Англійскіе Романы-Путешествія.
Англійскіе Романы-Путешествія.
МАТРОССКІЙ НАБОРЪ ВЪ АНГЛІИ.
МАТРОССКІЙ НАБОРЪ ВЪ АНГЛІИ.
Изъ Tom Cringle’s Log
Е. Коршъ
‘Библіотека для чтенія’, 1834, т. 5
Матросский набор в Англии, Скотт Майкл, Год: 1834
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Историческій Романъ произвелъ новую породу изящныхъ твореній, которая была, кажется, неизбжнымъ слдствіемъ Вальтеръ-Скоттова предпріятія перелагать дурную истину въ живописную сказку, или единственнымъ средствомъ исправить ложность рода, введеннаго имъ въ славу. Это — Романъ-путешествіе. Другаго названія не умемъ мы придумать этимъ дивнымъ произведеніямъ, которыя ни Романъ, ни Путешествіе, ни Исторія, и соединяютъ въ себ прелесть поэтическаго вымысла съ разнообразностью обширнаго наблюденія надъ явленіями Природы, отдаленными мстами и особенными нравами, и съ занимательностью мелкой современной Исторіи. Герой — обыкновенно какой-нибудь сухопутный капитанъ или морской лейтенантъ: онъ же и авторъ, который играетъ воображеніемъ относительно къ своей особ, разсказывая про себя невинную сказку, и подвергая испытанію чувствительность читателя помощію своихъ приключеній, между тмъ онъ описываетъ съ точностью экспедицію, въ которой участвовалъ, подвиги полка, въ которомъ служилъ, дйствія корабля, на которомъ плавалъ, страны и народы, которые посщалъ. Мы ршительно отдаемъ преимущество этому роду передъ Историческимъ Романомъ: здсь, по крайней мр, удовлетворяется любопытство, и авторъ изображаетъ вамъ т нравы, которые самъ видлъ, не сбивая васъ съ толку смсью вымысла съ своими предположеніями и съ чужими, боле или мене врными, свидтельствами.
Три новыя сочиненія пользуются нынче по этой части чрезвычайною и вполн заслуженною славою,— ‘Маканна’, изъ котораго недавно дали мы отрывокъ о барсовой охотъ,— Tom Cringle’s Log, поэта Вильсона,— и ‘Питеръ Симпль’, капитана Марріета. Изъ ‘Томъ Кригля’ были помщены у насъ, во второй книжк, живописныя страницы о трехъ морскихъ явленіяхъ. Намъ остается еще познакомить читателей съ презабавнымъ Петромъ Симплемъ, и мы избрали два мста, очень характеристическія. Матросскій наборъ въ Англіи, и балъ на островъ Барбадос. Но первое показалось намъ, справедливо или нтъ, легкимъ подражаніемъ превосходной картинъ насильственнаго набора матросовъ, представленной Томъ Кринглемъ, и мы ршились возвратиться опять къ этому прелестному сочиненію, чтобъ заимствовать изъ него еще одинъ отрывокъ. Такъ, ‘Матросскій наборъ’ будетъ изъ Вильсона, а балъ въ Западныхъ Индіяхъ опишетъ намъ наивный Питеръ Симпль, или его пріятель, Марріетъ.
Томъ Крингль слъ на шлюпъ Торнъ, отправлявшійся для крейсерства къ устьямъ Эльбы. Но Гамбургъ былъ тогда во власти Даву, и молодой морякъ попалъ къ нему въ плнъ. Вступленіе союзниковъ возвратило ему свободу, на томъ же шлюп отправился онъ обратно въ Портсмутъ.
‘Здсь, говоритъ онъ, взяли мы тяжелыя орудія, и запасшись състными припасами, пошли къ берегамъ Ирландіи.
Зачмъ? — этого я тогда не зналъ, и по весьма простой причин: мн не сдлали чести сказать объ этомъ, только въ самый тотъ вечеръ, какъ мы туда прибыли, второй лейтенантъ, Г. Тринель, подошелъ ко мн съ необыкновенно веселымъ видомъ:
— Кажется у васъ есть дядя въ Корк, Г. Крингль?
— Есть, лейтенантъ.
— Такъ вотъ въ чемъ дло: ныншнюю ночь я ду въ Коркъ. Попроситесь со мною у капитана, я увренъ, что онъ васъ отпуститъ.
Разумется, это предложеніе было мн по сердцу, я ршился испытать. Вооружившись мужествомъ, подхожу, кланяюсь и — вообразите — тотчасъ же получаю позволеніе. Черезъ нсколько минутъ, мы ужъ хали по дорогъ въ Коркъ верхомъ, и поспли туда очень скоро.
Я разстался съ лейтенантомъ, и похалъ обдать къ дяд, вечеромъ, часу въ девятомъ, Г. Тринель зашелъ за мною.
— Ты знаешь, Томъ, что завтра мы снимаемся съ якоря, намъ должно пораньше воротиться на корабль.
Посл этого довольно непріятнаго предисловія, я распрощался съ своими, и молча послдовалъ за начальникомъ, который привелъ меня въ гостинницу, гд онъ остановился. Это былъ жалкій домишко, больше заслуживавшій имя логовища, а лейтенантъ занималъ въ немъ покой самый неудобный.
Пройдя грязною и закопченою комнатой, которую трактирщикъ величалъ пышнымъ именемъ залы для путешественниковъ, мы потащились по узкой и темной лстниц, и карабкаясь ощупью въ этомъ лабиринт, наконецъ добрались до того, что лейтенантъ называлъ своимъ нумеромъ. Какой-то дрянной чуланъ съ полуразвалившеюся дверью, куда свтъ проникалъ въ узкое слуховое окно, а люди взбирались по лсенк, сплоченной на живую нитку.
Мебель соотвтствовала этому великолпію: дв бдныя кровати печально смотрли другъ на дружку, а старый, лишенный соломы стулъ, былъ нмымъ, но яснымъ доказательствомъ, что поститель здсь феноменъ неожиданный, чрезвычайный. Когда мы вошли, лейтенантъ затворилъ дверь, самъ слъ на одну изъ кроватей, мн придвинулъ стулъ и сказалъ.
— Любезный Крингль, у меня есть для васъ маленькое порученіе: посмотримъ, какъ вы съ нимъ управитесь. Признаться, чести тутъ не много, а опасности вдоволь.
— Что такое, лейтенантъ?
Хотя этотъ начальственный приступъ былъ не слишкомъ заманчивъ, однако жъ дисциплина требовала отъ меня показывать совершенную готовность къ исполненію.
— Вамъ только надобно переодться, сказалъ мн мой начальникъ. Развяжите этотъ узелъ: въ немъ платье, надньте его.
Безотговорочно исполнилъ я приказаніе Тринеля, еще не зная хорошенько, что за фантазія пришла ему въ голову. Когда я совсмъ одлся, лейтенантъ посмотрлъ на меня пристально.
— Хорошо, очень хорошо, сказалъ онъ, трудно распознать, нельзя быть похожей на этихъ мошенниковъ.
— Спасибо, подумалъ я про себя, и это не худое дло.
— Ты слышалъ, любезный Томасъ, что съ Индіянъ, этого огромнаго корабля Остъ-Индской Компаніи, бжало много матросовъ. По всмъ вроятностямъ они скрылись въ одной изъ подземныхъ харчевень, гд морскіе дезертиры всегда находятъ прибжище, пока кошельки ихъ хорошо набиты. У насъ изъ экипажа десятый человкъ пошелъ подъ наказаніе, людей мало, не достаетъ рукъ для работы: надо намъ залучить къ себ этихъ голубчиковъ.
— То есть, отвчалъ я, чтобъ скорй ршить сомнніе: мн должно быть лазутчикомъ.
— Служба того требуетъ.
— Да-съ, но вамъ извстно, что не позволено длать теперь насильственныхъ наборовъ въ Корк.
— Потому-то я и хочу исполнить свое намреніе въ Ков. Вотъ, что вамъ надо будетъ сдлать: вы войдете въ одну изъ самыхъ многолюдныхъ Корскихъ харчевень, выдавая себя за молодаго бжавшаго матроса, васъ впустятъ, окружатъ, станутъ распрашивать. Вы напугаете мошенниковъ, и притворитесь, будто хотите бжать въ Ковъ: они непремнно за вами послдуютъ.
— Потомъ-съ?
— Остальное ужъ мое дло.
Хотя возлагаемое на меня порученіе было не слишкомъ почетно, однако жъ не заключало въ себ по-нашему, то есть, по-моряковски, ничего безчестнаго или унизительнаго, такъ я не долго раздумывалъ и отправился во всемъ парад, именно, въ красной фланелевой рубашк, безъ жилета, въ синемъ колпак набекрень, въ старыхъ, запачканныхъ, черезъ чуръ просторныхъ шараварахъ, въ синей куртк, и, къ довершенію всего наряда, съ огромнымъ сверткомъ табаку за щекою.
— Ай-да Томъ! настоящій разбойникъ!
Скоро я очутился въ самой многолюдной части города, и направилъ шаги къ старому фонарю, свтившему на оконечности набережной, вотъ подхожу къ какому-то грязному, отвратительному шинку, настоящему вертепу мошенниковъ по наружности. Въ низкой, маленькой двери этой кануры было четыреугольное отверзтіе, въ которое я просунулъ голову.
— Эй! кто-нибудь! закричалъ я громко.
Отвта не было. Въ этихъ логовищахъ всегда боятся посщеній полиціи, и потому не скоро отворяютъ, а въ двери всегда есть отверзтіе, которое, какъ бойница въ крпостной стн, служитъ для наблюденія за непріятелемъ.
Я обернулся на улицу, и увидлъ Г.Тринеля, расхаживающаго взадъ и впередъ. Это меня ободрило, я закричалъ снова и сильно пошатнулъ дверь. Тотчасъ послышались легкіе шаги, и свжее хорошенькое личико показалось въ отверзтіи, какъ въ рамочк:
— Кто тутъ? Кого вамъ надо?
— Мн никого не надо, только, если вы меня не впустите, такъ прійдется мн ночевать въ тюрьм, и, можетъ, черезъ часъ я ужъ тамъ буду,
— Жаль мн васъ, да что же длать? Хоть знать бы по крайней мр откуда вы, кто…..
— Тсъ!…. я съ Гуавы, который теперь въ Ков на якор.
— Ага! понимаю…. войдите.
Тутъ красавица отворила дверь, но такъ нешироко, что, не будь я малъ ростомъ и сухощавъ, ни за что бы не пролзть мн въ эту тснину. Только ступилъ я черезъ порогъ, дверь опять затворилась, моя миленькая проводница тщательно заперла ее на задвижку, толстый деревянный запоръ опустился поперегъ, и я вошелъ наконецъ въ кухню.
Это была комната сажени въ дв квадратныхъ, полъ тщательно усыпанъ пескомъ. Направо, буфетъ съ множествомъ прекрасно полированной оловянной посуды, свидтельствовалъ по крайней мр объ опрятности кухоннаго департамента, лучезарныя кастрюли висли надъ очагами, грубый деревянный столъ безъ скатерти, но отлично вымытый, занималъ середину, а влво нсколько другихъ принадлежностей такого же рода украшали это подземное жилье своимъ исправнымъ видомъ и явнымъ соотвтствіемъ съ потребностями обитателей.
На конц стола сидлъ хозяинъ, родъ дикаря въ Ирландскомъ плать, красное, отекшее отъ пьянства лице его было бъ славнымъ образцомъ для рыночной вывски, во рту у него была трубка, вокругъ него наливались водкой человкъ двнадцать матросовъ, изъ мокраго ихъ платья, сушившагося на большомъ турфяномъ огн, шелъ густой и вонючій паръ, который стлался туманомъ надъ лампадою.
Мдная прившенная къ потолку на веревк лампада бросала слабый, нершительный свтъ, омрачаемый еще парами и горькимъ, смраднымъ дымомъ отъ горвшаго въ ней масла. Не безъ труда пробирался я въ этомъ тускломъ свт между пьяныхъ, которые, стараясь пропустить меня, шатались, толкали и чуть было не задавили.
— Ага, молодецъ! откуда, куда ты? спросилъ меня великій жрецъ этого закопченаго храма.
— Откуда я? что теб до этого, лишь бы я заплатилъ за то, что выпью. Куда? это я теб скажу, когда самъ хорошенько узнаю. Ну-ка, старикъ, вели намъ дать грогу, да если можешь спроворить меня на одинъ изъ кораблей, которые стоятъ здсь вдоль набережной, такъ за благодарностью дло у насъ не станетъ.
При этихъ словахъ, я потрепалъ себя по карману съ хвастливымъ видомъ, который произвелъ ожиданное дйствіе.
— Видно плохо пришло этому гуську! проворчалъ сквозь зубы хозяинъ, потомъ сказалъ возвысивъ голосъ: ‘Такъ водятся денежки? Добро пожаловать.’ Онъ обернулся къ дверямъ: ‘Эй! Катя, дай рому, душа моя. Да кстати, сказалъ мн, какъ же тебя зовутъ?
— Что теб за дло, старый моржъ! давай сюда рому, увидишь какъ посыплются шиллинги.
Тутъ вся пьяная ватага грянула ура, и ромъ явился на сцену. Я налилъ себ стаканъ грогу, закурилъ трубку, и началъ преспокойно пускать облака дыма, а тамъ, посл нкотораго молчанія, завелъ рчь слдующимъ вопросомъ:
— Что, братцы, вы ужъ поплавали?
— Нтъ еще, никогда, отвчали нкоторые. Да вдь нтъ и набору, говорили другіе.
— Эге! однакожъ я бы вамъ совтовалъ глядть въ оба, да хотя что нибудь высмотрть.
— А зачмъ бы такъ, пріятель?
— Да такъ, а право не очень показывайтесь нынче вечеромъ, сидите за печкой, это всего лучше.
— Опять таки зачмъ? воскликнули двое, которые были потрезве, и подошли ко мн ближе.
— А вотъ зачмъ,— здсь въ город наборъ: я самъ едва только ускользнулъ отъ королевскихъ вербовщиковъ, которые гнались за мною. Не сверни я въ эту темную улицу, быть бы мн у праздника.
Ругательства и проклятія посыпались градомъ. Шумъ, гвалтъ, суматоха, вс поскакали какъ могли, опрокидывая лавки, стулья, роняя стаканы, и запахъ пролитаго напитка усилилъ смрадную духоту атмосферы до нестерпимости. Одни поспшно расчитывались, другіе кинулись къ пожиткамъ, чтобъ бжатъ отъ мнимой опасности. Поднялась такая тревога, что нельзя было опомниться.
— Ты куда жъ теперь думаешь?
— Да если найду мсто, сейчасъ же отправлюсь въ Ковъ. Я видлъ, нынче утромъ подняли тамъ синій флагъ, это знакъ, что набора не будетъ.
— Чортъ возьми! сказалъ одинъ изъ нихъ, вдь онъ дло говоритъ.
— Право, я радъ бы прикрпиться къ нему швартовомъ, да и плыть вмст, прокричалъ другой, пьяный до такой степени, что никакъ не могъ подняться съ лавки, и оставался тутъ какъ на якор.
Вдругъ встаетъ одинъ старый матросъ, обвиваетъ меня своими жилистыми руками, и задушая въ хмльныхъ объятіяхъ, клянется быть моимъ товарищемъ.
— Мы вс за нимъ! вс за нимъ! кричали пьяницы въ одинъ голосъ, и старались какъ-нибудь выбраться изъ харчевни.
Меня окружили, ласкали, величали, то былъ хаосъ несвязныхъ словъ, неполныхъ рченій и бранныхъ поговорокъ, изображавшихъ довольно близко смшеніе языкъ на столп Вавилонскомъ. Каждый повсилъ на палку за плечо свои пожитки, увязанные въ синій платокъ, наконецъ вс тронулись съ мста и шли довольно скоро, хоть не безъ уклоненій отъ прямой линіи, такъ что иногда вмсто ея, выводился полукругъ и даже писалось мыслете.
Я расплатился съ харчевникомъ, назначилъ своимъ новобранцамъ сойтись въ Ков въ Петъ-Дулановъ трактиръ, и общавъ присоединиться къ нимъ въ слдующую ночь, воспользовался первымъ поворотомъ, чтобъ поспшить къ лейтенанту.
На другой день, мн нечего было длать, въ Корк не зналъ я никого, кром дяди, съ которымъ наканун видлся. Общество дряхлыхъ стариковъ было для меня не слишкомъ заманчиво: я проходилъ все утро по городу.
Скоро наступило время довершить наше предпріятіе: я явился на корабль, надвъ опять синюю куртку. Тутъ увидлъ я человкъ двадцать лучшихъ нашихъ матросовъ, вооруженныхъ съ ногъ до головы.
— Вооружитесь и вы, любезный Томъ, сказалъ мн Тринель: пойдемъ-те съ нами.
Безотвтно исполнилъ я данное мн приказаніе.
Мы сли въ шлюпку, причалили ее къ берегу, и оставивъ при ней двухъ человкъ, сами отправились къ Кову.
Вечеромъ, наши бглецы должны были сойтись въ трактиръ, вечеромъ намъ слдовало и поймать ихъ. Чтобъ не возбудить подозрній, мы разошлись до времени въ разныя стороны.
Въ сумерки мы опять соединились. Съ нами было нсколько фонарей, и подаваясь впередъ тихомолкомъ, мы окружили харчевню.
Петъ-Дулановъ трактиръ, если можно назвать трактиромъ какой-то свиной хлвъ, едва ли годный и для этихъ чистоплотницъ, стоялъ въ куч еще сквернйшихъ лачужекъ, на оконечности грязнаго переулка, примыкавшаго къ серединъ села.
Ночь была мсячная, но дулъ сильный втеръ, и летучія облака иногда задергивали голубое небо. Съ появленіемъ мсяца, блдные лучи его падали на зеленоватыя лужи, окружавшія лачугу, и капельки воды на мшистой кровл играли отъ нихъ какъ брилліанты.
Десятеро самыхъ сильныхъ матросовъ стали по обимъ сторонамъ дверей, въ готовности броситься въ харчевню, а прочіе завяли мста поодаль, чтобъ остановить бгущихъ, если бъ кому удалось оттуда вырваться. Наши тни, рисуемыя на окружныхъ стнахъ сіяніемъ мсяца, казались группою существъ исполинскихъ и фантастическихъ, а хранимая нами тишина придавала этимъ туманнымъ видніямъ какую-то важную торжественность, которая занимала меня, будто зрителя новой драмы.
Вдругъ надвинуло темное облако, и все исчезло въ сумракъ. Этого мы и ожидали. Лейтенантъ вышелъ впередъ одинъ и постучался, но отвта не было. Онъ стучитъ опять, то же безмолвіе. Онъ сильно пошатнулъ дверь, она была крпко заперта.
— Ребята, окружите домъ! закричалъ лейтенантъ.
Наши сомкнулись ближе и приготовили оружіе.
— Петти, закричалъ онъ снова, Петъ-Дуланъ, отворяй, братъ, скоре, или выломаемъ дверь.
Нтъ отвта.
— Такъ начинай же, ребята, если эти мошенники оглохли.
Намъ виднъ быль свтъ въ дверныя щели. Ужъ палка одного изъ нашихъ людей, служившая намъ вмсто рычага, начинала поднимать ее на крючьяхъ, какъ вдругъ послышался дрожащій голосъ старика.
— Что за шумъ? что вамъ надобно? говорилъ голосъ Англо-Ирландскимъ нарчіемъ. Ты, что-ли, Іонъ-Эри? Такъ теб сказывали, что бдная Катерина умерла, и ты пришелъ читать надъ ней молитвы? Да принесъ ли ты водки, Іонъ-Эри? Вдь, ты знаешь, безъ этого не читаютъ.
— Гд Петъ-Дуланъ? спросилъ лейтенантъ.
— Пошелъ въ городъ за водкою для чтенія надъ покойницей, только соберутся кумы, сейчасъ и начнемъ..
Маленькій старичишка отперъ дверь, и мы вошли, не обращая вниманія на его росказни.
Въ лачуг ни души, ниже признака жизни, кром невзрачнаго старика, который впустилъ насъ. Посреди, на двухъ козлахъ, гробъ, и въ немъ трупъ старухи.
Сморщенное лице ея, по древнему обычаю поселянъ, было открыто, тарелка съ солью стояла у ней на груди, руки ея были сложены крестомъ, какъ на молитву, а тонкій и прекрасно убранный саванъ странно разногласилъ съ наружностію бднаго жилища.
Какая-то желзная лампадка, наполненная протухлымъ масломъ и прившенная къ потолку, бросала мертвый свтъ на предметы: желтоватый, дымный огонекъ, мелькая отъ втра, свиствшаго въ окна и въ двери, разсыпалъ фантастическія тни по впалымъ щекамъ, по изсохшему морщиноватому лицу старухи, и придавалъ ему видъ жизни отъ котораго оно казалось еще страшне.
За гробомъ, въ головахъ видно было углубленіе, какъ будто образуемое дверью, но темнота мшала разсмотрть его хорошенько. Козлы съ гробомъ приставлены были къ этой двери нарочно такъ, чтобъ нельзя было пройти въ нее.
— Что у тебя въ этой комнат, пріятель?
— Ахъ, сударь, я не знаю,— она сосдская.
— Хорошо! такъ дай намъ отодвинуть гробъ, а тамъ ужъ мы пройдемъ въ нее сами.
— Извольте длать, что угодно, только не имть бы вашей чести неудовольствій отъ полиціи за насиліе въ чужомъ домъ.
— Такъ и быть, длать нечего. Скорй же, ребята, начинай.
— Тотчасъ два матроса приподняли гробъ, но насилу его переставили.
— Экъ, тяжела старая хрычовка, сказалъ одинъ изъ нихъ.
— Небось, фунтовъ сто свинцу проглотила, прибавилъ другой.
Мы вошли, лейтенантъ съ пистолетомъ въ рук впереди насъ.
— Эй, молодцы, сказалъ онъ дезертирамъ, которыхъ мы не могли видть въ темнот: вдь знаютъ, что вы здсь, сдавайтесь, напрасно будете защищаться, домъ окруженъ, насъ много,— право, лучше кончить добрымъ порядкомъ.
На этотъ вызовъ ничего не отвчали, но слышался шопотъ, нсколько рзкихъ словъ произнесено было въ полголоса.
Тутъ принесли огня, и мы увидли, что бдняки сидятъ на своихъ узелкахъ, прижавшись другъ къ другу, и съ такими постными лицами, какъ пойманные въ бгахъ воры. Ихъ привязали къ длинной палк, и отправили такимъ образомъ на корабль.
Они ужъ начали выходить одинъ за другимъ на улицу, какъ мн пришла въ голову одна изъ тхъ продлокъ, къ которымъ у меня наслдственная, пагубная склонность, сто разъ подвергавшая жизнь мою опасности.
— Знаете ли, что мн хочется сдлать, лейтенантъ?
— Что жъ такое?
— Всадить нсколько пуль въ этотъ гробъ.
Тутъ я мигнулъ Тринелю, и онъ меня понялъ.
— Что жъ, мой милый, пожалуй себ стрляй, если это тебя такъ забавляетъ.
— Это ужасно, это страшное святотатство, закричалъ одинъ изъ матросовъ: врно вы не захотите нарушать святыни.
— Почему же? эта фантазія не хуже другой.
Я зарядилъ свои пистолетъ, и, будто не замчая впечатлнія, какое производилъ мой поступокъ въ людяхъ нашего экипажа, прицлилъ его къ гробу.
Вдругъ тло старухи поднялось на воздухъ, выпрямилось и опять упало безъ движенія, а передъ нами явился рослый и сильный дтина.
— Ага! товарищъ, выдумалъ ты шутку, сказалъ Тринель. Тризну, что ли правишь по старух или когда-нибудь въ бурю далъ общаніе полежать въ гробу? Да все равно, ты нашего жъ поля ягода.
Пока его привязывали, онъ не вымолвилъ ни малъйшей жалобы, не сказалъ ни полслова, но идучи за нами, всю дорогу проклиналъ свою горькую участь.
Между-тмъ, все ужъ просыпалось, растворялись окна и двери, на улиц слышался шумъ, какъ будто бъ собирались толпы народу. Глухой говоръ разлился по селу, проклятія на насъ такъ и сыпались: пора намъ было на шлюпку, потому что десятка два дерзкихъ мошенниковъ окружали насъ съ угрозами, и шайка ихъ безпрестанно прибывала.
Но вотъ мы вс на корабл, вотъ ужъ и подъ парусами…..