Революционный германский писатель и драматург Берт Брехт написал по роману М. Горького пьесу ‘Мать’.
Однако напрасно искать в пьесе точной инсценировки романа. Роман был для пьесы не столь материалом, сколь толчком. И. очень быстро покинув горьковские берега, Брехт перешел к цепи эпизодов, написанных в стиле его дидактической драматургии, показывая революционерку Власову на разных этапах пропаганды и борьбы.
Драматурга мало интересует показ событий, чувств и характеров. Все его внимание занимает борьба интеллектуальных аргументов, освещающих ясным светом знания затемненное, ложное представление людей о действительности.
Драматурга мало интересует эмоциональная сторона драмы, его персонажи безрадостны, беспечальны. Против классового врага они накапливают не столько ненависть, сколько понимание. Мир в гораздо большей степени делится на умных и дураков, темных и просвещенных, чем на озлобленных и хищников, жалетелей и ненавидящих.
Это выпячивание интеллектуального в ущерб эмоциональному Брехт делает сознательно, верный своей идее эпического и дидактического театра, сцены которого есть лишь расширенная преподавательская кафедра. Ибо главная задача Брехта не в изменении сознания героев пьесы, а в переделке психики зрителя. Но нужно сказать, что драматургический темперамент Брехта часто ломает ступеньки логических схем, ж тогда персонажи оживают в иронии или ярости.
Зрителем пьесы, по мысли Брехта, должна быть средняя германская работница, домохозяйка, отравленная всеми ядами демократической пассивности, не-противленчества злу, обывательского оппортунизма, религиозности я порче китайского почтения к людям науки.
Если вы будете читать пьесу ‘Мать’, как отображение революционной борьбы русских рабочих между 1900—1017 гг., вам придется трудно.
Откуда это, в эпоху перед 1906 годом странный учитель, ходящий вечером в пивные спорить о политике и проповедующий гибельность цивилизации и техники? Откуда эти работницы в лавке, рассуждающие о меньшем еле? Откуда крестьяне, бастующие в помещичьем имении и бросающие камнями в завезенных из города штрейкбрехеров? Откуда домовладельцы, навязывающие библию квартиранткам, которых постигло несчастье, но не забывающие, выселить неаккуратных плательщиц?
Но все станет простым и ясным, если понять, что брехтовская ‘Мать’ но русская. Ее персонажи немцы, и притом немцы сегодняшнего дня. Все же русские имена и якобы русский быт только маскарад, не мешающий немецкому зрителю расслышать нужные слова с сегодняшним днем.
А что сила этих слов велика и что она научила думать не одну немецкую мать, показывает хотя бы та поспешность, с которой германская полиция прекратила спектакля ‘Матери’ перед рабочей аудиторией.
Злободневнейшим вопросам сегодняшней кризисной Европы, толкам о вреде науки и техники, аполитичности их. посвящена печатаемая ниже сцена из ‘Матери’.