Meliora Latent, Линн-Линтон Элиза, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 56 минут(ы)

MELIORA LATENT.

РАЗСКАЗЪ
мистриссъ Линъ-Линтонъ.

I.
Семейство Чиноветъ.

Домъ на Гуерской Вершин былъ совершенно готовъ 25-го февраля и хозяевъ ждали въ конц недли. Впродолженіи двухъ лтъ, жители Порта-Тренанса съ любопытствомъ, но безъ большого удовольствія наблюдали за постройкой дома мистера Бристоэ, владльца завода фаянсовой посуды въ Сентъ-Майкел. Хотя въ широкомъ этнологическомъ смысл онъ былъ ихъ соотечественникомъ, но въ узкой сфер Порта-Тренанса, онъ представлялся чужестранцемъ и они въ тайн смотрли недоброжелательно на пришельца, поселившагося на вершин ихъ знаменитаго утеса. Они съ радостію возстали бы противъ этого чужеземнаго вторженія, но Мистеръ Бристоэ купилъ землю, а потому они ничего не могли сдлать противъ него и поневол должны были выносить его присутствіе въ своей сред.

Новый пришелецъ, будь онъ лучшій человкъ на свт, былъ ихъ естественнымъ врагомъ, но, когда этимъ пришельцемъ былъ человкъ, подобный мистеру Бристоэ, то ихъ неудовольствіе какъ бы получало нкоторое основаніе, ибо онъ пользовался плохой репутаціей и рдко можно было слышать о немъ доброе слово. Хотя вс соглашались, что онъ былъ веселый товарищъ и гостепріимный хозяинъ, но онъ слылъ за человка, имвшаго одну цль въ жизни — нажить какъ можно скоре состояніе, не пренебрегая никакими средствами. А подобная жизненная теорія была смертельнымъ грхомъ въ глазахъ простыхъ рыбаковъ бухты, которые отличались пламеннымъ религіознымъ энтузіазмомъ. Корнвалійскіе поселяне сохранили въ отдаленныхъ округахъ боле первобытной честности, чмъ можно найти въ городахъ и многолюдныхъ селеніяхъ и напримръ люди, подобные семейству Чиноветъ, скоре согласились бы продать свою душу дьяволу, чмъ нажить грошъ безчестнымъ образомъ. Они не прочь были нажиться, но честнымъ, чистымъ образомъ, а руки мистера Бристоэ, говорятъ, были очень грязны.

Этотъ запахъ грязи, присоединяясь къ естественному отвращенію жителей бухты къ всмъ чужестранцамъ, длалъ непріятнымъ прибытіе новыхъ владльцевъ Гуерской Вершины, хотя можно было ожидать, что отъ богатыхъ перепадетъ что-нибудь и бднякамъ, и что вообще въ народ будетъ боле денегъгъ обращеніи. Но, по словамъ Ефраима Чиновета, ‘деньги хорошее дло, но честное сердце еще лучше’, а изъ этихъ словъ слдовало заключить, что Джемсъ Бристоэ, богатый промышленникъ изъ Сентъ-Майкеля, не обладалъ честнымъ сердцемъ и не былъ человкомъ, въ хорошемъ значеніи этого слова.

Ефраимъ Чиноветъ, теперешній патріархъ Порта Тренанса, былъ представителемъ древней династіи мстныхъ именитыхъ людей. Конечно, онъ и его предшественники были простые, бдные рыбаки, которые жили и любили, работали и умирали въ невдомомъ рыбачьемъ селеніи на Корнвалійскомъ берегу, эти люди не знали свта, богатства, власти, не вдали иной самолюбивой мысли, какъ исполнить хорошо вс свои обязанности, ловить какъ можно боле рыбы, продавать ее честно, жениться на порядочныхъ женщинахъ и оставить посл себя здоровыхъ, работящихъ сыновей и нравственныхъ дочерей, но въ своей сфер, они были мудрецы и герои.

Съ того времени, какъ Портъ Тренансъ сталъ рыбачьимъ селеніемъ, во глав его жителей всегда находился Чиноветъ. Благородство и честность были въ крови у этого семейства, однако, не смотря на это, они такъ мало успвали въ жизни, что даже не были владльцами маленькой хижины, которую глава семейства нанималъ по недльно, они никогда не возвышались надъ своимъ первоначальнымъ положеніемъ трудящихся рыбаковъ, аккуратно платя свою аренду, не откладывая ничего на черный день и борясь съ природою изъ-за насущнаго хлба. Имя ихъ стояло высоко, но положеніе въ свт было низкое.

Въ настоящее время семейство Чиноветъ состояло изъ шести братьевъ, группировавшихся вокругъ величественной фигуры сдаго, слпаго старика. Вс они были люди уважаемые, до которыхъ не касалось даже дуновеніе клеветы. Хорошіе мужья, хорошіе отцы, хорошіе сыновья, честные, скромные, терпливые, работящіе люди, стойко поддерживающіе другъ друга, какъ члены шотландскаго клана. Подобные люди составляютъ соль англійской націи, но исторія обыкновенно умалчиваетъ о нихъ. Семейство Чиноветъ было очень многочисленно и смерть въ его рядахъ унесла много жертвъ, такъ что различіе въ лтахъ между братьями было очень значительное, младшій изъ нихъ Дэвидъ, двадцати одного года, былъ на девять лтъ моложе предшествовавшаго ему по семейному списку брата Амоса и на двадцать шесть лтъ моложе Ричарда, самаго старшаго брата.

Дэвидъ одинъ былъ не женатъ, но сосди говорили, что пора было и ему устроиться, и что жена ему была готова, въ лиц его двоюродной сестры Констанціи Лосонъ, которая завдывала хозяйствомъ дяди Ефраима въ послдніе два года, со времени замужества его дочери Мэри. По общему мннію, она была самой подходящей женой для Дэвида, и дйствительно это была хорошенькая молодая двушка съ каштановыми волосами, незапятнанной репутаціей, чисто женственнымъ характеромъ и замчательной способностью къ хозяйству. Но она не имла никакого образованія, а жена, говорилъ Дэвидъ, когда къ нему приставали по этому вопросу, должна, по крайней мр, читать Библію и подписывать свое имя. Онъ самъ былъ грамотный и поэтому естественно спрашивалъ себя, чмъ онъ съ женою пополнитъ длинные вечера, когда все по хозяйству уже сдлано, а рыба спитъ на дн бухты? Бракъ былъ дломъ серьезнымъ для Дэвида: онъ невольно сознавалъ, что ему было нужно нчто большее, чмъ искусная кухарка и ловкая прачка. Онъ нисколько не презиралъ удобствами жизни и былъ очень доволенъ, что двоюродная сестра Констанція хорошая хозяйка, но женщина, которую онъ могъ полюбить, должна была отличаться высшими и боле очаровательными качествами.

Никто не видлъ ничего предосудительнаго въ томъ факт, что эти молодые люди жили въ одной хижин, невнчанные. Сосди не разсказывали ничего дурнаго, потому что, еслибъ дло пошло не хорошо, то старшіе члены семейства прекратили бы всякій скандалъ, такъ какъ Дэвидъ въ глазахъ своихъ братьевъ былъ ребенкомъ, да и самъ-то смотрлъ на нихъ скоре, какъ на родителей, чмъ какъ на братьевъ. Онъ никогда не подумалъ бы ослушаться Ричарда, Джорджа или капитана Джака, даже Амосъ имлъ надъ нимъ власть, но не пользовался ею, и только одинъ проповдникъ Джемсъ сильно преслдовалъ его своими нравоученіями. Само собою разумется, что старшій братъ Ричардъ имлъ всего боле надъ нимъ вліянія, но вмст съ тмъ, онъ нкоторымъ образомъ господствовалъ и надъ другими братьями въ качеств представителя своего отца. Когда старикъ ослпъ, двнадцать лтъ тому назадъ, онъ принялъ въ свои руки управленіе всмъ семействомъ и, по его убжденію, Джакъ продалъ свое судно, Джорджъ отошелъ отъ судостроителя въ Гэйл, Джемсъ и Амосъ покинули службу на пароходахъ, ходившихъ между Австраліей и Китаемъ, и вс они, явившись въ портъ Тренансъ, заключили можду собою товарищество для рыбной ловли. ‘Лучше работать всмъ вмст, говаривалъ онъ, чмъ каждому стараться за себя’. Его слова сбылись, ихъ товарищество оказалось очень надежнымъ и, хотя они все еще оставались бдняками, но процвтали въ своей сред.

Относительно той роли, которую каждый изъ нихъ игралъ въ этомъ патріархальномъ семейств, можно сказать разъ на всегда, что Ричардъ былъ человкъ дловой и предводитель всей семьи, капитанъ Джакъ, отважный морякъ, зналъ вс тонкости морского дла, Джорджъ былъ ловкимъ работникомъ, искусно строилъ лодки и чинилъ паруса, Джемсъ отличался на мор, какъ ловкій рыбакъ, а на суш, какъ проповдникъ, Амосъ прекрасно плъ и вообще былъ на вс руки, одинъ молодой Дэвидъ, задумчивый, мечтательный, не былъ такъ доволенъ жизнью, какъ остальные братья, хотя часто спрашивалъ себя, чего ему не доставало.

Среди этой группы возвышалась фигура слпого, стараго Ефраима, гордясь своимъ честнымъ именемъ и безпорочнымъ прошедшимъ, гордясь своими молодцами-сыновьями и скромными дочерьми, онъ часто убждалъ ихъ быть достойными своихъ предковъ, никогда не раздляться, а главное имть чистое сердце и чистыя руки, что всегда было отличительной чертой семейства Чиноветъ.

Былъ одинъ изъ тхъ прекрасныхъ мартовскихъ дней, когда весна посылаетъ своего перваго гонца и вся природа, какъ бы предвкушаетъ радостное пробужденіе. Подснжники и крокусы уже давно украшали сады хижинъ золотистымъ и серебристымъ колоритомъ, а теперь прелестныя фіалки и дикія розы начинали цвсти, и пирусъ унизывалъ стны хижинъ красными, огненными лепестками. Птицы пли въ кустахъ, жаворонки кружились надъ головами, голубыя волны весело разбивались о берегъ, словно имъ никогда не извстны были бури, и он никогда не клокотали бшено у подножья скалъ, разбивая въ мелкія щепы громадные корабли. Все сіяло счастьемъ и надеждой, все общало еще лучшее будущее, земля привтливо улыбалась небу, и небо отвчало благосклонной улыбкой.

Вс эти признаки весны возбуждали веселыя, юношескія воспоминанія въ сердц старика Ефраима, который, сидя на солнечномъ припек, дожидался возвращенія рыбачьихъ лодокъ, ушедшихъ въ море на разсвт. Онъ уже давно исполнилъ свою долю общей работы, но его умъ все еще былъ дятеленъ и онъ живо интересовался всмъ, что происходило вокругъ него. Онъ также, какъ всякій Корнваліецъ былъ нсколько мечтателенъ, а жизнь рыбака, полная приключеній и опасностей, еще боле усилила поэтическую и религіозную стороны его натуры.

Неожиданно на крутой тропинк, спускавшейся къ бухт отъ Гуерской Вершины, показалась молодая двушка. Она была средняго роста, худощавая и, хотя ея формы не были совершенно развиты, но она была очень граціозна. Лицо ея было красивое, свжее, живое, быть можетъ черты его были слишкомъ рзки, но оно выражало прямоту, щеки ея, подъ вліяніемъ южнаго морского втра, походили на пышную розу. Ея свтло-русые, коротко обстриженные, курчавые волосы какъ бы осняли ея лицо ореоломъ, глаза были большіе, блестящіе и вся ея фигура дышала энергіей и независимостью. На ней было темно-синее платье, очень плотно ее обнимавшее, самаго простаго, незатйливаго фасона, ботинки были на толстыхъ подошвахъ, перчатки замшевыя, въ рукахъ виднлся большой хлыстъ, а на кожанномъ пояс висли свистокъ, ножикъ, ножницы, штопоръ и тому подобные, далеко не женскіе инструменты. Вообще въ ней было много страннаго, чисто мужскаго, очевидно, она принадлажала къ той новой школ женщинъ, которыя подражаютъ во всемъ мужчинамъ, хотя громко кричатъ о презрніи къ нимъ. Не смотря на это, въ ея лиц и манерахъ выражалось что-то располагавшее въ ея пользу и заставлявшее прощать вс ея выходки.

Она быстро спустилась съ горы и подошла къ тому мсту, гд сидлъ на скамь старикъ Ефраимъ, который, повернувшись лицемъ къ морю, то повторялъ вслухъ отрывки гимновъ, то разсчитывалъ, сколько въ конц года отложитъ его семейство въ запасной капиталъ, при этомъ, Констанція Лосонъ отъ времени до времени выбгала изъ дома и обмнивалась съ нимъ нсколькими словами, чтобъ старикъ не чувствовалъ себя слишкомъ одинокимъ.

Молодая незнакомка, повидимому, знала кто онъ и, подойдя къ нему, сказала громкимъ, смлымъ голосомъ:

— Вы Ефраимъ Чиноветъ?

— Да, миссъ, отвчалъ старикъ, поворачивая къ ней свою прекрасную сдую голову.

— Я очень рада васъ видть, произнесла она, протягивая ему руку.

Онъ дружески ее пожалъ.

— Благодарю васъ, промолвилъ онъ: — но вы кто?

— Я — Аделла Бристоэ.

Грубая рука, сочувственно сжимавшая ея ручку, была быстро отдернута.

— А! сказалъ онъ, совершенно инымъ тономъ, но черезъ минуту, прибавилъ, какъ бы съ удивленіемъ: — однако, у васъ хорошій голосъ.

Молодая двушка разсмялась громкимъ, металлическимъ голосомъ.

— Неужели? произнесла она.— Но отчего же мн и не имть хорошаго голоса?

— Да, продолжалъ Ефраимъ: — отчего вамъ его и не имть! Но яблоко не далеко падаетъ отъ яблони.

— Вотъ поэтому-то мн и слдуетъ быть хорошимъ человкомъ. Мой отецъ — одинъ изъ лучшихъ людей на свт и все что во мн хорошаго, я заимствовала отъ него.

Ефраимъ ничего не отвчалъ. Онъ, по своей набожности, не могъ сказать дочери что либо противъ ея отца, но въ тоже время не могъ и измнить своего мннія о мистер Бристоэ.

Аделла не поняла смысла его молчанія. Ей казалось невозможнымъ какое бы то ни было осужденіе ея отца, и не приходила въ голову мысль, чтобы молчаніе старика имло какое нибудь значеніе, а потому она продолжала болтать своимъ обычнымъ ршительнымъ тономъ. Не прошло и десяти минутъ, какъ она уже по многимъ предметамъ высказала свое рзкое, какъ она думала, безъаппеляціонное мнніе.

Ефраима забавляла эта болтовня. Ея голосъ походилъ на чириканье птицы, а когда она говорила что нибудь слишкомъ смлое или невозможное, то онъ улыбался съ самодовольствомъ старика, который мирится съ невжествомъ женщины, существа слишкомъ мелкаго и слабаго, чтобы вступать съ нимъ въ ршительную борьбу.

Пока она такимъ образомъ полагала, что учитъ старика новымъ истинамъ и поражаетъ его блескомъ своего ума, лодки пристали къ берегу и рыбаки, приведя въ порядокъ свои снасти, подошли къ отцу и молодой двушк, имя которой они тотчасъ отгадали, такъ какъ въ Порт Тренанс рдко появлялись свтскія молодыя двушки.

Они представляли красивую группу въ своихъ живописныхъ рыбачьихъ костюмахъ, одинъ изъ нихъ цловалъ своего ребенка, выбжавшаго ему на встрчу, другой мылъ руки въ быстромъ ручь, извивавшемся на берегу, Дэвидъ держалъ въ рукахъ пойманную имъ хорошенькую морскую свинку, остальные стояли въ различныхъ позахъ у двери хижины и отдавали по очередно отцу отчетъ въ своихъ дйствіяхъ, а онъ смотрлъ на нихъ съ пристальнымъ вниманіемъ слпого.

Вся эта сцена была по истин прекрасна. Передъ ними простиралось море, столь же голубое, какъ лучшія мста Средиземнаго, на горизонт виднлись срыя гранитныя скалы, покрытыя мхомъ, словно волосами, съ обихъ сторонъ тянулись отлогіе скаты утеса, а солнечные лучи до того заливали свтомъ зеленую мураву, что трудно было сказать, что было блестяще: лучи солнца или зеленая трава. Этотъ лучезарный свтъ оснялъ золотымъ ореоломъ каждый предметъ, до котораго онъ касался. Почтенная сдая голова старика, русые волосы Аделлы, выбивавшіеся изъ подъ маленькой матросской шляпы, красная шапочка Дэвида, красовавшаяся на его черныхъ кудряхъ, почернвшая отъ времени солома, срые папоротники, блыя чайки, сидвшія на сосдней скал галки, оглашавшія воздухъ сеоимъ хриплымъ крикомъ, сизые голуби, ворковавшіе въ разслинахъ утесовъ, цвты, мурава, земля, море, небо — все сіяло и блестло, словно природа была создана только въ это утро.

Но Аделла, въ глазахъ грубыхъ рыбаковъ, была прелестне всего, Дэвиду же она показалась переодтой принцессой. Она представляла разительный контрастъ съ Констанціей, которая застнчиво стояла въ дверяхъ хижины, одна была пламенна, энергична, другая нжна и женственна, одна уврена въ себ, другая смиренна и скромна.

Вс Чиноветы не были склонны къ поэтическимъ мечтаніямъ или къ поклоненію героевъ, но то, что теперь представилось ихъ глазамъ, должно было поразить самаго тупого человка. Оно возбудило въ Дэвид всю скрывшуюся въ немъ поэзію. Онъ глубоко вздохнулъ, словно ему показали какую-нибудь драгоцнную диковину, а черезъ минуту почувствовалъ такое сознаніе своего ничтожества, котораго прежде никогда не ощущалъ. Онъ уважалъ отца, братьевъ и самого себя, какъ подобаетъ всякому честному человку, но теперь передъ нимъ внезапно предстало иное созданіе, и онъ понялъ различіе между ними и этимъ созданіемъ. Онъ былъ радъ, что дожилъ до этого дня, и въ то же время никогда такъ вполн не сознавалъ своего невжества, такъ страстно не желалъ умственнаго развитія и такъ ясно не понималъ, что могъ быть совершенно инымъ человкомъ, еслибъ обстоятельства ему благопріятствовали. Онъ стоялъ неподвижно, устремивъ глаза на Аделлу.

— Мальчуганъ, что ты съ ума сошелъ? сказалъ Ричардъ, ударяя по плечу младшаго брата: — ты какъ будто увидалъ что-то страшное, поразительное.

Онъ вздрогнулъ, побагровлъ и отвернулся къ старой лодк, лежавшей близь хижины, молодая двушка взглянула на него съ удивленіемъ. Его красная шапочка была очень живописна въ общей картин, а миссъ Бристоэ не даромъ училась рисовать акварелью.

Въ эту минуту къ нимъ подошелъ мистеръ Бристоэ.

— Ну, молодцы! сказалъ онъ покровительственнымъ тономъ и, остановившись среди рыбаковъ, широко разставилъ ноги и распахнулъ свое легкое пальто.

Это былъ здоровенный человкъ съ свтлыми волосами, въ свтлой одежд, въ пестромъ галстух, въ блестящей, блоснжной рубашк, съ тяжелой золотой цпью на часахъ и громадными брильянтовыми запонками. Вся его фигура сіяла краснымъ, золотымъ и свтло-срымъ тонами, губы его были красныя, волосы и бакенбарды свтло-рыжіе, улыбка отличалась добродушіемъ, голосъ и обращеніе — свободой и откровенностью. Но его маленькіе каріе глаза безпокойно бгали, нарушая нсколько впечатлніе его добродушной улыбки.

Чиноветы отвчали на его привтствіе съ холоднымъ достоинствомъ, какъ люди равные, а не подчиненные. Этимъ они хотли протестовать противъ его покровительственнаго тона, который сочли за оскорбленіе. Они слишкомъ давно были независимыми, свободными людьми, чтобы терпливо подчиниться власти господина и хотли, чтобъ онъ это тотчасъ понялъ. Даже Аделла, которая считала своего отца самымъ лучшимъ человкомъ на свт, нашла, что онъ напрасно взялъ на себя такой повелительный тонъ. Она знала, что онъ былъ добръ, но другіе могли во зло истолковать его обращеніе.

— Какъ ловля, молодецъ? спросилъ онъ, обращаясь къ Ричарду, желая вступить въ разговоръ съ рыбаками.

— Ничего, хороша, сэръ, отвчалъ Ричардъ.

— Плохія всти для меня, сказалъ съ веселой улыбкой мистеръ Бристоэ: — вы заломите высокую цну съ меня, когда я устрою свою снасть.

Рыбаки знаменательно взглянули другъ на друга. Очевидно, извстіе это было имъ не посердцу.

— Можетъ быть, ваша снасть будетъ намъ неудобна, сэръ, сказалъ Ричардъ посл непродолжительнаго молчанія: — здсь на берегу есть люди и кром насъ.

При этомъ случа ораторомъ семейства явился старшій братъ, какъ и слдовало по праву, хотя обыкновенно за всхъ говорилъ капитанъ Джэкъ, который теперь стоялъ молча, засунувъ руки въ карманы. Джорджъ попрежнему игралъ съ своимъ маленькимъ ребенкомъ, по прислушивался къ общему разговору, такъ же. какъ Амосъ и Джемсъ, которые возились у лодокъ.

— Нтъ, нтъ! я этому не поврю, сказалъ мистеръ Брирстоэ добродушно, насколько дло касалось голоса и манеръ, хотя глаза его злобно сверкали:— когда я устрою снасть то вы сбудете обязаны работать.

— Не думаю, отвчалъ Ричардъ.

— Мы слишкомъ давно работаемъ на себя, чтобъ идти въ батраки, прибавилъ капитанъ Джакъ, нкогда имвшій свое собственное судно и бывавшій шкиперомъ на другихъ судахъ.

— Да, мои сыновья не захотятъ работать на постояннаго сказалъ Ефраимъ.

— Вотъ какъ! вотъ какія у васъ мысли! презрительно произнесъ мистеръ Бристоэ, который принадлежалъ къ кружку людей, считающихъ независимость рабочаго класса нарушеніемъ всхъ человческихъ и божескихъ законовъ.

— Въ такихъ мысляхъ взросли мы и наши отцы, сказалъ Ричардъ.

— Такъ ужь пеняйте сами на себя, продолжалъ мистеръ Брисгоэ посл минутнаго молчанія: — потому что если вы откажетесь работать на меня, то вамъ будетъ плохо.

— Я васъ не понимаю, сэръ, сказалъ старикъ Ефраимъ: — мои шесть сыновей крпко стоятъ другъ за друга, и я не думаю, чтобы кто-нибудь дерзнулъ вмшиваться въ ихъ дла. Я не понимаю, какъ мы можемъ пострадать отъ чего-нибудь, кром своихъ собственныхъ дурныхъ поступковъ.

— Ну, мы объ этомъ поговоримъ въ другой разъ, произнесъ мистеръ Бристоэ: — вы, быть можетъ, перемните тонъ!

— Я уврена, что вы исполните желаніе моего отца, сказала Аделла ршительнымъ таномъ, подходя къ Дэвиду, все еще стоявшему у лодки.

Онъ поднялъ на нее глаза съ тревожнымъ безпокойствомъ.

— Я обязанъ во всемъ слдовать за братьями, отвчалъ онъ.

— О! я ненавижу такое рабство! воскликнула она, качая своей кудрявой головкой:— вы обязаны жить самостоятельно, сохранять свою индивидуальность и дйствовать согласно вашему собственному сознанію о нравственной отвтственности человка.

Дэвидъ не совсмъ понялъ ея послднія слова и только съ трудомъ усвоилъ себ ихъ общій смыслъ. Онъ желалъ отвтить ей что-нибудь по сердцу, но какъ ни старался, не могъ произнести ни слова и въ смущеніи опустилъ глаза въ землю.

— Какое прекрасное лицо, подумала Аделла, имя по прежнему въ виду уроки рисованья: — какъ бы оно отлично вышло на картин. Прощайте, прибавила она вслухъ, когда отецъ ее позвалъ:— подумайте о томъ, что я вамъ говорила, и уважайте свою индивидуальность.

— Пройщайте миссъ, отвчалъ Дэвидъ, съ восторгомъ смотря на молодую двушку, которая быстро подошла къ отцу.

Онъ пристально слдилъ за нею по мр того, какъ она исчезала по крутой тропинк, огибавшей сосдній утесъ, голубое платье придавало ей въ его глазахъ прелестный видъ цвтка. Дйствительно, она казалась ему женскимъ цвткомъ, чмъ-то необыкновеннымъ и не подходящимъ ни къ чему, что онъ дотол видалъ.

— На что она походитъ? сказалъ старикъ Ефраимъ, когда мистеръ Бристоэ съ дочерью исчезли изъ вида.

— Красивая двушка. сказалъ добродушно Джорджъ, качая своего ребенка.

— Плохая хозяйка, прибавила Констанція, стоя въ дверяхъ.

— Господи! какъ вы, женщины, проницательне насъ! со смхомъ воскликнулъ капитанъ Джэкъ:— мы ослплены блескомъ, а вы сразу видите, что подъ блескомъ кроется грязь.

— Это не хитро, отвчала Констанція съ необычайной рзкостью.

Эта молодая двушка была обыкновенно очень скромна и тиха, но очевидно, миссъ Бристоэ ей сильно не понравилась.

— А отецъ? спросилъ Ефраимъ.

— Дрянь, коротко отрзалъ Ричардъ.

Все общество хоромъ подтвердило эти два вердикта, только молчалъ одинъ Дэвидъ. Въ первой разъ въ жизни онъ разсердился на двоюродную сестру и назвалъ ее въ глубин своего сердца тупымъ созданіемъ, онъ удивлялся и тому, что его братья могли такъ грубо отзываться о блестящемъ видніи, неожиданно явившемся передъ ними. Хотя мистеръ Бристоэ и ему не по нравился, но ему какъ то больно было слышать, что ея отца называли дрянью.

На вершин горы Аделла остановилась, чтобъ взглянуть съ верху на широкую бухту, залитую лучезарнымъ свтомъ. Фигура Дэвида, юная, статная, его голубая куртка и красная шапочка снова поразили ее, какъ прекрасная черта этой живописной картины. Она что-то сказала отцу, вроятно указывая на прекрасный сюжетъ для живописца, ибо онъ также остановился и устремилъ свой взглядъ внизъ. Ихъ чорныя фигуры рельефно выдавались на опаловомъ неб, наконецъ, они обернулись и исчезли за горой.

II.
Новая школа.

Скучную жизнь вела Аделла Бристоэ на Гуэрской вершин. Она не имла подругъ одинаковаго возраста, а ея отецъ проводилъ боле времени въ Сентъ-Майкел, въ своей контор, чмъ въ Тренанс, въ обществ дочери.

Съ нею жила тетка, мистриссъ Мазлей, но эта толстая, молчаливая женщина не могла никому пріятнымъ обществомъ. Она была спокойна, когда завтракала и обдала въ положенные часы, но всякая физическая или умственная дятельность, разговоръ или прогулка приводили ее въ раздраженіе, и тогда она была очень непріятна для всхъ окружающихъ.

Такимъ образомъ, жизнь Аделлы была бы очень мрачной, еслибъ она не принадлежала къ новой школ и не отличалась пламенной энергіей, отсутствіемъ всякой двической застнчивости и глубокой врой въ высокое призваніе женщинъ, особливо ея самой, рожденной, чтобъ повелвать людьми. Портъ-Тренансъ былъ въ ея глазахъ двственной почвой, ожидавшей ея дятельности. Она жаждала предпринять что нибудь долженствовавшее пробудить отъ долгого сна погрязшихъ въ тин невжества рыбаковъ и поселянъ. Она смутно слышала, что такой-то совершилъ чудеса въ дл развитія рабочихъ, а такой-то прославился просвщеніемъ грубыхъ земледльцевъ, ей также хотлось достигнуть знаменитости и окружить себя ревностными послдователями. Сдлаться предметомъ восторженнаго поклоненія рыбаковъ въ ихъ живописной одежд казалось ей пріятнымъ способомъ доказать свое превосходство и она жаждала примнить его на практик. Женщинъ она оставляла въ поко. Быть можетъ, она считала ихъ достаточно развитыми или напротивъ безнадежно погрязшими въ невжество или наконецъ боле способными ухаживать за дтьми и смотрть за хозяйствомъ, чмъ разршать ариметическія задачи. Она хотла вліять на мужчинъ, она воображала себя новымъ Пигмаліономъ въ юбк, отъ одного слова, котораго одушевятся безжизненныя статуи, высченныя изъ грубаго камня.

— Истинное призваніе женщины, говорила она сама себ, закидывая назадъ свои курчавые волосы и смотрясь въ зеркало:— заключается въ развитіи и просвщеніи бдныхъ людей, въ томъ чтобъ быть элементомъ ихъ развитія, и въ тоже время не переставать плнять всхъ своей красотой.

Она много думала о средствахъ, съ помощью которыхъ можно было достигнуть этой цли, наконецъ ршила, что вечерняя школа была лучшей наковальней, на которой она могла придать боле благородную форму грубой масс, подлежавшей ея отдлк. Эта вечерняя школа должна была помститься въ большой, еще не меблированной бильярдной дома на Гуэрской Вершин, а курсъ наукъ долженъ былъ состоять въ ариметическихъ задачахъ, въ чистописаніи налинованныхъ тетрадкахъ, въ пніи и чтеніи вслухъ, при чемъ конечно, она должна была руководить всмъ классомъ и читать избранные отрывки, пока ученики исполняли заданные уроки.

Энергичная, пламенная, повелительная, она отправилась къ Чиноветамъ для распространенія между ними семянъ просвщенія и приглашенія ихъ, какъ вліятельныхъ сторонниковъ, быть первыми учениками ея школы. Старшіе братья добродушно разсмялись, когда она объяснила имъ свой планъ. Ей не понравился этотъ смхъ, но она приписала его невжеству, противъ котораго должна была бороться.

Ричардъ, однако, заявилъ полное согласіе посщать школу, и прибавилъ, что онъ очень радъ найти въ молодой двушк такого серьезнаго ученаго. Но всего боле, онъ желалъ бы научиться логаримамъ, которыхъ онъ никакъ не могъ понять.

Капитанъ Джэкъ также сказалъ, что онъ съ охотой будетъ посщать школу, но замтилъ, что, по его мннію, такъ какъ они вс были моряки, то ей слдовало бы научить молодежь высчитывать силу теченія при прилив и отлив, при томъ или другомъ втр.

Съ первой минуты, Аделлу поразило это требованіе спеціальнаго обученія со стороны ея невжественныхъ учениковъ, но посл минутнаго размышленія, она сказала ршительнымъ тономъ, что все это пустяки и она будетъ учить ихъ боле важнымъ предметамъ, чмъ логаримы и правила мореплаванія.

— Хорошо, отвчали смясь оба брата, но отказались отъ участія въ вечерней школ.

Но Джорджъ по своей добродушной натур и нежеланію сказать нтъ кому бы то ни было, особливо женщин, Амосъ, съ удовольствіемъ желавшій помочь въ пніи, благодаря своему прекрасному голосу, и Дэвидъ, неопредленныя стремленія котораго, казалось, находили теперь тнь удовлетворенія, согласились быть ея учениками, если она наберетъ еще нсколько другихъ. Что же касается Джемса, то онъ отказался на отрзъ, какъ отъ чего-то нечестиваго, еслибъ дло шло о проповдяхъ и о молитвахъ, то онъ первый заявилъ бы свое согласіе, но свтское знаніе не имло для него никакой прелести, а, напротивъ, казалось какимъ-то дьявольскимъ навожденіемъ.

Такимъ образомъ, трое Чиноветовъ, двое сыновей Ричарда и нсколько другихъ жителей селенія составили достаточный контингентъ учениковъ и вечерняя школа на Гуэрской Вершин открылась къ величайшему удовольствію Аделлы Бристоэ.

Напротивъ того, весь околодокъ былъ взволнованъ и не очень пріятно этимъ неожиданнымъ явленіемъ.

— Господи! вотъ пустяки-то, говорили постители таверны подъ вывской ‘Лордъ Нельсонъ’: — чего она хочетъ? какой смыслъ въ этой обнаженной комнат, называемой школой, въ молодой двушк, поющей во все горло, какъ съумасшедшая и въ ученикахъ съ аспидными досками и налиневанными тетрадками!

Аделла Бристоэ не слыхала разговоровъ въ ‘Лорд Нельсон’, и гордилась своимъ дломъ, полагая, что развивала грубые, невжественные умы чтеніемъ Тенисона или Лонгфело и пніемъ.

Вскор, однако, школа, въ которую сначала шли преимущественно изъ любопытства, стала рдть и, наконецъ, только Дэвидъ и его два племянника акуратно ее посщали. Даже на самого Дэвида нельзя было всегда разсчитывать, такъ какъ рыбная ловля бывала не въ опредленные часы и потому мшала ему вполн предаться умственному развитію подъ руководствомъ хорошенькой Аделлы. Но когда онъ могъ, онъ никогда не пропускалъ класса и она считала его многообщающимъ цвткомъ въ своемъ умственномъ питомник, и, во всякомъ случа, гордилась имъ, какъ своимъ лучшимъ ученикомъ.

Что же касается до Дэвида, то классные часы казались ему самой блаженной эпохой его жизни. Это было для него началомъ новаго существованія, осуществленіемъ самыхъ пламенныхъ его мечтаній. Ему казалось высшимъ счастьемъ на земл сидть два или три часа въ пустой, немеблированной комнат, то распвая простыя баллады и религіозные гимны, то рисуя съ моделей листья, плоды, ноги и руки, то, наконецъ, слушая поэтическіе отрывки, мелодичные по форм и туманно знаменательные по содержанію. Въ эти минуты его глаза, какъ бы открывались и передъ нимъ являлся таинственный, новый, боле блестящій міръ. Хотя простой рыбакъ, онъ имлъ артистическія наклонности и занятія въ вечерней школ дйствовали на него съ такой силой, съ какой еще ничто въ жизни на него не вліяло. Кром религіознаго энтузіазма, испытаннаго имъ при первомъ посщеніи Весманской Часовни въ Корнъ Гриз.

По временамъ, онъ чувствовалъ, что вліяніе бильярдной комнаты на Гуэрской Вершин не походило на вліяніе часовни въ Корнъ-Гриз и когда подобныя сомннія овладвали имъ, онъ чаще ходилъ въ часовню и длалъ подарки пастору, безсознательно накладывая на себя эпитемію и принося жертвы, какъ всегда поступаютъ люди, въ которыхъ старая вра колеблется новыми ученіями. Съ тмъ вмст, онъ переставалъ посщать школу на Гуэрской Вершин, работалъ вдвое съ братьями и вообще былъ очень несчастливъ.

Тогда Аделла являлась въ бухту и серьзно выговаривала ему за его измну, цвтисто распространяясь объ обязанности человка вести высшую жизнь, и объ ея надежд, что онъ ее не разочаруетъ и не сдлается ренегатомъ. Ясный выводъ изъ всхъ ея словъ заключался въ томъ, что гораздо благородне и возвышенне заниматься музыкой, поэзіей и рисованіемъ, чмъ ловить и чистить рыбу для лондонскихъ торговцевъ. Дэвидъ слушалъ ее съ пламеннымъ сердцемъ и затуманеннымъ умомъ, едва понимая свое собственное положеніе. Но его братья, стоя подл и видя все, что происходило, держали его съ рукахъ, заботясь, чтобъ онъ не слишкомъ далеко ушелъ отъ нравственныхъ принциповъ Чиноветовъ и не терялъ бы изъ виду, что его прямой долгъ было какъ можно боле ловить рыбы, и какъ можно лучше ее чистить, не смотря на вс разглагольствованія Аделлы.

Отличаясь замчательной энергіей, Аделла Бристоэ въ тоже время никогда долго не останавливалась на одномъ предмет, хвалясь, что она могла усвоить всецло всякій вопросъ, прежде чмъ другой человкъ изучитъ его основанія. Поэтому, она знала не много о многомъ и ничего не знала основательно. Живя на морскомъ берегу и имя подъ своею командой группу рыбаковъ, которыхъ она считала не людьми, а рабами, или неодушевленными предметами, Аделла ршила заняться изученіемъ морскихъ животныхъ. Рыбаки часто ловили въ свои сти странныя живыя существа, красот и безполезности которыхъ они невольно удивлялись. Эти диковинки не годились ни въ пищу, ни для приманки рыбамъ и потому они не могли понять, зачмъ Господь ихъ создалъ, такъ какъ по ихъ понятіямъ все было создано на пользу человка, а тутъ были существа, которыя умирали при малйшемъ къ нимъ прикосновеніи и, живыя или мертвыя, были одинаково безполезны. Но эти именно диковины Аделла и вздумала изучать съ тхъ поръ, какъ Дэвидъ принесъ ей ведерко, полное бархатистыхъ галотурій и опаловыхъ медузъ. Она ршилась сама отправляться въ море съ рыбаками и ловить интересовавшихъ ее диковинокъ.

Такимъ образомъ, въ начал лта, когда на мор обычно дарила тишь, Аделлу Брисхоэ можно было почти ежедневно видть въ лодк ‘Гордость Порта’, на которой Ричардъ, Джорджъ и Дэвидъ исполняли роли капитана и экипажа. При возвращеніи ея платье было забрызгано морской водой и отъ нея страшно пахло рыбою, но она принадлежала къ новой школ женщинъ, которыя презираютъ изящество и стремятся главнымъ образомъ походить во всемъ на мужчинъ.

Между тмъ другіе рыбаки завидывали Чиноветамъ и пока Аделла изучала, безпозвоночныхъ животныхъ, жители Порта Тренанса, попивая дурное пиво въ ‘Лорд Нельсон’, отзывались о ней очень не одобрительно. Они лукаво смялись надъ умніемъ нкоторыхъ людей обманывать ближнихъ к предполагали, что Чиноветы хитро обошли молодую двушку.

Однажды, утромъ, Ричардъ, читавшій въ неб, какъ въ книг, взглянулъ на срыя тучи, бжавшія очень высоко и, убдившись, что втеръ былъ небольшой, сказалъ братьямъ, что къ ночи, быть можетъ, соберется ненастье, но все же онъ разсчитывалъ на хорошую погоду, по крайней мр, впродолженіи пяти или шести часовъ. Услыхавъ объ этомъ предсказаніи мстнаго пророка, Аделла бросила въ сторону осторожность и ршилась отправиться въ море. Но не смотря на слабый втеръ, море сильно волновалось и пнистые валы, грозно разбивавшіеся о скалы, ясно доказывали, что гд-то разразилась буря, теперь отражавшаяся рикошетомъ на Корнваллійскомъ берегу.

Мистрисъ Мозлей, обыкновенно сопровождавшая свою племянницу въ ея морскихъ экскурсіяхъ, отказалась отъ прогулки по такимъ волнамъ и уговаривала молодую двушку, хоть одинъ день, для разнообразія, остаться на суш и заняться чтеніемъ. Но Аделла, отличавшаяся значительной теоретической храбростью, упорно стояла на своемъ.

— Если люди могутъ идти въ море, то и я могу, сказала она, засунувъ руки въ карманы своей матросской куртки: — я протестую противъ ограниченія дятельности женщины и къ тому же, если я и промокну, то вдь соленая вода не вредна.

Ричардъ прямо сказалъ ей, что она разсуждаетъ глупо, непрактично и отказывался взять ее съ собой, но она настаивала своимъ обычнымъ повелительнымъ тономъ и, наконецъ, кончила споръ тмъ, что вскочила въ лодку, предоставивъ мистрисъ Мозлей одной возвратиться по скользкой тропинк на Гуэрскую Вершину.

— Вы не хорошо длаете, миссъ, сказалъ серьзно Ричардъ, прикрывая ей колни смоленой парусиной:— слишкомъ бурно для васъ.

— Я нисколько не боюсь, рзко отвчала Аделла: — и если нтъ опасности для васъ, то нтъ ея и для меня.

— Это ни по чемъ грубымъ людямъ, но не годится для молодой двушки, не привыкшей къ такой погод.

Аделла, пользовавшаяся каждымъ случаемъ для развитія своихъ невжественныхъ учениковъ, тотчасъ произнесла небольшую рчь о равенств половъ и о справедливости дозволять женщинамъ длать то, что длаютъ мужчины.

— Все это хорошо, миссъ, отвчалъ Ричардъ, когда она окончила свою проповдь: — но вдь ваша нжная рука (при этомъ онъ схватилъ ея маленькую, блую ручку своей мощной, загорлой рукой) говоритъ краснорчиве вашихъ цвтистыхъ словъ) когда она сдлается такой же твердой и грубой, какъ моя, то мы заставимъ женъ тянуть сти, а сами будемъ качать дтей.

— Оставь въ поко молодую миссъ, сказалъ Дэвидъ поспшно и какимъ-то страннымъ тономъ авторитета:— она лучше насъ знаетъ, что ей длать. Намъ нечего вмшиваться.

— Хорошо, молодчикъ, отвчалъ спокойно Ричардъ, но пристально взглянулъ на младшаго брата, который всегда почтительно повиновался старшимъ, а теперь вдругъ принялъ на себя какой-то повелительный тонъ:— миссъ Бристоэ не нашего поля ягода, и если ея родственники не умютъ ее научить уму разуму, то не намъ его командовать.

Посл этого вс братья принялись за работу и ‘Гордость’ вышла въ море.

Очутившись среди волнъ и осыпанная ихъ брызгами съ головы до ногъ, молодая двушка сразу поняла непріятность своего положенія. Лодку сильно качало и бросало со стороны на сторону, такихъ высокихъ, черныхъ и грозныхъ валовъ Аделла никогда не видывала. Черезъ нсколько минутъ она тревожно взглянула на рыбаковъ и спросила далеко уже не прежнимъ, веселымъ голосомъ, будетъ ли такъ продолжаться, все время? Джорджъ отвчалъ, что волненіе, происходить отъ разрза теченія у мыса Ениса и что какъ только они его обогнутъ, то море будетъ подобно зеркалу. Ричардъ повторилъ тоже и они оба налегли на весла, но не смотря на вс ихъ усилія, лодка едва подвигалась и, повидимому, отъ каждаго взмаха веселъ, еще сильне колебалась.

Аделл было стыдно показать, что она въ дйствительности, не такъ храбра, какъ на словахъ, и потому она сидла довольно спокойно, на корм лодки, которая, то взлетала на гребень волны, то погружалась въ бездну между двумя валами, обдававшими соленой водой съ ногъ до головы гребцовъ и ихъ пассажирку. Теперь она впервые поняла оборотную сторону жизни рыбаковъ, которая дотол ей казалась веселымъ препровожденіемъ времени. Слпо довряя общанію Джорджа, она терпливо выносила все до той минуты, какъ они обогнули мысъ, но увидавъ передъ собою, вмсто общаннаго зеркала, безконечное море, изрытое сдыми валами, которые, казалось, съ еще большей яростью разбивались объ утлую ладью, она вздрогнула отъ страха. Она никогда не видала и не воображала такого бурнаго моря. Она отправилась съ рыбаками въ лодк не потому, чтобъ эта прогулка ей очень нравилась, но только для того, чтобъ поставить на своемъ. Теперь она горько раскаивалась, что не послдовала мудрому совту Ричарда и не осталась на берегу съ теткой Мозлей.

Многихъ усилій ей стоило, чтобъ не закричать каждый разъ, какъ лодку бросало со стороны на сторону, а когда неожиданно надъ ея головой съ трескомъ разлетлся громадный валъ въ милліоны брызговъ, безмилосердно хлеставшихъ ее по лицу, она почувствовала себя словно оскорбленной, какъ будто кто нибудь былъ виноватъ въ ея собственномъ упрямств. Въ тоже время она стала ощущать морскую болзнь и мало по малу исчезли вс ея мужскія ухватки, которыя она считала естественными и врожденными. Страхъ поборолъ все и Аделла Бристоэ расплакалась.

Эти слезы были первымъ, истинно женскимъ ея поступкомъ, исключая, конечно, усвоенія мелочныхъ, мужскихъ ухватокъ, что также чисто женская черта.

Однако, въ сущности не было никакой опасности, иначе рыбаки ее не взяли бы съ собой. Но для человка не привычнаго, зрлище разъяренной стихіи было очень страшно, а морская болзнь еще боле усиливала это непріятное чувство.

— Господи! воскликнулъ Джорджъ, который ближе всего сидлъ къ молодой двушк и первый увидалъ ея слезы:— нечего бояться. Нтъ никакой опасности.

— Да, да, опасности нтъ, прибавилъ Ричардъ.— Вамъ только неловко съ непривычки.

Аделла громко зарыдала. Морская болзнь и страхъ усиливались въ ней ежеминутно.

— Не поддавайтесь страху, сказалъ Джорджъ, стараясь ее утшить: — подумайте, вдь мы не стали бы рисковать своею жизнью и счастіемъ нашихъ семействъ, еслибъ была опасность.

— Повернемъ назадъ, произнесъ Дэвидъ съ какимъ-то страннымъ одушевленіемъ:— она не можетъ оставаться въ этомъ положеніи. Высадимъ ее на берегъ.

— Какъ начали, такъ и будемъ продолжать, отвчалъ Ричардъ спокойно.

Быть можетъ, въ глубин своего сердца онъ былъ радъ, что судьба подвергла молодую двушку этому уроку. Ея постоянное присутствіе въ лодк его часто сердило. На многія вещи у него былъ свой взглядъ и ему не нравились ея мужскія ухватки и эстетическое развитіе Дэвида подъ ея руководствомъ. Онъ часто повторялъ, что они люди простые, грубые и что имъ слдовало исполнять свой долгъ относительно Бога и людей, не заботясь объ утонченной сторон жизни.

— Оставь ее, прибавилъ онъ, когда Дэвидъ хотлъ пройти къ тому мсту, гд сидла Аделла, мокрая, больная, несчастная, уже не юная богиня, покровительствующая бднякамъ, а слабая, испуганная женщина, нуждавшаяся въ покровительств и помощи:— это научитъ ее въ другой разъ слушаться добрыхъ совтовъ. Ну, молодчикъ, за дло! Намъ надо еще заработать сегодняшній насущный хлбъ.

Дэвидъ ничего не отвчалъ, но взялся за руль съ такимъ ршительнымъ выраженіемъ лица, какого его братья никогда не видывали. Онъ былъ такъ же блденъ, какъ молодая двушка, подл которой онъ помстился, а взглядъ его выражалъ пламенное покровительство и почтительную нжность, которыя невольно поразили Ричарда и Джорджа.

— Зачмъ вы взяли меня въ такую погоду! воскликнула Аделла, всхлипывая и нападая на своего покровителя съ чисто женской неблагодарностью и непослдовательностью:— это жестоко и дерзко съ вашей стороны. Разв вы думаете, что я такое же грубое существо, какъ вы, и могу все вынести? Какъ смли вы уговорить меня похать въ лодк въ такую страшную бурю? Я всегда была до васъ добра, а вы поступили дерзко, неблагодарно.

Въ этомъ дух она продолжала довольно долго жаловаться и упрекать Дэвида, какъ вдругъ большой валъ набжалъ на лодку съ боку и совершенно накренилъ ее.

— О! мы потонемъ! воскликнула Аделла, вскакивая отъ ужаса и едва не падая черезъ бортъ.

— Держи ее, молодчикъ! воскликнулъ Ричардъ.

— Не длайте изъ пустяка большой бды, миссъ, прибавилъ Джорджъ съ легкимъ укоромъ.

— Сидите смирно, миссъ Бристоэ, произнесъ Дэвидъ, усаживая ее на мсто нжно, но твердо: — вамъ не грозитъ никакой опасности, и мы скоро вернемся на берегъ. Я очень сожалю, что мы васъ взяли съ собой, прибавилъ онъ, тономъ раскаянія и снова покрывая ея ноги смоленой парусиной.

Въ эту минуту новая волна разбилась о лодку съ еще большей силой. Изнемогая отъ морской болзни и страха, Аделла громко вскрикнула и бросилась на шею къ молодому человку, закрывъ глаза и поникнувъ головою на его плечо.

Дэвидъ прижалъ ее къ себ одной рукой. Сердце его едва не лопнуло отъ неожиданнаго счастья. Онъ не могъ опредлить, что брало въ немъ верхъ, горе или блаженство. Онъ пламенно страдалъ, какъ всякій поклонникъ, видящій свою богиню въ бдственномъ положеніи, но гордость его была вполн удовлетворена тмъ, что это слабое, нжное, но высшее существо искало въ немъ покровительства. Онъ не сознавалъ гд онъ, что длалъ, не чувствовалъ страшной качки. Онъ видлъ только ея руки, обвившія его шею, ея прелестное лице, покоившееся на его груди. Она, казалось, принадлежала теперь ему, и онъ долженъ былъ охранять ее, несчастную, безпомощную, отъ всего міра. Онъ не слыхалъ приказаній и упрековъ Ричарда и Джорджа, онъ не обращалъ на нихъ вниманія и не отвчалъ имъ. Прошедшее и будущее казались ему сосредоточенными въ блаженномъ настоящемъ, онъ какъ бы видлъ странный сонъ, въ которомъ онъ былъ то царь, то рабъ. Онъ думалъ лишь объ одномъ — какъ бы на вки удержать ее въ своихъ объятіяхъ.

Но всему на свт бываетъ конецъ, и посл долгихъ усилій гребцовъ, лодка пристала къ берегу. Аделла открыла глаза и, приподнявшись, смутно стала глядть по сторонамъ. Но вскор, она совершенно оправилась и приняла свой обычной тонъ. Она сняла шляпу и по мужски встряхнула ее, потомъ смахнула рукавомъ воду съ своей куртки и юпки, бросила на Ричарда и Джорджа гордый взглядъ и посмотрла на Дэвида такъ хладнокровно, словно она не находилась за нсколько минутъ передъ тмъ въ его объятіяхъ и онъ былъ деревяннымъ столбомъ, на который она оперлась во время обморока.

— Благодарю васъ, я совсмъ здорова, прощайте, сказала она милостиво и, выскочивъ изъ лодки, поспшно удалилась.

— Какая гордая! сказалъ смясь Ричардъ, когда они снова вышли въ море.

— Да, Дикъ, эти Бристоэ надменные люди, отвчалъ Джорджъ.

Дэвидъ не сказалъ ни слова, онъ даже едва слышалъ, что говорили братья. Ему казалось, что весь свтъ застилало громадное золотое облако, туманное и неуловимое, но лучезарное, сіявшее красотою въ настоящемъ и общавшее еще большее въ будущемъ. Онъ не давалъ себ отчета въ своихъ чувствахъ и мысляхъ. Онъ не имлъ опредленныхъ желаній, плановъ, надеждъ. Онъ сознавалъ только, что сегодня не походило на вчера, и что будущее рзко отличалось отъ прошедшаго. И все это потому, что свтлокудрая красавица бросилась къ нему въ объятія столь же безсознательно, какъ оперлась бы на кусокъ дерева.

Еслибъ она съ своей стороны знала, что длалось въ сердц молодаго человка, то сочла бы себя глубоко оскорбленной. Въ ея глазахъ, молодой рыбакъ не былъ человкомъ, котораго чувства она должна была брать въ соображенія, она въ отношеніи его была не женщиной, а богиней, стоящей на неизмримой высот.

Такимъ образомъ, съ одной стороны было восторженное пробужденіе, дремавшихъ дотол человческихъ силъ и способностей, а съ другой холодное равнодушіе свтской женщины.

III.
Любуша.

— Говорятъ, наша Констанція очень плоха эти послдніе дни, ты замтилъ, Дэвидъ? спросилъ однажды старикъ Ефраимъ у своего младшаго сына, который собирался идти на Гуэрскую Вершину.

— Неужели? бдная Констанція, отвчалъ онъ.

Онъ говорилъ нжно, потому что питалъ дружескія чувства къ двоюродной сестр и вообще отличался добротою, но голосъ его звучалъ равнодушіемъ, естественнымъ послдствіемъ преобладанія въ человк одной всепоглощающей идеи и тмъ смутнымъ сознаніемъ превосходства, которое онъ ощущалъ съ памятной минуты, когда Аделла лежала въ его рукахъ и голова ея покоилась на его груди. Это чувство не имло въ себ ничего чрезмрнаго или дерзкаго, съ художественной точки зрнія, оно очень шло красивому юнош, побуждая его выказывать лучшія стороны своей натуры и заботиться о своемъ вншнемъ вид. Однако, его братья называли эту перемну въ немъ глупостью и боялись, чтобъ она не привела еще къ худшему, если его во время не остановятъ. Боле всхъ былъ недоволенъ Ричардъ, преувеличивавшій дйствительно существовавшее зло, другіе же братья смялись надъ нимъ и дразнили, какъ школьника, а Джемсъ набожно его увщевалъ и молился о возвращеніи его на путь истинный, причемъ юноша немного смирился и сталъ снова напоминать прежняго, кроткаго, скромнаго Дэвида.

— А ты самъ не замтилъ? сказалъ Ричардъ:— твои глаза, молодчикъ, заняты другимъ, но право, пора теб проснуться, и взглянуть на дло трезво, пока еще не поздно.

— Не бойся, Дикъ, я не сплю, отвчалъ Дэвидъ съ напряженнымъ смхомъ: — я не мене васъ всхъ ловлю рыбы и не хуже ее чищу.

— Конечно, ловить и чистить рыбу твое дло, замтилъ Ефраимъ,— но чтобъ сварить что-нибудь недостаточно одного топлива.

— Конечно, надо положить въ котелокъ то, что хочешь варить.

— Вотъ въ томъ-то и вопросъ, что положить, замтилъ Ефраимъ.

— Мы въ одномъ котелк варимъ свинину и кипятимъ сливки, сказалъ Ричардъ: — однимъ нравится одно, другимъ другое.

— Правда, Дикъ, отвчалъ Дэвидъ красня:— но, быть можетъ, нкоторые кладутъ въ свой котелокъ нчто получше сливокъ.

— Мы должны держаться своего, произнесъ Ричардъ:— глупо стремиться выше.

— Хорошо сказано, сынъ, хорошо сказано, прибавилъ Ефраимъ.

Между тмъ, молодой человкъ кончилъ свой туалетъ, умывшись, причесавшись и старательно вычистивъ свою одежду, онъ казался теперь очень красивымъ, хотя далеко не столь интереснымъ въ художественномъ отношеніи, какъ въ синей матросской куртк, въ высокихъ рыбачьихъ сапогахъ и въ красной шапочк. Посмотрвшись въ послдній разъ въ маленькое, ручное зеркало, висвшее на стн (до этого лта Дэвидъ никогда не смотрлся въ зеркало), онъ пошелъ къ двери говоря:

— Прощайте, батюшка, прощай, Дикъ.

— Все старые пустяки въ голов, сказалъ грустно Ефраимъ.

— Нтъ, новая жизнь, батюшка, отвчалъ съ жаромъ Дэвидъ.

— Теб было бы лучше держаться новой жизни, какъ она выражена въ Евангеліи, а не гонятся за свтской суетой, продолжалъ Ефраимъ, также не любившій вечернюю школу и опасавшійся дурного вліянія молодой учительницы:

— Я люблю Бога не мене отъ того, что не желаю схоронить своихъ способностей, отвчалъ Давидъ.

— Своихъ способностей, произнесъ Ефраимъ съ презрительной улыбкой:— намъ надо заботиться только о душевныхъ способностяхъ.

— Разв христіанину подобаетъ употреблять свои способности на рисованіе рукъ, ногъ или полусгнившихъ яблоковъ? прибавилъ Ричардъ: — ты теряешь время, молодчикъ, на работу, которая отвлекаетъ тебя отъ твоего семейства. Это не мужское дло.

— Какую пользу принесутъ теб эти занятія, сказалъ Ефраимъ:— отдалятъ ли он тебя хоть на шагъ отъ геены огненной? Не думаю. Еще пніе дло полезное, оно способствуетъ церковной служб, но все остальное я вовсе не одобряю. Ты въ поелднее время слишкомъ предался этимъ занятіямъ! берегись!

— Я надюсь, и увренъ, что мн не угрожаетъ никакой опасности, сказалъ Дэвидъ, ршительнымъ тономъ.

— Вотъ въ этомъ-то и бда, замтилъ Ричардъ: — гордость всегда предшествуетъ паденію и дьяволъ большею частью ловитъ человка въ сти гордыни.

Дэвидъ ничего не отвчалъ. Время шло и онъ торопился къ своему уроку.

— Прощайте, батюшка, прощай Дикъ, произнесъ онъ снова отворяя дверь.

— Погоди! воскликнулъ Ефраимъ.

Дэвидъ остановился на порог.

— Сынъ мой, сказалъ нжно старикъ:— ты уже въ лтахъ и можешь самъ выбирать себ дорогу въ жизни. Пока ты не длаешь ничего безчестнаго, ты имешь полное право поступать по своему желанію, но посуди самъ, разумно ли ты дйствуешь? Разв миссъ Бристоэ теб пара? Вечеръ за вечеромъ ты бросаешь свое семейство и сидишь съ нею. Это едва ли прилично, меня это сердитъ и я не вижу ясно, къ чему ты стремишься. Твои братья одинаковаго со мною мннія.

— Я никуда не стремлюсь, отвчалъ Дэвидъ грустно: — мой путь въ жизни опредленъ рожденіемъ и самимъ Богомъ. Я не могу быть нечмъ инымъ, какъ рыбакомъ, я не могу ничмъ заниматься, кром ловли рыбы.

— Такъ зачмъ же залетать такъ высоко и смотрть такъ далеко, молодчикъ? спросилъ Ричардъ нжно.

Онъ очень сожаллъ своего юнаго брата, хотя, какъ хирургъ, готовъ былъ для спасенія его жизни произвести тяжелую операцію.

— Ты напрасно безпокоишься, отвчалъ Дэвидъ:— я не залетаю слишкомъ далеко и не смотрю слишкомъ высоко. Я не сплю, не мечтаю, и умю отличить облако отъ горнаго пика.

— Ну, наврядъ ли, замтилъ Ричардъ.

— Длать нечего, или своей дорогой и да проведетъ тебя Господь благополучно чрезъ пустыню въ обтованную землю, сказалъ Ефраимъ торжественно:— помни только, что отецъ тебя предупредилъ и указалъ теб на спасительные маяки.

— Да, да, я буду помнить, отвчалъ съ улыбкою Дэвидъ: — не бойтесь, батюшка, не бойся, Дикъ!

— Прощай, молодчикъ, сказалъ Гичардъ:— будь благоразуменъ!!

— Прощай, сынъ мой, да благословитъ тебя Господь и нашу бдную Констанцію, сказалъ Ефраимъ.

— Да благословитъ Господь насъ всхъ и нашу бдную Констанцію, повторилъ Дэвидъ нжно.

Съ этими словами, онъ вышелъ изъ хижины и отправился въ Армидины Сады, гд ожидала его страшная Сирена.

— Онъ на дурной дорог, Дикъ, сказалъ Ефраимъ, грустно слдя за удалявшимся молодымъ человкомъ:— да спасетъ и помилуетъ его Господь!

— Не бойтесь, батюшка, отвчалъ весело Ричардъ: — мы его спасемъ. Мы не дадимъ ему погибнуть и я кажется нашелъ средство возвратить его на путь истинный.

Прошло ровно три недли съ той памятной прогулки по бурному морю, когда Аделла обошлась съ Дэвидомъ, какъ съ бездушнымъ предметомъ опоры, хотя и доставила ему райское блаженство. Это обстоятельство не имло никакихъ ощутительныхъ послдствій, за исключеніемъ перемны въ его чувствахъ, онъ только сталъ энергичне работать, въ немъ проявились новыя, почти геніальныя способности и онъ съ еще большею ревностью посщалъ школу, въ которой теперь былъ единственнымъ ученикомъ. Что касается до Аделлы, то она совершенно забыла эпизодъ, столь памятный молодому человку.

Въ этотъ вечеръ, онъ сидлъ одинъ, въ большой бильярдной и рисовалъ головку Клитіи.

— Я вамъ прочту сегодня прехорошенькую исторію, Дэвидъ, сказала Аделла, наблюдая за работой своего ученика.

Дэвидъ поднялъ на нее свои глаза, большіе, черные, въ которыхъ блестли испанскій пылъ и восточная нга, подъ снью густыхъ, прекрасныхъ бровей.

— Вы очень добры миссъ, но не утруждайте себя, отвчалъ онъ.

— Это исторія царицы, любившей поселянина, истинное событіе, сказала Аделла, не сознавая, какое соотношеніе имла исторія Любуши, съ чувствами, клокотавшими въ груди молодого человка: — онъ любилъ ее и они женились. Но я лучше прочту вамъ весь разсказъ, прибавила она, перелистывая книгу.

— Благодарю васъ, я ужасно люблю слушать, какъ вы читаете, миссъ Бристоэ, отвчалъ Дэвидъ.

— Не ужасно, а очень, поправила его Аделла дидактическимъ тономъ.

— Очень, повторилъ послушный ученикъ.

— А главное помните, что это правда, сказала Аделла, знаменательно ударяя на послднее слово, такъ какъ для Дэвида и другихъ членовъ его семьи всякій романическій вымыселъ былъ гршнымъ ухищреніемъ человческой мысли, а авторъ такихъ произведеній считался лжецомъ и обманщикомъ.

Она начала свой разсказъ и Дэвидъ желалъ только, чтобъ это чтеніе никогда не кончалось. Вечеръ былъ теплый и легкій втерокъ колебалъ деревья. Въ открытыя окна долетали до нихъ благоуханіе цвтовъ и отдаленный плескъ волнъ. Дэвиду снова казалось, что все его существо неожиданно оснено золотымъ облакомъ. Что это значило? Отчего онъ былъ такъ безгранично счастливъ и въ тоже время такъ странно потрясенъ. Еслибъ ему не было стыдно, то онъ расплакался бы отъ этого прелестнаго, трогательнаго разсказа. Онъ воображалъ себя крестьяниномъ Пржемысломъ, а царицу Любушу онъ не могъ представлять себ иначе, какъ въ лиц Аделлы. Дйствительно, разв была когда нибудь на земл со временъ Евы какая нибудь красавица лучше ея? Разв она не представляла высшій образецъ женщины, по красот и всевозможнымъ достоинствамъ.

Молодой человкъ былъ сильно взволнованъ. Онъ дрожалъ, блаженствовалъ, страдалъ. Его чувства цредетавляли страшный лабиринтъ, къ выходу изъ котораго у него не было ключа.

Между тмъ Аделла читала очень спокойно, не чувствуя обворожительнаго благоуханія цвтовъ, проникавшаго въ комнату, не сознавая тайнаго голоса природы, шептавшаго о любви, исторія Любуши была для нея только хорошенькой сказкой, имвшей нравственное, но нисколько не практическое значеніе, такъ какъ царица эта жила во времена почти миическія, и перенести ее въ XIX вкъ было совершенно немыслимо. Ей и въ голову не входило, чтобъ ея слушатель могъ ощущать такія чувства. Разв кусокъ дерева иметъ душу? Разв поселянинъ вассалъ могъ питать какое-либо чувство, кром безграничнаго уваженія къ своей госпож? Она ясно сознавала, что она и Дэвидъ были въ отношеніи другъ друга не женщина и мужчина, а госпожа и рабъ. Поэтому она читала спокойно, не обращая вниманія на производимое ею впечатлніе.

— Неправда ли, славная исторія? сказала она, окотивъ чтеніе и поднявъ глаза съ книги.

Взоры ихъ встртились. Дэвидъ былъ блденъ, дрожалъ всмъ тломъ и не могъ промолвить ни слова отъ волненія, но его черные, блестящіе глаза говорили краснорчиве всякихъ словъ. Съ минуту она смотрла на него въ изумленіи. Въ бездушномъ куск дерева неожиданно пробуждалась душа. Потомъ она покраснла, бросила на него гордый, недовольный взглядъ и, надмино выпрямившись во весь ростъ, кинула на столъ книжку.

— Ну, теперь довольно, сказала она поспшно, смотря на рисунокъ Дэвида: — какъ вы дурно сегодня рисовали, Дэвидъ. Посмотрите, ротъ у бдной Клитіи кривой, а глаза косые. Вы должны боле стараться, если желаете, чтобъ я васъ учила. Право, горько трудиться по пусту и, вмсто успховъ, видть такую дрянь! прибавила она съ презрніемъ.

Любуша теперь совершенно исчезла и вмсто нея говорила госпожа съ поселяниномъ, высшее существо съ низшимъ, учительница съ ученикомъ.

Дэвидъ ничего не отвчалъ. Люди могутъ объясняться и безмолвно, онъ понялъ все, что она хотла дать ему почувствовать такъ же, какъ она увидала на его лиц то, что онъ не смлъ ей высказать. Чудное сновидніе разсялось. Любуша была героиней сказки, и онъ не былъ Пржемысломъ. Въ этой обворожительной исторіи не было никакой тайной аналогіи, въ покровительственной поддержк, оказанной имъ молодой двушк, прижимавшейся къ нему въ лодк, не было ничего дйствительнаго, реальнаго. Они были въ отношеніи другъ друга дочь богатаго человка и бдный рыбакъ, она стояла на верху, а онъ внизу, и между ними зіяла непроходимая бездна.

Смотря на ея гордое, недовольное лицо, онъ понялъ все. Онъ мечталъ и былъ грубо пробужденъ, онъ слишкомъ высоко поднялъ глаза и былъ наказанъ. Собравшись съ силами, онъ пожелалъ молодой двушк доброй ночи и вышелъ изъ дома, чувствуя себя преступнымъ отверженцемъ. Чтоже касается до Аделлы, то она была сильно взволнована. Какъ артистка, она не могла не воскликнуть внутренно: ‘Какъ онъ былъ хорошъ’, какъ женщина, она краснла при воспоминаніи о страстной любви, блиставшей въ его глазахъ, какъ высшее созданіе, онабыла оскорблена дерзостью. Она не знала, что ей длать со статуей, въ которую, такъ неосторожно вдохнула жизнь, она боялась, чтобы другіе, не прочли на его лиц ту тайну, которую она сегодня открыла. Думая о будущемъ, она спрашивала себя съуметъ-ли она искусно удержать его въ границахъ приличія, или же онъ разнесетъ вс преграды! Во всякомъ случа это было нчто новое, а Аделла любила новыя ощущенія.

IV.
Свободный батракъ.

Портъ-Тренансъ былъ въ большомъ волненіи. Однажды утромъ пришло извстіе съ маленькимъ дилижансомъ, который ходилъ въ сосдній городъ два раза въ недлю, что владлецъ бухты и окрестныхъ земель, сэръ Гюгъ Петерсонъ умеръ въ Лондон. Этотъ, добрый, гуманный человкъ, впродолженіи всей своей восьмидесятилтней жизни, не сдлалъ вреда ни человку, ни скотин, и никогда не отказывалъ бднымъ въ добромъ слов и человколюбивой помощи. Его наслдникъ отдалъ бухту въ аренду мистеру Бристоэ, который уже и то обладалъ большими правами надъ своими сосдями. Поэтому, Портъ-Тренансъ былъ очень встревоженъ этими извстіями и люди, собравшіеся къ старику Ефраиму, чтобъ узнать его мнніе о новыхъ порядкахъ, были полны самыхъ грустныхъ предчувствій.

Мистеръ Бристоэ жилъ уже довольно долго въ околодк и вс сосди знали, что онъ никогда не останавливался передъ средствами для достиженія своихъ цлей и совсть не играла никакой роли въ его дйствіяхъ. Состраданіе къ бднымъ было въ его глазахъ презрнной слабостью, а теорія, признававшая за трудомъ права, казалась ему нарушеніемъ естественнаго порядка.

Поэтому, взявъ въ соображеніе вс обстоятельства и репутацію этого человка, не удивительно было, что горсть рыбаковъ, составлявшая безпомощное населеніе Порта Тренанса, боялась своего новаго владльца, который могъ, если хотлъ, раздавить ихъ подъ своей пятой.

Смутное безпокойство рыбаковъ вскор приняло опредленную форму. Мистеръ Бристоэ ни мало не желалъ терять своихъ пенсовъ ради наживы другими фунтовъ и считалъ своимъ долгомъ немедленно увдомить новыхъ вассаловъ объ его намреніяхъ, такъ какъ въ немъ теперь сосредоточивались вс феодалныя права: высадки на берегъ, бросанья якоря, аренды домовъ и земель, закрытія дорогъ и тропинокъ. Онъ былъ полнымъ хозяиномъ всего, кром рыбъ въ мор, да и тхъ онъ хотлъ сдлать исключительнымъ достояніемъ своихъ снастей. Первымъ его дломъ было возвысить плату за рыбачьи лодки отъ трехъ шилинговъ въ годъ до пятнадцати, и аренду жилищъ отъ двухъ фунтовъ до четырехъ и шести, а вторымъ — заявленіе объ открытіи имъ собственной обширной рыбной ловли, при чмъ вс жители бухты должны были поступить къ нему въ батраки и имъ было строго воспрещено ловить рыбу даже удочкой во время сезона сарделей.

До сихъ поръ они были люди бдные, но независимые, а теперь они стали просто вассалами мистера Бристоэ и онъ хотлъ, чтобъ они вполн сознали свое положеніе.

Кром этого онъ воспретилъ здить по дорог, которая шла мимо его дома на Гуэрской вершин и составляла ближайшій путь въ сосдній городъ, такъ что теперь людямъ и телгамъ надо было длать обходъ по крайней мр на три мили. Эта мра была самая тягостная и обидная для обитателей Порта Тренанса, такъ какъ дорога, впродолженіи многихъ лтъ, была въ общемъ употребленіи и не считалась общественной только потому, что разъ въ годъ запирались бывшія на ней ворота, какъ символъ владтельныхъ правъ ея собственника. Однако, не смотря на общее пользованіе ею, она принадлежала по закону владльцу Гуэрской Вершины

Такимъ образомъ, другъ противъ друга стояли новый землевладлецъ съ ршительными, опредленными взглядами на свои права, готовый привести въ исполненіе всякую мру, которая могла увеличить его доходъ, и горсть рыбаковъ, его арендаторовъ, не имвшихъ ни капитала, ни правъ, и лишенныхъ возможности, соединясь между собою, противодйствовать ему.

Однако, не смотря на всю суровость мистера Бристоэ, онъ былъ политиченъ, когда политика представляла для него выгоду. Онъ зналъ, что чмъ ниже присядешь, тмъ выше прыгнешь и что безумное стуканье головою о каменную стну оканчивается только поврежденіемъ головы, а стна продолжаетъ стоять невредимо. Онъ тяжело ступилъ своей мощной пятою на новыя владнія, но далъ почувствовать людямъ, что хотя его мры были жестоки, но онъ самъ былъ добръ, и что смиреннымъ повиновеніемъ эти бдные труженники могли заслужить милости. Прежде всего онъ желалъ переманить на свою сторону Чиноветовъ, если возможно добромъ. Тогда весь Портъ Тренансъ былъ бы въ его рукахъ и дло окончилось бы безо всякихъ хлопотъ. Стадо барановъ, говорилъ онъ самъ себ, идетъ слпо за своимъ вожакомъ и достаточно заманить вожака, чтобъ имть все стадо.

Онъ былъ теперь очень радъ, что позволилъ Аделл завести нелпую вечернюю школу, въ которую онъ бросалъ камнями во все время ея существованія, такъ какъ въ послднія недли, неизвстно по какой причин, занятія въ ней совершенно прекратились. Онъ теперь сознавался, что инстинктъ дочери былъ гораздо врне его разсудка, и что она хорошо поступила, заслуживъ популярность между этими грубыми, деревянно-головыми Тритонами. Поэтому, когда его лодки и снасти были готовы, онъ сдлалъ ршительный шагъ, который долженъ былъ уладить все дло.

Однажды, не много спустя посл принятія имъ на себя всхъ землевладльческихъ правъ и привилегій, мистеръ Бристоэ, вмст съ незнакомымъ, чрезвычайно красивымъ джентельменомъ, явился въ бухту съ цлью образумить Ефраима и его сыновей. Если онъ хотлъ быть господиномъ на своей земл, то необходимо было переманитъ на свою сторону могущественныхъ шесть братьевъ, или, по крайней мр, нкоторыхъ изъ нихъ. Старикъ сидлъ по обыкновенію на скамь передъ хижиною, грясь на солнц. Его шесть сыновей и два внука чистили на берегу рыбу. Это занятіе было само по себ не очень красивое, но оно вполн шло къ окружающей мстности и рыбаки представляли живописныя группы. Къ тому же это была работа, а всякая работа отличается величіемъ въ сравненіи съ пустымъ препровожденіемъ времени или забавой.

— Хорошо идутъ дла? спросилъ мистеръ Бристоэ, указывая палкою на рыбаковъ.

— Порядочно, благодарю васъ, сэръ, вдь вы, кажется, мистеръ Бристоэ? отвчалъ слпой старикъ.

— Да, мистеръ Бристоэ, вашъ новый владлецъ, произнесъ онъ смясь, — а сколько вы среднимъ числомъ вырабатываете въ день?

— Мн трудно вамъ отвтить, сэръ, отвчалъ Ефраимъ съ улыбкой: — лучше спросите моего сына Ричарда.

— Ну, я полагаю, продолжалъ мистеръ Бристоэ, какъ бы расчитывая про себя: — каждый можетъ выработать фунтъ стерлинговъ въ недлю, а вс вмст семь. Въ здшнихъ мстахъ, человкъ, вырабатывая фунтъ въ недлю, можетъ не только жить, но и откладывать деньгу на черный день, не такъ ли, капитанъ? прибавилъ онъ, обращаясь къ пришедшему съ нимъ незнакомцу.

— Да, я полагаю, отвчалъ капитанъ Гармеръ, повидимому зорко за всмъ наблюдавшій.

— Неужели? произнесъ Ефраимъ.

— Конечно, отвчалъ мистеръ Бристоэ.

Въ эту минуту онъ казался очень цвтущимъ, сіяющимъ джентльмэномъ. Онъ говорилъ такимъ тономъ, какъ будто фунта въ недлю было излишне для содержанія, напримръ, такого большого семейства, какъ у Джорджа Чиновета, потому что для подобныхъ людей шелуха была совершенно достаточной пищей.

— Я въ послднее время не слжу за длами, сказалъ спокойно Ефраимъ:— но слышалъ отъ жены Джорджа, что на хлбъ для всего семейства идетъ двнадцать шиллинговъ, а остальныхъ восемь едвали хватитъ на мясо, квартиру, отопленіе и одежду для одинадцати душъ.

— Онъ же и дуракъ, что народилъ столько дтей, отвчалъ грубо мистеръ Бристоэ: — кто не иметъ средствъ содержать дтей, тотъ не долженъ населять ими свтъ.

— Никто не жалуется, сказалъ Ефраимъ, обращая свои слпые глаза въ ту сторону, гд слышались веселые голоса дтей, игравшихъ на берегу.

— Если Джорджъ можетъ содержать такое семейство, то вы и другіе, не прокармливая столькихъ ртовъ, должны откладывать много денегъ, сказалъ мистеръ Бристоэ.

Онъ говорилъ тономъ человка, оскорбленнаго одной мыслью, что эти морскіе труженики наживали и откладывали деньги.

— Мы никому не должны, сказалъ Ефраимъ, съ нкоторою гордостью.

— Хорошо, такъ я буду занимать у васъ деньги, когда мн нужно, воскликнулъ капитанъ Гармеръ, съ саркастической улыбкой.

— Въ такомъ случа, вы можете работать за ту же плату, какъ и другіе, продолжалъ землевладлецъ.

— Мы не наемники, мистеръ Бристоэ, произнесъ съ достоинствомъ Ефраимъ:— я и мои сыновья всегда работали на себя и ни чмъ никому не обязаны.

Между тмъ, нкоторые изъ сыновей старика подошли къ разговаривавшимъ. Они отгадали причину посщенія землевладльца и хотя были вполн уврены въ благоразуміи Ефраима, но все же находили нужнымъ и сами за себя преломить копье.

— Вамъ выгодне быть всмъ обязаннымъ мн, сказалъ мистеръ Бристоэ, съ улыбкой, сдувая пылинку съ своего свтлосраго жилета.

— Я не думаю, сэръ, отвчалъ Ефраимъ:— мы уже объ этомъ говорили и не будемъ работать на вашихъ снастяхъ, если вы на это намекаете.

— Да, именно на это, но я не довольствуюсь такимъ поспшнымъ отвтомъ, а дамъ вамъ подумать дня два.

— Сегодня, завтра или черезъ два дня, отвтъ у насъ всегда будетъ одинъ, сказалъ Ричардъ, вмшиваясь въ разговоръ: — мы всегда были сами себ господами.

Мистеръ Бристоэ покраснлъ отъ злобы, а капитанъ Гармеръ бросилъ на говорившаго такой взглядъ, какъ будто передъ нимъ стоялъ дезертеръ, преданный военному суду. Привыкнувъ къ дисциплин и слпому повиновенію солдатъ, онъ смотрлъ на стойкую самостоятельность рыбаковъ, какъ на открытый мятежъ, заслуживавшій, по крайней мр, тюремнаго заключенія. Онъ также отличался презрніемъ настоящаго джентльмэна къ простому народу и, отрицая любимую теорію мистера Бристоэ (чмъ ниже присядешь, тмъ выше прыгнешь), предпочиталъ уничтожать своего врага открытой силой. Онъ былъ храбрый дикарь для котораго сила была выше права, но хорошъ собою, хорошо одтъ и отличался хорошими манерами, такъ что только самый вредный энтузіастъ могъ бы, сравнивая его съ грубыми, бдными рыбаками, отдать послднимъ первенство.

Положеніе мистера Бристоэ между капитаномъ Гармеромъ, котораго онъ хотлъ поразить своимъ величіемъ, и рыбаками, которыхъ онъ желалъ добрыми средствами переманить на свою сторону, было непріятное. Очевидно, онъ проигрывалъ битву, но ршительно не зналъ, какъ помочь горю. Въ эту минуту Аделла сбжала съ горы, едва переводя дыханіе, и присоединилась къ отцу съ пылающими щеками, блестящими глазами и въ боле, чмъ когда смломъ, ршительномъ настроеніи.

— Въ чемъ дло, папа, о чемъ вы спорите? воскликнула она.

— Все о томъ же, отвчалъ мистеръ Бристоэ, очень довольный ея появленіемъ:— я еще не сошелся съ Чиноветами, но надюсь современемъ поладить.

— Они не соглашаются на ваши условія! воскликнула Аделла, бросая вызывающій взглядъ на трехъ рыбаковъ:— я никогда не слыхивала ничего подобнаго. Конечно, вы должны согласиться. Папа вдь вашъ владлецъ, такъ неужели вы не исполните его приказаній.

Ричардъ улыбнулся и произнесъ оскорбительнымъ тономъ превосходства.

— Чего мужчины не могутъ поршить между собою, того не уладить женщинамъ болтовней, миссъ Бристоэ.

Глаза капитана Гармера блеснули злобою и онъ сдлалъ два шага впередъ. Тонъ рыбака, хотя и не фамильярный, ясно доказывалъ сознаніе его превосходства надъ молодой двушкой. Дйствительно, онъ полагалъ, что она вмшивалась не въ свое дло, и какъ женщина не способна понимать длъ, касавшихся лишь мужчинъ.

— Женщины способны на все, отвчала Аделла съ своей обычной рзкостью:— и если моя болтовня, какъ вы выражаетесь, Ричардъ, не вліяетъ на васъ, то, быть можетъ, она подйствуетъ на другихъ.

— Вамъ бы дйствительно лучше не вмшиваться въ это дло, миссъ, сказалъ Ефраимъ.

— Совсмъ это не женское дло, миссъ Бристоэ, прибавилъ Ричардъ:— предоставьте намъ, мужчинамъ, его разршить безъ помощи молодыхъ двушекъ.

— Оставьте, любезный, миссъ Бристоэ въ поко! воскликнулъ капитанъ Гармеръ злобно:— если ей угодно интересоваться этимъ дломъ, то какъ же вы смете мшать ей.

— Я и мои братья отстаиваемъ себя, отвчалъ Ричардъ твердо:— и потому повторяю снова, что этого дла не способна разршить женщина, какая бы она ни была.

— Пустяки! воскликнула Аделла:— дла отца мои дла, и женщины способны на все. Я пойду къ другимъ и посмотрю нельзя ли сдлать чего нибудь съ ними.

Съ этими словами, она побжала, легко перепрыгивая черезъ каменья, къ тому мсту, гд Джемсъ, Амосъ и Дэвидъ по прежнему потрошили и чистили рыбу.

Въ первый разъ въ жизни Дэвиду было стыдно своей работы. Онъ привыкъ къ ней и не находилъ въ ней ничего дурнаго, но теперь ему было досадно, что она увидала его въ такомъ положеніи: онъ желалъ бы въ первый разъ посл грустнаго эпизода Любуши встртиться съ нею, какъ мощный покровитель слабой женщины, а не какъ презрнный работникъ. Въ послднее время, художественный инстинктъ въ немъ очень развился, и его братья, боясь вліянія Аделлы, были совершенно правы.

Твердо ршившись отторгнуть хотя бы одного изъ братьевъ отъ общаго союза, Аделла забыла о дерзкой любви Дэвида или, если помнила о ней, то лишь какъ о средств для достиженія своей цли. Подходя къ тремъ братьямъ, она бросила на нихъ привтливый взглядъ и мигнула Дэвиду въ знакъ особой милости.

Лицо молодого человка просіяло и на устахъ показалась счастливая улыбка, которая исчезла и не возвращалась со времени роковаго вечера. Констанція Лосонъ, наблюдавшая за этой сценой, вздрогнула, увидавъ радостный взглядъ молодого человка, который при приближеніи Аделлы бросилъ свою работу и стоялъ передъ нею, сіяя мужествомъ и красотой.

— Мой отецъ съ вашимъ отцомъ говоритъ, и вы должны работать на его лодкахъ, если не вс, то по крайней мр нкоторые, сказала Аделла безъ всякихъ вступленій или разглагольствованій.

Амосъ и Джемсъ взглянули другъ на друга, а Дэвидъ смотрлъ на нее.

— Да, да, вы должны, повторила она, отвчая на ихъ вопросительные взгляды, и прибавила кокетливо:— ради меня.

— Мы не заставили бы себя долго просить и всегда сдлали бы вамъ угодное, миссъ, сказалъ серьезно Джемсъ:— но прежде, чмъ думать о вашемъ удовольствіи или о польз мистера Бристоэ, мы должны исполнить свой долгъ въ отношеніи семейства.

— Вы всего лучше исполните этотъ долгъ, сдлавъ одолженіе отцу, отвчала Аделла:— онъ иметъ право вамъ приказывать въ этомъ случа.

Джемсъ ничего не отвчалъ, но принялъ суровый видъ, а Амосъ возвратился къ своей работ, насвистывая что-то въ полголоса, Дэвидъ же опустилъ глаза въ землю застнчиво и безпокойно. Въ немъ боролась преданность къ семейству и любовь.

— Я уврена, Дэвидъ, что вы исполните мое желаніе, сказала тогда Аделла, бросая на него очаровательный взглядъ, полу-умоляющій, полу-повелительный.

— Дэвидъ не отстанетъ отъ своихъ братьевъ, сказалъ рзко Джемсъ.

— Разв онъ ребенокъ! воскликнула Аделла вспыхнувъ:— пусть онъ отвтитъ за себя. Разв вы не исполните моей просьбы, Дэвидъ?

Въ голос ея слышалась нжность, глаза опасно глядли на него.

Онъ не смлъ на нее взглянуть и, не поднимая глазъ съ земли, отвчалъ смиренно:

— Я не отстану отъ братьевъ. Я обязанъ слдовать за ними.

— Вы вс съума сошли! воскликнула Аделла, выходя изъ себя.— Вы отказываетесь работать на своего владльца, когда онъ вамъ предлагаетъ хорошую плату, вы идете ему на перекоръ! Это чудовищно, это непостижимо!

— Мы поступаемъ такъ, какъ для насъ лучше, миссъ, отвчалъ Джемсъ:— мы думаемъ о польз нашего семейства.

— Вы должны поступать, какъ слдуетъ и ни о чемъ другомъ не думать, сказала Аделла тономъ нравоученія.

— Вотъ въ этомъ-то и дло, отвчалъ Джемсъ:— мы, бдные люди, полагаемъ, что дйствуемъ, какъ слдуетъ.

— Ну, мн нечего боле съ вами говорить, сказала Аделла съ сердцемъ:— вы упрямые, дерзкіе люди и скоро въ этомъ раскаятесь. Но съ тхъ поръ, какъ я здсь, я всячески заботилась о васъ и вотъ ваша благодарность!

Съ этими словами, она сердито отвернулась и поспшно пошла къ отцу. Но сдлавъ нсколько шаговъ, она снова возвратилась. Мрачное облако исчезло съ ея лица и на немъ играла прежняя, привтливая улыбка.

— Когда вы придете на урокъ рисованья, Дэвидъ? спросила она, не смотря на него.

— Я такъ дурно рисую, что право не стоитъ васъ тревожить, миссъ, и отнимать у васъ время, отвчалъ Дэвидъ.

— Вы меня нисколько не тревожите и не отнимаете у меня времени, произнесла Аделла съ очаровательнымъ снисхожденіемъ:— приходите сегодня вечеромъ. Вы отлично рисовали бы, если бы почаще занимались. Отъ чего вы не приходили все это время?

— Вы сказали, чтобъ я не приходилъ, миссъ, пока вы не пришлете за мною, сказалъ Дэвидъ, блдня.

— Неужели? наивно отвчала она, какъ бы забывъ о всемъ происшедшемъ между ними:— такъ я теперь повторяю: приходите вечеромъ.

Говоря это Аделла бросала какіе-то тревожные, почти испуганные взгляды на отца и капитана Гармера, изъ которыхъ первый продолжалъ свой споръ съ Ефраимомъ и его сыновьями, а второй только подливалъ масло въ огонь своими рзкими, чисто военными замчаніями.

— Вы слишкомъ добры, миссъ, отвчалъ Дэвидъ, колеблясь, но лицо его сіяло счастьемъ.

— Нисколько, возразила она:— я взялась научить васъ рисованію и должна исполнить свое общаніе, такъ приходите вечеромъ.

Съ этими словами она отошла отъ Дэвида и присоединилась къ отцу и капитану Гармеру. Черезъ нсколько минутъ они вс втроемъ удалились.

— Этотъ капитанъ не принесетъ пользы мистеру Бристоэ, сказалъ Джакъ смотря имъ вслдъ.

— Онъ и безъ него ужь хорошъ, замтилъ Ричардъ.

— Конечно, но онъ не можетъ намъ сдлать ни малйшаго вреда, пока мы дружно держимся вмст, сказалъ Джорджъ, обыкновенно смотрвшій на жизнь съ розовой точки зрнія.

— Вамъ надо стойко держаться другъ друга, сыновья, произнесъ Ефраимъ:— если одинъ изъ васъ поддастся, то вс пропадутъ. Не забывайте это.

— Не бойтесь, батюшка, за насъ, отвчалъ капитанъ Джакъ:— разв Дэвидъ…

— Не бойтесь и за него! поспшно воскликнулъ Ричардъ, всегда защищавшій младшаго брата:— не правда ли, Джорджъ?

— Да, онъ надежный, отвчалъ добрый Джорджъ:— миссъ Бристоэ вбила ему въ голову много глупостей, но онъ никогда не будетъ удой предателемъ, я за это ручаюсь.

— Мы помолимся, чтобъ Господь удержалъ его на истинномъ пути, сказалъ старикъ съ тяжелымъ вздохомъ.

— Не безпокойтесь, дядя, Дэвидъ, не осрамитъ своего семейства, замтила Констанція, стоя по прежнему въ дверяхъ.

— Предоставьте мн его, батюшка, прибавилъ Ричардъ:— я за него отвчаю.

— Онъ подвергнется сильному соблазну, продолжалъ Ефраимъ:— эта двушка употребитъ вс усилія, чтобъ его оторвать отъ насъ.

— И она ничего не добьется, отвчала Констанція съ жаромъ.

— И она ничего не добьется, повторилъ, какъ эхо, Ричардъ.

— Господи! промолвилъ старикъ въ полголоса, обращая свои слпые глаза къ племянниц:— какой дуракъ этотъ мальчишка!

Констанція едва удержалась, чтобъ не подтвердить этого замчанія грустнымъ вздохомъ, а Джорджъ, подойдя къ ней, потрепалъ ее по плечу и весело промолвилъ:

— Дай мальчику перебситься, Констанція. Онъ къ теб вернется.

Пока они такимъ образомъ разсуждали о своихъ недавнихъ постителяхъ, послдніе въ свою очередь судили о нихъ, но еще строже.

— Я никогда не видывалъ такихъ дерзкихъ негодяевъ! воскликнулъ капитанъ Гармеръ.

— Они получатъ чего хотятъ, злобно произнесъ Бристоэ.

— Они надодаютъ своимъ упрямствомъ, сказала Аделла:— но чего же ожидать отъ такихъ невжественныхъ людей?

— По крайней мр, повиновенія и уваженія, отвчалъ капитанъ Гармеръ:— добротой и ласками ничего не сдлаешь съ такими дикарями, ихъ надо держать въ ежовыхъ рукавицахъ, и я на вашемъ мст, Бристоэ, показалъ бы имъ себя.

— Я такъ и намренъ.

— Что же касается до попытокъ учить и развивать подобныхъ людей, продолжалъ капитанъ:— то я считаю ихъ потерей времени, унизительною для насъ и пагубною для нихъ.

Аделл было какъ-то неловко, но она ничего не отвчала. Капитанъ Гарнеръ, такъ тиранически относившійся къ рыбакамъ, былъ единственный человкъ, который могъ заставить ее молчать, и въ его присутствіи она не имла достаточно храбрости, чтобъ отстаивать свои мннія. Когда онъ при ней говорилъ, какъ въ настоящую минуту, съ презрніемъ истиннаго джентльмена о новомъ направленіи, она раскаявалась въ томъ, что не довольствовалась жизнью приличныхъ молодыхъ двушекъ, избгающихъ, какъ преступленія, всякихъ подражаній мужчинамъ. Она руководствовалась въ жизни не убжденіемъ, а самолюбіемъ, и вс ея попытки къ развитію народа длались только отъ нечего длать, для препровожденія времени, а не по глубокому сознанію святости самаго дла, потому, смотря на красивое, презрительное лица капитана Гармера и думая о томъ, что бы онъ сказалъ, еслибъ зналъ все, ей становилось неловко.

Вообще, она сама сознавала, что практическое примненіе демократическихъ теорій было заблужденіемъ, неосуществимой мечтой. Однако Дэвидъ долженъ былъ придти въ ней въ этотъ вечеръ и она ршилась во чтобы то ни стало переманить его на сторону отца.

V.
Искушеніе.

— Теб сегодня, молодчикъ, разставятъ сти, сказалъ Ричардъ, кладя руку на плечо Дэвида, когда насталъ роковой вечеръ:— но я поручился отцу, что ты не измнишь своимъ и не осрамишь нашего имени. Ты вдь не сдлаешь лжецемъ брата, Дэвидъ?

— А разв я когда нибудь вамъ измнялъ? спросилъ Дэвидъ, смотря ему прямо въ глаза:— чего вы боитесь сегодня?

— Миссъ Бристоэ, отвчалъ Ричардъ.

Дэвидъ нетерпливо махнулъ рукою. Онъ не выносилъ того пренебреженія, съ которымъ все его семейство произносило это любимое имъ имя.

— Вы, кажется, вс съума сошли на счетъ этой молодой двушки, сказалъ онъ поспшно:— она была всегда добра къ намъ, въ чемъ же вы ее подозрваете?

— Въ чемъ? Она твердо ршилась переманить кого нибудь изъ насъ на сторону своего отца и употребитъ вс усилія, чтобъ обойти тебя.

— Какъ ты хорошо знаешь, Дикъ, ея намренія, сказалъ Дэвидъ съ горькой улыбкой.

— Еще бы не знать, отвчалъ Ричардъ:— это вовсе не трудно. Но если ты поддашься ей, то осрамишь насъ всхъ. Общай, что ты не измнишь своимъ. Дай слово, молодчикъ, и отецъ успокоится, а твои силы удвоятся.

— Я не понимаю о чемъ ты говоришь Дикъ, замтилъ Дэвидъ съ безпокойствомъ.

— Кто не хочетъ понимать, тому не растолкуешь, а ты очень хорошо знаешь въ чемъ дло, и потому долженъ дать мн слово, прежде чмъ уйдешь. Не доставь всему околодку позорнаго зрлища Чиновета, отставшаго отъ своихъ.

— Такъ наврно никто изъ васъ не поступитъ къ нему? спросилъ Дэвидъ дрожащимъ голосомъ.

Какъ новый Антоній, онъ готовъ былъ положить къ ногамъ Клеопатры боле, чмъ свою жизнь и, если ей угодно было потребовать въ жертву семейныя традиціи, то онъ не видлъ причины отказывать ей въ этомъ.

— Поступить въ батраки къ мистеру Бристоэ? Мы, Чиноветы! Да ты съума сошелъ! воскликнулъ Ричардъ:— ни за что не согласится отецъ и не сдлаетъ этого никто изъ насъ, каковы бы ни были послдствія. Если ты на это надялся, то брось такія нелпыя мысли. Не только мы, но и ты никогда не опозоришь себя подобнымъ поступкомъ. Ты нашъ младшій братъ и мы вс тебя считаемъ сыномъ, прибавилъ онъ со слезами на глазахъ и теплой, почти женской любовью:— я далъ за тебя слово, и ты не сдлаешь меня клятвопреступникомъ, не правда ли?

Дэвидъ молчалъ. Конечно, семейныя традиціи были могущественны, но онъ зналъ въ глубин своего сердца, что желаніе Аделлы Бристоэ было еще могущественне.

— Что же ты не отвчаешь, молодчикъ? продолжалъ Ричардъ:— неужели насъ съ тобою кто нибудь разлучитъ? Я этому никогда не поврю! Какъ! первымъ измнникомъ въ семь Чиноветовъ будетъ мой Дэвидъ, котораго я ребенкомъ носилъ на рукахъ, а потомъ училъ нашему ремеслу, исполняя всю тяжелую работу за него, чтобъ дать ему время отдохнуть! нашъ маленькій Беньяминъ, наше общее дтище, Дэвидъ, броситъ своихъ и перейдетъ къ врагамъ! Нтъ, я никогда этому не поврю.

— Да, да, Дикъ! воскликнулъ Давидъ, горячо схвативъ руку брата:— я вамъ не измню и никто меня не убдитъ покинуть своихъ!

— Христосъ съ тобою, молодчикъ, я теперь увренъ въ теб, произнесъ Ричардъ, легко вздохнувъ, точно съ его плечъ свалилось тяжелое бремя. Въ эту минуту вошелъ въ дверь старикъ Ефряимъ.

— Гд Дэвидъ? спросилъ онъ, пробираясь къ своему креслу..

— Здсь, батюшка, отвчалъ юноша, ведя его подъ руку.

— Я очень радъ, что ты еще не ушелъ, продолжалъ старикъ нжнымъ тономъ:— я боялся тебя уже не застать. Ты, говорятъ, опять идешь туда?

— Да, батюшка.

— Онъ идетъ, но далъ мн слово, сказалъ Ричардъ: — и мы можемъ быть въ немъ уврены. Никогда еще ни одинъ Чиноветъ не былъ лжецемъ и клятвопреступникомъ, а нашъ Дэвидъ, конечно, не будетъ исключеніемъ изъ нашего семейства.

— Я далъ теб слово, Дикъ, и довольствуйся этимъ, сказалъ Дэвидъ.

— Конечно, мн этого достаточно, отвчалъ Ричардъ.

— И мн также, повторилъ Ефраимъ: — дай мн руку, Дэвидъ, и да поможетъ теб Господь.

— Аминь, торжественно произнесъ Гичардъ.

— Аминь, повторилъ Дэвидъ, и слезы невольно навернулись на его глазахъ.

Крпко пожавъ руку отцу и брату, онъ отправился въ путь на Гуэрскую Вершину.

Молодая учительница, по обыкновенію, возсдала одна среди пустыхъ скамеекъ, столовъ и досокъ, она сіяла своей обычной энергіей, но на лиц ея играла какая-то особенная, привтливая улыбка. Она ршилась во что бы то ни стало порвать узы, связывавшія между собою Чиноветовъ и постаралась придать себ всю очаровательность, какую только могла, съ цлью обойти одного изъ нихъ, доступнаго ея чарамъ — юнаго, мечтательнаго Дэвида. Она очень боялась, чтобъ капитанъ Гармеръ не догадался объ ея намреніяхъ.

Но капитанъ Гармеръ былъ очень скрытный человкъ и его красивое лице осталось неподвижнымъ, словно высченнымъ изъ камня, когда Аделла небрежно сказала:

— Сегодня вечеромъ, я открою школу, капитанъ Гармеръ.. Не правда ли, я очень добра, что такъ вожусь съ дикарями!

— Въ вашей доброт я ни мало не сомнваюсь, сказалъ онъ. съ любезной улыбкой: — но благоразумно ли вы поступаете, это иной вопросъ.

— Долженъ же кто нибудь развивать этихъ бдныхъ, невжественныхъ людей! воскликнула Ипатія.

— Во всякомъ случа, не миссъ Бристоэ и не тмъ ошибочнымъ способомъ, какой она выбрала, отвчалъ капитанъ.

Аделла ничего не возразила и только молча улыбнулась, стараясь скрыть свое смущеніе и надежду, что капитанъ Гармеръ не замтитъ голубой ленты въ ея волосахъ и голубыхъ бусъ на ше.

Дэвидъ пришелъ одинъ, и тотчасъ же начались оффиціальныя занятія, а главное дло, для котораго она его пригласила, было отложено подъ конецъ. Никогда Аделла не была такъ добра и снисходительна. Голосъ ея былъ мягокъ, взглядъ нженъ, замчанія лестны, она открывала передъ ошеломленнымъ юношей славное будущее и предсказывала, что онъ будетъ великимъ художникомъ. Она общала ему помогать въ занятіяхъ боле, чмъ прежде, и заявила твердую увренность, что черезъ нсколько лтъ изъ него выйдетъ первоклассный живописецъ.

— А когда вы достигнете знаменитости, Дэвидъ, то не забудьте, что я первая указала вамъ путь къ слав, сказала она, нжно смотря на него.

— Если я добьюсь до чего нибудь въ жизни, то, конечно, буду помнить, кому всмъ обязанъ, отвчалъ Дэвидъ, сіяя счастьемъ и любовью:— я желалъ бы достигнуть успха только для того, чтобъ доказать вамъ свою благодарность.

— А вы желали бы мн доказать свою благодарность?

— Конечно, отвчалъ Дэвидъ, думая о своемъ рисованьи.

— Такъ поступите работникомъ на снасти отца, сказала молодая двушка, положивъ ему руку на плечо.

Гордыя мечты артиста мгновенно исчезли и онъ снова былъ рыбакомъ, боровшимся между долгомъ и любовью.

— Я уврена, Дэвидъ, что вы это сдлаете, продолжала она ласкающимъ тономъ:— я была вашимъ другомъ съ самаго начала и вы не знаете, какъ искренно я вами интересуюсь. Конечно, вы мн не откажете въ такой ничтожной просьб?

Говоря это, она положила другую руку на его плечо и съ нжной мольбою взглянула ему прямо въ глаза.

Дэвидъ подвергся страшному искушенію. Да, искушенію, ибо иначе это нельзя назвать. Его искушала женщина совсмъ искусствамъ, дарованнымъ ей природой съ той минуты, какъ она поцлуемъ впервые ослпила глаза мужчины. Его искушало все: его собственное сердце и ея нжныя ласки. Онъ желалъ снискать ея милость для себя и исполнить ея желаніе ради ея самой, пламенная мольба, виднвшаяся въ ея глазахъ, льстила ему, ея фамильярность радовала его, прикосновеніе ея блой ручки заставляло его вздрагивать отъ счастья, сказка о цариц Любуш, возвысившей до себя поселянина, звучала въ его ушахъ казалась ему теперь вроятной, осуществимой. Это была минута тяжелаго испытанія для Дэвида, минута той странной, полусладкой, полумучительной агоніи, когда сливаются въ одно радость любви и тягостное сознаніе горя. Онъ подвергался искушенію, но еще не былъ побжденъ, еще не погибъ. На маленькой сцен разыгрывалось вчная борьба между силой и слабостью, честью и измной, но не смотря на миніатюрность условій, въ которыхъ происходила эта борьба, она была не мене осязательна и послдствія ея грозили не меньшимъ страданіемъ.

Посл долгаго молчанія, Аделла сказала тихимъ, нжнымъ голосомъ:

— Я уврена, что вы не заставите меня просить васъ о чемъ нибудь даромъ. Это не походило бы на васъ, Дэвидъ.

— Еслибъ это зависло отъ меня, то вамъ не надо было бы и просить, отвчалъ Дэвидъ, съ неимоврнымъ усиліемъ произнося каждое слово.

— Отъ кого же это зависитъ, если не отъ васъ? спросила Аделла съ очаровательной улыбкой.

— Отъ отца и братьевъ, это ихъ дло, произнесъ Дэвидъ, отворачиваясь.

— Разв вы привязаны къ нимъ? Разв вы ребенокъ? Разв вы не можете дйствовать самостоятельно? воскликнула она скоре съ энергіей, чмъ съ презрніемъ, стараясь возбудить въ немъ самолюбіе.

— Мы всегда держались вмст.

— И вы полагаете, что поступаете хорошо, держась ихъ, нравы ли они или нтъ? Плохое же у васъ понятіе о долг и религіи, Дэвидъ.

— Я не слдовалъ бы ихъ примру, еслибъ Господь открылъ мн, что они поступаютъ дурно, отвчалъ онъ.

— Поврьте мн, что они не правы, сказала Аделла съ величественной самоувренностью:— вашъ долгъ вести себя смиренно и почтительно въ отношеніи высшихъ, а мой отецъ — вашъ господинъ. Онъ иметъ надъ вами власть, онъ джентльменъ и владлецъ земли, на которой вы живете.

Дэвидъ молчалъ. Онъ былъ влюбленъ, но все же чувствовалъ себя Чиноветомъ.

— Мой отецъ и вс наши предки были всегда люди свободные, сказалъ тихо бдный юноша:— тяжело старику и братьямъ идти въ батраки.

— Такъ пускай они убираются, мн нужны только вы, Дэвидъ, сказала Аделла поспшно, побуждаемая неожиданнымъ сопротивленіемъ:— я хочу, чтобъ вы были моимъ другомъ и правой рукой отца. Если вы перейдете на нашу сторону, то вы будете жить въ этомъ дом и никогда не раскаетесь въ вашемъ поступк. Вы не знаете, что мы для васъ сдлаемъ!

Дэвидъ дрожалъ, какъ въ лихорадк, ея голосъ, взглядъ, прикосновеніе руки сводили его съ ума. Сердце его было преисполнено радости. Неужели она снисходила до него, и готова была своею любовью поставить его на равн съ собою? Она нжно смотрла на него, а для бднаго рыбака нжный взглядъ женщины означаетъ одно — любовь. Онъ не зналъ о хитрыхъ личинахъ, принимаемыхъ женщиной для того, чтобъ завлечь, погубить. Ея розовые пальчики, нжно лежали на его грубой рук, а другая ея ручка опиралась на его плечо.

— Ну, скажите же да, повторила она еще нжне.

Ослпленный, ошеломленный, Дэвидъ совершенно обезумлъ.

Онъ быстро обвилъ рукою гибкій станъ молодой двушки, прижалъ ее къ своей груди и пламенно поцловалъ. Она вздрогнула и поблднла, но стиснула зубы и прежняя улыбка не покинула ея лицо.

— Такъ вы согласны? прошептала она съ радостью.

Онъ не могъ произнести ни слова. Ему казалось, что онъ умиралъ, такъ страшны были въ эту минуту его радость и страданія. Сказать да значило исполнить ея желаніе, желаніе съ мольбою смотрвшаго на него очаровательнаго лица и получить въ награду предлагаемое блаженство, но это значило также разбить сердце стараго отца, опозорить честь семейства, измнить своему слову. Сказать нтъ было погубить свое счастье, но исполнить долгъ. Онъ громко застоналъ, закрылъ лице руками и едва внятно промолвилъ.

— Нтъ, я не могу измнить своимъ.

— Такъ ваша нога здсь боле никогда не будетъ! воскликнула Аделла, ударяя его но рук: — вы дерзкій, неблагодарный мальчишка и я ни хочу имть съ вами никакого дла. Ступайте и не смйте никогда возвращаться. Если вы дерзнете явиться сюда, то я велю спустить на васъ собакъ.

Съ этими словами она выбжала изъ комнаты съ пылающими щеками и, очутившись въ своей спальн, долго мыла и отирала лице, какъ бы желая освободиться отъ пятна, наложеннаго на ея благородное чело унизительнымъ поцлуемъ рыбака. Потомъ она сла къ открытому окну, чтобъ успокоиться и придти въ себя. Она была очень сердита на Дэвида и на свою неосторожность, но въ глубин ея сердца таилось, однако, въ эту минуту что-то не похожее на злобу.

Наконецъ, она сошла внизъ въ гостиную, гд ея отецъ и капитанъ Гармеръ играли въ шахматы, а мистриссъ Мозлей спала.

— Ну? воскликнулъ съ нетерпніемъ мистеръ Бристоэ.

— Что папа? спросила она.

— Уломала ты юнаго дикаря?

Капитанъ Гармеръ поднялъ голову и пристально посмотрлъ на Аделлу.

— Нтъ, отвчала она, взявъ въ руки ‘Times’: — съ нимъ ничего не подлаешь.

Мистеръ Бристоэ заскрежеталъ зубами и едва вслухъ не послалъ къ чорту есхъ Чиноветовъ.

— Я никогда не видывала такихъ упрямыхъ людей, продолжала Аделла, развертывая газету, какъ бы отыскивая въ ней что-то:— они воображаютъ себя царями здшняго околодка.

— Ну, Ада, чтобъ у меня въ дом боле не было дурацкихъ школъ, сказалъ грозно мистеръ Бристоэ: — война будетъ на смерть.

— Я такъ ему и сказала, отвчала Аделла:— я объявила, что если онъ когда нибудь дерзнетъ явиться сюда, то на него спустятъ собакъ.

— Ваши усилія развить и просвтить народъ, кажется, не увнчались успхомъ, замтилъ капитанъ Гармеръ съ язвительной улыбкой.

— Нтъ, не удались, отвчала Адела благоразумно, забывъ розовыя виднія, которыя она вызывала передъ Дэвидомъ въ этотъ вечеръ:— здсь удивительно тупые люди, но все же я исполнила свой долгъ и, если не имла успха, то не но моей вин.

— Я радъ, что это кончилось, замтилъ капитанъ.

— И я тоже, отвчала она.

— Должно быть очень тяжело учить грубыхъ людей, не умющихъ даже обращаться по христіански.

— Да.

— Это игра въ равенство и образованіе, это смшеніе классовъ и снисхожденіе высшихъ къ низшимъ никогда не приводили и не приведутъ ни къ чему хорошему. Это совершенное безуміе и его практическое примненіе уничтожило бы общественный порядокъ.

— Вы можетъ быть и правы, отвчала Адела, такимъ тономъ, какъ будто его слова научили ее боле врному взгляду на вещи.

— Вс эти пустяки только учатъ народъ дерзкой фамильярности, продолжалъ капитанъ, не спуская глазъ съ молодой двушки.

— Ну, я-то не позволю съ собою фамильярничать, сказала твердо Аделла.

— Конечно, вы не позволите, но народъ такъ грубъ, а еслибъ это случилось, продолжалъ капитанъ, знаменательно, подчеркивая каждое слово: — то вдь вы знаете, что джентльмену оставалось бы только снести голову дерзкому. Дамы не понимаютъ, что мы чувствуемъ при мысли объ оскорбленіи одной изъ нашихъ простымъ, низкимъ человкомъ.

Аделла засмялась серебристымъ смхомъ, который ясно говорилъ, что никто, никогда не смлъ забыться передъ нею.

— Что касается до этого, то я сама себя охраню, отвчала она, не смотря на капитана: — еще не родился тотъ человкъ, который осмлился бы меня оскорбить.

— Очень радъ, что вы такъ уврены въ себ, сказалъ капитанъ съ странной улыбкой (окна бильярдной комнаты доходили до самаго пола и отворялись въ садъ): — я желалъ бы, чтобы вс дамы могли сказать тоже. Но вы должны сознаться, что во всякомъ случа большой рискъ выходить изъ своей сферы. Мой совтъ, всмъ строго держаться общества равныхъ себ или высшихъ, а съ низшими не имть никакого дла. Мн не понравился молодой человкъ, съ которымъ вы разговаривали сегодня, и признаюсь его обращеніе съ вами мн показалось слишкомъ свободнымъ.

— Я этого не замтила, отвчала Аделла задумчиво:— но, какъ вы справедливо говорите, капитанъ Гармеръ, всего благоразумне держаться своей среды. Мн уже страшно надоли демократія и просвщеніе народа.

Между тмъ, Дэвидъ возвращался съ Гуэрской Вершины. Въ голов его была только одна мысль: ‘сердце мое разбито, я не могу боле жить’.

Онъ не хотлъ идти домой. Не смотря на всю любовь и уваженіе къ отцу и братьямъ, онъ чувствовалъ, что въ эту минуту не въ силахъ будетъ перенести ихъ вопросы. На един съ своей душей и природой, онъ, быть можетъ, нашелъ бы въ себ достаточно силъ, чтобъ побороть угнетавшее его горе. Онъ долженъ былъ торжестванно выдти изъ этого тяжелаго испытанія, скрывъ его отъ всхъ. Поэтому, миновавъ бухту, онъ пошелъ по узенькой тропинк къ утесамъ, гд обыкновенно приставали рыбачьи лодки во время отлива, не дозволявшаго входить въ бухту.

Сидя на камн, онъ былъ погруженъ въ безсознательное созерцаніе, онъ не думалъ, а только смутно чувствовалъ страшное горе и невознаградимую потерю. Вдругъ онъ услышалъ подл себя легкіе шаги и голосъ Констанціи Лосонъ, называвшей его по имени. Она была простая, необразованная поселянка, но непорочная душа и любящее сердце научили ее тому, что всего дороже въ женщин и она знала боле, чмъ подозрвалъ Дэвидъ.

— Не къ чему теб гулять такъ поздно, сестра! сказалъ онъ рзко.

Ему было больно, что она какъ бы похитила его горькую тайну, и подсмотрла его агонію.

— А ты, Дэвидъ, что ты тутъ длаешь? отвчала она.

У нея былъ голосъ неизмримо лучше голоса Аделлы: нжный, мягкій, гибкій, но онъ казался непріятнымъ дребезжаніемъ разбитаго колокола въ сравненіи съ той небесной мелодіей, которая слышалась ему въ голос Аделлы.

— Разв ты мой стражъ? спросилъ онъ отрывисто.

— Нтъ, но я твоя сестра и другъ, произнесла она смиренно.

— Если ты мн другъ, то уйди, сказалъ онъ, отварочиваясь отъ нея.

— Разв ты не позволишь мн остаться съ тобою и раздлить твое горе? спросила она:— ты вдь помогъ бы мн, еслибъ я нуждалась въ помощи.

— Видитъ Богъ, я всегда бы помогъ теб и всмъ нашимъ, сказалъ онъ съ жаромъ: — но молю небо, чтобы вы никогда не нуждались въ такой помощи, какая мн теперь нужна.

— Одинъ Господь даетъ спокойствіе душ, но дузья могутъ утшить въ гор, произнесла она шопотомъ, кладя руку ему на плечо:— скажи мн, Дэвидъ, что съ тобою, и я быть можетъ облегчу твои страданія.

Она была такъ нжна, любяща и смиренна, что наболвшое сердце Дэвида какъ бы ожило. Отвергнутый, униженный любимой женщиной, онъ теперь видлъ, что не для всхъ онъ былъ презрннымъ, и почтительная любовь Констанціи возбудила въ немъ нсколько чувство самоуваженія. Это была естественная реакція.

— Мн нечего теб говорить сестра, отвчалъ онъ, взявъ ея руку:— меня искушали дьяволъ и моя собственная гордость. Я наказанъ за свою слабость. Вотъ и все.

— Бдный, сказала она съ любовью: — но, если ты въ гор, мы вс тебя утшимъ.

— Нтъ, нтъ! воскликнулъ онъ:— ты не знаешь того, что я узналъ въ этотъ вечеръ. Дай Богъ! теб этого никогда не узнать.

— Мы не можемъ, однако, не раздлить твоего горя, сказала она со слезами на глазахъ.

— Не плачь обо мн, сестра, промолвилъ Дэвидъ,

Но черезъ минуту онъ опустилъ голову на ея руку и разразился отчаянными рыданіями. Никогда еще онъ не поддавался такому припадку горя.

Констанція смотрла на него съ глубокимъ сожалніемъ, хотя этотъ взрывъ отчаянія ее сильно изумилъ и она даже спрашивала себя не грхъ ли было такъ предаваться своимъ чувствамъ. Но истинная любовь всегда беретъ на себя бремя горя или грха любимаго человка.

Женскій инстинктъ подсказалъ ей тоже самое, чему научилъ бы свтскій тактъ образованную женщину. Она не сказала ни слова, а только положила руку ему на голову и стала въ полголоса произносить молитвы.

VI.
Равные льнутъ къ равнымъ.

Утро было свтлое, солнечное. Рыбаки поднялись на разсвт, такъ какъ рыбная ловля всего успшне въ ранніе часы. Въ этотъ день должна была выдти впервые лодка мистера Бристоэ и рыбаки съ любопытствомъ спрашивали другъ друга, какая лодка займетъ какое мсто и сколько людей понадобится мистеру Бристоэ? Вообще, маленькая бухта была чрезвычайно оживлена и обитатели ея, собравшись вокругъ лодокъ, бесдовали между собою о воскресной проповди и о жаловань, предложенномъ мистеромъ Бристоэ, причемъ оптимисты, сравнивая это жалованье съ ихъ среднимъ заработкомъ, разсчитывали на прибыль, а пессимисты предсказывали тяжелую потерю. Одни удивлялись, что Чиноветы не поступали вмст съ другими на лодки владльца и почти открыто осуждали ихъ за это, но другіе, боле гордые отстаивали ихъ, хотя сами должны были подчиниться крайности.

Вдругъ между рыбаками раздался громкій крикъ: ‘Дэвидъ! Дэвидъ!’ Собравшись на работу, его братья съ ужасомъ передали другъ другу, что онъ не ночевалъ дома. Гд онъ былъ? Что съ нимъ случилось? Поддался ли онъ искушенію или вышелъ изъ него побдителемъ? Но главное, гд онъ? И они подняли громкій крикъ: ‘Дэвидъ! Дэвидъ!’ повторявшійся въ сосднихъ скалахъ тысячнымъ эхо. Аделла, всю ночь не смыкавшая глазъ, услыхавъ этотъ крикъ, невольно вздрогнула, недоумвая, что онъ значилъ.

Но съ бднымъ молодымъ человкомъ не случилось ничего дурнаго посл извстныхъ намъ событій. Онъ просто заснулъ сидя на утес и его разбудилъ только громкій зовъ братьевъ. Блдный, едва держась на ногахъ, не сознавая, гд онъ и что съ нимъ случилось, Дэвидъ явился къ нимъ. Все казалось ему страннымъ, чуждымъ. Онъ понималъ только одно, что ладья его жизни потерпла крушеніе и низверглась въ бездну, изъ которой не было возврата.

Вс сосди были поражены его несчастнымъ видомъ. Что съ нимъ? спрашивали они другъ друга: — съ ума онъ сошелъ? А одинъ изъ нихъ съ боле пламеннымъ воображеніемъ шепнулъ пріятелю:

— Если сегодня ночью совершено преступленіе, то Дэвидъ Чиноветъ причастенъ къ длу.

— Дйствительно, онъ, кажется, видлъ что-то недоброе, отвчалъ другой рыбакъ.

— Или самъ совершилъ что-либо не доброе, прибавилъ первый.

— Или самъ совершилъ, согласился второй.

Многіе осуждавшіе Дэвида за постоянную поддержку, оказываемую ‘нелпому капризу взбалмошной молодой двушки’, думали, что онъ былъ справедливо наказанъ за свою глупость, хотя въ сущности не знали, за что именно и какъ. Одинъ Ричардъ отгадалъ истину.

— Да благословитъ тебя Богъ! молодчикъ, нжно сказалъ онъ подходя къ нему и крпко пожимая руку:— довольно взглянуть на тебя, чтобъ убдиться въ твоей врности.

— Да, Дикъ, я остался вренъ своимъ, отвчалъ Дэвидъ, находившійся все еще, какъ во сн:— я не осрамилъ отца и васъ. Искушеніе было страшное, но Господь далъ мн силу.

— И Онъ ниспошлетъ миръ твоему сердцу.

Бдный молодой человкъ грустно улыбнулся. Даже религіозный энтузіазмъ, который досел поддерживалъ его въ жизни, стушевался передъ жгучимъ огнемъ отчаянія.

Пока рыбаки приготовлялись къ отплытію, съ Гуэрской Вершины сошелъ какой-то человкъ. Это былъ управляющій мистера Бристоэ, довольно мягкій и добродушный господинъ, но совершенно чуждый жителямъ бухты и потому не признаваемый ими за сосда. Однако, онъ довольно долго жилъ въ околодк, чтобъ знать Чиноветовъ по имени и мняться холоднымъ ‘здравствуйте’ при встрч съ ними. Теперь на лиц его было странное выраженіе, полуважное, полубоязливое. Однако, онъ ршительными шагами подошелъ къ групп рыбаковъ и поздоровался съ ними. Въ рукахъ у него была груда бумагъ голубаго цвта съ гербовыми штемпелями на углахъ и печатными заголовками.

Онъ медленно, молча разсортировалъ эти бумаги и подалъ по одной изъ нихъ Ричарду, Джорджу, капитану Джаку, Джемсу и Амосу, словно это были письма или подарки. Каждый изъ нихъ прочелъ на заголовк ‘Заявленіе о выселеніи’.

Дйствительно, это были заявленія о выселеніи въ правильной, законной форм. Вс обитатели Порта Тренанса были безсрочные арендаторы, еженедльно уплачивавшіе свою ренту, и обычай этотъ существовалъ такъ давно (съ самаго начала заселенія бухты), что никто, даже Чиноветы, не считали нужнымъ оформить законнымъ путемъ положеніе, которое было освящено временемъ и обычаемъ. Но теперь земля поколебалась подъ ногами Чиноветовъ, черезъ недлю посл этого заявленія, они не имли боле права оставаться въ Порт Тренанс, не могли ссть въ лодку или причалить къ берегу, не имли ни крова, ни убжища.

Все это было сдлано въ почтительномъ безмолвіи, словно управляющій находилъ непріятнымъ и несправедливымъ данное ему порученіе. Но бднымъ людямъ, лишеннымъ всхъ средствъ къ существованію, было все равно, сопровождалось ли роковое извстіе безмолвной тишиной или громкими криками. Однимъ ударомъ ихъ жизнь была уничтожена и этотъ ударъ не могъ показаться имъ мене тяжелымъ оттого только, что лицо, посланное ихъ врагомъ, чувствовало свое неловкое положеніе и не усложнило его личными оскорбленіями.

Т изъ обитателей Порта Тренанса, которые согласились работать на лодкахъ мистера Бристоэ и потому были спокойны на счетъ своихъ жилищъ, мало по малу отдлились въ особую группу и Чиноветы остались одни. Береговой сторожъ также держался отъ нихъ въ сторон. Хотя это отчужденіе было не намренное, но оно походило на всеобщее удаленіе отъ чумнаго, т самые люди, которые еще такъ недавно были вожаками своихъ товарищей, теперь видли себя отверженцами.

Въ это свтлое, блестящее утро, родное жилище казалось имъ еще драгоцнне, чмъ когда либо, и природа, какъ бы на зло, длала разлуку еще тягостне. Но какъ бы то ни было, они должны были покинуть ту мстность, въ которой жили свободными людьми, своего рода царями, потому только, что не хотли сдлаться батраками. Фаланга, не хотвшая разсяться по его первому слову, думалъ мистеръ Бристоэ, должна совершенно исчезнуть, и чувство удовлетворенной мести могло одно вознаградить его за финансовую потерю. Мистеръ Бристоэ только повиновался своимъ инстинктамъ, пославъ управляющаго объявить непослушнымъ арендаторамъ, чтобъ они убирались съ его земли въ недльный срокъ. По его словамъ, онъ имлъ на это законное право. Никто изъ нихъ не заключалъ аренднаго условія и, нанимая свои жилища за недльную плату, они мог ли требовать только, чтобъ ихъ предупредили за недлю о выселеніи, какъ онъ и сдлалъ. Какъ владлецъ, онъ нуждался въ ихъ жилищахъ и потому имлъ право ихъ выселить. Онъ намревался извлечь пользу изъ бухты и рыбной ловли, а потому кто не хотлъ работать на него, долженъ былъ уступить свое мсто другому.

Такъ пламенно защищалъ свои поступки мистеръ Бристоэ, а капитанъ Гармеръ полагалъ, что онъ даже слишкомъ безпокоился о такихъ пустякахъ.

Если ударъ, разразившійся надъ головами Чиноветовъ былъ тяжелъ для сыновей Ефраима еще въ цвт лтъ и съ надеждою на будущее, то какъ же долженъ былъ онъ отозваться на старик, для котораго Портъ Тренансъ и хижина такъ долго казались его собственностью, что онъ забылъ о прав землевладльца прогнать его во всякое время. Когда капитанъ Джакъ прочелъ ему оффиціальную бумагу о выселеніи, онъ, впродолженіи нсколькихъ минутъ, молчалъ и какъ бы не понималъ то, что слышалъ. Его умъ не былъ уже такъ энергиченъ, какъ прежде и онъ медленно воспринималъ всякую новую мысль, поэтому, сидя въ своемъ старомъ кресл, подперевъ голову рукою и окруженный всми сыновьями и Констанціей, стоявшей на колняхъ передъ нимъ, онъ погрузился въ долгую думу, стараясь понять настоящій смыслъ всего имъ слышаннаго.

Стукъ стнныхъ часовъ громко раздавался въ комнат, огонь весело пылалъ подъ очагомъ, котелъ шиплъ, вторя псни сверчка, и кошка, грясь передъ огнемъ, радостно мурлыкала. Извн втеръ съ нжнымъ лепетомъ колыхалъ листья, птицы чирикали, пчелы жужжали, блыя облака блестли, какъ серебро, на голубомъ неб, а солнце заливало землю и море блестящими лучами. Вся природа дышала жизнью, движеніемъ, веселой радостью, и золотая осень была также великолпна и полна надеждъ, какъ юная, свжая весна.

Но для всхъ, заботливо окружавшихъ почтеннаго патріарха въ этой маленькой комнат, природа и весь міръ, казалось, вымерли.

Наконецъ, Ефраимъ поднялъ голову съ величественнымъ достоинствомъ, хотя слезы медленно катились по его блдному лицу.

— Да будетъ воля Божія! сказалъ онъ слабымъ, отрывистымъ голосомъ, въ которомъ, однако, все еще слышалось его природное благородство.— Онъ даруетъ, Онъ и лишаетъ, благословенно имя Его.

Посл этихъ словъ голова его снова опустилась на грудь и онъ закрылъ лицо дрожащими руками.

Черезъ нсколько минутъ, онъ безчувственно опустился на спинку кресла. Сыновья пододвинули его къ двери, чтобъ дать ему подышать свжимъ воздухомъ, старались влить ему въ ротъ нсколько капель водки, спрыскивали ему лицо водою, оттирали похолодвшія руки и принимали всевозможныя усилія, чтобъ привести его въ себя. Но все было тщетно. Ударъ оказался для старика слишкомъ сильнымъ, сердце его порвалось и онъ умеръ. Судьба была на столько милостива, что избавила его отъ долгихъ страданій и сыновья это тотчасъ сознали.

— Бдный отецъ! онъ, по крайней мр, не видалъ худшихъ мученій, сказалъ Джорджъ, почтительно прикасаясь губами къ сдымъ волосамъ старика.

— Да, Господь милосердъ къ нему, подтвердили остальные братья.

Пять дней спустя, вс жители окрестной страны собрались на его похороны. Никогда не было такихъ похоронъ даже въ самые блестящіе дни славы Чиноветовъ. Смерть старика тронула всхъ и возбудила какой-то суеврный страхъ въ сосдяхъ. Они полагали, что это было плохое предзнаменованіе для новаго предпріятія мистера Бристоэ и чувствовали смутное сожалніе, что не сомкнулись, какъ въ старину, вокругъ своихъ вожаковъ, хотя бы пришлось послдовать за ними въ изгнаніе. Много было видно блдныхъ щекъ и заплаканныхъ глазъ въ толп, тснившейся въ ненастное, осеннее утро вокругъ могилы, на морскомъ берегу, гд грозные валы разбивались съ грохотомъ и пною, гд морской туманъ, словно привидніе виталъ между гробницами. Всмъ казалось, что старые, счастливые, свободные дни на вки миновали и начиналась эпоха горя и рабства. Вмст съ Чиноветами, какъ бы исчезали свобода и честь Порта Тренанса. Это въ дйствительности такъ и было. Но что могутъ сдлать слезы даже сильныхъ людей? Только поразить сердца женщинъ указавъ имъ всю глубину отчаянія. Теперь ничего нельзя было измнить, Порту Тренансу нельзя было возвратить независимость, какъ старику Ефраиму жизнь. То, что было начато, должно было продолжаться.

Его положили рядомъ съ предками, честными и достойными людьми, хотя не пользовавшимися извстностью и славой, какъ ихъ понимаетъ свтъ. Онъ былъ послдній Чиноветъ, которому суждено было покоиться въ этой земл, послдній представитель свободы, исчезнувшей вмст съ нимъ. Стоя на краю этой могилы, его сыновья вознесли къ небу молитву о ниспосланіи имъ небесной благодати, которая дозволила бы имъ жить и поддерживать имя Чиноветовъ также честно и незапятнано во всякомъ другомъ мст, какъ въ Порт Тренанс.

На слдующій день они покинули бухту: женщины похали въ телгахъ съ домашнимъ скарбомъ, а мужчины отправились въ лодкахъ съ остальными вещами. Подобнаго исхода никогда не видывали въ этой стран, провожавшая Чиноветовъ, сочувственно расположенная къ нимъ толпа, надялась, что никогда боле не повторится это плачевное зрлище.

Стоя на террас съ капитаномъ Гармеромъ, Аделла смотрла въ бинокль на отплытіе маленькой флотиліи, грустно отправлявшейся въ неизвстное, мрачное пространство. Извстіе о смерти стараго Ефраима страшно ее поразило, ей казалось, что совершено было убійство, хотя и не намренное, но все же убійство. Теперь ея сердце смягчилось воспоминаніями, такъ какъ гордость боле не страдала и всякій страхъ исчезъ. Утромъ, въ этотъ памятный день, она нашла въ саду подл калитки (въ такомъ мст, куда можно было протянуть руку не входя въ садъ) ведро, полное самыми прелестными и разнообразными произведеніями моря. Она была тронута этимъ послднимъ безмолвнымъ выраженіемъ преданности и повиновенія пламенно любившаго ее человка, и по обычной женской непослдовательности, она въ глубин сердца почувствовала нчто въ род сожалнія. Ея жизнь на Гуэрской Вершин была чрезвычайно скучна и до этой минуты она не сознавала, какой блестящій колоритъ придавало этому однообразному существованію эстетическое развитіе красиваго, молодаго рыбака и какое инстинктивное, безсознательное удовольствіе приносила ей пламенная его любовь.

Вообще, ей было жаль, что все это мучилось, и она не могла удержать слезъ при вид отплытія лодокъ изъ бухты. Въ одной изъ нихъ Дэвидъ сидлъ неподвижно на рул, устремивъ глаза на дв фигуры, виднвшіяся на террас Гуэрской Вершины. Его братья казались твердыми, закаленными въ горе, дти съ изумленіемъ глядли по сторонамъ, жены плакали, разставаясь съ родственниками, отъ которыхъ теперь ихъ должна была раздлить преграда, повидимому, столь же непреодолимая, какъ море или снжный кряжъ. Она теперь понимала все мрачное величіе этой трагедіи, разъединившей на вки бдное семейство, которое уже никогда не могло занять свое прежнее, принадлежавшее имъ впродолженіи многихъ поколній мсто вожаковъ цлаго селенія, предводителей и патріарховъ своего класса. Она сознавала, что никогда изгнанники не уносили съ собою изъ дорогой отчизны такого мрачнаго, отчаяннаго горя. Она не могла, вмст съ тмъ, не знать той роли, которую сама играла въ этой печальной драм, не могла не упрекать себя въ томъ, что подливала масло на огонь.

— Вонъ они отправляются, дерзкія собаки! произнесъ капитанъ Гармеръ сердитымъ тономъ: — однако, надо сознаться, что издали они очень живописны.

При этихъ словахъ она проглотила свои слезы и, сдлавъ надъ собой усиліе, отвчала равнодушно:

— Да, они отправляются.

— По дломъ! наказаніе совершенно справедливое, прибавилъ онъ.

— Да, отвчала она, и прибавила гораздо мягче: — но тяжелое.

— Неужели вы думаете, что эти люди чувствуютъ? произнесъ съ презрніемъ капитанъ Гармеръ.

Впродолженіи всей своей послдующей жизни Аделла не могла изгладить изъ памяти наивную, пламенную любовь Дэвида Чиновета. Она была молода, когда все это случилось, и онъ первый любилъ ее, благодаря магическому вліянію времени и разстоянія, онъ, мало по малу, сталъ казаться ей еще боле прекраснымъ и поэтичнымъ, а его грубыя манеры изгладились изъ ея памяти. Даже когда капитанъ Гармеръ просилъ ея руки, посл того, что ея отецъ нажилъ значительное состояніе рыбной ловлей (а жители Порта Тренанса до того обднли, что боле половины существовало зимою подаяніемъ), то его небрежный, снисходительный тонъ невольно напомнилъ ей, какъ страстно обожалъ ее Дэвидъ и съ какой любовью онъ смотрлъ на нее въ памятный, роковой вечеръ. Она невольно вздохнула, и съ смутнымъ сожалніемъ сказала: ‘Да’. Бракъ между ними былъ сдлкой, выгодной для обоихъ, онъ продалъ свой военный чинъ и благородное происхожденіе за ея приданое, которымъ онъ могъ уплатить свои долги, а она продала себя и свою будущность за его благородную кровь и высшее положеніе въ свт.

Изъ Чиноветовъ только Ричардъ и Джемсъ держались вмст, они съ Констанціей жили въ новой хижин на морскомъ берегу. Джорджъ снова принялся за кораблестроеніе въ Гейл, а капитанъ Джакъ и Амосъ поступили въ моряки. Дэвидъ честно прослужилъ десять лтъ матросомъ на военномъ фрегат ‘Месть’, ни разу не возвращаясь домой, хотя бы на одинъ день. Но онъ часто крейсировалъ вдоль роднаго Корнваллійскаго берега и видлъ ясно, въ телескопъ, знакомыя, дорогія мста: хижину, въ которой онъ родился и жилъ, домъ на Гуэрской Вершин и блый камень, означавшій могилу его отца. Въ эти грустныя минуты все прошедшее мрачно возставало передъ нимъ, но молодой матросъ, заслужившій общее уваженіе за ревностное исполненіе службы, умренность и нравственную жизнь, боролся съ своимъ горемъ, какъ подобаетъ мужественному человку, который твердо переноситъ вс страданія и кончаетъ тмъ, что выходитъ побдителемъ изъ всякой борьбы. Выйдя въ отставку съ офицерскимъ чиномъ посл десятилтней службы, онъ возвратился домой съ небольшой суммой денегъ, достаточной, однако, для перваго обзаведенія. Онъ нашелъ своихъ двухъ братьевъ по прежнему рыбаками на Моганскомъ берегу, Констанція жила съ ними незамужняя и нисколько не измнившаяся, по крайней мр, сердцемъ, такъ какъ года и горе также наложили и на нее свою печать.

Все что было непрактичнаго и мечтательнаго въ молодомъ рыбак, исчезло теперь въ зрломъ, опытномъ человк. Отъ прежнихъ его идеальныхъ стремленій осталось только пламенное поклоненіе истин, религіозный энтузіазмъ и уваженіе къ знанію. Онъ часто произносилъ вслухъ молитвы въ часовн: но никогда не проповдывалъ, какъ его братъ Джемсъ. Онъ былъ молчаливымъ собесдникомъ и нсколько мраченъ въ домашнемъ быту, но Констанція, на которой онъ вскор женился, любила и уважала его какъ высшее существо, одобреніе котораго было лучшей для нея наградой, а удовольствіе высочайшимъ счастьемъ. Ради него, она въ долгіе годы разлуки научилась читать и писать и, если онъ не могъ дать ей своей первой юношеской любви, то посвятилъ ей нжную привязанность, одинаково ее удовлетворявшую.

‘Отечественныя Записки’, No 1, 1875

MELIORA LATENT.

I.Семейство Чиноветъ.

II.Новая школа.

III.Любуша.

IV.Свободный батракъ.

V.Искушеніе.

VI.Равные льнутъ къ равнымъ.

Читайте также: