Материалы к биографии, Розанов Василий Васильевич, Год: 1900

Время на прочтение: 20 минут(ы)
В. В. Розанов: Материалы к биографии / Публ. [вступ. ст. и примеч.] Т. В. Померанской // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 249—261. — [Т.] I.
Анкета для Библиографического словаря деятелей Нижегородского Поволжья
Проект условий между Редакцией Нового Времени и В. В. Розановым
Письмо в Совет Московского общественного Управления Архивным Делом
Духовное завещание
Розанов В. В. Анкета для Библиографического словаря деятелей Нижегородского Поволжья // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 249—254. — [Т.] I.
http://feb-web.ru/feb/rosarc/ra1/ra1-2493.htm

Анкета

для Библиографического словаря

деятелей Нижегородского Поволжья

Фамилия
Розанов
Имя
Василий
Отчество
Васильевич
Год, месяц, число рождения
1856 год, апрель…
Место рождения
Ветлуга Костромской губ.
Вероисповедания
Православное
Кто были родители
Отец мелкий чиновник лесного ведомства, — мать дворянка урожденная Шишкина
Краткая история рода (главным образом: были ли в роде выдающиеся в какомлибо отношении люди)
Не знаю дальше родителей, но дед был священником.
Ход воспитания и образования. Под какими умственными и общественными влияниями оно происходило:
Отца потерял 3-х лет (в Ветлуге или Варнавине), — и одновременно мать с 7-ю детьми переехала в Кострому ради воспитания детей. Здесь купила маленький деревянный домик у Боровкова пруда. Только старшая сестра Вера и старший брат Николай (ум. директором Вяземской гимназии) учились отлично, прочие — плохо &lt,даже&gt, скверно. Также и я учился очень плохо. Не было ни учебников, и никаких условий для учения. Мать 2 последних года жизни не вставала с постели, братья и другая сестра были ‘не работоспособны’, и дом наш и вся семья разваливались1… Мать умерла, когда я был (оставшись на 2-й год) учеником 2-го класса. Нет сомнения, что я совершенно погиб бы, не ‘подбери’ меня старший брат Николай, к этому времени как раз окончивший Казанский Университет. Он дал мне все средства образования и словом был отцом. Он был учителем и потом директором гимназии (в Симбирской, в Нижнем, в Белом, Смоленск, губ. и в Вязьме). Он рано женился на пансионерке Нижегородского института благородных девиц, времени директриссы Остафьевой, Александре Степановне &lt,Троицкой&gt,, дочери Нижегородского учителя. Эта замечательная по кротости и мягкости женщина была мне сущею матерью. От нее я не слыхал не только грубого, но и жесткого слова. С братом же я ссорился, начиная с 5—6-го класса гимназии: он был умеренный, ценил Н. Я. Данилевского2 и Каткова3, уважал государство, любил свою нацию, в то же время зачитывался Маколеем4, Гизо5, из наших — Грановским6. Я же был ‘нигилист’ во всех отношениях, и когда он раз сказал, что ‘и Бокль7 с Дрэпером8 могут ошибаться’, то я до того нагрубил ему, что был отделен в столе: мне выносили обед в свою комнату. Словом, &lt,все&gt, ‘обычно русское’. Учился я все время плоховато, запоем читая и скучая гимназией.
Гимназия была отвратительна, ‘Толстовская’. Директор — знаменитый К. И. Садоков, умница и отличный в сущности директор: но я безотчетно или вернее ‘бездоказательно’ чувствовал его двуличие, всячески избегал — почему-то ненавидел, хотя он ничего вредного мне не сделал, &lt,нрзб.&gt, неприятного. Кончил я ‘едва-едва’, — атеистом, (в душе) социалистом, и со страшным отвращением кажется ко всей действительности. Из всей действительности любил только книги. В университете (историч. филолог, факультет) я беспричинно изменился: именно, я стал испытывать постоянную внутреннюю скуку, совершенно &lt,безграничную&gt,, и позволю выразиться — ‘скука родила во мне мудрость’. Все рациональное, отчетливое, явное, позитивное мне стало скучно ‘Бог весть почему’: профессора, студенты, сам я, ‘свое все’ (миросозерцание) — скучно и скучно. И книги уж я не так охотно и жадно &lt,стал&gt, читать, не ‘с такою надеждою’. Учился тоже ‘так себе’. Вообще, как и всегда потом, я почти не замечал ‘текущего’ и ‘окружающего’, из него лишь ‘поражаясь’ чем-нибудь: а главное была… не то чтобы ‘энергичная внутренняя работа’, для каковой не было матерьяла, вещества, а — вечная задумчивость, мечта, переходившая в безотчетное ‘внутреннее счастье’ или обратно — в тоску. Кончив — поступил учителем и к учительству относился как ко всему: ‘что-то течет вокруг меня: и все мешает думать’. Уже с 1-го курса университета я перестал быть безбожником. И не преувеличивая скажу: Бог поселился во мне. С того времени и до этого, каковы бы ни были мои отношения к церкви (изменившиеся совершенно с 1896—97 г.)9 — что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно я говорил и думал собственно только о Боге: так что Он занял всего меня, без какого-либо остатка, в то же время как-то оставив мысль свободною и энергичною в отношении других тем. Бог меня не теснил и не связывал, я стыдился Его (поступая или думая дурно), но никогда не боялся, не пугался (ада никогда не боялся), Я с величайшей любовью приносил Ему все, всякую мысль (да только о Нем и думал): как дитя пошедшее в сад приносит оттуда цветы или фрукты или дрова ‘в дом свой’, отцу, матери, жене, детям: Бог был ‘дом’ мой (исключительно меня одного, — хотя бы в то же время и для других ‘Бог’, но это меня не интересовало, и в это я не вдумывался), ‘все’ мое, ‘родное’ мое. Так-так в этом чувстве, что ‘Он — мой’, я никогда не изменялся (как грешен ни бывал), то и &lt,обратно&gt, во мне совершенно утвердилась вера, что ‘Бог меня никогда не оставит’. Кажется этому способствовало одно мое чувство, или особенность, которой в равной степени я ни у кого не встречал: скромность как бы вытекшая у меня из совершенной потери своей личности. Уже много лет я не помню, чтобы когда-нибудь обижался на личную обиду: и когда от людей грубых (напр. романист Всеволод Соловьев10) мне приходилось испытывать чрезвычайные обиды, я не мог сердиться даже в самую минуту обиды, и потом долее 3-х дней не помнил, что она была. Это глубокое умаление своей личности у меня &lt,вытекало&gt, из тесноты отношения к Богу: ‘уничижения’ (деланного) во мне тоже нет: а я просто ничего не думаю о себе, ‘сам’ — просто неинтересная для меня вещь (как впрочем и весь мир) сравнительно с ‘родное — Бог — мой дом’, ‘мой угол’. С этим умалением своей личности (и личности целого мира) связано (как я думаю и уверен) моя свобода и даже (может показаться) бесстыдство в литературе. Я тоже ‘ничего не думаю’ и о писаниях своих, не ставлю их ни в какой особенный ‘плюс’, а главное — что бы ни случилось написать и что бы ни заговорили о написанном — с меня ‘как с гуся вода’: я ничего этого не чувствую. Я как бы ‘заснул со своим Богом’ и сплю непробудно счастливым сном. ‘Чувство Бога’ продолжается у меня (без перерывов) с 1-го курса Университета: но характер чувства и следовательно постижение Бога изменилось в 1896—1897 гг. в связи с переменою взглядов на 1) пол, 2) брак, 3) семью, 4) отношение Нового и Ветхого Завета между собой. Но рубрики 1), 2) и 4) были в зависимости от крепчайшего утверждения в семье. Разные семейные коллизии сделали, что мне надо было съехать с почвы семьи, с камня семьи. Но тут уперлась вся моя личность, не гордым в себе, а именно смиренным, простым, кротким: это-то ‘смиренное, простое и кроткое’ и взбунтовалось во мне, и побудило меня, такого ‘тихонького’ восстать против самых великих и давних авторитетов. Если бы я боролся против них ‘гордостью ума’ — я был бы давно побежден, разбит. Но ‘кротости’ ничего нет сильнее в мире, кротость — непобедима: и как я-то про себя знаю, что во мне бунтует ‘тихий’, ‘незаметный’, ‘ничто’: то я и чувствую себя совершенно непобедимым, теперь и даже никогда. Вообще если разобраться во всех этих коллизиях подробно — и развернуть-бы их в том, это была-бы величайшая по интересу история, вовсе не биографического значения, а так сказать цивилизационного, историко-культурного. По разным причинам я думаю, что это ‘единственный раз’ в истории случилось, и я не могу отделаться от чувства, что это — провиденциально.
Все время с 1-го курса университета я ‘думал’, solo — ‘думал’: кончив курс сел сейчас за книгу ‘О понимании’ (700 страниц) и написал ее в 4 года совершенно легко, ничего подготовительно не читавши и ни с кем о теме ее не говоривши. Я думаю такого ‘расцвета’ ума’ как во время писания этой книги — у меня уже никогда не повторялось. Сплошное рассуждение на 40 печатных листов, — летящее, легкое, воздушное, счастливое для меня, сам сознаю — умное: это я думаю вообще не часто в России. Встреть книга какой-нибудь &lt,привет&gt, я бы на всю жизнь остался ‘философом’. Но книга — ничего не вызвала (она однако написана легко). Тогда я перешел к критике, публицистике: но все это было ‘не то’. Т. е это не настоящее мое: и когда я в философии никогда не позволил бы себе ‘дурачиться’, ‘шалить’, в других областях это делаю. NB: при постоянной, непрерывной серьезности, во мне есть много резвости и до известной степени ‘во мне застыл мальчик и никогда не переходил в зрелый возраст’. ‘Зрелых’ людей, ‘больших’ — я и не люблю, они меня стесняют, и я просто ухожу в сторону. Никакого интереса с ними и от них не чувствую и не ожидаю. Любил я только стариков — старух и детей — юношей, не старше 26 лет. С прочими — ‘внешние отношения’, квартира, стол, деньги. Никакой умственной, или сердечной связи (с ‘большими’).
Сотрудничал я в очень многих журналах и газетах, — всегда без малейшего внимания к тому, какого они направления и кто их издает. Всегда относились ко мне хорошо. Только консерваторы не платили гонорара или задерживали его на долгие месяцы (Берг, Александров11). Сотрудничая я чуть-чуть приноровлял свои статьи к журналу, единственно чтоб ‘проходили’ они: но существенно вообще никогда не подавался в себе. Но от этого я любил одновременно во многих органах сотрудничать: ‘одна часть души пройдет у Берга…’. Мне ужасно надо было, существенно надо, протиснуть ‘часть души’ в журналах радикальных: и в консервативнейший свой период, когда, оказывается, все либералы были возмущены мною, я попросил у Михайловского12 участия в ‘Русском Богатстве’. Я бы им написал действительно отличнейшие статьи о бюрократии и пролетариях (сам пролетарий — я их всегда любил). Михайловский отказал, сославшись: ‘читатели бы очень удивились, увидав меня вместе с Вами в журнале’. Мне же этого ничего не приходило в голову. Материально я чрезвычайно многим обязан Суворину13: ни разу он не навязал мне ни одной мысли, ни разу не внушил ни одной статьи, не делал и попытки к этому, ни шага. С другой стороны я никогда в жизни не брал авансов, — даже испытывая страшнейшую нужду. Суворин (сколько понимаю) тоже ценит во мне не жадность: и как-то взаимно уважая и кажется любя друг друга (я его определенно люблю, — но и от него кроме непрерывной ласки ничего не видел за 10 лет) — хорошо устроились. Без его помощи, т. е. без сотрудничества в ‘Новом Времени’ я вот теперь не мог бы даже отдать детей в школы: раньше хватало только на пропитание и квартиру, и жена в страшную петербургскую стужу ходила в меховой кофте, не имея пальто. Но моя прекрасная жена никогда ни на что не жаловалась, о горе — молчала, делилась с другими только ‘хорошим’: и вообще должен заметить, что ‘путеводной звездой’ моей в жизни служила всегда эта 2-ая жена, женщина удивительного спокойствия и ясности души, соединенной с тихой и чисто русской экзальтацией.
‘Величие в молчании’.
Статьи мои собраны в книгах:
1) ‘Сумерки просвещения’, 1899 г.
2) ‘Природа и история’, 1899 г.
3) ‘Литературные очерки’, 1900 г.
4) ‘Религия и культура’ (два издания), 1900 г.
5) Легенда о Великом Инквизиторе — Достоевского. Три издания.
6) В мире неясного и нерешенного (главная идейная книга). Два издания. 1904 г.
7) Семейный вопрос в России. 2 тома, 1905 г.
8) Около церковных стен. 2 тома, 1907 г.
9) Ослабнувший фетиш, 1907 г.
10) Место христианства в истории, 1891 г. Брошюра
11) О декадентах, 1907 г. Брошюра
12) Метафизика Аристотеля. Книги I—V. Перевод и комментарий в сотрудничестве с П. Д. Первовым (учитель гимназии в Ельце).
Служил сперва учителем истории и географии (Брянск, Елец, Белый), потом Госуд. Контроле, потом — нигде. Служба была также отвратительна для меня как и гимназия. ‘Не ко двору корова’ или ‘двор не по корове’ — что-то из двух.

В. Розанов

Примечания

Анкета, заполненная В. В. Розановым в 1909 г. для Библиографического словаря деятелей Нижегородского Поволжья, хранится в ЦГАЛИ в личном фонде писателя (ф. 419, оп. 1, ед. хр. 21). Розанов дает отдельные ответы на первые восемь пунктов анкеты (в публикации вопросы выделены курсивом). Ответ на девятый пункт анкеты — обобщенный, он включает в себя ответы на остальные шесть пунктов:
Начало и ход деятельности,
Замечательные события жизни,
Перечень всего написанного или переведенного Вами, или, по крайней мере, имеющего то или иное отношение к Нижегородскому краю (по содержанию, месту написания или печатания и т. п.), с точным по возможности обозначением: а) если речь идет о книгегода, места, формата и количества страниц, б) если речь идет о журнальной или газетной статьегода, номера, названия периодического издания, где она появилась,
Перечень известных Вам рецензий и отзывов о произведениях Ваших также, по возможности, с точным указанием номера и года периодического издания, где эти отзывы появились,
Не появились ли гденибудь биографические сведения о Вас (если появились, то в какой книге или в каком номере периодического издания).
Анкета заполнена мелким, достаточно аккуратным почерком, с характерным для В. В. Розанова подчеркиванием особо важных и принципиальных для него слов.
1 Семья Розановых:
— Отец: Розанов Василий Федорович (1822 (?) —1861?).
— Мать: Розанова Надежда Ивановна (1827 (?) —1870).
— Братья: Николай (1847—1894), Федор (1850 — ?), Дмитрий (1852 — ?), Сергей (1858 — ?).
— Сестры: Вера (1849—1868?), Павла (1851 — ?).
2 Данилевский Николай Яковлевич (1822—1885) — публицист, социолог и естествоиспытатель.
3 Катков Михаил Никифорович (1818—1887) — публицист, издатель журнала ‘Русский Вестник’ и газеты ‘Московские Ведомости’.
4 Маколей Томас Бабингтон (1800—1859) — английский историк и политический деятель.
5 Гизо Франсуа Пьер Гийом (1787—1874) — французский историк и политический деятель.
6 Грановский Тимофей Николаевич (1813—1855) — историк, общественный деятель.
7 Бокль Генри Томас (1821—1862) — английский историк и социолог.
8 Дрэпер Джон Вильям (1811—1882) — американский естествоиспытатель и историк.
9 В 1891 году В. В. Розанов тайно обвенчался с В. Д. Бутягиной. Первая жена — А. П. Суслова — не давала ему развода. Дети Розанова от брака с Варварой Дмитриевной считались незаконнорожденными. Это во многом предопределило обращение В. В. Розанова к теме ‘Брак и Церковь’, ‘Семья и Церковь’.
10 Соловьев Всеволод Сергеевич (1849—1903) — писатель, автор исторических романов. Первоначально в тексте анкеты бы написано ‘Вла…’, затем зачеркнуто и написано ‘Всеволод’. Известны статьи Владимира Соловьева с резкой критикой В. В. Розанова (‘Порфирий Головлев : свободе и вере’ и др.). Печатных отзывов Всеволода Соловьева о В. В. Розанове обнаружить не удалось. Однако в фонде Розанова сохранился листок с записями, разъясняющими этот случай. В 1896 г. Розанов опубликовал в журнале ‘Русское Обозрение’ (т. XXXVIII) статью ‘Еще доброе дело на Руси’, где критически были оценены опубликованные в 1895 г. в ‘Русском Вестнике’ мемуары историка С. М. Соловьева. Эта статья вызвала раздражение издателя мемуаров, старшего сына историка — Вс. С. Соловьева. Розанов писал об этом: ‘Никогда я не думал, чтобы в таких умеренных границах приведенная критика была понята, как оскорбление фамильной чести знаменитого историка и по прямой связи с ним — издателя его мемуаров. &lt,…&gt, В тесном интимном круге писателей, собравшихся проводить отъезжающего сотоварища, он неожиданно подошел ко мне и покрыл потоком ругательств, между коими ‘мерзавец’, ‘недостоин развязать ремень у сапога’, ‘я набил бы тебе морду, если б встретил не здесь, в постороннем обществе’ — были едва ли не самые мягкие. Ничего я не мог, не умел, не хотел возразить’ (ф. 419, оп. 1, ед. хр. 206, л. 31).
11 Александров Анатолий Александрович (1861—1930) — редактор-издатель журнала ‘Русское Обозрение’ и газеты ‘Русское Слово’, Берг Федор Николаевич (1840—1909) — редактор-издатель журнала ‘Русский Вестник’.
12 Михайловский Николай Константинович (1842—1904) — социолог, публицист, литературный критик, один из редакторов ‘Отечественных Записок’ и ‘Русского Богатства’.
13 Суворин Алексей Сергеевич (1834—1912) — издатель газеты ‘Новое Время’ и журнала ‘Исторический Вестник’.
Розанов В. В. Проект условий между Редакцией Нового Времени и В. В. Розановым // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 254—256. — [Т.] I.
http://feb-web.ru/feb/rosarc/ra1/ra1-2542.htm

Проект

условий между РедакциейНового Времени’

и В. В. Розановым

В. В. Розанов, становясь постоянным сотрудником ‘Нового Времени’, не по договору только, но и по совести и любви к делу обязуется и хочет приложить весь ум и старание к возвышению чести и литературного достоинства газеты.
Его постоянное участие в ней выражается:
а) в оставлении им места службы
b) во внимательном слежении за газетною печатью вообще и за ходом внутренней и внешней политики
c) в особенно внимательном слежении за ходом событий в сферах образования, семейного положения, окраин
d) Он ежемесячно поставляет для газеты 8 передовых статей, иногда 6, иногда 10 — смотря по текущим событиям и интересу их.
e) Если бы в течении месяца, по причине особо важного события, или события имеющего ярко характерные особенности (дело Скублинской, дело Ольги Палем)1, относительно которого газете нет необходимости высказываться, но он лично и в интересах газеты захотел бы высказаться под своим именем, то подобная &lt,бегучая&gt, заметка заменяет одну передовую статью, и, следовательно, число обязательных становится 7 или 6. Это — необходимо, дабы не было напряженности и искусственности в поднятии общих тем, составляющих предмет передовой статьи.
В состав постоянного его сотрудничества вовсе не входят фельетоны и библиография, помещение которых остается во всем на прежних условиях, т. е. как свободная работа и оплачиваемая в прежнем размере, вне связи с платою за постоянное сотрудничество.
Редакция ‘Нового Времени’ обязуется:
1. Уплачивать, за 8 передовых статей в месяц, 3.000 р. в год постоянно текущего жалованья, т. е. ежемесячно по двести пятидесяти рублей.
2. Независимо сего — по 15 коп. за строку передовых статей и мелких, под его подписью или без подписи, заметок. Но оплата фельетонов, требующих художественно-критической работы воображения, и библиографии, требующей обширного чтения, остается на прежних условиях, т. е. 20 и 15 коп. за строку.
3. Ежегодно Редакция дает В. В. Розанову отпуск на полтора месяца, в течение коего жалованье сохраняется в прежней 250-руб. сумме, а обязательства В. В. Розанова прекращаются. Эти 1 1/2 месяца могут быть передвинуты на который-либо из летних месяцев, по соглашению.
4. Если бы в течение года, зимы и вообще рабочего времени В. В. Розанову случилось заболеть, или в семье его произошли бы требующие безотлагательного внимания события, и, словом, что-либо внутреннее и до газеты не относящееся потребовало бы совершенного перерыва его сотрудничества на некоторое время, напр., даже на месяц, то Редакция, принимая во внимание, что взяла его в постоянную себе службу, обещает и обязуется, сохраняя ему полное содержание, не тревожить его в это исключительное и бедственное время.
Как одною, так и другою стороною, все должно быть выполняемо охотно, с честью, свободно — дабы в столь нервном деле как литература никакая тень угрюмости отношений не портила прежде всего литературы. ‘Отравленная душа’ есть ‘отравленная литература’: и всякое мучение автора есть вред газете.
Более всего опасаясь недостатка тем, В. В. Розанов просит Редакцию не быть нисколько озабоченною, если бы течение передовых статей вдруг прервалось: богатое событие вызовет их ряд в непосредственной смежности, пустота самой жизни вызовет длинную полосу молчания. Вообще здесь легко перейти в ‘ремесленность’ ‘поставщика’: что, губя автора, не может способствовать и поднятию достоинства газеты. Для обеих сторон будет спасительнее, если работа, пусть публицистическая, сохранит не только в писании, но и в слежении за событиями, свободно-художественный характер. ‘Нет ремесла, есть литература’ — для обеих сторон.
Не в пределах только этих условий, но — так как жизнь многообразна и изменчива, сотрудник В. В. Розанов и Редакция ‘Нового Времени’ обещают вообще любовно хранить интересы друг друга, делая все к возможному обоюдному споспешествованию. И да подаст им Бог помощь в их усилиях, и благословит труд и начинание.
В текущем 1899 году правило о полуторамесячном отдыхе сохраняется Так как В. В. Розанову необходимы некоторые хлопоты по приведению служебных дел в состояние, удобное для передачи, и для выхода в отставку тоже требуется некоторое время, то полное действие настоящих условий начинается не ранее 1-го мая. В случае, если бы Редакция пожелала, в возмещение этого времени, воспользоваться его летним отпуском, т. е. сократить его в настоящем году до двух недель, то В. В. Розанов ничего против этого не имеет. Вообще время перехода, однако ни в каком случае не долженствующее затягиваться на май месяц, не может быть отчетливо и точно в работе В. В. Розанова
Сии условия будем хранить свободно и крепко, без обязательства, с охотою и по чести.
С.-Петербург. 2-го апреля 1899 года.
Коллежский Советник Василий Васильевич Розанов
А. Суворин

Примечания

‘Проект’ хранится в ЦГАЛИ в личном фонде писателя (ф. 419, оп. 1, ед. хр. 21). Документ представляет собой два листа, исписанных аккуратным мелким почерком В. В. Розанова и в конце скрепленных подписями В. В. Розанова и А. С. Суворина.
1 Шумные уголовные процессы 90-х годов. В частности, дело Ольги Палем, обвинявшейся в 1895 г. в убийстве студента А. С. Довнара, не желавшего продолжать с ней любовную связь. Оправдательный приговор вызвал раздражение в обществе против суда присяжных.
Розанов В. В. Письмо в Совет Московского общественного Управления Архивным Делом // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 256—257. — [Т.] I.
http://feb-web.ru/feb/rosarc/ra1/ra1-2562.htm

Письмо

в Совет Московского общественного Управления

Архивным Делом

В Совет Московского общественного
Управления Архивным Делом
Сим прошу покорно зачислить меня на одну из открывающихся должностей. Гражданин Василий Васильевич Розанов. 16 июля 1918 года. Жительство имею в Сергиевом Посаде Московской губернии, Красюковка — Дом Беляева1.
Родился в городе Ветлуге Костромской губернии, в семействе чиновника лесного ведомства, исправляющего обязанности лесничего, 20 апреля 1856-го года2. Отца лишился трех лет. По смерти отца, мать моя переехала в горел Кострому для &lt,воспитания&gt, многочисленных детей своих. Здесь я поступил в Костромскую гимназию. Но будучи учеником второго класса, я лишился матери, которая умерла после &lt,двухлетней&gt, болезни. Смерть ее совпала с окончанием курса моего старшего брата Николая в Казанском университете. Он взял меня и моего меньшого брата на воспитание. &lt,Здесь&gt, же мы росли и воспитывались. Сперва он служил преподавателем истории и географии в Симбирской гимназии, а затем перевелся в Нижегородскую &lt,нрзб.&gt, — директором в Белевскую Смолен, &lt,губ. прогимназию, переезжая вместе…&gt,
Моя прошлая служба. По окончании курса 1878 году в Нижегородской гимназии, поступил на историко-филологический факультет в Московский Университет. В нем пробыл с 1878 по 1882 год. По окончании курса в нем служил преподавателем истории и географии преемственно в Брянской прогимназии, Елецкой гимназии и Белевской, Смоленской губернии, прогимназии. Всей моей преподавательской службы было с 1882-го года и по 1893-ий год. Потом был переведен на службу в С.-Петербург, ныне Петроград, в Государственный Контроль, на должность чиновника особых поручений при Государственном Контролере, в то время Тертий Иванович Филиппов. Им был откомандирован к занятиям в Департамент железнодорожной отчетности, где производил ревизии ассигнований на строительные, по железным дорогам, сооружения и работы. В 1899-м году оставил службу в Государственном Контроле по собственному желанию. Как во все время государственной службы, так равно и по выходе в отставку, все время занимался литературною, журнальною и газетною работою. Писал в Русском Вестнике, Русском Обозрении, в журнале Новый Путь и Вопросы философии и психологии по предметам воспитания и &lt,обучения&gt,, по вопросам литературной критики, и по философии. Отдельно сочинены и напечатаны мною книги: ‘О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки, как цельного знания’, в 1886 году, ‘Сумерки просвещения’ в 1899 году, ‘Литературные очерки’ 1900 год, ‘Религия и культура’ 1900, ‘Природа и история’ 1900 году, ‘Семейный вопрос в России’ два тома в 1903 году, ‘Около церковных стен’, два тома в 1906 году, и еще другие меньшие сочинения. Всего же книг и брошюр мною сочинено и напечатано тридцать одна.

Примечания

Черновик письма в Совет Московского общественного Управления Архивным Делом хранится в ЦГАЛИ в личном фонде писателя (ф. 419, оп. 1, ед. хр. 26). В отличие от приведенных выше документов письмо написано неровным почерком, строчки разбегаются, часть слов недописана. Текст, помещенный в угловые скобки (во всех документах), прочитан предположительно.
1 В сентябре 1917 г., опасаясь возможного наступления германских войск на Петроград, семья Розановых переезжает в Сергиев Посад, где поселилась на Красюковке в доме священника Беляева. К 1918 г. дела семьи пришли в полный упадок, и Розанов предпринимал отчаянные попытки хоть как-то обеспечить себе постоянный заработок, о чем и свидетельствует данное письмо.
2 Далее, до конца абзаца, текст написан сбоку, на полях.
Розанов В. В. Духовное завещание // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 257—261. — [Т.] I.
http://feb-web.ru/feb/rosarc/ra1/ra1-2572.htm

Духовное завещание

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Памятуя о часе смертном, могущем внезапно постигнуть меня, и находясь в здравом уме и твердой памяти, я, Коллежский Советник Василий Васильевич Розанов, сего тысяча восемьсот девяносто девятого года марта пятнадцатого дня признал за благо изложить свою волю относительно имеющего остаться по смерти моей имущества, а равно прав литературной собственности, и посему настоящим завещанием моим определяю:
1. Имущество движимое и недвижимое, в вещах или книгах состоящее, равно деньги, находящиеся в каких-либо банках или кассах и, наконец и особенно, право на печатание оставшихся после меня рукописей или переиздание напечатанных мною при жизни сочинений завещаю в полную и безраздельную собственность вдове Коллежского Регистратора Варваре Димитриевне Бутягиной и ее четырем незаконнорожденным детям. Означенная Варвара Димитриевна Бутягина, урожденная Руднева, в день написания сего Завещания и впредь до возможной перемены в моем семейном положении, проживает со мною неразлучно с пятого июня тысяча восемьсот девяносто первого года по Свидетельству, данному ей марта двадцать восьмого дня тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года за номером шестьсот тридцатым от Елецкого Окружного Суда на основании 536 статьи Устава о службе по определению от Правительства, Свод Законов том III издания 1876 года, 57 и 63 статьи Устава о паспортах, Свод Законов том XIV издание 1857 года.
2. Незаконнорожденные дети означенной в пункте 1 Варвары Димитриевны Бутягиной, коим совместно с нею и под ее опекою я завещаю в полную собственность и распоряжение мое имущество и мои авторские права, суть:
Дочь Татиана, родившаяся 22-го февраля 1895 года, крещена при С.-Петербургской Введенской, что на Петербургской стороне, церкви. Воспреемниками от купели были: действительный статский советник Николай Николаевич Страхов и жена чиновника особых поручений при министре земледелия и государ&lt,ственных&gt, имуществ Ольга Ивановна Романова1. Как считающейся незаконнорожденною, ее полное имя, отчество и фамилия, усвояемая по имени крестного отца, есть: Татиана Николаевна Николаева.
Дочь Вера, родившаяся 26 июня 1896 года, крещена священником Иоанном Рождественским, при Преображенской церкви, что при Доме Милосердия в Лесном (в С.-Петербурге). Воспреемниками от св. купели были: Лейтенант морской службы Александр Викторович Шталь и жена Статского советника Мария Петровна Ген. По имени крестного отца и как ‘незаконнорожденной’ полное имя, отчество и фамилия ее: Вера Александровна Александрова.
Дочь Варвара, родившаяся 1-го января 1898-го года, крещена 25-го января священником Иоанном Херсонским при С.-Петербургской Введенской, что на Петербургской стороне, церкви, воспреемники при св. купели были Лейтенант Александр Викторович Шталь и жена статского советника Мария Петровна Ген. По имени крестного отца и как ‘незаконнорожденной’ полное имя, отчество и фамилия ее Варвара Александровна Александрова.
Сын Василий, родившийся 27-го января 1899-го года, крещен священником Иоанном Херсонским при С.-Петербургской Введенской, что на Петербургской стороне, церкви, при воспреемниках от св. купели Лейтенанте Александре Викторовиче Шталь и дочери дворянина-чиновника Ольге Александровне Фрибес2. По имени крестного отца и как ‘незаконнорожденного’ полное имя, отчество и фамилия его Василий Александрович Александров.
В случае, если бы от названной Варвары Димитриевны Бутягиной после написания сего Духовного Завещания родились и еще дети3, также записанные ‘незаконнорожденными’ — они наравне с перечисленными здесь четырьмя назначаются мною наследниками моего имущества и моих прав. 3. Сим завещанием предоставляется означенным в пункте 2-м лицам:
a) Мое личное имущество, состоящее в вещах, книгах, рукописях и изданиях.
b) Деньги, лежащие в сберегательной кассе служащих по месту службы (в настоящее время — Государственный контроль).
c) Деньги во Вспомогательно-Сберегательной кассе сотрудников газеты ‘Новое Время’. В сей кассе я состою начиная с 1898-го года. Из каждого получаемого мною гонорара отчисляется в эту кассу четыре процента, и к концу года сумма сия удваивается издателем ‘Нового Времени’. По смерти сотрудника ‘Нового Времени’ вся сумма сбережений и удвоений разом выдается его наследнику. Лицо сего наследника сим Духовным Завещанием определено, и означенной Варваре Димитриевне Бутягиной или ее детям удержанная с меня сумма отчислений и удвоений да будет выдана Алексеем Сергеевичем Сувориным или его наследниками.
d) Единовременная выдача пособия из Кассы взаимопомощи при Обществе для пособия нуждающимся литераторам и ученым, согласно правил оного и соответственно сделанному там мною заявлению.
e) Может быть подано прошение в Литературный Фонд с просьбою о назначении постоянной пенсии на воспитание и обучение детей ее, согласно и на основании нижеследующего пункта 4-го.
g) Право на издание, переиздание и продажу как рукописей моих, так и напечатанных статей, в разных повременных изданиях (все подписаны именем ‘В. Розанов’), так и книг: 1. ‘О понимании, опыт исследования природы, границ и внутренного строения науки как цельного знания. Москва. 1886 г. — I т. 5 р.’, 2. ‘Место христианства в истории’. Москва. 1890 г. Цена 20 к.’,
3. ‘Легенда о Великом Инквизиторе — Ф. М. Достоевского’. Спб. 1893. — Цена 1 р. 50 к.’. 4) ‘Красота в природе и ее смысл. М. 1894. — Цена 1 р.’ 5). ‘Сумерки просвещения’. Спб. 1899 — Цена 1 р.’ 6) ‘Религия и культура’. Спб. 1899. — Цена 1 р.’ 7) ‘Литературные очерки’. Спб. 1899. — Цена 1 р.’. Право исключительной собственности на означенные сочинения, согласно закону, принадлежат наследникам моим, т. е. означенным в сем Духовном Завещании лицам, по смерти моей в течение пятидесяти лет.
Наилучшими советниками по получению всех сих сумм могу указать: в Государственном контроле — Заведующий кассою Иван Евгеньевич Цветаев или сослуживец по отделению — Александр Иванович Самойлов. В ‘Новом Времени’ — Алексей Алексеевич Суворин (Эртелев пер., д. 6). Относительно кассы взаимопомощи литераторов и ученых — Венгеров Семен Афанасьевич (Разъезжая ул., д. 39) или Слонимский Леонид Зиновьевич4 (Преображенская ул., д. 32, уг. Сеперного переулка), или Колубовский Яков Николаевич5 (Сергиевская, дом 16), они же укажут и относительно подачи прошения в Литературный фонд о постоянном на воспитание детей пособии, что есть самое главное и может служить надежным пособием. Я же всех поименованных здесь лиц прошу как друзей своих и как тружеников пера не оставить мою вдову и детей сирот указанием, разъяснением и помощью. Общее же руководство хлопотами прошу не отказаться принять на себя друзей моих Петра Петровича Перцова или Антона Флориановича Адамовича.
4) Все, означенные в сем духовном завещании дети: Татиана, Вера, Варвара и Василий рождены Варварою Димитриевною, по первому мужу Бутягиною, и мною, Василием Васильевичем Розановым, в счастливом и целомудренном супружестве, в коем полу-тайно, полу-явно мы состоим с пятого июня 1891-го года, будучи в сей день, с благословения родительницы Варвары Дмитриевны, урожденной Рудневой, нашей возлюбленной теперь матери, Александры Адрияновны Рудневой, повенчаны, без свидетелей и записи в церковные книги, при домовой церкви Калабинского детского в городе Ельце приюта настоятелем Иоанном Павловичем Бутягиным6 — да будет благословенно его имя и не вменена будет в грех его правая решимость ‘поднять со дна ямы впавшую овцу в субботний день’, при консисториею формально не уничтоженным моем браке с первою супругою — да будет имя ее забыто — оставившею самовольно меня в бытность мою в Брянске в 1886-м году. Свидетелями сего оставления в полной моей в этом невинности, а равно усилий вернуть ее, были мои товарищи по службе в прогимназии, из коих как на особливо осведомленных сошлюсь на Василия Николаевича Николаева, Демьяна Ивановича Плютичевского, Ивана Игнатьевича Пенкина (ныне директора Орловской прогимназии). Так как не определено нигде, ни в Ветхом Завете, ни в Новом, ниже в каноническом праве, что ‘таинство брака’ есть сосредоточено и ограничено (‘собрано’) в ‘чине венчания’, и самый термин ‘таинство венчание отсутствует всюду, а везде употребляется ‘таинство брака’ т. е. ‘таинство супружества’, ‘сопряжения’ ‘двух в плоть едину’ (Бытие, 1) и раздвижение их в ‘семью’ через благословенное ‘чадорождение’, и именно этому реальному таинству даны все благословения Божий и обетования и награды (‘чадорождением’, по Апостолу, ‘женщина спасается’), то с разрушением, и по доказуемой свидетелями, не моей вине, реального супружества, я считал и считаю умершим мой первый брак вполне, вместе и с венчанием, и супругу мою первую умершею же в супружеских и в отношении ко мне чертах, и еще существующею лишь в чертах гражданских и до моего супружества не относящихся, а по сему рассуждению я вступил во второй брак, желая исполнять и далее и всю мою жизнь до конца, основную заповедь Божию (Бытие, 1). Удержание браков, фактически распавшихся, в значении будто бы еще продолжающегося ‘религиозного таинства’, когда нет тут главной черты таинства: ‘подобия союзу Христа с Церковью’, есть недоразумение и учение о фиктивном браке, т. е. не религиозное хотя бы и было гражданским или каноническим. Посему с открытою совестью и готовностью пойти на Суд Божий я вступил во второй брак, который есть и притом во всей полноте религиозного таинства: ибо суть ‘свидетелей’ и ‘церковной записи’ уже не образует явно никакой части таинства Благословение же Божие нашему союзу я вижу в непрерывном Варвары чадородии, в безупречном нашем счастье, в непоколебимой верности: и когда ‘волос человеческий’ без воли Божьей не падает, столь огромные дары не суть без воли Божьей. Червонец же выкованный, ‘признается’ он или ‘не признается’ есть и даже в куске и слитке он полноценен. Посему и детей наших Татиану, Веру, Варвару, Василия считаю лишь извне поставленными неправильно, но по внутреннему закону они стоят правильно и ни перед кем не должны опускать глаза, твердо указывая на своих родителей, которые в свою очередь твердо указывают на них, своих детей, без страха перед Богом и трепетания перед людьми. И да не упрекнут они памяти своих родителей, во имя безмерной и счастливой любви, нас всех шестерых, и еще с присоединением седьмой — моей падчерицы возлюбленной же, Александры Михайловны Бутягиной7, связывающей. Призываю на семью мою благословение Божие и заповедаю всей ей, в случае моей кончины, жить в любви и согласии. Аминь. Коллежский советник Василий Васильевич Розанов. Марта пятнадцатого дня тысяча восемьсот девяносто девятого года. С.-Петербург.
К сему духовному завещанию, писанному собственноручно Коллежским Советником Василием Васильевичем Розановым, находящимся в здравом уме и твердой памяти, прилагаю руку. Коллежский Секретарь Антон Флорианович Адамович.
К сему собственноручному духовному завещанию Василия Васильевича Розанова руку прилагаю свидетель дворянин Петр Петрович Перцов.
Приват-доцент С.-Петербургского университета Семен Афанасьевич Венгеров.

Примечания

Духовное завещание В. В. Розанова хранится в ЦГАЛИ в личном фонде писателя (ф. 419, оп. 1, ед. хр. 15, лл. 3—4). (Документ представляет собой два листа пожелтевшей плотной бумаги, заполненных достаточно аккуратным почерком В. В. Розанова с обеих сторон и скрепленных подписями П. П. Перцова, С. А. Венгерова и А. Ф. Адамовича.) К нему приложена объяснительная записка старшей дочери В. В. Розанова Татьяны Васильевны: ‘Это духовное завещание лежало в предисловии в рукописи книги ‘О понимании’ и было первым, затем было написано второе завещание, которое несколько разнится от первого, так как мама была больна и право распоряжения рукописями предоставляется дочерями сыну в порядке их старшинства, т. е. в случае смерти старшего право распоряжения всеми рукописями передается следующему наследнику по старшинству. Это завещание хранится у меня.
Т. В. Розанова. 1927 г.’
1 Жена И. Ф. Романова (Рцы) (1861—1913) — писателя, публициста консервативного направления, друга В. В. Розанова.
2 Писательница, сотрудничала в журналах ‘Русский Вестник’, ‘Гражданин’, издатель и редактор иллюстрированного сборника ‘Улей’. В ЦГАЛИ хранится ее обширная переписка с В. В. Розановым.
3 22 октября 1900 г. у В. Д. и В. В. Розановых родилась дочь Надежда.
4 Журналист, публицист, сотрудничал в журнале ‘Вестник Европы’.
5 Библиограф, историк философии.
6 Брат первого мужа В. Д. Розановой.
7 Дочь В. Д. Розановой от первого брака, умерла в 1920 г.

Публикация Т. В. ПОМЕРАНСКОЙ

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека