Мария Египетская, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1845

Время на прочтение: 6 минут(ы)

БИБЛИОТЕКА ПОЭТА

Большая серия

Второе издание

ЛЕНИНГРАД * СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ * 1960

МАРИЯ ЕГИПЕТСКАЯ

Введение

Всегда нуждой или заботой,
Иль — делом собственной вины,
Мы равнодушною дремотой
От строгих дум отвлечены.
Но если дел и свойств презренных
Придет сознанья грустный миг,
Отраден вид благословенных
Тех непреложных древних книг.
Они другое нам вещают,
Они уносят в мир иной:
Язык и буквы отрывают
Нас от случайности земной.
Из них люблю я описанья
Мужей предызбранных судьбы,
Годов тяжелых испытанья,
Надежд, печали и борьбы.
Люблю спокойствие и важность,
Особый склад рассказа их
Про недоступную отважность
Трудов и подвигов святых.
Люблю я их живое слово
Про сокровенный мир небес
И прелесть тихую простого
Повествования чудес.
Мне вразумительнее сила,
Яснее стали времена,
Когда от нового светила
Заколыхались племена.
Когда они с безумным плеском
Помчались страшною волной,
И древний мир ломился с треском,
И воцарялся мир иной.
А между тем повсюду странник
Живому слову поучал
И, сил невидимых посланник,
Земные силы покорял.
И совершались всюду дивной
Могучей веры чудеса:
Казалось, в связи непрерывной
С землею были небеса.
Понятен мне в то время каждый,
Кто, вызван Истины лучом,
Томился внутреннею жаждой,
Горел мучительным огнем,
Высокой тайной благостыни
Был осеняем — и опять,
Объятый ужасом святыни,
Оставя мир, бежал в пустыни,
Один, молиться и страдать!
Непостижимые примеры
Все книги древние хранят.
Какую мощь и силу веры
Явил нам мучеников ряд,
Когда с отвагою чудесной,
Душой далеко от земли,
Исполнясь силою небесной,
Они на казнь и муку шли,
Хвалой и песнями святыми
Судьбу приветствуя свою…
Благоговею перед ними
И нашу слабость познаю.
Но падший духом и восставший,
Но тот, который в цвете сил
Сей грешный мир, его пленявший,
Так человечески любил,
Кто много суетных волнений,
Кто много благ земли вкушал,
Пока со страхом не познал
Всей меры тяжких заблуждений,
И, мучим жаждою святой,
Палим огнем воспоминанья,
В пучине страшной покаянья
Обрел спасенье и покой,—
Тот ближе к нам. Его паденье,
Страданьем выкупленный грех
И милость божия — для всех
Животворящее явленье.
Так, об одной из этих жен,
Издревле чествуемых нами,
Там есть рассказ. Поведан он
Благочестивыми устами.

I

Жила в том городе одна
Далеко славимая дева,
Но, страстных помыслов полна,
Не чая божеского гнева,
Она бежала строгих дум,
Любила грешное веселье,
Любила жизни блеск и шум,
Пиров разгульное похмелье,
Своей роскошной красоты
Дары свободно расточала,
Но не корыстные мечты,
Не звон блестящего металла
Ее пленял, казалось, мгла
Ей душу странная одела:
Любить иначе не могла,
Иначе жизнь не разумела.
Она дала себя вести
Ей непонятному влеченью
И шла по грешному пути
От наслажденья к наслажденью,
Но под личиной красоты
Коварных мыслей не хранилось,
И в сердце злобы не таилось,
А было много теплоты!

II

А как чудесно хороша
Была Египетская дева,
Когда она, едва дыша,
Под звуки древнего напева,
Тимпан вертя над головой
И станом косвенно склоняясь,
Кружилась резвою ногой,
Огнем веселья разгораясь!
Или когда, закинув вдруг
Назад с тимпаном обе руки,
Под ускоряемые звуки
Неслась, неслась она вокруг,
И очи вспыхивали ярче,
И, страстным пурпуром облит,
Тогда роскошнее и жарче
Был смуглый цвет ее ланит!
По воле ветра воздымались
Одежды легкие ее,
Движеньем быстрым обвевались
Иль развивались вкруг нее,
Широкой складкою носились.
И густо черные власы
Ее подобранной косы
Волной по воздуху ложились!
Но девы царственная власть
Неотразимо познавалась,
Когда томительная страсть
В ее чертах не отражалась,
Когда лишь просто весела,
Не в вихре шумных упоений,
Она пленительна была
Прелестной тихостью движений,
Когда на берегу морском
От всех подруг сидела тайно
Или задумалась случайно,
Сама не ведая о чем:
Быть может, на душу укора
Ей чувство смутное легло…
И низко, низко пали взоры,
Склонилось грустное чело…
Но, будто ночью блеск зарницы,
Так озарялась красота,
Когда подымутся ресницы,
Смеются тихие уста!

III

Зато пред этим многогласным,
Пред этим взором молодым,
То нежным и глубоко ясным,
То упоительно живым,
Могучей силы впечатленья
Никто досель не избегал,
Но, весь исполненный смятенья,
Как очарованный стоял!
Недобрый слух о ней носился,
Был явен всем ее порок,
Но ей никто бы не решился
Тяжелый высказать упрек!
Нет, гибли все стезею зыбкой
Суровой твердости мечты
Перед чарующей улыбкой,
Пред этой бездной красоты!
И не один из темных келий,
Забывши стыд и божий страх,
За нею в бешенстве веселий
Бежал взволнованный монах!
И Гностик был Александрийский
Невольным трепетом объят,
Когда, убравшися в нубийский
Простой и легкий свой наряд,
Она пред Гностиком стояла
С огнем губительных очей
И строгий довод разрушала
Внезапной резвостью речей!

IV

— Скажи, зачем несутся шумно
Толпы народа к берегам?
Не для потехи ли безумной?
Беда ли вновь случилась там?
— Нет, их не праздная затея
Влечет, не новая беда.
Ты видишь, там стоят, чернея,
Остроконечные суда,
Они, при свежем ветре, в море
У нас быстрейшими слывут,
На них толпы народа вскоре
На брег Сирийский отплывут,
Чтоб светлый праздник Вознесенья
В земле священной отправлять,
Чтоб в храме чин богослуженья
Иерусалимском увидать.
Там, там, по общему рассказу,
Творятся чудные дела…
— Я не видала, я ни разу
В том храме славном не была!..
Но я пойду на праздник ныне,
Увижу я Иерусалим
И побываю в Палестине,
Пройдусь по всем местам святым!
Туда ближайшая дорога
С остроконечным кораблем,
Там богомольцев будет много,
Мне будет весело на нем!
— Но корабельщик, знай, Мария,
Того лишь примет, кто за труд
Заплатит деньги золотые,
А ты… тебе не место тут!
— Зачем ему такая плата!
Приду на пристань и скажу:
Возьми меня к себе без злата,
И вс, чем, бедная, богата,
Тебе я щедро предложу!

ПЕСНЯ МАРИИ ЕГИПЕТСКОЙ

Там, вблизи святого кедра,
Где палящий солнца луч
Прожигал земные недра,
По камням струился ключ
И манил к себе отрадой,
И к нему в полдневный зной
Приходила за прохладой
Дева странная порой.
Веселилась, молодая,
Ноги в воду опустя,
Беззаботная, живая
И красавица… как я!..
У ручья сидя на плите,
Видит раз, что фараон,
Грозный царь, что на граните
Обелиска иссечен,
По тропинке к ней подходит
И, огонь смирив в крови,
Речь смущенную заводит
О богатстве и любви!
Тонкий стан, как пальма гибкий,
Гордо выпрямивши свой,
Говорит она с улыбкой,
Вся блистая красотой:
‘Матерь общую Изиду
Я в свидетели зову:
Про дворец и пирамиду
Ни во сне ни наяву
Не мечтала, не мечтаю
Ни про злато, ни парчу,
Жизнью весело играю
И люблю кого хочу!
Видишь, там — толпа мелькает.
Страстью пылкою дыша?
Но по сердцу выбирает
Прихотливая душа!
Тот, кого теперь люблю я,
И забавен, и умен,
Будет с них и поцелуя,
А счастливцем будет — он!
Говорят, что дева много,
Веселяся, прожила,
От красавца полубога
Трех красавиц родила,
И, с бойцом краев далеких
Уходя в страну лесов,
Трех красавиц одиноких
Вдоль священных берегов
Положила, молвят слухи,
Будто мне они родня…
Говорили мне старухи,
Воспитавшие меня!
1845

КОММЕНТАРИИ

Мария Египетская. Впервые — П., т. 1, стр. LV. Автографы и списки в ПД. Печ. по полному автографу из архива Аксаковых (ПД), отличающемуся от текста ‘Писем’. В частности, впервые публикуется по нему отрывок II главы со слов ‘По воле ветра воздымались’ до ‘Но девы царственная власть’. В тексте автографа ‘Песни Марии Египетской’ имеются опущенные в основном тексте настоящего издания строки, свидетельствующие, очевидно, о том, что ‘Песня’ должна была быть по неосуществленному замыслу А. включена в сюжетное движение поэмы, рассказ о ней должен был стать разделом эпического повествования:
После ст. 12:
Глухо в толпе многолюдной раздался
Ропот восторга и страстных похвал…
После ст. 32:
Трепет невольный по жилам промчался,
Каждый с волненьем певице внимал.
В автографе есть также зачеркнутые и исправленные сверху рукой автора строки ‘Введения’:
Полны божественные книги
Приветным смыслом для меня.
Не то, что цепи и вериги
И казни адского огня
Терпел так смело, добровольно,
Лишь от небес ища наград,
Так подвизался богомольно
Священный мучеников ряд,
Пока всю меру заблуждений
Он с тайным трепетом познал!
И грешник силой благодати,
Своим раскаяньем спасен,
Он стал борцом христовой рати
И был чудесно вознесен…
Окончательный текст см. в настоящем издании. А., очевидно, начал писать поэму еще до отъезда в Калугу, т. е. ранее сентября 1854 г. Во всяком случае в первых же письмах из Калуги он пишет родным и Д. А. Оболенскому о ‘Марии Египетской’ как о работе им известной и временно приостановленной (П., т. 1, стр. 231, 232, 274—275, 296). В середине июня 1846 г. А. возвращается к поэме, пишет новые строфы и ‘песнь, которую поет спутникам на корабле Мария Египетская’ (там же, стр. 345). Затем работа снова отложена, но А. некоторое время еще обдумывает ее продолжение (там же, стр. 362, 384), пока, наконец, у него не возникает желание ‘отказаться от этого труда, от претензий на христианскую эпопею: для этого надо быть лучшим христианином…’ (стр. 388). Позднейшие соображения о поэме — П., т. 3, стр. 411, 427. Мария Египетская — православная ‘святая’, жившая якобы в VI в. История ее такова. После посещения священных мест в Иерусалиме блудница, приехавшая из Александрии, раскаялась и удалилась в пустыню, где жила в одиночестве долгие годы. Источник сведений А. о Марии — жития святых, изложенные в Четьих Минеях, которые не раз упоминаются в его письмах (житие Марии Египетской см. в издании ‘Великие Минеи Четьи Апрель. Тетрадь 1’ Изд. имп. Археографической комиссии. М., 1910). В житии Марии Египетской, написанном св. Софропием, основной персонаж — благочестивый старец Зосима, еще в младенчестве отданный в монастырь. Зосима повествует о своих встречах с Марией, передает ее краткий покаянный рассказ о прошлом. Впервые Зосима встретился с ней, когда Мария прожила уже 47 лет в пустынном уединении. А. по существу взял из житийного рассказа лишь несколько внешних моментов: то, что Мария родилась в Египте, что она была блудницей не ради корысти, а из пылкой жажды наслаждений, ее желание поехать на корабле в Иерусалим и разговор с путником (IV глава поэмы). Однако вместо бичующего былые грехи и краткого рассказа самой Марии о ее ‘неудержимой похоти’ и ‘желании петь блудные песни’ А. развертывает картину молодости Марии, существенно изменяющую все представление о ней. Никаких соответствий в житии ни у одного из описаний самой Марии, ее танцев, песен, естественно, нет. Тем более не могут их иметь такие детали поэмы, как преследующие Марию монахи, как уступающий ей в споре Гностик. Введение также не имеет никаких источников в житии. Таким образом, поэма А. обрывается как раз там, где начинается житийный рассказ об обращении Марии. Надо полагать, что такое начало оказалось противоречащим самому смыслу жития, прославляющему Марию, удалившуюся от света, а не увлеченно живущую всей полнотой бытия. Может быть, этим и объясняется отказ А. продолжать поэму до тех пор, пока он не станет ‘лучшим христианином’ (см. выше). А между тем повсюду странник Живому слови поучал. Речь идет об Иисусе Христе. Гностик — так звали Климента Александрийского, одного из знаменитых христианских мыслителей первых веков нашей эры. А. допускает здесь грубый анахронизм, так как Климент умер около 215 г. Изида — древнеегипетская богиня.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека