Мечты, Мазурин Константин Митрофанович, Год: 1887

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Константин Митрофанович Мазурин

Мечты

Посвящение
(Е. Г. М…ной)[*]
Свои мечты нахально предлагая,
Надеюсь я улыбку заслужить,
Быть может, иногда листы перебирая,
Сознаешь ты: как трудно было жить.
Как много дум когда-то волновало,
Как много жизни протекло,
Как сердце чуткое роптало,
Как время бури унесло.
Не мыслю удивить поэзией случайной
Иль славу заслужить мечтами юных лет:
Я молча их писал ночами в час печальный,
Не думая пустить свои страданья в свет,
Но в просьбе ведь тебе не мог я отказать.
И с робостью в печать мечты мои попали, —
И ныне пред тобой, ты можешь их читать.
Дай Бог, чтобы тебя как прежде забавляли!
Константин Мазурин посвятил цикл ‘Мечты’ своей жене — Елизавете Григорьевне Мазуриной. (Прим. ред)
II
Как сумрачной порой,
Соловушко залетный
Льет песню над рекой
Подруге перелетной,
Так я тебе пою
Собрату по стремленью,
И тяжкому томленью
Я душу предаю.
Я не нашел участья
В душе твоей живой. —
Мне жизнь теперь ненастье,
Палач мне гений твой.
И вольности поэта
Я должен отложить.
Но, дивная комета,
Я мог бы вам служить.
Пред алтарем амура,
Пред матерью любви,
В долинах Эпикура
Жрецом бы я предстал,
И фимиам роскошный
Поэзии б сгорал
Пред вами, мой кумир!
Отныне все напрасно!
Отныне скучный мир
Отнял в вас мою Музу,
Разрушил все мечты.
И, дерзкий, в довершенье
Он отнял упоенье!
Но нет, ты все ж моя!
Моя — ничья другая,
И жизнь твоя — моя,
И мысль, — душа живая
Отдать тебя без бою?
Тебя, мою зарю,
Разцвет моих желаний!?..,
Нет, с мощною судьбою
Как воин несозрелый,
Рукой еще несмелой,
Без лат и без щита,
Но сильный от любви
И стойкий от желанья,
Добьюся я признанья!
Я сердцем завладею,
Я обольщу тебя
И, овладcв, сумею
Отринуть от себя.
Зачем же ждать сраженья,
Будить борьбу в груди?
Брось все, мое мученье,
Иди ко мне, иди!
III
Дума глубокая, дума далекая,
Сколько страданья в тебе! —
Мысль твоя горькая, мысль одинокая,
Ищет забвенья себе!
Дума счастливого — дума веселая!
Мысли, на жизни цветах,
Скачут, как мошки узорные
Летом на пыльных листах.
Дума несчастного — дума угрюмая!
Мысли, забиты судьбой,
Лезут, как кляча понурая,
Лезут всечасно толпой.
Думы отдельные, — думы народные —
Все к одному подойдут,
Часу суровому, часу последнему
Все свою мысль отдадут.
IV.
Скитаясь долго за границей,
Москву я часто вспоминал,
И мыслью рея над столицей,
Ее в мечтаньях созерцал.
И вот встает передо мною:
Москва со множеством церквей,
С своею скудною рекою,
С Толкучкою, Охотным рядом,
Кремлем и очень ‘скучным садом’.
Все, все стоит передо мной,
Рисует теплый край родной.
Вот вижу тянется извозчик,
За ним плетется ломовой,
Невдалеке стоит разносчик
И стоя спит городовой.
Вот полоумная Ножевка:
Снуют, щебечут молодцы,
Сидит за лавкою торговка
И с ней румяные птенцы.
Вот сбитень продают горячий,
Баранки, сайки, калачи,
Вот, полинялый весь, подъячий,
Утеха пьяных — лихачи.
Я узнаю тебя, Москва,
С твоею пылью невозможной,
С твоею вонью кабака,
И грязью истинно-безбожной.
V
‘Не верь любви, — любовь обманет!’
Она как легкий дым пройдет,
Душа могилой темной станет,
Где счастье прошлое умрет.
Но верь лишь дружбе — с ней от века
Шел мирно каждый человек.
Схоронишь страсть, как человека,
А дружба похоронит век.
* * *
А. А. Л—ву
Пыль крутится снеговая,
Пар несется от коней,
Скачет тройка удалая,
Песня льется из саней.
Жизнь летит здесь удалая,—
Прочь заботы и печаль!
Кто грустит, не сознавая,
Прочь бросает горе вдаль.
Ну ж, живее, мчись быстрее!
Пусть от ветра дух займет,
Кто ж не знает, что скорее
Юность вдвое протечет!?…
VII
Что если б вечные волнения души
Угасли волей роковой,
Исчезли б горькие и скучные раздумья,
И скорбь душевная вдруг мирно улеглась, —
Что стал бы человек, где был бы счастья миг?
Когда б душевный мир подобен был равнин,
Где гладко все, все даль, и… без конца…
Он видел бы в себе живого мертвеца,
Он горя бы искал, искал минуты скуки,
Впивал бы с жадностью теперешние муки.
Что ныне он безумно ненавидит,
В мольбах у Бога, что он просит отклонить,
Тогда б удвоенным, утроенным моленьем
Слезами горькими опять бы стал просить!
VIII
Тебе, несчастному, презренному людьми,
Которые твою всю пошлость отгадали,
Все замыслы развратные поведали твои,
Тебе хочу сказать последнее прости!
Ты жалок мне! Когда тебя я искренно любила,—
В тебе я видела кумира своего,
Ты бог мой был: твои желанья
Святыней были мне.
Увы! тебя я горько разгадала:
Ты жалок мне, но мстить тебе хочу я,
Хочу тебя за раннюю погибель,
За жизнь разбитую, замаранную честь,
На части без конца нещадно разорвать.
Но нет! Живи. Живи и вновь безумствуй,
Придет пора — и годы молодые
Твои как молния мгновенно пролетят,
И старость подойдет и ряд воспоминаний
Предстанет пред тобой и в них меня увидишь,
Убитую, затоптанную в грязь,—
И ты опомнишься, и совесть, спавшая всю жизнь,
Твои, последние, немногие минуты
Отравит говором своим.
IX
А. П. С—ву
Дай жизни, силы дай!
Безумству моему открой простор, и вольно
Мой дух в немом, но бешеном стремленьи
Воздвигнет то, что гений создавал,
Что вечной памятью над трупом безобразным
Останется потомкам на Руси.
Я гибну. Постепенно
Теряются надорванные силы,
И смерть, заботливая мать народов,
Зовет в объятия ужасные свои.
Еще лишь миг! меня средь вас не будет,
И все, как осенью поблекнувший цветок,
Средь жизни алчущей безжалостно забудут.
Нет, погоди! нет, жизни снова дай,
Дай хоть минутное, но сладкое страданье
Со всеми муками былыми пережить,
И уж потом… пусть гибну я!
Пускай погибнет все, что некогда страдало,
И сердце вещее, что век свой трепетало,
Пускай умолкнет вдруг, навеки отдохнет.
IX
Ему же[*]
Там, в душном городе, болезнью изнуренный,
Истерзанный страданьями души,
Ты путь кончаешь свой, борьбою испещренный,
И я не близ тебя!? Я в сладостной тиши,
В счастливом прозябаньи, в твой горький, может, час,
Молюсь на мой кумир, на дивное творенье,
Без любопытных глаз впиваю упоенье.
Я изменил тебе, товарищ бурной жизни,
Отрекся от тебя в минуту роковую,—
Такая ль мысль твоя? Но вспомни, ведь пустую
Мольбу перед тобой не в силах я излить
И плакать не могу, где твердым надо быть.
Припомни дни борьбы, минуты роковые…
Не я ли вел тебя? В измученной груди
Покой своей душе ты тихий находил,
Не я ли выносил судьбы твоей удары,
И счастие с тобой не я ли разделил,
И долго укрывал от жизни светской кары?
Ты вспомни жизнь свою в последнюю минуту,
И я ее звеном главнейшим, может, буду.
В цепи твоих невзгод я был исход мучений,
И верь, что дружбу я так скоро не забуду,
Ее я доказал средь тысячи сомнений.
Но слышу, ты зовешь, быть может и невольно.
Ты верить мне привык и верил без сомнений,
Но здесь бессилен я, я все-таки не гений
И вырвать я тебя не в силах у мучений!
А. П. С—ву, как и предыдущее стихотворение цикла (Прим. ред)
XI
Как скучно! Тяжело! Да что же, что со мной?
Как тесно на душе, пустынно как-то в ней.
Где места отыскать, где тихий угол мой?
Чем душу усыпить? Заснуть бы бедной ей!
Да что же, что со мной? Зачем так ослабела
Осунулась вся мощь от этих страшных мук!
Как будто вся душа в пространство улетела,
Как будто и в груди все тише сердца стук.
Где ж пристань этих дум,
Где якорь для сомнений?
Один лишь грозный шум
И нет от них спасений!!
XII.
Итак уж нет тебя!..
Последнее прости небрежно прозвучало,
Пожатие руки, как будто утомленной,
И все, буквально все, что сердце предсказало
Я принял от тебя, разлукой угнетенный.
Мне стыдно за свои навязчивыя речи,
Мне стыдно за мою безумную любовь,
За душу бурную, так жаждавшую встречи,
Она лишь любит раз и не полюбит вновь.
Небрежностью своей в душе ты все погубишь,
Холодностью своей огонь ты весь зальешь,
И вот, когда-нибудь, когда сама полюбишь,
Захочешь ты любви, но больше не найдешь.
XIII
Тучи тяжелые, тучи угрюмые,
К вам обращаюсь с мольбой:
Путники вечные, всем вы родимые,
Сжальтесь, возьмите с собой!
Тучи свинцовые, тучи высокие,
Встаньте на миг надо мной,
В страны мне чуждые, страны далекие
В даль подхватите с собой.
Тучи гонимые, тучи наносные
Слышите ль просьбу мою?
Вас не терзают ведь муки несносные,
Сжальтесь, возьмите, молю!
Тучи холодные, вот вы уходите,
Мерно плывя над землей,
Может быть, крова и вы не находите,
Плача с небес на людей?
XIV
И нравственно я снова одинок,
Внезапной радости изменчивый порыв
Опять рассеялся и от меня далек.
Что ж? Ты, заботливая дума,
В измученной, усталой голове.
Ведь ты была всегда печальна и угрюма,
И нравственный разлад не новость ведь тебе?
Прибавится еще безчисленно мучений,
Быть может, и мозги больные надорвутся,
Ведь люди не поймут душевных треволнений,
И над тобой же вновь надменно посмеются.
Не лучше ли уйти, зарыться от людей,
Забыть весь мир и самому забыться,
Живому умереть средь дум души своей,
И до последних дней в мечтанья углубиться?
XV
Умру — оставлю мир унылый,
Умрет со мной мое страданье,
И над моей безвременной могилой
Поплачь слезой воспоминанья.
Я был, я жил, я в смерти отдыхаю.
Я много горьких дум в душе оберегал.
Как много было их, лишь я, забытый, знаю,
Я молча, твердо брел, я молча и ушел.
Ты, странник, над моей заросшею могилой
Подумай обо мне и тайно на себя ты мысль переведешь.
Здесь тот же человек, под тою же могилой
И ты когда-нибудь приют себе найдешь.
Поговори со мной: я слышу твои речи,
Я грусть твоей души с тобою разделю.
Сомненья все свои поведай в этой встречи,
И лучше всех живых я мысль твою пойму.
Конечно, я тебе словами не отвечу,
До слуха твоего мой голос не дойдет,
Но мысль твоей души я тайной думой встречу,
И скрыто от меня она в тебя войдет.
Спокойный, ты пойдешь доканчивать работу,
Страдания свои отдашь ты мне на время,
Как дань отдашь ты мне тревожную заботу
И примиренный мной свое забудешь бремя.
XVI.
Да, mяжело любить! Минутная услада
В тягучем рокоте любви очарованья!
Но миг прошел: и за любовь награда —
Сознанье прошлого и ряд воспоминанья.
Но вспомнить тяжело, чем больше вглубь уходишь,
Чем ярче прошлого картины оживишь,
Тем более в душе разбитого находишь
И с большим трепетом в грядущее глядишь.
Душа! Что с ней? — Забытая могила —
Бурьяном, тернием, травою поросла.
Хранится тайно в ней кого она любила
И все страданья те, что трепетно несла.
И не придет никто над ней, как над могилой,
Поплакать о судьбе, почтить воспоминаньем.
И даже дева, та, чей образъ вечно милый
Хранится в глубине, припомнит с порицаньем.
И вот, тогда в душе злорадно соберутся
Признания любви и клятвы прежних дней,
И ропотом своим безжалостно смеются
И тризну всей гурьбой свершают как бы ей.
Лорелея
На Рейне есть серый утес.
Он врезался в воду собою,
Он много легенд перенес,
Он нимфе был трон над водою.
Скалистой и грозной вершиной
Он грустно на волны глядит,
Он занят истекшей судьбиной
И тайно о ней говорит.
Теперь уж по Рейну все ново:
Разрушены замки князей,
И грустно ему, но ни слова
Не молвит, глядя на людей.
Он помнит волшебные звуки,
Чарующий взор Лорелеи,
И ныне томится от скуки,
Глядя на людские затеи.
Проходит прошедшей картиной
Былое мечта за мечтой…
Задумался он над былиной
И плачет он в реку росой.
Волшебная ночь над рекою…
Зефир пролетел на покой.
Все тихо. Волна за волною
Катится, играя волной.
Луна серебристым отливом
С улыбкой глядит в глубину,
Все мертво кругом… только плеском
Стучится волна о скалу.
И вот в глубине забурлило,
Луна засветила тусклее,
Волнуясь, волна говорила
И вышла из вод Лорелея.
Покрыта облипшей травою,
Закутана в пряди волос,
Прекрасна, как ангел, собою,
Ступает на темный утес.
Взошла лучезарная, села,
Колени руками обняв,
И долго по Рейну глядела —
Любовь выражалась в очах.
Но вдруг у подножья утеса.
На лодке, с гитарой в руках,
Граф Герман запел о разлуке,
Убитый разлукой, в слезах:
‘Среди непроглядной ночи
Явилась твоя мне краса,
Сияющий царственный вид,
С отливом златым волоса.
Зеленое вод покрывало,
Любовный призыв мне рукой,
Глубоко мне в душу запало,
Как взор твой волшебно живой.
Зачем не моя ты подруга,
Зачем не могу быть с тобой,
В чертогах твоих, как у друга,
Я счастье б нашел под водой’.
Замолкли лишь звуки аккорда,
Ундина махнула рукой,
И снова вода забурлила,
Певца заливая собой.
И снова ундина махнула —
Вода поднялась на скалу.
На ней как бы нимфа заснула
И тихо сплыла в глубину.
С тех пор она вновь не являлась,
В любовники графа избрав,
О ней лишь легенда осталась
На Рейна крутых берегах.
О многом утес размышляет,
Прошедшего роится рой,
Он много чудесного знает,
Но молча стоит над водой.
* * *
Г. М. М—ну
Наступит скоро день, минута роковая
Поглотит разом все, что счастьем мы считали…
Надменно гибла жизнь, идею выполняя,
Безжалостной рукой мы гений надрывали.
Желая создавать и вникнуть в смысл природы,
Работали умы, текли за годом годы,
Сменялись чередой несметно поколений,
А мы — все те же, мы средь тысячи сомнений!…

———————————————

Источник: Мечты и Песни. К.М.*** и Л. И. У-ца. Москва, типография Л. и А. Снегиревых. 13. Остоженка Савеловский пер. 13. 1887.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека