СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ БАЛЬЗАКА
МЕЛКІЯ НЕВЗГОДЫ СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ.
Переводъ Е. Г. Бекетовой.
ЗАПИСКИ ДВУХЪ НОВОБРАЧНЫХЪ
Переводъ Е. М. Чистяковой-Вэръ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, No 16.
1899.
МЕЛКІЯ НЕВЗГОДЫ СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ.
Предисловіе,
которое всякому напомнитъ его собственныя ощущенія при вступленіи въ бракъ.
Какой-нибудь пріятель, говоря о молодой двушк, сказалъ вамъ, положимъ, что она ‘изъ почтеннаго семейства, хорошо воспитана, хороша собой и за ней триста тысячъ франковъ чистоганомъ’. И вотъ вы пожелали встртиться съ этимъ прелестнымъ существомъ.
Въ большинств случаевъ, вс нечаянныя встрчи этого рода устраиваются заблаговременно. Вы встртились и даже побесдовали съ прелестнымъ существомъ, которое оказалось чрезвычайно застнчивымъ.
Вы. Какой прекрасный вечеръ!
Она. О, да! Это правда.
Вы получаете позволеніе ухаживать за этой молодой двицей.
Будущая теща (будущему зятю). Ахъ, вы не можете себ представить, до какой степени моя двочка способна привязаться!
Между тмъ, старшіе члены обоихъ семействъ ведутъ деликатные переговоры насчетъ денежныхъ вопросовъ.
Вашъ отецъ (говоритъ будущей тещ). Моя ферма стоитъ пятьсотъ тысячъ франковъ, сударыня!
Ваша будущая теща. А нашъ домъ, сударь, угловой и выходитъ на дв улицы!
Составляютъ контрактъ, надъ которымъ хлопочутъ двое ужасныхъ нотаріусовъ: одинъ маленькій, другой большой, посл чего оба семейства считаютъ необходимымъ сначала сводить васъ въ мэрію и въ церковь, а потомъ уже проводить новобрачную въ спальню, гд она будетъ упираться и всячески церемониться.
А потомъ!.. Потомъ на васъ посыпется множество мелкихъ невзгодъ и дрязгъ въ такомъ род:
Великая или малая эта невзгода? Право, не знаю, она велика для вашихъ зятьевъ и невстокъ, но для васъ лично она крайне мала.
— Мала? Вамъ легко говорить! Но вдь каждый младенецъ обходится ужасно дорого!— восклицаетъ супругъ, уже десять разъ испытавшій такое благополучіе и празднующій крестины своего одиннадцатаго, такъ называемаго ‘послдняго крошки’,— предательское названіе, помощью котораго женщины надуваютъ свою семью.
— Какая же это невзгода?— скажете вы. Да, пожалуй, подобно большинству мелкихъ невзгодъ супружества, и такая невзгода для иныхъ была бы великимъ счастьемъ.
Четыре мсяца тому назадъ вы отдали замужъ свою дочку, назовемъ ее милымъ именемъ ‘Каролины’, и пусть она послужитъ намъ типомъ жены вообще. Каролина, какъ водится, прелестная молодая особа, и вы ее выдали за… за присяжнаго повшеннаго, или за капитана второго ранга, или за инженера третьяго (разряда, или за товарища прокурора, или, наконецъ, за юнаго виконта, но всего вроятне, такъ какъ это идеалъ всякаго благоразумнаго семейства, вы ее выдали за единственнаго сына богатаго землевладльца!.. (См. предисловіе).
Этого фендикса мы будемъ звать Адольфомъ, каковы бы ни были его положеніе въ свт, возрастъ и цвтъ его волосъ.
Присяжный повренный, капитанъ, инженеръ, прокуроръ, однимъ словомъ — зять вашъ Адольфъ и его семейство видли въ вашей дочери, во-первыхъ, мадемуазель Каролину, во-вторыхъ, единственную дочь вашей супруги и васъ самихъ.
Здсь слдуетъ установить отдлы, какъ въ засданіяхъ парламента:
1) Со стороны вашей жены.— Ваша супруга должна получить наслдство отъ своего дяди съ материнской стороны, стараго подагрика, котораго она всячески холитъ, ласкаетъ и лелетъ, и кром того, она получитъ въ наслдство состояніе своего родного отца. Каролина всегда обожала дядю, своего дядичку, который ее на рукахъ нянчилъ и который… и котораго… ну, словомъ, дядю, посл котораго должно остаться капиталу около двухсотъ тысячъ франковъ.
Ваша жена — особа прекрасно сохранившаяся, но возрастъ ея послужилъ предметомъ долгихъ обсужденій и зрлаго разсмотрнія со стороны родителей и прародителей вашего зятя. Свекровь и теща не мало задавали другъ другу тончайшихъ вопросовъ, съ цлью вывдать взаимно нкоторые секреты касательно степени зрлости своего женскаго возраста.
— Вы какъ, моя дорогая?..
— Я, слава Богу, раздлалась съ этимъ, а вы?
— О, и я тоже!— отвчала ваша жена.
— Можешь жениться на Каролин,— сказала мать Адольфа вашему будущему зятю.— Каролина единственная наслдница своей матери, дяди и дда.
2) Съ вашей стороны. У васъ еще живъ ддъ, отецъ вашей матери,— добрый старичокъ, и никто не будетъ съ вами тягаться изъ-за его наслдства, потому что онъ впалъ въ дтство и, слдовательно, не способенъ составлять завщаніе.
Вы сами человкъ весьма любезный, но въ молодости изрядно покутившій, притомъ, вамъ отроду пятьдесятъ девять лтъ и ваша голова увнчана какъ бы колнкой, просунутой сквозь сдой парикъ.
3) Приданаго за Каролиной — 300.000 франковъ!..
4) Младшая сестра Каролины — двнадцатилтняя дурочка, заморышъ и, по всему видно, что не долго проживетъ.
5) Ваше личное состояніе — какъ тестя (въ иныхъ кругахъ это называется ‘женинъ папаша’), составляетъ двадцать тысячъ франковъ ежегоднаго дохода и увеличится наслдствомъ, котораго недолго ждать.
6) Состояніе вашей жены,— имющее увеличиться полученіемъ наслдства посл дяди и дда.
Слдовательно, три наслдства и сбереженія составятъ — 750.000 франковъ.
Ваше состояніе — 250.000 ‘
Состояніе вашей жены — 250.000 ‘
Итого 1.250.000 франковъ
которые отъ васъ никуда не улетятъ!..
Такова сущность тхъ блистательныхъ свадебъ съ хорами, балетами и угощеніями, съ блыми перчатками, букетиками въ петлицахъ, померанцевыми цвтами, канителью, длинными фатами и свадебными каретами, которыя васъ развозятъ изъ мэріи въ церковь, изъ церкви на парадный обдъ, съ обда на балъ, съ бала въ брачный покой, при звукахъ оркестра и стереотипныхъ шуточекъ, отпускаемыхъ вамъ во слдъ остатками былыхъ дэнди, потому что и по сю пору еще водятся на свт были дэнди, такъ же какъ существуютъ англійскія кровныя лошади. Да, такова истинная подкладка самыхъ пылкихъ любовныхъ вожделній.
Большая часть родныхъ высказала свое мнніе насчетъ этого брака.
Со стороны новобрачнаго:
— Нашъ Адольфъ отлично устроился.
Со стороны новобрачной:
— Каролина сдлала прекрасную партію. Адольфъ единственный сынъ у родителей, и у него будетъ шестьдесятъ тысячъ дохода со временемъ.
Спустя нкоторое время, счастливый прокуроръ, благополучный инженеръ, счастливый капитанъ, присяжный повренный или единственный сынъ богатаго землевладльца, однимъ слвомъ, Адольфъ прізжаетъ къ вамъ обдать въ сопровожденіи своей супруги.
Ваша дочь, Каролина, чрезвычайно гордится утолщеніемъ своего стана. Вс женщины предаются нкоторому невинному кокетству по поводу своей первой беременности. Какъ добрый солдатъ хочетъ особенно прифрантиться, идя въ первый разъ на сраженіе, такъ и он щеголяютъ своей блдностью и томнымъ видомъ, встаютъ съ мста съ извстными предосторожностями и ходятъ съ очень милыми ужимками. Он еще цвтутъ, а ужь носятъ плодъ, въ эту пору он любятъ выставлять свое будущее материнство. И все это бываетъ необыкновенно очаровательно… для перваго раза.
Ваша жена, ставъ тещей Адольфа, начала непомрно затягиваться въ корсетъ. Когда ея дочь хохочетъ, она плачетъ, когда ея Каролина выказываетъ свое счастье, она старается скрыть свое собственное. Посл обда зоркіе глаза свекрови угадали то, что произошло во мрак ночи.
Ваша жена беременна! Эта всть разносится въ обществ, и и старйшій изъ вашихъ школьныхъ товарищей говоритъ вамъ со смхомъ:
— А вы все еще практикуете?..
Вы надетесь, что врачи, приглашенные на завтра, какъ-нибудь иначе объяснятъ это явленіе. Вы человкъ далеко не робкаго десятка, однако, вы краснете, смущаетесь и надетесь, что у это, можетъ быть, приступъ водянки… Но врачи побывали на консультаціи и подтвердили существованіе послдняго — крошки! Иной сконфуженный мужъ въ такихъ случаяхъ узжаетъ погостить въ деревн или осуществляетъ давно покинутый проектъ путешествія въ Италію. Словомъ, въ вашей семь царствуетъ какая-то странная путаница. И вы, и жена ваша, очутились въ фальшивомъ положеніи.
— Старый грховодникъ!— говоритъ вамъ пріятель, встрчаясь съ вами на бульвар.— И не стыдно теб, на старости лтъ?..
— А что жь такое, и ты сдлай то же!— возражаете вы ему, въ порыв озлобленія.
— Какъ же такъ, въ тотъ самый день, какъ твоя дочь?.. Вдь это наконецъ безнравственно! И жена ужь старуха?.. Это что-то болзненное!
— Насъ ограбили, точно въ лсу!— заявляетъ семейство вашего зятя.
‘Точно въ лсу’,— самое мягкое выраженіе въ устахъ свекрови.
Родственники вашего зятя уповаютъ, что дитя, раздробившее на три части ожидаемое наслдство, родится хилымъ, золотушнымъ, заморышемъ, какъ часто бываетъ съ дтьми пожилыхъ людей. А, можетъ быть, младенецъ родится мертвый?
Это семейство ожидаетъ родовъ вашей жены съ такой же тревогой, съ какой члены Орлеанскаго дома ждали родовъ герцогини Беррійской! Если бы не тягостныя условія іюльскихъ дней, рожденіе второй дочери было бы поводомъ къ передач короны младшей линіи, и Генрихъ V занялъ бы престолъ. Съ той поры Орлеанскій домъ вынужденъ былъ играть на квитъ съ большимъ рискомъ, событія дали ему выиграть партію.
Мать и дочь разршились отъ бремени на разстояніи девяти дней одна за другой.
Первый ребенокъ Каролины — двочка, блдная, хилая и врядъ ли выживетъ.
Послдышекъ ея мамаши — здоровенный мальчикъ, вситъ двнадцать фунтовъ, и у него сразу два зуба и великолпные волосы.
Вамъ въ теченіе шестнадцати лтъ страстно хотлось имть сына. Зато эта супружеская невзгода, не въ примръ прочимъ, радуетъ васъ до безумія. И жена ваша какъ будто помолодла во время беременности: она сама кормитъ ребенка, у ней много молока, свжій цвтъ лица, она стала блая и румяная!
Сорока двухъ лтъ отроду она держитъ себя молодой дамой, покупаетъ крошечные чулочки, гуляетъ въ сопровожденіи няни, вышиваетъ чепчики, шьетъ дтскія кофточки. Словомъ, ваша Александрина перестала конфузиться своего положенія: она собственнымъ примромъ поучаетъ свою дочь, становится прелестна и сіяетъ счастіемъ. Между тмъ это все-таки невзгода, легкая для васъ, но тяжелая для вашего зятя. Невзгода двойственнаго рода, такъ какъ она касается и васъ, и вашей жены. Притомъ въ подобныхъ случаяхъ вы тмъ боле можете гордиться своимъ сыномъ, что никто не усомнится въ томъ, что вы его отецъ!
Въ большинств случаевъ характеръ молодой двицы обрисовывается вполн лишь посл двухъ или трехъ лтъ супружества. Она невольно скрываетъ свои недостатки въ вихр первыхъ радостей, первыхъ праздниковъ жизни. Она здитъ въ свтъ, чтобы потанцовать, здитъ къ роднымъ, чтобы васъ прославлять, путешествуетъ ради первыхъ уловокъ взаимной любви, словомъ, становится женщиной. Потомъ она мать и кормилица, а въ этомъ состояніи, преисполненномъ миловидныхъ страданій и мельчайшихъ заботъ, не дающихъ ни минуты отдыха и покоя, нтъ никакой возможности наблюдать женскій нравъ. Стало быть, вамъ нужно пережить года три или четыре совмстной жизни, чтобы открыть подъ конецъ нчто невыразимо печальное и наводящее на васъ безысходный страхъ.
Ваша жена, эта двочка, которой первыя радости жизни и, любви замняли грацію и остроуміе, она, такая кокетливая, оживленная, рзвая, краснорчивая въ каждомъ малйшемъ тлодвиженіи, понемногу сбрасываетъ съ себя вс эти очарованія, всю свою естественную искусственность. И, наконецъ, вы ее видите такою, какъ она есть на самомъ дл. Вамъ не хотлось этого, вы льстили себя надеждой, что ошибаетесь, но нтъ, это такъ и есть: Каролина не умна, тяжеловсна, не уметъ ни пошутить, ни разсуждать, и подчасъ бываетъ очень безтактна. Вы пугаетесь. Вамъ предстоитъ необходимость всюду появляться съ этой милой кошуркой, протаскивать ее по разнымъ тернистымъ тропинкамъ и рвать въ клочки свое собственное самолюбіе.
Не разъ ужь васъ морозъ подиралъ по кож, слыша ея отвты, въ свт съ ней обращались вжливо, не смялись ей въ лицо, а только отмалчивались, но вы не сомнвались, что посл вашего ухода дамы переглядывались и говорили въ такомъ род:
— Слышали вы, что сказала г-жа Адольфъ?
— Бдняжка! Она такая…
— Глупа, какъ пробка.
— Вдь онъ-то умный человкъ, какъ же онъ могъ выбрать такую…
— Онъ обязанъ перевоспитать свою жену, научить ее, или попросту велть ей молчать.
Въ нашемъ цивилизованномъ обществ мужъ несетъ полную отвтственность за свою жену.
Но воспитываетъ ее не мужъ.
Однажды, въ гостяхъ у г-жи де-Фиштаминель, дамы высшаго тона, Каролина съ чрезвычайнымъ упорствомъ утверждала, что ‘послдній крошка’ непохожъ ни на папашу, ни на мамашу, а на друга дома. Легко можетъ быть, что этимъ она открыла истину отцу семейства и уничтожила плоды трехлтнихъ трудовъ матери, построившей цлую систему хитрыхъ завреній на этотъ счетъ. Какъ бы то ни было, посл этого визита Каролины г-жа де-Фиштаминель замтно охладла къ вамъ, очевидно, подозрвая, что вы провинились въ нескромности, разсказавъ вашей жен то, о чемъ слдовало помолчать.
На вечер Каролина бесдуетъ съ однимъ писателемъ о его твореніяхъ и подъ конецъ подаетъ этому поэту, уже весьма плодовитому, благой совтъ: создать нчто и для потомства.— Другой разъ, обдая въ чужомъ дом, гд всячески стараются угостить ее, какъ можно лучше, она жалуется на медлительность прислуги, не замчая того, что у хозяевъ только и есть одинъ слуга.— Или принимается осуждать вдовъ, вторично выходящихъ замужъ, въ присутствіи госпожи Дешаръ, которая вступила въ третій бракъ съ бывшимъ нотаріусомъ, его зовутъ Николай Жанъ Жеромъ-Непомукъ-Анжъ-Мари-Викторъ-Жозефъ Дешаръ и онъ товарищъ вашего отца.
И вы сами, вызжая въ свтъ со своей женой, стали совсмъ другимъ человкомъ. Подобно всаднику верхомъ на пугливой лошади, не спускающему глазъ съ ея ушей, вы такъ поглощены вниманіемъ къ тому, что изрекаетъ ваша Каролина, что разсянно относитесь ко всему остальному.
Вознаграждая себя за то молчаніе, на которое осуждены вс барышни, Каролина теперь пускается въ разговоры или, лучше сказать, болтаетъ безъ всякаго стсненія: ей хочется производить эффектъ, и она достигаетъ цли, ни передъ чмъ не останавливаясь: заговариваетъ съ наиболе знаменитыми людьми, съ самыми важными дамами, проситъ, чтобы ее познакомили, и доставляетъ вамъ мучительныя минуты. Бывать въ свт становится для васъ пыткой.
Она находитъ, что вы становитесь угрюмы, тогда какъ вы только напряженно внимательны! Нечего длать, вы стараетесь составить ей хоть маленькій кружокъ близкихъ знакомыхъ, такъ какъ она успла ужь поссорить васъ съ людьми, отъ которыхъ зависло ваше матеріальное благосостояніе.
Сколько разъ, сознавая необходимость сдлать ей замчаніе, вы отступали передъ этой задачей, даже по утрамъ, въ минуту пробужденія, когда знали, что она расположена васъ слушать! Женщины вдь очень рдко слушаютъ. Сколько разъ вы пятились отъ выполненія своей тяжкой обязанности наставника и учителя!
Каковъ долженъ быть конецъ вашего министерскаго сообщенія? Такъ или иначе, вдь вамъ придется ей сказать: ‘Душечка, ты недовольно умна’… И вы чувствуете, что изъ этого выйдетъ.
Каролина подумаетъ про себя: ‘Ага, значитъ, я глупа…’
Ни одна женщина не примирится съ этой мыслью. Она возмутится, вы будете, что называется, на ножахъ, а черезъ шесть недль Каролина докажетъ вамъ, что у ней достало ума поработить васъ, притомъ такъ, что вы и не замтили, какъ это случилось.
Пугаясь возможности такого исхода, вы пускаетесь въ краснорчіе, ищете наилучшихъ ораторскихъ пріемовъ, помощью которыхъ возможно позолотить пилюлю, и, наконецъ, вамъ удается польстить всмъ родамъ самолюбія, какими обладаетъ Каролина, ибо
у всякой замужней женщины бываетъ нсколько сортовъ самолюбія.
Вы заявляете себя ея лучшимъ другомъ, единственнымъ другомъ, настолько близкимъ, чтобы имть право просвтить ее, чмъ больше подготовки и околичностей, тмъ она становится внимательне и больше заинтересована. Въ эту минуту у ней и умъ есть.
Обнявъ за талію, вы спрашиваете у своей безцнной Каролины, почему она, которая такъ остроумна съ глазу на глазъ съ вами, такъ находчива и мила (тутъ вы напоминаете ей словечки, которыя она никогда не говорила, вы ихъ сами сочинили и приписываете ей, а она съ улыбкой соглашается признать ихъ своими), почему же она въ большомъ обществ могла сказать то-то и такъ-то. Вроятно, она, подобно многимъ другимъ женщинамъ, конфузится въ многолюдныхъ гостиныхъ?
— Я знаю,— прибавляете вы,— многихъ мужчинъ, даже изъ числа самыхъ замчательныхъ, имющихъ то же свойство.
Тутъ вы приводите въ примръ людей чрезвычайно любезныхъ и краснорчивыхъ въ тсномъ кругу, но не умющихъ связать трехъ фразъ, какъ только попадаютъ на каедру. Каролин слдуетъ бытъ осторожне на слова, вы намекаете, что молчаніе есть врнйшее средство прославиться своимъ умомъ. Въ свт особенно цнятъ тхъ собесдниковъ, которые умютъ слушать.
Ну, вотъ, вы ухитрились прокатиться по этой зеркальной поверхности, не оставивъ на ней ни одной царапинки, вамъ удалось погладить по спин химеру самую свирпую, самую дикую, самую чуткую, самую зоркую, безпокойную, проворную, ревнивую, пылкую, стремительную и въ то же время простйшую, изящнйшую, безразсуднйшую изъ всхъ химеръ нравственнаго міра, а именно — тщеславіе женщины!…
Каролина цломудренно сжала васъ въ своихъ объятіяхъ, поблагодарила за совты, теперь она полюбила васъ еще больше, ей хочется, чтобы все шло отъ васъ, даже умъ, можетъ быть, она и глупа, не уметъ говорить милыхъ словечекъ, но зато уметъ длать милыя вещи!… Вдь она васъ любитъ. Но ей желательно также, чтобы вы могли гордиться ею! Дло не въ томъ, чтобы хорошо одваться, быть изящной, красивой,— нтъ, она хочетъ, чтобы вы гордились ея интеллигентностью. И какъ же вы счастливы, что такъ благополучно вывернулись изъ этой первой супружеской передлки.
— Сегодня подемъ на вечеръ къ мадамъ Дешаръ, тамъ ужъ не знаютъ, что придумать, чтобы повеселе провести время, играютъ во всякія невинныя игры, потому что тамъ бываетъ цлая толпа молодыхъ дамъ и двицъ. И вотъ… ты увидишь!— говоритъ она.
Вы до такой степени счастливы, что напваете романсы, прибирая разныя мелочи въ своей комнат, въ одной рубашк и въ нижнемъ бль. Вы, точно заяцъ, который скачетъ и катается по цвтистой полян, обрызганной росой. Вы ршаетесь надть халатъ только въ минуту крайней необходимости, то есть когда ужь завтракъ поданъ на столъ. Въ теченіе дня, при встрч съ пріятелями, если рчь заходитъ о женщинахъ, вы ихъ защищаете: находите, что он милыя, кроткія созданія, въ нихъ есть что-то божественное,
Какъ часто случается, что нашими мнніями руководятъ интимныя событія нашего обихода!
Вы отправляетесь съ женой къ г-ж Дешаръ. Г-жа Дешаръ — мать семейства, необычайно набожная, у ней не бываетъ на столахъ ни газетъ, ни журналовъ. Она зорко слдитъ за дочерьми, которыхъ народила отъ трехъ мужей и тмъ строже за ними присматриваетъ, что, судя по слухамъ, сама была не безъ гршковъ, живя за двумя первыми мужьями. У ней никому и въ голову не придетъ отпустить двусмысленность. Вокругъ нея все бло, розово, пахнетъ ладономъ, какъ у вдовушекъ на рубеж третьей молодости. Можно подумать, что у ней всякій день двунадесятый праздникъ.
Въ качеств молодого мужа, вы присоединяетесь къ обществу молодыхъ дамъ, двчонокъ, барышень и молодыхъ людей, набравшихся въ спальн у г-жи Дешаръ. Люди серьезные, занимающіеся политикой, играющіе въ вистъ и распивающіе чай, расположились въ большой гостиной.
Завели игру въ отгадываніе словъ, имющихъ по нскольку значеній отгадывать приходится по отвтамъ на слдующіе вопросы:
— Какъ вы это любите?
— Что вы изъ этого длаете?
— Куда вы это дваете?
Настаетъ ваша очередь отгадывать слово, васъ прогоняютъ въ гостиную, гд вы вмшиваетесь въ чей-то споръ, а потомъ прибгаетъ ужасно смшливая двочка и зоветъ васъ обратно. Для васъ выбрали такое слово, которое подаетъ поводъ къ самымъ загадочнымъ отвтамъ. Извстно, что ничто такъ не сбиваетъ съ толку умныя головы, какъ если загадывать самыя простыя слова, придавая имъ самый противоположный смыслъ и съ каждымъ отвтомъ разбрасывая все дальше и шире поле догадокъ современнаго Эдипа.
Эта игра не совсмъ замняетъ азартныя игры въ карты и въ кости, но зато не такъ убыточна.
На сей разъ выбрали словечко mal (зло), и каждый придумывалъ наилучшій способъ поставить меня втупикъ. Это слово, помимо прямого смысла зло, т. е. существительнаго имени, обозначающаго противоположность добра, употребляется еще въ смысл боль, что дозволяетъ примнять его къ всевозможнымъ болзнямъ, дале, оно означаетъ почту, т. е. собственно почтовый экипажъ, и наконецъ, чемоданъ или дорожный сундукъ какой угодно формы и размровъ, крытый кожей или клеенкой, съ замкомъ, съ ушками и подлежащій быстрйшему передвиженію, такъ какъ служитъ для перевозки вещей въ путешествіяхъ.
Вы слывете умнымъ человкомъ и сфинксъ по этому кокетничаетъ съ вами, расправляетъ крылья, снова складываетъ ихъ, показываетъ вамъ то свои львиныя лапы, то женскую грудь, то лошадиное туловище, то умную голову: онъ размахиваетъ передъ вами концами своей священной повязки, садится, улетаетъ, возвращается, мететъ полъ своимъ мощнымъ хвостомъ, выставляетъ блестящіе когти, прячетъ ихъ назадъ, улыбается, трепещетъ, шепчетъ, у него то радостный взглядъ ребенка, то степенные глаза скромной женщины, но чаще всего онъ глядитъ насмшливо.
— Я его люблю проворнымъ.
— А я, когда она хроническая.
— Я его люблю мохнатымъ.
— А я, когда онъ съ секретнымъ замкомъ.
— Я люблю, когда оно обнаружено.
— Я люблю, когда скачетъ.
— Я люблю, когда ее Богъ посылаетъ,— заявила г-жа Дешаръ.
— Ну, а ты какъ его любишь?— спрашиваете вы, обращаясь къ вашей жен.
— Я его люблю, когда онъ законный.
Отвтъ вашей жены оказался никому непонятнымъ, а васъ повергъ въ столь обширное звздное пространство, что вы ослплены богатствомъ выбора и ни на чемъ не можете остановиться. На вопросъ, куда это двать, вамъ отвчаютъ:
— Въ кладовую.
— На чердакъ.
— На пароходъ.
— Въ шкапъ.
— Въ телгу.
— На каторгу.
— Въ магазинъ.
А жена отвчаетъ:
— Ко мн въ постель.
Вы тамъ бывали, но ршительно не можете придумать никакого слова, подходящаго къ такому отвту, тмъ боле что г-жа Дешаръ не дозволила бы сказать ничего непристойнаго.
— Что ты изъ этого длаешь?
— Все мое счастье!— отвчаетъ ваша жена, посл того какъ все остальное общество наградило васъ отвтами, отъ которыхъ въ вашей голов возникъ цлый міръ лингвистическихъ предположеній.
Отвтъ вашей жены всхъ поразилъ и въ особенности васъ самихъ, поэтому вы изо всхъ силъ стараетесь разгадать его значеніе. Вы мысленно перебираете бутылку съ горячей водой, обернутую полотенцемъ, которую жена кладетъ себ въ ноги въ холодную погоду, потомъ грлку съ углями, ея ночной чепецъ, косынку, бумагу, употребляемую на папильотки, рубчики и обшивки ея рубашки, ея вышиванье, ея кофточку, вашъ головной фуляръ, подушку, ночной столикъ… но тутъ ужь ршительно не находите ничего приличнаго.
Такъ какъ отвтчики находятъ величайшее удовольствіе отъ недоумнія своего Эдипа и каждое слово, предлагаемое имъ на разгадку, принимаютъ съ хохотомъ, то, видя тщету своихъ усилій и не желая подвергаться дальнйшимъ насмшкамъ, умный человкъ предпочитаетъ признать себя побжденнымъ. По законамъ этой невинной игры, вы обязаны дать залогъ (фантъ) и опять уходить въ гостиную, но отвты вашей жены до такой степени заинтересовали васъ, что вы просите разгадку.
— Mal!— кричитъ вамъ одна изъ двочекъ.
Тогда для васъ все становится ясно, за исключеніемъ отвтовъ вашей жены: она какъ будто играла не въ эту игру. Ни г-жа Дешаръ, ни одна изъ молодыхъ дамъ не поняли ея отвтовъ. Значитъ, плутовство! Вы протестуете, двочки поднимаютъ бунтъ молодыя дамы тоже. Стараются вникнуть, догадаться. Вы требуете объясненія и вс поддерживаютъ ваше требованіе.
— Въ какомъ же смысл ты разумла это слово, душечка?— спрашиваете вы у Каролины.
— Въ смысл mle (самецъ).
Г-жа Дешаръ кусаетъ себ губы и являетъ вс признаки величайшаго неудовольствія, молодыя дамы краснютъ и потупляютъ очи, двочки таращатъ глазки и навостряютъ уши. Вы стоите, какъ вкопанный и вамъ до того солоно въ горл, что вспоминаете о случа, избавившемъ Лота отъ его жены. Передъ вами открывается перспектива адскаго существованія: такъ жить нельзя!
Сидть дома, съ глазу на глазъ съ такой глупостью… Лучше уже прямо идти на каторгу.
Нравственныя пытки настолько же мучительне физическихъ, насколько душа выше тла.
Вы махнули рукой и отказались отъ мысли развивать свою жену.
Каролина представляетъ собою второе изданіе Навуходоносора, такъ какъ, подобно этой царственной хризалид, она изъ мохнатаго и скотоподобнаго существа превратится въ свирпаго внценосца.
Заботливость молодой жены.
Въ числ наиболе восхитительныхъ радостей холостой жизни каждый мужчина признаетъ независимость вставанья поутру, вольныя фантазіи пробужденія вознаграждаютъ печальное отхожденіе ко сну. Холостякъ ворочается въ постели сколько его душ угодно, можетъ звать такъ громко, что можно подумать, будто кто ржутъ, и кричать такъ, какъ будто онъ наверху блаженства. Онъ можетъ не сдерживать клятвы, данной наканун, не тушить ни огня въ камин, ни свчи въ подсвчник, можетъ даке сызнова заснуть, не взирая на спшныя дла. Можетъ послать къ чорту свои сапоги, съ готовностью развающіе свои черныя пасти возл его кровати, съ поднятыми ушами, можетъ не видть стальныхъ крючковъ, на которыхъ играетъ лучъ солнца, пробившійся сквозь спущенныя занавски, можетъ не признавать звонкаго призыва стнныхъ часовъ, отвернуться къ стн и бормотать себ подъ носъ: ‘Вчера… Да, вчера это казалось крайне важно и спшно, а сегодня — нтъ, вздоръ. Вчера были все глупости, сегодня оно видно ясне. Съ тхъ поръ цлая ночь прошла… Извстно, утро вечера мудрене, на то и ночь, чтобы все стало ясно… Оно, конечно, нужно бы пойти, слдовало бы сдлать о, что общано… Вотъ какой я подлецъ!.. Но очень ужь трудно разстаться съ мягкой постелью. Вонъ какія у меня ноги стали мягкія, не боленъ ли я? Мн что-то слишкомъ хорошо… Хочется еще разъ полюбоваться на невозможные горизонты моихъ сновидній… на этихъ женщинъ безъ пятокъ, и на крылатыя фигуры, и на благодушную природу… Наконецъ-то я догадался, какой соли надо насыпать на хвостъ этой птицы, которая все норовитъ улетть! Моя кокетка попалась теперь, увязла ножками въ тенетахъ, не увернется!..’
Тмъ временемъ вашъ лакей прочитываетъ ваши газеты, заглядываетъ въ ваши письма, а васъ не тревожитъ. И вы засыпаете, убаюканный смутнымъ гуломъ первыхъ колесъ по мостовой. Съ трескомъ, съ грохотомъ мчатся телги, нагруженныя говяжьими тушами, тачки съ кувшинами изъ блой жести, наполненными молокомъ, он производятъ неистовый шумъ, отъ нихъ трещатъ камни, а для вашего слуха он катятся точно по настилк изъ ваты и смутно напоминаютъ вамъ звуки Мюзаровскаго оркестра. Когда вашъ домъ дрожитъ, сотрясаясь всми своими суставами, намъ чудится, что вы морякъ и васъ качаютъ легкіе втерки.
И никто, кром васъ самихъ, не полагаетъ предла этимъ радостямъ: вы срываете съ своей головы фуляръ, швыряете его въ сторону, какъ салфетку посл обда, и принимаете сидячее положеніе, тутъ вы сами себ длаете выговоръ, ругаетесь въ такомъ род:— Эхъ, чортъ, надо вставать! Да, другъ мой, кто хочетъ сдлать карьеру, тотъ долженъ вставать пораньше… А ты дрянь, лнтяй!
Посл этого вы нкоторое время оглядываете свою комнату, собираетесь съ мыслями и, наконецъ, вскакиваете съ постели! Внезапно, смло и, главное, по собственному почину! Вы ршились пойти, куда нужно, смотрите на часы, а они, въ угоду вамъ, немножко отстаютъ… И между дломъ выражаете вслухъ нкоторыя надежды, въ такомъ дух: NN вдь тоже лнтяй, я еще застану его дома! Побгу бгомъ. Если ушелъ, догоню. Притомъ, долженъ же онъ меня подождать! Четверть часа отсрочки не велика важность, такую малость и кредиторы прощаютъ должникамъ…’
Вы съ яростью натягиваете сапоги, одваетесь съ такой быстротой, точно боитесь, чтобы васъ не застали голымъ, вы наслаждаетесь своимъ проворствомъ, берете съ бою каждую пуговицу, наконецъ, выходите изъ дому побдителемъ, посвистывая, помахивая тросточкой, потряхивая ушами, и пускаетесь въ путь скорымъ шагомъ.
‘Что за бда,— думаете вы,— я въ своихъ поступкахъ воленъ, никому не обязанъ отчетомъ! Кому какое дло?’
А ты, бдняга женатый человкъ, имлъ глупость сказать своей жен:
— Завтра, душенька (а иногда она за два дня предувдомлена на этотъ счетъ), мн надо встать очень рано.
Несчастный Адольфъ, вы доказали ей даже крайнюю важность предстоящаго вамъ свиданія, говоря, что отъ этого зависитъ и то, и это, и мало ли что еще!..
И вотъ за два часа до свту Каролина тихонько будитъ васъ и кроткимъ голосомъ говоритъ:
— Дружокъ, дружокъ…
— Что такое? Пожаръ? Или…
— Нтъ, спи пока, я ошиблась, вотъ гд стрлка у часовъ, видишь! Только четыре часа. Теб можно уснуть еще на два часа.
Сказать человку: ‘Теб можно уснуть на два часа’, не все ли это равно (конечно, въ миніатюр), что сказать преступнику: ‘Теперь еще только пять часовъ, а казнить тебя будутъ въ половин восьмого’. Какой ужь тутъ сонъ! Въ вашемъ мозгу непрестанно будетъ копошиться безпокойная мысль на подобіе какого-то сраго, крылатаго существа, врод летучей мыши, которая безтолково тычется въ оконныя стекла.
Въ этихъ случаяхъ женщина соблюдаетъ такую же точность, какъ дьяволъ, являющійся за полученіемъ проданной ему души, едва пробило пять часовъ, какъ голосъ вашей жены, увы, слишкомъ знакомый, раздается надъ самымъ вашимъ ухомъ: онъ сопровождаетъ бой часовъ и произноситъ, съ жестокой кротостью:
— Адольфъ, пять часовъ било, вставай, другъ мой.
— У-у-и!… У-у-а!..
— Адольфъ, ты пропустишь время, вдь самъ говорилъ!..
— Уу-э!.. Уу-и!..
Вы съ отчаяніемъ катаетесь головой по подушк.
— Ну, вставай же, другъ мой, я теб съ вечера все приготовила. Котикъ, пора теб узжать, или ты не хочешь сговориться этимъ господиномъ? Вставай же, Адольфъ! Надо хать. Ужъ совсмъ разсвло.
Каролина сбрасываетъ одяло и встаетъ: ей хочется вамъ ползать, что она можетъ встать безъ ворчбы. Она идетъ къ окну, открываетъ ставни, впускаетъ въ комнату солнечный свтъ, утренній воздухъ, уличный шумъ. Потомъ возвращается къ кровати.
— Что это, другъ мой, ты все еще не всталъ! Вотъ никогда не воображала, что ты такой безхарактерный! Ужь эти мужчины!.. Вотъ я, женщина, но что скажу, то и сдлаю.
Вы встаете, ворча сквозь зубы, проклиная таинство брака. Въ вашемъ геройств никакой заслуги нтъ: не вы сами встали, а жена васъ заставила встать. Каролина подаетъ вамъ все, что нужно, съ безнадежной поспшностью, она все предвидла, обо всемъ подумала: если дло происходитъ зимой, она повязываетъ вамъ шею теплымъ шарфомъ, если на двор лто, подаетъ вамъ батистовую рубашку съ голубыми полосками, и обходится съ вами, какъ съ младенцемъ, вы еще не совсмъ проснулись, а она ужь васъ одла, все справила и выпроводила васъ вонъ изъ дому. Если бы не она, все пошло бы прахомъ! Она призываетъ васъ обратно съ улицы, что бы вы захватили съ собой бумагу, портфель… Вы ни о чемъ не подумаете, ей одной приходится хлопотать обо всемъ!
Часовъ пять спустя вы приходите домой завтракать, между одиннадцатью и двнадцатью часами. Застаете горничную у подъзда, или на лстниц, или на площадк, гд она бесдуетъ съ чужимъ лакеемъ. Услыхавъ вашъ голосъ или завидвъ васъ, она убгаетъ. Вашъ лакей не торопясь накрываетъ столъ, смотритъ въ окно, зваетъ по сторонамъ, расхаживаетъ, какъ человкъ, знающій, что спшить некуда. Вы спрашиваете, гд ваша жена, полагая, что она на ногахъ.
— Барыня еще въ постели,— докладываетъ горничная.
Вы застаете жену въ томномъ расположеніи духа, она лнится, иметъ усталый и заспанный видъ, всю ночь не спала, чтобы разбудить васъ во-время, а потомъ ужь легла, и теперь проголодалась.
И вы причиной всхъ безпорядковъ. Завтракъ не готовъ оттого, что вы узжали. И то, что она не одта, и все въ дом вверхъ дномъ, тоже ваша вина. На все одинъ отвтъ:
— Приходилось тебя будить въ такую рань!..
‘Баринъ слишкомъ рано всталъ!’ повторяетъ прислуга. Жена заставляетъ васъ и спать ложиться пораньше, потому что вы рано встали. И сама во весь день не въ состояніи ничмъ заняться оттого, что вы рано встали. Пройдетъ полтора года, она все еще будетъ говорить:
— Если бы не я, ты бы ни за что не вставалъ.
Знакомымъ она говоритъ:
— Это онъ-то рано встаетъ?.. Да если бы я его насильно не поднимала, онъ бы во вки вковъ не всталъ!
Одинъ господинъ, начинающій сдть, замчаетъ ей на это:
— Это служитъ вамъ хвалой, сударыня.
Такой отзывъ, немного рискованный, полагаетъ предлъ ея хвастовству.
Такая маленькая невзгода посл двухъ или трехъ повтореній научаетъ васъ жить особнякомъ въ ндрахъ вашего семейства, не все говорить вслухъ и больше обходиться собственнымъ умомъ. Вамъ часто кажется сомнительнымъ, чтобы удобства супружескаго ложа перевшивали его недостатки.
Итакъ, отъ веселенькаго allegro холостой жизни вы перешли въ важное andante отца семейства.
Прежде у васъ была хорошенькая англійская лошадка, рзвая и стройная, запряженная въ легкое тильбюри, и ея атласная спина, заключенная въ тонкія лакированныя оглобли, двигалась, повинуясь возжамъ и поводьямъ, которыми вы управляли съ легкимъ сердцемъ и съ неподражаемою граціей: въ Елисейскихъ Поляхъ и по сю пору помнятъ, какъ вы умли править! А теперь вы правите доброй нормандской лошадью, тяжелыхъ статей и спокойнаго нрава.
Вы научились родительскому терпнію и нердко имете случай проявлять его. Зато видъ у васъ серьезный.
Рядомъ съ вами на козлахъ сидитъ слуга, очевидно, правящій двойную должность, также какъ и самый экипажъ. У васъ повозка на четырехъ колесахъ, она качается на англійскихъ рессорахъ и иметъ пузатую форму, врод руанской барки, у ней есть окошечки и множество всякихъ экономическихъ приспособленій. Въ хорошую погоду это коляска, а во время дождя она превращается въ карету. На видъ она легкая, но въ ней сидятъ шесть человкъ, и это очень накладно для вашей единственной лошади.
На заднемъ сиднь помщаются, подобно двумъ пышнымъ цвткамъ, ваша молодая жена и ея мамаша, весьма махровая штокъ-роза. Эти два цвточка женскаго пола все время болтаютъ, между прочимъ, и на вашъ счетъ, но трескъ колесъ, ваша внимательность въ роли кучера, а отчасти и родительская озабоченность мшаютъ вамъ слушать ихъ рчи.
На переднемъ сиднь хорошенькая, опрятно разодтая нянюшка, держитъ на колняхъ маленькую двочку. Рядомъ съ ней блистаетъ мальчикъ въ красной сборчатой рубашк, онъ то и дло перевшивается черезъ край коляски, лазитъ по подушкамъ и сто разъ слышалъ увщанія, тщету которыхъ давно позналъ на опыт: ‘Перестань шалить,.Адольфъ, будь умницей’, или: ‘Въ другой разъ я тебя не возьму съ собой кататься!’ Это говорятъ ему об мамаши.
Этотъ неугомонный мальчишка втайн до смерти надолъ своей мамаш, она двадцать разъ вспыхивала, какъ порохъ, но каждый разъ успокоивалась, глядя на спящее личико своей маленькой дочери.
— Я мать,— говорила она себ.
И въ конц концовъ ей удалось угомонить своего маленькаго Адольфа.
Вы осуществили побдоносную мысль прокатить свое семейство въ собственномъ экипаж. Съ утра выхали изъ дому, провожаемые завистливыми взглядами сосдей: они высовывались изъ оконъ, глядя, какъ вы везете за-городъ супругу и дтей, не прибгая къ помощи извозчиковъ, и слдовательно ваше состояніе дозволяетъ вамъ держать собственный экипажъ. И вотъ злополучная нормандская лошадь провезла васъ черезъ весь Парижъ въ Венсенъ, изъ Венсена въ Сенъ-Моръ, изъ Сенъ-Мора до Шарантона, а насупротивъ Шарантона оказался какой-то островокъ, который до того понравился вашей жен и тещ, что он объявили его самымъ живописнымъ мстечкомъ изъ всхъ, гд вы побывали за этотъ день.
— Подемъ въ Мэзонъ!— восклицаютъ дамы.
Вы отправляетесь въ Мэзонъ, близъ Альфора. Возвращаетесь лвымъ берегомъ Сены, окутанные олимпійскою тучей черноватой пыли. Лошадь съ трудомъ тащитъ вашу семью. Увы, ваше самолюбіе ужь нисколько не страдаетъ оттого, что у лошади бока подвело и кости выдаются по обимъ сторонамъ живота, вся шерсть на ней взъерошена и торчитъ дыбомъ, потому что она нсколько разъ покрывалась потомъ и пылью, просыхала и снова мокла. Ваша лошадь похожа теперь на ощетинившагося ежа, вы опасаетесь, какъ бы она не захромала, и меланхолично потрогиваете ее бичомъ: она понимаетъ ваши чувства, потому что трясетъ головой, совершенно какъ извозчичья кляча, утомленная своимъ горемычнымъ существованіемъ.
Вы дорожите этой лошадью, она превосходна, вы за нее заплатили тысячу двсти франковъ. А когда имешь честь быть отцомъ семейства, то дорожишь такою суммой равно столько же, какъ вы дорожите этой лошадью. Вы заране ужасаетесь той цыфр экстренныхъ расходовъ, которые неизбжны, въ случа если придется дать коню продолжительный отдыхъ. Для собственныхъ надобностей вы дня два будете пользоваться обыкновенными извозчичьими кабріолетами. Ваша жена будетъ дуться, потому что ей не на чемъ выхать, однако, выдетъ, нанявъ для этого карету. И, кром того, содержаніе лошади дома потребуетъ внсмтныхъ издержекъ, на которыя подаетъ вамъ счетъ вашъ единственный конюхъ, конюхъ въ самомъ дл единственный въ своемъ род, зато вы и присматриваете за нимъ особенно зорко, какъ за всякимъ рдкимъ предметомъ.
Вс эти мысли отражаются въ мягкомъ розмах вашего бича, которымъ вы слегка щекочете взмыленные бока лошади, пока она мситъ ногами густую черную пыль на шоссе, идущемъ мимо стекляннаго завода.
Въ эту минуту маленькій Адольфъ, скучающій внутри этого катящагося ящика, покобенившись вдоволь, затихъ въ своемъ углу съ печальнымъ видомъ, бабушка встревожилась и спрашиваетъ его:
— Что съ тобой?
— сть хочется,— отвчаетъ ребенокъ.
— Онъ хочетъ сть!— говоритъ бабушка мамаш.
— Еще бы! Какъ же не проголодаться? Теперь половина шестого, мы еще и до заставы не дохали, а демъ съ двухъ часовъ!
— Твой мужъ могъ бы дать намъ пообдать въ деревн.
— Какъ бы не такъ! Онъ дв мили лишнихъ продетъ, лишь бы воротиться домой къ обду.
— И кухарку бы отпустить погулять на этотъ день,— продолжаетъ теща,— а, впрочемъ, Адольфъ правъ. Гораздо экономне пообдать дома.
— Адольфъ!— кричитъ ваша жена, выведенная изъ себя напоминаніемъ объ экономіи,— мы такъ тихо демъ, что меня начинаетъ тошнить, а вы, какъ нарочно, тащитесь по этой черной пыли! О чемъ вы задумались? Вдь такимъ манеромъ и платье мое и шляпка придутъ въ совершенную негодность!
— А по твоему лучше, если лошадь придетъ въ негодность?— спрашиваете вы въ полной увренности, что на такой резонъ отвчать нечего.
— Дло не въ твоей лошади, а въ ребенк, который умираетъ съ голоду! Вотъ ужь семь часовъ, какъ онъ ничего не лъ. Погоняй же лошадь! Право, можно подумать, что твоя кляча теб дороже сына!
Но вы не смете ударить лошадь, какъ слдуетъ: она еще сохранила довольно энергіи, чтобы закусить удила и, пожалуй, пуститься вскачь.
— Нтъ, Адольфъ непремнно желаетъ сдлать мн непріятное, видите, еще тише похалъ!— говоритъ Каролина своей матери.— Хорошо, другъ мой, позжай, какъ теб угодно. Только потомъ не попрекай меня за мотовство, если я куплю себ новую шляпку.
Вы бормочете что-нибудь, чего не слышно изъ-за треска колесъ.
— Хотя бы отвчалъ-то что-нибудь путное, а то ни толку, ни ладу!— кричитъ Каролина.
Говоря, вы безпрестанно поворачиваете голову то къ коляск, то къ лошади, опасаясь захать не туда, куда надо.
— Ну, вотъ, зацпи еще… вывали насъ на мостовую… По крайней мр, за-разъ избавишься отъ всхъ! Это нестерпимо! Адольфъ, твой сынъ умираетъ съ голоду, посмотри, какъ онъ поблднлъ!
— Однако же, Каролина,— говоритъ теща,— онъ старается, длаетъ, что можетъ…
Для васъ ничего нтъ досадне, какъ если теща за васъ заступается. Она лицемрна, ей даже очень пріятно видть, что вы съ женой въ разлад, и она потихоньку, полегоньку подливаетъ масла на огонь…
Когда вы подъзжаете къ застав, ваша жена уже сидитъ молча, сложивъ руки, и на васъ смотрть не хочетъ. Вы безсердечный, бездушный, безчувственный человкъ. Только вы и могли сочинить подобную увеселительную поздку! Если вы неосторожно напомните Каролин, что собственно она сама съ утра потребовала эту прогулку, во имя здоровья своихъ дтей и своего собственнаго, въ качеств кормилицы (она сама кормитъ дочку), то на васъ посыпется цлый градъ колкостей и холодныхъ насмшекъ.
Поэтому вы все переносите молча: ‘Чтобы не испортить молока кормящей женщины, надо же ей простить кое-какіе пустяки!’ шепчетъ вамъ на ухо эта противная теща.
А на сердц у васъ вс фуріи, терзавшія Ореста.
Когда на застав акцизный чиновникъ задаетъ столь извстный вопросъ:
— Что имете заявить?
— Заявляю,— говоритъ ваша жена,— прескверное расположеніе духа и множество пыли.
Она смется и чиновникъ смется. У васъ является желаніе вывалить все ваше семейство въ рку.
И на бду вамъ вдругъ вспомнилась развеселая и безшабашная двица въ розовой шляпк, рзвившаяся въ вашемъ тильбюри шесть лтъ тому назадъ, когда вы возили ее по этой самой дорог за городъ, пость жареной рыбки въ деревенскомъ ресторан… Ни о чемъ-то она не печалилась, не тужила ни о ребятишкахъ, ни о своей шляп, кружева которой изорвались въ клочки по лснымъ трущобамъ! Она ничмъ не стснялась и не соблюдала даже чувства собственнаго достоинства, такъ что сконфузила полевого сторожа въ Венсен безцеремонностью своей манеры танцовать… Манера была дйствительно немножко рискованная.
Вы прізжаете домой, изо всхъ силъ подгоняя своего нормандскаго коня и не обращая больше никакого вниманія ни на цлость вашей лошади, ни на расположеніе духа жены.
Вечеромъ у Каролины молоко пропало. И если двочка всю ночь будетъ неистово кричать у пустой груди своей матери, вся вина падетъ на васъ: вы больше думаете о здоровь своей лошади, чмъ о сын, умиравшемъ съ голоду, и о дочери, вечернее пропитаніе которой истощилось вслдствіе спора съ вами вашей: жены, и она, по обыкновенію, осталась кругомъ права!
— Оно и видно,— говоритъ она,— что мужчины никогда не бываютъ матерьми!
Вы уходите изъ комнаты и слышите, какъ теща утшаетъ свою дочь слдующими ужасными словами:
— Вс они эгоисты, успокойся, душа моя, твой отецъ поступалъ совершенно въ такомъ же род.
Восемь часовъ вечера. Вы вошли въ спальню жены и застаете тамъ множество горящихъ свчей. Горничная и кухарка мечутся изъ угла въ уголъ. Вся мебель загромождена юбками, платьями, которыя примряли, и цвтами, отброшенными за негодностью.
Парикмахеръ тутъ, этотъ художникъ высшаго порядка, главнйшій авторитетъ, ничтожный, но всемогущій. Вы уже слышали возню и въ другихъ комнатахъ: остальную прислугу куда-то разсылали, и она боле или мене удачно выполняла какія-то порученія. Безпорядокъ достигъ высшей степени. Въ этой комнат мастерская, откуда должна возникнуть салонная Венера.
Ваша жена желаетъ быть лучше всхъ на балу, куда вы съ ней сегодня отправляетесь. Для васъ ли она объ этомъ хлопочетъ, или только для себя, или для кого-нибудь другого? Вопросъ первйшей важности!
Но вы ни минуты объ этомъ не задумываетесь.
Вы уже совсмъ готовы, затянуты и прибраны въ своемъ бальномъ костюм, мрно шагаете по комнатамъ, поглядываете по сторонамъ, наблюдаете все, что происходитъ вокругъ, а сами думаете о своихъ длахъ, о томъ, какой разговоръ поведете съ такимъ-то маклеромъ, нотаріусомъ или банкиромъ, и радуетесь, что встртитесь съ ними на нейтральной почв, что гораздо выгодне, нежели идти къ нимъ на домъ.
Каждый могъ на себ испытать тотъ удивительный и почти необъяснимый фактъ, что когда человкъ одтъ по бальному и собирается на вечеръ, ему особенно лнь спорить, и даже просто отвчать на вопросы. Въ минуту отъзда мужья бываютъ большею частью молчаливы и погружены въ глубокія размышленія, свойство которыхъ зависитъ уже отъ различія ихъ характеровъ. Если же непремнно нужно отвчать, они отдлываются короткими, отрывистыми словами.
Напротивъ того, женщины на ту пору становятся особенно надодливы, пристаютъ съ разспросами, спрашиваютъ совтовъ, желаютъ узнать ваше мнніе, какъ спрятать этотъ кончикъ розовой втки, какъ расположить гирлянду зелени, какъ приколоть шарфъ? Въ сущности, дло не въ этихъ мелочахъ, а въ нихъ самихъ. Он, какъ очень мтко выражаются англичане, выуживаютъ комплименты собственной особ, а иногда и боле, нежели комплименты.
Всякій гимназистъ догадался бы, что именно кроется за этими приставаніями, но ваша жена до того вамъ извстна и переизвстна, вы уже столько разъ пріятно шутили насчетъ ея нравственныхъ и физическихъ совершенствъ, что все это вамъ прискучило и вы имете жестокость подавать ей требуемый совтъ вкратц и съ полной добросовстностью, тогда Каролина поневол произноситъ ту ршительную фразу, которую всякой женщин тяжело бываетъ выговорить, даже посл двадцатилтняго супружества:
— Должно быть, я теб не нравлюсь?
Этотъ вопросъ даетъ вамъ настоящую почву подъ ногами, и вы начинаете отпускать похвалы, которыя служатъ вамъ самой мелкой, самой дешевой размнной монетой, такъ что вамъ совсмъ не жалко ихъ тратить.
— Это платье прелестно! Ты никогда еще не была такъ хорошо одта. Голубое, розовое, желтое, красное (выбирайте цвтъ) удивительно теб идетъ. Прическа очень оригинальна. Когда войдешь въ залъ, вс залюбуются. Ты будешь не только всхъ красиве, но и одта лучше всхъ. Он лопнутъ съ зависти, видя, какъ у тебя много вкуса. Красота намъ дается отъ природы, но вкусъ, это нчто такое, чмъ позволительно гордиться такъ же, какъ умомъ…
— Нтъ, въ самомъ дл? Ты говоришь серьезно, Адольфъ?
Ваша жена кокетничаетъ съ вами. Она пользуется этой минутой, чтобы вывдать ваше будто бы искреннее мнніе насчетъ нкоторыхъ своихъ пріятельницъ, и тутъ же мимоходомъ упоминаетъ о цнности тхъ прелестныхъ вещей, которыя вы расхваливали. Она готова заплатить, что угодно, лишь бы вамъ понравиться. Она отсылаетъ кухарку на кухню.
— Ну, подемъ,— говорите вы.
Она отпускаетъ парикмахера, потомъ высылаетъ горничную и начинаетъ вертться передъ зеркаломъ, выставляя вамъ на видъ вс свои прелести.
— Что жь, подемъ,— говорите вы.
— Вы ужь слишкомъ торопитесь — отвчаетъ она.
И съ милыми ужимками расправляетъ свой нарядъ, показываясь вамъ во всемъ блеск, точно великолпный плодъ, заманчиво выставленный въ окошк фруктоваго магазина. Такъ какъ вы очень плотно пообдали, вы цлуете ее въ лобъ, чувствуя себя не въ состояніи фактически подтвердить свои мннія. Каролина принимаетъ серьезный видъ.
Карета подана. Весь домъ собрался смотрть, какъ барыня узжаетъ: это образцовое произведеніе, и каждый приложилъ въ нему руку, вс и собрались полюбоваться на общее дяніе.
Ваша жена въ упоеніи отъ своей особы, но не совсмъ довольна вами. Она отправляется на балъ въ сознаніи своего величія, на подобіе любимой картины, которую еще въ мастерской вс смаковали, самъ художникъ лелялъ, и наконецъ, отправилъ на выставку, въ громадную галерею Лувра. Увы, жена застаетъ на балу полсотни женщинъ красиве ея, вс он придумали себ туалеты боле или мене оригинальные и страшно дорогіе, и это произведеніе женскаго искусства постигаетъ та же участь, какъ излюбленную картину, посланную въ Лувръ на выставку: платье вашей жены блднетъ рядомъ съ другимъ платьемъ почти того же цвта, но боле яркаго оттнка, и эффектъ его пропадаетъ. Каролина не производитъ никакого впечатлнія, ея почти не замчаютъ. Когда въ одномъ зал скопляется шестьдесятъ хорошенькихъ женщинъ, красота ихъ теряется, перестаешь отличать ихъ одну отъ другой. Жена ваша оказывается самой обыкновенной дамой. Маленькая уловка ея дланной улыбки никого не привлекаетъ, на ряду съ величавыми выраженіями лицъ, среди женщинъ съ гордыми глазами или съ дерзкимъ взглядомъ. Она стушевалась, ея даже не приглашаютъ на танцы. Она пробуетъ состроить гримаску, которая должна выражать полное удовольствіе, но такъ какъ на самомъ дл никакого удовольствія не ощущаетъ, то слышитъ, какъ про нее говорятъ:— ‘Какой болзненный видъ сегодня у г-жи Адольфъ’! Дамы съ притворнымъ участіемъ разспрашиваютъ, чмъ она страдаетъ и почему не танцуетъ. У нихъ имется въ запас цлая куча коварныхъ замчаній, прикрытыхъ добродушіемъ, обернутыхъ въ любезности, отъ которыхъ и святой вышелъ бы изъ терпнія, и обезьяна перестала бы кривляться, а у чорта побжали бы мурашки по кож.
А вы, въ невинности душевной, играли въ карты, разгуливая взадъ и впередъ, и не видали ни одной изъ тхъ безчисленныхъ шпилекъ, которыми сплошь исколото самолюбіе вашей жены, вы подходите къ ней и какъ ни въ чемъ не бывало спрашиваете на ушко:
— Что съ тобой?
— Отыщите мою карету.
Это словечко мою завершаетъ полноту супружескихъ отношеній. Два года кряду карета называлась бариновой каретой, потомъ ее звали просто каретой, затмъ нашей каретой и, наконецъ, она стала моя карета.
Между тмъ, вы не кончили партіи въ вистъ, вамъ нужно еще дать реваншъ своему партнеру и самому отыграться.
Здсь можно, пожалуй, согласиться, Адольфъ, что вы имете полную возможность сказать жен: ‘Хорошо’! уйти, не отыскивать карету, а просто скрыться съ ея глазъ долой.
У васъ есть пріятель, вы посылаете его потанцовать съ вашей женой, вы ужь дошли до системы уступокъ, отъ которыхъ вамъ не поздоровится впослдствіи: вы признали полезнымъ вмшать въ дло пріятеля!
