъ коня. Пространство, захваченное однимъ прыжкомъ, было въ точности смрено, и до изумительной степени превзошло самыя безумныя ожиданія людей наиболе изобртательныхъ. Притомъ, у Барона не было никакого особеннаго имени для этого животнаго, хотя вс остальныя, имъ собранныя, отличались характерными прозвищами. Да и конюшня, ему отведенная, находилась на извстномъ разстояніи отъ остальныхъ, что же касается обязанностей конюха и другихъ необходимыхъ заботъ, никто, кром самого собственника, не ршался исполнять ихъ, или хотя бы входить въ загородку особеннаго стойла этой лошади. Слдуетъ также замтить, что, хотя тремъ грумамъ, поймавшимъ лошадь, когда она убгала отъ пожара въ Замк Берлифитцингъ, удалось остановить ея бгъ съ помощью узды съ цпью и петли — тмъ не мене ни одинъ изъ трехъ не могъ бы съ увренностью утверждать, что во время этой опасной борьбы, или когда-нибудь посл, ему дйствительно удалось положить руку на тло звря. Примры особенной разумности въ ухваткахъ горячей и породистой лошади не могутъ вызывать излишняго вниманія, но тутъ были особыя обстоятельства, которыя неотступно бросались въ глаза людямъ наиболе скептическимъ и равнодушнымъ, и говорили, что иногда животное заставляло изумленную толпу, стоявшую вокругъ, отступать съ ужасомъ передъ глубокимъ и поразительнымъ значеніемъ его страшной печати — иногда молодой Метценгерштейнъ блднлъ и отшатывался передъ быстрымъ испытующимъ выраженіемъ его строгихъ и человчески глядящихъ глазъ.

Однако, изъ всей свиты Барона не было никого, кто усомнился бы въ пламенности этой необыкновенной привязанности молодого владтеля къ исключительнымъ свойствамъ его пылкой лошади, никого, кром незначительнаго и невзрачнаго маленькаго пажа, уродство котораго бросалось въ глаза каждому, и мннія котораго вовсе не имли вса.

Онъ (если объ его мысляхъ стоитъ вообще упоминать) имлъ наглость утверждать, что господинъ его никогда не садился въ сдло безъ того, чтобы не испытатъ какой-то необъяснимый и почти незамтный трепетъ, и что, при возвращеніи съ каждой продолжительной и обычной скачки, выраженіе торжествующаго злорадства искажало каждый мускулъ его лица.

Въ одну бурную ночь, пробудившись отъ тяжелаго сна, Метценгерштейнъ, какъ маніакъ, вышелъ изъ своей комнаты, и, свши второпяхъ на лошадь, поскакалъ прочь, среди лсного лабиринта. Обстоятельство столь обычное не возбудило никакого особеннаго вниманія, но съ чувствомъ самой напряженной тревоги слуги ждали его возвращенія, когда, посл нсколькихъ часовъ его отсутствія, величественныя и огромныя зданія Дворца Метценгерштеннъ затрещали и закачались до самаго основанія подъ дйствіемъ густой и синевато-багровой массы неукротимаго огня.

Такъ какъ пламя, когда его замтили впервые, сдлало уже такія страшныя опустошенія, что вс усилія спасти хотя бы часть зданія были очевидно безплодны, вс окрестные жители, охваченные изумленіемъ, стояли не двигаясь, въ молчаливомъ, пожалуй, даже въ равнодушномъ удивленіи. Но вскор нчто новое и страшное приковало къ соб вниманіе столпившагося множества, и доказало, насколько возбужденіе, вызываемое въ чувствахъ толпы созерцаніемъ человческой агоніи, сильне волненія, возбуждаемаго самыми страшными зрлищами неодушевленной матеріи.

Въ глубин длинной аллеи изъ вковыхъ дубовъ, которая вела изъ лса къ главному входу во Дворецъ Метценгерштейнъ, появился конь, мчавшій всадника, безъ шляпы и въ безпорядочномъ костюм, съ стремительнымъ бшенствомъ, превосходившимъ самого Демона Бури.

Не было сомннія, что всадникъ не могъ обуздать эту скачку. Агонія его лица, судорожное бореніе всего его тла, указывали съ очевидностью на сверхчеловческія усилія, но, кром одного одинокаго крика, ни звука не сорвалось съ его истерзанныхъ губъ, которыя насквозь были прокушены въ напряженности ужаса. Мгновеніе — и топотъ копытъ рзко и жестко прозвучалъ, выдляясь изъ рева огней и крика втровъ — еще мгновеніе, и, перескочивъ однимъ прыжкомъ входныя ворота и ровъ, конь вскочилъ на колеблющуюся лстнщу дворца и вмст съ своимъ всадникомъ исчезъ въ вихр хаотическаго пламени.

Бшенство бури немедленно умерло, и внезапно настало мертвое затишье. Блое пламя еще продолжало окутывать зданіе, какъ саванъ, и, потокомъ стремясь въ спокойную атмосферу, вскинуло ослпительный блескъ сверхъестественнаго свта, между тмъ какъ облако дыма тяжело насло надъ зубцами зданія въ вид явственной колоссальной фигуры — лошади.

Эдгаръ По

Метценгерштейнъ.

Читайте также: